Малышка подбежала ко мне, обняла своими крохотными пухлыми розовыми ручонками и прошептала: «Мама, как хорошо!». Позднее лето щедро одаривало всё вокруг томной негой, спокойствием и умиротворением. Не было уже той изнуряющей жары, что стояла неделю назад. Легкий ветерок приятно обдувал тело, слегка играя краешком льняного платья, исполненного в пастельных тонах. Чуть уловимо шелестела листва, переливаясь на солнце; невообразимая игра света и тени уносила в этот зеленоватый водоворот красок, сквозь который проглядывало ярко-голубое небо. Непослушные белокурые прядки моей дочурки завивались в какие-то замысловатые узоры, напоминая собой каких-то нереальных существ, которые как будто б и выскользнули в наш мир лишь на миг, и только затем, чтоб воздать хвалу Солнцу, и, светясь, вдруг исчезнуть, удаляясь в свои верхние миры. Ясные голубые глаза ее глядели на мир открыто, наполняя мою душу огромным теплом и счастьем.
Эти мгновения, эти минуты – это не было временем. Время остановилось. Это была сама вечность. Я растворялась в ней и падала сквозь времена и пространства; в эти мгновения – когда чувствуешь себя единым со вселенной, когда ты не заканчиваешься своим физическим телом, а чувствуешь себя и в полете порхающей над полевыми цветами бабочки, и в жужжании шмеля, и в диковинном вихре латиноамериканского танца где-то на другой стороне планеты, и в журчании ручья где-нибудь на горном склоне, где не ступала нога человека, как будто какие-то неведомые нити связывают всё живое и неживое: от Солнца и других планет до маленькой родинки у тебя на руке – в эти мгновения ты понимаешь, что вы – одно, ты – и вселенная, ты не задумываешься: ты – во вселенной, или вселенная – в тебе, тебя не занимают вопросы: конечна вселенная, или бесконечна: более того, такие вопросы даже кажутся тебе абсурдными, нелепыми, лишенными всякого смысла. У тебя есть понимание: ощущение, которое не выразишь словами. Ты как бы пронизываешь время – из глубины веков и до будущих времен, ты оказываешься вне времени и вне пространства. Тебе хорошо. И ты видишь одно: свет.
Мгновения счастья, затрагивание какой-то глубинной струны, выносящей тебя за пределы времени и пространства, наступают подчас совсем неожиданно: Римо-католический собор. Концерт органной музыки. Выступают различные музыканты. Красиво. Но вот выходит кто-то, и музыка захватывает тебя целиком, ты растворяешься в ней, и ты уже не сидишь на своем месте, где-то в среднем ряду, где впереди тебя периодически покачиваются головы присутствующих, то открывая, то заслоняя собой и сцену, и артистов, а паришь где-то под куполом, сливаясь с этими дивными звуками и не видя ничего вокруг – своим обычным зрением – ты видишь другим, глубинным зрением, и как бы присутствуешь везде.
Тебе не хочется, чтоб эта дивная музыка заканчивалась, но она всё равно, рано или поздно, заканчивается – и ты опускаешься с небес на землю. Ты восклицаешь: «Как хорошо жить! Просто жить на этом белом Свете!» Но после такого концерта у тебя в душе остается тепло. Тебе хорошо и уютно, как будто добрый ангел спустился на землю и слегка коснулся тебя своим крылом. Хочется поделиться этим теплом с окружающими – чтобы на их лицах – измученных нелюбимой работою, заеденных рутиной каждого дня, где нет места чуду, нет места чему-то новому, оригинальному, яркому, светлому и потому беззащитному, уставших от мелочных повседневных забот – чтоб на их лицах появились улыбки – не оскалы циничных улыбок, где смех – лишь способ самозащиты обливающегося слезами маленького ребёнка, сидящего в душе, и не пускающего этот внешний мир разбить его хрупкое сердце – а настоящие, искренние улыбки, от которых становится теплее на душе.
И это тоже счастье – поделиться теплом, внимание к своим близким, внимание в мелочах, именно в мелочах, в заботах каждого дня. Тепло каждого дня, даже маленький какой-то поступок – он вызывает чудо, даже в метро один какой-нибудь мельчайший эпизод может кому-нибудь улучшить (или испортить) настроение на целый день. Когда человека окружает холод – это провоцирует и с его стороны холод, а холод порождает боль. Боль, болезни, и смерть.
Что же такое счастье? Счастливым можно быть, и идя под серым Питерским небом по улочкам и переулкам Васильевского острова, погружаясь в эту атмосферу тихой грусти, свойственной только Питеру, некой даже я бы сказала депрессивности, когда вроде день, но низкие свинцовые тучи над головой создают ощущения сумерек, и что вот-вот наступит вечер, а светло-голубые с белыми вкраплениями особняки прошлых столетий как будто уносят в прошлое – так и кажется, что сейчас из-за угла вывернет кавалер в шляпе-цилиндре и с тростью, со своей дамой в пышных платьях и с зонтиком, или что сзади раздастся цоканье копыт, и мимо пронесется удалая тройка, а разухабистый ямщик, сдвинув шапку набекрень, крикнет: «Эй, залётные!..», и карета умчится вдаль.
Этот запах Питера, слегка солоноватый запах моря, приносимый ветром с Финского залива, эта легкая грусть при взгляде на низкое хмурое темное небо, чуть моросящее дождем, вся эта атмосфера наполняет меня покоем, ощущением, что я дома, что всё хорошо, каким-то тихим счастьем. Так бы и гуляла по этим тихим улочкам, растворяясь в переплетенье времен, где прошлое соседствует с настоящим, а также и с будущим. Ну а потом, конечно, непременно уютная маленькая кухонька, желтый свет, льющийся из-под абажура, крепкий черный чай, обжигающе-горячий, варенье или конфитюр, и милый цветок на окне. Чтобы, озябнув от извечной питерской непогоды, прийти домой и ощутить тепло и уют домашнего очага.
И конечно, счастье – это любить. Любить мир, любить жизнь, любить свет, любить природу, любить всё прекрасное, любить людей. Любить окружающий мир, себя, как часть этого мира, и других, как несравненное чудо на Земле. Любовь бывает разная.
Любовь двоих – когда два сердца бьются вместе, когда едины и тела и души, и в радости, и в горе, и сливаясь вне времени-пространства, собою наполняют эту вечность иль бесконечность. Но как любовь хрупка – так тверды жизни срывы, что могут вмиг её, шутя, разрушить. И люди – в горе. Где же их мотивы? Где счастье? ...Может, старцев нам послушать?
Вот светлый дом. Какая это пустынь? Тут старец праведный живет. Уже бело его чело, морщинок сеть лик светлый обрамляет. И веет от него и светом и теплом.
Вот вера. Верь. Без Веры – человек потерян. В каких бы смыслах слово это ты не знал.
«Не сотвори себе кумира». Это точно. Кумир, иль идол – вот вам и нытьё. Уныние, сей грех порочный. Самоубийство фанов принесёт дурная весть, что умер их кумир. И с счастием ему не по дороге.
«Не упомянем всуе». Всё, что прекрасно – хрупко. Очень просто всё осквернить, опошлить, растоптать ногами, и ввергнуть в хаос беспросветных дней.
И из недели день – для мира горнего, для Света, для души, уже немало в нашем грешном мире.
А если плюнешь ты в отца и мать твою – заплачешь только на могиле. Но их уже ничто не возвратит, и горем будешь слепо ты убит.
Убьешь другого – словом, жестом, взглядом, или ножом, иль атомным снарядом – и счастье мимо тихо проплывет, ты не заметишь – и оно умрет.
А связь полов сегодня вне любви? Секс-оргии бездушных автоматов. В войне утопят мир, в бреду, в крови. Где будут только роботы-солдаты.
«Не укради». у бедного кусок, последний хлеб у матери с ребенком, иначе счастье, прыгнув на порог, вдруг разобьется, радужно и звонко.
Не возводи свидетельства, что ложно – иначе счастье сгинет непреложно.
И не завидуй. Зависть – это грех. Зависть съедает счастье как орех.
Коль сии злы пороки ты остудишь – свет будет счастьем, ты во Свете будешь.