Мухтарбек Кантемиров и конный театр Каскадер

Мухтарбек Кантемиров
и
конный театр «Каскадер»
















Самарское отделение Литфонда
2009
 
УДК
ББК
       С





Свичкарь Т.Н.,  Мерникова М.И.
С        Мухтарбек Кантемиров и конный театр «Каскадер»
- Самара: Самар. отд-ние Литфонда, 2009. – 162 с.
ISBN

Это первая книга о легенде цирка, киноартисте, знакомом зрителям по фильмам «Не бойся, я с тобой», «В двух шагах от «Рая», «Сказание о храбром Хочбаре» и многим другим, художественном руководителе первого в мире конного театра «Каскадер», почетном члене мексиканского клуба наездников «Чаррос Педригаль», знаменитом метателе ножей – Мухтарбеке Кантемирове.

УДК
ББК


Авторы выражают сердечную благодарность:
директору конного театра «Каскадер» Анатолию Васильевичу Клименко,
депутату Думы городского округа Тольятти
Александру Алексеевичу Дружинину,
фотохудожнику Андрею Васильевичу Наронскому,
коллективу типографии «Инсома-пресс», благодаря которым эта книга увидела свет.




ISBN               
© Свичкарь Т.Н., Мерникова М.И.
 
 


Мухтарбек  Кантемиров
 
 
ПРЕДИСЛОВИЕ

Это первая книга о легенде цирка, киноартисте, знакомом зрителям по фильмам «Не бойся, я с тобой», «В двух шагах от «Рая», «Сказание о храбром Хочбаре» и многим другим, художественном руководителе первого в мире конного театра «Каскадер», почетном члене мексиканского клуба наездников «Чаррос Педригаль», знаменитом метателе ножей – Мухтарбеке Кантемирове.

Лев Дуров, народный артист СССР:
— Мы с Мухтарбеком знакомы много-много лет. Он удивительный человек! Я обращал внимание, что когда он появляется в какой-нибудь незнакомой компании, моментально все в него влюбляются: в нем есть какая-то магия, невероятная доброта, открытость, бескорыстие. Я знаю, что он очень сильный, и физически, и духом. Но ни разу не видел, чтобы он не то что до кого-то дотронулся, а даже просто голос повысил.
Я, шутя, называл его «Христос» — человек, которого можно очень сильно обидеть, а он тебе не ответит тем же. А однажды на съемках видел просто невероятную вещь. Мы снимались на колхозной конюшне, где стояли самые настоящие клячи, одры, у которых брюхо по земле волочится. Но когда Мухтарбек зашел в конюшню, они сразу стали стройненькими-стройненькими! А сказал-то всего два-три слова. Какое-то он воздействие имеет на лошадей. И на людей.
Да, он во многом играет героя, но Мухтарбек и сам очень мужественный человек. И потом, он же не все это показывает зрителю — он просто постеснялся бы все показать. Удивительный человек. И редкий. Недостатки? Не знаю за ним такого. Ни жест¬кости, ни жадности, ни злости, даже, когда она необходима. У меня дома везде сплошной Мухтарбек Кантемиров: все стены в его подарках и в нем самом. Иной раз засомневаюсь — кто здесь хозяин? Так что он святой!

Анатолий Клименко, директор Конного театра «Каскадер»:
— Мухтарбек для меня, прежде всего, старший товарищ, друг — невероятно талантливый, чистый, любящий свое дело. О том, что представляет Мухтарбек в конном и цирковом мире, даже и говорить не нужно — это просто живая легенда: многое из того, что он когда-то сделал, не только не превзойдено, но и вряд ли когда-либо будет повторено.… Ну, а если говорить громкими словами, то лучше всех сказал один из координаторов трюковой работы на Международном фестивале каскадеров «Прометей»: «Вы думаете, что Кантемиров — это ваше достояние? Нет, Кантемиров — достояние всего человечества…
 
Четыре дня в гостях у Мухтарбека Кантемирова

Благородное сердце твое,
Словно герб отошедших времен,
Освящается им бытие
Всех земных, всех бескрылых племен.
Н. Гумилев.

День первый
* * *
И вот я стою на развилке дорог. У ног – большущая сумка, не сумка, а крокодил. «Крокодайл». Так в «Ускоренной помощи» негр, искавший русскую невесту – назвал медсестру Раису, его из-за кордона заманившую.
-Что-о? Этот русский крокодайл?!…
У нас с сумкой позади долгий путь. В котором  знакомые видели одно – авантюру. Поэтому всю дорогу, начиная с раскаленного жигулевского перрона, я придумывала оправдания. Объяснения.
-Понимаете, Мухтарбек Алибекович,  это не просто так получилось – услышала об интересном человеке и села в поезд.
Нет, это было бы подло по отношению к памяти Осипова. Он так и говорил: «Когда я слышу об интересном человеке - я иду и беру билет на поезд».
Анатолий Павлович Осипов – журналист из Самары, киновед, человек настолько же душевно глубокий, насколько - неприспособленный к жизни. Ненадолго переживший сына, студента-медика, убитого – забитого насмерть – пьяной компанией.  Анатолий Павлович, когда вы приезжали – какое богатство вы всегда привозили с собой! Как передать ночь, когда мы сидели и слушали записи гитариста Орехова, а ночь перед тем вы сидели у него в гостинице, и тихо крутились катушки магнитофона, и была уже та степень доверия между вами, когда он играл – как себе. Для души, не для зала…
Ах, Анатолий Павлович…
Но что же все-таки сказать в неведомом Новогорске, куда мы с «крокодайлом» вот-вот нагрянем?
-Мухтарбек Алибекович, поверьте, я не престарелая фанатка, которая перед тем, как надеть белые тапочки, примчалась броситься ниц перед кумиром…
Не фанатка, потому что четверть века назад,  единственный фильм посмотрев, не влюбилась – а склонилась. Перед такой духовной вершиной – и этого воля режиссера, желавшего показать - просто героя, скрыть не могла – перед которой и можно было  - только склониться.
Но -  поклон, а что дальше?
Таких сюда много едет. Познакомиться, выразить восхищение, поучиться ножи метать  - еще один его талант, еще одна вершина – правда, иного свойства. Едут на лошадях здешних покататься.
А тут…
-Правда, я не очень понял твою цель, - накануне сказал Кантемиров по телефону, - Но приезжай – поговорим.
Так какая цель?
Должна быть в природе книга  о нем – большая  книга. И если закрыть глаза,  ее можно увидеть: переплет, конские головы – ибо нельзя о нем книгу, сразу же, на обложке,  не дав – лошадей.
И название, золотом -  «Мухтарбек Кантемиров».
Где не галопом по Европам, где можно благоговейно присматриваться к каждой дороге, по которой вела его жизнь. И к тому, как он шел…
Если бы нам хоть немного его душевной осанки, его внутренней прямоты.
Но с какой радости человек должен вот так, с порога открывать тебе душу и делиться сокровенными воспоминаниями?
Сходу, сердца не прикладывая,  можно  отвечать лишь  на  одни и те же - из года в год, вопросы журналистов: «Что значит ваша фамилия?» « Как вы пошли по цирковой стезе?» И рекордные по своей бездумности  – о самых ярких впечатлениях, и дальнейших творческих планах.
Но как передать ощущения крошечного человека, впервые папой взброшенного на спину лошади – широкую, необъятную?  Когда неведомая еще, но уже ясно - сколь могучая - сила  начинает свое размеренное движение  – и конь идет, неся на спине ребенка.
Захочется ли делиться этой памятью? И можно ли объяснить все это человеку, не шедшему с тобой тем же путем плечом к плечу?
Но может он разрешит сберечь в памяти -  и на бумаге – хоть немного, хоть несколько дней своей жизни?
И я  достаю телефон:
-Мухтарбек Алибекович, приехала, стою на развилке дорог…Куда дальше?
* * *
- А вы конкретно в конный театр - к кому? К Кантемирову?  - солдат при входе в учебную часть МЧС не строг и  документов не спрашивает, - Ну идите вон туда, можно прямо по траве, напрямик…
С этого начинался не один рассказ о Новогорске.
…«Пройдя еще метров двести, мы вышли на дорожку, ведущую к длинному ангару. Около входа в здание расхаживал высокий мужчина, а рядом вились несколько собак. Заметив нас, он приподнял вверх руки и радостно крикнул:
– Ну наконец-то добрались!
По-отечески обняв нас, Мухтарбек Алибекович пригласил нас в дом»…
И вот все это видишь своими глазами. Всё так. Среди зелени травы и берез, у входа в дом, высокий человек в светлом, гостя встречать вышедший. У ног его – собаки, среди которых, конечно и Асанна, и Махур…
Короткое приветствие и… «крокодайла» он сразу отбирает, не смотря на смущенное:
-Это же неприподъемное! Давайте хотя бы на двоих…
На двоих не удается. И с этой минуты, и до отъезда –  так уютно для души будет  чувствовать – дух подлинной воспитанности – культуры,  что живет здесь.
Неизменное радостное – потому что приятно друг друга видеть -  «Доброе утро», и «спокойной ночи» - при прощании.  Ожидание  за столом, пока не сядет старший – только тогда можно есть. Всегда заминка у двери – чтобы гость прошел первым…
У нас – так и хочется сказать «внизу», «в миру» - это уже такая редкость… Не в каждой семье  дети знают, что именно так - должно. Что из этого рождаются традиции, семья.
Затем происходит то, о чем опять же писали многие.  Кантемиров ведет  знакомиться не только с живущими здесь людьми, но и со всеми вообще: с  конями, козами…  Даже с местами.
Как о само собой разумеющемся, прихватывая со стола кусок лепешки:
-Сперва пойдем к лошадкам на конюшню.
Кони заочно – тоже знакомы.  И первый, к кому мы подходим – Лурик, на котором  Кантемиров - столько ездил! Столько совместных выступлений,  съемок… Дружба – старая, как сам Лурье.
И сразу Мухтарбек замечает, что нет у одного из коней воды, берет ведро.
-А ты покорми их пока.
Сам в лошадях души не чающий, но в любви гостя к ним не уверенный, он чувств своих не навязывает. Мы просто должны познакомиться, представиться друг другу. Та же вежливость.
Лепешка маленькая. Коней много.
-Прости мой хороший, что чуть-чуть…
За решетками денников возвышаются  лошадиные головы. В темных глазах - древнее выражение того лукавства, о каком говорят - «себе на уме».   И в то же время чувствуешь этот ум – несомненный, и желание понравиться, и выманить – что там у тебя в руке? А может – в кармане? Тянутся морды к кормушке, ложатся на край ее так, чтобы удобнее было захватить кусочек. Тяжелые замшевые губы почти нежно касаются ладони.
Когда-то давно, в деревне, приходилось ездить на лошадях, которые были - такими спокойными, от тяжелой однообразной крестьянской работы слегка отупевшими. Тут каждая лошадь – личность. И понравишься ли ты этой личности?
Тихое ржание вопрошает – нет ли еще?
Мухтарбек возвращается.
-Пойдем теперь на пруд, собак купать?
День жаркий, и на маленький, зеленью заросший  пруд собаки смотрят с вожделением. Ждут малейшего повода броситься в воду. Они оглядываются на хозяина – может, пора палку швырнуть?
Палка летит - и вся стая,  сперва с азартом, потом разочарованно вздымает брызги. Кому же удастся отобрать добычу у Асанны? У Аси с хозяином понимание без слов,  она бросок предчувствовала за несколько секунд - и сразу метнулась в воду.
Мы сидим на нагретой солнцем скамейке.
-Ну, расскажи что-нибудь…, - говорит Мухтарбек.
Наверное, так нельзя… Время, эти минуты общения слишком драгоценны, и нельзя их тратить. Молчать. И столичные журналисты не растерялись бы и вопросы бы сыпались – один за другим.
Но как услышать человека?
Как понять, что действительно интересно – ему? 
Перед тобою будто колодец, на дне которого - драгоценные камни. Воспоминания. Случайным вопросом – как движением – зачерпнешь,  достанешь, залюбуешься – и сбережешь… Нет – так и будут лежать на дне, скрытые молчаливым покоем хрустальной  воды.
… В доме мы собираемся за столом. Пить чай выходят директор театра Анатолий Клименко, и  - в гости заехавший - похожий на татарского хана - постановщик трюков Александр Гизгизов, тоже старинный друг, в разговоре попросту – Гиз.
Они вспоминают премьеру «Легенды о Золотом Руне» - первый спектакль театра. Премьере - как и «Каскадеру» - на днях исполняется двадцать лет. И не саму даже «Легенду» вспоминают, а то, как жили тогда в Абхазии:
-Помнишь, как мы корову вытаскивали?
-Нам кричат: «Ребята, ребята, корова тонет…» Я пробрался с лассо… еле вытянул – у Мухтарбека это как сейчас перед глазами.
Счастье коровы! Кто еще мог бы ее – по-мексикански, у кого хватило бы умения и силы, и желания спасти – живое?
-А потом вижу – со мной не разговаривают, чуть ли не обижены. Но корова ведь жива! Мне  объяснили: «Что ты наделал! Когда корова гибнет, местным разрешают… есть мясо»….
Клименко приходит на память еще один случай. Там – лассо, здесь – топоры:
-Когда мы в Германию ездили, девять вагонов у нас было: шесть с лошадьми и три с реквизитом. В Польше стояли, в Бресте…. Приехали в Тирасполь, начало мая, жара - невыносимая. А лошади  как всегда крушат все, грудью выламывают доски, мы постоянно заняты починкой…Гвозди и топоры у нас самое ценное, весь рынок, бывает, перелопачиваешь, ищешь подходящие гвозди… Словом – ни минуты покоя.
В конце концов, переоборудовали все, что надо, погрузили – и поехали. Во Франкфурт на Майне. И  у каждого – ведь мы давно в пути –  мечта – горячего поесть.
Наконец узнали, что стоянка будет шесть часов. Добыли кастрюлю. Большая кастрюля – на всех – ценнейшая в дороге вещь. Еле-еле ее у матушки выпросили, головой за нее отвечаем.
Развели костер, варим. Хорошо так ... Раздетые у костра возимся, жарко…. А  загранпаспорт мой остался в тренировочном костюме, в вагоне.
И вот, всё только начало закипать - как наш поезд вдруг тронулся. Представляете?
Мы в пятидесяти метрах от вагона. А поезд поехал – да сразу с такой скоростью…
Срываем с огня кастрюлю с закипающим -  как без кастрюли? Нельзя – матушка убьет. Кое-как, за ручки, чтобы не обжечься… Я хватаю топоры - два топора, ценность нашу, и бежим стометровку.
А из вагона – глядит на нас - каскадер наш.
-Русик, - кричу, - брось спортивный костюм!
Хоть вид - думаю - поприличнее будет. Ведь теперь как-то самим добираться придется. И паспорт, паспорт же там!
А он стоит, смотрит ошалелыми глазами и уезжает…
-Брось костюм, сволочь!
Он потом говорил – только помнить надо, что он каскадер -  и не из слабых. Ведущий каскадер.
-Знаешь, Васильич, мне стыдно,- Клименко передает приглушенный голос виноватого, -  но я так испугался! Мы едем, а директор…мы остаемся без директора. В чужой стране!
-Надо же, ты никогда об этом не рассказывал, - Мухтарбек слушает - увлеченно.
-И вот, - продолжает Клименко, - Я  с двумя топорами посреди Европы. В трусах и бейсболке. Иду семь километров, по столбикам. Вдруг дорога резко поворачивает в сторону,  и  там – станция дорожного смотрителя, рабочие. Я приветственно взмахиваю бейсболкой.
-Хайль! – говорю.
Вроде как обычное дело.
Тут же немка вешает белье. Спокойная такая фрау. А я…
-А ты – «Руссо туристо, облико морале…», - подсказывает Гиз.
-Ну да. И я говорю, уже все языки мешая – испанский, английский….Пытаюсь объяснить, что случилось. Она снимает еще влажный джинсовый комбинезон мужа и протягивает мне. Молча, спокойно.
Прохожу еще пятьсот метров и … Стоит наш поезд, стоит родимый. Пошутил машинист, увидев, что мы так увлеченно варить начали.
Я сразу, в первую очередь - в костюм за паспортом… Советские же времена. Беру его – это чувство представить надо – вот он…
И тогда уже машинисту от всей души
-Ах ты, фашист!!!
-А он?
-Он залепетал вроде того, что он «не есть фашист, он есть Ганс».
-Приедем, - говорю, - К стенке поставлю!
Но за два дня переезда забылось.
-Только, - продолжает он с усмешкой, -  с лошадьми дорога бок о бок – это что-то. Зайдешь потом в отель пятизвездочный, а дух  от тебя…И женщина, ухоженная такая,  удивленно тонкие бровки приподнимает:
-О-о….
-Я тоже такой был, - говорит Гиз, - когда из трюма вышел. Везли нас морем. Кидало до самого Босфора, а  сверху ехали тигры Шевченко. Три дня  длился переезд, их укачало… И они – все, что могли…Я когда вылез наверх, дух – о-о…
И продолжает, веселея:
-Зато потом я оттянулся. «Все, - говорю своим ребятам, - Я за вас отпахал. Теперь – вы». А там уже хорошая погода пошла. Они в трюме, а я - да на палубе, да за бильярдом…
И сбивается разговор  с прошлого, на все, что друзьям интересно:
-Юра Мерденов брата моего приезжал хоронить. Ребята у него разбежались.
-А Марик звонил?
-Ко мне один чудик приходил: хочет сделать конное шоу в Австралии. У нас набрать людей, а там лошадей.
Мухтарбек рассказывает про лечение, которое проходит:
-Массажист – зверь. «Вам, - говорю – на Лубянке работать. В отделе дознания».
Где-то в промежутке между чаем и дальнейшим течением дня, глядя на сцепленные руки, наконец,  объясняю -  зачем  приехала. Мечтаю написать книгу. Давно.
И ясное понимание, что не ему это нужно, а мне. Но раз мне так хочется – он готов этот подарок сделать. Отвечать на вопросы, показывать фильмы. И через некоторое время,  так же щедро – отзывается  на уверения мои, что написанное -  сразу пришлю:
-Можешь не присылать. Я тебе верю.
А потом все тут так привыкнут к моей тетрадке, что станут брать ее в свидетели.
Когда Наташа – ученица и правая рука, будет привешивать к лампе мушиные ленты,  Мухтарбек начнет сердиться, что вешает их – короткими, не размотала до конца:
-Да размотай же! На это место еще двадцать мух налипнет! Танечка, запиши, как меня тут третируют – не слушают…
И Наташа в ответ:
-Да-да, запишите, Танечка, что Кантемиров оказался – тиран и деспот!
Тут примут – или не примут - человека, а тетрадка или диктофон – дело десятое.
* * *
-Мухтарбек Алибекович, а что Вы будете сейчас делать?
-Мне – кнут доплести надо. Пойдешь смотреть?
Работает он в самой просторной комнате, которая здесь называется – спортзал. Стены ее украшены картинами, среди которых – пейзажи на бересте.
-А это моя половина, Людочка – делает. Она удивительно чувствует фактуру вещи, природу - правда? Зимними пейзажами я всегда любуюсь. Вот это мой любимый. И этот…
Не только фактуру. Не только пушисты сосны и грубы корявые стволы. Но цвет… Цвет зимнего морозного неба передан удивительно точно. Леденящий  холод предвечерья в этом розовом – ощутим.
Мухтарбек прицепляет к поясу кнут, который предстоит плести. И становится похож на пленника времен гражданской войны. Так в фильмах показывают: ведут их за лошадью, привязав веревкой. Он ищет, как лучше встать, чтобы удобнее было больной ноге.
-Это можно делать – только стоя? Но Вам тяжело…
Улыбка тихая, мягкая:
-Это моя работа. Праздник скоро сделают в мою честь. И я буду кнут как главный приз вручать. А вообще он где-то 10-12 тысяч стоит…, - после паузы, - Работы много.  Из Франции сейчас седла для джигитовки заказали. У них там никто делать не умеет…
-Мухтарбек Алибекович, уже столько статей о Вас начиналось с  фразы, что Вы сели на лошадь как только научились ходить…
-Когда нас с братьями сажали на коней? Только-только папа почувствует, что сын готов. Ходить, конечно, я начал уже хорошо. Но закон ведь профсоюзный есть – нельзя ребенку в цирке выступать, пока ему одиннадцать лет не исполнится. Нельзя подходить к ремеслу. Но в одиннадцать лет ребенок уже боится. А в шесть-семь – нет страха. Папа рядом – значит нечего бояться.
И только потом понимаешь – какая суровая школа – цирк, какой это суровый кусок хлеба. Нагрузка – кости трещат. Ведь не сделал еще никто подобного – когда я с двух прыжков запрыгиваю на лошадь  - и потом, стоя, с саблями беру два барьера… В книгу рекордов Гиннеса могу быть занесен, - с усмешкой, -. Только кому это надо…
-А лошади – это Ваша первая память? Они всегда были рядом?
-Всегда. И видел я их только добрыми - так их у нас воспитывали. Знал, что от них никакого зла быть не может, тем более ребенку. К маленьким они относились очень хорошо. И собаки…они  тоже детей любят. Они лают и бросаются оградить, если ребенок идет купаться. Чуют, что в воде есть для него опасность. Наши предки в бой ходили с ними – морщится с выражением страдания, - Жестоко было, и страшно. Когда прикрепляли к ним  сосуды с горящей жидкостью, и они - впереди кавалерии…стена пылающих собак… Они погибали все.
И он говорит об аланах.
-Я могу показать …
Это родная ему история, как будто история семьи. Просто очень дальние предки. Аттила, готы… Как даже свои расступались, когда они первыми шли в атаку.. И  в имени Жанны Д Арк – знакомое звучание.
-В наших венах течет аланская кровь.
Он по-прежнему плетет  стоя, стараясь не опираться на покалеченную ногу. Прицепленный  к поясу,  кнут висит в воздухе. Запах детского крема, который Мухтарбек набирает на пальцы – крем в деле этом необходим. И быстро сплетаются полоски – белые, серые – в объемную -  женщина столь аккуратно не выплетет – косу, в кнут…
-Но пальцы… Это ведь все надо – затянуть? Они не устают?
-Привыкли пальцы…  - помолчав, - Наоборот, успокаивает нервы эта работа.
А вот то– он указывает на коробку – в которой и роскошь работы – и строгая простота отделки. - Для олигарха одного делаю. Тут будут нож охотничий, нагайка и кнут.
…И станет олигарх показывать вещь «от Кантемирова», но невдомек будет ему, что когда тяжело на душе – к оплетенной рукоятке можно прижаться щекой – и заструится от нее добрая сила.
-А это мой экспандер. Хорошо, когда делаю так… и так… - и легкие движения рук, экспандер натягивающих. Стремительное, и молодое, прекрасное в движении тело.
После мы вернемся в комнату, опять к столу, к чайным чашкам, но разговор пойдет такой, что мы забудем о них.
-Когда папа женился, и создал труппу, и родился сын, в  двадцатые годы… Многие благородные осетины  были к тому времени уничтожены. Папа собрал несколько человек – кого мог, и увез за границу. Вывез цвет осетинской молодежи, чтобы спасти.  Десять человек…один в один.
А сейчас смотришь на лица осетин – иные. Нет тех лиц – интеллигентных, одухотворенных…,  -  с горечью и силой,  – Вот благо – большевизм!
-Меня, - продолжает он,  - в позапрошлом году в Осетию приглашали:
-Приезжай, атмосфера напряженная, мы делаем «прямой эфир».
Ведущая - Света Абаева, умница, которая говорила, что «в этого человека», ( в меня то есть),  с детства была влюблена».
-Я могу говорить что хочу?  - спрашиваю у нее.
Кивает.
И идет вопрос – уже для всех.
-Что сегодня творится в Осетии - наркотики, молодежь теряет  уважение к своей нации, к старшим… Мухтарбек, как вы считаете, в чем причина этого?
И я – по наитию:
-Осетию посетили три больших несчастья. Татаро-монгольское иго, Беслан – и большевизм. Я читал Микояна. Он писал, что в 1913 году на Кавказе самая могучая интеллигенция была у осетин.
Мне старики потом говорили:
-Молодец, Мухтарбек, что ты все это сказал.
И помню, как в одной передаче я обратился к  новому президенту:
-Учти ошибки своего предшественника и будь на коне.
Смеется:
-Не включили это в передачу. Зря говорил.
* * *
-Какие лица были у детей до революции! А сейчас…  Люди даже визуально  вырождаются… нарушение генетики.
Он снимает фотографию с полки.
-Как ты думаешь, сколько им лет?
На снимке два старика в кавказской одежде. То есть в нашем, русском понятии старика -  и то не совсем. Одному лет шестьдесят, другому хорошо, если за семьдесят. Но, помня, что это Кавказ, и люди там выглядят много моложе своих лет, осторожно предполагаю:
-Семьдесят? Восемьдесят?
Мухтарбеку весело:
-Вот это, слева – мой папа – ему девяносто. А это его дядя – ему … (пауза, потому что предстоит сказать – небывалое) …ему  сто пятнадцать  лет. Он всю жизнь прожил высоко в горах.
Он пришел к нам, когда мы работали во Владикавказе.  Город тогда еще назывался - Орджоникидзе. Мы стоим навытяжку перед ним, а он ругает папу.:
-Тебе не стыдно, племянник? Я старше тебя, и я спустился к тебе с гор, а ты не мог приехать на родину.
И медленно, задумчиво:
-Да, там в чистоте живут. Там воздух особый… Он сам собой мумифицирует тела. Их можно оставлять в городе мертвых.
Еще древние так называли кладбища – «город мертвых» И «город живых» строили так, чтобы ветер оттуда летел к тем, кто …нет, не умер. Ушел из жизни. Просто  ушел - в вечность.
И, раз Кавказ вспомнился:
-Когда снимали фильм «Возвращение Странника», мы были там, где двадцать метров оставалось до туннеля, в котором укрылась группа Бодрова. Семь человек там погибли наших. И три лошади.
В этом разговоре впервые возникает тема вещего сна. Потом он будет говорить об этом снова и снова.
-У меня очень часто сбываются сны, - говорит он, - Еще мама спрашивала в детстве:
-Мишенька, тебе ничего не снилось?
Она про эти вещие сны - знала.
И за три дня перед тем, как спустился сель, мне снилось…
Мы с цирком приехали в Осетию. Я вышел в город… Совершенно реальный, цветной сон. Иду, разглядываю всё,  и уже ищу своих. Но никто не знает,  не может мне указать – где цирк.
Спрашиваю опять и опять:
-Вы цирк не видели?
Мне отвечают:
-А вы видите - море внизу? Спуститесь – он там.
Я спускаюсь: и вот, из-под ног - огромная волна воды, а под ней - люди, все в костюмах. Если бы мне не надо было бежать, искать наших – я бы поплыл с ними.
И стоит цирк, а у входа в него – старший брат Ирбек с белой лошадью и мой ученик Петр, тоже покойный.
Ирбек спрашивает:
-Почему ты опоздал, Мишка?
-Не волнуйся, - говорю, - Я сейчас быстро переоденусь и могу уже выступать.
Понимаешь? Стояли покойники. Они ждали меня и не могли дождаться.
А до этого, в конце августа,  мне звонил Юлик Гусман:
-Я везу в Осетию фильм «Next». Давай возьмем «Не бойся, я с тобой»  - и поедем вместе.
Еще и Олег, племянник, уговаривал – поехали на халяву?
И в те дни, когда мы должны были быть там - сошел сель.
Я бы погиб тогда.
Ведь я  точно, совершенно точно, поехал бы к своим ученикам.  Был бы с ними, это не могло быть иначе.
И Гусман чуть не погиб. Он в тот день сидел на дне рождения у кого-то из членов местного правительства. И его соседке за столом позвонили, сказали: на фестиваль ехали актеры и попали в катастрофу.
Она спрашивает:
-Юлий Соломонович, наверное, надо поехать к ним?
-Конечно, - говорит он, - Это же наши люди.
Они поехали, а  сель сошел  и уничтожил то место, где они сидели.
А потом объявили, что погиб Бодров, и (совсем тихо)… артисты конного театра.
-Мне часто снятся сны.
Недавно приходили врачи из МЧС:
-Вы же хромаете. Давайте повезем вас к врачу.
Хирург посмотрел и говорит:
-Определенно, тут когда-то была травма.
Сделали рентген, и он -  задумчиво:
-Наверное, все же был перелом. Пойдем к профессору.
А за три дня до этого мне снился  Ирбек. Он бил лошадь. Невиданное дело, зачем? Я отошел – как я могу вмешиваться? Иду в дом и встречаю маму.
-Мишенька, - говорит она, - Ты принес желчь? Тебе скоро понадобится много желчи.
Прошло три дня, и.  профессор  сказал:
-Тут нехороший перелом был. Две кости легли друг на друга, и на них нарос хрящ. Если делать по уму – хрящ этот можно раздробить. А вам, молодой человек, (с усмешкой - «Это мне»),  нужно купить желчь,  и каждый вечер греть ногу.
-Мистического много в жизни. Наш Эмир… Чудесный конь. «Звезда» в Большом театре.  Ходил под Дон Кихотом.  И на шестой этаж легко всходил по лестнице. Когда Хасанбек умер – ему не смогли привезти к изголовью белую лошадь, как у нас принято… Тогда умер Эмир. Хасанбек будто забрал его с собой. Конь ушел с ним.
Когда я ездил к брату в последний раз – я знал, что он умрет, я чувствовал…
Он… мы никогда не нежничали. Но он лежал с закрытыми глазами, и когда ему сказали: «Миша приехал»…
-Мишенька, - проговорил он. Впервые так нежно, и я почувствовал, как у меня перехватило горло, – Мишенька – это наша гордость. Береги нашу честь.
Для нас это всю жизнь было бесконечно важно. И что я мог сказать, кроме:
-Не бойся… я сберегу
-Вы прожили детство в том маленьком доме, на тихой улице Владикавказа, что показывают в фильме?
-Я ведь родился в Воронеже. Ирбек где-то под Ярославлем, и только Хасанбек во Владикавказе. Когда началась война – мы вернулись в Осетию. Сперва мы жили в одном доме,  том, что сняли в фильме. Потом папа дешево купил другой. Тогда это была окраина Владикавказа – и дома стояли как крепости. Защита от ингушей. А сейчас там почти центр.
Папе много лошадей не оставили. Одну лошадь всего, чтобы мы кормились.
Когда отец с Ирбеком ездили в лес за дровами на единственной нашей лошади… Это было страшно. Ингуши… Они ведь могли убить и ребенка и старика. Для них  святого нет. У них на гербе – волк. Волк – представляешь? Эта нация не подлежит цивилизации.
А у нас, с аланских еще времен – барс.
Хасанбеку было неполных семнадцать, и он ушел добровольцем.
Мама распродавала вещи – этим нас кормила. Она плакала постоянно. Помню это  как сейчас. По радио суровые голоса поют:  «Вставай, страна огромная», и мама плачет.
Вернется ли Хасанбек? Это тогда было главное.
А однажды она вышла из спальни с просветленным лицом и сказала:
-Отец, все обойдется. Мне привиделся старец в белом одеянии – святой Николай, и на тарелке у него – три большие ягоды, клубника:
-Мария,  – не плачь, - сказал он, - Все будет хорошо.
Три ягоды - три сына. Она поверила, что Бог сбережет нас всех.
Хасанбек  рвался на фронт. Он учился в Краснодарском пулеметно-минометном училище и мечтал о боях.
Помню фамилию – капитан Пожар. Он писал родителям: «Остановите его. Я хочу его сохранить». И родители слали письма: «Толенька, не рвись…»
Годы спустя, когда мы работали в цирке – Пожар пришел нас смотреть. Он сказал:
-Все-таки я его сберег.
И Толик его обнял.
А после… переезды один на другой похожи. Взрослым часто бывало не до нас. Видимо, детей и вправду Бог хранил. В цирке у меня друг был – Сережа Лавров. Его родители музыкальные эксцентрики. Побежали мы раз на пруд. То он тонет – я его вытащу, то я тону – он меня тянет. После он стал музыкантом хорошим.
Когда я подрос – братья уже работали.
-А школа?
-В школу я пошел во Владикавказе. Что-то уже умел – мама со мной занималась. И папа. Два языка знал - это было привычно. В семье говорили по-осетински…
Что я…Когда мы были в Германии – жили на квартире у одного знаменитого профессора. Он просил папу оставить ему Хасанбека. Предлагал любые деньги.
-Это умница, - говорил он, -  Он здесь станет великим человеком.
Брат и вправду был умница. До войны он успел закончить только девять классов, но на одни пятерки. А после – два института: физкультуры - и ГИТИС заочно.
Но что мог сказать отец? Только:
-Осетины своих детей не продают.
В последние годы я звонил Хасанбеку, и не мог слышать его голос:
-Мишенька, маленький, я так ждал твоего звонка.
Он же всегда был суровый, он держал нас в руках. Когда в Сибирь приезжали: в Кемерово, Свердловск, там в школах ребята - (ищет слово) – ну, бандиты… И тут я – как на проверку их кулакам – циркач, интеллигент.
Он научил меня боксу. Не плакать - стоять за себя.
-Чего? Да у тебя слезы? Давай лучше, я покажу тебе…
Потом, когда сняли «Не бойся, я с тобой» -  я же там дерусь, а бокс - это была значительная часть его жизни – он сиял.
-Ты так хорошо сыграл, Мишенька.
А когда показали «В двух шагах от рая»,   горестно спрашивал:
-Ну зачем тебя там убивают?
Вообще, я не должен был там умирать. Предполагалось, что мы двое придем живыми. Но шел 83-й год,  я  снимался в «Петре Великом».
И вдруг звонит Тимур Золоев, режиссер:
-Знаешь, мы задумали хорошую картину…
-На лошадях? - спрашиваю.
-Нет.
-Тогда, - говорю, - мне там делать нечего.
-Ну хочешь – я возьму для тебя лошадь? Согласись только! Там забрасывают группу разведки, все погибают, и лишь ты с другом возвращаешься.
А я   мог выделить на съемки только две недели. Значит, надо было сделать так, чтобы меня «убили».  Это было непросто,  в те годы – в верхах согласовать, изменить сценарий. Но это сделали.
В это время у меня как раз родился внук. На заработанные деньги я купил двух баранов и устроил праздник. Улетал уже за свой счет.
Меня убивали в трех фильмах – «Русь изначальная», «В двух шагах от рая» и «Марш-бросок». 
-Так что я, - смеется, - трижды убитый. Мне друзья говорили:
-Значит, жить долго будешь.
Маме святой предсказал, что нам – жить.
И, возвращаясь к детству:
-Брат вернулся в сорок седьмом. Тогда у нас уже две лошади было. Папа сделал манеж и учил мальчишек, и приглядывался к ним – может, наездники будущие?
А потом  начались поездки.
В 1946-м году мой первый город – Тула. Тульский цирк был очень низкий. Надо было, выезжая, наклонить голову, а  я забыл… Там балка – и я об нее, со всего маху… Шрам вот он,  до сих пор –  первый шрам… Заметно? – чуть касаясь рукой лба.
Пришел в себя – мама плачет, вытирает мне кровь.
-Мишенька, вставай, надо работать…
Как ей было это говорить – 12 летнему мальчику, только что открывшему глаза, только что у нее на руках ожившему?
-И пошло – Харьков, Москва… Дальше уже не помню… Хасанбек вернулся к нам, когда мы были в Ульяновске. Писал до того: «Скоро я вернусь, ждите». И пришел прямо в цирк.
Когда обо мне снимали фильм и спрашивали: «Самые яркие моменты…»
(Любимый вопрос прессы, смысл которого – дайте зрителям  такое, чтобы ах)
Что мне было сказать? Только:
-Самое яркое – это живые родители. Мама, папа…
-Папа вас учил…
-Папа нам показывал – мы быстро схватывали. Мы так старались, чтобы папа нас похвалил!   Он приходит домой, и самая большая радость слышать: «Миша делает успехи».
* * *
Потом мы смотрим фильмы – один за другим.
То, как выступала труппа «Али-бек» - надо видеть. Казалось –  они коней касаются едва, манеж – лишь секундная опора, чтобы спрыгнуть  - и вновь взлететь.
Как делали пирамиду…
--Это я, - поясняет Мухтарбек, - Смотри,  шесть человек меня топчут - здоровый был…
Но главное не это:
-Когда мы  работали в Стамбуле – зал был битком набит. Мы выезжали аланской ездой. Подо мной тогда был Алмаз, красивый конь. Я выехал, сделал свечку, и приветствовал соотечественников, которые сидели в зале:
-Пусть тысячу лет  живет наша любимая Осетия! – крикнул я в зал.
И все встали. До сих пор, как вспомню -  мурашки по коже.

А когда был юбилей, мне  исполнилось семьдесят лет, такие говорили  тосты, такие пели  дифирамбы… Ну что оставалось делать?
-Сейчас, - говорю, - скажу сам себе, спасибо, мол, что я у вас есть, такой хороший...
И все как закричат:
-Да! Да!
Я аж покраснел. Сам, выходит, на комплименты напросился.
* * *
Ужинать мы выходим во двор.
Но двор ли это? По правую руку лежит небольшое поле, поросшее  травой, уже по-осеннему пожухшей.  Скоро быть здесь новому манежу, о котором мечтают все. А Мухтарбек – больше двадцати лет.
По левую  - забор, за которым тесной шеренгой поднимаются новорусские коттеджи.
-Понастроили! –  негромко  говорит Кантемиров, - А какое здесь место было – международный фестиваль каскадеров проходил! Мы первое место заняли.
От места осталось – небо. Над коттеджами, деревьями пока не закрытое, свободное – вечернее небо, в котором  призрачным желтоватым светом обозначается полная луна.
-Посидим на воздухе? Злее будем шашлык кушать…
Скоро за столом соберутся все, кто ныне тут живет. Высокий, похожий на викинга Юра, и его жена, белокурая Лена, которая уже много лет с лошадьми. И маленький Игорек. («Чудные люди», - Мухтарбек о них, - Юра - «медвежатник», любой сейф откроет. Его олигархи зовут, если захлопнут, и забудут, как открыть).
Наталья с дочкой Юлечкой.
Наталья – ученица и опора, но за несколько дней можно услышать много ее прозвищ.
-Кендаратиха! Ведьма! Циркачка … Главный козодой… - как только ее не назовут…
Но что за мир был бы тут без нее?
Она скажет о себе: «Я не красавица». Однако ее лицо столь гармонично, столь богато прекрасной мимикой, что не поверится в такую оценку. На Наташу хочется смотреть и смотреть. Любоваться. И слушать ее, конечно.
Она в эти дни совершит подвиг. Объездит коня, который до того сбрасывал каскадеров мужчин. И как сбрасывал!
Сейчас этот самый Ахаз следует за ней в поводу.
-Вот она иде-е-ет, и коня веде-е-ет, - запевает Мухтарбек, и  голос его становится звучным. Голос артиста.
-Сума-а-асшедше-е-его…, - подпевает Наталья.
- Ты ему ножки мыла? Смазала?
Наташа, не глядя уже, кивает. Ей сейчас снова на Ахазе ехать, а самое главное - потом с него спрыгнуть, благополучно перенести ногу. Это самый драматичный момент, когда  всадник, если он нелюбимый – во власти коня.
Мы садимся на низкую скамеечку, смотреть. И собаки с нами – как без них? Все тут – Ася и Махурка, рыжая Берта, маленький Кабысдох…
Ася валяется, скользит спиной по траве, и вообще всячески радуется жизни:
-Это она для меня старается. Знает, что я люблю на нее глядеть. Обезьяна, актриса! 
Миг спустя псы стаей кидаются гнать чужую собаку. Ни в коем случае – не рвать. Но от хозяев погнать – святое дело.
А Наталья на Ахазе едет– круг за кругом.
-Это я  Наташе седло сделал удобное, –  поясняет Мухтарбек.
-Юлька,- зовет Наташа, -  поставь палочки…
Юля сооружает барьер. Совсем невысоко от земли – на пробу. Чтобы и не страшно коню, и  привыкал слушаться.
-Наташа снималась в «Минуте славы», - говорит Мухтарбек, -  мурыжили их там…столько часов,  да за бесплатно… Телевидение сумасшедшими деньгами ворочает, а другим – ничего, другим - за честь вроде, что просто снимаются.
-Ай молодец, ай хорошо, - у Наташи совсем особый голос, громкий, певучий, лошади внятный и ее успокаивающий., - Ай, бравочки… Давайте нам кормежку, корду нам давайте….
-Каскадер известный на него сел – трижды сбрасывал. Мужиков – сбрасывал. Тянул на пузе, - с гордостью за ученицу говорит Мухтарбек, - Она же медленно-медленно - и приучила его к себе.
-А мужики к женской заездке, - это Наташа с иронией, - так относятся, мол: «Тьфу…»
…Ужинать народ собирается в трактире «Три подковы».  Не в двух, в одном шаге от дома – длинный стол, лавки… Все укрыто от непогоды двускатным навесом. С одного торца его и вправду висят три подковы, с другого - сделанная Мухтарбеком икона.
-Боялся, что украдут ее. Но вот уже шестой год  ни у кого рука не поднимается.
Вечер гаснет, уже почти совсем темно. В очаге рдеют розовые угли.
Все эти дни стояла жара, но в поздний час - нежный  ветер будто гладит. На небе одна за другой вспыхивают и гаснут зарницы.
Юра снимает с мангала шашлык, стряхивает дымящееся мясо на тарелки.
Мухтарбек приготовил соус – цахтон. Это общая гордость, и секрет, который откроют не каждому. Дружное:
-Попробуйте! Вас ожидает совсем новое ощущение!
И верно - ощущение настолько своеобразное, в цахтоне столько оттенков вкуса, что если переводить в речь – не слово, не фраза – поэма…
После дня работы – к вечеру у всех честная усталость. Сразу после ужина все пойдут спать. Но эти минуты, когда можно собраться за общим столом – дороги. И их длят.
Игорек ковыряет вилкой скатерть.
-Не тронь ее, - нарочито-испуганно – Мухтарбек, - Она с королевского стола!
Наташа вспоминает, как объездила со своим цирком Китай. И как Юльку трепали там за светлые волосы:  в Китае – диво невиданное. И как ели они черных жуков…
-Ф-фу…
-Да они на курочку похожи, вареную,  –  хладнокровно говорит Юлька.
-А какие лангусты там были… Но дорогие, собаки…
Вечер гаснет.
И ощущение, как в юности. Свет очага, нежный ветер, звезды… Иногда судьба дает такое чувство родства – в походе, в архелогичке, в стройотряде… Когда приезжаешь домой – и домашние кажутся более чужими, чем те, оставленные.
Иногда судьба дает такое.
Но не всегда и не всем.

**
 
День второй
За окном медленно гаснут звезды. И тихо, уже не во сне, уже просыпаясь, ржут лошади.
Мухтарбек подымается первым. Надо выгулять собак. Надо вынести мусор – два больших голубых пакета битком набиты. Отнять не получается:
-Нет-нет, это моя обязанность…
После он «качается» – эспандер, гантели, кольца.  Движения, тысячи раз повторенные… Тело привычно впитывает их в себя, ото сна восставая.
-Еще  метать буду. Каждый день надо обязательно - утром и вечером.
Помня стремительность и точность, с которой летят ножи:
-А вы перед броском – думаете? Или рука - помнит движения?
Он  - сосредоточившись на миг, стараясь воспроизвести ощущения:
-Думаю. Бездумно нельзя. Это как будто гипноз. Мишень - гипнотизируешь
И уже с весельем вспоминая:
-Меня пригласили в Росгосцирк. Я туда вообще-то редко хожу. Но пришел, Запашный позвал. Секретарь спрашивает:
-Вам назначено?
-Да нет, - говорю, - Я Кантемиров.
-А, ну тогда…
Вобщем, дожил до того, что ногой открываю к директору двери.
И Запашный меня спрашивает:
-Мишка, а ты еще швыряешь ножички?
-До того, - говорю, - дошвырялся, что стал председателем Союза метателей России…
Мы пьем чай и ждем Юру. По утрам у них с Мухтарбеком – дуэль. Кто, метая ножи, точнее в мишень попадет. Все еще спят, и  у Кантемирова  есть время – вспоминать.
-Одна женщина ко мне приезжала. Попросила назвать точно время рождения. Сказала:
-Я вам открою тайну вашей прошлой жизни.
И оказалось, что я был девушкой! Проводил время за книгами, в монастыре. Девушкой – вот что обидно!(смеется) И ведь она ничего обо мне не знала. Не знала, как я книги люблю!
И, возвращаясь к той теме, которая не дает покоя:
-Какие были лица в старину! Какие лица! Когда мы были во Франции, потомки эмигрантов приходили, целовали ноги наших лошадей.
А два брата у меня были - коммунисты. Голландцы когда приезжали, и фильм о нас делали – они сложные вопросы задавали об этом. Сейчас я  покажу запись.
Ставит кассету.
-Ты его наверняка не видела – это редкий фильм. Смотри,  Ростовский цирк, братья. Вот они сидят…
 – Ах, дорогие, дорогие мои, - повторяет он им, с тою нежностью, словно они без сомнения, его слышат, -  Вы мои дорогие…
Хасанбек… Его жена, Ирина Ивановна…Сокровище, дочь офицера. Они в Краснодаре познакомились. Ему семнадцать, ей шестнадцать еще не исполнилось. А потом… У нее муж умер, у него жена – они встретились и двадцать лет прожили.
А сейчас, смотри… Я буду метать, а Ирбек рядом стоит. Он в жизни ножа не бросил. Но меня так, со знанием дела, хвалит. «Молодец, - говорит, - хорошо метаешь…»
А это  Лурик… Он двух курсантов сбросил, и решил за меня приняться. Кепка с меня слетела. Для наездника, когда кепка падает – позор. Ты смотри, смотри, ты слушай – что я ему говорю! И поверить нельзя, что это я!
-Лурик, урод! У, крокодил! У,  собака! -  кричит Мухтарбек на экране.
И по-детски смеется тот, что в комнате.
Голландцы спрашивают старших братьев об «уме, чести и совести эпохи».
Честные ответы:
-Я когда в армии был – вступил в партию. И не сразу увидел, что в ней поднимаются наверх - самые скользкие.
Мухтарбек  добавляет:
-А мне отец говорил: «Мишенька, держись от нее подальше, не нужна тебе та партия». В лагерях интеллигенты сидели, и сохранились, почему? Были отгорожены от этой гадости. (-Ух, - комментирует Мухтарбек. – какой я здесь злой!) А мы считали, что наша партия – это лошади.
Сразу вспоминается Галина Карева, которая говорила: «Моя партия – Кармен».
-А вот, - объясняет Мухтарбек, -  Новогорск в те годы. Тут такая разруха была! ( в подтверждение слов на экране - канава, пустырь) Я в вагончике этом  жил. А Ирбек приезжал к своему коню, к Асуану. В шесть утра выезжал, первым поездом.
В стране тогда такое творилось! Нищета. За границей говорили – русские будут работать за бутерброд. Это же – представляешь, как обидно?…

…На экране - денник. Человек и лошадь.
-А это Ирбек и Асуан. Смотри, он сердится, начинает звереть. Ножку дает с неохотой. Сейчас начнется.
Асуан опускает голову.
-Уже опасно, - говорит Мухтарбек, -  Он перебарывает себя, свою природу. Он обязан броситься, как дракон… и брат это понимает.
«Не могу слушать тебя, я тебя ненавижу» – говорит вид Асуана. Но что-то в глубине души его все же побеждает, и он бежит,  - бежит, чтобы не причинить человеку вреда.
-Папаха… Сорок лет назад эту папаху сшила мама. Ирбека похоронили в ней. Голландцы фильм сняли,  и не прошло месяца, как брат умер. И они сделали конец так, что он ушел в золотой занавес…
***
Раннее утро отходит.
Заглядывает и здоровается Юля. Личико удивительно светлое. Не только краски природы, но доброта.
-Доброе утро, Юленька, - почти поет Мухтарбек.
И Юра уже готов к дуэли.
-А теперь пойдем, посмотришь на «рулетку Мухтарбека», - Кантемиров обрезает края у мишени, объясняет, как подсчитываются очки. Если мимо – пять долой.
У входа в дом стоит щит. Небольшой деревянный щит – одна из самых насущных здесь вещей. В то время, когда никто не метает, он прикрыт влажной тряпкой, чтобы не рассыхался на солнце.
Мухтарбек и Юра стоят  на  невидимой черте. Поочередно вскидывают руки – и ножи летят. И вот дивно, еще в полете можно почувствовать – удачный ли был бросок, войдет ли нож в щит.
Идут, подбирают упавшие, когда возвращаются – нож, будто сам собой, совершает вертушку в их пальцах. Играет, прокручивается…
-Юра, как это называется?
-А никак…Нервный тик…
Позже Мухтарбек скажет, что это нужно делать непременно – помогает сосредоточиться и лучше почувствовать нож.
Броски разные. То  рука тянется за ножом, и – будто невидимо удлиняясь, вкладывает его туда, куда наметил - взгляд.
И по иному: когда, словно плавной дугой взмывая – нож летит, и кажется,   он сейчас на излете и упадет, но силы ему довольно, чтобы пронзить дерево. И страшнее всего смотреть именно, как он входит в щит.
Наверное, нож вообще противен женской природе. Как Мать говорит у Федерико Гарсиа Лорки.
А этот ножичек так мал,
что выпадает он из рук,
а между тем он проникает
незримо в глубь смущенной плоти,
он останавливает бег свой
там, где дрожит в клубке сплетенном
незримый корень наших криков...
-Мухтарбек Алибекович, а когда Вы начинали, с первого раза получилось?
-Не только не в первый, много раз не выходило… Я прятался – метал, когда никто не видел. Стеснялся…. Я сперва снизу кидал.
И поясняет:
-Соревнования скоро, надо потренироваться, чтобы быть достойным…
Стоит минуту, опустив голову, полностью поглощенный собой.
-Все, давай Юра, сейчас дуэль будет. Доченька, - это Асе, -  ну отойди, не до тебя…
И поочередно, один за другим… И блики солнца на летящих, в воздухе обороты совершающих, ножах…
-А кто вот в это попадет - тот будет самый что ни на есть молодец и чемпион,  - Юра указывает на маленький желтый кружок в центре мишени.
И почти сразу в него попадает.
-Молодец!  -  Мухтарбек – ласково.
-Случайность, но закономерная, - чуть ворчливо говорит Юра, - Ах ты, желтая метка…
-Давай: три захода – по три ножа. «Рулетка Мухтарбека.»
-Кормилец, зараза, ножи затупил, -  Юра.
-Это мой ученик, чемпион уже,  – поясняет  Мухтарбек.
Три ножа. Снова три. И снова.
Это останется в памяти как на кинопленке. Не забыть. Завораживающее, грозное зрелище.
Но это со стороны, а для них – состязание.
-Вот так с Мухтарбеком связываться – ворчит Юра, - И вообще, я с вами больше не играю.
-Подожди, говорил же я тебе, что первые десять лет трудно.
Но Юры уже нет рядом.  Мухтарбек вновь опускает голову, на миг уходя в себя. И, кажется, что раньше он не хотел огорчать – бесполезностью соревноваться с ним, не хотел показывать все. Ножи летят - и сходятся в одном месте, будто раскрытый стальной веер.
-На хорошем нужно заканчивать, - легкая улыбка, -  В рулетке меня еще никто не побеждал. Надо так держать – не сходить с трона. Идем завтракать? Я сейчас фирменное блюдо сделаю – «яичницу по-мухтарбячьи».
* * *
Раковина в кухне самая простая. Вода бежит из крана, но  отводной шланг  опущен прямо в ведро. Когда оно наполняется – его надо выносить.
На  этот раз оно полно до краев.
-Это ж кто так налил? – наклоняется Мухтарбек, -  Ой, мама, родная…Это верно Наташа…
-Ну и что, я бы вынесла, - откликается Наташа. Ей некогда – она в делах кухонных.
-Нет, это в тебе дух противоречия говорит – знаешь, что я прав, а все равно надо поквакать. А теперь гляди что вышло–    я  штаны облил.
Кабысдох умильно заглядывает в глаза тем, кто уже сидит за столом..
-Кантемиров, кто ж так делает?  – почти шипит Наташа,  - Надо ж подождать, пока вода на сковородке испарится, а не масло в воду лить! Сперва вода уйдет, потом туда – масло, потом – яйца.
-Слушайте, слушайте ее – она ж дипломированная официантка! Вот и квакает.
В дверь заглядывает приехавший Клименко:
-Ну, как? – спрашивает Мухтарбек, - Всех врагов растоптал? Обратите внимание на исторический момент – у него в руках – план манежа.
За завтраком не засидишься, как за ужином. У всех дела.
Мухтарбек идет в спортзал, он же – мастерская. Торопится сделать иконы до того, как его увезут на лечение. А еще до процедур надо заехать к олигарху – отвезти заказанный   для дочери стэк.
В глубине спортзала, над столом горит маленькая лампочка. Мухтарбек включает приемник, чтобы тихо играла музыка, берет заготовку, одевает очки…
-Это Вы от папы научились?
-Нет, это я сам напридумывал., - и после паузы, - Два года я здесь сижу. Сперва в комнате у себя сидел, потом там тесно стало, теперь и здесь зарастает всё – инструменты, работа моя...
Музыка ли виной? Но Ася вторит ей длинным воем – поет тоже.
-Эй, товарищ Ася! Я ей говорю - молчать, а она мне: «У- у-у…» Сейчас директор нам с тобой выговор объявит.
Мягкий свет лампы,  короткие частые удары молотка. Светлые глаза Христа  с  Туринской плащаницы – картина над   головой.
Заглядывает на минуту друг:
-Подать инструмент? Зачем сам встаешь?
-Да я еще не знаю, что хочу сделать.
-При-и-думаешь.
Проходится  губкой. Снова точные удары маленького молотка. Тянется узор. Будет у Казанской кожаный оклад кантемировской работы.
С усилием руки идет нож – и изящнейшее окошечко для иконы прорезано.
За  спиной Мухтарбека сидя, не спрашивая его ни о чем – теряешь ли время? Если сидеть тихо-тихо, совсем незаметно,  получаешь царский подарок – можешь видеть, каков он наедине с собой.
Заглядывает в спортзал юная совсем девочка - попрощаться и поблагодарить.
-Фильм снимают, - поясняет Мухтарбек, - Она - главная героиня,  я  - тренер, обучаю ее. А сейчас Наташа ее учит, доводит до ума.
На сотовом телефоне картинка – Асанна. Телефон смотрит Асиными глазами, смеется детским голосом.
-Очень хороший парень, - после короткого разговора – Мухтарбек, -  Учится метать.
Ему звонят часто. Он то и дело кому-то нужен. 
Одевает перчатки. Прибавляет музыку – передают французское.
-Джо Дассен… такой певец замечательный. А Анна Герман? Обаятельная, мягкая, нежная… И голос…
Почему же так хочется плакать? Понимаешь, что эта жизнь, его жизнь – слишком драгоценна, и спазм перехватывает горло просто оттого, что истекла ее минута, другая… Здесь ведь нет воздуха, который хранит -  на сто с лишним лет. Но вытирать слезы и шмыгать носом – неудобно. Смотрим в потолок. Ах, скорее бы кончалась французская эта музыка.
Снова детский смех телефона:
-Это мой ученик. Очень хороший художник.
Взглядывая на часы – работает – до последнего, до той минуты, когда пора ехать. Кладет, то что стало из пластинки, из формы – произведением искусства – сохнуть.
-Не знаю, когда вернусь. В семь часов в лучшем случае - с дорогой если.

Дверь в его комнату остается открытой.
«У нас дверей не запирают»…
Хотя в этой комнате человека можно закрыть – и ему никогда не будет скучно. Можно переходить от фотографии к фотографии, благоговейно касаться ножей, мечей… разглядывать корешки книг.
«Мише на память о нашей дружбе» - портрет Никулина просто прикреплен к одной из полок. Без рамы, без стекла. Здесь все живое.
Ася растянулась на кровати, крытой  шерстяным клетчатым пледом. И дремлет, готовая покорно ждать хозяина столько, сколько нужно.
Кепка и куртка Ирбека, самые рабочие – будто пришел сейчас от коней и повесил.
Отгорожен кухонный закуток. Здесь пахнет нездешними приправами. И тут волшебно готовить. Резать хлеб на столе, к которому прислонены – мечи. И не знаешь, для кого варишь. Может быть, в двери войдут – семь богатырей?

Только к вечеру освобождается Наташа. Вернее, ее удается поймать за руку, когда она несет в «кухню»  кастрюлю с молоком
-И такая дребедень – целый день, - с весельем в голосе поясняет Наташа, -  Как в мультике  – то покос, то удой. То с собаками возишься – им тоже надо  любовь дать. И лошадям… и козам. А когда я Юльку залавливаю – я ее тоже стараюсь приласкать на неделю вперед. Она хорошая.  Честно.  Не потому, что она моя дочка – просто хорошая.
-Да расскажите же, как вы пришли сюда…
Наташа садится. Передохнуть хоть четверть часа.
-Пришла я сюда из цирка. А в цирк попала…
Я ведь из Сибири, из Магнитогорска. Родилась  в Питере, а потом папу, как подающего надежды политрука,  перевели в Магнитогорск.
Но это был не мой город. Я   никогда не ощущала его своим. Сбегала из детского сада –  хотела  уехать и жить в Америке. Почему-то в Америке. Копала «волшебную» яму, чтобы через нее можно было уйти в эту самую, никогда не виданную Америку.
Потом Москва стала для меня магнитом, я ее «чувствовала», как близнецы чувствуют друг друга…  Понимаете? Духовная связь. И всеми правдами-неправдами я в нее рвалась.
Мама меня практически не воспитывала. Я сидела в библиотеке, погрузившись в книги о собаках – те, кто имел собаку, казались мне тогда волшебниками, жителями небес. Листала книги, а перед глазами стояла Москва.
Начала подрастать – и пришло время, когда нас с одноклассниками стали брать в разные дебильные кружки. Тогда ведь это не было добровольно. Заходит в класс накачанная  такая тетя и тычет пальцем: «Ты и ты –  пойдете в легкую атлетику».
Деваться нам было некуда. Правда спортивную подготовку это мне дало. Но я ж хотела на рояле играть! Танцы танцевать! Хотя я понимала, что рояль – это дорого, мне его не купят.  А танцевать все же начала, хотя и поздно. В цирке.
Цирк мне попросту башню снес.  Когда я попала в коллектив  и  вышла в качестве артистки - мы тогда работали ёлки…  это была Москва  - стадион Динамо, Речной вокзал…
Хорошо, что я плохо вижу. Но я понимала – народу-у…И все на меня смотрят. Я танцую восточный танец. По стеклам хожу, руки обжигаю… Хороший балетмейстер у нас был,  он научил всему. И это было красиво. Но я только  через некоторое время начала танцем – жить, а сперва был сплошной счет в голове: четыре шага туда, четыре – сюда, и восемь назад. Тупо повторяла заученные движения.
-А с артистами вы сжились?
- Как-то сразу влилась. Пока не вышла в манеж – млела. «Ой, артисты – люди, сошедшие с небес!». Не верила, что мне позволят быть рядом с ними. Думала только: «Вот бы когда-нибудь»… И сама себе говорила: «Нет, никогда…»
А когда получаешь работу – это как планка над головой. И  ты до нее поднимаешься. Мне всегда было мало.  За лошадьми ухаживать научилась –  мало, хочу что-то нового, хочу учиться дальше. Костюмером побыла – проехали. Потом балет, и спрашиваю себя: «Ну, сколько ты будешь танцевать? Пока рожа молодая?»
Это же адский труд, катастрофический.
Но когда добираешься до артистической единицы – тут уже интереснее,  ты можешь выразить то, что хочется.
После появилась у меня эта штука, которую я вращаю (Эта штука - из граней состоящий куб, где каждую грань озаряет – огонь – Т.С.)… довольно тяжелая. Посмотрела, до меня ее вращали – и ничего, никто не убился.
-Она горячая?
-Горячая! Если перчатки зафиксировать на одном месте – они плавятся.  Сперва я вышла в  перчатках без пальцев, хотела показать, что я крутая девчонка. Ощущение было - как утюг взяла. И ведь не бросишь.
Перехватываю грани, вращаю… пузыри на пальцах вскочили и сразу полопались… Образовалась корочка. Ну и ладно, думаю, хорошо, что нет пузырей.  Но на следующий день я была уже в перчатках. Руки – рабочий инструмент, их надо беречь.
Потом я работала  в другом коллективе. Я его и сейчас вспоминаю. Там была одна молодежь. Зарезали его к сожалению. Сказали: «Вы не нужны, на вас смотреть нечего»
А у нас  сильное шоу было.  Артисты все - профессионалы.  Мастера спорта по художественной гимнастике, чемпионы по каратэ. Педагоги с нами занимались, которые потом тренировали «Фабрику звезд».
И цель у нас была, чтобы в цирк не только бабушки с малышами за сахарной ватой шли, но и молодые… Все наше шоу было – для молодых.
Первое выступление прошло в Туле. На нас народ ходил. Потом переезжали – и тоже - полный зал. Яркое шоу.
Коллектив - как единое целое. Работали полтора часа – и всё это время все были в манеже. У нас никто не сидел. Обидно, что  это ушло в никуда.  И труд жалко, и себя – мы без денег были постоянно. Ни на что не хватало.
А у меня  ребенок растет, у меня Юлька пошла в первый класс. В Москве же надо как-то жить, метро оплачивать, еду… И я пошла учиться на официантку.
Поработала  какое-то время. Быть официанткой от звонка до звонка - это тяжело. Я могла уже всё, могла даже заменить повара, но было тяжело. В цирке - репетиции, выступления, но есть и свободное время, чтобы просто жить.
И атмосфера в цирке другая – моя.
В нищете, головы из нищеты не поднимая,  я думала – что дальше? Магнитогорск? У меня в нем не осталось ни друзей, ни врагов. Жизнь там  даже пахнет не так, у нее пульс не тот.
Тогда попробовала сунуться еще в один коллектив. Пришла в цирк и…. поняла, что из Москвы больше не уеду. Мы уже выступали с Запашным, с самыми лучшими артистами. И это тоже была планка. Взятая планка.
Но как остаться в Москве? Судьба свела меня с осетинами. А Кантемирова я к тому времени уже знала, он приезжал посмотреть на нас. И я подошла к руководителю осетинской труппы:
-У Мухтарбека в Новогорске  жилплощадь большая – нельзя ли мне там где-то поселиться?
У меня тогда  был – чемодан, а Юлька жила у родственников.
Мухтарбек сказал, что у него освободился вагончик..
Я приехала, распаковала чемодан и… осталась.
Заниматься с лошадьми мне в то время не хотелось. К ним привыкаешь, а потом  уходить, душу рвать на кусочки…
Я все еще работала официанткой, и это мне до чертиков надоело. В конце концов: дай, думаю, на лошадке поезжу. Один день поездила, другой. Девочка помогла, Оксана – она тут работает. Показала,  как сидеть, как держаться.
Кантемиров посмотрел издалека и сказал:
-Толк будет.
Потихоньку я  обжилась в  среде каскадеров. Что-то умею, что-то – нет.
Сыграла мать Кендарат в «молодом Волкодаве». Я там на ослике езжу. По книге Кендарат старая, но  решили такую сделать – как я,  переписали сценарий. Я там и дралась, и летала. Ребята  входили в мое положение, что я  играю в первый раз. И в искусстве пока тупа, как дерево.
Мне понравилось сниматься, но чтобы этим заниматься – надо делать портфолио, возиться. А  времени нет.
Иногда я начинаю халтурить, просто валяюсь в своей постели. И хорошо, чтобы собаки в это время  не колбасили. И не приставал Кантемиров, что ему что-то срочно надо.
Пусть у меня в комнате будет бардак – я лучше посплю до завтрашнего дня. А завтра снова -  бегу выпускать коз, даю им водички, дою, кормлю кур, чашку кофе – и на конюшню. Собак воспитывать надо, у Махурки щенки скоро будут. Это значит – «детскую» нужно делать. И пойдет - бессонные ночи, кормежка…Когда они всей толпой бегут – собаки, щенки – это кантемировская «мафия». Черная.
-Но как вы освоились с лошадьми?
-Сперва  даже заходить к ним боялась – мандраж начинался.  Каждый день спрашивала себя: «Зачем мне все это надо?» Потом смотрю – руки на месте, пальцы уже никто не вышибает.
Дедушка научил меня плести волчатки. Я ему советую иногда, как лучше сделать. Он долго не хочет соглашаться. Потом говорит: «Да, Наталья Борисовна, вы были правы. Как я привык –  уже устарело».  Он не упертый.
Единственное, чего я не могу –  не торопиться.
-Наталья, а когда снимали фильм «Возвращение Странника» -  правда, так было? Вы выступаете, там все так талантливо, так тонко…А публика занята своими делами – голов не поворачивает…
-Москвичам сейчас не столь важно, что происходит перед ними. Важнее то, кто придет?  Кто тут будет? Путин, Лужков… А остальное им по барабану…
Сидят они себе за столиками, нарядные такие, а мимо кантемировцы носятся.
Но дети…Дети  были в восторге. Самая благодарная публика. Они думают, как я когда-то, что мы  «неземные жители».
Идея конного театра, чем хороша? Тем, что это место наше будет. Не получится, как в варьете, когда пьют, курят, а девчонки перед залом - топлесс… Именно к нам будут приходить, нас смотреть.
Было бы здорово, если бы Кантемиров вышел в свой манеж… Он его ждет двадцать лет. Это очень долго – могут и руки опуститься.
За то, что Клименко эту идею пробивает – ему при жизни надо нерукотворный памятник ставить. Урвать кусок земли и построить здесь что-то – это такой подвиг! Здесь же за дачи убивают.  А манеж, театр…
Если это будет - это будет сказочно.
-Вы больше ни на кого не смотрите, как на небожителей?
- Теперь я  могу смотреть только  с уважением. Когда к нам приезжал Лев Дуров – я на него так смотрела.  Это потрясающий человек, потрясающий рассказчик. И  простой, такой простой…
Хорошо, когда встречаешь тех, кто смог добиться признания – и в них сохранилось человеческое.
-К вам ведь сюда приезжают – очень часто?
-Часто, - Наташа кивает,  - У Алибековича много друзей. И все считают долгом - познакомить его со своими друзьями. Плохие люди едут, которым надо имя: « Мы вам то-то и то-то сделаем, а вы нам – имя Кантемирова». Такие появляются и уходят, и следа не оставляют. Скверному человеку здесь некомфортно.
У осетин есть тост, вы еще услышите: «Пусть порог вашего дома переступит только добрый человек, а плохой останется за порогом».
Не люблю, когда едут такие, которые чуть не открытым текстом говорят: «Давайте нам поляну, ублажайте нас»…
Один раз вообще – приехали ночью, привезли девок. Смотреть живого Кантемирова. Мухтарбек им - как баба ряженая. Дедушка стоит – такой растерянный.
Вспоминаю, что и Костя Ежков рассказывал то же самое: « Один «друг»  привез своих знакомых, те – своих.  И начинаются поездки – знакомиться с Мухтарбеком, как со свадебным генералом.
Гости приезжают, привозят водку, коньяк – и даже не понимают, что человеку просто, элементарно не до них. У него другие заботы.
Он не должен сидеть с ними, заваривать им чай, и делать вид, что ему приятно их видеть. Мухтарбек очень сильно устает от таких гостей, которые просто валом туда ломят.
Конечно, я исключаю тех, которые действительно помогают.…Но они не являются супер-каскадерами, это люди со стороны, которым Мухтарбек стал дорог каким-то образом. И они всячески стараются ему помочь…
А остальные…
Они просто  им пользуются. А он настолько хорошо воспитанный, и скромный, и интеллигентный  –  воспринимает это, как само собой разумеющееся. И гости  воспринимают это, как должное.
Например – приходит молодой человек, его познакомили с Кантемировым, тот показал ему несколько ударов кнутом, дал  метнуть свои ножи – он пометал.
И этот парень, который видел Мухтарбека  один раз – возвращается  к себе и говорит – «я ученик Кантемирова». На каком основании? Просто потому, что знаком с ним?
Москва – это вообще другая планета. И москвичи –  европейское уже у них мышление, у них в глазах светится слово -  «доллары» … Они приезжают, берут у него то, что им надо, а потом – сваливают. А для Мухтарбека - человека из прошлого -  такой вот подход – даже не деловой, а потребительский – равносилен предательству.
Он не хочет разочаровываться в людях, не хочет этого видеть. Я вижу, что он не может на эту тему говорить, и мы с ним не разговариваем».

-Но и хороших людей очень много, - продолжает Наташа, - Вот Лена с Юрой, их сынок…  Когда здесь живут друзья - и мне веселее. Одной тоже скучно.
И у них знакомых столько! Они и нам помогают. Хотя бы эти травмы, полученные от лошадей…
Артисты ведь не любят ходить по больницам. Только когда в загибульку - идешь, а так болит и болит. А у Юры знакомый доктор в Склифе. Он нас с Леной к нему возил, когда понадобилось.  Так легче, чувствуешь, что ты защищена, что в трудную минуту тебе придут на помощь.
Мне здесь хорошо.
А Америка, память о «волшебной яме», моя ностальгия – это долго оставалось в душе.  Может, если верить в прошлую жизнь – это была моя родина?
Иногда чувствуешь, что-то  надо сделать – несомненно.  Я была совсем маленькая, и мы пришли в гости к маминой подруге. А у меня была игрушечная собачка –  и я ее там оставила.
Мне тридцать три года  - и я этот случай помню.
Проснулась, и понимаю, что моей собаке плохо и одиноко. Ее надо забрать. И я после садика пошла за ней. А там столько кварталов нужно пройти! Как я дошла? Как нашла подъезд? И ведь сразу пошла к знакомой квартире.
Открыла знакомая:
-Ты что, Наташа?
-Я за собачкой.
-А где твоя мама?
-Мама сейчас придет.
И через полчаса мама стояла у двери.
-Мне сказали, что тебя забрали. Но как ты сюда добралась?!
После этого я очень хорошо ориентировалась в пространстве. Даже в Брянских лесах, близ деревни, где жила бабушка, не боялась заблудиться, как будто компас держала в голове.
Дочь моя – полная противоположность мне, абсолютно не ориентируется.   Когда приезжаешь в Магнитогорск – сто раз ей покажешь, где дом бабушки. И не помнит: «Может этот?»
Когда я была в цирке, то мучилась, что Юлька на  попечении у родственников. Но пока она жила у моей мамы - училась очень хорошо. А потом я ее забрала. Пошел второй, третий класс, и я поняла, что она ничего не знает. Приезжаешь в новый город, ведешь ее в школу - учится и учится. Она же тихая, поведение хорошее – ей ставят тройки, четверки.
Когда я приехала сюда, и поставила в вагончике свой чемоданчик, я поняла – все, сюда я привезу Юльку. Желанием быть в цирке она не страдает. У нее еще детские пока мечты. Быть следователем, «агентом».  Я даже не знаю, что такое агент.  Но я наблюдаю за детьми – актерскими, режиссерскими. И вижу, Юлька - хорошая девчонка. Самостоятельная, интересная очень. Она хорошая – и не потому, что моя дочь.
* * *
Мухтарбек вернулся – Наташа привезла его от метро -  поздним вечером.
Олигарх задержался, и пришлось его ждать, а из-за этого полетели по времени все процедуры.
Стэком олигарх долго восхищался.
Мухтарбек передает разговор
-Сколько я вам должен? Это произведение искусства…
-Да какое произведение, - говорю,-  нормальная работа. Подарок ребенку.
Ему вообще не может быть удобно – назвать цену. Он расскажет, как спрашивал у иностранцев, пришедших в восторг от его седел.
-Две тысячи…не слишком дорого для вас?
Его толкали в бок:
-Да у них на родине такие  пять стоят…
Поздний вечер, и он, конечно, измучен. И среди дня бывают минуты, когда  он борется с тяжелой усталостью, когда хоть ненадолго – приклонить бы голову. Но чаще всего не удается – гости, работа.
А теперь одиннадцатый час.
Мы ждали,  мы накрыли ужин, и без него не садимся.
-Ну, накладывай, Наталья, циркачка…, - и после паузы, искренне, - Хорошо иногда от души поесть. Господи, как же хорошо…
-Правильно, - говорит Наталья, - а то бубнил всю  дорогу про картошку фри.
-И салат приготовили…
Он гордится каждым –  объездил ли лошадь, снялся в фильме или приготовил вкусно. Все это сразу дает ощущение семьи.
И уже совсем перед тем, как идти спать, все мы сидим у дома, во тьме  ночи, под звездным небом.
-Как твое отчество?- спрашивает Мухтарбек.
-Николаевна.
-У меня жена тоже – Николаевна. А папа ее – Николай Журавлев, на войне пропал без вести. Ее мама воспитывала. Там польская кровь, французская – красивая женщина. Она всегда говорила:
-Мишенька, я тебя люблю больше, чем дочь…
Он  помнит, кто отнесся к нему по-доброму, ласково. И ценит это, и не устает об этом вспоминать.
-И  был я  однажды на гастролях в Питере. Отдельную квартиру  цирк мне  снимал  – народный артист.  А у хозяйки библиотека.  Беру с полки книжицу случайно – тонкую такую, открываю… «Мы с Николаем Журавлевым пошли в разведку». Там немцы вышли наперехват, и кому-то их надо было задержать. Он остался. И не вернулся.
Звоню на другой день Люде:
-Я нашел твоего отца –говорю, - постараюсь привезти книгу.
А ее маме накануне сон снился. И она  сказала:
-Людочка, Миша знает, где похоронен папа…
Юра выходит из дома с сотовым в руке.
-Поблагодари Вадима – это он салат привез..
-Да-да, давай телефон.
Забыть поблагодарить нельзя, невозможно.
-Завтра олигарх приедет, - сообщает Мухтарбек. И - доверчиво, - Очень мудрого человека привезет.
-Зачем нам та мудрость, - басит Юра, - Наша мудрость великая… вот она сидит.
-Лучше б олигарх денег привез, - откликается Лена.
-А во сколько приедут – мудрец с олигархом? Нам же ехать...
Вся компания собирается на «Эквирос» - конную выставку.
Завтра трудный день. Здесь всегда устают до того, что только бы – голову на подушку.
Тихо-тихо в Новогорске. Ночь. И ничто, кроме переступа копыт, еле слышного сонного ржания - этой тишины не нарушит. И не верится, что рядом – не знающий сна гигант. Москва.

День третий
Утром Мухтарбек полувопросительно:
-Значит, я отменяю олигарха - на выставку едем?  Что там за топот за окном – коня выпустили что ли?
Заглядывает Юра – пожелать доброго утра:
-Там Ленка пошла  шоу смотреть:  «Ловля Коляна». Что за топот?  Это Колян побежал.
Мухтарбек включает чайник. Скоро начнет подтягиваться народ. Но пока еще – тихие минуты, когда можно спрашивать:
-Мухтарбек Алибекович, а зачем Вас взяли в армию, в кавалерию? Вы же все что можно на лошади – уже умели. Или после войны – хотелось?
-Армия? Конечно, не хотелось. В самом разгаре работа, готовим новые трюки, на мне тяжелая работа. Но папа сказал: «Миша, надо».
Зато, знаешь – он улыбается, - Я ведь побывал  на Олимпиаде. Олимпийские игры были тогда в Мельбурне, но лошадей из-за карантина в Австралию не пустили. Их надо было везти в Швецию. И мы из Таллинна поехали в Стокгольм. У нас с хлебом напряженка, а там - рай.  Смеялись - шестьдесят лет как в тюрьме никто не сидел.
Это было время Хрущева. Обычно нам на ужин давали селедку и горох. А там  кормили по-королевски, лошади наши стояли в королевской конюшне.
И тогда нас отвели в райком.  Всех солдат. Офицеры  говорили, что это война виновата, что у Советского Союза все впереди.
-А остальные смотрели, как вы умеете с лошадьми?
-У нас в кавалерии трое были цирковые. Мой партнер Юра Мерденов, Лева – он потом стал помкомвзвода и я.  Называлось это все «конно-спортивный комплекс министерства обороны». КВОКШ – показательная кавалерийская часть, так, кажется….
Генерал у нас был фронтовой, он потом стал консультантом по фильмам. Мы смотрели за лошадьми. Лошади должны были быть ухоженными – мы ведь  «показательные». А вот оружия мы не знали. С оружием учились обращаться в армии.
И случай такой. Тогда ведь не было столько манежей. И команда к олимпиаде готовилась на конно-спортивном. Мы, солдаты, ставили препятствия. Разные – никто  не знал, какие именно будут на олимпиаде. Тяжелые!  Мучились мы, переставляя их с места на место…
-А я (смеется) прыгал те же препятствия, что и  лошади. У нас  полковник был – осетин. Когда никого не было рядом, он разрешал называть его по имени-отчеству. И он меня спросил:
-Мишенька, ты вправду прыгаешь конные препятствия?
Потом он собрал офицеров, и они видели – я брал барьеры в сто сорок – сто шестьдесят сантиметров. А они сложные, двойные, расстояние между ними…
Потом тренера спрашивал полковник
-Твои олимпийцы через это смогут прыгнуть?
-Что они, лошади что ли? – возражает тренер. Ему в голову не приходит, что это не шутка.
-А у меня Кантемиров – из цирка мальчик – может.
Они поспорили, И поспорили на что-то большое.
Полковник меня спрашивает:
-Мишенька, не опозоришь?
А мне смешно
-Да я же, - говорю, - каждый день это делаю.
А там препятствий много. Я их отпрыгал, и они все - спорившие - стоят ошарашенные… Пытаются понять – как я это сделал?
Самому трудно описать. Вобщем,  подбегал, отталкивался, колени поджимал к груди…
-Черт знает, чем он прыгает! Ни могучих ног… Грудью вытягивает…
-Отдай мне его, - говорит тренер.
-Нет, - возражает полковник, -  Я его взял у родителей, и в цирк верну целым.
Я к олимпийцам просто потренироваться пошел: самому после этого интересно стало – сколько смогу взять?  Они показали способ – и через три недели я брал планку в сто девяносто семь.
А потом я, те барьеры памятуя, через двух лошадей перелетал, их не касаясь.  Когда новые акробаты приезжали, брат всегда  их спрашивал:
-Можете через лошадь перепрыгнуть?
-Нет, - говорили они.
-А Мишка – через двух … Спорим?
И они всегда проигрывали.
-А папа с мамой к вам в часть приезжали?
-Нет, я к ним ездил. Помню, брат дал телеграмму: «Будем в Люберцах такого-то числа». И меня отпустили – я тогда уже старослужащий был, два года почти отслужил… На станции спросил диспетчера – где цирковые лошади? Он подсказал.  Иду и вижу – из вагона труба торчит и топот лошадиный…Я, не дойдя до вагона -  дождаться не мог, зову:
-Гошенька мой, Гоша…
И такое – переливчатое, заливистое, неистовое; « И-и-и…» Он грудью доску выпирает. Целоваться лезет и рев такой! Я заплакал. Полгода мне еще  служить оставалось.
А следующий раз родители были в Ленинграде, когда  я приехал. Ухоженный, в кавалерийских сапогах – офицерские сапоги нам носить разрешали. Голубые погоны, как у НКВД. И мама опять плачет: «Мишенька, да когда ж ты вернешься насовсем?»
И мне повезло: до того должны были служить три года, а тут изменили, и я уже служил два.
Чайник шипит и плюется, и как положено благородному электрическому – сам собой отключается.
Мухтарбек встает:
-Ну что - пошли метать.
В этот раз перед мишенью встают трое. К мужчинам присоединяется Лена.
-Давай, Леночка!
-Мухтарбек так говорит, потому что сперва грамотно сдвинул мишень в свою сторону, - ворчит Юра.
-Давай, давай…Вот эту  изрешетим и пойдем чай пить.
Это зачаровывающее зрелище. Можно проследить, как нож в полете – со стороны медленном - несколько раз совершает в воздухе оборот.
-А кто вам их, ножи, делает?
-Есть под Новгородом такой кузнец замечательный…
Нож падает в траву. Лена рукояткой другого выстукивает землю – ищет, и кроме пропажи,   находит клинок, который давным-давно зашвырнул олигарх. Его почти невозможно было найти, он с рукояткой ушел в землю. Но радость какая – отыскался! И сам по себе нож ценен, и отрада, что работа друга-кузнеца не ушла в небытие.

Сегодня на завтрак Мухтарбек сооружает тосты.
-Я сам, не надо мне помогать. Я их в определенной последовательности делаю. Наташа с Юлечкой любят, когда я готовлю.
-Юлька собиралась встать в семь утра, - задумчиво говорит Юра.
-Значит надо будить,  - откликается Мухтарбек. Человек задумал - выходит, ему это для чего-то надо. И нужно помочь задуманному осуществиться.
-Значит надо дать ребенку поспать,  - это   Юра.
-Олиграху-то звонить можно? Удобно так рано? Сейчас время к девяти.
-Знаешь поговорку? Кто рано встает, тому бабло идет…
Мухтарбек, вкрадчиво:
-А мне брат рассказывал о двух сыновьях. Отец будит ленивого: «Пока ты спал, твой брат кошелек нашел. Кто рано встает – тому Бог подает».
Лентяй поднимает голову: «Отец, но ведь тот, кто кошелек потерял – еще раньше встал».
И открывая двери в коридор:
-Натулечка, буди Юленьку, тосты готовы, выходите…
В центре стола – домашние заготовки, вчера другом дома привезенные. От тещи его - Мухтарбеку.
-У тещи Вадимовой хавка такая зачетная…
-Смотрите, смотрите, с каким видом глядит Берта – на нас и на колбасу! Точно говорит: «Я ваша навеки».
-Я буду чай со сгущенкой, - Кантемиров придвигает к себе пластиковую коробочку.
-А я с мясом, - говорит Лена.
-С мухами что ли? – кротко интересуется Мухтарбек.
-Смотрите, триллер – лежит собака, и прямо над ней кипит чайник. А если…
-Она же -  каскадерская собака. У нее может, трюк такой : «Папа и чайник» называется
-На выставку нам надо пораньше ехать, чтобы девчонки походили, подпруги посмотрели, - говорит Юра
-А если мне олигарх денег не привезет? –  Мухтарбек - вопросительно.
-Значит, надо тащить олигарха на «Эквирос». Пусть берет свою дочку-лошадницу и бабок побольше.
-Но я его  сюда звал. Шашлык  ему обещал. Некрасиво: обещал мужчина и не выполняет.
Это слово в его обиходе - «некрасиво», означающее все, что отступает от того, как вести себя должно.
-Один раз привезли к нам чуть ли не принцессу Кипра, - рассказывает Наталья уже мне, потому что остальные эту историю знают. – Такое наплели перед тем – кто приедет, да какая это знать…Мы ведь помощь театру ждали. А приезжают лохушки какие-то. Мы тут все чуть не лезгинку  перед ними не танцуем, дедушка тоже: «ай-ай…» А они посмотрели, тупо поели шашлыка – и уехали. Нет уж, пусть лучше простые люди  к нам едут.
Лена берет чашку. Пальцы ее еще не приобрели прежней формы. Как лошадь ударила копытом, так и …
Здесь у каждого травмы. Недавно Наталья чуть не отбила копчик – опять же, сбросил конь. Но отношение к боли своей – без нытья,  самое ироничное.
-Приехали мы, значитца, в Склиф. Я с попой, Ленка с пальцем. Доктор такой спокойный попался, без эмоций – ну мол, с чем пожаловали, родимые?
-Врач какой-то странный, - басит Юра, -  Щоб не случилось, он: «Сделайте снимок, сделайте снимок»…
-Может, он коллекцию собирает, - предполагает Наташа, - « Попа народной артистки». Палец…
-Подруги народной артистки, - подсказывает Лена.
* * *
После завтрака Мухтарбек снова идет в мастерскую. Нужно успеть доделать до выставки начатые вчера иконы. Отношение ко времени самое бережное. Вчера просила посмотреть вместе «Не бойся я с тобой», чтобы по ходу спросить о том, о чем давно хотелось.
-Ты подумай, что тебе интересно? Какие вопросы? Ведь два часа тратить…
-«Не бойся» ведь снимали не по порядку?
-Не-е-ет… Начали с тюрьмы на территории Азербайджана. Драки, метание, Там все больше Дуров…
-Но когда фильм смотришь, он начинается с того, что вы выступаете в цирке. Такой сложный номер - на коне стоя, жонглируете саблями… А Вы же уже года два, как из цирка ушли. Как же … Трудно было - или тело движения не забыло?
-Конь у меня тогда был замечательный. Алмаз. Он этот номер вытянул.
-А ножи? Ведь я смотрю, как здесь они летят в щит –  приблизительно в одно место… А там так эффектно – по три с каждой стороны - точно вокруг головы Сан Саныча…
Он морщится слегка, соглашается:
-Кино - жулики, обманщики… Помню, когда в Ялте снимали «молодой Волкодав». Я там лассо  бросаю на крестьянина, волоку через огонь… Бандит, одним словом. 
И вот, ждем, когда начнут. Уже ночь, и в первую очередь нужно, чтобы артисты отдохнули. А мы… В начале пятого утра нас начали снимать. Рядом друзья из Киева, тоже каскадеры.  Мы сидим, зарылись в одежду, холодно. И друг мне говорит, с таким чувством:
-Мухтарбек, как я ненавижу кино!
-Я тоже! – так же, от всей души ему отвечаю.
Рассказывает, обхватив себя руками, изображая замерзшего.
-А нам же надо согреться, мы же снимаемся на незнакомых конях… Тело не должно быть заледеневшим, коня  надо чувствовать…
-А сам роман «Волкодав» Семеновой вам понравился?
-Семенова - умница. Чтобы женщина так глубоко все это, суть этого – мужской доблести, чести - поняла… А «Волкодав» - бездарный фильм, с претензией на «Властелина колец».  Сейчас же кино ляпают на скорую руку – скорей, скорей…
И  там тоже вот этого эффекта добивались – нож должен был войти меж головой кнесинки и рукой служанки.
-Мухтарбек Алибекович, но почему Вы…Почему за Вами никто не записывает, не сохраняет всего этого?
-За мной? - мягчайшая улыбка, - Что я…  Вот папа… Он был кладезь. Он говорил: «Дети мои, на вас ответственность за весь род».
Мы маленькими еще были. И он рассказывал… Представь, конец позапрошлого века на Тереке – и по берегу реки бегают пацаны.
А для осетин вода – это святое. Дон, Днепр, Днестр, Дунай – все названия по- осетински переводятся. Самое бережное отношение у нас к воде.
А тут один мальчишка накакал в воду. Дело небывалое! С тех пор эту фамилию называли «поганящие воду».
На ребенка это действует! Этот случай с водой меня так потряс, я так боялся сделать что-нибудь такое, опозорить свой род!
И про лошадей папа нам говорил: «Успех, который вы несете – это пятьдесят процентов – лошади».
Лошади – это…, - отвлекается, откладывает работу, - Был случай. У нас в роду очень хороший конник погиб, его хоронили. Подвели к гробу коня, как положено. И отпустили его – уже на нем никто ездить не будет. И вот выпускают его утром в табун, а вечером лошадь не приходит.
Сыновья к пастуху:
-Где наш конь?
-Когда пригоняют табун – идет к вашему дому, - отвечает тот.
Вечером сыновья пошли навстречу и увидели. Конь подошел, тронул мордой знакомые ворота, повернулся…  Пошел на кладбище и простоял у могилы всю ночь.
Или еще. Убили всадника. Конь над ним встал, и никого близко не подпустил. Невозможно было подойти. А у убитого пояс, на котором висел кинжал. Конь хозяина за пояс взял,  и нес больше двадцати километров –  к шатру. Положил около входа и умер.
Это то, что осталось в легендах.
Когда в  Гамбурге на территории огромного зоопарка была выставка, культура разных народов…   Там у арабов – палатки. Младенцы и ползунки в них, а  кто уже хоть немного ходит – те все  работают.
И вот  вдоль палаток ходит белая арабская лошадь. Если кто из малышей выползает, она берет за рубашонку и швыряет назад.
И люди собирались смотреть именно на это, ходили и заглядывали в палатки. Правда ли, что так бережно лошадь это делает - и ребенок даже не плачет?
Вот такие истории нам папа рассказывал. Мы их впитывали. Поэтому я не могу сказать – отец, мать… Мама, папа… это все в крови.
А у осетин принято, мама говорила отцу «ортолак» - «этот мужчина». И я думал, что это другое имя папы.
Я его как-то так назвал. Мама расхохоталась:
-Это только я могу говорить!
-Михако, - сказал папа, на грузинский манер меня назвал, - Тебе повезло. Старших я ремешком воспитывал, а тебя мне не позволяют трогать…
В мастерскую заглядывает Юра:
-Мухтарбек, что -  олигарх накрывается?
-Вроде бы. Придется доставать заначку, - и к случаю поясняет, -  Когда у Юрки есть карманные, он говорит: «У меня денег, как грязи»
-А когда у Мухтарбека, - откликается Юра, - Он говорит: «Я временно богат».
-Как люди, которые все гребут под себя - не поймут, что в гробу карманов нет…, - негромко – Мухтарбек.
Еще есть время до выставки, и он возвращается к работе:
-Но есть иные. Директора конезаводов - они стрелялись, вешались, когда лошадей, да не каких-то – элиту -  пускали на мясо.  А «туркменбаши»… - с чувством, -  скоти-и-ина…сотни лошадей выгнал в степь. Сказал – они сами будут питаться. И пустили. На муку и гибель.
Туркменбаши вспомнив, переходит к другой известной личности:
-Папа познакомился с Буденным, когда работал в Ростове. Шла гражданская, город занимали то белые, то красные. И Буденный еще тогда говорил: «Алибек, бросай свой цирк, иди к нам». Папа  еле отбрехался.
А потом они встретились на съемках  «Смелых людях». И Буденный жалел:
-Ах, Алибек ты так к нам и не пошел… Ну ладно, вы сделали красивый  фильм. Буяна вот берешь. Но я вас конокрадов, знаю - ты его продашь…
Папа возражал:
-Как можно – подарок самого Буденного!
-Мухтарбек Алибекович, а конный театр – это тоже дело чести – папину мечту воплотить?
-Я с детства от него об этом слышал. Задумал: если старшие не возьмутся за театр – значит, надо мне. И Ирбек меня благословил, когда я сказал, что хочу собрать людей. Пора уже было – иначе  знал, что постарею и не смогу. И вот теперь, надеюсь, что все-таки доживу, увижу...
Почему думают, что мы богатые? Потому что  сюда машины приезжают дорогие, иномарки? Потому что мы были заграницей, и - по их мнению - должны были обогатиться?
Когда нас приютила Болгария - я получал там три доллара за выступление. Я, народный артист. А ребята – по два. Я по коже работал, делал кобуры для пистолетов – и мы сдавали их  в продажу.
Раньше мы были в статусе Комитета по культуре. Нам выделяли деньги на лошадей, а их нам не давали, находилось, кому их там прожирать…
Потом мы прикинули – восемьдесят тысяч прожрала еврейская компания. И нас лишили  статуса, чтобы мы не вякали. Якобы есть запрет на создание нового театра.
-Какого нового? – спрашиваю, - Мы с 87-го года  с гордостью несем звание российского театра.
Когда я был у Лужкова на семейном празднике, то не выдержал и  сказал ему, что нас лишили статуса.
-Как? Кто? – возмутился он, - Да я их раздолбаю!
Но ни-че-го не изменилось.
Те, кто это сделал,  думали, что мы подохнем. И нас подводили под то, чтобы мы даже не пытались рыпаться. Куда хуже? Даже на сено коням  не хватало–  друзья помогали их кормить. А эти…  «застольные друзья»… Я  говорил им: «Да манеж будет – ваши же дети будут не наркоманы, не пьяницы»… В Болгарии нас до сих пор помнят, а здесь…
Он откладывает работу, поворачивается, он не может говорить об этом спокойно.
И снова вспоминаются слова Кости:
« Мухтарбек –  человек искусства. С большой, с огромнейшей, с заглавной буквы. Жирным таким шрифтом. А вся мишура, которая вокруг него… ему просто некуда деваться,  он должен этим заниматься,  должен  жить как-то…Но как он  устал от борьбы со всем этим! 
-Мишура?
-Ну деньги, бизнес…. Надо  к кому-то ходить и доказывать, что ты можешь что-то сделать. Смешно, до колик в животе.  Такие люди, как Кантемиров, Рязанов – вынуждены доказывать свое право на действие, вынуждены убеждать -  дающего деньги – «я могу…»
И ведь  это все ненадежно - сегодня дали, завтра - нет. И Мухтарбек  сидит целыми днями и плетет кнуты, для того, чтобы продавать – и кормить лошадей.  Такой человек занимается тем, что пытается найти средства к существованию своих лошадей!
Очень много людей, которые приходят -  большие  такие, богатые, толстые, красивые… гордятся тем, что они его знают,  - трясут своими кошельками и животами, хлопают его по плечу, все обещают, но дальше застолий эти разговоры не уходят.
Если  каждый, кто приезжает в гости к Мухтарбеку, хотя бы  по десять тысяч будет привозить – они озолотятся там - и будут делать нормальные спектакли. А гости приезжают к нему – как на дачу. Лучше бы он не узнал, что я это рассказываю, но меня это настолько терзает, что не говорить я не могу…»
Чем отвлечь его, чтобы не мучителен был ему разговор?
-Мухтарбек Алибекович, а «Не бойся»…
-После «Не бойся» меня узнавали сразу. Характерный: высокий, черная борода… Помню - мы в тихом переулке живем, надо было на троллейбус сесть…И вот из троллейбуса выходят люди – и появляется негр – огромный. Он на меня смотрит и улыбается:
-Ты меня не бойся…
Он здоровый, я тоже здоровый.
-Да не боюсь я тебя, выходи… - говорю ему.
-Да нет, вчера…кино…телевизор…Ты меня не бойся…
-Да-да… - киваю ему, чтобы пройти скорее. Поднимаюсь в троллейбус, и вижу – все на меня смотрят и улыбаются.
Еще один случай. На «Планерной» приезжаю на рынок. Спрашиваю:
-Сколько морковка стоит?
А продавец азербайджанец. Глаз не спускает.
-Ой, ты Рустам! Ты – друг Полада!
-Да-да, Рустам я… Морковь, - спрашиваю, -  сколько стоит?
-Эй, Амед! Амед! Смотри, тут друг Полада…Эй, Рустам, куда пошел, бесплатно дам…
А мне уже и моркови не надо.
Или в метро еду – сижу в уголке, вдруг парень подходит:
-Простите, вы  - Кантемиров?
Киваю.
-Ага, - кричит куда-то в глубину вагона, - ты проиграл!
И объясняет:
-Да мы с другом на коньяк поспорили.
И опять вспомнилось к случаю:
-Как  с Гусманом познакомились… Мы вернулись из Турции перед самым Новым годом. Приехали в Баку. И было у нас там по четыре выступления в день. Представляешь, что это такое?  В десять, в час, в пять и в семь. А Гусман – был главный режиссер ТЮЗа и ставил спектакль – «Человек из Ламанчи».
За два дня до съемок он посмотрел представление – а я  солировал, я там хорошо смотрелся.
И он пришел в антракте:
-Мне сказали, вы много чего умеете. Каратэ знаете, ножи метаете…
Там была сцена – хулиганы насилуют девушку, а она сопротивляется, надо было кнутом поработать.
-А что от меня нужно?- спрашиваю.
-Поставьте нам два эпизода.
Я к тому времени уже знал, как артисты любят спать. Утром их не добудишься.
-В общем, - говорю, - если в восемь  встанете, я могу час-полтора с вами поработать.
Начал к ним ходить. Сперва туго шло. Я мучаюсь, и они мучаются. А потом с такой радостью они стали ходить… Учились метать, хлыстом работать.
Гусман присматривался-присматривался и говорит:
-Мухтарбек, а что, если мы снимем фильм?
-Да я много, - говорю, - как каскадер снимался в эпизодах.
-Нет уж, чтобы ты - в главной роли.
-Юлий Сломонович, но как же…
-Давай договоримся, ты – Мухтарбек, а я – Юлик. Ты мне одно скажи - даешь согласие?
-Если, - говорю, - не боишься, что я тебя опозорю - рискну.
-Не боюсь, - говорит, - Я по образованию психотерапевт, и я к тебе уже пригляделся.

Честно говоря, я думал, что это просто «ля-ля». Закончились Бакинские елки, уехали мы в Питер… Но года не прошло, и он привозит сценарий.
-Ты посмотри, - говорит, – что тебе не понравится – перепишем.
Гляжу. А там эпизод был, где надо плыть, а мой герой -  не умеет.
-Юлик, убирай – стыдно бояться воды, я же плаваю хорошо.
Смотрю дальше. Героиня меня полюбила,  и Теймур  говорит: «Ты мой кровник – и я не смог тебя убить, ты увел у меня невесту – и я не смог тебя убить»…Фильм даже назывался сначала «Все равно я тебя не убью».
Что ж это такое…
-Тоже убирай, - говорю, -   некрасиво – невесту увел, не могу я так.
И если оставить, как есть, мы с ней должны были бы целоваться. У меня жена тронулась бы, она меня и так на съемки не отпускала.
Он со всем согласился.
И уже мы выбираем мне партнера.
-Юлик, - спрашиваю, - Ты что, с ума сошел? Какие варианты? Конечно Дуров! Я его с 56-го года знаю. Если что, я у него под крылом, под крышей… Он поможет.
И Дуров радовался. Там сцена есть, когда они с арестантами прибежали, раздолбали бандитов, и он вроде на меня ругается. Что я как маленький, что меня невозможно оставить одного, без присмотра… Он ругается, а я его обнимаю.
Он потом говорил:
-Самый сладкий  момент, когда ты  обнимаешь меня. И когда ты на лошади скачешь… Я любуюсь.
-Это бесконечно красиво. Но ведь там  был просто – галоп… Наверное, Вам это было не трудно?
-Проскакать – нет, конечно… Даже не все получилось – я коня на свечку поднять не смог.  С другим была беда: весь путь усыпан камнями, мы их убирали, и все равно все убрать не смогли.
А там, где снимали подсечку – на пляже - народ безответственный,  везде битые стекла. Усеяно ими всё. А я должен был  кульбит делать – и в песке рука на стекло наткнулась. И нога  тогда   уже не работала, нога болталась…
-Где же этот момент, когда ножи сорвались? Когда вы забираетесь на башню?
-Да, тогда… Я забросил, и они сразу полетели вниз. У меня в этот день умирал Алмаз. От столбняка. Я не мог ни о чем думать. Он стоял у меня перед глазами. И я…забылся.
Ножи рассекли ногу, кровь хлещет, я говорю своим: «Отойдите, не запачкайтесь»
-Дурак! – чуть не плачет Гусман, - Без ноги остался, а он о нас думает! К черту это кино, я тебя покалечил!
Я сразу почувствовал, что сухожилия перерублены.
Все собрались вокруг нас.
 Гусман кричит:
-Уходите отсюда!
Зашили меня по живому. Дней десять прошло, повязку Юлик не давал снимать, говорил: «И так на мне грех»
Но ребята прислали мне настоящее алтайское мумие. И профессор потом удивлялся:
-Это не могло так быстро зажить! Ты человек или собака?
-Вы угадали, профессор. Я родился в год Собаки.
И все-таки, если бы я лечился сразу, а не снимался – травма не оказалась бы такой тяжелой. Потом, в Москве, мне делали операцию семь часов. Правда, я  в клинике насмотрелся. Видел трепанацию черепа, человеческий череп -  как подкова. Врачи заранее знали о больных. Они говорили: «Этот умрет. И этот».
Моя нога там казалась уже ерундой. И все-таки семь часов в операционной. Нашли какой-то запасной нерв, раскроили, вставили.
В то время я как раз мечтал о конном театре. До восемьдесят седьмого года снимался в кино, труппу сколачивал, ребят подбирал цирковых, присматривался – кого…
А после этой операции мне приснился сон. Я тогда часто летал во сне. И вот стою на горе, а внизу ходят лошади, красивые лошади. И я полетел к ним. После этого  поверил, что моя мечта сбудется.
И вот уже, - с усмешкой, - двадцать первый год сбывается…
И тут же, вспомнив еще:
-А когда снимали «Парк советского периода» - это было в Таманской  дивизии. Один дубль, второй, десятый… А кони подо мной и Никоненко старые. Сколько можно? Они же потом два месяца хромать будут. Никоненко на Эмирчике, царство ему небесное.
Наша  группа встала на пригорке – двадцать лошадей. И когда они пошли, это был такой грохот… Что же делалось в кавалерии, где тысячи коней? Страшно подумать.
Тихо:
-Бедные мои лошади.
Когда все  возвращались с фронта после войны – к нам пришла лошадь из кавалерии. Рыжая. Она спала, и вдруг начинала ржать так тревожно «Ии-и-и» И голову к небу вскидывала. Она бомб падающих ждала.
Несчастное животное!
Кавалеристу на войне труднее всего приходилось. Пехотинец – он, когда привал, сразу может спать завалиться. А кавалерист не ляжет, пока лошадь не обиходит. Разбирали избы, солому старую, чтобы хоть что-то кони могли есть.
-Но зачем же на такую войну, где уже и танки и самолеты – брали лошадей?
-Говорят – не зря там лошадь была. Пользу приносили конники, по тылам ходили. Но несчастный все-таки род войск – кавалерия. Ворошилов – он, кажется, в финскую войну бросил кавалерию против танков. Напугать решил, - с силой, - Скоти-и-ина! Не щадя бросил, ради эффекта. Великий полководец!
А Гусман со своим «Парком»… Он платил по пятьсот долларов за съемочный день. Там была сцена, когда я тамадой сижу на свадьбе. И спрашивают:
-Кто это в черкеске?
-А это знаменитый конный наездник Кантемиров.
Вырезали этот эпизод. Гусман его снял просто, чтобы мы заработали.
* * *
-Когда мы стояли на «Планерной»,  и готовились к Болгарии, - продолжает  Мухтарбек, - мне  из цирка Никулина позвонил старый знакомый.
-Мишенька, знаешь, тут  приглашают из Италии…Фестиваль, и они спрашивают - почему Россия не присылает своих наездников? Евреи хотели   поехать на халяву – шесть человек от Мосфильма. Но у них этот номер не прошел. И тогда итальянцам подсказали обратиться в цирк
Так что осталось три дня, надо собираться.
-Но у меня оружие – как его оформить? - спрашиваю, - И что – ехать  без лошадей?
-Да там есть лошади, тебе дадут выбрать.
Ладно.
Но в Италии нас встретили….Ага, вы из России?... Все плохое, мол, от вас идет –  оружие, и наркота. И как начали резать! Седла резали, все, что мы привезли… Мне потом столько пришлось шить…
Учредителя конкурса звали Батиста. У него  имение  под Миланом, - мечтательно, -  Такое име-е-ение… такие красивые места… Личная церковь, аллея предков, ипподромчик маленький.
В то время у меня уже начинала седеть борода. И Батиста сказал:
-Он  старый человек, а у нас  состязается молодежь.
-Не бойтесь, -  успокоили его, - он профессионал.
Случилось так, что я выбрал для турнира его любимую лошадь.
-Не возражаете? – спрашиваю.
-Ну что вы, - отвечает он, -  я буду гордиться, что на моей лошади ездил сам Кантемиров.
И все же, что они здесь задумали?
-Я знаю мексиканскую езду, - говорю, - Но я хотел бы взглянуть, что потребуется делать.
Посмотрел их записи – ну…(ищет слово помягче)  детский лепет
И вот сел я на лошадь, точнее не сел – запрыгнул.
-Одним движением? Как в фильмах, когда вы на коня – взлетаете?
-Да… Но лошадь на свечку не поднимаю, управляю по-мексикански. Копьем там надо было что-то пробить, с земли поднять – ерунда, вобщем. Спрыгнул, и вижу, что переводчик мне два пальца показывает. Спрашиваю:
-Володя, в чем дело?
-Мухтарбек, считай, что мы два раза в Италии были.
-Как два? Мы же только…
-А так – два. Первый – и последний.
Они – итальянцы - были уверены, что первый приз – меч, останется в Италии. Так всегда было. Иначе  быть просто  не могло. А другие призы простые. Сапоги вот – до сих пор я их ношу.
Но если меч – их гордость…
Говорю Володе:
-Ты на секундомер смотри, чтобы я -  не уложился во время. Сделай мне знак, что все - время вышло, и я проеду лишний круг… Пусть победит их человек.
И с улыбкой, почти озорной:
 - Но я им все-таки показал, что я умею… Нужна была лоза, чтобы я ее рубил. А там лоза – откуда? Мне дали  бамбук. Такая роскошь – молодой бамбук…
Этой - «роскошью бамбука» - скрывая, стушевывая столь же бережное отношение к чужой чести – как к своей.
Работа в мастерской на сегодня окончена. Пора собираться на выставку. Но приезжает гость – вернее, друг, свой человек здесь. Валентин Аполлонов, художник-кузнец. Которого я заочно знаю по статье, по его словам: «Для меня  общение с Мухтарбеком – отдушина в жизни. Полученной от этого энергии может хватать на целую неделю вперед, и в быту, и в моем творчестве».
Может быть, он  хотел посидеть  с Мухтарбеком за чаем без посторонних? И  недоволен, что здесь какая-то пресса? …
Но Мухтарбек непременно представляет.
-А это Танечка, которая…
Куда же деваться? Хоть под стол… Мои записи о фестивале, на котором Кантемирова в первый раз увидела… Не пишу – «живого», потому что он тут же бы припомнил:
-Мне одна дама говорит: «Первый раз вижу живого Кантемирова»
-Вы что, хотели увидеть меня в гробу?
Написанное не для печати – совершенно дико с журналистской точки зрения – к человеку не подошла, (четверть века встречи ожидая – просто струсила),  интервью не взяла – в 20 метрах стояла и два часа только смотрела…
Эти самые записи, читавшим их кажутся, не то, чтобы удачными… Они для них знак, что не с хищничеством пришла – выпытывать, потом сказанное  по-своему истолковывать, неизвестно еще – дружественно ли. Словом, что-то от Мухтарбека брать, и его тем самым – утомлять. Знак того, что от меня его можно не защищать.
И Валентину рассказывают про злостного олигарха,  не заплатившего.
Валентин пытается незаметно сунуть деньги - сам.
-Ни в коем случае, Валечка… Я пока богатый. Я Наталье бриджи обещал, если коня объездит, и на это у меня заначки хватит. Наташенька, главный наш козодой, налей Вале молока!
-Нету молока, Кантемиров…- откликается Наташа, - Кончилось. Собаки твои выпили. Ты собираться будешь?
И Мухтарбек одевается к выставке:
-Чего они на меня шипят: «Старая, старая…»? Это моя любимая рубашка. Ей лет двадцать… Смотри – какая она хорошая, правда?
* * *
После Новогорска, который как маленькая теплая ладонь, Москва огромна. От нее  кружится голова. Густая - кажется, что машину со всех сторон обтирает - толпа. Люди и авто.
И первая мысль провинциала: «Ну что они так за свою столицу держатся? Да к жизни здесь можно только  приговорить  решением суда. И то будешь надеяться на амнистию».
Но «Эквирос» проходит в Сокольниках, где уже что-то родное – со всех сторон лес. И Юра уговаривает милиционеров разрешить нашей машине встать поближе к воротам.
-У нас дедушка – народный артист. Ему трудно ходить.
«Эквирос» - отдушина для лошадников.
Здесь царит мир лошади.
По дорожкам катают взрослых и маленьких  кони и пони. Пони, как живые игрушки. Но в тихом конском: «фр-р» - столько силы, что на слова:
-Осторожнее, коня ведут! – реагируешь сразу, отступаешь.
Экипажи. Лакированные. Белые, черные… Фонарики, куда вставлять свечи – и освещать путь. Здесь оживает прошлый, и даже позапрошлый век.
Громадный павильон, где – если лошадьми интересуешься, можно купить все: от значков и футболок  - до уздечек и подков.
Кантемирова узнают не все. Избранные, для кого лошади – смысл жизни. И те, кого  судьба  раньше с ним сводила. И такое счастье в глазах людей, узнавших…
-Мухтарбек Алибекович!
И снова в памяти - слова Кости: «Мухтарбеку не надо играть доброго человека, он сам таким является. Излучает  столько тепла, доброты и нежности, что когда он приезжал к нам,  все наши женщины в него были влюблены  - вне зависимости от возраста. Маленькие и большие. Мужской контингент, наши товарищи -  они отошли  на второй план. А жены  друзей, наши жены, матери - они все утопали в Мухтарбеке…  невероятного обаяния человек».
Но ведь влюбляются – в чужое, родное  - любят. И то светлое, чистое, что было дано Богом при рождении каждому, если оно еще в человеке живо – узнает родное себе -  в Мухтарбеке. И не может его не любить.
Он останавливается возле огромного черно-рыжего седла. Австралийского. Из натуральной кожи.
-Четырнадцать тысяч? Надеюсь – это в рублях? Есть ведь седла синтетические, но это не то. Смотри, меня поражают – пряжки. Это просто чудо.  Если олигарх отдаст завтра деньги…
Всем, кто узнал его, он пишет свой новый номер  телефона. Звоните, приезжайте. Он ни от кого не скрывается, боясь утомиться общением.
Радостно приветствуют его парни в ковбойских шляпах – им сегодня выступать в шоу. А когда-то они выступали с Кантемировым.
-Когда у нас манеж будет, мы вас к себе вытащим, и сделаем зрелище достойное…
-Это будет супер! – глаза загораются - Придете нас сегодня посмотреть?
-А стройка…Мы можем помочь. Если где,  – один из них сгибает руку – физическая сила нужна.
Мы снова идем меж рядов. Присматриваемся к сбруе.
-Очень достойная выставка. Смотри, как все недорого. А экипажи – красота, а? Нам, когда театр будет,  тоже надо придумать, чтобы зрителей откуда-то, с какого-то места бесплатно подвозить.
Скоро начнется шоу. Идти ли? Он колеблется. Надо  бы – чтобы не обидеть. Но…
--Если зрелище слабое – неудобно будет хвалить.
Мы сидим у входа в павильон, и ждем остальных, которые по ярмарке разбрелись.
-Тут, в Сокольниках,  шикарное место. Мы планировали здесь разместиться когда-то. А нас выжили – как собак.
Мы жили на «Планерной», а лошади стояли тут, и это место нам обещали навсегда.
Но директор всего этого была связана с КГБ  – и выпихнула нас. Отключили воду, свет, а уже зима начиналась. Единственная радость  была, мы ею жили - что Болгария впереди. Там тепло, там море.
Но мы не могли смотреть, как лошади мерзнут. Сперва просто  привозили им все – еду, воду, а потом забрали их отсюда.
Друзья наши писали директорше:
-Как вам не стыдно? Как можно так со знаменитым конным театром Кантемирова?!…
Она  вне себя была, она считала, что  ее запугивают, угрожают ей.
Но разве это значит – угрожать? Это же правда, это же стыдно так делать.
-Мухтарбек Алибекович, но такие люди… А таможенники в Брянске – когда вы возвращались из Болгарии -   не давали вашим лошадям воды, деньги вымогали за каждое ведро…
Он морщится, вспоминать больно:
-Свиньи. Держали  нас специально на солнцепеке. И ехали ведь до того кони в жару, намучились.
Таможенники –  отвратительный народ. Каждую тряпку считали. Артисты мои…ведь гроши получали… Они везли из Болгарии кофточки дешевые – а таможня находила в этом контрабанду. Мы в Германии были – нас фашисты так не обзывали, как «наши» на таможне.
Проходит мужчина, и видишь, как лицо его  светлеет - он увидел, узнал Мухтарбека. Спешит поздороваться и обнять.
-У нас чемпионат был по джигитовке, я абсолютным чемпионом стал, - он уверен,  что за него обрадуются.
-Это казак из Ростова, – поясняет потом Кантемиров, -  У него нет левой стопы, а он садится на лошадь. Да не садится – прыгает. Как он прыгал с лошади на лошадь! Умница!
До начала шоу есть еще время. Подходит Наташа, отыскиваются Юра с Леной.
-Ну, мы идем смотреть лошадей?
Здесь -  выставка. Коней можно посмотреть, и даже купить. Ах, какие пони! Шоколадного цвета шерстка, золотистая грива… Были бы здесь мои дочки – не увела бы.
А Мухтарбек все больше подходит туда, где в денниках – арабы.  Один из коней опустил голову, подбирает что-то с пола. И его не видно почти - одна спина. У Мухтарбека свои цокающие звуки.
-Ну, покажи головку, - ласково, -  Ай ты мой хороший.
Расходясь, подходя каждый к тем коням, которые ему интересны, компания наша с удивительным единодушием начинает сходиться вместе у одних и тех же денников и обсуждать – ахалтекинцев, буденовцев…
-Слушайте, пять минут осталось. Мы на представление пойдем  или нет? Где наши «почетные» билеты?
Как это назвать  - театр? Цирк? Манеж?
Внизу в полутьме, будто светится поле, покрытое специальным грунтом, чтобы лошадям было удобно выступать.
Почетные гости вообще-то должны сидеть за накрытыми столиками. И мы пытаемся туда Кантемирова отвести. Мы согласны  даже передать его с рук на руки женщине организатору. А сами где-нибудь пристроимся.
И вот уже распорядительница, цепко подхватив Мухтарбека под локоть, ведет – только его:
-Пойдемте, сейчас я вас посажу. А ваших людей – вон туда…
Мы еще не успеваем сесть на  места, как он подходит и опускается рядом:
-Извините… Я со своими. Одному мне там нечего делать.
Летит на публику искусственный снег, в свете фонарей – синий. И выходят первые лошади, и перед глазами сказочные – синим, золотым, алым отливающие - юбки наездниц.
Номер. Один, другой.
Постепенно, как вина в дегустационном зале, когда пьешь одно за другим – и сливается уже  вкус их, оттенков   не различаешь - так и здесь. Вроде красиво. Но почему думаешь – когда же конец? Когда нам можно будет обратно в Новогорск?
И кому-то тоже скучно. Он встает и идет к выходу.
-Во время номера уходить – это пощечина артисту. Так не делают, - тихо говорит Мухтарбек.
Там, внизу девушка в жокейской костюме идет вслед за конем, держа в руках вожжи.
-Не дай Бог ударит, - он следит пристально, -  Когда испанцы так делают, они вплотную к крупу идут. А это – расстояние для убийства. Значит,  доверяет она коню.
И вот объявляют джигитов. Это ему должно быть близко. Аланская езда, когда человек во весь рост стоит на двух идущих бок о бок конях. Та самая езда, которой когда-то завораживала публику   труппа «Али-бек». И неуместная здесь блондинка, на которой костюм сразу смотрится - просто костюмом. А не родной, исконной одеждой, как на черноволосых всадниках.
После номера один из джигитов – около нас. Обнимает Мухтарбека, на глазах слезы. Обнимает и не может выразить словами:
-Мой дорогой, мой хороший, отец наш… - все повторяет и повторяет он, -  Залина сказала – здесь Мухтарбек. Я не поверил…
-Это мой ученик, -  после говорит Кантемиров, - Руслан. Он у меня героем был…
Наконец такое, что мы не можем отвести глаз. Белый арабский конь летит через огненное препятствие.  Огонь высокий – жар чувствуется в зале. Не восхищаясь артистами – искренне восхищаемся конем, в полете как бы зависающим над пламенем.
А следом выходит девушка – вращать горящий куб.
В нашей команде сразу оживление.
-Это в пику Наталье. Она в прошлом году работала то же самое.
Юлька возмущенно:
-Девка номер слизала у мамы.
Тихое, искреннее утешение Лены:
-Плюнь, с такой жопой ничего не слижешь.
И вот ведущий сообщает, что все хорошее имеет свойство заканчиваться. Не спорим. Можно встать. Размять ноги. Можно наконец-то вернуться домой.
-Но к ученикам моим надо зайти…
Во дворе Мухтарбека сразу окружают. И команда наша отходит привычно. Понимая, что многие имеют право на его внимание. Что он не может принадлежать кому-то одному.
Джигиты мгновенно сооружают на какой-то тележке импровизированный стол.
Мухтарбек снова рассказывает про Ахаза, сбрасывавшего каскадеров: «Представляете, он корду на руку намотал, и так сел. Ну конь и пропер его, так что корда порвалась». Про Наталью: «Кендарат, волшебница, объездила!» Про начавшуюся стройку. Хвалит выступление:
-Молодцы, темп у вас был хороший.
И поднимает тост:
-Пусть порог вашего дома переступают только добрые люди.
Руслан шепотом поясняет стоящему рядом:
-Я не знаю, я не могу его хвалить… он для меня просто святой.
Следом обязательно пьют  за родителей, живых и ушедших.
И, наконец, Мухтарбек оборачивается к нам:
-Ну что - домой? Не устали? Мы – каскадеры – народ привычный.
За дорогой, с остановкой у магазина – надо же набрать довольно еды, нас много – незаметно проходит вечер. Как тут летит время! Уже почти ночь.
Пока остальные хлопочут с ужином,  Мухтарбек садится с молотком – заканчивать «чеканку» икон. Это очень стыдно – ведь устал, ему бы лечь, но  попробуй отговорить. Обещал же сделать к отъезду…
Подходит Юра. Все  тут ещё живут  увиденным.
-Да, бедные джигиты…
-Это конечно не искусство. Но чем им  только ни приходится зарабатывать! Детей катают на всём, чём можно…
-Я поняла, что мой мотоцикл такая  смирная тварь по сравнению с колесницей! -  Лена тоже под впечатлением
-Да? – это Юлька, - Ты на ней просто покаталась, а маме на выступлениях  надо бежать за ней с факелом.
-Я сейчас в конюшню пришла, - продолжает Лена,   - и сказала коню своему любимому: «Сколько я нынче лошадей видела, а ты у меня самый хороший!» Песенку ему спела…
-А он кивал и ел морковку, - негромко подтверждает  Юра.

День четвертый
Утро. Моросит мелкий дождь.  На крыльце черными сфинксами лежат собаки.
Самое лучшее время, пока еще тихо, и все спят, и нет гостей, и начинает шуметь вскипающий чайник.
-Сейчас я тебе фильм покажу о нашем театре, нашел, наконец, кассету.
Включает. А звука почему-то нет. Только его голос рядом.
-Такой хороший конь был. Умер от язвы желудка. А это в Болгарии… Яркое зрелище мы сделали, - негромко, -  Не то, что вчера.
И не спросишь, где все эти люди сейчас? Почему их нет здесь?
При всей доброте - и не может иначе подойти к людям Кантемиров – он дает им полную свободу.
Нельзя привязываться так, чтобы разлучиться было трудно.
Обманутое ли это многократно доверие: не привязываться – чтобы защититься от боли?  Привычное ли – что жизнь – и не только артистическая – разводит, разносит в разные стороны людей, и вместе быть можно только недолго? Или истинно евангельское – не я волен в человеке, а Господь.
Тебе рады, но ты полностью свободен – прийти, уйти…
- Смотри. Царь Колхиды выдает замуж дочь. Стекаются претенденты, происходят разные безобразия. Я о Скифии хотел спектакль сделать, но для выступления нам предложили Абхазию, дали место в Гаграх. И мы помогли абхазцам воскресить  дух их  предков.
Похоже на захватывающий фильм, который идет перед твоими глазами. Фильм, который снимают без дублей, без режиссерского: «Стоп!»
Фильм из детства, как умели французы, итальянцы снимать, где «плащ и шпага», где такие герои, что всю жизнь они потом -  с тобой. Признаться в этом стесняешься, но в трудную минуту  вспоминаешь - их.
-А придумывали всё – вы? Или ваши артисты тоже?
-Они тоже и придумывали, и старались. Это -  «дикая лошадь», я научил  делать так, чтобы конь казался необъезженным, подбрасывал всадника.
А вот, гляди, ребенок – малыш совсем – стоит, не боясь, во весь крохотный рост на каскадерских плечах.
-Смотри-смотри, конь со мной целуется, - и совсем тихо:
- Детки мои, поумирали….
Вспоминает не столько  моменты спектакля,  сколько для себя  главное – людей и лошадей.
-Это мой ученик, он сейчас в ЮАР.
-А этого коня нам Буденный подарил. Эдельвейс, Эдинька… Какие лошади были… А  нас, за это за все, за красоту эту – выгнали из павильона в Сокольниках.  Ой, намыкались мы…
Рассказывая, объясняя, то и дело на экран взглядывая, он меж тем ставит варить бульон – домашним.
-В Германии от нас огромную прибыль получила мэрия. Умоляли у них задержаться, но у нас ведь контракт. Сорок лошадей у  театра было, потом начали потихоньку распродавать…от сердца отрывали.
Я тогда был полон сил, горел, сам все делал. А сейчас  начинаю уставать, - и тихо, от всей души, так не по-осетински, так по-русски, -  Нахлеба-а-ался.
И тут же:
-О, Юрочка! Выспался?
У Юры мрачный вид:
-Нам коня под окна поставили ржачного. В смысле, который ржет.
-О-о, - искренне сочувствуя, сожалея, что так вышло, - Юрочка, чайник готов, тосты готовы, Лену буди. Мне там доделать надо.
В мастерской тихо сижу на стуле за его спиной.
-Мухтарбек Алибекович, а вы от этой работы не устаете?
-Не устаю, - он смотрит поверх очков, -  Чувствую себя кормильцем, нужным человеком.  Ну что ты, Асенька? Папина ласточка, стесняется приласкаться.
Нежный запах детского крема.
Держит в ладонях готовую икону
-Чудный лик у Казанской… на нашу маму похожа. В этом году столько хороших людей привел Всевышний.
И, придвигая другую работу.
-Кнутом еще надо заняться. Конец мне не нравится, надо переделать, чтобы идеально было.
Мягко светит лампа. Бегут по лицу слезы. Завтра всего этого не будет. Наташа не пронесет мимо полную – и белая пена сверху – кастрюлю козьего молока. Не улыбнется светло Юлечка, не пролетит мимо Лена, вцепившаяся в колесницу. Не зазвучит небрежный, неторопливый  голос Юры, от которого сразу весело.
Наверное, каждому приходящему сюда, в конце концов, хочется сказать:
-Одомашните меня, пожалуйста…
Господи, пусть у них у всех все будет хорошо! Чтобы, как задумано, появились и манеж, и боулинги, и фитнес клубы… Но когда все это осуществится, пусть сохранится   этот маленький теплый мир.
И пусть придут в театр такие артисты, чтобы  не делать Мухтарбеку «все за всех»,  чтобы - как знамя подхватили, и делали сами  (его любимое слово) «достойно». Чтобы он, как  камертон – лишь душу театра настраивал.
Ведь творчество - это такое напряжение:  ума, внутреннего слуха, всех сил, что после - ощущение, сходное с донорством. Как кровь сдавал, да хорошую дозу.
-Ну, идем метать?
На улице холодно. Ася скачет и всем своим видом требует бросить ей палку.
Мухтарбек встает у щита.
Сегодня он бросает четко в сторону. Будто не ножи мечет, а отбрасывает от себя что-то. Так же перед тем на несколько мгновений сосредоточившись, в сторону мишени не глядя, лишь прислушиваясь к внутреннему ощущенью пространства, того - как метнуть надо.
Мишень изорвана ножами в клочья. Он меняет ее на более маленькую.
Собаки, не боясь, доверяя ему, сидят у щита. Они заглядывают ему в лицо - и тщетно он пытается отогнать их.
-Спецназ за зверские методы, а ведь это тонкое дело – мишень, нож. Им бы быстрее «вырубить» врага – хоть тупым концом… Это…,  - он ищет слово – это не искусство…
Ася оступилась и спешит пожаловаться на судьбу.
-Хромуленька моя, подвернула лапочку…
Кладет ножи и бережно ощупывает ее лапу.
Вернувшись к себе в комнату, в первую очередь поднимает крышку кастрюли.
-Ах, какой у вас бульон будет, «господа офицеры»…
Мое время здесь истекает. Осталось несколько часов.
-Давай про театр досмотрим. Вдруг звук появится?
А вот фигу, тетенька, тебе. Звук не появляется. Зато к нам присоединяется проснувшаяся Юлечка, которая сходу узнает лошадей. Тех, что для меня просто белые, гнедые…
-Это Осман, это Эмирчик мой…
-Костя, - говорит Мухтарбек, когда на экране возникает белокурый богатырь, - Ему на спину клали камень и разбивали его. Иногда попадался тяжелый, не поддавался. Били по десять раз – он терпел. Разрубал мечом яблоко, лежащее у партнерши на животе. В Швейцарии в него влюбилась девушка – сюда, к нам, к нему  приезжала, туда его приглашала. Конечно, ее можно  понять – красавец, богатырь…
А этого коня у нас взяли, как производителя,  он был уже старенький и его замучили, уроды…
Смотрите, сейчас Костю со всего размаха будут бить палками.
-Подпилили…, - говорит кто-то из нас.
-Нет, я свидетель, - сразу защищая, - Слышите, в зале кричат «Больно же»!
И вспоминая по ассоциации:
-Был звонок из еврейской общины. Там собирались чествовать  Гусмана. И пригласили меня. Предупредили:
-Только он не знает, что будете вы…. Не проговоритесь. Это ему сюрприз.
Когда торжество достигло разгара, ему как бы невзначай напомнили:
-А вот у вас партнер был…
-О да! - и он как начал говорить, какой я хороший – так что я, ему невидимый, стоял и краснел. А потом открыли дверь, и я вошел.
-Майкл, - спрашивает он, - Куда тебя спрятали? Ты все слышал?
По сценарию мне надо было у него огурец кнутом выбить изо рта. Места там мало. Я арапником работаю – а он голову старается отвернуть.
-Не волнуйся, - говорю, - Юлик, я осторожно.
-А когда вы бьете кнутом – рядом с человеком, и его не касаясь – правда, так можно?
-Да-а, - он почти нежен к кнуту
- Мне говорили потом – зачем, мол, пошел на еврейский праздник?
Но я им сказал:
-Я не еврей, однако мои предки воевали в союзе с хазарами, а там иудейство было. И партнеры мои… У Ольги фамилия - Миллер, так что ей сам Бог велел. Костя Никитенко - украинец. Но мы проведем небольшую операцию,  и он станет нашим человеком.
Мне сказали потом, что я так хорошо вел  праздник– как тамада.
-А это Дом кино… Двадцать  лет фильму «Не бойся, я с тобой». Я метал там топоры. И когда бросил последний раз  –  топор пробил мишень.
Мухтарбек собирается. Ему пора на процедуры. К массажисту с Лубянки.
Знакомый довезет нас до метро, где дороги разойдутся. Мне с пересадкой – на Казанский вокзал, ему – ехать дальше.
В последний раз обнимаемся с Наташей.  И: «Позвольте  вашу лапу, Асенька! Пока, Игорек…Юра с Леной, я напишу!»
В метро – усталый человек дремлет, опустив на грудь голову. Трясется вагон, над головой нависают люди. Он отдыхает для того, чтобы минуты спустя, снова начать отдавать себя, делиться своим теплом.
…Дни идут, но стоит закрыть глаза, и перед глазами, как самое дорогое, как то о чем можно детям и внукам рассказывать -  зеленая поляна у  дома, и высокий седой человек в светлом, и вьющиеся у его ног собаки.
И тому, кто идет сюда - тихо, чтобы Мухтарбек не услышал, чтобы не смутить его.
-Сними обувь твою, ибо место, где ты стоишь…
 
Мухтарбек  Кантемиров
и  конный  театр  «Каскадер»

Святой Георгий
Ax, как много драконов на свете!
Что с того, что один убит?
Бьётся-бьётся в кольчугу ветер,
Брызжет облако из-под копыт.
А внизу — города, народы
И — квадратиками — поля.
Там веками ищут свободы,
Только ей не гнездо — земля.
Только там она — редкой гостьей:
Осенит — и махнёт крылом.
Плачут матери на погосте:
— Что ж вы, мальчики, напролом
Шли? На жизнь и смерть присягали?
Не спускали своих знамён?
Полегли — без крестов и регалий,
А над нами снова — дракон!
И откуда столько берется?
И куда ж ты смотришь, святой?
И солдаты, и полководцы —
На земной груди на крутой
Спят. Их видно оттуда, сверху?
Спят. Над ними свет голубой.
И на утреннюю поверку
Не поднять их простой трубой
Что ж ты смотришь, святой Георгий?
И Георгий берет копье.
Над землёю — родной и горькой —
Красным заревом бой встает.
Но так много в мире драконов,
Много битв и ночных погонь!
И опять — упрямо, бессонно —
Скачет небом крылатый конь.
И. Ратушинская
 
* * *
Пока встречаются в мире такие источники доброй энергии и красоты, как Мухтарбек Кантемиров, можно верить, что мир этот выстоит, выправится, обретет утраченную гармонию 
В. Сорокин «Из рода джигитов»
* * *
Довольно долго он работал в группе брата Ирбека, на нём были самые ответственные трюки, потом ушел в кино и, кроме блестящей каскадерской работы, принесшей ему славу среди коллег-профессионалов, показал великолепную актёрскую, снявшись в заглавной роли картины “Не бойся, я с тобой”... Но всё это были только подступы: к самому себе.
Каких только мук не натерпелся он со своею заветной целью - конным театром! На “бис” приняли постановку экзотического “Золотого руна”, в которой Миша попеременно изображал нескольких героев сразу... Но пришла пора мудрой зрелости... как он над своею “Русью” трудился!
 По сути, то была непростая наша история, проходившая не только у зрителей на глазах, заодно - пред очами святого Георгия Победоносца, образ которого воплощал столько лет мечтавший об этой работе Миша.
Не только богатырь и красавец - благороднейший человек и умница, которого сама природа, казалось, создала для столь высокой и ответственной роли...
С неизменным копьём в руке, как смотрелся он, в серебристом шлеме и алом плаще поверх сверкающих доспехов, на своем верном Эдуарде - мощном сером жеребце в яблоках!
Г. Немченко
* * *
Лучше давай вспомним на пару, как говорят ромы, Грэнгиро Дэва, Лошадиного Бога. Не забыл, как его зовут? Правильно - дядя  Миша Кантемиров. Просто бог. Которого ослушаться ни один, самый оторванный конь, не смеет. Он может как угодно: в седле, без седла, вовсе по-эльфийски... . Величайший в мире постановщик конных трюков, у которого ни в одной постановке не погибла ни одна лошадь.
За ним кони идут безо всякого вервия - просто потому, что сразу верят ему, и безгранично. Бог не может привести в плохое место. Грэнгиро Дэв не может обидеть.
Из переписки во Всемирной паутине
* * *
Мне удивительно, что его кто-то не знает
Н. Догадина, ученица
 
Часть первая
Встреча
Поверивший в слова простые,
В косых ветрах от птичьих крыл,
Поводырем по всей России
Ты сказку за руку водил.
П. Васильев
1
Июнь пришел теплый, но пасмурный и ветреный. Почти каждый день шли дожди. Город стоял -  погруженный в водопад зелени. Необыкновенно высока  была трава. Ей навстречу спускались ветви деревьев, отягощенные листовой. И все это колыхалось, пахло пионами и дождем.
И все это было – юность, как и белое шелковое платье в розовых цветах, как и начавшиеся экзамены, которые волновали уже не сами по себе, а - преддверием дальнего пути.
За душою пока  всего – сказка детства, потихоньку забывающаяся, да несколько  книг и фильмов, ставших родными.
С книгами было трудно. Библиотека дедушки и бабушки, собранная ночными стояниями в очередях, и отрывом от семьи денег – «Я шесть лет ходила без зимнего пальто» - повторяла бабушка, – библиотека эта состояла в основном из классики. Но классики, которую признавал советский строй, которая - по большей части - входила в обязательные школьные программы.
Наша же литераторша Анна Николаевна, в преддверии пенсии окончательно разлюбившая детей и свой предмет, не умела показать очарование романа или повести в целом, но, препарируя, но, вычленяя  отдельные отрывки, требуя их долгого «разбора», превращала уроки в подобие душевного изнасилования.
Те, кто не утратил все же любовь к чтению, разживались книгами как могли.  Ряд авторов, благодаря Аннушке и «социалистическому реализму» - не воспринимался.
Юности хотелось иного корма для души.
«Консуэло» мне на два дня дала мамина знакомая, «Голова профессора Доуэля» пришла в руки в читальном зале, «Черный тюльпан» был куплен втридорога в одном из первых коммерческих книжных отделов.
С фильмами было еще хуже. Приходилось полагаться исключительно на милость телевидения и кинопроката. Что покажут…
Но расставаться с героями, которые уйдут вместе с погасшим экраном и неизвестно когда вернутся…
Я пробовала найти выход. Ходила на один и тот же фильм и пять, и шесть раз – пока не запомню наизусть. А дома брала тетрадь, и записывала кино – как книгу, чтобы читать и перечитывать.
Сейчас это в практике,  в книги ложатся даже сериалы, а тогда – помню стопку клеенчатых коричневых и черных тетрадей, мою «библиотеку». Легко переносились на бумагу «Горбун», «Капитан», «Тайны бургундского двора», «Неуловимые мстители», «Не бойся, я с тобой».
Пройдет время, и большинство произведений, которые раньше вызывали восторг, покажутся слишком наивными.
Каждое такое разочарование в чем-то обеднит детство.
Но останется несколько героев, которые незримо будут рядом – всю жизнь. Их вспомнишь в трудные минуты. А быть может они – и определят судьбу? Кто-то – под их влиянием – увлечется, найдет свое дело.
«Не бойся» в те годы стало для мальчишек экранизированным пособием по боевым искусствам, метанию ножа.
Девочек привлек романтический сюжет, и  образ главного героя. Симпатии в большинстве отдавались не сладкоголосому Теймуру, коему бедность мешает жениться на любимой девушке. Но его другу, который – и в этом  перипетии сюжета – помогает певцу  невесту обрести. Человеку, не только физически совершенному, но главное – доброму и в каждом поступке – благородному. «Помните Рустама из фильма «Не бойся, я с тобой? – напишет одна из таких выросших девочек, - если бы все были такими как он, мир был бы просто прекрасен и великолепен»
Позже известно станет, что роль была написана специально на Мухтарбека Кантемирова.
А в том далеком, ветреном июне – я  сижу в нашем старом саду, и пишу первые  рассказы. 
Еще не зная, как примут их, я верю, что в мире есть человек, который все понимает. И можно ступать на этот путь, тяжелый и волшебный – и идти по нему.
2
С той поры прошло больше двадцати лет. Только раз за  это время удалось косвенно – пересечься с Кантемировыми. В середине восьмидесятых их труппа выступала в Куйбышеве.
Мухтарбек тогда уже ушел из цирка, но  на афише значилось  «Джигиты Кантемировы».
Думалось, что и он непременно среди них.
Помню ледяной зимний вечер. Воздух был прозрачен и будто плотен от мороза. Дыхание перехватывало, и уже не любоваться мерцающей огнями площадью – те, у кого были билеты, торопились войти в фойе цирка.
Холодно было и там. Клоуны в костюмах с короткими рукавами мужественно не торопились - фотографировались с публикой, сажали на колени детей.
В киоске продавали вырезанные из дерева, раскрашенные черно-белой краской фигурки, изображающие Олега  Попова.
В зале, прямо передо мной – на ряд ниже – села женщина, которая десятью минутами позже, когда начнется очередной номер, вздохнула – и встала. Луч света лег на нее – и она спустилась на арену, к своим собакам.
Джигиты выступали последними.  Манеж сразу показался тесным: кони, мужчины в черных бурках и белых папахах, плывущее над одним из всадников алое знамя.
Но если другие номера производили впечатление рукотворности, работы на публику, то все, что делали конники – казалось естественным и даже необходимым.  Сколько раз видено в кино – свесившись с лошади, будто убит – спасается в бою всадник. А так он стреляет, так - уходит от погони.
То, о чем прежде рассказывали фильмы, теперь давала жизнь, подтверждая, что есть – герои.
3
Но встретиться с ними лицом к лицу?
Хлопотливый редакционный день был заполнен мелкими неурядицами. Последней каплей стало неосторожное движение кого-то из коллег – и я уже вытираю клавиатуру компьютера, залитую кофе.
И как раз в эти минуты в электронный почтовый ящик приходит пресс-релиз.
Рядом с нами, в двадцати минутах езды, в поселке Поволжский будет проходить фестиваль, и почетным гостем на него приглашен – Мухтарбек Кантемиров.
4
Мы с дочкой бродим по фестивальной поляне. Здесь на левом берегу Волги  песок и сосны. У сосен особый запах – хвои, смолы, нагретой солнцем коры. Народу на поляне уже полно, но закрой глаза и кажется, что никого больше нет. Ты и природа.
Тесно стоят палатки: ребята – организаторы и гости – приехали сюда с ночевкой. Тянет дымом от полевой кухни: варят гречневую кашу с тушенкой.  Юноши поворачивают над угольями шашлыки, и на запах жареного мяса  тянется разом оголодавшая публика… Поодаль продают сувениры – толчется народ и там.
В такой толпе – увидим ли? Узнаем? «Войдем ли дважды в ту же реку», повторится ли впечатление детства – от фильма?
То и дело пробегают, торопятся девочки – в сарафанах, в венках. Им выступать сегодня. Фестиваль называется «От славянских истоков к русской культуре».
Поэтому почти тут же, нос к носу мы встречаемся с Володей Владимировым.
Когда-то мы вместе учились в университете, на истфаке, и по окончании Володя, как все мы, пошел учителем в школу.
Но потом  голову ему закружила Индия, он увидел сон о близком конце и уехал, чтобы умереть не просто так, а восточным монахом.  Восхитился Саи-Бабой - «в этом человеке столько любви!». Снова ощутил вкус к жизни,  вернулся – и взялся за русские истоки. Играет на гуслях – единственный гусляр в области – и приглашен на фестиваль, так как на редкость вписывается в программу.
-Танечка! Можно тебя обнять?
Но мы с Аськой приехали сюда за одним:
-Володя, ты не слышал - почетные гости будут? Ничего не срывается?
-Не знаю? А зачем нам почетные гости – и без них хорошо. Ты посмотри…
Смотрю. В центре поляны, где наскоро выстроена деревянная ограда, изображающая древнерусскую крепость – прямо у ворот этой ограды стоит машина. Никому бы прямо сюда подъехать не разрешили, кроме… неужели?
Можно ли – среди ответственных лиц - узнать человека, стоящего к нам спиною?
Первое движение,  поворот головы, и сомневаться невозможно уже… Неповторимое благородство черт, порода, кровь – за послереволюционные годы почти исчезнувшая,  ныне -  и за всю жизнь можно не встретить…
И та грация движений, которую  природа изначально дала человеку, как своему творению - хищная грация -  возведенная в одухотворенную пластику.
Чиновники не отпускают его от себя – разговоры, смех, но это не может быть долго, потому что фестиваль вот-вот откроется. Уже подбегают к Мухтарбеку Алибековичу те, кто знаком с ним по предыдущей встрече. Доверчиво, не сомневаясь, что их встретят – с радостью. И его - столь же радостная - готовность к общению. Он легко приобнимает за плечи одного, другого… Улыбка не сходит с лица. И эта детская улыбка отражением ложится на поднятые к нему лица.
- Знаешь, кто это? Помнишь, фильм «Не бойся, я с тобой»? – мечтательно шепчет стоящий рядом парень – своему спутнику, мальчишке лет десяти, - Конечно не помнишь (уже снисходительно) Мал еще… Подрастешь – посмотришь.
Как всегда в таких случаях, не отрегулированной оказывается аппаратура. И когда чиновники обращаются к народу с обязательными речами – о значении мероприятия, и о поддержке его другими чиновниками (кукушка хвалит петуха), их голоса звучат пронзительно громко.
Представлять каждого  выходит девчушка в национальной одежде. И Кантемиров сразу замечает, что непривычен ей длинный сарафан, с которым надо совладать на ступеньках, ведущих на сцену. Не запнуться. И он каждый раз подает ей руку: взойти, спуститься…
Наконец объявляют (чуть с заминкой, непривычный титул – после на «автопилоте» выговариваемых депутатов и заместителей) -  Председателя гильдии каскадеров.
И его глуховатый голос, самое короткое выступление:
-Я представляю здесь каскадеров Москвы. Собственно - всей России…И делаю это с радостью… Это хороший праздник… Он пройдет, а в следующий раз мы приедем и привезем – у нас есть – двадцать достойных лошадей. И покажем вам большое представление. А сейчас – с Богом!
Он в протяжении дня еще не раз повторит это -  «С Богом!».
Дома потом спросят: «Ну, как? Столько лет прошло – не разочаровалась?»
Это трудно объяснить.
Нет, чувство к разочарованию – обратное.
Человек стал к небу ближе. И еще больше за него болит сердце. Холодно, ветер, а он – в легком костюме… Поднялся на сцену – и чуть задохнувшийся голос. Не болеет ли?
Трепетное, щемящее чувство.
Он спускается, слегка прихрамывая, и  начинают подходить те, кто только сейчас его увидел. С маленькими коричнево-пестрыми программками, за автографами.
Он достает ручку,  и – нет бы, повернуть девчонку спиной, приложить бумажку, поставить закорючку, чтобы как можно большее число поклонников подписями удовлетворить. Он идет с программками к краю сцены, устраивает их на досках, как на столе и пишет. Пишет каждому.
Уважение к обратившемуся человеку. Желание и это дело – памятную подпись -  сделать как можно лучше.
К нему идут девочки с фотоаппаратами – можно ли сняться вместе? И поочередно он становится с каждой, приобнимает – подружка щелкает. Будет храниться дома снимок, и глядящим его - поверится в дружбу изображенных на кадре…
Подходит к нему и совершенно пьяный парень – с красным лицом, и глазами – какими-то особенно прозрачными. Видно, что соображает он уже немного. Заплетающимся языком он хвалит «Не бойся», говорит, что  с детства в восторге от этого фильма.
Мухтарбек и ему отвечает ласково, треплет  по плечу.
Перед сценою огорожена площадка, где сидят приглашенные, которым быть сегодня – судьями действа. Кантемиров не сразу проходит туда. На протяжении несколько номеров концерта он стоит у ограждения, и готов быть здесь и дальше, но одна из девушек приносит стул и ведет его к судьям. Усаживает.
На сцене пританцовывает с ложками и гармошками – фольклорный ансамбль.
Увлеченный ритмом, на судейскую площадку выбегает мальчишечка лет двух. Музыка зовет в танец. Там - толпа, а тут – трава и простор. Малыш закидывает голову, раскидывает ручки, он кружится, он - летит.
Эту прелесть ребенка, счастье его, вскинувшего глаза к небу,  заметил  сразу - если б был тут - наш фотокорр Андрей. И  присел бы  рядом с аппаратом.
Никто кроме не обращает внимания – ну, подумаешь, выбежало дитя… Но Кантемиров видит. И его улыбка уже не ложится в слова – любующаяся, сияющая неповторимой добротой.
Он видит и отмечает все.
Ясное, незамутненное восприятие мира,  цепкий взгляд….
Взгляд, который меж тем – и это удивляло прежде на фотографиях – может мгновенно становиться отрешенным.  Человек ушел  в себя.
Дух творчества и вдохновение не покидают его  ни на миг,  живут с ним, в нем…
Концерт идет с перерывами. В стороне расположено ристалище. Там можно метать ножи – и даже состязаться в этом.
А за сценой – совсем небольшая площадка, одна мишень. И свои силы тут пробуют наши vip-персоны. Мальчишеский ли азарт, роскошь ли поупражняться в этом искусстве, когда рядом стоит такой Мастер?
-Спокойно…спокойно… Абсолютно идентично броску камня, - говорит Мухтарбек, - Ничего, ничего…Не смущайтесь. Потихоньку пойдет. Как будто камень бросили – и все…
Нож отлетает и бесследно исчезает в траве.
-Миноискатель нужен, товарищи! – звучит глуховатый голос, - Ребятки, (детям, что поблизости), когда метают ножи – отойдите, чтобы вас не задело. А вы – спокойнее. Помните – камень… Молодец! Последний бросок – очень хороший… вот, браво!
Оберечь и ободрить каждого.
Звон падающих ножей.
Ветер.
-Ножи сдувает, - жалуется кто-то, - Неудобно перед Кантемировым.
-Ну, хорошо, давайте я еще раз покажу, - Мухтарбек  стоит на невидимой черте. При всей доброте голоса - грозная пластика воина, от которого нет обороны.  Движется только рука. Бросок-бросок-бросок. Привычную молниеносность он старается сделать для других – уловимой.
И только потом все переводят взгляд на мишень. Те ножи, которые в других руках летели куда угодно - вверх, вниз, вбок, плашмя и рикошетом – сейчас сошлись в одном месте. Стальной букет.
В этот раз не пробовали такого, но что чувствует человек  - стоящий у щита живой мишенью? Из воспоминаний актера Льва Дурова, найденных в Интернете: «Я держал в зубах огурец, а он рубил его на салат. Стоял у щита, а он метал ножи, и они входили в дерево вокруг моей головы. А мне было спокойно»
С тем же спокойствием стояла, верно, Лариса из «Бесприданницы», когда Паратов стрелял в часы, что она держала в руке: «Да разве можно ему не верить?»
-Не надо пробовать совладать с ножом - силой. Он должен лететь – спокойно, свободно. Как женщину, элегантно, нужно держать его. Но – крепко. Помните…
И не оторвались бы от завораживающего действа те, кто окружил Мастера, но  зовут уже смотреть концерт, и судить – батальные сцены.
«Випы» и гости занимают  места на площадке.
Интересны ли Кантемирову народные песни под скверное звучание аппаратуры, когда верхние ноты обязательно становятся визгливыми?
Но он не только гость, чтящий традиции, правила поведения: в данном случае - вежливо слушать хозяев. Он артист –  к любому творчеству – относящийся неизменно, со всем доступным ему уважением. Сцепленные у подбородка пальцы,  улыбка…
Отдать,  что только можно… Все свое внимание, оценку - всегда благожелательную, передать  мастерство, одним присутствием своим пробудить у других – вдохновение.
А что можем мы?
Только стараться – беречь. Как один из друзей в 41-м году о Марине Цветаевой: «Этот дорогой инструмент пострадал от всех дорог…»
Стараться оберечь его путь.
Помоги нам, Бог, в этом
5
Увидев на фестивале, сколько людей добивается внимания Кантемирова –  я так и не решилась  подойти, чтобы познакомиться и поклониться за радость, подаренную в детстве.
Тем более, что это была не просто недолгая радость от хорошего фильма.
У каждого пишущего человека  есть то, что помогает ему в трудную минуту, когда нет вдохновения, и работа не идет. Для одного -  это стопка чистой бумаги, для другого – любимая книга.
Мне, да, наверное, не мне одной – желание писать дает любая информация, любое упоминание  о Мухтарбеке Кантемирове. Образы, созданные им в кино, послужили прототипами героев моих первых рассказов.
Но в городской  библиотеке о Кантемирове нет почти ничего – несколько строк в  книгах о цирке. Немного удается найти и в Интернете. Те, кто начнут «листать» сайты, узнают, что Мухтарбек создал первый в мире конный театр «Каскадер», что он непревзойденный мастер в работе по коже, что мальчишки со всей страны приезжают посмотреть, как он метает ножи.
Но голос самого Мухтарбека в этих публикациях почти не звучит – отдельные короткие ответы журналистам.
И все же долгие поиски вознаграждены:  на одном из осетинских форумов, когда речь зайдет о Кантемировых,  девушка напишет «Я пресс-секретарь дяди Миши».
Можно ли пройти мимо того, что дает судьба?
На мое письмо Марина Мерникова откликается сразу. Да, она передаст дяде Мише статью о тольяттинском фестивале. Нет, он вовсе не высокомерен и терпеть не может, когда из него  «делают икону». Такой же человек, как  все, только « которого очень многие любят»
А через несколько дней Марина напишет: «Будете в Москве, приезжайте к нашим в Новогорск. Никто не против, все будут только рады»
6
Уже в поезде я ругаю себя последними словами.  Замысла книги о Кантемирове  еще нет, вернее нет уверенности, что хватит таланта и сил на большую эту работу.
Но хоть что-то ведь расскажу о нем!
«Если удар готовишь одиннадцать лет, то не промахнешься» - скажет Волкодав, герой фильма, в котором играл и Мухтарбек Кантемиров.
Если четверть века мечтала написать о человеке – не будет же встреча с ним совсем напрасной?
И вот я тащу сумку по новогорской аллее. Именно тащу, потому что ноги не очень-то идут. И руки что-то плохо слушаются. И голоса нет.
Все происходит, как в статье, написанной мальчишками, перед тем побывавшими в Новогорске.
…«Пройдя еще метров двести, мы вышли на дорожку, ведущую к длинному ангару. Около входа в здание расхаживал высокий мужчина, а рядом вились несколько собак. Заметив нас, он приподнял вверх руки и радостно крикнул:
– Ну наконец-то добрались!
По-отечески обняв нас, Мухтарбек Алибекович пригласил нас в дом.»…
 
Видимо в традиции хозяина – встречать гостей. Прохаживается у входа в низкий желтый дом добротной постройки – седой человек в светлом костюме. Время от времени силуэт его скрывают березы, на которых зелень листвы уже сменяется золотом – преддверие осени.
Наклоняется то к одной собаке, то к другой. Собаки черные, большие, пробежка их тяжела.
Ну, Господи, благослови – подхожу и я.
-Здравствуйте, Мухтарбек  Алибекович!
Следующие четыре дня полны – переполнены! – такими яркими – до болезненности впечатлениями, что еще долго по возвращении  я буду мысленно жить в Новогорске. Вспоминая множество моментов, понимая, что они не должны уйти в небытие.
7
Небольшая табличка, отливающая золотом,  у входа в дом – «Конный театр «Каскадер». Этот дом – весь, с конюшнями, что по другую сторону, и есть сейчас - театр.
Директор Анатолий Клименко, художественный руководитель Мухтарбек Кантемиров, Наташа Догадина – его ученица и правая рука, и несколько человек: артисты и конюхи…
Остальные – о которых Марина Мерникова написала чудесные «Байки» - работают пока в других местах.  У всех семьи, регулярная хорошая зарплата – насущна.
Но они ждут, что  «Каскадер» вновь наберет силу, и вернутся сюда.
Долгие годы театр не может обрести постоянного места.  Чтобы и сегодня, и завтра, и через год – на одном манеже. Чтобы не сомневаться: подготовленный спектакль, которому отдано столько сил – придет к зрителю. Чтобы зрители всей Москвы знали – где  «Каскадер», и ехали туда, как на праздник.
Отец Мухтарбека - легенда цирка, Алибек Кантемиров, заложивший основу цирковых конных номеров, и конных трюков в кино, не завещал сыновьям прямо – создать подобный театр.
Но мечтал: все на что способны лошади, все богатство артистической работы – можно раскрыть только так. Театр – ярчайшее впечатление для зрителя, превыше цирка!
И Мухтарбек – годы, когда достиг наивысшего мастерства – отдал созданию театра, постановке спектаклей, не имеющих аналогов в мировой культуре.
Воплотить папину мечту!
«Каскадер» триумфально принимали не только в России – в Европе! Но 90-е годы, когда все менялось в нашей стране, и менялось на этом этапе – к худшему, держали театр – на грани выживания.
Где зимовать лошадям? Что заплатить артистам? На какие деньги покупать костюмы и реквизит для спектаклей? Чиновники от театра открещивались – не наше ведомство!
И у артистов, чье дело – творчество, стало  делом – добывание хлеба насущного.
Только в последние годы, когда театр переехал на территорию учебно-тренировочного центра МЧС, к спасателям – благодаря стараниям Анатолия Клименко - появились деньги на стройку, проснулась надежда.
Уже отведен участок, подписаны бумаги, вот-вот заложат котлован.
Будет крытый манеж, и можно пригласить артистов, ставить спектакли – у Мухтарбека столько задумок! – дал бы Бог время и силы хоть часть из них воплотить. Будет манеж – и воскреснет «Каскадер».
Для Мухтарбека это дело чести – имя Кантемировых должно отождествляться с первым конным театром, как отождествляется оно с джигитовкой, с самой сущностью ее.
Но не от него сейчас зависят сроки – от спонсоров и чиновников, от бумаг,  строительной техники и рабочих рук. Ему – дождаться! Он ждет почти двадцать лет.
«Манеж-призрак», «мечта о манеже»  - общая мечта витает в воздухе и вот-вот должна превратиться в реальность!
А пока…
Заходишь в дом, где сейчас театр: в коридоре полутьма, прохладно. На стенах  развешаны
 тяжелые  щиты, здесь же реликвия – пожелтевшая  первая афиша  «Легенда о Золотом Руне и вечной любви». Тесно, в ряд  – снимки: артисты, сцены из спектаклей, фильмов…
Мухтарбек живет здесь почти постоянно, лишь изредка уезжая в Москву, чтобы навестить семью.
Дверь в его комнату остается открытой.
«У нас дверей не запирают»…
Хотя в этой комнате человека можно закрыть – и ему никогда не будет скучно. Можно переходить от фотографии к фотографии, благоговейно касаться ножей, мечей… разглядывать корешки книг.
«Мише на память о нашей дружбе» - портрет Юрия Никулина просто прикреплен к одной из полок. Без рамы, без стекла. Здесь все живое.
Любимая собака - черная Асанна,  Асенька  без раздумий забирается на кровать, крытую  шерстяным клетчатым пледом. И дремлет, готовая  ждать хозяина столько, сколько нужно.
Отгорожен кухонный закуток. Здесь пахнет нездешними приправами. И тут волшебно готовить. Резать хлеб на столе, к которому прислонены – мечи. И не знаешь, для кого варишь. Может быть, в двери войдут – семь богатырей?
8
Вот Мухтарбек идет в спортзал, он же – мастерская. Он – замечательный шорник, мастер, который делает все: седла и уздечки, стеки и волчатки, кнуты, которые век служить будут, и оклады икон, кожаные, но с таким тонким, почти ювелирным тиснением, «чеканкой» - как здесь говорят,   что ахнешь и не сразу посмеешь взять в руки  драгоценную работу художника.
В глубине спортзала, над столом горит маленькая лампочка. Мухтарбек включает приемник, чтобы тихо играла музыка, берет заготовку, одевает очки…
Мягкий свет лампы,  короткие частые удары молотка. Светлые глаза Христа  с  Туринской плащаницы – картина над   головой.
Заглядывает на минуту друг:
-Подать инструмент? Зачем сам встаешь?
-Да я еще не знаю, что хочу сделать.
-При-и-думаешь.
Проходится  губкой. Снова точные удары маленького молотка. Тянется узор. Будет у Казанской кожаный оклад кантемировской работы.
С усилием руки идет нож – и изящнейшее окошечко для иконы прорезано.
Кладет, то, что стало из пластинки, из формы – произведением искусства – сохнуть.
В этот мой приезд нам удается говорить немного и как раз тогда, когда Кантемиров работает. Он рассказывает  о детстве и о войне, о суровой школе цирка и лошадях – обо всем очень доверительно и просто.  Далекие годы и день сегодняшний удивительно переплетаются в одно целое, имя которому – Мухтарбек.
У него мало свободных минут для разговора – зовут выступать,  посетить то или иное мероприятие, постоянно приезжают гости – и всех надо принять, вложив в это душу – тепло, по-семейному.
И надо ездить лечиться, потому что после всех травм, что были в жизни, нет уже места, которое  бы не болело… Он бы и терпел, да не могут терпеть друзья, и покупают ему дорогие процедуры, которые может быть – принесут облегчение?
И почти всегда – сидим ли мы в комнате или в спортзале, он рассказывает, а я пишу – мы слышим звон падающих ножей.  Приехали мальчишки, или уже кто-то поопытней. Стоят у стенда, метают. Может, Мухтарбек подойдет, даст совет? У кого можно научиться лучше! Так перенять хоть малую частичку мастерства…
Но еще ценнее сохранить то, что рассказывает  Кантемиров – весь путь их семьи. Путь триумфальный в середине века, и годы забвения, и через все это – «огонь, воду и медные трубы» - его спокойную, полную достоинства поступь, его несклоненную голову: во имя памяти отца, во имя сбережения великого дела.
Показать, чего стоит союз человека и лошади! Что может конь – от спасения жизни всадника до создания одухотворенных театральных сцен, от лиризма которых перехватывает горло…

Мы договариваемся о новой встрече.
В ноябре! Он обещает рассказывать дальше…
И уже ноябрь,  собрана  дорожная сумка,   главное в ней – диктофон с кассетами. Но  за несколько дней до отъезда – звонок Кости Ежкова, руководителя студии «Коловрат»:
-В Новогорске несчастье. На Мухтарбека рухнул конь. Жив, жив…Травма тяжелая… Нет, не в больнице. Там, у себя лежит…
Более подробно удается узнать вечером, у Наташи Догадиной. Она рассказывает, как готовились они к ноябрьскому параду, где Кантемиров должен был изображать Георгия Победоносца.
И -  конь  оступился и рухнул с возвышения – вместе с Георгием и прямо на него.
-Хуже бывало, - говорит Наташа сдержанно, «охов» и «ахов»  она не любит, -  Отлежится дед. Ты подожди недельку-другую.
Но в голосе самого Мухтарбека - боль явная.
-Танечка, сломано ребро. И  Асуан - головой  меня ударил… Прокатился по мне… Если бы не шлем с иконой... Шлем спас.
Мы откладываем встречу до весны.
Однако работа уже не отпускает душу, и, не смотря на вынужденную паузу, я стараюсь собирать новый материал. Выписываю книги и фильмы, связанные с династией Кантемировых, блуждаю в Интернете, пытаюсь списаться с людьми, знающими Мухтарбека.
И все крепнет наша дружба с Мариной Мерниковой.
9
Марина становится – я не скажу – моей правой рукой: в дальнейшем мы идем плечом  к плечу.  Она также  загорается идеей рассказать о Кантемирове и  театре.
Нет письма, на которое она бы не ответила, и просьбы, которую бы не исполнила! Марина записывает рассказы артистов, и пишет сама - «Байки конного театра «Каскадер». Трудно подобрать лучшее чтение, чтобы представить себе внутреннюю жизнь театра. Прочти их – и артисты становятся родными уже людьми, и без заминки узнаешь каждого из них в записях выступлений.
Этот богатырь со светлыми волосами, разбросанными по плечам, Костя Никитенко  - он собирал камни, которые теперь разбивают молотом у него на спине – на бордюрах новогорских аллей.
А та девушка с флагом, венчающая пирамиду несущихся на лошадях всадников – Надя Хлебникова, которая боится крыс, и при виде их готова залезть на потолок и притвориться липучкой от мух…
Не патетика, но живая театральная жизнь.
С Мариной мы знакомы заочно -  почти год, но в этот приезд впервые должны увидеться.
Она будет встречать меня на «Планерной», и мы поедем в Новогорск вместе.

Ночь в поезде позади. За толстым, пыльным стеклом вагона медленно проплывает перрон.
Конев бор. Местечко, от которого до Москвы - часа полтора.
В Коневом бору: бор – есть, коней - нет, но само название –  как преддверие того, где скоро быть: у Мухтарбека Кантемирова, среди друзей и лошадей.
И вот уже залитый утренним солнцем  перрон Казанского вокзала. Каждый раз я вижу только «подземную» Москву. Прямо у перрона – вход в метро, гулкая бесконечность эскалатора,  шум поездов внизу, льющаяся река людей на подземных переходах. Сколько там еще станций по карте?
А, вот уже «Сходненская», которая – навсегда – песней студенческих лет…
«Далеко до Сходни
Не поспеть сегодня…»
И, наконец – «Планерная»…
Медленно всплываю на эскалаторе – где Марина? Может – та молоденькая девушка?  Нет -   равнодушно скользнула взглядом по  моей «условленной» голубой куртке. А может та, у стеклянной двери?
Оглядываюсь: на маленькой площади – нету. Опускаю сумку у остановки, откуда уходят маршрутки в Новогорск. Обидно, вон белая «434»-ая отъезжает.
И почти сразу:
-Таня?
Высокая, тоненькая, грациозная девочка. Черноволосая, улыбчивая…
-Мы встречаем тебя на машине.  Пойдем – там Вовка.
Вовка –  брат. Фотограф сейчас, он несколько лет  был каскадером в театре.
Мальчишка тогда – он и увлекался опасностью по-мальчишечьи. Хотя во многих, почти во всех каскадерах остается что-то детское. Кто – разумный и взрослый – сунет голову к черту в пекло?
Марина писала, как он впервые участвовал в спектакле.
«Не знаю, что он чувствовал при этом, но, думаю, волновался ужасно. Вначале он выезжал в «гусарском» блоке на большом вороном раздолбае Грассе. Грасс тоже волновался и не очень хотел туда, где пиротехники нарочно для него приготовили много приятных сюрпризов. После удачной битвы наших с ненашими (французами, очевидно), Вова «заваливал» Грасса вместе с еще тремя всадниками, и тут они внезапно появлялись из засады верхом. Грасс покладисто завалился – и это была Вовкина маленькая победа.
Дальше проходил наш любимый «красноармейский» блок, в котором кони Лурик и Осман вывозили на поле легендарную театральную тачанку с пулеметом. Накануне ее бдительно осмотрели искусствоведы в штатском, которые вежливо предупредили, что если наш пулемет хотя бы один раз «выстрелит» в сторону правительственной трибуны с мэром и Президентом, они разбомбят нафиг нашу тачанку вместе со всеми Лужниками.
Красноармейцы должны были долго стреляться и обмениваться ругательствами с белогвардейскими казаками, а затем Вовка должен был падать с тачанки и гореть. С этой целью его обрядили в толстую войлочную шинель и зарядили пиротехникой. Подготовкой трюка занимался дядя Саша Гиз. Ну то есть, Вовка, с его пиротехническим образованием, и сам знал «как надо», но уйти от авторитета папы Гиза было невозможно. С этого и начались неприятности. Как говорил потом Вовка – батарейки были севшие и поэтому заряд не сработал.
И вот картина маслом: по полю с гиканьем несется припозднившийся казак, его настойчиво догоняет красноармеец в съезжающей буденовке, они о чем-то совещаются и разъезжаются. В это время там же бежит по летней жаре, заплетаясь в полах длинной зимней шинели, непонятный заблудившийся красноармеец с обиженным лицом. Куда и зачем – непонятно. Раздается взрыв, но наш герой почему-то не загорается. Однако – куда деваться – достает из кармана большую зажигалку и пытается себя поджечь сам. В этом ему безуспешно «помогает» соседний конник с факелом. В общем, так и выбежал из круга Вовка, не выполнив для зрителей акт самосожжения. Папа Гиз потом долго ругался, что он тут вовсе ни при чем, и что Вовка сам во всем виноват, а тот шипел: «Шоб я еще раз….да кого-нибудь послушался…» Ну а окружающие… окружающие просто в голос стонали от смеха, и до сих пор периодически вспоминают этот акт публичного самосожжения каскадера.
Сейчас Вовка сам вспоминает этот эпизод со смехом, и говорит, что такого адреналина, как на стадионе перед сотнями зрителей, больше не испытывал нигде»…
Вова как-то даже пытался поджечь Марину, чтобы и  она «погорела», и хлебнула адреналину, не внимая дружному – остальных каскадеров: «Это же девочка!»
Какая же девочка -  сестра! Родная душа. Так дать ей почувствовать…
А вот и Володя.  Красивый, высокий, в легком смущении – доброжелательность. Он помогает загрузить в багажник сумку
-Там ничего сильно бьющегося?
Нет. Там только невыносимо благоухают копченые жерехи, купленные на  Сызранском вокзале, «волжский» подарок….
Брат с сестрой живут порознь, видятся не каждый день, поэтому путь для них – повод поговорить. О чем угодно: хоть о дороге, при подъезде к Новогорску – ближний загород - вьющейся серпантином. И Вова рассказывает, как пролетают тут газельки,  «визжа пассажирами».
Им говорить, а  мне - настраивать душу на встречу…
Почему-то – не смотря на всю доброту и простоту Мухтарбека Алибековича  - не можешь освободиться от этой внутренней робости. Он – всегда вершина. Но будешь ли  соответствовать? Не изменился ли ты сам внутренне, не стал ли хуже? Не будет ли ему с тобой тяжело, не утомишь ли?
И сыграть тут нельзя…
-Он хороший интуит, как все лошадники, - Наташа Догадина найдет простые слова.
Но его умение почувствовать собеседника , заглянуть ему в душу …  В этом он больше, чем «лошадник», здесь уже что-то свыше.
10
Марина как старому знакомому улыбается солдату, что дежурит при въезде на территорию учебного центра МЧС. 
И нам позволяют проехать по припорошенным снегом дорожкам – до самого дома…
Вова первый захватывает сумку, и мы спускаемся – ибо вход в дом - спуск.
Широкий полутемный коридор, где помнишь каждую фотографию на стенах
И  вот …тяжелые, чуть шаркающие шаги, и глуховатый голос, приветствующий – брата с сестрой…
-А где здесь девушка Татьяна?
Девушка Татьяна притихает за Вовкиной спиной, так как в последний миг выясняется, что настроиться она все-таки не успела.
Все же, конечно мы здороваемся. Но  - первый взгляд и - боль: сколько сил отняла у него эта зима! Как утомлен!  Хворает?
Однако, еще раньше Кантемирова в коридоре оказывается парень, о котором – Марина:
-А это Олег. Ученик. Я его пригласила, потому что он так расслабляющее действует…
Кто видел фильм «Возвращение Странника» - тот Олега не может забыть. Всего несколько минут он в кадре -  но каких! Стоит у стенда. В него метают ножи. В последний миг он легко отклоняется – уходит.
Летящий нож, его –  взгляд не можешь оторвать – будто замедленные обороты в воздухе, и когда он почти у самого лица -  скользящее, небрежное даже движение Олега. И нож глубоко входит в дерево на том месте, где только что была его голова.
Но не только это мастерство завораживает,  но и удивительное сходство – молодой Высоцкий.
Поздоровавшись, Кантемиров возвращается к  работе – ненадолго! Доделать надо!
А мы собираемся за столом в его комнате, как в кают-компании.
Здесь тоже почти ничего не изменилось.
Ткнулась  носом, проверяя -  кто, вспоминая  - Ася. Ей сейчас не очень  до нас. Щенки  подрастают и уже осложняют жизнь. Ася в заботе: как хоть ненадолго сбежать из «детской»?
На полу, у кухонного закутка – корзины с овощами, банки с фасолью. Попытка запасов, но из-за многочисленных гостей они тают – так быстро!
«Расслабляющедействующий» Олег ставит чайник.
У него в запасе множество историй о Кантемирове, которые он рассказывал не раз. «Пластинки» -  говорила Анна Ахматова, и спрашивала: «А я вам не ставила эту пластинку?»
Марина их – до слова знает, но тихо сидит рядом, понимая, как увлекательно все это мне.
Появившийся на миг в дверях Мухтарбек делает Олегу знак: «не распускай хвост, сынок…»
Они называют друг друга: «сынок», «отец»
-Но как вы познакомились?
- На мероприятии. То есть, я и раньше знал Кантемирова, конечно. Смотрел «Не бойся, я с тобой». А тут нас представили друг другу – и несколько минут мы говорили. Всего несколько минут. К нему же сразу подходят: одни, другие…
Прошло время – и мы опять встретились, на другом мероприятии.  Ему говорят, кто я, а он узнал: «Я помню….»
С тех пор мы созванивались: как самочувствие и прочее?
Тесное сотрудничество  у нас началось, когда Костя Никитенко - его ученик, уехал заграницу. У Мухтарбека тогда была «черная» полоса - одно за другим: смерть брата, потеря ученика…
Он  осиротел. И я попытался стать - вместо Кости.
Но когда я почувствовал, что у нас близкие отношения…
Наверное, когда появились завистники, которые говорили за глаза,  что я пользуюсь его именем…
А я никогда....
Таким я отвечал: «Можете взять  авторские работы Кантемирова, и продавать, и его имя уже будет связано с вами».
Они сразу замолкали.
Удивительно, но Олег не ездит на лошадях, на которых сюда приезжают кататься – даже дети.
-Отец говорит: «На лошадь я любого посажу, но где я найду такого дурака, который под нож встанет?»
-Олег, но как ты впервые встал к стенду, и какое чувство, когда  – в тебя летит нож?
-Случайно. Просто надо было кому-то, и отец спросил: «Боишься?» Костя тогда уже уехал… И я встал. Вначале  «уходил», когда он только замах делал. Когда только – движение руки… А теперь – до последнего стою. Теперь я хочу нож, который  в меня летит – перехватывать.
11
Олег смеется, вспоминая.
- Недавно Президент Осетии пригласил    Кантемирова  во Владикавказ  -  выступать. Позвонил:
-Мухтарбек, мы знаем, что ты – живая легенда нашего народа. Приезжай, покажи, что есть еще порох в пороховницах…Пусть  молодежь увидит - кем гордиться, с кого брать пример.
-Да-да, мы приедем. Только мы с учеником приедем.
И вот  -  мы в Осетии. Очень хорошо нас встретили.   Людей собралось! И объявляют торжественно:
-А сейчас перед вами … народный артист Осетии, член ассоциации мексиканских наездников «Чаррос», Президент гильдии каскадеров России, художественный руководитель конного театра «Каскадер», ваш земляк и живая легенда, мастер холодного оружия – Мухтарбек Кантемиров.
Все кричат:
-Браво, браво!
Отец метает ножи, топоры, рубит морковку.  Потом становлюсь я – он метает ножи и топоры в меня…
И тут раздается смех из толпы. К нам уже подходит Президент со свитой, и этот смех...
Я смутился – может, что-то не так? Когда  так веселятся, мало ли что можно подумать.
Позже  оператор   рассказал:
-Рядом со мной стоял мужчина с ребенком. Папа – огромный осетин, и мальчик - лет пяти. И когда Кантемиров в тебя метал ножи, он начал дергать отца за рукав:
-Пап! Пап! Говорили, дядя – мастер, а он в него ни разу не попал.
12
-С Мухтарбеком постоянно происходят разные случаи, причем  запоминающиеся, веселые, - продолжает Олег, - Вслушайтесь в эти слова: «2006 год, двадцать шестое августа».
А двадцать пятого мне позвонил отец:
-Приезжай быстрее.
-Что случилось?
-Быстрее! - и ничего не объясняет.
Я все бросил, помчался.
Приезжаю. Смотрю, у Натальи в руках  папаха, она ее начесывает, наводит красоту.
Отец  говорит:
-Звонили с «Охоты и рыбалки» - ты в соревнованиях   будешь участвовать?
-А какая  дистанция?
-Шесть метров.
-Отец, я ж не работаю с такой, ты знаешь. И ты не работаешь. Мы же  всегда – три, пять, семь, девять…
-Ну, вообще-то настоящий мастер должен с любой…
Я видел, что для него это почему-то важно. Попробовал с этих чертовых шести метров -  метать здесь, во дворе. Ни один нож как надо не втыкается.
А у отца такая грусть в глазах…
-Да ты скажи, в чем дело?
-Звонили - будет проходить чемпионат России на приз Мухтарбека Кантемирова – и просили выставить вещи, которые мне дороги. Дурак я, дурак! Выставил бурку и папаху из «Не бойся, я с тобой». Ведь уйдет - в Самару! Там – чемпион мира и пятикратный чемпион Европы, чемпион России - все собрались, - вздыхает, - Ну что ж, еще куплю…
Я еще пытаюсь понять:
-Что – очень дорого заплатили?
-Пятьсот долларов.
-К-как? Да ты что?! Это же  -  реликвия! Сколько ей лет – тридцать?
-Тридцать.
А Наталья стоит, продолжает начесывать папаху, которая уже – не Кантемирова, которая уже – приз.
-Будешь выступать, сынок? Вдруг – отстоим?
Но я тогда думал, что нет – не выйду. Просто поехал с отцом.
На выставке подбегает ко мне Яковлев  -  чемпион мира:
-Будешь выступать? Будешь?
-Ждешь, - спрашиваю - чтобы я опозорился?
Оборачиваюсь - у отца на глазах слезы.
Что мне делать? Иду к жюри.
-Можно записаться?
-И вот. – Олег торжественно, -  2006 год, двадцать шестое  августа. Меня ставят двадцать шестым номером.  И я… выбиваю…,  - пауза -  двести шестьдесят очков! Хотите верьте…Но диск есть – с записью...
Я не знаю, с чем это связано, эта игра цифр. Но у других - ножи падали. А у меня - двести шестьдесят очков – я никогда столько не набирал.
Отец там начал лезгинку  танцевать.
-Сынок, молодец! Бурка и папаха остались в Москве, у нас! Поехали –  поляну накроем, шашлык…
-Сейчас,  - говорю, - Домой смотаюсь, отвезу все…
Взял такси, держу на коленях реликвию, и первая мысль – не дай Бог, ее дома моль сожрет.
Прошу таксиста:
-Едем в хозяйственный.
Купил  там мешок и нафталин  - много, потому что бурка большая, самое мощное средство надо от моли. И мне дали, что ни на есть…
Дома бурку с папахой повесил в мешок, прочитал инструкцию по применению нафталина – одна таблетка на квадратный метр.
Посчитал – раз, два, три –  и три таблеточки бросил.
Но я же не знал, что это такая ядреная вещь.
После праздника я остался ночевать у отца в Новогорске.
Утром, часов в одиннадцать, подъезжаю к своему дому, а у меня дом - башня, одноподъездный, все друг друга знают.
Выхожу из машины – смотрю, народ столпился у подъезда, старушки стоят взволнованные.
И тут же, изображая дребезжащие голоса.
-А-алех?
-А, бабусеньки, здравствуйте, - чаровницы, кудесницы, ненаглядницы, изумрудницы! -  они знают, что я всегда веселый такой.
-А-алех, представляи–и-ишь: наверное, с санэпидемстанции приходили, травили тут у нас – то ли тараканов, то ли клопов… Ночью спать нельзя было…
Я (с силой):
-Вот сволочи! Я бы этим гадам по морде надавал – предупреждать надо, что морить будут!
-Всегда предупреждали, а тут……
Захожу в подъезд, - пауза, потягивает носом, изображая,  -  Ничего себе! Вонь стоит ужасная. Иду к себе – на шестом этаже жил (мне б, дураку, хоть форточку открыть.) Поднимаюсь  и начинаю понимать… кто эти козлы, дураки и идиоты.
Соседи услышали, что я открываю дверь:
-Олег! Ты посмотри!
Я - быстро:
-Да – от сволочи! Ах,  какие сволочи!
Захожу домой - у меня глаза режет. Нафталин достаю –  скорее выбросить… Зато сейчас, - торжественно,  – моль в радиусе километра не подлетает к бурке и папахе – Мухтарбека Кантемирова!
13
-Я с радостью езжу с отцом в Осетию, - говорит Олег, - Когда он особенно устает, для него там – лучший отдых. Он возвращается - другим. И мне нравится эта страна.
Шутки их, юмор осетинский… Дня у нас не проходило без происшествий. Чтобы все описать -  мне пришлось бы стать писателем. Но в жизни не могут все быть писателями, кто-то должен быть и каскадером.
Первый раз, когда мы приехали в Осетию, мне  хотелось научиться каким-то простым словам, хотя бы уметь сказать: «Добрый день», «Доброе утро», «До свидания».
И самому приятно, и людям по душе, что ты говоришь на их языке.
-Отец, скажи, пожалуйста, как у них «Доброе утро»?
Он говорит.
Запоминаю.
И вот  иду с ним по  Владикавказу. Подходят две девушки – молодые, красивые осетинки:
-Дядя Миша, здравствуйте. Вы нас помните?
-Да-да, здравствуйте…  Познакомьтесь, мой ученик  – Олег!
И я так уверенно здороваюсь – по-осетински:
Мухтарбек дергает меня за рукав. Девушки покраснели, смотрят  то на него, то на меня.
Отец говорит:
-Девочки, извините его, он первый раз приехал -  он просто неправильно выговорил букву.
-Да! - они засмеялись, поняли.
Оказывается, если букву изменить -  получается не «добрый день», а «какой у вас низ».
А я откуда знал?
* * *
Отец очень уставал – нас приглашали и приглашали. Время уже 23 часа, и – зовут в гости. Он говорит:
-Господи, я рад у всех побывать, но можно – немного отдохнуть?
А я познакомился с официанткой - она обслуживала нас в комплексе «Алгус».
Попросил ее:
-Мне хочется узнать, как здесь  к русским относятся? Ты не могла бы мне показать Владикавказ, проводить по злачным местам…
Она:
-Да нет проблем.
Марина не выдерживает. До сих она сидела рядом с нами молча, давая мне возможность слушать Олега, без обычной для них легкой пикировки. Но это уже…
-Нашел, что предложить порядочной осетинке – поводить его по злачным местам!
-Ну - по барам, по ресторанам… И я понял, что там очень хорошее отношение к русским. На себе почувствовал. Никто не знал, кто я такой – и все равно хорошо относились.
А на следующий день мы с отцом уехали.
Вернулись на будущий год. В «Алгусе» появилась еще одна официантка - очень красивая осетинка. Я с ней познакомился. И когда был прощальный вечер, я танцевал то с этой официанткой, то с той.
А когда мы уходили – старики поднимали уже последний тост  - они обе передо мной встали:
-Так  у нас так не принято.  Выбирай – или я или она.
Старейшины сидят и смотрят, как я выкручусь.
Какие слова найти? Только в духе их шуток:
-Девушки, девушки, подождите… Скажите, если чужак обидит осетина –  он будет кровником у пол-Осетии – ведь здесь все родственники?
Они говорят:
-Да.
-А если двух осетин? Значит – кровником у всей Осетии?
-Да.
-А я… - пауза -  хочу любить всю Осетию!
Марина, вкрадчиво:
-А если бы он признался, что трижды был женат к тому времени – его бы там вообще растерзали.
14
«Пластинок» у Олега в запасе – не счесть.
-В прошлом году нас пригласил двоюродный брат  Кантемирова – Георгий, большой военный чин. Он   плохо себя чувствовал,  лежал дома, ему ставили капельницы.
И отец сказал:
-Поедем, в Осетию, отдохнем. И проведаем брата.
Во Владикавказе мы попали на праздник – конец урожая. Все приглашают друг друга к себе домой. У них обычай: друзей ли,  родственников – но ты обязательно должен позвать кого-то, и стол накрыть – чем щедрее, тем лучше. Поблагодарить Бога, природу, поделиться радостью урожая
Мы приехали к Георгию с утра и  долго сидели у его кровати.
Он рассказывал разные истории, вспоминал  войну. Но он плохо себя чувствовал – и уже закрывал глаза.
Отец говорит:
-Георгий, мы, наверное,  пойдем – нам пора. Удачи тебе, здоровья…
-Мишка, не обижай меня… Ты что, даже чаю не попьешь?
-Нет-нет, Георгий, чайку мы попьем у тебя.
-И вот теперь, - говорит Олег, -  я знаю, что такое «чай» в Осетии.
Мы заходим на кухню – а там кухня – больше, чем эта комната. О-от такой стол – метров четыре-пять  длиной.  Стоят тарелки – о-от такие у каждого –  картошка навалена, мясо.
-Отец – это что?! Это – чай?!
-Ты садись. Иначе – кровная месть. Отсюда не выйдем.
И я сел.
Я не знаю, как все это съел, но  было очень вкусно. Барашек молодой…
-Чуть позже в тот же день племянник Боря Кантемиров говорит:
-Едем в Беслан, приглашают на праздник, на чай…
Я - Мухтарбеку:
-Отец…
-Не-не-не,  сынок, ты это самое…Там быстро… Буквально: сели-встали и ушли.
Приехали мы туда вечером. Заходим в комнату…
Олег выдерживает паузу, и - тихим голосом.
-Комната  в два раза больше, чем та была. Стол длиннее – метров десять.
И там уже не у каждого гостя стояли тарелки.
Там посредине стола стояли огромные  подносы с овощами, с барашками, с картошкой.
Это были такие горы, что если смотреть на Осетию с самолета –  она так выглядит.
-Отец, - умирающим голосом вопрошает Олег, изображая прошлогоднее, - это - «чай»?
-Молчи! Если не хочешь кровником стать – молчи!
-И я – продолжает он, - сажусь за этот стол.
Хоть и было тяжело, но я… ел. Мне - то с одной стороны, то - с другой, то через стол подкладывали. Я еле встал.
Там ведь столько традиций и обычаев! После того, как старейшины поднялись из-за стола –  можно  всем выходить.
Одеваюсь, скорее на улицу, облокотился о ворота  - и стою, пытаюсь отдышаться.
Время уже час ночи – звезды над головой… Чувствую – чья-то рука ложится на плечо.
Поворачиваюсь – Алан, который был тамадой.
-Олежка, слушай, ты нам всем понравился. Давай ко мне зайдем … чайку попьем.
-Мне  было уже все равно – голос Олега бесцветен, - Кровная месть или как…  Хотелось всем угодить, но больше всего   - остаться живым. 
Говорю:
-Алан, чтобы пойти к тебе, мне надо предупредить отца.
-Давай.
Захожу в дом, и  отец сразу заметил:
-Что-то случилось? Ты какой-то…
-Нет, я просто дверь за собой закрыл.
И вот мы сидим, ждем, пока женщины уберут со стола. У них обычай – женщины не садятся за стол.
К слову,  когда мне исполнилось 20 лет  - я на бывшем Советском Союзе «крест поставил». Объездил вдоль и поперек нашу великую страну.
Но столько традиций, сколько я увидел в Осетии – нигде больше нет. Причем это добрые традиции, приятные. Из этого источника хочется черпать и черпать.
Кантемиров, когда приезжает в гости –  старается обязательно три тоста поднять – за святого Георгия, за родителей и за событие. Он это чтит.
Но я хочу закончить  случай по поводу чая.
Когда женщины убрали со стола – пора было идти. Открываю дверь и выпускаю Мухтарбека:
-Отец, выходи… Старших надо вперед – пожалуйста.
Я  же видел в окно: Алан так и ходит у ворот, как часовой, меня ждет. И уже заранее знал – отец скажет:
-Ну что, Аланчик, нам пора ехать.
Лишь бы Алан не опередил и не пригласил пить чай.
И вот он – этот жест прощания:
-Аланчик, дорогой, нам пора...
Я спешу:
-Ох, Алан, какая жалость, что я к тебе не могу зайти на чаек!
Отец оборачивается:
-Ах ты, собачий потрох! Не знал, что тебя Алан пригласил –  еще бы тут остался.
Но пережить третий стол….
Я бы не пережил.
15
-Я всегда езжу с отцом. Не пью, не курю уже шестой год, благодаря Кантемирову…Для меня нет человека ближе.
-Но Олег, почему  тогда люди уходят отсюда? Самые верные, ученики…Тот же Костя Никитенко…
-Не знаю почему Костя… Я не собираюсь уходить отсюда ни под каким видом. До тех пор…
Марина (шепотом)
-Пока не вынесут.
Олег смотрит на нее, и, кажется, готов показать ей исподтишка кулак.
-Пока жив Мухтарбек Кантемиров. Пока  не выучусь тому, что умеет он.
То есть – никогда. Для этого мне не хватит жизни. И если бы я куда-то уехал,  отчитался бы перед тремя людьми: перед мамой,  Кантемировым и  дочерью.
Костя был -  сильный. И духом, и вообще сильный. Почему у него не хватило смелости сказать, что он выбрал другое, что он уезжает? Он был не просто артист, но - как часть души «Каскадера». В самые тяжелые времена  здесь: приходишь, а он есть.
Теперь  пошел дальше, вырос… Но когда  Мухтарбек потерял родителей, потом брата… Отъезд Кости был  вроде этого.
Я так не смогу - уйти. У меня отца никогда не было.  Мухтарбек мне вправду – как отец.
Я не говорю о его регалиях. Человек, который несет такой потенциал – добра, знаний… Это и другим дает право быть с ним.
16
В комнату заглядывает Мухтарбек:
-Не хотите посмотреть – Наташа детский сад выпустила? Какие они – а-бал-деть. Маленькие, а с таким интеллектом! Черти! У каждого характер разный. Личности! Куколки!
Детский сад – это щенки Аси. В этот раз она родила их тяжело, пришлось делать операцию.
И Мухтарбек натерпелся.
-Мне сказали – уже можно. И я как дурачок зашел. А она лежит, распростертая, без сознания – Боже  мой…
Теперь в  «спортзале» отгорожена «детская».  Расползлись, и пытаются удержаться на непослушных лапах шесть щенят цвета вороненого оружия. Шерстка уже отливает сталью. Голубоватые детские глаза. И пристальный бесстрашный интерес к нам – новым людям. Будущие телохранители!
Но для Аси щенки уже – бремя. Она  устала от них. И спешит выйти из «детской», наступив при этом малышу на лапу. Тот взвизгивает отчаянно.
Мухтарбек спешит на помощь. И не знает, кого звать:
-Асенька! Натулечка!
-Коровище, - мрачно говорит Наташа, подхватывая пострадавшего щенка,  прижимая его к груди - Первый раз вижу такую дуру, чтобы на собственного  ребенка…
Мухтарбек  возвращается к рабочему месту. И так же как в том, прошлогоднем августе мягко светит маленькая лампа. Пахнет кожей...
Немного поодаль –  установлен стенд. Позже, когда потеплеет, его вынесут на улицу.
-Смотри, - Олег подходит с веером ножей в руках. – Они разной длины, разного веса. Это я к тому, что если умеешь метать – втыкается все.
-Зверь, страшный зверь!, - соглашается Мухтарбек  - и Асе, -   Солнышко, не ходи туда, там страшный мужик стоит…
Олег метает ножи - с разворота, с трех метров, из-за спины, снизу, играющим движением.  Работает он безошибочно. Короткий, тонкий свист полета -  и нож входит в стенд. Лишь  раз, когда  - один в один, как у Робина Гуда: стрела  в стрелу – легкий звон,  и нож лежит на полу.
-Все, чем занимается Кантемиров, - говорит Олег,  - я понял, это – для успокоения души. С кожей работа. Метание… Если люди что-нибудь метают – диски, ядра…
-Икру…, - вставляет Мухтарбек.
-Это уходит из них лишняя сила, энергия…
-Это - чтобы я на него не ругался, это – подхалимаж.
-Иглы тоже можно метать. Они входят на сантиметр, как ножи. Ими можно метать во врага. В дерево втыкаются! А тело – как сливочное масло.
Марина пробегает мимо – сполоснуть  чашки. В черных блузочке  и юбке она почти бесплотна:
-Все равно рядом вертишься - иди, встань у стенда, - говорит Олег, -  Только в профиль. В профиль в тебя попасть будет легче.
Ее худоба вошла здесь в пословицу.
Марина еще не успевает далеко отойти, когда метает Вова. И промахивается.
-Создайте семейный дуэт, - приходит Олегу идея, – Уникальное выступление.
Намек,  что  в роли «живой мишени» у брата – недолго заживется Марина на этом свете.
Вова невысоко подбрасывает нож, гладит блестящее лезвие.
-Когда берешь пистолет,  – задумчиво говорит он,  –  понимаешь, его придумали:  чтобы уничтожать себе подобных. А с ножом, с холодным оружием – этого чувства нет, это другая история…
-Гляди, - ножи вновь в руках Олега,  - Я метаю с трех метров – за рукоятку, за лезвие. Успех зависит от тренировок   и мышечной памяти - только это. И еще…
Мухтарбек:
-У кого терпенья больше.
Они с полуслова понимают друг друга:
-В пятьдесят четвертом или в пятьдесят пятом году, отец, - начинает Олег
-В пятьдесят четвертом...
-Были в цирке муж с женой.  Много лет  выступали вместе. И на одном из представлений – случайность – он ее убил. После этого «Союзгосцирк» запретил выходить с ножами. Единственный человек, который воскресил все это, которому разрешили: Кантемиров.
После «Не бойся, я с тобой».
Вспоминают популярную программу «Цирк со звездами», для которой  Олег учил метать Евгения Стычкина, а потом выступал с ним.
- У нас было буквально семь дней. Я сказал Жене: «Если ты хочешь получить самую высокую оценку – метай в человека, в меня».
-Он начал отказываться, - Олег посылает в цель еще один нож. И после короткой паузы продолжает:
-Я ему говорю: «Женя, попробуй - встань к стенду сам. Только так победишь страх».
И он встал. Я метал ножи в него.
После он просил:
-Как это здорово! Какое ощущение – адреналин! Еще!
Я почувствовал, что у него уже появилась уверенность в себе.
-Теперь будешь метать - ты.
И у нас получилось. Только  во время финала я увидел, что последний нож - идет мне в плечо. И  успел увернуться.
-Как раз мы сидели в зале, - вставляет Мухтарбек.
-Там торжественно представляли людей, многих из которых я не знал. Говорили: «На представление пришел такой-то!»
Тот вставал – все ему аплодировали…
А человека, который всю жизнь посвятил цирку, ведь Кантемиров – живая легенда…о нем ничего не сказали.
И после того, как  нас «зарубили» – хотя Стычкин в меня метал уже не только ножи, но и топоры… Просто  не хотели, чтобы мы дальше работали - в финале. Ведь номер вправду  опасный, а времени на подготовку почти не было….
-Два нахала было, - Мухтарбек.
-После этого я Стычкину сказал на ухо:  «Там, среди зрителей сидит Мухтарбек Кантемиров. Пойдем, и цветы, которые нам подарили – подарим ему. Поблагодарим его. Пятьдесят с лишним лет прошло, и люди вновь увидели в цирке  этот номер».
Евгений спрашивает:
 – Где он?
И мы с букетами цветов пошли не на камеры -  а к зрителям.
-Не ожидал никто. Даже я сам… - говорит Мухтарбек
-Отдали цветы, поблагодарили … Аплодисменты какие были!
-Еще обнимались со мной, черти!
-Стычкин молодец. Мне с ним  работать было легко. Хотя Женя очень резко метал ножи. Очень. Кантемиров метает плавно,  и видно, как они летят. Я понял, по метанию ножа можно определить характер человека – вспыльчивый он или спокойный, уравновешенный.
Со временем я начал понимать смысл жизни - благодаря Кантемирову.
Говорю ему:  «Не надо совать мне деньги за стенд! Не надо трясти своей пенсией! Чему ты меня научил – мне с тобой за всю жизнь не рассчитаться».
Олег вспоминает и последнее выступление. Он изображал певицу Катю Лель. Парик, костюм, накладная грудь…
-А публика – молодежь одна. И на нас смотрят –  что за два старых пердуна? Отец обернулся, хотел этим парням что-то сказать, но не стал… Только мне: «Олег, покажем им старых пердунов?»
Когда он метал в меня – чуть-чуть не учел бюст. И нож скользнул по груди.
-Прости, Катенька…, - сказал он.
Мы уходили – гром стоял! Такие аплодисменты!
Трюк – это ведь не просто: сделал и все. Если зашевелилось что-то внутри, затронуло душу – значит, трюк получился.
17
«Чай» здесь не подразумевает ломящегося стола, как в Осетии. Иное: возможность сесть вместе за стол и говорить…
Ребята снова включают чайник. Мухтарбек еще занят в мастерской.
-Бывают выставки очень хорошие – его работы идут «на ура», - говорит Олег, -  Вот это, - он поднимает сумку, -  разве не произведение искусства? Ларец Марии Медичи.
На его пальцах покачивается за длинный ремешок – сотворенная из кожи, изукрашенная узорами чеканки, сработанная на совесть – каждая пряжка надежна, каждый шов – дамская сумочка, действительно напоминающая ларец.
-Все привыкли к тому, что отец выступает почти бесплатно, - продолжает Олег, -  Зарабатывают галочки,  деньги  -  на том, что пригласили Кантемирова. Сколько можно? Человек не молодой…
-Врешь, врешь, молодой!  – весело - Мухтарбек, заглянувший в это время на кухню.
-И тут появляется мерзкий  Олег, который говорит организаторам:
– Это, в исполнении Кантемирова,  стоит столько-то, а это столько-то…
- Да откуда ты взялся?! – у них уже зло.
Когда я пришел, отцу платили за  мероприятия по 150-200 долларов. А я знаю, какой ценой ему обходится каждое выступление -  после переломов, после всех его травм. Как ему делают уколы один за другим, чтобы боль стала терпимой…
И я поднимаю цену до предела, чтобы отпала большая часть выступлений, чтобы ушли все, кто им не дорожит.
-Для сравнения, сейчас проскачка на лошади  стоит уже около ста долларов, - говорит Марина, - И уникальный номер в исполнении  народного артиста…Есть люди, которым все удобно-с.
-Я просто знаю ему цену. Говорю: «Не я назначаю. Эту цену ты заработал своей жизнью.
18
Приезжает, наконец, Анатолий Васильевич Клименко. Как и в прошлый раз, он начинает рассказывать сразу,  легко сходясь с собеседником. Он переполнен веселыми историями, сыпет ими как Дед Мороз – подарками из мешка…
Мы забываем о чае. Ясно, что все это прелюдия, что главный разговор будет о театре
-Мы  – грань между драмтеатром, цирком, спортом и другими зрелищами. Нам удалось  объединить это в интересную форму…., - говорит Клименко
И сам же веселится над патетичностью фразы:
-«Сохранение и развитие театрализованного представления» …Это я когда Юрию Михайловичу Лужкову писал письмо  –  применял такие слова.
-Знаешь, как это происходило? -  спрашивает Марина, - Приходит Васильич в офис:
-Так… ну что, кофе попили, надо работать. Что будем делать?
Я предлагаю:
-Давайте письмо кому-нибудь напишем… В администрацию Президента…
-Нет, - говорит он, - Это слишком серьезно. Напишем… типа… министру культуры. Только слова надо пострашнее придумать.
И вот мы с ним сидим и извращаемся над этими формулировками.
-Они сами бюрократы и они требовали на этом же языке…
Но истории переполняют Васильича:
-Когда мы были на гастролях в Болгарии, в 96-м году – там как раз отмечали  – 300-летие русского флота. И юбилей победы над турками.
В тот день  принимали наш флагманский крейсер. И адмирала Кравченко со свитой.
А мы оказались в центре событий, потому что спектакль свой - «Серебряную подкову»  переделали в актуальную постановку  - «брали в плен» турецкий флагман с  пашой.
Переодели  казаков в морскую форму,  кое-что поменяли местами…
И вот - начинается спектакль. Среди зрителей – министр обороны, члены правительства, губернатор, все руководство и, конечно – адмирал Кравченко.
А в  «Подкове»  по сценарию выезжает цыганский фаэтон, и везет его Рома – советский тяжеловоз. Тонну триста весит, красоты неимоверной – последний из могикан, вороно-чалый… Была историческая постановка, звучали напевы, катил фаэтон…
Теперь же под эту музыку у нас теперь выходили турецкие моряки. А Рома  был «заряжен» наследующую сцену.
И Дима  Гизгизов, каскадер, который управлял фаэтоном - побежал переодеваться в другой костюм –   раздевалка там в нескольких метрах.
Но Рома слышит – что? Музыка?  Музыка его, он под нее уже спектаклей пятьдесят отработал. Значит - пора.
Рома смотрит вокруг – никого нет.
-Ага, - думает, - проспали. Но я-то здесь…
Развернулся  и поехал.
Когда он выезжал, Димка увидел, что это…понеслось. Он выскочил, но как…троллейбус не остановишь же…
Заорать: «Рома, стой!»- вот и все, что можно сделать.
А ребята работают на сцене и знают, что никаких лошадей-монстров быть не должно.
И  вдруг – летит Рома. На хорошей такой скорости.
«Турки» кто – падает, кто - врассыпную.
Рома видит – что-то не то. Надо, наверное,  порезвее?
Несется. Один круг сделал - по действию. И  смотрит – его никто не останавливает –  на арене никого.
Ромка заволновался, еще приутопил.
Думает:
 – Надо еще пару кругов и завязывать с этим делом.
Такая махина и она галопом…
Я стою среди официальных  лиц и размышляю – а все так хорошо начиналось! Чинно, благородно, красиво. В авторитете мы были. А сейчас как снесет Рома «Конный пикник» на хрен…
По спине у меня холодной струйкой потек пот.
-Там не только пот тек, - подсказывает Вовка.
-Но я играю до последнего – вроде это вполне обычное дело.
Командующий Кравченко говорит:
-Впечатляет.
-А то! – говорю я.
-Одна лошадь запряжена и ни кучера, ни всадника. Глядите, какого шороху наделал…
Я спокойно так бросаю:
-Радиоуправляемый.
Командующий Кравченко говорит своему заму:
-Видал! У каскадеров даже лошади радиоуправляемые. Учитесь. Не то что ваши корабли – на последних маневрах.
И тут Ромка как услышал про «управляемого» –  притормозил, за сцену спокойно выехал и встал на свое место.
-В общем, за это мероприятие – мы ботик Петра Первого из фарфора дулёвского получили. Красивый такой парусник - подытоживает Клименко.
-Васильич потом Роме спасибо сказал – мол, молодец, дорогой, выступил хорошо, – это Вова.
Марина уточняет:
-Он ему спасибо потом, зимой сказал. Когда Рома его машину чуть не раздавил.
-Не мою!
-Он хотел – вашу. Но вы так заорали, что он испугался и упал на Надькину.
-Он не упал – присел.
-Прилег!
-Могу представить, какая там вмятина была.
-И какие слова сказала Надя, культурная женщина, когда увидела эту вмятину!
Надя Хлебникова, артистка театра «Каскадер» – позже переехала жить за границу.
-То есть все, кто уезжают в Швейцарию – уехали из-за Ромы. Березовский тоже.
-Рома молодец – говорит Клименко, -  У него предок был бельгийской группы, они вороные, огромные… Ромины родители  - чемпионы породы. Когда мы Ромку привезли на выставку –  рядом с ним померкли даже ахалтекинцы. За него такие деньги предлагали!  Иностранцы, финны. Но мы…чтобы с ним расстаться… Сами голодные были, а Ромка  у нас всегда сытый ходил.
-Да он мог великий поволжский голод пережить одними своими запасами только! – это Марина.
-В последние годы он уже был на заслуженном отдыхе. Мы передали его на конезавод и он произвел там…
-Кабана, - вставляет Марина, -  Ребеночек…скоро под тонну.
-Если сравнивать с другими породами, тяжеловозы – туговатые ребята.  А Ромка поддавался дрессуре, как умная  собачка.
-Особенно хорошо у него получалось кусаться и наступать на ноги. Это он умел в совершенстве.
-А обмануть известного артиста Сергея Базина и сбежать из денника! – подхватывает Вовка, -  Это он тоже мастерски умел. Ловить и останавливать бесполезно. Только договориться можно: «Ну, друг, давай…» -  И Рома соглашается: «Ладно, фиг с тобой, давай остановимся».
19
-Так о ком вы хотите писать? – спрашивает Клименко: - О театре или о Мухтарбеке? Дело в том, что «Каскадер» и Мухтарбек – вещи неразделимые. Но условия нашей жизни…
Французы сумели обеспечить свой конный театр «Зингаро» хорошей базой. Ему под Версалем отдали  конюшни… Под Версалем! Французы ценят то, что у них есть хорошего.
А мы, русские, когда что-то потеряем безвозвратно -  долго потом сокрушаемся.
Это наш менталитет.  Можем потрогать – не ценим, лишились – страдаем. 
Когда в восемьдесят шестом году вышло постановление Совмина о внедрении хозрасчета…
Я всегда думал – какой идиот это придумал? Т о, что ввергло нас в пучину ненужных мытарств…  Кому пришла идея лишить Россию  тех больших проектов, которые требовали значительной поддержки от государства? Очень много коллективов были  загублены в первые десять «хозрасчетных» лет – совпавших с развалом Советского Союза Рухнула империя,   по закону физики придавив тех, кто не смог - как мыши - разбежаться, пристроиться в теплые места…
Наш конный театр был создан при Госкомспорте СССР, при поддержке Министерства Культуры в 1987 году.
Финансировались:  постановки, заработная плата, шла дотация на корма. Задача наша была – пропагандировать именно советское искусство: театр, кино - батальные сцены, конный спорт.
И это получилось! Мало кому удается на ровном месте создать творческий коллектив  и через год уже выехать с зарубежными гастролями. А мы уехали в Болгарию и имели там большой успех.
Но рухнул СССР, и  предприятия союзного значения приказали долго жить.  Мы обошли все инстанции, чтобы кто-то  разъяснил - что нам делать, куда деваться?  В СССР не было частного коневодства. Как нам – элементарно Ватсон – кормить коней в Москве?
Лошади у нас считались государственными, выданы были по накладной Госкомспорта СССР. Мы не могли их  ни продать, ни отдать.
Ощущение было, что баржу оторвало от причала -  и она поплыла в открытое море – не зная, сколько ей находиться в этой стихии.  День? Год? Пять лет? А ведь каждому артисту надо   жить, у каждого - семья, свои проблемы.
И еще одно нас объединяло: как прокормить сорок лошадей?
Вот с чего начинался второй этап существования  конного театра «Каскадер». Отсчет шел с того времени,   как империя приказала долго жить.
Первый этап – новые постановки, репетиции, спектакли -  был  светлым,  восторженным… Я видел, что отношусь к делу, которое радует людей – это давало силы…
А когда в 89-м мы работали в Германии – к нам приехали из Франции!
Должен был вот-вот открыться  Пятый  фестиваль нетрадиционных театров  в Гренобле.
Нас приглашали туда с радостью, мы уже зарекомендовали себя!
И в это время  руководитель «Каскадера»  сбежал с деньгами, которые заработал театр. Это была…не ложка, а хороший ушат дегтя. На фоне всех творческих успехов -  нас так кинули!
«Каскадер»   российские власти решили отозвать домой. Если руководитель сбежал,  и денег нету  – это же международный скандал.
И тогда  я достал  контракт на зарубежные гастроли.  Взял его у Игоря Бобрина, который возглавлял театр ледовых миниатюр.
Контракт был подготовлен по всем правилам, подробно разработан каждый пункт, так что я без задней мысли принял его как образец.
Ночь посидел, составил основные положения, и начал понимать: чтобы нас не кинули в очередной раз -  надо аванс получить на обратную дорогу. Из Германии добраться до России было реально -  в любом случае. Восточный Берлин еще присутствовал. Немцы бы отправили: и нас, и лошадей.
А Франция…
Звоню в консульство, так мол и так, подписываем контракт.
-Клименко,- говорят мне, -  последний раз выезжаешь за границу! Из партии исключим!
-У нас был большой успех в Германии, - отвечаю я, –  и мы не заслужили той ситуации, в которой оказались. Если вы такие умные – оплатите коллективу хотя бы половину гонорара, чтобы мы не считали себя ущербными.
Короче, в два часа ночи загрузились в Майнце, а в девять утра  были уже  в Гренобле.
Поселили нас в университете.
На стадионе выстроили  декорацию –  грандиозную  – ее нам в театре Палиашвили в Тбилиси сделали.  Крепостная стена длиной  восемьдесят метров  и  высотой - десять, да еще башня…
Мне кажется – мы себе отчет не отдавали, что находимся в центре Европы и участвуем в таком грандиозном мероприятии. Просто вышли – без тени сомнения в успехе.
Только один момент был. В Гренобле  - за два месяца не упало ни капли дождя.  Но когда выстроили декорацию, и насыпали песок – пошел такой ливень, что на стадионе стояла вода – по колено. Бетон, она не уходит…
-Все, - думаем, - И лошадям не проскакать. Н нам  падать в красивых костюмах… Да еще есть  одна сцена, когда погибают все, и лежат минуты две «убитые». Как - под водой? Неужели для нас все кончилось?
Но тут мы впервые увидели, как работают  французы. Спокойно, без суеты… Приехали на специальных машинах - включили насосы, откачали воду. Завезли новый песок, оранжевого цвета, очень красивый. Застелили целлофаном - весь стадион. Нас это потрясло. Целлофан в нашем тогдашнем понимании - это пакет. И вдруг – все сделано, все готово.
И премьера – восторг души.
8 июля 1989 года –  мы завоевали 1 место на Фестивале нетрадиционных театров.
20
-То, что мы выступали на этом стадионе – символично. Именно здесь, в 1952 году, советские спортсмены впервые приняли участие в Олимпийских играх. Это был кусочек истории.
И когда мы жили по Франции, к нам пришел белый офицер – он был адъютантом у генерала Кудасова. Такой колоритный дед. Приехал на «харлее», на нем были кожаные краги  еще времен гражданской войны, шлем.
Говорит:
-Я живу в двух кварталах отсюда. Русских в последний раз видел в 52 году на Олимпиаде. Но подходить к ним не разрешали. А так хотелось послушать настоящую русскую речь! Сейчас с кем-то можно поговорить?
Мы стоим с Мухтарбеком, и я предлагаю:
-Можете со мной.
-А вам не страшно общаться  с белым офицером?
-Учитывая фамилию генерала Кудасова, и то, что   «Неуловимые мстители» очень у нас популярны… Не только не страшно – интересно!
-Приглашаю вас в гости.
И мы пошли, так как товарищ из ЧК покинул нашу делегацию в Германии – его отозвали…
-Чтобы он не разложился, - вставляет Марина
-А сейчас наш самый большой успех – то, что мы живы – говорит Клименко, - Когда после шестилетнего пребывания за рубежом мы вернулись в Россию -  в течение трех месяцев в Новогорске побывали журналисты семи телеканалов.
И мы были такие  радостные  -  вернулись!  В Россию!
Потом все затихло. И  мы, - со вздохом,  - начали выживать здесь.
20
Когда все разъезжаются, Мухтарбек недолго стоит у «детской».
Тихий, умиленный его смех -  щенки хватают друг друга за лапы. Он наблюдает за ними, кажется, не отрываясь, но пальцы его в это время заняты – мастерит стек.
-Деточки… Теперь не высыпаюсь – Ася гулять просится по два-три раза за ночь. Я ее вывожу.
Ася показывает, что не прочь бы прокрасться  к детям:
-Ну, нельзя! Наташа ругаться будет!
Пускает, чтобы никто не увидел,  и сокрушается над плачущим щенком:
-Куколка, бедная! Видно она ему лапу все-таки сломала. Солнышко, ну как же ты…
Оборачивается  - и  про Асю:
-Я её ругаю, а она мне глазки строит. Хитрая-хитрая, как еврейка.
Уже поздний вечер. За столом кроме Мухтарбека – мы с Наташей.
-Цахтон будешь?
Густой, белый соус, со множеством оттенков вкуса – неотъемлемая часть трапезы.
О нем говорят:   «осетинский анкл-бенс»
-У тебя плечи болят – не дотянешься. Я подам, - говорит Наташа
 Но Мухтарбек все-таки тянется – и задевает чашку. Весь чай – на стол…
-Пьер Безруков! - с чувством восклицает  ученица.
Он  кротко соглашается:
-Безмордов.
Наташа меняет тон:
-Да хватит… не надо на Кантемирова наезжать. Это только я могу. Ты лучше скажи, Васильич нормально денег дал?
-Я сказал, что там нож хороший продается. Но чтобы осетин обманул хохла…
Потом Мухтарбек рассказывает, что отказался от операции:
-С лошади спрыгнул неудачно – сломал ногу. И срослось неправильно. Врачи говорят – снова надо ломать, и полгода после лежать.  Они с ума сошли! Я все равно выступаю:  и на лошади сижу, и на стремя давлю…
Ночевать мне сегодня – в бане, которая все тут же,  с другой стороны офисо-конюшни.
Янтарная желтизна дерева. Жаркий воздух опахивает нас из приоткрытой двери парной.
-Сейчас все отключили, а замерзнешь ночью – вот щиток, - Наташа показывает нужные кнопки.
Рядом небольшая, тоже деревом отделанная комната. Слава Богу, возле дивана стоит стол. Можно будет писать.
Юлька – Наташина дочь ни за что не останется в бане на ночь. Она видела тут домового!
Но столько вместил этот день, что уже и потустороннее не страшно… Спать, спать… Завтра Кантемиров обещал рассказывать о своем детстве….
21
К утру банька выстывает. Уличный свет  не проникает сюда, и кажется - длится ночь. Но март ведь, в восьмом часу должно уже светать. Открываю дверь - и точно. В отходящих сумерках свежевыпавший снег светится голубым. Морозно. Небольшая поземка – и еще незаметенные следы – человеческие   переплетаются с собачьими. Значит,  Ася опять таскала хозяина гулять.
Летом Кантемиров вставал рано. Но сейчас, возвращаясь в свою комнату с Асей, он почти растерян:
-Уже записывать?
-Идем ко мне, -  Наташа делает знак, - да не стесняйся, я все равно  не лягу: щенки… Дедушка теперь к девяти поднимается. Он тебя увидел и растерялся: «Ничего не вспомню так рано!» Пойдем, я кофе поставлю.
Наташа – высокая, черноволосая, похожа на испанку, с утонченными и при этом чеканными чертами. В ней есть что-то от Майи Плисецкой…Удлиненный овал лица,  быстрый, но пристальный взгляд темных глаз.
Сфинксами лежат у ее ног собаки.
Махур – Асина дочь – дама суровая. Смоляного цвета, налитая силой. Ни одной лишней эмоции – какое там, понежничать с ней! Переждет ласку, перетерпит, но так посмотрит…
У нее есть номер, которым все гордятся. Махур закрывает двери. Подходит – короткий удар мордой, лапой – и дверь захлопывается.
У ее сына Джастина – совершенно мальчишечья морда, а в глазах – жадный интерес к жизни.
Он ездит с Наташей в машине, как штурман, и любит высовывать физиономию в окно.
Милиционер не остановит лишний раз – связываться с этой черной рожей…Кто ж знает, что Джастин почти щенок - подросток собачий?
-У нас смешной ветеринарный врач, - говорит Наташа, - Возьмет собаку за уши  и поет: «Кто может сравниться с Матильдой моей?...»
Тихо начинает шуметь чайник. Юлька еще спит на своем диване, за шкафом. Нынче– воскресенье, и в школу не надо.
Мягко светится зеленоватый кристалл аквариума. Рядом, на том же узком столике – открытый ноутбук – Наташа оканчивает институт, уже почти защита диплома. А на стенах, прямо на обоях нарисованы лошади.
Целый мир в этой комнате. И какая смелость нужна, чтобы оставить привычную жизнь, с возможным благополучием отсиживания лет в какой-нибудь конторе – и придти  делать то, что по-настоящему интересно, к чему лежит душа.
Наташа разливает кофе. Ей сейчас заниматься будничными делами – от кормежки собак до мытья полов.
Но не скажешь о ней – что на сцене –  она неузнаваемо преображается.
Внутренняя сила чувствуется в ней неизменно.
-Наташа -  ты вращаешь пылающий всеми гранями куб, я видела запись, когда ты мчишься с факелом на колеснице… но в тебя же еще метают ножи…Я спрашивала вчера Олега, но женское восприятие  – другое… Какое чувство, когда стоишь у щита? Когда в тебя летит нож?
Наташа начинает говорить, и вновь убеждаешься, какой она  рассказчик. Она уже снималась в кино, и вероятно будет сниматься еще – к этому все данные. Но и в ранний утренний час, еще заспанная – она обыгрывает голосом каждую фразу, дополняя ее жестами – руки необыкновенно пластичны… То присвистывает, передавая полет ножа, то касается рукой затылка – показывая, как нож отскочил…
Театр одного актера.

-Ножи в меня стали метать очень просто. Я была поставлена перед фактом. «Родина сказала – надо!»
Дед сказал, как о решенном - ты, мол, постой, а я в тебя пометаю.
В общем -  встань и смотри, чтобы в тебя не попало.
Открутила я свой куб на выступлении и побежала одеваться.
За мной прислали человека, потому что я уже задерживалась. Никак не могла с волосами разобраться: распущу – не нравится, соберу – не нравится.
И мне  говорят:
-Наташа, твою маму, там дед уже нервничает.
Надо было еще подняться на два или три этажа. А я на каблуках! Мчалась!
Выхожу ровно на мою тему, уже музыка идет. Волосы, естественно, разметались в беспорядке. Я их красиво откинула на плечи.
Дед сквозь улыбку – на публику – спрашивает:
-Где ты была, твою..?
И я так же, чтобы губы не особенно шевелились:
-Переодевалась.
Все вокруг тонет во тьме, и только прожектор  освещает: Мухтарбека, меня. Я подхожу  к стенду, становлюсь к нему спиной, «пушку» направляют мне в глаза…
И я понимаю… что  ничего не вижу вообще.
Прожектор слепит – в глаза, в зрачки прямо.
Различаю только -   силуэт Мухтарбека против света шатается.
И  вдруг – блеск – что-то на меня летит.
И до меня доходит,  что блеск этот - изменения его -  означают повороты летящего ножа. Ага – раз…два.. три…  последний поворот,  и я голову убираю.
Думаю:
– Ни фига себе!
Смотрю – следующий нож.  И я то же самое…считаю, раз, два, три – и ухожу.
Дедушка  выпендривается – ему же прекрасно меня видно.  Показывает - как  хорошо и здоровски он метает!
-А сейчас, - говорит  ведущий -  типа того, топоры…
Топор – у него же ручка деревянная – она ж не блестит! По чему ориентироваться?
Я быстрее пытаюсь красиво показать руками, чтобы убрали свет.
И  кто-то догадался – пробежал, сказал – включили  прожектор.
Только ночью до меня дошло, что жизнь была на грани…
Нож так хорошо входит в дерево,  в тело, думаю, он  бы тоже хорошо вошел.
Если бы я  на долю секунды задержалась…
-А всегда уклоняются? Или бывает, что нож специально метают рядом с человеком?
-Это два разных трюка. Один, когда ты ровно стоишь, и партнер знает, что   не пошевелишься,  и  обрабатывает тебя ножами – чуф-чуф-чуф-чуф – Наташа делает движения, и  кажется - у нее в руках -  кинжалы и  они уже -  пущены в цель.
-Другой трюк – когда партнер целится тебе ровно в лобешник – никуда кроме, потому что ты стоишь  по центру мишени
И он целится тебе в лоб, а ты должна голову убрать, но только в тот момент, когда нож у тебя практически вот здесь находится. -  Наташа показывает расстояние, равное ладони, -    У нас оговариваются – уклоняться только в определенную сторону – влево.
И при этом ты не имеешь права уходить, когда партнер только замахивается.
Нельзя так: пусть нож летит в стенд, а я постою рядом. Ты –  мишень. В этом весь эффект.
Только когда до прихода ножа остается один оборот –  уходишь.
И ты считаешь эти обороты, и убираешь голову в последний момент.
Второе, я хочу тебе сказать – страшнее. Ножи, топоры -  с таким чавкающим звуком входят в дерево, как в фильмах ужасов... И  когда думаешь, что это  в голову может войти!… Так что расслабляться там, – Наташа подыскивает слово, -   нежелательно…
А если Мухтарбек недослал нож - идет отброс от мишени. Клинок становится неуправляемым. В  какую сторону он отлетит, на какую высоту… то ли тебе в затылок вонзится краем острым, то ли просто ударит плашмя. Мне доставалось по затылку – так вот: тью-ю-юз…..
Поэтому я стараюсь стоять чуть дальше от мишени. Дед же мне ничего не объяснял. Он   сказал:
-Вот здесь примерно встать. Ну, чуть поближе можешь.
Я говорю:
-Знаете чего, Мухтарбек Алибекович, мне по затылку уже раз попало, я больше не хочу.
Он:
-Да? А далеко - некрасиво смотрится.
То есть у нас -  противостояние. Ну, хочется мне еще жить! А он -  за красоту  номера.
22
-А кнут? Когда огромным кнутом сбивают яблоко с ладони…
-Работа, работа…  - почти напевает Наташа, - это все с годами приходит,  это все тренировки… Я видела: сигаретку в губы вставляют – сигаретка вот такая, и ее реально сбивают.
-И не обожжет губы при этом?
-Н-ну… - Наташа хихикает,  – все зависит от мастерства. И получали…
Рука должна быть твердой – чтобы ни  малейшего сомнения в себе  не было. Если  сомневаешься  -  не пробуй на ком-то. Тогда - на чём-то: веточки с забора сшибай.
А если человек уверен  - он знает, куда  руку направляет, как работает кисть, сколько метров у него в запасе.
Там все рассчитывается, там своя математика,  целый компьютер.
Расстояние, скорость подъема руки, направление, сила тяжести – поправка на ветер,  - срабатывает за долю секунды  арифметический процесс.
Человек знает, что вот здесь, ему надо чуть-чуть - на миллиметр -  двинуться вперед, чтобы кончик кнута коснулся яблока, маленько заплел его, и при этом -   не задел стоящего партнера.
Это все репетиции. Сколько попадали по себе, и по людям попадали!
-Но иногда, - продолжает Наташа, -  наоборот -  люди могут быть излишне самоуверенными.
И тогда предмет, с которым работаешь -  наказывает.
Поэтому к любому реквизиту нужно относиться с уважением и почтением – он  обладает своей энергетикой,  душой.
Когда я кручу куб – бывает, замечаю: как на меня смотрят, да еще успевают сказать:
-Ой, Наташа, как у вас хорошо и ловко это получается…
И я гордо:
-Да-а-а …, - почти поет, - Я вот така-а-ая,
И тут же - на простом  движении  - получаю ощутимый подзатыльник. Кубом.
Я тогда сразу:
-Простите, пожалуйста, Ваше величество, больше не буду.
Такой мистический момент.
По глазам кнутом получала. Вроде  научилась раскладывать его и туда, и сюда, и вот так -  вокруг, и что-то даже сбивать научилась.
И когда надо было  элементарно щелкнуть, кнут  - замотался вокруг глаз. Вокруг открытых глаз.
Я четверть часа ходила со слезами - и думала, что просто повыбивала себе глаза.
А всего-то похвалилась мысленно:
-Да, я могу  кнутом…я гениальная девчонка….
И  сразу:
-«На, получи, фашист, гранату».
Вещи, с которыми  работаешь, на которых зарабатываешь денежку – они хвастовства не любят. Так же как и огонь.
23
-А этот случай, когда на Кантемирова упал конь -  на твоих глазах произошел?
-Да –  Наташа вздыхает, -  Это был мой любимый  Асуан. Очень грамотная и  спокойная лошадка. 
Коню  надо было забежать на постамент, остановиться… Кто-то нажимал кнопочку, выскакивал  раскрашенный плоский змей – и Георгий Победоносец его копьем обозначал – типа убивал.
Все! Делов! Для лошади самое страшное –  флаги, которые трепыхались. Они очень близко стояли… К музыке кони у нас привычные.
Но, в конце концов, я Асуана на этот постамент заездила, все было нормально.
И вот дедушка  придумал вместе с режиссером  Валерой Яковлевым – подниматься на лошади, когда уже будет торчать этот змей.
Тань, знаешь, как я ругалась и орала? Если у тебя  в запасе месяц – можешь выдумывать, что  хочешь. А если несколько дней – зачем? Лошадь нормально заезжает, змей поднимается, его убивают. Лошадь знает свою работу. Получила  свою морковку. Все.
Нет – вытащили это чучело, будем ее приучать. На какой шиш, а?
И  змей вылез, а лошадь еще не зашла – она только поднималась по постаменту. Змей завибрировал на ветру, а лошадь знает -  не должно было быть  его – она с ним не репетировала.
Начала нервничать, переступать ногами – и, естественно свалилась с  высоты.
Дедушка  сразу понял, что сломано ребро. Он еще на мандраже, видимо – залез на лошадь. Со сломанным ребром. Проскакал  на нем же, на Асуане.
Только потом понял, что  – плохо дело.
Мы ждали «скорую» долго – пока она до нас е-е-ехала. В итоге она до нас не доехала, и мы  по дороге домой  заехали в травмпункт.
Сделали снимок, он ничего не показал. Диафрагма у Мухтарбека такая большая, что  не видно последнее ребро. Только по ощупыванию и по дыханию можно было услышать, как оно расходится при дыхании: чуф-чуф! 
Какой-то у деда такой этот год…То через собаку кувыркнется, то щенки его поймают за ноги - он упадет на ребро… И  смех и грех – и жалко его.
24
-Ты снималась в «Молодом Волкодаве» вместе с Кантемировым?
-Он сыграл там в трех эпизодах – изображал плохого человека, хорошего… И везде  погибал, умирал…
Человеку восьмой десяток, а он делал такие падения, что я засмотрелась…
Настолько профессионально падал  - как будто его действительно убили.
Раз –  стрела вонзилась, раз – и  его «рубанули». Он так – ах! – и упал.
Обалдеть.
Я  даже не знала, что он так умеет.
В молодости там что – гай, гой – брякнулся, побежал… В молодости энергии столько! Даже по  фильму «Не бойся, я с тобой» можно судить. С перерубленным нервом на лошадь запрыгнул – и скакал, и снимался.
Сейчас появилось много молодых людей -  они ему  помогают, ищут врачей, специалистов… Если бы не они...
Как все цирковые, Кантемиров не любит лечиться. Болит? Выпью сто грамм, и все рассосется. А оно не рассасывается.
Наташа отставляет чашку. Брови ее сдвигаются…
Но в дверь заглядывает Мухтарбек:
-Танечка, я готов. Идем работать?
 
Часть вторая
Детство
Пошли меня, Боже, в морские коньки
И дай мне осанку дракона,
Ребристую шкуру, шипы-плавники,
И море — судьбой вместо трона.
Умножь беззаботное племя моё,
Храни жеребят и кобылок,
Волнуй ненадёжное наше жильё,
Чтоб страшно и весело было!
И. Ратушинская
1
Вряд ли  есть в стране нашей более своеобразное, прекрасное место, чем Кавказ.
В краях этих люди селились еще в глубокой древности.
И хотя горы бывали порой немилостивы, землетрясения и лавины разрушали поселения, но плодородная земля, труднодоступность для врагов, и несравненная красота этих мест, влекли сюда странников.
Кавказ многонационален, и каждый народ на протяжении долгих веков хранит свои традиции/
Рассказывая о Мухтарбеке Кантемирове нельзя - хотя бы в нескольких словах – не вспомнить историю Осетии, ее обычаи.
Без этого мы не представим себе  те нравственные правила, которые имели огромное значение в  семье Кантемировых,   и по которым воспитывался маленький Миша.

В конце ХХ века для конного театра «Каскадер» Яковом Голяковым будет написан «Гимн»
Не ради трюка, ради красоты,
Пускай ей достаются наши лавры,
Я не коня седлаю, а мечты,
И становлюсь похожим на кентавра.
Сравнение с кентавром окажется удивительно верным. Не просто красивая фраза – но прозорливый взгляд поэта в такую глубину веков, где  жили предки Кантемировых – и всех осетин – легендарные скифы.
Именно скифов отождествляли с кентаврами.  Лошади давали им силы покорить бескрайние степи, а позже – и другие империи.
Провозвестники рыцарских ритуалов – скифы, всю Европу убедившие – в превосходстве конного рыцаря!
Уходившие с лошадьми в могилу – о чем свидетельствуют их захоронения. Очеловечивавшие коней, что перенимали у них потом другие народы. И наш Сивка-Бурка – не потомок ли скифского коня?
Кони для скифов – друзья, братья, дети… Все что нужно для коней – они делали сами. Замечательно работали по коже.
Были просты, прямодушны, чтили обычаи…
Их прямые потомки - аланы – в одном из походов своих подошли к предгорьям Кавказа, и  решили, что нет земли лучше.
Именно здесь  появилась «Алания» - объединение аланских и кавказских племен.  Страна, как писали древние историки, полная «всяческих благ», в  которой  «много золота и великолепных одеяний, благородных коней и стального оружия, кольчуг и благородных камений».
Правители других государств считали за честь породниться с царями Алании, а великие «Нарты» - стали  памятником культуры скифской древности и аланского средневековья.
Образы героев-нартов запечатлевали реальных людей.
Мужчина, в понимании алан – это доблестный воин, который держит слово, умерен в своих привычках, чтит женщину. 
С этим кодексом чести связано много красивых обычаев.
Например, обвиненному в чем-то человеку достаточно было дать слово, чтобы освободиться от подозрений.
В присутствии женщины невозможно было  позволить себе -  ни дерзостей, ни сквернословия.
А если женщина бросала платок между дерущимися – это служило знаком к немедленному прекращению поединка.
Монголо-татарское нашествие привело к покорению аланских княжеств.
И хотя маленький народ неоднократно поднимал восстания – впереди его ждали тяжелые годы. На смену годам расцвета пришло время борьбы за существование.
Лишь в 18 веке русские заговорили об «осетинах» - потомках алан, которым высоко в горах удалось сохранить свою уникальную культуру.
С ними были и их неизменные спутники – лошади. И детей они по-прежнему сажали на коней раньше, чем те  выучивались ходить. То есть первым навыком малыша было умение держаться в седле.
Вечными оказались и другие традиции.
«Один - за всех, и все - за одного»: человек всегда мог рассчитывать на поддержку своих близких, но и сам нес ответственность за честь всего рода.
Невозможными, постыдными считались трусость, слабость к физической боли. Нельзя было обмануть, непочтительно обойтись со старшим, с женщиной, чем-то иным унизить свое достоинство.
Поступив непорядочно, ты навлекал позор не только на свою семью, но и на весь род. Причем память о  проступке могла надолго пережить тебя самого.
Особенно высокие требования предъявлялись к мужчине,  которому предстояло нести ответственность за семью: защищать близких, обеспечивать их всем необходимым.
Поэтому мальчиков воспитывали более чем строго, обучая  и тяжелому физическому труду, и воинским искусствам.
Но какое воинское искусство могло быть ближе потомкам скифов, чем джигитовка? Ведь само понятие джигит – означает:  лихой и все умеющий наездник.
А джигитовка – исполнение таких трюков на лошади, которые даруют победу в бою. Когда всадник  бессильно повисает на коне, и враги думают – убит, а он поднимается в самую решительную минуту – это джигитовка. И когда он меняет усталого коня на свежего – чтобы не терять ни одного мига в схватке – перескакивая с одной лошадиной спины на другую – это тоже джигитовка…
Всему этому, и многому другому мальчишек учили с детства.
А о храбрых воинах, как и водится, слагали песни.
Быт осетинской семьи также был регламентирован строго.
Руку на женщину – мужчина поднять не мог, но слушаться его надо было беспрекословно. Чувств своих при посторонних не показывали, и друг друга не хвалили. Мало того – супруги даже не могли называть друг друга по имени.  О жене говорили – «хозяйка», «мать  детей», о муже – «наш мужчина», «глава  дома».

Род Кантемировых – один из древнейших в Осетии, а дословно фамилия переводится: «кан» - кровь, «темир» - железо: «железнокровные».
Воины.
У них хранится указ грузинского царя Георгия ХШ от 1800 года о награждении Бахта Кантемирашвили – командующего боевой конницей, которая защищала Грузию от персов  - 21 мерой серебра.
Еще один предок, поручик Николай Кантемиров – чтимый болгарами воин, погибший в бою с турками – похоронен на Шипке.
И те боевые конные приемы, которыми прославят себя первые Кантемировы – затем сослужат добрую славу  потомкам – которые доведут их до непревзойденной виртуозности, сделают искусством. Но общая цель прадедов и правнуков – служение добру – останется неизменной.
2
Неисповедимы пути Господни! Основателю прославленной цирковой династии Алибеку Кантемирову – на роду было написано стать помощником отца, потом создать свою семью, провести жизнь в нелегком крестьянском труде.
Но он был – самородок, бриллиант столь чистой воды – что не мог остаться незамеченным. И жизнь дала ему возможность раскрыть  талант в полной мере.
Правда, путь  был нелегким. Но с детства – и через всю жизнь – лошади сопровождали Алибека.
Маленькое селение Даргавс  на севере Осетии.
Восьмидесятые годы девятнадцатого века…
Тузар Кантемиров – глава большой семьи – сам потомственный  наездник.
Конечно, все его сыновья с малых лет научатся уверенно держаться в седле. Но лишь один сделает это делом жизни, станет непревзойденным мастером.
Алибек загорится, впервые побывав на скачках. Проскакать самому, стать первым! Но нельзя будет сразу попробовать свои силы. Желание – одно, однако юноша ясно видит,  где он необходим. Надо помочь отцу прокормить семью. И он послушно займется совсем не творческим трудом –  пойдет работать возчиком на кирпичный завод.
Это тяжелый труд. Но долгое деревенское детство, а затем здоровая физическая работа дадут ему силы и выносливость на всю жизнь. А забота о единственной лошади научит понимать душу коня.
В начале девятисотых годов Алибек все же примет участие в скачках во Владикавказе.  Владельцы конюшен отметят перед тем крепость его сложения, широкую кость. Наездник должен быть тоньше, грациознее.  Они с сомнением будут качать головами – вес у вас, юноша, не жокейский…
Но мастерское владение конем, «чутье», скоро сделают Алибека одним из лучших жокеев Кавказа.
На кадрах старых кинохроник можно увидеть ипподромы той поры. Дамы в длинных платьях, их спутники – в форме или в штатском платье. Но лошади несутся – так же, как и сейчас. И с той же страстью управляют ими – наездники.
Вероятно, работа жокеем могла сделать Алибека не только известным, но и вполне обеспеченным человеком. Но в душе он был – артистом. И проскакать от черты до черты – пусть даже первым –  ему было мало. Азарт скачек насытить  душу не мог.
Что же тогда?
Позже напишут, что жизнь его круто изменилась после представления в цирке, которое его «уговорили посмотреть». Праздничный блеск костюмов, чудо, которое вершат на манеже животные… После суровой жизни - перед глазами – сказка.
Но кто же откроет ему ворота в этот блистающий мир?
Если очень чего-то хочешь, кажется, что тебе начинают помогать – высшие силы. На гастроли во Владикавказ приезжает  цирк, и среди артистов - знаменитый осетинский силач Темирболат Кануков по прозвищу Казбек-гора. 
Скажем и о нем несколько слов. Потому что он тоже был самородком Осетинской земли.
Изначально будущий богатырь был таким крохотным, что отец накрывал младенца шапкой. Потом Бола начал стремительно расти. К пятнадцати годам  его рост  достиг 2 метров 24 сантиметров, а вес был более 200 килограммов.
С позволения отца  он уехал из родного горного селения и стал цирковым атлетом. Практически в каждом поединке  одерживал победу. Но в жизни оставался человеком скромным и мягким, готовым помочь земляку.
Благодаря его поддержке Алибек попадает в цирк вначале учеником. Он выполняет черновую работу: от чистки клеток до расклеивания афиш.
Кажется, он даже не тяготится этим – помогает общительный характер, привычка к труду. Но мечта Алибека – стать артистом, сделать свой номер. И все свободное время он отдает лошадям, упражнениям в джигитовке. 
Спустя несколько месяцев, Казбек-гора поставит хозяину цирка условие: он не продлит контракт, если Алибек не выйдет на арену.
Премьера молодого артиста состоялась в цирке Малюгина в Батуми 11 февраля (25 по новому стилю) 1907 года. Номер назывался «Соло-джигит».
Вот как описывается в книге «Джигит Осетии» его дебютное выступление:
«Легкое движение шенкелем, и светло-серый скакун выносит всадника на арену цирка. В зубах Алибека поблескивает лезвие  кривой шашки-гурды. Вот всадник спрыгнул, оттолкнувшись от земли, перевернулся в воздухе и снова очутился на шее скакуна.
Темп лезгинки нарастает. Вдруг молодой джигит бросается под самые ноги лошади. Публика ахнула, но наездник повис на одном стремени. Секунда – он опять в седле…»
Удивительно: уже в первом своем выступлении Алибеку удалось не только показать сложнейшие трюки, но и выполнить их так, что каждое движение смотрелось - красиво, завораживало. Он поистине был самородком.
В этот вечер стало ясно: родился номер, который раз за разом будет покорять публику – в каком городе бы не выступал молодой джигит. 
Но статичность невозможна в цирке. Нужно движение, развитие. Творческий путь Алибека Кантемирова не меньше, чем его прекрасные физические данные,  определил его характер: работоспособность на уровне самосожжения, и стремление постичь все, что связано с верховой ездой и дрессировкой лошадей».
К сожалению, мы не увидим записи его ранних выступлений. Остались лишь воспоминания современников, которые видели, как пролезал Алибек между задних ног лошади, идущей на полном галопе -  и выполнял другие опаснейшие головокружительные номера.
Но и  отдельные кадры, снятые гораздо позже, могут дать представление об этом человеке.
…Рабочий момент. На манеже репетирует Ирбек Кантемиров, его отец сидит в зрительном зале. Но невозможно назвать Алибека стариком. Так горят его глаза, так следит он за каждым движением лошадей, кивает, улыбается счастливо…
Своему делу он отдал  без остатка  себя – и всю свою долгую жизнь.
Его сыновья и многочисленные ученики пройдут школу джигитовки, разработанную Алибеком Кантемировым. Основы этой школы закладывались  с тех первых дней, когда молодой джигит пришел в цирк.
За его плечами стояли поколения конных воинов Осетии, он учился у лучших наездников своего края, перенимал приемы у казаков, читал книги.
Породы лошадей, наиболее подходящие для цирка, необходимость наезднику иметь прекрасную физическую подготовку, не пренебрегая танцами и гимнастикой, многочисленные усовершенствования в конской сбруе – Кантемиров думает обо всем, ничто не ускользает от его внимания. Довести все, с чем он работает - до возможного совершенства – и не иначе.
Созданная им система подготовки наездников столь продуманна и безупречна, что именно благодаря ей – растет число джигитов.
В начале двадцатого века Алибек много гастролирует по циркам Российской империи и за ее пределами. 
Он продолжает выступать и после революции, в годы гражданской войны. Удивительно, но в это непримиримое время, Кантемиров пользуется уважением и белых, и красных.  В 1919 году, в Ростове,  Семен Буденный предлагает ему оставить цирк и готовить наездников для Первой Конной.
-Я артист, - возражает Алибек.
«Мы артисты – люди самой мирной профессии», -  эта фраза прозвучит несколько десятилетий спустя в фильме «Не бойся я с тобой».  В фильме, который прославит его сына.
Вместо службы у буденовцев Алибек уезжает  на гастроли в Германию. Казаки-эмигранты недовольны появлением джигита, который собирается после выступлений вернуться в эту «красную» страну.
Но  Алибек не мыслит оставить  Осетию,   друзей и родных, живущих там. В душе он никогда не примет советскую власть, но все политические потрясения  переживет вместе с Родиной.
Мастерство артиста и его честная позиция делают свое дело: на представления Кантемирова приходят «сливки» Белой армии, даже барон Врангель.
В  годы первой мировой войны Алибека  все же интернируют, и он проводит некоторое время у богатого мельника – без права выехать из указанных для жительства мест.
Правда «хозяин» оказывается вовсе не «хозяином» - добрый человек  дает приют талантливому артисту, возможность быть с лошадьми, пережить трудное время.
После окончания войны Алибек Кантемиров возвращается в Осетию. Вскоре после приезда он отправляется навестить родных в Беслан.
Там, на сельском празднике, он видит молодую гармонистку Мариам  Цирихову.
3
Если  жизненный путь Алибека Тузаровича неизменно привлекал к себе внимание журналистов и писателей, то Мариам Хасакоевне уделялось гораздо меньше внимания. Близкие не много говорили о ней: все та же осетинская традиция – не хвалить хозяйку дома на людях,  и великая скромность удивительной женщины.
Вероятно,  судьба ее могла сложиться  традиционно. Замужество, а затем размеренная жизнь осетинской женщины, хозяйки дома.
Но быть женою Алибека Кантемирова – это совсем другое.  В условиях бесконечных переездов она станет актрисой, костюмером, матерью большой семьи, и душою всей труппы.
В 1922 сыграна свадьба – по  строгим осетинским обычаям. В 1924-м появляется на свет первенец – Хасанбек. И в этом же году рождается легендарная труппа «Али-бек».
В нее входят -  Ибрагим Кантемиров, младший брат Алибека,  джигиты Казбек Нугзаров, Магомет Нурмагомаев, наездница Стефа Перец, дагестанский зурнист Алибек Арсланов и конечно  Мариам Кантемирова.
Она прекрасно играет на гармони, и   Алибеку приходит в голову мысль включить в выступление труппы игру на народных инструментах: гармони и зурне. Это придает номеру еще больший национальный колорит.
Всю жизнь Мариам  будет делить путь своего мужа, родит ему трех сыновей. И тепло  вспомнят ее все, кто  знал.
Татьяна Николаевна Никулина расскажет, как в давние  времена, когда  им выпадали совместные с осетинскими джигитами гастроли, Мариам Хасакоевна, которой и без того приходилось заботиться о своих трех мужчинах, заодно брала на свой кошт Никулиных. Как вкусно она готовила и кавказские блюда и русские щи, как тепло и весело было за общим большим столом!...
Среднему сыну Ирбеку вспомнится, как переживала мама, если молодые артисты в долгих поездках по российским просторам, начинали забывать тех, кто остался дома, в Осетии. Бывало, что сама начинала посылать деньги чьей-нибудь матери, если сын проявлял забывчивость.
После смерти Мариам Хасакоевны ее прах сыновья перевезут в Осетию.
-До сих пор снится мама – и все думаешь: «Не обидел ли ее чем-нибудь? …Папу? Нет?»  Люди были - достойные…, - тихо говорит Мухтарбек Алибекович,  - Старики приходили после того, как мы ей  памятник поставили и благодарили папу. Он написал: « Дорогая хозяйка, та честь, которую мы заслужили, была заслужена тобой. Я тебе благодарен».
4
Труппа, названная «Джигиты Али-Бек», одной из первых в советской России получила возможность выезжать заграницу, гастролировать в лучших европейских цирках.
Молодая республика начинала создавать свое искусство и  хотела гордиться перед всем миром артистами, верными новой власти.
В прессе советской поры неизменно упоминался тот факт, что во время зарубежных гастролей труппа «Али-Бек» выезжала с красным флагом, демонстрируя свою гражданскую позицию.
Однако, отношение Алибека Тузаровича к новому строю не могло быть столь однозначным.
Сын своего народа, он не мог не видеть, не дать оценку той трагедии, которую принесла советская власть Осетии, и всему Кавказу.
Гражданская война расколола страну, в Белой гвардии воевало немало осетин. Многие погибли в боях, другие были расстреляны после установления советской власти.
В начале 20-х годов Владикавказ был в значительной степени разрушен, из него выселялись не только владельцы заводов и торговцы, но  также интеллигенция.
Город чистили от «буржуазного элемента». Меняли названия улиц. Шла яростная борьба с религией. Церкви просто грабили и разрушали. Лишь отдельным из них каким-то чудом удалось уцелеть.
Алибек Тузарович прилагал все силы, чтобы помочь соотечественникам.  В двадцатые годы,  под видом артистов труппы ему удалось вывезти за границу несколько  человек – цвет осетинской молодежи. На Родине они с большой вероятностью были бы расстреляны. 
Но Алибек Тузарович не мог не понимать, что, если эмигрирует сам – связь с Осетией для него оборвется.
А лишиться родных корней, поставить под угрозу жизнь оставшихся на родине близких он не мог.
Предпочитал по возможности оставаться вне политики.
«Наша партия – это лошади», - повторял он впоследствии сыновьям.
Все же в 20-е годы труппа гастролировала много. И ее выступлениям сопутствовал большой успех в самых известных цирках Европы. Очевидцы говорили, что когда на манеж выходит труппа «Али-Бек» - это неизменный фурор.
В знаменитом  зоологическом саду Карла Гагенбека Алибек Тузарович с триумфом выступает в героико-романтической пантомиме «Праздник на Кавказе».  Не только цирковые трюки,  но и  возможности, которые дает театр  - только это удовлетворяет в полной мере душу артиста. О том, что лишь такое слияние позволяет показать в полной мере союз коня и всадника, он будет говорить и своим детям.
5
В семье Кантемировых один за другим появляются на свет сыновья.
С раннего детства отец  приучает  их к верховой езде, к цирковой работе.
Хасанбек выходит на манеж, когда ему исполняется четыре года.
Остается в истории семьи дата его первого выступления  – 11 июля 1928 года, Гамбург.
Он совсем кроха, но мать наряжает его в традиционный горский костюм, и он храбро ведет себя на арене: танцует лезгинку, крутится волчком на скачущем галопе пони…
Публика восторженно принимает мальчика, но строгий отец говорит ему:
-Теперь ты настоящий артист, и поэтому должен работать с каждым днем все лучше.
Нет сомнений, что  эти слова повторялись и маленькому Ирбеку, а потом их услышал и Мухтарбек.
Ирбеку исполнилось шесть, когда Кантемировы выступали в Ереване. Старший брат неожиданно заболел. Изменить программу? Лишить зрителей возможности  увидеть маленького артиста?
И отец принимает решение – готовить к выступлению Ирбека.
Надо отдать должное малышу – он отлично справился.
В дальнейшем он станет гордостью труппы, и именно Ирбеку, много лет спустя,  отец  доверит возглавить ее.
Сыновья растут – и у родителей довольно дела воспитывать их. Хорошо, что мальчики оправдывают ожидания.
Уже в раннем детстве проявляется недюжинный ум Хасанбека.
Когда в 1929 году труппа гастролирует по Германии, Кантемировых  селят в семье известного и весьма обеспеченного профессора.
Бездетная  чета просит передать ей на воспитание маленького Хасана. Он получит в Германии лучшее образование, станет великим гражданином! Профессор готов заплатить отцу большие деньги.
Но Алибек Тузарович не внемлет долгим уговорам.
-Осетины своих детей не продают, - говорит он.
В нелегких условиях постоянных гастролей, кажется, никто не заинтересован в дальнейшем увеличении семьи.
И все же Бог распоряжается по-своему.
18 февраля 1934 года, в Воронеже  - на свет появляется младший сын Кантемировых, Мухтарбек.

Вспоминает Мухтарбек Кантемиров

-Папа мой, Алибек Тузарович, и правда, на первый взгляд, мог показаться слишком плотным и крепким для джигитовки. Он был дороднее меня – костяной такой, костистый.
Идеальная фигура в этом отношении была у Ирбека, среднего брата – стройный, легкий!
Недавно один из друзей рассказал мне о закономерности  – от имени зависит рост. В нашей семье: Ирбек – самый низкий, пять букв, Алибек – шесть букв,  дальше Хасанбек, и Мухтарбек – самый длинный. Да, так и идет! - задумывается и потом, с детской радостью, -  Надо же! И, правда, так!
Но и в папе, и в Ирбеке было заложено удивительное чувство эстетики  - каждое движение у них было красивым. Природный талант -  самородки. И оба очень чувствовали лошадей. Есть такое понятие -  «чувство лошади». Папа передал его Ирбеку – повышенное чувство.
 
Мама и папа познакомились в начале 20-х годов, в Беслане.
Папа тогда приехал из-за границы. Он  гастролировал в Германии, а когда началась первая мировая война, его интернировали. Но он был замечательный артист, и его какой-то богатый мельник взял к себе на мельницу – к лошадям. Вот что значит – благородство было в людях!  Переждать!  Спасти! Война кончилась, - и папа опять  стал работать в цирке.
А потом поехал в Осетию, заехал к родным в Беслан –  и увидел маму.
Она была совсем юной – на семнадцать лет моложе отца.
Мама -1899 года, а папа -  1883-го.
Ее отца сослали большевики в ссылку. Старинный род – Цириховы.
Она успела закончить  пансион благородных девиц.
Братья, Солтан и Костя, так ее оберегали - младшая. За ней ведь ухлестывали - красавица! А она папе досталась.
Свадьба была в Осетии. Там строгие свадьбы, красивые…. По старым традициям.
После мама шила на всю труппу – и на машинке, и на руках. А  у нас ведь джигитовка. Все рвется, сапоги летят, в труппе десять-двенадцать человек.
Мама день и ночь сидела, бедная. Идеальные костюмы она шила по фигуре. Такая труженица была! Обувала, обшивала – всю труппу. Папахи, черкески, бешметы, сапоги - все умела.  Воспитаны были осетинские девочки так.
И сама тоже выступала с нами. На гармони играла.
* * *
Я должен был родиться девочкой. К моменту моего появления на свет Хасанбеку было уже десять лет, Ирбеку восемь. 
И вдруг мама  говорит:
-Отец, а ты знаешь – у нас будет дочь…
-Да ты что, с ума сошла? – спрашивает  папа, - Такое время тяжелое, двух надо прокормить.
-Это будет девочка, точно, - мечтательно говорит она, - . Те - джигиты были, а эта споко-о-ойная…  И мы знаешь, как ее назовем? Иратхан, Ирочка…
Но папа не мог и мысли допустить:
-Нет, вот увидишь – будет мальчик!
И точно – Мишкабек получился.
* * *
Самое первое мое воспоминание -  море.
Цирк тогда работал в Батуми. Цвели магнолии, розы…. Горы поднимались над городом, а с другой стороны  простиралось море.
Я рвусь купаться.  Мне четыре года.
Потом говорили, что я хитрил, и каждый день, с утра уже начинал проситься: «Мама, я заболел, пойдем на пляж!»
Я знал, что мама не станет поить лекарствами – она их не признавала. Верила в то, что дает природа: заваривала чай с малиной, вела на жаркое солнышко – к  целебной соленой воде…
Море – это было чудо для ребенка. Весело - волны! Игра с волнами. Они, шутя, поднимают тебя – паришь. Как чайка, как рыба – ты часть природы.
До сих пор море вдыхает в меня новую жизнь. Я возвращаюсь оттуда другим – друзья не узнают: как помолодел!
Дальше помню -  Ростов, тридцать девятый год.  Я дружил тогда с Сережей Лавровским, мы  одногодки. Впоследствии он стал известным музыкантом.
Мы бегали  купаться - Дон был рядом с цирком. Но плавать еще толком не умели – оскальзывались, барахтались.  Он начинал тонуть – я его вытаскивал,  я тонул – он меня…
Видели бы взрослые…
Воспоминаний немного, но они светлые, потому что связаны с родителями.
Мне седьмой год, играем  с ребятами  возле  дома,  и мама зовет:
-Мишенька, я поставила таз с горячей водой. Идем, я тебе ножки помою.
Я прибежал, уселся,  мама моет мне ноги, и говорит папе:
-Отец  наш,  - осетины в семье так обращаются, без имени. Мужчины говорят «моя хозяйка».  – Ты посмотри, какие у Мишеньки сухожилья, как у волчонка!
Папа присмотрелся:
-Да, мать, он у нас будет прыгать.
Мне так понравилось, что во мне нашли особенное! Я только обиделся – почему волчонок?
Зато и правда – прыгучий был – очень.
Благодаря этому потом и делал свои номера.
Цирк был нашей жизнью. Я мало видел отца и старших братьев  - великие труженики, они все время работали,  были при лошадях. И дома говорили в основном о работе.
Но даже – мы, дети… Мы играли на опилках, и это было самое естественное – малыши на манеже.
Нас никто не гнал – разве что, когда выходили хищники. Мы, как обезьянки подражали взрослым артистам, и старались им помочь. Впитывали все, что происходило вокруг.
Это цирковая традиция – так надо, чтобы цирк действительно вошел в душу, стал родным домом, а артисты – семьей.
И мы, правда, жили, как одна семья.
Много позже, когда начались заграничные поездки – люди стали портиться, бороться за место под солнцем, атмосфера сделалась другой. 
А тогда – первое о чем думали – о  Деле.
Мы очень много работали.
Мама вообще – день и ночь,  я не видел ее спящей. Мы ложились – она шила костюмы, вставали – она уже давно на ногах,  у плиты.
Одета была всегда строго, волосы спрятаны под косыночку. Недавно, когда готовили фильм «По планете на коне», нашли архивные записи – нас снимали для хроники во Владикавказе.  Все три брата, родители - и мама такая хорошая! Я не мог смотреть без слез.
Я ведь рос возле нее, и она меня – так любила!
Старшие в цирке, а я все время – рядом с мамой.
И на рынок с ней – она учила меня выбирать продукты, и на кухне верчусь под руками –  мама показывает, как готовить
Жили мы в основном на квартирах – цирк был небогатый. И сколько надо было прилагать усилий, чтобы всех вкусно и сытно накормить, устроить уютно. И я перенимал, что и как.
И теперь - все, что я умею по быту – это мама, а по работе – папа.
Наша труппа была известной – все время на виду. А что это значило в тридцатые годы?
Необходимость скрывать свою веру, ведь шло богоборчество.
Родители всю жизнь были верующие. Папа  - мусульманин,  как часть  горных осетин. А мама –  христианка.
И  это уживалось в одной семье, переплеталось. Осетины мудры и терпимы к вере друг друга. Папа молился по-осетински, мы вслушивались в  древние слова. Его молитвы до сих пор звучат у меня в ушах. Особенно обращение к святому Георгию – это величайший осетинский патрон.
Мама читала православные молитвы.
А мы просто верили в Бога, в то, что высшая справедливость есть.…
И мама каждое воскресенье пекла три пирога – как велит наша традиция.
Отец давал оценку советской власти, он видел ее подлинную суть. И мы это понимали. Но  не могли из дому выносить ничего…
Как было воспитывать в таких условиях нас? Привить нам порядочность, благородство, высокий строй мысли?
Своим примером. Мы видели, что родители – труженики, и сами не могли иначе. Потом всю жизнь не жалели себя. Травмы – они же в цирке постоянно.  Покалечишься, отлеживаешься, и только одна мысль мучает:  все работают, а ты нет. Подымаешься, и идешь. И поэтому все долго не заживает. Зато – не нарушается номер, зато - партнерам легче.
Еще отец воспитывал нас  - рассказами.
Это были удивительные рассказы.  Они передавали самую душу нашего народа.
-Дети мои, - говорил папа, -  На вас ответственность за весь род.  Вот послушайте, это было в конце девятнадцатого века. По берегу реки бегали пацаны. Для осетин вода – это святое. Дон, Днепр, Днестр, Дунай – все названия по-осетински переводятся. Самое бережное отношение у нас к воде. А тут один мальчишка накакал в воду. Дело небывалое! С тех пор эту фамилию называли «поганящие воду». Из поколения в поколение называли так.
Этот случай с водой меня  потряс! С тех пор я  так боялся сделать что-то, что опозорит мой род!
И про лошадей папа  говорил:
-Был случай. У нас в роду очень хороший конник погиб, его хоронили. Подвели к гробу коня, как положено. И отпустили его – уже  никто на нем ездить не будет. И вот выпускают его утром в табун, а вечером лошадь не приходит.
Сыновья к пастуху:
-Где наш конь?
-Когда пригоняют табун – идет к вашему дому, - отвечает тот.
Вечером сыновья пошли навстречу и увидели. Конь подошел, тронул мордой знакомые ворота, повернулся…  Пошел на кладбище и простоял у могилы всю ночь.
Или еще. Убили всадника. Конь над ним встал, и никого близко не подпустил. Невозможно было подойти. А у убитого пояс, на котором висел кинжал. Конь хозяина за пояс взял,  и нес больше двадцати километров –  к шатру. Положил около входа и умер.
Это то, что осталось в легендах.
А в наши дни…
Когда папа работал в  Гамбурге – там,  на территории огромного зоопарка - была выставка, культуры разных народов… И у арабов – палатки. Младенцы и ползунки в них, а  кто уже хоть немного ходит – те все  работают.
И вот,  вдоль палаток ходит белая арабская лошадь. Если кто из малышей выползает, она берет за рубашонку и возвращает назад.
Так люди собирались смотреть именно на это, ходили и заглядывали в палатки. Правда ли, что так бережно лошадь это делает - и ребенок даже не плачет?
Вот такие истории нам папа рассказывал. Мы их впитывали. Поэтому я не могу сказать – отец, мать… Мама, папа… это все в крови.
Жили под нашим кровом и другие осетинские обычаи.
Мама говорила отцу «ортолак» - «этот мужчина». И я думал, что это другое имя папы.
Я его как-то так назвал. Мама расхохоталась:
-Это только я могу говорить!
-Михако, - сказал папа, на грузинский манер меня назвал, - Тебе повезло. Старших я ремешком воспитывал, а тебя мне не позволяют трогать…
В седло меня папа посадил, когда мне было лет шесть.
Мы работали в Тбилиси.
Но я не могу вспомнить времени, когда бы лошадей не было рядом.
В детстве меня не снимали на пленку. Но, десятилетия спустя,  сняли нашего Марика, сына Ирбека. Крошечный черноглазый мальчик, в  маечке и трусиках, в огромной для его головы белой папахе.  Топчется возле коней,  протягивает им на ладошке хлеб.
Он совершенно спокоен – лошади могут быть только добрыми. Так их воспитывали у нас. Они любят детей и не способны причинить малышу никакого вреда.
Такими их видел и я.
Папа скептически относился к профсоюзному закону, по которому детей нельзя допускать к ремеслу раньше одиннадцати лет. Те, кто писал этот закон, может быть, руководствовались самыми благими намерениями – не лишать ребят детства. Но они ничего не знали о законах детской души.
К одиннадцати годам уже просыпается инстинкт самосохранения. И в первый раз сесть на коня, когда каждое движение будет сковано страхом?
Иное дело – малыш. Рядом с папой не может быть страшно. Если папа велит сделать то-то и то-то - надо просто слушаться.
Подготовка начиналась с малого. Поднять с земли платочек. Лечь поперек седла. Сделать «ласточку» Все это – на стоящей лошади. И только когда движения ребенка становились уверенными, лошадь пускали. Вначале – шагом.
На протяжении всех лет, отданных цирку,  папа оберегал от чрезмерного риска и нас, сыновей, и остальных членов труппы.
Родителей все любили. Их так и звали цирковые - мама Мария, папа Алибек….
Отцы и матери доверяли им  мальчишек, зная, что в нашей семье  они вырастут как родные.
Никому не позволил папа повторить свой трюк – пролезть между задними ногами лошади на полном галопе. Когда в молодости он делал этот номер –  неоднократно ломал ребра. Там была - мясорубка.
И потом, хоть папа и заставлял  джигитов труппы  рабоать до седьмого пота - а особенно нас, сыновей - но  следил, чтобы было сделано все возможное – и номер стал максимально безопасным.
Так, братья работали, я – только учился трюкам, и приближался сорок первый год.
6
Миша не помнил, как «объявили войну». Труппа в то время находилась в Ростове. Конечно, и здесь звучал из репродукторов размеренный, скорбный голос Левитана, но маленький мальчик, который готовился осенью пойти в школу - мальчик эмоциональный и чуткий – запомнил не патетические слова, а песню.
«Вставай, страна огромная, вставай – на смертный бой»  - с этого начиналось теперь каждое утро.
Это было жутко.
Всеми - даже детьми - ощущался огромный масштаб происшедшей трагедии. Гитлеровцы занимали город за городом.  Первое время джигиты труппы «Али-Бек» вместе с шефской бригадой Ростовского цирка выступали перед бойцами, которые уходили на фронт. Но вскоре взялись за оружие сами.

Из двенадцати человек с войны вернутся двое. Из лошадей – настоящих друзей, обученных повиноваться каждому движению всадника – назад не придет ни одна.
Прямо с манежа на Цветном бульваре отправится воевать и осетинская труппа джигитов Михаила Туганова – любимого ученика Алибека Кантемирова.
В первые же дни войны  - прямо из девятого класса – на фронт сорвался и Хасанбек.
Мария Константиновна была в полном отчаянии: Хасану – дома его звали Толенькой - не исполнилось еще и семнадцати лет! Остановить его она не смогла, а защитить более  было не в ее силах.
Алибек Тузарович вместе с домочадцами возвращается в  Осетию.
Дорога домой тоже не осталась в памяти Миши, но его родителям пришлось пережить много тревог. Уже все было предназначено для фронта, поезда, идущие в тыл выбивались из расписания.  Переполненные вокзалы, всеобщее смятение – довезти бы в этих условиях детей благополучно…
В Орджоникидзе Кантемировы останавливаются у родственников. Здесь, как и прежде, все стараются помочь друг другу. Делятся кровом, вещами, едой…. Вместе читают письма с фронта, поддерживают тех, чьи  семьи постигла беда.

Жизнь с каждым днем становится все труднее.
Немцы наступают. Германская армия вышла на Северный Кавказ в июле сорок второго года. Был разработан и начал воплощаться в жизнь план «Эдельвейс». Под именем прекрасного горного цветка в данном случае имелась в виду крупномасштабная военная операция по овладению Кавказом.
Красная Армия оставляет Моздок,  пали Прохладный и Малгобек. Гитлеровцы рвутся к Грозному и Баку, к Военно-Грузинской и Военно-Осетинской дорогам.
Эти дни – одни из самых тяжелых для  жителей Орджоникидзе.
27 сентября немцы заняли Эльхотово, сделав его плацдармом для наступления на Орджоникидзе. Но надо было еще пройти  через Арджинараг - естественные «ворота» между  хребтами, заслоняющими с севера Владикавказскую равнину.
Однако, несмотря на перевес в силах, немцам не удалось  взять «Эльхотовские ворота».Тогда - в октябре сорок второго - фашисты изменили направление удара. Они форсировали Терек, перешли в наступление и оказались практически у стен  Орджоникидзе.
В городе было введено  осадное положение. Бои шли уже в его предместьях: сотнями гибли здесь и немцы, и наши солдаты.
«Защитим родной город!» - этот призыв слышал в те дни каждый житель.
Вели свою пропаганду и немцы.
«Не сопротивляйтесь!» - убеждали их листовки – «Гитлер считает, что немцы и осетины близки по крови…»
Знал ли Гитлер историю завоевательных походов алан, когда их потомки расселились по всей Европе, или просто отметил сходство  в языках? Но зов добровольно перейти под власть фюрера звучал  постоянно.
Однако столица Осетии выстояла.
Операция "Эдельвейс"  провалилась. В начале сорок третьего занятые немцами территории Осетии были полностью освобождены.
В годы войны Кантемировы живут трудно, этим ничем не отличаясь от тысяч других осетинских семей.

Вспоминает Мухтарбек Кантемиров

-Когда началась война, артисты, которые оказались близко к рубежам – бежали подальше от фронта. Их перехватывали заградительные отряды.
Был такой уникальный человек, Сандро, дядя Саша мы его звали. Он  безрукий – работал ногами.
И когда заградотряды встречали артистов, звучала команда:
-Все руки вверх!
Значит – сейчас будут проверять документы. А дядя Саша ложился и поднимал ноги.
Это вызывало такую злобу!
-Ты что, издеваешься?! – кричали ему
Артисты спешили, чтобы не успели выстрелить:
– Не трогайте, у него рук нет!
Но несколько раз дядю Сашу чуть не застрелили. Там звери были, плевать им, что  человек ложится перед ними.

Мы вернулись на родину, а немцы наступали.  Они подошли вплотную к Владикавказу.
Каждый день над нами пролетали фашистские эскадрильи.
Папа вырыл во дворе окоп, и во время налетов нас туда загонял. А что это была за защита – щель? Разве что от осколков, которые летят поверху.
Помню однажды … Летит эскадрилья – о-огромная!
Немцы тогда  рвались к Баку. Прямо под Владикавказом стоял их аэродром.
И мы бежим, а в небе  бомбардировщики. Страшные! Гудят! И я боюсь смотреть, шепчу только:
-Мама, мы пропали!
Не десятки, сотни самолетов было – все небо в них. Тяжелые такие, страшные! Черные! Ужас! Свастики.  Все небо - черные  свастики!
Так что для меня война – это страх. Постоянное чувство страха. Я видел, как каждый день плакала мама:
-Толенька наш на фронте…
Но однажды она вышла из спальни с просветлённым лицом:
— Отец, всё обойдётся. Мне привиделся старец в белом одеянии — святой Николай, и на тарелке у него — три большие ягоды, клубника:
— Мария, не плачь, — сказал он. — Всё будет хорошо.
Три ягоды — три сына. Она поверила, что Бог сбережёт нас всех. Хасанбек рвался на фронт. Он учился в Краснодарском пулемётно-миномётном училище и мечтал о боях. Помню фамилию — капитан Пожар. Он писал родителям: «Остановите его. Я хочу его сохранить». И родители слали письма: «Толенька, не рвись...»
Годы спустя, когда мы работали в цирке, — Пожар пришёл нас смотреть. Он сказал:— Всё-таки я его сберёг.
И Толик его обнял.
Папа в те дни почти все время был дома. Чинил седла, сбрую  - то,  что осталось от труппы.
Оружие все забрали. Уцелели лишь кинжалы.
Тогда произошел драматический случай.
У папы собралась коллекция  оружия. Кавказцы  любят… И папа покупал заграницей – револьверы, которые использовал в работе, кинжалы. Когда вернулся в Россию – провез все через таможню. Таможня не была как сейчас, когда ковыряют сплошь. Вместе с реквизитом все было уложено.
И когда папа работал в московском цирке – пришел нквдэшник с помощниками:
-Товарищ Кантемиров, вы за границей оружие покупали?
-Да, конечно, - говорит папа, - но  я его использую в работе.
-Вы нам, пожалуйста, покажите. Мы запишем, что у вас есть – и вернем.
Папа наивный – вытащил! Сложил кучей.
-Это все? – спрашивают - Ничего больше нет?
-Все. Шашки не нужны? Кинжалы?
-Нет-нет.
Дело после революции, шашек было достаточно.
-Спасибо большое. Увезем. Запишем…
Дали номер своего телефона – Лубянка, это было страшно.
И папа ждал – день, два, три… Потом позвонил на Лубянку – фамилию нквдэшника знал.
-Простите, мне оружие надо для работы в цирке.
-Товарищ Кантемиров, - услышал он, -  скажите спасибо, что вас не посадили. Вы это понимаете? Так что вы должны быть благодарны мне.
Потом друзья папе говорили:
-Алибек, ты сумасшедший! Куда ты звонил?
Малейший повод тогда …
Папа говорил – огромная куча была оружия… заграницей это дешево стоило.
Еще кинжалы арабские –  холодное оружие папа тоже любил. И когда в военные годы наши распродавали все, - в Осетинском театре культуры взяли кинжал для Отелло. Красивый, кривой – я его еще помню.
В этом театре играл один из лучших в мире Отелло. Играл на осетинском языке – даже в Англии! И этот кинжал - ему.  Позументы, камни…
Ятаганы с каменьями. Красота неимоверная. А мне так жалко было! С детства – не прельщали пистолеты. А холодное оружие - да! Во мне, наверное, гены просто пробивались наружу.
Так вот, припомнилось ли отобранные револьверы, или просто учли, что папа часто бывал заграницей, но в те дни, когда враг подошел к Владикавказу – за ним приехал «черный ворон».
Я был маленьким и не понимал, какая трагедия разворачивалась на глазах. Но мама, мама все понимала…  Так исчезали навсегда. И скольких так забрали в Осетии!
Осознавал, что его может ждать -  и папа. Благодаря гастролям по Германии, в глазах Органов он выглядел законченным шпионом, только и ждущим прихода немцев. Даже если не расстреляют, но пытки во время следствия, долгие годы лагерей… Что будет с нами, с труппой «Али-Бек»?
К счастью, в Органах тогда работал один из папиных родственников. Он поручился за папу собственной головой, и через некоторое время его отпустили. До пыток дело не дошло. Это было редкостное везение по тем временам, почти чудо.

С тех пор папа почти все время проводил дома. Занимался упряжью, лошадью.
Нам оставили одного коня.
И то, только потому, что Мускат был слишком молод воевать. Брали крупных, могучих лошадей, а он – арабистого типа, чистокровка. У него был знаменитый отец. И сам Мускатик  – чудесный конь. Добрый! Мама его очень любила. И он маму любил. Он так ржал нежно, когда ее видел: «И-и-и-и…».
Когда война закончилась, Ирбек стал чемпионом Советского Союза, и в джигитовке работал именно на нем, на Мускате.
А тогда они  – папа и Ирбек, брали  Муската и ездили в лес за дровами.
Это было опасно. В лесу – ингуши. Грабили, убивали. Они могли не пощадить ни старика, ни ребенка.
В то время  и дома строили, как крепости – защита от ингушей.
Когда в сорок втором году папа подарил Ирбеку велосипед – чудо по тем временам - его тут же украли.
Юноши-ингуши просто дали брату по шее и вытряхнули из седла. Но у папы  и среди ингушей  были друзья. Он поехал к ним, поговорил –  ему пообещали разыскать тех, кто это сделал.
И действительно – нашли, велосипед с извинениями вернули, только звонка уже не было – звонок кто-то успел открутить.
Папа ругал Ирбека:
-Ведь знал, что одному ездить нельзя - опасно! Хорошо, что жив остался!
У мамы в те годы была своя забота – всех прокормить. Она понемногу распродавала вещи, которые семья когда-то привозила из-за границы. И делала из шерсти детские шапочки, пелеринки – руки у нее были золотые.
Ходила с ними на рынок, продавала. И я ходил с ней. Она стояла до вечера, и я стоял рядом.
Но были еще огород, сад, и родственники, готовые помочь. Так что мы не голодали.  Осетины всегда помогали друг другу. И вообще, народ в те годы  был намного сплоченнее и добрее.
Семьи наших партнеров, ушедших на фронт, жили неподалеку. И мы знали, у кого в семье – беда, и старались, как могли поддержать.
Вместе слушали новости с фронта. О том, что Владикавказ могут взять – не говорили.  Наоборот – шло ура-патриотическое: 
-Отстоим родной город!
Город действительно отстояли. Немцы не вошли. Рядом были, совсем рядом,  заняли несколько с крупных сел  вокруг Владикавказа.
Но они очень хорошо относились  к осетинам. Очень! Листовки бросали: «Не сопротивляйтесь! Гитлер считает, что немцы и осетины -  близки по крови»
Действительно у нашей нации много было  связей  с германцами. А словарь? Более семисот слов немецких и осетинских - схожи.
И мы очень легко усваивали  немецкий язык. Папа его хорошо знал, и старший брат.
Но Осетия бы никогда не покорилась немцам.

Когда мы приехали во Владикавказ - сначала поселились у родственников. А потом папа - люди же  уходили на фронт – и все стоило копейки,  купил полуразрушенный  дом.
При нем был сад. Но сам дом - ветхий. Наверху все  разрушено, внизу - кухня и  две комнаты. Позже папа решил восстановить второй этаж. Приходили строители, два пьяницы, мама их кормила.  Наверху появилась комната, там была моя библиотека. Папа привез доски, сделал стеллажи.
Дом ста-а-арый… Ходишь – и полы скрипят.

В школу я пошел в сорок первом году. Это была знаменитая пятая школа, в которой учился Вахтангов.
От дома до школы было километра три. Трехэтажное здание, прекрасное по тем временам. И сейчас приезжаешь – видишь знакомый дом, двор, а вокруг все другое: город разросся.
Неподалеку от школы -  маленькая станция, а на ней укреплена мемориальная доска: «Здесь останавливался А.С. Пушкин». Он ехал через Владикавказ по Военно-Грузинской дороге.
Учился я без особого удовольствия. Математика давалась  с большим трудом, я приходил в растерянность – не мог понять задач, и если бы не Ирбек, который учится  несколькими классами старше…
В школе не только математика - многое вызывало трепет. Особенно грозным казался директор  - могучий осетин,  кличка которого была – «Пират» Уже много после – он приходил к нам в цирк. Оказалось – добрейший дяденька. Я с удивлением  думал: «И этого интеллигента мы звали  Пиратом?!».
Радостей было немного: на перемене нам давали по маленькой белой булочке – это запомнилось.
И  еще - Мэри. Мэри Гудушаури. Красивая девочка! Полугрузиночка-полуосетиночка. Маленькая, миниатюрная! Сперва мы сидели вместе, а потом пошло новое веяние: девочки должны были сидеть с девочками, а мальчики с мальчиками. И я пересел к своему другу Вове Перенашвили.

В первые военные годы было не до того, чтобы отец учил нас чему-то.
Но мы с Ирбеком каждый день тренировались: качались, бегали. После цирка -  это было уже в порядке вещей. Папа  следил строго, чтобы мы поддерживали форму. Рядом с нашим домом была красивая гора. Мы убегали туда, и там тренировались.
-Отец часто повторял: «Готовьтесь. Воротятся наши партнеры, и мы  уедем в цирк».

Я хорошо помню, как праздновали Победу. Мне исполнилось одиннадцать лет. В Осетии такие салюты были – такая радость кругом! Ой, сколько радости было! Тем более, что мы знали – теперь все будут возвращаться домой… и наш Хасанбек
Тогда же папе пришла телеграмма из Союзгосцирка. Он сказал, что нас ждут. Ведь  боялся в душе  – война, разруха, кому мы нужны! А тут написали – ждем! Костюмы мамочка  сшила. У Ирбека потом много лет была эта папаха, мамина…  Его и похоронили в ней.
Из наших - мало кто вернулся.
Хасанбек,  мамин брат Солтан...
До войны труппа была - двенадцать человек. А после из «стариков» остались только - Солтан  и Хасанбек. И мы с Ирбеком.  И молодые партнеры  пошли в работу.
Мухтарбек утомлен. К тому же простудился - и разболевается. Прогулка утром с Асей по свежевыпавшему снегу не прошла даром. А теперь вечер, и  он колеблется: попариться в бане? Прогнать хворь? И  поглядывает на свою работу – мало успел, доделать бы.
Вначале думалось, что можно и работать и рассказывать одновременно, но нет… Стук молотка… Мухтарбек решает пощадить диктофонную запись.
Маленький «олимпус» примостился рядом на табуретке. Несколько раз неосторожным движением моим его сметает наземь, и он разлетается: крышка - в одну сторону, батарейки - в другую.
С той поры Мухтарбек начнет за ним приглядывать – и еще несколько раз в критический момент подхватит – неуловимым, молниеносным движением метателя.
Но ни баня, ни работа своя -  не удаются. Знакомый приносит Кантемирову  починить куртку. Не застегивается, зараза – а Мухтарбек сделает, и на совесть.
Кантемиров надевает очки, присматривается.
И заглянувшей в спортзал Наташе:
-Гляди Натуленька, что я придумал…  Я вот это приметаю, а здесь пряжку приспособлю.
-Меня это бесит, - говорит Наташа, -  Может, ты не знаешь? Там еще Федя ботинки на ремонт принес, старые ботинки, у него там что-то лопнуло. А здесь живет дед Кантемиров, у него иголки и нитки, и он всегда всем все сделает.
Мухтарбек смотрит на нее поверх очков – не гневайся, не роняй себя, и углубляется в работу.
Теплый запах дерева стоит в бане. Лампа освещает мои тетради…
Страшно было, что Кантемиров не станет рассказывать о себе.
Марина предупреждала:
-Он говорит мало, и всем журналистам одно и то же - чтобы общее… Про Асю расскажет, про то, как снимали «Смелых людей», что тринадцать метров арены малы – не раскрыться возможностям лошади.
Он скромный, у них не принято – хвалить себя.
Но не хвалить – вспоминать!
Мы вспоминаем.
Если нужно повторить – Мухтарбек повторяет с того же момента, с теми же интонациями что и прежде, вкладывая – и во второй раз - столько душевных сил в  рассказ, чтобы слушатель пережил событие вместе с ним. Не  жалея артистичности, не сокращая речь от усталости.
И, отвлекшись на минуту, сразу возвращается мыслями:
-Извини…я готов.
И это «я готов» - переносит в те минуты, когда он стоял за кулисами, и было ему – последнее мгновение перед выходом.
7
Какой в те годы была Осетинская слободка? Что окружало маленького Мишу?
Еще до войны здесь проложили  рельсы, пустили трамваи.
Когда немцы подошли к Орджоникидзе, третий маршрут стал «фронтовым». С железнодорожной станции в школу № 50, ставшую госпиталем, на трамвае перевозили раненых.
Но слободка была – не только местом, где  что-то строили, изменяли... Это - особый неуловимый дух, который определял отношения людей, здесь царила аура доброты и взаимопомощи.
Рубен Манукян журналист, чье детство прошло тут, вспоминает:
-Однажды во время войны я заболел. Никаких антибиотиков, конечно, не было, а известный и верный аспирин не помогал. Кто-то из близких сходил за знакомым врачом и вскоре он пришел. Повесил на спинку кровати свою палку с перламутровыми инкрустациями и маленькой, видимо, серебряной пластинкой с надписью «От коллег» и начал прослушивать мне грудь стетоскопом. Выписав лекарства, этот милый человек еще добавил: «Хорошо бы поить его чаем с малиновым вареньем».
Сегодня легче найти птичье молоко, чем тогда зимой это кондитерское чудо. Но уличный телеграф работал бесперебойно, и уже скоро к нам зашла соседка тетя Полина с полным стаканом необыкновенно пахучего  малинового варенья. У них был небольшой сад, выходящий на Терек. Этот почти царский подарок потом у нас в семье не раз вспоминали.
А разве забудется очень внимательная и интеллигентная семья знаменитых конных наездников Кантемировых? Главу семьи Алибека Тузаровича видели мы очень редко, а вот с младшим сыном Мухтарбеком, которого на улице звали тогда Мишей, мы учились некоторое время в одном классе пятой школы».
Не только Миша Кантемиров тянулся тогда к книгам. Читать и пересказывать приключения героев  любили многие ребята слободки.
Они собирались на берегу Терека. Здесь были «плетни» - огромные корзины из прутьев, в которые потом сгружали булыжники, чтобы спасти берег от размывания.
Но ребятне казалось удобным  загорать тут, курить, разговаривать вдали от взрослых.
После войны появилось много книг в дешевых обложках. Купить их можно было в КОГИЗе.
Манукян пишет:
«КОГИЗ чем-то напоминал клуб любителей чтения. Сюда не просто забегали за новинками, а долго рылись среди не такого уж богатого выбора книг, делились впечатлениями от прочитанного. Да и продавщицы хорошо знали своих клиентов и любили свое дело. В центре магазина стоял еще дореволюционный блестящий кассовый аппарат, который выбивал чек под мелодию каких-то звоночков и сам выдвигал ящичек для денег».

С этой поры у Мухтарбека сформируется привычка, которая останется на долгие годы. Когда он вместе с труппой будет приезжать в новый город – первым делом  поспешит в книжный магазин, познакомится с продавщицами, постарается понравиться, произвести на них доброе впечатление.  И попросит оставлять ему хорошие книги,
Все годы советской власти произведения талантливых авторов будут в дефиците, и только обаяние юного наездника позволит ему то в этом городе, то в том покупать дорогие сердцу тома.
Но вернемся к Осетинской слободке.
Здесь еще много примет старины. Свистят переливчато на  улицах  последние голубятники, кузнецы зовут  подковать лошадь… Но и новое уже приходит в жизнь
«Однажды кто-то принес на улицу информацию, что в универмаге продают какие-то белые шкафчики – холодильники, совершенно необычное явление для тогдашнего быта. – рассказывает Рубен Манукян, -  Прошло немного времени после денежной реформы и отмены карточек, люди жили еще трудно, тесно, продуктов не хватало. В каком-нибудь углу комнаты или в коридорчике устанавливали керосинку или очень популярный примус – вот и вся кухня. И в этих условиях несчастные холодильники на первом этаже универмага стояли как чем-то виноватые инопланетяне, вызывая только любопытство, а то и смех. Кто знал, что уже через два-три года они будут строго распределяться передовикам производства и станут предметом спекуляции.
Тогда еще самой популярной единицей измерения на базаре была «кучка» – кучка яблок, кучка травы для коровы, кучка антрацита, а на базаре на пробу наливали почти полный стакан вина. Но удивительно, что и в самые трудные годы – и до войны и после, женщины всегда отмечали свой праздник – 8 Марта. Покупали что-нибудь из знаменитых тогда портвейнов – № 33 или «Херес», а готовили всегда одно и тоже блюдо – винегрет. И конечно в центре стола стояла кастрюля с вареной картошкой…
Любые зрелища привлекали массу зрителей. Люди словно оттаивали после суровых военных лет и искали развлечений. Сегодня  уже трудно себе представить, что делалось у кинотеатров, чтобы пробиться к кассе, нужны были хорошие физические данные… Мой решительный товарищ снимал с себя куртку, шапку, отдавал мне подержать, нырял в клокочущую массу у кассы и всегда выходил красным  и изрядно помятым, но с билетами.
Во Владикавказе обязательно за полчаса до сеанса в фойе играли небольшие эстрадные оркестры, исполняя любимые мелодии. И певицы из этих ансамблей были весьма популярны, их ходили специально слушать, в них влюблялись»…
Можно представить себе, что тою же жизнью жили в свободное время – а его было у них не так уж много – и младшие Кантемировы.
Читали взахлеб, собирались с другими мальчишками на берегу Терека, стояли в очереди за билетами в кино…
У каждого есть место на земле, где его помнят ребенком. И встречают, не как «звезду» или неудачника – а как родного человека.
И на протяжении всей жизни, уже став «легендой осетинского народа» Мухтарбек Кантемиров в минуты особой душевной усталости будет уезжать в Осетию
-Здесь воскресаешь, - скажет он.
Но тогда, в середине сороковых весь  путь был еще впереди.
Из Союзгосцирка  Алибеку Тузаровичу приходит телеграмма. Кантемировы собираются в дорогу.

 
8
Мухтарбеку впервые предстояло выступать вместе со старшими, и даже -  на  «своей» лошади. Коня звали Чижик. Это был рыжий, злой жеребец, большой мастер кусаться.
И так не наделенный красотой, когда злился, Чижик прижимал уши и становился совсем страшным.
Но он был хороший работник. И самый маленький среди других коней – как раз подходил одиннадцатилетнему мальчику. Однако его надо было постоянно остерегаться. Особенно, когда затягиваешь седло - в этот момент он старался прихватить наездника зубами. За что дотянется – за руку, за живот…
Первый город, куда вместе с родителями приехал выступать Мухтарбек – Тула.  За годы работы в цирке он еще не раз побывает там, и всегда будет отзываться о Туле неодобрительно:
-Тяжелый город. Усталая, рабочая публика. Очень скупы на аплодисменты – не захлопают лишний раз.
А это он почувствует сразу, с момента выхода на манеж – как важна для артиста поддержка зала. Естественен страх дебютанта,  но от публики идет магнетизм, как сейчас говорят, драйв. Она зажигает.
Но на первом же выступлении происходит несчастье. Выезжая с манежа, Мухтарбек забывает достаточно наклонить голову. И на всем скаку ударяется головой о железный рельс, на котором висит занавес.
Его спасает папаха. Но все же удар настолько силен, что, потеряв сознание, он подает с лошади.
Первой над ним склоняется Мария Константиновна. Сейчас же подбегает медсестра. Надо привести мальчика в сознание, побыстрее унять кровь, заливающую белую черкеску…и публика ждет.
У них всего несколько минут – пока выступают другие джигиты.
-Мишенька, вставай, надо работать, - повторяет плачущая Мария Константиновна.
Сейчас на ее глазах, мальчик буквально ожил. Таким неподвижным, бедным он только что был! Но если он только может стоять на ногах  - надо  выйти, закончить номер.
Иначе зрители будут в тревоге – что случилось с артистом?
Публику нельзя разочаровывать – это закон для труппы, для всех цирковых.
Мухтарбек еще не вполне уверенно поднимается. Да, он попробует…Ничего, он готов…
Рана на лбу вскоре заживет, но шрам останется навсегда.
 
Вспоминает Мухтарбек Кантемиров

После Тулы был Харьков, потом Москва, а дальше – уже не помню, уже – конвейер.
Хасанбек вернулся к нам только в 1947 году. Его долго не отпускали – он  преподавал в военном училище. Его ценили и как преподавателя, и как мастера спорта по боксу. Потребовалось отдельное письмо из  Министерства культуры – верните артиста цирку.
Хасанбек приехал, когда мы работали в Ульяновске. Пришел прямо в цирк.
И мы сразу заметили, что характер брата за годы войны стал еще более суровым. Он – сколько я его помню – всегда стремился держаться строго, как отец, а уж когда вернулся…
Помню,  он только что приехал, и  носил еще  гимнастерку. Мы закончили гастроли в Ульяновске и поехали в Пензу.
Все собрались в купе, мама нас кормит…
И вдруг, открывается дверь, и  заглядывает офицер:
-О! Жидовское судно!
Ну типажи такие были: черноволосые, смуглые…(смеется) А Хасанбек встал - он сидел с краю - и бдынц офицера, одним ударом – в нокаут. И закрыл дверь.
Тот сознание потерял, тем более – он был пьян. Какое-то время -  ничего, тишина…
И вдруг топот, крики. Дверь отъезжает, на пороге - военный:
-Кто ударил – ты? За что?
Брат поднялся:
-Он сказал о нас -  «жидовское судно». А мы осетины, я только с фронта вернулся.
-А кто ты по званию?
-Старший лейтенант.
-Молодец, лейтенант – что врезал дураку!
Осетин очень уважали. Я помню время, когда мы ездили по России – осетинская труппа, и мужчины, которые воевали,  говорили:
-Мы знаем осетин, это - героическая нация.
Но характер Хасанбека давал себя знать и в отношениях с нами.
Когда труппа работала в Баку, мы пошли купаться.  К этому времени я уже плавал хорошо – выучился на Тереке. А море –  такое блаженство…
Я нырнул, и забыл  обо всем. И об оставшихся на берегу тапочках – тоже. Время было послевоенное, тапочки тут же украли.
В этот момент Хасанбек не стал меня ругать. Пожурил несколькими фразами, довольно мягко:
-Смотреть надо, ты же знаешь, что здесь все воруют.
Но как возвращаться домой? Идти   далеко. А раскаленный бакинский асфальт?
Это и избрал Хасанбек для наказания. Он шел  неторопливым шагом, по солнечной стороне, а я, босоногий,  должен был идти рядом.
Увидев знакомых, Хасанбек останавливался, заводил  разговор. Я пытался хотя бы в эти минуты отбежать на газон, постоять в прохладной траве.
Но брат указывал пальцем:
-Ты куда? Ну-ка, иди сюда. Стой здесь.
Домой я пришел еле-еле.
-Мишенька, что с тобой? – спросила мама.
Я показал багровые ступни, покрытые волдырями
-Мама, это я его воспитывал. Он  - раззява, - сказал Хасанбек.
Мама пришла в ужас:
-Как тебе не стыдно?!  Ты посмотри, что ты наделал!
-Зато он запомнит, -  сказал Хасанбек непреклонно.
9
Мама видела – с Мишей нельзя жестко. Он очень совестлив, долго переживает  вину, старается помочь семье, чем только может.
Не забудется случай – когда труппа работала в Минске, она дала Мише денег на кино. Не было большей радости у цирковых ребят -  попасть на хороший фильм!
А он увидел, как в полуразрушенном городе, в  парке возле кинотеатра  - без карточек! – продают белые булочки.
Обычно артисты, кроме продуктов, что давали по карточкам, не могли купить ничего.  Семье Алибека Тузаровича приходилось чуть полегче – он, как народный артист, получал литерную. И все же…
Миша не обращает внимания на призывы друзей:
-Ты за билетами идешь?
Он становится в очередь и на все деньги покупает это чудо – белые, еще теплые булочки.
И вместо кино идет домой:
-Мама, посмотрит, что я принес…
Тогда Мария Константиновна расплакалась.
И другие цирковые женщины, когда она им рассказывала, тянулись прижать к себе Мишу, и  плакали тоже.
Мальчик, в котором просыпались уже мужские черты характера, мальчик, которому они не могли продлить – детство.

10
Цирковые нагрузки  растут.
Миша начинает работать в одиннадцать лет, и через некоторое время он - уже настоящий джигит.
Его учат и отец, и старшие братья.
Репетиции начинаются одинаково. Вначале Алибек Тузарович заставляет молодежь бегать. Двадцать, тридцать кругов вокруг манежа.  А если цирк возле парка – это вообще благодать. На свежем воздухе и приятнее, и легче. Других поблажек себе давать нельзя. Хорошая дыхательная система – основа джигитовки. И сразу видно тех, кто курит. Они задыхаются.
-Куришь, да? – укоризненно спрашивает Алибек Тузарович,  пыхтящего на пробежке мальчишку.
-Нет-нет, дядя Алибек!
Братья Кантемировы знают, кто дымит, их ребята не стесняются, но помалкивают.
Репетиция продолжается. Все качаются. И за этим следит отец. Гантели, штанга, кольца. Руки должны быть сильными. Очень сильными.
А в это время конюхи готовят лошадей. И начинается основная часть.
Мухтарбек постепенно учится прыжкам, переходит к отрывным трюкам.
Он осваивает так называемые «вертушки» -  когда всадник скользит вокруг коня то поперек седла,  то поперек шеи. Эти трюки возводят наездника в ранг профессионального джигита.
Когда Алибек Тузарович чувствовал,  что трюк налажен –  поэтапно переходил к следующему.
Как он и предвидел, самым способным из сыновей оказался Ирбек. Не смотря на талант – скорее, именно талант и заставлял – он тоже репетировал до седьмого пота.
И вот уже Ирбек, а не отец,  показывал новые трюки младшему брату и партнерам.
Алибек Тузарович смотрел, кивал, подсказывал:
 -Колени, колени выпрямляй! Носочки тяни!
Труппа «Али-Бек» отличалась тем, что работала не просто чисто – но красиво. Ни одним движением нельзя было пренебречь, не отточить его, не довести до совершенства.
 
11
В 1946-м  году джигиты «Али-Бек» выступают на Всесоюзном смотре  номеров цирка. Труппа   признана лучшей.
В 1947 году «Али-Бек» принимает участие   в праздничной программе, посвященной 800-летию  Москвы. Труппа выступает на VI Всемирном фестивале студентов и молодежи, на праздновании 40-летия советского цирка.
Мастерство наездников таково, что именно Кантемировых упомянут в Большой Советской Энциклопедии – там, где будет говориться о джигитовке: «Джигитовка – лихая скачка на лошадях, во время которой всадники, демонстрируя смелость, ловкость и искусство управления конем, стреляют в цель на полном карьере, соскакивают с лошади и вскакивают на нее, используют акробатические упражнения, танцы, поднимают с земли предметы, соскакивают с седла и висят на боку и под брюхом лошади и т.д.
Из цирковых джигитов в СССР, - пишется далее, - особенно известны группы джигитов-осетин под руководством народного артиста Северо-Осетинской АССР Али-Бека Кантемирова».
Мария Константиновна выходила на манеж вместе со своими джигитами.  Она играла на гармони,  выступление начиналось  показом «праздника»  на Кавказе  – музыки и танцев. Потом - джигитовка, проносилась по манежу арба, наездники делали пирамиду. В сороковые годы Миша забирается наверх ее, с годами он будет занимать место все ниже, пока не станет основанием пирамиды, и удержать ему нужно будет – шесть человек.

Вспоминает Мухтарбек Кантемиров

Мы постоянно переезжали.
И маме приходилось  укладывать весь скарб: костюмы, домашнюю утварь…
Конечно, реквизит, сундуки тяжелые – это таскали мы.  Лошадей на вокзал уводили, грузили.
Ой, суматоха! (с содроганием.)  А зимой! С лошадьми ездили мы – конюхам папа не очень доверял,  они пьянствовали.
Я очень часто ездил – зимой особенно.  Ставили печку – ох, какие условия! Иногда дырявые вагоны, продувает насквозь, мы засовывали в прорехи вату, паклю – лошадей берегли. Господи, столько мучений!
Летом хорошо. А зимой страшно. Печка-буржуйка  - одна на весь вагон. Опасно – ее надо топить постоянно, чтобы какое-то тепло было. И не заснешь: следи, чтобы не загорелось. Цирковые ребята, кто пил - горели. Поэтому папа нас отправлял с конями. То Ирбека, то меня… Один раз я воспаление легких заработал, перемерз…
Постоянный дом у нас оставался в Осетии. Папа его отдавал друзьям, за какие-то копейки,  лишь бы следили.
Потом папа  продал дом, и купил квартиру  в Москве.
А мы продолжали ездить, и самое тяжелое, что приходилось перевозить – моя библиотека. Книги уже с трудом помещались в огромном сундуке.
Такой сундук, набитый томами  – вещь неприподъемная. Ребята сердились, когда при переездах приходилось таскать его (изображает раздраженные голоса): «У! Эти Мишкины книжки!»
Но Джек Лондон! Но Вальтер Скотт! Но Дюма-старший!
В то время  книги непросто было достать. И поэтому, когда приезжали в новый город, я приходил в книжный магазин, знакомился с девочками, они  оставляли мне что-то хорошее.
Все деньги, которые мама давала  – уходили на книги.
Много лет спустя, когда  сняли «Не бойся, я с тобой» - Юлий Гусман, зная, что я люблю -  подарил мне полное собрание сочинений Джека Лондона.
А еще, помню, в Ленинграде, классе в шестом, в руки попали «Три мушкетера» 
Ну когда читать? Работа, школа, уроки...
Со вкусом:
-Я – ночью читал. Фонарь -  и под одеяло. И раз  увлекся, а фонарь светил из-под одеяла прямо папе в глаза. А я дурачок –  зачитался совсем …
Папа открыл одеяло – и мне по заднице ремешком.
-Завтра репетиция – спать!
А ведь нужно было еще и учиться.
Каждый «цирковой» ребенок знает это: приехали в новый город, приходишь в школу, а класс, в который тебя определили, давным-давно ушел вперед. И все, о чем толкуют на уроках, для тебя – темный лес. Находи время между репетициями и выступлениями самостоятельно осваивать зараз кучу параграфов.
Зато следующий переезд – и все наоборот. Одноклассники еще плутают где-то в начале учебника, а ты сидишь и скучаешь.
Литература и  русский язык хорошо шли у меня. История тоже. Математика – совсем не доходила,  Ирбек помогал.
Может, оттого, что я с шести с половиной лет в школу пошел? Недоразвитый был? (смеется)  Ну не шла в голову математика…
Диктанты отлично писал. Учителя удивлялись. Видели, что осетин, а очень грамотно писал.. С детства читать любил – поэтому.
Когда  переходишь в другой класс, и дают новые учебники - для меня это было – блаженство. Буквально вылизывал: читал, смотрел!
Понимая, как тяжело и работать и учиться, родители не требовали быть отличником, но и двоек получать было нельзя. Так что, как бы ни устал – сиди, и учи уроки.
12
Учителя не выделяли цирковых ребят, относились к ним, как и к прочим. Но вот мальчишки… Особенно в Сибири…
Хорошо воспитанный, начитанный мальчик, которому легче уступить, чем требовать свое, был прекрасным объектом для издевательств.
Мальчишки могли выхватить ручку, отобрать тетрадь, дать тумака.
От обиды на глазах выступали слезы. Но у него рука не поднималась ударить.
И тогда в дело вмешивался Хасанбек.
-Что, опять обидели? – кричал он, -  То-то, я смотрю, под глазом фингал!
Сам он был уже мастером спорта по боксу:
-А ну-ка давай, надевай перчатки… Значит, если он так, то ты…
Такая политика совсем расходилась с наставлениями Марии Константиновны:
-Мишенька, никогда не злись, будь добрым.
Какое добрым! Он представлял себя в школе - тихим и всепрощающим. Да забьют вовсе. А нет – так издевательствам не будет конца.
Прав оказался в данном случае Хасанбек.
Как только Миша научился стоять за себя, в чем, кроме науки брата ему помогла и собственная сила – долгие часы репетиций не прошли зря – как только он научился давать сдачи, все это кончилось.
Его больше никто не трогал.
Но кроме врагов, в каждой школе находились и друзья. Он водил их в цирк, катал на лошадях.
И еще одному его таланту не было цены среди мальчишек – в то время он уже без промаха метал в цель ножи.
13
Бывают в жизни события,  на первый взгляд обыкновенные, но которые затем определяют течение ее.
Цирковые ребята часто бегали в кино. Если время позволяло, а родители дали мелочь – они дружной стайкой устремлялись в кинотеатр.
В 1947 году Мухтарбек берет билеты на «Ущелье Аламасов».
Сегодняшний зритель вряд ли знаком с эти фильмом. Это не «трофейная» лента, как может показаться по названию. Фильм отечественный, снят еще в 1936-м. Но Мухтарбеку удалось посмотреть его только после войны.
По следам древней легенды в ущелье Аламасских гор отправилась в поход научная экспедиция во главе с монгольским ученым Джаммбоном. Но вражеская разведка стремилась во что бы то ни стало помешать им. В группу проник шпион. После ряда козней он навел на ученых отряд бандитов.
Но много больше, чем перипетии сюжета,  мальчика заворожила  одна из героинь - девушка, мастерски метавшая ножи. Человек стоял, а она ножами обрисовывала его силуэт.
Известное дело – посмотришь фильм, и настоящая жизнь кажется такой скучной и обыденной, и так хочется почувствовать себя причастным к жизни героев!
Повстречаться с призраком-аламасом Мише было невозможно.
А ножи…

Вспоминает Мухтарбек Кантемиров
-Я помню, как меня зажег момент, как девушка метала… Он меня так впечатлил, что я сразу, на следующий день - у нас же кинжалы всегда были –   взял  самый маленький и пошел метать.
Кидать начал – снизу.  Нет, не в деревья. В живое рука не поднималась. Какие-то доски  находил – в цирке их полно. И после репетиций…
Папа говорил:
-Молодец, Мишенька, это очень пригодится тебе.
Как будто чувствовал, что будет «Не бойся, я с тобой».
И поощрял меня - рассказывал о знаменитых метателях, которых видел в жизни.
«Мы работали у  Гагенбега в Гамбурге,  и с нами работал американец, - говорил папа, - Великий мастер! Наша труппа была – десять человек – и он получал почти столько же, сколько мы все.
Но он настоящий ковбой был. Уникальный.
На лассо ловил лошадей  – сумасшедшие трюки делал.  Выпускали одну лошадь – он ее за шею ловил. Выпускали двух  – он становился на барьер и ловил за шею одну лошадь, потом – двух, потом трех одновременно.
А потом выпускали одного коня,  и он спрашивал:
-Скажите, за какую ногу ловить?
Кричали:
-Переднюю. Правую!
-Хорошо: передняя, правая.
Безошибочно все делал.
Выводил партнершу – худенькая, красивая балерина - ставил к щиту и метал по контуру близко-близко. Стоял от нее – метрах в  трех,  и по контуру ее обрисовывал.
Потом ножи вынимали ассистенты, и она опять стояла. Он брал в руки  шесть топоров – и метал топоры. На каждом обухе была вот такая пробка.  Над головой один входил, два около щек, один - между ног и два -  по бокам от ног.
Каждый топор четко  вставал. И он в каждый  - в обух  - метал ножи. Это вообще ужас. Если нож соскользнет – точно в лицо попадет. Это немыслимо.
Потом выносили ему хлысты. Он щелкал, щелкал…
Партнерша вставала, он  предметы сбивал у нее с головы, потом она брала сигарету на мундштуке. И  он сигарету перерубал три раза. Длинный хлыст – метров пять. Четко-четко-четко – тремя ударами.
Папа говорил:
-Дети мои, он получал бешеные деньги, но он был труженик. Видели бы вы – он хлыст  подвешивал к потолку, а вниз - гирьку. И хлыст висел, пока он не работал. Потом он снимал его, и хлыст был  ровный-ровный. Идеально точный. Это страшная штука. Партнерша держала на весу яблочко, и он ударом хлыста – разрубал его пополам.
По пять-шесть часов репетировал! Лассо, ножи, хлысты... Мы все это видели. Никакой зависти не было, что он сумасшедшие деньги получает.
Такие рассказы меня тоже зажигали
Я начинал чувствовать, что нужно для метания. Подбирал бревнышки для стенда, пилил.
Каждый день выходил во двор и тренировался. Если зима была – шел на конюшню.
А недавно меня пригласили в Росгосцирк. Я туда вообще-то редко хожу. Но пришел, Запашный позвал. Секретарь спрашивает:
-Вам назначено?
-Да нет, - говорю, - Я Кантемиров.
-А, ну тогда…
В общем, дожил до того, что ногой открываю к директору двери.
И Запашный меня спрашивает:
-Мишка, а ты еще швыряешь ножички?
-До того, - говорю, - дошвырялся, что стал Председателем Союза метателей России…
14
После окончания войны в страну стали приходить западные ленты: мелодрамы, приключения, фильмы о ковбоях.
И Иосиф Виссарионович, который, не смотря на раз навсегда избранный метод социалистического реализма, не мог допустить, чтобы «его» страна в чем-то отставала, спросил приближенных:
-А что, разве у нас нет таких смелых людей?
Ему осмелились робко напомнить его же собственные постулаты:
-Но это же безыдейные фильмы…
Однако «вождь всех времен и народов»  распоряжался «реализмом» по собственному усмотрению. В данном случае его увлекли ковбойские сюжеты:
-Наплевать! Идею мы в другом месте покажем. А вы покажите-ка смелых людей…
С этой минуты не стоял вопрос о названии фильма. «Смелые люди».
Какой же выбрать сюжет?
Ковбоев в Советском Союзе не водилось. Времена надо было показать советские – «что, у нас нет?»
Кого представить – конницу времен гражданской? Но только что кончилась Великая Отечественная, и народу она была «ближе к сердцу»
В результате  за два года был подготовлен сценарий. Николай Эрдман и Михаил Вольпин, писали его на Северном Кавказе,  на Мало-Карачаевском заводе, где животных держали не в конюшнях, как обычно, а на воле.  Чтобы лучше понять лошадей, познакомиться с трудом тех, кто работал на конезаводе.
15
Действие картины начиналось в предвоенные годы на конном заводе, где работал главный герой - Вася Говорухин. Ему досталось вырастить осиротевшего жеребенка – Буяна. Буян стал конем, которому нет цены. Мало того, что прекрасных кровей, но и умный, и преданный.
Начинается война, Вася спасает породистых лошадей, уводит лучших, чтобы не достались немцам. Освобождает любимую девушку, которую вместе с другими угнали фашисты. Разоблачает предателя.
Согласно сценарию, каскадерам предстояло исполнить сложнейшие, ранее не никем выполнявшиеся трюки – надо же было заткнуть за пояс ковбоев. В батальных сценах предстояло показать «убитых», на всем скаку падающих лошадей. Позже Вася Говорухин на Буяне должен  догнать поезд. А такие, казалось бы, «естественные» моменты, когда лошадь ложится возле раненного всадника, чтобы тот сумел перебраться ей на спину? Все это вполне вписывалось в сценарий, но как это снять? Реально ли? И если реально – то какой ценой? Сколько лошадей погибнет, пока будут опробованы «подсечки» - трюки, до той поры незнакомые наездникам Советского Союза? И – главное – уцелеют ли при этом люди? Попробовать воплотить сценарий в жизнь мог только один человек. Алибеку Тузаровичу звонят из Министерства культуры. Он уже играл в фильме «Георгий Саакадзе», снимался и в эпизодах – но главное, профессионала его уровня по части обучения лошадей - в стране больше нет. Кантемиров соглашается – и новость быстро становится общим достоянием труппы. --Готовьтесь, - говорит Кантемиров-старший после репетиции, - Впервые в Советском Союзе будет снят приключенческий, трюковой фильм. И доверили сделать трюки именно нам. Все, все будут участвовать! - он предваряет вопросы, - И младшие будут нужны. Так что не переживайте: поедем – вместе. Молодежь обрадовалась необыкновенно. Все-таки цирк – это одно и то же. А тут – новое дело, да какое! Но что за фильм? В Ленинград, где тогда работали джигиты – присылают человека со сценарием. Сценарий тоже читают сообща. Правда, Мария Константиновна при этом не присутствует – не нужно, чтобы она знала об опасности съемок. Ей потом вкратце перескажут сюжет. - Можно ли все это сделать? – спрашивают кинематографисты Алибека Тузаровича, - Ведь в первый раз… Если что-то не получится – эти трюки вычеркнем. -Не волнуйтесь, все получится, - отвечает Кантемиров. Но что едва ли не ужасает его – это разрешение «погубить» семь или восемь лошадей по ходу работы. Ведь съемки предстоят суровые, а значит… -И не думайте, и не мечтайте – ни одной лошади мы не погубим, - эти слова Алибека Тузаровича запоминают его сыновья. Чему все особенно рады – съемки должны проходить в любимых, благословенных местах Северного Кавказа. В окрестностях Пятигорска и Кисловодска. Это «лошадиные» места. Там сосредоточены лучшие конные заводы страны.
16
Прямо из Ленинграда труппа отправляется в район Кисловодска. Джигитам выделяют конюшню в расположении воинской части, находят места, где можно разместить людей. Но вскоре все переезжают на конный завод (ныне – Терский).
Поблизости, в селе, Кантемировым отведут отдельный дом, и там они проживут все лето. Первая задача – подобрать достаточное количество лошадей для съемок. Семен Буденный – конный завод носит его имя, и он там всевластен – дает Алибеку Тузаровичу «зеленый свет».
-Алибек, выбирай каких надо лошадей, тебе не имеют права мешать. Любую лошадь бери – это мое распоряжение. Даже племенных жеребцов.
-Нет, - говорит Кантемиров, - племенных трогать не будем, но если я выбираю подходящую лошадь – то пусть мне не препятствуют. А я слово даю – не покалечим. И Алибек Тузарович начинает ездить по заводам в поисках красивых и смышленых коней. Кто-то говорит ему: неподалеку, у пастуха, который пасет табун на альпийских лугах – есть удивительная лошадь. Кантемирова везут в горы. И он видит замечательного вороного жеребца кабардинской породы. Что умен необыкновенно – по глазам видно. Но согласится ли пастух-кабардинец? Хороший конь, на котором он пасет табун – кобылиц с жеребятами– это его хлеб. Великий артист и пастух быстро находят общий язык. Трудно устоять перед открытой душой Алибека Тузаровича.
 -У тебя красивый конь, - осторожно говорит Кантемиров, - Я бы его хотел взять на съемки. Как ты на это смотришь?
-Алибек, - отвечает пастух - Ты видишь просто красивую лошадь. Но это страшная лошадь. Я тебе расскажу историю – и ты поймешь. Этот конь только меня признает. Еле обучил его под седло. Поверишь ли? Год назад мы пасли в горах табун. Я был на другой лошади. А этот жеребец - тогда был вожаком табуна. Погода портилась, ожидалась большая гроза. А мы - высоко в горах, там тропы, обрывы…Лошади - очень пугливые, и иногда очень боятся грома. Понесут – их тогда не остановить. Кругом пропасти,  в табуне много недавно народившихся жеребят… Словом - надо было срочно, очень резво уходить вниз. И вот я иду впереди, за мной - весь табун, а жеребец этот - последний, замыкает. Укрючный! Страшная лошадь, ни волка не подпустит, никого. И одна кобылица в табуне была, она только-только родила. Жеребенок совсем маленький, худенький, не может быстро идти. Я оглядываюсь и вижу, что кобыла отстает, держится возле своего дитяти. А жеребец их подгоняет. Но все равно – табун уходит, а они отстают. И рядом - пропасть. Я постоянно оглядываюсь – смотрю, чем все это кончится, потому что и гроза близко и еще далеко спускаться. Жеребец подходил и подгонял кобылу, это я постоянно видел. И вдруг момент – гром, молнии, он ее отогнал, взял жеребенка за загривок – и бросил в пропасть! Кобыла ржет – он ее кусает, кусает – и погнал! Она оглядывается – был момент такой страшный! – он ее гонит, и загнал - и мы спустились. Но то, что конь этот осмыслил причину – из-за чего отстает кобыла, и что он сделал – это удивительно. Мне, никто не верил, как это может быть…
-Да, это удивительный случай - согласился Алибек Тузарович. Не поверить он не мог. Он, как никто, знал, на что способны лошади
17
Но надо было найти и главного героя – коня, который «сыграл» бы Буяна – того самого, что бежит на зов всадника, ложится возле раненого, догоняет поезд. Алибеку Тузаровичу приглянулся темно-серый жеребец в яблоках по кличке Атлас. Коня возьмут в работу, и он сыграет самые сложные сцены. Только на скачках его заменит дублер. Атлас-Буян оказался даже более способным, чем предполагал Кантемиров. Он был талантлив и в джигитовке, и в дрессировке. А главное, настолько привязался к Ирбеку, который исполнял конные трюки вместо Сергея Гурзо, что шел за ним – в любое место. Не боясь толпы, шума, лестниц. С Ирбеком ему ничего не было страшно. То, что Васю Говорухина – Сергея Гурзо – будет дублировать Ирбек, решили сразу. Хасанбек слишком высок ростом, Мухтарбеку – всего тринадцать лет – мальчишка.  А Ирбек и Гурзо – со спины не отличить. Даже костюмы подгонять не надо.
Первое время Мухтарбек мало участвует в съемках. Его определяют в сельскую школу – надо закончить учебный год. Он привычно уже мучается с точными науками, но вечерами спешит отложить тетради. Места здесь дивные. Весна, и он наслаждается пролетом птиц. И только мечтает – вот бы поохотиться самому. Это, кажется, очень легко. В селе хватает охотников, и Мухтарбек видит, как они возвращаются на велосипедах, на которых связками висят убитые утки. Позже, ко дню рождения, Мария Константиновна подарит сыну хорошее немецкое ружье 16-го калибра, но охотником Мухтарбек не станет. Он пойдет несколько раз пострелять в лес, но в отличие от метания, не будет стремиться попасть в цель. Нельзя – в живое…
Но вот учеба закончена. И предстоят сцены, в которых будет участвовать и он. Его допускают к съемкам по желанию Алибека Тузаровича – пусть будет мальчишке память. Отец сам подберет младшему сыну коня – толстого добродушного Адониса, для которого галоп – тяжкое наказание, и если надо скакать – он всегда приходит последним. Это будет очень смущать Мухтарбека, но зато отцу спокойно: на Адонисе работать  безопасно. Мухтарбека переодевают то в партизана, то в немца, и указывают место – в гуще толпы, среди других всадников, чтобы не было заметно, что снимается мальчишка. Деньги, что зарабатывает сын – очень небольшую сумму - получает Алибек Тузарович, и вместе со своим заработком передает Марии Константиновне – на хозяйство.
Мухтарбеку запоминаются не массовки – подумаешь, в цирке он делал номера много сложнее. Как самое чудесное время - в памяти – те дни, когда закончились съемки под Кисловодском, и нужно было перегонять лошадей. Алибек Тузарович ехал впереди, младший сын – рядом с ним. А вокруг – необыкновенной красоты природа. Душистое, летнее разнотравье. Знакомые с детства вершины: вдали белоснежный, то голубым, то розовым отливающий Эльбрус, пятиглавый – четкими очертаниями на фоне неба - Бештау, покрытый густой зеленью Машук… Кавказ. Тот самый, о котором говорят «Кавказ создал Демон во время любви к Тамаре». Не горы, а чье-то запечатленное великое чувство.
-Папа мне разрешил, потому что лошадей много было, - вспоминает Мухтарбек Алибекович, - разрешил мне …у меня попка болела – километров шестьдесят перегон. Но красиво, шли – красиво! Большой отряд и папа впереди, я - с ним рядом. Братья, партнеры, конюхи – красота, природа – чудо! Останавливались на привалы, с наслаждением спрыгивали  с коней, кормили их. Потом разводили костры и готовили еду себе. И вытягивались прямо на траве, так что стебельки качались над головой. Следили за плавным движением облаков – хорошо-о-о…
Но неугомонная молодежь отдыхала недолго. С собою был мяч, и ребята принимались играть в футбол. Славный был перегон…
Вспоминает Мухтарбек Кантемиров
-Буян… Никто из нас его не забудет. Это особая история. Буяном занимался Ирбек. Он готовил лошадь для Гурзо. На скачках был один Буян, а в остальных сценах - другой, Атлас его звали, потом нам его Буденный подарил. Мы забрали его в цирк. И там Ирбек из него сделал универсального коня: он работал и в джигитовке, и в дрессировке. Смелый – повсюду за братом шел! «Главного героя» подбирали долго. Папа смотрел, кто из лошадей с повышенным интеллектом. И этот Атлас, ему было еще только три годика – ему приглянулся.
-Семен Михайлович, - сказал папа Буденному, - это лошадь для цирка. А здесь его на скачки пустят, здесь его загубят. Такой конь! Такая голова! Я бы его купил.
-Алибек, закончишь съемки благополучно, фильм сдашь – и тогда поговорим. Купишь, купишь – не волнуйся. Даю слово. Только смотри… - эти слова мы все слышали, Буденный приехал, представляешь, шум какой! - Я знаю вас, конокрадов – ты его продашь-перепродашь.
Папа говорит: -Семен Михайлович, как можно - ваш подарок!
-Шучу-шучу, Алибек, не волнуйся! Все будет хорошо. Так и получилось. Когда закончили работу – Буденный прилетел и был худсовет. Нас не пустили, смотрели съемочный материал. И Буденный сказал: -Алибек, молодец! Все, Буяна забирай, я тебе его дарю. Никаких денег! Папа обнял Семена Михайловича. Фотография - их несколько было, где они стоят - я ее сыну Буденного подарил. Он был в восторге. Это уникальная фотография. Папа многое внес в фильм. Без него бы эти сцены не вышли. Хотя бы та, где загнанная лошадь лежит и стонет… Режиссер Юдин спрашивает: -Алибек, как можно показать, что лошадь умирает? Какая реакция будет? Папа говорит: -Не волнуйся – это мы сделаем. Отстегнули у фаэтона одну оглоблю, чтобы не мешала… Конь лежит, и папа – все это я видел – сел рядом с ним, и на живот ему стал давить.. И конь начал потихоньку стонать. Папа все сильнее давил – и тот стонал сильнее. -Браво, браво, - говорил папа, давая коню морковочку. Потом, когда надо было снимать, папа издали командовал: - Бунчук, стонать, стонать.. И тот жалобно так: -А…а… Режиссер был в восторге. Потом папа уже не стоял рядом, а стоял актер Алексей Грибов. До чего человек хороший был, чудный! Его так все уважали! Они с папой дружили. И папа - ему: -Алексей давай, говори ты! Нет, Бунчук только папу слушал. И Грибов стоял рядом, а папа…
А страшные сцены подсечек? Меня, конечно, к этому близко не подпускали – делали братья, партнеры… Перед этим детально смотрели, как работали американцы – по многу раз пересматривали, останавливали пленку. На самые серьезные съемки ребята уехали в Кабарду. Маме об этих сценах не говорили, берегли. Она просто верила, что если рядом папа, все будет - хорошо. И так ждала его – приездов, рассказов! И папа приезжал, успокаивал.
А потом была премьера. Мы тогда в Свердловске работали. Все пошли в кино – всем цирком! В кинотеатре первые места заняли. И когда смотрели – такая гордость!…Зрители встали и нам  хлопали. И в цирке аншлаги были, потому что на афишах  было написано: «участвует труппа Алибека Кантемирова, снимавшаяся в «Смелых людях». Дирекция на этом деньги делала. Годы спустя - Ирбек привел Буяна – на юбилей Грибова. На пятый этаж привел! Втихаря, по лестнице! Буян там окалился, а конюх понес в туалет и не слил (хохочет) Артисты думали, что это кто-то из людей так… как лошадь. И ходили смотреть. Но Грибов – был так благодарен, что Ирбек о нем помнит!… Подошел, Буяна поцеловал. И сел на него снова… Мне очень тепло вспоминается время «Смелых людей».  Атмосфера на съемках была замечательная. Война только кончилась, и вот это чувство мира, теплоты…. Намного теплее люди были, чем раньше. Намного! А дружба с Гурзо! Вокруг него легенды ходили – Сергей Тюленин! А он и по жизни был такой, хулиганистый. Ирбек много времени проводил с ним. Папа  предупреждал: - Юра, смотри, не подражай. Тогда мы еще снимались в фильме «Кубанские казаки», ездили туда во время промежутка в съемках «Смелых людей». Там, когда красноармейцы показывают джигитовку на ипподроме – это делали мы. В это время Ася прерывает наш разговор – поет.  Мухтарбек тут же оживляется: - Спой нам, моя куколка, моя ласточка…вдохнови нас… Молодец, красиво, красиво… Чудо! Как такое не любить? -Она одна поет из всех ваших собак? -Да! – радостно, - А знаешь, как я обнаружил? Купил дудук. Сижу там у себя, работаю – включил дудук – на-на-на-на (напевает). Хорошо так, на душу ложится, и вдруг слышу еще один голос … Думаю – неужели это в записи? Гляжу – Асенька лежит и поет – и в мелодию попадает правильно - а-бал-деть просто. Солнышко мое! Потом уже достаточно было сказать: - Асенька, споем?

Часть третья
Юность
1
Фильм «Смелые люди» имел такой успех, что во время творческих встреч, на которые выезжали артисты цирка, Кантемировым больше всего приходилось рассказывать о съемках. Шефские выступления – на заводах, в рабочих коллективах - тогда были обязательными: Обычно отправлялись  старшие братья, а Мухтарбек – если не учился в школе. Некоторые из таких встреч сняты на пленку. Вот Хасанбек в черкеске танцует кавказский танец. А рядом с ним - Ирбек на Буяне. Смуглый всадник в белой рубашке с коротким рукавом. Он словно и не делает ничего, отступает в тень, главный здесь – Буян. Движения коня легки и непринужденны, «впадают» в музыку, стройные ноги повторяют то, что делают человеческие. И вот уже Буян подает ножку, вставшему перед ним на одно колено Хасанбеку. Это – высшая школа мастерства, но кто догадается, что «ключи» к Буяну – в незаметных глазам публики -  движениях и словах Ирбека? А потом зрители начинали расспрашивать – как снимали ту или иную сцену в «Смелых людях», и какой он в жизни – Сергей Гурзо, и как он себя на  съемках вел? Не верилось до конца, что бешеную скачку за поездом показал им не любимый артист, а вот этот невысокий, худенький юноша. Что он был тогда - на этом белом коне. И Ирбек рассказывал о Гурзо, и снова о Гурзо, мало упоминая о собственной работе.
Вспоминает Мухтарбек Кантемиров
С середины сорок четвертого года папа набирал мальчишек, готовил их – и после войны уже снова считалось, что лучшие джигиты - в труппе «Али-бек». Иногда нас даже объявляли: «Братья Кантемировы», давая понять, что все мы – одна семья. Обычно брали ребят, которые хорошо танцевали. Те, кто выступал в ансамбле – легче шли в джигитовку, им было проще координировать движения. Вначале восстановили старые номера. У папы остались ноты – наша музыка – он хранил их всю войну. Но цирк – не спорт, на манеже невозможно показывать одно и то же. Надо изощряться в джигитовке. Совершенствоваться, удивлять зрителя. И мы придумывали. Если что-то не получалось - повторяли, пока не получится. Папа не выпускал трюк, пока  не отшлифуется. На галопе не выходило – он после репетиций оставался в конюшне – и оставлял меня. -А ну-ка, давай с начала все пройдем. Завтра тебе будет легче. И снова. И снова. На стоящей лошади. Потом на шагу. И на следующее утро я уже все делал на скачущей лошади. Папа очень детально разбирал всё – с каждым из нас. Но не всегда на репетиции давали много времени. Иногда – часа три. Иногда – час. Хуже всего приходилось, если в программе работали укротители. Они начинали с утра, где-то с шести, а для нас оставалась ночь, и мы не высыпались. Ведь накануне укротители работали аттракцион последними, и мы ждали – пока снимут клетку, очистят манеж.… Но зато, если не было укротителей - первыми репетировали конники. И мы вставали на рассвете.
Я делал тогда уже сложные трюки. Достаточно опасные. И ведь не каждый трюк на лошади можно страховать. Одно мы знали, чтобы избежать травм - надо быть подготовленным. Травмы получаются, когда человек работает неуверенно. Срывается. И папа пока не видел, что человек «на отлично» все выполняет – не выпускал трюк. Зрителя нельзя разочаровывать – показывать нечистую работу. Надо, чтобы каждый номер, каждое движение - смотрелись очень легко. И зрители думали, что это делается – без усилий, само собой – вот так красиво…
А к боли мы были терпеливы. Ссадины, растяжения всякие – это уже считалось за мелочь. Перевязывались под костюмом, одевали наколенники. Только если перелом, тогда… У меня длинные ноги, а манеж посыпали опилками. И когда их обильно смачивали, лошадь скользила. Она поскользнулась, а тебе надо мгновенно освободить ноги от стремян. Не успел – значит поломал. У меня изломан весь голеностоп. Если же перелома нет… делали вид, что все в порядке. Работали. И все же самое сложное было у Ирбека. Да.... Он родоначальник рекордных трюков. С завязанными глазами - он первый работал, первый делал «вертушку с саблей», «вертушку с шашкой»… Это очень неудобно – шашка задевает за конскую шею. Но если номер отработан – очень красиво. Кажется, спрыгивая на миг, всадник едва касается манежа. И скользит с этой шашкой в зубах – вокруг коня. «Двойной под живот» – два человека, друг за другом, пролезают под животом скачущей лошади. Потом «три стойки»… Папа хвалил нас. Этот трюк впервые мы сделали. Два человека выезжали, делали стойку на руках по бокам лошади, а я пересекал манеж и запрыгивал на коня и стоял на ногах за седлом, без рук. Джигиты обычно за веревку держались, а я – впервые - стоял без опоры. Очень красиво было. Но я забегаю вперед, это уже – середина шестидесятых.
***
-Но всегда, всю жизнь – перед каждым выступлением – волнение. Особенно когда в новый город приезжаешь. Первая премьера, первая гастроль –особенно волнительны. Неизвестно – какая публика, как примут... Мы очень реагируем на реакцию зрителя. Самый «тяжелый» город в России – это Тула. Рабочий народ усталый. Сидят и даже не захлопают. На артиста это действует - негатив. Когда теплая публика, реакция восторженная - от этого ты сам взлетаешь. А Тула – очень тяжелый город. Очень. Да и в других местах приходилось непросто. Сибирь – какие там зимы!… Кемерово, Челябинск. Новосибирск – холода неимоверные... Омск! Томск, Господи! Помню, мы приехали в Омск из Средней Азии, из Душанбе. Там в феврале уж все расцветает, а тут – стужа. А я рискнул побежать в цирк без шапки. И уши отморозил, так страшно было! (смеется) Сразу перестал чувствовать их – тер, тер…пока от гостиницы бежал на представление. В тепле они стали красные, надутые. Неделю, наверное, было – так больно! Мы папахи натягиваем … и тянуть папаху на надутые уши, Господи! Идиот… - задумывается, припоминает, - Точно, Омск! В Средней Азии в конце февраля – уже весна. И такая перемена климата…
***
Селили нас иногда в гостиницах, а чаще на квартирах. Еще какие квартиры… Помню, в Пензе поселились…ой, клопы! Патриархальный город, старинные деревянные дома и невозможно было, просто заедали клопы – ужас. Хотя нас все же получше старались разместить – большая семья, папа - народный артист. А нам главное, чтобы - рядом с цирком. И раз в месяц-полтора – меняли школы.
Изредка - раз в два месяца – когда задерживались в очень больших городах: Москве, Одессе, Ленинграде. А так – месяц. Тяжко в таких условиях стараться хорошо учиться. Математика по-прежнему не шла у меня. Зато с языками получалось. Немецкий славно шел, а особенно русский. Когда с детства знаешь несколько языков… В доме родители говорили по-осетински, но мы же все время ездили по России, и постоянно русская речь вокруг… И потом мы все читабельные были, я особенно. Тогда с книгами трудно приходилось - не достать. Только в букинистических отделах можно было что-то купить хорошее. Но я собирал. Друзья помогали, девочки из книжных магазинов. Даже сейчас для меня это большой соблазн, и я плююсь, и обхожу все эти развалы. Но как я раньше гонялся за каждым томом! - Опять, опять книги таскает, - сердился папа, - Сундуки же тяжелые! - Ну, так книги же, - жалобно мама, - Он же не пьет. Мамуленька, солнышко мое! Как и мои ровесники, я вступил и пионеры, носил галстук, потом стал комсомольцем. А партию миновал. Старшие были коммунисты, а мне папа говорил: «Мишенька, не вступай в эту проклятую партию!» (смеется). Эх, хорошо, что я не Павлик Морозов – завалил бы папу!
***
У меня остались хорошие друзья школьной поры – до сих пор встречаемся.
Хотелось уже пойти в гости и к девушкам. Но времени было мало, очень мало… Школа, репетиции, и выступали мы каждый день… Только один выходной давали, в понедельник или во вторник. В субботу же было два выступления, а в воскресенье – три. Ну, когда тут найти свободную минуту? Помню, несколько лет спустя, я уже пришел из армии – у меня был конь Цефал. А у него на бедре тавро - «163». И девочки мне писали записки: «Наезднику на лошади 163» (смеется) Кадрили меня! Кадрили! И старший брат издевался: - Эй, сто шестьдесят третий наездник! Опять тебе письма прислали! Я говорил: -Сто шестьдесят три - не наездник, а лошадь! Хасанбек эти записки – рвал.
Позже Мухтарбек достанет старую, поблекшую уже фотографию, в кожаной, украшенной чеканкою рамке. На белом коне – маленькая изящная голова, лебединая шея, сказочный конь – сидит всадник. Черкеска, папаха, но главное – стать. Осанка!
Властная рука держит поводья. И лицо – вся красота древней крови. Придет ассоциация, хотя не дай Бог сравнивать Мухтарбека с лицом женского полу!
Но вспомнится: передача о Мэрлин Монро, первое впечатление от нее – молодого Кеннеди. Она входит в холл, и он понимает, что всеобщее внимание отвлечено от него, все видят только Мэрлин, в той власти, с которой она приковывает взгляды – что-то от могущества природы. Как будто перед глазами оказался Эверест. И - молодой Мухтарбек Кантемиров, не Принц, но Воин на белом коне. В нем все, что мечтает увидеть девушка в мужчине. Но что она может, кроме как писать записку, извечное письмо Татьяны к Онегину…
В начале пятидесятых Мухтарбека призывают на срочную службу. Цирковая молодежь дружно ненавидит Кузнецова из отдела кадров, именно он – «сдаёт» в армию. Приказ: явиться на призывной пункт – приходит от него. Мухтарбеку уже двадцать, на два года отец делал ему отсрочку. Ему и сейчас страшно не хочется одевать форму. В разгаре подготовка новых трюков, на нем сложная работа – уйдет он, и остальным будет еще тяжелее. И оставлять надолго маму, которой он всегда, при первой возможности старался помочь…
Но Алибек Тузарович говорит: -Надо, Миша. Больше сын не проронит ни слова о своем нежелании служить. В этот призыв вместе с Мухтарбеком уйдут и его цирковые друзья Юра Мерденов и Леня Кривых. Только что вернулся из армии Ирбек, он оставлял младшему брату своего Буяна, просил сберечь. Теперь Мухтарбек поручит ему присматривать за Горцем, Гошенькой.
Вспоминает Мухтарбек Кантемиров
Сперва меня хотели определить в летную часть, а потом папин друг, осетинский полковник сказал: -Возьмем к себе, нам такие нужны. И я попал в часть, которая обслуживал сборную СССР по конному спорту, ЦСК - конно-спортивный клуб министерства обороны.
И пошел не на призывной пункт, а прямо в казармы. Первое время, по вечерам, я еще приходил на представления. Мне давали увольнительную. После армейского дня – на манеж, выступать! А я такой усталый… Переодевался, снимал гимнастерку, и на натруженные ноги, набитые грубыми сапогами - прямо на мозоли, на волдыри - натягивал легкие цирковые сапожки. Мама плакала: -Мишенька, бедный… А папа: -Замолчи, ему и так тяжело. Мама торопилась накормить меня, и я возвращался в казарму. А что такое казарма? Вонь, запах нечистых сапог, пота… Ребята, с которыми поначалу пришлось воевать, и мысли о подъеме на рассвете. Это была осень пятьдесят пятого года.
Но где-то зимой случилась передышка. Мы с Хасанбеком поехали в Ялту на съемки. Фильм об Илье Муромце. Я дублировал сына Ильи, Толик – самого Муромца. Мы снимались немного, там прошел ураган, и огромные декорации средневекового города оказались разрушены. Но в эти несколько дней мы с Хасанбеком качались, бегали, купались в холодном море – такая красота была. Я в армии за три месяца уже намучался, и вдруг такое. Толик меня поднимал рано утром – бегом, хорошо!
* * *
В казарме нас было больше двадцати человек. Очень симпатичные ребята из Нижнего Новгорода – их забрали сразу после десятого класса. Мы дружили потом долго. И когда наша труппа работала в Горьком, они приходили в цирк и кричали из зрительного зала: - Миша! Мишаня! Но были там и другие - бандиты казацкие. Они меня тоже стали звать «Мишаня», но не сразу. Папин друг, полковник-осетин Ваниев, очень хорошо относился ко мне. И видел, что я на фоне этого хулиганья - профессиональный наездник. Интеллигентный. Он решил сделать меня помкомвзвода. Мне присвоили ефрейтора. Поставили старшим над теми, кто уже служил: И у нас началось противостояние. Они говорили: -Да ладно, молодой, сам поработаешь… Я терпел до поры до времени. Хотя обидно было – издеваются, и вроде как презирают. Но потом командир взвода Коровин, сказал мне наедине: - Миш, ты же - здоровый. Ты же - не в цирке. Ну не будь ты таким интеллигентным! Дай им! Мне неудобно вмешиваться, а ты можешь. И я сказал своему взводу: -Ребята, лучше не нарывайтесь! Они хохочут. Они из Ростова. Им море по колено. Целая группа – и что ты сделаешь? Они другим «темные» уже не раз устраивали. Но вышло так. Я предупредил. Они похохотали. Тогда я ночью, по одному, стал их будить, и – на конюшню. Заходим туда, я говорю: -Я предупреждал. Ты продолжаешь. Я же все-таки мужчина. Завожу, где лошади, и отправляю в нокаут. Каждую ночь - очередной лежит, приходит в себя. Через две недели подходит ко мне Коровин, и говорит: -Миш, ты что, их воспитывал? -А вы откуда знаете? -А я слышу, они уже о тебе: «Мишаня! Мишаня!» Не Мишка, не циркач. Друзьями стали?
* * *
И еще был похожий случай. Обедать мы ходили в Хамовнические казармы. Это древние гвардейские казармы. Там стоял ЧОН – часть особого назначения. Ребята под два метра, они охраняли объекты правительства, дачи генералов. А мы – в вонючих, пропахших лошадьми, бушлатах. Снимаем их, кладем на подоконники, и садимся кушать. Сержант нас водил, а потом водил солдат я – помкомвзвода. И однажды идет какая-то комиссия. Молодой старшина Яловой, решил выслужиться, начал орать: -Кто привел эту команду? Кто такие? Он знал нас, мы обедали здесь изо дня в день, но он решил показать начальству, что  не отвечает за наши пропахшие бушлаты: -Кто привел?! Я встаю: -Ну я, помкомвзвода Кантемиров. У нас нет вешалок, мы так определяем вещи… -На гауптвахту! - орет он, - Солдат отведете, и чтоб быстро! Привел я  солдат в часть и говорю: -Товарищ старшина, Яловой меня поймал. Мы как всегда положили бушлаты… -Ну и что? -Да там какая-то комиссия была -А ты перечил? -Нет, но сейчас пришлют наряд, и меня заберут. Он не поверил: -Да брось ты… Меня уважали, сам полковник: «Мишенька, Мишенька». Помню, как у меня от армейской еды начал болеть желудок. Утром дают селедку, горох… Гастрит разыгрался, частенько прихватывало. Однажды прилег – и полковник заходит: -Мишенька, что с тобой? – по-осетински заговорил, - Нет-нет, ты лежи. Я скажу, чтобы тебя заменили. Отдыхай. Очень уважительно разговаривал. Он с папой дружил, и на программу к нам приходил, он же и вытащил меня из военкомата. И сейчас друзья мне говорили: -Не волнуйся, полковник тебя быстро отберет.
Но на гауптвахту меня отвели. Сидело нас человек пятнадцать, жара страшная. Мы все разделись. В гимнастерке не видно было, какой я накачанный, а тут… Сидим  на полу – не на чем больше там было сидеть. И вдруг заходит Яловой. И с ним здоровый парень, рядовой или сержант – уже не помню. Яловой натягивает черные перчатки: -Ну-ка, где здесь этот циркач? Ребята притихли. Я встаю. Он смотрит. До плеча он мне. -Ну, я циркач, - говорю, - По-моему, ты меня собираешься бить? -Нет, воспитать хотел, - голос у него уже растерянный. Я говорю: -Иди сюда, посмотрим, кто кого воспитает. -Почему ты мне перечил? - спрашивает он совсем уже другим тоном. -Но ты же – рисануться хотел? Ты видел, что мы там каждый день ели. Зачем же ты на меня свалил? -Там офицеры были… Начал вежливо разговаривать, чуть ли не оправдываться. Ребята сидят – со смеху умирают. Надел перчатки - летом – показать, какой он крутой! Сейчас будет бить меня! Уже мы обвыкли на гауптвахте, пришел он к вечеру. Так что я с утра был «циркач», а вечером «Миша». Ребята говорят: -Молодец! Мы впервые видим, чтобы его так отшили. А наутро полковник прислал старшину – и меня забрали. В этой же части Ирбек служил, и меня – по брату - знали и уважали. Даже генерал, когда узнал – за что меня посадили, только и сказал: - Глупость! И отпустили быстро. А ребята всем рассказали этот случай, и все хохотали, и меня когда встречали – хвалили. Это надо было видеть! (смеется) В гимнастерке я был худенький, дохленький, а тут разделся – грудь, плечи…
* * *
Мы носили голубые погоны, и эмблему: подковы и две скрещенные сабли. Из-за этих голубых погон нас принимали за кгбистов. И когда мы уходили в увольнительную –  обычно не трогали. Тем более, мы были причислены к части особого назначения. Но никаких автоматов нам не полагалось. Две сабли на погонах, а в руках - вилы и лопата. Автомата за всю службу в руках не держал. Нет, разок, кажется, вывели нас пострелять для галочки. Да не до этого было… Мы обслуживали сборную. У моего лейтенанта было два коня – Истец и Кодекс. Я научил их целоваться. Кодекс был серьезный, и лейтенант предупреждал: -Мишенька, аккуратнее, он кусается! Но мы с ним все равно «целовались» И когда лейтенант увидел, он поразился: -О! Как ты не боишься?! Так что день наш проходил в обслуживании лошадей. Дневальный поднимал в шесть часов: -По коням! К лошадям! Кормить, чистить… А сами ни зарядки, ничего. Потом приезжали офицеры, мы по очереди седлали им коней, и выводили. Это были чемпионы Советского Союза, очень известные спортсмены. Были лошадки и для солдат. Солдат уже обучали мы, и мне тоже приходилось это делать.
Мне все время снился дом… Мама… У нас с ней был этот дар, у меня особенно – видеть вещие сны. Я рассказывал ей, а она разгадывала. Она хорошо в этом разбиралась. И в армии, если был не очень усталый – видел сны. Иногда – тревожные. Тогда при первой возможности бежал на почту, звонил – не случилось ли чего? И бывало - да, сон в руку, кто-то покалечился, или другая беда. Мамочка - она такие письма мне писала! А я не мог часто отвечать, уставали мы очень. Но как по дому тосковал! Тосковал потому, что знал, как мама беспокоится. И видел ее во сне.
* * *
С Левой Дуровым я познакомился в первый же год службы. Меня прислали в октябре, а перед Новым годом появился Левушка. Помню этот момент. Старшина говорит: -Кантемиров! Тебя какой-то Дуров вызывает. А Дуровы у нас ассоциируются с цирком. Какой же именно? Было начало дня, мы занимались лошадьми. Я оставил работу, вышел. Смотрю, стоит невысокий, симпатичный парень. Такой аккуратненький. -Вы Кантемиров? -Я. -А я - Дуров. -Который из них? -А я - театральный Дуров. Артист ТЮЗа, детского театра, Лева Дуров -И что вы хотите? -Хочу с тобой познакомиться. Он сразу предложил: «Давай на «ты» будем». Я говорю: «Конечно». - А что надо? Просто познакомиться? – спрашиваю. - Да нет. Мы на берегу Москвы-реки, где Парк культуры, вот там, - он показал, – Во время каникул будем показывать спектакль. Я - главный герой. И мне надо учиться ездить на лошади, потому что сцены есть… И еще нам нужны три наездника в костюмах, которые будут сопутствовать герою. - А в чем суть? – спрашиваю. -Сказка. Новый год, елка… Приземлился где-то инопланетный корабль, и вот мы едем и ищем его, а Баба-яга нам мешает. Хорошая, кстати, актриса оказалась эта Баба-яга. Но случай был…Мы с Левушкой до сих пор его вспоминаем. Убегала Баба-яга в санях от погони. Генеральная репетиция уже, все в костюмах. И вывалилась она из саней. А лошадь перед тем покалилась, куча - еще пар идет - и она лицом прямо туда. Погоня ее догонят, она встает, лицо все залеплено… Она, бедная, ничего не поймет, может, шок был от падения – неожиданно свалилась, и в ужасе тянет руки: -Ребята, я ослепла! Я ослепла! Мы окружили ее. Левушка спрашивает: -Знаешь, во что ты вляпалась? И хохочет. Она начала вытираться, а все не могут остановиться, умирают со смеху.
Как мы с Левой хорошо дружили! В этот же год он познакомился с актрисой - Ириной, которая после стала его женой. Я ее спросил недавно: -Ирочка, а ты знаешь, что мы с тобой в одно время Леву узнали? -Как, Мишенька?  И с нею мы тоже славно дружили. Когда снимались в «Не бойся, я с тобой», Дуровы всегда со мной ходили. И с нами – Гусман, Олег Кантемиров, ребята. Баку – опасный город для женщин, опасный. Но Ира говорила: -Мишенька, с вами - как за каменной стеной. -Ну что вы… не волнуйтесь, ничего не случится, - отвечал я. Такая дружба у нас до сих пор. Недавно Левушке было плохо. Из театра с репетиции забрали, думали – инсульт. Он сознание потерял. Даже по телевизору объявили. Я звоню: -Иринушка, что там с Левой случилось? -Нет, Мишенька, - она так ласково, - Не волнуйся, все нормально. Ему сделали операцию, уже все хорошо. А Левушка мне всегда такие дифирамбы пел! Друзья-осетины передали: -Мы были на творческом вечере Дурова. Он о тебе так рассказывает, с упоением! Он тебя так любит! И я звоню: -Лева, мои земляки сообщили, что ты на мне зарабатываешь? -Как?! -Ты все время рассказываешь обо мне, за это деньги получаешь… -Ах ты, дурачок, я тебе рекламу делаю! А года два назад – звонит друг, осетин, хореограф ансамбля и говорит: -Мухтарбек, включи телевизор, быстро! Канал «Культура». Дуров о тебе такие сказки сказывает! Публика в восторге. Я включил, а тема моя уже кончилась. Опять набираю Левушку: -Ты обо мне что-то восторженное говорил? -Мишка, а о тебе иначе нельзя. Мне так приятно было.
* * *
В 56-м меня еще раз вызвали из части - на съемки фильма «Атаман Кодр». Это молдавский фильм. Кодры – горы в Молдавии. Атаман – тамошний разбойник, известный бандит, прославился. И нас вызвали дублировать артистов – делать падения, подсечки. Жили мы в Сороках - цыганистый город. Но что хорошо: там все очень дешево. Еда, вино… Правда, мы - каскадеры, нам - не до пьянок. Мы старались, и «наши» сцены сняли за несколько дней. По сценарию бандит этот - я его дублировал – убегает из тюрьмы, а ему подрезали подпруги. Он должен был почувствовать, что седло падает, соскочить с лошади - одна подпруга болтается, другая недорезанная – и бежать рядом с конем. Ирбек спрашивает: -Миша, ты сделаешь или я? - Юрик, конечно я. Меня одели в одежду атамана, и со спины снимали. Бегу я рядом с лошадью, держусь за гриву, отрываю подпругу, срываю седло, вспрыгиваю на лошадь и скачу. А в меня стреляют солдаты. Я подсекаю лошадь. Убегаю… а дальше не помню. То ли я запрыгнул на другую лошадь… Надо посмотреть этот фильм. Заплатили нам хорошо, и Ирбек говорит: -Все равно  скоро за границу едем… Давай, Миша, соберем группу. Собрали всех в ресторане, и устроили банкет. Артисты были так благодарны – не понимали, как можно - всю зарплату отдать! Но труппа наша «Али-Бек» уезжала в Германию, и мы могли себе позволить – порадовать других.
* * *
Чтобы не потерять форму, я продолжал качаться и в армии.
Наша сборная готовилась к Олимпиаде 1956 года.
Все виды соревнований, кроме конного спорта -  проходили в Австралии, в Мельбурне. Но лошадей туда из-за карантина не принимали, и нам предстояло ехать в Швецию.
Какие же именно будут  конные препятствия – никто не знал.  Просматривали разные варианты.
Это называется «паркур»  – система препятствий.
Мы, солдаты, их ставили. Спортсмены на лошадях отпрыгают: мы одни убираем, ставим другие. Они тяжеленные…
А я был очень прыгучий. И придумал себе такую разминку. Снимал сапоги – бежал, и прыгал все то же, что и лошади. Самое высокое препятствие было – метр шестьдесят, но оно - двойное,  между брусьями  – метр.
И вот я весь этот «паркур» прыгал на опилках.
Солдаты это знали, но им-то что…  Позже увидел кто-то из офицеров и доложил полковнику.
И приходит ко мне наш Евгений Газахович  Ваниев. Такой мягкий он был, интеллигентный. Фамилия породистая.
-Мишенька, мне  офицеры сказали, что ты все это перепрыгиваешь…
- Да, товарищ полковник.
Немного позже, в присутствии другого полковника, Ежова, который руководил тренировками – Ваниев меня подозвал. И спрашивает Ежова:
-Кто-нибудь из твоих олимпийцев это отпрыгает?
-Что, они у меня лошади, что ли? – говорит Ежов, -  Это спортсмены.
-А вот стоит рядовой Кантемиров. Спорим – он возьмет это все?
Потом я узнал, что они поспорили на ящик коньяка.
Настолько Ежов не верил.
Ваниев меня еще раз переспросил:
-Мишенька, ты точно это прыгаешь? А то я  буду пари держать. Не опозоришь?
Мне уже смешно:
-Товарищ полковник, я же каждый день это делаю! Не волнуйтесь.
И они собрались - вся сборная.
Я побежал… У меня не было никакого способа  - я подбегал и выпрыгивал,  и ноги поджимал к груди.   «С корочкой» называется.
Они стояли, и так аплодировали!
Потом Ежов подозвал меня и спрашивает своих прыгунов:
-У него нет  могучих мышц ног… За счет чего же он прыгает?
А я был в легких штанишках, почти голый. Они увидели – накачанную грудь, плечи…
И  говорят:
-Его грудь вытягивает.
А у меня просто высокий голеностоп,  и пятка мощная. Это будто рычаг.
Ирбек в цирке потом хулиганил.  Он выводил лошадь и спрашивал акробатов:
-Ну,  кто из вас через нее перепрыгнет?
Они отказывались:
-Непривычно…нет.
-Хотите, Мишка - через двух?
Выводили еще одну лошадь, и я перепрыгивал - через обеих.

А после того пари Ежов просил Ваниева:
-Евгений Газахович, отдай мне его. Я уверен - он высоких результатов достигнет на Олимпиаде.
-Нет,  - говорил наш полковник, - я его взял у папы, и  должен  вернуть целым. Вы  его поломаете, я знаю – вы гробите спортсменов. А он конник -  и  должен уйти человеком.
-Так дай мне его хотя бы на пару месяцев! Посмотрим, что он покажет после настоящих тренировок.
И через два месяца я прыгал 197 сантиметров. У Бруммеля  тогда было 2.06, кажется. 
***
Наша Швеция началась с Таллинна.
Мы жили там перед Стокгольмом.
Лошадей много, а нас – всего несколько солдат. Помогать  взяли  гражданских ребят.
Офицерам всегда было хорошо дружить с  семьями, что жили поблизости. Там водка или самогон, закуска – огороды же у всех.
И в одной такой семье жил мальчишка лет семнадцати. Мы его звали Большой, потому что он был крупный и рыхлый. Родители просили, чтобы Витеньку учили ездить верхом, а сами подкармливали офицеров. И офицеры его пригрели,  повезли с собой в Таллинн. Даже деньги какие-то он получал, в отличие от нас, солдат.
Нам тогда приходилось трудно. Нас мало, и мы опять  таскаем тяжелые препятствия. Все вольнонаемные должны были помогать. А этот урод сидит и ничего не делает.
Ребята говорят:
-Миш, ну совесть надо иметь… Мы вкалываем, а  здоровый дылда… Скажи ему, нам лишний человек – от как нужен.
А он иначе рассуждал:
-Вы -  служите, вы  и вкалывайте.
Сидит от нас метрах в пятидесяти на завалинке, раздетый, загорает… А мы пашем. В гимнастерках, при офицерах нельзя раздеться.
Я рассердился, подошел к нему и говорю:
-Большой, ты с нами кушаешь, а  когда мы работаем – сидишь, бездельничаешь.
Он начал издеваться. Да громко так орет, чтобы офицеры слышали.
-Ты у меня получишь, - говорю.
Злость – я закипаю, и уже - темперамент – горю.
-Я получу?! Знаешь, что будет, если ты…? – орет он
И встает.  И идет на меня, машет кулаками.
Тогда я ему снизу, одним ударом – бац в челюсть. Другие что видят? Он руками махал-махал и повалился на камни. А я (смеется, почти хихикает) его поддерживаю и говорю:
-Витенька,  что с тобой? Споткнулся? Товарищи офицеры, у меня Витя споткнулся, упал.
До них дошло, что я его нокаутировал. Они  начинают улыбаться. А он лежит без сознания.
-Витенька,  вставай, что с тобой?! – кричу я.
Солдаты хохочут. Потом он очухался, встал, глаза большие – ничего не поймет. Нокаут хороший был, злости у меня накопилось, я ему врезал от души.
Он увидел меня, и как теленок заплакал  – у-у-у.
Расхохотались и офицеры!
Полковник мне потом по-осетински сказал:
-Молодец, воспитывать надо, но так, чтобы офицеры не видели.
-Но Витя упал!
-Мишенька, Мишенька, -  он погладил меня по плечу, - Не надо,  не рассказывай мне сказки.
И как миленький после этого Большой стал работать. Я его предупредил:
-Смотри, это может повториться, но будет страшнее. Отдельно тебя стану воспитывать.
И он только бегал за мной
-Миша, что надо сделать, Миша?
Когда я ушел на дембель,  вместо меня стал  Юра Мерденов. Тоже помкомвзвода его назначили. И над ним сперва издевались – циркач очередной.
Старшина говорил:
-Эх, нет Кантемирова, он бы тебя научил, как солдат воспитывать, как с ними разговаривать.
Но Юра через год тоже стал суровый.
* * *
Из Таллинна мы поехали в Стокгольм. Везли  туда на  пароходе –  нас, солдат и двенадцать лошадей. Офицеры летели самолетом. А мы едва успели выйти из порта, как начался страшный шторм.
Судно маленькое, ему так легко было затонуть!
Мы сидели в трюме, вернее не сидели, а лежали вповалку. Я старший коновод, держаться должен, а тошнит меня!  Волны бьют по палубе, у нас внизу душегубка, воздуха не хватает…
И когда  немножко утихло, я все-таки открыл трюм, и вышел.
Стоял и дышал так: «А-а-а-а…» … И не мог надышаться.
А вокруг  –  о-о-громные волны! Я замер, держусь за поручни, и волна сверху катит. До сих пор помню этот момент, как идет волна. Она катит прямо на судно, на меня, монолитная, как стена, серая…  Стрррашная волна, с пеной! И еще одна следом, и еще…
Бедные лошади! Мы клали вокруг них мешки с сеном, но они  все равно  побились. Стояли  раскоряченные, и  не могли удержаться на ногах.  Судно то взлетает, то наоборот – уходит  в провалы, так что голову тянет  вниз.  И ведь это уже утихало, можно представить -  что было!
Моряки говорили:
-Мы были на грани.
Ребята мои лежали все. Отвратителен был запах солярки. Нас звали в столовую кушать – какая там еда! Нас долго преследовал этот запах.
* * *
О Швеции  предупреждали:
-Аккуратно, вас будут вербовать!
Два или три кгбиста  у нас было, их звали «железные Феликсы»:
-Мы будем так жить, как шведы - дайте оправиться после войны, - говорили они, - Только дома никому не рассказывайте о том, что видели.
Но мы  ходили по улицам, и глазам не верили.
Я сам был обалдевший, а как же!
Нам  давали  деньги,  хорошие деньги.  400 крон  там - это  много. И мы шли по магазинам. Я увидел  часы - «омегу», золотую «омегу», с золотым браслетом.  Все это стоило  200 или 300 крон, и написано: «Двадцать пять лет гарантии».
У нас был хороший переводчик. Сын простой уборщицы, с отличием закончил МГИМО – без всякой протекции, это тогда удивительно было. Потом он стал дипломатом.
Я ему сказал:
-Валер, пойдем  - я там увидел часы, в которые влюбился.
Подошли мы к витрине
-Миша, это  так дорого стоит! - присмотрелся, - Но гарантия…  Если за двадцать пять лет что-то случится, тебе их заменят.
-Но  я же домой уеду. 
Браслет золотой –  тогда у нас это миллион стоило. Я думал – папе подарю,  на всю жизнь подарок  будет. Потом уже понял, что  не для нас такие вещи.
«Омега»! Красота неимоверная.
И еще знаменитый приемник «Зенит». Ловил -  все радиостанции мира… В России у него сумасшедшая цена была, недосягаемая. Я в день получал десять – одиннадцать долларов, а «Зенит»  стоил тысячу - тысячу двести. И я сейчас  мечтаю – пойти, посмотреть, есть такая марка?
-А тогда вам хотелось остаться в Швеции?
-Никогда, ни на минуту… Прошу прощения.  Были моменты, когда в меня влюблялись, и приходили,  предлагали остаться… зная, что у нас жизнь такая тяжелая…Были разговоры – останься.
Я понимал, что, если бы  ушел из цирка, и стал заниматься шорничеством – смог бы хорошо там прожить.  Но и мысли не возникало оставить своих, эмигрировать.
Позже цирковые неоднократно оставались.  Помню, акробат Миша воровал в магазине. Его поймали, из-за пазухи вытащили краденое, и привели   в полицию.
«Железный Феликс»  сказал:
-Завтра же отправим в Союз.
Утром должны были приехать из посольства, а ночью пришли люди из сочувствующих и увезли Мишу  в Германию. Потом говорили – работает на бензоколонке, хорошо живет. А в Союзе у него брат был -  директор школы,  так поперли с работы.
* * *
В Швеции мы болели, конечно, за наших спортсменов. Но никто не получил медалей,  самое близкое место – шестое заняли. Там же  были звезды. Немцы! Шведы! Мы как убогие.
Я мечтал – если бы сюда  труппу «Али-Бек»! Как бы пришлись наши всем по сердцу, какой фурор бы произвели!
Годы спустя, мы приехали в Скандинавию,   и  работали в Стокгольме.  Огромные зрительные залы  были битком забиты.
И я  шел по тем же самым улицам, и видел Скандинавию как человек, а не как подневольный.
Солдаты же ходили группой. Все в одинаковых костюмах, Господи!
Зашли в универмаг, выбирать родным подарки.
Ай, мама моя! Она мечтала о шелковой или капроновой косыночке – черной в белый горошек. И я нашел такую, и еще других накупил. Они там копейки стоили.
Мама потом плакала:
-Ты, наверное, последние деньги потратил! 
- Не волнуйся! Очень дешево  это стоит.
-Я знаю!
Знает она! Откуда, Господи? – с волнением - Тут же ничего не было похожего, ей казалось, что все это - бесценно.
Это я к тому, какая нищета была дома. О колбасе и мечтать  не приходилось. А там  – то, что называется «шведский стол». В первые дни ребята…я-то следил за собой - а ребята ходили  есть по два-три раза, и  на них,  несчастных,  смотрели  сытые, заевшиеся солдаты Королевской гвардии.
А какой там был необыкновенный квас! Потом узнали -  называется «кока-кола»!
Но не могли постичь,  говорили:
-Какой у них квас вкусный!
А нас убеждали, что это вредный напиток, пахнет нефтью. Чего только ни болтали…
Но я и в армии старался следить за собой. Не опуститься ни поступком, ни внешне. Мама  прислала  сапоги -  так кирзачи набили ноги - и  в увольнение  я ходил в хромовых.  Патрули останавливали:
-Почему солдат в офицерских сапогах?
-У нас часть особого назначения.
С завистью смотрели офицеры – шикарные сапоги!
В Тбилиси  мама  заказала, когда мы там работали. Очень хороший сапожник был, грузин.  И  самый шик  –  квадратные носки.
Офицеры видят  - идет солдат в таких сапогах, каких они в жизни не видели. Гимнастерка  шерстяная – я хорошо смотрелся. Фотография есть – круглая морда, довольная. Это я только вернулся из армии, сфотографировался.
Чувство эстетики – от цирка, наверное. Стараешься понравиться публике…
Тянулась армейская жизнь.
Папа с мамой не приезжали ко мне,  я ездил к ним. Помню, брат дал телеграмму: «Будем в Люберцах такого-то числа». И меня отпустили – я тогда уже старослужащий был, два года почти отслужил… На станции спросил диспетчера – где цирковые лошади? Он подсказал.  Иду и вижу – из вагона труба торчит и топот лошадиный…Я, не дойдя до вагона -  дождаться не мог, зову:
-Гошенька мой, Гоша…
И такое – переливчатое, заливистое, неистовое; « И-и-и…» Он грудью доску выпирает. Целоваться лезет и рев такой! Я заплакал. Полгода мне еще  служить оставалось.
А следующий раз родители были в Ленинграде, когда  я приехал. Переоделся с удовольствием в любимые вещи. Но я раскачался в армии, и они мне начали жать.
Мама сказала:
-Мишенька, ты так поправился хорошо. Но когда ж ты вернешься насовсем?
Я думал - еще год служить.  Мои уехали в Саратов. Я вернулся в Москву, а мне говорят:
-Собирайся на дембель.
Как раз изменили срок службы, вышел приказ, и я служил не три года, а два.
Приехал в Саратов 18 февраля, в день рождения. Должны были отпустить весной, к маю, а полковник добился – раньше. Золотой  был человек, мягкий…
На  вокзале Ирбек встретил.
Мама  была счастлива  – такой пир устроила! Фотография осталась – мы сидим с друзьями…
Вернулся и сразу похудел. Начал усиленно работать,  и мышцы трещали примерно неделю, крипатура называется – усталость мышц.
И в том же 57-м году мы с братом поехали на конезавод, выбрали мне лошадь -  Цефала.
Неповторимый конь, сказочной красоты.
И дальше я работал на нем

 
Цирк

Я не люблю манежи и арены:
На них мильон меняют по рублю
В. Высоцкий
1
Мухтарбек Кантемиров и цирк
Немногие из нас смогут увидеть теперь записи выступлений труппы «Али-Бек». Несколько минут показывают номер знаменитых наездников в фильме «По планете на коне». Режиссеру удалось отыскать в архивах пленку – снимали во Франции.
Четкий, поставленный голос диктора советской поры, торжественные интонации:
-На манеже джигиты Кантемировы… Двое под брюхом лошади… Номер, который еще никем в мире не исполнялся!
Восьмилетний Толя Кантемиров….
То же детское личико, как и у маленьких зрителей, сидящих в зале, но в стремительных движениях уже видно мастерство. И будто сам собой взмывает с арены - в руку на всем скаку летящего всадника– синий платок.
- Джигиты Алибека Кантемирова не только поражали заморскую публику головокружительными трюками, но и завораживали удивительной культурой далекой Осетии, - продолжает диктор, - Патриарх конного спорта, народный артист России, Алибек пользовался у своих коллег непререкаемым авторитетом, а у себя в Осетии почитался национальным героем. Он был обласкан любовью публики и благосклонностью судьбы. В 90 лет – в 90! – он выезжал в манеж на коне и на глазах изумленных зрителей на полном скаку одним выстрелом попадал в цель…
В другой записи - дочь Хасанбека, юная Каджана под музыку из «Неуловимых мстителей» - что как вино проникает в каждую жилку – выполняет сложнейшие элементы на коне, скачущем во весь опор.
Каджане не было послаблений в работе – в сравнении с юношами. Но сама природа  за нее – настолько легка, тонка в кости, настолько - силой юности - легко слетает с лошади, и вновь оказывается у нее на спине, что не залюбоваться наездницей невозможно.
Гарий Немченко, биограф семьи, напишет, что Мухтарбек долгие годы оставался в тени старших братьев. Особенность характера – много мягче, чем у остальных Кантемировых? Но его неповторимые номера, и  обаяние, которое передать так же трудно, как попробовать передать словами – музыку… Они сообщали номерам труппы не только техническое совершенство, не только то, что вызывает восхищение публики – но и особую магию.  Любовь зрителей была завоевана.
В юности Мухтарбек не видит для себя другого пути, кроме цирка. С тех пор, как первый раз выходит на манеж, к публике, и она «зажигает» его, у него и мысли не возникает попробовать себя на иной стезе.
Но главное, в цирке трудится вся семья, а для Мухтарбека очень много значит – быть со своими.
И все же, не считая Кантемировых, в труппе «Али-Бек» даже в пору ее расцвета, меняются партнеры. Конные номера – одни из самых опасных. Покалечится человек пару раз – и не хочет больше, уходит.
Много травм и у Мухтарбека. И настает день, когда Алибек Тузарович предлагает ему:
- Миша, может поступишь в театральный?
Мухтарбек понимает – за этим стоит мама. У нее сердце изболелось:
- Мишенька рискует каждый день, и столько уже натерпелся боли…
Но, согласно традициям, такое важное решение не может исходить от нее, женщины. Нужно слово отца. А повод есть. У сына к той поре обнаружился голос. И Алибек Тузарович, вероятно – скрепя сердце – был согласен отпустить его по иной дороге.
Но – одно ли это желание увести сына от опасности? Или мудрые родители разглядели, что Мухтарбеку дано больше, что настанет час и затомится он в манеже, где одно и то же, где джигитовка – год за годом?
И только накинув на плечи пурпурный плащ святого Георгия, выехав к зрителем перед спектаклем, который сейчас начнет показывать театр, его театр – он почувствует себя счастливым.
Но тогда, еще юношей, он наотрез отказывается уйти.
- Папа, я пятнадцать лет в цирке. Как же я брошу все? Вас?
2
Пятидесятые и шестидесятые годы – время, когда труппа «Али-Бек» покажет зрителю уникальные номера, завоюет мировое признание, станет одним из столпов отечественного цирка.
Соберутся прекрасные партнеры, выйдут на манеж все – и младшие и старшие Кантемировы. Дети Хасанбека – Каджана и Анатолий, позже к ним присоединится сын Ирбека – Маирбек. Но к Мухтарбеку артисты будут относиться по-особенному.
Друг детских лет Юрий Бирюков скажет о нем: «Обаятельный он  необыкновенно. Море обаяния. И красавец – самый красивый человек, какого я видел. Когда мы работали в программе, к нему тянулись все.
Ну, за исключением тех – в те времена тоже были такие – которым ничего не надо. Зарплату получили – и будь здоров.
Тянулись не к старшим братьям, а к нему. Старшие были – наездники, у них учились, перенимали школу. Но любили их, как учителя любят. Заболел учитель – ура, в школу не пойдем! Такое отношение было.
А Миша – другой. Он необыкновенно добрый человек, открытая душа. Я таких больше не встречал в цирке за всю жизнь. Не назову ни одного. Труд у нас объединяет людей. Когда говорят: «Он труженик» - это уже характеристика. Миша всегда был - величайший труженик»
Вспоминает Мухтарбек Кантемиров
Сейчас последовательность гастролей сливается уже в памяти, но мы всегда выделяли отдельные города.
Минск – это сказка. Красивый город, легко было с продуктами, роскошный цирк. Мы с удовольствием туда ехали.
Но ведь цирк – это конвейер. Программу делали всегда, чтобы были разные номера - лошади, хищники, акробаты. И конвейер собирали со всей страны, от Владивостока – до Калининграда. И группировали для тех или иных гастролей.
Артисты радовались:
-Нас любят. Мы едем в Ленинград!
Или вдруг направляют из Душанбе – в Кемерово. И папа говорит:
-В ссылку, ребята.
Кемерово, Челябинск, Новосибирск - чистая ссылка.
Помню, приходит разнорядка: Свердловск, Челябинск, (с отвращением) Магнитогорск. Приехали в Магнитогорск зимой. Цирк нормальный, но гостиница для артистов – барак. Встретили нас и везут в гостиницу. И мы едем как по туннелю. Сугробы стоят выше человеческого роста. И каждый сугроб - слоями: слой - белого снега, слой - черного. Такая картина - она убивает.
А Пермь? Город химии. Приезжаешь, и тебя сразу ошарашивают историей.
Когда строили цирк – пропал прораб. Там были зэки и один прораб. Ярый коммунист. И вот нету его - и все. Заменили другим человеком. Построили цирк, а потом, ГБ докопалась, сознались заключенные, показали – в этом секторе прораба в цемент закопали. Что делать? Цирк уже работает. Это – Пермь.
Мы приехали туда в начале июля. И уже не было ни одного дерева с зелеными листьями. Они по весне только распустятся и сразу желтеют.
В той же Перми, когда я бежал на репетицию, шли навстречу трое пьяных. Два терпимо поддатых, а в середине - настоящий зверь. Я бегу, тороплюсь…
И вдруг этот зверь вырывается, и - как даст мне ногой. А я – мигом позже – ему в челюсть, и он повис на руках у своих дружков. Так что вы думаете? Они пошли на меня:
-Ты что – дурак? Бьешь пьяного человека?
-Сейчас обоих уложу, - говорю спокойно.
Кто-то из цирковых это видел. Один алкаш лежит, приходит в себя, а двое остальных его отхаживают. И тут же разнеслось.
В цирке Запашный меня спрашивает:
-Мишка, ты кого там убил по дороге?
-Да не убивал я, - говорю, - бегу, а они, дураки, хотели меня покалечить…
И еще было. Ой, сейчас расскажу и рогатку покажу!
Напротив цирковой гостиницы - общежитие ремесленного училища (с отвращением) Женское!!! Метров двадцать до него. Мы приходим после представления поздно вечером, усталые. Покушаем, и спать ложимся. А в семь уже вставать. Если хищники – они начинают, а если нет – то мы, конники.
И успеть бы выспаться… Так нет – каждый вечер в общежитии вой. Приезжают  ребята-ремесленники. В женское общежитие – и кайф полный. Не заснешь до трех-четырех часов ночи.
Артисты измучились. Милиция ничего сделать не может. Каждую ночь – вой, хай, гармонь, гитары.
Что я делаю? (хитро) Я делаю рогатку. Метал я уже давно, глаз верный…
Возвращаемся мы из цирка – в этом борделе уже пение по полной программе. Тогда я иду в туалет, там из окна выглянешь и напротив – общежитие. Открываю форточку, и целюсь в окно первого этажа, где вахтерша сидит.
Бдынц, звон, осколки посыпались, стекла нет…
Бабка выскакивает с воплями:
-Ая-яй-я-яй!
А как узнать, кто стрелял, откуда? Сотни там этих ребят – ремесло уральское, зверье! Я в туалете сижу – ай, молчок!
Чуть только успокоилась бабка, я опять – бдынц. Она снова выскакивает, а в общаге гомон стоит – поди, пойми кто хулиганит.
На следующий день стекло вставили. Я вечером ничего никому не говоря, иду опять на свой пост. И опять же - по бабкиному стеклу - бдынц.
-Ай-я-яй-яй!
Через десять минут - милиция. Стекло же - вещь дорогая.
Бабка, наверное, рассказала директору, а тот – ментам. И они пообещали: если что – звоните, мы подъедем.
Три газика, полных ментами, они как выскочили, как начали «гостей» дубасить дубинками!
Думаю – завтра что будет?
А завтра у общежития, уже с вечера, стоял «газик» с милиционерами. Они ждали. Пацаны подходят к общаге, поползают вокруг и разбегаются.
И тишина.
Так неделя прошла, и ребята радуются – выспались!
Я говорю:
-Паразиты, это вы мне обязаны!
Рассказал Запашному:
-Славка, ты знаешь, в чем дело…
Он как начал хохотать!
Дошло до директора.
-Миша, молодец! – сказал он, - Всегда жаловались артисты, что спать невозможно. И никому дела не было. Наконец нашелся герой, который восстановил порядок.
В руках у Мухтарбека – потемневшая от времени рогатка.

* * *
Я выступал на Цефале. Изумительной красоты конь.
Но характер у него был…
Взять хоть трюк - «на обе стороны» называется. Спрыгиваешь с лошади - отталкиваешься, через круп перелетаешь на другую сторону, там отталкиваешься, и так раз пять-шесть… Тяжело, нагрузка большая – тем более, я такой длинный, а делать надо очень четко - тянуть носочки, колени – красивый трюк…
Но Цефал – горячий, темпераментный – несет меня, и не оттянешь его. Я прихожу к самому барьеру, а он еще наступает…У меня переломаны все ступни. Боль нестерпимая. А надо работать дальше. Дергаешь коня:
-У, собака, не отошел опять…
После представления - перезлишься, целуешь:
-Фуленька, извини меня…
И кладешь лед на ноги, чтобы боль утихла. Потом мажешь мазью. И все равно они болят. До сих пор болят – перед непогодой. И форма у ступней – нечеловеческая.
Но трюк – «отрыв» – был очень красивый.

3

Какими видели тогда выступления труппы «Али-Бек» - зрители?
Вот отрывок из статьи Роге «Всегда в пути»:
«Раздаются четкие удары копыт скачущих коней, громкое щелканье бича, гортанные выкрики джигитов. Рукоплещет переполненный цирк. Труппа Али-Бека… Московские зрители особенно любовно и восторженно принимали их выступления на арене Московского цирка в юбилейной программе «Всегда в пути», которая шла с неизменным успехом семь месяцев. В черной бархатной черкеске с серебряными газырями, плотно облегающей его не по летам стройную фигуру, и черной папахе — Али-Бек как бы олицетворяет собой гордый осетинский народ, характерными чертами которого являются смелость, лихость и ловкость, вокруг которого объединяются представите ли его «рожденного в седле» племени, его ученики.
В программе юбилейного конного аттракциона участвовала вся труппа Кантемировых — от мала до велика. Они показали много нового, например «Аланскую» езду, в которой четыре джигита — И. Кантемиров, А. Кирсанов. Ю. Доцоев и К. Зангиев — воспроизвели езду своих предков — аланов.
Сколько труда вложено в этот номер! Джигиты, стоя на седлах двух лошадей одной масти, демонстрировали сложные фигуры, одновременно управляя лошадьми, а в конце номера, также стоя, преодолевали препятствия.
Впервые на арене цирка артисты Юрий Доцоев и Алхаз Кирсанов выполнили «двойную вертушку» на спине скачущей лошади, Весьма эффективной была «пирамида», в которой А. Кирсанов и К. Зангиев, стоя на двух скачущих лошадях, держали на плечах Ю. Доцоева с большим флагом, Пирамида также заканчивалась прыжками через препятствия, а «карусель» исполнялась так: в центре Ирбек, исполняющий пиаффе на
Алэне. Вокруг него, по правую сторону, по большому кругу скакали четыре всадника, каждый стоя на паре лошадей, а в левую, по малому кругу, — четыре, каждый стоя на одной лошади. Всего в карусели участвовали 9 всадников на 13 лошадях.
Мухтар Кантемиров на рыже-чалом Цефале продемонстрировал новый номер «курс» — запрыгивание на скачущую лошадь в положении «стоя», а затем виртуозное вращение двумя шашками, стоя на лошади. Его выступление заканчивалось преодолением препятствий.
Оригинальную, только им используемую, «вертушку» с двумя саблями в зубах показывал Ирбек Кантемиров. Не отставало от взрослых и «молодое» поколение — дети старшего сына Али-Бека — Хасана. Каджана в костюме мальчика демонстрировала каскад сложных фигур «вольтижа». Когда же в конце она срывала папаху и на плечи .падали каштановые косы, зрители бурно аплодировали мастерству девушки.
Самый младший — Толик — лихо джигитовал на шустром пенни, завершая свой номер подниманием платков с земли на полном скаку.
Закончив выступление, артисты спешивались, и В. Дзутцев в бешеном темпе демонстрировал настоящую осетинскую лезгинку».
Вспоминает Мухтарбек Кантемиров
-Встать на лошади – это темп ее выбираешь… У меня были мощные ноги – отталкиваюсь от стремян, и ляжками, раз – и уже стою на подушке седла.
А если сидишь боком – опять же под темп лошади – усилием мышц – попы и бедер – толчок – и уже стою.… красиво…
Но репетиции утомительные, по нескольку часов в день. Пока папа не скажет: «Молодец, Миша»…
Значит - все, можно пускать в работу.
«Аланскую езду» - когда всадник стоит на двух лошадях, мы работали в Нижнем Новгороде, тогда еще - в Горьком. Была сумасшедшая жара, она начиналась уже с утра, и мы в свободную минуту бежали на Волгу.
В ноябре нужно было показать программу в Москве, и мы репетировали и репетировали. Болели даже те мышцы, которые никогда не болели. С утра репетиции, а вечером надо выступать.
Тяжело было. Но в итоге получилось красиво. Очень красиво.
Я хорошо стоял на лошади. И делал – до сих пор трюк мой не повторили – разгонялся и запрыгивал на коня сперва с пяти метров, потом  расстояние уменьшалось. И в итоге - с двух шагов. У меня левая толчковая, я делал правой шаг, левой - отталкивался и прыгал на лошадь.
А потом папа сказал:
- Мишенька, давай попробуем. Одень лонжу и попробуй прыгнуть через барьер стоя.
-Папа, но как?...
-На лонже - спокойно.
И пошло, пошло…
Сперва – лошадь прыгала – я летел. На лонже. Без лонжи папа не разрешал. А потом приспособился. Но очень большая нагрузка за задние ноги лошади. Все-таки я …восемьдесят два килограмма. Сам болеешь – ничего, но когда лошади плохо – переживаешь.
Через полгода я уже лонжу снял, лошадь прыгала барьер, а я стоял. И в итоге - два барьера прыгал конь, а я стоял и крутил сабли во время прыжка. А когда третий барьер, я уже не крутил сабли, а стоял на одной ноге.
Первый раз – самое сложное, а потом чувство пришло – как надо.
Конечно, понимаешь, что эта работа – на износ. Как профессиональный спорт, так и цирк. Взять хоть детские каникулы. Десять – двенадцать дней подряд - по три-четыре выступления в день.
И не покушаешь, у нас работа такая. Только вечером наедаешься, после представлений. Вот так все, кувырком. Мама уже выискивала, чем нас накормить: что калорийнее, полезнее? Гоголь-моголь, или что другое. И по-прежнему не позволяла никаких лекарств. Только свежий лук, чеснок, мед, малина.

4

Каджана Кантемирова скажет: « Лошади обладают совершенно те ми же качествами, что и настоящие артисты: так же болеют, так же переживают, так же настраиваются на работу. У меня была лошадка…я молоденькая работала вольтижировку на лошади… у меня лошадь слушала звуки музыки, когда поднимался занавес, и я слышала - у нее сердце билось «тук-тук-тук»
Умение наездника выделывать умопомрачительные каскады ничего не значит без способностей и готовности коня.
А Гарий Немченко напишет, как казалось ему, что лошади у Кантемировых танцуют на манеже - сами.

Вспоминает Гарий Немченко
«Перед выступлением конников в цирке темнеет, и на экране под куполом появляются укрытые вечными снегами горы Осетии. Потом луч света выхватывает из темноты фигуру мальчика в папахе и в черкеске. Мальчик призывно свистит. В ответ слышится ржанье и снизу, с манежа, к нему бросается верный конь. Мальчик вскакивает в седло и уезжает «в горы»… Ты еще размышляешь над этим прологом о преданности животного человеку, а свет уже заливает манеж, на котором под звуки осетинской мелодии плывут рядом молодая женщина в белом национальном костюме и гибкий всадник на серой лошади.
Пируэты, пассажи, испанский шаг, перемена ног на галопе – оставим все это знатокам да тонким ценителям. А так вот, сразу, тебе покажется, что грация, с которой кружится лошадь – дело совершенно естественное, что танец для нее – истинное наслаждение, и что всадник лишь сдерживает ее, чтобы за ними обоими поспевала изящно и величаво помахивающая тонкими руками партнерша.
Потом на манеж в бурках и папахах врываются всадники, каждый из которых держится на спинах двух рядом скачущих лошадей, и ты узнаешь в них предков осетин – богатырей-аланов. Кто же еще кроме них позволит себе играючи стоять в полный рост, когда кони не только бешено мчатся, но вдобавок показывают норов!
И все остальное, что в парных или одиночных трюках проделывают потом осетинские джигиты, тоже походит на богатырские забавы.
Вот скачущий всадник рвет с головы папаху, бросает ее высоко вверх и, пока она падает, делает полный круг, подхватывает ее на лету. Вот он уже с двумя шашками в руке ждет недалеко от края манежа и, когда мимо проносится лошадь, вскакивает ей на спину и, стоя, начинает жонглировать клинками, а она в это время прыгает через барьер. Другой, держась за луку, вылетает из седла, толчок сбоку обеими ногами, и он снова на коне, только сидит уже не в седле, а перед ним – лицом против хода… Вот двое на полном скаку спускаются под живот и, откинувшись, висят по обе стороны от лошади. А вот на одном стремительно летящем коне трое вскинулись вверх ногами – тройная стойка.
За двадцать минут – двенадцать сложнейших трюков, и все в невероятном темпе, подогреваемом хлопаньем бича, с которым поворачивается посреди манежа Ирбек, все с гиканьем, с мгновенной, но дерзкой улыбкой публике, с конским храпом, с отчаянным выкриком… Смотришь на этот ликующий вихрь, и сердце сжимается и от восторга, и одновременно от зависти: разве эти ребята чего-нибудь на свете боятся? Разве бывает у них дурное настроение? Разве когда-либо они болеют?
И самому тебе хочется расправить плечи и голову повернуть по-орлиному.
Потому и отбиваем ладоши – поблагодарить хотим за напоминание о нашей общей человеческой удали. В этом суть».
И все-таки за кулисами интереснее.
Немченко оставит удивительно точное, «живое» описание репетиции.
«Рано утром, когда цирк, гулкий и пустой, еще находится как бы в полусне, когда тишину тут, словно в дальнем селе, нарушают порой лишь лай собак да лошадиное ржанье, начинают сходиться на репетицию вчерашние джигиты – обыкновенные ребята, которых не сразу отличил бы в столичной толпе. Потом из гардеробных своих они выходят, что называется, в рабочем, и уже по истертым галифе, по лоснящимся рейтузам, по истончившимся свитерам, да выцветшим от частой стирки рубахам, можно, пожалуй, определить, как постигается оно, это редкое нынче ремесло, как он достается – цирковой хлеб…
Кто сперва идет на конюшню, чтобы взглянуть на своего питомца, а кто – к спортивным снарядам, которыми обычно пользуются соседи по программе – гимнасты. Потом всадники. Уже верхом, один за другим неторопливо тянутся к манежу, и тут лошади, идущие шагом, постепенно образуют медленный круг – от них ничего пока не требуется, это разминка. И конники заняты общей беседой, голоса их звучат мирно, совсем по-домашнему. О работе пока – ни слова.
В первом ряду совершенно пустого и тихого зала, недалеко от арены, усаживается Оскар Оттович Роге, старый друг Кантемировых и добровольный их консультант. Он раз и другой посматривает на вороного Алмаза, а потом, когда Юра Доцоев оказывается рядом, спрашивает так, словно продолжает давно начатый разговор:
-А может, ты хоть на секунду перестал его контролировать и он это почувствовал?
И Юра сперва делает круг, только потом, опять приблизившись к Роге, качает головой:
-Нет, я всегда держу, я ведь знаю… Просто в последние дни что-то ему не нравится.
И уже вслед Юре Оскар Оттович говорит озабоченно:
-Вот и надо подумать: что?
Алмаз всегда отличался нелегким норовом, но в последнее время характер у него совершенно испортился. Вчера во время представления Юра поднял его «на оф» - это «свечка», когда лошадь стоит только на задних ногах, - и с верхнего положения Алмаз резко опрокинулся на бок, почти навзничь.
Хорошо, что рядом были другие лошади, и Юру успели подхватить. Это вчера. А что будет нынче вечером? И что – завтра?
Покачивается в седле младший из братьев Кантемировых – Мухтарбек. Он высок и широкоплеч, под легким, надетым на голое тело шерстяным пуловером, угадывается мощная, как у сельского кузнеца, крутая грудь, спина тоже бугрится тугими мышцами, а черная густая борода придает правильному, с крупными чертами лицу выражение не только внешней, но и внутренней мощи… Это он ловит папаху, он без разбега, с места, вскакивает с шашками в руке на спину скачущей лошади, и еще многое из того, что не умеет делать почти никто, делает Мухтарбек Кантемиров.
Разбираясь во впечатлениях от выступления наездников, можно припомнить слова великого француза Делакруа, сказанные им о духе живописи, но по сути дела – о духе искусства. «Меня, - говорил он, - не интересует сабля. Меня интересует блеск сабли».
Почти молниеносное выполнение трюков и беспрерывная их смена во время представления – это и есть тот самый неуловимый в деталях «блеск»…
Сломя голову промчался всадник, на единый миг в невероятной позе замер на скачущей лошади, что-то молодецкое крикнул – и нет его, оставил нам только удивление: было ль, не было?
Здесь же, когда все происходило совсем рядом, когда Ирбек громким голосом беспощадно оценивал каждое движение, когда настойчиво что-то внушал или жестко приказывал, и наезднику приходилось выехать на манеж заново и повторить номер, - тогда словно приоткрывалась хитрая механика этого неудержимого вихря, этого бешеного вращения лошадей, осью которого был Ирбек.
-Ты как толкаешься? Носки вместе! Зритель даже в первом ряду не должен слышать, как ты оттолкнулся от манежа. Ноги прямые, ноги! Так, лучше. Хорошо! Погладь его! Погладь! Для кого морковка в ведре? Дай лошади морковку! Поговори с ней, поговори: ай, молоде-е-ец! Не лежи на нем, не лежи – это жеребец, а не диван! И туго – руки, туго – ноги! Вот… Закрепись сперва! Закрепись! Силенки нет! Руки я за тебя буду качать? Завтра приду пораньше! Почему два круга прошел, а потом ударил? Ты сам виноват! А во-вторых, она уже не помнит, за что. Был такой «мудрец»! Лошадь ошибется, он отведет ее на конюшню, сам в буфет сходит, а потом вернется – и плеткой! Лошадь давно уже забыла… Она как ребенок! Ошиблась – накажи сразу… Соберись! Ты что по ней растекся? Ноги свесил, как макароны! Кто на лошади: джигит или… Выше голову! Еще выше! Где плечо?! Улыбка публике?! Веселей!
Похлопывал по шее, успокаивая коня, Юра Доцоев. Уверенным по-хозяйски голосом подбадривал: «Бра-а-авушки! Бра-а-вушки!» И все-таки ставил его «на оф». Выходя из пронзившей голову острой болью стойки, беспечно улыбался Теймураз. Не удержавшись, спрыгивал с коня Валера Фарниев и выжидал круг, чтобы тут же на скаку вскочить в седло.
 Осанисто выпрямлялся. Беззаботно взглядывал туда, где сейчас виднелись ряды пустых кресел, позабывший и о пенсионном возрасте и о переломанных ребрах Ким Зангиев…
А Ирбеку все было мало, голос его от минуты к минуте накалялся, и, чтобы остудить южный пыл, уже была нужна порция прибалтийской флегмы.
- Юра! Юра! – со спокойным юмором останавливал Оскар Оттович, - Это место называется у наездников «мадам Сижу».
Гарию Немченко, запечатлевшему эту сцену, сперва показалось, что джигиты неуязвимы – ни болезни, ни страх не касаются их. Но позже он становится свидетелем иного:
«Мне надо было передать Ирбеку, чтобы меня не ждали, и вслед за младшим из братьев, только что закончившим последний свой номер, я поспешил во внутренний дворик цирка. День был на редкость душный. Уже успевший стащить с себя и получеркеску, и рубаху, весь мокрый от пота, Мухтарбек стоял, опустив голову и облокотившись на ящики, и крутая его грудь ходила, словно кузнечные мехи…
Мне показалось, что он заметил меня, и потихоньку уйти обратно уже поздно, но и стоять перед ним, задыхающимся, тоже было неловко.
Потом уже, когда я узнал, что ему в тот день нездоровилось, мне словно приоткрылось, что тайна, которую, глядя на осетинские наездников, все хотели постичь – в бесконечном преодолении препятствий, которые возникают и в нас самих, и вокруг нас. Полное и мужества, и тяжелого труда, и, бывает, муки преодоление, которое позволяет не только всегда выглядеть в глазах других и сильным и обязательно достойным – но быть таким и на самом деле, и в жизни».

5

-Что бы ни случилось – мы работали. Разве – если совсем на ногах не стоишь, тогда…, - скажет потом Мухтарбек. И добавит с мягкой своей улыбкой, - Мы никогда не жалели себя. Только родители нас жалели. Хотя в цирке это вообще не принято…
Папа рассказывал  - его ученик создал впоследствии свой номер, работал с младшим братом. И тот заболел гриппом. Ну, не может выступать – слабый…
А старший сказал:
-Надо. Ничего, не умрешь.
И младший  опустился в «обрыв» – это такой трюк. Опустился, висел на одной ноге, и лошадь его несла по кругу….  А подняться не смог. Сил не хватило. И лошадь его забила задними ногами.
Этот трюк я делал – я длинный – и далеко за крупом лошади висел. Казалось, конь  бьет задними ногами  прямо по всаднику – очень эффектно. Только мама жаловалась:
-Костюм Мишенька пачкаешь!
И папа придумал сшить для меня такое…типа накидки, чтобы на белую черкеску надевать, и она не пачкалась.
Приходилось - лошадь сбоку, и надо отворачиваться, потом отталкиваться (задумывается, как объяснить и сдается, и с улыбкой)… там очень сложно было, но красиво…
Я отталкивался левой рукой, правой за заднюю луку хватался, потом – левой - за переднюю луку. Раз-два-три – я уже в седле – и комплимент.
Но я весил восемьдесят килограмм, длинный, и очень большая нагрузка была на правую ногу -  на ней висишь. Грыжа появилась.
Папа сказал тогда:
-Все, кончай, Миша. У меня такая же штука была – пришлось несколько месяцев вообще не работать.
И у меня долго это все болело. Потом прошло. Царство ему небесное, папе нашему! (вздыхает). А трюк стал вместо меня легкий парнишка делать. За крупом болтался… очень красиво было.
Много у меня травм. На левой ноге – порваны связки, я боялся, что не смогу больше прыгать.
Поехал на съемки, там были сложные трюки:  подсечки, падения… Шла  кавалькада, в меня стреляли. Я сделал кульбит через круп лошади, упал, и на меня наехал следующий всадник. Неопытный.
Прямо на  лежащего, на колено мне – и порвал связки.
Правда операцию хорошо сделали, есть  у Курского вокзала лечебно-физкультурный диспансер. Там великие профессора.
И через полгода я снова стал прыгать. Но и сейчас эта травма дает о себе знать…
6
Пятидесятые и шестидесятые годы – время, когда труппа «Али-Бек» гастролировала по Европе, и выезжала в Америку.
Выступления их за рубежом проходят с триумфом, что подтверждают западные газеты:
1958 год «Комба» Франция: «Самым захватывающим из всех номеров, которые показывали советские артисты, был номер кавказских джигитов Кантемировых. Эти славные ребята с папахами на голове представляли собой единое целое с возбужденными конями. Возникает вопрос, где кончается лошадь и где начинается всадник. С саблей в зубах, с карабином через плечо они срезают кусты и разбивают на кусочки движущуюся цель. Джигитам аплодировали 15 минут».
1958 год, журнал «АР» Западная Германия.
«Наконец появились кентавры, которых так недоставало в программе 1956 года и которые дают нынешней программе самые яркие краски и самое быстрое движение. Кавказские джигиты захватывают манеж галопом, исполняя трюки то верхом, то под животом животного, обвивая его со всех сторон. Они поднимают опилочную пыль, поражают цели из ружья так, как это умеют делать на бешеном галопе только наездники их страны. Было приятно увидеть их еще раз на манеже в конце спектакля в их огненном танце»
1958 год, «Юманите», Франция:
«Наездники-джигиты Кавказа принадлежат к самым ранним создателям конного спорта. Цирковое искусство, несомненно, родилось в первый день, когда человек выдрессировал первую лошадь…
Джигиты вольтижируют без седла, без стремян, на быстром галопе. Они стреляют в движущуюся цель, и при каждом их выстреле вырываются пучки разноцветных лент. Джигиты рубят саблями молодые березки, поставленные на манеже. И все это под непрерывные раскаты «Ура-а-а!»
1958 год «Фигаро литерар», Франция:
«Группа Али-Бека Кантемирова превосходна. Кавказские джигиты, для которых манеж определенных размеров слишком мал, чтобы показать полностью свое выдающееся мастерство, все-таки создают номер высокого класса. Все их племя, сгруппированное вокруг старого Али-Бека, представляет волнующее зрелище, совершенное своим выражением нежности и уважения к старику со стороны молодых людей, полных жизни и энергии, что для нас, людей Запада, может показаться чуть-чуть варварским… Превосходный вечер настоящего цирка, который не испорчен роковым влиянием мюзик-холла»
Журнал «Франция – СССР»  1958 год:
«Бешеная скачка, стрельба по движущимся целям – это почти черти, а не люди, одушевленные пылом кавказских танцоров».
Из заявления представителя делегации фермеров штата Оклахома на пресс-конференции в Ростове-на-Дону, в апреле 1962 года:
«Наездники Кантемировы владеют лошадью так, как нельзя и мечтать».

Вспоминает Мухтарбек Кантемиров
-Мы тогда много ездили. В Японии вот только не удалось побывать. Япония  для цирковых была – сказка.  Они рвались.
Я, уже народный артист, в Германии и Франции получал по 10-11 долларов за выступление,  в Японии же за выход платили по 100-150, а народным – до 300. Не верилось, фантастика!
В 1956 году - я был в армии - наши поехали в Венгрию. А я в 1958 году вместе с ними гастролировал в Восточной Германии. Потом очень хорошая поездка была во Францию.  В 1961 году – Западная Германия, 1964 год – Италия, 1968 – Мексика, 1970 – Испания, 1974 – Скандинавия: Швеция, Дания, Норвегия.  1978 - Турция, это моя последняя поездка. На следующий год я ушел из цирка и до создания театра занимался кинематографом.
Мы были очень необычны для западной публики.
Когда работали -  гром стоял! А потом мы выходили кланяться, танцевали минуты две-три, зажигательно, на аплодисментах.
Дальше танцующий вставал на колени, мы поворачивались к занавесу  - выходил папа, кланялся, а мы все делали поклон. Писали, что  это было патриархально, но очень убедительно и красиво.
Показывали мы тогда классическую джигитовку.
А еще  у меня был трюк - его прежде делал Ирбек  - бросал вверх папаху. Но он невысоко кидал, а я -  метатель, поэтому я был лучший шапкоброс.
О-очень высоко папаху бросал… Она улетала, а я изображал: - с  улыбкой раскидывая руки, будто и сейчас на манеже: «Х-а-ай…ха-а-й…»
Публика молчала. Не понимала. Что он – с ума сошел? Выкинул и едет. И вдруг папаха появлялась, и я ее - хватал.  Публики было  много, первый ряд – очень близко от барьера. Я иногда пускал – чувство было хорошее, - так, что публика тянулась - схватить, а я выхватывал – гром стоял!
А иногда она падала в манеж, и я  - ее почти с земли - хватал. Артисты цирка выходили  смотреть - какая реакция? Минуты три – я заканчивал, публика не давала никому работать. Хлопала, я кланялся – и (счастливейшим голосом) дово -о- олен был…
Цирковые выходили – Мишка! Выдай - еще раз!…
О том же вспоминает и Гарий Немченко: «Когда Мухтарбек скачет по манежу на своем красавце жеребце и размахивает шашками, образующими вокруг его головы сверкающий круг, а затем легким движением шенкеля заставляет тяжелого коня легко и грациозно взять препятствие – трудно им не залюбоваться. Столько в нем молодцеватости, победного ликования, безудержной удали!  И словно от бьющей через край энергии, он срывает с головы и подбрасывает вверх, точно маленького барашка, свою белую мохнатую шапку. С таким тонким расчетом, что успевает проскакать целый круг и поймать ее».

7
Особенными событиями наполнены для Мухтарбека Кантемирова шестидесятые годы.
События на Кубе тогда приковывают внимание всего мира. Как же может не откликнуться Советский Союз?
Готовится к постановке пантомима «Карнавал на Кубе»
И на главную роль сценаристы Марк Местечкин, Лев Кулиджанов и Юрий Никулин приглашают Мухтарбека Кантемирова.
Но как прежде «Смелые люди» - «Карнавал» далек от стиля социалистического реализма.
«В каких только переделках не пришлось побывать герою пантомимы – лейтенанту революционной армии Рамону! - пишет Виктор Марьяновский, -  По ходу действия Мухтарбек выступал в качестве укротителя. Его партнер, «дикий» жеребец Цефал, освобожденный от седла и уздечки, так входил в роль, что несколько раз «пробовал» голову Кантемирова. Но вот Цефал «укрощен» и  Рамон увозит на нем похищенную победительницу конкурса красоты Кончиту (Гитана Леонтенко).
За ними устраивают погоню. Но лейтенант - первоклассный джигит – спасается от преследований.
Его вновь настигают. Мухтарбек – Рамон демонстрирует приемы родео (ковбойские игры). С лестницы над форгангом он мечет лассо и сбрасывает одного из преследователей с лошади. Лейтенант ранен. Он вступает в неравную схватку с шестью контрреволюционерами, демонстрируя при этом великолепную технику самбо. Его привязывают к дереву и избивают кнутами. Но брат Рамона Энрико (Ирбек) выстрелом перерезает веревку. Освобожденный лейтенант прыгает на коня и скрывается от преследователей.
В пантомиме Мухтарбек показал себя не только отличным наездником и джигитом, но и хорошим акробатом, самбистом, боксером, прыгуном. Такой универсализм и природная артистичность помогли Мухтарбеку создать достоверный образ кубинского революционера, свободолюбивого, бесстрашного, готового на любое испытание во имя завоевания свободы».
В ходе работы  Мухтарбек знакомится с Иосифом Кобзоном. Тому предстоит исполнять  песню "Куба - любовь моя!".
Много лет спустя, в фильме «Не бойся, я с тобой»  он будет петь за  Рустама (Кантемирова), талантом своим,  подчеркивая благородство и мужество главного героя.
Сам Мухтарбек о «Карнавале на Кубе» вспомнит несколькими словами:
 -Я там Рамон – прототип Фиделя Кастро. Выпускаю дикую лошадь, Цефала… Он так кусался, паразит! Я свитер под гимнастерку надевал… Он злится, визжит…Я снимаю портупею, сажаю Гитану, она уезжает – королева карнавала…
Но ярко запомнится пантомима Юрию Бирюкову:
- Это была очень актуальная вещь… Кобзон   пел в оркестре, юный такой, с тоненькой шейкой...  «Куба – любовь моя». Но, конечно,  самая яркая личность –  был Миша. Романтический герой, как сейчас говорят – супермен. Девушки  смотрели с восхищением.
Он  себя показал –  (ищет сравнение)… как Абдулов в «Обыкновенном чуде». Только было лучше, потому что  -  вживую.
Без лирических подробностей, диалогов, только – действие. А ведь действие – это намного выразительнее, чем  слова.
Потому что говорить можно много,  но поступок -  убедительнее.
Там все было на поступках. Езда на лошади, догонялки- погонялки. И  как гимнаст он запрыгивал на второй этаж.
То, что мы обычно видим в кино – это все было по настоящему, перед глазами. И поэтому воспринималось – всамделишно, как будто все  действительно так, как будто ты – участник этих приключений.
И Миша там замечательно играл -  и как драматический артист, и как цирковой.
Пантомима-феерия "Карнавал на Кубе" входит в золотой фонд отечественного искусства.
А Мухтарбеку советуют подумать о серьезных ролях.
Позже он будет мечтать – сыграть Спартака. Но в цирке это не удастся. И сочетать актерскую игру, и трюки – все, что может он, у него получится только в конном театре.
8
Мама видела, что красота, доброта и обаяние младшего сына влекут к нему женские сердца. К Мухтарбеку тянутся актрисы, у него появляются поклонницы в каждом городе, где гастролирует труппа. И надо найти такую грань, чтобы,  общаясь – так душевно, тепло, дружески – как умеет он, в то же время не задеть чувства девушек, не подать им ложной надежды.
Ведь гастроли джигитов Кантемировых  - сродни международному экспрессу в фильме «Безымянная звезда». Промелькнул в провинциальном городе – взволновал – и уже снова в пути…

Вспоминает Мухтарбек Кантемиров
Мама говорила:
-Миша! В тебя влюбляются. Почему ты это позволяешь? Может, они надеются, что ты женишься?
-Ну что ты, мама, - отвечал я, -  Мы просто дружим, и я никому никогда не обещаю…
Она боялась, что  меня схватят цирковые.
Но Люда… (улыбается)
Рассказать, как я с женой познакомился?
Мы приехали  в Москву -  шестьдесят второй год, репетировали программу, это было чуть раньше, чем «Карнавал на Кубе».
А Люда только что окончила  хореографическое училище. Она подавала  надежды, и ей дали распределение в Новосибирск. Там большой оперный театр - это было почетно - попасть туда сразу после училища.
Но она не могла ехать, у нее умирала от рака бабушка.
Она отказалась от распределения.
Ей сказали:
-Тогда устраивайся, как знаешь.
Унижение такое… И - что делать? Ей ведь надо было -  не просто найти работу, а лучше поближе к дому, чтобы больше быть с бабушкой.
Они жили на Трубной, наш цирк был  рядом. И Люда прочла объявление: «Набирается кордебалет». После оперного театра –  цирковой кордебалет! Профессионалы – и самодеятельность.
Но она пошла, ее дом  - в полукилометре.
Цирк Никулина. Только что закончилась ранняя репетиция, я спускаюсь по лестнице, усталый -  и навстречу мне поднимается кра-а-асивая девушка, гордый взгляд…
Я окинул  ее взглядом, с ног до головы – хорошая, красивая голова …
Спустился вниз и оглянулся. А там поворот лестницы (лукаво) Стою и смотрю –  ножки, ну красота просто, чудо!
А мы, конники, вообще любим, когда красивые ноги – по лошадям -  ассоциация с лошадьми… не зря гусары говорили: «красивая, как лошадка». Сейчас женщины воспринимают не так –  а раньше воспринимали, как следовало.
Я смотрю – ну до чего красиво!
А она в это время поворачивается, и на меня  - такой презрительный взгляд (смеется)
Потом  я  - полгода пытался с ней познакомиться…
Она очень гордая была, другие балетные девочки с артистами – хи-хи, ха-ха,  а она – нет.
В  антракте…я  все ждал,  когда она выйдет: в буфет или…
Тщетно. 
Тогда послал записку – через кабардинца, он у нас работал - что хочу встретиться. Никакого ответа. 
Еще записку… Наконец  все-таки добился свидания. 
После представления я ее ждал, она вышла и говорит:
-А сам не мог? Подойти и сказать, что хочешь познакомиться?
-Как-то неловко. Ты мне не ответила. Почему так?
Она говорит:
-Я видела твой взгляд на мои ноги. Я это терпеть ненавижу!
 «Терпеть ненавижу» – так и сказала.
И до сих пор она вспоминает:
-Ноги! Ноги увидел!
Я говорю:
-Ничего подобного. Сперва я увидел хороший, красивый, гордый взгляд – это уже потом…  Ну потом  -  я же понял.
Она умница. И хорошая голова… Талантливая. Детей хороших воспитала. Внуков. Хороший человек -  очень. Очень.
* * *
Мы хотели сделать с Людой – свой номер. Соло, в испанском стиле. Она - балерина, я - наездник.
Красивый номер. Я запрыгиваю на лошадь,  а партнерша – на пьедестале - танцует  испанский танец. Бока  у пьедестала граненные.
Я с лошади метаю ножи -   она танцует. Каждый бросок -  и выскакивает розочка, она ее хватает,  шестая грань – шестая роза. Я спрыгиваю, проезжаю мимо нее, она запрыгивает на лошадь и уезжает.
Но папа сказал:
-Миша, неизвестно, какой номер ты сделаешь. А если уйдешь, то свой родной номер – обеднишь.
Господи, как можно было перечить?
Да и цирковое начальство прямо запретило: вы  можете  покалечить партнершу. И от грани  нож может отскочить в публику. Запретили мне метать -  и все.
Люда, бедная, так огорчилась:
-Мы мечтали! Мечтали сделать номер!
Тогда у нас уже были дети – Соня, Алан… Она не могла вернуться в балет. И даже не смогла выйти со мной на манеж.
Посвятила себя детям.
* * *
Говорят – смена поколений.
Через несколько дней после рождения Сони – умерла мама.
Шестьдесят третий год.
У мамы  обнаружили рак желудка.
Ее прооперировали, но врач сказал:
-Ничего не дала операция. Чем раньше уйдет она, тем меньше намучается. И до самого конца будет на уколах.
А мама сперва не понимала! Она нас успокаивала:
-Все хорошо…Меня прооперировали.  Не волнуйтесь…
И мама умирает, а ты работаешь…
Как раз тогда «Карнавал на Кубе» ставили.
А потом мама уже знала.
Придешь к ней в палату,  в Боткинскую больницу, а она говорит:
- Мишенька,  смотри, какой тут чай дают – жидкий-жидкий. Когда я умру,  ты будешь угощать друзей чаем – делай хороший чай и меня вспоминай.
Так тихо говорила, солнышко!
И мы  ждали - вот-вот…
Этот день… Мы репетируем, и пришла секретарь директора Галя.  Она нашла меня, она  меня очень любила.
-Мишенька, слезай с лошади. Умерла мама.
Мамочка, солнышко! Вот это ужас!
Я заплакал, и желудок сразу схватило….
Надо ехать в Осетию, а я главный герой в пантомиме. Афиши… Лассо, стрельба, прыжки – кто заменит? Но тут уже и Юрик сказал:
-К чертовой матери эту работу! Маму надо красиво похоронить.
И за меня вышел Юра Мерденов. А худрук  Марк Соломонович Местечкин только попросил:
-Мишенька, постарайся быстро вернуться. Тебе замены нет.
Коротко, отрывисто:
-Самолет. Минводы. Ребята, папа уже там. В Минводах -  машина. И рядом с гробом – двести километров, в Осетию.
Я не могу вспоминать. Недавно увидел хронику: мама, мама – и в слезы…
Говорят – время лечит. Ничего подобного… Ничего подобного!
Соня родилась одиннадцатого ноября - мама умерла пятнадцатого. И дочь – один в один -  моя мама. Один в один. Будто она опять пришла.
Мухтарбек отнимает платок от глаз.
-Танюша, а я тебе маму показывал?
Он достает старый, потертый бумажник. Фотография, которая всегда с ним.
Снимков Марии Константиновны осталось не так много.
Вот она вместе с Алибеком Тузаровичем и сыновьями. Красавица в национальном костюме, с прищуренными от солнца, смеющимися глазами.
Кадры кинохроники… Немолодая уже женщина, худенькая, в платочке, с доброй улыбкой перебирающая афиши знаменитой своей семьи.
Но это фото… Прекрасное, печальное лицо… Настолько совершенное, будто переснята картина великого мастера.
В день крещения Христа предсказали Марии, что ее сердце – из-за любви к сыну – будет пронзено многими скорбями. И каждая мать на свете несет часть этих скорбей: в любви и тревоге за детей своих.
Но Мария Константиновна - будто воплощение этого подвига: за ее спиною уже долгий жертвенный путь, и до последних дней она будет примером самоотречения. И все это – и любовь, и скорбь, и отдание себя без остатка – в прекрасных глазах ее...
Смерть матери вызвала огромное потрясение в душе Мухтарбека. В год ее кончины ему не было  и тридцати – душа еще не устоялась, мама  была -  необходима, насущна. Но скорбь от этой потери не изгладилась и после – и останется с ним до конца дней.
Запечатлен в фильме «Возвращение Странника» момент, когда Мухтарбек подходит к памятнику, и гладит материнские руки… Слезы на его лице. Дождь, как слезы сбегает по темному камню - по  лицу мамы… И предстоящий когда-то уход из жизни, видится – долгожданной встречей.
9
Перед  тем, как сыграть в  «Карнавале на Кубе»,  Мухтарбек овладеет еще одним навыком – научится бросать лассо. Позже это пригодится ему и во время гастролей по Мексике.
Вспоминает Мухтарбек Кантемиров:
-Когда я узнал, что должен  изображать кубинца - обязательно надо было учиться обращаться с лассо.
Я сделал себе тогда самодельное, крутил его, понемножку бросал. 
И вдруг -  приезжает  американская делегация, фермеры. Привела их к нам  красивая переводчица, начала со мной любезничать.
Мол,  они посмотрели выступление, теперь хотят познакомиться…
У американцев такие восторженные отзывы тогда были: «Мы видели кавказских наездников. То, что они делали, еще раз доказывает, что такой народ победить нельзя».
Что-то в этом роде.
И я переводчицу спросил:
-В этой делегации  ведь –  фермеры? Может, кто-то поможет мне с лассо?
Она пообещала узнать.
И в антракте  подводит ко мне молодого симпатичного американца
-У него свое ранчо, но раньше  он работал в цирке, как ковбой. Говорит – покажет, если у вас есть лассо.
-Есть, - говорю, - Но самодельное.
Я его вынес, и он как начал крутить его вокруг себя, как начал… Прыгал! Выпрыгивал!
Потом спрашивает.
-У вас только такое лассо? 
-Да, -  говорю, - Только такое.  У нас их не продают
-Ну ничего… Дайте свой адрес –  я вам пришлю.
И через два-три месяца,  мне на междугородний почтамт – вызов. Два лассо прислал фермер,  добрые такие слова написал….
И от его фирмы -  большой  титульный лист. Там все расписано – кто он такой, какой он известный.
Толик потом отобрал у меня все это – в музей.
10
В 1968 году Кантемировы едут в Мексику.
Гастроли запланированы в рамках большой культурной программы перед готовящейся Олимпиадой.
Мухтарбек берется за испанский язык.  Учебные книги путешествуют с ним  на теплоходе,  он записывает и повторяет каждое новое слово.
Язык ложится на диво легко - мексиканцы будут удивляться, как хорошо говорит по-испански «джигит Мича». Похвалит его и Ирбек:
-Мишенька, ты у нас переводчик!
Переход через Атлантический океан занимает три недели.
К счастью, штормов нет  - сутки только возле Англии - прилично качает «Красногвардеец».
Лошадей обкладывают мешками с сеном, и наездники сидят возле них.
Помогают артистам и моряки. У них складываются добрые отношения.
На второй палубе, где стоят лошади – артисты расстилают резиновые ковры, и катают матросов.  Учебные седла – всегда с собой, да и коней надо разминать, они застоялись.
Мухтарбек, кроме того, учит желающих метать.
Хорошо запоминается этот морской переход…На судне – бассейн, можно плавать, спасаясь от жары… Кормят – шесть раз в день, дают красное вино…
Роскошь…
На Кубе «Красногвардеец» становится под погрузку сахара, а артисты переходят на другое судно, которое идет в мексиканский порт Вера-Круз.
Вспоминает Мухтарбек Кантемиров
-Там нас поймал тропический дождь. Господи, как это было страшно!
Нас выгрузили, бросили, и мы целую ночь стояли… Дождь лил такой, что в полутора метрах ничего не было видно. Стена дождя. Лошадки головы прячут…
Цирк сейчас как страшный сон вспоминается – сколько мучений было. А эта Мексика особенно. Мокрые лошади…
Мы ночь не спали, оборудовали судно.
11
По прибытии артисты сталкиваются еще с одной проблемой.
Как нигде,  здесь нужно время на акклиматизацию. Воздух в Мехико такой разреженный, что в цирке стоит кислородный аппарат, и те, кто близок к обмороку, могут - подойти,  подышать, прийти в себя.
А в гостинице приходится спать, положив ноги повыше, чтобы кровь прилила к голове.
Артистам  трудно. Кантемировы еще справляются (“У нас дыхалка – ого какая, джигитовка требует», – вспоминает Мухтарбек), но на  их глазах  становится плохо воздушному гимнасту. Его поднимают к куполу цирка, но уже через несколько минут он показывает: «Опускайте быстрее!»
Приехавшей в Мехико на гастроли - в рамках той же  программы – труппе Большого театра  дают больше времени на  то, чтобы привыкнуть к местным условиям.
Запоминается репетиция. Полуобнаженный Мухтарбек – жара, с лошадей пот льет,  не то, что с людей. И солист Большого Марис Лиепа,  искренне залюбовавшийся сложением наездника.
-Ты железный человек! - говорит он Мухтарбеку, касаясь его плеча.
Мексика считается страной знатоков лошадей. Во всем мире известен клуб «Чаррос педригаль» объединяющий не просто лучших мексиканских наездников, хранящих старинные  традиции, но избранных из них - аристократию, элиту.
Было ли у Кантемировых чувство, что они держат  что-то вроде экзамена?
Вспоминает Мухтарбек Кантемиров
Нам было известно, что такое «мексиканская езда». На наш взгляд она не функциональна. По их выездке – у лошади высоко поднята голова.  «Лошадь ворон считает», - у нас говорят.
Это  все мы видели,  хроники пересматривали – и знали, что там будет. Но то, что  их удивим – мы  тоже знали.
То, что делали мы – им даже и не снилось
Двадцать две тысячи зрителей собиралось каждый день на стадионе в Мехико. 
Такой публики мы еще не видели!
Франция нам понравилась в пятьдесят восьмом году, очень публика обаятельная.
Но здесь! Такой горячий народ!
Я шапку кидал, а  манеж высо-о-кий,  у нас такого никогда не было, и шапка уходила - в темноту. Я  ездил: «Ха-ай, ха-а-ай!»
И вдруг она появлялась, и я ее – хвать! О – какая реакция!…
Второй раз вообще весь зал гудел: «О-о-о, ай-я-яй»….
Я  - снова - хвать.
Три раза бросал – это была сказка! Редко-редко ронял.
Иногда у первых рядов почти из рук выхватывал. Они вскакивали – темперамент – кто-нибудь схватить хочет –  но я из рук вырывал. У-у-у –  какой гром стоял!
А потом – для разнообразия -  в манеж швырял, а лошадь чувствовала – солнышко – и туда.  Я за папахой наклонялся, и с земли почти хватал. Реакция была – просто чудо!
И никто не снял наши выступления. Только меня – друг мой, дрессировщик лошадей, он еще жонглером был в Мексике – Юра Бирюков.

А потом к нам пришла единственная женщина-тореадор. Эдит Эванс. Высокая, с меня ростом, красивая, с белокурой косой.
У них это называется не коррида – рехониада. Когда человек все с лошади делает – все, чтобы победить  быка.
Эдит недавно покалечилась во время рехониады. Сложные переломы, была в гипсе, на костылях…Но она оценила то, что мы делаем, прониклась к нам уважением,  и пригласила  к себе на ранчо.
И там я решил выйти, как тореодор. Наглость! (смеется). Мне Юрик после говорил: «Дурак, ты, дурак – забодал бы он тебя!»
И ведь я видел перед этим, как бычок тореадору – под задницу рогом дал. А я еще боялся, что что-то не так сделаю, и Эдит скажет: «Испортил быка».
Быка надо свалить. А я обнаглел, за рога схватился. И в первый момент, когда он шею еще не напряг – чувствовал, что могу его повалить.
Но не опрокинул, просто – удерживал. Двухгодовалый бычок, крепенький такой, черный. Юрочка снимал, а я потом с пленки сделал кассету – отнес на «Мосфильм», там сделали, и назвал ее  «Моя коррида».
Посольство наше при этом присутствовало, смотрело. Там одни коммунисты, и как только они узнали, что мы подружились с аристократами, так и стали просить: «Внедрите нас, познакомьте».
Ирбек  предупредил:
-Миша, даже и не думай. Мексиканцам это может не понравиться.
И точно, когда я все же сказал, что наше консульство  хочет познакомиться, Хосе Карраскаль, председатель «Чаррос педригаль», мягко так мне ответил:
-Мича, коммунистен но буено.«Коммунисты – не хорошо»
Наши в посольстве -  обиделись.
До сих пор у меня висит афиша, подаренная Эдит Эванс – память!  Муж  у нее импресарио и певец. Позже он приехал на ранчо, мы познакомились.
Помню, очень завидовали нам мексиканцы, и Эдит первая – на конюха Машу Мурашову.
Здоровая такая девка, лошади ее очень любили! Понимали с полуслова, шли за ней…
 И наездники тамошние прямо с ума сходили. Как? Женщина … Они – аристократы,  не общаются с лошадьми. Это мы все – день и ночь.
Они спрашивали:
-Как мы можете так лошадей чувствовать?
-Мы неотступно с ними, - говорил я, -  Это вы – пришли-ушли. И лошади - ваших конюхов лучше вас знают.
Нас приняли в члены клуба «Чаррос», и вручили папе высший знак доблести – Золотую шпору, а нам с Ирбеком  – выполненные на телячьей коже дипломы «Честь и традиции», револьверы Smith & Wesson и национальные костюмы. В костюме этом я позднее снимался в фильме «Не бойся я с тобой».
Обставлено  было вовсе не помпезно. Все это принесли  в цирк и передали нам в антракте. А после  объявили на представлении, что «Чаррос де педригаль» принял Кантемировых  в члены своей ассоциации наездников.
Конечно,  мы гордились. Впервые такое было, чтобы европейцев… Вообще иностранцев туда не принимали, но они посчитали, что мы достойны.
«Алибек Кантемиров со своими бесподобными кавказцами показывает первоклассные номера. Много о них было разговоров, но все это ничто по сравнению с действительностью», — так писала газета «Авасьонес» о гастролях труппы «Али-Бек» в Мексике.

12
Текут, утекают сквозь пальцы новогорские дни…
Поднимаюсь на рассвете, когда все в доме еще спят – даже собаки. И сижу, слушая вчерашние записи – все ли разборчиво.
К девяти часам можно выходить, и в комнате у Мухтарбека Алибековича мы собираемся за чаем, а потом – Наташа  к лошадям, а мы – к вопросам и ответам, к рассказам и записям. 
Как щедро тратит хозяин свое время! Но все же целый день работать не удается. Не бывает такого, чтобы не приехали гости.
* * *
У Наташи свое отношение к гостям:
-То, что я наблюдала в первые годы своей жизни здесь… Процентов восемьдесят визитеров приезжали потешить себя, что  - знают Кантемирова..
Хорошие люди, перед этим побывавшие здесь, рассказывали,  что Мухтарбек – такой классный, такой добрый. И чаю с ним можно попить, и поговорить.
И  другие считали своим долгом самостоятельно приехать, чтобы им показали Мухтарбека, как игрушку старую. Чтобы побыть с этой «старой игрушкой», не учитывая возраст, усталость.
Дед это понимал сам: он, как все лошадники – хороший интуит, он -  чувствовал фальшь. Эти люди  пришли, как в магазин, как в туалет – им ничего здесь не дорого, и Кантемиров, проводив их,  сразу ложился надолго спать. Ему надо было восстановиться.
Убил случай, когда приехали (еле сдерживаясь) -  «лица кавказской национальности».  Какая-то десятая вода на киселе! Прошли через воинов, охрану – ребята же знают, что Кантемиров -  кавказский человек. 
И  не постеснялись… приехали вечером, в полдевятого, когда Алибекович уже спать готовился. А вместо этого он, как истинно кавказский человек, должен был накрывать стол.
Я видела его недоуменное лицо – кто они? Зачем?
И привезли  с собой девок!  Показать, что есть такой Кантемиров, который снимался в «Не бойся», и метает ножи.
Я не имела права выгнать их, какое у меня право – даже замечания делать? Но я переступила через себя, и сказала:
-Ребята, Мухтарбек Кантемиров вам не игрушка. Если вы хотите приехать – пожалуйста, звоните, узнавайте – когда можно. Но так как сейчас – не смеете поступать.
Об этом случае вспомнил и Мухтарбек Алибекович:
- Наталья возмутилась, когда осетины привели каких-то русских баб, и – извини – неприятных баб. Рисанулись: «Везем вас  к Кантемирову!»
А мне что делать? Ославят ведь на всю Осетию, если их выгнать.
Наталья   говорит:
-Не принимал бы!
А откуда я знаю – кто? Солдаты сообщают: «Дядя Миша, земляки ваши приехали – пустить?»
Конечно, пустить. Думал - серьезные, солидные люди. А это – пьянь с женщинами.
Я  уже спать ложился, после работы, усталый. И они еще сидели.
Наталья от злости…
Я ее просил:
-Тихо, тихо…
Она же  и готовила, и подавала.
-Я больше не буду так делать! Что, ты им - мальчишка? Показывать всяким проституткам Кантемирова?
Ее можно понять – ей за меня обидно.
- Постараюсь, чтобы такого  больше не было, - говорю.
-Я сама буду  таких гостей выгонять!
-Ты меня этим опозоришь, Наташа.
И едут!  Особенно в  субботу-воскресенье.
У дочери дача есть небольшая, и она просит меня приезжать на выходные.  Так бывает,  месяц-два не могу к ней выбраться – наплыв гостей.
Все приезжают отдыхать сюда – как на дачу.
За осетин обидно - застольные герои! Приезжают, иногда, извини – холодильник пустой. А надо ублажать, что сделаешь? И Васильич помогает деньгами…
Порой действительно – до того устаешь, и волна за волной - люди…
 Одни уйдут – другие…
А надо показывать гостеприимство. И вот сиди ля-ля-ля-ля. (С душой) Вместо работы!
Теперь я уже иногда сержусь. Приехал осетинский ансамбль – человек тридцать. С утра, в воскресенье. Они отработали, и были свободны. Привезли барана, водки.
Господи, у меня глаза на лоб! Пьют, как лошади! И надо сидеть. Я старший – не отойдешь. А мы куда-то готовились на съемки. И вместо этого…
Очень иногда утомляет, ты права.
-Сейчас таких людей намного меньше, - говорит Наташа, - Едут те,  кто  знает Алибековича  не первый год. Не только артисты – просто хорошие люди. Кто-то в боевых действиях участвовал, кто-то в милиции работает. С ними приятно общаться,  их приятно поить  чаем. Они как родственники уже,  и знают, когда  можно приехать.
И каждый говорит: «Господи, как у вас хорошо! Я бы не уезжал. Я  за последнюю неделю видел столько уродов, а здесь, как в церкви – хожу и очищаюсь»
Тут хорошее место, на самом деле.
* * *
За неделю, проведенную в Новогорске, многих увижу и я.
Вот только закончили мы, перерыв, и усталый голос уже у Кантемирова – лечь бы на полчасика, но звонит телефон – едут курсанты!
И вместо отдыха Мухтарбек режет морковку для лошадей – чтобы свести ребят на конюшню,  показать им, что кони умеют.
Мальчишки приехали. Мухтарбек выходит им навстречу:
-Привет, ребятки! Здравия желаю!
Собак-телохранителей предварительно заперли. Махур переносит заточенье легко – привыкла. Ложится у двери и замирает, как черная статуя. К гостям недопушена, но прислушивается – мирно ли все?
Непоседливому Джастину  смириться с изоляцией труднее. Он то ляжет, то встанет и подойдет к двери. И возвращается ко мне: «Ну, открой же!»
Кабсдоша тоже просится выйти, виляя всем, чем можно.
Я сижу в пустой сейчас Наташиной комнате, стыдно – как барыня, подложив под спину подушку. Но от многочасового наклона над тетрадкой очень ноет спина.
А из спортзала  - значит, уже вернулся – доносятся размеренные удары молотка, похожие на перестук колес поезда в замедленном темпе.
Доделать работу! Чтобы ни одна минута не пропадала.
Позже мы посмотрим еще любительскую запись. Ее сделала побывавшая в гостях у Кантемирова семья – сохранить для памяти - долгие посиделки у любимого артиста.
Мухтарбеку будут рассказывать, как любит лошадей – девочка Вероника.
И он оглянется, что ей подарить, и передаст – икону.
А Наташа, чтобы развлечь гостей, будет скакать перед конем - и тот сделает «свечку», взмахнет в воздухе копытами.
Наташина мама, которую зовут тут Васильевна, моет полы, и – глядя на экран:
- Кто приезжает, он ведь каждого встречает, каждого чаем поит.  Все сам делает, всех принимает. И они уезжают – и молодые, и старые, всякие бывают - ничего не убирают за собой. Встали и поехали. Все он сам. За всеми… Ему же уже трудно…
13
Но в один из дней повезет необыкновенно. Выберется, наконец, в Новогорск – первый раз за много лет, тот самый Юрий Бирюков, друг Кантемирова с юности.
Приедет помочь с дрессировкой лошадей. С большою книгой о цирке – в подарок. Со множеством мыслей – каким должен быть цирк в будущем.
Очень стройный, с лицом благообразным, он так и представится, склонив голову:
-Бирюков.
В строгом костюме  будет сидеть на стуле – прямой, изящный – никогда не дашь его годы. И только пленка сохранит голос – в котором усталость лет, долгой жизни.
И не покидает мысль, что великую честь тебе судьба дала, подарив это знакомство.
А рассказывать Бирюков будет то, чего, кроме него не рассказать никому:
Вспоминает Юрий Бирюков
-В цирковом отношении Миша делал просто потрясающие трюки. Прыгал на двух лошадях через препятствие, на одной ноге – на коне стоя – брал барьер.
И если есть «классика» джигитовки, он внес туда - будучи молодым человеком, самым молодым из братьев – новизну.
Даже сесть на лошадь… Не как все…Он разбегался – как через коня прыгают в спорте –  и запрыгивал на эту лошадь сверху.
У него был Фуль, Цефал, необыкновенный тоже конь.
Миша кидал шапку – и лошадь бежала, и  смотрела на нее. Если видела, что не успевает – она прибавляла ходу  – и он ловил эту шапку. Или – если надо -  тормозила.
Миша с Фулей  - это был кентавр. Одно целое.
И его  все время тянуло сделать что-то необычное. Вот эта тяга – отойти от традиций, от канонов  - и подвигла его на театр, на метание ножей, работу с лассо.
Если бы это был просто красивый и талантливый артист – он бы выступал, а потом воспитывал других джигитов.
А у него все время появлялось что-то свое.
Лассо…Мы ведь пытались крутить и до Мексики. А в Мексике оказалось – неправильно это все делаем. «Чаррос» - они по-другому. У них лассо, как жесткая проволока, и крутят его:  в одну сторону – два вращения, и – два в другую.
Миша все это освоил.
Потом мы не встречались очень долго – лет пятьдесят.
Но когда я посмотрел его «Золотое Руно»… Это конечно…
Чтобы такое сделать, кроме артистического таланта, какие еще организаторские способности нужны! И вот, чтобы все это в одном человеке сочеталось! Непостижимо. Обычно людям дано одно за счет другого. А ему дано – всё.
Я думаю, он сделал такой спектакль благодаря своему обаянию, умению увлечь людей. Своим примером! Ему поверили – и пошли за ним.
И еще должна быть -  удача
Я знаю Мишу с детства, мы вместе играли в цирке. Помню Душанбе, тогда Сталинабад. Я учился в девятом классе, а он уже закончил десятилетку. И мы вместе лазили по горам. Сейчас там тревожно, немыслимо вот так беззаботно уйти, а тогда мы уходили спокойно.
И всю юность работали вместе, ездили из города в город. Он рассказывал мне о своих планах – выбрал меня – это было лестно! И приглашал: давай сделаем то-то?
У меня тоже фантазия  работает – не всегда правда, а у него постоянно. Предлагал что-то и я, ему нравилось.
А потом у него хватило смелости уйти из цирка, а у меня – нет. Для  родителей был бы удар – если бы я ушел. Отец мой отработал в цирке всю жизнь, с шестнадцати лет.
Но я тоже стремился сделать что-то свое, необычное.  В этом я похож на Мишу – и нас тянуло друг к другу.
Мне было очень жаль, что пути братьев Кантемировых потом разошлись.
Я знаю, что  отец – очень просил их быть вместе. Но что-то случилось.  И я не посмел любопытствовать. Вы – можете, у вас это – профессиональное, а мне любопытствовать не пристало.
…К Мише – я это с юности видел – тянулись все, кто был рядом. Он загорался, зажигал других… И море обаяния, сами, наверное, заметили?
А его Фуля, терский араб? Когда в Мексике номер кончался  -  за кулисами я его ловил.
И Миша говорил:
-Юрка, я первый раз выхожу на общий поклон, потому что его никто поймать не мог.
И другой конь, Осман. Он  тоже – летел  как паровоз, по дороге его одна пара рук перехватывала, другая, третья, потом он тормозил – и я его брал. Так я ловил двух лошадей.
Если бы Миша всегда выходил на общий поклон  - он бы был, конечно, в центре композиции.  Ревновали, что ли, братья?
Хасанбек очень умный, развитый был человек – с ним говорить  -  просто взахлеб. А Ирбек –  мастер, большой мастер, и немножко нытик – все время чем-то неудовлетворен. Партнером, работой…
Сын его, Марик, помню, толстый такой  ходил, все за маму держался. Когда он вырос, и возглавил труппу - я ему сделал очень много конной работы. И он меня звал к себе,  но у него нет того, что есть у Миши.
Мише я много предлагал. И он говорил: «Сделаем. Это хорошо».
Он никогда  не говорил «нет», и тем самым он развивал фантазию в человеке.
Это не из-за мягкости, Я думаю – это педагогический прием.
Я закончил ГИТИС,  и знаю,  если артист предлагает – нельзя ему отказывать. Наоборот, надо вытягивать из артиста как можно больше. И вот у Миши - это было. А у других -  редко.
Мне Таня Никулина сказала: «Они  ревнуют, что не они это придумали».
Да какая разница – кто  придумал? Главное, что общему делу посвящено. У нас же -  не театр одного актера. И -  не музей одной картины. Мы все делаем вместе – неважно, кто больше сделал, кто меньше. Работаем  в силу своего таланта и своей усидчивости.
А Миша – другой, с Мишей – приятно, потому что он может из человека черпать, как из колодца.  И в колодце всегда будет чистая вода.
С кем ни поговорить – никто  отрицательной черты характера в нем не найдет. Бесполезно искать, если бы и хотеть.
Цирк много потерял, когда он ушел.
Мексика… Мы пошли на частную корриду. Там было здорово.  Эдит Эванс – единственная женщина рохеанодор.
Это вид боя с быком -  с коня,  все делается - сверху: и бандерильи втыкаются, и  даже убивают быка. Лошадь не задрапирована  как у пикадора - мешками,  она делает все время «принимание»   в сторону. Бык бросается – она отходит, ее учат этому.
Мы уговорили Эдит Эванс  вывести быка. Она даже  позвала корреспондентов -  снимать, фотографировать.
Сначала  на лошадь сел Ирбек. Он же старший, и -  конник.
Эдит сказала - я переводил, английский в то время очень хорошо знал - чтобы  Ирбек просто бросил повод и ничего не делал.
Но он же - наездник, он стал лошадь -  направлять. А этот бычок килограмм двести весил, небольшой, но шустрый. Как бросится к коню!
Ирбек хотел что-то сделать, видно, но только  помешал лошади. И бычок ей -  как дал рогом – у нее  вспухшая полоса осталась.
Потом сел Миша. Он   учел все это  и отпустил повод. И  все прошло благополучно.
И тут парень, который ассистировал –  студент, но он  учился на тореро, сказал:
-Руссо, иди сюда, спускайся!
Если  бы он не назвал меня «руссо» - я бы конечно,  ни за что не пошел. Но раз он «мексикано», а я «руссо» - пришлось идти (смеется).
Спустился вниз – и бычок на меня как ринется!
Я просто догадался, что надо стоять - до последнего. И когда уже вот  - бык подбежал  - уйти в сторону. Я так и сделал, а бык  тут же развернулся. Я снова закрылся  капотой. Капота – это большой плащ. 
Потом подошел этот парень, и мы  вдвоем стали прятаться за  плащ. Когда бык подбегал, мы разбегались в разные стороны.  И бычок –  как белье висит на веревке и дети под ним пробегают –  он  туда пробегал.
Несколько раз  так сделали. Бык уже дышит шумно.
Миша говорит:
-Все. Теперь я.
А он  - крепкий, сильный, здоровый. С животными  лучше нас. Взял эту капоту, раз сделал, второй…
-Оле! – все кричат – Оле!
Парень-мексиканец говорит: «Русский – храбрый!»
И вдруг Миша запутывается ногой в плаще, а  бык бежит… Там же -  секунды.  Если раньше времени появишься из-за плаща – бык бросится на тебя.  Миша  видит, что делать нечего – и деру. Бык за ним. И их сфотографировали –  для  журнала. Бежит Миша – и от него в полуметре – рог быка. Оба несутся.
Но Миша далеко не убежал. Повернулся, схватил быка за рога. Здоровый парень, крепкий, крутил его. Вышел тореро –  крутил за хвост. И вроде успокоили.
Потом  журнал вышел  с фотографиями,  и написано  было  -  «русские тореадоры».
Эванс специально пригласила корреспондентов показать, что  русские у нее в гостях –  для рекламы.  Ее накануне, перед нашим приездом, бык с лошади завалил, нога в гипсе…
Она влюбилась в Мишу, приезжала к нему в гостиницу. Там было все -  на платоническом уровне. У нее муж – он ездил верхом на лошади и пел, у них это модно. Он певец, она – тореадор.
Она подарила нам свои фотографии.
Но как нам в Мексике дышалось трудно!
Большой театр приехал – артисты семь дней адаптировались. А мы -  на второй день начали работать.
Там не хватает процентов тридцать кислорода. И у нас кровати были – подушка внизу, а ноги наверху, чтобы прилив  крови - шел к голове.
Наш гимнаст...  Взлетел, сделал несколько кругов – и вдруг показывает – вниз. Его опускают. Невозможно выполнить трюк - не хватило ему дыхания.
Привезли вентиляторы, аппараты кислородные, маски. Перед выходом подышим – и на манеж.
И еще смог там,  растительности нет:  ни кустика, ни дерева.  Разреженный воздух – жара и газ – глаза ест. И ничего не растет.  Это в шестидесятые годы, представляю – что сейчас! Там жителям равнин делать нечего.

Несколько часов, которые проводит в Новогорске Юрий Бирюков,  полны для нас жгучего интереса. Спрашиваю, помнит ли он маму Мухтарбека Алибековича  - ведь о ней написано так мало…
Оказывается – прекрасно помнит.
-Очень хорошая женщина:  была хранительницей -  всех  лучших качеств женщин Востока.
Мало того, что воспитала порядочных сыновей, и это в условиях  наших переездов. Но она,  совместно с мужем,  сделала их большими артистами. Это ведь тоже ее заслуга, думаю, там много было ею сказано.
Она учила их держаться, она с них глаз не спускала. И как  сидишь за столом, и как  сидишь на арбе, когда  выезжаешь на манеж… Стройно, красиво…
И костюмы шила, и говорила: «Не сутулься, сиди так,  как ты улыбаешься…»
Это все мама. «Мама Мария» - ее артисты звали.
Она играла на баяне, был такой обычай – играет женщина. И танцевала  среди этих бандитов.  Они вокруг нее – ух!  Она  лирическую ноту вносила...
-Как же ваши мамы не боялись за вас, что каждый вечер на манеже -  такой риск?
-Боялись (смеется).  Я ведь - дрессировщик. А моя мама  говорила всегда: «Ты подальше держись от новых лошадей, близко не подходи».
Я отвечал:  «Да-да, близко не подойду».
Немного позже к нашему застолью – а мы как всегда сидим за чаем (позже кто-то из гостей скажет Мухтарбеку: «У вас не чай, у вас – приворотное зелье!») -  присоединяется и Кантемиров.
Он тоже вспоминает Мексику:
-Помнишь, Юрочка  -  как я папаху кидал? В темноту уходила – там огромный зал (нам с Наташей). А Юра жонглер был – он это мог оценить. И как у нас арба неслась… У Марика  сейчас неуклюжая, громоздкая…
Они не виделись много лет. И мы включаем записи фильмов, снятых недавно о Кантемирове.  «Возвращение Странника», «По планете на коне» - показать Бирюкову…
-Смотри, Юрочка, - комментирует Мухтарбек, - Осетия…Склепы старинные, «город мертвых» у нас называется. Большевики их разворовали. Там оружие было, серебро… Раньше никто даже близко не подходил, только во время похорон.
А это дом наших предков…И улочку назвали папиным именем. Каждый дом – раньше был -  крепость: рядом ингуши. И по ночам  опасно, мужчины с оружием не расставались. Тогда была окраина, сейчас - почти центр.
-А это съемки фильма «Не бойся, я с тобой!». У меня конь столбняком заболел. Страшно, Юрочка, страшно! Представляешь, в Азербайджане двадцать лет столбняка не было, но Алмаз подхватил. А я в этот день трюк делал – и воткнул себе в ногу кинжал.
Смотри, Юрочка,  нога болтается – а я там прыгал. Куда денешься! Подсечку делал, запрыгивал на лошадь, ой беда,  не толкаются ноги…
-Правая, левая? – профессионально спрашивает Бирюков.
-Правая! Прилетел профессор, ему сказали, что я уже работаю. Это в горах было. Он меня спрашивает: «Слушай, ты чэловэк или собака?» (почти хихикает)
-Нынешние наши лошади. Асуан - у него мать тракененка – уже арабистость уходит…
Кабардинец, ой! Наташа ехала на другой лошади – он  ее за бедро схватил, вырвал из седла…
Я перестал целовать его – к чертовой матери!
-Это нас снимают на Дне Победы! Едем мы, а со всех сторон орут:  «Мухтарбек! Мишка!» Народ окружил нас, менты просят: «Проезжайте скорее!».
Так принимали!

Но надо же и покормить гостя. Оказывается, Бирюков уже долгие годы - вегетарианец.
Мухтарбек просматривает запасы.
-Юрочка, а крабы тебе можно? Ну и все. Я их обнаружил в холодильнике.
Они вспоминают юность
-Помнишь, мы  шагали по горам? – спрашивает Бирюков, -  Был ларек  -  и  мы с тобой впервые выпили пива…  Я до девятого  класса ни разу пива не пил.  Жара  была, и нас распарило. Февраль, а там все цвело.
-Ай! – Мухтарбек смеется – Помню, Юра! Мы приехали из Кемерово, из холодов, а там – рай.
-А красивый Душанбе  город! Но змеи вокруг. Там самые ядовитые змеи – весна. А мы понеслись в горы!
-Помнишь,  с нами пошел Курбан-маленький? Мы прыгнули на дрезину, а он остался…
Накрывая стол, нарезая хлеб, Мухтарбек вспоминает, окидывая взглядом свою комнату, где кинжалы занимают каждый свободный уголок:
-Племенник мой Боря, со своими ребятами… Прилетели  из Голландии, и  он мне из Шереметьево звонит:
-Дядька, примешь мою команду?  Мы золото привезли, с кубком едем.
-Конечно, Боря, о чем ты говоришь!
И вот сижу, дверь открывается:
-Принимай! – и вот такой арбуз Боря закатывает ногами.
Помыли арбуз, на стол положили.
Боря спрашивает:
-Дядька, в этом доме хоть один нож есть?
Паразит! Хулиган!
…
И цирк вспоминают:
-Я поднимался из обрыва очень хорошо, - говорит Мухтарбек, -  Подтягивался, левой рукой – за заднюю луку, правой – за переднюю, и папа говорил: «Молодец, Миша!».
А мама просила плачущим голосом: «Не надо этот трюк делать! Все время черкеска пачкается!».
И папа придумал -  одевал я такую штуку на резинке – некрасивую,  раздражало – надевать ее, а время идет. Но трюк замечательный – длинный обрыв.
-Там нечем…подняться, - поясняет Бирюков, - Как будто отдельно лошадь бежит, и отдельно всадник волочится…
-Я все время ощущаю, как я этот трюк делал, - Мухтарбек прикрывает глаза, -  Переворачиваешься, и ощущение такое, что болтаешься под ногами у лошади. А потом я снова переворачивался, и отталкивался, хватался -  раз-два-три  - и сидел в седле. У меня Гоша тогда был… Гошенька мой… Когда лошадь уходит – это…
И вспоминает трагический ноябрьский случай:
- Юрочка, к ноябрьским праздникам - мы репетируем на Ходынке. Пьедестал полтора метра. Я на Асуана сел,  заезжаю… Паразиты, не предупредив – щелкнули: змей появился металлический, которого я должен «убить».
Конь испугался, споткнулся… Хорошо, что я успел ноги вытащить из стремян. Я лечу, а он на меня.  Слава Богу, что стремя на автомате! Меня бы искромсало. Асуан прокатился по мне – два плеча, два ребра, колени трещат. И убежал: Наталья поймала, привела.
Я -  в сознанье еще, страшная боль…
Высота пьедестала была – полтора метра.  Потом ее снизили, когда я уже покалечился.
И ведь я снова сел – на чистой злости. Говорю: «Вытащите этого змея!».
Вытащили.  Копье тяжелое! (плачущим голосом) Я  змея поразил, съехал, режиссер кричит:
-Мухтарбек, уезжайте за двести метров! Идет продолжение…
Там  тысячи людей, трепещут знамена…
А я съехал с пьедестала,  и не могу уже… Копье бросил – такая боль! Был бы Эмир, а Асуан….
Бирюков – дрессировщик,  и не может промолчать:
-Сперва надо было положить этого змея, чтобы он понюхал его,  осмотрел.
-Так понимаешь,  змей  металлический, он на публику только раскрашен, и вот он неожиданно выскочил, затрепетал…
А до этого у нас конюх Алик  на своем коне выехал - тот  тоже испугался, опрокинулся. И тогда я… Если б – Эмир!
А я вспоминаю, что писала об Асуане – Марина:
«Всем известно, что лошади арабской породы обладают возбудимой нервной системой. Асуан, помимо всего, обладал еще и тонкой душевной организацией. По его жизненной философии бояться следовало всего, потому что вокруг – враги.
Его тренер Рита каждый день боролась со страхом коня и медленно приучала его к неожиданностям враждебного окружающего мира. Сейчас он участвует в представлениях и парадах, а было время, когда Асуан не мог без дрожи и представить себе свой выход на сцену.
Однажды Рита возвращалась на коне после тренировки в конюшню. Асуан внезапно что-то увидел и в ужасе резко отпрыгнул в сторону. Как объясняла сама Рита:
- Все просто. Мы шли – а тут большая лужа. А в ней отражаются воробьи. Саня в лужу посмотрел – а там птички. Ну, он же знает, что птички в луже не живут. В луже должны быть рыбки. И кто на его месте не испугается?»
14
Последние годы работы Мухтарбека Кантемирова  в цирке: это опять-таки  - сложнейшие номера, постоянные переезды, и травмы, которых – не смотря на мастерство,  не удается избежать.
Вспоминает Мухтарбек Кантемиров:
-Мы приехали работать в Питер, и ко мне подошли ребята.
-Правда, что есть такая сцена – вы укрощаете дикую лошадь? Можно это увидеть?
-Да, конечно, - говорю.
Но я давно не делал этого. Начал показывать.  Бегал, прыгал, играл, гонялся  за Цефалом, но забыл какие-то нюансы – и он ударил меня по почкам.
Мое счастье, что удар был уже на излете. Но звук раздался… Я сел, и думаю – очухаюсь ли?  И о Цефале: «Я тебе такое устрою – узнаешь, как можно хозяина!»…
Ирбек ко мне бросился:
-Как ты?
А я сижу и только воздух губами ловлю:
-А-а-а….
Цефал отбежал в дальний конец. Ему так было страшно! Стоит, вот такие уши навостренные.
-Ребята, - говорю, -  Не двигайтесь, что сейчас будет?
Он идет медленно оттуда… Подошел. А я сижу. Он растолкал цирковых, и начал меня губами вот так… Господи, у меня слезы полились! Какое там наказать. Я встал, обнял его – он без уздечки, без ничего – положил вот сюда голову, и мы пошли на конюшню.
15
Алибек Тузарович  до последних дней принимает участие в подготовке новых номеров, смотрит на сыновей из зрительного зала. И даже суровый характер его с годами смягчается.
Виктор Марьяновский пишет:
«Всегда жалевший лошадей, сам как никто другой хорошо знавший, как опасна профессия наездника, Кантемиров-старший стал особенно заботлив – недаром не только осетинские джигиты, но и все знакомые цирковые артисты называли его «папой Алибеком». И когда сыновья сказали ему, что решили поставить новый трюк – тройную стойку, он надолго задумался, а потом ответил со вздохом: «Может, не надо? Лошади будет трудно. И еще труднее – ребятам».
Это был первый случай, когда Кантемировы ослушались отца – начали готовить «тройную стойку» тайно. У Алибека Тузаровича была привычка очень рано приходить в цирк, и тем, кто должен был участвовать в трюке, надо было вставать задолго до рассвета. Начиная репетицию, одного из «заговорщиков» они каждый раз оставляли у дверей – сторожить приход отца. Как только у входа в цирк появлялся Кантемиров-старший, работу над трюком прекращали и похвалы за старание, за то, что на работу приходят с петухами, выслушивали, скрепя сердце: стыдились обмана.
Потом, когда номер был готов, попросили при посторонних: «Посмотри, отец!» Упреков не было – старый наездник сразу все оценил. Обернулся к кому-то, стоявшему рядом, с гордостью воскликнул: «А?! У кого еще есть такой трюк!» И тут заметил, как, улыбнувшись, переглянулись Ирбек с Мухтарбеком.»
* * *
Отец  замечает и напряжение, зреющее внутри труппы.  Как ни хочется ему сохранить слаженную работу сыновей, но он видит: неизбежен раздел.
В 1973 году Хасанбек оставляет номер. Его жене нет места в общей программе – она работает с козами.
Хасанбек создает свой творческий коллектив.
Во главе труппы «Али-Бек» становится  Ирбек Кантемиров. С ним, конечно, остается и младший брат.

Вспоминает Мухтарбек Кантемиров:
Бесконечные переезды…
Помню, Минск,  1974-й год, мы работаем программу «К звездам».
Семья моя оставалась в Москве, я ездил к ним только на выходные, если хватало денег.
Жил в номере один, и всегда у меня было аккуратно, чисто.  Постель заправлю, уберу за собой все. Не курю, не пью, только компанией мы иногда пиво пили.
И когда уборщица заходила в номер,  всегда говорила:
-Мишенька, как у тебя хорошо!
Мамина школа: она нас приучала: «Дети мои,  уезжаете из города - приведите все в гостинице в порядок. Чтобы  в следующий раз люди  радовались: «Кантемировы приехали! Али-беки приехали!».
В гостиницах, в общежитиях   она сама убиралась, а  по части гардероба папа следил строго. Все – до последней бумажки,  бывало,  уберем.
Обычно цирковые поддают в последний день, все брошено,  в грязи. А у нас – чисто.
И действительно –  всегда радовались, когда мы возвращались: «Кантемировы приехали!». Так приятно.
И у меня  уже в крови было: все в порядке содержал.
Утром встану, постель застелю…Гантели, резина, качаюсь – как положено нормальному человеку.
И вот, как-то у нас идет собрание. Запашный ведет, худрук. Говорит, как хорошо мы работаем. Программа - «К звездам»! Аншлаги каждый день!
И спрашивает:
-Добавить кто-нибудь хочет?
Тогда поднимается эта уборщица, Валентина, и говорит:
-Вот вы себя хвалите, артисты знаменитые! «К звездам»… А вы знаете, что у вас – только одна звезда и есть?
Я сижу спокойно, даже не жду. И вдруг:
-Мишенька Кантемиров! Я же слежу за вашим бытом. После вас противно заходить в номера. Культурные люди!  А у Мишеньки…
Запашный на меня та-а-ак посмотрел, Господи!
Я не знал, куда деваться (смеется). Мне было так неудобно!
Что значит - родители нас приучили. Папа говорил: «Дети, ни-ког-да не хвалите себя, публика вас оценит».
16
В 1978 году Мухтарбек Кантемиров едет на последнюю свою цирковую гастроль – в Турцию.
Он производит настолько сильное впечатление, что его сравнивают с завоевателем Стамбула. Есть в стране память:  на стене – на высоте пяти метров – запечатлена огромная ладонь великого воина.
И о Кантемирове пишут в газетах:
-В Турцию снова вернулся Фатали-хан!
Но ему запоминается другое:
-Когда мы  работали в Стамбуле – зал был битком набит. Мы выезжали аланской ездой. Подо мной тогда был Алмаз, красивый конь. Я выехал, сделал свечку, и приветствовал соотечественников, сидящих в зале:
-Пусть тысячу лет  живет наша любимая Осетия! – крикнул я в зал.
И все встали. До сих пор, как вспомню -  мурашки по коже.
17
Перед тем, как оставить цирк,   Мухтарбек Кантемиров сыграет еще главную роль в  пантомиме "Руслан и Людмила". 
Он будет Русланом - на лошади, а  племянник Олег станет дублировать его в воздухе.

Вспоминает Мухтарбек Кантемиров
-Режиссер Анатолий Шаг  затеял этот спектакль и сказал мне:
-Миша, я хотел бы, чтобы ты был главным героем.
Но я  не чувствовал себя Русланом. В «Карнавале на Кубе»   мне было  приятно и лестно играть. Я знал, что  -  в своей тарелке. А тут… натянуто все было. Поработал немного и говорю:
-Мой племянник Олег - будет хороший Руслан.
-Ой, Миша, - огорчился режиссер, -  ты все-таки в цирке известный человек, а он новый.
-Ничего. Актерские данные есть.
И я ушел. Лестно, конечно, быть главным героем. Но это же ощущаешь – когда ты не на своем месте. Даже заграничные гастроли не прельстили. Я знал, что и там буду - так же себя неловко чувствовать.
Дети мои…Сонечка… Она так хотела выступать!  Но я знал, что мое время в цирке уже заканчивается, а одну, без себя, я бы ее там не оставил. Опасность, травмы, интриги цирковые…Я не мог бы быть за нее спокоен.
У Алана же – не было этого дара. Он и не мечтал о цирковой стезе.

В 1979 году - я ушел. Труднее всего было – из номера. Знать, что  не выйдешь больше - со своими… И ребята очень жалели.  Но я устал уже. И - из цирка уйдя, с лошадьми-то расставаться не собирался.
Просто предельный момент настал, чтобы папину мечту воплотить. Конный театр! Иначе понимал, что постарею, и не смогу. И Ирбек меня благословил
 
Часть пятая
Кино
* * *
В кино меня снимают со спины,
Моя улыбка в кадре не мелькает,
Но там, где трюки сложные нужны,
Героя просто мною заменяют.
Такая уж профессия моя –
Мне в роли не положено дублера,
Игру на трюках предлагаю я,
Иначе бы я не был каскадером.

Сегодня мой шанс,
Я играю героя,
Сейчас становлюсь я звездой.
И чувствую – крылья растут за спиною,
Крупняк в этом кадре за мной.

Взлетать наверх и обрываться вниз,
Играть на страхе, будоража чувства,
Моя стихия – вдохновенный риск,
Отточенный до уровня искусства.
Как не любить такое ремесло,
 Где свищут пули и клинки над ухом.
И я рискую, всем чертям назло,
Идя в огонь или коню под брюхо.

Не ради трюка, ради красоты,
Пускай ей достаются наши лавры,
Я не коня седлаю, а мечты,
И становлюсь похожим на конетавра.
А впереди опять вираж крутой,
И в лошадиной гриве пляшет ветер.
Я каскадер, и все мое со мной,
И нет меня счастливее на свете.
Я. Голяков.

1
После «Смелых людей» Мухтарбек Кантемиров снялся более чем в восьмидесяти фильмах. Можно ли утверждать, что в памяти зрителей он остался исполнителем одной роли – Рустама из «Не бойся, я с тобой»?
Правда, в большинстве лент его работа была эпизодической, каскадерской.
И сам Кантемиров сказал: «По отношению к себе я не люблю слово актер, я – артист. У нас есть прекрасные драматические актеры, зачем отнимать у них хлеб? Для меня важно было показать мастерство трюка. И все же в одном фильме я снялся с удовольствием. Это «Не бойся я с тобой». Сценарий был написан под меня»
Но множество других работ в кино? 
-Почему вы стали каскадером? – спрошу я – Интерес попробовать себя в новом качестве? Заработок? Потребность защитить актера?
-Заработок, - ответит он просто, - Семью кормить надо. Платили нам всегда немного – и в цирке, и в кино, и мы старались, как могли.
И в то же время, когда он начнет рассказывать – как о ролях своих, так и о каскадерской работе, несомненен будет его искренний, почти детский интерес к происходящему на съемках, и желание обыграть трюк, даже усложнить его, чтобы было – красиво.
«За деньги так, как ты -  не служат» - это фраза из «Волкодава», где тоже играл Мухтарбек Кантемиров.
Служение Красоте. Это было присуще ему всегда, даже когда он снимался в эпизодах.
-Но когда Вы играли бандитов – не было ли это, по словам Раневской, «плевком в вечность» - запомниться зрителям в таком образе?
-Но это же всегда – не роль. Какие-то эпизоды, моменты. Там даже не было заметно, что это я.
Между тем, снимаясь в «Руси изначальной» в роли хазарского хана, он не встанет на колени перед византийским императором, скажет режиссеру:
-Прошу прощения, вы меня избавьте от этого. Я ни перед кем на колени не вставал.
И в его костюм оденут другого актера, снимут со спины.
2
Мы привыкли к возможностям компьютера,  и нас уже не удивляют уже фильмы со спецэффектами. Но когда мы видим на экране животных – это нечто особенное.
И во время просмотра тех же самых «Смелых людей»,  если не знаешь,  как снимали, переживаешь: все ли лошади живы? Страшно, когда подламываются у коня колени, и он летит наземь. Живой, не понимающий, что происходит.
И падают всадники, которых во время этого трюка – никто не страхует!
В свое время Алибек Тузарович разработал, а Хасанбек и Ирбек выполнили – подсечку с помощью штрабата – широкого кожаного ремня, который одним концом крепился к ноге лошади, а другой конец был в руке у каскадера. 
В указанный режиссером момент ремень дергали на себя – «подсекали». И создавалось полное впечатление, что лошадь убита.
Не слишком милосердный прием, как для коня, так и для всадника. Но позволявший опытному наезднику выполнить трюк, не только сохранив коню жизнь, но и практически, избежав травм.
Мухтарбек Кантемиров с негодованием будет говорить о съемках, которые вел Сергей Бондарчук. Лошадей, предназначенных на убой на мясокомбинатах, убили иначе. Нужно было снять сцену падения табуна с обрыва, груду еще шевелящихся лошадиных тел.
-Как можно! Великий режиссер! Такое нельзя оправдать тем, что лошадям все равно умирать.
В съемках, где принимал участие Кантемиров, подобное отношение к лошадям было невозможно. Задачу, как снять тот или иной эпизод, решали иначе.
Александр Савельев в своей книге «Улыбнитесь, каскадеры» рассказывает об этом:
«В фильме «Ищи ветра» есть эпизод расстрела табуна лошадей. Чтобы они не  достались красногвардейцам, белый офицер приказывает их уничтожить. Казаки выкатывают перед бегущим табуном пулемет и бьют в упор. Скошенные  пулеметной очередью лошади падают, бьются, животные катаются на спине, пытаются встать и, обессиленные, затихают. Жуткая сцена. Рядом со мной в кинозале сидела молодая женщина с ребенком семи-восьми лет. При каждом выстреле мальчуган вздрагивал, будто стреляли в него, прижимался к матери и спрашивал с волнением:
— Их убивают по правде?
— Нет, что ты! — успокаивала его мать, сама не уверенная в этом.
 — Но ведь они умирают!
Заключительным аккордом этой зверской вакханалии было убийство кобылы с жеребенком. Смертельно раненая лошадь упала, некоторое время с болью в глазах смотрела на детеныша, пока не затихла. Расстрелянный жеребенок сделал несколько неуверенных шагов и упал рядом.
Эпизод расстрела лошадей режиссер-постановщик киностудии «Мосфильм» В.  Любомудров снимал в степи под Ростовом.
Постановка конных трюков обусловлена природными данными лошадей. Стояла тогда нестерпимая жара. Земля закаменела, потрескалась. Лошадей донимали оводы и слепни. Увидев клочок рыхлой земли, лошади бежали к нему и с удовольствием валялись в пыли, избавляясь, таким образом, от докучливых насекомых. Это подметил режиссер-постановщик. Остальное — уже дело техники. Недалеко от реки вспахали полосу степи и пустили туда наискосок табун. Ступив на рыхлую землю, лошади тотчас же ложились на землю и начинали кататься в пыли. Съемки делали комбинированные. В обратный ход табуна вмонтировали буранчики от пулеметных очередей. Жеребенку с матерью ввели быстродействующее усыпляющее средство. Вот и вся механика съемок этого жуткого эпизода.
А падение с коня? Насколько артистично оно выполнено,  волнует ли зрителя, вызывает сочувствие к всаднику, к лошади? Так оценивается мастерство каскадеров.
...Бричка с откинутым верхом, запряженная тройкой взмыленных лошадей, бешено несется по раскаленной солнцем степи. Ее преследуют верховые казаки, вскидывают на ходу карабины, стреляют вдогонку. В ответ с брички короткими очередями точно жалит пулемет. Казаки на полном скаку перелетают через головы лошадей, как подрубленные падают лошади.
—Стоп! Стоп! Стоп! — кричит в мегафон режиссер.
Казаки «оживают», принимают пойманных лошадей, собираются возле кинокамеры.
— Ну, скажи, пожалуйста, кто поверит, что ты падаешь с лошади убитый? — обращается В. Любомудров к пареньку в лихо заломленной набекрень казачьей  фуражке.— Подсечку делаешь, уже готовый упасть. Неправдоподобно...  Перестраховываешься...
 — Я же не успею сгруппироваться! — оправдывается смущенный парень. Он еще не отдышался. На лице толстый слой пыли.
 — Тебя никто не неволил участвовать в съемках. Теперь ты каскадер.
Понимаешь? Каскадер. Забудь слово «не могу».
Степь размечена едва заметными ориентирами, обозначены рубежи, кто где должен быть «убит»,  «ранен», где должна кувыркнуться лошадь или взвиться на дыбы. Самая трудная задача у каскадеров в бричке. И вот она вновь мчится по степи, ее преследует верховые казаки... В бричке четверо. Виктор Стогнеев отвечает за трюк. В решающий момент четыре человека должны «сработать», как точно отлаженный механизм. Здесь каждый в ответе за остальных, малейшая заминка, несогласованность в действиях могут стоить жизни.
Скорость под шестьдесят. Впереди степь обрывается крутым берегом. Туда мчится бричка.
— Ребята, действуйте по обстановке. Прыгать, как можно позже. Женя, приготовься!
До берега 30 метров. Они тают на глазах. Богородский подсекает левую лошадь. Приспособление нехитрое: петля на длинном ремне, затянута на  передней ноге лошади, конец ремня в руке Богородского. Правильно подсечь лошадь в тройке надо уметь. Попади лошадь под колеса, тогда... Впрочем, если думать об этом перед трюком — не стоит идти в каскадеры.
Богородский подсекает в тот самый момент, когда направленная им левая пристяжная рванулась влево, две другие в руках Стогнеева — в противоположную сторону. Скошенная на полном скаку лошадь переворачивается на спину. Богородский успевает обрезать постромки. Лошадь пытается встать, бьется в панике, беспорядочно молотит воздух копытами. В нескольких  сантиметрах от нее пролетает бричка. Вот и обрыв. Лошади срываются с кручи. Бричка неожиданно наскакивает на бугорок, клонится набок, вот-вот  готовая опрокинуться. Такого сюрприза никто не ожидал. Передние колеса повисают в воздухе. Пора прыгать.
После, переживая этот миг, каскадеры припомнят уйму подробностей. Их не перескажешь и за час. А тогда в их распоряжении было лишь мгновение.
...Кубарем летят с кручи лошади. Бричка разбита, щепками усыпан крутой склон. Запоздало, с легким всплеском вкатывается в реку оторванное колесо.
Тихо, спокойно кругом. Пронзительно голубеет безоблачное небо. Четверо каскадеров, отряхиваясь и потирая легкие ушибы, с тревогой ощупывают взглядом кручу. Все в порядке, все живы, здоровы. Лошади, как ни в чем не бывало, стоят, склонившись к воде. Теперь слово за режиссером. Получился ли трюк? Не нужен ли еще дубль?
«Страшно?» — нередко спрашивают каскадеров. Страшно. Страх—категория физиологическая, это сигнал об опасности. Только каскадер умеет подавить его, умеет быть в экстремальных условиях хладнокровным и рассудительным.
Это, как говорится, дар божий, но может быть достигнут и тренировками.Во имя чего эти люди «играют» в суровые, мужские игры. Ради денег, славы? Нет. Они просто хотят полнее почувствовать себя человеком, ярче и богаче увидеть краски торопливой, суетной, но неповторимой жизни. О каких деньгах может идти речь, если ни на одной киностудии нет даже такой штатной единицы. Каскадер — сезонный работник. Что же касается славы, то редко в титрах мелькнет фамилия, да и то мелким шрифтом в самом конце.
Виктор Стогнеев — потомственный конник, работает тренером. Александр Андреев — спортсмен. Мухтарбек Кантемиров — цирковой артист. Усен Кудай Бергенов — руководитель группы постановки конно-батальных сцен.
Безопасность всадника — главное требование любого конного трюка и достигается не страховочными тросами или пружинистыми сетками, а  высочайшим уровнем конноспортивной подготовки каскадера, его морально-волевым складом характера. Специальных школ, которые бы готовили  каскадеров, нет. Каскадер — это призвание, это — актер и спортсмен  одновременно, это—человек, который смотрит на жизнь глазами художника и  знает ей истинную цену».
3
И все же, кто бы ни рассказывал о Мухтарбеке Кантемирове, непременно упомянет: »Это он сыграл в «Не бойся я с тобой».
Начало двадцатого века. Выступают в цирке два артиста. Одного из них играет Мухтарбек Кантемиров (Рустам), другого Лев Дуров (Сан Саныч).  Неожиданно приносят телеграмму: у Рустама в далеком горном селе умирает бабушка. Дело ясное – надо ехать. Но ехать нельзя: в свое время мальчика отправила в далекие края та же бабушка, чтобы он не стал жертвой кровной мести. А на Кавказе обиду помнят веками. Вернись – и неизбежно найдется у тебя кровник.
Тем не менее, артисты рискуют отправиться в путь, и по дороге наживают себе еще одного врага: главаря местных бандитов, с которого Сан Саныч в театре неосторожно снимает шапку – дабы сцену не заслонял.
А по приезде отыскивается и кровник – Теймура сыграет Пулад Бюль-бюль Оглы. Молодой певец тщетно добивается руки любимой девушки. Ее богатому отцу, помешанному на добыче нефти, приглянулся участок - после бабушки перешедший Рустаму. Убить нового хозяина под видом кровной мести! Только на этих условиях Фарзали-бек отдаст дочь певцу. А нет – так сосватает ее за местного дурачка, благо тот богат.
И кто же, как не Рустам и Сан Саныч восстановят справедливость: избавят местный народ от бандитов, помогут соединиться влюбленным?
Будут в фильме и конные скачки, и рукопашные бои, и, конечно, метание.
Будет много музыки и песен, фраз, ставших афоризмами.
Но главное  - появится  неуловимая аура, итог вдохновения  создателей ленты.
Обаяние добра, действенной помощи, приключений – и главных героев,  сделает фильм  любимым у нескольких поколений зрителей.
4
А начиналось все издалека.
Сначала был спектакль о Дон-Кихоте - «Человек из Ламанчи».  И если бы Мухтарбек Кантемиров и Юлий Гусман не встретились в Баку…
Вспоминает Мухтарбек Кантемиров
-В 1978-м мы вернулись  из Турции перед самым Новым годом. Приехали в Баку. И было у нас там по четыре выступления в день. Представляешь, что это значит? В десять, в час, в пять и в семь.
А Гусман – был главный режиссер ТЮЗа, и ставил спектакль – «Человек из Ламанчи».
За два дня до съемок он посмотрел наше представление – а я  солировал, я там хорошо смотрелся.
И он пришел в антракте:
-Мне сказали, вы много чего умеете. Каратэ знаете, ножи метаете…
Там была сцена – хулиганы насилуют девушку, а она сопротивляется, надо было кнутом поработать.
-А что от меня нужно?- спрашиваю.
-Поставьте нам два эпизода.
А я  к тому времени  уже знал, как артисты любят спать. Утром их не добудишься. …
И говорю Гусману:
-Я могу только рано утром. Они же у вас не встанут.
-Еще как встанут! Ты меня не знаешь!
И они, заспанные, к восьми часам приходили – и я  до десяти с ними возился. Сперва туго шло. Я мучаюсь, и они мучаются. А потом с такой радостью они стали ходить! Учились метать, хлыстом работать.
У меня и ныне хранится - подарили мне -  первую афишу мюзикла. И расписались там все.
Гусман присматривался-присматривался и говорит:
-Мухтарбек, а что, если мы снимем фильм?
-Да я много, - говорю, - как каскадер снимался в эпизодах.
-Нет уж, чтобы ты - в главной роли.
-Юлий Сломонович, но как же…
-Давай договоримся, ты – Мухтарбек, а я – Юлик. Ты мне одно скажи - даешь согласие?
-Если, - говорю, - не боишься, что я тебя опозорю - рискну.
-Не боюсь, - говорит, - Я по образованию психотерапевт, и я к тебе уже пригляделся.
Честно говоря, я думал, что это просто еврейское «ля-ля». Закончились Бакинские елки, уехали мы в Питер.… Но года не прошло, и он привозит сценарий.
-Ты посмотри, - говорит, – что тебе не понравится – перепишем.
Гляжу. 
Там эпизод был - мы к водоему пришли, и Пулад предлагает:
-Давайте искупаемся.
А я возражаю:
-Ой, что вы, я не умею плавать…
-Гусман, - говорю, -  имей совесть! Ну,  как тебе не стыдно – я на Тереке вырос.
-Майкл, это мои сценаристы решили, что у тебя должен быть хоть один недостаток.
-Имей совесть!!!
-Все-все, убрали!
Смотрю дальше. Героиня меня полюбила,  и Теймур  говорит: «Ты мой кровник – и я не смог тебя убить, ты увел у меня невесту – и я не смог тебя убить»…Фильм даже назывался сначала «Все равно я тебя не убью».
Что ж это такое…
-Тоже убирай, - говорю, -   некрасиво – невесту увел, не могу я так.
И если оставить, как есть, мы с ней должны были бы целоваться. У меня жена тронулась бы, она меня и так на съемки не отпускала.
- Пожалуйста, говорю, без интимных сцен – мне дома неудобно будет.
И гораздо лучше сделали – я помогаю бывшему кровнику, ставшему другом, обрести невесту.
А потом мы выбирали мне партнера. Были варианты: Ролан Быков, Николай Караченцов, Лев Дуров.
-Юлик, - спрашиваю, - Ты что, с ума сошел? Какие варианты? Конечно Дуров! Я его с 56-го года знаю. Если что, я у него под крылом, под крышей… Он поможет.
И Дуров радовался. Там сцена есть, когда они с арестантами прибежали, раздолбали бандитов, и он вроде на меня ругается. Что я как маленький, что меня невозможно оставить одного, без присмотра… Он ругается, а я его обнимаю.
Он потом говорил:
-Самый сладкий  момент, когда ты  обнимаешь меня.
А все вместе мы читали сценарий - на Кутузовском проспекте, в  доме, где жила Белла Руденко. Она тоже присутствовала при этом.
Стол накрыли  богатейший.
Сценаристы читали, мы обсуждали,  как и что снимать… красота.  Сценарий был почти готов – так, отдельные пробелы.
Потом  полетели на пробы.
Мне Гусман сказал:
-О тебе даже речи нет. Пробы для того, чтобы ты за них деньги получил.
Собрался худсовет Азербайджана.
Меня познакомили с Поладом. Он очень хорошо нас всех принял.
На киностудии провели пробу. И утвердили всех, кто и был намечен – не искали замен.  Хорошо…хорошо было…
Левушка приехал с женой, с Ириной.
На съемки я взял трех своих лошадей – Ярика, Алмаза и Мускатика.
В сценах, где показывают каратэ, снимались, в основном, местные ребята. Из «моих» были только Артур Березин и племянник Олег Кантемиров – «бандиты», которые на Дурова нападали.
5
На съемках фильма происходит трагический случай, который не смогут забыть  очевидцы.
Героям, убегающим от бандитов, нужно забраться в древнюю башню.
Предполагалось, что Мухтарбек забросит в маленькое окошко ножи, которые сыграют роль якоря, а затем подтянется по веревке.
Но обстоятельства сошлись – роковым образом.
За несколько дней перед тем заболел столбняком Алмаз. Его заново ковали, поранили гвоздем ногу, внесли инфекцию.
Любимый конь, который уже сыграл в нескольких сценах - на нем Мухтарбек показывал в фильме цирковые номера – умирал долго и страшно. Он ослеп, ему не могли помочь ни вакцины, которые доставал Полад Бюль-бюль Оглы, ни доктора, которых он привозил.
У Мухтарбека, сутками не покидавшего  конюшни, уже не оставалось надежды.
Бессонной была и та, последняя перед съемками ночь. И уходил он, чая вернуться скорее к Алмазу, провести с ним последние часы.
Другой фатальный момент.  Ножи, которые должен был забросить на башню Мухтарбек – служили бы «якорем»  и только. Зачем помощнику понадобилось  наточить их, превратив в подобие лезвий?
Умирающий Алмаз перед глазами… Слезы… А где-то вверху – на серой стене, окошечко башни.
Мухтарбек раскручивает ножи…
Страшный своей  всамделишностью, непоправимостью - звук кинжалов  – полоснувших по ноге, по живому телу. Звук, который будет ему сниться ночами.
И боль…
Его подхватывают в десять рук, и руки эти заливает кровь.
-Отойдите, - говорит он, - не запачкайтесь.
Цирковой артист, он понимает сразу – перерублен нерв. 
Алмаз тоже был ранен в ногу. Конь, хозяин… Боль – точно переходит.
-Юлик, боюсь, я надолго выбыл из строя.
-Дурак! – чуть не плачет Гусман, - Какое, к черту, кино?!  Я тебя покалечил.
Мухтарбека отвозят в маленькую сельскую больницу, что поблизости. На вертолете доставляют хирурга:
-Сейчас я ничего не могу сделать, - говорит тот, -  Только зашить. Потом будете восстанавливать нерв.
Мухтарбек отказывается от общего наркоза. И когда врач накладывает швы, старается улыбаться, чтобы подбодрить остальных.
-Посмотрите на этого дурака, -  Гусман в отчаянии, - Он еще улыбается!
-Не волнуйтесь… все нормально, - тихо говорит Мухтарбек.
В тот момент его не мучает мысль, что ногу, возможно, не вылечить – и какое будущее ждет его тогда?
«Меня убивало, что я должен работать в «Не бойся», а я - безногий, это было страшно» - скажет он позже.
Будет вспоминать этот день и Лев Дуров:
«Там  жуткий был эпизод. Мухтарбек делал очень сложный трюк,  связал ножи таким якорем (Дуров кистями рук – показывает) - и должен был раскрутить, попасть в окошечко, и затем по канату влезть туда. Он раскрутил, нож пошел, и перерезал ему все сухожилия. И вот - ни морщинки боли, ни гримасы, хотя в эти минуты он не был уверен, что не потерял профессию. И потом – несколько операций, сложнейших. Он все мужественно перенес – никаких жалоб. А он мог сказать (изображая жлоба): «Я потерпел на съемках, платите». Нет – ни одного слова об этом,  ни-че-го…»

Вспоминает Мухтарбек Кантемиров
Как мне этот конь нравился - Алмаз! Солнышко! Чтобы в цирке вот так пошла лошадь, чтобы встать на нее - надо полгода, а он умница был такой – за несколько дней… Там я боком сидя, по темпу лошади вскакиваю. Гусман все восхищался.
Алмаз  - с латвийского конного завода.  Сам ездил за ним, привез. Уникальный был конь.
И в тот же день, что я покалечился, мне конюх сказал:
-Он умер.
Говорят – микробы столбняка живучие. Сожгли коня.
Я накануне всю ночь не спал – рядом с ним простоял. Но уже по симптомам  – читал о столбняке - понимал, что он умирает. Такое состояние…
Полад поднял всех, но от этого ничего… нет спасенья.
Со всех сторон приносили лекарства - ничего не помогло, он  ослеп, ничего не видел… страшно было.
И когда я уехал на съемки – все мысли  были там. Кручу ножи, чтобы закинуть… Надо было так крутить, а так - отсюда, и резанул… И всё (со вздохом) - страшная боль, острая… Нога подогнулась сразу. Хлынула кровь, в сапоги…
Юлик бросился:
-Майкл, что такое?
…
Эту сцену можно было не снимать «вживую», смонтировать. Я сам виноват –  настаивал.
Юлик потом говорил: «Никакое кино не стоит такой травмы». Но уже было поздно.
-Вызвали профессора, а кровь течет. Он меня по живому зашил.
Я говорю:
– Мне надо сниматься. 
А он:
-Месяц. Месяц даже и не думайте.
Я на втором этаже лежал. В больнице  один был... И вижу в окно: старая женщина - уже к осени шло дело - рубит дрова. Я на костылях слез… (с лукавейшей усмешкой) … на четвертый день – слез!  И она - говорит плохо по-русски, рукой машет:
 – Иди спать, спать…
А я ей:
-Нет - дайте топор.
Оперся на ногу, костыль как-то привязал, и начал рубить дрова.
Она говорит:
-Сумасшедший! Ты что?! Что ты делаешь?
А я ей:
-Ничего, все хорошо.
Но с того  дня нога очень быстро стала зарастать. Такой стресс!
Через неделю я сказал: «Давайте сниматься».
А там эпизод, когда невесту воруют, и я на двух лошадях… Я палку привязал, потому что нога не держала. Привязал какую-то палку, и…
Потом привезли профессора - на вертолете что ли? Очень известный профессор-хирург – развязал меня, посмотрел, и говорит:
-Это же… это же… На вас же можно писать диссертацию! Такого не было и…и это просто немыслимо.
Я говорю:
-Просто я очень хотел быть в строю.
Съемки фильма продолжаются. Впереди еще несколько сцен - весьма трудных для исполнения, если у тебя по сути – одна нога.
Например, подсечка.  Я еле-еле запрыгнул на лошадь. Тем более, перед тем надо было бежать  по песку – от него  не оттолкнуться.
Гусман говорит:
-Может, не будем  этого делать?
-Нет-нет, Юлик…  Хоть какой-то трюк
Никакого обезболивания не делали. Только очень долго я принимал мумие, которое  ребята прислали. Оно мне здорово помогло.
Были сцены  особенно интересные для меня. Например, стоя на башне, метнуть кинжал, перебить факел у бандита, который собирается нас поджигать.
Гусман опять – таки сомневался.
-Зачем это делать?
-Ну, здравствуй! – говорю, - Мне самому хочется попробовать.
И с факелом подбегал Рустам, брат жены Гусмана – чудесный парень. Обаятельный, интеллигентнейший!
Я бросал кинжал, и он перебивал факел - пополам.
-У, шайтан! – согласно роли ругался Рустам.
-А сцена, когда Вы бросаете в Дурова ножи – это монтаж?
Тихо:
-Да, монтаж.  Лева говорил: «Я не боюсь. Я встану».  Можно было выбрать определенный ракурс и снять. Оператора поставить – там был большой промежуток.
-Больше делать нечего, как рисковать, - сказал Гусман. -  А вдруг…
Я согласился:
-Никаких претензий. Давайте обратной съемкой.
Я никогда не рвался к славе, к ролям…
Только в этом фильме снялся с удовольствием, потому что  писали его на меня. Это же сценарий Фридмана и Дунского – золотых людей. Золотых! Они ходили в цирк, Юлик их водил. Со мной разговаривали, и   меня -  прочувствовали. И было легко играть. Доброта просто из души изливалась.
А за два момента Левушка меня похвалил. Помнишь:  «Сан Са-а-аныч, выйдем на минутку…».
Лева говорит:
-Паразит, как ты красиво это сделал!
Этого момента не было в сценарии.  Гусман спросил:
– Как бы ты поступил здесь?
И еще раньше – тоже мои слова – когда мы выступаем в цирке, и Дуров пытается мне что-то сказать, а говорить во время номера нельзя – директор может услышать.
-Майкл, что бы ты сказал Сан Санычу, будь ты - по сути - там? Чтобы его остановить?
Я  сходу:
-Не дергайся, Сан Саныч, ухо к доске приколю…»
-Молодец!
И когда Пулад пришел меня застрелить. А я его поднял на плечи…
Гусман тоже перед этим спрашивал:
-Что бы ты противнику сказал?
Я говорю:
-Юлик - это не противник.…Ну конечно – помягче, с высоты своего мастерства, возраста…
-Ты не трепись - говори…
-Например: «Пойдем в дом, попьем чайку и поговорим…»
Он:
-Молодец! Больше ничего не надо!»
А один момент они вырезали. Скачет банда, и я дублировал главаря. Со спины снимали.
Он там гарцует, как зверь.  Одели на меня костюм…
Гусман отснятый материал посмотрел  и говорит:
-Сволочь! Как видно: профессионал на лошади сидит – или актер! Уж больно понятно, что это ты… Придется вырезать,  а так жалко! Как все-таки красиво,  когда настоящий наездник!
Но другой эпизод оставили.  Когда атаман этот в меня стреляет - и уносится на коне.
В горы надо было скакать.
Гусман спрашивает:
-Майкл, ты не хочешь? Он так скачет, что противно смотреть! Бандит!
-Ну конечно, Юлик, я сяду.
Развернулся спиной и поскакал.
-Совсем другой разговор, – сказал Гусман.

Лев Дуров позже скажет: «В фильме «Не бойся, я с тобой» есть три совершенно гениальных проскока. Я всегда просто сижу и аплодирую Мухтарбеку. Хотя это просто проскоки на дальнем, на общем плане. Но когда он сидит на лошади - это такая красотища, гармония животного и человека, замечательная гармония…»

Когда съемки закончились, я уехал в Москву. В товарном вагоне – с лошадьми, с ребятами.
Ясно было, что надо оперироваться, но в больницу я лег не сразу. Чтобы попасть в специализированный московский институт – нужен был великий блат.  Мне повезло, что удалось, и что ждал я - только месяц.
А врачи… они потом жалели, что я не лег на стол сразу после травмы. Тогда было бы проще все восстановить.
Теперь же предупреждали,  что будет долгая операция, очень сложная…
И делали - семь часов.
Мне рассказали - в операционной хирург восхищался:
-Посмотрите, какой организм могучий! Как канаты сухожилия…
Мне было сорок восемь лет.
Я не говорил домашним, чтобы их не волновать.
После операции слабый был – ведь семь часов, Господи! Дня три еще шевелиться не разрешали.
Лежало нас в палате человек пять-шесть. И все очень тяжелые. Помню, как трудно умирал парень с опухолью мозга.  Когда череп вскроют, он – как подкова. Врачи посмотрели, и сказали: не жилец. Через несколько дней умер. Очень тяжело умирал. Жил где-то в Сибири, волосы густые, кучерявые, ходил зимой без шапки. Сперва застудился – менингит, а потом…
А меня врачи обнадеживали – говорили, что удачно все сделали.
Дали мне указания, как восстанавливаться. Не форсировать события. Постепенно качать ногу. И я – с помощью резиновой ленты… Надо было добиваться, чтобы нерв заработал.
Озвучивал меня в картине Александр Белявский именно поэтому – я был в то время на операции. Но он много лет этим занимался, и подал роль хорошо.
А мне тогда приснился вещий сон.  Я  уже мечтал о конном театре.  И после операции боялся – что ж, теперь не получится?  А если получится – то когда?
Ребята были уже готовы…
И мне приснилось: стою на  горе, внизу - метров двести -  конюшня и ходят лошади – красивые лошади.  Они - мои.
И я взлетел – полетел – приземлился, и глажу лошадей.
-Все, - думаю, - Будет конный театр!
И точно – через несколько лет мы создали «Каскадер».
В то же время – вскоре после «Не бойся» -  я хотел купить в Костромской области дом. Уж больно хороший домик! И места – охота там богатая…
Продал двух лошадей – как раз суммы хватало.
А один человек непорядочный – просто использовал мои деньги – присвоил, открыл магазин.
-Как тебе не стыдно? – спрашиваю.
-Мухтарбек, я на ноги встану – верну эти деньги тебе…
-Был бы на моем месте другой  – тебе бы отрезали уши. Стоило ребятам сказать…
-Мухтарбек,  я верну, я все верну…
А немного позже я услышал афоризм Володи Вишневского:
Я нелеп, невезуч, бестолков,
И к тому же взрываюсь как пламя.
Если выставить всех мудаков,
Я, наверное, вынесу знамя! 
Ну, точно -  про меня.  Гусману передал, он  расхохотался.
-Майкл, твое самоуничижение паче гордыни – ты напрашиваешься на комплимент.
Я – и  Ирбеку:
-Юрик, обо мне стихи уже пишут.
-Почему я не знаю?
Рассказал ему – он тоже хохочет.
-Миша, да мы все такие! Так что не радуйся!
И еще одним я Ирбека насмешил.
Когда мы пошли на просмотр, он меня потом обнял: «Мишенька, молодец, как ты хорошо сыграл!»
-А я и не играл, - говорю.
Он расхохотался. Анекдот был.
В Кремле лизоблюды подходят к Хрущеву:
-Никита Сергеевич, вы выиграли премию за самую удивительную мимику лица.
И показали ему кадр: сидит он такой - надутый-надутый, кривая морда.
Хрущев говорит:
-А я и не играл.
И я -  теми же словами:
-Юрик, а я и не играл!
6
«Не бойся, я с тобой» выходит на экраны в начале восьмидесятых.
Отзывы о картине -  самые добрые:
«Несмотря на погони, перестрелки, виртуозные приемы каратэ, на протяжении всего фильма никого не убили. Это очень приятно, хотя, может быть, менее смешно на  взгляд создателей иных комедий со шпагой и пистолетом, где к финалу погибает почти вся  массовка».

«В фильме множество забавных бытовых деталей, помогающих донести национальный колорит, раскрыть богатство народного юмора, показать оптимизм простого человека. Двое друзей, отправившихся в весьма рискованное путешествие, где их на каждом шагу подстерегают всевозможные опасности — и кровная месть, и интриги, и вспышки горячего кавказского характера,— способны себя защитить, ибо в  совершенстве владеют борцовским искусством, обладают незаурядным мужеством и хладнокровием.
Но не только это приносит им победу. Рустам и Сан Саныч в очень точном исполнении Мухтарбека Кантемирова и Льва Дурова, побеждают, прежде всего, за счет подлинного рыцарства и благородства».
«Когда на экраны выходит приключенческий фильм, мнения зрителей разделяются чаще, чем в иных случаях. И, это понятно: одни принимают правила игры, другие хотят, чтобы она велась по другим правилам, третьи убеждены, что «так не бывает».
И все по-своему правы. Действительно, как это горстка храбрецов, застигнутая в финале у далёкого пограничного столба,  сможет противостоять несметным толпам противников, силам зла? Но в самый последний момент мы слышим спокойный голос Рустама: "Только прошу тебя, Сан Саныч, никого не убей". И мы верим, что никто не будет убит и что наши друзья одержат победу, ибо им помогут добро и благородство, которым отведено в фильме самое видное место».
Большое впечатление фильм производит на подростков и юношей, занимающихся боевыми искусствами. Каратэ в Союзе находится на полулегальном положении, литературы и записей не хватает – хоть используй фильм как наглядное пособие!
Но чтобы само слово «каратэ» не звучало в картине,   пришлось в уже снятый материал доснимать эпизод, где Сан Саныч рассказывает узникам о народной борьбе «куреш». Свои мол, истоки у наших боевых  искусств -   так боролись безоружные -  с обидчиками бедного люда.
Съемки  фильма курировал спорткомитет Азербайджана.

Ну а мальчишки  просто начали играть в Рустама и Сан Саныча - высшее признание!
Костя Ежков, руководитель «Коловрата»: «Не бойся»…Мы играли во все это»…
* * *
Популярность фильма было огромной.

Вспоминает Мухтарбек Кантемиров:
-После «Не бойся» меня узнавали сразу. Характерный: высокий, черная борода… Помню - мы в тихом переулке живем, надо было на троллейбус сесть…И вот из троллейбуса выходят люди – и появляется негр – огромный. Он на меня смотрит и улыбается:
-Ты меня не бойся…
Он здоровый, я тоже здоровый.
-Да не боюсь я тебя, выходи… - говорю ему.
-Да нет, вчера…кино…телевизор…Ты меня не бойся…
-Да-да… - киваю ему, чтобы пройти скорее. Поднимаюсь в троллейбус, и вижу – все на меня смотрят и улыбаются.
Еще один случай. На «Планерной» приезжаю на рынок. Спрашиваю:
-Сколько морковка стоит?
А продавец азербайджанец. Глаз не спускает.
-Ой, ты Рустам! Ты – друг Полада!
-Да-да, Рустам я… Морковь, - спрашиваю, -  сколько стоит?
-Эй, Амед! Амед! Смотри, тут друг Полада…Эй, Рустам, куда пошел, бесплатно дам…
А мне уже и моркови не надо.
Или в метро еду – сижу в уголке, вдруг парень подходит:
-Простите, вы  - Кантемиров?
Киваю.
-Ага, - кричит куда-то в глубину вагона, - ты проиграл!
И объясняет:
-Да мы с другом на коньяк поспорили.
7
Прошло уже более двадцати лет.
«Не бойся, я с тобой» время от времени показывают по телевизору. Фильм выходит на дисках в сборниках «Любимые фильмы детства».
Но по укоренившейся в последние годы традиции - задумано снять:  «Не бойся, я с тобой-2»
К сожалению «Старые песни о главном» не смогли передать лиризма  песен давних лет. Популярные артисты, богатые костюмы, знакомые мелодии… Но – другое поколение, другие чувства, не смотря на разговоры о «вечных ценностях».
«Ирония судьбы-2» не повторила судьбы первой, и вряд ли станет – всенародно любимой.
Что же касается «Не бойся»…
Собирая материал для книги, кроме документальных источников я просматривала и Интернет-сайты, заходила на форумы. И мне настолько понравилось, что написал на эту тему «tiomkin», что я позволю себе привести его «рецензию» почти полностью:
«Первая реакция – не дай Бог! Вероятность того, что картина будет очень слабой - велика.
По ряду причин.
Тот оригинальный фильм был в некотором роде уникальным. Бакинский еврей Гусман, человек в любом случае неординарный, загорелся идеей снять, что-то  такое, этакое, чтобы всё: чтобы и драки, и погони, и перестрелки, и музыка, и любовь, и национальный колорит, и смешно, и поучительно, и ковбойцы, и джигитцы – каратистский долма-вестерн помноженный на «Звуки музыки». (Говорят, что приемная комиссия долго думала к какому жанру это отнести, в итоге обозначили как «музыкальный приключенческий телефильм»).
И у него это получилось. Ну, бывает, снисходит озарение, звезды сходятся в одном месте, небеса разверзаются и посылают лучи таланта, в людях бьет здоровый фейерверк эмоций и все это каким-то образом ложится на целлулоид.
Снятый студией «Азербайджанфильм», до того особо себя никак не проявившей, в 1981 году по заказу Гостелерадио, фильм не предназначался для больших экранов,  только для ТВ.
Тут, похоже, киношники допустили просчет, но как говорится, кто бы знал! Пройди фильм по экранам, всяко бил бы рекорды посещаемости, а так – на момент показа бешеную аудиторию собрало Центральное Телевидение, а не  кинотеатры «Россия» и «Октябрь».
Ну и творческая группа  была не из рядовых. Сценарий писали Дунский и Фрид, одни из лучших сценаристов советского кино. Музыка – Полад Бюль-бюль-оглы и группа «Интеграл» (как ни относись нынче к Алибасову, а дело он тогда делать умел), тексты песен – Алексей Дидуров, не последний текстовик.
Ну и главные роли – основательный Дуров, сдержанный Кантемиров, вспыльчивый Бюль-бюль-оглы и красавица Омарова на фоне Турабова, Бабаева и Юрского.
Незатейливая, в общем-то, история про то, как один оторвавшийся от корней горец на пару с русским корешем-бродягой поехали чисто бабушку похоронить, да по природному любопытству вписались в хорошую драчку, окоротив буянов-хулиганов и попутно повенчав влюбленных – это всегда вариант беспроигрышный.
В СССР, с его дефицитом на мексиканские страсти и зубодробительные мордасти – вдвойне. Население малость прифигело и возмечтало о продолжении, на худой конец, о том, что фильм будут показывать часто, но власти эти мечты пресекли: ленту на некоторое время положили на полку.
Потом все же показали, потом началась perestroika, вместе с которой в страну пришли оригиналы в виде Джеки Чана, Клинта Иствуда и Джулии Харрис и фильм незаметно отошел в сторону. Так оно и осталось, воспоминанием о случайной комете, сверкнувшей в эпоху безвременья (на дворе стоял 1982-й год).
По нынешнему времени фильм смотрится – с точки зрения фильма собственно – со смешанным ощущением. С одной стороны – довольно туго закрученная история, со своей интригой,  драматургией, с прописанными характерами. То есть то, что для фильма и надо, зритель тащится и прется, все жанры хороши, кроме скучного.
С другой стороны – ляпов хватает, нестыковок, логических провалов, натянутостей, спецэффекты и комбинированные съемки порой глаз режут, и так далее. Но в целом – простительно, поскольку все искупается драйвом и своеобразным юмором.
Лирическое отступление. В 1990-м году показали этот фильм в нашем армейском клубе. Часть наша была в основном славянская – у нас и среднеазиатов было не густо, а с Кавказа – так только один, грузин-повар. Но свою долю добрососедских межнациональных отношений в учебках выкушали все. Так вот, на словах Кантемирова: «Мы азербайджанцы, мирный народ…» заржали все. Очень мирный, да. Особенно после Карабаха и Баку. Такой вот юмор…
Но это было тогда. В том время. В позднем СССР. Поезд ушел, причем 20 раз. Но опять двадцать пять, не дает людям покоя идея на однажды выстрелившей идее въехать в рай еще раз. Не получится. И вот почему.
Оригинал, повторюсь, слабоват, есть такое. Но то,  что смотрелось хорошо, и было простительно в неизбалованные советские времена – при тогдашней нехватке боевиков – в нынешние уже не проканает. Зритель видел лилипутов и покрупнее.
Это надо очень сильно постараться, чтобы НБЯСТ-2 было как минимум не хуже. А этого также не получится. Просто потому, что:
Кино – это деньги и производство. На постановку такого боевика нужны хорошие деньги. В противном случае будет откровенная халтура и убогость, смотреть которую будет тоскливо даже невзыскательному зрителю. Найдет ли Гусман эти деньги – вот вопрос.
Ну, допустим, найдет. Далее – подготовительный период НБЯСТ составил 2 года. Это тогда, в СССР, где важнейшим из всех искусств являлось кино, и государство за кинематографистами приглядывало, и помощь оказывало. (Сейчас же: деньги нашел – снимай, денег нет – гуляй).
Сколько сейчас составит подготовительный период, с учетом того, что больше нет Азербайджанской ССР, просто так в Баку не скатаешься?
А режиссер?  Встает непосильная задача: найти профессионалов, которые понимают, что это такое – снять туго закрученный комедийно-музыкальный боевик, помноженный на вестерн и при этом, чтобы было зрелищно и не свалиться ни в одну, ни в другую сторону. Проще веревку из песка свить. Или там, море ложкой вычерпать. Исключения вроде Алексея Сидорова, снявшего самый мощный многосерийный фильм последних пятнадцати лет - «Бригаду» - только подтверждают правило.
Короче говоря: нужен большой бюджет, которым – в идеале – надо грамотно распорядиться. Нужен сценарист, который сваяет крепкий сценарий, без провисающей драматургии, с хлестскими диалогами и прописанными героями. Нужен режиссер, которому было бы по силам поднять постановку сложной во многих отношениях картины. Нужен оператор, который бы сумел снять не только общие или крупные планы, но и скачки-перестрелки. Нужен художник, который бы понимал, что от него требуется, представлял бы себе то время, и как оно должно выглядеть на экране. Нужен композитор, который бы не только написал несколько основных музыкальных тем картины, но и насытил бы ее песнями, причем не уступающими дидуровским. Нужны, наконец, актеры.
Пауза… О бюджете уже сказали – тема нервная и эфемерная, так что тут только гадать можно.
Сценарий… сценарий, говорят, пишет сам Гусман – увы, еще один аргумент в пользу того, что сценарий будет  слабеньким. Гусману не 30, нет того задора, чтобы фонтанировать. И против Дунского и Фрида, чьи «Служили два товарища» до сих пор смотрятся на одном дыхании….
Что касается композиторов, и исполнителей песен… Ну, ладно, в том фильме были Полад, Кобзон и даже Винокур. Те песни, может, сейчас слушаются несколько наивно, но в фильме они были абсолютно на своих местах. Вообще с музыкальной точки зрения фильм, может, и перегружен, но не слишком. Есть ли вообще композитор, который бы написал песни и темы к джигитскому боевику, не унавозив его по нынешней моде, «шедеврами русского рока»?
Про актеров я умолчу. Сами все знаете. Конечно, старички-то еще ого-го, дедушки во время съемок того фильма жгли – кстати сказать, не такие уж они и дедушки были. Кантемирову во время съёмок было 48, а Дурову 50. Но сейчас?
Поседевший Кантемиров также будет скакать на лошади – ну, тут вопросов не возникает, он-то как раз это сделает.  Постаревший 70-летний Дуров также будет валить негодяев одним  ударом ногой в челюсть – при всей любви к Льву Константиновичу, ну, неубедителен он в роли русского Оямы будет, ну не лызэ, бацьку, не лызэ! С Поладом хоть как-то ясно – видимо придется вводить в действие его сына, потому что 40-летний или сколько ему там, персонаж Бюль-бюль-оглы, распевающий по горам и долам влюбленные песенки – это нервный хохот. Поневоле же молодняк  придется искать.
Ну и самое главное. Тогда не идеологизированных советских боевиков не было – не выпустили бы на экран, но та необходимая толика, которая была в фильмах, удивительным образом совпадала с представлениями о том, что должен делать человек: что должно и будь что будет.
Была хоть какая-то идеология. Кое в чем дубовая, кое в чем правильная. Сейчас… сейчас есть общечеловеческие ценности, истошная либеральная упертость, что жизнь священна, а права человека еще священнее, слепая вера в рынок, камлания насчет всяческих свобод, в том числе и свобод от обязанностей. Можно на подобном снять фильм? Картину-то можно: бюджет отмыть, потусоваться перед камерой, пораздавать интервью прессе. А фильм – нет.
Не будет того, не будет. Не повторить лукавого прищура Дурова, затаенно улыбающегося в усы, как не повторить и бешеной скачки Кантемирова на двух лошадях в костюме «мариачи». Не будет звонкого голоса Полада, распевающего о том, как жили они борясь и смерти не боясь, не будет мяукающего дубляжа Белявского, не будет обаятельного вредного отца Мирзы Бабаева, озабоченного поисками нефти на своих 60 сотках, не будет конкретного пахана Джафара, мрачного поклонника оперы и ненавистника интеллигентов, не будет и спортсменов из бакинского «Буревестника», лихо расправлявшихся с Джафаровыми головорезами искусством «пустой руки». Если и будет, то  другое – не факт, что хорошее. Это дедам было по силам абреков усмирять, а внуки способны только на перформансы с инсталляциями.
В общем, не трогайте сказку, негодяи!

-Мухтарбек Алибекович, а Вы хотите сниматься в продолжении?
-Не знаю, какой героизм можно показать, когда уже… И я развалюха стал, и Дуров бедный… Пулад еще смотрится хорошо, но ему петь можно долго… до гробовой доски.
Задумано, что я где-то на Кавказе, отшельником.  Хозяин фермы.   Бандиты там, и вся команда идет в бой против них.  Ну, не знаю… Не знаю, чем можно сейчас зрителей удивить.
8
Несколькими годами позже на экраны выходят и другие фильмы с участием Мухтарбека Кантемирова. «Петр Великий», «В двух шагах от «Рая», «Сказание о храбром Хочбаре»
Но когда мы заговорим об этих картинах, Мухтарбек Алибекович ни разу не поведет речь об образах, которые воплощал. Но – о трюках, о забавных случаях на съемках, о партнерах. И этим самым будто еще раз скажет: «Я не актер, я – артист».
Но до сих пор можно прочитать в газетных публикациях и на сайтах -  такие, например,  строки:  «Передайте большой спецназовский привет Мухтарбеку Алибековичу Кантемирову, на чьих ролях в фильмах «Не бойся, я с тобой» и «В двух шагах от «Рая» мы воспитывались в детстве».
И все же, кино для Мухтарбека, кажется – игра. Почти всегда опасная, но – игра.
В 1985 году зрители увидят «Петра Великого» с Максимилианом Шеллом и Натальей Андрейченко в главных ролях.
«В блеске петербургских дворцов, в поту, крови и слезах русского народа, - во всем своем драматизме и величии свершений возникает на экране эпоха Петра I (1672-1725)» - из аннотации к картине. И дальше: «Сам он предстает как сын своего трудного века, как солдат и мыслитель, царь и мастеровой. Эти достаточно противоречивые черты личности самого монарха, сложности исторической обстановки в период его правления, когда назрела историческая необходимость преодоления экономической, государственной и культурной отсталости России, характеры его друзей и врагов стали темой для фильма об одной из самых загадочных и замечательных страниц русской истории»
Вспоминает Мухтарбек Кантемиров
-Съемки «Петра Великого»… Кормили нас в трапезной монастыря. Очень хорошие условия. Вино, икра – столы ломились…
И Максимилиан Шелл был доволен.  За копейки сняли такой могучий фильм! Наши потом  не могли его купить – двадцать серий – дорого, сумасшедшие деньги…
У нас была суровая работа. Стоят крещенские морозы, а нас, «стрельцов» ведут на казнь.
Ой, Господи…. Мы в одном исподнем, босиком, мороз - за двадцать градусов, и нам метров сто надо было проходить, и снимали дубль за дублем…
Подходили к виселице –  была уже готова  веревка, нас подцепляли вот здесь (показывает), и «вешали», мы дрыгались…
Потом нам сразу наливали спирт, чтобы согрелись.
Я просил:
-Ребята, пару раз примете на грудь, и больше не пейте.
А Женя  Богородский  накушался.  И вот последний дубль – он забирается по лестнице, уже качается – и оступился,  и шандарахнулся – там метра полтора.
-Дурачок, - говорю, -  так и шею бы сломал!
Мороз, босиком…
Правда,  наготове валенки держали, мы их сразу  одевали, но в рубашках…  оголенные…
Когда я смотрел на экране – страшно.

Но мы  попутно играли  и  в «Хочбаре». Там, согласно ролям, требовались – бороды.
Суровые съемки были -  в горах. Я  сотника изображал. Наша группа каскадеров снималась. Работа  тяжелая.  Дагестан, холодно! Но -  хорошая работа…

«Сказание о храбром Хочбаре» режиссера Асхаба Абакарова выйдет на экраны в 1987-м. Это экранизация поэмы Расула Гамзатова «Сказание о Хочбаре, уздене из аула Гидатль, о хане Кази-Кумухском, о хунзахском нуцале и о дочери его Саадат».
Юноша Хочбар сопровождал дочь нуцала Хунзахского ханства Саадат, выданную замуж за сына властителя прикаспийских земель. За время длинной дороги между молодыми людьми возникли нежные чувства, что привело – к трагедии.

А в «Петре» мы – ведущие каскадеры. Играли не только «стрельцов», но и кавалерию, молодежь – у них подбородки чистые.…
Режиссер сказал:
-Чтобы ни одного с бородой не было! К завтрашнему дню или сбрейте, или не выходите на съемки.
Тогда я сделал себе и ребятам «набродники» телесного цвета. И мы их одевали – вот такие челюсти получались!
Режиссер проехал:
-Ну вот, молодцы! Смотреть приятно. Побрили?
-Ко-не-ечно! – мы хором.
А потом мы ему не показывались на глаза  - после съемок, чтобы он бород не увидел.
Условия работы были совсем другие, когда снимали американцы. У нас всегда на площадках шум, а у них – тишина.
Максимилиан Шелл…. Помню, он дает интервью.
Интервьюер его спрашивает:
-Наверное, тяжело снимать фильм в России?..
-Да нет, - говорит он, -  со всем свыклись. Радует то, что нас обслуживает группа знаменитых каскадеров под руководством Кантемирова…
Они видели, как мы работаем.
Приходили – я их учил метать,  мы устраивали шашлыки, и плов делали шикарный -  ребята-узбеки старались.
Жили в туристическом комплексе в Суздале. И актеры радовались возможности -  когда у них выходной, посидеть с нами – «великими каскадерами».
Очень приятно было.
Очевидец  этого периода вспоминает:  «Еще в начале 80-х я вместе с Мухтарбеком снимался каскадером в Суздале. Там была кузница,.и в свободное время Мухтарбек ходил туда изучать как делают дамаск. Так же он собирал вокруг себя людей и удивлял своим обращением со всякими плетками, ножиками, саблями - никому не отказывал в наставлении. Очень дружелюбный человек-весь светится добротой. Дай Бог ему здоровья!»
А, да, дамаск…  Басов, Слава Басов – он открыл в селе кузню… ой, золотые руки!
Я ему подарил  кнут, а он мне – топор и два ножа.  Недавно один отдал кгбешнику.
Володя Ковров чуть не проклял меня потом.
Просто у этого парня был красивый нож.
Я спросил:
-Мне нравится, где ты взял его?
И гебист предложил: я тебе - этот, а у тебя -  видел – был такой кривой….
Я и не понял какой, и согласился.…  Оказывается –  нож Басова,  булатный – память о нем, он же уже умер, царство ему небесное!
И я отдал – перед фактом  встал. 
Володя увидел:
 – Мухтарбек, ты с ума сошел! Это барахло продается. А нож, который -  память,  который стоит три десятка таких ножей американских - ты мог отдать?!
В Суздале мы  приходили к Басову в кузню, и он  ковал.
И такой перестук стоял!  Наши ребята заразились - и стали повторять – там-тарадам- тарадам- тарадам (напевает). И танцевать.  Басов как загорелся и начал такой перестук красивый!
Четыре года назад он ушел из жизни. 

«В двух шагах от Рая»…
Вспоминает Мухтарбек Кантемиров
Шел 1983 год, я как раз снимался в «Петре».
И  был небольшой перерыв.
А Тимур Золоев – режиссер, готовился снимать «Рай», и искал – кто лучший метатель из каскадеров?
Ему сказали:
 – Ну конечно, твой земляк - Мухтарбек Кантемиров.
Он разыскал меня:
 –Есть очень интересный сценарий. Нужен метатель,  и чтобы он мог произнести текст. Ты уже снимался?
-Снимался, - говорю, - А лошадь будет? Нет? Но без лошади мне там делать нечего.
-Для тебя – найдем! Пройди пробы! А потом, если понадобится лошадь…

1944 год. Советским разведчикам поручено обнаружить и уничтожить стратегический объект врага - склад урановой руды в Карпатах, тщательно охраняемый войсками специального назначения и альпийскими стрелками. Три группы  разведчиков не вернулись с задания. И только четвертой группе под командованием Долгинцева ценой невероятных усилий удалось нейтрализовать планы врага.

Смотрю  сценарий – два человека только вернулись из всей группы. В том числе я, старший по возрасту.
Спрашиваю:
-Сколько съемки займут, Тимур?
-Месяца три.
-Ты с ума сошел?  У меня две недели -  группа  ждет в «Петре Великом»…
- Как?!
-Так. Гляди, вот здесь  – разведчики схватились с эсэсовцами. Убей в этом бою меня.
-Но надо сценариста вызывать – и если он не согласится…
-Тогда ищи другого артиста. И где моя лошадь?
-Понимаешь,  лишние расходы…
-Нет уж, договорились – давай лошадь.
И  вот эпизод, я еду по городу,   а в штабе известно, что есть -  предатель. Я швыряю плетку – очень интересно  придумал -  на конце острие. И  с такой силой бросаю…
Режиссер спрашивает:
-Будем комбинирование делать?
-Нет, - говорю, - Просто подъеду близко.
И  так красиво плетка воткнулась! А на конце - записка.
На съемках я подружился с Витей Евграфовым. Он с таким удовольствием к нам до сих пор приезжает и говорит: «Теперь я счастлив. У меня брат есть в Москве».
-У тебя и сестра есть – Наталья, - добавляю я.
Там  были и хорошие литовские  актеры. Им очень нравилась моя волчатка.
-Ну ладно, - говорю, - все равно «умираю» завтра - берите!
А Сонечка,  дочь, в то время как раз родила Колю. И я устроил пир с цахтоном, зарезали двух баранов.
На все деньги, что  мне за фильм заплатили!
Улетал уже за свой счет.
Страшно ли играть смерть?
Режиссер говорит: «Падай!»
Ну, я и упал… Ничего страшного (смеется). Меня убивали в трех фильмах – «Русь изначальная», «В двух шагах от рая» и «Марш-бросок». 
-Так что я - трижды убитый. Друзья говорили:
-Значит, жить долго будешь.

«Русь изначальная»…

«Русь изначальная» вышла на экраны в 1986 году. Действие картины происходит в Древней Руси — в те времена, когда славянам, объединившимся в войско под предводительством Ратибора, сына Всеслава, удалось одержать первые победы над племенами кочевников.
Вспоминает Мухтарбек Кантемиров.
-В «Руси» я был  хазарский хан. И такой момент: снимали  - поклонение  византийскому императору, его играл Смоктуновский. Декорацию на студии Горького делали.
-Геннадий, - говорю режиссеру, -  Прошу прощения, вы меня избавьте от этой сцены. Даже не думайте, на колени я никогда не вставал.
Он:
-Ну, Мухтарбек, ладно…
И надели мой костюм другому актеру, со спины сняли.
Там яркий момент, когда меня «убивают». Стрела летит в грудь, и я с лошади падаю в воду. Специально неглубокое место выбрал -  и хороший «шлеп» был. Весь секрет в том, что надо плашмя придти. Но – потом показывают гладь воды, а  нос у меня все-таки торчал  над поверхностью.
Невзоров Борис - это  он меня по сюжету «убивает», говорит:
-В  реальном бою я бы с тобой не справился.
-Ну,  здравствуйте,  - отвечаю, - этого еще не хватало! (смеется).
В фильме, кроме наших, снимались еще и ленинградские каскадеры. Был момент, когда хазары  русских обстреливают. Тучи стрел летят.
Режиссер указал, чтобы стреляли выше моей головы:
Стрелы тупые, но все же.…В глаз попадет – с двадцати метров…мало не покажется:
И какой-то  молодой дурачок в экстазе попал мне в зуб. Прямо в зуб.
Я потом сказал остальным:
-Что же вы… Надо было донести до него задачу…
Они его избили. Увели и избили. Их было человек пятнадцать, но они все равно поняли – кто попал.
Зуб зашатался, пришлось удалять. А после пошли и другие зубы качаться.
Но далее был эпизод, когда  в меня стреляют и попадают сюда (показывает на грудь).
Только б не этот дурачок!
Опытный каскадер  Корытин говорит:
-Нет-нет, дядя Миша, я сам буду стрелять.
И все же - так страшно! Я на лошади сижу, натянули леску, деревяшку воткнули -  и стрела по леске катилась - прямо мне в сердце.
Господи! Надо было, чтобы ни лошадь не качнулась, ни сам.… И эта направленная в меня тетива… Так страшно было!
Вот такие дурные вещи… Зависишь полностью от партнера. Жизнь – зависит.
9
Помимо драматичных,  очевидцы до сих пор вспоминают и веселые эпизоды. Например:
«Группа каскадеров  Кантемирова поехала как-то в Среднюю Азию. С лошадок попадать. В басмачей проиграться. Денежная картина была. Падений много.
А оплата по дублям.
Съемка закончилась, до города далече, а магазин скоро закроется. Тут вся «банда», как была, в игровых костюмах, не сдавая пиротехнику оружие, на собственных конях, с гиканьем понеслась в ближайший кишлак.
Не успели и пару дувалов проскочить, как выскочил какой-то дед и, протягивая
узловатый палец вглубь населенного пункта, крикнул:
— Сельсовет там!
Ясно – басмачи красных брать приехали.
Мужики, не останавливаясь, понеслись в указанном направлении.  Магазин, по обычаю, всегда напротив сельсовета располагается.
Влезли, спешившись, в сельпо. А два магазинных сидельца при виде добрых молодцев
сразу руки за голову и лицом к стенке.
Мухтарбек на них удивленно смотрит:
— Эй... люди, я только две бутылки водки купить хочу
А сам того не заметил, что для того, чтобы достать заветный червонец, который он, боясь потерять на съемках, засунул в деревянную кобуру маузера, вытащил из нее этот самый маузер...
Продавцы и повели себя, как образцовые выпускники школы Сундакова».

* * *
Вспоминает Мухтарбек Кантемиров
-Про басмачей мне помнится другое. «Заложник», снятый на студии «Таджикфильм».
Фильм насыщен трюками, и когда прошла презентация, публика кричала:
-Каскадеров на сцену! Каскадеров на сцену! Браво, «кантемировцы», молодцы!
Букетов накидали! Публика понимает – профессионалы.
Там играл Рустам Цагдулаев – помнишь,  Ромео из  «В бой идут одни старики»?
Симпатичный, но споили его бедного. На руках ведь носили!
После «не бойся, я с тобой» он говорил:
-Мухтарбек, ты так хорошо меня сыграл!
-Как?
-Да я же Рустам, и ты играл Рустама.
-Мой дорогой, - отвечаю.
А в «Заложнике» был трюк: бандиты нападают на погранзаставу.
Там – метрах в двадцати -  курган  в песках.
Прошу режиссера:
-Найди ракурс, чтобы я -  боком был. Взберусь на этот курган на коне, пулемет  застрочит - и я трюк сделаю…
-Какой?
-Увидишь. Падение сделаю.
Взобрался на курган, поднял лошадь на свечку, пулемет строчит… Я  -  как сидел  - перевернулся, опрокинулся и покатился.
И ведь  строго же, режиссер пока не скажет: «Стоп!» - никто шевельнуться не смеет.
А Рустам, дурачок, испугался:
-Мухтарбек! Ты живой?!
Очень яркий трюк был, я катился по кургану…  и  лежу без движения. Он подбежал,  тормошит меня.
Режиссер кричит:
-Урод! Ему придется это еще  раз  этот трюк делать!
Рустам говорит:
-Я думал – убился!
Добрейший мальчик!  Там нищий ходил. Кривые ноги, красивая мордочка. И он, когда узнавал, что артисты получили зарплату, появлялся на студии – просил. Рустам увидел его -  и всю зарплату вытащил.
-На, бери….
Слезы льются – жалко ему пацана…
* * *
И в тот же период в Узбекистане еще фильм снимали… как же он назывался?… Мы приехали. Жили в горах, а там  река – Нарым.
Привезли  нас и говорят:
-Вот на том берегу будем сниматься.
Быстрая, сумасшедшая река -  горная. Деревья плывут по ней. Вода желтая – дожди прошли что ли?
На другой стороне съемочная площадка, но надо далеко объезжать на машине. А я Тереком воспитан. И  ребят своих спрашиваю:
-Кто решится на ту сторону?
Никто не хочет.
-Ну, тогда смотрите.
Ушел выше по течению, а течение  – страшное. Огромные ветви плывут. Я переплыл, мимо них пронесся - меня как понесло!  Переплыл, вышел – у них глаза сумасшедшие.
-Кто-нибудь рискнет? – снова задаю вопрос.
И опять ушел далеко, переплыл:
-А вы -  завтра.
Надо было видеть их лица!
Почему я соглашался на такую работу? На тот момент, конечно – заработок. Семью кормить  надо.  Хотя каскадерам мало платили. Режиссеры издевались, и неподготовленных лошадей брали… Тяжело.  Ни о какой славе или о том, что благородная роль – защитить артистов, речь не шла,   чего там… Просто заработок.
И ведь не всегда…
Был фильм… Венгерские конники помогают красным, стычка с белыми. Мы где-то на пароме, я сижу на лошади. Снизу бежит белый,  я из стремян выскочил - и сверху бросился на него.
У  меня тогда был отпуск, и Петя Тимофеев сказал:
-Миша, подъезжай, у нас  не хватает трюкачей.   
Я приехал быстро. И  на лошади  все делал –  джигитовку,  рубку.
Режиссер говорил:
-Браво Кантемиров! - и остальным, -  А вы пьянь. Вот как настоящий профессионал работает, учитесь!
Но оказалось – они проели и пропили все трюковые деньги. Мне ни копейки не заплатили за трюки. И за свой счет я уезжал.
Спасали в таких случаях мысли, что будет – конный театр. Я мечтал об   этом,  ребят смотрел и отсеивал тех, кто  – недостойны. И постепенно собиралась у меня группа.
***
Но я продолжал играть в кино: и работая в театре – и по сегодняшний день.
Фильм о Шерлоке Холмсе снимали в Каунасе.  Это новый  «Холмс», без Евграфова, без Ливанова.
По сценарию – понесли лошади кабриолет.  И одна из лошадей меня сбивает грудью.
А сзади должен стоять  партнер Женя Богородский – и меня ловить.
Репетировали – все хорошо было.  Женя такой веселый, слегка подвыпивший. В руках у него поднос с фруктами.
Я его несколько раз  предупредил:
-Женя, смотри внимательнее. И поднос выброси, пожалуйста!
Лошадь несется – добежала, я еще успел  оглянуться, а у него все – поднос в руках. Он его выбросил в последнюю секунду, и поймать меня не успел.
Лошадь-то – толкнула меня на него очень хорошо! Красиво! А он…
Я упал, и яблоко – прямо под ребро.  Сумасшедшая боль!
Сразу поехали в больницу.
Но отношение литовцев – очень недружелюбное было. Врач - молодая красивая женщина, сварливым таким тоном приказала:
-Ложитесь на стол. Рентген делать.  Нет у вас перелома!
-Ну, чувствую же..., - говорю.
-Нет перелома. Мужчина! Плачет! - а сама берет меня прямо за больное место, дрянь такая.
-Я не плачу. Но я каскадер, и говорю вам: там - перелом.
И когда сделали рентген, она увидела –  ребро плавает, сломано.
Литовцы! Из всех прибалтов они – самые сердитые. Когда мы работали в цирке еще,  в Эстонии, в Таллинне - публика была очень хорошая, Я больше всего эстонцев уважал.
Но как-то мы шли на работу с ребятами, и уже к цирку подходили, как вдруг из двухэтажного дома, со второго этажа, пьяная компания, закричала нам по-эстонски.
-Мы не понимаем,- отвечаем, -  по-русски говорите.
-Убирайтесь отсюда к чертовой матери!
Господи! Ой, мама! Нет, конечно, наши много там вреда принесли - сколько они выслали благородных.
10
«Волкодав»
«Кантемировцы» показывали свое мастерство во многих фильмах. Зрители запомнили ленты: «Тихий Дон», «Петр Великий», «Сибирский цирюльник», сериалы — «Бедная Настя», «Дубровский».  Каскадеры уезжали работать и в голливудских боевиках— «От заката до рассвета», «Полицейская Академия – 7», «Киборг», «Робокоп».
Но с особым интересом зрители ждали выхода на экран «Волкодава» по роману Марии Семеновой. Первая книга в России, написанная в жанре «славянского фэнтэзи» удалась писательнице настолько, что обрела миллионы поклонников и стала культовой.
Поэтому  новости со съемочной площадки  обсуждались в прессе, на Интернет-форумах.
Планка, заданная романом, была очень высокой. Сможет ли режиссер Николай Лебедев достойно воплотить роман на экране?
Еще в ходе съемок становится известно – в фильме примет участие Мухтарбек Кантемиров.
В прессе появляются заметки:
«Первая съёмочная неделя в Галираде закончилась работой над сценой покушения на кнесинку. Один из ножей, брошенных убийцей, должен был воткнуться в деревянную спинку трона, вынесенного на крыльцо крома. Исполнителем этого трюка стал Мухтарбек Кантемиров - легенда российского экрана, наследник знаменитой династии осетинских джигитов, цирковых наездников и каскадёров, с именем которых связаны первые конные трюки в советском кино. Кинокарьера Мухтарбека Кантемирова началась на фильме Юлия Гусмана «Не бойся, я с тобой!» Богатейший опыт работы артиста на сложнопостановочных картинах пригодился и на «Волкодаве». Нож, брошенный уверенной рукой Кантемирова, попал точно в цель, не ранив ни исполнителя, ни артистов, участвовавших в съёмке сцены».
Кстати, некоторые  из поклонников романа видят Мухтарбека в роли главного героя:
«Может, удастся, наконец, нашим актерам и режиссерам  воплотить замысел книги в фильм?  Интересно, кто будет играть Волкодава?  Лично мне он представляется в образе М. Кантемирова (Рустама из фильма "Не бойся - я с тобой!") – запись, взятая из форума.
11
Но лента выходит на экраны – и вызывает, по большей части – разочарование.
Из отзывов:
«Посмотрела фильм. На 15 минуте  захотелось выйти из зала и пойти прямиком учинять  жестокую расправу над сценаристом. Или хотя бы оттачивать тот же удар, что Волкодав готовил для Людоеда».
«Примем в расчет то, что фильм по мотивам должен сохранять в себе не только имена главных героев. Ну, характеры хотя бы? Лучше бы с таким сценарием просто переименовали главных героев, и получилось бы что-то вроде Эрагона", средненькое такое фэнтэзи, где главный герой с криком "ЭКСПА!!!" кидается защищать любимую от МИРОВОГО ЗЛА».
«Почему Волковав в лучших традициях "Я борец за добро и справедливость" пропустил момент и ринулся в затянутую, плохо поставленную битву с  врагом своим? Видать, оплошал с ударом, годами вынашиваемым».
«Барышня костюмерша плохо думала. Да и все остальные. Давно  существуют клубы реконструкторские, уж там бы подсказали, все лучше, чем одевать артистов в мешковину и перемазывать грязью. Моя мать, посмотрев фильм, посмеялась и сказала, что "эта сказка даже детям не понравится".
«Конец был лучше всего. Респект г-ну Лебедеву. Сын Людоеда вкладывает руку Елень в руку Волкодава и уходит. Позади открываются Небесные Врата, не хватает только трубящих ангелов в виде Кинчева на заднем фоне. Более слащавой концовки, испортившей даже те маленькие радости, что были найдены по всему  фильму, сложно представить».

Вспоминает Мухтарбек Кантемиров
Основные съемки прошли в Чехии, а здесь уже доснимали отдельные сцены...
На Мосфильме был построен старинный город. Чудесные декорации -  ездили в Архангельскую область, в Пензенскую,  в Карелию – собирали разрушенные  старые избы, и  перевозили, строили. Потом туристы ходили смотреть.
Наши лошади участвовали в съемках.
А я почему – там момент надо было снять. Принцесса сидит на троне, рядом фрейлина, стекаются поселенцы. А за принцессой охотится злодей. Он метает нож, и попадает рядом с ней - в трон.
Сам эпизод сняли в Чехии. Нож торчит рядом с ее головой. А из каскадеров – никто не метает.
Николай Лебедев стал спрашивать – кто это сделает?
И наши ему говорят:
-Конечно, дядя Миша Кантемиров.
-А сколько ему надо платить?
-Он за съемочный день получает пятьсот долларов Народный артист.
-Но он же - не будет в кадре. Из-за кадра надо метать.
Васильич говорит:
-Ну, двести пятьдесят…
И я (усталым голосом) согласился
-Конечно.… Наше же участие….
Предложил:
-Я могу – моими ножами.
-Нет! Там ножи есть.
А ножи – бездарные, из какой-то мягкой стали. Одна радость, что под старину.
И ракурс сложный – снизу вверх, метров с семи.
Попасть надо между головой принцессы и рукой фрейлины. Принцесса не испугалась. А фрейлина – да.
Васильич сказал:
-Ладно, я буду на первых дублях свою руку - на вашей  держать. Не волнуйтесь: через мою руку не пробьет.
А потом я показал, как я метаю, она успокоилась. Но  Васильич сперва стоял, и шесть дублей было.
Первый раз метнул -  нож  задел гвоздь, что был в спинке трона. И конец у ножа погнулся. Я не заметил, и когда второй раз…  На лезвии заусеница, и весь палец – вдоль – распорол. Кровь хлещет…
А заклеить нельзя – надо дальше метать. Прошу помощника:
-Перекись, Тамик,  сделай! Быстрее!
Он держал вату наготове,  и после каждого дубля я прижимал ее к ране.
А нож три раза пришел точно в то место, что режиссер указал – один в один.
Лебедев потом ко мне подходит:
-Браво, Мухтарбек! Мне сказали – вы замечательный метатель. Но вы – гениальный метатель.
Короче говоря, сняли – все нормально. Двести пятьдесят долларов мне заплатили (смеясь). Ну а в основном, наши лошади там снимались.
* * *.
После этого  Олег Фомин объявил:
– Будем снимать сериал «Молодой Волкодав».
 Приехали  они сюда, посмотрели  лошадей. Мой Луринька понравился.
-Примете участие?
-Конечно,  примем, - говорю (с простотой) – Все равно у нас нет другой работы.
Почитал  я сценарий, и - режиссеру:
-Олег, ты ведь понимаешь, здесь трюковая работа. Какая из Натальи Варлей -  Кендарат- рукопашница?
-Да? Ну,  будем дублировать.
-А ты не хочешь мою девочку посмотреть?
-Какую?
Я принес диск, где Наташа работает с кубом.
-Она наездница, рукопашница. Метает…
-Ну-ка, пусть придет, - говорит Фомин.
Я знал, что Наташа на все согласится. Но  есть у нее такая подруга Света, опытный товарищ.
-Света, - прошу, - сходи с ней.
Они обе расфуфырились. Наталья была прекрасна.
Света сказала:
-Я ее продюсер.
Пробы прошли хорошо. И всё – они Наташу на руках носили потом. Съемки в Крыму! Отдельный коттедж ей дали рядом с морем.
Она сказала:
-Наконец-то, и я отдохну.
Но лошадь ей не взяли, решили – дорого. Ослика подобрали (с мелким смехом).
Она длинноногая, села.
А я делал утварь, всю сбрую. Для летучей мыши - они были в восторге – сделал такой короб, где ее носили, очень красивый.
Хорошо заработал. Они материал приносили и славно платили, хотя я - не драл шкуру.
Помню, эпизод был – нападает банда на село, рабов захватывает. Я во главе, поднял лошадь на свечку и – битва. Свой костюм надел, воинский.
Женщины костюмеры смотрят:
-Мухтарбек - настоящий древний воин.
Потом я – бандит - набрасываю лассо на крестьянина, и его волоку сквозь огонь по пламени. Алик наш был -  крестьянин.
И как поселянин хлыстом сбиваю конника.  А за мной следом едет бандит, и рубит меня сходу. Падение красивое нужно было сделать.
Подсечки были. Я доволен – хорошо все выполнили. Единственное -  лошадей  своих не брали – очень дорого их везти.
Ребята из киевского конного театра «Скиф» привезли шесть коней.
Съемки близ Ялты – это такое счастье. Я неделю прямо балдел на море, так хорошо себя чувствовал…
А три дня были ночные съемки. Холодрыга. У нас с собой теплого – ничего, мы рубища крестьянские надевали и мерзли. Киношники -  паразиты снимали в первую очередь актеров, чтобы их отпустить до трех часов ночи спать, а в четыре-пять утра  нас снимали – трюки.
Мы с Сережей, руководителем «Скифа» зароемся в сено, дрожим…
Он говорит:
-Не-на-ви-жу кинематограф!
-Ты знаешь, Сергей, я то же самое думаю!
Я уехал, а Наташа еще снималась.
Я ее ждал – мы должны были выступать у казачества. Она бы покрутили куб, села на лошадь, прыгнула в огонь. Очень хорошо  у казаков бы прошла.
Жду, а ее нет.
Я был злой как собака. Она ж не объяснила ничего,  только сказала по телефону коротко:
-Не получилось.
А оказывается -  у нее там был полет. Она очень красиво, мягко приземлялась. Но  режиссер сказал:
-Надо, чтобы пожестче прыжок был.
Ну и она прыгнула - пожестче. Камни убирали перед тем, но как всегда бывает – один остался. А у нее легкая обувь. Повредила ногу и отвалялась две недели. Такое кино.

* * *
 
«Парк Советского периода»
Вспоминает Мухтарбек Кантемиров:
- «Парк Советского периода» вышел на экраны в 2006 году.
Съемки шли  в Кантемировской дивизии. Снова, после многолетнего перерыва, мы работали с Юлием Гусманом.
Двадцать две лошади набрали - и тринадцать дублей пришлось делать.
По сюжету мы с Сергеем Никоненко должны скакать впереди -  с саблями наголо.  Я в бурке…
Юлик все время повторял:
-Хочу  ярко  это сделать!
А Луринька мой – старый же конь! Он после этого месяца два или три хромал. Еле-еле наступал на ноги. Но сказать - так ведь Лурика жалеть не будут…
Говорю:
- Юлик, посмотри, Никоненко устал. Я-то наплевать, я наездник, а он…
- Ну ладно, - говорит Гусман, -  Я  вас потом вмонтирую, а остальные – еще три дубля сделают.
Там – пригорок и две колонны сливаются в одну, идут – на оператора. Мы стоим на взгорке,  в семи метрах от нас проходит эта кавалькада и стоит грохот.  Двадцать лошадей!
А когда кавалерия идет в атаку – что творится! Гул за несколько километров. Говорили, когда наступали татаро-монголы – страшный гул стоял,  за много километров земля дрожала.
Еще момент. Мы двумя колоннами стекаемся в одну,  и Гусман говорит:
-Майкл, сливайтесь одновременно с Никоненко.
Прошу  Никоненко:
- Сергей, не гони – у меня старая лошадь. Не надо таким карьером - хоть не опережай меня! Присматривайся,  потому что Гусман требует…
Он хорошо, терпимо для актера сидит на коне, то есть может сделать то, что требуется.
И вдруг,  через некоторое время, выходит интервью,  где его спрашивают:
- Сергей Петрович,  вы недавно снимались в «Парке»… На лошади  сами неслись, да?
Он отвечает (с апломбом):
- Ну, конечно! Я могу рассказать такой момент. Мы скакали, и  Кантемиров сказал: «Не торопись! Мы не можем тебя догнать!»
Кантемиров не мог меня догнать!
Платили нам немного. Но Гусман снял эпизод, он потом не вошел в фильм – застолье, я тамада…
Лазарев спрашивает:
-Кто это в черкеске – во главе стола?
Ему отвечают:
-А это знаменитый наездник Мухтарбек Кантемиров.
Гусман  снял это – как подарок нам, чтобы мы заработали.

* * *
«Марш-бросок»
Вспоминает Мухтарбек Кантемиров
И еще запомнился ярко – «Марш-бросок».
Я играл старейшину чеченского аула. Приходят бандиты, и трое старейшин выходят к ним.  Я - самый старший - говорю:
-Молодые, вы  будете бандитствовать, но придут русские и наши дома - сожгут, нас – расстреляют.  Мы не хотим, чтобы пролилась лишняя кровь.
Бандитский вожак сквозь зубы:
-Что, нажрались русской похлебки? Потеряли кавказскую совесть?
-Совесть - вы потеряли. Молодежь, как вам не стыдно – горцы! Со старшими так разговариваете…
И он из автомата – в меня стреляет.
Мне пришлось три раза лицом падать. Надо было красочно снять. И я - опираясь на посох – трижды лицом в землю.
Бандита играл Ирбек Персаев.
В прессе об этом написано идиллически: «В новом приключенческом фильме режиссера Николая Стамбулы «Марш-бросок» учитель и ученик снялись вместе. Как рассказывал Ирбек, в одной из сцен он, игравший роль бандита, должен был «убить» Мухтарбека Алибековича. Этот момент никак не удавалось заснять правдоподобно. После нескольких дублей режиссер в сердцах воскликнул: «Да забудьте хоть на минуту, что в жизни вы – друзья!».
В жизни – у нас не ладилось с Ирбеком. Я не мог понять, как он – осетин – может поднять голос на старшего. Поднять руку! У нас – если на день человек старше, и то младший с ним говорит уважительно. Персаев - вопреки всем традициям пошел.
Стамбула – суть его понял – в этой сцене расстрела.
 
11

Некоторое время Мухтарбек Кантемиров возглавлял Гильдию каскадеров. Но должность эта требовала слишком много времени, которого у него не было.  Он уступил пост, оставшись в составе Гидьдии.
Организация возникла не зря. Давно уже пора было на официальном уровне защищать интересы каскадеров. В советские годы этой профессии официально не существовало. В трудовой книжке у каскадера  – могло стоять "уборщик",  «монтажер».
Ответственности за их жизнь никто не нес, трюки оплачивались более, чем скромно.
Поэтому и была создана Гильдия, в которую кроме Мухтарбека Кантемирова вошли  Тадеуш Касьянов («В зоне особого внимания»,  «Пираты ХХ века»), Евгений Гуськов («Битва за Москву», «Человек  с бульвара Капуцинов» и другие), Василий Шлыков («Петр Великий», «Борис Годунов»), Павел Фролов – один из основателей молодежного движения байкеров, клуба «Ночные волки» и другие каскадеры.
Официальная презентация нового объединения состоялась 29 ноября 2004 года. В задачах Гильдии - охрана труда каскадеров: страховка, медицинское обслуживание. Создание образовательного процесса по специальности «каскадер», тарификация труда, организация профсоюза. Словом, каскадеры должны объединиться и отстаивать свои права на профессиональной основе.

И когда Мухтарбек Алибекович выступает на мероприятиях – в самых разных городах, а приглашают его постоянно, он неизменно говорит:
-Я представлю каскадеров России…
            
 
Часть шестая
Театр

Мне в лицо перегаром дышит моя страна.
Так пришли мне книгу, где нет ничего про нас.
Чтобы мне гулять по векам завитых пажей,
Оловянных коньков на крышах и витражей,

Чтоб листать поединки, пирушки да веера,
Чтоб ещё не пора — в костёр, ещё не пора...
И часовни ещё звонят на семи ветрах,
И бессмертны души, и смеха достоин страх.

Короли ещё молоды, графы ещё верны,
И дерзят певцы. А женщины сотворены
Слабыми — и дозволено им таковыми быть,
И рожать сыновей, чтобы тем — берега судьбы

Раздвигать, и кольчуги рвать, и концом копья
Корм историкам добывать из небытия.
Чтоб шутам решать проблемы зла и добра,
Чтобы львы на знаменах и драконы в горах,

Да в полнеба любовь, да весёлая смерть на плахе,
А уж если палач — пускай без красной рубахи.

И Ратушинская

В преддверии
Мухтарбек Кантемиров, убирающий свеклу на колхозном поле?
Ему пришлось заниматься этим в колхозе «Заветы Ильича».
Несколькими месяцами раньше судьба свела его с Леонидом Ковтуном и Яковом Голяковым. Оба сыграли важные роли в процессе становления конного театра.
Издательством «Алетейя» недавно выпущена в свет книга Голякова «Галопом за ускакавшей натурой», где он рассказывает об этом периоде.
Позже мы еще обратимся к этой работе.
 
Вспоминает Мухтарбек Кантемиров
Ковтун тогда вышел на колхоз-миллионер. Наобещал председателю:
-Это будет конный театр -  имени вашего колхоза. Какие-нибудь два месяца, и артисты будут ездить заграницу, и вам такие деньги привозить, такую славу!
Председатель собрал колхозников, пересказал им эти сказки. Ну и они тоже:
-Одобряем!
Оформили меня старшим конюхом, и пошла работа. Нам дали деньги, чтобы купить несколько лошадей. Я поехал по конезаводам -  к друзьям. Мне, конечно, цену сбавляли. Купил пять хороших коней, и мы стали репетировать. Но какую программу можно подготовить за пару месяцев?
Через три месяца колхозники уже недовольны. Взяли председателя за горло, а тот – Ковтуна.
-Где международные поездки? Где деньги? Пусть тогда работают, если числятся колхозниками.
И послал нас председатель на свеклу. Мне, правда, сказал:
-Мухтарбек, вы можете не ходить, а ваши ребята обязаны.
Но как же я своих брошу?
И вот, эта бездарная свекла, (с отвращением) -  сахарная! Химия, удобрения – и мы бедные - с утра до вечера - три дня вкалывали.  Руки все в мозолях, разъеденные.
Я стал надуваться. У нас же все-таки другая работа.

И еще один эпизод  запомнился – как мы вытаскивали из болота корову. Там такие красивые коровы – холмогорские. Много их! И если они забредают в болото и тонут – их не спасают. Вытаскивают потом – на мясо.
Танюша, знаешь, как они орут несчастные, не могут выбраться?! Я когда первый раз услышал,  лассо схватил, старался подобраться как можно ближе,  три раза закидывал.  Извозился в навозе по уши. Ребята помогали.
Наконец вытащили мы эту корову - грязную, измызганную, бедную, а конюхи на меня смотрят, как собаки…
Закончили мы репетицию, а вечером  говорят:
- Григорий Исаич просит в правление придти.
Я  думал, он меня хвалить начнет (хохочет). Захожу, а  он:
-Твою мать, Кантемиров, ты чего меня позоришь?
-Как?!
-Меня колхозники заплевали! «Циркачи паршивые, - кричат, - Мяса жрать не дают!»
Тонула корова – и тонула бы. Надо тебе было совать свои арканы туда. Елки-палки!
Вот так. А мы – столько сил! Ребята бросились, испачкались, но все-таки вытащили.  По шею корова ушла в болото, еще немножко – и  утонула бы. Хорошо - я с третьего раза лассо на рога накинул. И еще рога  у нее были в другую сторону… Измудрялся, чтобы ракурс найти…  Но зато – герои! Думали - сейчас нас колхозники поблагодарят.
А председатель вот так с нами….
Он вообще был страшный матершинник, но мне обычно говорил:
-Уйди, Кантемиров, при тебе ругаться матом не хочу.
В общем, мы намучились, и Ковтун вышел на Госкомспорт. Сказал, что во время международных конных соревнований наш театр будет представлять Советский Союз.
Станет зарабатывать  большие деньги.
И нам купили  – тридцать лошадей.
Мы начали работать.
2
Об этом периоде вспоминает Дарья Кузовлева
-Театр “Каскадер” по вечерам  тренировался у нас в манеже.
Каждый вечер, когда манеж закрывался для посетителей, каскадеры приводили туда своих лошадей, и начиналась сказка. Я никогда прежде не видела их работу изнутри - опасно, тяжело, но до чего же красиво и интересно.
В каждом уголке большого манежа готовился какой-то номер. Вот галопом мчится бок о бок пара вороных, на их спинах стоит невысокий худощавый мужчина в черном трико (этот трюк называется “аланская езда”). Так бы и смотрела на это чудо, но  взгляд уже привлекает лохматая гнедая лошадка, изображающая настоящее родео: прыгает, изворачивается, “козлит”. Мне сверху, с балкона, хорошо видно, что это каскадер заставляет  коня проделывать головокружительные прыжки. В паху у лошади протянут тонкий сыромятный ремешок, и когда всадник касается его рукой и чуть-чуть натягивает, конь, убегая от щекотки, начинает скакать и извиваться. Ремешок отпущен - и дикий мустанг снова превращается в милое спокойное существо.
Тренировки проводились каждый вечер. Мы с мамой скоро познакомились со многими каскадерами. Я узнала клички приглянувшихся мне лошадей. Особенно мне нравились Мавр и Алан,   пара вороных, да и чего греха таить, девичье сердечко замирало при взгляде на их всадника, красавца Артура.
Но самым великолепным среди каскадерских лошадей был, безусловно, Алмаз, конь Мухтарбека Кантемирова, руководителя театра. Они очень подходили друг другу: высокий вороной жеребец и мужественный сильный каскадер. Зная Кантемирова по  выступлениям в цирке и кинофильмам, я всегда восхищалась им.
Моя мама быстро познакомилась с Мухтарбеком и как-то раз попросила его посадить меня на какую-нибудь из каскадерских лошадей. Кантемиров посмотрел на меня, улыбнулся и сказал: “Приходи вечером в манеж”.
Весь остаток дня я не находила себе места. Наконец в манеж въехал верхом на Алмазе дядя Миша (так для удобства он разрешил себя называть, ведь “Мухтарбек Алибекович” сразу и не выговоришь). Заметив меня, он спешился и подвел коня ко мне: “Ну вот, Дашенька, садись на Алмаза, разомни его перед работой”. Мне сесть на это гордое великолепное животное?! Дядя Миша подбросил меня в жесткое казачье седло, и я двинула Алмаза вперед. Не тут-то было, единственной его реакцией на  мое присутствие с верху было нескрываемое раздражение. “Да кто ты такая, собственно?” - яснее всяких слов сказал мне его презрительный взгляд. “Ну-ну, не балуй, Мазя! Давай, работай!”
- Усмехнулся Кантемиров и шлепнул коня по атласному боку. Конь тут же двинулся вперед, правда, отнюдь не смирившись с тем, что на нем сижу я.
Для того, чтобы послать коня рысью, пришлось провести бой на ближней дистанции, благоговение перед прекрасным животным уступило место ярости, и, наконец, Алмаз нехотя подчинился.
После рыси я немного пошагала, разговаривая со знакомыми каскадерами и жалуясь на Мазино упрямство. “Да ты вообще-то знаешь, что это за конь? - сказал мне один из них. - У него такая родословная, что ни одной из наших лошадей и не снилась.
Он же внук самого Квадрата!”. Уже на рыси я долго переваривала это сообщение. Боже мой, внук легендарного Квадрата, чемпиона породы, который привез столько призов! Вот это да!
“Ну, хватит рысить, - окликнул меня Кантемиров. - Давай-ка в галоп”. “Хорошо бы, - буркнула я, - да не очень-то он меня слушает”. “Ну, это легко поправить, - улыбнулся каскадер. - Мазя, галоп!”. Вороной конь рванул с места так, что у меня чуть голова не оторвалась! Алмаз мчался галопом, а меня потихоньку охватывало уныние: “Как я его буду останавливать,  ведь слушается он вовсе не меня, а лишь своего друга и хозяина?”. И вдруг я поняла, что развязка уже не за горами.
Впереди меня на стенку выезжал Артур со своими вороными, прыжок - и он стоит на их спинах, двигаясь неспешной рысью. Мы с Алмазом приходились как раз по центру! Надо остановить, ну хоть повернуть: “Сворачивай, негодяй ты этакий!”. Крупы вороных неумолимо приближались. Что делать? “Артур, лыжню!” -  затравленно взвизгнула я. Каскадер с перекошенным от неожиданности лицом усиленно отворачивает пару от стены, конечно, не удерживается и приземляется на спину Алану, упустив из рук Мавра. Я проношусь мимо, замечая, как он крутит  пальцем у виска, и стараюсь не слушать весьма цветистые выражения, которые несутся мне вслед. Но вот спасительное:  “Мазя, рысью, ай хороший мальчик!”. Насчет последнего у меня свое мнение, но я оставляю его при себе, буквально сползая с вороного рысака...
Это был мой первый опыт, с тех пор я много раз ездила на Алмазе, и со временем он стал немного меня слушаться. Правда, когда мы начинали галоп, Артур со своими конями всегда уходил в середину манежа, вслух прохаживаясь по адресу всяких ненормальных, которые носятся не разбирая дороги. К сожалению, через несколько месяцев каскадеры уехали с ипподрома, оставив потрясающие впечатления и воспоминания на всю жизнь.

Абхазия
Вспоминает Мухтарбек Кантемиров
Сценарий первого нашего спектакля задумал я.
У меня  была мечта сделать его -  о скифах. И вдруг нас пригласили в Гагры – Ковтун организовал это.  Ну, до того пробивной был! В дверь выгони – в окно влезет. Не будь его – не было бы ни театра, ни статуса…
Абхазия. Тогда мы переделали сюжет на Колхиду.
И  поехали в Гагры, начали там репетировать, как следует, от души. И пошло дело…  Прониклись к нам уважением абхазы.
Набрал я ребят из цирка,  осетины мои понаехали – стоило только клич бросить. Собрались быстро.
В Гагре нас разместили в гостинице, выделили несколько коттеджей на ипподроме. Отношение местных властей было самое хорошее. Там стройка шла, но чтобы мы могли выступать, ее закончили побыстрее. Возвели трибуны. Абхазские конники рады были:
-Благодаря вам -  мы ипподром получили!
Абхазы издревле были в большой дружбе с аланами. О   нартах  абхазы тоже стали говорить: «Это наши предки».
К слову, о нартских сказаниях Горький сказал хорошо:
-Это нация богоборцев. После греков – только осетины могли бороться с богами.
Вставали мы рано утром. Садились на лошадей -  и полдня репетировали, несмотря на жару. Семьдесят человек нас было. Надо отдать должное Ковтуну – он находил  деньги. Ездил в Москву, возвращался.
Я был полон сил, и ребята тогда горели. Такие видели перед собой перспективы!
Казалось – сбывается  мой сон.
Но самый канун премьеры омрачили два события.
На генеральной репетиции лоб в лоб столкнулись два всадника.
Идет финал – танцы, свадьба, царь выдает замуж дочь – и скачут лошади -  навстречу друг другу. Закон конников – встречаться правыми плечами. Обязательно. А они – столкнулись.  Лошадь - насмерть, один из парней покалечился, другой сознание потерял. И Артур Березин – он в спецназе служил, бросился, «рот в рот» дыхание делал. С того света вернул его. Они стали побратимами.
И умер мой конь Алмаз. Я знал: он уже старый, ему трудно. И пересел на другую лошадь. Был у нас крупный конь, очень прыгучий. Алмаз ревновал – и мой вид на этой лошади его еще больше расстраивал, он нервничал.
Ведут его навстречу, я как всегда:
-Мазенька, солнышко мое…
А он мне в глаза смотрит:
-И-и-и-и…
И такой топот! Ревнует он.
Господи! Абсолютно все понимают лошади. Он брыкается, а девочка, что ведет его, кричит:
- Дядя Миша, не надо, он меня убьет сейчас.
И в день премьеры у Алмаза случились – колики. У лошадей нет выбросов. Корова отрыгивает. Коза, баран. А лошади - не могут. Малейшая гниль в хлебе – и лошадь умирает. Промывают желудок, если успеют – спасают. А нет – так все.
И вот – в этот день лошадь гибнет. Премьера, первый день представлений – и такое горе. Примета - это было страшно.
Алмаз умер утром, а вечером – работать. На меня смотрели ребята, говорили – почернел.
3
Днем рождения театра «Каскадер» можно считать 28 августа 1987 года, когда в Гаграх состоялась премьера  «Легенды о Золотом Руне и верной любви».

Вспоминает Яков Голяков
Местное радио пригласило желающих на ипподром. Прибыли гости из Сухуми, Нового Афона и Москвы. Прилетел консультант Михаил Буденный. И было на премьере двенадцать стариков. Каждому по сто и за сто. И были все они в орденах, папахах и черкесках с газырями. Впечатляло.
«Легенда» была в стихах. Сначала шло приветствие-зачин.
Приветствуем вас, зрители и судьи,
Мы рады и взволнованы вдвойне,
Ведь в нашем театре лошади и люди
Всегда, как говорится, «на коне».
Вернее этой дружбы нет на свете,
Они извечно рядом на земле,
В историю вошли и те, и эти –
Конь под седлом и Человек в седле.
Пока читались эти строки - на сцене появлялось главное лицо нашего театра – Мухтарбек. И тут шел зачин к самому действу:
О, прекрасная Колхида!
Как земля твоя богата,
Омываемая морем,
Умываемая ветром
И, воспетая, людьми!
Славят эту землю песни,
Славят сказки и легенды,
Славят подвиги народов,
Славят испокон веков.
Легендарная Колхида,
Сколько ты хранишь преданий?
Вот одно из них…
Сегодня мы поведаем его.
Это древнее преданье
О Медее и Айнаре,
О любви и дружбе верной,
И о Золотом Руне.
Давным-давно, в стародавние времена, правил Колхидским царством  мудрый и гордый царь. Богата была земля Колхиды, но самым большим ее богатством было Золотое Руно. Пуще глаза берегли его воины царя. И была у царя дочь Медея. С детства дружила она с мальчиком-пастухом Айнаром. Был мальчик круглым сиротой и опекал его знаменитый воин Колхиды Алан, который обучал мальчика боевому ремеслу.
Прошли годы. Айнар стал настоящим воином, а Медея удивительной красавицей. Детская дружба Медеи и Айнара переросла в прекрасную любовь. Но царь даже слушать не хотел о том, что его дочь станет женой простого пастуха. Нет, она выйдет замуж только за царевича!
-Самому сильному и смелому отдам я в жены дочь свою Медею, - сказал царь, - а в приданое за нею Золотое Руно и трон Колхиды.
И разослал царь своих гонцов во все концы земли и объявил им свою царскую волю.
Много съехалось героев ко дворцу царя. Среди них было немало претендентов на победу.
Из страны эллинов прибыл легендарный воин Язон. Слава о его подвигах давно перелетала границы Эллады. Страстно мечтал Язон завладеть Золотым Руном, которое принесет ему несметное богатство, а женитьба на Медее даст ему возможность сесть на трон Колхиды и стать могущественным властелином в мире. Не было воинов, которые могли бы сравниться с Язоном в доблести. Умело владел он мечом и копьем, и в искусстве управления лошадьми был он лучшим в Элладе.
Из далекой северной страны, где о скалы плещется студеное море, где полгода в году не видно солнца, а небо освещает величественное сияние, прибыл могучий рыцарь Харальд, закованный в железные доспехи.
Страшен Харальд в бою, нет такого щита, который не пробьет его копье, нет такого меча, который не перерубит его тяжелый меч. В борьбе за Золотое Руно полон решимости суровый Харальд.
В стране заоблачных Синих гор и Желтых песков все знают бесстрашного бойца Файзи. Послушны рукам его острейшие кинжалы. Словно маг и кудесник владеет он ими. Во многих сражениях бился Файзи, и не было случая, чтобы кто-нибудь одолел его. Полюбилась герою прекрасная Медея. Славно будет сражаться Файзи. Не знают промаха его руки. Не знает жалости его сердце.
Славные воины собрались в Колхиде. Каждый хочет испытать свое счастье. И род у каждого знатен, и сил у всех в избытке. Теперь все зависит только от везения. Только победитель получит в награду Золотое Руно.
Дерзко бились отважные воины….
Вдруг раздался страшный взрыв. Повалил густой дым. Разверзлась земная твердь, и со страшным грохотом появилось чудище. Оно хохотало, зловеще потрясая посохом, у которого набалдашником служил череп, изрыгавший разноцветную струю удушливого дыма.
Бросилась на чудище царская стража, но…взмахнуло оно, чудище руками… раздался снова страшный взрыв, и попадали воины замертво наземь.
Откуда ни возьмись, очутилась на поле черная рать, рванувшаяся к подножию трона.
-Кто ты? – спросил царь.
-Я!! – захохотало в ответ чудище, - Я Вельзевель, властитель царства подземных пещер!
-Зачем ты явился? Что тебе нужно в Колхиде?
-Я пришел за твоей дочерью, за прекрасной Медеей. И еще за Золотым Руном. Понял? Я хочу принять участие в состязании. Слышишь, царь! Я вызываю на поединок всех!  Я хочу посмотреть на тех, кто выйдет сражаться со мною! Ха-ха! А ну, выходи! Все, у кого хватит духу!
И закипела великая битва. Засверкали мечи и копья. Смешались в кучу и люди, и кони. Не отличить, кто где…
Черная рать, потрясая топориками, как черная туча плыла сквозь колхидское войско. Один за другим падали герои, сраженные волшебной силой Вельзевеля. Таяли ряды защитников Колхидского царства.
Испуганно ржали кони. Пала дворцовая стража, рухнул, сраженный топориком, царский визирь. Теряя последние силы, бился во дворце царь. Выскочил на поле брани царский шут…
Взмахнуло своим адским посохом чудище – и пал конь, подмяв под себя шута.
-Я победил всех! – торжествующе прокричал Владыка подземных пещер, видя, как тащат его воины плененную Медею, - Ну, где они, где, хвастливые герои? Где мои соперники? Нет их! Нет, и не будет! Медея моя!
-Айнар! Айнар, где ты? – прокричала сквозь слезы Медея, а в ответ услышала зловеще-хвастливые слова Вельзевеля: «Я победил всех!»
-Нет, не всех! Я вызываю тебя! – раздался  звонкий голос Айнара, появившегося на поле боя с высоко поднятым мечом.
-Ты обнаглел, щенок! – злобно прохрипел Вельзевель, - С кем ты вздумал тягаться?  - и, бросив посох, схватил пику.
Долго бились они с переменным успехом.
И понял Айнар, что не действуют на него колдовсеие силы Вельзевеля, а любовь придает ему свежие силы.
Любовь должна победить зло.
Загнал Айнар чудище на высокую башню, вырвал у него изо лба волшебный рог и сбросил в разверзшуюся преисподнюю.
Страшный взрыв потряс землю Колхиды, и ожила она, воспряв от волшебного сна. Спустился Айнар с высокой башни, и, увидав его, побежала волшебная злая рать.
Ничего не просил у царя герой-победитель, только руку его дочери Медеи.
И внял его просьбе благородный царь. Теперь он может быть спокоен и за дочь, и за судьбу родной Колхиды».

Спектакль, на радость, не провис. Кони скакали, танцоры танцевали, воины сражались и побеждали. Наш Прометей – пиротехник от Мосфильма Коля Неяглов – превзошел себя, впечатлив зрителя «выше крыши». Эффектные взрывы и разноцветные дымы – было не просто чудно, но даже очень: вертящиеся колеса, звездочки, свечки и волшебный фейерверк.
И все это эффектно профиналил Ирбек Кантемиров, взлетевший на «белом коне» прямо на зрительскую трибуну!
Вспоминает Мухтарбек Кантемиров
У меня был  полукавказский костюм.  Головной убор я сам себе сшил. Кольчужка такая, княжеский шлем – я его люблю, храню уже много лет. Красивый бордовый плащ – храню тоже, хоть он уже и дырявый.
Одевался сам, без костюмера. И грима не было. Борода своя, черная (с усмешкой). Потом – с проседью. Потом – седая.
Премьера начиналась при свете дня,  но в Абхазии темнеет быстро, там горы. Действие заканчивалось – и зажигали свет.
Думали сделать антракт, потом решили без антракта. Дети и так не выдерживали – бегали, а два отделения еще хуже  было бы.
Подо мною  Буба - темно-рыжий конь.  Крупный, могучий. Так прыгал!  Я там – старый воин, и мои ученики вставали на колени,  я через них перепрыгивал. Эффектно -  на коленях стояли, а я над ними - пролетал.
А начиналось с того, что выезжал царь со свитой, потом я вел воинов, несли Руно Золотое. Знамена… И Руно устанавливали на специальной башне, в честь него построенной.
Говорили: 
-Царь решил искать претендентов на руку своей дочери.
В конце Ирбек выехал.  Объявили:
- На премьеру прибыл народный артист СССР, старший брат Мухтарбека – Ирбек Кантемиров!
И он наверх - на коне - к публике… Мой дорогой, солнышко! Приехал, из Сочи специально, за свой счет, с лошадьми. Грузовик, коневозы, арбу привезли.
Я спрашиваю:
-Юрик, как ты решился?
-Миша, а как я тебя брошу? Чтобы ты опозорился?
И первая премьера была уникальная. Как я ликовал, Господи! Наконец-то сбылось! Сбылась мечта нашего папы!

Абхазы потом говорили
-Вы оживили тени наших предков. Дети  радуются, к лошадям потянулись. А то раньше -  наркотики. Спасибо!
* * *
Окончилась премьера, и начались будни. Мы продолжали репетировать, сглаживать неизбежные шероховатости.
Помню случай.  Привезли чемпионку мира по фигурному катанию, юную совсем девочку.  Она отдыхала со своим тренером в Сочи. Кто-то из моих ребят с ней дружил. И позвал  на репетицию.
Я не видел, как это произошло, но ее посадили не на спокойного, смирного коня, а на Бубу. Он был еще не очень приучен – своенравный. Ее посадили и отпустили. И он как понес! Нес ее мимо меня – в конюшню. Он убил бы ее – там высокая притолока.
Она поводья бросила, кричит… Тренер в ужасе.
Я спрыгнул с лошади – и навстречу.  Он набегает - огромная лошадь, я бросаюсь наперерез, и -  грудь в грудь… Страшный толчок, конь меня отбросил, я отлетел и кричу: «Буба, браво! Браво!»
И он – приостановился. Он и ко мне не очень хорошо относился, я закармливал его морковкой.
Поднимаюсь. Грудь трещит.  Иду к Бубе: «Бравушки, бравушки!»
Девочка бедная, испуганная. И ребята говорят:
-Дядя Миша, ну как ты мог так броситься?
А я не соображал тогда. Я понимал только, что вот сейчас он ее убьет.  Потом  сам себе говорил: «Ой, дурак… огромный вагон несся на тебя…»
Но это его - обескуражило. И его можно стало – остановить.
После премьеры мы еще месяц оставались в Гаграх. Выступали, на представления наши зрители шли с удовольствием.
И тогда же с нами уже работал Толик, Анатолий Васильевич, мастер спорта международного класса по боксу Анатолий Клименко. Его привез  мой племянник, Олег Кантемиров. Они встретились в Прибалтике. Привез и сказал:
-Он мечтает с нами работать.
Это счастье, что Толик пришел, потому что когда прежний директор Ковтун  нас бросил, Толик всё взял в свои руки. Чего ему стоило в тех условиях организовывать  гастроли, находить деньги, чтобы платить артистам.… Но об этом позже...
После Гагр Ковтун договорился, что дальше выступать мы будем в Битце. Когда в 1980 году в Москве была Олимпиада, построили такой конно-спортивный комплекс. И в России премьера у нас была - в Битце. Очень хорошо прошла.  Зрителей  всегда было битком набито. Район там большой.  И билеты копейки стоили. С радостью народ шел.
Битца
Вспоминает Яков Голяков:

-В Москве, где еще торжествовал «союз нерушимый республик свободных» и славилась «дружба народов», обратили мы абхазов в колхов, дабы не обижать  других древнежителей Колхиды.
Декорацию поставили 31 декабря. Кто бы знал, чего это стоило! Зал почти полный. Первый блин – как всегда – для своих родных и близких. И не комом!
Первая статья уже 3 января – и сразу в «Известиях» «Ай да кони!» Е. Пасютиной.
«Молодой театр (ему отроду всего несколько месяцев) синтезировал в себе различные виды искусств: драму и хореографию, цирк и кино, музыку и спорт.
В то же время есть действие, которое, как и положено всякому театральному спектаклю, развивается по законам драматургии.
Конный театр с его спецификой предъявляет особые требования к артистам, которые должны иметь разностороннюю подготовку, - они и актеры и спортсмены-каскадеры одновременно. В труппе прекрасные наследники (следуют имена) и другие…
Первые выступления конного театра Госкомспорта СССР состоялись в Гагре и имели успех у многочисленных зрителей. Театр уже получил официальные приглашения в ряд стран, они уже рассматриваются в Интерспорте.
А сейчас – премьера в Москве, первая встреча со столичными жителями.
По рисункам художника Анатолия Брусиловского на «Мосфильме» оформлялись декорации. Костюмы по эскизам Елены Пиотровской сшиты в мастерских Большого театра, часть костюмов была выполнена в Московском Доме моды».
9 января – статья Эллины Николаевой в «МК» - «Лошади под фонограмму не танцуют»
«Ах, старый цирк с его неподдельным стремлением, во что бы то ни стало удивить зрителя! Увы, современные цирковые программы редко становятся для нас откровением – то ли цирк постарел, то ли мы, зрители, ко всему привыкли.
Но вот событие: недавно в Москве создан новый театр, артисты в нем каскадеры и …кони. Он так и называется: « Конный театр «Каскадер». Событие это без преувеличения можно назвать событием мирового значения, ведь второго такого театра в мире нет. Мечта всей творческой группы  - создать синтез театра, цирка, эстрады, кинематографа  - сбывается. Идет опыт. Идет эксперимент. В спектакле красивые эффектные костюмы, драки, джигитовка, сложные и опасные трюки на лошадях»
10 января в «Советском спорте» в рубрике «Как всегда в конце недели» статья О. Линде – «Виртуозы в седле»
«Это конноспортивный театр со всей его атрибутикой, костюмами и декорациями, драматургией и сценографией. Актерами и актрисами. Четвероногими в том числе. Вон их сколько: серых, рыжих, вороных…
Спешите видеть! Конноспортивный театр «Каскадер» Госкомспорта СССР  приглашает вас на спектакль-сказку «Легенда о Золотом Руне и верной любви» с искусной джигитовкой, азартными драками, цирковыми трюками, пиротехническими эффектами. Захватывающее зрелище!!!»
Но уже 11 января появилась статья иного рода. В «Правде»:
«Многие десятилетия советские спортсмены мечтали о конноспортивном комплексе в Москве. Таком, чтобы сборные команды страны могли здесь готовиться к международным соревнованиям самого высокого ранга, к Олимпийским играм. Такой комплекс появился накануне Московской Олимпиады в Битце. Были введены в строй не только зимний манеж, но и летние поля для выездки и конкуров, конюшни, гостиница. Мнение специалистов было единодушным: комплекс не имеет равных в мировом конном спорте. Именно здесь, в Битце, советские команды выиграли золотые медали ХХП Олимпиады в конкурах, выездке и троеборье. Естественно, что местом тренировки сборной СССР к Олимпиаде-88 был избран зимний манеж битцевского комплекса. Но, как рассказывают заслуженный тренер СССР В. Мишин и старший тренер Госкомспорта СССР В. Рухаленко, в декабре в манеже появились строители. Они соорудили огромную стенку и сценические подмостки, «отхватив» по меньшей мере, треть манежа. Подготовка сборной страны по выездке оказалась практически невозможной. На правах хозяина в спортивном манеже появились гости – коллектив так называемого конного театра «Каскадер».
Непонятно, каким образом эта группа цирковых всадников получила право выступать под маркой Госкомспорта СССР, да еще и в ущерб полноценной подготовке сборной команды страны. Тем более, что сам Госкомспорт перед нашими мастерами  выездки поставил задачу завоевать олимпийские медали. А где же к этому готовиться!»
Репличка, подписанная Б. Нахутиным, появилась на фоне «Калгари», где вот-вот должна была начаться зимняя Олимпиада. Зимнего манежа (даже на две третих) хватило бы на две сборных, а может быть, и на три. Помнится наши (и блистательные фигуристы Белоусова с Протопоповым) выигрывали золото даже тогда, когда у нас  не было ни одного приличного катка! А «ларчик просто открывался» - появилась отмазка. Проиграют олимпиаду, есть на кого свалить – «потеснили каскадеры».
Можете себе представить, какие могли быть выводы. «Правда»  - это же орган ЦК КПСС. Статья в ней – руководство к действию.
Приказано в «Правде» хвалить – «Ура!»
Приказано в «Правде» хулить – «Ату его!»
Руководство Битцы настроилось на «ату», хотя в главных наших консультантах числился Президент Федерации Михаил Буденный.
Леня Ковтун «рыл землю», обивая пороги культуры и спорта, стараясь застолбить безусловно перспективное дело. То, что оно могло стать успешным предприятием, не вызывало сомнений.

Вместо отклика на «Правду»  в «МК» от 12.02.88 появилась статья Леонида Краснера – «Улыбнись, «Каскадер», или Скачки по правилам закрытых помещений».
« С 1.02 театр «Каскадер» продолжает существовать формально. Театр рано или поздно перейдет в свое помещение, чему содействуют Мосгорисполком и Госкомспорт СССР.
Декорации по приказу директора комплекса разобрали. Частично свалили в угол манежа, остальное – на снег. Выступления прекратились. Нужно ли было это предвидеть? Конечно. Ведь уже много раз хозяева комплекса давали понять театру, кто здесь хозяин.
Январь. Мороз лютует. Две тысячи зрителей усердно мнут снег перед запертыми дверьми манежа. На руках у них билеты, на душе желание праздника, на воротнике изморозь, а в мыслях недоумение и подозрение в обмане.
Яма с водой на манеже. Порванные провода к свето и звуко аппаратуре. Мокрый манеж. Трактор, «случайно» заехавший и оставшийся на античном поле красочного представления.
Надеемся, что Московский городской совет профсоюзов и исполком Севастопольского райсовета примет во внимание необходимость скорейшего разрешения оргвопросов работы театра, и «Легенда о Золотом руне и верной любви» будет и дальше впечатлять нас своим благородством, которого так не хватает дирекции конноспортивного комплекса «Битца».
А улыбаться не хочется»

Мы старались изо всех сил. «Легенда» шла в полупустом, а случалось, и почти в пустом зале. Иногда на спектакле присутствовало всего несколько десятков зрителей. Принимали всегда хорошо, «на ура», приветствовали бурно, потому и отмен у нас не бывало.
Что делать? – вечный русский вопрос. У нас был ответ: «Пусть будет еще одна репетиция»
Спектакль накатывался. Тому свидетельств немало:
«Предоставлена возможность, - делился с «Москвовским комсомольцем» Лев Дуров – москвичам и зарубежным гостям увидеть удивительное зрелище. Интригующий исторический сюжет делает это зрелище интересным для любого возраста».
«Каскадер» - уникальный номер, подобных в мире нет, - писал О. Трояновский в «Учительской газете» - в представлении есть все: и цирковые номера, и джигитовка, и пиротехнические эффекты, заимствованные из кинематографа, и, главное, замечательно слаженная игра всей труппы: актеров, наездников, танцоров, акробатов и жонглеров. И, прежде всего, самих лошадей».
«Конечно, в таком новом деле, как конный театр, трудностей хватает. Главное, нет своей площадки, - заметил М. Железняк из «Советского цирка», - Но энтузиасты «Каскадера» не теряют оптимизма. В планах театра еще два спектакля, и снова вместе будут выступать люди и лошади, так любящие друг друга».
Спектакль нравился. Мы им жили. Это и «Московская Правда» заметила:
«В самую глухую пору, когда засыпает Москва, готовят каскадеры новую премьеру конного театра, которому нет аналогов.
Гонки, падения, захватывающие скачки, сабельные бои, взрывы – все трудные эпизоды каскадерской доли можно прочитать в послужном списке большинства артистов новой труппы. Среди них асы «седла» Арсен Батиев, Артур Березин, Георгий Благирев, Ирбек Гусалов, Зигфрид Шерер, Александр Федин, Султанбек Диканбаев.
Театр по существу бездомный. Поэтому все по ночам. Тайком.
Битца поторапливает: мол, освобождайте помещение. Помните? Потеснили.
Главный герой будущего спектакля Абрек готов хоть сию минуту выйти на сцену:
-Абрек, начнем выступление?
В резком взмахе головы встряхивается пышная грива – категорическим, настойчивым «да» скакун отвечает на такое предложение»
«Ночные игры кентавров»   Н. Татаринова.

4
Летом того же 1988 года театр переезжает в Парк культуры имени Горького.
В «Вечерней Москве» появляется объявление:
«С 1 июля по 7 августа на стадионе Парка Культуры имени Горького состоятся выступления конноспортивного театра «Каскадер», который показывает «Легенду о Золотом Руне и верной любви». В спектакле принимают участие 40 лошадей, артисты-каскадеры, наездники, танцоры и певцы».
Выступления на новом месте проходят удачно.
Вспоминает Гарий Немченко
«Мухтарбек пригласил меня на представление «Золотого Руна» в недавно созданном им, наконец, конном своем театре. Поблагодарил его и уточнил на полушутке: «С друзьями прикажешь или — без?»
«Ну, что ты! — воскликнул чуть не с испугом.— Как всегда!»
Мухтарбек был явно в ударе, его настроение передалось не только участвовавшим в представлении джигитам, но и буквально каждой лошадке — каждой! Все трюки были исполнены высокого мастерства, каждая сцена — хоть конное сражение, а хоть пешее — была поставлена с блеском, и общий замысел — рассказать о благородстве, о силе и
мужестве наших далеких предков — держал в драматическом напряжении не только юную часть публики, но вызывал искреннее восхищение старших: вот оно — то из прошлого, что должны мы хранить в себе и стараться взращивать в тех, кто по нашей теплой и все еще зеленой  земле идет вслед за нами...»
Тогда же в театр приходит осетинский режиссер Анатолий Дзиваев, который впоследствии создаст в Осетии  театр «Нарты» и объявит, что это – первый в мировой истории конный театр.
После успешных выступлений в Парке Культуры  «Каскадер» пригласили в Болгарию.
«Первая» Болгария
В июле 1988 года «Каскадер» выехал на свои первые зарубежные гастроли – по приглашению Балкантура -  в Варну.
Лошадей повезли паромом – из Одессы, артисты поехали поездом.
Вспоминает Яков Голяков
Стадион «Юрий Гагарин». Большущая, зеленая чаша на окраине Варны, в лощинке. От чаши этой для «Каскадера» отгородили треть. С боковыми трибунами на полторы тысячи посадочных мест. Получилось что-то вроде ипподрома. На взгорке, над стадионом – каменистая площадка с проплешинами выгоревшей за лето травы. Они смотрятся островками. Здесь, в громадной брезентовой палатке, разместилась наша база с денниками. И конюхами.
Работаем лихо, азартно, с полным удовольствием и неизменным успехом.
В лучшие дни у нас до пятисот зрителей. В худшие – боюсь признаться. Мы не считали – прикидывали на глазок, и…огорчались. Кажется, однажды был аншлаг. Увы, всего один! Тогда, помнится, прикатили автобусы – со всего Солнечного берега.
Ежедневно представляя «Легенду» мы, вполне серьезно, собирались осуществить постановку спектакля «Однажды в Техасе» в содружестве с киностудией «Бояна» и болгарским художником Асей Вагенштайн. Костюмы по ее эскизам были подобраны на «Бояне», а тамошних же мастерских были изготовлены некоторые части декораций. Был отрекламирован анонс и  даже напечатана афиша: «Сообщество молодежного туризма «Орбита» организует гастроли единственного в мире конноспортивного театра «Каскадер». Смотрите премьеру вестерна «Однажды в Техасе» по пьесе Я. Голякова. В спектакле участвует 75 артистов-каскадеров, снявшихся в 200 советских и зарубежных фильмах. Опасные и трудные каскады, виртуозная езда, сложные трюки, бои с огнестрельным и холодным оружием, пиротехнические эффекты, много музыки и танцев»
Болгары сделали все, что обещали. Театр наградили грамотами – за высокое мастерство и художественное умение, замечательную каскадерскую работу.
Короче, мы вызвали огромный интерес и удовольствие тысяч зрителей – гостей и граждан Варны»
* * *
В один из новогорских вечеров, когда мы с Мухтарбеком Алибековичем будем продолжать работу, заглянет  «на огонек» Анатолий Васильевич Клименко. Мы как раз будем говорить о первых гастролях театра, о книге Голякова «Галопом за ускакавшей натурой» и  Клименко задержится возле нас, вспоминая тот период. Что-то – со страстью человека, болеющего за свое дело, что-то – с улыбкой.
Вспоминает Анатолий Клименко:
- Моя первая работа… Парк Горького, 1988-й год. Мы демонтировали трибуны на велотреке в Крылатском и перевезли туда, в парк, на чистую поляну.
-Публика довольна была-а, - вставляет Мухтарбек.
-В то время – при полном отсутствии  какого-либо оборудования в шоу бизнесе – у нас стояли трибуны! У самой  Аллы Пугачевой  – звезды советской эстрады, не было тогда своего собственного  - элементарного осветительного прибора.  А что говорить про новый коллектив!
Но мы демонтировали стадион,  подготовили площадку, поставили конюшню на 30 голов.  И это в тех условиях. Гвоздя ведь не было…Большая удача, если  раздобудешь килограмм гвоздей.  А у нас  реквизит театра весил -  180 тонн! И мы все это перевозили. Оборудовали. Показывали зрителям -  «Легенду».

Помню,  как из Парка Горького отгружались на Киевском вокзале. В то время в Советском Союзе перевезти тридцать лошадей – это немыслимо…
Мухтарбек:
-Ужас!
И вот -  Болгария.  Мы показали в Варне «Коня шерифа». Очень веселый спектакль.… Хулиганили, с юмором делали.
А погода  - дожди. Холодно.  Друг нам привез сливовицу – сам делал. Крепкая - градусов восемьдесят! Целая большая бутылка. Мухтарбек пошел на рынок, купил три красных перца – сделать такое лекарство, когда простудишься.
Мухтарбек:
-Осетинское лекарство. Ой, Господи!
-Прибегаем в гостиницу вечером. Денег нет, чтобы сходить куда-то в ресторан, покушать. Перехватываем всегда наспех – салатик, брынзочка.
Мухтарбек:
-Да не до этого было…
- С утра до вечера крутимся. Спектакль, репетиция, пока все хозяйство уложим спать – уже  часов одиннадцать вечера, а в восемь утра надо  быть  на площадке.
И только мы в гостинице открыли бутыль эту, разложили закуску - стук в дверь.
Я говорю, хотя сижу спиной:
-О, пожалуйста, Яша!
Точно, заходит:
-Что это -  вы без меня сели пить?
-Так получилось, извини, Яша! – говорю,- Дайте ему третью рюмку.
А на столе у Мухтарбека стояла поллитровая кружка  из глины, на память о Болгарии купил. Поллитровая кружка и рюмка.
Яша говорит:
-Миша, тебе – кавказскому человеку -  не пристало рюмочками цедить.
Тогда Мухтарбек  берет кружку и наливает.
Мухтарбек (по детски радостно):
-А он еще не знает, что за питье!
-Он видит – раки лежат на столе, хорошая закуска…. И он берет, и красиво пьет эту кружку. А дальше,  как в кино, когда царя отравили. Кружка  выпадает у него из рук. Он стоит и молчит. Только глаза   расширяются. Икнул и рухнул трупом. Мы его подхватили:
-Яша, Яша!
Полотенцем над ним машем…
Он  сидит на полу и начинает приходить в себя.
А в это время приходит его жена,  Лена. Мол, где пропал? Так обычно и бывало. Сперва – Яша приходил, потом – Лена. И мы, как люди гостеприимные - сажали обоих за стол. Сами же - сидим же, как можно не позвать? Нормальная такая русская традиция.
Стук в двери,  и значит:
-Я-ша…
А он не может говорить, у него дыхание  перехватило. Перец же в сливовице.
-Я-ша, я  к кому обращаюсь? Ты что, на маму не реагируешь?
А он и среагировал бы. Он не может.
-Истукан такой!
Тогда он снимает с себя туфель, поворачивается,  и - как запустил в дверь:
-Жидовская морда!
-Господи! – вставляет Мухтарбек, - Ты его лицо видела? И так сказать! Нам неудобно с Толиком, а Яша от злости, уже не знает, кого бы сожрать: выпил же – чистый огонь.

…Варна запоминается хорошо. Осталась видеозапись – всадники скачут по берегу моря. И веселые, прозрачные брызги летящей воды.

 
Грузия
И вновь -  Одесса, а оттуда  труппа отправляется  в Тбилиси.
По сравнению с Болгарией, где каскадеры были «братушки», гастроли в Грузии проходят намного труднее.
Более всего неприятно удивляет  отношение местного населения.
Вспоминает Мухтарбек Кантемиров
- Декорации поджигали. Пацаны лазили повыше, чтобы рассмотреть оружие – нельзя ли своровать? Думаю,  играло роль и то, что я – худрук – осетин. Осетины воспринимались как враги. Для грузин много значит национальность.
Мы приехали в Тбилиси по приглашению человека, который обещал златые горы. А на деле… Билеты раздавали своим. Продано 150-200 билетов, а людей – полон зал.
Мы сидели полуголодные
Вскладчину жили. Поселили нас в дешевом туристическом лагере за городом. Иногда ждали часами, пока автобус за нами  придет
Но тогда у нас было много надежд. Мечтали – скорее бы вырваться из Грузии, скорее!
Вспоминает Яков Голяков
Нам выделили тбилисский ипподром. Народу - тьма, с деньгами – хуже. Зритель, в основном, идет «мимо рыл».
Скандал у входа. Шум. Крик. Гвалт.
-В чем дело?
-Ты куда приехал? – рвется ко мне с кулаками сердитый лысый мужичонка средних лет.
Оказывается, он возмущен, что в финале у нас звучит абхазская свадебная музыка.
-Это же Колхида!
-Да! Но это Грузия!
Музыку пришлось заменить. Во избежание других, будущих, возможных скандалов.
Однако была приличная статья в «Вечернем Тбилиси», и даже специальная передача по телевидению, в которой участвовало все руководство театра.
 
Вспоминает Анатолий Клименко
Одним из организаторов наших гастролей в Тбилиси был Красный Крест, и как-то мы весь сбор за воскресный спектакль передали в фонд Красного Креста.
Стадион был полный в этот день - национализм!
А однажды, помню, приходит нервный такой гражданин.
Дело в том, что у нас  Колхида – это современная Абхазия, и мы взяли абхазский свадебный танец.
Тем более, это же фантазия,  художественный образ – «Легенда о Золотом Руне».
А исторически Колхида -  часть Грузии.
И гражданин привязался:
-Почему музыка звучит не грузинская? Давай директора – и все.
А я тогда -  честно -  просто не знал разницу: между грузинской музыкой и абхазской. Говорю: «У нас есть литератор». И появляется  Голяков.
-Яша, ты тут историческую несправедливость сотворил – музыку абхазскую грузинам преподносишь. Надо исправить.
Зрители считали, что  Кантемиров – осетин - приехал показывать абхазскую свадьбу.
Мы нашли грузинскую свадебную музыку. Но в итоге все мечтали уехать скорее из Тбилиси.
Гастроли в Грузии длились около трех недель. «Каскадер» вернулся в Москву.
Приглашение в Виндзор
Летом того же 1988 года театром заинтересовались англичане.  Руководство «Каскадера» получило официальный документ.
«В  «Совинтерспорт» обратилась английская фирма «Бенефишэл» - спонсор Виндзорского конного шоу, с просьбой подготовить сценарий выступления Вашего театра на Виндзорском шоу. Фирма просит подготовить сценарий не позднее, чем в месячный срок. В связи с запросом фирмы просим Вас подготовить  указанный сценарий  с тем, чтобы продолжить конкретные переговоры с фирмой».
Вспоминает Яков Голяков
Нас приглашают в Виндзор! И чтоб сценарий, и без проволочек. Ну, скажите, кто бы стал тянуть?
Спектакль «Каскадера» должен был начинать необычный парад-пролог: на поле – с огневой музыкой – с гортанными криками вылетают всадники в бурках.
И вдруг! Хаотичная лава перестраивается. Последний предпарадный штрих – перед торжественным строем всадник в красном плаще поднимает коня «на свечу», а затем совершает круговой проезд.
Звучит объявление: «Московский конноспортивный театр «Каскадер»  представляет «Аланскую песню».
Под осетинскую музыку (без всяких примесей!), строго соблюдая дистанцию, легко галопируют всадницы в белом; они – наш интермедийный «занавес». Развеваются длинные белые шарфы.
Выкатывается легкая  фурка – декорация на колесиках – своеобразный задник « с мотивом кавказского пейзажа».
Осетинское селение. Конструкции из  «винтовок» (палок) и бурок, раскинутые по полю, изображают сакли.
Выходной день. Старый воин обучает молодых боевому искусству: здесь и рубка лозы, и прыжки через препятствия, и поединки. Юноши меряются силой, хвалятся отвагой. Комическое перемежается героическим.
Летят в воздухе две сабли…и – эффектный прием, отработанный многолетним цирковым опытом – они уже в руках у Мухтарбека. И вот он уже вращает сабли таким особым способом, что к нему не подступиться. Молодые повторяют.
Веселую музыку ратных игр прерывают тревожные сигналы. Скачут гонцы: один, другой, третий. И все кричат: «Война!».
Воинственный танец «Хоруми» танцуют все.
Звучат фанфары. Пустеет селение. На поле появляется кавалькада всадников в боевом снаряжении.
Воины отправляются на войну. На поле появляется Девушка. Из строя выезжает Юноша. Почувствовав присутствие Девушки, он оглянулся.
Романтическая музыка. Трогательное прощание. В знак верной любви Девушка дарит Юноше шарф-талисман, который он прячет на груди.
Юноша догоняет уехавший отряд.
Машет рукой одинокая Девушка.
Взрыв!
Теперь на поле боевой строй. Его, в галопе, опережает всадник в блестящих латах. Во всем великолепии библейских одежд, вырастает перед воинами Георгий Победоносец.
Сигнал: «К бою!»
Вдохновляя своим примером, Святой ведет конников за собой.
Рассыпается строй джигитов. Демонстрация трюков. Под артиллерийскую канонаду «рассыпается» строй, укладываются лошади на боевой позиции.
Чу! Летят трое.
Взрыв!
Эффектный групповой трюк: один всадник, замертво, вылетает из седла, другой едва удерживается, третьего волочит конь.
Удержавшийся в седле всадник внезапно останавливается, возвращается, подбирает раненого, который «оживает» и, мгновенно изловчась» уже сидит на коне, позади боевого товарища.
Конная лава с шашками наголо летит навстречу врагу. Впереди – святой Георгий. Ему навстречу Черная сила.
Короткая схватка. Окружает площадку аланская рать. И своеобразный кавалерийский «балет» с боем не на жизнь, а на смерть. Ударом копья вышибает Святой нечистую силу из седла. Нечисть еще пытается бороться, пеша, но исход боя решен – враг повержен. Сверкающее копье ставит точку.
Торжественный апофеоз войны. Победа. Спешившиеся воины-аланы, прикрываясь щитами, «строят» холм-пьедестал. На него верхом на белом коне подымается святой Георгий.
«Занавес». На этот раз белые шарфы вперемежку с красными. Торжественная музыка. Возвращаются воины домой. Навстречу – Старый воин с дочерью, той самой Девушкой, что провожала Юношу на войну, с ними ее подруги. Напутствуемый друзьями, Юноша спешит к Девушке. Юноша возвращает любимой талисман-оберег, хранивший его на войне.
Конное адажио с шарфом.
Под крики «Свадьба! «Свадьба!» выносят ковер. Старый воин становится на него. Молодые спешиваются и направляются к нему. Он их благословляет. Рог с вином идет по кругу.
Появляется арба. С нее спрыгивают танцоры. В танце «Радость Победы» участвуют все.
Знак к началу торжества. Трюки – в полном наборе. Джигитовка. Вольтижировка. Стойки на луке. Обрывы. Аланская езда – стоя на двух лошадях.
Фанфары символизируют праздничный триумф – слияние Человека с Природой. И снова Всадник в красном плаще. Рядом с ним Девушка и Юноша. Справа и слева, навстречу друг другу, движутся конные колонны, рассыпающиеся веером. Из двух колонн строится звездочка, распадающаяся на четыре «вензеля», которые снова собираются в нее. Этим завершается парад-прощание. Девушки с разноцветными «шарфами» закрывают занавес.
Последний штрих  - в центре поля всадник в красном плаще опять поднимает коня «на свечу» и совершает круговой проезд».
Сценарий, уже по-английски, был утвержден для показа в Виндзоре. «Интерспорт» отправил его в Лондон. Вскоре, вслед за ним, улетел и Леня Ковтун.
«Daily Mail» от 12 апреля 1989 года в статье «Святой Георгий и Советский дракон», комментируя это событие, сообщала:
«Кремлевский лидер Михаил Горбачев, пребывавший в это время в Лондоне, будучи на завтраке в Виндзоре, пригласил Ее Величество Елизавету II посетить Москву» Но прежде, чем королева ступит на российскую землю, ей хотелось бы увидеть в Виндзоре наше каскадерское шоу. У кого  от такого не закружится голова?
Но «Аланскую песню» мы так и не спели.
Гастроли в Виндзоре не состоялись.
Вместо элитных условий в Англии - «Каскадер» попал в экстремальную ситуацию.

«Четвертый павильон»
Вернувшемуся в Москву «Каскадеру» выделяют четвертый павильон в Сокольниках.
Кажется, можно только радоваться – постоянное отличное место.
Но не тут-то было.
Происходит ситуация, аналогичная той, что сложилась в Битце.
«Каскадер» обвиняют в захвате территории.
Вспоминает Яков Голяков
«Кавалерия, которую стратеги списали было в архив, вновь доказала свое превосходство над пешим строем, и не где-нибудь, а в Московском парке «Сокольники». Актеры театра «Каскадер» в конном строю потеснили охрану и захватили один из павильонов старейшей выставочной площадки страны, превратив его в стойло.
Эта бескровная операция, завершенная в первый рабочий день года, не прошла мимо внимания общественности. Некоторые центральные и московские газеты сочувственно отнеслись к животным, которых действительно нельзя держать зимой под открытым небом. Кое-кто, однако, принял сторону всесоюзного объединения «Экспоцентр», которое имеет с парком договор об аренде на текущий год и планирует проведение в нем международных выставок. Ряд специалистов утверждает правда, что держать коней в помещении, которое категорически не приспособлено для этого, да и просто в московском парке, нельзя.
- На наш взгляд – продолжает  репортер Б. Грищенко – важнее другое: налицо самоуправство, несовместимое с законом. На ломку замков конников толкнул групповой эгоизм – относительно новое явление в нашей общественной жизни».
Далее авторитетный советский журналист пространно фонтанирует про проявление группового эгоизма в хозяйственной сфере, который, вишь ли «одна из причин растущей дороговизны, нарушений плановой дисциплины в народном хозяйстве»
Человек с блокнотом выполнил заказ. Ему должны были хорошо заплатить Сокольники. Или кто?
«И снова – ход конем» с подзаголовком «Когда же Моссовет решит судьбу выставочного зала» - в «Социалистической индустрии» от 5 февраля 1989 года
«Не так давно в ряде газет появились публикации о злоключениях конноспортивного театра «Каскадер». Тональность их была приблизительно одинакова – дескать, уникальному театру не дают работать бюрократы, которые страсть как не любят лошадей. До этого, наверное, немногие читатели подозревали о существовании «Каскадера». А тут вдруг выясняется, что слава о нем гремит не только у нас – в самых дальних зарубежных пределах. В Англии и Италии, Саудовской Аравии и Израиле с нетерпением ждут свидания с лихими джигитами на разгоряченных скакунах. Правда, пока театр успел побывать лишь в Болгарии, но, как говорится, лиха беда начало».
А беда в том, сетуют авторы публикаций, что не было у артистов своей крыши над головой. К счастью, в мае прошлого года постановлением Моссовета было предписано администрации  парка «Сокольники» с 1 января передать в аренду «Каскадеру» павильон № 4 выставочного комплекса. Когда артисты подкатили к воротам заветного павильона, с цветами их там не ждали. Напротив, бывшие арендаторы – работники ВО «Экспоцентр» - пытались помешать новоселью. Странно повела себя и дирекция парка – отключила в здании свет, тепло, воду. Такой прием, судя по публикациям, был совершенно неожиданным для театра – ведь на руках у артистов было решение Моссовета. По какому же праву воспротивились ему?
Обратимся к бумажке. Ибо «без бумажки ты – букашка, а с бумажкой – человек». Итак, чуть меньше года назад газета «МК» выступила в защиту конного театра. Тогда наши выступления шло в КСК Битца, а лошадям грозило выселение среди зимы из конюшен на улицу. И тогда все обошлось.
Нынешняя ситуация – нелепее не придумать. Кончились успешные гастроли, появились контракты, выдан ордер на огромное помещение. Опять зима, и опять театр бездомный. А складывалось все куда как замечательно: 20 мая 1988 года городские власти постановили
«Принять предложение Конноспортивного центра Госкомспорта СССР и Главного управления культуры исполкома Моссовета, согласованное с Министерством культуры ССР, о создании в Москве Московского театра спортивно-зрелищных представлений «Каскадер».
Включить названный театр в комплексный экономический эксперимент «Театр-студия на коллективном подряде».
Передать в аренду…театру…с 1 января 1989 года выставочный павильон № 4 ПкиО «Сокольники».
Гербовая печать и авторитетнейшие подписи:
Председатель исполкома Московского совета В. Сайкин.
Секретарь исполкома Ю. Прокофьев.
Ура! На руках у нас долгожданный ордер – право на дом, на тепло, гарантия творчества, какие могут быть сомнения: «Настоящий ордер является обязательным и единственным документом, дающим право на занятие нежилой площади».
Приехали 2 января.
Висит замок.
Пришлось сбить.
Дальше: выключают свет, отопление, воду, ибо «по вентиляционным трубам запах лошадей проникает в соседнее помещение» (кстати, давно пустующее)
Нас приглашают на гастроли в разные страны, но мы хотим выступать в Москве, мы же – московский театр.
Похоже, это никого не волнует.
У директора «Сокольников» А. Зеленецкой свои виды на этот павильон, но «высокие переговоры директор «Каскадера» и начальник Главного управления культуры Моссовета И. Бугаев вели без посредников. Городской совет скрепил их договор печатью».
-Представьте, вам позвонили в дверь – возмущается А. Зеленецкая, - Открываете, а там некий субъект с бумажкой: «Вот, мол, документ, буду снимать у вас комнату, поторопитесь с выносом вещей»
Руководство «Каскадера» - признается директор, - дважды встречалось с советом трудового коллектива парка и оба раза получало от ворот поворот.
-Такому театр не место в партерной части «Сокольников» - заявила А. Зеленецкая, - Где лошади, там навоз. А скакунов у театра сорок».
Можно только представить, как тяжело обходились эти дрязги Мухтарбеку Кантемирову.
Вместо творческой работы – необходимость участвовать в публичных скандалах. Но главное  - без воды и тепла – как зимовать лошадям?
-Сперва мы просто привозили им все – кони еще стояли в «Сокольниках», а потом  забрали их оттуда, - скажет Мухтарбек Алибекович, - А  ведь так радовались сначала: наконец-то  обрели место. Золотое!  И отключили тепло. По-большевистски! Издевательски! Лошади трудно переносить  холод…
По телевизору передавали: «Конный театр партизанским наскоком захватил четвертый павильон в Сокольниках.
Тяжело было.
Зарплату артистам тогда платили копеечную.
Были моменты – руки опускались. То кормов не хватает лошадиных. То опилок нет. Люди думают, что кони - это красота, экзотика, но прокормить их…
Безусловно, не сладко приходилось и людям, особенно тем, кто не имел жилья в Москве. Перебиваясь на небольшой заработок, изыскивать возможность снимать угол, кормить семью…
И все же в этот период коллектив еще цел, люди не уходят. Они надеются, что в наступившем году многое изменится.
И действительно 1989-й – становится знаковым годом для «Каскадера».

Германия
Зимуют лошади все в той же «Битце».
Весной коллектив  выезжает в Минск.
Выступления «Каскадера» проходят на стадионе.  Но Минск – один из любимых городов Мухтарбека Кантемирова. Сюда он не раз приезжал выступать с труппой «Али-Бек». И цирковые друзья рады оказать театру всемерную помощь.
«Чудный город» - не раз повторит Мухтарбек Кантемиров. И добавит.  - Принимали нас очень хорошо.
А далее – театр по приглашению -  выезжает  в Германию.
Вспоминает Анатолий Клименко
-Я расскажу сейчас случай. По прошествии лет он кажется смешным, но как мы напугались тогда все…
Когда мы поехали в Германию, девять вагонов у нас было: шесть с лошадьми и три с реквизитом. В Польше стояли, в Бресте…. Приехали в Тирасполь, начало мая, жара - невыносимая. А лошади  как всегда крушат все, грудью выламывают доски, мы постоянно заняты починкой…Гвозди и топоры у нас самое ценное, весь рынок, бывает, перелопачиваешь, ищешь подходящие гвозди… Словом – ни минуты покоя.
В конце концов, переоборудовали все, что надо, погрузили – и поехали. Во Франкфурт на Майне. И  у каждого, ведь мы давно в пути,  мечта – горячего поесть.
Наконец узнали, что стоянка будет шесть часов. Добыли кастрюлю. Большая кастрюля – на всех – ценнейшая в дороге вещь. Еле-еле ее у матушки одного из артистов выпросили, головой за нее отвечаем.
Развели костер, варим. Хорошо так ... Раздетые у костра возимся, жарко... А  загранпаспорт мой остался в тренировочном костюме, в вагоне.
И вот, всё только начало закипать - как наш поезд вдруг тронулся. Представляете?
Мы в пятидесяти метрах от вагона. А поезд поехал – да сразу с такой скоростью…
Срываем с огня кастрюлю с закипающим -  как без кастрюли? Нельзя – матушка убьет. Кое-как, за ручки, чтобы не обжечься… Я хватаю топоры - два топора, ценность нашу, и бежим стометровку.
А из вагона  глядит  - каскадер наш.
-Русик, - кричу, - брось спортивный костюм!
Хоть вид, думаю,  поприличнее будет. Ведь теперь как-то самим добираться придется. И паспорт, паспорт же там!
А он стоит, смотрит ошалелыми глазами и уезжает…
-Брось костюм, сволочь!
Он потом говорил – только помнить надо, что он каскадер -  и не из слабых. Ведущий каскадер.
-Знаешь, Васильич, мне стыдно,- Клименко передает приглушенный голос виноватого, -  но я так испугался! Мы едем, а директор…мы остаемся без директора. В чужой стране!
-И вот, - продолжает Клименко, - Я  с двумя топорами посреди Европы. В трусах и бейсболке. Иду семь километров, по столбикам. Вдруг дорога резко поворачивает в сторону,  а  там – станция дорожного смотрителя, рабочие. Я приветственно взмахиваю бейсболкой.
-Хайль! – говорю.
Вроде как обычное дело.
Тут же немка вешает белье. Спокойная такая фрау. А я…«Руссо туристо, облико морале…» И я говорю, уже все языки мешая – испанский, английский… Пытаюсь объяснить, что случилось. Она снимает еще влажный джинсовый комбинезон мужа и протягивает мне. Молча, спокойно.
Прохожу еще пятьсот метров и … Стоит наш поезд, стоит родимый. Пошутил машинист, увидев, что мы так увлеченно варить начали.
Я сразу, в первую очередь - в костюм за паспортом… Советские же времена. Беру его – это чувство представить надо – вот он!
И тогда уже машинисту от всей души
-Ах ты, фашист!!!
-Он залепетал вроде того, что он «не есть фашист, он есть Ганс».
- Приедем, - говорю, - К стенке поставлю!
Но за два дня переезда забылось.
- Только, - продолжает он с усмешкой, -  с лошадьми дорога бок о бок – это что-то. Зайдешь потом в отель пятизвездочный, а дух  от тебя…И женщина, ухоженная такая,  удивленно тонкие бровки приподнимает:
-О-о….
Весь реквизит театра весил сто восемьдесят тонн.  Три вагона по шестьдесят тонн металлических конструкций, декораций.
Но прием был – замечательный.
Мы каждые два дня переезжали из города в город, работали по два спектакля с такими перегрузками!
Сами потом собирали свое хозяйство, упаковывали.
Первый  огромный успех был, когда мы приехали в Баден-Баден.
В парковой зоне  на ровном месте –  за  четыре часа смонтировали трибуны, декорации. У нас была огромная палатка – четырнадцать на сорок восемь метров – она являлась задником сцены. В ней находилась конюшня, разборные денники.
Устанавливали «крепостную стену» Колхиды.
Немцы знали – что в парке большая чистая поляна. И вдруг  - вырастает целый город. Грандиозная крепость.  А мы этому не придавали значения. Для нас это было в порядке вещей.  Отработали, собрались, переехали.
Немцы приходили, когда мы демонтировали конюшню, собирали багаж.
Спрашивали:
-А где же артисты ваши? 
Я стоял в шортах, взмыленный и говорил:
-Мы все – артисты.
В труппе было семьдесят пять человек, из них  шестьдесят пять - работали. Несколько женщин оставались в костюмерной. Остальные  без всяких  гонораров – просто делали то, что нужно.
Даже я, директор, двенадцать часов отпашу, потом выхожу на площадку, меня там «убивают», я падаю и две минуты могу поспать на арене «убитый», пока идет действие.
К тому времени «Легенда» была уже наработана. Места, которые казались водянистыми, мы «усилили».
Вспоминает Мухтарбек Кантемиров
-Пригласили молодого силового жонглера с гирями. На него садились девочки, он их поднимал – человек пять…
Он был одним из   претендентов на руку дочери царя. 
Работали и над другими местами.  Выступали - под гром аплодисментов. Апофеоз был, когда мы выходили парадом   – сорок лошадей.
Баден-Баден, Висбаден, Майнц, Мюнхен… Нас просят остаться – театр приносит городским властям большие сборы.
Но мы не можем – нас уже пригласили во Францию.
И все же Германия  запомнилась на долгие годы.  Помню, как выступали в имении большого человека, там у него  амфитеатр, люди сидели на склоне горы.
Несколько тысяч человек.
Наш  импресарио был счастлив:
-Такой успех!
Сколько билетов  распродали!
В газетах писали: «Русские – это фантастика».
Смотреть нас приезжали из других городов. И когда мы уехали во Францию, многие из  новых друзей отправились туда, чтобы увидеть наши выступления и в Гренобле.
Работали мы очень хорошо, и ответная реакция публики – была чудесная.

Франция
Французы, представляющие комитет Фестиваля нетрадиционных театров, что регулярно проходит во французском городе Гренобле, смотрят спектакль «Каскадера».  И загораются идеей – пригласить труппу на фестиваль.
Они предчувствуют –  «Легенда о Золотом Руне» станет украшением мероприятия.
Но  происходит тот самый злополучный эпизод. Леонид Ковтун украдкой покидает театр.
Артисты остаются без денег и без контракта, дающего право выехать в Гренобль.
Анатолию Клименко приходится на свой страх и риск заполнить документ, взяв за образец контракт ледового театра Игоря Бобрина.
И «Каскадер» все-таки  отправляется во Францию.
Гренобль. Старинный французский город, богатый архитектурными памятниками, город культурный – сколько здесь учащейся молодежи! – встречает артистов приветливо.
Единственной причиной, которая может помешать выступлению, становится ливень, за считанные часы затопивший стадион. Но французы доставляют технику – и ко времени начала фестиваля -  стадион не только высушен, но и покрыт красивым оранжевым песком.
«Восторг души» - так назовет Анатолий Клименко выступление «Каскадера» на  фестивале. И добавит: «Мы выходили без тени сомнения в победе».

Вспоминает Мухтарбек Кантемиров
- Во Франции – был фурор. Олимпийский стадион - битком  набит. Фестиваль нетрадиционных театров – некоммерческое мероприятие, но благодаря нам  - впервые – мэрия заработала  на нем большие деньги.
Мы выступали десять дней, и мэрия просила нас остаться. Но нами командовал Госкомспорт, необходимо было уезжать.
Зато все эти десять дней олимпийский стадион был  битком набит. Коллективы работали одновременно на разных площадках, но у нас было самое большое число зрителей.
Не отпускала публика, хлопала.
Финал  очень  красивый – мы все выходили.  И рецензии в газетах: «Такого зрелища мы никогда не видели».
Папу вспоминали, что он когда-то выступал во Франции, показывал здесь уникальные трюки.
Шум о нас докатился до Турции. Приехали оттуда наши друзья-осетины – мы подружились еще, когда я с цирком выступал в Турции в 1978 году.
Мэр Гренобля написал большое благодарственное письмо на имя Госкомспорта. Мы были лучшие –  получили Гран-При.

Но «лучшими» нас признала Франция, а в России у нас по-прежнему не имелось постоянного помещения. А значит – не было  возможности нормально репетировать, платить артистам, думать о будущем театра.
В России мы думали о том, чтобы выжить.
И все же…
«Прощай и здравствуй, Русь!»
По возвращении в Россию «Каскадер» готовит новую программу «Россия в седле». Режиссером выступил В. Жак - специалист по батальным сценам. Спектакль воскресил исторические военные традиции.
«Казачий блок» показывал буденовцев и белогвардейцев. Сражение между ними представили не как войну, но как состязание (Руководство театра не могло дать казаков – «плохими»)
На тачанке вывозили красное знамя с надписью – «Вся власть – Советам!». Этого еще требовало время, политический строй.
Премьера прошла в Москве, в спорткомплексе «Планерная». А в 1990 году спектакль был представлен  на суд зрителей Санкт-Петербурга.
Параллельно щла работа над другой постановкой -  «Прощай и здравствуй, Русь!».
Этот спектакль можно назвать творческой вершиной «Каскадера».
Но премьера его -  на Малой спортивной арене в Лужниках – совпала с политическим переворотом в августе 1991 года
Вспоминает Гарий Немченко
Как я в те дни за Мухтарбека радовался! За Мишу.
Старший из знаменитой династии цирковых наездников, Хасанбек, был в это  время уже на пенсии, и в Ростове отводил душу, создавая семейный музей «Джигитов Осетии “Али-Бек”» - труппы, ещё в двадцатых годах основанной не  увядавшим потом до глубокой старости, ещё в свои девяносто выезжавшим на манеж Алибеком Тузаровичем Кантемировым.
Средний, Ирбек, уже успел получить не только все, какие можно, звания и награды на родине, в Советском Союзе, но и заработать мировое признание и громкие титулы самых  элитных клубов за рубежом... И тот, и другой шли, вернее - мчались классической, наезженною отцом цирковою дорогой, и только Миша взял резко в сторону...
Каких только мук не натерпелся он со своею заветной целью - конным  театром! На “бис” приняли постановку экзотического “Золотого руна”, в которой Миша попеременно изображал нескольких героев сразу... Но пришла  пора мудрой зрелости... как он над своею “Русью” трудился!
По сути, то была непростая наша история, проходившая не только у зрителей на глазах, заодно - пред очами святого Георгия Победоносца, образ которого воплощал столько лет мечтавший об этой работе Миша.
Не только богатырь и красавец - благороднейший человек и умница, которого  сама природа, казалось, создала для столь высокой и ответственной роли...
С неизменным копьём в руке, как смотрелся он, в серебристом шлеме и алом плаще поверх сверкающих доспехов, на своем верном Эдуарде - мощном сером жеребце в яблоках!
Конечно же, сначала он побеждал змия и освобождал красавицу, возвращая её родным отцу-матери, потом, наблюдая за схваткой славян-русичей с кочевниками, врезался в самую гущу схватки, и его удары мечом со вздыбленного коня решали исход яростного боя... Помогал святой Георгий лихим гусарам, в меньшинстве оказавшимся против французских драгун под Бородино, помогал русской коннице против германской в первую мировую. И, в глубокой печали опустив голову, долго потом стоял с краю поля, на котором шла братоубийственная война белых казаков с красными. Гражданская...
Но вот на арену стремительно вылетали уже нынешние - тогда ведь так на них надеялись! - молодые казаки, радетели возрождения России. В обновленном образе той красавицы, которую когда-то давно спас святой Георгий от чудища, появлялась она сама - новая Русь, за руку ведущая светловолосого мальчика в национальном костюме...И Победоносец наклонялся с коня, брал  мальчика, усаживал перед собою и, пока на арену высыпали многочисленные  участники спектакля, с гордостью и достоинством совершал с ним круг почета... круг жизни. И - круг истории.
Действо получалось яркое, энергичное, богатое по смыслу и щедрое своими эмоциональными всплесками, которые придавали ему не только главные по сюжету, но и вставные номера - с ярмарками, гуляньями и народными  забавами... почти полтора десятка лет спустя я всё ещё вижу, вижу это как наяву!
Правда и то, что я ведь не один раз спектакль просматривал. Несколько. И когда Миша звал на репетиции. И когда пригласил на видеозапись покупавшими представление на корню, спорившими из-за этого меж собой, японцами да  голландцами.
Мы как раз снимали документальный фильм “Вольная Кубань”, и я решил, что одна - две сцены из Мишиного спектакля наверняка украсят нашу картину... но что такое, что такое?
Неизвестно откуда взявшиеся военные “гаишники” и раз, и другой, и третий завернули нашу машину с киноаппаратурой, могли опоздать, а тут вдруг - тоже откуда ни возьмись - на улице появились танки...
Притемненный зал Дворца спорта в Лужниках был чуть ли не полностью пуст - лишь кое-где кучковались молодые осетины, которых я видел на собраниях землячества, куда частенько приходил с Кантемировыми...
Десятка три или четыре зрителей - в зале, рассчитанном на шесть тысяч мест.
Это был день Преображения Господня в 1991 году - 19 августа.
Отвлёк москвичей другой спектакль: возле Белого, будь неладно это название, дома…
Спектакль, который так блистательно разворачивался на всех последних прогонах, теперь вдруг померк, замедлился, почти остановился... В самый неподходящий момент споткнулся вдруг под Мухтарбеком серый в яблоках его Эдуард, верный “Эдуля”...
Не от внезапного ли повеса головы у наездника это всегда случается? Не от неверного ли толчка джигитского сердца?
Миша после спектакля уединился, и только чрезмерная настойчивость привела  меня, наконец, в комнатушку, где с серебристым шлемом на коленях сидел, ещё не снявши алого плаща, опустив голову на грудь, не знавший до этого не только поражений - не знавший усталости Победоносец...
Или у них там тоже все не так просто и случается всякое?
Каким отрешенным взглядом, каким печальным друг мой на меня посмотрел!
Спектакль провалился с треском, и первыми убежали из труппы ярмарочные плясуны из вставных номеров, акробаты с гиревиками, так выразительно и так весело изображавшие народные забавы... Потом, прихватив седло, которое у  каждого джигита - своё, тайком стали покидать Мишу наездники.

Вспоминает Мухтарбек Кантемиров.
Спектакль мы сделали блоками – древняя Русь, гусарщина, буденовцы. Очень красиво было.
За нас радовались даже цирковые – друзья  нашего папы, Ирбека.
И премьера совпала -  с 19 августа 1991 года. 
Народу – человек сто. Положение на улицах – почти военное. Большими группами не собираться. Ночью не ходить. Конечно, народ боялся. На спектакль шли только энтузиасты. Конники, друзья.
Мы дней десять выступали в Лужниках. И первое время народа приходило мало.  А мы от души старались. Я по всему спектаклю проходил святым Георгием. «Прощай и здравствуй, Русь!»
Наши друзья ингуши помогли нам с декорациями, костюмами, рекламой. Зрелище получилось красочное. Иностранцы видели – загорались сперва – к себе пригласить хотели. А потом остывали.
Артисты начали уходить. Не платили им ничего. Уже неоткуда было брать Васильичу деньги.
И уходили.  Надеялись было, что выедем заграницу, а ничего не происходило.

Анатолий Дзиваев тогда обещал им золотые горы. Мол, поедем в Аргентину. Но там они не артистами работали – грузчиками! Чтобы из Аргентины их вернуть, Осетия сумасшедшие деньги заплатила.
Мало того, Дзиваев заявил, что создал первый в мире конный театр.
Да еще звал меня в спектакль «Гамлет»:
- Мухтарбек, ты, наверное, бедствуешь. Конный театр распался. Приезжай – у меня  для тебя такая роль есть…
Я спрашиваю:
-А совесть у тебя есть?
Как режиссер он делал мало. И ребят подговаривал, чтобы уходили. Они забирали с собой седла. Я  однажды увидел это, и сурово пресек. Так крысы бегут с корабля.
Я не мог понять тех, кто уходит.
И тихо-тихо мы «съедали» лошадей. Продавали…
Я помню, как их собирал по конезаводам. Знакомые ребята по дешевке отдавали.
А мы им рекламу делали, объявляли – с такого-то конезавода лошади!
Но кормить коней очень дорого. Толик, бедный, до сих пор мучается.

Как мы прощались с лошадьми! Вышколенные, их и в цирк брали. И богатые люди нам хорошо платили за коней, видели, как они работали. За счет этих денег мы и держались.
Да еще «киношники» звали моих ребят на съемки.
И они говорили:
-Мухтарбек, мы уезжаем на три-четыре дня.
Как  удержать? Платить нечем – копейки платили.
И такая практика стала регулярной.
Тогда я пригласил цирковых. А каскадерам сказал:
-Вы уж езжайте, работайте. А так  нельзя – оголять программу.
Сам я знал, что не уйду ни при каких условиях. Во главу угла я ставил то, что воплотил мечту папы. Как бы он возрадовался, если бы увидел - театр! Когда в цирковую пору мы выступали на стадионах – папа видел, как красиво можно все сделать – если не тринадцать метров циркового манежа – а много места.
И это меня подгоняло, и до сих пор: мы сделали первый в мире конный театр Кантемирова  – как можно бросить!

«Вторая» Болгария.
До 1993 года «Каскадер» так и не обрел своего, постоянного места. И тогда театр – помня об его успешных гастролях в Болгарии -  снова приглашает «Балканинтур».
Перед этим Мухтарбек принимает участие в турнире, что ежегодно проходит в итальянском городе Пандино.
 
Вспоминает Мухтарбек Кантемиров
Мы стояли на Планерной и готовились к Болгарии. И мне  из цирка Никулина позвонил старый знакомый.
-Мишенька, знаешь, тут  приглашают из Италии…Фестиваль, и они спрашивают - почему Россия не присылает своих наездников? Евреи хотели   поехать на халяву, шесть человек от Мосфильма. Но у них этот номер не прошел. И тогда итальянцам подсказали обратиться в цирк
Так что осталось три дня, надо собираться.
-Но у меня оружие – как его оформить? - спрашиваю, - И что – ехать  без лошадей?
-Да там есть лошади, тебе дадут выбрать.
Ладно.
Но в Италии нас встретили….Ага, вы из России? Все плохое, мол, от вас идет –  оружие, и наркота. И как начали резать! Седла резали, все, что мы привезли… Мне потом столько пришлось шить…
Учредителя конкурса звали Батиста. У него  имение  под Миланом, - мечтательно, - Такое име-е-ение… такие красивые места… Личная церковь, аллея предков, ипподромчик маленький.
В то время у меня уже начинала седеть борода. И Батиста сказал:
-Он  старый человек, а у нас  состязается молодежь.
-Не бойтесь, -  успокоили его, - он профессионал.
Случилось так, что я выбрал для турнира его любимую лошадь.
-Не возражаете? – спрашиваю.
-Ну что вы, - отвечает он, -  я буду гордиться, что на моей лошади ездил сам Кантемиров.
И все же, что они здесь задумали?
-Я знаю мексиканскую езду, - говорю, - Но я хотел бы взглянуть, что потребуется делать.
Посмотрел их записи – ну…(ищет слово помягче)  детский лепет
И вот сел я на лошадь, точнее не сел – запрыгнул.
-Одним движением? Как в фильмах, когда вы на коня – взлетаете?
- Да… Но лошадь на свечку не поднимаю, управляю по-мексикански. Копьем там надо было что-то пробить, с земли поднять – ерунда, вобщем. Спрыгнул, и вижу, что переводчик мне два пальца показывает. Спрашиваю:
-Володя, в чем дело?
-Мухтарбек, считай, что мы два раза в Италии были.
-Как два? Мы же только…
-А так – два. Первый – и последний.
Они – итальянцы - были уверены, что первый приз – меч, останется в Италии. Так всегда было. Иначе  быть просто  не могло. А другие призы простые. Сапоги вот – до сих пор я их ношу.
Но если меч – их гордость…
Говорю Володе:
-Ты на секундомер смотри, чтобы я -  не уложился во время. Сделай мне знак, что все - время вышло, и я проеду лишний круг… Пусть победит их человек.
И с улыбкой, почти озорной:
- Но я им все-таки показал, что  умею… Нужна была лоза, чтобы я ее рубил. А там лоза – откуда? Мне дали  бамбук. Такая роскошь – молодой бамбук…
Этой - «роскошью бамбука» - скрывая, стушевывая столь же бережное отношение к чужой чести – как к своей.
Я показывал рубку. Метание. Но финал обычно  завершается тем, что лошадь поднимают на свечку, а там кони необученные.
Еще хлыстом работал. Метал с лошади. Рубил фрукты, бамбук. А потом поставил тюк сена  и  метнул туда саблю – это немножко сложно, чтобы сабля воткнулась.
В дерево саблю не воткнешь – она отпружинит и улетит  Бог знает куда. А в тюк сена - как в масло вошла.
Потом газеты писали: «Сеньор Микаэл Кантемиров – потомок тех могучих алан, чья кровь течет в наших венах».
Но когда после выступления я снял шлем, седые волосы…
И объявили:
-Ему пятьдесят восемь лет!
Там было такое всеобщее удивление:
-У- у – у….
* * *
А дальше… К нам тепло отнесся губернатор Варны. И через «Балканинтур» правительство Болгарии пригласило нас к себе.
Я знал уже к тому времени, что на Шипке похоронен мой предок – поручик Николай Кантемиров. Позже меня возили туда  – это километров двести-триста от Варны.
Все солдаты, погибшие на Шипке, были похоронены в братских могилах. Но стояло два памятника. Один – майору с немецкой фамилией, и второй -  Николаю Кантемирову.
 
Губернатор сказал:
-Мы храним благодарную память о  погибших русских.
Там страшные бои были. А теперь – мемориал. Панораму сделали и музей.
И губернатор пообещал на Золотых Песках построить нам базу. А потом позвонил:  «Господин Кантемиров! Приезжайте, место для вас готово».  Назвали его «Конный пикник» 
Красивое место. Побережье, а дальше – гора.  Конюшня и ресторан -  вокруг манежа. А в манеже происходит действие.
Работа была утомительной. Жара. Выходные – только если идет дождь. Но дождь это иногда тоже беда. С гор стекала вода, смывала у нас песок. Мы заново таскали, утрамбовывали манеж трамбовками, сверху посыпали опилками.
Но неприятно было работать в условиях ресторана.  Сидят англичане, немцы  - болгары редко ходили. Сидят, чавкают, а ты героя показываешь. Потом мы привыкли.
Но когда приезжали русские туристы, они всегда спрашивали:
-Почему  вы не выступаете в России?
Мы говорили:
– Места не дают. Никому мы не нужны.
* * *
Первоначально планировалось, что коллектив пробудет в Болгарии несколько месяцев.
Но опять судьбу театра определяют политические события. На этот раз  - октябрьские 1993 года.
По дороге в порт для оформления документов домой Анатолий  Клименко смотрит новости: танки стреляют по Белому Дому.
Это -  не съемки фильма, это -  много страшнее. Идет штурм.
Возвращаться коллективу – некуда.
Генеральный консул в Варне не может дать ответ – как поступить? Ничего не может сказать и чрезвычайный посол в Софии. 
Поддерживает театр общество болгаро-российской дружбы, предлагая на какое-то время – а может и навсегда – остаться в стране.
Пока это единственный выход. Деньги, предназначенные на дорогу, идут на корма для лошадей. Каскадеры утепляют  конюшню и …остаются зимовать в Болгарии.
-Первый год был очень тяжелым, - вспоминает Анатолий Клименко, -  И только когда «Балкантурист» предложил  нам контракт, мы поняли, что сможем выжить.
Не раз «Каскадер» передавал деньги, заработанные на выступлениях – детским домам, неоднократно выполнял трюковую работу для местных режиссеров. Труппа  обеспечивала культурную программу на Кубке Мира по конкуру в Пловдиве.
Президент Болгарии укрепляется в мысли – предложить «Каскадеру» стать болгарским коллективом.
Но артисты знают -  как только появится возможность - они вернутся на Родину…
* * *
В Болгарии коллектив работает шесть долгих лет.
Артисты живут в недорогой туристической гостинице, привычно уже приспосабливаясь к чужому быту.  В гостинице же и готовят. Жизнь в Болгарии дешевая, но и зарплаты маленькие. Даже народный артист Мухтарбек Кантемиров получает три доллара за выступление. Что ж говорить об остальных?
Стараются экономить, покупают впрок недорогие болгарские вещи, которые потом будут придирчиво шмонать на таможне.
Вспоминает Мухтарбек Кантемиров
Был разговор о том, чтобы нам остаться в Болгарии навсегда.  Но мы понимали, что вернемся на родину.
Между тем, в Болгарии  пришлось задержаться на неопределенное время – и нужно было оформить это по закону. У нас имелись только  гостевые визы. По прошествии определенного времени надо было  выехать из страны хоть на день, поставить печати на границе.
Мы ездили в Румынию – гуляли там несколько часов, и возвращались обратно. Радости это никому не доставляло.  Нужно оплачивать автобусы, да и в самой Румынии   очень грязно, много цыган.
О новых постановках речь тогда не шла. Выжить бы. Первую половину дня,  в жару – репетируем, вечером – работаем.
Спектакль «Серебряная подкова» -  немного переделали – как будто это ранчо, разбавили пожиже (со вздохом).  Туристы все кушают. Для них это экзотика. И показывали, сперва – «Руно», потом «Подкову».
В самый горячий туристический сезон – работали, в остальное время ребята уезжали на съемки, то там, то здесь подрабатывали, как каскадеры. Надо же было семьи кормить. Нескольких человек только оставляли с лошадьми.
В тот период Ирбек меня вытащил – и я пару лет не был в Болгарии. Мы готовили программу для Лас-Вегаса. Богатые русские эмигранты хотели удивить Америку необычным зрелищем: кавказским, казачьим.
Мы решили сделать – про Аттилу. Я был главным героем, метал…
Труппу набрали роскошную: танцоров, артистов. Нам купили костюмы, лошадей. Стояли мы на ипподроме в Раменском и репетировали.
Успели заснять выступление  на кассету, на студии Горького – все уже было готово, вся программа.
Но дали отбой: возмутились голливудские каскадеры. Профессиональные ковбои из Лас-Вегаса:
-Вы  что, хотите нас оставить без хлеба –  взять русских?
А у них мощный профсоюз – и зарубили все, хотя вложено было – очень много денег!
И костюмы, и лошадей – мы оставили Марику, Маирбеку Кантемирову, у него свое шоу.
И я вернулся в «Каскадер».
В Россию за это время мы приехали только один раз - в 1997 году отмечали 850-летие Москвы.
Мы изображали древнерусских князей и дружинников по время шествия по Тверской, и потом в Димитрове.
В Димитрове я  был Юрием Долгоруким, и  мэр Москвы Юрий Лужков там тоже присутствовал.
Я на сцену вышел, а-бал-деть (со смехом) -  так красиво было!  Вручаю Лужкову  щит и меч и говорю:
-Дорогой тезка! Передаю тебе щит – защищай нашу Москву.
Рядом с ним стоит  телохранитель - Лужков ему все врученное передает.
-И вот тебе меч, обороняй и защищай наш город.
После этого Лужков  стал благоволить к нам.
В Москву, в Москву!
«Каскадер» возвращается на Родину, в Москву в 1999 году.
Место для размещения театра  находится самым неожиданным образом.
Перед этим был ряд попыток. Как один из вариантов –  рассматривали стадион «Авангард», что на шоссе Энтузиастов. Огромный, полуготовый спортивный зал, который отлично подошел бы театру.  Надо было совсем немного денег – но не нашли и их.
Потом Мухтарбек Кантемиров и Анатолий Клименко узнают, что курсантам  Академии гражданской защиты Министерства по чрезвычайным ситуациям необходимо учиться ездить верхом. Есть ситуации, когда только на лошади можно проехать в пострадавшие районы, доставить помощь, вывезти раненых.
Первоначально курсанты обучались верховой езде в Башкирии. Но можно было не возить их так далеко.
После встречи с руководством «Каскадера», начальник Академии Владлен Сычев дает добро: можно разместиться в Новогорске. Коллектив будет жить своей жизнью, но параллельно - готовить конников для МЧС. 
Теперь «Каскадеру» есть, куда возвращаться.
Первое впечатление от Родины – беспредел. Мухтарбек Кантемиров уже в Москве, но тяжелее всего достается ребятам, которые везут лошадей.
В Болгарии коней и имущество театра грузят  бесплатно – в благодарность за многолетний труд артистов.
В Брянске же фургоны  с лошадьми загоняют в тупик. Четверо суток, в июньское пекло, мучаются лошади в жарких фургонах. Документы у театра в порядке, но таможенники тянут время.  Наверняка с людей, долгое время проживших заграницей, можно что-то поиметь. Они перебирают каждую тряпку в сумках артистов, вымогают деньги за каждое ведро воды для лошадей.
Полный мытарств путь кончается в подмосковном Новогорске.

Тихое место. Маршруткой от «Планерной» - минут десять. 
Пока здесь минимум удобств.
Наскоро оборудованная конюшня на двадцать лошадей, и вагончик, где поселяется Мухтарбек Кантемиров.  А по соседству – заросшее бурьяном поле…
Пройдет немало времени прежде, чем тут будут построены –  каменная теплая конюшня, плацы для занятий, подсобные помещения. И появится у входа в длинное желтое здание табличка -  «Конный театр «Каскадер»
Но уже в том же 1999-м "Каскадер" выступает  на Кубке Левина в «Сокоросе»,  становится дипломантом Всероссийской конской выставки "Эквирос".
Большую помощь театру оказал председатель федерации конного спорта Геннадий Селезнев. Благодаря ему,  «Каскадер» выступал на открытых  соревнованиях по конкуру в 2000 - 2004 годах.   
Театр также принял участие в проведении этапа Кубка Мира и Кубка Мэра в августе 2002 года, и Международных спортивных юношеских Играх России, стран СНГ и Балтии в 2002 году. «Каскадер» побеждает на Международном фестивале уличных театров в городе Кузнецке, и участвует во Всемирной театральной Олимпиаде – 2000 года, проходившей в Москве.
В августе 2003 года «Каскадер» выступает на Центральном Московском ипподроме на Кубке Насибова, а  в сентябре – на уникальном спортивном мероприятии  – "Moscow Challenge" – "Московский Вызов".

* * *
Возвращение домой  омрачено  двумя событиями.
Первое могло стать большой трагедией: однажды ночью загорелась конюшня.
Вспоминает Мухтарбек Кантемиров
Когда мы приехали сюда – у нас были готовые денники. Разместили их   в стоящем тут ангаре.
А я жил  вагончике.  Половина его - была мастерская и столовая, другая половина – спальня. Ирбек приезжал,  мы  завтракали и шли репетировать. А лошади стояли в ангаре. В ту ночь я проснулся около двух часов. Случайно – почувствовал запах дыма. Быстро куртку накинул и в тапочках… А из дверей  ангара уже валил дым. Господи! Я бросился:
- Дети мои, дети!
Света нет.
И я  начал… Первого  Асуанчика вытащил Ирбекова.
Не дай Бог – как все это было! Как я их выводил!  Ничего ведь не найдешь. Если находил в темноте что-то – накидывал. Недоуздок… На некоторых не было недоуздков… Тогда я прямо за шею обнимал коня, и мы шли…
Горит конюшня… через пламя надо проходить. У лошадей обгорели уши. Хвосты. У меня тоже – я поднял воротник…уши, обгорели уши! Восемнадцать лошадей.
Денники – алюминиевые.  Они раскалились – от них жар невозможный –  а проход между ними метра полтора. Жар – как из печи – с двух сторон.  И стараешься идти впереди лошади, чтобы она за тобой шла… Ужас…
Там еще сено было сложено. Все горело.
Я крикнул солдатам:
- Ребята, помогайте!
Выпускал коней, и солдаты, человек семь-восемь, и конюхи – перехватывали их,
А часть лошадей просто бегала… На ком не было уздечки. Играли, грызлись.
Я Васильича разбудил – он примчался. А пожарники – через два часа почти приехали. Поддатые.…Уже тушить почти нечего было.
Генерал приехал и сказал:
-Мухтарбек, тебе надо памятник ставить.

Если бы я тогда не почувствовал запах гари… Мой вагончик был метрах в пятидесяти от ангара… Еще минут пятнадцать, и никого бы не спасли… Но второй раз я бы такого не выдержал. Я  даже не успел испугаться – на каком-то порыве лошадей вытаскивал.
Потом только ночами не спал. И до сих пор сон потерял: любой шорох – я вскакиваю.
Но после этого -  постоянную конюшню построили – Васильич настоял.
Но огромное горе все-таки настигает Мухтарбека. В мае 2000 года  уходит из жизни Ирбек Кантемиров.
В конце девяностых он вышел на пенсию, передав труппу сыну – Маирбеку.
И, договорившись с цирком, выкупил своего любимого коня Асуана. Когда Мухтарбек вернулся – привез Асуана к нему, в Новогорск.
Жил Ирбек  дома, но каждый день, первым поездом,  выезжал – и конь уже ждал его
-Асуан – конь чистейшей арабской породы. Это лошади- профессора, с повышенным интеллектом. И вот Асуанчик…они с Ирбеком…как отец с сыном были. Ну, ребенок… он его ждал с нетерпением, он слышал шаги его, и уже навострял уши…, - вспоминает Мухтарбек Алибекович.
Эти кадры сняты на кинопленку.
Немолодой человек идет по коридору, открывает денник:
- Ты мой хороший… … Как ты спал? Доброе утро…Дай ножку, нет, не так, вот так.  Поцелуй папу, - и застенчивая ласка коня, тянущегося – нежнейше – коснуться губами щеки, - Сейчас пойдем на репетицию…
Конь счастлив приходом друга, он нежит губами его ладонь, а в глазах человека – печаль. Он будто чувствует краткость времени, данного им.
Ирбек умирает неожиданно, после обострения язвы желудка.
Многотысячная толпа,  портреты в траурных рамках, и на белом шелке -  навеки  застывшее лицо, и в смерти не потерявшее  доброту…
Рядом с гробом - почерневший от горя Мухтарбек. Неузнаваемо лицо его: потрясенное, застывшее. Глаза никого не видят.
В фильме «По планете на коне», посвященной династии Кантемировых, есть пронзительная сцена. Белый конь – сиротливо застыл в черном проеме конюшни.
«Асуан ждал и ждал своего учителя и друга, - звучит голос за кадром - Почему он так долго не приходит?
Он подходил к окну, и глядел, и повторял движения, которым научил его Ирбек.
Он и сегодня продолжает его ждать. И верить, что они непременно встретятся, теперь – быть может – на небесах…
Светлые и чистые рано уходят из жизни, оставляя негасимый свет в душах родных и близких, оберегая их от безверия и суеты».
Смерть брата стала огромным горем для Мухтарбека, сопоставимым, быть может, только со смертью матери. Ирбек, с которым они всю жизнь были рядом: дома, в цирке, на съемках…
-Солнышко, как он осиротил меня своим уходом! - не раз, и не два повторит в нашу встречу Кантемиров.
* * *
«Прометеи»
Выступления театра между тем  продолжались. Как важная веха  в его истории - показ работы на «Прометеях». Это фестивали, посвященные каскадерам. Практически только здесь зрители могут увидеть «живую» работу лучших мастеров трюкового искусства.
Каскадеры приезжают - со всего мира.
«Выступления  славятся своей незабываемой энергетикой и фантастическим накалом страстей. Каждое шоу по-своему уникально. На Фестивале устанавливаются мировые рекорды, исполняются трюки самой высокой категории сложности. Для широкой публики «Прометей» уже много лет является самым любимым праздником спорта, музыки, кино и экстрима» - пишет пресса.
В 2000 и 2001 годах  «Каскадер» побеждает  в номинации "лучший конный трюк", а в 2002 году – становится победителем в трех номинациях.
2000 и 2001 годы   для коллектива театра -  связаны с актером и режиссером Андреем Ростоцким.
Вспоминает Мухтарбек Кантемиров
С Андрюшей мы познакомились еще в 1980 году.
Я  сделал показ в Битце – с помощью моих друзей-конников, потому что тогда уже ориентировался на конное шоу.  И начальник комплекса  позволил мне  завести пять лошадей. Потом трех из них я брал на съемки фильма  «Не бойся, я с тобой». 
Несколько месяцев мы  порепетировали в Битце – и уже надо было показывать начальству наши достижения. То есть между соревнованиями, которые там проходят – демонстрировать зрелища.
На одни такие соревнования я привел Левушку Дурова.
Пришел и Андрюша Ростоцкий, он вел секцию фехтования: его ребята участвовали.
Это выступление запомнилось трагическим моментом.
Мы показывали боевую сцену – делали две подсечки. Одну из них я сделал хорошо. А Женя Богородский слишком затянул лошадь. Она не просто упала, но ударилась головой и потеряла сознание.
Минут пять приходила в себя – ее откачивали.
Директор мне потом сказал:
-Мухтарбек, больше никаких подсечек. Мы пропагандируем конный спорт, а вы - калечите лошадей. Спору нет – эффектно. Но у вас получилось красиво, а…
У нас тогда было хороший номер. Взяли на «Мосфильме» напрокат тачанку, пулемет, другое оружие. И все смазала эта сцена подсечки.
Конники поняли – в чем дело. Собрать лошадь надо было. Когда лошадь собрана – она кувыркнется, и вреда для нее нет.  А он в азарте – распустил. Лошадь упала, невольно тянется – могла ведь шею  сломать…
Профессионал не должен допускать такого. Так  - солдаты делали – когда режиссеры экономили на профессионалах, звали «срочников» сниматься в батальных сценах.
Нельзя доверять эту работу дилетантам!
Меня много раз спрашивали:
-А лошади калечатся, когда вы делаете подсечки?
-Да нет, - говорил я всегда, -  Если человек опытный - ничего плохого не происходит.
Я не могу забыть, как Бондарчук снимал «Ватерлоо». Атака кавалерии -  залп – лошади кувыркаются и падают с обрыва. По копейке, наверное, скупал коней, предназначенных на убой. Ракурс выбрали – и гнали их к обрыву.  И показали, как они посыпались. На них чучела  сидели, манекены.
Куча лошадей внизу шевелилась! Как  можно позволить – такую жестокость?!

Но вернемся к Ростоцкому.
Потом была премьера »Не бойся, я с тобой».
И пока в Доме кино показывали фильм – Андрюша сидел прямо за мной. Случайно так оказалось.
А эти кинжалы – из-за которых у меня случилась травма – наточил один из его учеников. Баламут, безалаберный! В «Зверобое» снимался, и там ухитрился артиста покалечить.
Я виноват, конечно, что не посмотрел, но мне тогда не до этого было -  у меня перед глазами стояла умирающая лошадь.
А парень  - все ножи наточил и крепко связал. И я потом, этими лезвиями…
Андрюша спросил:
-Мухтарбек, мне сказали, что ты покалечился? Как же ты все это делал с больной ногой? И трюки?
(Тихо, будто и сейчас отвечает):
-Да…И трюки…

И еще я там метал разные вещи – в том числе остатки рапир. Я их наточил – страшное оружие. И Андрей отметил – он уже снимал «Непобедимые» - и тоже использовал это.
-Мухтарбек,  мы с тобой одновременно пришли к тому, что рапиры хорошо метаются.
Мы говорили об оружии. Но я не упомянул о его ученике, и он так и не узнал, из-за кого я пострадал. Зачем огорчать? Из всех актеров-конников, Ростоцкий - достойнейший.

У нас это – редко. У нас в конных сценах - снимаются бездарности. На Западе такое невозможно. Пока не вышколят…  Взять «Великолепную семерку».
Там снимались великие актеры – все семеро – и  они идеально сидят на лошадях.  Приятно смотреть. Ковбойская посадка – это не так просто. Вытянутые ноги, высокий повод…И ни один не дал повода усомниться, что он – настоящий ковбой.
А наши - иногда смотришь…
Когда Саша Абдулов – царство ему небесное – в «Обыкновенном чуде» прыгнул на лошадь, дернул ее, развернул – у меня сердце ёкнуло. Господи! Он хочет показать, какой он герой, а я вижу, как он разрывает лошади рот.
Это такое страдание, ужасно! Лошадь же опирается на губы… Если понесла – надо повод передернуть – губам больно, и она остановится. А если уже трензель зубами зажала – один выход - дотянуться до ноздрей, и вывернуть. Лошади часто несут, особенно, когда их много.
Мне рассказывали о  съемках «Гусарской баллады». Должны были нас привлечь. Но мы заграницу уезжали. И взяли группу Тугановых. Лошади у них хорошие.
И вот - атака. Юрий Яковлев на коне.  Его научили ездить - терпимо для актера. Но Туганов знал, что лошадь под ним горячая, может понести. И дал  указание  своим джигитам, чтобы Яковлева «пасли».  Рядом были – если понесет, чтобы прихватили.
И вот эта лошадь молодая – гусары скачут – она вырвалась вперед, и как полетела! Огромное поле. Страшно! Лошадь когда понесет  от всей души – это, вообще, страшно. Даже опытному наезднику.
Джигиты не могут догнать, чтобы прихватить повод.  Яковлев мчится впереди, поводья бросил – схватился за конскую шею,  и только кричит:
- Остановите лошадь, остановите лошадь!
Все в ужасе,  особенно режиссер – сейчас на его глазах главного героя убьют.
В итоге - остановили.  Яковлев сползал, сползал – и стал лошади мешать, она замедлила ход. Вот он уже стоит на земле, но глаза закрыты, и за коня держится. И кричит:
- Остановите лошадь! Вашу мать! Остановите лошадь!
Хохот стоит. Артисты, джигиты! Он же дылда. И лошадь зажал, она так понуро замерла, бедная.
Потом, когда снимали, за машиной привязывали стул.  Яковлев садился и «скакал» – эй-эй, ух-ух,  я самый-самый!
Чаще всего так делают. И артисту опасности нет. Показывают только – скачет.
Но Андрюша Ростоцкий – молодец. Мы с ним очень дружили. И «Прометеи» эти  он организовывал.
* * *
На церемонии открытия фестиваля  «Прометей-2000» Ростоцкому  полагалось подъехать на площадку в открытой карете, а потом под аплодисменты зрителей подняться в зону VIP.  Но на деле произошло иное. Андрей созорничал.  В карете  -  кучер с сигарой, а на козлах сидел – и правил – сам артист.
Потом ходило как анекдот: «Кто в карете – не знаю, но кучером у него сам Ростоцкий!».  На  этом «Прометее»   он был одновременно и членом жюри, и руководителем одной из трюковых площадок.
«Каскадер» же тогда  произвел большое впечатление на зрителей и прессу:
«Нещадно палит солнце. Вихрем завивается вокруг конских копыт вездесущая пыль. Крупный план выхватывает из скачущей толпы лицо индейца, решительные черты которого искажены яростью. Одно мгновение – и все кончено: дилижанс горит, поселенцы перебиты. Но до окончательной победы еще далеко, а на подмогу своим спешат ковбои. Возле таверны уже вовсю идет схватка…
Это не кадры из очередного вестерна о покорении Дикого Запада. Именно так начался съемочный день Конного театра "Каскадёр" на Третьем Международном Фестивале каскадеров "Прометей -2000" в Москве.
Тема вестерна была, конечно, выбрана неслучайно, ведь все конные сцены этого жанра потрясают воображение изобилием трюков, многие из которых неискушенному зрителю кажутся просто невозможными. Как, например, могут лошади не испугаться, когда горит и взрывается дилижанс? А вот так и могут, ведь  лошади – тоже артисты, и, как и любой настоящий артист, работу ставят превыше всего (ну или почти всего).
Титульным трюком, своеобразной визитной карточкой клипа стал прыжок на паре лошадей  через горящее препятствие, выполненный замечательным каскадером Климентием Плохотнюком.
Так же здорово были исполнены такие трюки, как подсечки, завал, горение, драки, взрыв дилижанса и другие не менее зрелищные, заставившие биться чаще зрительские, и, особенно, женские сердца.
Гран-При был по праву заслужен группой артистов во главе с художественным руководителем – народным артистом России Мухтарбеком Алибековичем Кантемировым. Это Александр и Дмитрий Гизгизовы, Ирбек Персаев, Алан Тогузов, Климентий и Богдан Плохотнюки, Максим Строганов, Сергей Базин, Елена Драгомирова, Татьяна Быковская, Роман Сусалев и другие. Ну и, конечно же, режиссер – Заслуженный артист России Андрей Станиславович Ростоцкий».
А до открытия следующего «Прометея», на котором  числился генеральным координатором трюков, Ростоцкий не дожил ровно две недели.

Как приходили люди
В те дни, что я живу в Новогорске, часто приезжает Марина Мерникова.  Она и здесь – моя палочка-выручалочка. Привозит кассеты для диктофона, о которых постоянная забота – что мало,  не хватит…
С ней же мы идем на конюшню – у Мухтарбека очередные гости.
У Марины в руках – морковка, у меня – сахар.
Она останавливается то возле одного, то возле другого денника.
- Казанова…. Квазимодо ты, а не Казанова. А это – Гиген. Морда  у него такая, не знаю как описать… Ну такого лопуха, у которого все время что-то не получается. Не очень она у него интеллигентная.
А вот этот друг… болгарская верховая порода, она не очень известная.  Кабан, Кабачок…Я к нему в денник не захожу, потому что, говорят, у него игра такая есть – радостно прижимает к стенке.  Комбайн ты такой - у тебя шутки лошадиные, да?
Лошадь все понимает. Любишь – чувствует, не любишь – тоже чувствует, отвечает абсолютно тем же. Сколько  раз замечала, если девочки  конями занимаются – вот, например,  Аня – Грассом, Геля – Графом, лошадь купается в лучах женского внимания и прямо расцветает.
У Марика Кантемирова в цирке: с кем джигиты занимаются – ну лошади, и лошади. Но у кого еще конюх есть  - девочка,  эти кони такие …(Марина ищет сравнение)  как будто у них все есть. Видно, что различаются – мужской и женский подход. Женщины гладят, разговаривают. Кони это очень любят.
Они же  не только за морковку  сейчас высовывались многие. Им еще - общаться надо.
По крайней мере, старики наши  – они очень любят общение.
Помню, как я здесь работала, и за конями ухаживала. Туфли сниму, штаны закатаю и босиком…Сама вся в воде, наши мальчики любили неожиданно со шлангом подкрасться и облить. И мы с конем идем, два таких мокрых существа.
А тут – гости. И наши говорят:
-А это Марина, посмотрите, какая она красивая!
И гости такие:
-Да-а…
-Марина, мы уже говорили о том, как в трудные времена из театра уходили артисты. А как приходили в театр новые люди?

Вспоминает Марина Мерникова
Я работала на частных конюшнях лет с девяти. А потом мы с Вовой занимались конкуром в спортивной школе. Сдали норматив, получили разряд. И нам сказали.
-Товарищи, извините, мы вас очень любим, но пора вам покинуть наше заведение, потому что это детская все-таки школа.
А вы – переростки.

Но потом был «Прометей» на ВДНХ.  Вова мне говорит:
-Вот каскадеры.
Сели  мы на трибуны,   внизу идут съемки клипа. А съемки – это вовсе не так интересно, как выступления. Это тягомотина на жаре,  люди по десять раз делают одно и то же. Вова наблюдает за процессом, а я смотрю на артистов. Из них - половина «ковбойцы», половина «индейцы». Я разглядываю мужиков на лошадях, девушек в костюмах и думаю:
- Ну, «ковбойцы» симпатичные, «индейцы» тоже ничего, -  и, немного погодя, - Нет, какие же они все-таки красивые, смелые!  Настоящие, наверное, мужчины.
Наивная девочка, начитавшаяся книг с хорошим концом.  Но мне казалось, что они просто боги.
Вова предлагает:
-Пошли, посмотрим, что они там делают на заднем дворе – может, пообщаемся с кем-нибудь.
Пришли, там  народ стоит. Артисты к лошадям, как пристегнутые – не отойти. И я  напросилась – помочь, лошадок подержать.
А потом подъехал Богдан на коне – индеец, орлиные перья… Он бинтовал ноги Графу, а Граф - не любит стоять на месте – дергался, мешал…
Я подошла и говорю:
-Дяденька, давайте я вам лошадку подержу.
-А ты умеешь?
-Да, я  уже много лет работаю конюхом.
-Ну, подержи, - и посмотрел на меня.
 -Блин! - думаю, -  Я б тебе лошадь держала двадцать лет подряд - каждый день!
Таким красивым он мне показался, таким замечательным!

Потом каскадеры уехали, и осталась какая-то неудовлетворенность.  На частные конюшни возвращаться уже не хотелось. Там люди быстро загнивают, и превращаются непонятно во что. Раньше – там пили. А сейчас – вообще…Маленькие бомжарики, алкоголики, которые убивают лошадей и клянчат на овес в метро.
Я вспоминала ВДНХ, ходила и ныла:
-Вот, каскадеры, конники…
Мы даже названия  не знали – кто это был. Просто какая-то конная группа.
У меня, видимо, не хватало способностей на что-то, кроме нытья.
Вова же пошел узнавать – что же это за коллектив. Выяснил. 
А потом вышла газета «Комсомольская правда». Там было про Алену Щербакову «От меня ушел муж, потому что у меня руки в овсе».  Замечательная статья про то, как хрупкая женщина –  управлялась с конем.
Звонит Вова в редакцию – журналистке:
-У вас статья про артистов конного театра – мы их очень ищем. Вы нам не подскажете адрес?
Она сказала только:
-Это в Новогорске, где МЧС базируется.
Тогда папа и брат - не сказав ничего мне, чтобы не обнадеживать, наверное – поехали туда.  Свалились, как снег на голову.
Я сейчас понимаю всех, кто приходит в театр, и боится, что  не примут.
Мои же тоже ехали с таким, примерно, вопросом: «Извините, вы нам понравились, не возьмете нас дружить?»
Приехали и попали на Васильича.
Папа объясняет ситуацию:
- Понимаете, у меня дети, такие вот шизики. Может, примете их помогать?
Васильич говорит:
-Пусть приходят.
Но одно дело -  Васильич, другое  - конюшня.
Приехали мы с Вовой первый раз. Заходим – у меня сердце колотится. Оно у меня до сих пор колотится, когда я приезжаю. Каждый раз не знаю, кто будет здесь, какая встреча….
Идем на конюшню. Там на заднем дворе  сидит такая тетка… Всклокоченная…
-Вам чего? – спрашивает.
-Мы помощники, нам  Анатолий Васильевич разрешил…
-А что вы умеете делать?
-Все! В смысле того, что касается лошадей.
Она говорит:
-Отлично! Сейчас мы вас проверим.
Боже мой!  Она нас гоняла целый день, с утра до вечера не присели! Отбили все денники под ее чутким руководством. «Отбили»  – это когда грязные опилки вывозятся в тачке, а чистые завозятся. Потом мы с Вовой на кормежке помогли, лошадей  почистили. С  кем-то погуляли – словом,  все, что надо, сделали.
Работа кончилась,  и Майка – а это была Майка – говорит:
- Вон паутина там и там на потолке. Берем венички и начинаем смахивать паутину.
У нас – ног не было к вечеру. Но Майка расслабилась и сказала:
-Я вижу - вы молодцы,  нам подходите. Проверку прошли.
Так это была проверка!
Но и позже – никогда  мы не отказывались от грязной работы. Потом приходили всякие. И такие,  которые говорили, что хотят только кататься. А мы делали все.
И мы остались. Нас брали на выступления. Подержать лошадь, чтобы человек мог отойти по своим делам… Помочь собирать коней перед спектаклем, после спектакля отшагивать, грузить – ну всякая такая работа, типа подай-принеси, но очень важная. И все к нам привыкли.
Мы были классические дети  из интеллигентной  семьи. Не ругались, водку не пили. Вежливые.
Однажды Васильичу пришла в голову мысль:
 -Зачем нам помощники, надо их в прокат перевести. Пускай деньги платят и занимаются.
Он с этой гениальной мыслью пришел к артистам и сказал:
-Все, помощников больше нет.
И тут они за нас вступились! Я даже помню - Таня Быковская, говорила ему:
 – Мы их не отдадим! Можете всех помощников переводить в прокат, а Маринку и Вовку мы себе оставляем.
Меня так тронуло, как они за нас встали!  Не только артисты: но и мужики с конюшни – они к нам тоже хорошо относились, я это помню.
Мухтарбек… Я не могу точно вспомнить нашу первую встречу, но сначала было ощущение, что  здесь - человек-призрак.
Он есть, но он такой великий, что его и увидеть-то невозможно.
До меня долго доходил тот факт, что он тут – живет. Когда Мухтарбек заходил на конюшню, мы бледными голосами что-то  лопотали и блеяли – мол, здравствуйте, дядя Миша  - и все. После этого меня долго отпаивали валерьянкой.
Потом вдруг выяснилось, что дядя Миша – живой человек. Просто я пару раз услышала,  как он ругается. Разборку   устроил кому-то провинившемуся. И я подумала – да, вполне реальный человек!
Я вообще очень  долго боялась в офис заходить. В одной комнате тут жил  Костя Никитенко,  напротив – Оксана.  Но мне казалось, здесь все начальство обитает, да еще дядя Миша, и мне сюда хода нет – грязному помощнику с конюшни.
А потом произошло следующее. Костя, Димка Гиз и Оксана захотели поступать в институт культуры.
Оксана попросила позаниматься с ней русским языком. Литературу она прилично знала, а русский…Она на интуитивном уровне правильно писала, видно было, что у нее грамотность есть, но правила –  все забыла. И я ходила с ней заниматься.
Это был единственный момент, когда я могла попасть в офис. Сразу шла  к Оксане в комнату. И оттуда - ни ногой.
Потом на наши занятия  стал приходить Костик. Ему было интересно – что за новые девочки на конюшне? Я стала общаться  и с Костиком. Ну и  более-менее осмелела…
Но когда дядя Миша приглашал нас с Вовкой зайти к нему  – это было… Мы сидели на краешке стула с  кружками чаю,  слушали, что он говорит,  все рассматривали и никак не могли рассмотреть. Что же у него тут такое?  Столько всяких вещей… Сказочных… Это такие сильные эмоции были!
А своим -  родным и домашним - это стало после того, как мне пришлось тут дежурить, уборку делать.  Васильич приходил и ругался, что у него грязно.  Мол, давай убирайся! И все стало восприниматься как родной дом…
Потом  Васильич забрал меня в офис - он давал и до этого  мелкие поручения, связанные с пиаром. Но теперь  это была деятельность, уже выходящая за рамки обязанностей помощника коновода. И, соответственно, мы стали больше общаться. А потом пошло-поехало: работа пресс-секретаря, знакомые в осетинской диаспоре.  Я страшно рада, что окунулась во все это.
Работа с курсантами
Она началась сразу, как только «Каскадер» переехал в Новогорск. В Академии гражданской защиты появилось новое структурное подразделение — Центр конной подготовки.
В этой работе успел принять участие и  Ирбек Кантемиров.
«Золотой мустанг» писал о том времени: « В числе преподавателей центра - такие мэтры конного дела, как Ирбек и Мухтарбек Кантемировы, а также опытные наездники из труппы театра.
 Все артисты «Каскадера», в хорошем смысле, фанаты своего дела. Театр для них - дом родной, а труппа - единая семья. Иначе здесь и нельзя, лошади забирают человека всего, без остатка. У конников не бывает свободного времени, в общепринятом понятии. И ребята, и девушки привыкли к самообеспечению, и с равным успехом выполняют любую работу. Все им по плечу - стачать сапоги, перетянуть седло, отклепать наборную сбрую или пошить папаху. Конечно же, сами кормят, лечат, чистят, куют своих подопечных. А еще - косят, отбивают денники. Здесь царит единение и взаимовыручка, а общаться с «кантемировцами» просто удовольствие. С какой радостью рассказывают они о театре, о товарищах, о лошадях... Здесь редко говорят «Я», чаще - «МЫ». Общая черта - огромное уважение к Мухтарбеку - и как к личности, и как к профессионалу».
Гарий Немченко напишет: «Приехал я на базу МЧС в Новогорске, где перебивается Мухтарбек со своей каскадерской командой и с лошадьми... Надо сказать, что это еще не худший вариант: и руководство, и офицеры с солдатиками относятся к конникам дружелюбно и даже с почтением»
Вспоминает Марина Мерникова
Курсанты тренировались два раз в год. Осваивали курс конной подготовки, для чего в Академии МЧС даже была создана дополнительная профильная кафедра и теоретический курс. Вообще бойцы – это отдельная песня. Строевая, бодрая, на всю территорию слыхать. Поэтому несколько эпизодов из нелегкой солдатской жизни.
* * *
Бойцы подразделялись на курсантов и бойцов, натуральных по происхождению. Первые появлялись эпизодически и так же таинственно исчезали. Вместе  с ними появлялись палаточные городки и начинались занятия, плавно разбавленные подглядыванием за девчонками.
Бойцы «природные – нецивилизованные» несли срочную службу на территории, служили ее порядку, благоустройству и непусканию на территорию посторонних. Последнее получалось особенно хорошо. Посторонний никак не мог пройти через КПП мимо суровых сынов Родины. Но пройдя вдоль забора метров двести, мог обнаружить еще одни незапертые ворота, три дырки в заборе, а еще метров через сто забор заканчивался совсем. Но это не мешало бойцам выполнять свои обязанности.
Еще одним святым занятием  была уборка территории. Бойцы исполняли из ближайших представителей древесной флоры чудные веники, которые позволяли в три взмаха вымести конюшню.
Чтобы добыть это чудо инженерной мысли суворовских отпрысков, приходилось идти на военную хитрость: брался журнал типа «Плейбой», раздраконивался на несколько фрагментов, и каждую обнаженную женскую натуру можно было сменять у бойцов на грамотные веники и метлы. Бизнес шел в гору, пока однажды залежи порнолитературы не обнаружились офицером и не были изгнаны из дежурки вон.
Среди бойцов нередко попадались славные ребята, которые любили лошадей и с удовольствием прикреплялись к конюшне помощниками. И все без исключения любили приходить на конюшню, рассматривать лошадей и фотографироваться с малюткой тяжеловозом Ромочкой, на фоне которого даже самые рослые и плечистые казались жалкими задохликами.
Иногда бойцы помогали косить и собирать сено. Многие сами были родом из деревни и действительно ловко управлялись с косой. Правда, часто «дедам» было лень выполнять в жару работу, и тогда можно было услышать диалог такого рода (с офицером):
- Васька! Помоги девушке траву собрать!
- Не-а. Не буду, - гундел солдат.
- Я твой начальник. Я приказываю.
- Не-а – гнул свое «дед», - никакой ты мне не начальник. Сегодня. Вот завтра будешь начальник. А сегодня я в увольнительной. И меня здесь вообще нет. И работать я не буду.
Офицер только беспомощно разводил руками…
Без офицеров УТЦ вообще сложно представить наше конное царство. Особенно яркими персонажами были майоры Дима Долгов и Крымский, которого все звали просто Крым. Долгов был импозантный мужчина, постоянно приводивший гостей на конюшню и развлекавший конюшенный народ байками из жизни МЧС.
Крым любил издеваться над людьми и отличался недюжинной изобретательностью: его светлой голове, например, принадлежало «освоение лошадиной кормушки человеком» (процесс выглядел так: схватить первую попавшуюся девицу и, визжащую, засунуть в кормушку, да так, чтобы попотела, выбираясь оттуда) и «вертолет МИ-8», когда несчастная жертва раскручивалась в воздухе и ходила потом походкой Гагарина, впервые спустившегося на Землю после полета. Избежать этого можно было, только заранее убежав от Крыма.
Еще старина Крымский любил полоскать в солдатском пруду свои армейские носки. В таких случаях проходивший мимо Долгов громко кричал, что из-за стирки носков Крымского в пруду подохла вся рыба и засорилась сливная труба.
А еще до того,  как майор приобрел привычку стирать носки в пруду, каскадерская братия освоила берег прудика для загорания, купания, а Базин даже умудрялся ловить там рыбу. Правда, делал он это с большого похмелья, и какого рода рыбу он там вылавливал, неизвестно. Скорее всего, воблу.
Во время загорания женской аудитории театра за кустами прятался патруль. Из-под каждой ветки торчала особь мужского пола с горящим взором, а особо впечатлительные норовили набиться в «охрану» или стать спасательным кругом. Нередко в воздухе слышался горячий диалог:
- Девушка! А почему вы не купаетесь? Боитесь утонуть? Я вас спасу, я же спасатель.
- Какой там утонуть….да, боюсь, в вашем пруду даже забеременеть можно. От взглядов одних только…
Сейчас на берегу пруда по-прежнему иногда отдыхают офицеры, но купаются в нем уже только собаки – обитатели Новогорского дома. А Крым и Долгов давно сменили место службы. А уж сколько бойцов сменилось – и не счесть. Но таких как Сережа-конник, практически работавший конюхом на полставки, больше не встречалось. Не встречалось и такого таланта –  как художник-боец, который на досуге сочинял дивной красоты рисунки и носил их дяде Мише, вместе они рисовали эскизы к костюмам.
Среди бойцов встречались и классические «деды», жестокие к новичкам и необузданные в развлечениях. Но дедовщины как таковой не было. Исчезла она после ужасающего случая: в подсобке, где располагалась столярка, нашли двух зарубленных топором «дедов», в это же время покинул территорию новобранец, над которым, по слухам, особенно издевались эти двое….чем закончилась история, известно только прокурору да начальству, но слухов о дедовщине больше не было. Совсем.
Офицеры были тоже разные. Однажды, проходя через КПП, я сильно удивилась. Обычный путь перекрывали дорожные заграждения с вывешенным на них знаком «кирпич», а офицер выдал классический вариант на тему «ты теперь сюда не ходи, а в обход ходи». Я не удержалась и спросила, в связи с чем возникло сие архитектурное решение? Офицер возмущенно запыхтел:
- А вот вы тут, барышни, ходите, полуголые…..шоб не ходили.
- Где полуголые??? – возмутилась я, - лето же на дворе, не в хиджабе же ходить! И кому мы мешаем???
- Ходют тут, ходют – продолжал речь вояка, - а мои бойцы потом спят беспокойно! У, холера, я вас…
- А вы своим бойцам пособие выдавайте. По безопасному онанизму, - подсказала выход бойкая на язык девчонка-помощник.
Сбежали мы резвее, чем конь Лурик с газона, поэтому окончание речи я, увы, пропустила. Не жалею.
* * *
Тренировки курсантов проходили в двух вариантах. Сначала изучалась и сдавалась теория. И зачеты, и экзамены – все как положено. Преподавали мэтры-конники: сначала Алена Щербакова, потом Ольга с Оксаной, Лолита Солерс и ее муж Григорий Степанов. У всех за плечами солидный спортивный и каскадерский стаж. Поблажек не было, но и не придирались. Тем более что курсанты учились вполне хорошо.
- Знания впитали, бойцы? Молодцы, марш до следующего занятия.
Старший офицер переживал за Лолиту: как же такая хрупкая дама сможет справиться с его молодцами? Васильич только усмехался: сам, мол, ее боюсь. Она конную милицию тренировала,  небось, и с твоими справится.
Лучше всех усаживались в седло курсанты, рожденные в казахских, башкирских степях и на Кавказе. Но старались все. За восемь-десять занятий научиться хоть как-то держаться в седле – это титаническое усилие, на которое может уйти год нормальных тренировок. Тренировались и в грязь, и в дождь, и в темноте. Падали обязательно, но вставали и садились в седло снова. А попробуй сдрейфь, свои же и обсмеют…
В начале и в конце занятий по езде - офицер выстраивал своих орлов в шеренгу перед конюшней и долго им что-то объяснял, вероятно, идеологическое. В такие минуты проходить мимо них надо было быстро и с ведром на голове. Или цепляясь за Костика. Потому что выдержать пристальное внимание двадцати-тридцати молодых людей, направленное на один несчастный объект женского пола – для этого требовалась особая решимость. Каскадерская.
Как раз в один из таких дней вышла моя статья в газете «Спасатель РФ», под заголовком «Диалоги лошадей конного театра, подслушанные на занятиях с курсантами». И вот иду я мимо строя, а кто-то (не помню, может, и Васильич) возьми и скажи: «А это, товарищи бойцы, наш пресс-секретарь. И журналист вашей ведомственной газеты». «Аааааа!» - заволновался строй, - Это вы эту гадкую статью написали?
- Какую? - смалодушничала я.
- Какую-какую! Где у вас лошади все молодцы и умнички, а мы – курсанты – дураки, и лошади над нами издеваются!
- В сугроб ее! – зашелестела по рядам читательская критика.
- Не-не надо меня в сугроб, - занервничала я. - Я там по фамилии никого не называла, хоть самокритика, молодой человек – великая вещь. И статья юмористическая…
- Да мы шутим, - сказал курсант. - Прикольно даже. Лошади – и вдруг говорящие.
Шутит он. А театр мог без летописца остаться, между прочим.
Совесть все же посоветовала мне кое-что, поэтому следующей вышла статья о них же, о курсантах, с подробным перечислением их успехов.
А на фотографии того времени с удовольствием позирует боец, который как ребенок смеется в камеру от своей проделки: оранжевый берет – гордость формы МЧС - он на время одолжил поносить коню Гигену. И надо сказать, форма его, Гигена не портит. Лихая вышла парочка.
Вспоминает Наталья Догадина
Есть лошади прокатские, но  у нас -  артисты, партнеры в первую очередь. И мы знаем, что  им понравится,  а что – нет.
Вот Гиген – дурак-дураком. Но он настолько четко знает, кто на него сел…Наездник или так…недоразумение.
Взбрыкнет вместе с человеком  – и ждет, может оно само свалится?
Помню, пришли курсанты, разбили их на группы.
И на Гигена забрался большой малый - килограммов под сто. Гиген, возивший до этого девочек, глазки-то повыпучил.
И придумал оригинальный способ избавиться от тяжкого груза. У Гигена вдруг подкашиваются ноги. И он ложится. У курсанта вот такие  глаза – лошадь сломалась!
-Нет, ребята, - всем видом говорит Гиген, -  Этих толстых мужиков возите вы сами. Я, вообще-то, артист конного театра «Каскадер».
Оригинальный выдумщик. Он болгарин,  попал в театр забавным способом. Приехали наши на конезавод,  и выбрали  Графа, но рядом бегал Гиген – страшный-страшный, ишак - ишаком. И его просто пожалели.
Но сейчас…Он артист – превыше покатушечек. Другие кони думают – ну ладно, побегаю под курсантом, морковки дадут. А он – нет.

К вам приехал «Каскадер»
И все же главным в работе театра остаются выступления.
Целый ряд их проходит в 2000-2003 годах.
Вначале «Каскадер» выезжает на День города в древнюю Кострому
"Похваляясь, шли враги на землю русскую. И таким большим было их число, что его пока не придумали… Были реки от крови красным-красны, было небо от дыма черным-черно. Громче грома был храп чужих коней, блеск чужих мечей – ярче молнии…"
Какой из древних российских городов смог избежать этой страшной участи – междоусобных войн и нашествия врагов?
Но спасение есть – в объединении: общей силой выстоять. Осилить массу можно только массой – это старое правило не нуждается в проверке.
Призыв князя Юрия Долгорукого был услышан – и вот враги поспешно бегут с поля боя, собирая значительно поредевшее войско. А костромичи приветствуют победителей…
В августе 2002 года  «Каскадер»  показывают свое искусство в Астрахани. Сюда привезли постановку Ласточкина: "История образования Астраханского княжества".
«И время словно повернулось вспять: опять содрогался древний город от опустошительных набегов татаро-монгол и отчаянного сопротивления русских богатырей. Строгого соответствия, конечно, не было – татаро-монголы бежали по древнему торговому пути осетин, а витязи перемежались с астраханским казачеством – многое, очень многое вспомнила в этот праздничный день Астрахань.
Именно так искусство, в который раз, помогло людям осознать важность уважения к своей культур. Необходимость дорожить выстраданной российской историей, которая возвращается к своим потомкам бесценным опытом, могущим - и должным - научить  их истинно любить  страну, в которой они живут» - писала Марина Мерникова.
 
Швейцария
В 2002 году театр готовится выехать на гастроли в Швейцарию. Там будут проходить Дни русской культуры. Артисты из Москвы и Санкт-Петербурга репетируют большое шоу «Из России - с любовью»,  Ставит его известный питерский музыкальный режиссер Александр Петров.
Вспоминает Марина Мерникова
Самыми тщательными приготовлениями отличались крупные спектакли, такие как, конное шоу, которое планировалось показать  в Швейцарии -  «Из России с любовью».
Для репетиций использовался давно освоенный манеж спорткомплекса «Планерная». Глубоким вечером, чтобы не распугивать спортсменов с их нервными конями -  наши лошади и люди приезжали в манеж и репетировали.
Дирижировал репетициями режиссер шоу, обладатель «Золотой маски» за свои массовые постановки Александр Петров. Правда, каскадеры о его заслугах не знали, поэтому работали как обычно. А неблагодарный конь Рубин – так и вообще бессовестно отдавил режиссеру ногу, наступив на него во время разминки.
Помощники привлекались на репетициях для подсобной работы, а также для временной замены артистов в проскачках и массовых сценах.
Начинал выступление Костик, который изображал русского воина, вышедшего погулять со своей девушкой, которую затем крали татаро-монголы. Девушкой должна была быть одна из балерин дружественного ансамбля, но на репетициях ее, понятное дело, не было.
Костик стал искать замену, и скоро его блуждающий взор уткнулся в мой хилый организм.
Организм, конечно, не хотел никаких репетиций (тем более с пронырой Костиком), но имел массу положительных свойств: почти ничего не весил, мог спокойно «вороваться» конным монголом и, главное, не орал, когда во время проскачки его била по голове пристегнутая к седлу казачья шашка.
Режиссер очень основательно относился к сценарию и настойчиво требовал отыгрывать каждую сцену. Так мы и начали: Костик вывел в поводу лошадь, на которой сидела я, - и аккуратно снял меня с седла.
Режиссер заявил, что эта сцена романтическая, и мы должны соответствующе отыграть. На этом месте мы с Костиком с дружеским отвращением посмотрели друг на друга и стали изображать любовную прогулку по берегу реки. Чтобы настроить меня на романтический лад, Костик немедленно спросил на ухо, какого цвета на мне надето нижнее белье.
Я совершенно неромантическим образом заржала, и режиссер был возмущен.
Выскочили наши враги, Костик сделал вид, что сильно занят, и мы с врагом стали придумывать, каким образом девушку удобнее воровать. В первый заезд каскадер по-простому схватил меня за штаны и закинул наверх. Штаны треснули по шву на самом сидячем месте. Треснули на весь манеж, и я радостно сообщила Костику, что еще один дубль – и его вопрос про белье потеряет актуальность, потому что и так будет все видно. А всаднику сказала, что штаны у меня одни, а репетиция длинная – поэтому надо что-то думать. В итоге на меня одели ремень, за который и подхватывал всадник. Я честно сочувствовала и безымянной балерине, и прошлым настоящим жертвам всадников, потому что нажила большое количество синяков и честно не понимала, зачем совершать репетиционную проскачку с моим телом на коне не один демонстрационный круг, а пять. Болтаясь вниз головой, во время проскачки я с надеждой заглядывала в глаз находившейся рядом с моим лицом головы Эмира и спрашивала у него, когда уже эта скачка-качка прекратится и есть ли у его всадника Орлана  совесть. А когда он один раз споткнулся на галопе – даже вспомнила маму. В хорошем смысле.
Далее отрабатывались битвы, проскачки и выстраивания в шеренгу. Битв было много, а бойцов мало. Мне дали  шашку, и я так радостно приступила к делу, что чуть не отрубила Климу  руку. Клим возопил и извиняться  пришлось долго.
Особенно красиво на репетиции выглядела фигурная езда под музыку Свиридова двух «аланских» пар : ими управляли девушки: вороной – Ольга Климова, серой-белой – Надя Хлебникова.
В конце репетиции потренировались в джигитовке и стали отшагивать лошадей в предманежнике .
Директор Васильич тоже очень хотел помочь. Он таскал мишень, носил тюки с сеном, почти не комментировал действия режиссера и в конце вызвался отшагать  лошадь. С этим благородным намерением и взобрался на первого попавшегося коня.
Брат мой Вовка отшагивал Гигена.
Круг конников двигался по предманежнику, когда раздался громкий Ольгин шепот:
- Вова. Во-о-ова! Быстро поменяйся с Васильичем лошадьми. Я говорю, отдай ему Гигена! Тебе вот все равно, а он сейчас если упадет – мы зарплату полгода не увидим…

Репетиции все шли и шли, каждый день. Жаль, что большая часть их участников так и не попала на выступление.
* * *
В один из дней Мухтарбек Алибекович найдет старую кассету, на которой написано «Швейцария»
Запись выступления театра. Мы будем смотреть ее вместе, и ему вспомнится:
-Хороший режиссер был – почувствовал сюжет.  И публика довольна была, на финале так хлопали, так кричали: «Браво!» (Серьезно, со значением) А зал огромный, пять тысяч зрителей!
Но холодный, и всем раздавали шерстяные одеяла. Каждому! Они лежали – сотнями. И никто, наверное, не воровал.
…Очень необычные трюки у Кости Никитенко. Даже мне было страшно смотреть.
… По глазам лошадям - светом лупят! Лошади ничего не видят, бедные… Лурик галопом мчится – скорее домой! Этот свет его раздражает. Ой, коряво выступает (глядя на экран - о ком-то) Носки не тянет! В цирке бы такого не держали – сразу бы…
…Это  «битва»… Плач…Понурые лошади, тела валяются…( плачущим голосом – жалея артистов) На холодном песке!
…Сейчас будет Бородино – свиридовский вальс… А это уже цыганщина. Медведи у нас были. А, вот казаки! Очень красиво, очень…Мы на этом фоне хотели создать - спектакль.
… Метание сняли на телевидение. На второй день Васильич подходит и мнется.
-Мухтарбек… Даже боюсь говорить.
-В чем дело? Не нравится им? – спрашиваю.
-Наоборот. Но там какую-то бабушку с инфарктом вынесли. Не выдержала.
С десяти метров я в Костю метал. Бух-бух, страшно конечно.
-Метайте, - сказали нам, - В своей России.
 
Вспоминает Марина Мерникова
Один из номеров стабильно входил в  программу театра. Про себя мы не раз называли его «Покушение на Костика». Каскадер стоял у мишени (в основном, это был Костик или Димка Гиз),  дядя Миша кидал в ни в чем не повинного ученика то ножи, то топоры. А Костик резво уворачивался. Клянусь, я была уверена, что они заранее договаривались: куда кидает Мухтарбек, а куда прячет голову Костик! Но сам он честно сказал, что все по правде: и метание, и уворачивание от ножей.
Когда Мухтарбек норовил закидать своего ассистента топорами, этот момент вызывал трепет даже у тех, кто видел его неоднократно.
На гастролях в Швейцарии сердобольные местные власти даже… запретили этот номер! С обстоятельной европейской аргументацией о том, что спектакль смотрят дети, и не дай Бог случись что – скандала не оберешься. Номер сняли.
Как рассказывал сам Костик:
- Да и черт с ним, с этим номером. В манеже было дымно, и все происходящее как в тумане. Еле вижу дядю Мишу, а он, знай себе, топоры кидает. Я и не вижу точно, куда что летит. Только свист слышу у уха – вжжжжжж….ой…топор! Вот ты думаешь, мне никогда не страшно? Тогда было страшно. Хорошо, что все обошлось. И самая большая «травма» - это когда нож или топор рикошетом от мишени отскочит – и бум – по мне. Ну, синяк, подумаешь…
Кроме «покушения» на Костика швейцарцы запретили каскадерам использовать хлысты и стеки при езде. И даже попытались отнять арапник, но каскадеры сказали, что он полноправный участник номера, и не отдали.
Аргументация о том, что хлыст нужен для команд лошади, а не для наказания, не действовала.
Не помогло и заявление одного из артистов, что в руках у него не хлыст, а «просто переключатель скоростей». Швейцарцы знай себе твердили:
 - Sorry. Greenpeace look.
Ну, типа, добрые они там все. Очень.
Тот же неведомый Гринпислук чуть не лишил наших артистов привычной награды зрителей. Воспитанные зрители, знакомые с конными шоу, знали: на манеже во время выступления лошадей запрещены аплодисменты. Чтобы животные не испугались и не испортили что-нибудь в организме всадника.
Но наши-то об этом не знали! Они же привыкли к родным рязанским физиономиям, которые рукоплещут, встают, свистят, подбадривают всадников зычными воплями: «Давай, ро-одненький…Жми!!!!» и иногда даже норовят вывалиться под ноги каскадерам.
А здесь… Ну все не по-нашему. Проехали конники пару номеров, а в зрительном зале тишина. Гробовая. Наши даже обиделись – для кого старались?
И стали зрителей «будить к жизни». Как рассказывала Надя Хлебникова:
- Чтоб этих тормозов из спячки вынуть, еду джигитовку по прямой и сама себе хлопаю. Ну, как бы пример подаю. И кричу им в зал: «Applause!», типа, «Не бойтесь, бюргеры, хлопайте, ничего вам за это не будет!» И они поняли.
На финальном проезде со швейцарским и российским флагами швейцарцы не просто хлопали. Они кричали и, стоя, устроили артистам овацию.
Те остались довольны:
- Ну вот. Это дело. А то, как нерусские, прямо…
Наш человек кого хочешь перевоспитает. А Гринпислук ему глубоко безразличен. Лишь бы с душой все было…
* * *
Праздники продолжаются
24 мая 2003 года  «Каскадер» выступает в Кузьминках на торжестве, посвященном памяти Михаила Шолохова.  На этот раз артисты надели костюмы казаков.
-Меня всегда удивляло, - скажет позже Наталья Догадина, - Как наши умеют преображаться. Ну, русское лицо у парня – никуда не деться. А оденет костюм – и казак. Или   в другом костюме  - джигит не отличить.
-Почему в этот раз "казаки"? - задастся вопросом Марина Мерникова, -  Помимо неоценимого вклада писателя в мировую и русскую литературу, творчество Шолохова и творчество конного театра соприкасаются в своем уважении к истории – и тема объективности творчества одинаково близка как ему, так и нам. Реализм, такой ужасающий и необходимый для человека, может найти свое отражение и дойти до зрителя благодаря театру.
Главное, чтобы это был не "театр" боевых действий.
* * *
В начале июня  того же года в Нижнекамске проходит «Сабантуй, или "праздник плуга".
Здесь артисты показывают сражение татаро-монголов и русской дружины.
А в конце месяца «Каскадер» уезжает в Петрозаводск. Городу исполняется 300 лет. 
Театр демонстрирует  отрывки  из своих спектаклей
В праздничной программе выступает и певица Надежда Бабкина. Марине Мерниковой запоминается забавный эпизод:
«Один из совместных выходов заключался в том, чтобы вороная упряжка вывозила Бабкину на стадион. Поскольку «водитель» упряжки Иван не любил тихой езды и под шумок уже дважды чуть не перевернул экипаж, Васильич велел Костику поехать для подстраховки вместе и, если что, «Бабкину поймать и ни в коем случае не дать угробить великую артистку». Костик воспринял призыв директора буквально и во время выезда так ухватил певицу за то, за что смог ухватить, что вид у нее был слегка удивленный. По подъезду экипажа Костик галантно помог Бабкиной выйти из экипажа, и они оба остались довольны: Бабкина – тем, что благополучно добралась на этой сумасшедшей колеснице, а Костик – тем, что подержался за Бабкину».
* * *
В конце  сентября 2003 года «Каскадер» поздравляет Смоленск – городу исполнилось  1140 лет!
Тут театр показывает зрителям «Богатырские забавы».
Мухтарбек Кантемиров играет Юрия Долгорукого. И – знаменитые слова:
-Да останутся богатырские забавы между собой – только забавами, а Россия пускай всегда славится своими сынами, вместе любящими свое Отечество.  В единстве – наше будущее, с нами – Бог и правда. Вместе – мы сила. Мы вместе!
Вспоминает Мухтарбек Кантемиров:
В Смоленске –  где Бородинское  поле – очень красивая крепость. И мы там выступали.  Показывали фрагменты наших работ. Прямо на знаменитом поле! Там был юбилей, и мы выходили вместе с ребятами из исторических клубов…. 
…Когда в Швейцарию готовились – программу сделали очень быстро. По ночам репетировали – из Питера приехал режиссер Петров. Но прошли хорошо! Первое отделение было из международных сил, второе полностью мы – Россия. С нами ребята из Питера – казачья труппа хорошая.
-Тачанка! Тачанка! На ней мы вывезли Бабкину.  Она довольна была! «Мухтарбек, мы такое зрелище казачье-кавказское сделаем!» Потом  за ней ходили, но у нее и так дела хорошо идут – зачем мы ей?
-Мухтарбек Алибекович, все эти выступления на городских праздниках – был ли это творческий рост театра или…
Кантемиров задумывается:
-Мы бы не ездили никуда – готовили бы серьезные большие спектакли. Но надо было кормить - и людей и лошадей. На какое-то время заработанного хватало. Нет, это не был рост.
Артисты наши уже трудились в других местах – мы их скликали на выступления, чтобы они могли подработать. На съемки тоже вызывали. Сурово было, конечно. Трудно.
-А вы сейчас ездите везде - куда вас зовут – на фестивали и?…
-Да, конечно. Помню День ВДВ в городе Чехове.  Десантники и здесь с ума сходят в Парке культуры. А там, на стадионе – такая толпа…
Объявляют:
-Кто желает побыть мишенью – Мухтарбек будет метать?
И Олег  вышел.
Я говорю:
-О! Самый трезвый.
А один поддатый  десантник говорит:
-Я ничего не боюсь – давай, дед, метай в меня… Я  в Афгане был…
-Извини, друг, нельзя. Что случится - на моей ответственности будет. А вот молодой человек хороший, трезвый…
* * *
Нам надо было выжить. В Комитете по культуре нас лишили статуса. Якобы есть запрет на создание нового театра.
-Какого нового? – спрашиваю, - Мы с 1987 года с гордостью несем звание российского театра.
Ничего не помогло. И мы изыскивали способы заработать.
Помню, шли выступления у храма  Христа Спасителя. Тема  – «Культура России о своих чаяниях».
И мне  дали слово. Я стал говорить о том, как мы живем…
А там и Иосиф Кобзон был. Он меня успокаивал:
-Мухтарбек, надо терпеливо относиться…
-Мой дорогой друг, Йося! – говорю -  Бывают ситуации, когда очень тяжело – терпеть. Хотелось бы, чтобы обратили внимание на наше положение.
Теперь самое главное, чтобы построили манеж, чтобы у нас был свой театр. Из цирка сейчас люди бегут, бедные. Моя племянница, Каджана,  работает в отделе кадров.
Она говорит:
-Мишенька,  тут так просятся – в ваш театр! Номера, с такой перспективой!  Молодежь…

Мы и взяли бы, но сейчас – куда? Лишь бы действительно театр построили. Мне говорят – дело уже начато – и сомнений быть не может. Но я боюсь верить - столько разочарований было!
Приезжают ко мне однажды осетины. Гуляют – застольные герои, миллионеры водочные. И один из них говорит:
-Мухтарбек, ты так мучаешься! Зачем тебе  это надо?  Я вот могу швырять как хочу - десятки тысяч долларов. В казино приду и пятьдесят  тысяч спокойно, безболезненно проиграю.
Я ему отвечаю:
-Был бы я богатый – я бы столько добрых дел наделал!
-Эй, Мухтарбек – тебе так кажется. Появись у тебя деньги – ты б  изменился. По-другому себя вел.
-Нет. Ошибаешься, - говорю, -  Со мной такого не могло произойти. Я бы делал и делал добрые дела.
Поэтому обидно, что в тех трудностях, которые мы переживали, ушли такие возможности, что ой-ё-ёй! Мы ведь могли  показать, все что  было у нас в потенцииале…
Вспоминает Марина Мерникова
Когда жизнь театра стала стихать?  Постараюсь вспомнить.
В 2002 году состоялся Кубок мэра.
Потом в течение нескольких лет – съемки были, но редко. Самая крупная работа в фильме «Всадник по имени «Смерть», где участвовали наши каскадеры и лошади.
Тогда же прошел ряд выступлений.
В 2005-ом на Красной площади был парад – там задействовали всю труппу. А после этого – ничего яркого. В основном – выступления на елках, на городских мероприятиях. И между этим – никакой работы. 
Анатолий Васильевич   занимался тем, чтобы театр статус приобрел. Ведь считалось, что это - лишь конюшня при МЧС. Лошади принадлежат директору, он - коневладелец, Трудовые книжки  ребят просто лежали - не было такой организации: конный театр «Каскадер».
Позже, усилиями Клименко, театр стал называться - «автономная некоммерческая организация «конный театр Каскадер».
Директор начал заниматься строительством: предполагается ведь целый комплекс создать в Новогорске. Манеж построить(наконец-то!), гостиницу для артистов…
И потому, что было столько бумажных дел, столько сил уходило на добывание средств – мы выезжали только на городские праздники, когда нас приглашали.
И ребята потихоньку уходили. Кому-то надо учиться, другому - семью кормить.
Уходили с грустью – приезжают в театр и сейчас.
Но есть те, кто и  в тяжелые времена оставался здесь. Оксана, например. Она устраивалась на подработку, чтобы кормить ребенка, но в то же время работала и в «Каскадере» - ухаживала за лошадьми.
Или такие, как Ольга. Ей тоже надо было выживать – а театр бросать не хотелось. Что делать? Она вспомнила свое образование - экономическое. Устроилась в банк, зарабатывает там деньги, а сюда приезжает в свободное время – и продолжает работать своих лошадей, выступает.
Я думаю, когда построят манеж  - те, кто ушел, не тая обид – обязательно вернутся. В театре всегда на всех работы хватало.
Если мы все не поддержим…
Весной 2008 года начато строительство Манежа, о котором - более двадцати лет -  мечтает Мухтарбек Кантемиров.
И  эти двадцать лет коллектив театра  прилагал все силы, чтобы не только выжить, но и дарить нам радость.  «Каскадер» воскресил красоту союза человека и лошади, показал героику в самом высоком и прекрасном понимании этого слова.
Малыши тянули руки к всадникам и говорили:
-Сказка!
Овеществленная, оживленная сказка – доказывающая, что вот оно чудо – в обычной жизни. И  у взрослых просыпалась в душе давно забытая чистая радость, дающая силы – жить.
Но должен ли театр, как и прежде – все удары судьбы принимать в одиночку?
Олег Кантемиров скажет:
-Осетин знали по всему миру, потому что были джигиты «Али-беки»:  Ирбек, Хасанбек, Мухтарбек – мы все гордились этим…Это нужно  было нашим молодым и старшим.
Сейчас Маирбек продолжил дело отца -  потому что мы все боялись, что труппа закончит свое существование. Как другие великие труппы. Как Тугановы. Это страшно! Вы вспомните, Тугановы! Дзерасса на белом коне. Мы все плакали от счастья. И сейчас этой труппы нет. Последняя нить осталась – Али-Беки. И если не поддержим это – то чем наша молодежь будет гордиться?
А что же мы?  Сейчас, когда не просто распался Советский Союз, но от России отошли самые преданные друзья – да не друзья, родные – ибо кровь перемешана – Украина, Белоруссия… Мухтарбек Кантемиров продолжает быть верен  России, как верны были его предки.
-Как это ни пафосно звучит, - скажет он, -  я хотел создать в Москве оазис чистоты и доброты, в котором ни было бы места алкоголю и табаку, в котором в наше смутное время было бы хорошо детям, куда бы родители не боялись их отпускать...

И если мы не поддержим то, чему великий артист посвятил жизнь – для нас с вами….
 
Часть седьмая
День сегодняшний

Выноси меня, белый конь,
Выноси с перебитой жилой;
Отдыхать не судьба: мы живы
После всех боёв и погонь.

Пролетай небеса, и воды,
И снега — из последних сил:
Кто однажды глотнул свободы —
Не вернётся во тьму могил.

Выноси! Оживи ветрами
И травой, что кроет холмы,
Дай увидеть Того — над нами,
И Того, кто мудрей, чем мы!

Выноси! И последним вздохом —
Помоги мне сладить с мечом,
Разделив «хорошо» и «плохо» —
Красной струйкой. Ты ни при чём,

Белый конь! Тебя не пятнает
Эта грань — уходи, белей
Всех кто знает и кто не знает
Сей черты, и плач матерей —

Да не метит пути, и звёзды —
Да не властны над бегом влёт!
Выноси! Да ещё не поздно —
Всех друзей простить наперёд.

И. Ратушинская

 
1
Осетия и «Алгус»

Недавно о династии Кантемировых сняли два фильма - «По планете на коне» и «Возвращение Странника».
Если первый посвящен истории всей семьи, то второй, в основном, рассказывает о нынешней жизни Мухтарбека Кантемирова.

…Нескончаемый поток людей течет по улицам огромного города. В такой толпе невозможно сохранить иное выражение на лице, кроме отстраненного – не трогайте меня, я сам по себе…
Но глаза Великого Клоуна не могут быть бесстрастными – даже в том постоянном, застывшем выражении, которое придал памятнику – скульптор. Черный цвет металла выделяет черты, глаза, в которых столько любви… И  печаль -  в этой неподвижности лица…
- Берегите клоунов, - звучит за кадром голос  Бориса Кантемирова, -  Мне искренне жаль тех, для кого это слово звучит, как оскорбление. Может быть – виной тому тяжелое детство или еще какие-нибудь аномалии.
Юрий Никулин – величайший из клоунов. И каждый раз, проходя мимо цирка на Цветном бульваре, я вспоминаю, как несколько лет тому назад упустил возможность лично познакомиться с ним.
Под прессом столичной суеты, я почему-то решил, что занят,  - подчеркнуто без снисхождения к себе говорит Борис, -  И что у меня еще, наверняка, будет шанс.
Вскоре после смерти Никулина ушел и мой родственник – прославленный цирковой наездник – Ирбек Кантемиров.
Именно он и хотел нас тогда познакомить. С Ирбеком я был знаком много лет, а после его смерти вдруг понял – как мало я о нем знал…
Остались -  тишина кладбищенских дорожек, и  та же Вечность. Памятник,  застывшее в камне лицо. И взгляд, даже здесь исполненный доброты. Кажется – коснись камня – он будет – теплым.
А в подмосковном лесу, где,  расчетливо тратя силы, бегают свои круги – курсанты – задумчиво опираясь подбородком на руку, стоит высокий, седой человек.
И черная собака у его ног, которой тут одно дело – ждать его.
Она поднимает голову - довольно? Пойдем?
И, не торопясь, через весенний лес, они идут домой – человек и собака.
-О Мухтарбеке Кантемирове, как и обо всей  цирковой династии, снято и сказано немало – продолжает Борис, - Для меня же он лишь во вторую очередь – артист, каскадер и обладатель еще многих талантов, о которых с восторгом пишут журналисты. Я хочу рассказать о другом Мухтарбеке.
…Неторопливо и сосредоточенно Мухтарбек насыпает из большой, на друзей рассчитанной  банки - заварку. Заваривает чай, о котором  вспоминают все, побывавшие в Новогорске.
- За тридцать лет нашего знакомства я всего лишь несколько раз наблюдал за ним из зрительного зала. Впервые это было в 72-м, на 90-летнем юбилее его отца.
Я помню бурю оваций, которую срывали сыновья и ученики Алибека Кантемирова. А меня распирало  от гордости, и казалось, что все в зале смотрят только на меня, потому что знают, что на арене – мои родственники.
…Мир Мухтарбека сконцентрирован в его мастерской. Фотографии близких людей, оружие, книги, любимая собака…
Вздыхает сонно на диване черная Асанна ,
…Доспехи…
Все – сказочное, но сделанное с такой любовью, столь надежно, прочно, мастерски – что сказка приходит в жизнь, становится реальностью, завораживает…
-В Осетии недостаточно быть просто старшим по возрасту, чтобы пользоваться авторитетом. Вместо слова старший, чаще говорят – «лидер», «дающий знания», «произносящий молитвы»…, - это Борис, - Мухтарбек – один из тех, кто соединил в себе все эти качества.
Мухтарбек – Рыцарь, и для того, чтобы понять это, необязательно проводить рыцарский турнир. Хотя и на них он побеждал не раз. В свои годы он работает и не ждет милости со стороны.
…Лишь посмотреть на руки, сделавшие столько – каждую минуту отдававшие труду, и до сих пор без единого лишнего, неверного движения – вершащие свое дело.
Будь то работа в мастерской – или бросок ножа…
-Он совершенствует свое, казалось бы, уже совершенное мастерство, да и простит меня его супруга, все еще приковывает внимание восторженных поклонниц.
За все эти годы он не изменил своему делу, хотя столько раз сталкивался с равнодушием и предательством.
…Но застегивая широкую пряжку пояса, и ощущая тяжесть шлема, лишь в зеркало – он смотрит суровым, понимающим всё, ничего от себя не скрывающим взглядом…
Обернуться уже надо – с улыбкой.
-Я помню, как месяцы, а иногда и годы работы разбивались о чиновничьи препоны, а он принимал это со спокойствием мудреца, и еще поддерживал тех, кто был рядом.
Он – художественный руководитель московского конного театра «Каскадер».
А театр состоит из артистов – людей и лошадей.
Хлеб насущный для одних и других – забота ежедневная.
…Готовятся к выступлению артисты. И снова, и снова – почти балетное «па» – на стременах – когда коня, кажется, и не касаешься почти. И всхлипывает в это время собственное дитя, прося внимания мамы. Но пора уже ехать…
- Периодически в столице и ее окрестностях проводятся различные представления, на которых наездники покоряют зрителей своим искусством. Хотя… покоряют ли?
…На первый взгляд – это очевидно. И пришедшему сюда  с открытым сердцем – несомненно, будет дано – чудо.
Прикасаясь к коню лишь на миг, для того, чтобы найти опору в воздухе, где тело делает – почти невозможное – проносятся мимо всадники.
И нечто воздушное, и в то же время огненное парит - и переливается отблесками огня – и вращается в руках тоненькой девушки…
И в огненное кольцо летят кони…
-В этот день, - говорит Борис, -  Мы планировали снять эпизод с феерическим выступлением артистов и громом аплодисментов.
Я впервые был  на московском ипподроме и, увидев трибуны, напоминающие обычный кабак, понял – эпизод провален.
Восторженные лица дам и подчеркнутое равнодушие их мужчин. Как часто я наблюдал подобные картины, особенно там, где настоящие мужчины демонстрируют свои силу и характер. Будь то цирк или боксерский матч.
На заре истории князья и короли сами шли во главе войска, но в какой-то момент рыцари так увлеклись походами, что оставили управление государством тем, кто слеплен совсем из другого теста.
И возвращается домой усталый Странник, с безмерной своей добротой принявший – и таких зрителей.
Но есть – за тысячи верст – и другая земля, одна память о которой дает силы.
И скачут там  по изумрудному бархату полей – всадники.
-Они познакомились недавно, но шли навстречу друг другу многие годы, - говорит Борис, -  Мухтарбек давно хотел подарить  церкви в высокогорном осетинском селении Саниба, икону святого Георгия, которую сделал своими руками. Восстановили храм недавно, но ему более восьмисот лет. Именно в таких церквях молились предки, покидая эти горные селения, чтобы прославить свой народ на всех священных войнах – от битвы с Тимуром до взятия Берлина.
Спешиваются у храма Мухтарбек Кантемиров и Алик Гусов. Снимают шапки.
В руках у Мухтарбека – икона, оклад которой – не меньшее произведение искусства, чем картины  художников.
Легкий поклон – и в руки священнику – на вечные времена – для храма.
Алик Гусов.  В прошлом – известный спортсмен, а затем удачливый предприниматель. Из десятков побед – две самые главные. Первая – это победа на чемпионате мира среди ветеранов. Тогда он доказал себе, что возраст пока бессилен. Вторая победа – это когда в один прекрасный день он оставил бизнес ради  детской мечты. Все свое состояние он вложил в конно-спортивный центр «Алгус».
Сюда, на окраину Владикавказа часто привозят больных детей. Говорят, что особая аура, созданная союзом человека и лошади, помогает бороться с недугом.
Высокий, сильный человек на вороном коне улыбается, когда они проходят мимо. Две женщины, ведущие маленькую лошадку, и девочка на ней. Недуг даже взгляду ее не позволяет стать четким…Но в глазах ребенка – такое неверие даже, и ликование и… «Мне это снится? Я -  еду?! Я -  всадница?!»
«Алгус» - это не место для развлечения богатых отпрысков. Единственным условием пребывания здесь является труд и забота о лошадях. Право проехать верхом дети здесь не покупают, а отрабатывают.
В поте лица. И видно, как жадно ловят потом ребята  прозрачную струйку воды – и пьют, пьют…
В центре возрождается традиционная система воспитания молодых воинов. И дело не в подготовке для грядущих баталий. Просто давно известно, что все беды на земле – от злых, ленивых и слабых духом.
-Идея провести мастер класс возникла в связи с фильмом. И лишь потом, когда я увидел сотни детей, пришедших сюда с родителями, я понял, как много значит это событие для всех его участников. Здесь были официальные лица, но не было официоза. И для главы республики не предусматривалась отдельная ложа.
Трепетное, напряженное внимание, сродни натянутым струнам - между артистами и зрителями. Каждое движение того, что на коне - отзывается тотчас, отражается ни лицах, в глазах, где чуть ли – не слезы…
И метание ножей. Олег Корнеев, похожий на молодого Высоцкого – стремительно отклоняется, легко «уходит», когда они летят мимо. И это тоже мастерство.
Он перебрасывает ножи Кантемирову, и с лету ложатся они в его руку. И совсем детская, добрая улыбка Мухтарбека, кланяющегося…
Многие родители сами на время стали детьми. И этот мир подарил им Мухтарбек.
Мне казалось, что я знаю его. Но, не имея на него никаких прав, хотелось подарить его – всем. Думаю, что каждый ребенок запомнит его по-своему. Рыцарь, который сегодня изменил их так, как когда-то изменил меня.

-Мухтарбек Алибекович, но у тех, кто посмотрит «Возвращение» должна родиться мысль – почему Вы – в Москве? А не в Осетии, которую так любите, и где Вас – так любят? Что это: стремление во что бы то ни стало сохранить завещанное отцом – конный театр?
Пауза. Вопрос, может быть, наивный, но Мухтарбек хочет ответить – искренно.
-У Саши Гордона была мысль сделать фильм о древних нартах, - говорит он, наконец, -
Мальчишка пасет коз в Грузии, в горах. Зовут его Сосо. И ему все время мерещится, что с ним встречаются древние воины на конях. Герои нартских сказаний.
И вот однажды он -  с козочками,  а навстречу  едет   воин,  в старинном вооружении. И спрашивает:
-Мальчик, ты мечтаешь встретиться со своими  предками? Ну-ка садись ко мне за спину...
Начинается путь. Иногда они в нынешней жизни, иногда возвращаются в период татаро-монгольского ига, когда аланы предавали друг друга.
Кто-то переходил на сторону татаро-монгол, жил благополучно. Кто-то продолжал воевать. Говорят, есть в горах замок, жители которого двадцать лет воевали с татаро-монголами, пока все не были  вырезаны.
Задумывается мальчик: почему так? Праведные живут в бедности,  а те,  кто предали – богаты.
И вот – финал.  Очень Гордон хорошо задумал, мне  понравилось.
Он  спрашивает:
-Реально  снять так, что человек на ноне прыгает в пропасть – и исчезает из поля зрения камеры?
-Да, спокойно, - отвечаю, - Сделать такое место  - метр восемьдесят где-то, лошадь спрыгнет. Это уж моя забота, я сделаю.
И вот героев загоняют к пропасти, мальчик сидит за спиной  у воина. Татаро-монголы окружили, некуда деваться.
Воин говорит:
-Ну что, сынок, мы с тобой праведно жили. И теперь должны уйти из жизни, как герои. Ты готов?
А мальчик сидит и молчит.
-Ну, мы прыгаем…
Воин – в пропасть, а мальчик -  в последний миг -  соскальзывает, хватается за куст:
-Нет, надо другим путем идти…
Юный Сталин!
Мне так понравился финал!
Гордон  говорит:
-Мухтарбек, если мы это снимем…  в тех условиях, где старые крепости аланские, если помогут нам костюмами, я выставлю фильм  на Оскара.
Я должен был играть одного из нартских героев…

Но к чему это говорю. Поехали мы в Осетию с Сашей Паевским – Гордон должен был приехать позже. Мы почву подготавливали.
Президент очень тепло  меня встретил, обнял. А перед тем по телевизору была передача «Старая квартира» - там Ростоцкий, я с внучкой, конники.  И после этого все меня узнавали.  Куда мы с Сашей ни идем: в магазин ли, к друзьям, обязательно кто-то:
-Это же Мухтарбек Кантемиров!
Саша  это слышит.
Подошли мы к древней мечети, он говорит:
-Мишенька, встань-ка, я тебя здесь сниму.
И снова со всех сторон:
-Это же Мухтарбек! Это же Мухтарбек!
Паевский не выдержал:
-Миш, ну чего тебе надо в Москве? Тебя же здесь на руках носят!
-Сашенька,  - говорю, -  пока мы где-то – нас здесь любят. А станем местными, и тоже начнется суета сует, никто никому не нужен.

В Москве богатая осетинская диаспора. Ведь могли нам помочь! Для их детей бы манеж был. Не наркотики, не водка – лошади!   Но нет…
Один из богатых осетин мне предлагал:
-Давай устроим такой кадетский корпус, где дети со всего Кавказа будут. Ингуши, осетины. Воспитывать их под эгидой достойных людей! Ты станешь вести конное дело, метание. Танцы кавказские -  мастеров пригласим преподавать. Такая благодатная почва…
-Я с удовольствием, - говорю.
И тоже заглохло.
2
На праздновании 100-летия династии Кантемировых, которое отмечалось в 2007 году, Мухтарбек сказал журналистам:
-Хочется очень много сделать для Осетии...  Мне бы мечталось, чтобы в Осетии был создан конный центр, своего рода «Город лошади». Я представляю себе этот центр примерно таким.
По периметру можно проложить специальную дорогу, по которой ходили бы уютные трамвайчики, доставляющие посетителей во все уголки «города». Свою собственную площадку имел бы конный театр «Каскадер», в репертуаре которого - сюжетные спектакли для взрослых и детей. Можно было бы устраивать фольклорные фестивали, народные гулянья, концерты хоров и танцевальных ансамблей.
Хорошо было бы в состав «города» включить и конный клуб с лекторием. Там можно показывать документальные и художественные фильмы. Ведущие мастера конного спорта и цирка читали бы лекции. Члены клуба обучались бы грамотному общению с конем, основам джигитовки, азам верховой езды...
В состав «города» вполне можно было бы включить и цирк, где показывали бы конные программы и пантомимы; школу-студию каскадеров, готовящую кинотрюкачей. Развивая идею, можно подумать и о создании конного аукциона по продаже лошадей всех пород... Но - увы! Пока все это остается лишь мечтами...
Есть еще мечта - создать в Осетии международный летний молодежный лагерь, в рамках которого юношей и девушек можно было бы знакомить с традициями и обычаями осетин: обучать молодежь верховой езде, метанию холодного оружия, рукопашному бою, традиционным ремеслам нашего народа, национальным танцам. Венцом такого интенсивного курса обучения мог бы стать турнир, на котором участники демонстрировали бы свое искусство владения конем...
3
Пока не «Город Лошади» но «Алгус»- место, которое непременно навещает Мухтарбек Кантемиров, приезжая  во Владикавказ. С  руководителем КСК Аликом Гусовым  - Мухтарбека познакомил Борис Кантемиров.
-Там хороший человек организовал конный клуб. Поехали, встретишься?
-Конечно, поедем, Боря
Позже Кантемиров и Гусов подготовят  письмо на имя Главы республики, в котором будет содержаться просьба – помочь открытию во Владикавказе филиала московского театра «Каскадер».
Вспоминает Марина Мерникова
Единственное, что я знала об «Алгусе» – это ни много, ни мало то, что его основатель Алик Гусов – герой. Человек с очень интересной и трагической судьбой.
Выдающийся спортсмен своего времени, член олимпийской сборной Союза (любимые виды спорта у осетин – это борьба и бокс). Лошади всегда были отдушиной и хобби Алика.
Историю этого замечательного человека рассказал мне Мухтарбек, и только с его слов я могу ее пересказать, потому что Алик ни за что и никогда не станет сетовать на судьбу и делиться своими печалями.
У Алика был красавец-сын, Алан Гусов, подающий надежды спортсмен и гордость отца. Однажды случилось так, что Алан оказался в горах с двумя спутницами во время грозы. Он успел буквально вытолкнуть женщин из-под падающего дерева, но сам  погиб. Так получилось, что он спас еще и не рожденную жизнь – одна из женщин ждала ребенка, и впоследствии,  говорила, что назовет ребенка – если будет сын – Аланом…
Горе отца, потерявшего сына, было огромным. Распалась некогда друж-ная семья. Но Алик не только не затворился и не озлобился на судьбу. Он решил делать добро людям наперекор той воле, которая отняла у него сына. И вместо предпринимательства основал школу для детей, конную школу.
Несмотря на средства и связи, поначалу дело шло нелегко. Делать людей счастливыми – это не прибыльное занятие, а ангелы числятся совсем по другому ведомству.
Свой клуб Алик назвал «Алгус» - Алан Гусов, Алик Гусов.
Причудлива человеческая судьба – предприниматель стал педагогом, и с тем же усердием, что и занимался бизнесом, принялся создавать рай на земле.
Звонила Алику я с некоторым беспокойством: примет ли, найдет ли время? Но услышав еще ни разу не подводивший меня в Осетии «пароль» - «Я из конного театра дяди Миши Кантемирова», тут же получила приглашение посмотреть дружественное хозяйство.
Алик сам встретил меня на пороге и показал свои владения. От его облика веяло спокойствием, уверенностью и…добротой. Я спросила, каждый ли гость удостаивается чести быть встреченным таким занятым директором?
– Мухтарбек – мой друг, у меня не может не быть времени на его друзей, - с достоинством ответил Алик.
Это было великолепно – так много удалось добиться ему за несколько лет. Школа разрослась. Прямо во Владикавказе, в зеленой зоне, посреди леса появились: спортивный клуб для разных видов спорта, конюшня, два больших плаца, места для выгула лошадей, зона отдыха. В процессе строительства – крытый манеж для занятий.
Я предложила заключить пари, кто раньше построит манеж – новогорские или владикавказские.
Рассказывая о своем детище, Алик говорил, что конный клуб пользуется большим успехом у жителей города, потому что тут есть и конный прокат, и горные туристические маршруты, и детские группы по верховой езде. Есть даже «уголок» иппотерапии, где самые спокойные лошади и самые опытные тренеры занимаются с детьми-инвалидами, причем совершенно бесплатно. А замечательный ресторан Алика посреди леса пользуется таким спросом у горожан, что часто приходится делать бронь заранее, особенно на праздники.
Обходя «Алгус», мы, конечно же, зашли на конюшню, где Алик с довольным видом наблюдал за моими восторженными попытками затискать зверей, а заодно  как бы невзначай определял, правда ли, что и пресс-секретарь конного театра сама родом с конюшни, из конюхов да коноводов.
А звери были великолепные: как и в нашем театре, здесь было представлено достойное собрание разных пород. Как настоящий директор, Алик каждую лошадь знал по имени и всю ее историю. И, обходя питомцев, не забыл никого. «Может, в горы съездим?» - предложил радушно. Но, к сожалению, моя командировка была ограничена по времени. Хотя предложение я не забываю, и как-нибудь припомню обязательно. При случае.
Наша дальнейшая беседа касалась обмена опытом. Откуда появилась идея «Алгуса»? Дело в том, что в Осетии был интереснейший конный театр «Нарты», основанный учениками Кантемирова. Но, к сожалению, известная трагедия в Кармадонском ущелье  лишила театр лучших артистов… И театр практически перестал существовать. Тогда Алик решил воссоздать такой конный клуб, который был бы достойным преемником кантемировских традиций. К слову сказать, «принимал» открытие «Алгуса» сам Мухтарбек Алибекович.

- Мы его переманим к нам обратно на Родину, - хитро прищурившись, заявил Алик. – И будет дядя Миша нам мастер-классы по метанию ножей показывать. Наберем группу молодежи….И школу джигитовки откроем….Чтобы кантемировские традиции не пропали…Филиалом вашим будем.
- Ха, - фыркнула я. - Кто ж вам нашего дядю Мишу отдаст? Он, между прочим, по версии одного голливудского товарища, национальное достояние. А в масштабах Москвы – и говорить не о чем. А Вы хотите его к себе насовсем…. Давайте лучше в гости друг другу ездить. Тем более что педагог Мухтарбек – потрясающий. Однажды спрашивают у него:
- Дядь Миш, а как научиться метать ножи, как Вы?
- Ай, - скромно ответил Кантемиров – проще простого: все дело в практике. Просто надо тренироваться каждый день по нескольку часов….И рассмеялся: - Лет шестьдесят.

- Дружба с животным идет на пользу человеку, - говорил мне Алик. И делился главной своей проблемой. – Ты думаешь, деньги – проблема? Или поддержка властей? Да ничего подобного. Главная проблема – это создать команду. Мне лошадь хорошей крови найти легче, чем человека с верным сердцем. Все, кто сейчас работают –  «горят» за свое дело. А вот как других найти? Только отморозки сбиваются в стаи. А плотность хороших людей – гораздо меньше… Нам помощь нужна именно в коллективе…Слушай, а оставайся во Владике – будешь конюшней управлять! Ты же кухню знаешь!
Я чуть не подавилась осетинским пирогом и жадно посмотрела на горные вершины.
- Эх…спасибо, конечно, за доверие….Но дома лучше.
- Оставайся, работа будет, я тебя замуж выдам.
- А вот этого  не надо! – гордо заявила я.
- Это почему же?
- Дело в том, что Вы и Мухтарбек уже женаты…. – и мы оба рассмеялись.

Алик – настоящий герой, который о своих печалях не рассказывает. И тихо делает то, что считает нужным и правильным. Но героям тоже нужна помощь. Их надо знать, чтобы суметь присоединиться, помочь. Быть похожим на человека – очень легко. А вот быть им – труднее.
Древнегреческий мудрец Алгус прославился тем, что определил понятие «алгоритма», последовательности действий. Алик Гусов вывел собственный алгоритм – живи и радуйся тому, что живешь. Делай добро – и получишь результат, намного превосходящий вложения. Продолжение того, что завещает зрителям Мухтарбек в «Не бойся, я с тобой!», постоянно нами цитируемый: добро всегда к добру.
Вот ему бы еще единомышленников… Ведь все это – только начало.
Алик! С этих страниц я искренне восхищаюсь Вами и нахально прошу: приезжайте к нам в гости, как обещали! Или позовите меня к Вам. Снова»…
4
-Благодатная земля, я каждый раз возвращаюсь оттуда обновленным, - говорит об Осетии Мухтарбек Кантемиров, - Когда я выхожу в образе святого Георгия Победоносца – нашего покровителя…  совершенно особенное чувство.  Этот образ -  у нас в крови.  На него – не надо настраиваться.
Вспоминает Гарий Немченко
Недавно в газетах замелькали сообщения о явлении в Осетии святого Георгия. Я тут же набрал Мишин номер.
- Тебе не кажется, Миша, что это на твой многолетний и почти непрестанный зов Победоносец откликнулся? - спросил Мухтарбека. - Во всяком случае, ты этому наверняка способствовал... звал его... тебе не кажется?
- Нет-нет, Гаринька, нет! - в дружелюбном Мишином тоне так ощутима была  его деликатная улыбка, которая не однажды заставляла меня задумываться: откуда в этом богатыре с его великаньей силой и ловкостью опытного поединщика, откуда столько мягкости и братской любви? - Это слишком щедрая награда за мой скромный труд. Чересчур высокая честь, я её не достоин.
По-моему, это все осетины давно просили его защиты, и он появился, наконец, наш святой... наш Георгий Победоносец. Ты знаешь, какой потом в Дигоре был кувд? Люди пришли не только из соседних сел - из Владикавказа приехали.
Везли с собой кто баранов, а кто быка. Не хватило всей улицы, чтобы сдвинуть столы и выставить на них все, что привезли с собой - столы тянулись и за селом, по обе стороны... Такого о б щ е г о пира в Осетии уже давно не было.
   
Вспоминает Мухтарбек Кантемиров
В России не всегда знают, что такое Осетия. Какие-то волнения… То осетины с ингушами воюют, то с грузинами….
Мне позвонили  с телевидения,  с передачи «Дата»:
-Мухтарбек приезжайте, мы откопали интересную дату… 31 мая 1907 года  у вашего папы – была первая гастроль  в Батуми. Вы должны, как его сын и последователь – быть у нас.
И после передачи - один из звонков в студию - меня просто потряс.
Звонит пожилая русская женщина – вот слово  в слово:
-Спасибо, что вы позволили Мухтарбеку раскрыть истинное лицо этой нации.
У меня по спине – мурашки. До чего это приятно! Это не  тщеславие мое. Но как хорошо, когда  русский человек знает, кто такие осетины, что за душа у них.
Я живу далеко от Осетии, но  сердцем я там. Там похоронены мои родители, мой старший брат. И я надеюсь, и меня там похоронят. Я хочу лежать в счастливой земле Осетии

* * *
Каждый раз, когда Мухтарбек будет говорить об Осетии и аланах -  мне станет вспоминаться.
…Тогда я еще только начинала работать в газете, и шла в храм. Надо было взять пасхальное поздравление у настоятеля. У  ворот  стоял старик с длинной седой бородой.  В руках он держал Евангелие.
Видимо старик плохо видел, и не мог читать сам. Поэтому время от времени он обращался к кому-то из проходивших мимо людей.
-Почитайте мне, пожалуйста.
Ему не отказывали. Остановится человек, прочтет  страницу-другую, и идет дальше, по своим делам.
Вот такое выражение лица – как у этого старика, когда  ему читали Евангелие, появлялось у Мухтарбека Кантемирова, когда шла речь об Осетии.

Метатель

Как метают ножи,  я увидела первый раз у нас в Тольятти, на фестивале  «От славянских истоков к русской культуре». Большинство людей пробовало себя в этом первый раз.
И казалось таким естественным, что плоская железка, напоминающая нож лишь схематично – формой и заостренным концом – летит и ударяется о стенд. И падает наземь. Как может быть иначе?
Не оказалось здесь  никого из любителей, кто заставил бы нож задержаться в дереве. Поэтому   как это надо делать -  ясно стало, когда ножи взял  сам Мухтарбек Кантемиров.
-Ну хорошо, давайте я покажу…
Позже, все будут говорить, что Мухтарбек Алибекович метает очень мягко. Но если  видишь первый раз….
На несколько мгновений склонилась голова – человек ушел в себя…
И больше уже не сомневаясь, раз за разом - посылает в цель. Паузы между бросками - никакой. Лишь короткий свист полета…
Мухтарбек скажет:
-Нож слышно, когда он летит.
И звук входа металла в дерево – непередаваемый.
Наташа - позже:
-Ножи и топоры с таким с чавкающим звуком входят…
И эта быстрота, без тени сомнения…  Понимаешь, что человек попадет - куда захочет. В намеченную глазом  точку – будто вложит с расстояния.
Позже, в Новогорске, каждое утро будет начинаться с метания. Мухтарбек, гости… Мне позволено наблюдать. Если к стенду идут люди опытные,  скажут только:
-Отойди подальше.
Чтобы – если нож в нож – не отрекошетил,  не задел…
Если новички… Мы будем сидеть и говорить с Кантемировым, и слышать доносящийся со двора -  звон падающих ножей.
Вспоминает Мухтарбек Кантемиров
Начав метать – я метал каждый день. Папа меня очень поощрял:
-Молодец, Мишенька.
Но на манеж я никогда не выходил с этим. Запрещено было. Только для себя, для души.
Пытался раз и в цирке – даже комиссия собиралась. Показывал, как я умею – с лошади метать.
Посовещались и  сказали:
-Нет, не надо идти на риск.
Конечно,  бывает... От жесткой боковины – отлетит, и рикошетом далеко улетает.
Я мастер-класс проводил вместе с учениками в Доме художника. Обычно прошу, чтобы народ метров на пять отошел. А в Доме художника места мало. И люди прямо за нашими спинами стояли…. Неспокойно. Особенно, если кто-то хочет попробовать свои силы.
Я, бывало, в Костю топоры метал – метров с десяти, и они между людьми проносились. У меня-то -  уверенность в себе.
У меня ученик есть -  Федосенко Сергей. Он раньше резко метал, и я с этим боролся. А потом он женился на девушке – она тоже метает. Причем -  еще резче. С ней бороться невозможно.
На этом фоне – когда мы выступали – я попросил выйти Наталью. Еле уговорил.
-Покажи, как должна женщина: мягко, красиво...
Перед тем несколько девочек метало. И все такие дерганные. Ножи не  втыкаются…
Ведь чем резче, тем меньше точность.
-Наташа, это в пользу моей репутации будет.
Она вышла, как метанула – по два ножа. Все о-бал-дели.  Публика хлопала!
-Видели? – спрашиваю.
На этом мастер-классе сидели и мои. Жена, дети, внуки.
Сперва выступали мои  ученики. А Люда  до того не видела, как я работаю.
-Можно,- попросила -  я пойду посмотреть?
Помню – у ребят ножи всё падали.
Она позже сказала:
-Я думала, как же ты будешь метать?
Я метаю и смотрю. Дети  мои глядят. И  – жена расплывается в улыбке.
Я ведь очень мягко… И …блаженная улыбка такая у Люды.
Домой приехал, спрашиваю:
-Вы довольны?
Она поцеловала меня и говорит:
-Отец, я такое удовольствие получила! На фоне того, как они метают: грубо,  все разлетается, падает…
А у меня -  ни один нож не упал.  И на финале я -  тремя топорами  морковку разрубил.
Костя ассистировал, чтобы я не ходил лишний раз. Нагибаться, брать… И он сам мне подавал. Как подавал:  кидал, я ловил… Это тоже было эффектно.
И вот - финал.  Я говорю:
-Топоры – очень точное оружие для метания. Не зря американцы были биты индейцами именно топорами – томагавками.
И поставил морковку. Три топора. Очень интересно было. Два топора разрубили концы у морковки, и маленький  промежуток остался – вот такой! Третий топор надо всаживать, и я думаю: «Вот трепач! Что сейчас будет?  Не попаду и опозорюсь».
Стою в напряге. А в такой ситуации надо отрешиться от всяких мыслей, быть внутренне спокойным.
Хуже всего – если топор в топор попадет. Это полдня работы, чтобы починить – сделать новое топорище. Выстругать, подогнать по весу. В топорах  вес важен. Больше-меньше на двадцать граммов – и они уже по-другому вертятся.
Я стою, а  Костя  стоит рядом и тоже волнуется.
-Может, снять эти топоры? - спрашивает
-Нет-нет, Костя, только  отодвинься чуть…
Если топор в топор – отлетит. Опасно.
И вдруг я метнул ( торжественно) –  и точно между ними.
У Кости  глаза – сумасшедшие.  Публика взорвалась!!!
Я дово-о-олен…
Костя подошел:
-Дядя Миша, я видел, как топор раздвинул эти два топора – и вошел между ними. Я видел!
И  жена меня расцеловала:
-Отец, как же ты красиво метал! На фоне того, что они показали…
-Ну,  я  же старый, опытный боец! – говорю.
Дети мои, внуки –  все здесь были! И это блаженное лицо моей половины…
* * *
Это был первый фестиваль. И ведь как его организовали, черти…
Российский государственный университет физической культуры.  Там ребята знали обо мне, о «Не бойся, я с тобой»… И тоже хотели научиться. Это толковые ребята, известные:  обучают снайперской работе, работе с пистолетом.
Я им подсказал:
-Если бы вы организовали ассоциацию или федерацию – это было бы красиво. Молодежь бы увлеклась.
Они выстояли  очередь к замминистру МВД.
Со мной  больше не было разговора – достаточно было моих слов: « Вот это бы организовать»
И все. Потом передали  разговор. Генерал спрашивает:
-Вы что, с ума сошли? Столько бандитских разборок сейчас – и это искусство попадет к бандитам… Точно этим кончится – и МВД получит нагоняй! В первую очередь я, который все это разрешил.
Они говорят:
-Не попадет. Мы за этим будем следить.
А там – «альфовцы». Объединение ФСБ.
-Да как вы уследите?! Постойте… Кто будет командовать этим?
-А у нас есть человек, который…
-Кто?
-Кантемиров.
И реакция сразу стала другой:
-Это который снялся в фильме «Не бойся, я с тобой»?
-Да, народный артист…
-Ну,  так с этого бы начали! Я тот фильм сам люблю.
И  стал он с ними говорить очень тепло.
-Другое дело. Только уж сами следите.
После  они пришли ко мне.
-Дядя Миша, все -  разрешена федерация. Вы будете Президентом.
-Дурачье, - говорю, - Я уже в Ассоциации казачества, в Гильдии каскадеров… Ну куда еще?
-Мы сами все сделаем.
Там надо было столько инстанций пройти, столько подписей собрать! Они в очередях выстраивались – но добились. И вот я -  Президент (смеется).
Из НТВ приехали и снимали меня здесь часа четыре. Минут на сорок сделали передачу. Ой, какие отзывы были!

Единственный неприятный момент: их привез шофер…полублатной такой, с наколками…
Телевизионщики просят:
-Давайте пойдем еще к лошадкам, заснимем ваше общение…
А шофер тут задержался. 
-Можно я пометаю?- спросил.
-Пожалуйста, пожалуйста….
Только мы дошли до конюшни – я вернулся – у меня на подоконнике телефон остался. А я ждал звонка. Шофера уже нет, и телефона нет.
На другой день телевизионщики мне передали новый телефон…
Но осадок остался…
После передачи ребята упрекали:
-Дядя Миша, ну зачем вы детально рассказали, как метать? Сейчас каждый будет…
-Но мы же это пропагандируем. Пусть люди потянутся к нам.
Я, правда, все разъяснил. По два ножа  метал. Знал, что они приедут на съемки, и усиленно тренировался. Хорошо отсняли.
Еще передачу делали. Я метал среди военных. Сперва они, потом – я.
Организаторы сказали:
-Теперь посмотрите, как работает мастер,  Мухтарбек Кантемиров, который снялся в фильме «Не бойся, я с тобой». Он как будто родился с ножом.
Когда метаешь в человека, у него такое странное зрение становится. Он больше ничего не видит,  только – как летит нож. И слышит -  звук полета. Наташа… когда мы были в Доме кино, ее слепил свет. И она не видела, как летит предмет – нож, топор. Реагировала на взмах руки. Взмах  – и отклонилась. И очень точно.
Я потом понял – про свет. Кричу ей:
-Видно?
Она:
-Давай, давай!
Скорее бы избавиться от всего этого.
Ужас!
Когда я откидал ножи и  пошел брать топоры  -  я обернулся на то место, где   стоял – и удивился, как она реагировала на полет ножа.
Но топор крупнее – его лучше ощущаешь в полете.
-Наташа говорила, что – наоборот, она реагировала на блеск, а  у топора ручка не блестит.
-Наташа говорила? Бедная! Я потом подошел, обнял, поцеловал ее – публика отреагировала хорошо:
-Браво, браво!
Киношная публика, грамотная, она понимает, ощущает.
Мне сказали:
-Вы так рисковали!
-Только репутацией. А она рисковала -  жизнью.
-Страшнее, когда метают в неподвижного человека, или когда он уклоняется?
-Когда уклоняется. Потому что он до последнего момента должен стоять.
Олега нарядили в певучую актрису, маску одели ему, бюст… Он в последний миг уклонился,  и нож по груди проскользнул.
Я говорю:
-Слишком большую грудь на себя напялил!
-Это костюмеры, а не я!
Смешно, если бы нож воткнулся в грудь и торчал.
Но там – овации были. Бар внизу – ниже на метр-полтора, и один из ножей скользнул по столу -  к бармену. Тот – хвать его.
Я после дубля:
-Извини, пожалуйста!
-Да что вы! Я буду гордиться. Ко мне попал нож Мухтарбека Кантемирова!
* * *
Мухтарбека Кантемирова постоянно приглашают показать свое искусство – провести мастер-классы.  В столице, в городах России и, конечно, в Осетии.
Можно учиться метать у инструкторов, у товарищей, которые разумеют в этом больше, чем ты. Можно читать специальную литературу и смотреть фильмы. Но ничто не заменит чуда – увидеть, как метает ножи величайший мастер современности.
Мухтарбек Кантемиров не писал книг о метании.  Но Юлия Старченко из газеты «Владикавказ» передала увиденное и услышанное на мастер-классе:
«Маэстро заторопился на манеж, где уже были установлены специальные  мишени размером примерно метр на метр. Их особенность заключалась в том, что они были изготовлены из брусков сечением 10 на 10 сантиметров каждый, и глубиной 15 - 20 сантиметров. Пока мы рассматривали нехитрую мишень, Кантемиров успел разложить свои «инструменты». Взяв первые пять ножей, он  по очереди отправил их в сторону мишени. Как в масло, все они вошли в деревянный щит.
А вот его советы по метанию:
Главное, чтобы нож метался мягко, тогда вероятность точного броска увеличивается в несколько раз! При правильной технике метания, при замахе вы даете предмету хорошую начальную скорость, так что когда нож покидает кисть, в полете он продолжает набирать обороты, соответственно, в цель он  входит, может, не всегда ровно, но достаточно глубоко. В данном случае на три-пять сантиметров. Как и любое оружие, перед использованием нож  необходимо правильно держать. Вариантов может быть несколько. И от того,  каким образом вы взяли клинок в первый раз, в дальнейшем будет зависеть техника его применения.
Итак, вот один из способов: хват для броска сверху. Берем нож и кладем его в ладонь так, чтобы его кончик находился точно на переходе ладони в предплечье, после обхватываем его пальцами. Примерно так же необходимо брать и в случае броска за рукоять. Хват для броска снизу не многим отличается от предыдущего.
Здесь, конечно, могут возникнуть споры о том, что брать нож можно по-разному, в зависимости от длины и баланса: к примеру, ближе или дальше к рукояти. Но Мухтарбек Алибекович считает, что это неверно: хват должен быть одинаковым как для перочинного ножика, так и для мачете. Нужно не  забывать, что клинок должен свободно лежать в ладони. Вам должно быть удобно, вы не должны ощущать неловкость и зажатость.
Но! Если вы начинаете метать «с нуля», то лучше для этого использовать не ножи, не кинжалы и прочее холодное оружие, а обыкновенные стальные штыри. Остро заточенный прут диаметром миллиметров десять как нельзя лучше поможет скоординировать ваши движения. Необходимо отметить, что метать ножи лучше серией, по пять-шесть ножей за раз. Во время броска неиспользуемое оружие лучше держать в левой руке, острием к себе.  Напоследок мы не могли не поинтересоваться: в чем же главный секрет в метании ножа?
– Все дело в практике, – подвел итог Мухтарбек Алибекович. – Заниматься нужно постоянно, изо дня в день, по несколько часов».
О том же мастер-классе во Владикавказе напишет и другая осетинская газета:
 «В 72 года Кантемиров остается непревзойденным метателем, верным цирковым традициям. Он говорит зрителям:
-Я человек цирка, поэтому я буду долго вас мучить. Если нож упадет, буду дело доводить до конца. Таков закон цирка».
Каждый номер в исполнении  Кантемирова заканчивался аплодисментами и восторженными криками малышей.
Знаменитый наездник, наверняка, и сегодня сидел бы в седле, но съемки его самого известного фильма «Не бойся, я с тобой»  круто изменили карьеру артиста.
Был трюк, когда нужно было забросить острые кинжалы на стену. Это Кантемиров сделал, но перерубил себе нерв.
Трудно сказать, что сегодня больше восхищало зрителей: мастерство или мужество артиста. Пожалуй, это был мастер-класс не метания ножей, а воспитания истинно кавказского духа – несгибаемого и благородного». 
И еще – из интервью:   
«-Метание — это доброе мужское занятие, - говорит Мухтарбек Алибекович. — Люди отвлекаются от всяких глупостей. Сейчас появилось большое количество литературы на эту тему, все хотят вывести свою формулу успеха. А вот мой друг Тадеуш Касьянов без всяких формул говорит, что необходимо желание, терпение и настойчивость. Мы сами в федерации считаем, что метание ножа — это новый вид спорта и вечная философия. Мы определяем ее как «школу сосредоточенности, дисциплины и самобладания».
Кантемиров называет метание - «доброй заразой»
-Очень заразительное занятие. Трудно оторваться
Вспоминает Марина Мерникова:
Когда-то давно Мухтарбек и поклонники его  искусства даже задумывали снять обучающий фильм о метании оружия. Я помню, что мы написали что-то вроде сценария к нему. Мухтарбек непременно хотел, чтобы это получилось не просто видео-пособие для начинающих спортсменов, но экскурс в философию и историю метания.
Я держу в руках пожелтевшие от лежания в папке, и чудом сохранившиеся при переездах листочки бумаги, «завизированные» Мухтарбеком. На них от руки подписаны предполагаемые титры и видеоряд.
А начинается сценарий с эпиграфа, моментально переносящего мои воспоминания в спектакли минувших лет.
Латинское изречение: «In noc signo vinces» - «этим знаменем ты победишь».

«Связь коня как символа и оружия берет начало в самой древней мифологии различных культур, в том числе, скифо-аланской. Неудивительно, что постоянно воевавший Кавказ славился своими воинами, прочно усвоившими национальные, духовные и воинские ценности далеких предков (маленький реверанс в сторону дяди Мишиной Родины).
Символично – это сочетается в нашем понятии Рыцаря: конь, оружие, доспехи. Более того, эта мистическая связь и превратит затем образ рыцаря в спасителя и одновременно в человека, который способен умереть и воскреснуть, то есть, достойного смерти и бессмертия. Это обожествление оружия, коня и рыцарского долга в том или ином виде просуществовало и  до наших дней. С возникновением христианства символика лошади и всадника изменяется – теперь позитивный смысл несет не само животное, а тот, кто на нем восседает. (Отсюда мы с директором, наконец, смогли научно сформулировать идею конного театра, с которой он терроризировал меня целый год).
Почитание коня сочетается с особым религиозным почитанием священного оружия. «Клянусь палубой корабля, ободом щита, крупом коня, лезвием меча моего…» - так клялись древние викинги. А конные воины аламанны говорили: «Оскорбить коня – это то же, что оскорбить всадника».
Холодное оружие – древнейшее изобретение человечества. Но, будучи изначально средством добывания пищи, оружие не могло не стать средством убийства, как только один человек захотел утвердить свое превосходство над другим. Метательное оружие – это наступательное оружие. Прекрасная форма и ужасное содержание – вот что это такое».
Этот умный кусок я нашла в своем сценарии и сама страшно этому удивилась.
Не вдаваясь в дальнейшие подробности самой философии, можно считать  главным -  ее утверждение о том, что важно не оружие, а то, в чьих руках оно находится. Боевое искусство – это не набор навыков и умений, это работа над духом, три важных вопроса: какая цель, для кого и во имя чего?
В век высоких технологий метание уже не имеет прежней боевой эффективности. Что не мешает оставаться металлу материалом с мужским характером: обладающим превосходной памятью, жестоким, стойким к обработке и обладающим суровой первобытной красотой. И это больше, чем спортивное состязание.
Мухтарбек определяет еще одну грань философии: метание – это полет. Как он говорит сам:
- Дело не столько в технике. В руках мастера летает все. Следует только помнить изречение, выбитое на камне древним философом: «Не к завоеваниям стремится мудрый правитель, но к благоденствию людей. Если же придется поднять ему оружие, да не забудет он – побеждает только истина».

В конце забытого сценария лежит листочек с песней из кинофильма «Не бойся, я с тобой!»:

Насилье точит сталь, но сталь его не вечна.
А ты душою крепче стали стань.
Когда чиста душа, а цели человечны,
Рука крошит отточенную сталь.
Свое непревзойденное оружие
Для подвига готовь и береги!

Гости, приезжающие в Новогорск, редко могут устоять перед желанием попробовать себя в метании. При этом мало кто рискует ходить за мишенью, тогда как во время упражнений самого дяди Миши под мишенью спокойно лежит собака Ася. Частенько после гостей хозяину приходится обновлять запас ножей, часть из которых улетает из рук новичка-метателя так далеко, что ни по какой философии не желает возвращаться обратно. Но дядя Миша относится к этому с юмором и всегда поддерживает попытки желающих приобщиться к этому искусству.

На сегодняшний день Мухтарбек Кантемиров является Президентом Ассоциации боевого метания «Летящий нож» и выступает на фестивалях, председательствует в жюри. С удовольствием  передает свои знания ученикам.

Может, и этот сценарий когда-нибудь все же дождется своего часа…

 
Мастер
Работаем мы почти все время -  в мастерской Кантемирова.  И если разговор прерывается хоть на несколько минут – он берется за инструменты. 
В большой и полутемной комнате этой необычен каждый уголок.
В самом светлом месте, у окна, щенячья «детская». А рядом старый-престарый, но – удобнейший – мягкий диван, чтобы мама Ася могла и наблюдать за потомством, и отдыхать от него. На стенах – картины: от пейзажей на бересте Людмилы Николаевны – до репродукции «Великолепной семерки».
В холодную пору здесь же стоит стенд для метания. И везде: необходимые шорнику инструменты, заготовки – и готовые работы Мухтарбека.
«Вот так - лицом к свету, сидя у своего рабочего стола с нехитрым инструментом, Мухтарбек похож на своего отца, знаменитого Алибека Кантемировича, - пишет газета «Умелец -  И так же, как его отец, Мухтарбек не знает, что такое сидеть, сложа руки.   
- Сколько помню отца - всегда за работой, если не выступление и репетиция, то что-то мастерит, ремонтирует в своей маленькой мастерской недалеко от цирковой арены. Кожаные ремешки, уздечки, подпруги, украшения для седел - это он любил придумывать и делать сам для главных цирковых артистов - лошадей.
Эта же страсть делать красивыми окружающие предметы, ставшими атрибутами профессиональной деятельности, не дает покоя и Мухтарбеку. Седла, сделанные им, поистине произведения искусства, которым владеют немногие. В мастерской Мухтарбека на почетном месте - отцовское седло, возраст которого перевалили за сотню лет.   
- Это семейная реликвия. От папы оно перешло моему брату, Ирбеку, выдающемуся джигиту, народному артисту России. И так же, как и отец, брат был в этом седле до последнего дня. Не зря же осетины говорят: "Джигит и умирает в седле", но в седле проходит и вся его жизнь. Не стало брата - семейная реликвия перешла мне.   
Рядом с этим седлом - тружеником, - другое, побогаче, княжеское, старинное, тоже вроде строгое и простое. Но простота эта дорогая: инкрустация из слоновой кости, отделка серебром, изысканный изгиб ленчика. Автор ее, правда, неизвестен. Автор других в мастерской сам хозяин – Мухтарбек Кантемиров.   
В одном лице Мухтарбек и генератор идей, и дизайнер, и снабженец, и производственник. И все получается. Потому что порода такая. В детской книжке был такой Самоделкин, таланта необыкновенного: любую техническую задачу раскалывал, как орешек. Кантемирова Самоделкиным не назовешь. Скорее Самодел, Мастер 
Товарный знак украшает все изделия Кантемирова, потому как любое из них - произведение искусства. Правда, к этому, завершающему штриху, лежит долгий путь.
- Все начинается на птичьем рынке, где мы с помощниками подбираем материал для будущих седел. Цены растут и на металл, и на кожу, а там все же подешевле. Недавно открыл для себя бычью кожу: прочная и узор рельефно ложится.
Но кожа - это уже одежда для седла, в нее наряжают в последнюю очередь. Сначала идет сборка. Основа конструкции - ленчик. Его прочный скелет составляют две деревянные полки, скрепленные металлическими луками (дугами). Их соединяет кожаный живец, ремень, на котором держится оснастка для лошади: подпруга, подперсья и: подушки из войлока в кожаных мешках для всадника.
- Кожа - главный материал в наряде седла. В одном седле ее - на несколько килограммов, причем разной толщины, в зависимости от предназначения детали. На основание сидения идет кожа толщиной 3,5 - 4,5 миллиметра, на козырьки - не менее 2,5 миллиметра. Толщина крыльев - 3-4 миллиметра. Тонкая кожа в 2 миллиметра используется для потников крыши и потника, верхней одежды седла, которая должна выглядеть наиболее эффектно.
Отделку кожи узором я называю чеканкой. Для набивки орнамента использую металлические стержни, похожие на большие гвозди с наконечниками простых рисунков: звездочки, подковки, треугольник, листики... всего примерно 40 видов. Часть сделал сам, другие покупал в разных странах и городах.
А дальше, как может показаться неискушенному, все просто: прикладывай к коже в определенной очередности гвоздики да постукивай по шляпкам молотком, - и рисунок сам поплывет из-под железной "кисти", сплетаясь в затейливый хоровод, как девичьи венки на речной глади. Только иногда приложит мастер штангенциркуль к изделию, но главное мерило - зоркий глаз и природный вкус. Артист и в жизни, и в профессии, он очень точно видит красоту, зная, что главный ее признак - чувство меры.   
- Есть у меня седло дивной работы, я его называю парадно-выходное, носит имя Сокол. Вот уж действительно произведение искусства. Автор - мой ученик, Анатолий Лунин, скульптор по профессии, украсил соколиным изображением из бронзы все детали конной упряжи.
Хищная птичка примостилась на передней луке седла, взлетела на подпруги, присела на стремена, - изогнутый клюв и гипнотизирующий взор пернатого охотника будто преследуют добычу, готовясь раньше хозяина настичь ее. Под стать упряжи - потник из тонкого полотна, вытканный золотом.
Сокол выезжал в свет на Эмире, славном коне Мухтарбека. Театрализованное представление у мэрии Москвы в честь дня города собрало тысячи зрителей. Все они могли увидеть гордое шествие Святого Георгия Победоносца на белом коне, а в жизни - народного артиста России Мухтарбека Кантемирова, наделенного божественным даром быть талантливым во всем»
Часть изготовленных вещей идет на продажу – тем самым помогая кормить лошадей. Но многое Мухтарбек Алибекович дарит – на добрую память.
* * *
«Все, что делает Кантемиров – эксклюзив.. Седла,  ягдташи, уздечки. Богатые люди умоляют Мухтарбека «сработать» кожаный набор наездника, но он берется за такие заказы не всегда. Времени не хватает, а халтуру он делать не умеет.
Чеканка — так чеканка, настоящая, кавказская, как в старину. На всех изделиях Мухтарбек ставит свой знак, и это точно знак качества»,  – пишет журналист Светлана Бударцева.
Вещь, сработанная по всем традициям – и при этом неповторимая, живая. Будет ли это кнут, изящное, но страшное оружие, седло – удобнее которого нет, или икона – переходить ей в семье из поколения в поколение… каждая вещь, вышедшая из рук Мухтарбека Кантемирова  - несет и передает душе твоей  - частичку его доброй силы – как благословение.
* * *
Когда  в разговоре нашем - мы дошли  до работы Мухтарбека по коже, оказалось, что сегодня как раз времени рассказывать и нет. Надо ехать на рынок, закупать продукты.
Гости – были, есть и будут. Да многочисленные домочадцы... Да собаки…
-Едем с нами, Танюша, - предлагает Мухтарбек, - Поговорим по дороге…
Наташа за рулем. Джастина, который числится штурманом - обожает сидеть, выставив черную башку в окно, нынче оставили дома.
Перед тем как машине тронуться, Мухтарбек осеняет себя крестом. Чуть позже перекрестится он и на промелькнувший вдали храм.
-Привет, Вовка-морковка, - кивает Наташа, солдату, открывающему нам ворота.
Я включаю диктофон.

-Отец работал по коже  всю жизнь,  вы с детства  это видели.  В воспоминаниях современников об Алибеке Тузаровиче - он всегда за работой. Если не репетиции, то  сидит, что-то ремонтирует. Вы же не могли мальчишкой не крутиться возле него?
-А я и  обязан и около мамы, и около папы был крутиться. Набирался невольно. Иногда хотелось, конечно,  вырваться – побегать. По мальчикам.
-По девочкам, - вставляет Наташа.
-Потом по девочкам.
-А девочки когда появились? В какой период жизни?- интересуется Наташа, Мухтарбека не поймаешь:
-В свое время.
Спустя пару секунд добавляет:
-Потом за мной стали девочки бегать. Усиленно!
-Конечно, такой великий и могучий Кантемиров! – смеется Наташа.
-Мама меня предупреждала...
-Представляешь, - оборачивается Наташа, -  как всем хотелось заполучить сына Алибека Кантемирова? На самом деле, Тань, очень престижно было иметь мужей – руководителей коллективов, номеров. Правда, цирковые браки были, по большому счету,  не особо счастливыми.  Кантемиров, ты знаешь хоть один такой брак,  где муж и жена, работая в одном коллективе, были бы счастливы?
-Я не следил за этим. Закономерность такая есть, наверное, потому что  есть зависимость…
-Да, или жена зависит от мужа, или муж от жены. Но имя! Кантемиров был в фаворе.

- Отец  вам показывал, как нужно изготавливать и ремонтировать то, что необходимо для лошадей?
-Ну конечно. Набирался от него опыта.  Немножко головы было. Сейчас я даже считаю – это нетактично  -  но  я считаю, что папу в этом превзошел. Седла… Папа седла не делал. Он только чинил, а я уже -  делаю.
Папа на похвалу был скуп. Чтобы   мы не зазнавались. Но когда я сделал трюк – на лошадь запрыгнул – он был так доволен! Обнял меня:
-Мишенька, молодец!
Когда премьера моя была – на гром прошел. Артисты все выскочили смотреть.
-А сколько тебе было, когда премьера у тебя приключилась?- спрашивает Наташа
-Одиннадцать. Премьера - я имел виду, когда я трюк пустил: курс на лошади, прыжок, барьер.  Такого еще не было.
-Видишь, Мишенька, я первый пролез между задних ног, а ты  первый сделал такой трюк, который пока - ты один делаешь, - сказал папа.
-А братья с кожей работали?
-Нет, они не интересовались. Папа делал по сбруе для наших лошадей – все, что надо. Я ему помогал понемножку, втягивался в это. Братья – нет,   не делали. Никто не метал, никто не шорничал.
Хасанбек – науками занимался. По цирковым делам собирал музей с молодости. Наверное, сейчас Каджане это дело перейдет, его дочери.  У него ведь очень много материалов осталось. Он умница был – заграницей собирал литературу. Все деньги просаживал - на книги по цирковому искусству. Там это дорого стоило – но он не жалел.
-А сколько времени отнимает сделать ту или иную вещь? И откуда вы знаете, как выполнить то или иное?
-Смотря что, Танечка… Седло, если  сяду – за неделю сделаю хорошее. От нуля. Уздечку за день сделаю.
Волчатки  научился мастерить.  У меня есть литература  по шорным делам. Особенно одна книга, в Болгарии купил ее за очень дорого. Я в день получал там  три доллара, а эту книгу купил за двадцать. Для Болгарии это очень! Книга тридцать седьмого года – на русском языке, очень ценная.
-А во время работы, о чем  думается?
-Хорошо так, спокойно… Даже никаких мыслей нет
-Обычно поет, - говорит Наташа, -  Что поют по радио, то и он. Да еще и мотив перековеркивает. Это значит – у дедушки настроение хорошее. И с собакой общается
-Да, и Асенька поет тоже.  Чеканка по коже – настраивает на добрый лад. Успокаивает. Когда рядом иконы – даже выругаться не могу. Чеканку -  я придумал. Нет, это не национальное. В Осетии была - резьба по дереву. Мастера  очень хорошие, самобытные. По металлу чеканку – армяне делали.
-Я читала, что Вы делали сбрую для лошадей Ариэля Шарона –  по заказу Гусмана?
-Да, - смеется, –  Он сказал: «Мухтарбек, я еду интервьюировать Шарона, а он любит лошадей. Если я от тебя преподнесу подарок… Представляешь – Шарон!» 
Я сделал очень красивую уздечку. Гусман увидел и обалдел. И еще – стек красивый. «А это – говорю -  еврейскому народу от осетинского народа».
Юлик расхохотался:
-Я  расскажу Шарону, кто такой  Кантемиров.
-Необязательно, - говорю.
И потом было по телевидению:
-А это уздечка, которую сделал  для вас знаменитый мастер, наездник Мухтарбек Кантемиров.
-О! – сказал Шарон, - какая красивая!
-А для каких фильмов вы делали – сбрую и другие вещи?
-Для «Молодого Волкодава» - полностью. Для «Сибирского цирюльника». Они были очень довольны.
Но часто киношники обманывают, недоплачивают.  Хотя я шкуру никогда не деру, а делаю – добротно. Да еще порой  измудряюсь – как сделать. Заказы бывают необычные…
Наташа:
- Они просто приходят: «Мы хотим, чтобы вот тут - так  было» А как – сами не знают.
И Кантемирову приходится  придумывать…
-Да. Я мягкий дурачок… Они меня пытаются учить, а я никак не могу научиться.
Часто  сбрую делаю…
-Вы смотрите  для этого какие-то исторические книги?
-В основном я уже представляю, что и как нужно. По коже  даже не смотрю - опыт большой. Но если что-то, чего я ничего не делал – тогда гляжу. Книги есть.
По сбруе детально все знаю. Бывают фильмы – наши снимают – ковбойские. А сбруя бездарная, отечественная.
-У него очень много книг, - подтверждает Наташа, -  Где  рыцари скачут и вообще. Для каждой эпохи  ведь свои нюансы. От мелочей нельзя открещиваться – или будет смешно.
У Мухтарбека над столом  висит фото: Александр Македонский  на коне.  И там видно: конь стоит на свече, и пряжки железные, современные, которых –  быть не могло в ту эпоху.  Киношный ляпсус.  А конный мир очень придирчивый. Сразу начнут:  «А вот тут вы не углядели…» Поэтому Алибекович смотрит книжечки, сверяется с историей.
-Само собой. Еще не хватало, чтобы смеялись, - это Мухтарбек.

-Хозяева Нукера – собаки в  «Молодом Волкодаве» – вспоминают, что Вы им потом подарили плетку для сына…
-Подарков много было…, - говорит Мухтарбек, - Наталья вон дарила волчатки от меня - каскадерам.
-Я подарила три волчатки.
-Всего?
-Всего.
-Я их вообще по полторы тысячи отдавал. Ребята говорят: «Дядя Миша, разве можно, вещи от вас - так дешево?».  И они уже - по шесть.
-Ну,  для чего ты все это рассказываешь? – спрашивает Наташа, -  Сидит – такой меркантильный! Не надо ей это для материала.
-Танечка, дай ей диктофоном по балде, пожалуйста! – кротко говорит Мухтарбек
-Вот сидит, рассказывает! Человек пишет о высоком, а ты ей  « по шесть пошло – бешеная сумма получилась…» Сколько ты раздарил – молчи вообще…Таня, у тебя времени нет выслушивать это -  про пять и шесть тысяч…
-Она будет беречь мою репутацию.

Мы проезжаем мимо ипподрома.
-Посмотри на ипподром Танюша, когда ты его еще увидишь…, - говорит Мухтарбек, -
Там очень хорошая скульптура,  ее  воровали… Обнаженные детки купают лошадок.
Наташа на миг оборачивается от руля:
-Давай, Танюха, следующий вопрос.
- Наташа, пока ты здесь, расскажи, как  вы прошлой осенью в Осетию ездили…
-Я лично там была первый раз. Не брали. Заставила.
-Она там прошла хорошо. За осетинку проходила, - вставляет Мухтарбек.
-Не то, что за осетинку.  Я там была вообще племянница Кантемирова со страшной силой. Говорили – родственники.
-Кто-то даже «дочка»  говорил. Ты моем телефоне была записана, как «дочка».
-В Осетии, Танюш, все хорошо. Но кормят - как на убой. Если ты поедешь туда  – поправишься, похорошеешь, научишься пироги есть – причем быстрее всех мужиков. Как лично я делала. Они пока – ля-ля-ля… Алибекович же  раз в год по великому обещанию приезжает, и у них очень много информации накапливаются. Они пока болтают – я там была единственная.
-Они ее на руках носили.
-Неправда - никто не носил.
-Они готовы были. Она не давалась.
-Тань, я там так кушала хорошо! Пироги  – это просто чудо. И от них - самое страшное – не можешь отказаться. Если здесь, в Москве, возможна какая-то диета…. То там просто нереально. Там и вода, и воздух…
-Дух. Душу вкладывают.
-Женщины там все умеют печь эти пироги. Мой первый осетинский пирог был похож (с экспрессией) на большой каравай! С ма-а-аленькой прослоечкой - картошечки с сыром. Это было смешно!

-Вы показывали что-то в Осетии?
-Да, скакали там, на лошадке,  - говорит Наташа, -  Мини-спектакль. Я  – темную силу изображала. А Мухтарбек, как всегда – он добрый. Добренький.
-Притворялся, - говорит Мухтарбек.
-Прошли хорошо. Накладки маленькие - стыдились их, но на репетиции времени не было.
-Я конник профессиональный, а меня лошадь носить пыталась. Огромный скифский меч навстречу, блестит – у коня глаза на лоб. Он пятится. А я должен взять меч,  махнуть…
Битком набит зал, и сотни людей еще стоят внизу. Конь прет,  а я его не могу выжать, сапоги мягкие… Светят в глаза прожектора: это ужас… не хватало свалиться – на всю Осетию прославился бы: Кантемиров с лошади упал! Бог миловал. Но я весь изошелся от злости.
Потом я на этом коне гоню злобную силу. А конь не идет, не хочет. И Наташа тогда замахала руками: «Ой-ой!» И убежала…
-А я смотрю – чего-то не прогоняют меня…, - Наташа – шутливо, - Дай-ка, я как-нибудь сама драпану…
-И улетела, знаешь, так элегантно – черная сила! Она куб крутила красиво!
-Вы говорили, нога у вас там болела. Тоже  на обезболивающих работали?
-Нет. Там – нет. Там, наверное, Бог милостив, - говорит Наташа, -  На своей земле Алибекович сразу поправляется, свежее становится. Сюда приезжает – ой, мама дорогая. Москва - страшная штука.
* * *
-А спектакли «Каскадера»: «Руно», «Русь» - сняты? Хранятся где-то на пленках?
-Наверное, да, - Мухтарбек не уверен, - Нас очень много снимали на видео, но где теперь это найдешь? Где-то даже «Карнавал на Кубе» есть… Надо у Юры спросить, у Бирюкова – я бы с удовольствием посмотрел. Спектакль очень интересный был.
-Вы, правда,  мечтаете о «Городе Лошади»  в Осетии?
-Еще надежда теплится. Когда мы работали в Гренобле, мне привели американца, который был в восторге от театра.
Он сказал: «Я достаточно богатый. У меня девятьсот акров земли в Техасе. (акр – это сколько, не знаешь, Таня?») И я мечтаю сделать «Мир лошади», чтобы там показывать коней разных стран»
- А я мечтаю сделать это в России, - говорю.
-Можете мне написать – как вы это видите? Но не по-советски, а с голливудским размахом.
Ну, я и размахнулся…. А дочь перевела на английский.  В тот же год я ему послал. И с концами – ни привета, ни ответа. Там у меня преамбула – человечество обязано быть благодарным коню. И достойный памятник лошади я вижу…

-В театре…я понимаю, что это не драматический театр, но чтобы почувствовать себя, например, святым Георгием – как настроиться на  образ?
- Этот настрой у нас  в генах лежит. Святой Георгий – наш великий патрон. Поэтому уже знаешь подход. В себе носишь этот образ - и стараешься соответствовать. Нет, особого настроя нет. Сидишь на лошади достойно. Это уже… входит в твою кровь. Без суеты, без мельтешения. Тем более, если знамя в руках.

-Дуров писал, что  приглашал Вас в театр – Вы в чем-то помогали его актерам?
-Там надо было с хлыстом работать. Я учил их. В Вахтанговском  учил  для спектакля «И дольше века длится день».
Там Ульянов:
-Мухтарбек, а ну-ка дайте мне хлыст.
И как начал щелкать, да по-пастушески…
Я спрашиваю:
-Откуда Михаил Александрович?
-Я пастушествовал пацаном. Мне это так нравится! Но я только хлопаю, - говорит. - А вы – хорошо работаете.
Я показывал ребятам, как выбиваю предметы.
- В театре Маяковского  Джигарханяна учил –  вещь называлась - «Дневники Сенеки», кажется. О древнем Риме. В театре Ленсовета  ребят обучал. Спектакль – «Шут Петра» или что-то…
Там  кто-то из аристократов изображал шута. На него вроде Петр садился, и в рот втыкали сбрую, я сделал уздечку. Они в восторге были.
Кнуты неоднократно им делал. Платили хорошо. Я не назначал больших цен, и они с радостью…
Марк Захаров к нам хорошо относится. Мы им подарили коня, для спектакля «Поминальная молитва». Они его - в столярке держали! На втором этаже жил:  долго приучали – всходить по лестнице.
-А для лошади большая трагедия – сменить хозяина?
-Да нет, лишь бы хорошо относились. Для собаки – трагедия. Собака переживает. А лошадь – кушать захочет – к любому потянется…
Наташа не совсем согласна:
-Среди животных всегда были личности. И среди лошадей.  Есть такие, которые: поменялся хозяин – ну и поменялся. Не особо расстраиваются. А есть кони, которые принимают это как трагедию, отказываются от еды и могут погибнуть. Так что однозначно сказать, что им все равно –  будет неправильно. Есть лошади, у которых душа человеческая. В цирке могут много историй рассказать. У Павленко был тигр, который никогда не выяснял ни с кем отношений, жил обособленно от тигриного царства. И всегда его можно было погладить, потрогать, сфотографировать.
-По поводу привязанности лошадей – папа нам рассказывал, какие бывают казусы, - говорит Мухтарбек, - За границей – уникальная была лошадь, уникальная. Сумасшедшие трюки делала. И вот хозяин умер. Сразу нашлись желающие купить эту лошадь. Приходили – пробовали, что она умеет. А она ничего не хотела показывать. И ведь мастера приходили – конники.
А потом конюх, что ухаживал, рассказал: прежний хозяин, каждый раз перед выходом –  выливал вино в ведро с водой, и лошадь выходила на работу…поддав. Представляешь? И без этого ничего не собиралась делать. Лошадь стала алкоголиком.
Другой случай – старая лошадь…Папа говорил –  сам видел. Когда представление кончалось – она выходила в манеж, выполняла всю прежнюю работу – уходила и ложилась спать.
И еще - арабский конь… Был вождь бедуинский.  Его убили. И когда он упал – конь никому не дал подойти. Никому. Брыкался, кусался. Не стали его трогать. Он взял хозяина за пояс и много километров нес  в родное становище.  Донес – и умер сразу. Тут же, у шатра.
Мы уже подъезжаем к дому, солдат открывает ворота. Мухтарбек протягивает  пакет с печеньем:
-Давай возьми к чаю… не стесняйся, у нас такая традиция. На здоровье!
* * *
Мухарбек Кантемиров принял православную веру – и крестился – когда ему было шестьдесят лет. «Отец Артемий его крестил. В самом начале перестройки этот батюшка вел передачи для детишек - такое доброе лицо, весь светится», - пишет Гарий Немченко.
Теперь Кантемиров делает  иконы – то есть вставляет их в кожаные оклады, изукрашенные чеканкой – и дарит знакомым.
Иконами – Мухтарбек никогда не торговал.
Вспоминает Мухтарбек Кантемиров
Меня упрекали – даришь...
Если я проникаюсь уважением к человеку,  сразу дарю ему иконку.
Есть у меня друг, он живет в Ставрополе. Как-то звоню ему домой, попадаю на жену:
-Ольга, что-то Ваня пропал…
Она говорит:
-Мухтарбек, а вы не знаете? Он попал в большую аварию, у него поврежден позвоночник. Сейчас вышел из больницы, на курорте, должен уже скоро приехать.
А я ему дарил иконку  святого Георгия. И когда, наконец, увиделись, спрашиваю:
-Ваня,  неужели тебе  иконка  не помогла?
-Мухтарбек! Ты знаешь, как помогла! Она была со мной - я всегда ее носил. И тогда, в машине, она была рядом. Еду из Москвы в Ставрополь, уже подъезжаю…Раннее утро. И - пьяный тракторист выехал на тракторе. Раздавил мою машину.
Потом мне рассказали. Гаишники приехали – моя машина вдребезги. Даже не стали смотреть, настолько были уверены, что все погибли.
Кровь льется из машины – чего там! Начали долбать этого тракториста: как произошло, что ты задавил человека? И вдруг кто-то из жителей - уже  народ собрался - подошел  к милиционерам и говорит:
-Там человек стонет.
-Да не может быть! Раздавлена машина.
Но вызвали технику, раскурочили.
Смотрят: когда  наехал трактор - я провалился под сидение. Там промежуток, меня сдавило, повредило позвоночник,  я потерял сознание. А потом пришел в себя - начал стонать.
Когда вытащили – все сошли с ума. Как  мог оказаться живым!
Мухтарбек, меня иконка спасла! Она была всегда со мной.

Ирбек незадолго до смерти выезжал в Осетию и дарил там друзьям иконочки.
Они спрашивали:
-Откуда это?
-А это мой Миша делает.
* * *
Раньше я брал кожу на Птичьем рынке. А теперь… Несколько складов  есть,  где у меня приятели хорошие.
Раньше дециметр кожи стоил пятнадцать копеек. А сейчас -  десять-двенадцать рублей. Но все равно это себя окупает.
Я  на тысячу возьму – тонкой кожи для волчаток, а  одна волчатка стоит пять тысяч. Из такого количества кожи можно сделать восемь – десять штук. Тысяч на сорок-пятьдесят. Это очень рентабельно.
-А вы подолгу работаете?
-Ой, Танечка, бывает по пять-шесть часов. Встаешь – горб уже. Смотрю на фотографии,  папа в девяносто лет стоит - стройный. А я… особенно перед выставкой, когда ребята звонят и говорят – вот это сделайте: стеки, волчатки… Работаю не разгибаясь. И каждый раз - иконки дарю организаторам. Они очень благодарны бывают, и навстречу идут.
Вспоминает Лев Дуров:
«Эта красивая вещица называется волчатка. С ней охотятся на волков. Садятся джигиты на коней и мчатся по степи за волками. Догоняет такой охотник волка и с седла бьет его этой волчанкой. Считай, что волка нет.
Выглядит же эта волчатка очень даже изящно: этакая искусно оплетенная палочка, вроде дубинок у наших милиционеров. Но только по форме. В полметра длиной и сантиметра два в диаметре. Судя по весу, оплетен или свинцовый, или стальной стержень.
Подарил мне ее Мухтарбек
Мухтарбек обладает необыкновенной физической силой, владеет карате и всеми видами оружия, причем предпочитает холодное оружие. Все, что он ни бросит, у него втыкается.
Мы с ним попадали в разные ситуации, и он никогда не использовал ни свою физическую силу, ни спортивное умение. Это один из добрейших людей, которые мне встречались за всю мою жизнь. Он просто не может обидеть человека — это противно его характеру.
Кинул я зачем-то этот драгоценный подарок в «бардачок» своей машины и вроде бы даже забыл про него. В Москве, как известно, волки по улицам не бегают, а прохожих я бить не собирался. Я уже был известным артистом, и меня узнавали в лицо. О хулиганском периоде своей жизни я вроде бы уж и забыл. И не только не шутил над прохожими, но даже научился быть с ними вежливым и предупредительным.
И вот как-то еду я, куда-то тороплюсь, а меня подрезает шикарный «мерс», в котором сидят два амбала. Они притормаживают, одна бандитская морда высовывается в окошечко и начинает хамить.
— Да пошел ты!.. — огрызаюсь я на ходу, потому что мне некогда было с ними базарить, и еду дальше.
Останавливаюсь на минуту у магазина, чтобы купить кока-колу. И они останавливаются. Вылазят два шкафа с глазами, видно, бывшие борцы, и в лицо меня не узнают. Значит, думаю, «новые русские» телек не смотрят — у них другие забавы. И один из них спрашивает:
— Ты действительно послал нас?..
— А чего, — спрашиваю тоже, — вы плохо слышите?
И тогда один другому говорит:
— Убей его.
— Ребята, — возражаю я, — вас двое, а я один. Схожу за приятелем.
— Иди, — говорят.
Я взял из «бардачка» эту волчатку и иду навстречу амбалу, который уже принял боевую стойку. Тут я ему этим прибором и врезал в грудь. Он рухнул на колени и — лбом об асфальт.
Второй ничего не понял и спрашивает:
— Ты чего?
— Сам не знаю, — отвечаю, потому как не ожидал такого эффекта.
Наконец тот, который лбом об асфальт, очухался и первым делом спрашивает:
— Чего это было?
— Сам не знаю, — опять говорю им честно и прошу: — Вы, ребята, подождите, я сейчас кока-колы принесу, а то его, может, тошнить будет.
Купил кока-колу, дал ему попить, а он никак еще в себя не придет и все интересуется:
— Чего это было?
— Да друган тебе расскажет, а я поехал. Пока!
Приезжаю домой и сразу звоню Мухтарбеку.
— Послушай, — говорю, — что ты мне подарил? Я тут чуть человека не убил — попал ему в грудь.
— Он отключился? — спрашивает.
— Конечно!
— Правильно. Он и должен был отключиться. Но это, — говорит, — скоро проходит: обычный шок.
— Нашел, — говорю, — кому дарить: я ж лефортовский. Как говорят блатные, вынул нож — так бей!»
* * *
Мухтарбек рассказывал журналистам, как изготавливал  седло для Туркменбаши:
«В Туркменистане есть курорт его имени, называется Байрам-Али. Именно там собирались чествовать Туркменбаши. Приехал ко мне оттуда какой-то подхалим из его окружения и говорит: "Любые деньги заплачу, только сделай для светлейшего два седла — одно азиатское, а другое какое хочешь".
Привезли специальные камни для украшения. У меня был ленчик (основа седла.) от рыцарского седла прошлого века — сделал я седла по высшему разряду; второе изготовил белое, ковбойское.
Потом заказчик мне рассказывал, что во дворце был специальный зал, где подарки выставлялись. Седла поставили в конце зала на специальных подставках в виде силуэта лошади. Туркменбаши идет по залу, вяло так все разглядывает — и тут увидел сбрую. Подошел, восторженно языком зацокал, спросил, кто мастер, и очень за подарок благодарил».
-Мухтарбек Алибекович, а  какое чувство, когда делаете вещь для человека, который Вам неприятен?
-Не идет и все. Если уж совсем не могу заставить себя – прекращаю…

Асенька и другие собаки

В этот раз в Новогорске не гостит любимая моя Берта, зла от людей не видевшая, и за колбасу – благодарная так искренно, что сразу числит тебя в друзьях.
Из имеющейся в наличии стаи мне больше всего нравится Джастин. Абсолютно мальчишечья любознательная морда, и тоже -   по молодости -  еще готовность дружить.
Джастин родился и почти вырос за то время, что меня здесь не было – и обещает стать могучим, налитым силой, черным как смоль кобелем.
-Как Джастин меня будит! – говорит Наташа, -  Я ему: «Скотина, воскресенье сегодня! Дети маленькие  - и те еще спят…»  Нет, варежку разинет пошире – и поет, и целует – лучше любого мужика.
-Дамский угодник! – находит характеристику  Мухтарбек

Махур – дама настолько суровая, что ее не погладишь лишний раз. А потянешься – ласку перетерпит, не наслаждаясь ею.
Асенька же… Ее сердце навечно занято.
Вспоминает Мухтарбек Кантемиров
В Питере проводили рекламную акцию  табака «Мужик». Мы должны были ехать туда – нам же нужно  лошадей кормить, и людей – двадцать с лишним человек.
Порепетировали: такая мужественная программа: джигитовка, рубка, я метаю в Костю ножи.
Один умный журналист потом обыграл:
-Оказывается, не только в табаке мужики проявляются. Хорошо, что у нас в России еще есть достойные мужики.
А я тогда  только Асеньку взял – полгодика ей. И куда ее девать? Она ко мне прилипла, а мои на даче. Прошу их:
-Я, наверное, дня три-четыре не буду. Постарайтесь ей меня заменить.
Она без меня не могла,  не кушала ничего.
И думал  я о ней там все время. Поехал с лошадьми – и туда, и обратно – в коневозе, он огромный, зеленый. Одиннадцать лошадей и я с шофером.
На третий день возвращаемся,  и перед самой Москвой мне снится сон.
Я несу Асю на руках. И вдруг идет навстречу черная женщина, выхватывает у меня Асю,  и вот так через плечо – выбрасывает. Ася летит и между машинами падает…
Я кричу:
-Ведьма проклятая, что ты сделала?!
Асенька выходит из-под машины – желтая. Я знаю, что это точно Ася. Желтая-желтая. Я бегу за ней, и она пропадает. Думаю, что ж такое?

Приезжаю, забираю Асеньку, привожу сюда –  гляжу, она грустная. Может – палочки грызла, заноза в желудок попала?
А потом смотрю – у нее желтеют глаза.
Вызвал друга, который мне ее подарил.
-Рустам, с Асей очень плохо.
Он говорит:
-Едем. Я знаю поликлинику возле театра Советской армии, там у меня друзья.
В этой поликлинике рассказал я  врачу, а он:
-Значит, сейчас будем оперировать, если вы считаете, что инородное тело в желудке…
Господи! Как можно!
Но проверили - и он говорит:
-Мухтарбек, никакой операции – это пироплазмоз. Клеща где-то подцепила.

И мой сон. Я кричал: «Асенька, солнышко, что с тобой?!» Бежал  к ней, плакал во сне. И потом явь. Ее под капельницу положили, я страдал.
Теперь она не идет к врачам, плачет, упирается, всем видом говорит:
-Папа, не хочу.
Помню,  она порезала лапу очень сильно, и я повез ее в Химки  к врачу. Он вышел в белом халате, она у меня вырвалась -  и бежать.
-Стой!
Кровь льется, она бежит,  чуть  под машину не попала.
Нет, лучше не надо в больницу. А лапы она резала часто, тут всегда были битые стекла, бутылки бросали солдаты.
Когда мы работали в Кузнецке… Ой, как нас там любили! Дети приходили – чуть ли не ночевали возле лошадей.  По городу празднества шли, юмористы со всей России приехали. И на площади финал был, я как святой Георгий выехал.
Там – я тоже переживал. И Ася мне снилась, но все прошло благополучно. На этот раз я отдал ее – прежней хозяйке.  Ольга, такая дородная. Из породы Нарышкиных – царь-девица.
В Ступино они живут. Муж  ей рассказывал, как меня любят лошади. И когда Асенька родилась – они мне ее подарили.
В то время у меня  умерла собака. Я решил: больше ни одной не возьму.  Крошка  звали, полусенбернариха.  Ну,  такая чудная!
Пришло время:  на пятый этаж, к нам домой, не могла всходить – ее несли. Уже явно  умирала. Двенадцать лет ей было –  такое солнышко!
С Крошкой случилось несчастье, когда я был в Болгарии.  Жена – на даче - вышла встречать детей из Москвы. Дети сошли с поезда,  а эта дурочка заскочила в электричку и уехала.
Они потом ездили искать ее – каждый день.  Кто-то видел - девочки водили на  веревке похожую собаку на конечной станции по Киевской дороге, и они там искали.
А дальше: зять  из окна электрички увидел ее –  Крошка в луже лежала. Вернулся и говорит сыну:
-Алан, поехали.
Потом мне рассказали – это было на четвертый день, как она пропала.  Доехали, нашли - в луже лежит, бедная, грязная.
-Крошка, Крошка!
Она  почти без сознания, уже не верит в реальность. Наверное, ей снилось, что кто-то ее ищет, находит.
Они подошли. Говорят – глаза у нее  были открыты. И вдруг она дернулась – и как бросилась на них – целовать. И уже не отходила от них.
После этого - через неделю - у нее инфаркт. От радости. Врач сказал – инфаркт. Она так переживала! Домашняя была – чудо…
Тогда я ее привез сюда – и она мучилась. Еле-еле вставала гулять. Выходила, смотрела: не идут ли наши?...
А  ночью залезла под седло Ирбека, полежала там, подошла ко мне, поплакала …так «ой-ой…» и умерла.
Утром  ребят прошу:
-Давайте похороним.
Схоронили под березой. Закопали в одеяле, с подушкой.
-Ни одной собаки! – говорю.
Это был конец декабря.
А в феврале у меня день рождения,  и приносят мне Асю.

Ольге муж сказал:
-Он так любит животных, а у него собака умерла.
И как раз эти родились – черти. Она выбрала ее – самую нежную:
-Другую он не сможет  воспитать. Говоришь,  он мягкий, добрый…
И когда я привез Асю, чтобы она у них несколько дней побыла,  Ольга мне самый  что ни на есть, дифирамб выдала:
-Мухтарбек, каюсь, я говорила, что вы с ней не справитесь. Но она с полуслова понимает…
Асенька была у них  такая послушная. Но когда я должен был приехать –  этого никто не знал, и они не знали.  Так она села у окна…
И Ольга сказала:
-Мишенька, она села у окна и смотрела… не отходила.
У Мухтарбека на глазах – слезы.
-Вот так… Мягкая, добрая. Вспоминаешь это все… надо же, сентиментальный я стал. Она набросилась, я плачу.

Когда конь меня целовал – Асенька ругалась, не позволяла. Совсем маленькая была. Маленькая, влюбленная…
Она в католическое Рождество родилась. Ее назвали Ассанна, а я говорил - Асенька, По-осетински  «син» - радость, Асенька – возрадуйся.
Курочку любит… Асенька, не надо, и так толстенькая, солнышко…
О ней говорят:
-Какая счастливая собака!
Но это я счастливый, что рядом со мной такое чудо. Столько от нее радости!
И ведь обижается, по настоящему обижается.
Я, бывало, ей говорю:
-Сейчас  переоденусь –  и пойдем на конюшню.
Она стоит, ждет. Потом под дверью слышится – гав, гав. Не стыдно  тебе – обещал! И ругается. Бандитка моя.
* * *
Говоря о предметах, которые наказывают за самодовольство, обмолвится Наташа
-Только с собаками у меня всегда получалось…
Махур умеет закрывать дверь. Этот ее талант – особая гордость для демонстрации.
Стоит сказать:
-А ну-ка, кто дверь закроет?…
И Махур поднимается – ну, если больше некому…
Короткий тычок черной морды – дверь хлопает.
Наташа учит тому же Джастина.
Ударяет ладонью по деревянной поверхности двери:
-Ну-ка, дорогой, вперед, вперед…

-Я тебе рассказывала, как утащила старую собаку? – спрашивает Наташа, - Нет? В детстве….
Я воровала собак. И этого пса. Бездомный? Он ходил с трудом. И я придумала – новую болезнь  «нюхач».  Всем говорила, что пес много лет искал наркотики, и задние ноги ему перебили.
Привела его в нашу трехкомнатную квартиру. Он приофигел. И офигела моя мама.
Он много чего знал по жизни. Понимал, что здесь хорошо. Боялся, что его выгонят. И вел себя тише воды, ниже травы.
Чаще всего слушался меня, но иногда мог показать всем видом: «Нет, дорогая. Эту дурь я делать не стану».
Одна нога у него была как палочка, но грудь – вот такая…
Раз мы пошли на собачью площадку.  Навстречу идет парень с ротвейлером.
Я сразу предупреждаю:
-У меня пес больной, у него задние лапы почти не двигаются.
А тот берет  ротвака за бока, и подтравливает его. То, что я своего  кобеля опекаю… 
Парню башню снесло сразу. Он считал, что его пес - моего просто убьет. Красиво убьет. Залюбуешься.
Но когда они схватились… если я в жизни испытала чувство морального удовлетворения –  это было тогда. Как мой жевал ротвака, наматывал себе на зубы!.. Дворовая собака!
Парень орет:
-Ёкарный бабай! У меня выставка – а он ему ухо в тряпку…
А мой – оказалось - настолько опытный в боях – он этого ротвейлера просто втягивал в себя. Как макароны.

На моем счету три украденных собаки. А когда я перестала  …
Очередной раз пошла с подружкой «на дело». Там кобель был обалденный, овчар. И рядом с ним сука бегала – атомная война краше. Красавец и чудовища. И народились щенки – сказочные. Мы с подружкой решили – сопрем щенка.
А между деревьями была натянута - проволока. Перелезли через нее, собаки гавкают,  мы щенков выманиваем. Схватила я щенка, подружке отдала – и бегом. И проволока мне -  по глазам…
Первая мысль: «Это тебе свыше – не воруй». И сама себе ответила:
-Больше никогда в жизни!
Я тогда мистикой увлекалась. Потусторонним. До сих пор верю в знаки, что приходят к нам из тонкого мира…

Беслан
Спрашивать ли Мухтарбека Катемирова о трагедии в Беслане? Это то, что не забудется, и одна мысль об этом - боль…
Первое сентября, захват школы боевиками. Три дня дети в плену. Во  всем мире люди то и дело спрашивают друг друга:
-Ну что? Какие вести из Беслана?
И штурм – в котором гибнет множество заложников. Кладбище, выросшее за один день, кладбище, где большинство могил – детские. Горе – в каждой семье небольшого города.
Но если для нас это – страдание за детей, и неважно, откуда они  родом, для Мухтарбека  это еще – Осетия. Беслан – город, где когда-то встретились его родители, и ныне живут родственники.
В прессе писали: когда начался штурм, Борис и Мурад Кантемировы бежали спасать детей -  впереди спецназа.
-Мы услышали о Беслане, когда выезжали  на гастроли, - говорит Наташа, - В машине работало радио. Для нас это был шок. Сидели, слушали…Каждую минуту прислушивались… И понимали, что слышим – вранье…Что нам не называют реальных цифр – сколько захватили человек.  Это ж не деревенька, два двора. Мы понимали.
Но до последнего надеялись, что  все обойдется. После «Норд-Оста» можно было уже сделать выводы, обойтись малой кровью. Тут же детки…  И сколько погибло людей!
- Бездарно сработано, - Мухтарбек о штурме, - Там двое моих племянников было. У Мурада – жена с ребенком в школе остались. И она момент улучила, выбросила ребенка, и выпрыгнула в окно.  Показывали момент по телевизору – она идет, Боря ее держит, а отец несет ребенка.
-Мы смотрели штурм, - продолжает Наташа, - Потом нам прислали  кассету «Дети Беслана». Алибекович сидел, плакал просто. И сказал: «Больше никогда не буду смотреть, убери».
После эти дети отдыхали в Подмосковье, в реабилитационном центре. И мы ездили к ним. Помню мальчика.  Мама приструнила его совсем чуть-чуть, ну как все матери. А он  закричал: «Не смей со мной так говорить!»
Ему было, наверное, лет семь-восемь…
У многих психика просто поломана, исковеркана.
-А когда отмечали двадцать лет фильму «Не бойся, я с тобой» -  пригласили детей Беслана, - говорит Мухтарбек, - Три пирога женщины прислали, чтобы я помолился. Я по-осетински помолился, потом перевел на русский язык и еще сказал:
-Дорогие москвичи! Как раз удобный случай выразить вам благодарность за  сочувствие, содействие – бедствующему Беслану.
Люди встали.

Новогорские дни
Они заполнены с утра до вечера…
Я встаю на рассвете, приоткрываю дверь… Синие мартовские сумерки, но день, похоже, будет ясный. В бане пахнет деревом, слышно дальнее ржание просыпающихся лошадей…
Чуть позже выйдут гулять и козы.
-Знаешь, как они здесь появились? – спросит Марина, - Первую подарили дяде Мише на шашлык. И ни у кого не поднялась рука – убить. Теперь  целое стадо.

Дважды за эту неделю мы ездим за продуктами. Один раз по радио в машине весть – собаки кане-корсо загрызли человека. Мухтарбек и Наташа встревожены и огорчены. Асины щенки подрастают – найдутся ли им хозяева? Или теперь люди начнут бояться этой породы?
Мы с Наташей ходим по огромному супермаркету, и останавливаемся в отделе, где продается электроника. Для демонстрации качества изображения на видеоплейере - стоит диск «Молодой Волкодав».
-Ты еще не посмотрела? – поражается Наташа, - Сейчас я тебе свои сцены покажу…
Наташа на ослике… Наташа? Фантастические, колдовские глаза.
-Это грим такой?
Она кивает.
На Кендарат нападают разбойники. На лице ее нет страха – она может справиться с ними сама. Но бежит на помощь Волкодав – Александр Бухаров.
-Как с ним легко общаться! Отношения были – сказочные…

Тележка с продуктами наполнена доверху.
-Алибекович, зачем такое  дорогое  мясо взял?
- Асеньке надо поправиться после родов.
Наташа выгребает из стойки пачку рекламных газет – подстилать щенкам в «детскую».
И, вернувшись, домой – собакам, помня об утренней передаче:
-Банда убийц! Сохраняйте свою репутацию!

* * *
Мухтарбек все так же готовит сам.
-Помнишь,  такой анекдот… Или – это притча? Мать  уехала в командировку, и просила дочку сделать отцу обед.  Девушка в первый раз приготовила что-то, стоит и ждет.
-Папа ну как?
-Ничего, - сдержанно отвечает он.
-Как же… я училась у мамы, она рассказала ... Я все клала, как мама говорила, все в пропорциях нужных.
Отец говорит:
-Ты только одно упустила. Душу не вложила.
Когда я готовлю, я с удовольствием, от души делаю. Поэтому вкусно получается. Душу надо вкладывать во все, что делаешь.
Гусман мне говорил, когда мы снимались: «Господи, ты столько умеешь! И ничем не хвастаешь!»
Это нас папа научил  (тон суровеет) никогда не хвалиться – оценивает зритель. Никогда не говорить о себе  – «талантливый».
Великий папа! Я не боюсь сказать, что у нас великий папа. И Гарий Немченко это подчеркнул. Он был на мастер-классе, где  мы  с Ирбеком интервью давали.
Немченко сказал:
-Видите?  Пожилые люди: а насколько воспитаны! Не скажут: «Отец, мать». Всегда: «Папа, мама».
И публика захлопала.
Еще - «батя» говорю.
Мы с Юриком сидели перед самой его смертью - в Ставрополе, в осетинской компании  Они знали, что он - Ирбек, а мы  друг к другу обращались: «Миша, Юра….»
Но это же – осетины. Думаю - как мне сказать? Ирбек? Он воспримет не так, как обычно (с лукавым смехом). И я обратился к нему:
-Брат…
Они потом отметили: «Как ты тепло…»
-Вам с детства были привычнее русские имена?
-Да. Только потом, когда я уже в кино снимался – Мухтарбек стал.  Запашный чуть раньше: «Мухтарчик,  Мухтарчик…» Но обычно - Миша. Теперь старые друзья звонят, жена трубку берет:
-Можно Мишу?
-Какого Мишу? Мухтарбека Алибековича!
Я говорю:
-Люда! Я же этих людей сто лет знаю. Ну, нельзя так делать – ты обескураживаешь их.
-Пусть привыкают. Ты уважаемый человек.
Она серьезная – очень.

Кантемиров наклоняется. Банка фасоли, будто сама собой, взмывает ему в руку.
На вкусные запахи Ася не поднимает голову. Раскинулась на хозяйской постели, на черной бурке, спит, почти сливаясь с нею.
На стене рядом висят  фотографии. На одной – Ася, на другой – черная пантера. Гости их путают.
Поэтому у Аси домашнее имя:
-Пантерочка, ты куда, к деткам? Они еще спят – не тревожься…
* * *
Днем обязательно часть времени уходит на гостей.
Приезжает Аббас – тот самый, что снимался в «Не бойся, я с тобой»  Там он интеллигентный юноша в очках,  учится каратэ.
Он обращается к Мухтарбеку:
-Учитель, дорогой учитель…
Мухтарбек же и это имя умудряется сказать ласково:
-Аббасинька…
В честь гостей Кантемиров облачается в  дорогой, сшитый в Осетии - костюм святого Георгия. И настолько органично в нем смотрится…Пока не одевает к нему -  резиновую маску Шварценеггера. А на голову - шлем:
-Асенька меня еще не видела в таком наряде.
Когда Аббас уезжает – Мухтарбек рассказывает:
-Мы ехали с ним в метро, народу – полный вагон…
Он готовится выходить – взял мою руку и  целует.
Неудобно! Я дернулся, а он:
-Учитель, не смейте, это такая традиция – уважение.
Русские люди… они на меня все (буквально хихикает) смотрят. Я одну остановку еще проехал… больше не выдержал и ушел. Они же думали – то ли мафиози мы, то ли извини – голубые люди… Я не мог (хохочет) Ну кто в Москве целует друг другу руки?!
Я вышел из вагона – что они подумали?! Ну не мафиози – так точно голубой.
Приезжает и Владимир Ковров.
--Володя… У него клуб - «Твердая рука» называется. На визитках фото - сидит суровый человек. Чувствуется – могучий мужик!  Я ему говорю:
-Володенька, кучерявенький мой,  я так рад, что мы с тобой …
А он:
-У-у, знал бы ты, как я рад нашему знакомству.
Володя Ковров – друг и помощник во всех делах.
***
Среди многочисленных  фильмов, которые мы в эти дни смотрим -  хватает и любительских записей.  По ним видно, сколько приезжает сюда людей – познакомиться!  Даже на экране  бывает, заметна усталость хозяина после долгих застолий…Он старается держаться радостно:
-Приезжайте еще… Мы создадим в будущем театре  атмосферу доброты…. Вот моя визитка.
-Есть люди, которые высасывают из других силы, - говорит потом Мухтарбек, -  Я неоднократно наблюдал это.
-Алибекович детей любит, - скажет Наташа, - В школы ходит с удовольствием. Дети – лучшие слушатели. У них все  открыто: глаза, уши, души…
Но есть мероприятия, когда нас ставят перед фактом: вы обязаны придти, чтобы власть имущие о вас узнали.
Дедушка тогда  не в своей тарелке:
 – У меня чувство попрошайки, старого дурака.
Ему и так тяжело ходить, и еще больше он утомляется оттого, что не нужен…
Бывают и хорошие выступления. Звонят: «Собирайтесь».
Артистов скликаем. Так весело становится. Все хохочут, радуются, истории вспоминают из жизни театра… Дедушка собирается - серьезный такой, кряхтит.
Показываем программу- джигитовку, рубку. Лошади все знают, им стоит напомнить, они быстро включаются. У них  кураж - когда музыка заиграет. Они у нас все – артисты.
* * *
Фильмы мы ставим вечерами  – один за другим.  Разве это забудешь? В первый раз смотришь «Смелых людей», и рядом – Мухтарбек Кантемиров.
-Ах, какие места…  Ирбек мой дорогой… А это Буянчик рождается.
Текущей рекой над обрывом - табун лошадей…
-Папины седла… Бесхитростный фильм, да? Убедительный Грибов … Все влюблены в него были на съемках…
Ничего подобного не делали раньше – таких трюков…

И тут же, о лошадях:
- Помню случай…  Я не рассказывал?  Конюшня…там стекло выбито было. Папе конюх обещал, что  – вставят.  Лошади же очень подвержены заболеваниям, для них опасны сквозняки.
Наутро папа пришел и видит – дырка в стекле заткнута сеном.
-Ты что, не нашел стекольщика? – спрашивает -  Смотри, чтобы завтра...
Конюх мне потом сказал:
-Миша, а я ничего не делал. Лошадь сама.
-Как? А ну-ка вытащи сено…
Конюх вытащил. Оттуда ветер. Мы стоим. А лошадь берет сено – и тычет в дыру. Я боялся – осколок стекла – порежется. Нет, аккуратно заткнула.  Арабская лошадь. Это величайший интеллект, профессура лошадиная!

-А это голландский фильм. Лурик…  я сел – он меня начал сбрасывать, паразит, чтобы проверить, как я держусь!
У меня бейсболка упала. Я рассердился:
-Крокодил паршивый! – ору.
А там аппаратура четкая – и это все записалось. И вошло в фильм
-Дуров говорил, что вы не способны накричать, повысить голос…
-Это когда-то было (задумывается) Сейчас… Нет, иногда срываюсь – даже на Наташу… нервы не выдерживают...  Хотя – стараюсь сдерживаться.
-Может быть, ваше бесконечное терпение – от лошадей? Чего стоит взять коня, научить его всему…
-Да, собак быстрее, они восприимчивее. Лошадь - намного сложнее. Зато она  запоминает - навсегда
У нас был дрессировщик… Он – очень грубо управлял лошадьми. Служил в кавалерии, потом пришел в цирк, и тоже, как Юрочка «свободу» делал –  но грубый был страшно!.
Девочка работала конюхом - и рассказывала.
Ночью, когда никого нет, он приходил в конюшню, и надевал на головы лошадям попоны, чтобы они не видели – кто возле них. Бил их и орал. Лошади бедные потом дрожали в манеже, с ума сходили от его голоса - и делали все.
Нельзя с лошадьми так…

- А это снимали «Кубок мэра». В антракте мэр идет мимо нас. Я  в костюме святого Георгия, и Лурик подо мной.
Лужков говорит:
-Какой красивый!
Васильич спрашивает:
-Верхний или нижний?
-Да оба, - и на меня кивнул, - Этого-то я знаю.

-Османчик – такой хороший был латыш! Такой труженик! Еще папа говорил: « Среда для нас черный день. Не начинайте ничего в среду…»
И Осман в среду умер.

Фильм, снятый 13 мая 2007 года.  В Москве, в ресторане «Сочи»  отмечают двойной юбилей - 100-летие династии Кантемировых и 125 лет со дня рождения - Алибека Кантемирова!
-Там директор – осетин. Развесил наши картины на стенах, украсил зал… Человек триста было. 
Консерваторы  говорили:
-Надо было и тосты по-осетински говорить, а потом переводить.
Саша Гордон пришел без жены, сказал:
-Я не первый год знаком с Мухтарбеком. И знаю, как в него все влюбляются. Не рискнул.
Поднял бокал Пулад Бюль-бюль оглы:
-Я до сих пор вспоминаю дни съемок «Не бойся, я с тобой»… Мухтарбек был душой этого.
Плывущие, преувеличенно медленные движения осетинского танца.   Длинные, почти до полу доходящие рукава костюмов у девушек и юношей.
Самый короткий тост у Льва Дурова:
-Мухтарбек один из самых близких моих друзей. Символ добра и мужества, - Дуров плачет, - Уважаю, люблю, дай Бог самого доброго.

.* * *
-Последний вечер.…
Наташа собирается в город.
-Натуля, купи крабового мяса – я салат сделаю.
-Там же химия одна. Все из «Е»!
Мухтарбек не понимает современных сокращений. Доверчиво.
-Ну и что – витамин «Е» -  он же полезный…
Мы сидим в комнате Мухтарбека, за столом. Беззвучно крутятся катушки диктофона
-Первого мая  я должен в Петербург ехать – там пройдут конно-спортивные соревнования, а я - председатель  Ассоциации казачества. Как судью берут главного, и просят, чтобы я сел на лошадь и  рубку показал…
Будет еще какой-то маленький казачок, и  скажут: «Смотрите: джигит- ветеран - и самый молодой».
-А вы думали, каким будет ваш театр? Какие спектакли?…
-Не хочу шедевров.   Надо, чтобы была продуктивная работа.
Я побывал в Ирландии – там многое  перекликается с древними осетинскими обычаями.
Папа тоже говорил об ирландцах: «Пьяницы, как осетины» (смеется) Наши древние такие были: блондины, рыжеволосые, голубоглазые. И  такие  же хулиганистые ребята.
Мы смотрели ирландские танцы. Движения – ну, наши,  лезгинистые…
И вот моя идея. Манеж заполнен лошадьми. На одной сцене танцуют ирландцы. Останавливаются. На другой - танцуют осетины. Очень много идентичных движений. И действо внутри  идет – героическое. Вот такая перекличка.
Это мог бы быть шедевр. Когда построим манеж…
Еще хотел сделать спектакль по сюжету «Не бойся, я с тобой!»
Найдем молодого человека на роль Рустама. Я уже  мысленно набрасываю. Очень хорошо укладывается в рамки театра.
-А старые постановки будете воскрешать?
-Не знаю. Начнут нас грызть – вот, вернулись к старому…  «Князь Игорь» можно сделать. Такая идея была у меня давно.
-Может быть, люди вернутся, которые были с вами?…
-Не знаю. Они сами выбрали свой путь, они ушли….
…
Звонит сотовый. Какая-то западная знаменитость.  Но Мухтарбек почти не знает английского.
Пытается общаться. Говорит очень отчетливо:
-Мне сказали –  это мой энглиш коллег?  Ви гейтс? Гут? Нам надо встретиться. Давайте… Никого нету.  Я по-немецки. Их дойч шпрехе… Да, я онкл Миша. Как дела? Ну,  слава Богу. Номер телефона у меня записан. Я завтра с кем-нибудь позвоню, кто спик энглиш. Томоровв? О кей.
Кладет телефон.
-По-немецки я болтаю, по-испански…   Помню, в Ленинград мы приехали – нет немецкого в школе – английский. А я ни в зуб ногой. Седьмой класс…

О советской власти говорит – «бесы».
-Какие пытки были! Говорили – у фашистов учились пытать…нет,  это – у нас фашисты…
ГПУ страшно тогда  звучало! А посмотришь фотографии - жалкие людишки.  В старых книгах  у людей – благородные лица…
В Орехово-Зуево до сих пор стоят общежития Саввы Морозова. Человек о себе забывал – все для других делал… Как могла революция превозмочь все это?
За что казнили царскую семью? Красавицы-девушки, мальчишка больной, несчастный…

Тихо в доме… Никого нет, кроме нас, все разъехались по делам.
Чувствует себя Мухтарбек все еще неважно. За неделю простуда не прошла.
Лекарств не признает:
-Организм баловать нельзя. Пусть воюет сам.

Поднявшись от чая, приносит показать – коробочки с фарфоровыми фигурками, приготовленными друзьям в подарок.
-У друга жена – тигров обожает. Я у Люды своей выпросил  – она же рисует у меня – картину с тигром.
-А он был любимый.  Еле уговорил… «Люда, дай мне этого зверя, я заплачу».
-Зачем тебе  тигр?
Шепотом, заговорщицки:
-А одного  я уже брал – Наташка же в год Тигра родилась. Для Натальи она отдала.
-А второй   зачем тебе нужен?
- У моего друга жена сумасшедшая – собирает тигров.
- Ну, если так… Фанатка….
И сегодня вот увидел  – купил для нее. Такой интересный тигр.
А Наташка тявкает, тявкает:
-Денег нет, денег нет.
Но женщины продавщицы в том магазине, что я беру -  меня знают,  и  скидку делают.
Первый раз спросили:
-Скажите, а вы артист?
А я пришел вот в этих брюках (хихикает). Вот в этой черной куртке.  Когда вышли, Наташа сказала:
-Не мог красиво одеться?
-Они меня и так узнали.
«Не бойся» -  всем очень нравится. И сейчас, когда мы приехали – продавщицы эти:
-Что ж вы  давно не были? Мы вас так ждали!
Я дал им визитку:
-Если  лошадей  любите, то позвоните…
И другу  мы взяли карету, запряженную четвериком лошадей. Ой, какая красивая!
Там еще в золоте карета есть – царская. В ней сидят аристократы. Она стоит 6200! Вся карета золотая! Фарфоровая – чудо! Если б я был богатый, я бы ее сразу взял (по- мальчишечьи шмыгает носом) Ну, буду богатый еще – все впереди!
…И совсем уже вечером – Наташина дочка, Юленька, которой идет четырнадцатый год:
-Мухтарбек так с нами со всеми разговаривает душевно! Я не считаю его неродным. Родной человек! Так же люблю его… Сознаю, сколько он делает для меня…

* * *
…Утром приезжает Олег  – метать.
Со словами:
-Мужики, может, уже перевелись, а каскадеры – еще нет! –  он грузит мою сумку в машину.
Присаживаемся за стол
-Давайте нальем… Коньяк плохой, надо избавляться от него…, - Мухтарбек поднимает рюмку какого-то неземного коньяка, подаренного друзьями, - А это чистокровные крабы.
Давайте, за Святого Георгия, за хорошую дорогу…
Звучат древние слова молитвы…
Почти беззвучно, и мы – о своем: «Господи, не оставь этого человека…Дай ему долгой жизни – на радость всем нам…»

И вот уже едет  машина мимо того места, где несколько недель спустя начнут строить – манеж конного театра «Каскадер»

Эпилог
Летом того же года мы еще раз встречаемся с Мухтарбеком. Сперва он приезжает на очередной фестиваль, организованный студией «Коловрат» и дает мастер-класс милиционерам. Месяцем позже милиция еще раз приглашает его. Воскресный звонок – неожиданен. - Танечка, нас сейчас повезут кататься на пароходе. Хочешь с нами? Водохранилище, Жигулевское море утром и впрямь – море. Серо-голубая гладь неподвижной воды, и горы - на той стороне - не зеленые сейчас, а голубые, почти сливаются с Волгой. Свежий ветер треплет подол платья. Я успеваю пару раз пройтись по набережной, когда звонят: машина подъехала.
И время сразу замедляет ход. Спиною к машине – что-то достают из багажника – Олег Корнеев, Юра Блюменберг и… - Доброе утро, Мухтарбек Алибекович! Оборачивается. Волосы белоснежные, а лицо уже смуглое – загорел, хотя и недавно из больницы. И взгляд, как всегда – пристальный, и такая глубина души за ним… К новым приключениям, которые принесет день, готов уже и Олег. Рассказывает, что капитана зовут Юрий Алексеевич, но он вовсе не на Гагарина похож, а – вылитый Флинт. -На одной ноге? – уточняет Юра. Грозное впечатление производит он: косая сажень в плечах, волосы забраны в хвост, как у воинов перед боем, брови сдвинуты. И тут же –сынишке, маленькому Игорьку: -Надень курточку, а то мама нас ругать будет… В кают-компании мужчины переодеваются: от официоза к расслабленности.
Женщины накрывают стол. Мухтарбек передает организатору приезда – Сергею – нож, дружески касается его руки:
- Посмотри – хороший! Обживешься на новом месте, я тебе и собаку подарю… - Монетку давай, чтобы нож прижился, - напоминает Олег. Сергей протягивает нечто удивительное: пиастр. Красно-коричневая монета, напоминающая пуговицу.
-Специально для вас, Мухтарбек… По идее пиастр подходит к капитану Флинту, но Юрий Алексеевич – невысокий, в белой рубашке, худенький и доброжелательный русский мужик. Когда он поймет, кто в гостях, а водка уже кончится, он достанет заветную бутылку с дорогим коньяком.
- На хорошем корабле спиртное не заканчивается. Мы идем к противоположному берегу, к подножью Жигулевских гор. Почти отвесно обрываются они в Волгу. Но можно здесь найти маленькую заводь, чтобы дать гостям  порыбачить. Уже подняты тосты за святого Георгия, за радость встречи, и за  родителей. Схлынула первая волна вопросов – со всех сторон:
- А правда, что вы в «Не бойся» перерубили ногу? - А как это – встать на лошади? - А вы любите песни Высоцкого? Надвигаются горы. Капитан Флинт советует - место: - Вот тут, говорят, неплохо клюет. Маленький, как подкова, берег заводи уже пострадал от туристов: банки, бутылки. Волга здесь темная, с зеленоватым отливом: цветет. Не разглядеть ладонь, опустив ее в волну. Но Игорь-бек ловит первую рыбу. На конце лески трепыхается оголодавший малек. - Бросьте эту кошачью радость обратно в воду! -Дайте ребенку порадоваться: поймал! Над горами медленно парит коршун: делает круг – темные крылья неподвижны. Что  станет ему  добычей? Не та же змея, что, извиваясь, плывет к нашему кораблю…Голова ужа, поднятая над водой – совсем рядом. Олег раздумывает купаться, и берется за удочку. Крючок пуст. Корнеев оборачивается к нам: - Кто сожрал моих червяков?
Мухтарбек не рыбачит. На узеньком, почти в ширину ступни, борту, он стоит, облокотившись о поручни, смотрит прищуренными глазами на волжскую гладь. Несколько минут отдохнуть, восстановить силы после общения. - Не спал почти в эту ночь. Каждый раз, как в новый город приеду – первую ночь спать не могу. Но Сергей несет только что зажаренные ребрышки. За стол, пока не остыли! После очередного тоста разговор сворачивает на батьку Лукашенко, а потом и вовсе идет не в ту степь. Доказывать Мухтарбеку, что Сталин выиграл войну, и дважды поднял страну из руин, а в лагерях сейчас сидит больше людей, чем сидело тогда… Но Мухтарбек слушает эти, кощунственные для него  речи, о вожде, развязавшем геноцид против его народа – молча. Мудрость старшего, вежливость гостя, понимание, что таких твердолобых – не переубедить. Наш «Адмирал» поднимает якорь - идем вдоль берега, к Молодецкому кургану. И останавливаемся прямо посреди открытой воды. - Здесь вам  жарко не будет, - говорит капитан Флинт, - Ветерок! Купайтесь себе… Берега, горы – бесконечной зеленой оправой Волге. Места разбойничьи, разинские. Мухтарбек расспрашивает об истории Самарской Луки. Столько видевший – с простотою своего неведения -  здешнего, желания узнать…  Позже он решается выкупаться – хотя врачи после операции и советовали подождать с этим. Но место дивное – когда еще побывает тут! Седая голова далеко в волнах. - Ах, как хорошо… Он плывет красиво, без усилий приближаясь к катеру. На исходе дня «Адмирал»  идет назад. На берегу гостям предстоят еще встречи и встречи. И Мухтарбек, сидя в шезлонге на верхней палубе, на несколько минут позволит себе закрыть глаза. Рука его, лежащая на коленях, медленно опустится, повиснет… Шум «Адмирала», белый бурун за кормой, и в то же время – тишина:  смолкают голоса.
Через три дня гости уезжают. Ранним утром мы с детьми стоим у московской трассы - проститься. Накануне звали в ресторан, но…. Помню продавщица в ювелирном сказала: -Пусть не купите - хоть глаза покормите… Встречаться с Мухтарбеком – кормить душу. А в ресторане возле него соберется столько любителей «поесть»… - Мама, скоро? Дети еще сонные, косы растрепаны – причесаться не успели. Маша присаживается на корточки: - Доброе утро, кузнечик… Черная машина мягко тормозит в нескольких метрах. Все три двери разом открываются: Олег, Юра… Выходит и Мухтарбек, девочки подбегают, он наклоняется к ним…
Удивительная минута, и вряд ли я такое - когда-то еще увижу в жизни. Прежде чем он начинает говорить – происходит преображение. Так солнце поднимается из-за горизонта. Не было – и есть…Физически ощутимы волны света, добра, любви – идущие от Мухтарбека к детям. Я никогда не видела его таким, и впервые понимаю, какое впечатление он производил на людей – всю жизнь. Он обнимает детей, и они не могут оторваться от него. Взмах руки – из окна удаляющейся машины…
Близится к концу работа над книгой. Без сомнения, друзья Мухтарбека Кантемирова, знающие его долгие годы, и тем более его родные смогли бы рассказать о нем несравненно подробнее. Мы же с Мариной Мерниковой предлагаем читателям по существу – развернутый очерк. В первую очередь он предназначен для тех, кому не довелось встретиться с Кантемировым – дать им возможность «увидеть» его, пусть чужими глазами. Бережно передать рассказы артиста, моменты из его нынешней жизни, которым мы были свидетелями.
Надеемся, что работа наша – «первая ласточка» - и к читателям придут книги о Кантемирове, написанные близкими ему людьми. И тогда образ удивительного человека, великого человека – будет донесен во всем его богатстве. Как сказал о Мухтарбеке Кантемирове его друг – Юрий Бирюков: «У людей обычно какой-то один талант. А Миша - как бриллиант. Многогранен. И каждую грань –  результат труда и Божьего дара – он всю жизнь заставлял сиять – полным светом»
Настоящее
Май 2009-го года. Мы едем в Новогорск к Кантемирову. Поезд отходит от вокзала в чудесный майский день.  Мягкий ветер волнами несет нежнейший аромат черемухи. Но в плацкартном вагоне душно. И моя десятилетняя дочь Машка в двенадцатом часу ночи сидит на своей нижней полке, теребит косы, и, изнемогая, шепчет:
-Мама, а там дышать легче? И козочки будут, и лошадки, и Мухтарбек?
-Все будет, детка…
Остальные пассажиры тоже изнывают. Кто-то исступленно обмахивается газетой, другой пытается открыть наглухо заделанное  окно,  третий, чтобы отвлечься - решает кроссворд. И спрашивает у проводницы Оли, подтирающей исхоженный за день пол.
-Персонаж из «Санта-Барбары», четыре буквы…
-Вы думаете, я смотрю эти сериалы? – откликается Оля, орудуя шваброй под полкой, - Я их терпеть не могу. Идэн!
-Идэн?
-Была  такая, - коротко подтверждает Оля, выкручивая тряпку
Бесконечная ночь, долгий рассвет, нескончаемое мелькание подмосковных станций… Измученную Машку не вдохновляют ни гулкая высота Казанского вокзала, на нарядные станции метро, которые она видит впервые.
--Будем добираться на маршрутке или позвоним Наташе?
Наташа Догадина –  артистка и  ученица Мухтарбека Кантемирова – обещала нас встретить.
Но она откликается:
-Ребята, я сейчас капельницу коню делаю…
Ее любимый Апель, на котором Наташа прыгает в огонь, мучится эмфиземой.
Москва позади, и лесная дорога вьется серпантином. Буйство весенней листвы. Наш путь, похожий на паломничество, заканчивается. Перед тем, как готовить книгу к печати, «пройтись» по ней свежим глазом – нужно еще раз окунуться во все это. В настроение, дух здешний. И  - еще ведь Мухтарбек расскажет!.
Мы подходим к воротам учебно-тренировочного центра МЧС.
-На тренировку? – солдат, что дежурит у входа, косится на  увесистый баул.
Достаю паспорт и объясняю, что пишу о Кантемирове. А с вещами – потому что издалека.
-О животных пишете? – с любопытством спрашивает юноша.
-И о них тоже.
Газоны, дорожки, волочим с Машкой сумку... И такое знакомое, уже почти родное,  длинное приземистое желтое здание. Золотистая табличка у входа «Московский конный театр «Каскадер».
Открываешь дверь - и запах кожи. Щиты, картины и фотографии на стенах. Сколько новых!
Наташа! Короткое объятие.
-Идите, идите! Дедушка по телефону говорит.
Мухтарбек у себя. Загорелый, веселый. Сидит за столом, договаривается по телефону о встрече с венграми.  Улыбается нам, приветственно машет рукой.
-Важный разговор! Сейчас Васильевна вас поселит…
Наташина мама  провожает нас к вагончику. Это честь даже. Историческое место. С него все начиналось, когда здесь - в начале 90-х - был пустырь, и только предстояло – строить конюшню, контору… Тут жил Мухтарбек.
Васильевна вставляет в двери длинный железный ключ.
Внутри вагончик разделен на две части. Первая – скорее вроде мастерской. Здесь шкафы, тут многое хранится. Стоит швейная машинка.
Вторая – жилая.  Прямо напротив входа на ковре висит сабля, украшенная зелеными и красными каменьями, которые – как мы узнаем - светятся даже в темноте.
Широкая старинная постель застлана красным одеялом. Тоже полки и бесчисленные коробки, коробочки. Книги, скульптуры. Лепная голова  Ирбека Кантемирова.
Машка будет исследовать эту комнату все дни, что мы проживем здесь. И везде ее ждут  находки. То конфета, забытая в вазочке, то игрушка, то костюмы, расшитые яркими блестками.
-Тут есть все, что нужно женщине для счастья, - благоговейно скажет Машка, вытаскивая длинное из пакета зеленое боа, нежность перьев...
Мы едва успеваем распаковать сумку. Звонит Мухтарбек:
-Девочки, пойдемте пить чай!
Он недавно вернулся Венгрии, и очень понравилась поездка – и страна, и люди.
-Видишь, как загорел!
Горит мыслью поехать туда снова, повезти на гастроли театр.
-А это, Танюша – сейчас покажу запись  - нас снимали для программы «Город». Моя половина сказала: «Отец, какой ты здесь больной, усталый»
Съемки прошли несколько месяцев назад. Тема сюжета:  как вывести из строя противника?
- Мухтарбек Кантемиров  является родоначальником классического метания ножа на территории всего бывшего СССР, - торжественно говорит ведущий.
-Можно вместо ножа выбрать оружие повесомее, - Мухтарбек – с экрана, - Топор. Серп – самое страшное…
Но, слушая негромкий, мягкий голос Мухтарбека, зная его, как представить, что объясняет он не для искусства, а для боя?
-Чем выгодно метать снизу? До пяти метров можно спокойно без оборота. А дальше уже надо отступать и затягивать бросок. Вот видите…, - он вытаскивает нож и показывает, как глубоко тот вошел, - Сила сумасшедшая! А лопата - чуть ближе надо быть. Ну, ножницы.. Каждый предмет требует своей дистанции.
…Волчатка. Смотрите - сила удара, - Мухтарбек подходит к стенду, - Плющит морковку! Удар страшный!  Это именно казачий предмет – оружие для нападения, самообороны. Представляете – с лошади…
Последняя фраза ведущего:
-Спор о том, можно ли метать оружие в агрессора, можно продолжать до бесконечности. Но появился человек, который произвел революцию в метании ножей и поставил тем самым точку.

Мухтарбек разливает чай, о котором гости говорят – «приворотное зелье» Крепкий, с благородным ароматом. Оглядываю  комнату. Везде, где можно – примостились подарки. Лошади фотографии, картины, лошади металлические, фарфоровые, стеклянные. Кованые розы, мечи, кинжалы…
- Я тебе еще и книгу приготовил. Пантелеенко  написал, воздушный гимнаст. Они с братом выступали. Юра уже умер – сердце. Хотя они мальчишки по сравнению с нами. Вроде бы мы немного общались. И удивительно – такие теплые слова о нас …
-А я передала дискету с книгой – космонавту Георгию Гречко. Он же стоял у истоков создания театра «Каскадер»….
-Недавно я видел его на премьере у Дурова. Левушка меня так уговаривал: «Мишка, ты что, не хочешь  на меня посмотреть?» И вот там, на спектакле были и Гречко с дочерью. Симпатичная девочка. И он – очень хороший человек. А Левушка – ощутимо было – после болезни ему говорить трудно …
- Но вам же скоро сниматься в продолжении «Не бойся»…
-Я и сказал Гусману ( плачуще)… Мы не дождемся! А он: « Нет! Терпите, держитесь, еще немного осталось!»
И снова, как год назад – Мухтарбек сидит у себя в мастерской, а я с диктофоном рядом.
Вопросы – обо всем сразу, касаемся разных  тем, чтобы сделать акценты в книге.
-Вам действительно было не жаль уходить из цирка?
-Нет. Слишком много негатива. И отношение руководства к людям… Братья более терпимо, лояльно относились. А я…не нравилось мне это…  Цирк - очень довлеет. Бывает – по четыре выступления в день. Ну, как можно! И за копейки работают артисты замечательные.
Нет – страшное цирковое искусство! Пока родители были живы – этот негатив как-то сглаживался. Любимые, родные рядом. А потом – поток. Многое за кадром остается. Люди не понимают: красота – не всегда красота.
-Ты знаешь, - поднимает голову от работы, -  как интересно у Достоевского… Мы повторяем, что красота спасет мир… Как-то у меня был Саша Гордон. Мы повели разговор о доброте.  Он начал меня  хвалить, а я: « Сашенька, вот у Достоевского – красота спасет мир. Думаю, что не красота, а доброта».
Он говорит: « Мухтарбек, ты знаешь, что Достоевский сказал – познание красоты спасет мир».
Вот как хорошо, да? Это разные вещи! Красота недолговечна, а доброта. Молодец! Я  сколько лет думал – красота… А оказывается вот так - философски.
Тихие напевы дудука. Это древний армянский духовой инструмент. У Мухтарбека почти всегда во время работы звучит запись игры Гаспаряна. Будто дальний напев из бескрайних Кавказских гор, будто они – рядом.
-Ну вот как не думаться под такую музыку красивую? А Наталья не понимает: «Опять похоронную музыку свою включил!» (мелко смеется) Видишь, Машенька, я намечаю контуры на окладе иконы, чтобы по ним уже рисунок накладывать.
-Но ведь в цирке работали тяжело, и рисковали – все. А у нас остались в памяти отдельные имена.  Знают  Юрия Никулина, Маргариту Назарову…
-Да! Ой, Маргарита – такая судьба,  Господи! В 58-м году мы во Франции мы с ней работали. Очень хорошо у нее – сибирские тигры шли…
Да - были номера, которые  уже не восстановят. Очень трудоемкие. С Никулиным мы дружили. И когда уже  был в силе - совсем не изменился. В душе остался простым клоуном коверным. Обаятельным. Дружелюбным. Добрым! Когда он ушел из жизни, я приходил в цирк, чего-то там надо было. И его жена, Танечка,  мне: «Мишенька»….
Нет, у артистов цирка  семейная жизнь была. Вот когда начались поездки заграницу – отношение друг к другу изменилось, подсиживать стали! Это сразу видно было. Намечали людей определенных, которые заграницей шпионили друг за другом. Ужас! До того противно… Да… (про себя)
-Я открыла книгу Пантелеенко. Он пишет о том, как трудно было в постоянных переездах….Помните: «Опытные ассистенты подсказали нам, как лучше оборудовать вагон, как утеплить дверь, где установить печку-буржуйку.
Но все это мало помогало нам.
Тепло печка держала крохотное, к тому же, хотя на нашем вагоне было написано – «Не толкать. Люди. Животные» – иной раз на сортировочных станциях нас так дергали, что печка летела в конец вагона. К тому же, нам достался вагон, где раньше возили цемент. Куски цемента, словно сталактиты, свисали с потолка, и оторвать их не было никакой возможности. Зато при  рывке поезда - цемент целыми пригоршнями летел в рот и в глаза.
Конечно, в чем ходили, в тои и спали. Когда стали подъезжать к Казахстану - топливо кончилось. А там - открытая всем ветрам степь, и в вагоне холод собачий.
Питались в основном всухомятку. На остановках, если узнавали, что простоим долго – удавалось суп сварганить. Иногда  состав формировали раньше, вагон дергало, и суп летел по воздуху – поминай, как звали еду. Однажды, изрядно проголодавшись, мы съели одну из четырех уток, которых сопровождали. А потом уже от холода и есть не хотелось.
Помню, на каком-то разъезде в степи неожиданно остановились. Рванули к снегозащитному щиту, разрубили половину, увидели в снегу огромную лестницу, прихватили и ее.  Но лестница длинная, метров семь – торчит из дверей вагона. Поезд трясется, дергается, а мы на всем ходу пилим эту злосчастную лестницу. Наше счастье, что никто не шел вдоль полотна, а то могли бы здорово зашибить.  Зато, какое счастье было впервые за долгие дни спать в тепле».
-Конечно…Особенно зимой, Танечка… ужас, холодно, ветер продувает! Огонь в печке надо поддерживать день и ночь, чтобы лошадям было комфортно. Ужас! Буржуйка…
Папа меня с Ирбеком  посылал. Конюхам доверять было нельзя – они пили.  И несколько раз животные горели.
Но летом очень хорошо. Летом - красота. Едешь…  На Дальний Восток две недели ехали – ух! Бедные лошадки,  им тяжело. У лошадей есть способность - замыкают как-то суставы, и спят так. И все равно, когда они выходят – с ума от радости сходят, бедные… Такое творится! Где-то у меня диск есть – мы их выводим из вагона. И они прыгают. Скачут, как ненормальные, - Мухтарбек стучит молотком, -  Де, девять – десять дней -  очень тяжело животным.
-А огонь для них… В прошлый раз вы не рассказали, как снимали  сцену пожара в «Смелых людях»…
-Ты хочешь эту тему продолжить? Очень сложно лошадь из пожара выводить. Но папа это  сделал. Сперва зажигали на земле  травку. Потом, делали, чтобы огонь выше был… Человек садился на коня, перепрыгивал … Тихо-тихо папа приучал лошадь к тому, чтобы она не боялась. Это нудно было. Папа через все это прошел. Так…
-Что – так? – требует ответа четырехлетняя Зоя, дочь каскадера Тамика.  А глаза у нее! Распахнутые, темные – в них и лукавство, и детская прелесть, и кокетство уже. («Осетинские глаза» – о ней Мухтарбек)
-Теперь надо  ровненько линию провести, чтобы я не выходил за рамку, и здесь также было аккуратно.
-А папа знал, что вы – братья -  потом расстанетесь, и каждый будет работать самостоятельно?
-Папа? Нет. Но у нас были мысли.  С женой мы мечтали – сделать номер: наездник и балерина в испанском стиле.  Люда моя очень надеялась на то, что мы будем работать вместе. И для нее было болезненно, что я не ухожу (вздох). Но я же в своем номере значим был. Папе было бы неприятно, - это удерживало. Но номер мы с Людой задумали очень цирковой – там батут, трамплин… Может быть, с другой стороны – большой риск? Я пока молодой был – вечный, а потом… Приходит время, сказываются все травмы, полученные в цирке, напряженка… Сейчас я оглядываюсь – Господи, как же я прыгал! Самому не верится, что был такой прыгучий! Тогда все это - было естественно. Силы уходили постепенно.
-Тогда я не спросила  – как вы учились работать кнутом?
-Когда видишь номер, и он тебя заинтересовывает -  это цирковая традиция -  подходишь и просишь показать.  И человек учит. Я и воздушные номера репетировал.  Позже артисты изменились, замкнулись. А раньше это в порядке вещей было. Поощряли, болели за учеников. Цирковые - очень разноплановые всегда были. Разные жанры!
В цирке кнутом работали. Я учился. Это естественно было – дети опилок! Это подспудно проникало в человека.
В Интернете есть немало роликов. Друзья и ученики сняли. Мухтарбек здесь же – коридор, спортзал. Змеится по полу кнут. И - грозное сразу –  движение. Молниеносное, властное -  удар!
-Но человек - будто  меняется -  когда берет кнут. Воин! …
Мухтарбек смеется  тихо.
-Да, что-то такое…Настраивает. Кнут, когда-то был оружием. Сила удара сумасшедшая -на расстоянии. И что-то в генах просыпается, наверное. Да-да… даже когда метательный нож берешь в руки – там тоже – сразу преображаешься.
-В  «Не бойся, я с тобой» - вы кнутом…
-Да, да…  Там был момент,  Гусман мне доверил: «Делай, как ты сам хочешь,  только чтобы это было в темпе, красиво».
-И артисты, что с вами играли, не боялись? 
С удивлением даже:
-Нет, они были уверены во мне.
-А это сумасшествие, когда вокруг горла бандиты втыкаются вилы, пригвождая его к стене?
-А нет, (смеется)  - это я замахнулся, швырнул, а потом уже показали… Нет –  там не дай Бог… никто не рискнет.
-Сабли?
-Ну, по сюжету – я же циркач -  запрыгивал на лошадь, автоматически  надо было показать что-то темпераментное.  Тем более, там бандиты, откуда они знают, что Рустам цирковые трюки исполняет?
И маленькой Зое, разглядывающей узор, что рождается из-под его рук.
-Надо еще более красиво сделать!
-Много уходило времени, чтобы научиться трюкам?
-Смотря что… Но я настырный был… Единственное, когда я сказал папе: «Хочу, чтобы барьер был, я крутил сабли и прыгал через лошадь»… Он ответил: «Мишенька, это опасно. Еще в цирке не было такого! Если б это было реально, наверное, давно бы уже сделали».
-Давай, - говорю, - попробуем.
И я, наверное, месяц на лонже… Пока найдешь баланс, толчок хороший… А иногда лошадь подходит - и не в темп, и перебирает ноги -  чтобы перепрыгнуть через барьер. А это самый такой момент, когда меня выбрасывает. К этому надо было привыкнуть, что лошадь сейчас будет перебирать ноги. Я уже готовился. Но это  - проходящее. Постепенно все приходило в норму.
-Тело начинает само запоминать?…
-Да, абсолютно верно. Папа был очень доволен: «Мишенька сделал то, что еще никто не делал!».
Задумчиво:
-Да…пока еще не повторили. Что, Зоенька?
-Когда закончишь – очень будет красиво! – лепечет Зайка.
-Ты права! – весело отвечает Мухтарбек, - Вот еще такую штучку я нашел. Никогда не чеканил ею, видишь?
-Чувство страха было, когда делали такое?
-Нет… Нет…Тем более, что рядом папа, братья старшие, партнеры… Нет (задумывается) совершенно нет. Совершенно!
-Но ведь одно неверное движение – и может быть такая травма, такая боль…
Смиренно:
-От этого никуда не денешься. Единственное - когда я на лошадь запрыгивал,  чувства еще не было - и я перелетал. Вот это было страшно! Перелетал через лошадь и приходил в первый ряд. Неоднократно это было! Руки вот вылетали. Голеностоп, колени… Слишком высоко прыгал. Потом стал уже находить точку, когда надо было притушить высоту. Главное – время…

В комнате Мухтарбека, как всегда, царят собаки. Маленькая Кабсдоша, с длинной умильной, ласковой мордой... Ася – к старости черты ее  уже совершенно по-человечески выразительные.
Приезжает руководитель клуба «Твердая рука» Володя Ковров. Как всегда серьезный, сосредоточенный. Скрывающий под этой суровостью – заботу. Разговор сразу заходит о ножах. И Ковров – Мухтарбеку:
-Зачем берешься за лезвие?
Ася тоже беспокоится
-Не любит, когда я с оружием, - Мухтарбек, - Ревнует. Говорит: «Папа, я сама оружие».
Наташа заглядывает в комнату.
-На ужин суп сварим. Козу зарезала Наталья.
 -Наташа, ты?!
У Машки дрожат губы – козу жалко.
-Да-а, - говорит-поет Наташа, - Я там командовала. Говорила – режьте побольнее…
Мухтарбек собирается отдохнуть. Мы уходим в вагончик. Огромная туча давно затянула небо. И, наконец, начинается дождь. С этого дня  наш вагончик станет – музыкальной шкатулкой дождя. Капли звонко шлепают по металлу, глухо  - по крыше, шелестят по стеклу – весь диапазон звуков!  Ветер раскачивает ветки деревьев, они задевают за окна. Ветви грубые, корявые, а листья – как зеленые мотыльки, присевшие на них. Как зеленые свечи. Изумруд. Чистота только что пришедшего в мир.
Вагончик же – чистота долгой жизни… Книги… Лепное лицо Ирбека. Та же форма носа, тот же четкий вырез глаз, что у младшего брата… Морщинки доброго прищура. Глаза  мечтательно смотрят вверх.
Дождь барабанит по крыше. Но греет электропечка. И божественно тепло в нашем вагончике.
Я раскрываю книгу Пантелеенко «Моя опора - воздух»:
«Ереван, новый каменный цирк.  Именно тогда мы подружились с Кантемировыми.
Нам никогда в цирке не было скучно. Мы чувствовали свою нужность.
Книг о цирке тогда было мало, мы их не читали, а здесь – живая история была перед нами. Чего стоило только общение с замечательными, блестящими артистами джигитами Северной Осетии Кантемировыми.
До этого нам не приходилось видеть джигитов. Тем более, такую труппу.
Кантемировы в те годы были в самом расцвете.
Несмотря на свои 80 лет, все еще выступал родоначальник династии славный Алибек. Очень эффектным было его появление перед публикой. На манеже устанавливали большой обруч, обтянутый белой бумагой с золотистой надписью в центре «Али-Бек».
Верхом на лошади аксакал прыгал в кольцо, прорывал бумагу и выскакивал в центр манежа.
Несмотря на почтенный возраст Алибек мало отдыхал, мы постоянно видели его за работой – с утра до ночи. За кулисами, с левой стороны от манежа, у него была комната,которую называли шорной, где Алибек постоянно сидел, когда не было репетиций или представлений. Он ремонтировал, сшивал, вязал, какие-то кожаные ремешки, уздечки, подпруги. И вид у него был такого доброго дедушки, точно из сказки. Внешне чуть сурового, но мудрого, всезнающего и всепонимающего.
Одним из учеников в труппе Кантемирова был наш ровесник Юра Цоев. С ним мы часто приходили к Алибеку в шорную. Старик рассказывал нам о своих гастролях, о путешествиях в дальние страны, об испанских, французских, немецких цирках, в которых он и его труппа блистательно выступали. Ведь Кантемировы были одними из первых советских артистов, выезжавших за рубеж еще в 30-е годы. Как и многие старые цирковые артисты Алибек умел делать все сам. Крепкий, кряжистый он своим обликом напоминал нам нашего дальневосточного деда.
С сыновьями Хасанбеком, Ирбеком и Мухтарбеком он был немногословен. Покажет – то-то и то-то сделайте, второй раз не повторял.
Ближе всех мы сошлись с  младшим из братьев -  Мухтарбеком, которого в цирке все звали  на русский манер - Мишей. Хотя он был примерно одного  с нами возраста, мы с Юрой во многом хотели брать с него пример.
Рослый, красивый, он всегда очень аккуратно одевался, был галантен с женщинами, внимательным и заботливым товарищем. Для того времени хорошие манеры были не свойственны большинству окружающих нас мужчин и, тем более, молодых парней, Мухтарбек был человеком неординарным.
Он был огромного роста и большой физической силы. Помню, что он мог запрыгнуть на лошадь сзади, точно школьник на гимнастического козла. Но, вообще, посадка на лошади у Мухтарбека была необычной. Внешне, как будто чуть расхлябанная, но чувствовалось, что в этой напускной расслабленности столько силы! И когда на выступлении несся Мухтарбек по манежу, размахивая шашкой и разрубая ветки – думалось: пусти такого рубаку в кавалерию – любого врага разгромит.
В те годы Кантемировы были, бесспорно, нашей лучшей труппой джигитов. Пожалуй, только Тугановы могли как-то конкурировать с ними. Кантемировы делали не просто джигитовку, а выстраивали аттракцион в форме конных кавказских игр. И это очень нравилось публике.
Помню, когда мы приехали в Ереван и зашли в фойе цирка – мы не могли понять, что происходит в зале. Такой оттуда доносился рев. Оказывается, это выступали Кантемировы. Темпераментные армяне просто рыдали от восторга.
Мы зашли в зал. Вывернутые шеи лошадей со скошенными белками глаз, крик джигитов, свист шамбарьеров, рев публики – прямо-таки нереальная какая-то картина. К сожалению, после смерти Алибека, каждый из братьев пошел своим путем. Это в жизни хорошо, когда у каждого своя дорога, а в искусстве, видимо, не всегда.
Каждый из братьев создал свой конный аттракцион. Это были хорошие, добротно сделанные работы, ведь все трое - мастера и знатоки своего дела. Но того уровня, который был при отце, ни один из них не достиг.
Забегая немного вперед, хочу вспомнить, как отмечали мы 90-летие Алибека. Это  было в 72 году. В время мы с Юрой уже работали свой номер, а у Кантемировых руководил аттракционом Ирбек.
Юбилей решили отмечать на родине Алибека, где-то в высокогорном селе  - две тысячи метров над уровнем моря. Вместе с труппой Кантемировых пригласили и некоторых артистов программы. И любимого коня Алибека - старого Буяна. Высота была такой, что у Буяна пошла кровь из ноздрей.
Село было дольно большое, очень живописное, расположенное в солнечной ложбине меж гор. Как говорят, ветер здесь волшебный – от него не стареют люди.
Мы дали небольшой концерт, на который собрались все жители села. Отдельно на почетных местах сидели старики, самому младшему из которых было 95 лет, а старшему - 115. Когда накрыли столы – старики сидели отдельно. Приготовили на огне барашка, в чайниках подали араку. Старики выпили, раскраснелись, запели свои песни, а молодежь с почтением слушала.
Старики все были довольно крепкие. Наш юбиляр, хоть возрастом помоложе, выглядел старше их. Пели на два-три голоса удивительно красиво и слаженно. Позже юбилей Алибека отметили в цирке. Но там все было знакомо и наперед известно. Чтение телеграмм и адресов от предприятий, цветы, подарки, грамоты. А та поездка в горы навсегда запомнилась.
Благодаря Кантемировым мы много узнали о лошадях. Ведь лошадь – основа цирка, его предтеча. Узнали, как нелегок труд джигитов, и вообще людей, связанных с животными. Это колоссальная работа, на износ. Чтобы создать по настоящему хорошую труппу джигитов, нужно быть фанатиком, безраздельно преданным лошадям, цирку, своему жанру. Таким, каким был Алибек, какими стали его сыновья и внуки».

Ближе к вечеру идем ужинать. На маленькой плите, что тут же, в комнате,  кипит в кастрюле мясо. Мухтарбек режет капусту, не позволяя помогать.
Делится: надо делать операцию, ломать ногу.
– Пошел… не люблю по врачам ходить. Так и получилось – нехорошо! Черт, скорее бы сломали, не могу уже, - и легкое содрогание, - Да под общим наркозом! У меня в прошлом году уже был общий наркоз.
Показывает - из города привез удобные ботинки – ходить пока.
-Ты посмотри, какая прелесть! Три тысячи почти стоят.
-Ходить? Ездить?
-Ходить, конечно.
Потом он ставит фильмы – об осетинах в Венгрии. О бережном хранении традиций, ремесел, языка… Зеленые вышивки цветут на светлом полотне.
-Я - осетин, я - осетинка, - улыбаясь, повторяют в камеру мужчины, женщины разных возрастов. Гордятся!
Мухтарбек лежит у себя на кровати, обнимая Асю:
-Какой хороший текст… Тише, Зоенька, а то домой тебя отведу. Мешаешь смотреть – нам же интересно.
Машка  чуть ли не пальцами придерживает слипающиеся - после бессонной ночи в поезде - глаза.
Чуть позже Мухтарбек ставит на стол вино, которое привез из Венгрии.
-Видишь знак – три корзины изюма на него пошло. Особый рецепт. Есть еще и пять корзин – сумасшедшие деньги стоит.
Венгрия -  чудесная страна. Чудесная! Я все сделаю, чтобы нам туда пробиться. Уже набросал выступление: десять артистов, десять танцоров, лошади… Они  в восторге будут. Так любят Осетию!
Зайка садиться с нами кушать. Суп из козы ей очень нравится – густой, со множеством приправ.
-А Игорька (сына Юры Блюменберга – Т.С.) я замучался кормить. Его можно взять только одним: «Сейчас мультфильмы выключу». Внучка моя, Катенька, скоро родит. Я своей половине говорю: « Прабабушкой станешь». Она: «Молчи!» А я рад – прадед!
Берет нож, чтобы нарезать хлеб,  и – привычным движением - прокручивает в руке.
Но еще не кончается этот долгий день. Мы идем на конюшню.
-Асуанчик! – окликает Мухтарбек.
И – щедро - маленький  номер для Машки. Берет морковку в губы и наклоняется к белому коню, показывая, как  бережно тот берет угощение.
-Видишь, какой  осторожный? Положи кусочек на ладонь…
Убедившись, что Машка все поняла правильно,  передает ей остатки морковки – корми!
А Наташа  лечит Апеля. Подвешены к решеткам денника две банки – капельница! Позже мы увидим, как пятнадцатилетняя Наташина дочь Юля  - выводит коня, разводит лекарство. Серьезно, по-взрослому.
Вся жизнь – у взрослых, у детей – здесь переплетена с лошадьми.
Маленькая Зайка мелькает всюду. И -  легкая как перышко - бежит по проходу конюшни, где с двух сторон – огромные лошадиные морды, теплое дыхание…
-Пойдем, не будем мешать делать операцию Апелю, - серьезно говорит Машка.
Шумят новогорские звезды. И огромное небо  медленно проступает звездами…
* * *
Утром у Мухтарбека -  новая забота. Проверяет свои запасы:
-Кнуты нужно укатывать. Мало у меня этой сыромятины, покупать придется. Россия на Запад отдает, а потом нам оттуда продают втридорога…
Он садится работать, а мы включаем запись фильма «100 лет династии Кантемировых»
…В ресторане собираются гости. Стол кажется бесконечным.
Берет слово Полад Бюль-Бюль оглы:
-С Мухтарбеком мы вместе снимались в «Не бойся, я с тобой». В тех краях до сих пор вспоминают  нашу съемочную группу. И я с гордостью говорю, что Мухтарбек – мой учитель. Он приложил столько сил, чтобы я скакал на лошади! Представитель мужественного, благородного  народа.
-Считаю его лучшим из своих друзей. Символ! Когда он приходил к нам театр – в него все, все сразу влюблялись! – Лев Дуров машет рукой и плачет, - Уважаю, люблю, и дай  Бог здоровья!
Кто-то, из сидящих за столом, цитирует с кавказским акцентом знаменитую фразу из фильма: 
-«Туда ехали – за ними гнались, обратно едут – за ними гонятся. Какая интересная у людей жизнь!»  Это ведь Дуров сыграл!
-Как танцуют, смотри! – Мухтарбек появляется в комнате, кивает на экран.
-А вы умеете?
-Да, нас учили танцевать – хореографа папа нанимал. А это укротительница гималайских медведей Эльвира Пачеринова. Ее подарок от «пятисот ветеранов – бывших уникальных артистов».  А сейчас, смотри – Гордон хулиганить будет.
-Сегодня я пришел на торжество один, - поднимается Александр Гордон, - Почему? Когда мы познакомились с Мухтарбеком,  мне еще сорока лет не было – и я ощущал себя усталым, больным. А потом понял, что действительно - по сравнению с мужеством, статью этого человека…. Все выстроенные отношения с женщинами рушатся в обществе этого красавца – на коне он или не на коне. Поэтому к нему -  я хожу один.
Мухтарбек смеется:
-Хулиган!
Но уже говорит знаменитый метатель Тадеуш Касьянов.
-Я сам этим делом – метанием -  балуюсь… уже тридцать лет. И очень люблю Мухтарбека, как бойца, как настоящего мужика.
И дальше - тосты.
-Эта семья столько сделала – такой семьи больше нет…
-Кантемировых знали все! Они проехали по всему миру,  всем показали – за что нас, осетин, надо уважать.
-Талант передается из поколения в поколение. У Кантемировых ни на одном поколении природа не отдохнула.
-Для меня, для простого осетина – это имя волшебное.
А завтра - 14 мая.  В этот день - девять лет назад - ушел из жизни Ирбек.
-Он неожиданно умер?
-Нет…Поехал на конезавод под Ростовым. И там - прободение язвы. Прооперировали. А 14-го обострение, и его не стало.
Вспомнил, Танюша… Когда беда случилась, я сижу, работаю, и слезы на глазах. Одежда Ирбека висит, и платочек его из кармана торчит. Я подошел. Родной запах…
Платочек поправил и говорю: «Господи, как же ты меня осиротил! Мне так тяжело без него! Зачем ты его забрал?»
Сел, работаю. А через несколько минут тот тяжелый металлический круг, на котором я чеканю – падает на ногу, и ломает мне  палец. Сумасшедшая боль! Я и так плачу, а тут это! Встал, подошел к иконе:
– Господи, прости меня! Не имел я права так говорить!
Представляешь, тут же, да? Минуты не прошло…
Чувствуется, сегодня у Мухтарбека  нет настроения -  ни рассказывать, ни общаться.
Ему хочется остаться одному.
Я и так доставляю  хозяевам слишком много хлопот. Каким-то образом неудачно повернула длинный ключ в двери вагончика. И не открыть ее теперь никак.
Приходит на помощь Васильевна, и долго возится с ключом, раскачивая его в скважине: то так, то этак.
-Придется Мухтарбеку сказать.
-Пожалуйста, не надо его беспокоить!
Все же Васильевна зовет  -  но ничего не выходит и у него.
-Не может этого быть! Тут все просто. Уйдите, вы меня смущаете.
Немного погодя – сдается.
-Надо звонить Юре.
Юра – «медвежатник», открывает любой сейф. Мы с Машкой готовы провалиться сквозь землю – столько людей перебаламутили.
Позже пропадает тетрадка с записями. Ищем где можно и где нельзя. Не сунула же я ее машинально в холодильник, когда убирала продукты?
-Мухтарбек Алибекович, Вы не видели?
-Тетрадка? Танечка, а ты смотрела…холодильник…
Мне становится очень и очень не по себе.
-То есть на стиральной машине она лежит…
Ясно, забыла там, когда мыла посуду.
Его  мягкое, тающее – «дорогой мой..».  Никогда не оставит любую помощь – даже жест к помощи -  без благодарности
-Спасибо дорогой мой…
Хвалит Машку, которая помогает ему придерживать – он плетет -  кнут.
-Так, мой хороший, вот-вот, правильно! – почти поет, радуясь, что у нее  получается.

Потом я долго сижу в кабинете директора. Надо набрать на компьютере несколько документов для театра, и пальцы путаются, выстукивая расчетные и корреспондентские счета.
Лишь к вечеру доходит черед до разговора.
-Мухтарбек Алибекович, у меня есть отрывок из книги Гария Немченко, где он вспоминает репетиции труппы «Али-бек» А Вы не можете – своими словами…
- Репетиция начиналась с зарядки. Сперва бегали по манежу, чтобы дыхалка установилась. Я еще качался -  до и после. Потом лошадей выводили. Папа не разрешал приступать, пока дыхалка не заработает…
К тому же он догадывался, что ребята курят. И во время пробежки сразу видел: кто – кха-кха (дышит по-собачьи).   Спрашивал: «Опять накурился?».  Или: «Что, пил вчера?»
Папу очень, очень боялись… Никто никогда не курил при нем.
И при Ирбеке тоже. Когда он повзрослел.
Пока молодые были - ребята нас не стеснялись.
-А вам никогда даже в голову не приходило попробовать?…
-Да нет! В армии был момент, ребята все поголовно  - и меня спрашивали: «Что ты не куришь?» За компанию я попробовал. Меня тошнило просто! Я сказал: «Больше  не приставайте!». А там  сигареты выдавали каждую неделю. Я их ребятам отдавал. И они поняли, что это им на руку.
 -Я все  отрывок вспоминаю. Судя по тому, что пишет Немченко - Ирбек был очень резким на репетициях…
-Да-а! А это хорошо воздействовало.  И папа делал то же самое. Папа очень точно бил по попе! (смеется).
-А для лошади трудна  цирковая работа?
Мухтарбек задумчиво:
-Ну да… манеж… очень сковывает движения. Маленький круг!
-Коней тоже наказывают, если они что-то неправильно делают?
-Да! Надо обязательно. От них зависит наше здоровье. Когда лошадь много лет работает -  она не подведет никогда. А молодая, бывает,  за барьер выпрыгивает.  Это риск.
Мама всегда переживала.  Бывало, нас привозили и на «скорой помощи».
Но я старался, чтобы она не волновалась. Когда мы были по Франции - мотороллеры входили в моду. И  все накупили запчасти. Оттуда   должны были вернуться в Сочи –  заранее это знали. Представляли: по загородному Сочи, на мотороллерах (со вкусом) – все молодые! Человек десять нас было! И я накупил запчастей разных: фонари, все прочее.
-Я, мама,  мечтаю о мотороллере.
А она:
-Мишенька, на них  люди - так  калечатся! Я буду беспокоиться, ты ж меня в гроб загонишь!
И я  подумал, подумал, да и  раздал все это… И не стал даже мыслить больше… Конечно, мама очень переживала. И  молилась.  Папа по воскресеньям -  с тремя пирогами…
-Мама все время с вами выступала? До конца жизни?
-Нет, нет… В пятидесятых годах закончила. Раньше лирика была, танцы… А потом папа сказал – надо переделывать номер. И мы постепенно перешли к  темповой работе. Да и мама считала, что ей уже это не к лицу. И правильно, правильно!
Оглядывается:
-Вот теперь у меня нет висюлек для икон… Вся эта фурнитура продается на складе. Наташе скажу, чтобы купила . Бедная, сколько она  коню  уделяет внимания! И все равно - надо отдавать его. Но кому отдать? Если девочки какие-нибудь – они лошадей загоняют, не щадят. В хорошие руки бы…
-А  как старшие братья приняли  решение расстаться?
-Тяжело. Но разные обстоятельства ведь есть. Иногда -  жены подвигают. Вот, - указывая  Зайке на маленькую золотую фигурку, что отныне будет на иконе, - скачет лошадка!
Видишь, Зоя Теймуразовна?
-И еще хотела спросить: что каскадеры театра делали в фильмах  - «Робокопа», «От заката до рассвета»? Ведь там нет лошадей...
-Просто трюковую работу. Они - на все руки. В «Сибирском цирюльнике» я  реквизит делал. Очень много реквизита. Очень! В «Дубровском»   лассо бросал… Аркан. Как раз Щербакова валил… Судьба!

Это - о трагически погибшей семье Алены Щербаковой. Она была каскадером, много лет работала вместе с Мухтарбеком.
А в феврале 2009-го – трагическая весть:  «Об Олеге и Алене Щербаковых писали газеты. Они оба - классические каскадеры кино. Журналисты восхищались тем, «как эта хрупкая женщина способна исполнять такие сложные трюки». Алена, правда, после рождения дочери, несколько отдалилась от этой работы, потому что посвятила вытягиванию своего тяжелобольного ребенка. Олег последние годы был тоже болен - последствия профессиональных травм.
В съемках фильмов также в качестве каскадеров участвовала и их дочь, Катя.
 Страшный пожар оборвал жизни этих людей. С ними разделил участь их любимый пес. Алена кричала из горящего дома: просила привязать к машине трос и сорвать  решетки с окон. Этого почему-то не сделали. Коридор пылал, и к двери пройти было невозможно.
Когда Алена поняла, что уже ничего не сделаешь, она накрыла дочь одеялом и прикрыла ее сама. Потому обгорела она больше всех. Дом был деревянный и сгорел очень быстро».
Но несколько лет назад – муж Алены недоглядел – и по его вине случился пожар на конюшне. С тех пор Мухтарбек потерял сон.:
-Ночью просыпаюсь – из ангара, где конюшня, пламя. Господи! Я что-то накинул, побежал… сено стоит…  Я сейчас вспоминаю – ужас! Страшно! Первого из огня   Асуана вывел – коня Ирбека. Первого! Обнял и вывел. Ушки у него обгорели… Пламя такое! Я подбежал, все раскинул.
И теперь – опять Олег…Ну неужели нельзя было разбить  это чертово окно, зацепить трос за решетку, выбросить ее… Да как это?! Что же люди смотрели?!
И не сомневаешься, что будь он там – он бы спас.
И чуть позже – Мухтарбек:
-Единственное, что меня в последнее время всколыхнуло – появилась надежда -  в Венгрии театру показать себя! Это такой материал! Им  было бы интересно  - в Венгрии, что их корень -  на Кавказе. И тут осетины. И там. Но живут  совсем в другой обстановке. Я думаю – мы бы очень хорошо прошли. Там  много богатых осетин. Нам бы  на двадцать человек красивые костюмы сделать, я бы пару лошадок подкупил, если бы в конце лета мы поехали…
Продаются лошади, уже обученные для джигитовки. В Краснодаре. Тысяч сто-сто пятьдесят стоят. Мне хочется очень красивого серого коня, такого как Лурик… Лурика я уже не буду трогать, рассыплется. Пусть хранится как талисман. Дед старый, черт! 
-Должно быть кладбище для лошадей…
-В том-то и дело. Папа и Ирбек хранили старых коней до конца.  Цирк не разрешает возить лошадей, которые не работают, не разрешает кормить их. Папа и брат -  скрывали, сколько могли. Потом дарили, если находили достойных людей. Раздаривали по зоопаркам. О людях не думают, Таня! И лошади страдают.
А это такая травма, когда уходит партнер твой! Сколько я за жизнь поменял лошадей – шесть или семь из-под меня ушло…
Прийти на другой день и увидеть пустой денник… Ты же вкладываешь душу, это действительно - твой партнер. Ты знаешь все его привычки. И он реагирует на тебя. А тут отдаешь старую лошадь новому человеку.
Смотрит вокруг себя:
 - Три пары очков уже завел  - положишь и забываешь куда… Я после последней операции сразу ощутил – зрение пострадало. Общий наркоз! И память. По-немецки говорю – выковыриваю из мозгов слова. Тем более, давно не общался – ни с учебниками, ни с разговорниками. Поеду в воскресенье, найду учебники, буду восстанавливать. В Венгрии все говорят по-немецки.
-Вы не вернетесь в Осетию жить?
-В Осетию? Нет!  Было -  задумывался над этим. Когда Ирбек ушел. Мама, папа там, теперь брат… Но потом…После - пусть увозят, рядом с родными похоронят. А жить – нет. У меня все здесь – и лошади, и родные люди.  Родные! Толик – как брат. Он столько сил потратил - я бы не выдержал. Прокормить лошадей, как он ухитряется?!
-А дом у Вас здесь будет, когда построят манеж?
-Конечно. И для ребят гостиница.  Самое главное, чтобы манеж был. А мне уголок  около лошадей - и все… Хотя Васильич кабинет большой  мне  распланировал. Отдельную мастерскую. Но лишь бы – манеж! Я сразу воспряну.

Вечером мы смотрим сериал  «Охота на Берию» Там эпизод -  Олег метает ножи.
То же плавное движение, будто удлиняющее руку.
-Он похоже на вас метает…
-Да, он любит хвалиться: «Я ученик Кантемирова!»  Сейчас вкусные сосиски отварю и пойду греться в баню.
Недомогает – простуда. А завтра важный день – надо готовить стол, приедут гости.

Когда мы возвращаемся в  вагончик, видим: на лужайке, где под навесом – длинный стол, горит фонарь.   Тамик – отец Зои – допоздна будет выкладывать плиткой пол, чтобы гостям было удобно сидеть. Тоже – жест любви к Мухтарбеку.
* * *
И снова непогода и дождь, как в песне из детства.
Солнца не будет,  жди - не жди
Третью неделю льют дожди…
Мухтарбек готовится ехать в город за продуктами. И звонит Олегу Корнееву:
-Где моя рубашка такая черная, красивая,  а сынок?
Одевается. Джинсы,  сапоги, кожаная куртка. Сразу элегантен.
-Юбилей Дурова посмотришь?  Теплый был вечер. Но – у меня там две иконы украли. Большие, красивые. Рядом картина Аббаса стояла – ее не тронули. Как можно воровать иконы?
И вот уже Полад Бюль-Бюль Оглы садится к роялю, и – с богатой аранжировкой – ту самую, любимая всеми, из  «Не бойся, я с тобой»»:
Так жили мы борясь, и смерти не боясь,
Так и отныне жить – тебе и мне!
В небесной вышине,
И в горной тишине,
В морской волне,
И в яростном огне.
Мухтарбек:
-Сердце забилось сильнее! – тихо говорит Мухтарбек, - Скорее бы, скорее бы – театр! Юрочку Бирюкова возьму к себе первого. Лишь бы был  манеж. Вчера Васильич долго рассказывал, чего ему все это стоит. Я понимаю: так тяжело! Столько преград!

Мухтарбек на пороге, уезжает. Нам оставляет журнал «Друг», где большая статья о нем – вернее:  о нем и об Асе. В Интернете ее не найти. Столько фотографий!  Снимали здесь, где мы сейчас сидим
-Приехали две девочки, две Ольги. И – мне понравилось – очень точно записали.
Из журнала «Друг»:
« Минут пять, лишь поздоровавшись, мы молча стояли и смотрели. Молча. Я забыла про диктофон, а Ольга про фотоаппарат.
-Ух ты, - единственное, что могли  мы с ней произнести, практически синхронно.
-Ася, Ася, девочка моя, куколка! – позвал  Мухтарбек.
-А как вам удалось добиться такого феноменального контакта с животным?
-Не дрессировал, не наказывал. Просто разговаривал с ней и все. Она слушает. Это настоящий друг, хотя, конечно, я этой фразой Америку не открыл. Собака – копия хозяина, и внешне, и по характеру. Вот Асенька. Детей она любит. Всегда готова возиться с ними, оберегать, защищать. И никогда ничего  не делает исподтишка. А игрива! У нее друг здесь есть. Они с ним так бегают хорошо!  Такие приемы показывают. Я вас сейчас покажу.
-Асенька, пойдем гулять! Пойдем к лошадкам.
-А с лошадьми она ладит?
-Она их немного опасается. Все-таки для нее они слишком огромные. Но конфликтов у нее с ними никогда не было. Причем она прекрасно понимает, куда мы сейчас с вами идем. Я ей сказал – она все-все понимает, каждое слово.
Мы вышли на улицу. Ася, действительно, сразу направилась в ту сторону, где жил ее закадычный друг – рыжий пес, в роду которого явно отметились овчарки. Собаки, увидев друг друга, сначала залегли и замерли, потом одновременно вскочили и кинулись на таран. Сшиблись в воздухе, и покатились по траве. Ася своей массой  немного придавила дружка, но тот, в конце концов, вывернулся и, задрав хвост, принялся описывать круги. Ася залегла в центре, выжидая, чтобы в удобный момент снова схватить свою жертву.
-Ну Асенька, ай молодец, доченька моя. Смотрите, смотрите, она ж его караулит, ждет, когда он подбежит поближе. Вот молодец! – Мухтарбек радовался как ребенок, глядя, как играет его ненаглядное чадо. И даже пытался подсказывать. Но Ася и сама прекрасно знала, что делать. В итоге кобелек опять оказался в мощных объятиях своей породистой подружки.
Мухтарбек ведет нас в конюшню. Огибая дом, мы видим корову и теленка, мирно пасущихся недалеко от входа.
-Опять эти коровы! Ходят все время, мешают очень – покачал головой Мухтарбек.
Собаке этого оказалось достаточно. Стрелой перелетела она через небольшой насыпной ров и с яростным лаем погнала их прочь. Корова поначалу попыталась сопротивляться и даже выставила вперед рога. Но Ася бесстрашно, в нескольких сантиметрах от них, продолжала напирать на нарушивших конвенцию. И корова сдалась. Она развернулась, обиженно мыкнула и засеменила в указанном Асей направлении. За незадачливой мамашей последовал и бычок.
Конюшня оказалась небольшой, но очень чистой, какой-то даже уютной.
Когда Мухтарбек вошел, все постояльцы мгновенно оторвались от своих кормушек и сделали равнение на главнокомандующего.
Мухтарбек с заранее припасенным пакетиком резаных яблок подошел к первому же деннику. Дверь открылась, оттуда выглянула морда огромного коня. Он поглядывал на нас, но больше всего его занимал пакетик со съестным.
-Ну давай, поцелуй, поцелуй. Поприветствуй, – Мухтарбек поднял руку.
Конь дотянулся до его лица и нежно-нежно мазнул губами по бороде – поприветствовал.
Жеребец поднял ногу и пару раз ударил копытом по полу.
-Молодец! – кусок хлеба исчез в бархатных серых губах.
-А где же министерская лошадь?
-Да вот он, - отворяя очередную дверь, Мухтарбек кивнул на здоровенного  вороного жеребца кабардинской породы.
-Ну что, по попе хочешь? – жеребец интенсивно затряс головой в знак протеста.
-Ну ладно, а вкусненького хочешь?  - продолжал Мухтарбек все с той же лукавой интонацией.
Все с той же интенсивностью голова жеребца заходила вниз-вверх в знак согласия.
-Молодец!
Мы восхищенно смотрели на совершенно потрясающий контакт человека и коня.
Конечно, можно было все объяснить дрессировкой. Но было тут что-то еще. Исконное, настоящее, чего никакими дрессировками не добьешься.
-Прежде всего – должен быть контакт. Без него ничего не получится. Лошадь – животное вольнолюбивое и своенравное. Его надо покорить. Но не грубой силой. Скорее – это разумное сочетание кнута и пряника. Я с ними строг, но не жесток.  Хотя время от времени они, конечно, бунтуют, но это просто надо вовремя пресекать.
Мы снова вышли на улицу. Мухтарбек остановился перед мишенью, взял в руки несколько ножей и принялся метать.  Ни один не пролетел мимо. Мы с Ольгой стояли, раскрыв рты. Когда очередной нож воткнулся в цель, Мухтарбек не без кокетства заметил:
-Я могу метать и не глядя.
-Это как?
- Смотрите.
Он отвернулся от мишени, ножи полетели с еще большей скоростью. И опять ни один из них не упал на землю. Настоящий джигит.
-У вас в семье все долгожители. В чем секрет?
-Не пьем, не курим, с коня не слезаем. Батя наш вот только в 90 лет с коня-то слез. Ирбек с 70 еще выступал, наверное, генетика это.
Нет, это не только генетика. Это еще от Бога данная любовь к жизни, к природе, ко всему. Это потрясающая внутренняя сила, небывалое упорство, хорошее упорство, которое помогает добиваться намеченных целей. Это обаяние и искренность, которые без слов располагают к нему собеседника. Это открытость и гостеприимство, которым он щедро одаривает всех, кто приходит к нему.
Конечно, Мухтарбек нам этого не сказал. Но об этом не говорят. Это видно и так, без лишних слов”.

Ближе к обеду начинают собираться гости. Володя Ковров деловито ставит на стол бутылки: любимый Мухтарбеком напиток на травах.
Приезжает Аббас, переодевается в рабочую куртку,  примеривается к топорику – ему делать шашлык.
-Учитель, я не буду сильно прожаривать,  только чтоб немного прихватило…
Мы сидим за столом. В глубоких мисках – цахтон. Дымится шашлык. Осетинские пироги – их три…
Ася переходит  от одного гостя к другому, собирая свою порцию ласки.
Ветер взметает седые волосы Аббаса.  И знаешь, что если грозного с виду Юру окликнуть – он ответит добро.
Саша Паевский снимает с себя джемпер и закутывает в него озябшую Маньку.
И над всем этим - тень Ирбека, и как бы он радовался этой бережной памяти!
-Он сейчас в добром месте, - говорит Мухтарбек, - Будем достойны его...
Берет слово осетин Тимур, вспоминает, как  когда-то Ирбек приехал в Осетию – набирать мальчишек:
- Беда моя и друга состояла в том, что мы – единственные  дети у родителей. Мама  сказала:
-Ты что? Куда я тебя отпущу? Ни в коем случае!
Другая мама повела себя также. Много лет прошло. Не знаю, к сожалению, или к радости –   я никогда не работал у Кантемировых.  Но судьба все равно свела нас.  Ирбек возглавил  осетинскую диаспору в Москве. Я у него был помощником по культуре.
Позавчера  в Москве состоялся съезд  осетин. До сих пор Ирбека помнят. У многих – слезы на глазах.
Моментами  казалось: он мне как отец, моментами – как друг, моментами - ровесник. Мы и анекдоты травили! Сказать, что его не хватает - нельзя. Он рядом!
И  дело, которое он всю жизнь делал –  продолжается. Я думаю, сверху он все это видит, и помогает нам. Я не знаю, в каком измерении Ирбек находится, но где бы он ни был - он там, где добрые, честные, хорошие люди. Очень далеко от подлецов и проходимцев.
За старшего, за нашего близкого, за великого артиста, за людей, которые сожгли себя в работе...
Тимур  говорит по-осетински. Суровые, древние слова
-Вы все поняли? - Мухтарбек
И Анатолий Клименко:
-Мы приехали ровно десять лет назад, 14 мая. А в августе здесь стояли: Шойгу с генералами, и мы. Просили  помочь приобрести хоть какой-то угол, какой-то дом. И Шойгу, обращаясь к свите, говоря о занятиях с курсантами – указал на Ирбека:
-Вот надо кого готовить…
Как он относился к делу! В семь утра уже здесь был, седлал лошадь. Для всех - это даже не наука. Но самое мудрое, что передается из поколения в поколение, он воплощал в себе… Достойнейший сын осетинского народа,  всего Советского Союза,  народный артист СССР. Это  значимые регалии - даже в сегодняшней России.  Для всех он был одним из авторитетнейших наездников, профессионал! Спортсмен был, многократный чемпион Советского Союза по конному спорту, по джигитовке.
Помню первый Международный фестиваль каскадеров.  И первую победу на фестивале мы посвятили памяти Ирбека Кантемирова. Это была самая трагическая утрата,  тяжелейшее горе и словами… Даже вспоминать  тяжело, не то, что говорить об этом сегодня.
Но светлая память … они живут, те кто ушел – живут в нашей памяти и дают нам силы продолжать.Одна мечта у всех нас – поднять  конный театр!
Гордое имя Кантемирова  - будет носить конный театр! Первый в России, первый мире! Мухтарбек Алибекович, чтобы вам  немножко было теплее… У вас замечательный брат, пусть он помогает вам в мыслях ваших  и дает  силы. А ему – светлая память. И мы будем достойны этой памяти…
-Помните? – спрашивает Мухтарбек, - Наш первый спектакль в Гаграх?  Ирбек в Сочи работал – и приехал, чтобы нам помочь.
-Начало ведь было в Гаграх 87 год, - это Клименко, - Никто о конном театре не помышлял тогда: ни французы с  Бартабасом,  ни американцы со своими ковбоями. Да, конные традиции есть у каждого народа. Но ту славу, которую снискали  осетинские джигиты – ей нет равных.
Даже недавно,  мы с Запашными выступали, собрали команду. Работы перед тем не было полгода. Думаешь – ну не ногу поднять, ни руку! А через неделю опять –  мы лучшие.
Тогда же , в 87-м – совершенно новое дело. И поддержать нас приехал всемирно известный коллектив, «Али-Бек», народный артист – Ирбек Кантемиров.
-Арбу привезли! – Мухтарбек.
-Непревзойденный мастер и авторитет. Наверное, у всех так было в детстве – у кого-то отец, у кого-то старший брат. Когда не хватало сил противостоять чужой агрессии,  его один приход только  - как Ильи Муромца. Такое же ощущение, когда приехал Ирбек.
Светлая  ему память, а мы постараемся нести ее,  и - Бог даст - увековечить.
Вечером  Мухтарбек снова в мастерской, склонился над иконой. Горит лампа, и окружили его дети.
-А звания – когда и как Вам их присваивали?
-Ерунда.. Не обращал внимания, мы не отмечали… И правда, не помню по годам. Совершенно!  Кажется, в  63-м,   после «Карнавала на Кубе»,  мне дали заслуженного Северной Осетии. А в 70-е годы – народного. Когда папе исполнилось 90 лет. Папе дали народного, Ирбеку… (вздыхает) Да, по-моему так.
Чтобы артисты не обижались, папа собирал их в гримерке, поляну накрывал. Скромно…
-В книге мало звучит названий программ…
-Их столько было…В Москве - там Ирбек на лошади – «Пароход идет, Анюта». А грандиозная пантомима одна – «Карнавал на Кубе».  Всегда в основе была джигитовка, менялись только фрагменты, и только в «Карнавале» пошли фундаментальные изменения. Джигитовку не пускали, но драматический уже был настрой.
-С годами по сравнению с тем, как вы переезжали – 40-е годы и 70-е -  быт в котором жили артисты – различался?
--Мама ездила с вами всю жизнь.
-Да…50-е годы – это квартиры – где-то до середины 60-х, потом  начали гостиницы строить при цирках. Уже легче стало артистам. А так, по квартирам – по всему городу разбрасывали. В условиях жили таких, что страшно.
-А позже – семья ваша – кочевала тоже?
-Нет! Иногда Люда приезжала с детьми – если недалеко от Москвы выступали. Но это чаще всего за свой счет. Она преподавала хореографию  в школе, где дети учились. За копейки. Я выкраивал из своей зарплаты что-то, работал по коже. Тяжелая жизнь была. Когда папа еще был – помогал. А так – тяжело…
-Вы с самого начала поняли, что дети ваши не пойдут по этому пути?
-Да! (как бы выдыхая слово)… конечно! Даже не задумывался.
-Вы  первым из братьев ушли из цирка. Они еще оставались, у них был свои программы, они ездили?
-Да, да… У Хасанбека была программа «Картинки Кавказа» - там дрессура коз…лошади. «Картинки Кавказа -  Хасанбек Кантемиров». А Ирбек – папин номер: «Али-Бек Кантемиров, братья Кантемировы». Володя Ковров до сих пор помнит, звучало на Цветном бульваре: «Братья Кантемировы!»
-Но если Ирбек был суровым на репетициях, то Вы – могли говорить только добрые слова?…
-Нет, ну почему…(с неудовольствием, которое быстро сменяется) Я был примером там! То, что Ирбек требовал, я уже утверждал. На меня оглядывались.
Но у нас ребята старались: в другие труппы если и уходили, то ведущими мастерами. Мы считались корифеями. Ирбек сам ездил в Осетию, выбирал там танцующих ребят, Они за честь считали в ансамблях - попасть к нам в труппу. Вон…(улыбаясь) Тимур все вспоминал, как они пацанами танцевали,  и Ирбек приехал. Вся Осетия была взбудоражена! В селах хорошая самодеятельность,  он ездил. Наши ребята, правда, по всему миру… Так что… есть чем гордиться.
-Мимо  вас огромное количество людей прошло… Как  вы расставались с ними?
-По разному. Конечно, тяжело.  Партнеры! От друг от друга зависели в работе. Для мамы все - как родные дети были. Ребята так и привыкали. Но в других труппах подобного не было. А на наших, как  с детства лег отпечаток – доброты нашей мамы – так и пожизненно. До сих пор вспоминают!  Вот – Мерденов Юра, на три года моложе меня – до сих пор помнит нашу маму (вздох).
-В Осетии есть музей Кантемировых?
-Музей? Есть! Вернее, отдел в музее, посвященный Алибеку Кантемирову. Там его вещи, кинжалы, черкеска. Арба наша, на которой пирамиду делали – стоит .
Там мой двоюродный брат – Эльбрус. Директор музея - Эльбрус Кантемиров. Очень известный археолог. Сделал такой уголок. Это, правда, распоряжение Президента было.
-А сейчас много людей осталось, которых вы можете в любой момент позвать?
-Конечно!  Когда Бог даст, манеж будет – тогда соберу народ. Заграницей толковые ребята. В Осетии уже  старики, в основном. А за границей - молодежь еще действующая. Соберем - если будут условия! Вот Тамик был в Эмиратах. Они получали большие деньги. Полицию обучали джигитовке, верховой езде (мечтательно) - в Эмиратах! Нет, если манеж будет, мы воспрянем (со смешком), только не знаю, когда это будет…
- Анатолий Васильевич говорит, что до 2012 года закончится.
- Дай Бог – хоть так! Я боюсь… (пауза.)  Посмотрим - все в руках Всевышнего ( кротко)…
- Сейчас есть время обдумывать номера?
- Нет, это спонтанно будет. У меня много записей, которые я надеюсь воплотить. Это все в процессе работы.  Теория в цирке не проходит. Наработки записаны все.  Когда ездили,  и была возможность – мы репетировали. Воплощали. Это не проблема (небрежно) – придумать.
-Всем помнится «Не бойся, я с тобой», а ведь это крупица в море вашего труда… А записи цирковых выступлений не передают.
-Сейчас проще: камеры, техника… А тогда… Нигде нет, что я через двух лошадей перепрыгиваю.
-Не сняли?!
-Нет! Так шутя, это было,  - со смехом – Думали, что я вечно буду такой прыгучий. Люди удивлялись… И не сняли. Может быть, спектакли остались. Тот же  «Карнавал на Кубе» – говорят, он где-то хранится весь. Как бы найти?
А про кино я тебе не рассказывал, в котором буду сниматься летом? Значит, такой сюжет. Начало войны с Чечней. Старый чеченец находит в горах, в пещере двух раненых русских бойцов.  Один без сознания, он его притащил, контуженного, а другой сильно ранен. Старик их находит, но он лояльно относится к русским власти. Приводит лошадь, делает носилки такие, кладет обоих и везет к себе домой. И несколько дней лечит. А у него внучка - Наталья должна изображать. И она влюбляется вроде…
И вот они вместе, старик и внучка, выхаживают их несколько дней. А потом русским становится лучше, и старик говорит:
-Извините, я больше не могу вас больше держать. Меня убьют, если узнают.
И он их везет на дорогу, где проходят русские войска. Видит – идет бронетранспортер, и  высаживает их с этих носилок. Волокуши называются. Индейское еще приспособление (со смехом) И уходит. А они, значит, остаются.
Вот такой сюжет. Два-три съемочных дня. Хотели здесь снять. А потом знаешь, как они рассуждают? – со вкусом – Командировка, Геленджик.  Лучше туда…
Получится?  Нет? Ну, в кино все бывает, может и не получится.
В конце дня говорим о вагончике, где мы живем с Машкой.
 -Там так надежно все сделано, так славно...
- Это мамино влияние. Она всегда  говорила : «Дети мои, когда уголок получаете, обставьте его комфортно, чтобы вам было удобно работать и жить. И за собой оставляйте добрый след!»
Когда мы  приезжали в цирк, старые уборщицы, билетеры радовались: «Ой, Кантемировы!»
 Всегда папа деньги давал униформе… У других артистов:  как последний день - так пьянь, все разбросано, в грязи… А мама  приходила и  следила, чтобы мы убрались, все было чистенько …
И до сих пор, ко мне  люди приходят и говорят: «Как у вас уютно!». Чего-то это да стоит? Я с ужасом думаю, если придется переезжать! И манеж хочется, но, Господи, как это собирать все?! А все это, Танюш, было в вагончике.
Ирбек каждый день приезжал. Если бы его не уговорили  отправить в Ростов коня – он бы живой был. Вот, и поехал… Два года туда ездил на праздники Победы, и я с ним ездил. Метал! Выступал, хлыстом работал… 
Для меня – это, конечно, был удар – смерть Ирбека.  Девять лет, а так все всколыхнулось! Чуть не расплакался! Золотой брат. Он ребят ругал, а я защищал. Он (сердито, изображая):
-А ты не лезь! Не твое дело!
Эх, ругал! Не грубый был, а все равно. Потом говорил: «Ты меня извини, извини» (коротко, смущенно).  Труженик сумасшедший!
-Так красиво: вы сидите, работаете – и дети вокруг…
-Я и мечтаю. Чтобы сделали  большую мастерскую мне – и  рядом были дети: осетинские, русские…
* * *
В пятницу утром смотрим Интернет. Мухтарбек первый раз видит – статьи о Кантемировых, их фотографии – во всемирной паутине.
-Надо же, - с радостным недоверием, - Сколько о нас всего! И папа, и Ирбек.
И, читая поздравления, которые ему написали к юбилею: «Они что, надеются, что я целый день сижу за компьютером?»
Но неразговорчив он ныне. Есть настроение, отвечает на любой вопрос подолгу, а сейчас очень краток. Несколько слов, и
-Ну, давай, - с дружеской улыбкой, прихлопывая ладонями  по коленям, - Спрашивай дальше!
И, видя, что я молчу, берет инструменты, заготовки. Сильные загорелые руки с темными венами.
Механическая работа и вместе с тем благостная, как в монастырях. Вместо сложной, требующей всех сил душевных   - работы   худрука.
А спросишь - вскидывает голову:
-Да? Давай, Танюшенька, пытай…
Увлекается разговором  - на мгновение. И тогда в голосе много  силы, экспрессии
-Мой дорогой, Гос-по-ди!
В этот день Анатолий Васильевич привозит мне статьи о театре:
-Здесь более 70 000  квадратных метров будет построено, мы же составляющая Академии учебного центра. Сам театр  займет немного – около 4000 метров.  Весь комплекс будет введен в строй до четвертого квартала 2012 года. Мы пролонгировали  документы – ведь ряд обстоятельств, таких как кризис – это форс-мажор. Притормозили ход проектных работ, строительных.
Но я верю в успех, в то, что  все-таки осуществим мечту Мухтарбека. Каждый раз, когда мы встречаемся – он первый вопрос задает: «Как у нас дела на строительном фронте?»
Что там на «Мосфильме», в  театрах, на сценических площадках – это второй вопрос.
Я не перекладываю на него строительных проблем, которых просто масса.  И считаю, что надо быть   оптимистами. Уныние - это же грех, если поддаваться – руки опустятся.
Судьба моя связана с Кантемировым  - двадцать четыре года! Это говорит о чем-то! Не все родственники столько общаются. И праздники,  и какие-то невзгоды мы - делим.
-Но не трудно ли ему жить здесь, когда постоянно едут люди?…
-Да, гостей много…  Мухтарбек сам чувствует – когда непосильно. Хотя никогда не признается, что ему тяжело,  что-то болит.  Никогда!
Были случаи, когда он получал травмы, несовместимые с работой, и все равно…
Помню, в Болгарии привязали коня к гимнастическому бревну – огромному – в несколько метров.  И во время спектакля -  взрыв пиротехники. Лошадь испугалась так, что рванула и побежала вместе с этим бревном. Мы даже не могли представить, что такое возможно. Лошадь носится с бревном -  будто со школьной линейкой.
Мухтарбек побежал  –  он ближе всех был – остановил, но конь   наступил  ему на ногу и сломал  палец. Так он со сломанным пальцем - доработал все гастроли в Болгарии!  Мы узнали о травме, только когда приехали.
И то, что он сейчас  прихрамывает –  результат его бесстрашной жизни. Когда  нерв был перебит во время фильма «Не бойся, я с тобой». Он же образец мужества и никогда не жаловался, молча переносил все невзгоды.
И – позже – Клименко о театре:
- Пусть конюшня не шедевр у нас, как у нынешних олигархов, где красное дерево, лошади – по полмиллиона долларов. Но мы со своими четвероногими друзьями -  удивляем и самых богатых. Самобытностью!  И делаем такую работу, что удивляем порой - весь мир.
Вот фотография из фильма «Всадник по имени Смерть» – Шахназарова. Я горжусь этой картиной.
Гениальный человек, народный артист России дал самую высокую оценку:  и мне лично, и театру, и Кантемирову за хорошую работу. Задействованы были  все наши  лошади. Один из опаснейших трюков – грандиозный – взрыв кареты. Четверка лошадей, тяжелые дубли…
Все сделали -  и ни одной травмы. Наши лошади представляли экипаж – царский экипаж - и лошади его были достойны. Четверик – это сложно. Но у нас каждый конь - огонь, и в воду и под воеводу. Начиная от Лурика, которому – тридцать один год.
А работа с курсантами?  Вчера было ровно десять лет,  как мы прибыли из Болгарии после шестилетней эмиграции. И создали совместно с Академией центр по конной подготовке.  Я себя в шутку называю – «старший конюх МЧС России» 
Очень тяжелая программа обучения курсантов. Нагрузка и на лошадей, и на инструкторов тотальная. В два-три раза больше, чем в любой трюковой картине.
Трюк ведь занимает  иногда – часы. Самое сложное -  поймать коней после взрыва. Вот они оторвались от кареты,  и - понеслись по «Мосфильму». Самого большого – Грасса - ловил я. Выскочил наперерез, схватил за трензель и повис. Ободрал, правда, руки – ну это мелочи. Больше всего мы боялись, что лошади получат  тяжелые травмы,  врежутся  в ограждения, или еще куда-то.
Нам казалось, что мы делаем  обыкновенную работу, но у такого мастера как Карен Шахназаров мы получили самую высокую оценку.
-Стоит ли снимать продолжение   «Не бойся»?
-Все участники картины хотят этого. Начиная от Гусмана,  и заканчивая последним каскадером. Это ведь  один из самых удачных проектов, которых раз-два и обчелся. Но все зависит от  Юлика Гусмана. Только ему подвластно привлечь под проект деньги. Я считаю, что «Парк советского периода» - это была  репетиция перед «Не бойся, я с тобой 2».
Гусман вернулся в кино – достойный шаг. Меня, например,  тянет в море… Снится оно – и я знаю даже, что мы идем по Атлинтическому океану. Запах моря, брызги… Я просыпаюсь, и трогаю нос – сухой…Значит – приснилось.
-Переживали ли вы, когда из театра уходили люди?
-Каждый уход - независимо от того, какой статус человек  занимал – ощущал, как потерю члена семейства. Когда близкие,  родные  - отворачиваются, уходят. Первое время физически переживал, не находя объяснения. Только сейчас - через двадцать лет - я могу понять проблему каждого, его мотивацию.
А это  - из статей:
Французский писатель Жан Луи Гуро  «Россия людей, лошадей и святых»:
«Театр имеет в своем распоряжении 27 превосходных лошадей, полных жизненных сил, здоровья, резвых, с лоснящейся шерстью. Каскадерская лошадь, в среднем, не может работать в этом деле больше 4-5 лет. Иногда чуть дольше. Ведь работа эта изнурительна. Но кантемировские  лошади выступают по 15-20 лет. Им уделяют внимания и заботы порой даже больше, чем людям. Никогда не доверят человеку, который не будет должным образом заботиться об их здоровье.
-Наши лошади прекрасно обучены, они многое умеют. Н существуют определенные границы, рамки через которые нельзя переступать – объясняет директор театра Анатолий Васильевич Клименко.
Конюшня отличная, оснащенная автоматическими поилками, тренировочный манеж, офис и жилище самого Мухтарбека находятся в Новогорске, в ближнем Подмосковье на территории воинской части министерства Чрезвычайных ситуаций. Учреждение, аналогичное тому, что мы во Франции называем «Гражданской защитой». Именно там проходит обучение будущих специалистов по чрезвычайным ситуациям. Тех, кто в дальнейшем смело будут смотреть в лицо опасности, столкнувшись с крупномасштабными катастрофами, крушениями самолетов, сходами лавин, землетрясениями, железнодорожными авариями, взрывами различного происхождения и степени.
Министр по чрезвычайным ситуациям Сергей Шойгу родом из Тувы, что расположена в Сибири - между Алтаем и Монголией. Как и  соотечественники, питая страсть к лошадям, он предложил Кантемирову разместить свой театр на территории МЧС. При условии, что каскадеры обеспечат конную подготовку курсантам академии гражданской защиты. Будущие пожарниками и спасателями курсанты считают – должны уметь делать все.
Искусство верховой езды – это превосходная школа, воспитывающая силу воли и духа, равновесие – как и физическое, так и психологическое, а также другие добродетели. Кроме одной, пожалуй, которой не хватает казакам – скромности».
«Пьеса для вороного»  Юлия Давыдова
«Знаменитая цирковая семья создала целую школу каскадерского искусства.
И едва ли не все конные каскадеры нашей страны могут называть себя учениками Кантемировых.
За полтора десятка лет артисты театра «Каскадер» показали зрителям Болгарии, Германии и Франции,  США и Канады такие замечательные постановки, как уже упоминавшаяся лирическая «Легенда» о золотом руне», зажигательная казачья вольница, комедийная «Однажды в Техасе или Конь шерифа», исторические эпосы «Россия в седле» и «Серебряная подкова», «Прощай и здравствуй Русь». В каждой из них виртуозно представлены каскадерские трюки на лошадях, рукопашные и сабельные бои, пиротехнические эффекты удачно соединяются с танцами профессионального хореографического коллектива и специально подобранным музыкальным сопровождением.
В 1989 году каскадеры получил гран-при на фестивале нетрадиционных театров в Гренобле, Французская пресса писала о театре ежедневно в течение всего фестиваля. Артисты также принимали участие в программах многих конно-спортивных турниров.
Кроме того, за годы работы в театре, каскадеры снялись более чем в двухстах фильмов. Казалось бы, все здорово. Но есть у них одна мечта – выступить в Москве не на временных площадках, а в собственном конном театре. Ведь есть же испанская школа в центре Вены, театр коней Зингаро, театр коней в Лос-Анджелосе, Может быть, и в Москве появится свой конный театр, в котором в любое время года  жители смогут увидеть, как галопирующие кони рассказывают старинные легенды».
«Коня на скаку остановит» - Вера и Дима Серебровские.
«Конечно, иметь дело с лошадьми лучше, чем с чиновниками – считает директор театра Анатолий Васильевич Клименко, - Хотя никогда не знаешь, как она себя поведет».
Работа с лошадьми – самая сложная из каскадерской специализации.
Театр принимал участие в съемках очередного сериала. Жеребец испугался вспышек софитов и забился в истерике. Такие приступы паники опасны не только для окружающих, но и для самого коня. Он попросту может разбиться.
Так что, каскадеру театра Диме Гизгизову пришлось, рискуя жизнью, просто завалить взбесившееся животное и прижать его голову  коленом к земле.  В результате коня усмирить удалось, но каскадер пострадал – жеребец откусил ему половину голени. В больнице Диме сказали, что больше он ходить не сможет, но врачи недооценили упорство российских каскадеров. В первый же день после операции Дима стал разрабатывать поврежденную ногу и теперь он не только ходит, но и выполняет большинство сложных трюков.
Каскадеры американские практически не рискуют. Степень опасности трюка анализируют на компьютере и если трюк сложный, то дают режиссеру телефон московских каскадеров.
Из 34 артистов театра почти половина – женщины. Каскадеру Алене Щербаковой было очень обидно, когда в фильме «Сибирский цирюльник» ее загримировали под юношу-извозчика.
Трудятся женщины каскадеры наравне с мужчинами. Например, с легкостью делают джигитовку,  когда наездник на коне, и под конем, как юла вертится.
Джигитовка считалась боевым элементом подготовки лучших воинов. Современным дамам-каскадерам не только джигитовка, но и подсечка по плечу.
Но только проблема одна есть у театра. Зарплату лучшие в мире каскадеры не получают уже год. Правда, в этом месяце председатель по культуре правительства Москвы Игорь Бугаев с огромным трудом выбил – рабочие ставки. Денег они еще не видели, но все же продолжают работать. Потому что по их словам каскадерами не становятся, а рождаются»
Ближе к вечеру приезжает сценарист и режиссер Лиля. Маленькая, нервная.
Мухтарбек поручает ее мне – поить чаем. Говорить о книге. Лиле приходят в голову совершенно фантастические замыслы.
-Есть такое издательство, знаю... Это все надо сделать красиво! Например, чтобы на странице открывались «двери» конюшни. Лежало «сено» в пакетике.
Она замечательно рассказывает о своем волке:
-Гай, Гаюшка… Лучше никого у меня не было. Мне его подарили – комок в серой шапке. Спал. Я думала – это тоже мех. И вдруг поднимается голова. И вот такие уши светятся на солнце…
Мне говорят: «Лиля, бери, ты терпеливая, ты его вырастишь».
Гаюшка! Прыгал по-волчьи:  на два метра без разбега, свечкой.  Когда шел по улице – собаки писали кипятком. А он добрейшей души был человек. Все понимал! Гаюшка… Лучше не было человека.
Она еще успевает встретиться с Мариной, приехавшей нас навестить. Они говорят о фотографиях, об оформлении книги. Брат Марины – Володя – профессиональный фотограф – автор одного из самых известных портретов Кантемирова. В белой бурке, на коне -  на фоне гор. Символ…
Мухтарбек выходит проводить гостью.
-Вы разбили мне сердце! - печально говорит Лиля.
-Ну не надо, не надо…, - он легко касается ее плеча, - я однолюб, Лилечка…
Его легко любить. Настолько совершенный человек, что обычное наше  чувство, в котором ждешь чего-то ответного для себя, по отношению к нему заменяется. Библейской любовью, которая -  долготерпит,  не ищет своего, не раздражается,  всему верит,  всё переносит. И никогда не перестаёт.
Мы идем на конюшню.
Марина по-хозяйски проходит мимо денников, ища знакомые морды.
-Гиген… А где Лурик? Иди, посмотри - Гектор. Самая хорошая лошадь для детей…Нос свой длинный высунул и стоит, - она гладит и гладит коня, - Другой бы уж давно головой мотнул, а этот целый день готов стоять.
Чешет Лурика и гладит:
-Ах ты, дед…   Я удивляюсь, как здесь все изменилось. Чтобы раньше так было:  какие-то люди пришли, открывали денники, чем-то непонятным лошадей кормили…. Такого просто не могло быть!
-Девочки, пойдемте к пруду? – предлагает Мухтарбек вечером.
Простой, черный велосипед прислонен к стене спортзала.
Мы с Мариной идем  дорожками мчсовской базы, а вокруг все – в гаснущей зелени майских сумерек.
Выбегает из-за поворота Ася, и следом -  Мухтарбек на велосипеде.
В прошлый раз, я была здесь в августе, и недооценила красоту места.
Пруд маленький, таинственный сейчас, как все, что преображает полутьма. Водоросли, подымаются из хрусталя воды, талой…
«Аленушкины» заросли на том берегу. Так и видишь ее здесь – васнецовскую, на мостике сидящую.
Колодец, украшенный конскими головами темного дерева. Беседка, тонущая в зарослях черемухи, постепенно тающей в сумерках – и только аромат наплывает волнами..
Деревянный переплет нависает над самой водой.  Мухтарбек  сидит на скамье, наслаждаясь  тишиной.
Кабсдоша с охотничьим азартом носится за невесть как залетевшей сюда чайкой.
И тут же стрелою – в обход пруда – в тот берег.
-А, увидела - утка прилетела… - Мухтарбек, - Сейчас она будет ее гонять (и со смехом, и с азартом) А ну, поймай ее, поймай! Охотница такая, быстро-быстро лови! Сейчас поднимет!
-Ася только наблюдает, - говорит Марина.
-Противная холодная вода, порядочная собака – вы что! – это я.
Мухтарбек мелко смеется:
-Как-то еще лед плавал, и Кабсдоша как прыгнет за уткой – ой!
И уже хохочет:
-Дурочка! Охотничий азарт, точно! Носится,  Ася на нее ругается... Иди Кабздошенька, домой, нет ее больше. Подняла, подняла – молодец! Ай, молодец!
Асенька, когда надоедает подходит – аввау, папа  – идем домой.
Хорошо тут, правда. Спокойно…. Иногда бывает тоскливо – приходишь с Асенькой. А летом -  ночью даже, бывает, прихожу - купаюсь.
Ну что, девочки, назад?
Часть обратного пути Мухтарбек идет пешком. Медленно, осторожно…Ближе к дому садится на велосипед.
* * *
Субботнее утро. Сталкиваемся с Мухтарбеком в коридоре.
-Сейчас я вам курочку приготовлю!  - он - радостно
Думает ли, что может порадовать только трудами рук своих? Не тем – что он рядом…
Накрывая на стол, делится:
-Ася под утро пришла целоваться. Бабушка Ася! Обняла меня лапами…
Рассказываю про Лилю и волка.
-Волк – очень опасно. Мне говорили, генетика!
После завтрака садится плести кнуты. Марина вчера говорила:
-Если дядя Миша  человека не замечает – значит, он уже свой. Развлекает – только если гость.
Из разговора этого дня:
-Священник приедет, хочет со мной познакомиться. Сейчас сделаю ему икону.
…Наташа строит дом, но она не уйдет от лошадок. Пока она на конюшне – мне спокойно.
…На Кавказе – там чистая вода, родниковая. Проходит через слои, где серебро. Люди ее пьют – и здоровы. Едят все подряд. И  вино пьют, умеренно, но пьют. Помнишь Олег рассказывал  – у него нерв парализовало, пол-лица мертвые были. Мы вино себе наливали, а он – воду.
И утром бросился:
-Отец, посмотри на мою рожу…
Все отошло.
После иконы работает над кнутом. Мерными движениями катает, качает по коже – тяжелый камень.
-Самая нудная работа – укатать, подогнать друг к другу, чтобы сходило красиво. Цирковая труппа была в Мексике – у них кнуты порвались. А мои  - по двадцать лет служат. Приехал импресарио, ему дали мой телефон – он меня отзвонил – сделайте три кнута.
-Да там родина кнутов! - говорю.
-Но там они дорого стоят.
Пришлось срочно сесть за работу. Но было лестно – в Мексике мои кнуты востребованы.
Какую бы ручку сделать?… Хочется покрасивее.
Все занято инструментами, обрезками кожи, коробками и коробочками, мелкими гвоздиками.
Нагнувшись, щипцами  вытаскивает  гвоздики из щелей пола.
-У нас они везде валяются.
Начинает обматывать, оплетать кнут.   Зажимает в тисках, да в несколько слоев…
Тяжело часто дышит.
 -Надо, чтобы плавно сходило, иначе будет коряво. Пять метров – мне не справиться!  Надо с трех метров начинать. Научиться щелкать, потом уже…. За границей такой кнут 1000 долларов стоит. Пятиметровый кнут! Это так нудно делать. Так нудно! Володя Ковров говорит: «Кнут от Кантемирова на стену надо вешать».
В Интернете девочка написала, что купила вашу  волчатку и тыкала в бетонные заграждения – выдержит или нет?
Смеется:
-Поэтому они и ценятся, что годами у людей. Кнуты мои тоже, детально делаю.
Даже по комнате ходит осторожно – болит нога.
 -О Наташе  беспокоюсь, она еще не совсем уверенно ездит. Ну, как не волноваться? Не берет трубку –  а дороги страшные.
-В этот приезд я даже не успела все рассмотреть - сколько у вас новых картин! Эта дама в кустах сирени…
-Это же Алина Кабаева, не узнала? Талант, она просто бесподобна в работе и все с улыбкой. Когда человек любит дело, которому отдается – это прекрасно! (с силой) Хоть дворник хоть другая работа –  главное, чтобы красиво! Она исполняет как мастер, с душой.
Говорю Гусману: « Юлик, ты что, хочешь дождаться, чтобы мы с Дуровым отошли в мир иной?» …-  «Ну-ну держись, ты мне нужен!».
-Но в «Не бойся» - редкостно сошлось: сюжет, артисты, настроение… Вроде все просто, а…  Как в песне «Ваше благородие». Такое повторится ли?
-Да, «Ваше благородие»… ложится на душу…
По радио – музыка, и он напевает.
-Вы же пели раньше…
-Нет, дурака валял. С подачи мамы. Она говорила: «Мишенька худенький, он покалечится. Может, что-то другое найти, театральное училище?»  Мама это. А у меня даже мысли не было…Милая мама, сокровище!
-Она не жалела, что нет еще девочки?
-Некогда было жалеть! (смеется). Надеялась, что я буду ее девочкой. Мамочка, солнышко!
Собаки лежат, спят, похрапывая, и  ничего им не надо… Но вдруг - как сорвутся!
-Володя приехал? Только на него они так реагируют…
Ковров склоняется к Асе:
-Колбаски тебе? Ты совсем обнаглела. А слюни-то у кого так текут? Как лапа наша больная? Дай лапку.
Он привез пачку фотографий, сделанных, когда поминали Ирбека.
Мухтарбек перебирает их, сравнивает.
-Ты как в фильме про золотую антилопу, - говорит Ковров, - «Ну-ка дай я посмотрю – такие же золотые?» Да  одинаковые…
– У, сколько ты наделал….Аббас бедный…
-А чем он бедный, скажи, пожалуйста? – мягко спрашивает Ковров
-Такой грустный сидит. Нет… он душой богатый.
-Только душой? – Ковров – так же мягко, - По сравнению с Гусманом, может быть и бедный. Мухтарбек вообще - олигарх у нас.
Мухтарбек раскладывает фотографии, как карты – на столе - кучками:
 –Это Паевскому, это Васильичу… Это кто ж?  А,  Тимурильо… Ай, молодец, спасибо Володенька!
И об Асе:
-Утром подползла  целоваться, моя лапочка… Поднимаешь голос – она  нервничает. Наташе когда выговариваю –  с ума сходит. Сразу маму вспоминаю, иногда не сразу, потом  стыдно становится: «Мишенька, никогда не злись…»
Говорят о продавце ножей:
-Тебе чего-нибудь впарил? – спрашивает Ковров.
-Я не люблю эти вычурные вещи, там до трех тысяч евро цена. А прицел какой: « У вас будет манеж и там можно будет богатым людям продавать». Готовые ножи привез – целую сумку. Комик-вояжер…. Имя брата подкупило сразу….
-Все ищут, кормушку, Таня! – горько, - И не стыдно? Цирковые вообще нищие. Бедный цирк.
О знакомом, что лежит в больнице:
-У нас друг, бывший фсбшник…
-Бывших не бывает, - Ковров.
Мухтарбек по-детски восхищается компьютерной томограммой:
-Неужели так все видно внутри? Гос-по-ди? А каким образом это делается?
О ком-то:
-Есть такие дурачки – лишь бы посидеть, потереться о светило… Там две шашки мне у него очень понравились.  Замки… Граммофон….
Ковров собирается. Собаки встречали с ликованием, а провожать не идут.
-Традиция у Володи была. Он «стрелял», отъезжая. Охотничий сигнал. И Асю уже не заманишь – ни колбасой, ни сардельками.
И последнее.
-Сколько Вы могли сделать!
-Да, впустую идут годы. Такие задумки проходят впустую!… Спартака хотел…совместно с Запашными.  Костя Никитенко был бы хорошим Спартаком. У меня – место воина старого. Учителя.
Запашный говорил – я найду деньги. С Волочковой (хохочет) -  будет говорить. Люда моя многих балерин знала.  Лену Рябинкину. В Мексике мы работали, она там была, выступала.  Я тебе рассказывал, как Лиепа ко мне подошел?  Я выступал раздетый по пояс. Он коснулся плеча:
-Ты железный человек Кантемиров!
Ребята хохотали.
Ася понимает, как тяжело отсюда уезжать. Прижимается, мордой стирает с моего лица слезы.
Наташа довозит нас до метро, выкроив время из своего беличьего колеса – лошади, стройка…
Метро. Так дорого было приближение этих станций, а теперь они мелькают в обратном порядке. Манька жмется и хлюпает носом.
-Мам, а мы еще сюда приедем?
-Постараемся, доченька…
-И все будет, да? И лошадки, и козочки…и  Мухтарбек?
Дай Бог, чтобы это было всегда.
…Мы уже дома. Пишу по утрам. С трудом оторвавшись от компьютера, спешу в редакцию, а вечерами работаю в саду. Блаженный труд! Цветущие деревья – гипсовые, чуть розоватые лепестки яблонь. На тонких, еще голых ветвях, будто вырезанные из бумаги – неисчислимое множество, рой – цветов вишни. В этой белой пене пламенеют алые  чаши тюльпанов.
Стою на коленях, рву траву. Запах ее – самый глубокий – травяных соков…Вечный запах: земля, трава…С детства. Лежишь на теплой земле, травинки колышутся над тобой. Все небо – твое. Думаешь – только в природе – вечное, настоящее.
Теперь знаю – нет. И касанием доброй руки Мухтарбека Кантемирова – в памяти то настоящее, что заключено в великом звании Человека.
 
БАЙКИ  КОННОГО  ТЕАТРА  «КАСКАДЕР
(М.Мерникова)

Татьяне Свичкарь – моей Музе.
Вовке - моему любимому брату, без которого не было бы ничего этого.
Анатолию Васильевичу Клименко – моему  Директору, больше всех других «пострадавшему» от автора книги и терпеливо выносившему этого автора в течение многих лет.
И огромная благодарность всем моим Героям – людям и лошадям.

ПО СЛЕДАМ ПРЕКРАСНОЙ ЛОШАДИ,
ИЛИ ЗАЧЕМ ВСЕ ЭТО БЫЛО ЗАДУМАНО

Есть у Юрия Нагибина замечательный рассказ «Прекрасная лошадь». Вкратце его сюжет сводится к тому, что однажды лесник приютил на своей территории старую заслуженную лошадь и обеспечил ей спокойную сытую старость. Лошадь свободно гуляла везде и часто забредала на территорию соседнего санатория. Сначала там удивлялись внезапному появлению животного, но потом привыкли, начали подкармливать и уже не представляли себе дня, в котором не появилась бы старая лошадь. Но в один день животное исчезло, потому что среди людей нашелся один недочеловек, который решил, что лошадь – это неправильно, и ее забрали на убой. Лесник не успел защитить ее от людей, которые почему-то решили, что она – это неправильно. Но самое главное – то, что благодаря неразумному, в общем-то, существу, люди вспомнили, что они – люди.
В театре, о котором я хочу рассказать, у меня тоже была такая чудесная лошадь – Осман, Масин. От его имени я писала дневники – свои первые литературные пробы. С ним связано столько милых эпизодов из театральной жизни, и анекдотичных, и трогательных.
Пока Масин жил в театре, все шло как бы само собой. Но стоило ему покинуть наш мир, как жизнь ускорилась, стала вдруг в одночасье серьезной и взрослой, в которой случались и большие удачи, и череда мелких неприятностей.
У моей чудесной лошади был непростой характер и даже, если это можно применить к животному, яркая харизматичная личность. Мы существовали в достаточной гармонии, и есть лишь один поступок, за который мне стыдно: срывая свое раздражение от неудачного дня, я несправедливо обошлась со старым заслуженным животным. Он мне это сразу же простил, потому что явно был мудрее меня. Но с того случая, как только вспоминаю его укоризненное лицо, я вспоминаю и то, что я – человек. Обыкновенная лошадь дала на минутку короткое и хрупкое перемирие с собой, после которого стало проще заключать его в трудное время снова и снова.
После ухода Османа, мир, в который я так спешила в свободную минуту в детстве, исчез. Он не рухнул, не пропал в одночасье, а как будто медленно истаял. Вместе с ним ушло мое детство.
Зачем были задуманы все эти воспоминания? Возможно, для того, чтобы вспомнить и догнать детское счастье. Скорее всего, и для того, чтобы запечатлеть и рассказать о тех чудесных людях, которые стали частью детства. Это оказалось очень сложным делом. У каждой медали есть обратная сторона. Много раз в пресс-релизах мы писали о том, что парадная сторона – та, что приводит в восторг зрителя, а закулисная изнанка – может быть и грубой, и злой, и жестокой. И что любое творчество – это еще и соперничество, не всегда благородное и честное. Я могла бы рассказывать не только о достоинствах, но и о недостатках наших героев. Могла. Но не стала. Как говорил один великий, по-настоящему человек живет до 6 лет, все, что после – становится поступком, проступком или преступлением. А в детстве он оправдан, как солдат на фронте. Артист по призванию – он до старости дитя, поэтому судить его… ну если только по свершениям.
Говорить – поздно всегда, потому что это уже вслед за мыслями, и в этом смысле плохие слова не отличаются от хороших. Но хорошие слова хотя бы приятно произносить.
Читатель может упрекнуть меня в излишней идеализации. Но, как сказала Татьяна Свичкарь, «люди не хотят знать о трудностях. Для них делают свое дело, вот уже много лет, и Мухтарбек, и театр, и все другие. Это дело – как костыль наивной веры в святость человека. Пусть в жизни этого нет, зато в вере – есть».
Все мои герои – передо мной. Я закрываю глаза – и вижу их лица, людей и лошадей. И события прошлых лет видятся так ярко, что вспоминаются даже звуки, цвета и запахи.
Пусть изнанка останется изнанкой. Я просто хотела бы отдать дань людям, которые сделали мое детство еще более счастливым. И тем самым воскресить чудесную лошадь.
У каждого эта лошадь своя, но я верю, что она – есть.

 
Вступительное слово, оно же - извинительное
Для начала скажу, что все описываемые мною персонажи – будь то люди или лошади – не вымышлены, а их имена – реальны по принципиальным соображениям. Они достойны того, чтобы о них знали. И да простят меня некоторые герои, если моя интерпретация окажется слегка искаженной, ну или, короче, если я где-нибудь навру.
Байки и истории, происходившие с нашими героями, составляют цепь событий и образов, благодаря которой можно попробовать себе представить, что такое Конный театр.
По числу анекдотов, сочиняемых о сотрудниках театра, можно составить четверку лидеров – их героев: директор театра Анатолий Васильевич Клименко , худрук народный артист России Мухтарбек Кантемиров , каскадеры Костик Никитенко и Серега Базин. Четвертое место делят лошади Гиген и Лурик.
Хотя что мелочиться – каждый был отдельной песней в нашем хоре.
Театральные байки могли складываться по крупным поводам и совершенно на пустом месте. О многих из них сейчас даже нельзя достоверно определить, происходило ли это на самом деле или было придумано. И в самом деле – что за жанр! Это же байки… Легенды, анекдоты, курьезы… Их можно называть как угодно. И какая разница – было это на самом деле или нет?
Достаточно того, что сами артисты в них верят.
Трюкачество как состояние души
В конный театр «Каскадер» я и мой брат-близнец Вовка  попали еще совсем детьми, разыскав базу в Новогорске  через статью в газете «Комсомольская правда». За эти годы многие события произошли буквально у нас на глазах.
На моей памяти не раз менялись людские и конные составы артистов. И хотя прошло всего лишь семь лет – мне кажется, это было очень длинное время, которое позволяет занять позицию очевидца, наблюдателя и участника одновременно.
Что не поменялось – так это волнение, которое я испытываю, приезжая в Новогорск и сегодня. Как в тот самый первый день, когда мы с Вовкой впервые переступили порог театральной конюшни.
Мы любили нестандартные развлечения. Трюки входили в эту категорию, потому что мы оба относились к той категории детей, которые смотрят выступления, например, театра «Каскадер» на фестивале «Прометей» и спрашивают у бабушки, указывая на горящего, падающего или дерущегося каскадера:
- А что этот дядя делает?
- Дядя хулиганит, - моментально ориентируется в обстановке бабушка. – А ты так никогда не делай.
Ну как раз.
Вовка любил постановочные драки, взрывы делал сам (отчего его очень не любили подозрительные продавщицы в магазине «Все для садовода»), и падал в свободном полете с моста над МКАД. Он вечно ходил в боевых шрамах, а со мной обходилось. Хоть и я тоже из любопытства пробовала.
Как-то в театре решали, куда Вовку «в трюк» пристроить… а он говорит: «А что, пусть Маринка тоже погорит, она у меня горела уже». Каскадеры наши запротестовали: ты что, мол, Вовик, она же де-воч-ка. «Где девочка?» - возмутился в свою очередь Вовик. «Это же сестра». Своей позиции он не изменил и до сих пор.
Зато сами мы сильно изменились со времени работы в театре. Прошло несколько лет, каждый выбрал свою дорогу. Не только лошади Лурик с Османом состарились, мы – дети -выросли и стали взрослыми.
Меня до сих пор умиляет то, как принимавший нас в театре Васильич до сих пор трогательно гордится нашими успехами, как собственными.
Еще тогда он пообещал нашему отцу, что «сделает из нас порядочных людей».
Ну-у, порядочных не удалось, но в целом – ничего так, жить можно.
Вовка смеялся:
- Скоро Анатолий Васильевич скажет, что он нас не только в люди вывел, но и научил писать, ходить и разговаривать.
Между тем его собственная работа действительно началась с участия в киносъемках с командой театра. А сегодня он сам снимает кино и очень любит свою работу.
Весь организм, носивший гордое название Конный театр «Каскадер», состоял из выступлений, спектаклей, будничной жизни, а также населявших его персонажей: животных и людей. Со всеми ними я и хочу вас познакомить.

ТЕАТР  ЛОШАДИ
Лошадиный пантеон
Про каждого четвероногого артиста конного театра можно было бы рассказать свою отдельную историю. Когда-то в древности, когда лошади пользовались безмерным авторитетом и были людской подмогой, существовал обычай: хоронили выдающихся лошадей стоя, со всеми их регалиями и наградами. И чествовали их, как людей.
Если вспоминать наших «заслуженных» и «народных», то их наберется немало. Многие лошади прошли с конным театром свой земной путь, отдали ему свою молодость и счастливо встретили старость.
Двойная сущность Лурика
Легенда театра – конь Мухтарбека Кантемирова – Лурик. Ветеран жив и поныне, я уже потеряла счет его годам, но, полагаю, что сейчас ему около 27 лет. Чтобы перевести это в «человечий» возраст – умножьте на 5 лет. Долгожитель, Лурик путешествовал по Болгарии, Франции, Германии, Швейцарии. Редкое выступление на Родине тоже обходилось без него. За многие годы Лурик стал бессменным партнером Мухтарбека на всех выступлениях, замечательно дополняя образы рыцарей и даже святых воителей, в которых они перевоплощались с Мухтарбеком.
Лурик имел два имени: по паспорту он числился Раудисом, но это имя знали только ветеринарные инспекторы, гаишники, проверявшие документы, и директор театра. А так все звали коня Лурик. По породе он имел двойное гражданство: латвийское и наше, родное. Латвийское происхождение было чревато сюрпризами: истинный прибалт, конь обладал нордическим характером, но иногда выкидывал неожиданные штуки (как и его непредсказуемая родина).
Особенно Лурик любил дурить новичков. Этот конь на своем длинном веку повидал, казалось бы, все. Но почуяв рядом с собой неопытного человека, начинал проверять его на прочность, специально как бы пугаясь всего, что только можно было найти в окружающей среде: многоопытный Лурик трясся и обмирал от мнимого страха перед шумом ветра, веником, другими лошадьми и даже сугробом. Однажды он попытался испугаться даже Мухтарбека, но быстро одумался и решил, что это перебор.
Когда Лурик гулял по плацу, его любимым развлечением было отвлечь внимание конюха каким-нибудь противозаконным деянием (например, разрушением препятствия или разматыванием по всему плацу ленты «волчьего гона»), и, улучив момент, ускользнуть в дырку в заборе. Наибольшее удовольствие ему доставляли вопли обманутого конюха, кричавшего: «Скоти-и-и-на!!!»
Но дорогу домой конь находил безошибочно и в услугах коновода совершенно не нуждался.
Ненамного отставала от Лурика и лошадиная «молодежь» Рубин, Эмир, Осман, Сазик. Это была старая гвардия, воспитанная еще прежними, первыми составами артистов. Эти лошади умели все и ничего не боялись.
Трогательный забияка
У каждого из четвероногих актеров был свой опыт. Сазик был одним из любимых коней Андрея Станиславовича Ростоцкого , про которого известный актер и каскадер любил говорить: «Дайте мне Сазика – и я за пять минут выиграю войну!».
Больше всего Сазик любил хулиганить и задираться. При этом никогда не делал этого на выступлениях, а только в свободное от работы время. Объект для драки он выбирал не всегда адекватно, но совсем головы не терял.
Однажды кто-то оставил Сазика в леваде с тяжеловозом Ромой, который был по меньшей мере в полтора раза выше и в три раза толще Сазика, и при желании мог за пять минут превратить драчливого рысака в небольшой серый коврик.
Кто-то из служащих услышал нечеловеческое ржание задиры Сазика и, испугавшись, как бы чего не вышло, побежал в леваду . Увидел он там такую картину: Рома, недовольно набычившись, стоит в одном углу левады, а в противоположном – орет балбес Сазик, отбежавший на безопасное расстояние от Ромы и оттуда, из надежного угла, ругающийся на чем свет стоит…
Сазик любил детей и Базина , своего каскадера. Мужчинам он предпочитал женщин, делая исключение только для Сереги.
Сазик погиб в мае 2002 года, почти одновременно с Андреем Ростоцким, находясь на гастролях в Швейцарии. Как будто последовал за своим артистом.
Маленькая «птичка» Ромочка
Весьма колоритным персонажем был Рома – Риал. Это был элитный жеребец знаменитой советской тяжеловозной породы, уступавшей по силе и размерам только, может быть, английским шайрам. На пике формы Рома мог весить до полутора тонн, а его копыто могло поспорить размерами с футбольным мячом. При этом Рома отличался вредным и своеобразным нравом. Он очень любил общество, и если про него забывали, всеми силами старался напомнить о себе.
Вот возится у него в деннике, скажем, Ольга Климова . Рома стоит тихо в углу и страдает от одиночества. Чтобы обратить на себя внимание Ольги, он не находит ничего лучшего, как ласково наступить на нее. И как же Рома расстроился оттого, что его жест был неправильно воспринят доброй девушкой! От обиды за то, что она обозвала его нехорошим словом и как следует шлепнула по пузу, у Ромы аж затряслась губа, и он чуть не заплакал. Ну и, конечно, Ольгино сердце мигом растаяло. Его вообще очень любили за мирный нрав, звали «маленькой птичкой» и «кукушечкой». И хотя «кукушечка» получилась здоровая и с повадками балбеса, в общем-то, все Ромины проделки были абсолютно незлобные.
Как говорил один из артистов:
- Да уж, если Рома наступит на ногу – можно будет смело заниматься подводным плаванием. Без ласт…
Верховая езда на тяжеловозе описывается метким выражением Папы Гиза  – «амазонка на диване». И действительно: упасть с коня было очень сложно. Стоило только начать падать в любую сторону, как выяснялось, что куда ни падай – везде Рома. Как большой квадратный диван. Однако управление таким большим конем требовало сил. Веса Ромочка не чувствовал вообще – и если в его большую голову приходила мысль о неправильности выбора маршрута (а у него был только один правильный маршрут – домой), то уговорить животное стоило больших трудов.
Другой любимой проделкой у тяжеловоза была дурная привычка убегать. Как только дверь его денника  отпиралась, он таранил входящего (а противостоять ему было себе дороже – это все равно что пытаться остановить летящий поезд), и выбегал в коридор. Тогда несколько сотрудников, вооруженных лопатами, с криками «Лови Рому!» начинали загонять его в угол. Рома прижимался к стене и пытался сделать свое полуторатонное тельце абсолютно незаметным для окружающих. Что никогда ему не удавалось. Играть в салочки он был готов весь день, и очень обижался, если у людей находились другие, более важные дела.
Именно Рома постоянно фигурирует в самых смешных и нелепых происшествиях, случавшихся на театральной конюшне.
Рома был незаменим в рыцарских турнирах, а его огромный организм представлял собой великолепную «площадку» для циркового номера, в котором участвовали одновременно восемь человек!
На выставке «Эквирос» в 1999 году жеребец Риал получил серебряную медаль как представитель своей породы. Когда он достиг солидного возраста, артисты отправили его в Мордовский конный завод, чтобы уникальная порода могла быть продолжена.
А в нынешнее время в Новогорской конюшне обитает сын Ромочки. Он, конечно, уступает размерами своему великолепному родителю, но не даром носит свою кличку – Кабан.
Творческая жилка и кое-что из очаровательного характера Ромы также передалось Кабачку по наследству… Он очень любит играть с людьми. В бокс. Не всегда в пользу человека…
Барсик в Ленкоме
Еще в пору молодости театра один из его четвероногих артистов попал в прославленный театр Ленком. Конь по кличке Барсик участвовал в спектакле «Поминальная молитва» и выходил на сцену сначала с Евгением Леоновым, а затем с Владимиром Стекловым. Причем, как рассказывает молва, Барсик очень любил великого артиста Леонова, а вот с другими находил общий язык труднее. Впрочем, возможно, это лишь очередные байки.
Конь поселился в пристройке при театре и кроме обычного лошадиного пайка часто питался бутербродами артистов. Они очень полюбили своего четвероногого коллегу, и однажды Конный театр решил передать своего Барсика в дар Ленкому.
В театре даже хранится благодарственное письмо, подписанное Марком Захаровым и несколькими артистами Ленкома – о трудолюбивом коллеге Барсике.
Позже, когда для конников настали трудные времена, режиссер Ленкома неоднократно выступал в поддержку «Каскадера», памятуя о столь необычном сотрудничестве.

Круговорот лошади в природе

Всем известно, что лошади арабской породы обладают возбудимой нервной системой. Араб дяди Миши  Асуан, помимо всего, обладал еще и тонкой душевной организацией. По его жизненной философии бояться следовало всего, потому что вокруг – враги.
Его тренер Рита  каждый день боролась со страхом коня и медленно приучала его к неожиданностям враждебного окружающего мира. Сейчас он участвует в представлениях и парадах, а было время, когда Асуан не мог без дрожи и представить себе свой выход на сцену.
Однажды Рита возвращалась на коне после тренировки в конюшню. Асуан внезапно что-то увидел и в ужасе резко отпрыгнул в сторону. Как объясняла сама Рита:
- Все просто. Мы шли – а тут большая лужа. А в ней отражаются воробьи. Саня в лужу посмотрел – а там птички. Ну он же знает, что птички в луже не живут. В луже должны быть рыбки. И кто на его месте не испугается?
Как ни странно, Асуан очень сдружился с Ритиным конем Ванькой. Ванька не только не порывался его уничтожить, но и всячески оберегал при совместных прогулках от напастей. Ваня не любил Асуана только в тот момент, когда бегал по плацу, а Рита верхом на предателе Асуане догоняла его по кругу и подгоняла большим и неприятным дрыном.
Он считал, что они – в сговоре.

Конь-Олень

Нарисованные лошадиные головы, шкура медведя и другие псевдоохотничьи трофеи висели в театре не только на стенах комнаты дяди Миши и офиса.
На конюшне был свой такой трофей. Его обязанности по украшению стены выполняла голова коня Асуана. Он был очень общительным зверем и поэтому при виде людей радостно вылазил из денника через дырку кормушки. Вылазил по самые плечи, пугая проходящих мимо гостей. Представляете, идете вы по конюшне – и тут видите, как на одной из стенок висит целая голова лошади, причем моргает глазами, дергает ушами и шлепает губой. И вообще интересуется происходящим.
Чтобы не пугать прохожих, из общительного Асуана было решено сделать оленя.
С этой целью ему на уши надевались черные дутые перчатки, которые выполняли роль рогов. Рога были очень странными, потому что вопреки законам природы они шевелились, когда Асуан «стриг» ушами, и прижимались назад к голове, когда он «крысился» и зажимал уши.
– Очень странный олень, - глумились посетители.
Каскадеры обижались и отвечали словами Леонида Филатова, что «тех оленей… нет ни в Туле, ни в Твери … и в самом Багдаде от силы штуки три» .
Потом Асуану навесили на кормушку защитную крышку, но он продолжал вылазить в народ, теперь уже с грохотом поднимая деревянную заслонку. И от почетного звания оленя отказывать не собирался.
Были и другие забавные персонажи. Прямо по соседству с Асуаном стоял Конь-штопор. За этот трюк его особенно любили каскадеры. Звали его Босфор – это был подарок министру МЧС. Подарок входил в труппу театра и вообще был конем выдающимся. Босфор по национальности был лошадью кабардинской породы, отличавшейся своим суровым и своенравным характером. Именно про кабардинских лошадей среди конников ходила поговорка: «Кабардинский лошадь злой: я на ветка - он за мной».
Босфор был дрессированным конем – и умел делать всякие штуки: отвечать головой «да» и «нет», кланяться, улыбаться, садиться на задние ноги, как собака. Но самое главное – он умел делать любимую каскадерскую команду «штопор»: по команде Босфор сворачивался в бублик и скрещивал ноги штопором. Ног было много – целых четыре, поэтому конь часто увлекался выполнением команды и путал ноги.
Демонстрация его способностей гостям выглядела следующим образом. На конюшню приходил Мухтарбек и начинал с Босфором светский диалог:
- Здравствуй, деточка. А ну поцелуй папу! (Босфор запечатлевал на дяди Мишиной щеке свой лошадиный поцелуй).
- Ну-ка скажи: морковку хочешь? (При виде морковки Босфор начинал усилено махать головой вверх и вниз).
- А по попе хочешь? (На этом месте морковка убиралась, и конь начинал возмущенно трясти головой, выказывая свое несогласие с происходящим).
Все это время остальные лошади дружно ржали. Нет, это они не глумились над Босфором. Просто заслышав трубный глас дяди Миши «Детки мои!», конюшня начинала ржать. Лошади знали, что как правило вместе с Мухтарбеком приходит толпа гостей и большой пакет с морковкой. Гости их совершенно не волновали, а вот морковка интересовала больше – и поэтому они дружно напоминали о себе. Отдельные лошади, вроде Османа, громко приветствовали так же и свой завтрак, обед и ужин. И если обычно ржание Османа было трубным и мощным, то, ныряя в кормушку, ведро с кашей он приветствовал тонким и нежным попискиванием, веселившим дежурного конюха.
Лошадь на большой сцене
Еще одна легендарная конная личность театра «Каскадер» - это орловский рысак Эмир. Проще перечислить то, чего не видел на своем коротком веку этот конь. У него обширная фильмография, он возил на себе огромное число известных актеров и знал территорию Мосфильма как свою родную конюшню. Эмир играл в КВН вместе с командой «Утомленные солнцем» и выходил на сцену в спектаклях Большого театра (Дон Кихот ездил на Эмире, а его толстый оруженосец – на ослике нашего друга Правдина  Яшке). Кроме огромного лошадиного обаяния, он был еще и очень ответственным актером: на одном из выступлений в Лужниках, во время спектакля пожилому Эмиру стало плохо с сердцем, но он все равно отработал последний джигитовочный блок спектакля и только потом «пожаловался» на боль и упал, доверчиво зная, что люди как обычно, как всегда придут и спасут его. Если бы были на свете награды для выдающихся лошадей, то Эмир, совершенно точно, был бы удостоен высшей. Последние свои годы он много болел, но заботливые человеческие руки поддерживали его, а театр нипочем не хотел расставаться с заслуженным стариком, и Эмир просто находился на почетной пенсии. Он умер недавно, и снова от сердечного приступа, а, может, и от старости. Лошадь – животное, и про животных принято говорить «пал». Но для людей, для которых лошадь – это не снаряд, не машина, а друг, коллега и любимый товарищ – это именно умер.
Я очень надеюсь, что существует такой лошадиный рай, где все наши старики встретились, обретя свободу. С честью и достоинством пройдя свой земной путь рядом, наравне с людьми.

 
СПУТНИК ЧЕЛОВЕКА
На протяжении многих веков, с тех пор как человек начал приручать животных, лошадь является верным спутником людей. Невозможно перечислить всю пользу, которую сообразительный человек извлек из такого сотрудничества. Кони были основной тягловой силой, участниками военных событий, цирковыми артистами, партнерами по спорту, средством для зарабатывания денег на тотализаторе и даже предметом роскоши и вложением огромных денег для богатых людей. Именно благодаря этим животным человек мог преодолевать большие расстояния и проводить медицинские опыты для изобретения и тестирования лекарств.
Нередко лошади становились и участниками исторических событий. Например, история США началась с известной скачки, получившей название скачки Независимости. Конечно, посмотрев сегодня на результат своей борьбы за американскую демократию, эти лошади, вероятно, расстроились бы. Хотя, с другой стороны, кого их лошадиное мнение интересует.
И в России один из дворцовых переворотов произошел не без конной поддержки. Спешившая занять свое место на троне императрица застряла посреди зимнего бездорожья, а ее элитные немецкие лошади не смогли одолеть пути. В срочном порядке заменив их на обыкновенных крестьянских лошадей, она своевременно успела в столицу, а простые деревенские трудяги ни сном ни духом не ведали, что занимают свое место в российской истории.
Сейчас роль лошади в современном мире намного менее значима – технический прогресс едва не уничтожил этих прекрасных животных. Но в спорте, медицине и искусстве – лошадь по-прежнему остается верным спутником человека.
Джигитовка
Джигитовка – исполнение трюков верхом на лошади. Это древнейшая прикладная дисциплина воинского искусства.
Признанными мастерами джигитовки являлись всадники народов Кавказа и Закавказья, а также казаки. Впоследствии практику джигитовки переняли все народы, так или иначе тесно связанные с лошадьми. Соревнования по этому искусству проходят не только на Кавказе, но и на Украине, а также являются украшением любого крупного праздника в Башкирии, Татарстане, Казахстане, Туркменистане и других республиках.
Первоначально каждый трюк, исполняемый всадником, имел свое сугубо практическое назначение. Например, «стойка» (всадник стоит на седле во время движения лошади) позволяла тому же казаку преодолевать водные препятствия без необходимости купания в холодной воде. Езда на боку лошади позволяла использовать ее как живой щит и стрелять с неожиданной для противника позиции – из-под шеи или живота лошади. Некоторые трюки преследовали цель – обмануть противника. Во время залповой атаки часть всадников притворялись ранеными или убитыми и выполняли «обрыв», свесившись с лошади вниз головой. Подойдя к противнику на близкое расстояние, всадники чудесным образом «оживали» и начинали стрелять.
Несмотря на очевидное превосходство над конницей автоматического оружия и тяжелых машин, кавалерия вносила свой вклад в успех военных операций. Во время Великой Отечественной войны гитлеровцы как огня боялись конников дивизии генерала Доватора, которые умудрялись подбивать немецкие танки и наносить значительный ущерб врагам. Ну и, конечно, не счесть тех раненых, которых во время войны вывозили именно лошади.
На параде Победы по Красной площади шли не только танки и артиллерия: оба маршала Победы принимали парад верхом на великолепных лошадях. Кстати, многие выдающиеся военачальники того времени начинали свою деятельность в рядах кавалерии.
Разумеется, сегодня джигитовка потеряла свое прикладное значение – и отныне является зрелищным спортивным состязанием, а сложнейшие трюки, когда всадник на скаку пролезает под живот или шею лошади, уже не пугают врагов, а вызывают восторг зрителей.
Некоторые конные трюки были изобретены специально для киносъемок. Сложнейшими из них являются «завал» и «подсечка». Укладывание лошади на землю всадником служило и прикладным целям (схорониться во время засады). «Подсечка» позволяла киношникам изобразить падение лошади после выстрела. И на сегодняшний день этот трюк является одним из самых опасных и требует от каскадера мастерства и опыта: неудачное его исполнение может привести к гибели и лошади, и всадника. Впервые конные трюки в кино были разработаны и исполнены легендарным каскадером Алибеком Кантемировым. Именно с его легкой руки в киносъемочной этике появился непреложный принцип: что бы ни требовала сцена, животное пострадать не должно. Этот принцип Алибек Тузарович соблюдал твердо и всячески противился страшным «планам», которые позволяли, что определенный процент лошадей, участвовавших в съемках, погибнут или будут покалечены. Лошади отвечали ему послушанием, благодарностью и вполне человеческой привязанностью, о которой ходили легенды. Знаменитые четвероногие артисты, такие как Буян и Асуан, вошли в цирковую и киношную историю вместе со своими хозяевами Алибеком и Ирбеком Кантемировыми.
 
Иппотерапия
Общение с конем могло приносить и совсем неожиданный результат. Кроме подтянутых мышц и хорошего настроения верховая езда давала лечебный эффект.
Иногда в Новогорск приезжала семья с мальчиком, болевшим ДЦП. Он ездил на большом черном коне. Сначала мальчика сажали в седло, но затем просто одевали на лошадь ремень, за который держался маленький всадник так, чтобы между ним и конем  не было никаких преград.
Черный очень ответственно относился к своей миссии и, в отличие от своего обычного поведения с всадником, никогда не хулиганил и возил маленького пациента бережно, как фарфоровую вазу. Радостный ребенок ползал взад и вперед по этому большому мохнатому дивану и улыбался. Его отец говорил, что во время и после занятий у малыша явно улучшается координация движений, он общается без затруднений, а самое главное – улыбается.
Потом Черный сам, к сожалению, умер от болезни.
Иппотерапия нашла очень широкое применение в современном конном мире. Наш маленький пациент наверняка продолжает свои занятия, которые принесли ему не только пользу, но и радость.
ТЕАТРАЛЬНЫЕ БУДНИ
В будничные дни, свободные от выступлений, жизнью театра безраздельно правило руководство, в лице директора театра – Анатолия Васильича Клименко и художественного руководителя – Мухтарбека Кантемирова. Самые многочисленные анекдоты и байки сочинялись об обоих начальниках. Но лидировал здесь, конечно же, Васильич. Больше, чем о нем, ходило баек, наверное, только о Брежневе.
Как Васильич воевал с беззаконием, а победил… закон
Эти истории были рассказаны самим директором театра и, за давностью лет, думаю, могут быть представлены читателю.
Рождение конного театра было трудным, несмотря на поддержку очень серьезных людей: в числе сторонников странного театра были знаменитые космонавты и сын Буденного. Но слишком много людей знали цену московской земле и не собирались ее отдавать добровольно.
Конный театр получил разрешение разместиться в Сокольниках, в том самом павильоне, где нынче проходит ежегодная выставка «Эквирос» .
Анатолий Васильевич с Мухтарбеком пришли к директору парка «Сокольники» с ордером на помещение. Но тот сдаваться не собирался и, более того, вел себя вызывающее, заявляя визитерам свое несогласие. Васильич терпеливо ждал до второй пуговицы на пальто, выдранной несговорчивым директором, после чего одним ударом отправил чиновника отдыхать в сугроб. После такого поворота событий тот немедленно скрылся, и через пять минут за конниками торжественно прибыл милицейский воронок. Васильича и совершенно удивленного худрука забрали в сокольническое отделение милиции, где обвинили в нападении на должностное лицо, с превышением самообороны. Со слов милиционера, особенно опасным деяние Васильича могло считаться с учетом того, что он был мастером спорта международного класса по боксу. А по мне, так это руководитель парка с учетом этого обстоятельства счастливо отделался сугробом. Повезло ему с нашим кротким и миролюбивым директором.
Васильич с такой постановкой вопроса смириться не захотел и обратился к высокопоставленным защитникам конного театра. Они восстановили справедливость и подарили довольному Васильичу его так и не начатое уголовное дело. На память.

О втором случае Анатолий Клименко рассказывает так:
- Мы собирались уезжать из Питера и на Финляндском вокзале грузились в поезд. В то время лошадей еще не возили специальными машинами-коневозами, поэтому наши артисты путешествовали поездом. Лошадей мы уже погрузили, нужна была помощь в погрузке седел и реквизита. За тем я и обратился к военному, который «охранял безопасность» состава.
Военный оказался слегка нетрезв и воспринял просьбу Васильича как личное оскорбление, потребовав за свои услуги вполне наличные деньги, которых на тот момент не было. На обещания поблагодарить позже, служивый отвечал какими-то неприличными словами, а под конец даже начал отгонять «опасных просителей» своей винтовкой. Сама винтовка опасений не внушала, но Васильичу страшно не нравился винтовочный штык-нож и нетрезвый облик блюстителя порядка. Поэтому винтовку он у него отнял и на глазах ошеломленного товарища вогнал в деревянный столб. Владелец оружия вытащить из столба застрявший штык не смог, поэтому у него сразу же возникло неотложное дело – и он куда-то исчез.
- Я думаю, ну вот, все развивается по привычному сценарию, - говорит Васильич – и тут действительно снова появились милиционеры и забрали меня в отделение. Я сразу вспомнил свое прошлое приключение и ощутил себя прямо-таки матерым рецидивистом. На моих глазах возникла пухлая папка с моим «делом» о нападении «при исполнении», с протоколами и всеми нужными бумажками. А толстый, не помню уже, майор что ли, - важно расхаживал по кабинету и прикидывал вслух, сколько денег придется мне ему отдать за благополучный исход. А я-то все это время переживаю, как там погрузка и лошади. Майор разрешил мне один звонок. Наверное, он думал, что я буду искать деньги… В то время заместителем городского прокурора в Питере работал дядя моей первой жены. Ему я и позвонил и обрисовал ситуацию. Он попросил начальника отделения. До сих пор смешно, как вспоминаю волшебное превращение этого майора: он вальяжно развалился на стуле, закинул ногу на ногу и важно сообщил в трубку свое «Алё». И тут начал меняться на глазах. Я не знаю, какие волшебные слова ему сообщили, но прямо за минуту майор вскочил по стойке смирно, чуть ли не отдал честь невидимому собеседнику, положил трубку и на моих глазах порвал в клочки несчастное «дело». Заодно подошел к милиционеру, доставившему меня, отвесил ему с досады ба-альшую оплеуху с возгласом: «Ты что ж, гад, на хороших людей клевещешь», на что бедняга залепетал, что он выполнял свои обязанности…
Я вернулся к поезду. Каким-то образом начальник поезда уже был в курсе произошедшего и сказал: «Раз так – вы у меня из Питера до Москвы месяц будете ехать».
Сам Васильич ехал отдельно – на пассажирском экспрессе. Однако каково было его удивление, когда, прибыв в Москву, он узнал, что лошади уже доставлены и давно уже располагаются на конюшнях спорткомплекса «Планерная».
- До сих пор гадаю, как это могло произойти…
Вообще Васильич, как настоящий комсомольский вожак в прошлом, любил преодолевать трудности, поэтому постоянно с кем-нибудь и чем-нибудь воевал, чтобы поддерживать себя в тонусе.
Васильич и автомобили

Сколько помню, у Васильича всегда была пламенная любовь к автомобилям. Причем всегда – марки «опель». Надо сказать, автомобили отвечали взаимностью не всегда, но Васильич продолжал их любить всей душой. О поведении на дороге у него были свои, четко установленные правила. Именно поэтому в один холодный зимний вечер, отвозя товарищей «в цивилизацию» из Новогорска, машина Васильича мужественно преодолевала метель, пока пассажирка спереди не заметила одну странную вещь: дорога вроде не односторонняя, а автомобиль движется по встречной.
- Анатолий Васильич, - издалека и душевно начала она, - вы бы ехали чуть правее, а?
- А я и так еду по крайней правой полосе, почти по обочине», - бодро ответил директор.
- Да? – прошелестела спутница. А я памперсы забыла с собой взять…какая незадача.
Медленно крадясь на красном сигнале светофора со скоростью улитки, Васильич говорил, что если ехать ме-едленно, то это вроде бы и вообще стоишь на месте. Вид при этом у него был, как у задумавшего пакость школьника.
Как я уже говорила, «опель» Васильич любил и был готов защищать, как мать родное дитя. Однажды наш тяжеловоз Ромочка был выпущен на улицу погулять. Дело опять же происходило зимой. И вот бежит Ромочка, весь вольный и свободный, воображая себя большой серой птичкой, и пробегает мимо офиса, где припаркован автомобиль директора и «Жигули» Надюшки Хлебниковой . Вернее, даже не ее, а ее папы. Ну не виноват Ромочка в том, что на улице было скользко!!! Поэтому поскользнулся и начал падать. В это время стоявший на крыльце Васильич увидел этот неумолимый астероид,  враждебно несущийся на его машину, замахал руками и закричал. Рома был непуглив, но тут испугался, изменил траекторию падения и совершил посадку аккуратно на машину Надюшки….Какие слова были потом сказаны ей и ее папой, доподлинно неизвестно. Но Рома тут совершенно ни в чем не виноват. Он к этим «опелям» вовсе даже равнодушен и нисколько их не любит.
Как Базин учил кота ловить крыс
Крысы очень любили конюшню и считали ее своей территорией. Особенно их радовал огромный бункер, снизу доверху набитый овсом. Крысы трудолюбиво прорывали внутри овса тайные ходы и организовывали там сходы и митинги, посвященные качеству поставляемой пищи и злобности окружающих людей. Выгребая овес, конюхи всегда пользовались подручными средствами, избегая опускать в зерно руки. Люди почему-то не жаловали крыс, особенно таких тигров, которые могли броситься из кормушки прямо на человека.
Надежды каскадеров были направлены на рыжего кота Ваську. Васька же и без крыс был вполне доволен своим существованием. Он лопал мясо, сметану, был в безграничном доверии у директора и ловить крыс не хотел. Тем более, что еще не известно, кто бы при этом пострадал больше.
Однажды на конюшне я застала дивную картину.
Сидит Васька и с заинтересованным видом смотрит на Базина. Серега вместе с Богданом , оба с лопатами наперевес, чего-то выжидают в коридоре конюшне. Базин тихо говорит коту: - Васька! Учись, дармоед! Последний раз показываю.
Тут выбегает большая жирная крыса, и оба каскадера с громким воплем начинают погоню. Загнав ее в угол и учинив расправу, оба с довольным видом начали поучать кота, который с полным недоумением смотрел на этих странных людей.
Затем оба решили подшутить. Известно, что многие женщины боятся крыс. Театральная артистка Надя, которой сам черт не брат, при виде простой крысы начинала визжать, залезать под потолок и притворяться там липучкой от мух, лишь бы не видеть мерзкую тварь.
Базин подошел ко мне и сказал с притворным безразличием:
- Там крыса валяется, ты ее выкинь куда-нибудь…
Ну выкинь, так выкинь. Тушка животного требовала немедленной утилизации, пока на ее похороны не собрались серые товарищи. Но зарывать крысу на плацу или в «бочке»  не хотелось, поэтому я взяла ее за хвост, подошла к забору, за которым располагался лагерь строителей, и стала прицеливаться. Базин очень расстроился, что визга и крика не было.
Раскрутив крысу за хвост, точным броском я отправила ее в последний полет через забор.
Судя по восторженному воплю, раздавшемуся со стороны таджиков, прилетевшая с нашей стороны крыса доставила им немало приятных минут.
Способ утилизации крыс у строителей получил одобрение жителей конюшни и частенько использовался. Таджики злились, ругались и призывали на наши головы разные неприятности. Однако после того, как на их заборе была сооружена мишень для тренировочной стрельбы из винтовки с оптическим прицелом, строители успокоились и в дальнейшем даже оказывали театру мелкие услуги по ремонту и строительству. Это сотрудничество заслуживает отдельной истории и требует пояснения о сложном многокультурном и многонациональном составе ее действующих героев.
Хохлы в театре
Конный театр состоял из людей, происходивших из совершенно разных географических мест. По крайней мере, республики бывшего Союза были представлены очень широко.
Яркими особенностями отличались дети рiдной Украiни: Оксана Горбенко, Костя Никитенко, директор Васильич и его земляк, случайно приземлившийся в театре, Юра Оношко.

Оксана обладала буйным темпераментом и истинно хохляцкой бережливостью: за годы работы в театре в ее сундуке скопились несметные богатства. Поэтому она не любила, когда какая-нибудь вещь валялась не на своем месте, но вместе с тем не знала, что же ей делать с накопившимися седлами, когда лошадей у нее всего две. Когда кто-нибудь сердился или ругался с Ксюхой, то громко кричал: - Где наша хохля??? А Костика называли «этот хитрый киргизо-хохол».
Васильич нападок на Украину не любил, защищал родину с боксерской настойчивостью, но почему-то часто повторял анекдот о том, чем хохлы отличаются от украинцев:
- Украинцы живут на Украине, а хохлы – там, где выгодно.
При этом очень обижался, когда этот анекдот применяли к его директорской личности.
Земляк Васильича Юра занимался несуществующей стройкой, ремонтом и основным его делом было – в свободное время шататься по конюшне. Свободного времени у него было много, поэтому хитрый сын Хохляндии потихонечку перетащил к себе в комнату при костюмерной собранную по помещениям офиса мягкую мебель, оборудовал себе гнездо и сделал косметический ремонт. С национальной сметкой он придумал ремонтный прием, одурачивший немало гостей его комнаты, покрасив стену у умывальника (Юра гордо называл стенку кухней, так как на этот факт указывало наличие маленькой электрической плитки) под цвет кафеля с полосками. Гость поначалу пребывал в полной уверенности, что это – кафельная плитка. А Юра тихо веселился и продолжал собирать обстановку своей комнаты, перетащив туда обогреватель, телевизор, а также соорудив пару занавесок из висевших поблизости театральных костюмов.
Неудивительно, что Киевский конный театр быстро нашел общий язык с директором Клименко и несколько раз работал на съемках и выступлениях совместно со своими новыми московскими коллегами.
А вообще Конный театр принимал всех своих каскадеров, и, возможно, только в этом месте могли собираться такие странные союзы, как например, едва говорящий по-русски киргиз и осетинка, и существовала многолетняя дружба между украинцем и армянином. А Папа Гиз гордился тем, что по нему невозможно определить его происхождение, и называл себя почетным гражданином республики Бурятия. Никакие расовые и политические противоречия не волновали театральное братство, а если кого-то и дискриминировали, то только хохлов. И то в шутку и когда на горизонте было не видно Васильича.
Многонациональный театр признавал только одну культуру – творческую. Свою любовь к выдающимся членам творческой команды театр  своеобразно выражал в прозвищах.
Театральные прозвища
Эта тяга к прозвищам была у каскадеров неистребима. Причем давались прозвища наиболее ярким персонажам по разным принципам. Каскадерам было лень выдумывать что-то глубоко идейное, и, как правило, прозвища выдавались их обладателям либо по похожести на что-то, либо по географическому признаку (чтобы легче было сходу определить, что за персонаж упоминается). Так, например, Анатолия Васильевича Клименко, разумеется, звали Васильич, сложное имя Туткабай было сокращено до понятного и интернационального Туту, а почему Серегу Базина без всякого принципа все звали просто Базин – этого никто не знает.
Мухтарбек сам представлялся друзьям как дядя Миша, и говорил, что не хотел бы, чтобы его называли Мухтарбек Алибекович, потому что это слишком официально и вызывает в его воображении почетный гроб, увешанный регалиями, в то время как он чувствует себя молодым и активным.
Семейство Гизгизовых – отца и сына – называли, разумеется Гизами. Старшего – Папа Гиз, а младшего – просто Гиз.
Друга Васильича – Арсена Львовича Геворгизова – все звали просто и кратко: Буржуй. Прозвище необычайно подходило Арсену, который напоминал как раз  персонажа с плакатов Кукрыниксов и буржуинов из сказки про Кибальчиша. Арсен, как и другие, на прозвище не обижался и даже иногда откликался.
А случайно прибившегося к театру каскадера Андрюху звали просто Горлум  – потому что с похмелья он имел поразительное сходство с этим фантастическим персонажем. В такие минуты его отказывались принимать за человека все коллеги. И только собака дяди Миши Ася жалела его и не отказывалась от своего товарища, будь он хоть сто раз Горлумом.
Были в театре и еще несколько занятных персонажей – каскадеры-фехтовальщики из Черноголовки. Их число в разные времена варьировалось от одного до пяти-шести, но чаще всего в театре тусовались три представителя. Всю компанию называли «Черноголовка», чтобы не путаться в происхождении каскадеров.
Эта лихая троица включала в себя Юру, Витю и Артема. Юру звали просто Юра, он был тощ, длин и временами уныл, хотя иногда улыбался. Юра отличался интеллигентным поведением, но постоянно хотел есть и рыскал по театру в поисках завалявшейся еды. Поэтому еду от Юры прятали и выдавали только в обеденное время.
Витя носил прозвище Балу, потому что был здоров, как медведь, и так же силен. Витя Балу отличался очень миролюбивым и кротким нравом и в свободное время был тренером  ОМОНовцев  по рукопашному бою.
Артем носил «погоняло» Борода – разумеется, в честь своей большой черной бороды. Она придавала ему сходство с некоторыми историческими персонажами, поэтому в постановках Артем играл всегда либо русского мужика, либо чудище-страшилище. И очень обижался, что ему не дают «аристократической» роли гусара.
В спектаклях ребята играли наземные роли в сражениях и разыгрывали целые сцены с фехтованием. Сражались на всем, начиная от шпаг и заканчивая топорами и вилами.
В свободное время у черноголовцев была еще одна, не менее важная миссия.
За воротами театра уже начинал строиться коттеджный поселок, и сообразительные строители, ходившие за водой на нашу территорию, разбили свой палаточный лагерь прямо за воротами. Когда нужно было сходить в магазин Гаврилково, приходилось проходить прямо через этот лагерь «команчей», в котором вечно что-то жарилось на костре и бродили толпы голодных людей, с интересом разглядывавших нежданных визитеров. Впрочем, куда больше их волновали визитерши.
Отношения с узбеками усугубляла еще утилизация на их территории крыс, пойманных на конюшне.
Чтобы не портить нервную систему, для похода в Гаврилково брались Балу и Борода. Витя с Артемом заботливо подцепляли походницу за обе руки и выводили за ворота. Что характерно, при появлении такого эскорта в сторону девушки не поворачивалась ни одна «индейская» голова. Причину этого феномена ни Витя, ни Борода не понимали и очень удивлялись, почему их добрые разбойничьи рожи, в отличие от девчачьих, не вызывают у узбеков страстного желания познакомиться.
Зато с пользой знакомиться с ними приходилось директору, для решения важных стратегических вопросов жизнедеятельности театра.
Зачем нужны индейцы в подмосковных пампасах
Шло время, поля за воротами Новогорского театра застраивались: на пустынных площадях как по волшебству вырастали коттеджи. Совершали эту волшебную стройку наши старые знакомые рабочие. Наверное, среди них были и узбеки, и молдаване, и таджики – но поскольку черт его знает, кто там из них был кто, - в конном театре всех их именовали попросту «индейцами». В минуты крайнего раздражения от их проступков Васильич обзывался на строителей «клизматами». Не знаю, что они думали по поводу этого названия, но для нас его этимологическое происхождение было совершенно ясно связано с неприятной медицинской процедурой.
По трудовой необходимости из-за забора призывалась небольшая группа «индейцев» для помощи конюхам на конюшне, а также для ремонтных работ.
Среди строителей тоже попадались весьма яркие персонажи. Большая часть их напоминала небезызвестных героев юмористической ТВ-передачи Равшана и Джамшута, которые на все придирки начальства качали головой и отвечали в духе прототипов:
- Да-а…Насяльника-а… - ну и в таком роде.
Однако встречались и такие, как один из руководителей бригады ремонта. При всей своей неказистости и ломаном русском языке этот дядя производил впечатление самого настоящего индейца. И только потом выяснилось, что рабочий имеет два высших образования (одно из которых – гуманитарное), полученных в неплохих вузах советского времени, и прекрасно может говорить по-русски. В Россию же он приехал ради небольшой подработки, на месте и выяснил, что прикидываться «джамшутом» куда безопаснее и выгоднее.
Индейцы к работе испытывали большое желание, но помнили утилизацию крыс и к каскадерам относились скептически. Поэтому начальником пионерского стройотряда был назначен тот самый земляк Васильича Юра. Юра обладал прирожденным даром руководителя. Этот дар усугублял также тот факт, что сын Донецка Юра в прошлом был десантником и оттого имел несомненный талант договариваться с людьми.
Вместе с индейцами Юра воплотил свой дизайнерский замысел, отразив его на стенах конюшни, которые стараниями таджиков были покрашены в разные цвета. Особенно весело выглядел изолятор (где размещались карантинные денники, хозблок и туалет): одна из его стен была фиолетовая, другая – зеленая, потолок – желтый, и все это великолепие венчали разноцветные полоски.
- Как во дворце, - восхищался своим творением Юра.
- Как в психбольнице, - хмыкали неблагодарные каскадеры.
Иногда строители устраивали стихийные митинги: по случаю национальных праздников, а также задержки заработной платы. Тогда Васильич в очередной раз убеждался в правильности назначения Юры начальником. Тому хватало одного задушевного разговора в ближайшем лесочке с зачинщиком бузы, после чего слегка помятый и пришедший в благостное состояние души «индеец» принимался за работу. Если недовольство Юры было более мелкого масштаба, то он просто гонялся за рабочими по коридору с громкими интеллигентными воплями «Вашу маму я в клетке видел!»
Очевидно у этой веселой компании случались и проколы.
Однажды Юра захотел сделать мне приятный сюрприз и велел своим рабочим покрасить старый металлический шкаф, в котором мы с Ритулей хранили снаряжение.
«Индейцы» рьяно взялись за дело. Вернувшись с тренировки, я обнаружила свежепокрашенный шкаф с открытыми дверцами. Краска была гадкого вишневого цвета, масляная и очень липкая. Закрыть дверцы на замок, как делалось обычно, не представлялось никакой возможности. Оставить шкаф открытым до высыхания тоже было нельзя: стоимость хранившегося в ларе снаряжения и лекарств была сопоставима с зарплатой «индейцев», два раза умноженных на Юру. Все это очень мне не понравилось.
Юра тоже расстроился от того, что его сюрприз удался не совсем так, как он планировал, поэтому он выстроил «индейцев», а я стала как заправский дознаватель ходить вдоль шеренги, помахивая хлыстиком:
- Ну. И кто. Это. Сделал? А?
«Индейцы» для порядка посовещались и вытолкнули из шеренги самого субтильного и вызывающего жалость строителя. – Такого не убьют, - предположили они.
- Закройте, пожалуйста, двери шкафа, - мстительно сказала я и вручила ему замок.
Строитель попытался и тут же перепачкался в очаровательной вишневой краске:
- Я не могу его закрыть. Он же покрашен! – своевременно возмутился он.
- А тебя это удивляет? – ехидно поинтересовалась я.
- А какого черта ты его… - мы с Юрой уже хором принялись выяснять обстоятельства злополучного происшествия.

Невзирая на отдельные случаи, в целом строители были на конюшне существенным подспорьем. Но только под присмотром начальства.
В мае театр уехал на гастроли в Швейцарию. На конюшне остался дежурный конюх и помощники. И, разумеется, пара «индейцев».
Как только Юра радостно отчалил в цивилизацию Москвы, узбеки свободно вздохнули, бросили работу и сели пить водку. В два часа дня.
На все призывы заняться делом, они только благодушно предлагали присоединиться. Девушки-помощницы не пользовались у них авторитетом. Тут требовался авторитет иного рода – и мы его быстро нашли. Более того: был открыт новый высокоэффективный способ активизации трудолюбия работников.
Расстроившись от происходившего на конюшне, мы отправились в магазин Новогорска. По пути встретили машину Буржуя Арсена. Он поинтересовался, все ли в порядке и, услышав про дневной алкогольный сеанс конюхов, очень расстроился и обещал все наладить к нашему возращению из магазина.
По прибытии нам представилась удивительная картина: застолье исчезло, а оба «индейца» яростно драили конюшню.
- Макаренко… - восхитились мы Буржуем. – И как это удалось?
- Да ничего особенного, - скромно сказал Арсен. – Пришел на конюшню, увидел это безобразие, обозлился маленько и попросил их поработать… А они отчего-то сразу согласились.
Дежурный солдат  хмыкнул и пояснил ситуацию:
- Буржуй так расстроился, что в отсутствие Васильича порядок нарушают и безобразия учиняют. Так расстроился, что схватил вон ту железную трубу. И гонялся за несчастными узбеками по территории. Минут десять. Они теперь долго водку пить не будут. Или будут – ночью в темноте, под одеялом.
Арсен скромно потупился.
До возвращения труппы из Швейцарии порядок больше не нарушался…
Другим всегдашним героем смешных историй был артист-каскадер Константин Никитенко.

Костик – гордость конного театра

У Кости Никитенко был замечательный номер, совмещавший в себе йогу, древнее боевое искусство Ци-Гун и танец с огнем. Короче, хлебом Костика не корми, а дай походить по мечам, разрубить мечом яблоко на животе у партнерши или, на худой конец, поплеваться огнем. Коронный номер, вызывавший трепет зрителей, выглядел так: в горло артиста упиралось копье (острое, сами проверяли!), а на спину клался огромный камень, который подручные Костика огромным молотом раскалывали у него на спине. Если в толпе находился умник, кричащий: «Камень подпилен! Копье ненастоящее!», то добрый Костик предлагал повторить все то же самое этому борцу за правду. Желающие пропадали.
Однажды я застала Костика за странными действиями: далеко за плацем, на развалинах учебно-тренировочных пособий для спасателей МЧС, Костик трудолюбиво выковыривал из земли бордюрный камень. Я удивилась и спросила:
- Костик, а что это ты делаешь?
Костик вздрогнул, как застигнутый врасплох.
- Реквизит готовлю, - честно признался он. – Разве на эти наши выступления камней напасешься? А тут бордюр еще длинный – аж до самого красного уголка спасателей идет. Это мне надолго хватит. Не стой столбом, помоги еще вон тот выковырять…
Красавец-Костик был признанным сердцеедом в театре и любителем женского пола. А сколько помощниц он извел своими придирками!
Однажды вышло так, что бессменная партнерша Костика Ольга  не смогла выступать, и он попросил найти ему пару на несколько выступлений. Я обещала привести к нему подругу, которая прекрасно танцует и отлично смотрится в восточном одеянии, а также не боится лошадей, ездит верхом.
- И, наверное, не испугается тебя, Костик – неловко пошутила я. Костик хотел меня стукнуть, но подумал о  не найденной партнерше и не стал. Вместо этого он начал придираться к рассматриваемым кандидатурам:
- Эта слишком толстая, мне ее тяжело будет поднимать… А эта мне не нравится… (А ты ей тоже не нравишься!!!! Что???? То-о! Останешься без партнерши, – это наш доброжелательный диалог).
- И вообще у меня требования очень простые: мне надо, чтобы партнерша носила сороковой размер одежды, весила не больше пятидесяти килограммов, но размер груди обязательно третий!
- Костик, - подозрительно уточняла я, прежде чем рекомендовать очередную жертву, - а объясни мне, пожалуйста, зачем тебе размер груди в твоем номере, а?
Костик был мастером перевоплощений, причем совершенно жизненных, а не сценических. Дело в том, что каскадерам всегда нравилось волновать наивные девичьи сердца, особенно на съемочных площадках, где всегда полно хорошеньких гримерш, костюмерш, актрис и других представителей «киноженщин». Проблема в том, что образы каскадеров не всегда были романтическими и красивыми.
Что делал Костик. Он заранее приезжал на съемочную площадку и ходил походкой неосвоенного Тарзана, играя мышцами и блистая новогорским загаром. Затем его звали гримеры, приклеивали ему усы, бороду, надевали дурацкий колпак, и превращался наш Тарзан в какого-нибудь деда-извозчика, успев, однако, запомниться девушкам своим героическим натуральным обликом.
На съемках кинокартины Карена Шахназарова «Конь Бледный» , Костик неожиданно приобрел еще одну зрительскую симпатию, которая его совсем даже не порадовала. Съемки проходили в жаркий летний день на площади перед Большим театром в Москве. В перерывах между вождением колесниц начала века все артисты радостно кидались в знаменитый фонтан у Большого театра, чтобы освежиться. Хочу напомнить, что именно этот фонтан является одним из традиционных мест встреч московских гомос…, в общем, геев. И вот идет такой весь из себя мускулистый, брутальный и длинноволосый Костик к фонтану и вдруг совершенно несолидной перебежкой перемещается к коневозу , хватает меня под руку и шипит:
- Идем со мной к фонтану…
- Зачем? – сопротивляюсь я. – Я только что там была.
- Идем, - продолжает Костик и тащит меня к воде под ручку.
И только подойдя ближе, я увидела, какими плотоядными взорами окидывает нашего мачо фонтанная братия. И неприличным образом загоготала:
- Костян. Смотри, ты тут популярен. Может, я пойду? – ехидно поинтересовалась я.
- Я тебе пойду! Ты у меня потом посуду десять лет мыть будешь!
В общем, я все-таки малодушно бросила Костика среди геев, а он потом долго за мной гонялся и обещал подвесить за ноги на мишень для топоров.
Про Костика и Баню
Существует в Новогорске один феномен, природу которого не берется объяснить никто. Это… баня. Загадочная МЧСовская канализация всегда работала по странному принципу – принципу самовывоза. Вроде бы все работает, но при этом иногда раз – и больше не работает. Раз в неделю на базу приезжала чудесная машина, которая и заставляла загадочную канализацию очнуться.
Но что бы ни происходило в офисных и конюшенных помещениях, баня работала всегда. Здесь канализация знала свое место и не перечила. Потому что в баню приезжали генералы из Академии МЧС и прочие важные посетители.
Зимой посетители выходили купаться в сугробах и иногда застывали, если видели наверху работающего живого коня. Конь тоже внимательно и укоризненно рассматривал любителей бани, пока они не замерзали и не прятались обратно в тепло.
Костик тоже баню любил и считал ее своим личным душем.
Однажды увидев меня рядом с офисом, он начал с загадочным видом меня подманивать. Кроме гадостей я ничего не ждала и поэтому на томные призывы Костика в трусах и его стриптизерское поведение не откликалась.
- Ну иди уже сюда… Я тебе щас такое покажу, ну такое… Ну иди уже… - Костик терял терпение и в такие моменты начинал соображать со страшной силой. Поэтому, улучив момент, просто схватил меня за шкирку и затащил в баню. И запер дверь.
- Ну все, - подумала я. – Убьет. И съест. Ну или орать начнет так, что потом всему театру не докажешь, что ничего не было…
Костик подтащил меня к раковине и радостно сообщил:
- Чего смотришь? Посуду давай мой. У меня Ольга сегодня работает, так посуду помыть некому… А я тебя в душ пущу по блату, после тренировки. Идет?
Мытье посуды было тайной валютой хитрого хохла Никитенко. Именно этим неблагодарным занятием он материализовал штрафы для провинившихся девчонок. И надо сказать, лучше было согласиться на мытье посуды, чтобы не вызывать на свою голову более изощренную месть.
Любовь к слову

Отдельными отношениями Костик был связан с книгами. Единственная книга, которую он попросил у меня почитать после одобрения своей второй половины Ольги, так и осталась лежать под толстым слоем пыли в его комнате. А куда она делась потом – вообще неизвестно. Как бы то ни было, но читать наш Тарзан не любил. Телевизор был ему ближе и родней. Поэтому когда в соседней комнате дядя Миша завел себе спутниковую тарелку, Костик настроил все таким хитрым образом, чтобы и в своей комнате смотреть те же передачи. Беда была в том, что смотреть он их мог только параллельно с Мухтарбеком, поэтому ночью телевизор не включал, опасаясь обнаружить какой-нибудь подвох со стороны смотрящего телевизор дяди Миши. И поэтому был лишен своих любимых ночных каналов. Но на этот случай у него была полка с видеокассетами и, как выяснялось при уборке, там хранились не только записи гимнастики Ци-Гун.
Зная любовь Костика к книгам, мы с братом решили пошутить. И на день рожденья подарили ему комплект из двух книг: одна из них была пособием по эротическому массажу (с картинками и фотографиями. Хотели «Камасутру», но решили не усложнять). К этой забавной книжке был приложен большой красочный Букварь для первоклашек.
Увидев Букварь, Костик раскричался про злыдней и тыкнул в меня пальцем:
- Ты. Это твоих рук дело! – окружающие изо всех сил старались не подавиться смехом.
Но увидев вторую книгу, как и ожидалось, Костик оттаял и увлеченно начал смотреть картинки. Это пособие еще долго ходило по рукам в театре. А судьба Букваря неизвестна.
Как Костик встретился с Надеждой Бабкиной

Театральная труппа работала в Петрозаводске в День города вместе с коллективом «заслуженной казачки России» Надежды Бабкиной. Один из совместных выходов заключался в том, чтобы вороная упряжка вывозила Бабкину на стадион. Поскольку «водитель» упряжки Иван не любил тихой езды и под шумок уже дважды чуть не перевернул экипаж, Васильич велел Костику поехать для подстраховки вместе и, если что, «Бабкину поймать и ни в коем случае не дать угробить великую артистку». Костик воспринял призыв директора буквально и во время выезда так ухватил певицу за то, за что смог ухватить, что вид у нее был слегка удивленный. По подъезду экипажа Костик галантно помог Бабкиной выйти из экипажа, и они оба остались довольны: Бабкина – тем, что благополучно добралась на этой сумасшедшей колеснице, а Костик – тем, что подержался за Бабкину.
Конный театр не раз пересекался с этой замечательной артисткой и красивой женщиной. Однажды директор проводил переговоры о совместной программе с ее певческим коллективом. На встрече присутствовала и сама певица. Как рассказывал потом Васильич:
- На ней была надета юбка с разрезом аж почти до самого пояса. И она так вот меня слушает и ногу на ногу перекладывает. И улыбается так лукаво: «Так что вы там говорите, Анатолий Васильич? Это все очень интересно». А я уж смотрю на нее и совершенно забыл, что собирался сказать. Тут свою речь и свернул. И, главное, она, кажется, все это прекрасно понимала и веселилась.
Когда Васильич рассказывал мне эту историю, я, конечно, не удержалась от комментария:
- Ну что же вы, Анатолий Васильич, никогда женщины что ли не видели? С ногой… и  разрезом?
На что директор дал мне легкий подзатыльник, но успел услышать окончание фразы:
- Да и потом, несмотря на выдающуюся… личность Бабкиной – вот чтобы вы свою речь быстро свернули – это уж и вовсе небывалый случай…
Как Костик учил иностранный язык

Костик Никитенко не хотел жить в России. То есть вообще-то он хотел, но сам был, как мы говорили, «советский остаток иностранца». Очень долго ему не хотели давать российское гражданство и паспорт, несмотря на длительное проживание в стране и кучу артистических заслуг. С киргизским паспортом в кармане хохол Никитенко и вовсе чувствовал себя неуютно. К тому же наш герой чувствовал в себе силы покорить Европу своим искусством.
Во время пребывания на гастролях в Швейцарии свободно себя чувствовали лишь некоторые артисты, которые знали английский язык да Надюшка Хлебникова, свободно изъяснявшаяся по-немецки и работавшая потом в Швейцарии несколько лет.
Поэтому после полученного опыта Костик решил изучить немецкий язык. С этой целью он набросал себе список слов и попросил меня с помощью немецкого словаря сделать ему перевод.
- Я, - говорил, – повешу себе слова на стенку и буду каждый день учить по десятку. Так и язык выучу.
Естественно, я согласилась помочь товарищу. Но когда увидела тот набор слов, который набросал Костик, вместо сострадания к жажде знаний меня задушил нездоровый смех. Ибо набор Костика для изучения состоял из таких слов, как «любовь», «любовница», «любовник», «свадьба», «чувства», «весна», «признаваться», «соглашаться» ну и так далее, все в том же духе.
- Костик, - подозрительно спросила я. – Скажи мне, пожалуйста, с какой целью ты собираешься ехать в Германию или Швейцарию? Ты меня извини, но это какой-то словарь альфонса. Ну никак не каскадера. И даже не артиста. А вовсе даже брачного афериста.
- Кого-кого? – спросил Костик и схватился за кнут.
- Ну жиголо, - немедленно исправилась я.
- Ты еще и обзываешься… - обиделся Костик. – Посуды на тебя не напасешься…
Его телефонные разговоры со знакомыми из Швейцарии выглядели достойными юмористической передачи. Я не знаю, как он на их родине изъяснялся с ними. Вероятно, жестами. Но выглядело это примерно так. Один из разговоров был случайно подслушан Надюшкой и Оксаной. Неизвестный собеседник что-то сообщил Костику, на что тот ответил адской смесью иностранных языков:
- Йа. Йа. А ю телефонире?
Надька потом еще долго дразнила его этим «а ю телефонире», вызывая бешенство у Костика и страдая физически, потому что мстил наш «почетный немец» изобретательно и артистично.
В конечном счете Костик действительно уехал. В Португалию. И остался там на ПМЖ, завел семью и родил ребенка.
Удачлива оказалась его звезда артиста… И среди героев, про которых сочиняют теперь байки в театре, стало на одного меньше.
Репетиции каскадеров

Репетиции занимали большое место в театральной жизни. Самыми тщательными приготовлениями отличались крупные спектакли, такие как, например, подготовка к конному шоу в Швейцарии «Из России с любовью».
Для репетиций использовался давно освоенный манеж спорткомплекса «Планерная». Глубоким вечером, чтобы не распугивать спортсменов с их нервными лошадьми, реквизит, лошади и люди приезжали в манеж и репетировали. Дирижировал репетициями режиссер шоу, обладатель «Золотой маски» за свои массовые постановки А. Петров. Правда, каскадеры о его заслугах не знали, поэтому работали как обычно. А неблагодарный конь Рубин – так и вообще бессовестно отдавил режиссеру ногу, наступив на него во время разминки.
Помощники привлекались на репетициях для подсобной работы, а также для временной замены артистов в проскачках и массовых сценах.
Начинал выступление Костик, который изображал русского воина, вышедшего погулять со своей девушкой, которую затем крали татаро-монголы. Девушкой должна была быть одна из балерин дружественного ансамбля, но на репетициях ее, понятное дело, не было.
Костик стал искать замену, и скоро его блуждающий взор уткнулся в мой хилый организм.
Организм, конечно, не хотел никаких репетиций (тем более с пронырой Костиком), но имел массу положительных свойств: почти ничего не весил, мог спокойно «вороваться» конным монголом и, главное, не орал, когда во время проскачки его била по голове пристегнутая к седлу казачья шашка.
Режиссер очень основательно относился к сценарию и настойчиво требовал отыгрывать каждую сцену. Вот так мы и начали: Костик вывел в поводу лошадь, на которой сидела я, - и аккуратно снял меня с седла.
Режиссер заявил, что эта сцена романтическая, и мы должны соответствующе отыграть. На этом месте мы с Костиком с дружеским отвращением посмотрели друг на друга и стали изображать любовную прогулку по берегу реки. Чтобы настроить меня на романтический лад, Костик немедленно спросил на ухо, какого цвета на мне надето нижнее белье.
Я совершенно неромантическим образом заржала, и режиссер был возмущен.
Выскочили наши враги, Костик сделал вид, что сильно занят, и мы с врагом стали придумывать, каким образом девушку удобнее воровать. В первый заезд каскадер по-простому схватил меня за штаны и закинул наверх. Штаны треснули по шву на самом сидячем месте. Треснули на весь манеж, и я радостно сообщила Костику, что еще один дубль – и его вопрос про белье потеряет актуальность, потому что и так будет все видно. А всаднику сообщила, что штаны у меня одни, а репетиция длинная – поэтому надо что-то думать. В итоге на меня надели ремень, за который и подхватывал всадник. Я честно сочувствовала и безымянной балерине, и прошлым настоящим жертвам всадников, потому что нажила большое количество синяков и честно не понимала, зачем совершать репетиционную проскачку с моим телом на коне не один демонстрационный круг, а пять. Болтаясь вниз головой, во время проскачки я с надеждой заглядывала в глаз находившейся рядом с моим лицом головы Эмира и спрашивала у него, когда уже эта скачка-качка прекратится и есть ли у его всадника Орлана  совесть. А когда он один раз споткнулся на галопе – даже вспомнила маму. В хорошем смысле.
Далее отрабатывались битвы, проскачки и выстраивания в шеренгу. Битв было много, а бойцов мало. Мне дали в руки шашку, и я так радостно приступила к делу, что чуть не отрубила Климу  руку. Клим возопил и извиняться потом пришлось долго.
Особенно красиво на репетиции выглядела фигурная езда под музыку Свиридова двух «аланских» пар : парами управляли девушки – вороной – Ольга Климова, серой-белой – Надя Хлебникова.
В конце репетиции потренировались в джигитовке и стали отшагивать  лошадей в предманежнике .
Директор Васильич тоже очень хотел помочь. Он таскал мишень, носил тюки с сеном, почти не комментировал режиссера и в конце вызвался отшагать лошадь, с этим благородным намерением и взобрался на первого попавшегося коня.
Брат мой Вовка отшагивал Гигена.
Круг конников шагал по предманежнику, когда раздался громкий Ольгин шепот:
- Вова. Во-о-ова! Быстро поменяйся с Васильичем лошадьми. Я говорю, отдай ему Гигена! Тебе вот все равно, а он сейчас если упадет – мы зарплату полгода не увидим…
Репетиции все шли и шли, каждый день. Непонятно лишь то, что большая часть их участников так и не попала на выступление. А как репетировали артисты уже самого спектакля – мне не известно…


 
Тренировки курсантов

Курсанты тренировались два раз в год. Осваивали курс конной подготовки, для чего в Академии МЧС даже была создана дополнительная профильная кафедра и теоретический курс. Вообще бойцы – это отдельная песня. Строевая, бодрая, на всю территорию слыхать. Поэтому несколько эпизодов из нелегкой солдатской жизни.
Бойцы подразделялись на курсантов и бойцов, натуральных по происхождению. Первые появлялись эпизодически и так же таинственно исчезали. Вместе  с ними появлялись палаточные городки и начинались занятия, плавно разбавленные подглядыванием за девчонками.
Бойцы «природные – нецивилизованные» несли срочную службу на территории, служили ее порядку, благоустройству и непусканию на территорию посторонних. Последнее получалось особенно хорошо. Посторонний никак не мог пройти через КПП мимо суровых сынов Родины. Но пройдя вдоль забора метров двести, мог обнаружить еще одни незапертые ворота, три дырки в заборе, а еще метров через сто забор заканчивался совсем. Но это не мешало бойцам выполнять свои обязанности.
Еще одним святым занятием  была уборка территории. Бойцы исполняли из ближайших представителей древесной флоры чудные веники, которые позволяли в три взмаха вымести конюшню.
Чтобы добыть это чудо инженерной мысли суворовских отпрысков, приходилось идти на военную хитрость: брался журнал типа «Плейбой», раздраконивался на несколько фрагментов, и каждую обнаженную женскую натуру можно было сменять у бойцов на грамотные веники и метлы. Бизнес шел в гору, пока однажды залежи порнолитературы не обнаружились офицером и не были изгнаны из дежурки вон.
Среди бойцов нередко попадались славные ребята, которые любили лошадей и с удовольствием прикреплялись к конюшне помощниками. И все без исключения любили приходить на конюшню, рассматривать лошадей и фотографироваться с малюткой тяжеловозом Ромочкой, на фоне которого даже самые рослые и плечистые казались жалкими задохликами.
Иногда бойцы помогали косить и собирать сено. Многие сами были родом из деревни и действительно ловко управлялись с косой. Правда, часто «дедам» было лениво выполнять в жару работу, и тогда можно было услышать диалог такого рода (с офицером):
- Васька! Помоги девушке траву собрать!
- Не-а. Не буду, - гундел солдат.
- Я твой начальник. Я приказываю.
- Не-а – гнул свое «дед», - никакой ты мне не начальник. Сегодня. Вот завтра будешь начальник. А сегодня я в увольнительной. И меня здесь вообще нет. И работать я не буду. Офицер только беспомощно разводил руками…
Без офицеров УТЦ вообще сложно представить наше конное царство. Особенно яркими персонажами были майоры Дмитрий Долгов и Крымский, которого все звали просто Крым. Долгов был импозантный мужчина, постоянно приводивший гостей на конюшню и развлекавший конюшенный народ байками из жизни МЧС. Однажды он особенно отличился полным игнорированием вышестоящего начальства, прибывшего с визитом в Новогорск. Уж слишком не похожим на «главнокомандующего» конной «авиацией» оказался нежданный визитер. Но об этом случае Дима вспоминать не любит…
Крым любил издеваться над людьми и отличался недюжинной изобретательностью: его светлой голове, например, принадлежало «освоение лошадиной кормушки человеком» (процесс выглядел так: схватить первую попавшуюся девицу и, визжащую, засунуть в кормушку, да так, чтобы попотела, выбираясь оттуда) и «вертолет МИ-8», когда несчастная жертва раскручивалась в воздухе и ходила потом походкой космонавта, впервые спустившегося на Землю после длительного полета. Избежать этого можно было, только заранее убежав от Крыма.
Еще старина Крымский любил полоскать в солдатском пруду свои армейские носки. В таких случаях проходивший мимо Долгов громко кричал, что из-за стирки носков Крымского в пруду подохла вся рыба и засорилась сливная труба.
А еще до того  как майор приобрел привычку стирать носки в пруду, каскадерская братия освоила берег прудика для загорания, купания, а Базин даже умудрялся ловить там рыбу. Правда, делал он это с большого похмелья и какого рода рыбу он там вылавливал, неизвестно. Скорее всего, воблу.
Во время загорания женской части коллектива театра за кустами прятался патруль. Из-под каждой ветки торчала особь мужского пола с горящим взором, а особо впечатлительные норовили набиться в «охрану» или стать спасательным кругом. Нередко в воздухе слышался горячий диалог:
- Девушка! А почему вы не купаетесь? Вы боитесь утонуть? Я вас спасу, я же спасатель.
- Какой там утонуть….да, боюсь, в вашем пруду даже забеременеть можно. От взглядов одних только…
Сейчас на берегу пруда по-прежнему иногда отдыхают офицеры, но купаются в нем уже только собаки – обитатели Новогорского дома. А Крым и Долгов давно сменили место службы. А уж сколько бойцов сменилось – и не счесть. Но таких, как Сережа-конник, практически работавший конюхом на полставки, больше не встречалось. Не встречалось и такого таланта –  как художник-боец, который на досуге сочинял дивной красоты рисунки и носил их дяде Мише, вместе они рисовали эскизы к костюмам.
Среди бойцов встречались и классические «деды», жестокие к новичкам и необузданные в развлечениях. Но дедовщины как таковой не было. Исчезла она после ужасающего случая: в подсобке, где располагалась столярка, нашли двух зарубленных топором «дедов», в это же время покинул территорию новобранец, над которым, по слухам, особенно издевались эти двое… Чем закончилась история, известно только прокурору да начальству, но слухов о дедовщине больше не было. Совсем.
Офицеры были тоже разные. Однажды, проходя через КПП, я сильно удивилась. Обычный путь перекрывали дорожные заграждения с вывешенным на них знаком «кирпич», а офицер выдал классический вариант на тему «ты теперь сюда не ходи, а в обход ходи». Я не удержалась и спросила, в связи с чем возникло сие архитектурное решение. Офицер возмущенно запыхтел:
- А вот вы тут, барышни, ходите, полуголые… шоб не ходили.
- Где полуголые??? – возмутилась я, - лето же на дворе, не в хиджабе же ходить! И кому мы мешаем???
- Ходют тут, ходют – продолжал речь вояка, - а мои бойцы потом спят беспокойно! У, холера, я вас…
- А вы своим бойцам пособие выдавайте. По безопасному самоудовлетворению мужского организма, - подсказала выход бойкая на язык девчонка-помощник.
Сбежали мы резвее, чем конь Лурик с газона, поэтому окончание речи я, увы, пропустила. Не жалею.
Тренировки курсантов проходили в двух вариантах. Сначала изучалась и сдавалась теория. И зачеты, и экзамены – все как положено. Преподавали мэтры-конники: сначала Алена Щербакова, потом Ольга с Оксаной, Лолита Солерс и ее муж Григорий Степанов. У всех за плечами солидный спортивный и каскадерский стаж. Поблажек не было, но и не придирались. Тем более что курсанты учились вполне хорошо.
- Знания впитали, бойцы? Молодцы, марш до следующего занятия.
Старший офицер переживал за Лолиту: как же такая хрупкая дама сможет справиться с его молодцами? Васильич только усмехался: сам, мол, ее боюсь. Она конную милицию тренировала,  небось и с твоими справится.
Лучше всех усаживались в седло курсанты, рожденные в казахских, башкирских степях и на Кавказе. Но старались все. За 8-10 занятий научиться хоть как-то держаться в седле – этот результат, на который может уйти год нормальных тренировок, требовал  титанических усилий. Тренировались и в грязь, и в дождь, и в темноте. Падали обязательно, но вставали и садились в седло обратно. А попробуй сдрейфь, свои же и осмеют…
Перед и после занятия по езде офицер выстраивал своих орлов в шеренгу перед конюшней и долго им что-то объяснял, вероятно, идеологическое. В такие минуты проходить мимо них надо было быстро и с ведром на голове. Или цепляясь за Костика. Потому что выдержать пристальное внимание двадцати-тридцати молодых людей, направленное на один несчастный объект женского пола – для этого требовалась особая решимость. Каскадерская.
Как раз в один из таких дней вышла моя статья в газете «Спасатель РФ», под заголовком «Диалоги лошадей конного театра, подслушанные на занятиях с курсантами». И вот иду я мимо строя, а кто-то (не помню, может, и Васильич) возьми и скажи: «А это, товарищи бойцы, наш пресс-секретарь. И журналист вашей ведомственной газеты». «Аааааа!» - заволновался строй. - Это вы эту гадкую статью написали?
- Какую? - смалодушничала я.
- Какую-какую! Где у вас лошади все молодцы и умнички, а мы – курсанты – дураки и лошади над нами издеваются!
- В сугроб ее! – зашелестела по рядам читательская критика.
- Не-не надо меня в сугроб, - занервничала я. - Я там по фамилии никого не называла, хоть самокритика, молодой человек – великая вещь. И статья юмористическая…
- Да мы шутим, - сказал курсант. - Прикольно даже. Лошади – и вдруг говорящие.
Шутит он. А театр мог без летописца остаться, между прочим.

Совесть все же посоветовала мне кое-что, поэтому следующей вышла статья о них же, о курсантах, с подробным перечислением их успехов.
А на фотографии того времени с удовольствием позирует боец, который как ребенок смеется в камеру от своей проделки: оранжевый берет – гордость сотрудников МЧС - он на время одолжил поносить коню Гигену. И надо сказать, форма его, Гигена, не портит… Лихая вышла парочка.
Газета «Спасатель». Как мы приобрели новых друзей

Ведомственная газета запросила информацию к очередному юбилею Кантемировых, чтобы напечатать короткую заметку. Фотографии в редакцию повезла я. Там и познакомились с замечательным творческим коллективом: Сергеем Умновым и его редакцией. Разговорились, обсудили интересующие темы. Газета хотела разнообразить свои пожарно-спасательные выпуски новостями конного театра. Помимо этого мы совместно осветили наш проект «Спасатели – школьникам Беслана» о детском лагере. После этого корреспонденты засобирались в гости в Новогорск. Чтобы, так сказать, самолично-с. Собрались в редакции, я вызвалась их сопровождать и между делом ликвидировать заслон на КПП. Ха, наивная, кто еще кого ликвидировал – почести при въезде были генеральские… Поездку не забуду, редакционный водитель рулил ведомственной «Волгой» со спецсигналами. И когда ему надоедало стоять в пробках, врубал мигалку и катил куда ему было надо. Да еще со скоростью. Никогда еще дорога из Останкино не занимала такого маленького количества времени.
В Новогорске Леша Давыдов  планировал задержаться всего ничего: «Быстренько соберу материал, быстренько отсниму лошадок, быстренько поговорю с вашим Васильичем…» «Стоп-стоп, - на этом радужном месте я и обломала его светлые намерения… - Вот здесь я вам гарантирую – быстренько не получится». Усмехнулся… Зря.
Беседа Леши с директором заняла всего-ничего, ну, может, часа четыре. Как для новичка. Под диктофон. Пока измученный корреспондент не отпросился «по надобности». После чего был усажен за стол и обласкан гостеприимным Мухтарбеком Алибековичем. Не удалось совратить застольем только водителя нашего «членовоза». Стоек оказался боец как кремень. Только все твердил, я, мол, на работе. И так и так уговаривали. Сам дядя Миша лично ходил. И женскую хитрость пробовали. Ничего не помогло, пока водитель честно не признался: на днях неудачно упал, на деревянной лавке сидеть не может. Признаться неловко. А есть хочется, конечно… Кормили, так сказать, не отрывая от рабочего места.
Со «Спасателем» мы выпустили совместно несколько статей – коннотеатровской тематики, детской и Беслана. И я вам скажу, такого редактора-«птеродактора», как Сергей, я просто не видела. Вымирающий вид. Не резал материал почти ни на слово, темы не навязывал. Только один раз стишок про коня Гигена забраковал, хотя и смеялся:
Там, где пехота не пройдет,
И где тачанка не промчится.
Гиген на пузе проползет,
И ничего с ним не случится…
Редакция «Спасателя» - наша редакция, коллективно покинула газету после смены верхнего руководства информационными органами министерства.
Сергей все мечтал верхом сесть на коня. И не собрался. Надеюсь, ему удалось где-нибудь в другом месте исполнить свою мечту.
Как заместитель министра стал человеком
Посетители из Академии гражданской защиты и МЧС были частыми гостями в Новогорске. Во-первых, «патроны». Во-вторых, министр нередко навещал не только вверенных его ведомству орлов-курсантов на прохождении практики, но и своих лошадей на конюшне. Каждый раз перед таким высоким посещением территория учебно-тренировочного центра выметалась просто до зеленого свечения, деревья как бойцы стояли по стойке смирно, а с центрального газона перед КПП изгонялись все пасущиеся на нем копытные. Обычно это происходило так. Стариков конюхи спокойно отпускали без привязи гулять по всей территории. Не было случая, чтобы убеленный сединами Лурик где-то покалечился или заблудился. Возвращались животные как будто по часам. Часы у них были свои: показывали завтрак, обед и ужин. Иногда показывали «жарко» летом и «замерз» зимой, тогда домой приходили по необходимости. Особым спросом у Лурика и Османа пользовался именно центральный газон. Не знаю, то ли трава там росла какая-то особенная, то ли зрителей не хватало. Но вот только подстригали его газонокосилкой, а стрижка зубами Османа с Луриком почему-то оскорбляла эстетическое восприятие бойцов, обострявшееся перед посещением начальства. Тогда боец с громкими воплями «Пошел вон, гад!» с метлой наперевес  начинал гоняться за конем и изгонять его с позором с газона. Но вообще Лурику или тому же Осману было глубоко все равно на их чувства, поэтому они тихо бегали от бойца с метлой по кругу, не забывая на ходу «подстригать» траву. Бегать они так могли долго и артистично, пока боец не выбивался из сил и не запрашивал помощь артистов.
В один из таких визитов заместитель Шойгу посетил и конюшню. До последнего момента там проводилась уборка, безжалостно уничтожалась паутина, пивные бутылки, остатки от амуниции и другие следы жизнедеятельности конных каскадеров. Замминистра пришел почти один, в его свите было даже меньше десятка человек. Набравшись наглости, я подошла к Васильичу и спросила:
- Ну вы говорили, министр приехал. Покажите, где он, интересно.
- А вот стоит (показывает на одного из посетителей).
- Ну надо же. А точно министр? С виду на человека похож.
Гиген в люке

Лошадь в канализационном люке. Что ей, спрашивается, там делать? Все бывает у каскадеров. Дело было зимой, поседланный Гиген честно выходил из конюшни на очередную тренировку. На улице было скользко, а тут возьми да и взбреди в его большую умную голову идея попятиться назад. Ну как маленький рачок или каракатица. На Гигеновскую беду аккурат сзади него оказался незапертый канализационный люк (что вообще-то нонсенс там, где обитают такие крупные рачки). Как раз в него и попал задней левой ногой бедняга Гиген, да сразу по самый живот. Живот и выручил – лопал Гиген много и благодаря животу намертво застрял в отверстии. Картина: Гиген, по самую задницу ушедший под землю и бьющийся в тщетных попытках вылезти, и мечущиеся вокруг него люди, не знающие что делать. Общими усилиями отцепили и сняли седло. На крики из офиса прибежал дядя Миша. Осмотрел арену боевых действий (а Гиген разрыл вокруг снег не хуже ледокола «Ленин»), покачал головой и актуально заохал: «Ох, Гигенушка. Ну что же ты, как же ты… Ну зачем ты туда полез?» Кто-то подал идею: «Ребята! Спасателей надо вызывать!!!!» Вокруг, несмотря на серьезность ситуации, народ зашелся в хохоте: «Ага. Мы вообще-то сейчас на территории МЧС находимся…»
Тем временем Гиген устал бороться с подлостью советской канализации, выбился из сил и тихо лежал на боку, вращая глазами, как большая рыжая рыбина. Только вспотел так, как будто пробежал на время стометровку со всеми составами конного театра (года так с девяностого)  на горбу. И хорошо, что прекратил попытки освободиться, потому что мог сломать ногу.
В общем, вызволять несчастное животное из люка была призвана дюжина курсантов и бойцов МЧС. Они, конечно, репу чесали – не каждый день такое увидишь: толпу взбудораженных людей и коня в люке, но помогли. Не техникой взяли, но людской силой. Был Гигеша отправлен домой, тренировки счастливо избежал и, будучи по сути своей ленивой скотиной, нашел плюсы в своем приключении, бездельничая в деннике и поглощая запасы морковки, которой наперебой угощали его сердобольные сотрудники театра…

Да и вообще происшествия случаются не только с людьми, но и с лошадьми. Кроме Гигеновского освоения просторов канализации, редкая лошадь «Каскадера» не летала с трапа коневоза. Иные совершали странные кульбиты на выступлениях, а некоторые особо одаренные умудрялись по неловкости и в стрессе падать прямо со сцены, невзирая ни на всадника, ни на скопившийся народ, ни даже на некоторые властные чины, перепуганные неожиданными попытками большой лошади превратиться в бабочку…
Кстати, несмотря на некую комичность таких происшествий, многие из них могли закончиться весьма трагично. И для лошади, и для всадника.
История одной большой любви

Эти чудесные персонажи встретились именно под крышей конного театра – и с тех пор стали неразлучными друзьями и коллегами.
Юля Якубовская – цирковая артистка, продолжательница семейного дела. Ее номер был совершенно очарователен – клоунада с участием дрессированных собак. Собак было много, все – члены одной большой семьи. И вот однажды эта шумная семья въехала в Новогорск и заселила пустовавший жилой вагончик Мухтарбека. Сама Юлька была еще с детства знакома с конным театром и с удовольствием в него вернулась. Помимо собственной работы, она взялась за обучение одной из лошадей, а также применяла свои ветеринарные знания, вылечивая лошадей и собак. Ей без тревоги дядя Миша доверял свою драгоценную Асеньку . Юлькины собаки носили забавные клички, сообразно своей внешности и цирковому амплуа: Кроша, Веник, Шкет, Стас… Когда однажды ветеринарный врач, проводивший очередной осмотр, услышал, что его пациентов зовут Бутерброд и Паштет, он только хихикнул:
- Юля, у Вас что, было голодное детство? – И это при том, что здоровенная Юлька занимала значительное пространство его медицинского кабинета.

Рита  появилась в Новогорске как владелец-арендатор. С собой она привезла ящик амуниции, больного коня Ваньку и…все свое большое и теплое сердце. Сначала она просто занималась своим конем – «хомячком», как она сама определяла его место в своей жизни, но потом вошла в жизнь театра и как тренер, и как артистка. И также взяла в работу молодого коня Мухтарбека – Асуана – потомка знаменитого Асуана Ирбека Кантемирова. Ее любили и люди, и лошади.
Эта очаровательная парочка – Рита и ее конь Ванька быстро завоевали симпатии окружающих. У Ваньки была непростая звериная судьба: он много болел и долго находился в плохих руках, где быстро озлобился и начал калечить своих хозяев, которые отвечали ему тем же. Когда Рита с подругой решили выкупить его, Ванька уже не вставал. До сих пор на его шкуре не заросли следы пролежней и побоев, хотя прошло уже много лет. Добрые женщины выходили коня, и выяснилось, что прекрасных кровей, очень красивое животное обладает ярчайшей индивидуальностью и обаянием. Вызывать к себе расположение Ванька умел прекрасно: мог обаять всех, начиная от маленького ребенка и заканчивая ветеринарным инспектором. Находясь уже в солидном возрасте, конь имел кучу хронических болячек и работал редко. Так говорила его хозяйка:
- Эта лошадь считает, что другие созданы для работы, а он – для красоты и любви. Это не лошадь, а домашний  хомяк. Я его только лечу и обихаживаю.
Обострения ревматизма случались у Вани исключительно в периоды, когда он не хотел работать и проходили, стоило выпустить его гулять. Когда Рита была занята на работе, за Ваней следила Оксана. Она называла его Инвалид. Однажды, когда Оксана выводила его погулять, Ваня вырвался и убежал от нее. Хвост трубой – и вперед. В течение получаса Новогорск оглашали громкие призывы Оксаны: «Лови Инвалида!!!!!!!!!» Куда только девался тот «инвалид»…
Ваня очень любил играть. В леваде с ним можно было играть в салочки и футбол. Но больше всего он любил играть «в дракона» и особенно веселился, когда удавалось кого-нибудь напугать. В то время за стеной территории театра велась стройка коттеджного поселка «Эдем», часто во время тренировок артистов строители забирались на забор и как стая воробьев, усевшихся на всех заборах, наблюдали за тренировками. Ваня как обычно гулял в леваде, когда в конюшне услышали громкие крики о помощи. Выбежавшим на улицу представилась картина: развлекающийся Ваня, изображая дракона, кружит вокруг кучи рубероида, на которую он каким-то чудом загнал несчастного строителя. Строитель кричит, чтобы «эту злобную скотину кто-нибудь забрал» и боится слезть, а Ваня принимает угрожающий вид и охраняет свою добычу. Увидев людей с конюшни, конь гордо отправился к ним хвастаться подвигами, а несчастная жертва, наконец, смогла покинуть место своего заточения. Подозреваю, это приключение надолго отбило у него охоту подсматривать за тренировками…
Хромота Вани имела загадочное происхождение, как уже было подмечено наблюдениями. Особенно усиливалась она у коня, когда он видел снаряжение для тренировки, заботливо приготовленное для него всадником. Однажды он, чтобы избежать гадостной тренировки, даже принялся ковылять по плацу на трех ногах, после чего был срочно доставлен на конюшню. Вызвали врача. После того как под наблюдением доктора Ваню выпустили в леваду, он начал бодро скакать по ней без малейших признаков хромоты, поэтому врач прописал «этому симулянту» порцию воспитательной порки и уехал. Ваня страшно обиделся, и в деннике снова изобразил инвалида. Однако когда свидетели скрылись, на всех четырех ногах  кинулся к кормушке с морковкой…
Итак, Рита и Юля быстро сдружились на почве обучения своих лошадей, более того мама Рита стала ездить и помогать Юле и ее напарнице Алисе на выступлениях с собаками, которые тоже полюбили Риту как родную. Я вообще не знаю, есть ли в природе такой человек или зверь, который бы не полюбил маму Риту…
Ну кто еще может придумывать несуществующие породы и виды собак, руководствуясь их поведением. Так появляются «недопинчер» (ростом не вышел) и «перепинчер» (все наоборот), а так же собаки-коровы и собаки-косули. А еще – особый вид собаки, уставший фокстерьер Кузя под названием «Кузенок табака». А выросшего дога, которого в детстве называли из-за худобы «селедка», повысили до «скумбрии»…
Когда Юля вместе со всей своей семьей переехала на другую конюшню, в подмосковную Щербинку, Рита перевезла своего Авангарда туда же. Скоро в «семью» вошел пегий конь Арамис, и номер пополнился еще и дрессированным конем. Рита и Юля поселились в доме в поселке Дрожжино, и так начался их самостоятельный этап выступлений с лошадьми и собаками…
Вагончик в Новогорске надолго замолчал, и по утрам из него больше не выскакивала стая разномастных собак с Юлькой во главе…
От мамы Риты в театре остались только воспоминания и две новые артистки. Да, те вчерашние девочки-спортсменки, которые поначалу помогали ей с Ваней, остались в театре полноправными артистками, которых с полным правом можно упомянуть в истории театра как молодое каскадерское поколение.
Думаю, конный театр Кантемирова занял большое место и в воспоминаниях Риты с Юлей, но, главное, на этом история большой любви людей и зверей не только не закончилась, но и счастливо продолжается до сих пор…
Театральная жена

В театре наравне трудились и мужчины и женщины. Со стороны могло казаться, что женщина-каскадер представляла собой такое мужественное создание, которое, как у классика, остановит на скаку коня и войдет в горящую избу. Но, хотите верьте, хотите – нет, артистки, несмотря на тяжелую физическую работу, оставались женщинами, а мужчины театра могли этому только радоваться. Существовала и еще одна категория женщин, которую можно было бы назвать «театральная жена». Ярким примером тому служит образ жены каскадера Орлана Монгуша – Марины. Эта женщина всегда и везде сопровождала своего супруга, причем не будучи сама конником, легко выполняла работу конюха. Лошади Орлана всегда находились под чутким присмотром Марины и ее дочери Ольги: одновременно они заботились и о собственном коне Орлана, и о театральных стариках. Марина, сама по профессии врач, могла на должном уровне облегчать старикам хронические заболевания. Особенно забавно смотрелось сопровождение на выступлениях. Я спрашивала: «Марина, зачем вы едете на репетицию?», на что она отвечала, что Зема (конь Орлана) не пойдет в коневоз без нее. Небольшого роста женщина, в юбке и на каблуках, могла без труда уговорить дрожащего в испуге коня зайти в коневоз, она же всегда оказывалась на съемках в нужном месте с термосом горячего чая и попоной для разгоряченной лошади.
Театральной женой была и Валентина Ивановна, мать Димы Гиза, которая в течение долгих лет была театральным костюмером. Она бережно хранила старые костюмы, мастерила новые, и всегда могла найти в куче реквизита нужную вещь. Сама в прошлом драматическая актриса, Валентина Ивановна всегда появлялась на людях тщательно причесанная и изящно одетая, по стародавней привычке рассудив, что работа среди конников – тоже творчество, а женщина должна оставаться женщиной всегда…
«Каскадерши» тоже не забывали об этом, умудряясь буквально в перерывах между выступлениями выходить замуж, создавать семьи и рожать детей. Возвращаясь в строй.
Алена Щербакова долгое время работала вместе с мужем. Многие трюки она выполняла наравне с мужчинами. Маленького роста, худенькая и похожая на подростка, она без труда справлялась с лошадьми и могла много раз подтягиваться на турнике одной рукой, как заправский десантник. Ее маленькая дочка так же чуть ли не с пеленок ездила верхом и лошадей совершенно не боялась.
Оксана Горбенко играла в театре женские роли. Особенно ей удавались «цыганские» и «украинские», видимо, сказывалось полтавское происхождение. Она невероятно женственно выглядела в седле, но при этом джигитовала по всем правилам театра. После швейцарских гастролей она вышла замуж за артиста танцевального ансамбля из Питера, он переехал в Москву, и сейчас у них подрастает сынок Мишка, крестник Мухтарбека, названный в его честь.
Ольга Климова была не только спортсменкой, но и финансистом по образованию. Соревноваться с бухгалтерскими способностями Васильича она, конечно, не могла, но сейчас удачно совмещает свою трюковую деятельность с работой в банке.
Надя Хлебникова и Бела Хатагова – артистки, которые были способны вызвать овации целого стадиона. Зритель приходил в восторг, когда видел, что сложнейшие и опаснейшие трюки на лошади исполняла для них женщина… Кинопленка запечатлела картину, как бесстрастные швейцарцы рукоплещуют Наде, стоящей на вершине конной пирамиды с российским и швейцарским флагом в руках. А ее обаятельная улыбка освещает весь стадион.
Бела появилась в труппе театра в 2002 году, приехав вместе с мужем Туткабаем Качкеновым из Владикавказа. Туту стал тренером по джигитовке для новичков-каскадеров. И хотя часто испытывал трудности в русском языке при тренировках, тем не менее мог доходчиво объяснить тот или иной трюк и настаивал на том, чтобы репетиции проходили каждый день, когда того позволяла погода. Его педагогический дар подтверждался женой: изначально Бела не имела никакого отношения к лошадям и вообще была балериной и учительницей русского языка, а Туту в несколько лет сделал из нее джигитку. Но по-русски лучше разговаривать, увы, не стал. Вдвоем они сумели создать уютный домашний уголок при театре, а Бела часто пекла настоящие осетинские пироги и находила в лице Мухтарбека приятного собеседника. И хотя семейная пара не слишком долго продержалась в труппе театра, есть несколько выдающихся театральных побед, в которых они приняли самое активное и живое участие.
Тогда же и подтвердился принцип отношений дяди Миши с сотрудниками, которые, в первую очередь, всегда были для него людьми: единицы уходили из театра, не сохранив с ним добрых отношений. Многие меняли профессию вообще, другие – просто уходили работать в другое место, но большинство оставались желанными гостями в Новогорске и переходили в смешной и трогательный статус «друга конного театра», все равно продолжая ощущать себя «в обойме», своими людьми.
Между собой мы шутили:
- От нас не уходят, от нас – выносят…

Вообще артисты конного жанра по сути своей настолько необычные люди, что нет ничего удивительного в том, что конюх свободно говорит по-французски, артистка танцует и поет, а помимо этого умеет лечить лошадей. А случайных людей здесь не было…
 
Песни театральных менестрелей
Есть такой фильм про каскадеров «Мужская компания», снятый самими героями. Без них сложно себе представить конный театр «Каскадер»: Андрей Ростоцкий, дядя Саша Гизгизов, Сева Хабаров, Паша Абдалов… Они снимали кино про себя – и про всех каскадеров. Сейчас они (кроме Андрея Станиславович, который трагически погиб на съемках) – серьезные люди, занимающиеся кто постановками трюков, кто кинопродюсированием. Но в тогдашнем фильме они были озорные молодые люди, для которых истинным кайфом была их работа. И неисправимые романтики (под предводительством главного романтика страны Ростоцкого, при виде которого верхом на белом коне женская часть зрителей просто пищала от восторга).
До сих пор живы и песни, написанные для кинофильма «Мужская компания» и ставшие гимном каскадеров.

На исходе и этот сезон, вот еще один фильм завершен.
Придорожные лужи укрыла уже ледяная слюда.
Но вращается памяти круг, как приятель уходит на трюк,
И его загипсованных рук мне уже не забыть никогда.
Это странное слово «кино» - сколько судеб свершило оно,
Это крохотный миг нашей жизни, в котором мы все заодно.
Ну казалось бы, ради чего выходить на рубеж огневой?
Легкомысленно класть свои хрупкие жизни на чашу весов.
Но так хочется взять и посметь - подразнить ненасытную смерть,
И хоть раз на скаку ей влепить револьверную пулю в висок.
Ах, каких мы теряли ребят, отдававших до капли себя,
Их такие знакомые лица нам часто приходят во сне.
И пока будут с нами они – мы не сможем себе изменить,
Чтобы нам никогда-никогда не пришлось перед ними краснеть.
Это горькое слово – «кино», где друзей нам терять суждено,
Где едины и взлет и паденье – а третьего нам не дано…

Есть в этом кинофильме еще и песня о женах декабристов. О женщине. Ну конечно же, никакой романтик не может существовать на одних только лошадях, шашке и опасности. Для того чтобы сражаться с врагами, нужен достойный повод. Лучше всего – женщина.

Первые составы театра очень по-рыцарски относились к артисткам, не позволяя им выполнять тяжелую работу и оберегая от многих опасностей, связанных с конной профессией. Женщин берегли, чтобы они могли оставаться музами. И только в самые тяжелые периоды театра, когда сотрудников было мало – женщины выполняли всю работу наравне с мужчинами.

Рыцарский дух как-то внезапно покинул конный театр, появляясь только эпизодически. Наверное, его забрали с собой те люди, которые вдохновлялись женщинами, боготворили их, и просто были романтиками…
Ну а может, и сами женщины перестали быть Музами… Кто знает…
Богдан и Базин

Богдан и Базин питали друг к другу особенную привязанность. Несмотря на разницу в росте и несходство в характерах, они много времени проводили вместе и даже на пару веселили конюшню. Но иногда они ругались (тоже в шутку), и тогда большой Богдан хватал маленького Базина, обзывал его оленем и начинал трясти. Базин ругался:
- Богдан, что ты меня трясешь, я ж не груша… - при слове «груша» мечты Богдана уносились в спортзал.
- Поставь меня на землю, я же тебя ничем еще не обидел!
- Так ты меня еще и обидеть хотел?!! – возмущенно заявлял Богдан и переворачивал несчастного Базина вниз головой, размахивая им на манер маленького, но гордого флага.

Не думайте, что Базин был слабый и маленький. Наоборот, он был способен справиться с любым конем и при случае, конечно же, даже с саблезубым тигром. Но против Богдана был бессилен.
Эта парочка, как и Костик, обожала будоражить воображение зрительниц. Серега мастерски умел перевоплощаться в героя. И если утром, помятый, заспанный и взлохмаченный, он был похож на маленького домовенка (которого, как утверждала Майка, она лично видела в конюшне), то в мгновение ока, побрившись и умывшись, Базин превращался в красавца. Особенно ему шли гусарские роли.
Богдан отличался выдающимся телосложением, атлетической силой, но более спокойным характером. И был единственным в театре человеком, одного слова которого хватало, чтобы, например, я была готова весь день пасти его коня или делать какую-то другую работу. И, что уж совсем из разряда фантастики, никогда не говорила ему гадостей. Не обижаясь даже на то, что он обзывал меня «Алисой» и говорил, что я похожа на этот секс-символ советских детей из кинофильма «Гостья из будущего». Обижаться на Богдана было совершенно невозможно – так он был обаятелен. И к женщинам относился трепетно. Но, несмотря на это, я все равно страдала.
Когда директор Васильич в очередной раз ласково интересовался у меня, «почему у некоторых маленьких сволочных девочек бывает такой мерзкий характер и длинный язык», я всегда тыкала пальцем в Богдана и обвиняла его в «сексуальных репрессиях и всяческих притеснениях».
А Богдан свято чтил Уголовный кодекс, поэтому его участие в моей юной личной жизни ограничивалось весьма ограниченными действиями «сексуального» характера: посадить на лошадь, снять с лошади. Ну и подзатыльник дать, если нехорошее слово скажу. Эх…

Базин, пожалуй, был одним из немногих людей, к которым Богдан относился намного более сурово. Однако они быстро мирились на почве обсуждений, кого третьего им можно было бы побить.
Несмотря на частоту подобных случаев, почти все они носили мирный характер и исполнялись шутки ради.

Каскадеры вообще – самые добрые в мире люди.
Как Макс превращался в бабочку

Максим Строганов был интеллигентным и мирным артистом, происходившим из приличной цирковой семьи. Поэтому непонятно, каким ветром его занесло в нашу порочную компанию. Цирковой опыт преисполнил Макса каким-то особенным, философским пониманием мира. О своем цирковом прошлом участника акробатического номера Макс рассказывал много баек:
- Я был «верхним», и во время исполнения разных акробатических трюков мой дядя внизу ловил меня то на ноги, то на голову. Однажды перед репетицией он сказал мне:
- Максик. Я сегодня не в кондиции, так что ловись на «тыковку» сам.
Ну я и ловился…
Больше всего Макс любил спать. В это время не стоило стягивать с него одеяло, потому что каскадер возмущенно лягался пяткой, заворачивался в простыню с головой и ворчал, что ему мешают окуклиться и превратиться в бабочку.
Помимо бабочки Макс превращался и в других зверей. Ходит легенда, рассказанная артисткой театра, о том, как ему удалось перевоплотиться в летучую мышь:
- Иду я ночью через спортзал, и вижу, что вышедший до меня Макс тоже пришел туда, залез на кольца, перевернулся вниз головой и, видимо, так и заснул, как гигантская летучая мышка. С перепугу я, конечно, заорала – и он проснулся. И был еще и недоволен…
Макс так любил спать, что даже свои обязанности дежурного конюха мог выполнять на автопилоте. Как член Политбюро на заседании, он мог спать стоя, на ходу и с открытыми глазами. И так же в полудреме раздавал утренний овес лошадям, на ходу метко кидая его в проемы кормушек. Днем принявшая дежурство Майка, страшно ругаясь, ходила по коридору и выгребала в пустых, не занятых лошадьми денниках овес из кормушек.
Даже во сне Макс соблюдал социальную справедливость и засыпал корм даже туда, где его некому было есть…
Волшебные превращения артистов

Традиция ходить в сценических костюмах куда ни попадя пришла в Конный театр из прошлого опыта руководителя Мухтарбека. Рассказывают байки, как конники Кантемирова, находясь на съемках где-то в Средней Азии, закончили съемочный день и поспешили на поиски магазина. День заканчивался, магазины закрывались рано – и вся группа, как была в костюмах и с оружием, со свистом и гиканьем поскакала через кишлак на поиски ларька. Встреченный по пути старый дед вжался в забор и, очевидно вспомнив боевую молодость, быстро сообразил указать конникам направление. Не особенно говоря по-русски, он махнул рукой и сказал: «Сельсовет там!»
Подъехавший отряд встретил хозяин магазина. Мухтарбек приветливо улыбнулся ему и полез в кобуру. Хозяин побледнел. Он же не знал, что дядя Миша предусмотрительно выложил наган и спрятал в кобуре деньги. Узнав в чем дело, хозяин разулыбался и по полной программе отоварил конников.
Продолжили эту привычку артисты конного театра. Как правило, по пути с выступления домой на базу коневоз с лояльным водителем делал санитарную остановку «магазин». Из коневоза выскакивали люди и бежали за покупками. Покупатели очень удивлялись одновременному появлению у прилавка казака, гусара и какого-нибудь татаро-монгола, которые дружно совещались, какое пиво купить и не стоит ли сварить вечером пельмени.
Не всегда эти походы были столь мирными. После костюмированного представления в клубе Валеры Правдина наш Ваня  в костюме красноармейца и с шашкой наперевес взял с собой конюха Рената и тоже отправился в магазин. Вернулся он поздно, а на следующее утро не опознавал синяк под глазом, ничего не помнил и «не видел никаких придурков в буденовках, которые бегали по парку, приставали к милиционерам, махали шашками и требовали в магазине продать им пузырь».
История костюма

В костюмерной театра скрывалось много всякого добра. Здесь можно было отыскать совершенно великолепные образцы ручной работы, женские и мужские костюмы разных времен и народов. Чаще всего, впрочем, пользовались спросом бурки, папахи, гусарская форма и казачьи костюмы. Казачьи костюмы были обычной униформой каскадеров на «простых» выступлениях и включали в себя синюю шелковую рубаху, кожаную портупею и красные штаны. Это для мужчин. Женщины обходились черными бриджами и той же синей рубахой. Да, еще были ярко-алые кушаки, ну и конечно же, большие казачьи папахи. Даже Мухтарбек часто облачался в этот костюм. По костюму уже «вычисляли» конный театр в присутственных местах, к тому же он страшно надоел самим артистам. Поэтому когда однажды театр приехал на выступление, в толпе раздался вопрос:
- Ой, а это кто приехал к нам? Это казаки что ли?
Алик  очень не любил именно этот костюм и сразу же ответил:
- Не видно что ли? Нет! Не казаки!!!! Красножопый колхоз!
Спортзал и оргструктура театра
Спортзал Новогорска тоже был полноправным участником театрального быта. Это было очень важное помещение. Во-первых, на его стене висел постоянно падавший портрет Святого Георгия, во-вторых – в его недрах скрывался туалет. В-третьих, в спортзале жили тренажер, штанга, боксерская груша и Алик. Алик жил на раскладушке и преимущественно по ночам. Днем спортзал считался вотчиной Костика, который занимался на тренажере, сушил на нем свои носки, любовался в зеркало, висевшее под Святым Георгием, и заставлял подметать зал конюшенных помощниц.
Боксерская груша служила прибежищем директора Васильича в периоды его меланхолии. В такие минуты он говорил, что уходит на пару минут подумать, и из спортзала раздавались жалобные звуки избиваемой груши.
В шутку я дала ей должность при нашем театре и, представляясь, говорила:
- У нашего директора есть два заместителя и два помощника. Первый зам – это груша. Второй – пресс-секретарь. Когда не справляется первый – в ход пускается второй.
Васильич не любил эту шутку.
Груша также была любимым средством Богдана для избавления от депрессии. Депрессия у него была регулярно и часто обострялась в последние числа месяца перед приездом директора. Рассказывают, как однажды Васильич решил сообщить каскадерам, что зарплата немного задерживается, но предварительно заглянул в спортзал и увидел там Богдана. Тот был сильно зол, поэтому груша от его ударов взлетала чуть ли не до потолка. Увидев директора, Богдан дружелюбно улыбнулся хищной улыбкой. Васильич подумал, что зарплата задерживается совсем на немного, и закрыл дверь, решив отложить свою новость до более удобного случая.
История легендарного коневоза и его непростых отношений
с властью

Наш коневоз заслуживает отдельного описания. В пору своего рождения он еще не видел навороченных «собратьев», оборудованных туалетами, видеокамерами для слежения за лошадьми и раскладными кроватями. Поэтому это был просто фургон с маленьким отделением для сопровождающих конюхов. В зависимости от погоды и настроения каскадеры переименовывали машину в «куровоз», а то и определяли более крепким словом. Основное время коневоз стоял в Новогорске и летом в нем спал Базин, как объяснял он сам – «поближе к природе». Снаружи коневоз не имел таблички «Лошади» и был слегка обшарпан и побит лошадьми – чем неизменно вызывал любопытное внимание гаишников на дорогах. Оставалось только удивляться, какими трудами директора этого монстра пропускали на Красную площадь, на  Арбат и в другие известные московские места. Водил коневоз обычно Валера, прозванный за сходство во внешности и поведении Джим Керри. Но иногда он не мог сесть за руль, и тогда водителем назначали актера Валеру Яковлева. В такие дни артисты, сидевшие внутри, усиленно молились своим каскадерским богам, а кому молился Васильич – и вовсе неизвестно, потому что каждая поездка с Валерой Яковлевым оканчивалась происшествием.
Однажды на посту ГАИ коневоз в очередной раз затормозили. Дальнейшие события описывает директор театра, наблюдавший за ними из своего автомобиля:
- Гаишник машет палкой, и вроде бы коневоз с Валерой притормаживает и останавливается. Гаишник важно идет вдоль коневоза и доходит до кабины водителя. И тут по непонятной причине Валера трогается с места и начинает ме-едленно ползти вперед. Ничего не понимающий гаишник идет следом. Валера внимательно рассматривает его из кабины, но продолжает ехать вперед. Разумеется, пройдя сотню метров, гаишник разорался, что над ним издеваются. И больших материальных затрат и трудов мне стоило уладить с ним конфликт. А самое интересное, сколько потом у Яковлева не допытывались, почему он издевался над гашником – бесполезно, только руками разводил…
В коневозе было несколько окон. Два из них располагались недалеко друг от друга. Одно было в «человечьем» отделении, а другое – на месте, где стоял обычно конь Лурик. Лурик был старый опытный боец, поэтому во время летних переездов часто высовывал голову наружу для обдувания ее ветерком. Как я уже говорила, специальных опознавательных знаков фургон не имел – и Лурик возмещал своей мордой эту досадную оплошность. Он с необычайно гордым видом вперял свой взор в горизонт, чем смущал даже сотрудников ГАИ.
В «человечье» окно часто любила высовывать свою морду я, и мы с Луриком развлекались на остановках примерно так: стоит на тротуаре глазеющий пешеход, и тут я высовываюсь из окошка и машу ему рукой. Пешеход отворачивается, я залезаю обратно, и тут в свое окно морду высовывает Лурик. Пешеход оборачивается с улыбкой – а там конь. Настоящий. Который еще и шлепает губой и высовывает язык. Небось дразнится, гад.
Вообще пешеходы на лошадиные лица в окнах реагировали до крайности позитивно, весело, а на остановках пытались погладить лошадей. Обладавшие особо длинной и гибкой шеей лошади могли даже рассчитывать на какое-нибудь угощение, завалявшееся в карманах пешеходов.
Как Мухтарбек боролся в театре с конем Луриком, матерщиной
и другими пороками

На одной из репетиций в манеже «Планерной» Мухтарбек собрал каскадеров в предманежнике и, сидя верхом на Лурике, провел воспитательную беседу.
- Ребятушки. Ну что же это за безобразие. Я смотрю ваши тренировки, и иногда просто бывает стыдно. Этак и совсем можно человеческий облик растерять. Да, лошадушки наши иногда ведут себя нехорошо (может, мне показалось, но на этом месте речи Лурик ухмыльнулся), но это же не повод так на них обзываться, как иногда позволяете себе вы! На нас же люди смотрят! Мы же артисты, в конце концов, а не биндюжники.
Значит так. Отныне я запрещаю вам ругаться матом во время тренировок. И вообще не хочу слышать бранных слов в театре!
После дяди Мишиной речи проникнувшиеся каскадеры приступили к репетиции. Лурик долго бездельничал и решил похулиганить, для чего несколько раз подпрыгнул под Мухтарбеком, пару раз подкинул задом и для пущего эффекта сделал вид, что испугался своего отражения в зеркале. Мухтарбек немедленно возмутился и огрел наглого Лурика шашкой плашмя по толстой заднице.
- Ах ты… – и над манежем повисла пауза. А каскадеры притихли в предвкушении.
Дядя Миша сомневался. Лурик тоже затих.
- … старый пень, - подобрал наконец слова всадник. И обернулся к коллегам:
- Повторяю! Отныне – никакой матерщины!
Простые диалоги
Любимый стиль общения между сотрудниками театра – юмор. Этот «внештатный сотрудник» ненавязчиво оживляет быт, как может. Как говорится, что выросло – то выросло. Во многом благодаря веселому отношению к происходящему преодолевали многие тяжелые времена…
За столом царствуют признанные гении застольных бесед: Олег, Олег-2 и Васильич. Брат Вовка и я – для комментария и как ожившие доказательства честности рассказанного.
За перегородкой кухни тихо шуршит дядя Миша. Ему лавры рассказчика вовсе ни к чему, а вот свой взгляд как выдаст – мало не покажется.
Олег: - Ну вы только представьте, я не могу, чтобы отец выступал много! Он же старый человек, как это не понятно!!!
Мухтарбек (из-за перегородки, бодрым громким голосом): Врешь! Врешь!!! Я молодой. Это он конкуренцию устраняет.
У Васильича берут интервью. Он это дело любит и весь преисполняется осознанием своей важности. Печать высокой миссии лежит на директорском лице. После перечисления всех лавров атмосфера накаляется:
Васильич: - Сколько мы выступали, где бы мы не «ехали» - всюду нам сопутствовал успех! Да!!! Не было ни одного выступления, где бы мы провалились. Наоборот, от всех – одни только благодарности. Все наши выступления были удачными!!!! Публика устраивала нам овации! И только я, - победно обводит присутствующих взглядом, - только я один знаю великий секрет нашего секрета у зрителей… (драматическая пауза)
- …и это – кнопки на стульях, - слышится из-под стола.
- … или одна большая «ядерная» кнопка в чемодане у Васильича.
Градус падает, а Васильич обижается. «Секрет», наверное, тоже.
На улице Алик играет с козлом. Козел большой, пушистый и очень вонючий. Но поскольку в этом он нисколько не виноват, а все его богатство – от козлиной природы, то Алик все равно с ним играет… вилами. Алик чешет ими козлиный бок, а козел радуется и бодается. Я говорю: «Алик. Что-то он мне одного персонажа напоминает. Лицом. М-м-м…скажем Ваську». «Так я его и назвал… «скажем Васькой» в честь этого персонажа», - скромно опустив глаза, отвечает Алик…
Мухтарбек (встречая Васильича, ласковым голосом):
- Ну что, Васильич? Всех врагов победил? Это у него работа такая. Штатный борец с драконами, темными силами и злыми коварными гадами.
- Еще нет.
- Все впереди. Врагов у нас хватит еще надолго…
Заботливый.
- Анатолий Васильич, у вас ничего не болит?
- Нет. А должно?
- А совесть? Вас ждали, между прочим…
- Я заболел. Внезапно. Страшное воспаление…
- Воспаление хитрости? Ну все, допрыгались. Теперь хороший журналист уехал домой, разговаривать вам придется со мной!
- (возмущенно) Я не понял. Это мне в наказание, да?
Из бессмертных перлов директора:
Мы били его всей командой два часа, из принципа…
Хоть и сержант, но все равно мент…
Не при буром, а то протянешь ноги…
Придем домой – поставлю к стенке…
И выметайся отсюда, чтобы я даже твоего голоса здесь не слышал! Почему молчишь?

Вообще-то мы все друг друга любим, как вы уже поняли. Вопреки всему.

Ночной храпун

Многие жены упрекают своих мужей в том, что те храпят по ночам и мешают спать. Но мало кто знает, что лошади тоже имеют вполне человеческую привычку храпеть.
Особенным любителем, ценителем и знатоком храпа был конь Грасс. По ночам он с наслаждением заваливался на бок и начинал храпеть на все лады, присвистывая и причмокивая. Его храп гремел на всю конюшню и сотрясал стены денника.
Несчастный ночной дежурный, который должен был в течение ночи периодически проверять, все ли в порядке с лошадьми, на все лады проклинал Грасса, шел к его жилищу и легонько пинал ногой. Грасс просыпался, озирался и возмущенно смотрел на гада-конюха, потревожившего его дивный сон. Грассу как раз снились огромные бункеры, наполненные овсом и морковкой, а тут мерзавец конюх пинается.
Не успевал дежурный достигнуть дежурки и улечься спать, как громкий храп раздавался снова.
А спать Грасс очень любил и бессонницей, в отличие от конюха, не страдал.
Проделки Гиза-старшего
Дядя Саша Гиз  был личностью без сомнения выдающейся и даже легендарной. С незапамятных пор он работал в кино, и основной его профессией была постановка трюков. Но был у него еще один дар, который часто бывал необходим в работе каскадеров.
Однажды дядю Сашу позвали поучаствовать в съемках клипа для одной, известной сейчас певицы. Каскадеры удивлялись и спрашивали моего брата Вову, мол, мы же и сами справимся, сложности никакой. На что Вова таинственно отвечал: «Скоро увидите».
Режиссер этого мероприятия в тот день был совершенно невыносим. Он постоянно комментировал работу каскадеров и приставал со своими советами, чем изрядно им надоел. И тут на площадке появился Гиз.
- Александр Сергеевич, - важно представился он. – Не Пушкин. Не Грибоедов. Гизгизов.
Вскоре в разгар съемочного процесса раздался давно ожидаемый грозный рык Гиза. Он относился к режиссеру и отправлял его, режиссера, куда-нибудь подальше от трюкового процесса.
Гиз яростно защищал своих коллег от режиссерских атак, и самым вежливым его пожеланием к тому было – «сгинь, мелкий гений, по-хорошему», а его главным аргументом в споре было пожелание к режиссеру, чтобы тот не вступал с мозгом дяди Саши Гиза в отношения интимного характера. Тот быстро все осознал и оставил каскадеров в покое. Те только довольно ухмылялись.
Дядя Саша Гиз любил удивлять гостей. Особенно он любил их удивлять тогда, когда они этого не ожидали. В эти минуты славы лучше было не проходить мимо него пешком и тем более не проезжать на лошади. Вот результат моей прогулки на Графе мимо Гиза.
Конь Граф умел по команде садиться, но делать это не любил и садиться старался на что-нибудь мягкое и наклонное, вроде кучи опилок.
Как раз именно возле такой кучи Гиз и поймал его за повод. Невзирая на мои робкие протесты сверху, он позвал гостей и сказал, что сейчас лошадь по команде сядет как собака. Со всадником. Два раза это начинание не встретило поддержки у коня, и я уже думала, что все обойдется. Но на третий раз дядя Саша так убедительно помог Графу метким толчком, что Граф взял и сел на кучу, а я съехала ему на круп, и мы оба удивленно уставились друг на друга.
Довольный Гиз сразу же забыл о нас и вернулся к столу. Обратно мы с Графом сделали окружной объезд, но мимо гостей не пошли. По молчаливой взаимной договоренности.
Однако бывали случаи, когда и такого старого опытного человека могла провести лошадь. В основном это удавалось Осману. После небольшой легкой тренировки (обычно прогулка по территории шагом) Османа заводили в конюшню, где он и встретился с Гизом. Только что свежий и отдохнувший конь вдруг странным образом изменился. Его ноги задрожали, дыхание участилось, взгляд стал несчастным и, клянусь, Осман даже вспотел. Нарочно. Я бы не поверила, если бы не видела своими глазами, как он последние полчаса тренировки шагал и отдыхал.
Увидев это, папа Гиз загремел:
- Ты что себе позволяешь? Ты почему моего любимого коня загоняла?? Ты посмотри, как он дышит, а… караул, он еще и потный! Старого заслуженного коня… Мой Масюня, на тебе морковочку, они все паразиты… к старому коню никакого уважения не имеют… - и понеслась душа в рай.
- Ну и гад же ты, - сказала я Осману, к которому после ухода Гиза снова вернулось веселое настроение и здоровый бодрый вид.
Главный трюк
Великий сочинитель каскадерских афоризмов дядя Саша Гиз своим острым словом мог разрядить любой конфликт (правда, и создать тоже - как нечего делать). Особенно прочная связь с Космосом у него устанавливалась после приема коньяка.
- Знаешь, какой у каскадера главный трюк? – сурово спрашивал тогда он новичка.
- Не знаю, - отвечал тот. – Подсечка, наверное. Ну или взрыв какой-нибудь.
- Неправильно. Главный трюк каскадера – это получить зарплату. Желательно вовремя – но это уже высший профессионализм.
Новое слово в языке
В своих красочных описаниях бытия, а также просто в повседневной речи дядя Саша использовал массу непечатных выражений, приводить которые в приличной книге нельзя. Иногда он совсем увлекался, и кто-нибудь делал ему замечание:
- Гиз. Ну ты постеснялся бы. Тут дети сидят. И женщины, - указывая на «потерпевших».
Папа Гиз не терялся:
- Ничего страшного. Вот Маринка – та вообще как матерное слово услышит, так сразу мысленно его на китайский переводит и обратно. От этого слово теряет свой первоначальный гнусный смысл. И вообще: ничего принципиально нового я окружающим не сообщил…
Честно – я пробовала. Но проще ругаться. По-пролетарски, по-нашему…
Еще одним великим специалистом по афоризмам был каскадер Евгений Артемыч Богородский. Его повседневная речь (когда он не ругался) на 99 процентов состояла из «перлов». Так, например, описывая себя в юности, Артемыч говорил, что «когда я был молодой, у меня чуб был до пояса. Когда я был молодой, я стоял в луже – и вода подо мной кипела…»
Походы на Гаврилково
За воротами учебно-тренировочного центра существовала маленькая географическая точка на карте – с названием деревня Гаврилково. Как центром базы была конюшня, так и вся маленькая вселенная Гаврилково крутилась вокруг главного центра – деревенского продуктового ларька. Он определял распорядок дня и вообще жизнь вокруг.
Деревенский ларек пользовался большой любовью каскадеров. Во-первых, он почти всегда работал, во-вторых, для конников там был открыт кредит. Сердобольные тетеньки жалели молодых и вечно голодных каскадеров, поэтому в рассрочку снабжали их картошкой, туалетной бумагой и другими жизненно необходимыми вещами. Что уж там говорить, даже алкоголь давали в кредит, а это было в Гаврилково совсем уж неслыханным делом.
Обычный поход в это сказочное место выглядел так: два верховых отряжались в ларек, в случаях оптовых закупок брался тяжеловоз Рома, навьючивался двумя мешками, - и вся процессия топала в Гаврилково. Продавщицы очень радовались, когда видели лошадей, тем более что тот же Рома прекрасно знал дорогу до ларька, и каскадеры шутили, что однажды конь убежал за ворота, дошел по привычному пути до ларька, постоял немножко у дверей и пошел обратно. И что теперь его можно одного посылать в магазин, только бутылки не поручать, потому что разобьет по дороге, несознательная животная.
Бутылки разбивать Рома и так был мастер. Причем метко ронял или попадал именно в нужный мешок. Тогда его всадник громко ругался, а Рома съеживался и пытался сделаться незаметным, делая вид, что слова «Олень северный!» относятся вовсе не к нему, а это Богдан сам себя обзывает.
А сейчас Гаврилково тоже превратилось в коттеджный поселок, за воротами вырос «Эдем» и о веселых походах уже  ничего не напоминает.
Купание графского коня
Маленькую девочку Аниту в театре многие недолюбливали. Она приходила из соседнего коттеджного поселка и удивлялась, почему никто не хочет с ней заниматься. Проблема заключалась в том, что учиться девочка не желала, зато часто и много падала, при этом громко крича. Иногда она падала просто так, без видимых для этого причин. Тогда несчастный тренер ждал, что придет Анитин грозный папа и будет ругаться. Поэтому когда Анита приходила кататься, все тренеры куда-то исчезали, и конюшня вымирала.
Одно из занятий с Анитой проводил мой брат Вова. Конь Граф, на котором в тот день ездила Анита, тоже почему-то не восхищался ею. И поскольку погода стояла осенняя и довольно мерзкая, проделал с ней свою любимую штуку, многократно проверенную еще на занятиях с курсантами. Выбрав самую большую и глубокую лужу, Граф с Анитой залез в нее и… улегся. И наплевать ему было на то, что такое пролетарское действие совершенно не вяжется с его аристократической кличкой и внешностью.
Увидев, что девочка почти полностью скрылась под конем и водой, и не будучи уверенным, что она умеет плавать в лужах, Вова затревожился и решил Аниту все-таки спасти. Пробравшись по грязи, он вытащил ее из лужи и поставил на сухое место обтекать. Таким же манером выловив из лужи упиравшегося Графа, Вова хорошенечко обработал его дрыном и нецензурной лексикой и тоже поставил обтекать от грязи. Вова не столько обиделся на Графа за Аниту, сколько представил себе, как долго теперь надо будет отмывать эту скотину и все снаряжение на нем.
Когда через пару часов Анита подошла к Вове, он все еще драил Графовское седло. Довольная девочка уже обсохла и переоделась и с чистой совестью решила подбодрить Вову:
- Ты знаешь, Вов, я тут подумала…
Вова недоверчиво хмыкнул.
- … Это даже  хорошо, что я упала. Ты не расстраивайся. Наверное, мне полезно побольше падать. И потом это такое интересное приключение.
- Тебе полезно? Нет. Тебе бесполезно, - грустно вынес вердикт Вова и снова вернулся к седлу, проклиная Графа, погоду и некоторых детей.
Прошло много времени, Анита выросла и даже повзрослела. Этот случай остался просто как забавный эпизод. Думаю, что она больше не купается в лужах. Да и падает меньше.
Первый трюк

Появившись в театре, Туту сразу же занял две должности, причем одну – совершенно добровольно. Больше всего на свете ему нравилось, как он называл сам – «делать джигитов». Причем делать джигитов можно было из людей любого пола, возраста и комплекции, так как Туту считал, что дрессо-джигитовке поддаются все, а кто не поддается – это вопрос перевоспитания и времени.
Русский словарный запас нашего тренера был не очень велик, но слово «джигитовка» - о-о, это было кодовое слово, от произнесения которого в организме тренера запускались механизмы активации, требовавшие немедленных действий.
Бывало, сидит Туту в дежурке, строит планы по покорению вселенной верхом на лошадях (непременное условие). В ходе беседы градус благожелательства поднимался вместе с горячим восточным чаем, и тогда, достигнув наиболее высокой точки кипения в организме Туткабая, его благоволение миру выражалось словами: «Давай сделаю из тебя джигита». Это была наивысшая степень его расположения к собеседнику: Туту предлагал ему самое ценное, чем владел сам.
По нехитрому убеждению Туту, весь мировой расклад держался на джигитовке: ездить на коне и делать трюки должен был уметь, по мнению тренера, любой порядочный человек.
Поэтому утро на конюшне начиналось с поиска всех спящих артистов, выковыривания их из-под одеяла и выстраивания перед конюшней. Тренироваться надо было каждый день, причем лошадь играла далеко не первую роль. На другой день ученики ругались и шипели, потирая ноющие мышцы и вспоминая 150 кругов на «скакалке» и прыжки через вертикально поставленные дощечки.
Обучая азам джигитовки артиста Вову (Вова по «прошлой» и основной профессии был врач-реаниматолог, но каким-то ветром его занесло в театр, где он сразу же прикипел душой к лошадям и упорно осваивал незнакомую прежде профессию), Туту часто расстраивался и сокрушался, что Вова «слишком длинный, и чтобы его удачно уместить в трюк, надо бы, конечно, сложить его раза в четыре, не меньше». Но Вова очень старался, потому что разделял мнение Туту о джигитовке, бодро марширующей по планете Земля.
Та же особенность другого Вовы, наоборот, была очень ценной в выполнении трюка «бутерброд»: один всадник горизонтально лежит на седле, другой – так же, но под животом лошади. Так вот длинный Вова был очень удобен – его «много» торчало в обе стороны от лошади, и было хорошо видно трюк.
К чему я это рассказываю: именно с легкой руки тренера в мою голову однажды пришла мысль обучиться джигитовочным трюкам. До сих пор при воспоминании о своих «трюках» я покрываюсь холодным потом.
… На плацу идет тренировка. Подо мной любимый Османчик. Осман – очень надежный партнер, он знает все трюки сам, способен поймать покосившегося всадника и выбирать темп движения ровно такой, как требуется. Но есть большое непременное условие: Осман должен хотеть тренировку, а, уж поверьте, хотел он этого вовсе не всегда. Особенное сопротивление встречал всадник, когда на улице светило солнце и было жарко. Тогда Осман хотел совсем не на плац, а домой и в холодок.
Для этого случая у него были свои методы покарать вредного всадника.
После долгого отрабатывания трюка на стоящем коне и при движении шагом наступал самый сложный психологический момент. Вот, например, элементарное упражнение: перенести ногу на один бок лошади и встать на стремени. Ерунда, но когда лошадь шла быстрым галопом, заставить себя выполнить упражнение было невероятно трудно. Почему-то ровные и отработанные движения во время галопа превращались в кривые ноги, которые хаотично переползали по седлу и лошади в разные стороны.
В такие моменты Туту обычно начинал кричать что-нибудь обидное, вроде «мешка с костями», и грозился выпороть арапником. Это было очень обидно – с одной стороны нападки тренера, с другой – проделки коня. Конь вел себя еще хуже, чем Туту. Он вставал на прямую для трюка и честно начинал галоп. Но как только я переносила ногу на правую сторону, он тут же прижимался к забору. Вроде как его ветром сдуло с прямой. Сесть обратно либо выправить Османа было практически нереально, потому что он не хотел. Все то время, пока мои ноги бились о железные трубы ограждения плаца, я детально вспоминала всех родственников гада-Османа, среди которых «мерзкий ишак» был, пожалуй, самым благородным…
Стоило сесть обратно в седло и собраться выпороть вредное животное, как Осман тут же превращался в благовоспитанную и покладистую лошадь.
Туткабай обладал бесценным для тренера качеством: он прекрасно умел разжигать в ученике самолюбие и поддерживать его любыми, даже самыми обидными способами.
Мне очень хотелось сделать на галопе тоже, в общем-то, несложный начальный трюк – «заскок-соскок» (грубо говоря, когда ты спрыгиваешь с движущегося коня, отталкиваешься от земли и прыжком садишься обратно – азы джигитовки).
Вот брату Вовке хорошо: свесится в любой позе с коня и болтается там преспокойно, как будто лошадь и не скачет даже. Чем он там держится – вообще не понятно.
А мне страшно. И опозориться не хочется. Поэтому в мою умную голову приходит гениальное решение: надо чтобы никто ничего не видел.
Это сейчас я понимаю, что делать любой трюк без подстраховки по меньшей мере глупо.
А тогда…
Беру Эмира (Эмир – старый, опытный, очень надежный и отзывчивый конь), еду на круг «бочки» с ограждением, в кругу легче сделать этот трюк. Убеждаюсь, что на расстоянии километра не виднеется ни одного артиста, кто был бы свидетелем моего позора.
Пускаю коня галопом, сосредотачиваюсь, прыгаю вниз – и, о чудо, какой-то непонятной силой меня подбрасывает обратно точно в седло. Радости моей нет предела, и Эмиру тоже достается.
Иду второй раз, спрыгиваю вниз и допускаю самую распространенную ошибку: стоит только на пару сантиметров неправильно развернуть корпус, как центробежная сила не подбрасывает тебя наверх, а, наоборот, отрывает от лошади.
Вишу на Эмире, крепко вцепившись в луку седла, и думаю, что делать. Эмир понимает, что что-то идет не так, как надо, и пугаясь резко прибавляет скорость.
Меня все больше затягивает лошади под ноги, копыта задних ног мелькают у самого лица, а каким чудом я еще держусь руками, когда сила отрывает от лошади – вообще непонятно, из вредности только.
Хочется попрощаться с жизнью, потому что я понимаю, что сейчас руки оторвутся и я упаду прямо под ноги скачущему коню. И хорошо, если он наступит мне не на голову.
Из последних сил отталкиваюсь от Эмира и падаю. Разумеется головой вниз. Хорошо, что опилки мягкие…
Лежу в грунте и понимаю, что в общем-то все не так уж и плохо. Можно даже здесь остаться, полежать, тепло, мягко и никто никуда не бежит.
Расстраивает только необходимость встать и поймать Эмира, пока никто не увидел и не пришел ругаться. Эмир дался в руки быстро, хотя был напуган не меньше меня. Сажусь в седло и тут понимаю, что не падать было страшно. Самое страшное будет сейчас, потому что если я сейчас не сделаю этот трюк как надо, то бессмысленно вообще этим заниматься. А как заставить себя после падения? Страшно…
Когда я тренировалась в спортивной школе, однажды побоялась взять препятствие. Оно было небольшим, но у коня Ликбеза была мерзкая особенность: увидев препятствие, Лелик издавал абсолютно не лошадиный писк и кидался на него, как солдат в атаку.
Мой тренер Людмила Рюриковна произнесла тогда совершенно справедливые, хоть и обидные слова: «Если ты боишься, тебе здесь делать нечего. Сиди дома – и вышивай крестиком». Надо ли говорить, что препятствие мы с Леликом взяли втроем: всадник, конь и оскорбленное самолюбие.
… Эмир начинает галоп. Два круга, три круга, четыре круга… Каждый раз готовлюсь, но не могу заставить себя перенести ногу. Внутри все холодеет и обрывается. И, кажется, Эмир уже на пятом круге смотрит на «мешок с костями» с легким презрением. Наконец, собрав остатки воли в кулак, я это делаю. И все-таки оказываюсь в седле. Хоть кривенько, хоть косо, хоть кое-как – но упражнение сделано.
Какую же взбучку мне задали потом Димка Гиз и Костик, когда прознали о моих чудо-упражнениях в гордом одиночестве… «Жаль, что ты прямо там шею себе не свернула, потому что сейчас ее тебе свернем мы!!! Ишь, что придумала…»
Джигитом я так и не стала, не освоила замечательные трюки, ни разу не выехала с ними к зрителю. Мне не хлопал зал, я не носилась по стадиону с горящими глазами, пьянея, как наши, от аплодисментов и музыки. И совсем ничего не умею в джигитовке. Ну и пускай.
Зато теперь, когда надо принять трудное решение, мне часто вспоминается мой первый трюк. И я знаю, когда надо «прижать к забору», когда – атаковать препятствие, когда – упасть, а когда – отправиться «в холодок».
Ричик и Надька

Собаки были полноправными обитателями Новогорска. Сколько помню, на конюшне всегда обитали собаки, кошки, котята, кролики и даже козы. Все они дрессировались скучающей конюшенной малышней и мирно сосуществовали в своем отдельном зоосоциуме. Особенно яркими персонажами были Найда и Ричи.
Найда была непонятного и полузаконного происхождения пятнистая пародия на таксу и бассета, впрочем вполне симпатичная, добрая, но страшно блудливая собачина. Часто не отпрашиваясь у хозяев, уходила в длительный загул и возвращалась, через положенный срок рожая таких же непонятных отпрысков местной собачьей аристократии помойки. При этом взгляд у нее оставался наивным и доверчивым. Поэтому Найда быстро была переименована в пролетарскую Надьку. Особенно любила собачина Ксюху и преданно ночевала под окном ее комнаты. Отличительной чертой ее было постоянное ненавязчивое сопровождение конюхов и воровство щеток для чистки лошадей. Тырила все – от крючков до поводьев. Все, что Ксюха по хохляцкой привычке бережно хоронила в своем тайном ларе, полном конных сокровищ. Поэтому за привычку эту была неизбежно бита веником.
Другое дело – Ричик. О, этот гламурный персонаж был не менее помоечным черным спаниелем, исключительной лохматости и большого роста. Ненавидел мытье, мыло презирал всеми фибрами собачьей души и обожал валяться в грязи и носить на себе целые гнезда мух. За что был прозван Ричик – Повелитель Мух.
Когда вонь от его засаленного организма становилась совсем уж непереносимой (а Ричик как истинный аристократ спать на улице не желал и даже иногда пытался нагло претендовать на кровать в дежурке) наступал Час расплаты. Тогда Ричик забивался под кровать и извлечь его оттуда стоило больших трудов. Он люто ненавидел швабру, а Майку в комплекте с веником считал просто средневековым Торквемадой в женском обличье. И героически сражался с попытками вымыть его. Впрочем, мытье помогало лишь до того момента, пока Ричик не находил на территории самую замечательную грязь в мире.
У обеих собак была отвратительнейшая привычка садиться перед обедающим человеком и заглядывать ему в рот до самого желудка. При этом в собачьих глазах отражалась скорбь всего еврейского народа во время бегства из Египта. Несчастная жертва чувствовала себя мучителем маленьких детей и беглым нацистским преступником в одном жующем лице. При этом любую разновидность еды оба проглота уничтожали со скоростью и урчанием пылесоса.
Самые стойкие артисты уже не велись на это представление, и когда тяжелая сцена затягивалась, вскакивали со стула и вышвыривали Ричика за дверь с криком: «Ричик – я научу тебя летать!» Надька удалялась утешать оскорбленного в лучших чувствах друга.
Конец их пребывания в театре был разным. Повелитель мух часто сопровождал своих друзей на гастроли и ездил в коневозе. Однажды он и остался у принимающей стороны, с тех пор гостит в другом городе, и то вряд ли: собачий век короток.
А Надька… Дружелюбное животное любило сопровождать Оксану на тренировках и готова была часами бегать по полям. Навязалась она и на новогорские съемки «Гусарской баллады». Увы, случайно попала под копыта лошади и нелепо погибла. Конечно, собака, но это было очень грустное событие.
С Ричиком и Найдой ушли в прошлое многие милые и дорогие театральные эпизоды. И все стало меняться.
Ночной храпун-2

Помимо постоянных собак в Новогорск заездами подбрасывали Яшку. Яшка был вовсе даже не Яшка, а большой стаффордширский терьер Яков Полиныч. Полиныч – потому что его хозяйкой была Полинка . Яшку обожали в театре, потому что несмотря на свой устрашающий вид и грозную пасть, которая могла проглотить полконя, он был очень дружелюбен и любил людей, а дети могли кататься на нем верхом.
У Яшки был только один недостаток: он страшно храпел во сне.
Однажды после возвращения с поздней репетиции большинство сотрудников остались ночевать в театре. Я заняла блатное место в спортзале. Расстелила на полу спальный мешок и собралась спать, но сердобольный Алик извлек откуда-то раскладушку и матрас. На мои робкие попытки отказаться, благородно заметил:
- Мне на твое удобство пофиг, а вот если будешь костями по полу греметь – так и вокруг никто не заснет.
Ночью пришел Яшка, влез на раскладушку и попытался свернуться на подушке. Занимал он места чуть ли не больше, чем я, а на все попытки спихнуть его вон отвечал испытанным собачьим средством: попробуйте столкнуть несколько десятков килограммов закогтившейся в матрас собаки, когда она не только сопротивляется, но еще и грустно смотрит и жалобно подвывает.
Вслед за псом ночным привидением пришел Базин, которому нигде не находилось места. Обнаружив, что все уже занято Яшкой и мной, он вздохнул и исчез в темноте.
В спортзале было холодно, а Яшка был как грелка. Но храпел ужасно, как только картины со стен не попадали.
Утром Васильич совершал свой обход. Заглянул и в спортзал. Я проснулась и собралась сказать ему «доброе утро», но тут Яшка захрапел как последняя свинья. Васильич, услышав яростный храп и видя на раскладушке только меня, ошалело посмотрел на нас и спешно ретировался.
Пришлось вытаскивать из раскладушки Яшку и показывать директору истинного виновника ночного шума.
Как Лурик подрался с каскадерами

Шли себе, прогуливаясь, два театральных каскадера. И вовсе не важно, что шли они весьма навеселе. Прямо скажем, и слово «шли» к ним было применимо с большим благородным авансом. А как заявиться в таком виде на конюшню? Распознает руководящее око.
Рядом гулял Лурик, и в голове одного из артистов возник План. Взять Лурика и отвести его на конюшню, под видом полезного дела доставки животного домой пробраться незамеченными..
Сказано – сделано. Оба поймали Лурика и повели домой. Вернее, Лурик сам безошибочно шел к дому, а эти двое держались за него с двух сторон и тем сохраняли устойчивость в вертикальном положении. Случилось так, что Лурик неловко повернулся и заехал держащемуся за него каскадеру в лицо. Того сильно возмутило произошедшее. Надо сказать, что он был необычайно здоровый и сильный мужчина. Решив дать обидчику сдачи, каскадер размахнулся для удара и устремил свой пудовый кулак в лицо Лурика. Который не будь дурак, дергаться не стал, а просто в нужный момент чуть-чуть приподнял голову, пропустив удар, который попал… четко в лицо находившемуся с другой стороны каскадеру. Удар был таков, что пострадавший упал на землю и на время отключился.
А Лурику-то что? Лурик тут ни при чем. Он так, муху отгонял… И вообще прогуливался.
Как каскадеры смотрят кино

Есть у нас семейная история. Наш дедушка много лет работал пиротехником на Одесской киностудии. В детстве было большим удовольствием смо-треть любимые старые кинофильмы и в титрах выискивать знакомую фамилию.
Однажды бабушка восхитилась сценой в фильме, где по бурным морским волнам бесстрашно плывет кораблик: «как же красиво сняли сцену». Дедушка тут же решил рассказать бабушке, как снимали эту сцену: «бурное море» и «штормовой ветер» киношники воспроизвели с помощью… обыкновенной ванны с водой и большого вентилятора, который дедушка называл «ветродуй».
Бабушка была страшно разочарована такой правдой и в дальнейшем дедушкины кинофильмы смотрела с подозрением.
С тех пор появилась семейная поговорка: стоило кому-нибудь умному в делах киношных открыть рот и «просветить» на тему той или иной съемки, как остальные «зрители» тут же кричали: «Выключи ветродуй!»
Смотреть кино с работниками киноиндустрии – отдельное, ни с чем не сравнимое удовольствие. Причем многое зависит от того, оператор ли это, каскадер, актер или гример. Ведь каждый смотрит со своей профессиональной точки зрения. К сожалению, эта точка зрения часто лишает удовольствия просмотра простого «нормального» зрителя.
Так, например, воспринималась картина, когда рядом сидел оператор Вова:
- Ты только вернись, любимый! Мы будем ждать тебя…
- Свет поставили неправильно, вот тут тень лежит плохо…
- Я обязательно вернусь! Обязательно! Но мой долг… меня зовет Родина…
- Отъехал далеко, некрасивая картинка…
- Прощай… (всхлипывание)
- Это «стедикамом» снимали.
- А-а-а-а!!!! (это зрители возмущаются).
Примерно так.
Ходить же в кинотеатры с коллегами – это и вовсе цирковое шоу-представление.
На экране недавно вышедший исторический боевик «1612». Мы сидим с другом в первом ряду, специально, чтобы было все хорошо видно. В самый трагический момент большой битвы с первого ряда слышится радостный вопль:
- Димка! Димка Гиз!!!! Смотри, вон тот, у которого в глазу торчит подкова! Наш Димон.
- А вон Правдин, смотри, он там даже роль играл! Ух ты, его убили!!
- Чего ты радуешься, убили же…
- Прям, убили. Вчера только звонил, ворчал…
Сзади шипение зрителей. Друг пихается локтем и призывает вести себя прилично.
Правда, когда в финале пошли титры и он принялся радостно узнавать знакомых продюсеров, настала моя очередь шипеть и взывать к совести.
Или кинокомедия «День выборов». Забавнейший фильм, идет сцена казачьего схода и вдруг:
- О! Гиген. Апель. Эмир. (Потом показывают лица всадников). Ирбек, Валера, Алик…
Кому что, конечно. Но лично нам от этого кинокартина кажется еще роднее.
Концентрированное умение смотреть кино «профессионально» ярче всего проявляется на предпремьерных показах для съемочной группы. Что характерно, ее реакция непредсказуема. Киношники могут грустно вздыхать на комедийных сценах и совершенно неприлично веселиться – на трагических. Видимо, у каждого из них свои воспоминания о съемочном процессе.
Но иногда хочется себе сказать: «Выключи ветродуй!»
И просто наслаждаться кинофильмом.
 «Белочка»
Несмотря на то что директор яростно сражался с пьянством, он не всегда побеждал в этой битве.
Это было похмельное утро после отмечания большого праздника в театре. То самое утро, которое было однажды поименовано Максом «утром китайского пчеловода».
На крыльцо вышли в обнимку два товарища – Клим и Базин, чтобы насладиться тихим подмосковным пейзажем. Мимо пробегал спаниель Ричик.
- О! сказал Базин. - Смотри, Клим! Ко-ошечка…
- Нет, - авторитетно возразил тот. - Это не кошечка! Это «белочка», Серега…
Манеж-призрак

Помимо реальных людей, персонажей и животных, своей жизнью в театре жили даже помещения. Много историй можно рассказывать и про спортзал, и про сенную башню, и даже про баню.
Однако в конном театре жил, живет и будет жить еще один персонаж – Манеж-Призрак. Его существование не вызывает сомнений у ветеранов театра, заставших прошлые времена.
Родился Манеж-Призрак еще в мечтах худрука дяди Миши, который говорил, что единственное, чего так не хватает на территории МЧС для конников – так это крытого манежа для репетиций. С тех пор прошло большое количество времени, в течение которого на каждом застолье каскадеров непременно поднимался тост «За скорейшее строительство манежа», а каждая речь директора о скором наступлении светлого будущего начиналась примерно так: «Вот когда мы построим манеж…». Время шло, и конный театр уже отмечал свое, сначала, пятнадцатилетие и уже приближался к двадцатилетию, а тост все произносился.
Именно поэтому Призрак Строящегося Манежа стал полноправным жителем конного театра, если даже не сотрудником. К нему относились как к родному и знакомому приятелю, за здоровье которого приходится пить из раза в раз.
Однажды, когда упоминание этого персонажа уже вызывало нездоровое хихиканье у всех сотрудников театра, Васильич, наконец, предъявил общественности план-проект перестройки территории – и на нем наш Призрак обретал свое реальное место. План долго ездил в машине Васильича по разным переговорам и встречам, и, подозреваю, директор часто любовался на него перед сном и в свободное время.
Весна настоящего года (2008) должна превратить Манеж-призрак в реальную и очень нужную постройку, которая, не сомневаюсь, также займет свое место в театральных байках – уж больно интересные события обязательно будут там происходить.
И когда пройдет первый за долгое время «стационарный» спектакль Конного театра – вот тогда Призрак Манежа, наконец, успокоится и уйдет в анекдоты театральной истории.


 
Конный театр на Луне

Как творческие люди, каскадеры часто любили собираться на посиделках и мечтать о будущем. При этом обсуждались творческие планы, задумки, планировалось сотрудничество с другими коллективами.
Начальство, как правило, брало на себя партийно-идеологическую функцию и призывало всех каскадеров как-нибудь дожить до того дня, когда наступит светлое будущее.
В один из таких разговоров дядя Миша смог страшно удивить своих сотрудников. Он таинственно выдержал паузу и заговорил:
- Ребятки, а представляете, что мы могли бы сделать! Мы уже выступали перед массой зрителей разных стран. Но. Мы ведь могли бы полететь на Луну и организовать там Конный театр! Вы только подумайте: на Луне же никогда никто не видел ничего подобного!
- И не увидит… - раздался одиночный комментарий, в то время как остальные поднимали с пола отвисшие челюсти. - … Потому как там никто не живет вообще-то…
Но дядя Миша не обратил внимания на скептика и продолжил:
- Мы отправим туда лошадей и часть каскадеров, и…
Тут кто-то наконец оправился от ступора и решил подыграть:
- Да-да. Отправим туда лошадей. Они будут в специальных конных скафандрах. Вот только мы забыли о невесомости. А она ведь, зараза, может испортить нам джигитовку! Представляете, вот Базин скачет на Сазике по Луне, перепрыгивая кратеры, делает соскок с коня, отталкивается ногами и…вместо того, чтоб сесть в седло, - улетает бороздить бескрайние просторы Вселенной. Потеря не то чтобы очень большая, но он там всех научит пить водку. Придется его за трос привязывать к коню. А то так мы лишимся всех джигитов…
- Точно. И я туда тоже не поеду. Там зрителей нет, нечего там делать, - хихикнув, добавил другой.
И участники так и нереализованной программы «Джигиты на Луне» дружно засмеялись.
На самом деле этот театральный анекдот рассказал мне один из старейших каскадеров конного театра. И даже он сам не мог сказать наверняка, шутил ли в тот момент Мухтарбек или нет. И если шутил – почему так убедительно. А потом прошло столько времени, что сейчас уже невозможно даже определить – а была ли эта история на самом деле или это очередная веселая байка…

Фильм. Фильм? Фильм! Актер – тоже конник

Параллельно с работой в театре сын дяди Саши - Дима Гиз учился в Институте культуры, по окончании которого должен был стать режиссером-постановщиком массовых зрелищ. И стал.
Мощная педагогическая база, потренировавшись на курсантах МЧС, обратила свой взор на студентов-актеров благодаря Гизу. Всплеск интереса к историческому кино породил спрос на актеров, которые действительно могли бы держаться в седле с изяществом своих персонажей, а ведь без лошади не мог обойтись ни один век, до появления автомобилей.
Студенты приходили на тренировки группами, являя собой презабавнейшую закономерность: первые тренировки проходили с аншлагом, на них приходила вся группа, но затем количество студентов уменьшалось с дальнейшими занятиями, к концу курса оставались самые способные, смелые и упорные. Многие же плохо представляли себе верховую езду (да что уж скрывать, и живую лошадь тоже), поэтому только на этих тренировках можно было увидеть набриолиненные юные дарования в стиле «Гуччи» и девушек, в миниюбках и на каблуках. Вели они себя тоже по-разному: некоторые морщили нос от обыденной работы на конюшне, заявляли, что «кобыль – па-ах-нет» и высокомерно смотрели на артистов театра, которые в будничном своем виде никак не походили на великих каскадеров. Все это проходило после самой обычной проверки: студента сажали на лошадь – и высокомерие слетало с него, как облетали новогорские одуванчики по весне. Человек, впервые забравшийся на лошадь, понимал, что под ним – несколько сотен килограмм живой силы, которая явно не желала с ним считаться и вообще рассматривала его, человека, как неприятный придаток к собственному организму. Да, своим высокомерием новогорские четвероногие могли дать фору любому начинающему актеру.
- А-апчхи…фр-р-р! – громко и нарочно говорил Осман или Бостон – и студент со страшной силой пугался.
- Что происходит? – паниковала какая-нибудь нервная дама, - он хочет меня сбросить!
- Да нет. Он просто чихнул… - злорадно пожимал плечами инструктор.
После первых тяжелых тренировок оставались студенты, чувствовавшие в себе силы и желание овладеть непростым искусством – договориться со своенравным животным. После окончания курса они действительно сидели в седле с неподражаемым артистизмом и изяществом. Так Димка готовил своих товарищей на протяжении нескольких лет. Надеюсь, именно они смогут в будущем талантливо сражаться на киношных рыцарских турнирах и в древних конных баталиях, а их лица будут появляться не только в крупных планах, оставляя другую часть работы каскадеру «без лица».
Как и на любых тренировках, здесь случались и падения. Кто-то относился к этому философски, а кто-то злился. Лошадям же было абсолютно все равно, кого и как ронять.
Однажды к нашим друзьям в Останкино приехали актеры на тренировку перед съемками кинокартины, продолжения «Мушкетеров» - «Сокровища Мазарини». Совершенно случайно туда со мной приехала журналистка одного из изданий о животных. С фотографом. Их целью был репортаж, условно названный «Один день из жизни киноконюшни». Увидев, как удачно они приехали, товарищи приободрились и стали ждать интересных событий. Которые, естественно, не заставили себя долго ждать.
Одним из тренировавшихся на плацу был известный актер и певец, снимавшийся во многих исторических сериалах и спевший в нашумевшем мюзикле. До этого он ходил по конюшне, все вежливо с ним здоровались, но никто не узнавал (возможно, сотрудники КиноКоньцерна просто смотрят по телевизору совсем не «Танцы со звездами»). Да и Останкино повидало на своем веку очень многих выдающихся людей. Актером их не удивишь. А конь Рома мог бы запросто рассказать этому известному человеку, со сколькими публичными персонами он сам буквально здоровался копытом за руку.
Похоже актер удивлялся такой индиферрентности окружающих, но совсем расстроил его вопрос тренера «Молодой человек, как вас зовут? Подъедьте ко мне».
Ездил верхом он вполне прилично и даже брал небольшие барьеры. В общем, был человеком опытным.
Журналистка наблюдала за плацем, а фотограф тихонько сбежал в «бочку», где гулял выдающийся киноартист и заслуженный осел России Яша и несколько маленьких пони. Там, думая, что его никто не видит, фотограф радостно игрался со зверушками и скармливал им подкормку, а также фотографировал Яшку в разных ракурсах.
И тут горделиво галопирующий известный актер, проходя очередной круг, из-за проделки коня Ромы спикировал прямо в грязь. Неизвестно, что произошло: то ли конь Рома вдруг решил превратиться в бублик, то ли чего-то испугался, - в общем, лежит известный актер такой себе в луже и отдыхает там. Конь Рома бодро скачет на выход с плаца. И тут раздается нечеловеческий вопль журналистки: «Где фотограф?????!!!! Скорее! Сюда! Актер в лужу упал! Снимай!»
Пока застигнутый врасплох фотограф бежал до плаца с фотоаппаратом наперевес, актер срочно передумал лежать в луже и с быстротой гепарда ликвидировался из грязи, отряхнулся и принял героический вид. Не иначе, представил свои фотографии в глянцевых журналах с большими заголовками типа «Феб, поющий в луже» и прочими несправедливостями. «Эх, - расстроилась журналистка, - такой кадр упустили…».
В другой раз в съемках использовался останкинский реквизит. Для фотосессии одной эстрадной певицы понадобилась белая карета. На певицу надели театральное платье, «под восемнадцатый век», нагрузили вокруг тюки с сеном и посадили на карету. Дополнительно в кадр был доставлен вороной конь, которого вручили певице. Конь певицу одобрил и радостно начал жевать на ней платье и проситься на ручки. Певица испугалась, но, отсмотрев снятые фотографии, композицию одобрила. Сражение с конем за платье не дало девушке замерзнуть в зимнем парке, в то время как группа поддержки грелась в комнате директора проверенными народными средствами. Потом вся съемочная компания также прошла по конюшне, подружилась с артистами, и теперь нередко приезжает в гости к Правдину.

Но, конечно, по числу забавных происшествий лидируют репетиции самих артистов конного театра… Словно место само такое…творческое.


«Цирковая» репетиция на Красной площади

Много лет назад старший брат Мухтарбека Ирбек Кантемиров передал свой цирковой номер, основанный еще их великим отцом, своему сыну Маирбеку. С цирковой труппой джигитов Марика у нашего театра была дружба и даже сотрудничество: много раз джигиты из цирка Юрия Никулина участвовали в театральных выступлениях в рядах каскадеров театра. Для них, привыкших к замкнутому пространству манежа, было в новинку участие в спектаклях на широком пространстве.
В параде на Красной площади Москвы, проходившем в День России в июне 2006 года, участвовали и наши цирковые друзья: Георгий и Эльбрус, а попросту, по-семейному, Жорик и Фунтик . Чувствуя масштабность и ответственность постановки, они чинно прибыли на место репетиции. Лето было жарким, коневоз припарковался на Васильевском спуске, и изумленным джигитам представилось великолепное зрелище. Стоит театральный коневоз, вокруг милицейское оцепление, репетируют танцевальные и спортивные коллективы, вокруг коневоза мирно щиплют травку лошади, а спасающиеся от жары каскадеры, расстелив вальтрапы  и попоны, загорают под кремлевскими стенами.
Появившийся Мухтарбек пребывает в легком недоумении: проявляя бдительность перед парадом, стражи порядка не только дважды проверили документы и пропуска артистов, но и тщательно обыскали… седло Мухтарбека на Лурике, на предмет каких-либо запрещенных предметов, чем вызвали смех известного всадника и возмущение Лурика, который осматриваться не желал, а желал в тенек на травку.
Жорик и Фунтик быстро подружились с вверенными им лошадьми и влились в коллектив. Особенно забавно смотрелся на Жорике костюм древнерусского витязя, но, к сожалению, более «осетинских» ролей в том шествии предусмотрено не было.
Как и всегда, не обошлось мероприятие без курьезов. По команде режиссера Цветкова проходила проскачка артистов, изображавших конников разных эпох: от Петра Великого до Александровских гусаров. Более современные войска было поручено изображать настоящим военным, которым не требовалась лошадь. По Красной площади бодро скакал на Конвое «петрогвардеец» дядя Саша Гиз. Никто не успел заметить, как на галопе он тихо и незаметно расстался с конем и с громким шмяканьем приземлился на брусчатку. Конвой доскакал свою положенную прямую и остановился с товарищами. На режиссерской трибуне воцарилось напряженное молчание. Гиз как ни в чем не бывало поднялся на ноги, отряхнулся и пошел в строй.
- Уважаемые товарищи каскадеры, - раздался в мегафон голос режиссера. – Напоминаю вам, что это парад, а не кино, в  нем не предусмотрено каскадерских трюков. И к тому же у режиссера слабая нервная система. Попрошу вас больше трюки в свою программу не включать…
Лошади каскадеров приучены к шумовым, световым и прочим эффектам. Не смущали их в этот раз и толпы людей, воздушные шарики и гром оркестра. Однако проходя все ту же злополучную прямую, серый араб Мухтарбека Асуан под своей воспитательницей Ритой встал как вкопанный на разметке для участников парада. И ничто не могло сподвигнуть его на дальнейшее движение: он продолжал крутиться и плясать у отмеченного места. Подъехавший товарищ Риты вгляделся в разметку и рассмеялся:
«Гляди, Ритка! Твой Санька никак читать научился! Он же буквы знакомые увидел… Вот остановился прочитать, а ты его ругаешь…». «МЧС РФ» - значилось на разметке…
Как Таня и конь Гиген учились трюкам

Жила-была девочка Таня. Появилась в конном театре она с кем-то из гостей и прижилась. Она профессионально занималась полиатлоном: стреляла, плавала и бегала на лыжах. Ко всем своим талантам она еще и играла на скрипке. Этому долго никто не верил – и поэтому однажды Таня привезла скрипку и доказала, что умеет держать в руках не только винтовку. Ее так и звали в театре – Таня-Скрипачка.
Решив освоить новый жанр, Таня, как истинная спортсменка, с упорством взялась за джигитовку. Все новички отрабатывают трюки сначала на стоящей и зафиксированной лейцами лошади. Для тренировок Тани был выбран конь Гиген. Гиген обладал гениальными и важными для новичков способностями – он умел спать на ходу. Когда  его выводили в конюшенный проход и привязывали, ему было совершенно все равно, чем там на нем занимается этот дурак-всадник. Он моментально впадал в спячку и превращался в большое неподвижное рыжее чучело. В общем, идеальный джигитовочный снаряд. Но был у Гигена недостаток – никто не знал, когда он оживет и что при этом исполнит. Таня, увы, об этом тоже не знала.
Она старательно выполняла одно из упражнений, когда вдруг нечаянно зацепилась ногой за развязку и рухнула на пол. Наблюдавшие каскадеры умилились:
- Знаешь, Танюха, у нас есть примета: пока не проставишься бутылкой и тортиком, будешь падать и дальше.
- Вот еще, - заявила Скрипачка. – У меня все получится!
- Ну-ну, - ухмыльнулись зрители.
Скоро Таня снова не удержалась на сложном упражнении и упала.
И тут проснулся Гиген.
Он долго изучал Танины кульбиты, пока не решил, что сам может не хуже. Не знаю, что взбрело в его загадочную лошадиную голову, но он резко встал на задние ноги, оборвал развязки и перекувырнулся назад через голову, приземлившись на пол. Зрелище было страшноватым: большое животное упало и лежит без движения. Но Гиген был бы не Гиген, если бы ему понадобилась помощь. Полежав на полу и для разнообразия немного подумав о жизни, он встал, отряхнулся и как ни в чем не бывало посмотрел по сторонам.
- Черт с вами, - беззлобно сказала оторопевшая Танька. – Проставлюсь… Не нравятся мне что-то эти ваши приметы…

Веселая упряжка Вани
Знаменитый водитель упряжек Иван Логинский в детстве мечтал стать летчиком-испытателем, но по каким-то причинам его, видимо, не взяли. Поэтому остатки своей мечты он воплощал, управляя экипажами. Его пролетки лихо носились по дорогам «Мосфильма», распугивая прохожих. Иногда для пущего эффекта Ваня сажал в карету манекен по имени Вася (его взрывали на съемках вместо актера), и гордо возил его по территории. Иногда к Васе в компанию напрашивался Витя Балу и тоже катался по «Мосфильму», жалуясь молчаливому собеседнику на свою семейную жизнь.
Репетировать Ваня любил в Новогорске. Как Мухтарбек мечтал создать конный театр на Луне и построить манеж, так и у Вани была «одна заветная»: составить упряжку из такого числа лошадей, чтобы занять всю МКАД и «навредить клятым москалям», которые постоянно съедали его, Ванькино, родное украинское сало.
Когда Ваня выводил свой демонический черный четверик на дороги Куркино, водителям следовало бояться. Его не смущала ни древняя тачанка, которая жалобно пищала и грозила развалиться на запчасти, ни даже конь Изя, боявшийся КАМАЗа. Сам Ваня не боялся ничего и лихо выруливал на дорогу, по пути развлекаясь доставкой страждущих до магазина и обратно.
Если к Ване начинали придираться гаишники (не зная, с кем они связываются), Ваня начинал увлеченно доказывать им, что права на вождение он честно купил в ларьке «Союзпечать», что выпил вовсе не он, а головной конь Грасс и что вместо поворотника его лошади подмигивают проезжающим машинам. В итоге не выдержавший такого потока словоблудия гаишник сдавался и оставлял демонический экипаж в покое.
Также Ваня имел собственное понятие об учености. И сводилось оно у него всегда к женщинам. Любые разговоры он философски приводил к этой теме.
Однажды Ваня внимательно слушал разговор, происходивший на конюшне между помощницей и конником Мишей, который очень любил философию и историю, и о которой мог говорить часами. Обсуждалась «русская идея», и пока чистились лошади, разговор проходил примерно в таком ключе:
- А вот Соловьев по этому поводу…
- Эти три фактора, которые обуславливают идеологическую основу русской идеи…
- Недоказанность факта ее существования в истории…
- Данилевский и Бердяев…
Ваня очень внимательно слушал разговор. И под конец выдал свой вердикт:
- Слушай, я понял. Он на тебе жениться хочет.
- Подумаешь, - фыркнул Миша. – Дикарь ты, Ванька. Вот, например, Ольге вообще с тобой разговаривать не о чем. Она французский язык знает, а ты – неуч.
Ваня тут же парировал:
- Ой-ой-ой. Я тоже французский знаю. И тоже с языком…
Как и «русская идея», Ваня был положительно неисправим.
Ванины способности к коневождению вызывали такое восхищение у заказчиков праздничных упряжек, что как только его слава дошла до самого апогея, на выезды Ваню стал сопровождать почетный эскорт ГАИ.
Ване это сразу не понравилось. Где он, а где ГАИ? И вообще – не надо путать мух со слонами.
В очередную свою поездку первое, что он решил сделать – это попробовать договориться с гаишниками по-доброму, то есть, как обычно.
- Слушайте, это вы меня будете сопровождать? Всю дорогу?
- Да, - сурово ответили стражи закона, ожидая какой-нибудь подвох.
- Ух ты. А на «красный свет» поедем?
- Нет.
- А через «две сплошные» будет разворачиваться?
- Нет.
- Ну а обгонять и подрезать-то хоть будем???
- Не будем.
- Да зачем вы в таком случае мне вообще нужны, - обиделся Ваня, врубил «газку» лошадям, обогнал гаишников, помахал им ручкой и поехал прямиком «на красный».
Целых пять минут он чувствовал себя вольным и свободным. А потом гаишники его догнали, окружили с двух сторон и заставили ехать тихо.
Ванина душа страдала, поэтому он всячески подстрекал головных лошадей. Лошади тоже понимали его страдания и пытались залезть чуть ли не на бампер впереди идущей машины. Гаишники потели от ужаса, высовывались в окно и ругались.
А по прибытии долго жаловались хозяину выезда, что злобный Ванька и его чудовищные лошади всю дорогу таранили их автомобиль, угрожали ценным ведомственным жизням и портили им нервы.
Один Ваня был доволен таким вниманием и чувствовал к гаишникам нечто вроде симпатии.

Поднебесные бои
Этот случай произошел на гастролях в Петрозаводске. Постановка была большая и сложносочиненная. Было в ней место и летающим персонажам. Эти персонажи, хотя и были людьми, но изображали птиц. С этой целью они пикировали вниз с «неба» площадки на специальных тросах. Птицы были плохие, поэтому по режиссерской задумке их оперение было жизнеутверждающего черного цвета. Разглядеть такую «птичку» было трудно, особенно в темноте.
Бежит по прямой исполняющий свою роль артист конного театра, бежит и бежит. Очень даже стараясь бежит. Другой артист решил подшутить, поэтому тыкнул пальцем вверх и громко крикнул:
- Осторожно!!!! Птицы!!!!!!!!!!!!!!
Как на грех, один из летающих артистов именно в этот неудачный момент совершал бреющий полет над головами наших двух. И  надо же было так случиться, что «предупрежденный» задрал голову вверх:
- Вижу-у-у-у… - успел он благодарно крикнуть товарищу, прежде чем меткий летун свалился точнехонько ему на голову.
Птиц наш артист с тех пор недолюбливает. Особенно тех, которые с ногами, руками и весят килограммов восемьдесят.

Репетирую!
Да и вообще на репетициях часто случалось всякое. Ведь на то они и репетиции, чтобы все непредвиденные моменты отследить, учесть и не повторить на спектакле.
В той репетиции перед новогодней елкой в СК «Олимпийский» кроме конников были задействованы «пешеходы». Им полагалось быстро бегать по нужным траекториям и выполнять массу полезных действий: устанавливать и разбирать реквизит, подсчитывать боевые потери и попутно сражаться с пешими «врагами».
Один из «пешеходов» бежал очень быстро, причем мимо трибуны, на которой сидел свидетель, рассказавший мне эту историю.
В один злополучный момент он споткнулся и начал падать. Надо сказать, что «пешеход» был немаленький. Вернее, если честно, он был весьма большим и тяжелым – поэтому по всем законам физики при падении он развил такую скорость, что, не прекращая движения, заскользил по покрытию дорожки на животе. Дальше рассказывал очевидец:
- Смотрю, бегут все – и бегут. И вдруг товарищ с приличной скоростью едет на пузе по дорожке! Прямо не человек, а небольшая торпеда! Я заволновался и решил поинтересоваться, кричу: «Ты что делаешь?» И получаю ответ, на той же скорости:
- Репети-и-ирую-у-у-у-у!!!!!!!!
Тихая охота

Леса и поля Новогорска пользовались спросом у гуляющих семейных пар, отдыхающих компаний, выезжавших на пикники, и конных путешественников театра. Попадались среди них и весьма экзотические персонажи.
Летний сезон выдался необычайно дождливым и обеспечил большой урожай грибов. На тихую охоту вышли нормальные грибники и люди с блуждающим взором, которые копошились в траве в поисках стимуляторов для своего и так не в меру расширенного сознания. На таких-то мы и наткнулись на галопном поле. Галопное поле было названо так по случаю его ровной поверхности, не слишком изрытой тракторами и кротами, и невысокой травы. На нем было очень удобно галопировать лошадям и, как теперь выяснилось, собирать грибы. Завидев всадников, один из грибников вылез из кочки и очень наблюдательно сообщил товарищу:
- Опа. Лошади, - и тут же заявил, что мы обязательно должны дать им покататься. А второй выразил свое опасение, что мы подавим все грибы.
С целью получить лошадь он двинулся к нам. Мы терпеливо дождались, пока он дойдет, и проскакали на другой конец поля. Грибник не растерялся и пошел к нам снова. Затем мы повторили маневр. Но грибник тоже был упрям и сдаваться не собирался. Видимо, к этому времени он уже явно снял первый урожай грибочков.
Таким образом он ходил за нами минут пятнадцать, пока совсем не выбился из сил и не сообразил, что его хождение не приносит результатов. С этим безрадостным наблюдением он нырнул обратно в кочку.
Мы обещали передать от него привет в Госнаркоконтроль и скрылись в лесу.

Весной галопное поле покрывалось цветущими одуванчиками, и лошади приходили на конюшню с желтыми ногами. Скачка по бескрайним просторам новогорских полей позволяла полностью ощутить чувство полета. Как говорил мой брат Вовка, это как если включить в плейере музыку из «Гардемаринов» - чувствуешь себя, как в те времена, героем…

Правдин

Валера Правдин тоже был герой. Но времени нынешнего. Наш друг бывал не только в гостях у Мухтарбека, которого очень уважал и периодически старался сделать для него что-нибудь хорошее. Также он очень тепло относился к конюшенному братству, потому что сам был бывалым конником. Правда, со времени получения Валерой звания мастера спорта на коне его видели крайне редко. Как и Васильич, Валера родился, чтобы руководить.
Отмечая свой день рождения в Новогорске, он тоже был преисполнен благих намерений, но на базе шел дождь, и мокрая одежда слегка портила благодушное настроение Валеры. Поэтому в закромах конюшни ему быстро нашли чью-то футболку и запасные семейные трусы. В таком парадном наряде он и щеголял по Новогорску, а под вечер так развеселился, что разрешил Базину спать не в сеннике, а в своем автомобиле. Всю ночь продолжал идти дождь. Утром Валера обнаружил в своей машине небольших размеров озеро и решил поинтересоваться его происхождением:
- Базин, зараза, ты что не мог закрыть люк на крыше, когда спать ложился?
- Ой, - сказал виновник, - то-то я ночью думал, у нас в Новогорске сырой климат, но чтоб настолько…
Вообще Валера являл собой пример нетрадиционного директора. Он стремился в подробностях знать настроения на конюшне и вникать в детали, многое делал сам, хотя сниматься в кино не любил, и норовил вместо себя предложить режиссеру своего осла Яшку. Яшка Правдина был знаменитым киноослом России, снимался во многих фильмах и являл собой прекрасный образец идеального актера.
Снимаясь в «Волкодаве» вместе с группой конного театра, Яшка был всеобщим любимцем: он спокойно исполнял режиссерскую волю, не пугался, когда его пытались утыкать горящими стрелами,  не скандалил и, в отличие от людей, не принимал участия в актерских попойках.
И только иногда его флегматичная сущность давала сбой. Бывало, Яшка в сонном состоянии забредал куда-нибудь в декорацию, там просыпался и от ужаса своего одинокого ослиного существования начинал громко кричать. Голос у Яшки был противный и многократно отражался стенами съемочного павильона, вызывая трепет у съемочной команды.
Управляться с Яшкой на площадке было легко. Он прекрасно все делал сам, надо было следить только за его расписанием, чтобы не забыть покормить и напоить.
Ослика любила вся съемочная группа. В обед к нему тянулись ряды паломников, желающих поделиться с Яшей обедом. Ослик умел смотреть с такой скорбью в глазах, что предполагаемая «часть» обеда превращалась в килограммы печенья, морковки и яблок. Чем он и пользовался.
Только иногда меня ругали за Якова. Каскадеры и другие сотрудники группы были очень общительными людьми, и, увидев новичка, всегда подходили знакомиться.
Так и в этот раз, знакомиться подошла целая толпа людей, под предлогом «покормить Яшу». Хотелось спрятаться в декорацию и не высовываться.
Безобразие быстро засек второй режиссер.
- Марина, я не понял, что это за толпа целый день у тебя?
- Леша, что вы ругаетесь… Они к Яше ходят.
- Ах ну да, кружок юных ослиководов-любителей!!! Фан-клуб Яши! Бездельники и тунеядцы!!
- Именно так. В смысле, Фан-клуб, а не тунеядцы…
- А что, предыдущие два месяца они его не видели, да? А ну марш отсюда работать.
Яшу действительно любили. Иногда он даже не был нужен во время съемки, но режиссер все равно просил привезти его на площадку как «талисман».
Из-за этого желания часто страдал хозяин Яшки Валера и я.
В 6 утра зимой стою на углу улицы и жду «осликовоз», который доставит нас в павильон. Очень хочется спать, плюс неприятно заметает снегом.
Валера приезжает недовольный, ему опять кажется, что я опоздала. Поэтому в машине меня ждет воспитательная речь, подготовленная директором по дороге в пробках. Но мне все равно, потому что в машине тепло, а во время речи можно и поспать. Главное только – покаянный и скорбный вид принять.
- Ты понимаешь, что киносъемочный процесс – это большие бабки? Любое опоздание – и в бюджете появляется дырка!
- Ну да, вот именно из-за меня появляется бо-ольшая такая дыра… Как в стабилизационном фонде страны.
- Да. И из-за того, что девочка Марина не успела накрасить свой правый глаз, режиссер не успеет доснять картину и попадет на бабки!
На этом месте я в ужасе просыпаюсь и смотрюсь в зеркало. История с глазом кажется мне трагичнее, чем все остальное, сказанное совестливым Валерой.
- Что ты врешь, я оба глаза накрасила…
- Тьфу, слов даже нет.
Самое главное ощущение съемок, когда они проходят не летом, это вечное чувство непроходящего холода. Мы мерзнем, мерзнем, мерзнем… Греть руки можно под потником на спине у лошади. Надо только засунуть туда замерзшие ладошки и греть, греть об горячую, живую, сочувствующую спину коня. Жаль, что нельзя залезть туда целиком…
А с каким чувством юмора принимают бытовые сложности «зубры» кино! Они веселятся, как дети, их стойкости можно только учиться более молодым актерам.
Вот веселая тройка: Юозас Станиславович Будрайтис, Резо Парменыч Эсадзе и актриса, играющая роль нянюшки главной героини.
Над романтической склонностью Резо Парменыча подшучивает Будрайтис и тайком приглашает даму в кино, вызывая муки ревности у друга.
Или снимается маленькая сцена. Резо Парменычу приносят стул и предлагают отдохнуть. Вредный Будрайтис обнимает двух симпатичных актрис и подмигивает приятелю. В дедушке Резо просыпается дух противоречия и он заводит диалог со вторым режиссером:
- Леша, знаешь, я пожалуй пойду домой!
- Как Резо Парменыч? Куда домой? Вы же снимаетесь!
- Знаешь, Леша, я тут в кадре стою и ничего не делаю. Дай мне полезную функцию в кадре – и я останусь. А просто стоять я не хочу и поэтому поеду домой.
Леша шипит.
- Резо Парменыч, ну вам же здесь и надо просто в кадре стоять и ничего не делать!
- Нет, я так не согласен. Если у меня полезной функции нет – я пошел домой.
И тут же выдает истинную причину дурного настроения:
- Вон стоит Будрайтис. Хитрый старик, всех женщин на площадке забрал себе, все они вокруг него. Ты мне, Леша, дай тоже женщин двух, как у него – и я тогда останусь…
Прошу их обоих попозировать для фото. Подозрительно легко соглашаются, но потом приходится 15 минут отнимать у одного бутылку с коньяком и пластиковые стаканы – у другого, объясняя, что пластиковые стаканы нехорошо смотрятся с «древними» костюмами…
В конце съемок расчувствовавшийся второй режиссер Леша позвал осла Яшку на банкет. Но вредный Правдин почему-то его не привез…
Так как Валера любил сам принимать участие во всех рабочих процессах, а решения надо было принимать быстро, то ходил он быстро и иногда перебежками. Зато везде успевал.
- Правдин, - говорили ему. – Не ходи так быстро. Ты же директор в конце концов. Солидный человек. Ты выпяти живот, сложи на него руки – и ходи ме-едленно. Как важный человек. Вон, посмотри на нашего Васильича – настоящий директор.
- У меня живота такого нет, - оправдывался Валера.
- Так отрасти! – безапелляционно заявляли наблюдатели. – Без живота ты не директор!
Правдин вздыхал, что эта работа требует каких-то совсем уж немыслимых жертв…
За эти годы большое и шумное хозяйство Валеры Правдина расширилось, теперь его лошади (и не только лошади) снимаются во многих кинофильмах и постоянно появляются на телевидении. И он по-прежнему считает свою работу увлекательной и любимой.
Такая любовь

Многих посетителей Новогорска изумляли приступы любви человека к лошади. Артисты действительно очень любили своих четвероногих друзей. У некоторых это доходило до забавного.
Полина – в прошлом спортсменка, приезжала в театр поездить верхом. Иногда занималась с детьми. И очень любила коня Гектора, который был общительным и ласковым.
Она часами могла гулять с ним по территории и о чем-то общаться. Любимым занятием ее было купать Гектора. В течение двух часов она могла изводить на него целую бутыль специального шампуня, пока Гектор не становился на ощупь гладким, шелковистым и не переставал пахнуть лошадью. Иногда от него пахло, как от парикмахерской.
Каскадеры морщились и шутили:
- Полинка! Это ж у тебя не лошадь. Это гей! (слово гей иногда заменялось на более грубое, и тогда Полинка морщилась).
Однажды в темноте конюшни я случайно услышала такой диалог. Вернее голос был только Полинкин:
- Ну, еще раз. Я ничего не чувствую. Это халтура. Ну-ка целуй быстро, как следует целуй!
В голосе звучала настоящая страсть, поэтому прежде чем выйти из-за угла, я предусмотрительно покашляла.
В проходе стояла Полина и… учила коня Гектора целоваться.
И надо сказать, так качественно научила, что конь не может остановиться до сих пор. Всем приходящим к нему гостям он торжественно вручает свою морду для «почесания», жмурится от удовольствия  и норовит облизать с ног до головы. Уроки хозяйки не прошли даром.
 
Капустник и театральная стенгазета,
или «культурная» жизнь театра

День театра отмечали в Новогорске не только большой пьянкой и длинной речью директора. В один из праздников мама Димы Гиза – Валентина Ивановна решила организовать капустник, для чего привлекла наши юные творческие силы.
Сейчас в моей памяти остались три вещи: кукольный спектакль в исполнении Валентины Ивановны, живая человеко-лошадь и стенгазета.
Человеко-лошадь состояла из костюма коня с головой, которая была словно срисована с глумливой морды Гигена. В костюм влазило два человека. Передний был  ноги и голова, и у него было неоспоримое преимущество: он мог видеть, что делается вокруг и показывать лошадиный язык. Второй был, понятное дело, тоже ногами и задницей. А какие преимущества могут быть у задницы? Естественно, никаких.
На репетиции мы вдвоем с помощницей Юлей залезли в костюм и в полном одиночестве, чтобы не позориться, начали репетировать, при этом периодически меняясь местами, чтобы соблюсти социальную справедливость. Мы учили нашего «коня» ходить, бегать и выполнять простые трюки. При этом путались ногами, натыкались на стены и беззлобно ругались. Ругательства во чреве коня, вероятно, смотрелись очень смешно, потому что в полной тишине вдруг раздался дружный гогот. От неожиданности мы упали в угол и вылезли из коня. Оказалось, гад Костик тихонько открыл дверь и зазвал в комнату кучу народа, которая все это время исподтишка любовалась нашей репетицией.
Стенгазету мы коллективно готовили дома в течение недели. Костик нам тоже помогал как мог, наклеивая картинки на ватман и критикуя все остальное. Тема выпуска была посвящена тому, что каждый конь, работая долгое время в паре с человеком, становится на него похож. Или наоборот. Портреты лошадей театра в виде карикатур с большой любовью изобразил мой брат Вовик, и к каждому нами были придуманы забавные стихи, посвященные этим парам.
Заголовок газеты был остросоциален и этим раздражал Васильича: «Какое самообладание у лошадей простого звания, не обращающих внимания на трудности существования!». Он был откуда-то стырен, но откуда – совершенно не помню. Помню еще пару строчек стихотворения, посвященного коню Осману. Что-то вроде того что:
«Масин тихо подбирался в бункер, где лежал овес.
Там открыл он дверь копытом – в брюхе весь овес унес».
Что характерно, каждый из каскадеров находил себя в этом списке, смеялся, а потом гордо заявлял, что «оно, конечно, все наши у вас вышли ну о-очень похоже, и только со мной вы явно ошиблись». Когда так заявили несколько человек – мы поняли, что замысел состоялся. Потом газету кто-то забрал к себе домой.

Несмотря на творческую программу, длинной речи директора все равно избежать не удалось. Поэтому дежурили по очереди: пока часть внимательно слушала и конспектировала, другие успевали сходить покурить, поболтать и вернуться в строй.
Необычная кровать
Лошади многое позволяли нам, всадникам. Иногда мне казалось, что они снисходительно относятся к «этим разумным, но таким бестолковым существам».
Тот же Сазик никогда не ронял своего Базина, когда тот был «слегка поддамши». Ронять он его мог сколько угодно потом, но в таком состоянии считал это свинством и преступной нелояльностью к расслабившемуся коллеге.
В августе отмечали главный праздник театра. Этим праздником был не Новый год, не День независимости Украины и даже не получение денег за киносъемки, а День театра. Отмечали его с размахом, но на следующий день надо было работать.
Был жаркий летний день, сердобольный Алик снабдил меня бутылкой пива и отправил верхом на Авангарде на плац. Собирать коня по всем правилам выездки мне было страшно лень, к тому же очень хотелось спать. Решив, что с мундштучным оголовьем  я не справлюсь и потом вообще с похмелья запутаюсь в двойном поводе, я с легким сердцем надела на коня простой недоуздок, накинула на спину найденный в амуничнике вальтрап и с помощью забора взгромоздилась на Ванькину спину. Со второй попытки.
Алик заботливо напомнил:
- Гель одень на него! (Гелем называлась специальная подушка под седло, наполненная гелеобразной жидкостью. Она облегчала давление на спину лошади).
- Ага. Гель. Щас… Еще мелирование гривы ему сделаю… - пробурчала я и окончательно отказалась от седла, утвердившись на теплой Ваниной спине. Конь, освободившись от ненавистного ему обычного снаряжения, вел себя кротко и был готов меня любить.
Во время нашего похода солнце жарило немилосердно. Как-то незаметно, разморившись на жаре, я прилегла на шею коня и открыла глаза минут через сорок.
- Тьфу, стыд какой. Заснуть верхом… А уж про технику безопасности молчу.
Все это время Ваня чутко охранял мой сон, тихо и аккуратно гуляя по плацу медленным шагом.
На конюшне он обернулся и посмотрел на меня своим глумливым глазом. Держу пари, что в глубине лошадиной души он самым бессовестным образом ржал над моим моральным падением.
Хитрые конники часто приспосабливали своих лошадей под диваны. Особенно удобно было летом загорать. Выведет такой человек, скажем, коня попастись. Расстелит на нем попону или вообще одеяло, сядет задом-наперед и спокойно ложится загорать. Конь себе бродит по территории, а его «сторож» дремлет и ловит лучи летнего солнца. Некоторые особо предприимчивые могли даже накрывать себе небольшой стол на толстом крупе коня, раскладывая на нем бутылки с водой, бутерброды и средства для загара. Лошади не противились, хотя и удивлялись.
Лошадиное похмелье
Лошади во всем похожи на своих хозяев. Очень часто работающие вместе конь и его артист становятся чем-то неуловимо похожи друг на друга. Например, Сазик и его всадник Серега Базин. Судите сами: оба небольшого роста, крепкого и гармоничного телосложения, любители позадираться и сотворить какую-нибудь провокацию. Даже грива и челка Сазика напоминала вечно растрепанную вьющуюся прическу Сереги. И утром после сна конь часто выглядел таким же хмурым и помятым, как Базин.
Удивительно, но лошади даже способны, как и каскадеры, испытывать похмелье. По крайней мере так утверждал дядя Саша Гиз, рассказывая свою очередную историю.
- Мы везли лошадей на корабле. Это вообще довольно опасное занятие, особенно если учесть, что нервная лошадь может начать биться и вести себя неадекватно. Так и случилось с одним из коней. Это сейчас можно сделать успокоительный укольчик – и животное перестанет буянить. Тогда же ничего этого у нас не было.
Выход был один: взяли бутылку водки и пустили коню по вене алкоголь. Ну а что делать – не мог же я его уговорить ее выпить, как нормального человека. Алкоголь, естественно, подействовал как наркоз – и конь тут же улегся и заснул крепким сном алкоголика. Однако утром на него было и жалко и одновременно смешно смотреть: очнувшись, конь вперил горестный взгляд страдальца в окружающий мир. Мы его очень хорошо понимали и притащили ведро воды. Увидев его, животное со всех ног нырнуло в ведро и за минуту выпило всю воду.
- Да-а, сушняк – это серьезно, - с пониманием поддержали его каскадеры.
Такая работа
Насколько люди любят свою работу, доказывает случай, произошедшей с одной из самых юных артисток театра  - Аней Мельниченко. На одном из выступлений Анька поскользнулась на покрытии и упала вместе с конем. У нее была очень сложная травма колена. Аня лежала в Склифе , и врачи говорили, что ей очень крупно повезет, если она вообще будет ходить.
Но Аня не хотела оставшуюся жизнь хромать и вопреки боли начала заниматься.
Как итог, артистка не только ходит. Она ездит верхом и сдает все свои нормативы в институте физкультуры, в котором учится.
«А мы не боги, а мы – люди. Просто люди из крови и плоти, так же трудно, так же больно, как и всем, нам бывает порой… Просто это такая работа…»
О том, как тяжелы бывают порой травмы, может рассказать каждый артист театра. Об истории на съемках «Не бойся, я с тобой!», где Мухтарбек продолжал съемки с тяжелой травмой сухожилия на ноге. О том, как в непогоду трудно ходить от последствий перевернувшегося на выступлении экипажа. О том, что перед каждым выездом Димка Гиз обязательно надевает защитный щиток на ногу, пострадавшую от жестокой травмы много лет назад. Профессионализм каскадеров – это минимальное количество травм. Но поскольку, работая с животными, люди не всегда зависят только от себя, травмы все равно бывают.
Хотя зрители об этом даже не догадываются.
Новый год по-театральному

Новый год артисты конного театра часто отмечали либо на каком-нибудь выступлении, либо на своей базе в Новогорске. Однажды для новогоднего катания директор раздобыл древние-древние сани, выполненные из дерева и украшенные затейливой резьбой. Сани были доведены до ума Мухтарбеком и художницей Татьяной, которые вместе переделали сиденья, украсили их кожей и покрасили. Васильич очень гордился и говорил, что этому раритету лет двести, не меньше.
Этот же факт вызывал большие подозрения у водителя саней Алика, который каждую минуту опасался того, что исторические сани не выдержат суровых подмосковных морозов, вредности тянувшего их коня и буйства пассажиров.
Была в Новогорске и своя новогодняя елка. Она была живая и настоящая, выросшая у входа в офис. Ель была большая, раскидистая, красивая – и только одно мешало ее предновогоднему назначению: дерево росло прямо на маленьком крутом склоне. Поэтому водить вокруг него хоровод можно было только ползком, что требовало определенной алкоголизации сознания.
Елочных игрушек, понятно, на базе не водилось. Да и никто не стал бы их вешать на улице. Поэтому изобретательные каскадеры придумали выход из положения: они залили водой небольшие формочки, оставшиеся «в наследство» от театральных детишек, добавили туда разноцветной гуаши, проложили формы веревкой – и выложили на мороз. К утру вытряхнутый из форм лед представлял собой готовую разноцветную гирлянду замороженных игрушек, которые и украсили новогоднюю елку.
Ну а про ползающие хороводы ничего сказать не могу, не видела, но, зная способности наших товарищей со всей душой отдаваться празднику, предполагаю, что без них вряд ли обошлось.

Как делать уборку у народного артиста

В один прекрасный летний день дядя Миша уехал в Москву навестить семью. Уехал на целый день – и тогда Полина с Костиком решили сделать ему приятный и полезный сюрприз. Многие гости, бывавшие в «кабинете» Мухтарбека, говорили, что это не столько жилая комната, сколько музей – так много интересных вещей было собрано в его комнате. Стены сплошь были увешаны картинами, на полках складировались книги, рядом жили седла, уздечки и подручные материалы, с помощью которых худрук создавал свои шедевры. В комнате постоянно бывали гости и своим приходом обеспечивали беспорядок. Как творческий человек, дядя Миша снисходительно относился к вечному беспорядку. Но Полинка и Костик не находили в мусоре ничего привлекательного и художественного, поэтому в отсутствие хозяина жилья решили наконец-то провести там генеральную уборку. На расчистку дома были брошены все силы, и распределен фронт работ. Увидев решительность, с которой мы все взялись за тряпки и мусорные ведра, собака Ася забилась на кровать и не вылазила оттуда до окончания уборки. Работы было очень много: из одного только коврика под кроватью Полинка вытрясла полный совок песка и земли, а старую печку-гриль пришлось полдня отчищать от куриного жира с помощью всей бытовой химии и огромного ножа.
На мою долю досталась помывка посуды, для чего оная была извлечена из самых потайных уголков кухни, куда ее заботливо прятал дядя Миша. На свет Божий извлекались чаны, тазики и кастрюли, которые лежали там явно еще с дяди Мишиного детства. Все это добро загружалось в душ, заливалось кипятком и целыми бутылками моющих средств и оставлялось на полдня – другим способом отмыть это не представлялось возможным.
Через несколько часов все устали и обозлились, но сдаваться не собирались.
Окончательно добила мое терпение несчастная муха. Она прилипла к одной из раритетных кастрюль Мухтарбека и, видимо, провела в ней столько времени, что окаменела и не отдиралась от кастрюли никакими способами. В ход пошли все моющие средства, включая хлорку. Муху ошпаривали кипятком и пытались отодрать с помощью ножа, топора и ломика. Ничего не помогало: казалось, муха твердо решила занять свое историческое место в кастрюле народного артиста – и не покидать его ни за что.
К вечеру кабинет сверкал чистотой, а Ася удивленно подвывала. Мухтарбек, вернувшись домой, сердечно поблагодарил борцов за чистоту и с сомнением посмотрел на кучу посуды:
- Надо же, - удивился он, - сколько у меня оказывается всякой посуды… Ой. А эту крышку я, кажется, знаю. Это крышка от кастрюли Марика – он год назад привозил, мы что-то готовили. Слушай, - обратился он ко мне, - ты в цирке бываешь, сделай доброе дело – отвези Марику крышку, а то нехорошо как-то получается…
Вечером того же дня по дороге домой я заехала в цирк на Цветном бульваре прямо на репетицию джигитов племянника Мухтарбека. Дождавшись момента, с торжественным видом протянула передачу Марику, сообщив, что эта посылка от Мухтарбека. Увидев крышку от кастрюли, артист удивленно на нее воззрился, потом вспомнил и улыбнулся.
- Ежели еще что найдете – везите…
- При следующей уборке обязательно найдем!
Офисные будни

Да, у театра был офис. Непонятно зачем, подозреваю, в городском офисе Анатолий Васильевич просто отдыхал от Новогорска, а заодно все-таки вел необходимую документацию. Когда-то в один прекрасный день, когда директору нужна была помощь в крючкотворных и канцелярских делах, он вдруг разглядел, что я умею читать и писать, а не только чистить лошадей и ругаться с Костиком, и «взял» меня на работу в офис. Слово «взял» было буквальным без всякой трудовой книжки: посадил в машину и привез.
В офисе мне понравилось. Он располагался почти на Садовом кольце в подвале одного из старых домов и имел все необходимое для жизни, то есть кухню.
Честно говоря, я не очень хорошо понимала свою нужность и полезность в этом месте, потому что самыми главными моими обязанностями были: включить и выключить компьютер, настрочить письмо и попить кофе с директором. Пить кофе с Васильичем – это был ритуал, во время которого он мог долго и обстоятельно рассказывать мне о своих планах и замыслах. Подозреваю, что это было единственной пользой, которую приносило мое присутствие.
В офисе работали еще несколько забавных персонажей, но поскольку они не имеют непосредственного отношения к театру, без их описания можно обойтись. Скажу только, что часто они тоже обращались с просьбами. Доходило до смешного: звонили мне с просьбой «вот прямо сейчас срочно приехать и помочь», я бросала лекции в институте, приезжала и выясняла, что принтер не печатает оттого, что его не включили, а файл на дискету не записывается не потому, что такой фиговый дисковод, а потому что дискета наполовину торчит из него наружу. Злиться на это было совершенно невозможно.
Иногда в офис приезжали на встречу какие-то странные люди. В один день я приехала на работу, заглянула в соседний кабинет и увидела там толпу интеллигентных бритоголовых людей устрашающего вида. И подмышки у них подозрительно оттопыривались, намекая на «привет из 90-х». Они отвлеклись от беседы и с интересом уставились на меня. В ту же минуту выскочил Васильич, запихнул меня в дальнюю комнату и закрыл дверь, строго-настрого запретив выходить из нее до тех пор, пока он не скажет.
- А что у вас там происходит? – робко пискнула я.
- Ну, у нас того… встреча. Переговоры у нас, - замялся директор.
Ага, все больше о божественном.
В офисе постоянно происходили забавные истории. Часто приходил знаменитый циркач и каскадер, племянник дяди Миши Олег Кантемиров, и вместе с ним приходило веселье и цирковой кураж. Он рассказывал про какие-то безумные идеи и проекты. Оба они с Васильичем были презанятными рассказчиками, но говорунами небывалыми: при их диалоге радиоэфир был забит наглухо, и если Олега можно было слушать, давясь от смеха, то на выступлении Васильича часто можно было подремать или послушать музыку. Длиться такие «сеты» могли часами, во время которых кофе пился литрами, и стояла очередь в туалет, а на посещение надо было отпрашиваться.
В то время я подрабатывала в клубе «Распутин», который находился там же, на «Парке культуры», только с другой стороны. Васильич очень переживал за мою неокрепшую детскую психику, поэтому постоянно подкалывал шутками насчет «стахановского труда на два фронта» и концептуальными тезисами «а что: и там тоже искусство». Решил пошутить он и в этот, который уже раз, когда в гостях был Олег.
- А что, Олег? Не сходить ли нам развлечься в «Распутин»? Маринка там работает, контрамарку даст.
- Вот еще, - фыркнула я. - Билет купите. Хотя нет, билет не купите – у вас денег не хватит. Придется коневоз продать.
- Да нам с Олегом много и не надо, - наивно возразил Васильич.
Я ответила раньше, чем успел сработать мозг, предварительно окинув директора оценивающим взглядом:
- Да-а… Вам действительно много и не надо.
Олег Даурбекович предательски захихикал, а Анатолий Васильевич начал багроветь.
Я успела ретироваться раньше, чем полетели тяжелые предметы, и забаррикадировалась в кухне. Предусмотрительно, так как хранимых там запасов еды хватило бы на неделю Васильичевой ярости.
- Держите его, Олег, – с ужасом подвывала я из-за двери. - А то кто будет архив театра хранить? Не дайте ему меня убить, а то у них принтер работать не будет! Его просто некому будет включить!!!
Сейчас офис не используется, а я иногда скучаю по тем временам. Они были веселыми, даже несмотря на то что Васильич иногда кидался бумагами и ругался.
Сегодня я с точностью могу сказать, почему меня не пугают на работе ответственные презентации перед советом директоров какой-нибудь большой компании.
Того, кто смог выжить, выслушав в исполнении нашего директора всю историю театра, начиная с конца восьмидесятых и заканчивая вчерашним днем, - не устрашить уже абсолютно ничем!
Письмо директору

Одним из любимых офисных занятий у нас с Васильичем было написание писем. Прямо вот так бывало, придет директор на работу:
- А давай, - говорит, - письмо что ли напишем.
- Давайте, - говорю я. – Президенту!!!
Но писать Президенту Васильич мне обычно не доверял и «наполеоновские» планы душил в зародыше. Вот министру какому-нибудь, в Министерство культуры, например, - это пожалуйста. Или в городской совет. Или записку для соседа Рудика.
Так и проходил рабочий день. Пока одни только регалии и заслуги конного театра перечислишь, глядишь – уже обед. А там и до конца рабочего дня недалеко, особенно если день предпраздничный или укороченный.
Недавно разбирала архивы театра, нашла любопытный черновик. Поздравление для Васильича с каким-то праздником, даже уж и не помню, с каким.
«Я – подпись директора конного театра. У меня очень нелегкая судьба.
Во время рабочего дня мне приходится встречаться более чем с несколькими сотнями документов: в основном, писем, справок, приказов.
Каждый раз я с нетерпением жду встречи с договором о строительстве конного театра. Или, на худой конец, с приказом о том, что Марину Мерникову надо назначить театральным главнокомандующим, расцеловать и подарить белый «Мерседес».
И тогда у нас с директором, наконец, появится время. У директора – чтобы сходить на интересную встречу, у меня – отдохнуть!!!»
Жаль, но похоже, это поздравление дальше черновика не пошло.
Как писалась биография и попутно закалялась сталь

Это – про Таню. Татьяна – писатель. Вообще-то она просто замечательный человек, а все остальное – уже «кружева». Она – наш Нестор-летописец, биограф дяди Миши и сказитель о конном театре. Человек, который пытается познать душу своего героя, но не препарируя грубо, а исследуя. Писатель – это трудно. Путешествовать по душе невероятно тяжело. Я даже представляю себе, как бродит Татьяна по душе другого человека, который ей давно уже не чужой, а свой, родной и близкий. Вот бродит она там в темноте, со свечкой и диктофоном (на всякий случай), а там, в темноте, много-много закрытых дверей. Одни закрыты на замок, но какая радость, если вдруг  находится щеколда, которую можно отодвинуть и проникнуть в уголок души. А потом вернуться обратно – и пытаться открыть следующий. Душа, понятное дело, сопротивляется и бурчит. Спать ей пора, есть, работать – и вообще. Вообще – самое страшное слово, хуже любого замка. А иногда представляется, что душа – это не темнота, а большая толпа людей, которых герой держит в своем сердце. И вот создали они там, в душе большую «пробку» - и попробуй проберись через них так, чтобы со всеми познакомиться и поздороваться.
В общем такая вот работа.

Про Таню байку написать очень трудно. Не то что вспомнить – даже сочинить про нее ничего нельзя. Как, скажите, написать байку о человеке, который ни с кем не ругается, глупостей не говорит (вообще говорит мало), из которого нельзя выжать ничего курьезного, даже разбудив внезапно или напоив. Но все-таки есть моменты, которые в Новогорске запомнят надолго.

«Команду, швартовы отдали и с якоря снялись…»
Прибытие Татьяны получилось смешным. Во второй раз едет она знакомым уже маршрутом и знает, что ее ждут. Но признается, что все равно волнуется.
Подъезжаем. Я хватаю Вовку, Вовка хватает сумку (такой, знаете, у писателей развитый хватательный рефлекс – прямо ужас, отнять что-то очень трудно) и мы врываемся в офис с радостными воплями: «а кто к нам приехал». Навстречу выходит дядя Миша, здоровается и говорит: «Ой, Марина, а где же наша Танечка??» Я оборачиваюсь и понимаю, что Тани нет. А деваться она никуда не могла.
Правильно, никуда и не девалась. Просто Таня спряталась за Вову, притихла там и надеется, что ее не заметят. Но ничего из этой затеи не вышло, в мощные объятия хозяина она все равно попала. Дядя Миша тут же вселил в нее уверенность, что все будет хорошо, попросил отдохнуть с дороги и больше ни за кого не прятаться.

Тетрадка добрых дел
Безобразничающие дети нередко получают в наказание тетрадь, в которую должны принудительно записывать свои добрые и полезные дела. Соответственно, для этого должны их совершать и, по идее, перевоспитываться.
А у нас все наоборот. У Татьяны была такая тетрадка, в которую она записывала все доброе, что видела вокруг. Про нас про всех. Мы же тоже, в принципе, дети.
Тетрадка быстро стала членом семьи, ее призывали в свидетели и просили зафиксировать туда какое-нибудь совершенно вопиющее нарушение спокойствия, вроде определения Натальи  дядей Мишей ласковым словом «ведьма». Ну, или другую несправедливость.
Прожить много лет трудно. Но, как оказалось, рассказать об этом – тоже тяжелая работа. Мухтарбек и Таня усердно работали каждый день. Оба увлекались так, что забывали о времени. Выглядело это так: в мастерской сидит дядя Миша, постукивает молоточком, глаза горят – вспоминает и рассказывает какой-то факт. Рядом с ним тихонечко сидит и почти не дышит Таня, записывая рассказ. Не обращая внимания даже на то, что не в меру ретивый щенок Аси уже давно и так же увлеченно прогрызает художественную дырку в ее рукаве. Боится спугнуть настроение. Таня, конечно, а не собачонок. Этого-то маленького паразита художественные поиски не волнуют ну нисколько.
Таня и Мухтарбек похожи в отношении к работе. Они спокойны, тихи, но внутри бурлят страсти и эмоции.
Однажды всегда тихая и кроткая наша писательница выскочила из спортзала с потрясающим яростным шипением. Я даже обрадовалась, что она так умеет. Оказалось, на конюшню прибыл очередной отряд гостей (уже третий за день), которым требовалась экскурсия по конюшне с показательным кормлением лошадок. Это значило очередной простой в работе, а времени все меньше и меньше.
Гость был… назовем его условно «маршал».
- Да хоть президент! – шуршала Таня, - ходят и ходят толпами. Хорошо хоть просто на экскурсию, а то могли бы и с «большой» проблемой прийти: ах, дядя Мухтарбек, у меня веревочка оторвалась, что же мне теперь делать, как мне дальше жить? Нет! Ты представляешь? К ТАКОМУ человеку – и вот с такой фигней. Да мне бы просто рядом где-нибудь постоять. Молча…
Ах, какая хорошая была бы картина, рисуется мне. Стоит толпа молчаливых гостей, на расстоянии 50 метров от кабинета, улыбаются, молчат и смотрят. Красота.
Таня записывала все. Это очень страшное открытие мы сделали, когда в очередной раз поругались с братом-Вовкой и потом с Олегом Корнеевым. Ругались мы долго, увлеченно и цветисто, потом договорились подраться и в четыре часа пообедать. В это время, оказывается, наша Таня записывала все это на пленку. Нам с Вовой немедленно стало стыдно, а Олегу – нисколько. На волне раскаяния Вова пообещал больше не пытаться отпилить мне голову дяди Мишиным трофейным мечом, а я старалась не отвечать на провокации соседей по столу.
Чтобы мама потом не ругалась. Интересно, а Олега матушка тоже за плохое поведение ругает?
История с подарком точно останется в летописи конного театра. Я из вредности расскажу ее всем-всем-всем. Она на самом деле больше трогательная и светлая, чем смешная.
… На прощальном обеде перед отъездом Тани домой в Новогорске каждый был занят своим делом: я дегустировала коньяк, Таня разводила сырость и шмыгала носом, а дядя Миша задумывал подарок. Подарки он дарить любит и всегда дарит особенное для дорогих гостей.
Я нисколько не сомневаюсь, что широкая натура дяди Миши требовала подарить Татьяне самый большой меч из коллекции, но он наверняка не сделал этого из опасения, что хрупкая женщина просто не дотащит подарок.
Поэтому подарил очень красивую картину с лошадью, сделав дарственную надпись «детям».
Никто не заметил, но из угла, где сидела Татьяна, тут же раздался злостный бубнеж.
В бубнеже удалось разобрать только то, что он был злостным и словосочетание «не возьму ни за что», а потом подарок вдруг куда-то пропал.
Когда Наталья повезла нас на вокзал, на повороте в Куркино Татьяна со скромной гордостью заявила, что забыла подарки в комнате и «все хорошо».
Наташа без колебаний лихо развернула машину обратно. Она не обращала внимания на протестующий писк с заднего сиденья о том, что возвращаться – плохая примета, и только злорадно говорила: «Ничего-о-о. В дом вернемся мы, а ты! Ты будешь сидеть в машине, на тебя примета не распространяется. Ты пока вспоминай, что еще ты там «забыла». И куда спрятала подарок». Дальше пошла воспитательная речь. Восхитительная воспитательная речь, яркая, образная и, главное, убедительная. Так только Наташа умеет. Таня спасалась, прячась за Наташиного пса Джастина, и слабо отбивалась:
- Девочки! Это же все равно что снять в Эрмитаже картину со стены и забрать домой! Я не могу!
- Еще как можешь, - безжалостно отвечала Наташа. – Ты, наверное, думаешь, что это лишнее? Человек тебе не подарок хотел сделать, а приятное! Даже подписал, между прочим, старался. А ты теперь хочешь его так расстроить. Для кого он старался-то? О-о! Смотри, сидит радостная – доброе дело сделала. Спрятала так, чтобы нашли только при следующей уборке!
Надо было видеть лицо ничего не подозревающего дяди Миши, который только прилег подремать после обеда, когда в комнату, как духи мщения, ворвались две девицы. Наталья тут же заявила:
- Алибекович, ну-ка встань с подушки. Та-ак, под первой ничего нет, а под второй? Вот! Есть! – и показала ошеломленному хозяину пакет с подарком, на котором он мирно спал последние пятнадцать минут.
- Наташенька, а что случилось?
- А это Таня подарок твой… забыла.
- Ай-ай, забыла… Вот неприятность какая…
Ага, забыла. Под вашей подушкой «забыла»…
В общем под нашим строгим контролем все вещи отбыли на родину с хозяйкой. И хозяйка вошла в число своих, любимых и «наших». И в исследуемых душах стало больше щеколд и калиток, а не замков.
Я все вспоминаю разговор за столом. Во время него опять чем-то обидели нашего Олега, он выступал с речью и обещал, что если «это безобразие не прекратится и гнусные нападки – тоже, то уделом его станет леденящая душу злобность».
Где-то на фоне этой речи обсуждались творческие планы, потрясающий вкус пирожных к чаю (это тоже важный вопрос) и как нам жить дальше.
В беседе Таня вдруг тихо, еле слышно сказала:
- У вас здесь было так хорошо. Это был отпуск. Отпуск в рай…
Есть такой ученик у Мухтарбека Кантемирова – Олег Корнеев. Официально (согласно заявлению на визитных карточках) – старший инструктор Общества целевого метания «Свободный нож», или «Фринайф» на западный манер. Неофициально Олег – просто хранилище ценнейшей информации о деятельности дяди Миши в качестве гуру в метании холодного оружия. И, к сожалению, а может и к счастью, в визитках он об этом не предупреждает. А зря.
Услышав о желании запечатлеть хоть капельку из творчества народного артиста, Олег моментально ринулся в бой, дабы ни одна деталь не ушла из нашего поля зрения. Рассказывал Олег, как выяснилось, со вкусом, с воплощением в героев (этакий минитеатр в одном лице) и долго. Тут я вспомнила Олега, который Кантемиров, и подумала, что это, должно быть, именная особенность. Но вспомнив, что на визитке ясно для таких как я написано «Консультации», успокоилась, достала блокнот и услышала пару невероятных историй.
Итак, байки, рассказанные Олегом Корнеевым.
* * *
Диалог, подслушанный за столом в Новогорске.
Олег как маленький, но разрушительный ветерок врывается в комнату, разливает чай и усаживается на стул.
- Отец ! – с негодованием говорит он Мухтарбеку. – Ты ночью храпел так, что заснуть невозможно было!
- Ну ты наглый, - восхищается дядя Миша, - Ты работал до трех часов ночи, никому спать сам не давал, а теперь еще и возмущаешься?
- А ты храпел!
- Это собака Ася храпела, а не я! Она всегда ночью храпит.
- А разговаривала ночью тоже Ася? – ехидничает Олег.
- Нет, я с ней разговаривал. Говорил, какой же Олег Корнеев гад, что бродит по спортзалу и мешает нам спать. Гад, говорил, свинтус и собака! Ася согласилась.
- Вот гости пошли, дядя Миша, - вмешиваюсь я. – Ходят, учатся, ночевать остаются – еще и хозяина критикуют… Давайте его за дверь выгоним!
Дядя Миша смеется: - Не, оставим. Он хороший. Мой ученик…
О своем общении и совместной работе с Мухтарбеком Олег рассказывает так: «С нашим народным артистом только пойди куда-нибудь – обязательно что-нибудь произойдет! Это же просто клад историй и казусов. Иногда даже мистика примешивается.
Приехали мы во Владикавказ, в клуб «Алгус» - выступали на открытии клуба. Отец кидал ножи, а я у него у мишени стоял.
На трибуне стоит мальчик, лет пяти, а рядом с ним большой такой мужчина – папа, наверное.
Объявляют Кантемирова. Ну там «Народный артист, художественный руководитель, член Ассоциации мексиканских наездников «Чаррос»….тр-пр…коротенечко так, минут на пятнадцать, регалий, и в конце – «Мастер холодного оружия» Мухтарбек Кантемиров.
Идет номер, отец ножи кидает в мишень, а я уворачиваюсь. Вдруг слышим – смех на трибунах. Я думаю, что случилось? Оператор потом рассказывает:
- Вы свой номер закончили, тут этот мальчик дергает папу за локоть и спрашивает: «Пап! Ну какой же он мастер, как объявили? Он же ни разу в дядю не попал!»
* * *
Проходил чемпионат по метанию ножей, где председательствовал Мухтарбек. Мало ему судейства было, так еще и на призовой кон выставил ни много ни мало – бурку и папаху из того самого фильма «Не бойся, я с тобой!» Представляете, какой раритет? Я был в страшном расстройстве: ну как можно – такая ценность…
Метать ножи в соревнованиях надо было с не традиционной дистанции – 6 метров. Обычно метают с 5, 7, 9 метров. А тут – шесть. Ну никакой надежды на выигрыш.
Я отказался от участия в соревнованиях: ученик Мухтарбека – опозориться на чемпионате не хотел и не имел права.
Собирались поехать посмотреть.
Наташа начищает папаху для приза и спрашивает меня:
- Олег, ну ты участвовать-то будешь?
- Нет, - говорю, - зачем? Опозорюсь только…
- Жаль, - ответила Наталья и с удвоенным ожесточением продолжила чесать папаху. – Алибекович расстроится ужасно… Очень расстроится наш народный артист. Даже так расстроится, что я, пожалуй, кормить тебя больше не буду. Потому как очень уж большое огорчение ты Алибековичу наносишь…
И, правда, огорчился отец ужасно. Поэтому я не выдержал, пошел и записался в участники.
Хотите верьте, а хотите нет – но без мистики тут не обошлось. Ну не мог я выиграть на такой, неосвоенной дистанции!
Дело было 26 августа 2006 года. Записали меня 26 участником из двадцати семи. И знаете, сколько я в итоге очков выбил? 260!!! Мистика какая-то. Первый приз был мой!
Отец как услышал, что раритеты у нас остаются, аж лезгинку начал на трибуне плясать.
Но на этом приключения не закончились.
Мухтарбек решил вечером того дня отметить мою (нашу с  ним, на самом деле) победу.
А я повез ценную бурку с папахой домой. По дороге в такси думаю, что надо бы от моли вещи защитить – а то старые уже, не дай Бог, что случится – вовек себе не прощу. Заехали по дороге в хозяйственный магазин, я спросил у продавца, какой у него есть самый «убойный» нафталин, купил и приехал домой.
Вешаю бурку в шкаф, читаю на инструкции – «1 таблетка на квадратный метр». Ну, я бурку-то измерил, а в ней метра три будет. Кинул три таблетки – и укатил на том же такси в Новогорск отмечать. И остался ночевать.
На следующий день приезжаю домой, смотрю целая толпа соседей у подъезда. Дом-то одноподъездный, все друг друга знают. Я спрашиваю у соседки:
- Бабуля, что стряслось? Пожар что ли?
- Какой пожар, милок, хуже! Какой-то козел тараканов травит, да так, что весь дом провонял химией – дышать невозможно!
- Вот гады, - тут же поддержал я бабулю. – Вообще оборзели. Пенсию не платят, цены поднимают, а теперь нас уже, как тараканов, травить вздумали! Убил бы!
Поднимаюсь на этаж, и тут понимаю, что не то что-то. Открываю дверь квартиры, а оттуда вонь нафталиновая – мама дорогая! Тут-то я и понял, кто этот самый, с позволения сказать, козел-то… А я перед бабулей как соловей заливался…
Выкинул я этот нафталин тихонько, а потом два дня проветривал.
Но бурка с папахой целехоньки и невредимы. Вот она, тяжелая доля спортсмена…
* * *
А я Осетию сразу полюбил, - продолжает свои байки Олег. – Я к ней, можно сказать, душой привязался. И не потому что отец меня туда взял – просто интересно стало, как люди живут.
Впервые я во Владикавказ как ученик поехал. Горжусь таким ученичеством. Вот есть люди, которые сами гении, а передать никому свои знания не могут. А отец – он не такой. Он прирожденный педагог. Я у него учился и буду учиться. И, может, это нескромно прозвучит, но был такой случай, когда мы вдвоем (я и он) сделали по иконе (оклад из чеканенной кожи), а свое клеймо фирменное отец не поставил. Показали Наташе: определи, мол, где чья работа. Так вот ошиблась она. На мою показала и сказала, что это Мухтарбека. Превзойти дядю Мишу я не хочу, разумеется, или, может, далеко в будущем – но приблизиться к его уровню очень хочется.
Так вот, в Осетии я на собственной шкуре узнал, что такое осетинское гостеприимство.
Началось все безобидно: пригласили «на чай». Когда мы с отцом приехали в гости, выяснилось, что в чай входит масштабное застолье с мясом, горячим и еще другими яствами, размерами на длиннющий стол. Наелся я, собрались уже домой – и тут Мухтарбек говорит, что надо, мол, еще в один дом заехать, тоже «на чай».
- А «чай» - он будет правда чай или как здесь? Если как здесь, то я отказываюсь. Я не могу больше есть, - уточнил я.
- Нет, я его предупредил, что только чай, - ответил дядя Миша.
Приехали. Зашли в дом, и я с ужасом увидел, что «чай» в том доме, который мы покинули, - это просто бледная голодная тень от этого стола. Если там была пара горячих блюд, то здесь просто целиком приготовленные бараны, зелень, овощи, пироги и еще много всего. Мне стало нехорошо.
- Садись и ешь, - прошептал Мухтарбек. – Обидишь – кровная месть, - и усмехнулся.
Я же не знал, что он шутит. Сижу себе такой, пытаюсь что-то съесть, а сам думаю, когда же мы уже домой попадем.
Вышел на улицу, стою дышу свежим воздухом. А сам за забор держусь, чтобы количество съеденного к земле не тянуло. Вдруг чувствую руку на плече, оборачиваюсь – стоит знакомый дяди Миши Алан и нежно так говорит мне: «Олег, давно хотел с тобой пообщаться, не зайдешь ли ты ко мне домой, ну так, на чаек?» Я чуть не умер от ужаса. Но решил действовать с каскадерской смекалкой.
Зашел в дом, дверь запер, смотрю на улицу – а там этот знакомый как часовой у ворот ходит, чтобы, значит, меня, дорогого гостя, ни дай Боже не пропустить.
Я дождался, пока отец засобирался домой, выходим, я его как старшего пропускаю вперед. Мухтарбек еще похвалил меня, мол, молодец, сынок – законы наши чтишь. Ну он же не знал, что я жизнь свою спасаю…
Мухтарбек Алана увидел и говорит: «Здравствуй, дорогой, а мы вот уже домой собрались». Я так думаю, слово старшего – закон, поэтому радостно воплю из-за плеча: «Ой, Алан, какая жалость! Я ведь к тебе на чай собирался, да вот видишь  - отец велит домой ехать». Алан, конечно, расстроился, а я – не очень.
Отец же все моментально просек и потом меня отругал. Но любя и по-отечески.
Но я Осетию все равно люблю и на одном из праздников даже лезгинку танцевал. Только папаху натянул по самый нос, чтобы лица не было видно. И танцевал себе. Настоящий такой осетинский джигит Олег Анатольевич Корнеев. Да. А Мухтарбек мной потом гордился и знакомым показывал, как я танцую. Радушные люди, и гостеприимные очень.

ОСЕТИНЫ   В КОННОМ  ТЕАТРЕ

Легендарная цирковая династия Кантемировых недавно отметила свое столетие. В течение такого долгого времени все ее представители неустанно прославляют свою маленькую Родину – Северную Осетию. Мухтарбек Алибекович Кантемиров – старший из нынеживущих продолжателей династии – у себя на Родине является легендой и примером для своих молодых земляков.
Застолье у Мухтарбека, или как собирались потомки Нартов

Нарты – древние герои из легенд аланского эпоса, полубожественные предки осетин. Культа осетинской истории в театре не было, уж больно разнообразные представители культур и наций его населяли и населяют.
Однако главным осетином в театре, конечно же, царил Кантемиров. Поэтому застолья проходили по четко установленным правилам. Во главе заседал сам «дедушка» как «хистаер», старший. Справа сидела его псица Ася. То есть, конечно же, там сидел гость человеческого происхождения, но и Ася тоже.
Тосты произносились не совсем по осетинскому обычаю. И вот почему. Первый  - произносился в честь «Большого Бога», затем пили за святого Уастырджи, а потом полагалось – третий – за родителей. Но третий в театре часто поднимали ради шутки за «Святого Георгия» (который собственно и был Уастырджи, по-осетински), как говорили за столом «и чтобы русским тоже было все понятно». Несмотря на такую весьма вольную трактовку, неизменными были «уважительные» правила: вести себя за столом прилично, не сквернословить, не курить, не мусорить, старших не перебивать. С этой целью дядя Миша даже собственноручно нарисовал и прибил в беседке табличку.
Самые забавные политические баталии могли разыгрываться за этим интернациональным столом: например, обсуждался юго-осетинский конфликт в свете очередных актуальных новостей. Тогда какой-нибудь русский представитель театра мог с жаром доказывать историческую точку зрения другому. Потрясала добродушная реакция самого дяди Миши (а кто лучше него мог разбираться в осетинской истории): чуть ли не хихикая и веселясь как дитя, Мухтарбек подбадривал спорщиков: «Давай, говорит – девочка! Ты – русская - расскажи-ка дяде, как все было на самом деле…»
Многие гости часто принимали меня тоже за уроженку Владикавказа. Честно говоря, после тесной работы с диаспорой, это не удивляло. Даже акцент прилеплялся моментально. Дядя Миша в шутку говорил, представляя очередным гостям: «А это наша местная осетинка. Нерастаможенная, так сказать. «Почетная». А по нечетным – возвращается в семью». Это прозвище, кстати, осталось до сих пор среди моих теперь уже еще более многочисленных осетинских друзей и коллег.
Вообще представляя сотрудников театра своим гостям, только Мухтарбек мог подобрать каждому очень теплые и трогательные, но вместе с тем очень уважительные слова. Самыми удостаивающими и обязывающими словами были – «мой брат, например, Танюха» или даже «а это просто хороший человек». Тоже, кстати, из театральной шутки:
- Вы кто?
- Я – режиссер.
- А Вы?
- Я – актееее-ер…
- А Вы?
- Худо-о-ожник…
Встречный вопрос: а вы-то кто?
- Я? А я просто нормальный человек.
Кстати, о «почетной» национальности. Много позже описанных событий, в Москве мне пришлось защищать доброе имя своих друзей от нападок одного грузинского деятеля. Деятель был глуп, юн и настроен максималистски. В своей жизни он, подозреваю, ни разу не видел настоящего горя и серьезных испытаний, однако с апломбом малолетнего наполеона рассказывал о конфликтах более чем десятилетней давности словами «как мы, грузины, гоняли абхазов и осетин». Хотя сам он был способен гонять разве что футбольный мячик во дворе.
Полемика, не в пример нашей «телевизионной дипломатии» вышла весьма горячей.
Я прекрасно понимаю, этот человек своими унижающими целые народы словами просто демонстрировал свой уровень развития, близкий к питекантропу, но поведение отдельных людей бросает тень на весь народ, ведь так? Я понимаю, что уродство не имеет национальности, но в тот момент что-то во мне кипело и протестовало. Я помнила…
А моя Софа в Цхинвале, безрассудно танцующая с друзьями под грузинским обстрелом города?
А моя любимая тетя Тая в Гагре, пережившая ужасы войны с двумя маленькими детьми на руках?
А моя Фатя на Зарской дороге, помогающая разбирать тела детей и стариков?
Они со мной, а я не с ними даже словом?
И тут в разгар спора:
- Что ты споришь? Ты вообще разве осетинка?? – изумился грузин.
- Для тебя, черт побери, да!

Может, все люди и должны быть братьями. Только не получается.
* * *
Иногда гостям конного театра выводили лошадей, а детей катали верхом. Или показывали что-то интересное. Когда вечером становилось прохладно, галантный дядя Миша выносил свои кавказские бурки, которые берегли гостей от холода. Столько «нерастаможенных» горцев и горянок с рязанскими лицами за одним столом еще не видел никто.
Кого только не принимал дяди Мишин легендарный стол под навесом, начинавшийся когда-то чуть ли не с простых посиделок у костра и ставший местом сбора актеров и гостей! Здесь побывал Бартабас из Зингаро , министры и чиновники, В. Фетисов и другие выдающиеся спортсмены и цирковые деятели, художники и каскадеры…
Всех видел наш стол. И все равно самая любимая его персона и властитель (помимо Мухтарбека, конечно) – это дядька Алик . Который готовит самый лучший в мире плов, жарит самый лучший шашлык и никогда не оставляется за собой мусора, в отличие от многих-многих гостей.
Артисты – люди необыкновенно веселые. Но и они часто задумываются о том, что для всех людей является непреходящей ценностью, то, что бережно хранится в душе и дает силы творить. По этому поводу маленькое лирическое, нет, не отступление – скорее, взгляд назад и вглубь.
Материнское сердце
А в доме эхо уронит чашку,
А в доме эхо предложит чай…
Первое слово, которое мы произносим в своей жизни, - оно у всех разное, а книги врут. У кого-то это «мама», у кого-то «папа», у кого-то непонятный набор звуков, а у многих вообще – «дай», с выражением готовности выживать в суровом мире с пеленок.
Но самое главное слово – это мама. Единственное слово, звучащее похоже на всех языках. Кого мы зовем, когда стоим перед неведомой опасностью, когда от страха сводит зубы? Кого призываем, когда нам горько, обидно и плохо? Одну ее, маму…
… Иду по лесу, протянувшемуся по берегу моря. В нем темно, нет тропинок и, самое главное, ему нет конца и края. Судорожно вспоминая азы географии, пытаюсь выбраться из этого леса. Он словно из страшной сказки. Сердце колотится в груди, а в голове: «Ай, мамочки… Мама, мама…помоги».
… Стою перед значимым выбором. А как поступить сейчас? Советчиков нету. И первая мысль: а что подумает мама?
… Праздничное застолье в Новогорске. И третий тост – только за родителей. Его пьют стоя и чокаясь: родители всегда рядом, живые ли или ушедшие. Они с нами, значит, они живы. Мы – их продолжение.
«Человек понимает, что повзрослел, только когда потеряет родителей, - говорит один из сидящих за столом, - пока есть родители, ты всегда им нужен. Дети никогда не нуждаются так в родителях, как наоборот. Мы им нужны всегда, любые. И с горестями, и с радостями».
Мы для родителей всегда дети. Хоть сколько лет нам и ни исполнилось. Однажды папа пришел домой из гаража и рассказал историю про своего соседа. Сосед делился семейными событиями и часто упоминал свое «дите». Ну, дите и дите, мало ли, дети у всех есть.
А тут при одном из рассказов сосед со смешанным чувством гордости и негодования одновременно заявил, что пару дней назад «дите оставил в гараже, вернулся через час, а оно – машину разобрало». Так-то соседи и узнали, что «дите» - здоровенный «лоб» лет восемнадцати.
А какие волшебные чудеса могут творить наши мамы! Вылечить болезнь не только положив руку на голову и ласково убаюкав, но и одним намеком на касторку и трудотерапию. И ведь действует!
… Вот мама сидит со спицами, в ее тонких руках пуговицы со старой папиной военной формы превращаются в самые вкусные виноградинки на маленьком свитерке…
… Вот мама сидит на моем выпускном и прячется в задних рядах за другими родителями. Чтобы никто не видел ее смущенно-радостного лица, когда ее уже такой взрослой дочке будут вручать аттестат и поздравлять.
… Вот мама любовно составляет семейный фотоальбом, пересматривая фотографии, на которых все мы. И хранит вещи, неуклюже сделанные ее маленькими детьми, «для мамы».
С притворно суровой отповедью. – Зачем хранишь? – У своих спросишь потом!
И никого нельзя обидеть так легко, как маму. Неосторожным словом, неосторожной мыслью, всегда нехотя – и потом винить себя в этом.
Как оценили мы эти трогательные маленькие моменты, когда разбрелись из родительского дома! Насколько ясным и простым стало понимание того, что сила в наших семьях не от выдающихся ее отдельных представителей, а именно эта тихая сила общности и поддержки, и готовности помочь.
Все матери похожи, так повелось с библейских времен. У них свое, особенно выражение глаз – доброе, усталое и тревожное. Но у каждого своя мама, единственная и самая лучшая.
Когда человек преклонного возраста, сам уже отец и дед, вспоминает о матери со слезами на глазах и говорит «Мне до сих пор мама снится…», и гладит руки ее памятника, установленного земляками на родине, и разговаривает с нею, и бережно хранит ее последние заветы.
Насколько счастливым ребенком в семье был Мухтарбек, если к семидесяти годам, имея за плечами кучу заслуг, славу и жизнь, полную событий, все равно говорит, что самое яркое воспоминание всей жизни – «живые родители». И в конце рассказа:
«Я так давно не плакал по маме», - большой сильный мужчина, без стеснения, а с огромной любовью, преданностью и благодарностью.
И нам бы, всем нам понять это как можно раньше.
Милые наши мамы…Свечи в храме, которые, сгорая, светят все ярче и теплее. Пусть меньше они плачут по нам, а мы окажемся детьми, достойными их.
Люди как звезды и лошади как люди
Иногда лошади вели себя совсем так, как люди. Гости, приходившие к директору и худруку, после застолья часто изъявляли желание прокатиться верхом. Ну или (в зависимости от кондиции) хотя бы сесть на лошадь.
Разумеется, все они в прошлом были великие наездники и, даже если кто-то из них (большинство) первый раз в жизни видел лошадь, вели они себя как бывалые конники. Что не мешало им пугаться любого чиха или движения лошади. Зачастую слушаться команд сопровождающего горе-всадники начинали уже после пикирования в сугроб или кучу опилок, в зависимости от сезона.
В обычных случаях подходил кто-нибудь из старых и спокойных верховых лошадей, но в тяжелых случаях Алик выводил Кабана. Кабан, будучи здоровенным тяжеловозом, использовался в качестве тяжелой артиллерии, если возжелавший его общества гость весил больше ста килограммов, но тем не менее хотел утвердиться в седле. Ну или хотя бы добраться до седла.
Но один великолепный экземпляр вызвал такой человеческий ужас у коня, что тот, представив себе ЭТО у себя на спине, издал приглушенное хрюканье, быстро отодвинулся от гостя и попытался спрятаться за спиной у Алика, пожаловавшись на хронический радикулит. Гость промахнулся мимо Кабана и отложил свое желание прокатиться верхом.
Радовались все трое: Алик, жалевший своего Кабачка, и гость, вернувшийся к яствам и выпивке. Но больше всех, разумеется, радовался сам Кабачок.
«Великолепная четверка»
Несмотря на тот факт, что родоначальниками конного театра были братья-осетины, непосредственно земляков Мухтарбека в театре времени после 2000 года почти не было. В прошлых составах – да. Но затем осетины куда-то распределились и исчезли. Как говорили некоторые из них сами: «Два осетина в театре – это еще ничего, но три – уже война».
Была у нас своя «великолепная четверка» сынов аланского народа, каждый из которых, конечно, заслуживает своей истории. Эти четверо были Ирбек Персаев, Алан Тогузов, Арчил Галуаев и Герман Галуев. Последние два еще и приходились друг другу родственниками, братьями.
Они были очень разными и не похожими друг на друга. Ирбек – без преувеличения талантливый каскадер, работавший даже в Голливуде, а у себя на родине пользовавшийся любовью и славой земляков. Алан также много работал за границей, обладал необыкновенным обаянием и великолепными манерами. Это был человек, который всегда улыбался и никогда не впадал в уныние. Арчил происходил из конников-троеборцев, но также был выдающимся каскадером и мастером подсечки – одного из самых сложных конных трюков. Его появление в театре было эпизодическим, но всегда в нужную минуту: например, на съемках «Прометея-2001», он выполнял подсечку для клипа вместо брата Германа, который не смог участвовать в съемке.
Арчил и Алан были очень дружны и постоянно веселили конюшенную братию своими шутками.
В один день они рука об руку появились в новогорской конюшне. Идут себе по коридору, и Алан, как обычно, насвистывает американскую песенку. У последнего денника я замешиваю кашу для коня и стою буквально с головой в ведре с овсом.
Парочка подходит ко мне и, перебивая друг друга, галантно говорит:
- Мадам…
- Да ты что? Мадемуазель… (хором) – Позвольте поцеловать Вам ручку! – Один уже поддерживает за локоть, второй подбирается к конечностям.
«Мадемуазель», шмыгнув носом и вытерев руки от овса с отрубями о грязные конюшенные бриджи, светским тоном поинтересовалась:
- Ребят. Вы че, перегрелись? Или съели что-то не то?
Парочка деланно возмутилась, особенно Арчик:
- Это что же я уже красивой женщине руки поцеловать не могу?
«Красивая женщина» еще раз шмыгнула:
- Можешь, конечно. Только причем здесь я?
Хихикающий Алан пояснил, что парочка поспорила, кто из них окажется более достойным по поведению дамским кавалером, Арчил или он. И потребовали моего судейства.
- Оба красавчики, - прозвучал вердикт. – Только объект выбирайте тщательнее, а то промахнетесь… Хотя нет, - и мстительно добавила, - Алан симпатичнее, у него лысины нет…
С того случая я часто просила Алана «спеть ту песенку», он пел, а вокруг люди начинали улыбаться….

Ирбек продолжает курсировать между Москвой, заграницей и Владикавказом, Алан тренирует конных полицейских в Кувейте, а след Арчила и Германа затерялся…
И осетины теперь появляются в театре, в основном, только как гости.
Как осетины покоряли столицу
Это была та самая «великолепная четверка». Впервые покорять Москву приехала крупная осетинская делегация: небезызвестные нам уже Ирбек, Алан, Артур, Герман и Феликс Царикати.
Осетины занимали свое почетное место в мифотворчестве конного театра. По фонетической аналогии Васильич мог составлять из них разные словосочетания: ковбойцы и индейцы, индейцы и осетинцы. Ну и вообще развлекался, как мог.
Все четверо приехали в Москву с твердым намерением остаться и с большими амбициями. А Феликс Царикати привез с собой еще  и гармошку.
Когда Васильич принимал гостей и проводил собеседование, он рассказал делегации о том, что за работа происходит в конном театре и сообщил, что в данный момент ему очень нужны конюхи. Трое имели опыт работы с лошадьми. Но Феликс – нет. Он опасался лошадей и предложил Васильичу сыграть на гармошке и спеть.
Васильич пение Феликса одобрил, но упорно продолжал заявлять, что ему нужен конюх. Поэтому Феликс не нашел себе достойного применения в конном жанре. А вот остальные – остались.
Как говорил потом директор, тогда он и не предполагал, что Феликс Царикати в будущем станет известным певцом, заслуженным артистом нескольких республик и будет выступать на больших концертных площадках России. «Золотой голос Осетии», который в памяти нашего директора был просто молоденьким осетинским парнем, однажды появившимся у дверей конного театра.
Приезжали многие, но немногие могли остаться. Это зависело и от самого человека. Ярким примером были приехавшие в театр два молодых осетина: Артур и Миша. Имея одинаковые стартовые условия (то есть ничего не имея), один из них остался в  Москве и продолжил работу в цирке, а другой решил, что здесь ему грустно, и вернулся домой.
Остался от него один забавный случай. Я чистила коня в деннике. Товарищ подкрался к решетке и наблюдал за этим действом. Заметив его, я отложила щетку (на конюшне не любили болтающихся без дела людей) и сурово спросила:
- Н-ну?
На что тот моментально ответил фразой, которую я считаю лучшим комплиментом, который получала когда-либо:
- Девушка! Вам так идет эта лошадь…
Во Владикавказе ходит КВНовская поговорка, которую каждый город переделывает под себя: «Если бы владикавказские понты светились – в городе были бы белые ночи».
И только у нас в театре знают, что это неправда. Понтов не нужно. Достаточно осетинской гармошки. И небольшого везения…
Впрочем осетины вносили свою краску в картину театра: шумную, яркую и веселую. Потомок Нартов, уважаемый Мухтарбек Алибекович всегда с юмором относился ко многим характерным чертам, которые проявляли в общении его земляки. Наверняка по его мнению, подкрепленному годами славного жизненного опыта, эти милые особенности ничуть впрочем не умаляли величие его маленького, но древнего и гордого народа.
Когда разбушевавшийся дух противоречия за его столом, в виде какого-нибудь молодого земляка начинал убеждать всех в необходимости создать государство Аланстан (вспоминается страна «Ос» из одной известной книги), а для этого отнять все, что находится вокруг республики в пределах видимости родного осетинского орла с высоты полета, - о-о, только тогда дядя Миша мог позволить себе тут же перевести все в шутку. С серьезным видом заявив, что из авторитетных источников стало известно, что осетины не только основали Лондон (Алан-дон), но и первыми высадились на Луну, освоили космос, посадили кукурузу и, конечно же, первыми придумали американский доллар.
И что все мы в душе немножечко осетины.
У меня есть замечательный друг. Пожалуй, он до сих пор удерживает второе место на пьедестале любимых мной представителей народа Осетии. После дяди Миши, разумеется, и владикавказского Алика. К лошадям он не имеет ни малейшего отношения, но – что это за сын Иристона! Вернее, Дигоры. Кто не знает, так дигорцы – это главные осетинские мудрецы-хитрецы. А, как говорится, если дигорцам хорошо, то кому от этого плохо?
Зовут моего замечательного друга сложным кавказским именем, но я его зову «17». Вот такое интернациональное имя – и никому не обидно. Два метра роста, сверкающая бритая макушка, неистощимое жизненное любопытство и любовь к людям, а вдобавок еще шикарный колоратурный, с остатками владикавказского акцента голос – вот что такое мой дружбан «17».
Он совсем не артист, не джигит и не танцор, а наоборот простой бездельник. Но все, что он делает – делает с блеском и даже с философией.
Какие разрушительные последствия может принести деятельность одного сына Иристона на исконно русской земле, помню по паре эпизодов, которые до сих пор заставляют смеяться.
- 17! А если на нас нападут враги, ты защитишь нас? (в подмосковном лесу, где спасаться нужно исключительно от комаров)
- Нет. Потому что по природе я – опоссум. Я малодушен и трусоват. Нет, конечно же я могу голыми лапками замочить саблезубого тигра, но случайно. Малодушен, каюсь.
При знакомстве двух девушек из Осетии (одна – азербайджанка, другая – армянка), только 17 может вполне серьезно предложить им «поговорить о проблеме Нагорного Карабаха для укрепления зародившейся дружбы».
Мама 17 – русская. Поэтому к национальным вопросам он относится не менее трогательно. Впрочем, он вообще бескорыстно любит все человечество.
Мои другие друзья Софа (армянка, живущая в Цхинвале и воспитывавшаяся в Тбилиси) и Сумбик (армянин, живущий в Абхазии).
- 17! А давай познакомим наших двух друзей – Софу и Сумбика. Они подружатся…
- (задумался) А что? Хорошая пара. Он – абхаз, она – осетинка. Оба – армяне.
И конечно только дорогой дружище 17 может приехать ночью в мой район Москвы за … палаткой (никто не спорит, очень нужная ночью вещь), увидеть в двух метрах от себя машину безобидных торговцев арбузами, загружающих товар, высунуть весь свой двухметровый организм из машины и возмущенно закричать с акцентом:
- Кошмар! Везде эти нерусские!!!
Нет, разве можно не любить Осетию с такими ее жителями?
На футбольном матче «Алания» - «Сатурн» я честно кричала «Ирратае размае!»
И не было мне стыдно нисколько!
Собачья Асанна

Знаменитую собаку Асю Мухтарбеку подарил знакомый конного театра. Ася была породы кане-корсо и, если бы знала наперед, сколько журналистов в будущем будут писать о ней в своих статьях, загордилась бы еще в детстве. Как правило, во всех этих статьях сообщается, что собака носит гордое осетинское имя Асанна – Радость. Но по-простому – Аська. Сообщу об этом и я на всякий случай.
Когда Ася еще была щенком, характер у нее был странный: она почему-то невзлюбила Костика и с самого начала свое знакомство с ним ознаменовала тем, что покусала его за ноги и разодрала его любимые штаны.
Помимо Костика Ася пыталась атаковать собак, живущих на конюшне, пользуясь тем, что они были добродушны и сдачи ей не давали. И даже кошки с собаками на конюшне жили мирно.
Дядя Миша очень полюбил Асю и воспитывал ее очень мягко. Вначале многие переживали, что случится катастрофа, если такая большая и грозная собака вырастет злой. Заниматься «дедовщиной» Асенька продолжала и только в присутствии своего хозяина вела себя как паинька и «доченька». Однако терпение обитателей конюшни лопнуло, когда Ася пробралась в сенник и задушила маленького беззащитного котенка. Неизвестно, о чем именно говорили с виновницей каскадеры, но после этой воспитательной беседы характер Аси резко улучшился.
Мухтарбек настолько обожал свою «доченьку» и оберегал от неприятностей, что в его отсутствие большая грозная собака забивалась на кровать и дрожала, если в комнату входил посторонний человек.
- Это не собака, - говорили некоторые. – Это просто кошка какая-то…
Сейчас по Новогорску кроме Аси бегает много ее маленьких «клонов», и еще несколько счастливо живут у своих новых хозяев. А сама собака по-прежнему является главной любимицей Мухтарбека.
5 малоизвестных фактов о Мухтарбеке Кантемирове

Много пишут о нашем известном артисте и худруке. Но есть такие факты, о которых знают только близкие люди. И хотя они могут показаться малыми и не столь значительными, все же они очень милые и дорогие сердцу…
* * *
Дядя Миша с детства очень любил читать. Книги читал запоем – и самые разные. В школе, как признавался он сам, ему не нравилась математика (да кому она вообще нравилась-то, дядь Миш!), зато любил русский язык и литературу.
Один из известнейших осетин, Мухтарбек Алибекович в совершенстве владеет литературным русским языком, пишет с абсолютной грамотностью! И почерк у него очень красивый, четкий и затейливый, как письменная вязь в древних книгах.
* * *
Дядя Миша Кантемиров очень любит детей. Но не так, как заявляют об этом многие люди. «Я, дескать, люблю детей! Но абстрактных, а не настоящих. Желательно такого возраста, чтобы спали в колыбельке и не умели разговаривать». А Мухтарбек правда любит детей, любого возраста. Он с каждым говорит, как с равным, и всегда находит интересную для ребенка тему. Дети тоже отвечают взаимностью: младенцы не плачут, а улыбаются, а больших не оттащишь от его рабочего места.
К тому же много ли вы знаете людей, которые были бы способны выдержать такое стихийное бедствие, умноженное на два пожара и один переезд, как детский день рождения? Это когда собираются не «скучные» тетушки-дядюшки, а несколько юных разбойников и разбойниц, которые способны разнести вокруг себя все так, что местность без усилий станет походить на развалины учебно-тренировочного центра для спасателей в Новогорске.
Однажды, когда Юлька, дочка Натальи, собрала друзей на свой день рождения, дядя Миша радостно и с удовольствием поучаствовал в этом «застолье», тепло поздравив именинницу и ее друзей, а не сбежал тихо и не спрятался до вечера подальше, как сделал бы всякий взрослый. Единственное отличие от «взрослых» праздников – тосты говорил не на осетинском языке…
* * *
Мухтарбек Кантемиров – национальная гордость, легенда цирка и кино. В его званиях путаются даже пресс-секретари и директор конного театра. И все равно он обладает уникальной способностью – любить людей и давать им уверенность в том, что они, люди, тоже нужные и дорогие. Поэтому даже на пафосном мероприятии он всегда находит время разыскать где-нибудь в углу самого застенчивого гостя (который спрятался там, вжался в темноту и следит за происходящим круглыми глазами, боясь потревожить), обнять его, тепло представить остальным гостям и без усилий сделать так, чтобы гость почувствовал себя как дома. Если было бы можно, стоило бы придумать специальную награду «За любовь к людям». А учредителем – дядю Мишу.
* **
Когда никто не видит, Мухтарбек Алибекович разговаривает… с лошадьми. Он рассказывает им о планах (чтобы они тоже знали новости), обходит стариков и говорит им о том, что люди их не забыли. Что они самые лучшие. Как много они значат в его жизни и в жизни конного театра. Подбадривает, ласкает, справляется о здоровье. Я уверена, что лошади тоже рассказывают ему свои новости и тоже подбадривают, как умеют. Просто слышит и понимает их только он один…
* * *
Дядя Миша – Герой. Нет, я сейчас не о киноролях, не о героических амплуа в постановках цирка и театра. Я о самом настоящем поступке. Однажды давно-давно, много лет назад Мухтарбек Кантемиров спас человеческую жизнь, рискуя собственной. Подозреваю, что такой поступок на его «совести» вовсе не один, но уж больно не любит дядя Миша рассказывать об этом. Больше 15 лет назад, между представлениями в Абхазии, поздороваться подошла молодая спортсменка. Артисты решили покатать ее на лошади и посадили на одного из самых мощных и сильных коней театра. Девушка абсолютно не умела ездить верхом, поэтому не боялась. Парочку отпустили в самостоятельный путь. Но тут почему-то коню взбрело в голову, что надо спасаться от врагов и бежать как можно быстрее, поэтому он «подхватил» и понесся с большой скоростью по направлению к воротам. Спортсменка в ужасе вцепилась в седло и не знала, что делать. Если бы конь столкнулся с воротами или попытался прыгнуть, она обязательно бы упала, и падение было бы страшным. Мухтарбек, увидев несущегося коня и на нем девушку с белым как мел лицом, не раздумывая бросился наперерез коню и столкнулся с ним грудью. От удара его отбросило в сторону, а конь сразу же затормозил. Как вспоминал дядя Миша: «… в голове у меня никаких мыслей не было вообще, я даже не думал, что надо делать или нет, я просто понял, что она погибнет – и сделал то, что пришло в голову…» и добавил смеясь «звон в ушах у меня стоял потом, и ни вздохнуть, ни выдохнуть… слова вспомнить не мог, но, главное, девушку спасли – слава Господу…»
Если кто сомневается и недоверчиво хмыкнет, вы просто возьмите учебник физики и представьте, какой будет удар, если столкнуться с 700 килограммами, несущимися на скорости хотя бы 30 км в час, не говоря уже о большей… Ну или попробуйте сами грудью остановить, скажем, едущий мотоцикл. Чудо – да и только.
А дядя Миша – все равно Герой. Хоть и терпеть не может об этом говорить.
Ирбек и его фотографическая страсть

Как говорится, была у него одна, но пламенная страсть. Ирбек Персаев очень любил фотографироваться, везде носил с собой фотоаппарат и нервно реагировал на фотографов.
- Эй-эй, девочка с фотоаппаратом! (это великий каскадер никак не мог запомнить имя помощницы, работавшей в театре уже долгое время) – Сними меня так. И еще так. А теперь с трубой. А теперь с Гусманом! – и все в таком роде.
Настоящее счастье Ирбеку принес технический прогресс: с появлением цифрового фото выяснилось, что себя можно снимать в пять, десять, сто раз больше!
Все стены комнаты, где в Новогорске жил Ирбек, были обклеены его фотографиями. Каждая была непременно подписана в таком стиле: «Звезда такая-то и великий каскадер Ирбек Персаев». Часто надписи грешили языковыми оплошностями, но это Ирбека ничуть не смущало. На полках громоздились драгоценные видеозаписи с интервью и работами каскадера, так же бережно он хранил и газетные вырезки о своей персоне.
Задумай бы кто-нибудь когда-нибудь написать об этом артисте книгу – это был бы лучший способ разделаться с Ирбеком – он просто умер бы от счастья.
Именно он особенно радовался приездам в Новогорск моего брата Вовки: Вовка был профессиональным фотографом, но от Ирбека тщательно уклонялся и вспоминал съемки фильма Гусмана «Парк советского периода», когда приглашенный Васильичем для фотосъемки кинопроцесса, он прятался по кустам от голливудской звезды и вздрагивал от слов:
- Вовка! А сними меня….
Ирбек так вжимал своего коня в кадр к сидящему верхом артисту Сергею Никоненко, что тот чуть не падал с лошади.
Ко мне Ирбек тоже был благосклонен, как и к брату, потому что я была пресс-секретарь и в некотором роде журналист. Но тем не менее моего имени запомнить так и не смог.
Несмотря на ироническое отношение окружающих к пламенной страсти Ирбека, в целом к нему всегда относились дружелюбно. Тем более что за его плечами действительно был огромный опыт трюковой работы, признание товарищей по цеху и, что особенно ценно среди каскадеров, «горение» своей профессией.

А страсти…. Ну что же. Артисты – они же как дети. Мы же не будем смеяться над детьми, которые увлечены яркой погремушкой. Особенно если ребенок в общем-то невредный и даже местами забавный. А покопайся в биографии каждого артиста – еще и не такую пламенную страсть найдешь…
Тамики

Новогорск посещали осетинские друзья Мухтарбека, и в некоторых из них можно было запутаться. Так, например, Тамиков было трое. Правда, путать их было себе дороже. Тамик Сикоев происходил из старой гвардии и выступал с джигитовкой еще под управлением Ирбека Кантемирова. Второй Тамик был необыкновенно здоровый и вдобавок еще и каратист, поэтому его звали Длинный, чтобы отличать от других Тамиков. Он периодически садился верхом на лошадь, хотя лошади, подозреваю, сами его боялись и совершенно искренне считали, что это не Длинный должен ездить на них, а они на нем.
Тамик был суров, вспыльчив и, главное, представлял собой тяжесть для коня, поэтому часто лошади, на которых он ездил, не ходили под ним традиционно вперед, а ходили вверх мелкими прыжками на месте. Это очень его злило, и противоречия между всадником и конем обострялись.
Еще был Тамик – просто Тамик - он периодически посещал Новогорск с семьей и брал собой дочку, которую Длинный безуспешно пытался научить ругать папу непотребными словами. Но девочка была хорошим ребенком, любила своего папу и воспроизводить сказанное его другом отказывалась.
Засланные казаки

Сценические образы артистов иногда вызывали смятение у зрителей. На выступлении в Кузьминках, где префект округа открывал памятник писателю Шолохову, «казаки» конного театра встретились с настоящими московскими казаками. Не берусь судить, насколько московское казачество исторически реальнее «театрального», но тем не менее на открытие прибыли самые настоящие, седоусые, с медалями и при шашках казаки.
Один из них увидел на коне артиста в костюме казака, ткнул в него пальцем и удивленно спросил:
- А это что за казаки?
- Конного театра, - ответили ему.
- Надо же, - заметил тот, - что-то они какие-то чернявые. Шибко на грузин похожи эти ваши приятели…
Хорошо, что осетины его не слышали. Им могло не понравиться такое сравнение. Исторически.
Человек из прошлого
Художники сопровождали театр. Они дарили Мухтарбеку свои замечательные работы, но не гнушались и просто участием, порой им в радость было покрасить экипаж или расписать сани. На стенах комнаты худрука за многие годы собрались разнообразные творения: картины на бересте, выполненные супругой Мухтарбека, мозаичные изображения сказочных Нартов работы друга дяди Миши - Абаса, портреты лошадей и собак Тани Комарчук.
В описании театральной жизни нельзя обойтись и без талантливейшего художника Валентина Аполлонова. Человек из прошлого, Валентин боролся с буднями красотой, добротой и упорным нежеланием видеть недостатки человечества. Он создавал удивительные произведения искусства из металла.
А в Новогорск приезжал… за вдохновением.
- Я каждый день борюсь за выживание, - рассказывал он, - кузня – не очень доходное дело, каждый день сталкиваюсь с равнодушием окружающих, сегодня многие хотят обязательно обмануть или нажиться на чужих проблемах. Приезжаю к Мухтарбеку – и мне потом на неделю вперед хватает и вдохновения и просто веры в то, что хорошие люди есть. Всего на неделю – но и это очень много!
Валентин не замечал недостатков ни у кого из своих новых друзей, даже у Васильича. А Мухтарбека называл олицетворением человеческой доброты и добропорядочности.
В собрании дяди Миши хранятся великолепные розы, сотворенные Валентином из металла. Они как живые, только стального цвета и не пахнут. Зато живут намного дольше настоящих. Кует художник и метательные ножи. Только один нож его работы  не используется по назначению: нож-роза. Мухтарбек говорит, что рука не поднимется такую красоту делать оружием.
На этот счет у него есть своя философия.
Этим знаменем ты победишь
Когда-то давно Мухтарбек и поклонники его метательного искусства даже задумывали снять обучающий фильм о метании оружия. Я помню, что мы написали что-то вроде сценария к нему. Мухтарбек непременно хотел, чтобы это получилось не просто видеопособие для начинающих спортсменов, но экскурс в философию и историю метания.
Я держу в руках пожелтевшие от лежания в папке и чудом сохранившиеся при переездах листочки бумаги, «завизированные» Мухтарбеком. На них от руки подписаны предполагаемые титры и видеоряд.
А начинается сценарий с эпиграфа, моментально переносящего мои воспоминания в спектакли минувших лет.
Латинское изречение: «In noc signo vinces» - «этим знаменем ты победишь».
«Связь коня как символа и оружия берет начало в самой древней мифологии различных культур, в том числе, скифо-аланской. Неудивительно, что постоянно воевавший Кавказ славился своими воинами, прочно усвоившими национальные, духовные и воинские ценности далеких предков (маленький реверанс в сторону дяди Мишиной Родины).
Символично – это сочетается в нашем понятии Рыцаря: конь, оружие, доспехи. Более того, эта мистическая связь и превратит затем образ рыцаря в спасителя и одновременно в человека, который способен умереть и воскреснуть, то есть достойного смерти и бессмертия. Это обожествление оружия, коня и рыцарского долга в том или ином виде просуществовало и  до наших дней. С возникновением христианства символика лошади и всадника изменяется – теперь позитивный смысл несет не само животное, а тот, кто на нем восседает. (Отсюда мы с директором, наконец, смогли научно сформулировать идею конного театра, с которой он терроризировал меня целый год).
Почитание коня сочетается с особым религиозным почитанием священного оружия. «Клянусь палубой корабля, ободом щита, крупом коня, лезвием меча моего…» - так клялись древние викинги. А конные воины аламанны говорили: «Оскорбить коня – это то же, что оскорбить всадника».
Холодное оружие – древнейшее изобретение человечества. Но будучи изначально средством добывания пищи, оружие не могло не стать средством убийства, как только один человек захотел утвердить свое превосходство над другим. Метательное оружие – это наступательное оружие. Прекрасная форма и ужасное содержание – вот что это такое».
Этот умный отрывок я нашла в своем сценарии и сама страшно этому удивилась.
Не вдаваясь в дальнейшие подробности самой философии, можно считать самым главным  ее утверждение о том, что важно не оружие, а то, в чьих руках оно находится. Боевое искусство – это не набор навыков и умений, это работа над духом, три важных вопроса: какая цель, для кого и во имя чего?
В век высоких технологий метание уже не имеет прежней боевой эффективности. Что не мешает оставаться металлу материалом с мужским характером: обладающим превосходной памятью, жестоким, стойким к обработке и обладающим суровой первобытной красотой. И это больше, чем спортивное состязание.
Мухтарбек определяет еще одну грань философии: метание – это полет. Как он говорит сам:
- Дело не столько в технике. В руках мастера летает все. Следует только помнить изречение, выбитое на камне древним философом: «Не к завоеваниям стремится мудрый правитель, но к благоденствию людей. Если же придется поднять ему оружие, да не забудет он – побеждает только истина».
В конце забытого сценария лежит листочек с песней из кинофильма «Не бойся, я с тобой!»:
Насилье точит сталь, но сталь его не вечна.
А ты душою крепче стали стань.
Когда чиста душа, а цели человечны,
Рука крошит отточенную сталь.
Свое непревзойденное оружие
Для подвига готовь и береги!
Гости, приезжающие в Новогорск, редко могут устоять перед желанием попробовать себя в метании. При этом мало кто рискует ходить за мишенью, тогда как во время упражнений самого дяди Миши под мишенью спокойно лежит собака Ася. Частенько после гостей хозяину приходится обновлять запас ножей, часть из которых улетает из рук новичка-метателя так далеко, что ни по какой философии не желает возвращаться обратно. Но дядя Миша относится к этому с юмором и всегда поддерживает попытки желающих приобщиться к этому искусству.

На сегодняшний день Мухтарбек Кантемиров является Президентом Ассоциации боевого метания «Летящий нож», выступает на фестивалях, председательствует в жюри и с удовольствием передает свои знания ученикам.
Может, и этот сценарий когда-нибудь все же дождется своего часа…
Выставки составляют неотъемлемую часть работы Мухтарбека, Олега Корнеева и артистки Натальи. Именно на выставках холодного оружия собираются единомышленники-метатели и просто «сочувствующие», вроде нас с братом-Вовой.
На выставке «Охота и рыболовство на Руси» Мухтарбек показывал мастер-класс метания. Чтобы понять, насколько уважительно он относится и к зрителям, и к своему делу, надо просто видеть, как прославленный мастер, заслуг которого хватит для того, чтобы просто взять в руки нож и больше ничего не делать, просто наблюдать… как наш далеко не юный Мастер сбивчиво, но с большим достоинством… извиняется перед зрителями. Извиняется за то, что месяц назад на выступлении получил очень серьезную травму. За то, что травма не дает ему полностью показать свое мастерство… за то, что 99 из 100, а не 100…
Понимаете? – Извиняется…
И тут же показывает коронный номер, бросая по одному разному предмету (ножи, заточки, топор, серп) с идеальной точностью попадания.
В общем, скромничает, как обычно.
Потом вызывает добровольцев, чтобы попробовали. И взрослые солидные дядьки с увлечением подростков атакуют мишень.
Один такой мальчик, лет пятидесяти, выпросил топор и теперь со всей силы кидается им в мишень. Толпа отодвигается назад и весело бурлит: «Вот убивец… Васька, отойди, пока не отрикошетило». Потом «юнец» долго благодарит и сияет от удовольствия.
А когда Мухтарбек отправляется к стенду, где выставлены его работы по коже и «фирменные» ножи, то за ним тянется большой поток желающих просто посмотреть, просто поздороваться. Как тот молодой земляк-осетин, который робко спрашивает: «Простите, а мастера – его как зовут? Кантемиров?» - и краснеет, и тайком достает мобильный телефон, чтобы сфотографировать на память.
Как те гости выставки, которые узнают его «фирменное» клеймо на работах.
Мы идем с Вовкой на выход, и он поручает мне нести ножи со словами: «Выполняй полезную функцию. Чтобы не просто люди смотрели, а смотрели на ножи, будешь живой рекламой. Вернее, не рекламой, а носителем рекламы. Только не урони и от милиционеров подальше держись».
А я иду, прижимаю произведение искусства бережно к груди и слышу сзади голос: «Кантемир-М, смотри! Мухтарбека Кантемирова работа…»
«Алгус». Путешествие в добро

У «Каскадера» всегда были друзья и партнеры. Самые разнообразные, от казаков Москвы и киевского конного театра до цирковых дрессировщиков. Мое знакомство с ними было эпизодическим. Театр, казаки Богородского и КиноКонЬцентр Останкино – да и все.
- Пора расширять географию нашего сотрудничества, - подумала я в свете предстоящей командировки во Владикавказ и отправилась добывать у Мухтарбека информацию об «Алгусе».
Он долго отнекивался, взывал к неотложным делам: «Позже. Я занят. У меня дела. У меня Ася. У меня гости». Но я была неумолима, и в конце концов телефоны и адреса добыла. В кои-то веки побывать во Владикавказе и не познакомиться с нашими друзьями?
Могла ли я тогда предположить, что казенный визит вежливости прямо на пороге превратится в замечательную встречу…
Единственное, что я знала об «Алгусе» – это ни много ни мало то, что его основатель Алик Гусов –  герой. Человек с очень интересной и непростой судьбой.
Выдающийся спортсмен своего времени, член олимпийской сборной Союза (как еще раз проиллюстрировала поездка во Владик – любимые виды спорта у осетин – это борьба и бокс). Лошади всегда были отдушиной и хобби Алика.
Историю этого замечательного человека рассказал мне Мухтарбек, и только с его слов я могу ее представить, потому что Алик ни за что и никогда не станет сетовать на судьбу и делиться своими печалями.
После завершения спортивной карьеры Алик вполне успешно занимался предпринимательством. Жизнь спокойно текла своим чередом, и тут счастье семьи Гусовых разрушила страшная беда. Трагически погибает в горах красавец-сын Алика – Алан - подающий надежды спортсмен и гордость отца. Горе отца, потерявшего единственного сына, было огромным. Распалась некогда дружная семья. Но Алик не только не затворился и не озлобился на судьбу. Он решил делать добро людям наперекор той воле, которая отняла у него сына, и задумал бросить свой бизнес и основать школу для детей, конную школу.
Несмотря на средства и связи, поначалу дело шло нелегко. Делать людей счастливыми – это не прибыльное занятие, а ангелы числятся совсем по другому ведомству.
Свой клуб Алик назвал «Алгус» - Алан Гусов, Алик Гусов.
Причудлива человеческая судьба – предприниматель стал педагогом, и с тем же усердием, что и занимался бизнесом, принялся создавать рай на земле.
Звонила Алику я с некоторым беспокойством: примет ли, найдет ли время? Но услышав еще ни разу не подводивший меня в Осетии «пароль»: «Я из конного театра дяди Миши Кантемирова», тут же получила приглашение посмотреть дружественное хозяйство.
Алик сам встретил меня на пороге и показал свои владения. От его облика веяло спокойствием, уверенностью и… добротой. Я спросила, каждый ли гость удостаивается чести быть встреченным таким занятым директором?
– Мухтарбек – мой друг, у меня не может не быть времени для его друзей, - с достоинством ответил Алик.
 Это было великолепно – так много удалось добиться ему за несколько лет. Школа разрослась. Прямо в городе Владикавказ в зеленой зоне посреди леса появились: спортивный клуб для разных видов спорта, конюшня, два больших плаца, места для выгула лошадей, зона отдыха. В процессе строительства – крытый манеж для занятий.
Я предложила заключить пари, кто раньше построит манеж – новогорские или владикавказские.
Рассказывая о своем детище, Алик говорил, что конный клуб пользуется большим успехом у жителей города, потому что тут есть и конный прокат, и горные туристические маршруты, и детские группы по верховой езде. Есть даже «уголок» иппотерапии, где самые спокойные лошади и самые опытные тренеры занимаются с детьми-инвалидами, причем совершенно бесплатно. А замечательный ресторан Алика посреди леса пользуется таким спросом у горожан, что часто приходится делать бронь заранее, особенно на праздники.
Обходя «Алгус», мы, конечно же, зашли на конюшню, где Алик с довольным видом наблюдал за моими восторженными попытками затискать зверей, а заодно наверняка как бы невзначай определял, правда ли, что и пресс-секретарь конного театра сама родом с конюшни, из конюхов да коноводов.
А звери были великолепные: как и в нашем театре, здесь было представлено достойное собрание разных пород. Как настоящий директор, Алик каждую лошадь знал по имени и всю ее историю, и обходя питомцев, не забыл никого. «Может, в горы съездим?» - предложил радушно. Но, к сожалению, моя командировка была ограничена по времени. Хотя предложение я не забываю, и как-нибудь напомню о нем обязательно. При случае.
Наша дальнейшая беседа касалась обмена опытом. Откуда появилась идея «Алгуса»? Дело в том, что в Осетии был интереснейший конный театр «Нарты», основанный учениками Кантемирова. Но, к сожалению, известная трагедия в Кармадонском ущелье  лишила театр лучших артистов… И театр практически перестал существовать. Тогда Алик решил воссоздать такой конный клуб, который был бы достойным преемником кантемировских традиций. К слову сказать, «принимал» открытие «Алгуса» сам Мухтарбек Алибекович.
- Мы его переманим к нам обратно на родину, - хитро прищурившись, заявил Алик. – И будет дядя Миша нам мастер-классы по метанию ножей показывать. Наберем группу молодежи… И школу джигитовки откроем… Чтобы кантемировские традиции не пропали… Филиалом вашим будем.
- Ха, - фыркнула я. - Кто ж вам нашего дядю Мишу отдаст? Он, между прочим, по версии одного голливудского товарища, национальное достояние. А в масштабах Москвы – и говорить не о чем. А вы хотите его к себе насовсем…. Давайте лучше в гости друг другу ездить. Тем более что педагог Мухтарбек – потрясающий. Однажды спрашивают у него:
- Дядь Миш, а как научиться метать ножи, как вы?
- Ай, - скромно ответил Кантемиров – проще простого: все дело в практике. Просто надо тренироваться каждый день по нескольку часов… И рассмеялся: - Лет шестьдесят.
- Дружба с животным идет на пользу человеку, - говорил мне Алик. И делился главной своей проблемой. – Ты думаешь, деньги – проблема? Или поддержка властей? Да ничего подобного. Главная проблема – это создать команду. Мне лошадь хорошей крови найти легче, чем человека с верным сердцем. Все, кто сейчас работают – они все «горят» за свое дело. А вот как других найти? Только «отморозки» сбиваются в стаи. А плотность хороших людей – гораздо меньше… Нам помощь нужна именно в коллективе… Слушай, а оставайся во Владике – будешь конюшней управлять! Ты же «кухню» знаешь!
Я чуть не подавилась осетинским пирогом и жадно посмотрела на горные вершины.
- Эх…спасибо, конечно, за доверие… Но дома лучше.
- Оставайся, работа будет, я тебя замуж выдам.
- А вот этого вот не надо! – гордо заявила я.
- Это почему же?
- Дело в том, что вы и Мухтарбек уже женаты…. – и мы оба рассмеялись.

Алик – настоящий герой. Который о своих печалях не рассказывает. И тихо делает то, что считает нужным и правильным. Но героям тоже нужна помощь. Их надо знать, чтобы суметь присоединиться, помочь. Быть похожим на человека – очень легко. А вот быть им – труднее.
Древнегреческий мудрец Алгус прославился тем, что определил понятие «алгоритма», последовательности действий. Алик Гусов вывел собственный алгоритм – живи и радуйся тому, что живешь. Делай добро – и получишь результат, намного превосходящий вложения. Это продолжение того, что в фильме  «Не бойся, я с тобой!» завещает зрителям Мухтарбек, постоянно нами цитируемый: добро всегда к добру.
Вот ему бы еще единомышленников… Ведь все это – только начало.
Алик! С этих страниц я искренне восхищаюсь вами и нахально прошу: приезжайте к нам в гости, как обещали! А то приеду сама! Я могу…
Эхо Беслана
Но ничему не помогает месть,
Спаси, многоименный Бог, от мести…
Пока еще живые дети есть –
Давайте не забудем слово «вместе»
Евгений Евтушенко

Когда случилась трагедия в Беслане, мои приобретенные во время театральной работы связи с осетинами в Москве и в Осетии к тому времени уже так переплелись между собой, что сейчас сложно сказать, когда и с кем и по какому поводу мы работали.
В те безумные дни, когда вся страна буквально не отходила от телевизоров и ждала чуда, мы, как и все, могли только надеяться и не могли ничем помочь.
Уже потом, в последующей работе сочувствие людей подвергалось суровой проверке делом.
Те несколько месяцев в два разных года после трагедии, когда мы соприкасались с чужим горем, сделали нас другими. Есть работа, которая выполняется нехотя, есть – которую терпеть не можешь. И только помощь людям остается в памяти как то, за что не стыдно.
Беслан – очень сложная тема для повествования. О ней тяжело говорить. Я помню лица, глаза, слова и объятия – но мне сложно писать об этом. В памяти всплывают короткие, яркие эпизоды. О том, что мы делали – мы написали в отчетах. Но попробуй докажи это сердцу. Оно само знает, что помнить, а что – нет.
… Когда знакомые объявили «призыв» для работы с детьми, откликнулись многие. Мы, «мобилизованные», были абсолютно разных профессий и национальностей. Я говорю «мы» о команде единомышленников. Сложно представить ее сейчас без спасателя Саши Кима, без организатора Уны Хугашвили, без наших инструкторов и психологов. В той работе не было «я», но были «мы». Нам очень хотелось помочь. Мы не знали, с чем столкнемся, волновались, но хотели что-то сделать.
… Автобус с детьми медленно вползает в ворота лагеря. Мы ждем. Они тоже волнуются – ведь на них лежит навязанный газетами и телевизором штамп «дети Беслана». Через год после трагедии – это уже своего рода «бренд». Или клеймо. А они – живые и настоящие. И первая линейка в их честь в лагере: мамы плачут, дети – нет.
…Кто там все это время говорит, что наши детки – «дети с навсегда поломанной психикой»? Что-то не вижу. Да, безусловно, после трагедии в них что-то надломилось безвозвратно, но что-то другое, наоборот, окрепло и стало тверже.
… Наша первая общая фотография. Мальчишки и большие «мальчишки» в военной форме, девчушки жмутся к нам, но мы все вместе. На нашей общей стенгазете (ой, как я ползала по ней, чтобы нарисовать кривую, но  невыносимо гордую лошадь, пламя, а горы мы рисовали вместе) - призывы, имена, достижения и заявление «Мы – вместе, мы - сила!». Там русский язык переплелся с осетинским.
… Седой мужчина. Жену он похоронил давно, а одного из детей – только что. Он говорит, не останавливаясь. Обо всем, что пережил. Он не хочет к психологу: «Мне не нужна помощь. Мне не нужна консультация. Просто подержите мою руку и послушайте меня». Я слушаю. Мне стыдно и тяжело от того, что у меня все хорошо и от того, что я смею иногда жаловаться на жизнь.
… Моя маленькая «любимица». У нее светлые черные глаза (не знаю, как объяснить, но они именно светлые). Она спокойно рассказывает о том, как на ее глазах погибла старшая и любимая сестра. Ее взгляд не отпускает, он держит и ищет поддержки. Плакать нельзя. Через пять минут она смеется. Я думаю, что мужество – это вот так, как она.
… Дни Осетии в нашей «больничке». Всеобщая радость и ликование – к нам едет сам Кантемиров. Здесь все его знают, и дети и взрослые. До этого визита у нас состоялся разговор. Голос Мухтарбека дрожал. До сих пор он не может спокойно смотреть передачи о Беслане. А уж тогда…
- Как же.. какие они… они же…
- Дядь Миш, - сказали мы, - наши детки – абсолютно нормальные. И даже самые лучшие. И они вас ждут, как своих героев. Представьте себе, какая колоссальная будет поддержка.
- Я подумаю, - сказал Мухтарбек.
Я его очень хорошо понимала и тогда и теперь. Мы быстро поняли, что надо так: либо ты наглухо запираешь собственные эмоции и помогаешь, либо уйди в сторону. Эмоций предостаточно и так.
Через пять минут после этого разговора дядя Миша не выдержал и уже спрашивал:
- Расскажи мне о них, кого как зовут, девочки, мальчики… Расскажи. Я сделаю им каждому свои иконки. Чтобы отныне Бог хранил их еще крепче…
Во время встречи он ходил от одного ребенка к другому, просто гладил их по голове и говорил добрые, ласковые слова – вы не можете представить, как это много!
… Наш театр ведь тоже хотел помочь. Условия не позволяли провести выступление, но дважды детский «десант» высаживался в Новогорске. Лошади все понимали и лечили детей так, как умели. А люди театра глубоко внутрь прятали естественную жалость и просто общались.
… Самое большое испытание для нас – это их желание выговориться. Я не слышала ничего страшнее, чем равнодушные рассказы этих маленьких старичков об увиденном и пережитом. Как проверка. Но это уйдет – и в остальном дети как дети: дерутся, веселятся, играют, смеются. Они чувствуют, что мы их любим. Любыми. И они нас тоже. Все это время мы купаемся во взаимной любви – это тоже ведь лекарство?
… В 2007 году я, наконец, воочию увидела Осетию – как знакомого до последней морщинки человека, которого никогда не видела. Увидела и новый Беслан – маленький, тихий, домашний городок.
С одной стороны – новое, отстроенное кладбище, с другой – руины школы. Жизнь – разрушили, смерть – построили… Такое только у людей бывает.
… ВВС сняли фильм «Дети Беслана». Он страшен, события трагедии с первого до последнего дня звучат детскими голосами. Их светлые лица смотрят с фотографий, а лица взрослых темнее ночи. И русский язык мешается с осетинским, когда их губы шепчут «Рухсаг ут, пусть земля им будет…» И фоном – траурная кавказская мелодия.
Я видела там нескольких своих деток: суровых и взрослых.
Но в жизни я видела их и другими: улыбающимися, смеющимися, готовыми любить всех вокруг. И поэтому сейчас я уже могу не сдерживать слез.
Они не хотели ходить к психологам и «специалистам». Они хотели вернуться – и сделали это.
За себя и за тех, кому уже не вернуться  никогда.
Осетинский след
Вернемся снова в прошлое. А как все начиналось? Разумеется, с романтики.

Гагра – синеокая звезда

Абхазия, Абхазия – страна моей души. Ты не с рекламного плаката завладела ей. Я мечтала увидеть то райское место, где наши оживляли кавказский нартский эпос, заставляя воскресших полубогов разговаривать о вечном, о добре и зле с этой древней землей. Здесь оставляли свои следы наши лошади, когда Осман еще был молодым своенравным конем, а люди были полны юных надежд и безрассудства…
Помнишь, Абхазия, как ты принимала наших?
В воздухе летала хищная птица грядущей войны, ты сжимала кулаки, но нипочем не хотела отдавать своей свободы. И тут артисты невиданного доселе жанра. И как дружеский флаг – вы же всегда принимали осетин как братьев, - Кантемировы!
Как же рада была ты, как гостеприимно встречала наших, как поддерживал абхазский зритель с трибун битву со Злом, дружно восхищался нашим святым Георгием и «болел» за Айнара.
Знала ли ты, что всего через несколько лет будешь сама воевать с врагами, а площадка, где добро и зло на сцене вышли на поединок первый раз, будет разрушена.
И где теперь те артисты, те лошади?
Ипподром на Бзыби тих и пуст.
Счастливая звезда привела театр в Гагру.
Здесь состоялась премьера – причем премьера, одна из самых удачных в жизни театра, тогда еще начинающего, юного, в мечтах и задумках.
По сей день Мухтарбек Кантемиров и артисты тепло вспоминают твои, Апсны , благодатные края и благодарную публику.
- Наши народы – абхазы и осетины – обзавелись в свое время общей легендарной мифологией, - рассказывал Мухтарбек. – Сейчас уже сложно сказать, откуда родом точно (да и может ли здесь быть точно) наши легендарные, полумифические воины-предки. В разных вариантах все древние легенды гуляют по Кавказу.
Я вообще за то, что наш Георгий помогает воинам любых народов – если они затевают праведное и благородное дело…
Об этом и был спектакль. О добре и зле. Об учителе и ученике. И о любви. И актеры самозабвенно в свои первые спектакли рассказывали об этом. А в зале… В зале сидел народ, в течение долгого времени страдавший от зависимости и постепенно терявший себя. С какой радостью был встречен рассказ о могучих и независимых, благородных и гордых предках-нартах!
Говорят, после спектакля старики-абхазы подходили к Мухтарбеку со словами благодарности: «Вы воскресили нашу историю».
И обратная сторона. Хуже, чем о гастролях в тогдашнем Тбилиси, артисты не отзывались больше ни об одном городе. Местные жители пытались сорвать спектакли и кассовые сборы, ломали декорации, портили конскую амуницию, зло принимали актеров. Настоящий скандал разразился, когда в конце первого спектакля прозвучала музыка абхазского свадебного танца…
- Как же… это же настоящий скандал, - комментировал Мухтарбек. – Осетин, да еще и приехал в Тбилиси показывать абхазскую свадьбу…
Ну да Бог с ним, разговор у нас не о политике, а об искусстве. И среди грузин тоже находились здравомыслящие люди, не ослепленные ненавистью к соседям, которым было стыдно за поведение некоторых таких… «зрителей».
Между прочим премьера прошла не сразу. Ей предшествовала длинная история, главными героями которой стали основные интриганы театра. Они просто спасли идею, они вытянули ее своим авантюризмом…
Весь состав, включая декорации и животных уже который день находится в Гагре. Артисты на «низком старте» - хоть сейчас в строй. Но, как это всегда бывает, не хватает одной-единственной бумажки, которая позволила бы существующему в фантазиях юному театру стать реальным, весомым, узаконенным коллективом.
Артисты ждут так долго, что вот-вот произойдет непоправимое – люди перестанут верить и разбегутся. И песню «Гагра – синеокая звезда» распевают все реже.
В таких условиях тогдашний директор решается на отчаянный шаг. Он наскребает последние деньги (а деньги, как и терпение артистов, имеют обыкновение заканчиваться), закупается шоколадками и цветами и идет на телеграф… откуда, обаяв телеграфисток, отправляет сам себе из якобы Москвы телеграмму. В ней говорится о присвоении, разрешении, статусе ну и прочие никому не нужные, но единственно важные сейчас слова. Подпись одного Большого Человека директор мастерски копирует и радостно размахивая «липовой» телеграммой несется к людям.
Люди поверили. Люди ликовали!! Спектакль состоится!!!
Бог знает, чем бы кончилась эта авантюра (напомню, дело происходило в 80-е, когда за такое вполне можно было пострадать, я и сейчас не называю участников), но только через 2 дня пришла настоящая телеграмма.
И шествие «Каскадера» было уже не остановить.
О чем был спектакль – больше всего мне понравилась версия Димы Гиза.
- А кто в «Легенде» был Мухтарбек?
- Ну как, он был учитель… Айнара (главный герой).
- Хм… как-то это обтекаемо. А чему он его учил? – я хотела узнать о роли Кантемирова, о сценарии. Но Димка вдруг рассмеялся.
- Даже не знаю. Добру!!!!

Вот вам и сценарий. В двух словах – учить добру.
А наш зритель в этом нуждался.

Моя Абхазия
- Вот так ехали по берегу моря мои кантемировцы (мне было тогда 4 или 5 лет, вот как), - думала я, восседая верхом на настоящем Абхазском Коне в окрестностях Нового Афона. Настоящий Абхазский Конь никуда не торопился, мерным шагом мы поднимались по извилистым тенистым улочкам этого маленького сонного городка, в котором звонкий звук монастырских колоколов цеплялся за верхушки кипарисов и медленно скатывался к морю.
Облик истинных абхазских обитателей, изрядно подпорченный современностью и курортным бизнесом, сохранился в высоких деревнях и маленьких городах, до которых сложно добраться туристам. Классические благообразные старики, простодушные и приветливые жители Афона, здоровающиеся со мной, как с небывалым чудом. Видимо не очень органично смотрелись мы с орой-Конем  на улицах Афона…
С другой стороны, сколько простора для фантазии случайных попутчиков. Не знаю, как Конь, а я серьезно полагаю, что сплетни – это абхазский национальный вид спорта… Если сегодня я – всего лишь одинокий конный путник, то через два года история пройдет огромный пеший путь и постепенно обрастет подробностями: я стану как минимум кентавром, а как максимум это ора-Конь будет верхом на мне забираться по Царской дороге к монастырю. И меня это не удивит.
- Не я сказал, другие говорят…
- А ты расславить это рад?
- Пойду, осведомлюсь, чай, кто-нибудь да знает…
- У всех повыспрошу, однако – чур! – секрет… - кажется, так было у Грибоедова ?
Впрочем, мы-то об этом не знали и чувствовали себя частью местной среды, вполне себе нужной, важной и красивой частью.
Абхазский Конь согласно помахивал головой в такт моим мыслям. И не важно, что это он так отгонял мух – сегодня он был мне идеальным собеседником.
Так вот облик жителей мы знаем в основном по собственным наблюдениям и по рассказам замечательного писателя Искандера. Абхазская неторопливость и смышленость каждую минуту проглядывала в нынешних Сандро. И только война вошла шумным плачем и кровавой памятью в этот облик.
Как все лучшие черты осетин соединились для меня в одном человеке – дяде Мише Кантемирове, так и среди абхазов есть люди, которые вызывают уважение и восхищение.
Вот и хозяин ора-Коня таков: господин Трапш собственной персоной.
Его зовут Тариел, и на удивление, даже многие его соплеменники затрудняются в произношении этого имени. Помните? «Всех сокровищниц властитель… Тариел на царском троне повелитель» Шоты Руставели . Но сам Тариел сердится от такого сравнения.
Его брат погиб, сражаясь за независимость Абхазии. И война – это особенная тема в душе Тариела. Он чтит ее память и ненавидит ее одновременно.
В отличие от многих других жителей Афона, он любит работать.
Сейчас он чинит забор. На мой взгляд и взгляд оры-Коня – это занятие совершенно бесперспективное. Забор длинный, и лошади его методично разрушают, чтобы сбежать с территории.
- Что им тут, еды не хватает? – сердится Трапш.
- Прямо как туристы твои лошади, - хмыкаю я, - у них два дела всего и есть: жрать и спать.
Работа у обоих – Тариела и его помощника – идет на удивление споро и ладно.
- Эй, можно я вас сниму на камеру? - кричу я со спины коня.
- Зачем?
- Ну как же. Это же эксклюзивная запись – работающий абхаз!
Мы смеемся. В руках у меня уздечка, простая, рабоче-крестьянская. Друзья из Москвы передали Тариелу в хозяйство две новенькие. Но он спрятал их подальше и, подозреваю, будет благоговейно хранить как сувенир. А ездить будет на рассохшихся и проржавевших…
Разглядываю и интересуюсь:
- Тариел. Этот трофей (показывая на уздечку) какого года? 17-го? Или 41-го?
- ??
- В каких боях, говорю, уздечки твои принимали участие?
- ??? Я это достал…
- Из музея, - перебиваю я. – Тебе зачем нормальные уздечки передали?
Смущается и бормочет под нос по-абхазски.
Абхазский язык непередаваем. Звуки некоторых слов, как свист сабли, разрезающей воздух, а других – гортанные, словно орлиный крик в горах.
 – Это пода-арок, - с непередаваемым выражением в голосе.
Потом мы долгий вечер пьем за одним столом и вспоминаем общее. Оно у нас уже есть. Пьем за Абхазию, за Осетию, за Россию, за детей, за родителей… За Мухтарбека тоже тост поднимаем. Тариел с ним, конечно же, не знаком, но я рассказываю о премьере, и дядя Миша и тут нас объединяет.
За Тариела, гостеприимного хозяина, тоже отдельный тост. Он страшно смущается, краснеет и отставляет рюмку. Этот большой, взрослый – седина и шрамы украшают его – мужчина… Нет, за себя он пить не готов! Вот за мир, счастье и за любимую матушку – это пожалуйста, это хоть сейчас и весь вечер.
И за то, чтобы никогда, никогда не знала больше эта земля, его родина, войны и горя.
Я шутливо предполагаю, что Нарты когда-нибудь вернутся сюда, и уже не в виде наших артистов. Только Тариел почему-то не верит. Он считает, что мир в их руках, и никаких нартов не надо. Пусть себе в книжках живут.
Ну и что же в сегодняшнем итоге? А то, что в Тбилисо мы сейчас совершенно точно не поедем выступать, а вот в Абхазии до сих пор помнят наших конников. И как гордо взлетал на Асуане Белый Всадник Ирбек Кантемиров тоже помнят…
Искусство – оно не испытывает национальной неприязни. Ему чужды и геополитические интересы. Но оно помнит и как величайшую драгоценность хранит благодарность зрителей. И свой первый успех.
Абхазия! Прошло много лет, но твои благодарные гости помнят тебя. На фотографиях тех лет они совсем молодые и в веере пенных морских брызг купают своих лошадей… Ожившие нарты и античные герои…
Мухтарбек Кантемиров с детства любит море, долгие годы он мечтает уехать на берег и слушать шум прибоя. Снять обувь и босиком, как в детстве, пройти по кромке…
И я уверена, что когда эта встреча состоится – твое море, Абхазия, с радостью встретит своего старого друга…
Ты только держись! Держись!
СЛУЧАЙ  НА  ГАСТРОЛЯХ

Каждый день в театре был наполнен разнообразными событиями. И все же большинство запоминающихся происшествий, безусловно, случалось на выступлениях, спектаклях и киносъемках. И поэтому почти на каждом застолье сейчас находится тот, кто, поднимая тост, непременно начинает свою речь со слов: «Помню я, был такой случай  на гастролях…»
Неожиданный привал

Этот забавный случай на гастролях произошел во время железнодорожного путешествия между городами. В пути каскадеры очень соскучились по домашней пище, а питаться сухпайком и алкоголем им страшно надоело. Чудом у матушки одного из артистов была выпрошена в дорогу большая кастрюля. И вот на одной из остановок поезда каскадеры вышли размяться. Быстро и сноровисто они соорудили небольшой костерок рядом с путями и принялись готовить в чудо-кастрюле какое-то горячее блюдо. В один момент они так увлеклись, что не заметили, как поезд тронулся. Один из артистов, наконец заметив едущий поезд, заорал: «Мужики!!!! Поезд! Уезжает!».
Мужики отреагировали и понеслись рысью вслед за поездом. Один из них вспомнил, что мать убьет его, если он не вернет кастрюлю, поэтому подхватил ее и понесся следом, проклиная и железную дорогу, и поезд, и кастрюлю. Проехав сотню метров, поезд остановился и подобрал артистов. Оказалось, что наблюдавший за счастливыми кашеварами машинист решил пошутить над ребятами.
История умалчивает, как пошутили они в ответ, но зная наших ребят, думаю, машинист наверняка долго боялся иметь потом дело с этими дикими каскадерами…
ДТП на съемках
Потрясением съемочного дня фильма «Конь бледный» у Большого театра стало конное ДТП. Молодой конь Гектор легким движением ноги разрушил хрупкий и древний мосфильмовский реквизит, иначе говоря, сломал ветхую дугу и оказался зажат оглоблями. Испугался и понесся в толпу.
Нехорошо и бесчеловечно об этом говорить, но он несся не только на толпу беззащитных людей, но и на очень дорогой осветительный прибор. Восстановить который стоило бы столько же, сколько пять раз продать Гектора в рабство. Вместе с возницей.
Остановить понесшего коня очень трудно, особенно учитывая то, что на большой площади Гектор взял хороший разгон. В самый последний момент, когда Гектор с повозкой уже собирался снести все оборудование, а заодно и операторов с режиссерами, из толпы выскочил Васильич и поставленным ударом нанес Гектору с правой руки хук по всем правилам бокса. Удар был настолько силен, что Гектор в полном изумлении затормозил и почти остановился. Воспользовавшись моментом, на нем повисло несколько здоровых каскадеров и остановили «этот сумасшедший экипаж», заставивший ощутить адреналин в крови и толпу зрителей, и съемочную команду.
Не кажи «Гоп!», пока не перепрыгнешь
Перед выступлением в конном клубе Ю.М. Лужкова каскадеры разминали лошадей и ходили взглянуть на мэрских павлинов, обитавших по соседству. Из-за каждого куста выглядывали автоматчики с собаками, охранявшие территорию и разглядывавшие диковинных гостей, так не похожих на спортсменов клуба.
В разгар выступления Ксюха верхом на Колюне атаковала горящее кольцо, через которое они вдвоем должны были совершить героический прыжок.
На трибунах хлопали зрители, а на весь манеж звучала бодрая казачья песня:
- Ехалы казаки, ехали до ха-аты. Пидманули Галю, забрали с собо-ою…Ой ты, Галю, Галю молодая…..Гэй-гэй-гэть! – гремел казачий хор. Ксюха неслась на горящее кольцо.
Перед самым прыжком конь помедлил и задумался, стоит ли ему туда прыгать или ну его к черту. В этот момент аппаратура дала сбой, и наступила секундная пауза. Прямо посреди музыки зрители услышали Ксюхин крик:
- Ко-олюня! Так тебя растак!!!!!!!!!! А ну прыгай! Гоп!!!!!!!!!! – конь взял препятствие прыжком, и тут же музыка продолжилась:
- Гэй-гей, Галю, Галю молода-ая, пидманули Галю – забрали с собою….
Бурные аплодисменты заглушили зрительский хохот.
Колюня и зеркало

Любоваться собой в конном театре нравилось не только Костику. Некоторым лошадям тоже были свойственны человеческие привычки. Ксюхин Конвой на репетиции увидел на стене предманежника зеркало и оторопело остановился. Из зеркала на него смотрел такой же конь: такого же роста, цвета и, что совсем доконало Колюню, так же нагло на него таращился.
Наконец, до коня дошло, что это его отражение, и он нашел себя весьма представительным и красивым конем. Склоняя голову то влево, то вправо, он красовался во всех возможных ракурсах перед зеркалом и даже одобрительно подгыгикивал своему отражению.
По крайней мере, так уверяла Ксюха, несмотря на тот известный факт, что лошади не узнают своего изображения, а видят там лишь другую лошадь. В любом случае, тогда Колюня остался совершенно доволен своим «близнецом» и даже был не прочь с ним подружиться…


 
Мэрский кубок и как артисты горят на работе
в буквальном смысле

Это было одно из лучших выступлений конного театра в Москве. Случилось оно в 2002 году, после возвращения с удачных гастролей из Швейцарии, в августе на традиционном кубке мэра по конкуру в Лужниках. Грандиозное конное гала-шоу, как писали в прессе.
Мне повезло увидеть его и глазами участника и глазами зрителя. Роль, как обычно, была отведена мне весьма интересная и нужная. Для нее требовался не артистизм и даже не умение ездить верхом (этого ничего у меня и не было), а просто способность пробежать, причем быстро, через поле Лужников. Вместе со свободными людьми мы изображали демонов в алых облачениях с факелами. Нашей задачей было – пробежать в нужном порядке по полю и, главное, затушить свои факелы в ведре с песком до того, как от нас случится большой московский пожар. Одеяние было слегка великовато – и пришлось его укоротить. Товарищи путались в длинном алом полотне, и только в моем плаще была блатная дырка до самого пояса как для канкана, что и позволяло развивать необыкновенную скорость. До самого начала выступления мне был поручен конь Граф, которого нужно было размять в ближайшем лесочке. Когда поступила команда на построение, я отдала Графа и рысью кинулась к товарищам-«демонам». Путь проходил через шеренгу милиционеров. Увидев несущегося на них «палача», в красном одеянии и с выпученными глазами, один из ментов шарахнулся в сторону, а другой безразлично заметил: - Каскадеры…
Началась картина, диктор с голосом Левитана читал закадровый текст. «Похваляясь, шли враги на землю русскую… И таким большим было их число, что его пока не придумали… было небо от дыма черным-черном…», - слышались завывания, вводившие зрителей в трепет.
В спектакле освещалась роль лошадей в разные исторические эпохи. Войска славян сражались с захватчиками, непонятно было, чем все это закончится, но тут на сцене появился Мухтарбек со знаменем Святого Георгия. Мурашки побежали по коже не только у зрителей, но и у нас, тех, кто неоднократно уже видел его в этом образе. То ли музыка была подобрана хорошо, но когда на большом сером коне наш артист Алик Полуянов в образе Александра Невского погнал вон со стадиона орды врагов, конники настолько вошли в раж, что публика кричала на трибунах, подбадривая «наших»:
- Гони их! Гони их, гадов! Россия вперед!!!
В общем, они, конечно, перепутали все времена и историю, но какая разница – ведь это было настоящее воодушевление…
Мой брат Вовка впервые участвовал в спектакле как артист и каскадер. Не знаю, что он чувствовал при этом, но, думаю, волновался ужасно. Вначале он выезжал в «гусарском» блоке на большом вороном раздолбае Грассе. Грасс тоже волновался и не очень хотел туда, где пиротехники нарочно для него приготовили много приятных сюрпризов. После удачной битвы наших с ненашими (французами, очевидно), Вова «заваливал» Грасса вместе с еще тремя всадниками, и тут они внезапно появлялись из засады верхом. Грасс покладисто завалился – и это была Вовкина маленькая победа.
Дальше проходил наш любимый «красноармейский» блок, в котором Лурик и Осман вывозили на поле легендарную театральную тачанку с пулеметом. Накануне ее бдительно осмотрели искусствоведы в штатском, которые вежливо предупредили, что если наш пулемет хотя бы один раз «выстрелит» в сторону правительственной трибуны с мэром и Президентом, они разбомбят нафиг нашу тачанку вместе со всеми Лужниками.
Красноармейцы должны были долго стрелять и обмениваться ругательствами с белогвардейскими казаками, а затем Вовка должен был падать с тачанки и гореть. С этой целью его обрядили в толстую войлочную шинель и зарядили пиротехникой. Подготовкой трюка занимался дядя Саша Гиз. Ну то есть, Вовка, с его пиротехническим образованием, и сам знал «как надо», но уйти от авторитета папы Гиза было невозможно. С этого и начались неприятности. Как говорил потом Вовка – батарейки были севшие и поэтому заряд не сработал.
И вот картина маслом: по полю с гиканьем несется припозднившийся казак, его настойчиво догоняет красноармеец в съезжающей буденовке, они о чем-то совещаются и разъезжаются. В это время там же бежит по летней жаре, заплетаясь в полах длинной зимней шинели, непонятный заблудившийся красноармеец с обиженным лицом. Куда и зачем – непонятно. Раздается взрыв, но наш герой почему-то не загорается. Однако – куда деваться – достает из кармана большую зажигалку и пытается себя поджечь сам. В этом ему безуспешно «помогает» соседний конник с факелом. В общем, так и выбежал из круга Вовка, не выполнив для зрителей акт самосожжения. Папа Гиз потом долго ругался, что он тут вовсе ни при чем, и что Вовка сам во всем виноват, а тот шипел: «Шоб я еще раз… да кого-нибудь послушался…». Ну а окружающие… окружающие просто в голос стонали от смеха и до сих пор периодически вспоминают этот акт публичного самосожжения каскадера.
Сейчас Вовка сам вспоминает этот эпизод со смехом и говорит, что такого адреналина, как на стадионе перед сотнями зрителей, больше не испытывал нигде…
Традиционная казачья джигитовка на этом выступлении удалась как никогда. Зрители на трибунах стоя приветствовали артистов, когда каскадеры впервые продемонстрировали новый трюк: пирамида  из двух лошадей, двух всадников и Белы Хатаговой, стоящей на их плечах, не просто проскакала прямую, но взяла в прыжке препятствие.
Такого настоящего зрелища, которое действительно отразило суть жанра конного театра, у нас не было потом еще долго…
И тогда же совершенно случайно я услышала тот разговор на трибунах, который уже описывала однажды. Мать на трибуне указывает ребенку на Мухтарбека и спрашивает:
- Сынуля! Знаешь, кто это?
Ребенок протягивает ручки к золотистому всаднику со знаменем и шепчет:
- Знаю. Сказка…
До сих пор не знаю, может ли зрительская благодарность артистам быть выражена более емко и ярко.
Чапай жив! А Гусман – вечен…
В кинофильме Гусмана «Парк советского периода» Мухтарбек Кантемиров должен был играть Чапаева, но в итоге по желанию режиссера сыграл… самого себя.
В этой киноленте есть два конных эпизода: один – выступление артистов, снятое в манеже «Планерная», другой – погоня конников за черным «Мерседесом», возглавлял которую Чапаев и Мухтарбек.
Чапаева играл известный и любимый народом актер Сергей Никоненко. Как назло в день съемок в манеже конь Мухтарбека Лурик прихворнул, и дядя Миша ехал на Эмире. А актеру Никоненко, ранее почти никогда не ездившему верхом, достался трусливый Асуан, который не желал осознавать, что везет Чапаева и пугаться ничего нельзя.
Но искусство требует жертв, поэтому замечательный актер достал из недр костюма фляжку с коньяком, отхлебнул для храбрости и несколько дублей бодро скакал на Асуане, чем вызвал восхищение окружающих.
Кино, по мнению Васильича, получилось очень удачным:
- Если бы этот фильм вышел в начале девяностых – это была бы просто бомба в обществе. Но и сейчас он очень актуален…
А Васильич у нас не единственный кинокритик. Самый выдающийся эксперт в этой области – Алик Полуянов. Считается, что если он не заснул на показе фильма, значит, фильм удался.
На стене офиса в Новогорске висит отличная фотография с этих съемок: отъезжающая камера и скачущий отряд, возглавляемый Мухтарбеком и Никоненко. И честное слово, он правда на ней похож на ожившего Чапаева…
 «Джигитовка» на унитазе
Как уже не раз говорилось, каскадеры – творческие люди. Получая адреналин во время трюков и опасной работы, в «мирное» время они могли заскучать и даже загрустить. В суровые будни без праздников душа требовала развлечений. В чем помогала самая изощренная смекалка.
Собрались как-то наши товарищи на дружескую посиделку. Ну, там поболтать, дела минувших дней вспомнить, стихи почитать, политическую обстановку обсудить. За чаем. Правды ради стоит отметить, что сейчас уже не помнится, был ли чай обычным или каскадерским – сорокаградусным.
Делились опытом джигитовки и всяческими секретами мастерства. Один из спецов вдруг сказал: «Что там трюки на коне делать? Достал коня, залез на него и вперед. Конь круглый, удобный и со всех сторон привычный. Можно сказать, собрат по разуму. А вот ежели необычные условия?» Ну и решил показать, в каких таких необычных условиях может пригодиться навык джигитовки, для чего куда-то ушел и через минуту приволок… унитаз.
Унитаз был самый обыкновенный, белый, фаянсовый, о трюках даже не помышлявший и со всех сторон неподготовленный.
«Специалист» бодро влез на него и начал показывать чудеса «джигитовки». Пока на «особо сложном» упражнении не свалился и не застрял в том месте унитаза, которое было предназначено совсем не для этого.
И хотя все это представление дико веселило окружающих, «джигитовке» быстро пришел конец. И не потому что «спец» застрял и сорвал трюк, а потому что «безобразие и надругательство над своим искусством» решили прекратить, а неудачливый унитаз вернуть на историческую родину.
А вы говорите – условия, условия… Наш брат в любых условиях – артист.
Дежурный сказочник

Отношения у Васильича с Базиным были трепетные и имели долгую историю. Часто они понимали друг друга с полуслова, но иногда в коммуникации происходил сбой, и случались всякие казусы.
В гастролях театра было много плюсов. Спектакли, новая неосвоенная местность, любимая работа – безусловно. Но у Сереги в каждом городе был еще один, свой плюс. Иногда даже несколько плюсов – и все женского пола.
По мнению Сереги Базина, по всему выходило, что республика Карелия – она тоже очень даже симпатичная республика, гостеприимная и веселая.
В один из вечеров, когда труппа вечером отдыхала, Базин решил навестить свою подругу и назначил ей романтическую встречу на театральной конюшне.
Во время сборов к компании присоединился Васильич. Сборы Базина, включавшие в себя совершенно немыслимое бритье и причесывание, насторожили его, поэтому он решил поинтересоваться, а куда это на ночь глядя собирается любимый артист?
- Я на конюшню, - по-деловому ответил Серега. – Пойду посмотрю, как там лошадки.
Васильич стал еще более подозрителен. Надо сказать, что повод у него на это имелся.
- Нет, Базин, зачем тебе в ночь на конюшню? Ты же не дежурный!
- Хочу проверить, все ли в порядке. Я вообще-то очень совестливый и ответственный артист, - гордо заявил Базин.
- Ты мне сказки-то не рассказывай. Я пойду с тобой.
- Нет, Анатолий Васильич, не надо, я справлюсь один.
- Нет, я пойду с тобой.
Базин замялся, но нужный «аргумент» тут же нашелся:
- Не надо туда ходить, Анатолий Васильич! Вам там… это… вам там ничего не светит, вот!
Продолжения разговора не знаю. Думаю, «аргумент» Васильича не вдохновил. Но Серега Базин живой и здоровый по сей день. Потому как у каскадеров с чувством юмора все в полном порядке.
Ковбои и индейцы

В съемках клипа для  Фестиваля «Прометей»-2000 принимали участие не артисты конного театра. Нет, это были индейцы и ковбойцы. Симпатичные и бесстрашные мужчины и женщины (каскадеры же), в ярких костюмах. На мой взгляд, ковбойцы были симпатичнее, но индейцы тоже ничего. Снимали что-то типа вестерна.
Интересна история появления в окончательном варианте клипа анимации. Откуда она взялась – знают наши постановщики трюков и участники.
В конце ролика по замыслу режиссера Андрея Ростоцкого ковбойцы и индейцы должны были увлеченно стрелять друг в друга, чтобы на экране получилась симпатичная и диковатая перестрелка.
Однако в самый интересный съемочный момент вдруг оказалось, что оружия нет. Совсем. Это были происки некоторых организаторов, которые почему-то не очень желали победы на фестивале конному театру. Поэтому оружие просто не привезли. Казалось бы, работа над роликом насмарку. Но надо знать наших каскадеров, которых трудно остановить даже крупной диверсией, не то что организаторской. Поэтому клип досняли как есть, а в монтаже финальной сцены сделали симпатичный и героический стоп-кадр, куда просто добавили анимированные надписи. Вместо выстрелов с экрана прозвучало «Бах! Бах!». Легко и просто.
А ковбойцы и индейцы конного театра все равно получили главный приз за свою отличную работу.
И знаете, в таком виде ролик-вестерн нравится нам еще больше! Там же на-ши!
Солист

В спектаклях театра все артисты могли выступать независимо друг от друга. Люди часто ходили пешком, лошади тоже выступали без всадников. Правда последнее случалось довольно редко и обычно было не запланировано.
Спектакль в Варне был в самом разгаре. Праздновали юбилей славного черноморского флота, поэтому от моряков присутствовала внушительная делегация. К делегации присоединился директор театра, для культурного развлечения и обмена опытом. Артисты Рома и Рома (один человек и один – наш не менее выдающийся конь) готовились к сцене. И надо же было такому случиться, что Рома, который человек, ушел переодеться.
Спектакль был слегка модернизирован соответственно торжественному случаю, поэтому часть сцен в нем изменили. В частности, в танцевальном номере вместо турков стали танцевать цыгане. Гремел оркестр, и балет старался из всех сил.
Рома одиноко стоял, запряженный в тележку, и скучал, когда вдруг услышал знакомую музыку.
К тому времени труппа отыграла уже несколько десятков спектаклей, поэтому конь выучил, что эта чудесная музыка – сигнал к выступлению.
Он покрутил головой, увидел, что людей нет и понял: «Проспали». Следующей мыслью было – «Пора! Люди проспали, что с них взять, но я-то спасу весь номер».
С таким убеждением Рома выскочил на сцену с тележкой и пошел, как обычно по кругу. Но все почему-то не задалось. Вместо того чтобы обрадоваться, люди почему-то стали визжать и убегать со сцены. Рома покосился на них: турки и цыгане были безусловно похожи, но все равно что-то было не так. Рома занервничал и вместо одного круга сделал пять с пустой тележкой, при этом чем больше нервничал – тем большую скорость развивал.
В это время между директором Васильичем и делегацией состоялся исторический разговор:
- А это что такое у вас происходит? – спросил делегат и показал на Рому, одиноко нарезавшего круги по пустой площадке.
Васильича прошиб холодный пот, но самообладания он не потерял.
- Радиоуправляемый, - небрежно ответил он и с облегчением заметил, что Рома все-таки отправился за кулисы и встал на место, где радостно был встречен артистами.
- Учитесь, - бросил кому-то делегат, - вот у каскадеров даже лошади радиоуправляемые…
Как Асуан отыскал маму

Это случилось на костромском ипподроме, где конный театр участвовал в празднике Дня города. Лошадей разместили в одной из конюшен ипподрома. Любопытствующие коллеги из соседней стали расспрашивать, кто и откуда. Узнав, что мы конники дяди Миши Кантемирова, поинтересовались, знали ли мы такого Асуана? Ну конечно, - ответили мы. Знали и знаменитого араба, и его именитого всадника Ирбека Кантемирова. – Да что там, у нас и сейчас в труппе есть Асуан – только сын того прославленного жеребца.
Коллеги улыбнулись и сообщили, что очень рады этой встрече, потому что на их конюшне стоит кобыла, которая и является матерью нашего Асуана.
К сожалению, в той поездке ее сына не было, так что мы не смогли их познакомить. Да и лошади не узнают друг друга, если говорить честно.
Но все равно эта встреча стала для всех радостным и неожиданным сюрпризом.
Мир тесен и густонаселен.
Удачный трюк
Эту историю рассказывала Таня Шоркина, артистка конного театра еще первого «призыва». Произошло это на очередном выступлении, на джигитовке:
- Еду я, как обычно, на Апеле и готовлюсь к трюку. Хотела сделать «дамский обрыв»  («дамский обрыв» выполняется следующим образом: всадник ложится поперек на шею лошади перед лукой седла, одна его нога остается в стремени, а другая вытягивается вертикально вверх «полушпагатом», верхняя половина туловища лежит с другой стороны лошади). И вот еду прямую, ложусь в «обрыв» и вдруг слышу на трибуне крики, аплодисменты, - в общем, бурная реакция. Ну, я еду и думаю, вот я молодец, как я хорошо исполнила трюк. А когда слезла с коня, обнаружила, что штаны разошлись по шву на самом интересном месте, и это хорошо стало видно зрителям. На беду в тот день на мне еще были розовые трусы, так что зрители наверняка решили, что белья на мне нет вовсе…
Костромской вояж
Это были мои первые гастроли с театром. И неважно, что ехать было недалеко – соседняя Кострома. Каскадеры участвовали в праздновании Дня города. Ну там русичи, татары – туда-сюда, битва за незалежность… то есть против междоусобицы – в общем, обычные каскадерские будни. Меня, как обычно, воровали. Со времени репетиций на «Планерной», я как-то свыклась с этой ролью и даже передумала назло всем резко растолстеть, только чтобы перестали вешать на лошадь кверху попой и возить на обозрение зрителям.
С утра вся труппа уехала на репетицию. На костромском ипподроме остались двое: я и многострадальный конь Гиген. И вот почему. Бедолага Гиген, который всегда был большой любитель поесть, увидел в костромском деннике соломенную подстилку (в Новогорске, да и практически везде в Москве используют древесные опилки). Он так обрадовался соломе, что к приходу артистов успел сожрать половину своей подстилки. Ну и конечно, ему стало худо, и к дальнейшей работе он уже был непригоден. Ветеринар вкатил ему дозу слабительного, и меня оставили сторожить разнесчастного беднягу Гигена, который выглядел печально, но несмотря на его скорбный вид, на всякий случай всю солому из денника убрали.
Делать на конюшне было совершенно нечего, Гиген спал, а я забралась в копну сена рядом и мирно заснула. Проснулась от звука подъехавшего автомобиля. Два местных аборигена, обнаружив интересное место ночлега, решили узнать, кто это дрыхнет.
Надо сказать, что костромичи сильно «окают» в разговоре – и разница между нашим и их произношением резко бросается в глаза.
Проговорив со мной минут десять о том о сем, один из костромичей неожиданно спросил, сильно «окая»:
- А ты сама-то откуда будешь? Местная?
Я рассмеялась: «Нее-ет! Я – мА-аасквичка!» – гостей сдуло словно ветром. Да, не любят нас нигде.
А выступление прошло благополучно. И Гигену тоже полегчало.
Но больше всего Костроме радовался Димка Гиз, который часть своего детства провел в этом городе. Его не смущали ни туалеты типа сортир, которые мрачно прятались во дворах многоэтажек, ни полуразрушенный ипподром. Из окна машины он радостно озирал родные места и хулиганил, высовываясь и крича вслед симпатичным девушкам, что жительницы их города самые красивые.
И даже мы ему верили, так как эксперт Димка в этом деле был большой.
Пиротехники и пожарные

На кинокартине «Волкодав» снимали заключительную сцену. Разумеется, она не была финальной, но на ней заканчивался съемочный период. В большой декорации, изображавшей замок Людоеда, должна была гореть и падать с высоты огромная деревянная голова. Вообще-то с виду она была больше похожа на пень с корнями, но раз сказали – голова, значит, голова.
Во время съемок чего-нибудь горящего, а тем более летающего, на площадке обязательно должен присутствовать пожарный расчет. На всякий случай, для подстраховки.
Пожарные пришли не с пустыми руками, а привезли с собой еще и машину с водой, привели все свои орудия в боевую готовность и стали ждать.
Тут на площадке появились пиротехники со своим арсеналом.
Надо сказать, что у этих двух ведомств давно существует какая-то природная неприязнь. Недолюбливают они друг друга. Когда пиротехники увлеченно обливают и обсыпают горючим составом декорации и подручные материалы, пожарным это почему-то не нравится и пыл пиротехников они пытаются остудить, как могут.
И вот идут, значит, пиротехники на площадку. Народ зашептался: «Пиротехники, пиротехники идут». Пожарный расчет нахмурился, поднялся и выстроился в шеренгу, подтянув ремни и поправив каски.
Медленно они шли навстречу друг другу и, наконец, остановились, сурово разглядывая друг друга. Наступила тишина, и кто-то в толпе громко сказал:
- Ну, вот она и произошла - историческая встреча пиротехников и пожарников!
Гусарская баллада длиной в жизнь

Съемки трюкового клипа для «Прометея-2001»  были весьма занятными и веселыми. В целом клип получился очень романтичным и с хорошим финалом. Режиссировал Андрей Ростоцкий. Но поскольку в театральной труппе ограниченное число артистов, многие по нескольку раз играли разные роли. Такие несостыковки были особенно видны после монтажа, где некоторые гусары чудесным образом перевоплощались во французских уланов, и обратно. Отдельные вопросы у историков могло вызвать появление в кадре абрека дяди Миши, который странным образом очутился в союзниках у гусар.
Нередки были и подобные диалоги:
- Ну товарищ режиссер. Шестой раз в кадре умираю. Сколько можно?

Для разбавления этого воинствующего мужского общества потребовались дамы. Дамы были заняты в ролях воителей, поэтому выбрали двух. Одна из дам была Алена Щербакова, вторая  - ученица Андрея Ростоцкого, каскадер и фехтовальщица, которую на съемочной площадке звали Маня. Она отличалась гренадерскими ростом и статью и легко могла уложить двух мужиков на лопатки во время фехтования. У обеих девушек возникли проблемы с костюмами: на худенькой Алене не держалось пышное дамское платье и его приходилось во всех местах подвязывать и прикалывать, а на Мане – такое же буквально трещало по швам.
Дополнительные неудобства режиссеру дамы доставляли тем, что не очень-то хотели ездить на паре с Ирбеком Персаевым, а Маня еще и заявляла режиссеру, что «никакой дамой она быть не хочет, дайте шашку да коня – и на линию огня…»
Бурное оживление вызвала съемка эпизода с откупориванием бутылок с шампанским. Заранее запаслись целым ящиком. Каскадерам никак не удавалось «чисто» срубить по-гусарски горлышко бутылки. Дубль за дублем капли драгоценной жидкости никчемно уходили в песок. Поступило конструктивное предложение зарыть под каскадером в землю тазик. На этом терпение Андрея Станиславовича лопнуло, и он сам показал, как надо открывать шампанское. Эпизод сняли.
Трюковой ролик во второй раз принес победу Конному театру «Каскадер». Увы, следующий снимался уже без режиссера Ростоцкого. И не было романтики, и не было человека, способного зажечь сердца. Но этот ролик был посвящен его памяти, так же как и выступление всего театра на самом фестивале каскадеров в 2002 году. И победа того года была победой и его, нашего Режиссера.
«Зеленая» елка в Олимпийском

Новогодние елки были не новинкой для конников. Театр участвовал в постановках «Олимпийского» еще с девяностого года. На елке 2007 года артисты отработали всю серию спектаклей и собирались устроить последний, «зеленый». Памятуя о прошлом опыте, они долго обговаривали, что же можно сделать.
Вспоминали «зеленые» спектакли в Болгарии, на которых артисты шутили друг над другом как могли. Например, Костик, выходя на свой номер с огнем, демонстративно на публике надевал большие белые кроссовки и торжественно прыгал в них на горящее битое стекло под дружный хохот трибун.
В этот раз обсуждались и варианты выезда «герольдов», сидящих на лошадях задом наперед, и замена сказочных колпаков всадников на красноармейские буденовки или кавказские папахи. Но директор строго-настрого запретил каскадерам «зеленить» на заключительной елке. За нарушение обещал наложить свое административное директорское взыскание. Как боксер.
Однако артист – он шаловлив как дитя, и поэтому в 2008 году руководитель елки строго выговаривал Васильичу и ругался:
- Твои что в прошлом году наделали? Выехали объявлять «царский указ», только вместо большого свитка развернули перед зрителями «Комсомольскую правду»! И вот чтобы в этом году никаких хулиганств не было!
Как Осман и Гиз впервые увидели верблюда

Это произошло на гастролях в Азии. Как рассказывал Димка Гиз, его конь Осман был привязан к фургону коневоза. Когда Дима подходил к коневозу, увидел странную картину: Осман, пригнувшись на всех четырех и вытянув шею в проем между тягачом и фургоном, напряженно что-то рассматривал на той стороне. Гиз подошел, окликнул Османа, но конь не реагировал. Тогда Димка присел рядом и тоже начал всматриваться вдаль. Оказалось, что конь увидел за машиной шагающих верблюдов. То есть лошадей Осман, конечно, видел. И других животных тоже. А вот верблюда – не видел. Конечно, ведь Димка Гиз в детстве в зоопарк ходил, а Осман – нет.
Так они вдвоем и стояли пригнувшись, рассматривая верблюдов, пока сзади не собралась каскадерская братия и не начала громко комментировать это зрелище…
Знакомство с Волкодавом

На съемках кинокартины Николая Лебедева «Волкодав» весь состав конного театра был задействован в эпизоде каравана кнесинки, отправлявшегося из города. Кроме наших каскадеров, Васильич пригласил в группу и коллег-фрилансеров, которые периодически подряжались на отдельные работы. Именно поэтому и произошел этот конфуз с актером: слишком много было незнакомых лиц.
Во время съемок и директор театра, и наш коллега Правдин попросили запечатлеть на фото рабочие моменты, поэтому я носилась с фотоаппаратом и снимала все, что под руку попадется. Попался под руку конь Казанова, на котором восседал колоритный персонаж, со шрамом в пол-лица и в хорошо подогнанном костюме. Они очень хорошо смотрелись вместе, и я, подумав, что это один из наших каскадеров, строго ему сказала:
- Значит так. Сейчас встанете вот сюда и посмотрите мне в объектив. Давай, Казанова, поворачивайся, а то съемку объявят!
- Это с какой стати, - возмутился всадник, очевидно подумав, что это для прессы.
Но мне до его возмущения дела не было:
- Щас я еще объяснять буду! Зачем-зачем? Надо!!!
Всадник обалдел от такой наглости и покорно дал себя сфотографировать с нужных ракурсов.
Сзади стоявший коллега дернул меня за рукав:
- Слушай, а что ты так сурово с Бухаровым обошлась? Он классный мужик.
- А кто такой Бухаров?
- Исполнитель главной роли. Волкодав.
Ну, будет нечестным не сказать, что потом я ему все объяснила. И даже извинилась. Кстати, потом все без исключения актеры очень охотно позировали с лошадьми и ослом. Да и просто так – тоже. Актеры – они ведь тоже люди, в конце концов.
А что до того, что Саша - Александр Бухаров – хороший человек, так это оказалось сущей правдой. Даже ослик Яшка это признал. А ослики – они в людях редко ошибаются.
Бывает и так

С представлениями сотрудников театра посторонним лицам директору везло не всегда. Театр ехал на выступление в Питер. Ехали машиной, с лошадьми, и по дороге надо было как-то ехать. Как в кинофильме «День выборов»: «Путешествовать неделю. У меня есть бутылка «Шеридан», нам же надо как-то плыть».
Когда слегка покачивающийся коневоз прибыл на Дворцовую площадь, директор Васильич как раз разговаривал с представителем принимающей стороны. Показывая на машину, директор гордо сказал:
- Ну вот, наконец, и наши каскадеры прибыли. Сейчас я вам представлю наших замечательных артистов.
В этот ответственный момент дверь коневоза открылась, в проеме возник растрепанный Серега Базин, прическу которого украшал клок сена. С громким дружественным заявлением: «Зд-дравствуй, Пи-и-итер!!!» - он вывалился из движущейся машины прямо чуть ли не под ноги Васильичу.
Очень долго потом растерянному директору пришлось убеждать своего спутника в том, что это был каскадерский трюк.
С этого момента Васильич твердо решил бороться с пьянством. Раз в двадцатый.
Неудачным вышло и еще одно представление. Во время съемок театральная труппа базировалась вместе с лошадьми на мосфильмовской конюшне, рядом с павильоном кинологии. Находилась конюшня на задних дворах киноконцерна, а чтобы попасть на территорию, необходимо было иметь пропуск.
В один день мой пропуск оказался слегка просроченным, но на конюшню попасть было надо: ожидался тяжелый съемочный день, и нужна была помощь. Поэтому, обогнув территорию снаружи, я решила попасть на «Мосфильм» по-пролетарски, то есть, перелезть через забор. Забор был высокий и сложный, а навыки темного подзаборного детства к тому времени были уже частично утрачены.
Тем не менее под дружное одобрение проезжающих мимо водителей залезаю я на забор и обозреваю окружающую обстановку. В это время рядом с конюшней стоит Васильич с очередным ответственным работником и проводит для него экскурсию по театральному реквизиту и артистам. Некоторые совмещаются: то есть стоит себе такой реквизит (там, пролетка или экипаж), а в ней, задернув крышу от солнца, дрыхнет каскадер.
Директор с товарищем поворачиваются и с интересом следят за моими развивающимися отношениями с забором. Наконец, я слезаю, подхожу к ним и здороваюсь:
- А это кто? – интересуется гость.
- Э-э-э… - замялся на мгновение Васильич, - ну это мой помощник, наш пресс-секретарь.
Товарищ с подозрением посмотрел на мою личность, что было очень обидно.
Думаю, светский книксен мог бы подойти для этого случая, если бы не конюшенная униформа: слегка грязноватая и пожеванная лошадьми.

Вообще Васильич был демократом во всем – и униформа его волновала мало. Именно поэтому он мог спокойно увезти на своей машине человека в сценическом костюме в офис, а потом уехать и предоставить ему самому возможность каким-нибудь образом попасть домой, минуя общественный интерес.
Русские  мародеры

На гастролях в Болгарии конники испытывали самый большой дефицит не в работе и развлечениях, а… в опилках для лошадей. Которых попросту в этой стране не было. Вместо опилок артисты использовали солому, но и она поставлялась крайне скудно и была большой драгоценностью, поэтому строго распределялась на всех лошадей. Выдавали солому чуть ли не по «пучку на одну лошадь», чтобы хватило всем.
Именно поэтому волосы на голове директора театра встали дыбом после того, как он зашел на конюшню во время дежурства Нади Хлебниковой и увидел картину в деннике коня Сазика (любимого коня Надюшки): собственно самого Сазика в деннике было почти не видно. Конь блаженствовал в куче соломы и, по словам директора, «разглядеть можно было только его уши», все остальное было скрыто в соломе.
По той же причине великой любви артистки к своему коню вся конюшня, может, и испытывала дефицит овса, но во всяком случае Сазик от нее не страдал. Он был толстый и довольный, а остальные лошади получали свою положенную пайку.
Дело дошло до того, что Васильич отлучил Надюшку от работы на конюшне, запретил ей появляться там во время уборки и кормления и вдобавок ко всему обидно заявил, что в конном театре «появились два мародера: Надька и Сазик».
А Надюшка что, виновата, что коня любит и души в нем не чает?
И Сазик тоже хороший.
 «Одноразовые каскадеры»
Эта история случилась в Болгарии. Актер, исполнявший в спектакле роль негодяя-злодея-чудища-страшилища, по какой-то причине временно выбыл из строя. По роли ему предстояло долго восставать против хорошего героя, а потом честно проигрывать и падать с высоты. Весьма травмоопасный и сложный, но в общем-то обычный для каскадеров трюк. И вот Васильич договаривается с местным представителем принимающей стороны о замене кем-нибудь из рабочих. Объясняя суть работы, директор слегка увлекся. Представитель что-то записывал в свой блокнотик, а потом вдруг неожиданно спросил:
- А сколько спектаклей будет у вас?
- Ну двадцать, - сказал Васильич.
- Ага. Значит, так и запишем: нужно двадцать рабочих для трюка!
- Эй-эй, зачем двадцать? – опешил директор. - В нашей стране каскадеры – это, конечно, штучная профессия. Но не одноразовая!
Главный человек

Обычно выступления каскадеров конного театра не приносили никаких ощутимых последствий или разрушений. Впрочем иногда порядок и чистота на сценической площадке могли нарушаться лошадьми. Животным, даже и актерам, было абсолютно все равно где гадить: хоть дома в деннике, хоть на Красной площади посреди парада. Несознательная животная – что с нее возьмешь. На этот случай в театре существовала целая роль. Да что там – должность. Реквизитом к ней служил большой совок и веник.
Обычно назначение на должность происходило так: директор Васильич выбирал самого незанятого в постановке товарища, отводил его в сторонку и начинал задушевную беседу:
- Друг. Сегодня у тебя очень ответственная и важная роль на выступлении. Более того – ты сегодня будешь главный человек. После меня. – И объяснял товарищу его обязанности.
Однажды на выступлении группа конников со свистом и гиканьем пронеслась по стадиону и скрылась, оставив на поле следы своей жизнедеятельности. «Главный человек» в сценическом костюме, с совком опрометью бросился на поле, чтобы успеть убрать навоз перед следующим номером. За конниками должны были выступать «пешеходы», которые явно бы не обрадовались такой декорации. Так получилось, что актер остался посреди стадиона совершенно один, быстро исполнил свою миссию и собирался убегать за кулисы. Тут зрители, очевидно, решили, что это какой-то номер, и начали ему аплодировать. Каскадер не растерялся, отсалютовал зрителям веником, с достоинством раскланялся и бодрой перебежкой переместился за кулисы.
Васильич его завершающее участие в спектакле вполне одобрил.
Особенности зарубежных зрителей,
или чем наши отличаются от иностранцев

Один из номеров стабильно входил в постоянную программу театра. Про себя мы не раз называли его «Покушение на Костика». Каскадер стоял у мишени (в основном это был Костик или Димка Гиз), а дядя Миша кидал в ни в чем не повинного ученика то ножи, то топоры. Костик резво уворачивался. Клянусь, я была уверена, что они заранее договаривались, куда кидает Мухтарбек, а куда прячет голову Костик! Но сам он честно сказал, что все по правде: и метание, и уворачивание от ножей.
Когда Мухтарбек норовил закидать своего ассистента топорами, этот момент вызывал трепет даже у тех, кто видел его неоднократно.

На гастролях в Швейцарии сердобольные местные власти даже… запретили этот номер! С обстоятельной европейской аргументацией, что спектакль смотрят дети, и случись что – скандала не оберешься. Номер сняли.
Как рассказывал сам Костик:
- Да и черт с ним, с этим номером. В манеже было дымно, и все происходящее как в тумане. Еле вижу дядю Мишу, а он знай себе топоры кидает, - я и не вижу точно, куда что летит. Только свист слышу у уха – вжжжжжж….ой…топор. Вот ты думаешь, мне никогда не страшно? Тогда было страшно. Хорошо, что все обошлось. И самая большая «травма» - это когда нож или топор рикошетом от мишени отскочит – и бум – по мне. Ну синяк, подумаешь…
Кроме «покушения» на Костика швейцарцы запретили каскадерам использовать хлысты и стеки при езде. И даже попытались отнять арапник, но каскадеры сказали, что он полноправный участник номера, и не отдали.
Аргумент о том, что хлыст нужен для команд лошади, а не для наказания, не действовал.
Не помогло и заявление одного из артистов, что в руках у него не хлыст, а «просто переключатель скоростей». Швейцарцы знай себе твердили: «Sorry. Greenpeace look».
Ну, типа, добрые они там все. Очень.
Тот же неведомый Гринпислук чуть не лишил наших артистов привычной награды зрителей. Воспитанные зрители, знакомые с конными шоу, знали: на манеже во время выступления лошадей запрещены аплодисменты. Чтобы животные не испугались и не испортили что-нибудь в организме всадника.
Но наши-то об этом не знали! Они же привыкли к родным рязанским физиономиям, которые рукоплещут, встают, свистят, подбадривают всадников зычными воплями: «Давай, ро-одненький… Жми!!!!» и иногда даже норовят вывалиться под ноги каскадерам.
А здесь… Ну все не по-нашему. Проехали конники пару номеров, а в зрительном зале тишина. Гробовая. Наши даже обиделись – для кого старались?
И стали зрителей «будить к жизни». Как рассказывала Надя Хлебникова:
- Чтоб этих «тормозов» из спячки вынуть, еду джигитовку по прямой и сама себе хлопаю. Ну как бы пример подаю. И кричу им в зал: «Applause!», типа, «Не бойтесь, бюргеры, хлопайте, ничего вам за это не будет!».  И они поняли.
На финальном проезде со швейцарским и российским флагами швейцарцы не просто хлопали. Они кричали и, стоя, устроили артистам овацию.
Те остались довольны:
- Ну вот. Это дело. А то как нерусские прямо…
Наш человек кого хочешь перевоспитает. А Гринпислук ему глубоко безразличен. Лишь бы с душой все было…
ФИНАЛ

У меня почетная должность – хранитель. Я держу в руках огромную папку с архивом. Здесь хранятся собранные за многие годы свидетельства нашего театрального триумфа. Здесь пожелтевшие газетные вырезки, пресс-релизы, дипломы, фотографии. Родные и любимые лица. Не менее любимые лошадиные морды. Маленькие бусинки, которые, будучи собранными в цепочку, восстанавливают события тех лет.
Все то, что по торжественному заявлению Васильича – «останется памятью для потомков».
Внося свою скромную лепту в это далекоидущее заявление, надо будет при случае пообещать перевоспитаться и не угробить архив в своем хламе.
Да. Афиши – это здорово. Дипломы – тоже хорошо. И видеофильмы – замечательно. Но все это не главное.
Потому что мы помним друг друга и так.
Кинохроника Кантемировых

О Мухтарбеке Кантемирове снято несколько документальных фильмов и телеочерков. Вернее, не только о нем самом, а о династии. Два фильма хранятся в Новогорске: «Возвращение странника» и «По планете на коне». Они ведут зрителя через историю цирка, кино и театра и освещают не только триумфальные выходы, но и трудности, которые испытывает дело Кантемировых сегодня. Это неудивительно, если учесть, что создатели этих фильмов, например, Борис Кантемиров и Александр Паевский – являются большими друзьями Мухтарбека и конного театра.
Многие фрагменты видеохроники являются уникальными: это архивные записи цирковых выступлений и история последних лет жизни брата Мухтарбека – народного артиста СССР Ирбека Кантемирова. Создатели этих фильмов как будто разделили амплуа: общественный деятель остро отразил социальные моменты, а «киношник» - личностную суть.

Я вспоминаю два фрагмента из обоих фильмов.
Так сегодня может выглядеть действительность. Жующая публика. Целая труппа именитых артистов старается донести до зрителя свой талант, а публика – ей нет дела до всяких там лицедеев. Она жует, ей надо успеть съесть все, принесенное официантом. И в конце концов, если на чей-то день рождения можно «выписать» себе «целый конный театр – прикинь?», а потом даже не смотреть на его выступление – то что ж? Искусство все равно выживет, если на трибуне найдется хотя бы один. Но нормальный. До поры до времени – находится…

«По планете на коне» вызвал еще одну неожиданную реакцию. Известно обожание всего кантемировского своим народом. И вот однажды, с позволения создателей, я продемонстрировала фильм на встрече молодежи в осетинской диаспоре. Просмотр был нужен еще и потому, что это в советское время было неприлично не знать, кто такие Кантемировы, как нельзя было не знать Дуровых, Запашных. А сейчас  нередко даже осетины уже не знают своих выдающихся соотечественников.
Самые щемящие душу моменты кино – когда дядя Миша навещает могилы родителей и брата, и одиночество коня после смерти его хозяина, Ирбека Алибековича.
Увлекшись очередным просмотром ленты, я пропустила, когда же на галерке раздалось вначале негромкое, а потом вполне явственное хлюпанье. Половина зрительниц в зале, как одна, полезли за носовыми платками. Они плакали, а я не знала, что делать с этим коллективным сеансом женского катарсиса:
- Я и не знала, что лошадь и человек могут быть одним целым…
- А это правда, что Мухтарбек до сих пор садится в седло и метает ножи?
- А лошади могут чувствовать?
На эти и многие другие вопросы пришлось отвечать после окончания фильма. Кроме одного, который очень позабавил окружающих:
- Я хочу такого мужа, как Кантемиров, - заявила одна юная девушка.
- Извини, дорогая, ничем помочь не могу. Во-первых, ты ему во внучки годишься, во-вторых, он давным-давно женат. В-третьих, вообще веди себя прилично.

Не знаю, принесли ли оба фильма практическую пользу театру, о которой наверняка думали их создатели. Но уверена, что если хотя бы один человек улыбнулся и расплакался от увиденного – это уже немало.
Светлый дух добра

Очевидец, стремящийся запечатлеть события, проходящие рядом с ним, должен быть беспристрастным, объективным и справедливым. Но не получается, потому что эти события проходят еще и через него.
Спектакли конного театра всегда идеологически выдержаны: прежде чем выйти на суд зрителя, они выдерживаются создателями в добре и справедливости, как эти два понятия понимаются людьми. Поэтому суть их наивна и бесхистростна.
Я живо представляю себе, как спектакль – живое и сложное существо – человеческие руки бережно опускают в ванну с добром. Только как выглядит добро и справедливость? Что за непонятная и невозможная эссенция должна быть, чтобы воздействовать на умы и сердца?

Почему-то мне кажется, что есть специальные люди, которые рождают эту нематериальную материю, и имя ей – светлый дух добра. А спектакли здесь вообще ни при чем.
Не буду скрывать, что есть персонажи повести этой, к которым я, в силу многих причин, питаю особенную слабость и любовь, если хотите.
Люди эти не просто люди, а источники добра. Их роль так значительна, ведь они не просто помогают жить и радоваться, они помогают творить, они вдохновляют, они – музы! Только не знают этого и просто живут себе и живут, не задумываясь об этом.
Для меня любимые герои, которые уже не раз становились участниками коротких запомнившихся эпизодов, - это, конечно же, Мухтарбек Кантемиров, Ритуля, художник Валентин, Алик из Владикавказа (не столь много можно вспомнить случаев с ними, но просто они есть и неотделимы от истории театра нынешнего, как нельзя отделить от тела руку или ногу) и даже отчасти директор Васильич. И наш писатель Татьяна тоже.
Ничем они не отличаются от других героев, все они уже давно родные и знакомые до жеста и слова, а все же самые любимые.
Они владеют одним простым, но ужасно великим секретом: они позитивны и радостно принимают жизнь во всех ее проявлениях, и позволяют приобщиться к этому умению другим, не столько одаренным.
И еще самое важное – они искренние. Добрые, радостные и светлые.
Почему маму Риту хочется обнять, просто увидев издалека ее радостную и светлую улыбку?
Почему от Мухтарбека уезжаешь с чувством того, что день прожит не зря?
Почему Васильич заставляет смеяться просто так, как от щекотки? И простишь ему любое неосторожно сказанное слово, на которые он большой мастер?
И почему вопрос Алика по телефону «Как твои дела?» не просто звучит искренне, но таким и является? Я слышу его голос в телефонной трубке и мне становится тепло-тепло.
А с Валентином можно говорить обо всем на свете долго-долго.
Про Татьяну я вообще промолчу – ведь она моя муза.
И не дифирамбы я пою своим героям, вовсе нет. У них полно недостатков, как у всех людей. Может, даже и больше. А случай с Васильичем – так и вообще для нашей «науки» очень спорный.
Только добро науки не требует. И даже не нуждается ни в действии, ни в подтверждении.

Мои герои живые. Мои герои искренние, радостные и настоящие. С ними можно дружить, общаться, с ними можно ссориться и ругаться – все на свете. Их невозможно только разлюбить. К ним можно прикоснуться, и от каждого касания (неважно, как это происходит) от человека к человеку, как через сообщающиеся сосуды, передаются флюиды радости и добра. Их улыбки, такие искренние, такие бесценные в мире капитализма среди наших безымянных и каждодневных фальшивых улыбок «как вам будет угодно»… Их улыбки накапливаются в тебе, и когда ты возвращаешься обратно к обычной жизни, ты сам – как наполненный до краев сосуд. Посмотрись в зеркало – ты светишься? Это все от этих  людей. Ты идешь – и боишься: только бы не расплескать, только бы донести. А им не жалко – у них еще много.
Они даже совсем не требуют ответа и благодарности. Особенно если ты просто не умеешь и не можешь ее выразить, а иногда, по неумению, делаешь все наоборот. И пусть некоторые другие считают, что все, что ты можешь сказать, это одни только шутки и колкости. Пусть считают, ведь ты знаешь, что есть и другие, которые умеют любить, прощать и принимать тебя, как есть.
Они просто так живут. И без них все было бы не так.
Я вас люблю.
Занавес. Куда уводят следы?

В одной из частных бесед директор театра говорил мне:
- Ну почему? Почему никто не напишет о том, сколько мы все вместе смогли сделать за двадцать лет? Сколько мы создали, как мы трудились даже тогда, когда нам не оставляли ни малейшей возможности к жизни? Как из ничего родилась уникальная команда, какое признание она получила и как возрождался театр в трудные годы? Неужели мы не заслужили этого?

Историю всего Конного театра «Каскадер» можно легко прочитать на стенах, увешанных наградами, дипломами, фотографиями, афишами. С помощью прессы разных лет можно воссоздать события.
Но спектакль – он живой, а после занавеса остается только мертвая афиша. Пресс-релизы этих выступлений выглядят слишком сладко, приторно и идейно.
Разве можно воздать должное этому уникальному, живому организму, просто перечислив регалии, звания и мероприятия, в которых участвовал конный театр? – Нет.
Это люди. Это лошади. Это то, что происходило с ними каждый день в течение многих лет. Это то, чем они жили и живут сейчас, что с ними стало. Это любимая работа. Это будничные мелочи жизни. Какие-то из них вызывают смех, радость, какие-то – особенно наивные и трогательные, от каких-то воспоминаний наворачиваются слезы. Это не потому, что мы такие сентиментальные и наивные, а потому что они – настоящие, живые.
Хотя без дипломов тоже не обойтись. Ну хотя бы чтоб не расстраивать Васильича, директора – они очень ранимые люди.
Вот это – театр. А вовсе не знамя в углу и не статуэтки на полках. Что изнанка, а что лицевая сторона? О чем стоит написать, а что можно скрыть?
Приходит в голову фраза, сказанная Татьяной Свичкарь: «Он настолько велик, что выдержит все». Это правда, касающаяся отдельных людей. Но организм целого театра – он настолько хрупок, он держится на еле осязаемой субстанции творчества – его так легко разрушить. Кто знает, на чем он зиждется, но я полагаю, что его составляющие – это именно те мгновения радости, которые запоминаются. Это то самое волнение, которое, я помню, сопровождало каждый раз, когда мы соприкасались с театром. В разные, между прочим, времена. И не все из них были радостными и счастливыми.
Подумаешь, какая разница, кто и каким образом проявлял себя в деле, кто подменял выпавшего из строя товарища, а кто присваивал себе достижения всего коллектива? Кто ругался, а кто находил только добрые слова?
Кто вспомнит об этом, когда пройдет много лет?
Главное – то, что запомнится людям. Остальных рассудит жизнь. Пусть наши воспоминания доставляют людям радость – они это заслужили совершенно точно. Пусть эти воспоминания вызовут смех или слезы, или заставят задуматься. Чтобы наши зрители, а теперь и читатели поняли, почему мы продолжаем по прошествии лет говорить «наш театр», «наша команда», «наши спектакли».
Наверняка я кого-то забыла поименно упомянуть в этих коротких байках о жизни Конного театра. Но, не правда ли, это не так уж важно?
Просто слишком пристально следила за общей тропой, которую прокладывали столько лет талантливейшие и замечательные, так любимые мной люди.
Официальная информация гласит, что Конный театр «Каскадер» является уникальным творческим коллективом, который впервые смешал в своих работах несколько разных жанров искусства.
Мы все это помним. Потому что это – наш театр. И пришло время сказать об этом. Наше время…

День рождения Мухтарбека Кантемирова….

…«Каждый, кто знакомился, бывал обязательно покорен с первого же   мгновения его личностью, его очарованием. Его благородство, желание совершать поступки, полные подлинной красоты, его всепоглощающий энтузиазм были для окружающих  источником неиссякаемой энергии».

…   «С ним  мы испытывали исключительно отчетливое чувство спокойствия. Уже одним своим присутствием он создавал атмосферу доверия и покоя. Происходило это потому, что он знал чувство ответственности артиста перед самим собой, перед своими партнерами, перед зрителями. С ним вы не испытывали страха».

Отдел dvd-дисков открылся в старом ресторане. Вернее, рестораном это добротное двухэтажное здание сталинской постройки было в эпоху моего детства. Теперь зал, куда мы ходили «отмечать» пенсию дедушки и бабушки семейным обедом, разделен на множество маленьких отделов.
«Дивиди» появился у нас недавно, мы еще не наигрались возможностью посмотреть в один вечер несколько новых фильмов. И, придя сюда, в первую очередь спешим к ярким плоским коробочкам.
Иногда до последнего не уверен: брать, не  брать? Названия   ни о чем не говорят. Но иногда – радость: что-то, мелькнувшее по телевизору, понравившееся и, до сей поры недоступное для просмотра всласть.
С фильмами, любимыми в детстве, сложнее. В  заповедную реку далеких лет входишь, но вода в ней - иная.
Прочитав «Побежденных» или посмотрев «Коня белого» - о зверствах красных в революцию и гражданку, можно ли детям своим восторженно пояснять по ходу «Неуловимых мстителей»?
-А это, гляди, Данька -  который за справедливость…
Теперь скорее уж атаману Лютому мысленно кивнешь на его грозное:
-Ну, щусёнок. держись…

Но продавец ставит на витрину соблазн, мимо которого пройти невозможно. «Не бойся, я с тобой».
Немного в душе воспоминаний равных этому. Заповедный уголок, «душа души»…Такое ощущение добра, юмора и света оставил этот фильм.
И боишься его пересматривать. Понимая, что если и эта история вызовет разочарование, ты в чем-то невосполнимо обеднишь память о детстве. Но все же ставишь  диск в плеер, отливающий серебристым металлом нынешнего дня, и…

Ровесница моя, Лена, напишет в Интернете:
«Поехала на Горбушку. Привезла  один из любимейших фильмов позднего детства и ранней юности - "Не бойся, я с тобой", и весь вечер любовалась детски ясной улыбкой силача и красавца Кантемирова. Увы, такие только в кино бывают. "Не знаю, откуда тут взялся мексиканец, но молодец". Я лет семнадцать этот фильм не видела, а кто-то произнёс по случаю - немедля вспомнила, откуда.
Несколько дней подряд совершенно по-фанатски смотрела фильм, безо всякого желания делать что-либо ещё. Между делом стала подумывать о том, чтобы  ходить  на капоэйру - глядя на кантемировские чудеса, захотелось и самой хоть что-нибудь уметь.
Поймала себя на обычной в подобных случаях оборонительной позе. А что, собственно, в этом фильме пошлого и скверного? Не историчен? Так он и не об этом. Прямолинеен слишком? А вам, "интеллигентам", подавай что позаковыристей?…
При том, что та же самая "продвинутая интеллигенция" с замиранием сердца смотрит и всерьёз обсуждает пошлейший Голливуд: "Ах, Ди Каприо, ..., . А тут - фи - Полад Бюль-Бюль оглы. Чурки какие-то  на лошадях скачут. Да, наверное, в этом всё дело. Не Америка - и всё, "отстой".
Даром, что отлично написано, прекрасно сыграно и, чёрт возьми, за весь фильм, две длинных серии, несмотря на всю пальбу и драчки (кантемировская конюшня плюс городская сборная по самбо в полном составе) - ни единого трупа.
Конечно, это вам не  Олег Янковский, от которого млело всё мало-мальски образованное бабьё 70-х - 80-х. Это всего-навсего циркач Кантемиров, виртуоз камчи и конных трюков, мечет ножи в нужном месте и в нужное время, и улыбается в камеру. И ходит в белой рубашке, умытый, причёсанный, статный, сильный, добрый.
"Продвинутая" плесень его по запаху за своего не признает. От такого слишком хорошо пахнет - не тленом и не дорогим одеколоном, а крахмальным полотном, ну и, может, лошадьми, тоже слишком просто. Мухтарбек Кантемиров. Герой моего, как выяснилось, неправильного, "совкового" детства. И посейчас герой. "Сан Са-аныч, выйдем на минутку."
* * *
За последние годы мы привыкли к компьютерным трюкам. Тем, что становятся все изощреннее. И самые грандиозные сцены вызывают теперь лишь интерес – как это сделано технически?
Привыкли и к жестоким ударам мастеров боевых искусств, когда враг летит, с грохотом снося на своем пути:   шкаф ли, барную стойку… Ловишь себя на том, что уже не восхищаешься очередным - «хрясь» - героя, а жалеешь того парня, который сейчас проезжается спиной по доскам. Ведь ты в подобной драке был бы на его месте…
В «Не бойся» этой жалости испытать не приходится. Зло здесь не сокрушают, его просто останавливают, удерживают за руку, дают ему время опомниться и подумать:
-Ведь ты же не такой плохой.
И бой тут возведен  до красоты жеста, до искусства, которое по сущности своей не может быть жестоким.

Мальчишки играют в героев «Не бойся». Им хочется так же, без всякой подставы, без дублеров и компьютерного обмана – с той же меткостью – метнуть нож. Остановить врага,  спасти слабого.
А девчонок что привлекает? У них ведь нет  желания подражать, и если нож окажется в руке, то о-осторожненько как-нибудь с ним, чтобы не пораниться… 
Манит их удивительное чувство покоя и защищенности, которое  должна испытывать героиня. И не оттого, что это именно она – такая особенная и вся из себя красивая, какой им никогда не стать. Все просто. Сегодня она слабейшая – и ей помогут. А завтра будет трудно другому – и помогут ему.
Чтобы главный герой встал на твою защиту,   достаточно быть хорошим человеком. Или даже -  надеяться им стать. И будь уверен -  для тебя сделают все возможное. А это «возможное» – при Кантемировском мастерстве –  «на грани фантастики». То, чего никто иной не сумеет.
Мог ли сыграть так кто-то, кроме Мухтарбека Кантемирова? Претенденты на роли в стиле «Хрясь! Ату! Получай!» - обычно взаимозаменяемы.
Но сыграть Плечо, на которое можно и опереться и трудную минуту, и поплакаться на нем, и прощенье получить… Которое и заслонит, и жилеткой послужит…
Хорошему артисту надо стараться, чтобы без фальшивого жеста себя до этой роли дотянуть.
Кантемирову, который  по жизни есть Плечо, надо стараться, чтобы до двух часов экранного времени  и рамок сюжета -  себя уменьшить.
* ** 

Год назад, в Интернете, рядом с анонсом фильма «Волкодав», там, где говорилось об участии в нем Кантемирова, кто-то написал: «Да разве он еще жив?!»
При внешней грубости вопроса, суть его вовсе не в том -  «коптишь ли еще небо, курилка?!»   Просто имя Мухтарбека Кантемирова уже настолько - легенда, что не совсем верится, что с этим «овеянным славой» ты ходишь по одной земле, что «небо над вами – то же».
И, уж тем более не сомневаешься, что увидеть его в нескольких шагах от себя,  подойти  к нему  – невозможно. Не даст судьба такого шанса.

Что же остается, чтобы узнать больше о нем? 
Может быть,  «общение», сопричастность к этому образу -  возможны хотя бы через книги, записи, фильмы?…
Но именно о Мухтарбеке Кантемирове -  так мало собрано в наш насыщенный информацией век.

Его непревзойденные цирковые выступления...
Не в каждом городе труппа «Али-Бек» побывала.
А память тех, кому довелось в те годы прийти, и, замирая от восторга, смотреть на арену – даже эта благодарная память - не кинопленка, многое забылось,
Записей же выступлений немного и их так редко показывают…
И то, что Мухтарбек Кантемиров может считать  вершиной своей творческой мысли, своего таланта  – спектакли конного театра «Каскадер» - ныне еще недоступнее, еще меньше возможности посмотреть их на экране.
Многочисленные фильмы, где он был каскадером?…
Часто это - «совершенное не то». Имеется в виду не мастерство трюка. Но не то, чего ждешь для души. Мелькнет  Кантемиров в образе какого-нибудь бандита, только по улыбке – смущенной, доброй, неповторимой и узнаешь – да, он.
И не этих бандитов вспоминали бойцы, с Дальнего Востока  написавшие: «Если можно, передайте большой спецназовский привет М.А. Кантемирову, на чьих фильмах мы воспитывались».
Эти фильмы – «Не бойся, я с тобой» и «В двух шагах от Рая»
* * *
Кажется, что с героями их невозможно встретиться - так же, как с собственным детством и юностью.
Но Кантемиров нынче – хотя и не артист цирка, и не «живет на колесах», однако -председатель  федерации Freeknife, обучает метанию молодежь, посещает выставки клинковых изделий.
И вот то в этом городе, то в том, ждущим его людям -  неожиданная весть: приезжает. Мастер-класс по метанию, или праздничное мероприятие, но приезжает – и можно будет его увидеть.
«Ахматова в Чистополе – это так же непостижимо, как Адмиралтейская игла в Чистополе», - написала когда-то Лидия Чуковская.
Кантемиров в провинции. Сначала только стоишь и смотришь. А потом видишь, что хоть и окружают его важные чиновники –  им лестно побыть с ним рядом, но отходят они всё же,  дают возможность и другим подойти.
И теперь черед тех, кто долгие годы хотел поблагодарить за  подарок, который он нам всем  дал в детстве – и на целую жизнь.
Напишет мне прошлой осенью молодой человек Сергей, бывший на встрече в Самаре:
«Мухтарбек - очень душевный дедушка. Он сам себя так называет -  "дед", так что я тоже имею право так его назвать. Он давно обещал приехать в Самару, но всё как-то не мог.
А тут, мы его пригласили на турнир метателей ножа. И он, не смотря на грипп, приехал, чему все были очень рады.
Он источает какую-то радость вокруг себя. Всем просто хотелось улыбаться, когда он начинал что-то говорить. Он много всяких баек порассказал. Я у него автограф выпросил. Да и не только я - он никому не отказал. Когда с ним фоткались, он буквально всем подряд говорил "иди сюда, дорогой, вставай рядом".
Я  с ним  поболтал немного, сказал, что с детства люблю "Не бойся, я с тобой", что пацанами играли в этот фильм. Он по секрету сказал, что Гусман собирается снять продолжение фильма..
Ножи он метал, и не только ножи, несмотря на грипп - руку мастера чувствуется. Вообще, он очень был рад оказаться среди единомышленников, среди метателей ножа».
* * *
Общаясь с Кантемировым, можно ли забыть о том, как он велик?
Да запросто!
Если вы не думаете о том, чтобы стать лучше, не видите перед собой вершины, к которой нужно идти.
 Тогда - обласканные его теплом - вы воспринимаете не его, а себя рядом с ним – «Я в гостях у Кантемирова», «Я на фото с Мухтарбеком». В памяти, конечно, остаются звания -  «народный артист» и так далее, но смысл их теперь в том, чтобы сказать -  «а я с ним без церемоний»
Тот, кто совершенствует свое мастерство, касается ли это ножей, или лошадей  – не может не осознавать – кто перед ним. И чем искуснее станет  сам, чем выше  поднимется по этой стезе, тем  больше сможет оценить, тем искреннее назовет Кантемирова Учителем.
Но лишь тот, кто ищет духовного совершенствования, кто думает, как изменить свою душу к лучшему  - лишь тот встанет перед этой вершиной с запрокинутой головой. Понимая, какая это высота поднебесная.
* * *
Одни будут говорить коротко – «святой».
Другие попытаются сказать, как на их взгляд кажется точнее:  «непостижимое обаяние», «магнетизм», «человек, излучающий свет», «в какой бы компании он не появился, все сразу…»
Неблагодарное это занятие – неуловимое, магическое обаяние попытаться разложить по полочкам.
И все же – чем он берет сердца?

Отвлекаясь от того,  что дадено природой – внешнего: красоты, стати. Ибо здесь уже не сам – Бог дал…
Но то, к чему именно сам пришел – мастерское владение  телом, оружием, конем…
Не раз, и не один человек повторит вслед за старым цыганом - о Мухтарбеке:  «Лошадиный Бог – Грэнгиро Дэв. За ним кони идут безо всякого вервия - просто потому, что сразу верят ему, и безгранично. Бог не может привести в плохое место. Грэнгиро Дэв не может обидеть».
Все это дает ощущение, которое мы забыли с детства. То ощущение,  для которого в русском не найдешь более верного понятия, чем–  «как за каменной стеной».
Тем более, что в свои годы, войдя в положение старшего, ведёт Кантемиров себя, как отец в большой семье. Традиция ли это осетинская? Но без особого строя души -  сие невозможно в той мере, какую являет он.
Это чувствуют и юные на встречах с ним. Едва знакомые  дети, подростки подбегают – обнять, прижаться, ощутить его руку на голове.
Те, кто уже вырос, более сдержаны, но тоже ждут доброго слова, жеста.
Мы все недоласканы когда-то – у взрослых  не хватало на нас времени.
А тут одна улыбка, одно касание руки – воздают сторицей за все детство.
И ласковое обращение к нам, ко всем без исключения – «Сереженька», «Валечка», «Мариночка»…и то ощущение тепла, которое приходит, когда вспоминаешь о его доме в  Новогорске – дают чувство, что  оставляешь ты там родного человека, что  обрел родственника.
И его добро – не теория. Забота проявляется действием. У журналиста, приехавшего издалека, он не забудет спросить:
-Деньги на обратную дорогу есть? Нужны? Билет есть? Позвони обязательно, как добрался домой…
Есть такое упражнение в психологии, придуманное, чтобы люди тебя воспринимали, как человека доброго и обаятельного: попробуй ощутить себя «солнцем» и бесконечно повторяй: « Я большое теплое светило».
Когда мысленно обращаешься памятью  к Кантемирову – и нет иного чувства, как -  оборачиваешься к солнцу, подставляешь лицо под его горячие лучи. 
* * *
И в то же время, его ощущаешь – ребенком.
У него детская  доверчивость к людям. Какие-то недостатки  в них  он и замечает, и дает им оценку, но при всем этом - стараясь не обидеть никого.
И не ставит плохое во главу угла.
Эта детская ясность - евангельская: «Плох не человек, а поступок».  А человеку никогда не поздно сменить дорогу, пойти по пути добра. И вот это грядущее добро – а не зло нынешнее -  нужно в нем видеть.
И как у каждого настоящего  человека, за желанием помочь другим  – у Кантемирова не доходят до себя руки. В чем-то он оказывается удивительно беспомощным,  и окружающим  хочется опекать его и  заботиться о нем.
Это бывает -  чуть ворчливо, как у его ученицы Наташи:
-Почему  в одной рубашке сидишь, ведь холодно…
И торопливое желание помочь - у проходящего мимо знакомого:
-Зачем  встаешь? Что тебе нужно? Я принесу…
Желание послужить ему, и тревога за него -  сродни чувству взрослого по отношению к ребенку.
Вот это сочетание: воин-отец-ребенок - и является неотразимым.
* * *
Есть в «Волкодаве» Марии Семеновой удивительная сцена. Кантемиров сыграл в одноименном фильме, но не главного героя – хотя писали, любящие роман, что Волкодава отождествляют именно с ним -  в его  молодые годы. Но здесь он сыграл очередного бандита…
Так вот о сцене. Тяжелый бой отнял у героя силы. Лишь костер поддерживает его жизнь.  И тогда из тьмы начинают выходить  все, кому он сделал на своем веку добро – несут и несут в костер – кто ветку, кто полено. И пламя разгорается вновь.
Если бы в жизни была возможна эта аллегория, те, кому дорог Мухтарбек Кантемиров, с радостью поступили бы так же… И если бы каждый из них добавил в костер его жизни  хотя бы день – ждал бы его век Мафусаила…
Но это не в нашей власти. И мы можем только у Бога просить для него – долгих лет.
И покровительства – святого Георгия Победоносца.
 
Содержание

От авторов………………………………………………………………
1. Четыре дня в гостях у Мухтарбека Кантемирова…………………
2. Мухтарбек Кантемиров и конный театр «Каскадер»……………..
3. Байки конного театра………………………………………………..
 4. День рождения Мухтарбека Кантемирова…………………………



 



Литературно - художественное издание







Свичкарь Татьяна Николаевна,
Мерникова Марина Игоревна

Мухтарбек Кантемиров и конный театр «Каскадер»

Документальный роман


Авторская редакция.
Художественное оформление - Наронский А.В.
Компьютерная верстка – Ахрамеева И.Б.







Сдано в набор 18.02.2009. Подписано в печать 24.06.2009. Печать оперативная. Формат 60х84/16. Объем 35,2 усл. п.л. Уч. изд. л. 23,94.
Тираж 240 экз. Заказ № 149.
Самарское отделение Литфонда: 443001, г. Самара, ул. Самарская, 179.
Отпечатано в типографии ООО «Инсома-пресс»: 443011, г.Самара, ул. Советской Армии, 217.
По вопросам издания книги обращаться по тел. (846) 926-07-51