Дюймовочка

Светлана Тимофеевна Никольская
На странице – иллюстрация рисунка Сиимы Скоп




   Как громко и весело звучит музыка. Вальс… вальс… вальс. Как ярко горят фонари и, кружась пушистыми снежинками, медленно падает под их ярким светом снег.
   В такт музыки пролетают на коньках пары за парами, и мы с Юрасиком тоже плавно летим по ледяным дорожкам: один круг за другим и, обгоняя веселые парочки, мы смеёмся и радуемся этим незабываемым зимним вечерам на ледяном катке в Парке Горького. Как хорошо в эти волшебные часы забыть о лекциях, зачетах, экзаменах и просто жить, держа друг друга за руки, чувствуя тепло и что-то еще, пока непонятное нам двоим, но волнующее и прекрасное.
   Музыка меняет темп и нам приходится убыстрять движение, и мы уже летим, и все летит, это какое-то волшебство! И вот – я падаю! Вслед за собой тяну Юрасика, мы лёжа еще продолжаем свой путь по льду, а потом сваливаемся в сугроб и лежим раскрасневшиеся, хохочущие, радостно глядя друг на друга.
– Злата, тебе не больно?
– Нет, Юрасик, мне очень больно, я… умираю, – раскинув руки на снегу и закрыв глаза, отвечаю я.
– Ну, Златка, не умирай, прошу тебя, – умоляет Юрасик, нежно целуя меня в носик. – Вставай, Злата, а то простудишься.
   Мы отряхиваем друг друга и направляемся в раздевалку. Там сдаем коньки, получаем свою обувь и, переодевшись, спешим за свободный столик. Стакан горячего кофе с молоком и вкусным печеным пирожком – это так вовремя! Наконец, мы встаем и направляемся к выходу, уставшие и счастливые.
– Тебе холодно? – спрашивает меня Юрасик, нежно обнимая за плечи.
– Ну, что ты, мне тепло, мне даже жарко!
Я срываю с головы голубую вязаную шапочку. Копна золотых шелковистых волос рассыпается по моим плечам.
– Какие чудесные золотые волосы! Тебя, верно, поэтому назвали Златой, да?
– Да… Моя мама рассказывала мне, что я родилась с синими глазами и золотыми волосами! И представляешь, она до сих пор хранит в шкатулке золотые колечки моих волос. Я тебе покажу, если захочешь.
– Ты красивая…
– А ты, Юрасик – самый, самый обаятельный и самый, самый умный студент на всем курсе!.. Нет, во всей Москве!
– И Московской области, – улыбаясь, добавляет Юрасик.
– И даже до самой, до самой Камчатки! – с восторгом заключаю я. Мы смеемся. Вот и метро. Юрасик провожает меня до дома, и мы расстаемся, освобождая так крепко сжатые руки, улыбаясь и почему-то смущаясь.
– До завтра, встретимся на лекции.
– До свидания, Юра-а-а-сик, до свидания-я-я-я.

   Я вбежала в аудиторию, тихонечко присела на свободное место, лекция уже началась. После свидания на катке я долго не могла уснуть от нахлынувших чувств и – проспала. Я вытащила нужную тетрадку и стала записывать. В промежутках смотрю вниз, пытаясь увидеть Юрасика. Вот и он, делает мне знаки спуститься – у него рядом свободное место.
   Учеба, лекции, семинары, бегаем из аудитории в аудиторию, в перерывах сглатываем пирожок с капустой, разговариваем, обмениваемся новостями – в общем, началась учебная жизнь. Вокруг Юрасика вечно толпятся девочки, строят ему глазки, кокетливо улыбаются. Еще бы, Юрий Романов – лучший студент курса, отличник, высокий и симпатичный, такого парня девочки не упустят. Но я тоже не мямля, у меня свои методы борьбы за Юрасика. После занятий мы идем в студенческую столовую, обедаем и до следующего дня – свободны. Я вспоминаю о своих тайных уловках и обращаюсь к нему:
– Юрасик, ты можешь мне объяснить сегодняшний материал по интегралам? Что-то я ничего не поняла.
– Конечно, Златочка, сейчас найдем свободную комнату и я тебе все, все растолкую, ну, объясню подробно, – успокаивает меня Юрасик. И он начинает долго и вдохновенно говорить об интегралах как о любимой девушке. У него просто педагогический талант! И что-нибудь объяснить для него такая же радость как артисту выйти на сцену.
– Ну, теперь тебе понятно, Злата? – спрашивает он. Я опускаю глаза и, краснея, говорю ему, что пока еще не все дошло. И Юрасик вновь терпеливо повторяет материал.
– Ну, как, Златочка, все ясно?
– Юрасик, вот, если бы ты мне объяснил… – и я показываю на какую-то закорючку в тетрадке. И так два часа локоть к локтю мы сидим вместе. Я влюблено смотрю на него, мне давно уже все ясно, но я продолжаю задавать ему вопрос за вопросом. Для меня – это интимное свидание, когда сердце стучит, кровь приливает к щекам, и я смотрю на него и знаю, что эти 2-3 часа – мои! Девочки заглядывают в аудиторию и, увидев нас, ехидно улыбаются. Но вот мы закончили, одеваемся и довольные бежим на морозную улицу.
– Злата, хочешь, пойдем в кино? – обнимая меня, спрашивает Юрасик.
– А куда, Юрасик?
– А куда-нибудь… – и он на минутку задумался.
– Ой, я придумала! У нас в панорамном идет хороший фильм «Ночи Кабирии». Пойдем?
– Ну, Златка, ты молодец! Феллини – ведь это здорово!
   Мы подъезжаем к кинотеатру «Мир», что на Цветном бульваре, бежим к кассам. На все сеансы билеты уже проданы.
– Будем «стрелять», – говорит Юрасик. Народу полно, мы мечемся, спрашивая лишний билетик. И вот, какая-то пожилая пара подходит к нам и предлагает два билета. Ура! Повезло! Мы благодарим их, отдаем деньги, и они уходят, с улыбкой оглядывая нас.
– Ты везучая, Златка.
– Нет, это ты – везучий!
Мы обнимаемся и счастливые направляемся в кинотеатр.
   «Ночи Кабирии» – о, какой это замечательный фильм, мы смотрим, не отрываясь от экрана, переживаем, особенно я: смеюсь, плачу. Юрасик вытирает мои слезы (я, наверно, уронила платок), обнимает меня и целует. Я вздрагиваю от неожиданности и счастья. Этот поцелуй я никогда не забуду, я прижимаюсь к нему, и мы счастливые целых три часа переживаем все, что одновременно происходит на экране и в нас самих. Три часа счастья, боли, страдания за маленькую Кабирию (Джульетту Мазина), за ее радости и слезы, за ее нелепую, но такую милую походку, за всю ее такую же нелепую, но сострадательную жизнь.
   Как хорошо смотреть такой гениальный фильм и быть сопричастниками этому явлению, переживать вдвоем, вместе, в темном зале, где сотни людей чувствуют, по-видимому, то же, что и мы. Это содружество, эта магия кино, это великий Федерико Феллини объединил нас всех, давая нам возможность прикоснуться к великому искусству.
   Фильм заканчивается, и Юрасик тихо, наклоняясь ко мне, говорит: «Я люблю тебя, Злата». Боже мой, я даже не могу сказать ему в ответ, что я тоже люблю его, но от волнения только смотрю на него счастливыми, полными слез, глазами. Мы выходим из кинотеатра одухотворенные и счастливые. Юрасик провожает меня домой, и мы расстаемся, потихоньку, нехотя разнимая наши руки, и я убегаю, махая ему рукой на прощание.
   Итак, всю зиму по выходным катаемся на коньках в Парке Горького. Иногда незаметно сбегаем с лекции и идем кратчайшим путем, переулками, в кинотеатр «Москва». Мы все больше привязывались друг к другу, и с каждым разом нам все труднее и труднее было расставаться. Мы ходим то в одну сторону по направлению к моему дому, потом обратно, и так по нескольку раз, пока не заледенеют пальцы рук и ног, а носы не станут красными как морковки. И вот – последний поцелуй, и я убегаю. А Юрасику предстоит еще долгий путь домой.

   Приближается весна. Начинает пригревать солнышко, бегут ручейки, воздух теплый, пьянящий, с запахом талого снега и все труднее становится просыпаться на занятия в институт. Тянет на улицу просто прогуляться по бульварам вдвоем, с трудом уже ходим на лекции, семинары, в общем, все надоело и хочется отдыхать.
   В один из таких весенних дней Юрасик приглашает меня в гости, к себе на Кутузовский. Я раздумываю, мне страшно.
– Родители ушли в театр, не пугайся, – говорит Юрасик.
– А я и не боюсь, – почему-то шепчу я ему на ухо. Мы едем к нему. Такой большой квартиры я еще не видела. Юрасик угощает меня: чай, варенье, печенье. Потом мы ходим по всей квартире, я с любопытством все разглядываю. И вдруг Юрасик садится за рояль и начинает играть. Он играет долго и вдохновенно.
– Юрасик, ты – пианист, какая музыка?!
– Рахманинов, мой любимый композитор, – скромно говорит Юрасик, подойдя ко мне. Он обнимает меня, и мы усаживаемся на диван.
– Златка, какая ты замечательная. Я люблю тебя.
– Юрасик, и я тебя тоже.
Мы обнимается, целуемся весь вечер. Уже стемнело, я хотела включить свет, но Юрасик, удерживая меня в объятиях, тихо прошептал, что нам ведь и так хорошо.
– Скажи, Злата, а почему ты меня называешь Юрасиком, меня никто так раньше не звал, даже, когда я был маленьким.
– А что, тебе не нравится? – взволновалась я.
– Нет, нет, наоборот! Это потрясающе, это просто уникально, и как это ты придумала?! Мне очень, очень нравится!
И мы снова обнимаемся и целуемся.
– Ищи меня, Юрасик! – и я выскакиваю из его рук, и убегаю в другую комнату. – Давай играть в прятки!
Мы бегаем по всей квартире, то Юрасик меня находит и начинает целовать, то я его нахожу, и мы снова целуемся, обнимаемся. Набегавшись, сваливаемся на диван, счастливые, усталые и лежим, обнявшись, думая каждый о чем-то своем и о нас вместе, о любви, которая так неожиданно, как большая волна, накрыла нас, и мы готовы утонуть под ней, только вдвоем. Вдруг я вскакиваю.
– Юрасик, посмотри на часы, ведь уже десять! Скоро придут твои родители, что они скажут? Надо быстренько все убрать, ты меня проводишь?
Юрасик расстроенный, упрашивает меня посидеть еще немного.
– Нет, Юрасик, я одеваюсь. Мне неловко будет перед твоими родителями.
И Юрасик нехотя поднимается, и мы уходим. Вот и станция метро «Площадь революции». Юрасик предлагает пройтись пешком до моего дома. Вечерние огни на улице создают романтическое настроение. Обнявшись, мы вслушиваемся в тишину улиц, редкий прохожий обгоняет нас.
– Злата, почитай мне что-нибудь из поэзии. Я люблю слушать, как ты читаешь стихи.
Мы шли по Неглинной, у магазина «Ноты» я остановилась и, повернувшись к Юрасику, начала читать:
– «Из гостей», – произношу я название стихотворения.

Ночью иду по пустынному городу
и тороплюсь
скорее – дойти – до дому,

ибо слишком трудно –
здесь, на улице,
чувствовать,

как хочу обнимать я камни.

И – как собака – деснами – руку –
руками – свои – рукава –

и – словно звуки
прессующей машины,
впечатленья о встречах в доме,
который я недавно покинул,

и – жаль – кого-то – жаль – постоянно,
как редкую границу
между черным и белым,

и – тот наклон головы, при котором
словно издали помню тебя,

я сохраню до утра,

сползая локтями по столу,
как по воску.

Я помолчала, мы тихонечко двинулись дальше по дороге, и вот снова читаю:

Бледное лицо
золотая кожура тишины!..

Где-то движутся сны
налегке,
и нет ничего,
кроме заигрывания бога
с самим собой
за этим его

прикрытием.

И – из этой игры
дочеловеческих начал
мне остается
познанье тоски.

– А теперь, Юрасик, последнее. «Сказка тебе – на прощание».

В церкви играли
в прятки.
Маленькая золотоволосая девочка
пряталась за аналоем.

Я долго ее искал.
Свечи горели
Просто и ясно.

Вечером приблизилось пенье.
Я стоял
в толпе у дверей
И вдруг заметил,

что плачут давно уже все.

– Вот и мой дом, – как бы очнулась я.
– Злата, милая, это твои стихи?
– Ну, что ты, Юрасик, это стихи одного молодого поэта Геннадия Айги. Я его очень люблю, и часто вслух читаю стихи, когда остаюсь одна дома.
– Ты замечательно читаешь, а стихи – просто гениальные.
– Да, он – гений! – восторженно добавила я и смутилась. Мы еще постояли немного, обнявшись, поцеловались, и Юрасик, чуть наклонив голову, промолвил:
– Я люблю тебя, Златочка.
– И я тебя тоже. Ну, пока. До свидания.
Я вбежала на лестницу, обернулась и помахала Юрасику рукой.

   Как-то на лекции появился декан факультета и сделал небольшое объявление. Он сказал, что после экзаменационной сессии мы отправляемся студенческими отрядами на Кавказ, на сбор урожая. Место пребывания: Сочи – Хоста – Гагры. В ответ последовал оглушительный радостный рев аудитории: «Ура-а-а-а!»
Поехать в июле на Черное море, какое счастье!!! После трудового дня купаться в ласковом и теплом море, загорать под южным жарким солнышком, гулять по чудесным местам. Дышать чистым воздухом. Жить все вместе (нас расселят в сельской школе). Ведь это поможет нам сблизиться, узнать друг друга, подружиться. Как ни странно, эта неожиданная новость сделала нас собраннее, мы тщательно посещали все лекции и семинары, чтобы успешно сдать зачеты и экзамены. И даже стали подумывать, что возьмем с собой, в общем, готовили чемоданы.
   Быстро пролетел конец апреля, май, мы всё сдавали успешно и, наконец, последний прыжок – экзаменационная сессия. А уже 4-го июля отправляемся на поезде Москва–Сочи в путь, в дорогу, «в прекрасное далёко»! На перроне очень, очень много народу: тут и студенты, преподаватели, родные, мамы, папы, сестры, братья. Шум, суета, лозунги и номера отрядов высовываются над толпой, много-много цветов. Все прощаются с родными, друзьями и вот – поезд медленно тронулся. Мы высовываемся из окон, машем руками, цветами и кричим: «До свидания-я-я-я!» Уже скрылись из виду провожающие, а мы все стоим у открытых окон как заколдованные, немного грустные, но больше все-таки радостные.
   Мы в пути. Устраиваемся, разбираем и укладываем спальные принадлежности. Гуляем по вагонам, смотрим, кто как устроился. Я с Юрасиком в одном вагоне. На больших остановках поезда выходим, покупаем у бабушек всякие вкусности: ягоды, фрукты, соленья, варенья, пирожки. И снова в путь, в дорогу. Сеня Иванов играет на гитаре, мы все собираемся в его купе и подпеваем. Весело, уютно. Юрасик просит Сеню наиграть мелодию романса. «А Злата нам споет, да, Златочка?» И я потихоньку начинаю петь:

Лишь только вечер затеплится синий
Лишь только звезды блеснут в небесах
И черемух серебряный иней
Жемчугами украсит роса

Отвори потихоньку калитку
И войди в дивный сад ты как тень
Не забудь потеплее накидку
Кружева на головку надень.

Все хлопают.
– Златка, у тебя такой красивый голос, а главное – душа!
– У меня голос на две октавы, как говорила моя учительница.
Итак, весь вечер поем, разговариваем, рассказываем анекдоты и всякие смешные истории. «Да! Кто не знает студенческой жизни, тот многого не знает!» – многозначительно говорит Юрасик. Вот и ночь пришла, а мы все не успокоимся. Бегаем друг к другу, смотрим в окно в темноту ночи. И только с рассветом засыпаем. А утром все начинается заново. И вот, наконец, приближаемся к месту нашего назначения – городу Сочи. Целой гурьбой из трех вагонов вываливаемся мы с вещами. И – о, море!
   Началась наша новая жизнь: утром и днем собираем урожай яблок, а вечером – прогулки по набережной, купание, поездки на электричке до Гагры. Нас восхищает дивная красота здешней природы. А Гагры – это вообще что-то! Вот и ресторан, построенный только из дерева, необыкновенной архитектуры. Мы часто с Юрасиком заходим туда, чтобы покушать или просто посидеть за чашечкой кофе с мороженым. Потом долго гуляем, почти не спим, а уже в шесть утра надо вставать на работу. В свободное же время стараемся уйти в горы, наслаждаемся возможностью побыть вдвоем. Мы так влюблены друг в друга, что не скрываем это от однокурсников, которые иногда кричат нам вслед: «Вон наши жених и невеста уже «намылились» куда-то!» В ответ нам остается только улыбнуться, и вперед – к морю. Особенно нам нравится купаться ночью. Море темное, даже страшно немного, но лунная дорожка вселяет уверенность, мы бросаемся в воду и плывем рядышком. Иногда Юрасик неожиданно ныряет, пугая меня, но потом он выныривает, целует меня в щеку, и мы плывем дальше. Издалека смотрим на берег, на огни города, на зеленые, а сейчас черные горы и, наконец, плывем обратно. Одевшись после вечернего купания, возвращаемся «домой». Последний поцелуй, и я бегу в женскую комнату, а Юрасик – к ребятам в мужскую. Так великолепно проходит время и уже остается не так много дней.
   Однажды вечером Юрасик предлагает пойти погулять в горы, ну, конечно, недалеко. Мы часто совершали такие прогулки. Но в этот раз мне стало как-то тревожно. Юрасик обнял меня, и мы бродили, наперебой рассказывая друг другу всякие истории. Целовались, строили планы на будущее. И вдруг Юрасик неожиданно схватил меня за плечи, крепко до боли прижал к себе.
– Златка, милая, я люблю тебя, я буду любить тебя всю жизнь… Я больше не могу так!
Он повалил меня на траву и неистово стал целовать щеки, губы, плечи, грудь…
– Юрасик, что ты делаешь, подожди, – вырвавшись из его объятий, вскрикнула я. Но он стал еще больше прежнего упрашивать, умолять, хватал меня за руки, прижимая к себе. И тут я увидела странный блеск в его глазах. Я снова с силой оттолкнула его, и отбежала на некоторое расстояние. Он упал на землю, стал карабкаться ко мне, ползая и повторяя:
– Злата, Златочка, иди ко мне, не убегай!
– Я боюсь, Юрасик, встань, пожалуйста, пойдем домой!
Я побежала вниз с горы и вдруг услышала беспощадные грубые слова: «Ну, и беги одна в эту темноту, сама добирайся, тебя еще поймают местные ребята, они тебе покажут!» Я испугалась, стала умолять, чтобы он проводил меня. Но Юрасик сказал: «Нет, иди одна». И, круто развернувшись, побежал в другую сторону.
   Дрожа от страха, я бежала и молила Бога, чтобы не сбиться с пути. И вот уже школа, где мы жили. Еще, еще немного и я – на крыльце. Я перевела дыхание и побежала по коридору, наконец-то женская спальня. Я открыла дверь и, сделав еще несколько шагов, упала на кровать. Девочки бросились ко мне.
– Ты вся дрожишь, что с тобой, что случилось? – пыталась выяснить Аня.
– Мы очень сильно поссорились с Юрасиком. Все. Оставьте меня…
Так я лежала, вздрагивая, всхлипывая в подушку, и вскоре уснула. Утром пошла на работу вместе со всеми. Юрасик не заходил, а вечером, вернувшись, я приняла душ и сразу легла в постель. Прошло несколько часов – Юрасика все не было. Пробило 11 вечера, как вдруг, постучав, вошел Юрасик. Он подошел к моей кровати, присел на краешек и сказал: «Злата, прости меня». Потом резко встал и вышел из комнаты.
   Через день мы уезжали домой. А в сентябре все пришли на занятия такие отдохнувшие, веселые, радостные, ведь остался последний год учебы, и мы – уже специалисты. Я пыталась увидеть Юрасика среди этой толпы, но он постоянно скрывался, всячески избегая меня. И до конца учебы он ни разу не подошел ко мне, а если видел, что я направляюсь к нему, резко поворачивал в другую сторону. Больше мы с ним не встречались. Наше расставание стало для меня глубоким душевным потрясением. Порой мне казалось, что я никогда не смогу пережить все это. Что я сделала не так?! Ведь мы любили друг друга! Я ничего не могла понять. Для меня это так и осталось трагической загадкой. Теперь надо было жить дальше, в полном одиночестве…
   Прощай, мой Юрасик, прощай, моя радость, прощай, любовь моя.
   Как во сне я продолжала ходить на занятия, прилежно сдавала все задания, и все время думала о Юрасике. Приближался день его рождения, 27 февраля. Я ждала этого дня, чтобы поздравить его, и ходила по магазинам, присматривая подарок. Наконец купила красивые черные кожаные перчатки, но мне хотелось чем-нибудь порадовать Юрасика, чтобы он улыбнулся. Я зашла в «Детский мир» и в отделе игрушек долго, долго рассматривала витрины. Там я увидела «Дюймовочку»: игрушечная девочка стояла в центре распустившегося цветка-лотоса такая маленькая, хорошенькая в длинном платьице с длинными золотыми волосами и с синими огромными глазами. Я улыбнулась. Она мне очень понравилась. А продавец объяснила, что в игрушке есть поршенек, нажимая на него, постепенно раскрываются лепестки лотоса, и в центре цветка появляется Дюймовочка. Купив игрушку, я побежала на почту, и вместе с поздравительной открыткой вложила в бандероль свои подарки. Прошла неделя, другая, но ничего не изменилось, Юрасик, как и прежде, избегал меня… А между тем, день за днем, месяц за месяцем – время бежало быстро, я защитила диплом и была направлена по распределению в научно-исследовательский институт.

   Прошло лето, и вот я уже на работе, новый коллектив, в котором неожиданно встретила Владислава Стрельникова (он учился годом старше меня). Мы очень обрадовались друг другу, Влад расспрашивал обо всех и спросил о Романове. Я ответила, что Юру оставили в аспирантуре.
   Так началась моя взрослая жизнь. С работы я часто возвращалась домой с Владом, оказалось, что мы жили по соседству. Это был очень внимательный, красивый, обаятельный молодой человек и, по-моему, я ему нравилась. Он часто помогал мне, подсказывал по работе. Целый год мы дружили. И в один прекрасный день Влад неожиданно сказал мне: «Злата, выходи за меня замуж. Я буду счастлив». Я так растерялась, что ничего не могла ему сразу ответить. Увидев мое состояние, Влад добавил: «Злата, я не тороплю, ты подумай».
   Через полгода мы поженились. Как ни странно, я была просто счастлива. Влад оказался замечательным мужем и другом. Через год совместной счастливой жизни я родила сына в роддоме Грауэрмана, а так как у меня был митральный порог сердца, то роды принимала целая комиссия. Но все обошлось благополучно. Я и малыш были здоровы. Влад встречал нас с букетом роз, на лице его сияла радость. Сына мы назвали Артёмом, Тёмочкой. Я на время бросила работу, так как заботы о маленьком: кормление, гуляние, пеленки, распашонки и другие домашние дела отнимали много времени и сил. По воскресеньям мы с Владом отправлялись с коляской на бульвар прогуливать Тёму. Жили мы дружно и все больше и больше влюблялись друг в друга. Влад писал диссертацию, но и помогал мне с малышом. Через год, когда Тёму отдали в ясли-сад, я вернулась в институт. Жизнь продолжалась, семья наша крепла. А еще через несколько лет у нас появились близняшки: мальчик и девочка – Алексей и Анна. Так в нашей семье родилось «Три А»: Артём, Анна и Алексей! Мы очень любили своих детей, я оказалась сумасшедшей матерью, а Влад еще и замечательным отцом. Правда было очень тяжело управляться с тремя детьми, да еще с близняшками, порой я падала от усталости и бессонных ночей. Мама Влада помогала нам. Мои родители купили нам трехкомнатную квартиру в Кунцево, просторную и удобную с большой кухней и лоджиями. А Владику его папа с мамой подарили машину.
   Детишки росли. Когда Анечке и Алексею исполнилось два годика, мы их тоже определили в ясли-сад, а Тёмочка уже пошел в школу в 1-ый класс. Так все постепенно утряслось. К этому времени Влад защитил диссертацию.
   Каждое лето, в отпуск мы всей семьей отправлялись на машине в Крым. Помню наше первое путешествие в Новый Свет, знаменитое своим заводом Шампанских вин, а также своей закрытостью, небольшим пляжем, на котором кроме нас никого не было. Мы купались, загорали, а потом поднимались наверх, в горы, где стояла наша машина и палаточный дом. А вечером, когда дети уже спали, открывали бутылочку Шампанского, медленно пили это прекрасное вино и тихо разговаривали почти всю ночь. Потом два года отдыхали в Коктебеле, замечательном курортном местечке, любимом поэтами, писателями и художниками. Там старший наш Тёма часами простаивал у мольбертов художников, рисовавших море и окрестные пейзажи. Впоследствии Тёмочка и сам стал рисовать. Это увлечение сказалось в будущем на выборе его профессии. Он поступил в архитектурный институт, а потом окончательно определился и стал художником.
   Из Коктебеля часто заезжали на машине в Феодосию, посещали картинную галерею Айвазовского, гуляли по городу, фотографировались. С каждым следующим годом мы медленно продвигались по Крыму с востока на запад – Рыбачье, Алушта, Гурзуф, Ялта… Ялту мы особенно любили и старались обязательно побывать в Домике А.П.Чехова и дети, даже маленькие близняшки, с удовольствием слушали экскурсовода. Вечерами гуляли по набережной, это было просто чудо! Ресторанчики, кафе, песни, теплый вечерний воздух, кругом огни, отдыхающие, музыка. А потом был Севастополь, красивый военно-морской порт – крепость. В этот раз нам очень повезло, так как в городе проходили торжества и гуляния по случаю праздника Военно-морского флота. Для детей и для нас взрослых это было впечатляющее зрелище – парад пароходов, эсминцев, ракеты, салют! А на следующий день нам удалось увидеть панораму «Оборона Севастополя» и диораму «Штурм Сапун-горы». Дети, особенно мальчики, с интересом всматривались в военные баталии, сами начинали играть в войну, копировали позы и движения солдат, защищавших этот замечательный город. Мы возвращались в Москву загорелые, отдохнувшие, с массой впечатлений от всего увиденного. Влад с Тёмочкой проявляли пленки, печатали фотографии, и потом всей семьей с интересом все обсуждали и вспоминали.
   Мы всегда с нетерпением ждали отпуска, дети грезили морем, а Влад подводной охотой. Именно поэтому все последние годы прочно обосновались за маленькой Оленевкой, что западнее Евпатории. Это почти пустынное место, редко, когда пройдет за весь день одна грузовая машина или на 2-3 часа задержится отряд аквалангистов. Здесь в полной тишине и одиночестве на берегу моря мы ставили складной дом «Гдыня-4», который Влад при моей минимальной поддержке собирал за 40 минут. Рядом стояла машина и отдыхай, купайся, сколько хочешь! Влад уходил в море на охоту (у него был прекрасный костюм, я называла его «ихтиандром»), и через несколько часов он возвращался с целой сеткой рыбы у пояса, которую он тут же коптил, и мы с удовольствием ее поглощали. Дети купались, а я занималась хозяйством – стирала, готовила на свежем воздухе. Все было приспособлено, благодаря Владу.
   И вот уже приближалось 20-летие нашей совместной жизни. Мы отмечали в ресторане «Славянский базар». Кроме родственников, пришли наши друзья: несколько моих сокурсниц и сослуживцы Влада. Мы бурно обменивались рабочими и семейными радостями и прочими новостями. Влад все время произносил тост за меня, восхищаясь и подчеркивая, что после 20-ти лет брака «моя Златочка стала еще красивее».
– Посмотрите на ее золотые пышные волосы, на ее фигуру (это после троих детей), на синие, как небеса, глаза, – говорил он, радуясь, как ребенок. Я, смеясь, отвечала, что все эти качества сохранились и приумножились благодаря такому замечательному мужу, как мой Владочка. Затем пошли всякие разговорчики о знакомых. Кто-то, по-моему, Аня сказала: «А наш Юрий-то Романов – теперь известный ученый, профессор, объездил весь мир с лекциями. Его учебник вышел на семи языках (английском, немецком, французском, испанском, итальянском и даже на японском). Живет один с матерью и до сих пор неженат. Ходят слухи, – продолжала Аня, – что много женщин поломали свои судьбы из-за него, ушли из семей и стали вечными его «рабынями». А в последнее время Романова уже окружают молодые девочки, по уши влюбленные в своего профессора».
   В общем, посидели мы на славу, много пели, танцевали. Так весело было в последний раз. Уже через год жизнь круто изменилась. В магазинах пусто, на работе делаем заказы на продукты. 1990-е годы. Вовсю шла перестройка. Танки на улицах, войны, на грани нищеты оказался народ. Разваливается промышленность, сельское хозяйство, наука. По нескольку месяцев не платят зарплату. Жить стало тяжело. Старший Тёма успел закончить институт. А вот младшие Анечка и Алексей еще только в 9 классе. И Влад принимает решение организовать свой бизнес и уходит из института.
   Кончилась наша размеренная жизнь, стихла гитара Влада, и песни уже не звучали в нашем доме. Влад работал чуть ли не по 24 часа в сутки. Слава Богу, дела у него пошли хорошо. Анечка благополучно поступила на филологический факультет, а Алексей – на экономический. Но когда Влад приходил домой, сердце мое сжималось от боли.
– Влад, может, ты вернешься в институт и бросишь этот бизнес.
– Ну, что ты, дорогая, – обнимая меня, говорил Влад, – пока дети не получат образование, я не могу уйти. Еще несколько лет, ну пять. Не волнуйся за меня, все будет хорошо.
   Я молчала, только тихо кивала головой. Я видела, что здоровье его ухудшается, у Влада стало болеть сердце, но он брал себя в руки, и продолжал работать. Теперь я жила в постоянном напряжении, переживая за него. Я стала часто задумываться о нашей совместной жизни, в которой я была счастливой женщиной, матерью, и всегда отдавала себе отчет в том, что за Владом я как за каменной стеной.
   Многое в этой новой «перестроечной» жизни я не могла принять и понять, я чувствовала себя беспомощной. Тревога за детей и Влада нарушали мое душевное равновесие. Алексей после 3 курса перешел на вечерний экономический, и стал работать с Владом в его бизнесе. Теперь они вдвоем рано утром уезжали на работу. Анечка – в университет. Я же продолжала ездить в институт. Неожиданно у меня открылся, если можно так сказать, талант. Я стала писать сказки для детей. Возможно, это был уход от действительности, но меня увлекал сам процесс творчества, и я по-детски удивлялась тому, откуда все это приходит! Ведь я только и успевала записывать внезапно приходящие слова, фразы, чтобы воплотить уже родившийся сюжет. Мне хотелось серьезно заняться творчеством и уйти с работы. Но Влад с каждым годом чувствовал себя все хуже. Я просила бросить изматывающий бизнес (тем более Алексей там был на хорошем счету, Анечка после окончания университета устроилась переводчицей), а Влад все откладывал. И однажды ночью ему стало плохо. Скорая помощь приехала быстро, но врачи настаивали на госпитализации, предполагая инфаркт. На следующий день я приехала к нему в больницу, диагноз, к сожалению, подтвердился. Когда Влада перевели из реанимации в палату, я сутками сидела у его кровати и тихо шептала:
– Ладочка, дорогой мой, тебе помогут, обязательно помогут. Ладочка, крепись, милый, я очень, очень тебя люблю.
   Влад закрывал глаза в знак согласия. Я нежно целовала его, гладила волосы, руки. Боже, я так любила его… Я молилась, просила Господа помочь ему. Для меня все это было каким-то кошмаром. Когда он засыпал, я тихо плакала и, как безумная, шептала ему о своей любви. Утром он открыл глаза, тихо взял мою руку и поднес ее к губам. И все. Все было кончено. Как?! Нет! За что?! Я брела домой, как полусумасшедшая, и тихо говорила: «Нет моего любимого, нет моего самого нежного, мужественного, дорогого Ладочки. Возьми меня с собой, не оставляй меня, Ладочка».
   Мне было 50 лет, когда я осталась без моего Влада. Целый год я не могла оправиться от этого удара. Дети поддерживали меня как могли. Мои красивые, чудесные, умные, благородные как их отец, наши дети – теперь моя опора и надежда. Как они похожи на Влада, как они прекрасны.
   Каждую субботу я отправлялась на Троекуровское кладбище к своему Владочке. Я подолгу разговаривала с ним, рассказывая, как мы живем. Вот и сегодня в родительскую субботу я поехала к нему. Подходя к могилке, вдруг увидела высокого мужчину. Это был кто-то свой. Я не испугалась, нет. Но когда подошла ближе, то увидела, что это был Юра Романов. Он обнял меня, сказал все скорбные и утешительные слова. Но продолжал стоять. Так мы молча долго, долго стояли у могилы моего Владочки. Потом он обратился ко мне:
– Злата, я подвезу тебя на машине, ты устала.
Я рассеянно кивнула ему головой. Он взял меня под руку, и мы пошли.
– Злата, поедем ко мне, помянем Влада.
   Мы вошли в ту же квартиру, разделись и прошли в гостиную. Стол был накрыт на двоих. Я удивилась. А Юра вдруг быстро-быстро, взволнованно, не давая мне вымолвить ни слова, стал говорить, говорить отчаянно, как бы забыв обо всем на свете:
– Злата, Златочка, все эти годы я жил тобою и твоей жизнью, я подъезжал к вашему дому и ждал, я смотрел на вас с Владом через стекло машины, таких счастливых и всегда улыбающихся. Я подъезжал к детской площадке и видел, как ты играла с детьми. Я любовался вами, в этот момент я понимал, что все это могло быть и у меня. Я срывался с места и уезжал. Я ходил по субботам на кладбище, и всегда видел тебя у могилы Влада, что-то шепчущую и плачущую.
– А ты ведь стал большим ученым, – прервала его я. – Покажи мне свои книги. Особенно ту, которая на японском языке.
   Мы вошли в его кабинет. Я подошла к письменному столу и вскрикнула. На столе стояла моя Дюймовочка.
– Боже мой, моя Дюймовочка, сколько же ей лет?
– Почти тридцать, – ответил Юра, и тут же стал говорить в каком-то бешеном темпе, как будто он боялся, что я могу уйти. – Злата, Златочка, я любил тебя всю жизнь. Ты всегда была со мной. Дюймовочке я поверял все тайны, с ней я разговаривал как будто с тобой. Я не хочу больше быть своей тенью. Я хочу жить, радоваться, видеть тебя каждый день. Златочка, оставайся в моем доме навсегда. Прости меня за все, не покидай меня.
   Он тихо подошел ко мне, обнял меня нежно-нежно, он гладил мои волосы, покрывал поцелуями мое лицо.
– Как я люблю твои роскошные золотые волосы, твои бездонные, голубые глаза, моя милая, моя ненаглядная Дюймовочка.
– Юрасик, – вырвалось у меня, как будто и не было стольких лет…
   … И так обнявшись, мы стояли перед раскрытым окном долго, долго и молчали… Только тихое, легкое дуновение ветра шептало нам о любви и вечной жизни…


Декабрь 2007 г.