- Послушай, друг, - обратился ко мне Уютный Бородавочник, - что с нами со всеми станется, когда закончится «синька»?
Я оторвался от кальяна, где колыхалась чернильная жидкость и задумался.
В помещениях пока свежо и прозрачно. За окнами и дверьми маслянистый туман плотной, желтоватой завесой объял город, пропитал собой уличные закуты.
Надоело ходить по залам, ощупывать антиквариат, с мстительным удовольствием бухаться в огромное, кожаное кресло Курящего Трубку. Недолюбливаю его. Выискивая блошек, частенько покусывал мою нежную кожицу. Сегодня отсутствует.
Высоченные, резные двери вели в актовый зал. На вытертом паркете громоздился длиннющий, полированный стол. Потемнелые зеркала в давнее время ловили отражения хозяина особняка: управляющего делами купца-миллионера Кузеева, в помятом высоком картузе, начищенных сапогах-бутылках, без одной пуговицы на сюртуке и его дочек в шляпках с перьями и кружевах. Теперь – только наши вороватые силуэты. Комнаты тускло поигрывали застарелой, фальшивой позолотой и помпезностью. Пережили два евроремонта, и за искусственным напылением старины, скрывались пластик и гипсокартон. Подвесные потолки с тяжелой лепниной. Пол не тронули.
Я больше не участвовал в обсуждении. Хотел вырваться отсюда. Нервничала Аблезла. Каждое слово она подкрепляла ударом хлесткого, как спортивная скакалка, чешуйчатого хвоста. Безликий принимался вторить ей гортанно. У Локатора от напора звуковых волн трескались линзы. Он судорожно нащупывал в ближнем кармане тревожную кнопку. Завоет противно сирена, в пору разбегаться и прятаться. Только так удавалось урезонивать дамочку. Тексты, отпечатанные на листах формата А4, бодренько расходились по рукам. Смехотун и Улыбалко шутили, мастерили самолетики. Они, бумажные, лениво планировали у потолка между тяжеловесных, надраенных до самоварного блеска люстр и опадали листопадом. Пятнистый был немногословен. Периодически раздавалось его заведенное, ровное, как часовой механизм:
- Я, так понимаю!
Пробовал мимикрировать, но из-за тумана перенервничал, и кроме застарелого ревматизма ничего не получилось. Преобразиться бы сейчас в Курящего Трубку, взять текст, авторитетно пустить ровное колечко дыма и заключить:
- Пойдет!
В рассказе описывалась жалостливая история об одноногом мальчике.
…Я встретил его у входа в метро. И не одноногий он был вовсе, а парализованный, помещался в инвалидной коляске. Попрошайничал нудным голосом.
- Генка? – удивился я. – Ты, чего здесь, раненный, что ли?! Генка-Крокодил!
- Аллигатор, - смущенно поправил меня.
Его так в школе прозывали за длинные и сильные ноги. Сидит, пледом прикрылся. Неужели болеет? Решил проверить. Взял и вывалил Генку наружу. Он охнул, покатился вниз по лестнице. Я, честное слово, растерялся. Может, притворяется? Проходящая мимо женщина бросила свои авоськи и кинулась помогать Генке-Аллигатору. Он смешно подгибал в коленях ноги, кренился в разные стороны. Тогда Генку просто взяли на руки и понесли.
- Изверг! – услышал я в свою сторону. – Что же ты стоишь, помоги!
Я «выкупил» их намерения. Понял – мы играем в Царя Горы. Толкнул женщину с Генкой. Они покатились еще прикольнее, чем прежде один Генка…
Не выдержал, читаю окончание, а там, то же:
…раскидав ноги, руки, катятся кубарем…
Опять разнервничался, стал бледным-бледным, прозрачным. Поднапыжился, поднапучился. Выросла изо рта трубка, вслед за ней угреватый нос, элегантный костюм- тройка и перстень с изумрудом. Остается войти в залу прямо, негнуто, деревянной спинкой от стула образца 1953 года, окинуть презрительным взглядом кодлу, бросить на стол ворох бумаг и повелительно брякнуть:
- Публиковать! Замечательная новелла о любви.
Все пропало, погибло, заметили! Забыл заправить в брюки аккуратный, пушистый хвост. Аблезла крутанулась, оплелась вокруг меня, но я успел ущипнуть ее за толстый в два пальца складчатый бок. Сорвал с переносицы Локатора очки и шуранул об стену. Смехотун, Улыбалко соорудили пароход и ретировались в соседнюю комнату. Пятнистый ничего не понял, стукнул копытцем по столу и проблеял свое "понимаю".
Быстрее, быстрее в подвал. Перекрыть крантик с жижей синеватого цвета, лишить их водоснабжения, пока не опомнились! Выломать тугую дверь и на улицу, в туман, в осеннюю непогодь. Представляю, как они начнут разделывать тушки! Мой милый, Уютный Бородавочник не выдержит засухи и резни, пискнет и свернется калачиком возле остывающего, пустоватого кальяна.
Каннибализм в наше время – обычное дело!