Бумажная жизнь

Серик Кульмешкенов
 
 За неделю жизнь вкорне изменилась. Он лежал на полу между креслом и огромным книжным шкафом. Ещё недавно это был его дом. Точнее, его домом была книга из этого тёмного, застеклённого шкафа набитого рядами совершенно разных книг – от тонких и невзрачных, до солидных и гордых своим содержанием фолиантов.. Они всё ещё там и вряд ли кто  заметил что произошла микрокатострофа с кем-то. Хотя, может ещё и не катастрофа, но  страшновато и очень неуютно лежать прогнувшись на изгибе плинтуса и боком опираясь на массивную громаду книгохранилища...

 Это был небольшого роста бумажный прямоугольник. Не просто кусочек бумаги или даже пергамента, а Некто. Звали этого некто Экслибрис и был он из старинного рода гравюр. Даже из очень высокого сословия гравюр на меди. Но это так, для представления моего героя. Сейчас ему было не до кичливости, хотя подобной черты никто из его окружения никогда не замечал.. Экслибрис лежал как любой и по рассеянности оброненный хозяином, не дай Бог забытый надолго!, предмет.  Как открытка, использованный железнодорожный билет или купюра...
  Что? Сколько ему лет, преклонного ли он возраста?.. Это трудно соизмерить с человеческой жизнью. Попади он в надёжные руки хранителей Лувра или Эрмитажа, вполне мог бы жить тысячи лет. Или до ближайшего вселенского апокалипсиса, когда Лувр, Эрмитаж с их блеском и собачья будка крытая толью где-то в подмосковьe, сравнялись бы по значимости и обратились в ничто. И Экслибрис тоже. На самом деле, с момента когда он стал Экслибрисом прошло 25 лет. Точнее, 25 лет и одна неделя. Неделя паники и заброшенности. 
  Где-то далеко хлопнула дверь и лёгкий сквозняк, миновав шкаф и слегка закрутившись у кресла, приподнял Экслибрис и мягко уложил на пол. И опять тихо...Только за стеной каминные часы чуть слышно отсчитывали время... Время вообще или время чьей-то жизни? Разве это не одно и то же?.. Жизнь состоит из времени - поры детства, юношества, любви, потери... А время состоит из самого себя и немножко истории - доисторическое, эпоха Возрождения, времена Шекспира и Петра Первого, пора «собирать и разбрасывать»...

  Четверть века Экслибрис жил в книге и был её составной частью.  Это был сборник рассказов Сигизмунда Кржижановского и, с первых дней появления в книге, Экслибриса стали навещать герои книги.. С достоинством и, в то же время, горячей импульсивностью визитировал барон Мюнхаузен. Он вечно спешил, поэтому лишь краткое рукопожатие с аристократическим новичком и галантный жест ухода.. Забегали Убежавшие Пальцы и с истинным трепетом пианиста трясли руку. Они сразу понравились юному Экслибрису... Заходил счастливый Поэт и читал свои стихи... Собиратель Щелей интересовался – нет ли случайных трещин на юном создании.. Со вздохом ушёл, обещая заглянуть лет через тридцать...Шумной гурьбой впархивали Чуть-Чути и  им чуточку всё было не так.. Там чуть линия не того цвета, там петит чуточку приподнимает голову.. Но это не было грубо и их мурашиный писк был забавен... Вскоре Экслибрис знал всех обитателей его дома. К нему приходили даже буквы и знаки препинания... Буква «А» была прелесть и всё время беспокоилась чтобы её острый шпиль не поцарапал гравюрную сущность... Буквы заглядывали в разной последовательности, но вторым был парный визит букв «Э» и английской «Е». Обе сочли долгом поприветствовать особу, имя коей начиналась именно с них.  Более гордой была «Э», но «Е», хоть и говорила лишь  на английском и латыни, была не менее уверенной в себе. Всё-таки, и экслибрис и ex libris – одно и то же лицо. Последней из букв в череде первого знакомства, естественно была «Я». Она пришла не одна. С ней был Якоби, который якобы... Да ладно, это уже сплетни и Экслибриса это не интересовало. Господин Якоби, в силу своей научной занятости, был далёк от искусства и филологии и его притащила «Я». Они дружили по известной причине...
 С визитом знаков препинания было чуть (Чуть-Чути встрепенулись...) сложнее... Они совсем не препинались и, Боже упаси!, не пинались.  Восклицательный лишь охал и ахал в восторге... Ну, это и не удивительно при виде молодого и утончённого Экслибриса, блиставшего и красотой и содержанием... Вопросительный более молчал, полусогнувшись.. Экслибрис его даже пожалел, подумав что со временем и его так же согнёт... Аскетка Точка была очень категоричной и это не совсем нравилось. То ли дело Запятая, хотя... Вроде понятно – идти можно, но куда?... Кавычки говорили лишь цитатами и Экслибрису было неудобно, словно его сжали с боков и вели сквозь строй... Но, некоторые цитаты были к месту и это снимало напряжение... Вот таким были первые месяцы жизни в книге...  Гости приходили и из соседних книг и было в них много общего. Не удивительно, так как у владельца книжного шкафа был строгий подход к определению места каждой книге. Поэтому (тут поднял голову Поэт и замер..) книги одного автора плечом к плечу поддерживали друг друга... С годами Экслибрис перезнакомился со всеми обитателями книжного замка... Даже встретил немало других экслибрисов и завёл тесную дружбу... Оказалось что он был единственным представителем гравюры на меди и остальные экслибрисы с неким подобострастием к нему относились. Но, как отметил, кичливости у него не было и через краткое время все приняли его за своего.

 Да, Экслибрис из рода гравюр на меди выделялся на общем фоне... Даже по жизни доэкслибрисной, он был не просто бумагой, а бумагой особого сорта – офортной. На такой обычно не рисуют голубей мира (практически возможно, но история такого не помнит), не муштруют правописание, не печатают свидетельства о рождении или партбилеты... Его тело изначально было предназначено лишь к одному – стать когда-то гравюрой. Поэтому происхождения остальных экслибрисов шкафа было другим и рангами пониже. Правда было исключение – те, кто имели тонкое и изящное тело бумаги ручной выделки. Они говорили с сильным акцентом и можно было понять что их прародина где-то в Китае или Японии.. 
 Экслибрис хоть и был бумагой непростой, но до статуса «экслибрис» оставался той же пустой бумагой. Он был как все в общей группе себе же подобных. Так длилось долго...  Человек так обычно проводит жизнь в коллективных сообществах пока не станет, а может никогда не станет, Кем-то.  Школа с однородной массой сверстников.. Институт, где пытаются из общей массы выжать уже не серое вещество, а что-то яркое... Если это армия, то картинка более ощутима и выделение из общего строя наказуемо. Униформа, шеренги по росту, доклад по уставу... Единая пятнисто-зелёная масса. Да и в общесте такое было. Общие маёвки, поднимание залежных земель и опускание чести с достоинством. И всё коллективно, в ногу. Как на парадах, в образе жизни. Как все...
  Почти так жил тот, кто ещё и не знал кем он станет. Годами лежал в общей и ровной стопке бумаг похожих как близнецы друг на друга... Они все знали что это временно и жизненные университеты разбросают по делам каждого...

 В один день, молодая женщина пришла в Лавку Художника и купила пачку офортной бумаги. Её звали Ильза – талантливая выпускница престижного универа исскуств в Москве... Гравюра была пламенем её сердца, настолько горячим что в свои 30 лет нисколько не думала о личной жизни и полностью отдавалсь миру особой передачи мысли во внешний мир. Её заметили ещё на подступе к универу, когда она рисовала на Арбате... Далее – более.  Время для Ильзы перестало существовать. Она не слышала тикания каминных, тем более курантов Спасской. Это как рождение. Хватаешь кричаще-захлёбывающимся ртом живительный кислород, чувствуешь боль в разрывающихся лёгких, слепящий свет нового мира. Твой мозг под ударом внешнего давления и атомов кислорода приходит в бешеную активность и начинает давать команды каждой клетке тела. Это жизнь!  Это как ощущала себя всегда Ильза – бег, борьба сознания с тем что под.  Всегда побеждало Под...
  Тот, кто ещё не был Экслибрисом, перекочевал в мастерскую Ильзы, а это значило – недалёк момент выхода в большую жизнь. Пока он был в общем строю, колонне, обществе таких же листов... Прошло немало времени – год, два?.. Ильза работала с душой, а не быстро. Хотя, затягивать надолго она не любила... Просто было много идей, много заказов и мало времени... Жила она в Москве, но мастерская была на подмосковной даче, доставшейся ей от отца, тоже художника... От него же, как часть наследства, осталась дача и пёс, живший скромно в будке под толью.. Жить в будке или на диване гостиной – псу было наплевать! Его любила хозяйка, а он её...

  В один день у Ильзы появился очередной заказчик. Он отличался от многих тем что был Самим Собой. Что это такое?.. Хм-м..  Время оно тоже само по себе, но не властно над собой и не знает, не может знать, что  с этим делать. Этот заказчик знал, он чувствовал... Он принёс с собой томик Сигизмунда Кржижановского и прочёл несколько рассказов... Была пауза. Хотя, нет!  Время чтения часто преремежалось реакцией Ильзы – в глазах, всплесках, междометиях... Её подсознание словно стояло на цыпочках и, волна за волной, прокатыала мурашки по спине молодой женщины. С каждым словом, фразой, персонажами рассказов Ильза ощущала как этот мир гармонично сплетается, вьётся и кружится с её жизнью. Старик Кант возник как призрак и насмешливо наблюдал за  двоими в комнате. Ильза не то что ощущала, она видела как обнажаясь, вычерчивается и заполняются оболочкой физики словесные морфемы... Она уже чётко представляла каким будет экслибрис, уже зарождающийся в чреве её сознания.  Странно, она планировала встречу с заказчиком не более чем на час... Прошло шесть часов..  В мастерской уже остыли от теплоты рук штихеля, а медь уже задумывалась о начале окисления...  Всего этого ещё не рождённый Экслибрис не мог знать. Он лежал вытянувшись в общей стопке, где с каждой снятой сверху бумагой, начинал появляться какой-то тёплый свет...

  Этот день наступил. Он наступает как неизбежность, как вынужденная операция во имя спасения жизни и ты, с холодком в сердце и желудке, молча следуешь предстоящему..  Вначале была купель – аккуратно нарезанные листы бумаги опустили в цинковую ванну с водой. Время от времени руки Ильзы брали один из листков, аккуратно удаляли излишек влаги и..  Начиналось таинство восхождения от просто бумаги до сословия - ГРАВЮРА!  Наконец пошёл и Он.. Руки Ильзы, как руки опытного акушера, знали своё дело. Чуть влажный лист бумаги лёг на медную пластинку. Вначале всё было обычно – лежишь и всё. Но долго лежать не позволял процесс. Мощное давление пресса вдавило бумагу в в обьятия медной пластинки и она отдалась, передав богатейшую фантазию Ильзы в тело Экслибриса.  Он чувствовал боль когда его отдирали от пластинки. Его ломило. Он чувствовал как  всё его тело изрезано тонкими штрихами награвированной меди... И ощущение инородства ему не прсущего.. Это было Рождение со всеми неудобствами естества...  Придя в себя, Экслибрис долго чувствовал будто на его теле выжгли что-то тавром. Как-то стягивало вольный дух чужой волей... Это скоро прошло. Потом появился заказчик. С немым восторгом его зрачки скользили по небольшому белому листку с изображением в центре...Каллиграфическая лента текста сверху – «Ex libris Заказчика», а под ним... О! Что было под ним...В седовласом профиле Заказчик сразу увидел Эммануила Канта, из головы которого мощными перепадами паробол взвивались готические шпили и ртутно мерцавшие ядра молекулярной структуры Вселенной и опрокинутье навзничь платаны с запутавшейся в их кронах немой латынью - «INGENIO, CAETERA MORTIS ERUNT”...
 Тираж экслибриса переместился в портфель Заказчика. Вот так и оказался Экслибрис соседом с Чуть-Чутями, Мюнхаузеном, Сократом и Пауком, и прочими обитателями библиотеки...

 За все свои долгие годы проживания в книге Экслибрис ни о чём не беспокоился. Было уютно чувствовать  надёжность защиты переплёта и теплоту соседей.  Но в тот день хозяин книг был несколько взволнован и не раз подходил к книгам.. Затем он извлёк томик с Экслибрисом и что-то читал про себя.. Но Экслибрис слышал что именно читает хозяин, потому что все буквы старались показать своё звучание... Хозяин читал «Катастрофу»..... Экслибрис похолодел от ощущения чего-то вот-вот грядущего... Он так напрягся, что не заметил как тонкая полоска его верха, легко отстала от книги.  Время освободило бумагу от старого клея и клей не противился этому из-за своей дряхлости. Экслибрис дёрнулся и стал скользить по листу, чуть наискосок, а затем вырвался наружу и запланировал вниз... Ему не было знакомо чувство полёта, он привык многие годы к статичности кнжиного мира... Книга закрылась, вернулась на своё место.. Хозяин сидел в кресле, пил коньяк и о чём-то долго думал...
  ..
  Врачей вызвала домработница, хотя и сама понимала что это не поможет.. Похороны были не пышные. В компании провожающих была женщина со следами былой красоты на бледном лице. Плакала лишь она.

  Позже, домработница в последний раз заглянула в квартиру, вытерла  пыль, собрала весь валявшийся на полу мусор и тихо покинула квартиру.

7 июля 2009 г.