Последний разговор

Горхур
- Нам надо поговорить, - она встаёт перед ней, её взгляд неожиданно твёрд, - Серьёзно.
Сомнение всплывает из глубины глаз другой - той, что стоит напротив.
- А есть о чём? Мы слишком разные, чтобы быть вместе. Как будто у нас разные… миры. Ты разве ещё этого не поняла? Уже столько времени прошло – не хватило?
Тихий вздох.
- Я всё ещё верю, понимаешь. Не хочу… не хочу убивать мечту.
Короткий смешок.
- Какая же ты наивная.
Могучий торс другой – он подошёл бы и мужчине – начинает поворачиваться вокруг своей оси. Пора уходить.
- Постой!
Тонкие пальцы хватаются за широкие запястья. Тут же срываются. Но первый шаг прочь всё-таки удаётся предотвратить.
- Прошу тебя… в последний раз.
Усталое движение плечами.
- Говори, раз так.
Узкие ладони обхватывают бока, скользят вверх-вниз, прячутся под мышками. Словно их хозяйке холодно. Смертельно холодно.
А потом она начинает говорить.
- Понимаешь… Это судьба. Она сильнее нас… Нет, погоди, не перебивай, выслушай меня сначала. А то я и вовсе… запутаюсь.
Зубы на миг прикусывают нижнюю губу. Крепко. Почти до крови.
- Ты права, мы разные… Очень разные. Не слишком, нет – очень. Это ещё не приговор, слышишь?..
Другая молчит.
- Вспомни, как всё было раньше… давно. В нашу первую весну. Ты ведь помнишь, правда?.. Ну, помнишь?
Едва заметный кивок головой – с усилием, словно кто-то не даёт опустить подбородок.
А она продолжает говорить. Сбиваясь, перескакивая с одной мысли на другую – то возвращаясь назад, то убегая вперёд. То тихо-тихо, чуть различимым шёпотом, то возвышая голос. Смеясь и плача. С озорной улыбкой на устах – и отчаянной мольбой в глазах.
Прошлое оживает…



* * *


Невозможно яркая, чистая зелень молодых листьев. Солнечные лучи просвечивают сквозь эту нежную плоть, зажигая в ней крохотные искры. А рядом – розово-белый свет только-только распустившихся цветков. Конечно, можно рассмотреть каждый из лепестков – но не хочется. Куда приятней смотреть на это облако, тонуть в нём взглядом, сливаться с ним – ощущая, как жизнь и весна проникают в каждую клеточку тела, заполняют собой душу, пробуждая её после долгого зимнего сна.
Она отступает на шаг, склоняет голову. И медленно, маленькими шагами, начинает обходить вишню кругом. Где-то внутри рождается тихая – но притом неодолимая – мелодия.
Песня весны, которую невозможно удержать внутри.
И она поёт.
В её голосе – хрустальный звон льдинок, падающих с крыши. Стальное стаккато капель, падающих на перевёрнутое ведро. Флейта ветра, ласкающего первые листья. Тихие колокольчики звёзд, тянущих свои лучи к земле с умытого ливнем ночного неба.
Эту песню невозможно не слушать – а, услышав, сначала непонятно, как жить дальше, когда она стихнет. Мелодия переворачивает всё внутри, показывает – вот она, настоящая жизнь. Хочется раскинуть руки ладонями вверх, запрокинуть голову, закрыть глаза – и стоять так, пока звёздный ветер не поднимет тебя в небо, чтобы ввести в вечный танец бытия.
Но потом приходит понимание: повседневные заботы, усталость под вечер, и даже неудачи – это тоже жизнь. Просто к ней надо правильно относиться…
Песня смолкает, прячется среди травы, листьев и цветов, засыпает в бережных ладонях ветра – но наступит новое весеннее утро, и она зазвучит вновь. Было бы кому петь.
- Как красиво! – из-за спины раздаётся восхищённый, странно и непривычно робкий голос.
Она оборачивается, а губы уже складываются в счастливую улыбку.
Позади стоит другая. Юная, сильная, смелая. Защитница. Хотя ещё никто не нападает.
Но другая уже готова. Всегда готова – на всякий случай. Меч на поясе, лук за спиной. На ногах – прочные кожаные сапоги, которые способны выдержать долгую погоню за обидчиком. Тело защищают кожаные же куртка и штаны с нашитыми медными бляхами. В руках – шлем.
Она, певунья Весны, одета совсем по-другому. Лёгкая туника, на ногах сандалии, на голове – венок.
- Это ты сочинила? – спрашивает другая. Её глаза сияют.
- Нет, - протянутые навстречу руки, - это она. Весна. Это они. Ветер, солнце… листья, цветы. А я – только голос.
- Всё равно – красиво! Так спеть… Я даже забыла, кто я, пока ты пела.
Их руки сплетаются, взгляды встречаются. Слов не надо. Они, такие разные во всём, такие вроде бы несовместимые – вместе. В глазах – радость жизни, счастье идти одной дорогой, познавать всё вокруг сообща.
- Пойдём, - говорит другая, - он зовёт нас. Мы нужны ему. Я пришла сказать тебе об этом… но заслушалась.
Она кивает, берёт за руку другую – и они бегут к нему. Он любит их всем сердцем, всей душой – и это взаимно. Как же можно заставлять ждать того, кого любишь?
Он встречает их на пороге дома. Крепко обнимает, проводит рукой по волосам. Солнечным, с лёгким рыжим отливом – у неё. Чёрным, с невесть откуда взявшимися тёмно-багровыми локонами – у другой.
- Как же я вас обеих люблю! – выдыхает он наконец.
Они прижимаются к нему, закрывают глаза. Сейчас нет их троих – есть единое существо, преисполненное счастья и любви. Волна наслаждения захлёстывает его с головой…
Потом они садятся на крыльцо.
- Почему ты позвал нас? – спрашивает она, наконец, решившись нарушить созерцательное молчание.
Он улыбается и обнимает их за плечи.
- Потому, что я люблю вас. И не могу долго быть один. Всё валится из рук, ничего не могу делать. Даже, знаете, в глазах немного темнеет. Страшно становится – будто если в тот же миг не вернётесь, всё закончится. Вообще всё.
Она вздрагивает. Последние слова отзываются глухим стуком валунов друг о друга.
- А если я рядом с тобой, а она – нет? – поёжившись, спрашивает другая.
- То же самое. Вы нужны мне обе, любимые мои. Без вас нет жизни для меня.
- Выходит, если мы уйдём погулять и не успеем вернуться… Или вот только она не успеет, - другая кивает на неё, - то ты… ты… умрёшь?
Это слово еле выговаривается. Его приходится выталкивать: оно царапает горло, обжигает язык – а, оказавшись, наконец, на воле, удушливой петлёй обвивает горло.
В ожидании ответа их глаза тонут в липком ужасе, и вдох на полпути замирает в груди…
Он молчит некоторое время. Затем медленно, раздумчиво, качает головой.
- Нет. Если погулять и опоздать – нет. Ведь вы вернётесь, я это буду знать и ждать.
Жизнь возвращается к ним – ко всем разом. Обрушивается на головы пением птиц, звоном ручейка, текущего у изгороди, жаром солнца в полуденной вышине.
Другая резко, со свистом, переводит дыхание. Улыбается – как-то по-новому. Резче, решительнее. Этот опыт что-то изменил в ней – но другая об этом не догадывается.
Не понимает и она – но сердце почему-то на миг сбивается со своего ритма, замирает – и новый его удар отзывается болью в груди.
- Тогда я спокойна, - говорит другая, и режет размашистым движением руки воздух, словно отгораживая их всех от беды, - ведь по-другому не будет никогда. Мы любим тебя. Мы навсегда вместе.
- Навсегда, - хором повторяют вслед за ней она и он. И трое снова сливаются в объятиях.
Другая целует его, затем её, и эти поцелуи они бережно, с любовью, начинают передавать друг другу.
Кружатся головы, весенний воздух и близость любящих людей опьяняют, заставляя забывать обо всём… но крошечная песчинка, упавшая на дно души, не даёт ей раствориться в другой и в нём до конца…


* * *


Наваждение, порождённое памятью о прошлом, медленно истаивает. Первая весна бледнеет, теряет краски жизни, умирает в настоящем – чтобы вернуться в минувшие дни.
- Ты видишь, как всё было прекрасно? – говорит она, вглядываясь в лицо другой, – Видишь? Мы уже тогда были разными, с самого начала – разными. Но мы были вместе! Все трое! И сейчас тоже можем!
Зелень листвы постепенно тонет в глазах другой. Уступает место обычной стальной серости.
Обычной – теперь.
Тогда, раньше, её глаза были синими.
Яркими, любящими.
Живыми.
Порой они темнели от гнева, подобно грозовому небу – когда творилась несправедливость, когда обижали любовь или дружбу, предавали, и надо было вставать на защиту.
Но беда уходила, прогнанная прочь – и синева возвращалась.
Сейчас глаза другой блестят полированной сталью. А на самом их дне мерцают крошечные багровые огоньки. Когда другая в ярости, они разгораются, поднимаются из глубины – и тогда её взгляд не может вынести никто. Даже он, который безмерно, забывая себя, любит их обеих.
В такие времена он отворачивается, прячет лицо в ладонях. Она утешает его, как может – но разве получится в одиночку сделать счастливой того, кому нужны двое?
- Время прошло, - роняет другая.
А от следующих её слов леденеет душа, не в силах поверить, что они прозвучали.
- Ты ему больше не нужна. Я знаю. Ты мешаешь. Без тебя будет лучше. Спокойней. Уходи.
Тишина плотной ватой обкладывает её уши. Звуки мира умирают. На прощание они вдруг взвизгивают все вместе, тем самым порождая дикую какофонию.
Она не верит. Изо всех сил старается не верить. Ведь этого не может быть. Не может…
Смотрит на другую. И в её сердце словно вонзаются два кинжала.
- Он любит меня, - как трудно говорить, когда ничего не слышно! Она старательно произносит все звуки.
- Любил. Раньше, - читает ответ по губам, - а теперь – ищи нового. Мы останемся вдвоём.
Она в отчаянии поворачивается к нему – захлёбываясь вязким воздухом, отдавая все силы этому движению. Веря в то, что он сейчас опровергнет эту чудовищную ложь.
Но он молчит. Смотрит на неё, на другую, снова на неё – и молчит.
- Скажи, что это неправда! Скажи! – наверное, она кричит, но – по-прежнему тишина, тишина вокруг, и только кровь грохочет в ушах.
Он молчит. Закрывает глаза.
Она замирает. А затем…
- Ты же не можешь без нас! Мы нужны тебе! Обе! Помнишь?
Молчание.
- Ты… соврал?.. – неверящим детским шёпотом.
Он не открывает глаз. Не двигается.
А перед ней – загораживая его собой – уже встаёт другая. Молча – но о чём говорить теперь? Всё сказано.
Она хочет лечь и лежать. Просто лежать – не двигаясь.
Но надо идти.
Здесь больше нет места для неё.
Каждый шаг отдаётся саднящей болью в груди.
Вот и выход.
Она переступает порог.
Хочет обернуться.
Но – не делает этого.
Ещё шаг.
Вот дом остался за спиной.
Она уходит.
Навсегда…
Другая смотрит ей вслед с порога – пока тоненькая, хрупкая фигурка, идущая вперёд дёргаными шагами, не скрывается вдали.
Улыбается, а затем оборачивается к нему.
- Теперь всё у нас с тобой будет хорошо. Она мешала нам. Ты знаешь это сам, - голос уверенный, слова падают чеканными монетами. Кажется, ещё чуть-чуть – и можно будет услышать их звон.
- Мне сейчас надо уходить, - другая на миг замолкает, и где-то за стеной становятся слышны звуки большой битвы. Выстрелы, взрывы, рокот мощных моторов… Крики боли и отчаяния, злобы и яростного торжества, - меня ждут там. Но я скоро вернусь.
Другая подхватывает оружие – и уходит. Быстрым, широким шагом.
Он остаётся один.
И, наконец, открывает глаза.
- Раньше сражались за любовь, - медленно произносит он, - и любили во время войны. Как сильно любили, воюя – идя рука об руку со смертью! Войны начинались во имя любви – и её же именем прекращались. А сейчас… сейчас воюют ради денег. Ради власти. Ради земли. Ради самой войны. Любовь забыта.
Он тяжело встаёт, идёт к двери. Смотрит в ту сторону, куда ушла она.
- Любовь ушла. Поверила в то, что не нужна мне. Войне поверила. А ведь та изменилась. Стала жестокой, бездушной. Научилась убивать тысячами на расстоянии… Ей самой уже никто не нужен.
Он опирается плечом на косяк, напрягает глаза, всматриваясь вдаль.
- Любовь поверила, что не нужна мне, - повторяет он, проводя рукой по лицу, - Ушла. Я не мог ей ничего сказать. Она сама должна была понять. Решить. Ведь Любовь нельзя удерживать.
Он медленно поворачивает голову налево, затем направо. Подаётся вперёд – ему кажется, что в рощице, которая растёт недалеко от дома, мелькнуло что-то белое. Но быстро сгущающаяся темнота не даёт ему рассмотреть хоть что-нибудь.
- Конец света… - шепчет он, - да, всё правильно. Когда Любовь покидает Мир. Но я…
И его губы почему-то складываются в слабую улыбку…

19-20 июня 2009