Солнце обильно поливало землю теплом, торопясь стереть все воспоминания о только что окончившемся сезоне дождей. Редкая птица отваживалась взмыть в небо под его палящие лучи. Но здесь, в самом сердце дремучих джунглей, царили покой, тишина и прохлада. Мощные кроны вековых деревьев, плотно оплетенные лианами, принимали на себя ярость беспощадного светила, оберегая всё живое, нашедшее приют в благодатной тени. Сквозь небольшие просветы в листве прорывались редкие лучи, создавая маленькие островки ярких цветов и изумрудной листвы.
Крохотный серый паучок нашёл себе пристанище как раз на таком островке. Уже несколько дней он старательно трудился, плетя ажурную, почти невидимую сеть. Жемчужные капельки росы, усыпавшие его паутину, переливались в лучах солнца, искря и сияя, словно сошедшие с ночного неба звёзды. Завершив работу, паучок ещё раз деловито обежал своё творение, проверяя его на прочность, и, довольно потирая мохнатые лапки, притаился под листочком в ожидании заслуженной награды.
Наконец, сеть дрогнула. Едва заметно, будто повинуясь легкому дуновению ветерка. Но для чутких лапок паучка этого оказалось достаточно. Он стремительно бросился в центр паутины, стряхивая попадавшиеся на пути росинки. Недоумённо остановился, покрутился на месте, обежал пустую сеть ещё несколько раз и разочарованно направился под листочек. Сеть дрогнула снова. Паучок снова выбежал на середину, облазил свою паутину сверху донизу и, так и не обнаружив ничего, вернулся обратно. Сеть задрожала вновь, но паучок даже не шевельнулся. Он спокойно сидел под своим листочком, наблюдая, как небольшое сияющее облачко легко скользило по его паутине, даже не задевая капелек росы.
А облачко тем временем перебралось на середину островка и разлетелось множеством искорок-светлячков, открывая её – маленькую и хрупкую. Теплый ветер ласково шелестел в траве, рождая причудливую мелодию, которой весело подпевали птицы. Она, такая тоненькая и прозрачная, медленно кружила под эту музыку, перебирая солнечные лучи, словно струны гигантской арфы. Звуки этой арфы вплетались в общий хор голосов джунглей. А она кружилась, порхая с цветка на цветок, едва касаясь ногами высокой травы. Она с упоением тянулась к солнцу, впитывая его тепло всем телом, и от этого казалась еще более прозрачной и невесомой. Она перебегала по листве, то поднимаясь к самым вершинам деревьев, то опускаясь до самой земли, и ни один листочек, ни одна веточка, ни одна травинка не дрогнули под её ногами.
Завораживающая музыка, чудный танец и она сама – нежное и прекрасное создание природы – всё это казалось невероятным, волшебным. Вот она расправила крылья и гордо взмыла вверх, в голубой просвет в кронах деревьев. Потом так же стремительно спустилась вниз. Легко и непринуждённо, словно она танцевала свой танец уже тысячи и тысячи лет. Впрочем, так оно и было. Маленькое божество, изящное и невероятно прекрасное, танцевало свой танец жизни на маленьком островке света в самом сердце джунглей. И всё вокруг вторило ей, создавая свою особую музыку, понятную всему живому. Лишь одно существо не могло этого почувствовать – человек, отдалившийся от природы, погрязший в жадности и алчности. Его душа слепа…
В тени деревьев, скрытый ото всех, стоял человек. Он любовался дивным танцем ни чем не нарушая покоя джунглей. Заворожено внимая каждому движению, он начинал ощущать где-то глубоко внутри себя странную мелодию, нежную и мощную одновременно. Отрешенный от всего, он стоял в своём укрытии, но вот его рука опустилась на бедро, и прикосновение холодного металла вернуло его к действительности. Мгновение назад он восхищался этим прекрасным созданием, а теперь уже подсчитывает, сколько сможет выручить за неё. Сам он никогда не считал это крошечное создание серьёзной добычей, заслуживающей внимания такого известного охотника. Нехиптаптхету давно уже стали легендой в здешних джунглях, их не видели уже много лет. Но заезжие торговцы готовы были выложить огромные деньги за одно лишь перо из хохолка этой птицы. Перо действительно было необыкновенным: оно скорее походило на стебелёк, на конце которого сверкала необыкновенной чистоты капля. Ни один самоцвет, коими была некогда богата его земля, не мог сравниться с ней по яркости и прозрачности. Предки верили, что это застывшая слеза бога, однажды упавшая на нехиптаптхету. Охотнику не хотелось убивать птицу из-за единственного пера, ведь сама она более была ни на что не пригодна, однако, одно такое перо было способно прокормить всю их деревню до следующего сезона дождей.
Палец человека хладнокровно опустился на курок. Спокойствие леса разорвал выстрел.
Птица дёрнулась и рухнула в высокую траву. Охотник торопливо направился к ней, боясь повредить драгоценное перо, стоившее его владелице жизни. Наклонившись, он пошарил во влажной от крови траве и наконец обнаружил свой трофей. Ему лишь показалось странным, что от такой маленькой пташки натекло так много крови. Его руки были словно искупаны в крови. Охотнику стало немного не по себе. Он счёл это дурным знаком и поспешил срезать перо. Однако, взявшись за нож, он случайно встретился взглядом с умирающей птицей. Её глаза совсем по-человечески смотрели на него, не прося, не упрекая, не обвиняя, а только спрашивая «за что?».
Этот взгляд жёг его изнутри, заставляя мучаться от содеянного. Дрожащими руками охотник заставил себя поскорее срезать перо, и отбросил еще теплое тельце далеко в кусты. Он спрятал перо в сумку и тщательно вытер окровавленные руки и нож. Словно совершив преступление, человек поспешил покинуть враз потускневшую и замолчавшую поляну. Но, постепенно давящее чувство вины отступало, возвращая его мысли к деньгам, что можно будет выручить за добытое перо. Возможно, это была последняя нехиптаптхету, но какое ему до этого дело? Разве можно сравнить жизнь этой пичужки с жизнями его детей, родственников, близких? Одна жизнь ради жизни двух сотен людей. Он поступил верно. Успокоив такими рассуждениями свою совесть, охотник вышел на знакомую тропу.
Долг путь через дикие джунгли. Всё немилосерднее припекает солнце, всё сильнее испарения под могучими кронами, словно горячее дыхание измученной земли. Жарко. Влажно. Сыро. Но ни ручейка, ни лужи не встретилось на пути усталого охотника. Он торопится домой, но жажда всё больше овладевает им. Вдруг, словно вняв человеческим мольбам, за поворотом возникает лиана с огромными мохнатыми листьями, в основании которых маняще мерцают капли чудом сохранившейся росы. Обрадованный охотник бережно собрал эти крупицы драгоценной влаги, даже и не вспомнив о том, что еще утром этой лианы тут не было, да и вообще такие лианы растут гораздо южнее его деревни, а это многие дни пути. Напившись, охотник наполнил флягу и продолжил свой путь, весело насвистывая. Но вскоре от нестерпимой жары у него началась кружиться голова. Охотнику стало казаться, что звуки стали громче, запахи резче, а краски ярче. То ли от яркого солнца, то ли от захвативших его сознание ощущений, у него даже разболелась голова. Ему начали слышаться голоса, шептавшие со всех сторон:
- Смотри, мы живые! Мы есть! Не лишай нас этого!
- О, боги, - прошептал охотник, - дух джунглей разгневался на меня! Помогите мне добраться до деревни живым, и я щедро отблагодарю вас!
Охотник шел, чувствуя, как его с каждым шагом всё больше охватывают страх и тревога. Он вздрагивал от каждого крика птицы, от каждого дуновения ветерка. Даже в шелесте листвы ему слышался невнятный шепот.
- Мы говорим с тобой, о человек… Внемли нам…
- О боги, - вскричал охотник, подняв голову к небу, - чем я прогневал вас? Пощадите меня! Не отнимайте у меня жизнь! Не отнимайте у меня разум! Сжальтесь надо мной, о боги!!! Разве я не почитал вас?! Разве я не одаривал вас большими подношениями, чем кто-нибудь другой в нашей деревне? Не губите меня!!!
Дрожа от суеверного ужаса, охотник ускорил шаг, стремясь поскорее выбраться из странного места. Но голоса не отпускали его, они были повсюду. Взмах крыла птицы, шуршание лапок муравья, звуки растущей травы – всё это окружало охотника. И биение сердца… Биение множества сердец, за которыми он уже не слышал собственного. Бьётся ли оно? А может, он уже умер, и дух джунглей забрал его? Прошмыгнувший прямо перед лицом грызун привел охотника в чувство. Нет, он жив. Это всего лишь жара. Нужно торопиться.
Сам не замечая, охотник ускорил шаг. Быстрее. Ещё быстрее. Вот он уже не идёт, а бежит, и даже не бежит, а летит, едва касаясь земли. Летит, не осознавая, что деревья расступаются перед ним, а лианы торопятся подобрать свои стебли, дабы освободить ему путь. Странное ощущение легкости переполняет его. Где-то внутри рождается новое чувство, такое странное, непонятное. Чувство, которое не похоже на всё то, что он когда-либо испытывал. Чувство, которое невозможно описать всеми человеческими словами. Да и нужно ли? Он – это джунгли, а джунгли – это он. Он – это жизнь, а жизнь – это он. Происходящие перемены перестали его пугать. Охотник начал понимать, что, убив нехиптаптхету, он стал чем-то иным. Неведомая сила родилась в нём, побуждая душу петь. Охотник вдруг начал замечать, что и всё живое вокруг него поёт. Он с восторгом внимал этой музыке, проникаясь ею. Ему вдруг показалось, что он стал божеством. Сперва охотник даже испугался такой мысли, но потом воскликнул:
- Да я и есть бог! Я равен вам, боги! Я могу заставить дуть ветер, распускаться цветы, течь ручьи! Я могу дарить жизнь!
Жизнь? Перед глазами охотника немым укором встало воспоминание о крошечной птичке, убитой им из-за одного единственного пера с искрящимся наростом. Он торопливо вытащил перо из сумки и выбросил его прочь. Следом полетели ружье, нож, а потом и сама сумка.
Избавившись от тягостного груза, охотник шел по джунглям, наслаждаясь своим новым состоянием и чарующими звуками, заставлявшими сердце парить и плакать одновременно. И джунгли вторили ему. Охотника охватило приятное ощущение лёгкости и беззаботности, которое может испытывать только ребенок, или человек с чистым сердцем. Мимо деловито сновали зверушки, совершенно не обращая на него внимания. Птицы не срывались испуганно со своих насиженных мест при его появлении. Над его головой пронеслась стая обезьян, оглушительно споря о чём-то своём. Охотнику даже показалось, что одна из них подмигнула ему. Но разве обезьяны могут подмигивать? Всё было не так как раньше, всё изменилось. И звери и птицы видели в нем себе подобного, теперь он стал для них частью джунглей, частью их жизни. Охотник шёл по джунглям, открывая для себя особый мир, на существование которого раньше он не обращал внимания. Он уже перестал удивляться, а просто шёл и впитывал в себя дыхание джунглей. Он, ставший теперь богом.
И когда на его пути возник тигр, охотник воспринял это как должное. С минуту тигр и человек смотрели друг на друга. И, наверное, в глазах тигра мелькнуло нечто, что заставило охотника потянуться к оружию. Даже став богом, он не перестал быть человеком.
«Сегодня джунгли добры ко мне», - подумал тигр, разглядывая внезапно появившегося человека. – «Странная дичь, не убегает. Значит, не боится? Может, это существо сильнее меня, раз осталось на месте». Это заставило тигра остановиться. Он пристально смотрел на человека, напряженно помахивая хвостом. Но вот хвост замер.
«Тигр! О боги! Моё ружьё…» - Человек потянулся к ружью, но вспомнил, что выкинул его, как и нож. Теперь он оказался безоружен. «Но я же бог! Мне нечего бояться. Тигр не причинит мне вреда». Однако, взгляд голодной огромной кошки заставил сердце охотника тревожно сжаться.
- Мир тебе, житель джунглей, - произнес охотник вслух, пытаясь оставаться спокойным.
- И тебе мир, стоящий на двух лапах. Кто ты? раньше я таких зверей не встречал.
- Я не зверь, я – человек. Был человеком, а теперь стал богом.
- Богом? Хм… - Тигр склонил голову на бок и задумался.
- Ты позволишь мне пройти по твоей тропе? – Спросил охотник. – Путь у меня неблизкий и нужно спешить.
- Если ты бог, то почему спрашиваешь меня?
- Ты тигр, и я с уважением отношусь к тебе. Только и всего.
Тигр облизнулся и сделал пару шагов навстречу.
- Почему ты облизываешься? – С тревогой спросил охотник, всё ещё пытаясь совладать с собой. Однако, страх уже начинал охватывать его.
- Я третий день охочусь. – Тигр сделал еще один шаг.
- Тогда доброй охоты тебе.
- Благодарствую. Джунгли сегодня добры ко мне, - глаза тигра сверкнули голодным светом.
- Почему ты так смотришь на меня? – Спросил охотник. – Я мешаю твоей охоте?
- Нет, что ты. Как раз наоборот. Очень даже не мешаешь, - тигр прищурился. – Я голоден. За те дни, что прошли после окончания дождей, я не поймал ни одного кролика, даже ни одна мышь не попалась мне на пути. Зато сегодня…
Охотнику показалось, что тигр ухмыльнулся. Всё ещё пытаясь казаться спокойным, он сказал:
- Не надо смотреть на меня так. Мне не нравится, что ты смотришь на меня словно на еду. Я не дичь. Я бог! В моей власти дарить джунглям жизнь!
- Но ты дрожишь. Значит, тело твоё из плоти и крови, а я голоден. В моей власти забирать жизнь в джунглях. Это моё право с самого сотворения.
- Но ты не можешь меня съесть! Я – бог!!!
- А я тигр. И я очень хочу есть.
Тигр зевнул, обнажив огромные клыки. Охотник испуганно попятился. Смутная надежда, что тигр не посмеет съесть бога, всё ещё не покидала его. Тигр замер, напрягая всё тело. Обрадованный охотник отступил на пару шагов.
- Я бог, - сказал он, не замечая кровавых огоньков в глазах голодного хищника, - боги не подвластны земным законам. Я сам и есть закон. Ты не можешь причинить мне вреда, а я не хочу причинять вреда тебе. И мы просто идём каждый своей дорогой. – он самодовольно замолчал и отвернулся, собираясь покинуть опасное место. Краем глаза охотник заметил, что зверь приготовился к прыжку. – Нет!!! – Испуганно закричал он. – Ты не смеешь! Я бог!
- А я хочу есть, - спокойно ответил тигр.
- Ты не можешь! Я бог! Ты не…
- А всё-таки, невкусные они, эти боги, - проворчал тигр некоторое время спустя. Он облизнул окровавленную пасть и нырнул в заросли, сопровождаемый гнетущей тишиной. Уже второй раз за этот день джунгли оплакивали утрату своего божества, пусть и не столь совершенного и древнего, как нехиптаптхету. А растерзанные останки того, кто совсем недавно был богом джунглей, а еще утром был человеком, охотником, лежали в густой и мокрой от крови траве, став пищей мелким падальщикам и насекомым. Лежали так, как лежало где-то в сердце джунглей безжизненное тельце крохотной птички, погибшей из-за одного единственного перышка…
Тигр уходил в непролазные дебри, сытый и довольный. Охота оказалась удачной, и теперь он несколько дней мог не думать о еде, а просто отдыхать и наслаждаться покоем. Вскоре ему захотелось пить. Вдыхая влажный от испарений воздух, зверь явственно почуял воду. На его памяти вокруг не было ни одного водоёма, но он чувствовал воду! Не здесь, а гораздо дальше. Вскоре тигр действительно нашёл небольшой ручеек. Утолив жажду, сытый зверь разлегся на большом камне, нагретом редкими солнечными лучами, проникавшими сквозь листву деревьев. Прикрыв глаза, он попытался вздремнуть. И тут джунгли словно взорвались множеством звуков, обрушившиеся на чуткие уши тигра, а обилие резких запахов начинало раздражать.
Тигр вскочил и поспешил прочь, стремясь отыскать более тихое и укромное место для отдыха. Но какофония звуков и запахов преследовала его повсюду. Зверь метался по джунглям в поисках покоя. Наконец, тигр остановился, бока его тяжело вздымались. Он смирился с неприятными ощущениями, которые никак не хотели его покинуть. Тигру понадобилось время, чтобы пообвыкнуться. Он яростно помотал головой, надеясь вытряхнуть из неё лишний шум. Немного успокоившись, тигр направился к своему убежищу.
Джунгли снова жили своей жизнью: пели птицы, суетились муравьи, порхали бабочки и букашки. Вот деловито прошествовало семейство дикобразов во главе с почтенным патриархом. Тигр остановился, пропуская их. Он очень хорошо помнил, как долго болела лапа, в которую попала игла дикобраза при их последней встрече. Бесшумно ступая по ковру из травы и прелых листьев, тигр начал ощущать странную лёгкость. Ему вдруг отчаянно захотелось прыгать, скакать, кувыркаться и резвиться, словно бы он маленький тигренок, а не могучий тигр, способный с одного броска завалить буйвола. Из мощного горла вырвалось какое-то мяуканье. От неожиданности зверь даже присел. Странные звуки и ощущения, рождавшиеся где-то внутри, смущали его. Озадаченный и немного напуганный собственным состоянием тигр изо всех сил противился изменениям, происходившим с ним, его сознание упиралось словно кошка, которую волокут за хвост, ну разве что без отчаянных воплей. Но божественное начало постепенно одерживало верх.
Неожиданно, прямо на тигра выскочил заяц. Тигр мгновенно придавил его лапой и склонил голову, осматривая случайную добычу. В этот момент из зарослей выпрыгнул волк, преследовавший этого зайца, но, увидев свой обед в лапах более могучего соперника, поспешил убраться восвояси. Заяц отчаянно верещал от страха, но тигр не проглотил его, как подсказывал инстинкт, а почему-то, лизнув, отпустил. Он был вполне сыт, но не это заставило хищника отпустить зайца.
Ошалелый ушастик еще долго смотрел в след удаляющемуся тигру, сидя на траве будто приросший. Потом, опомнившись, он бросился в заросли, спеша разнести удивительную новость. У джунглей появился новый хранитель.
А тигр уходил в глубь джунглей, повинуясь зову чудесной музыки, рождавшейся где-то в его сознании, а может, и ещё глубже.