Дельфины Саша и Маша

Юрий Якимайнен
   

… а за окнами несутся поля, рубежи, леса (сплошные или с разрывами), открываются и пропадают поляны, живописные от цветов и бабочек, или покрытые чистейшим белейшим снегом, который у промышленных центров мерцает то фиолетовым, то зеленым, то зияет черными пятнами, что делает картину фантастической. Деревья то подбегают к дороге, то отдаляются от нее. А то вдруг дорога отбрасывает побег в сторону, к самому солнцу, и теряется в его блеске, или расщепляется, или углубляется в густые заросли или в межхолмие, или поднимается высоко, и тогда кажется, что автобус летит над пейзажами…



      Почему-то автору нравится именно автобус. Как он тарахтит, взбираясь, карабкаясь к высокогорному озеру Рица, как весело завывает на автострадах, вдрызг разбивая хрустальные лужи, как брезгливо хрустит замерзающей резиной во льдах, вперемешку с шуршанием зернистого фирна, объезжая остроугольные торосы, и, наконец, попадая в полынью, как плавно идет на дно. Оседает кормой  на хребет Ломоносова.

     Экскурсанты любуются изумительным по красоте животно-растительным миром Студеного океана, миром, подсвеченным фарами. Они все сгрудились впереди, и автобус перевешивает, и начинает съезжать все ниже и ниже. Шофер отчаянно давит на тормоза… 

     Их спасают полярники. Зацепить крюк помогает ученый морж Миша, который рассказывает затем у костра честному народу историю о дельфине Маше и дельфине Саше. Сам Миша, до демобилизации, до Указа «О неиспользовании животных в военных целях» (Симферополь, Конференция, 1989г.), служил в океанариуме, что в поселке Приморском, где его не только обучали разыскивать подводные лодки, устанавливать мины, подносить рабочий инструмент, но и научили говорить. Кстати, голосовые связки некоторых моржей к этому вполне приспособлены.

   - Короче, да! Я был свидетелем, можно сказать… - томно артикулировал Миша, затягиваясь сигарой. – Люблю, знаете ли, хорошую «гаванну», да ничего больше и курить не могу, слишком рот велик, - и улыбнулся в усы. – Так о чем, то бишь,  я?

   - Вы о том нам вещали, - сказала Таня Гаврилова, резчица макарон (премированная экскурсией), - что служили будто бы в армии, на одной и той же биостанции с Сашей и Машей…

   - Да, и их также, как и меня, учили доставлять различные предметы на глубину, и подчас, я вам скажу, на слишком большую, вроде той, на которой оказался и ваш автобус… А кормили, между прочим, паршиво: сардинка на завтрак, и на обед, и на ужин. Ни тебе сладкого морского ежа, ни там сочного морского огурца, ни лосося жирного. Да ла-адно, - он ластой махнул, - да ну их, крохоборов советских! Слава Богу, что жив  остался, что не в зоопарк распределили, а в полярники. А то так бы и сидел в вольере, - еще раз затянулся и выдохнул дым. – И вот однажды на станцию приезжает легковая машина – черная «Волга». Океанариум стеклянный – мне хорошо было видно. И выходит из нее хмырь, шишкарь, важный военный, ну, такая топорная морда, в общем, типичная рожа , балбес, ШТАНЫ С КРАСНОЙ ПОЛОСОЙ, ПОХОЖ НА ПОПУГАЯ, А НА ГОЛОВЕ БЛИН… И с ним легкие создания, две его доченьки, совсем еще подростки, но видно, что уже любопытные не в меру, носиком так и поводят, глазками так и посверкивают, так и постреливают... и побежки вертлявые…

     Им стали демонстрировать наш бассейн, разделенный сетками на отделения. Там еще, кроме Саши и Маши, и кроме меня, были морские львы, морские котики, и каланы. Ну, те четкие ребята, выполняли команды сходу, не успевал инструктор и рта раскрыть, или свистнуть в свисток. Мгновенно находили на дне и подносили в зубах купальные тапочки, гаечные ключи – все, что бросалось в бассейн папкой-генералом и дочурками, их нескладными ручонками. И они аж подпрыгивали и хлопали в ладоши, а наши ребята, ластоногие, вовсе не просили никакую награду, ни рыбешку там, ничего, а иные, кто поподхалиместее, они даже, подобно солдатам, отдавали им честь… Или может быть, я не прав, и они делали это просто от всей души, от какой-то природной веселости, а не из-за подхалимажа совсем.

     И генерал Топтыгин, конечно, был очень доволен. Уж так доволен, что любо-дорого было смотреть, расцветал георгином. «Надо будет в приказе отметить», - сказал он директору. А тот сбоку тряс своей жиденькой бородой,  и чего-то мямлил, чего-то вроде «ваш съятельств…», «ваш стпнство»… Ну, не совсем, может быть, так, время все же другое, но что-то в том же роде он лепетал,.. «покорнейше благодарим-с»… «великая честь"…  И вот, все, значит, было хорошо, не вздумай они, в такой ответственный момент, не начни они откровенно заниматься любовью…

   - Извините, а кто это стал заниматься любовью? – переспросила Мишу экскурсовод Однопозова.
   - А разве я не сказал?
   - Не-ет.
   - Ну, Саша с Машей, естественно, я же про них повествую. Они гонялись там друг за другом, и один за одним, и даже кружились, и даже сливались...  И как ни щелкали им языком, и как ни хлопали по воде или в ладоши – ноль внимания, и ноль эмоций...

     Военный позеленел. У подростков горели уши. Девчонки шептались и мерзко хихикали.

     Но этого мало. Когда почетная экскурсия направлялась к выходу, дельфины вдруг, как по команде, взлетели над бассейном и всей силой нелегких тел опустились  обратно. Волной обдало и военного, и шмокодявок… Мокрые с ног до головы, они клацали зубами, и ругались по-черному…  На обед они не остались, хотя  там для них в виноградной беседке,  и было накрыто дай-дай…
 
     Вскоре, директор заведения получил «строгача», то есть строгий выговор, то есть «дали по шапке». Персонал лишили квартальной премии, Сашу куда-то дели, вполне возможно, что в институт на опыты, и он там сгинул. Маша очень переживала (да-а), плохо питалась, отказывалась двигаться. Наконец, заболела. Ее обследовали, и нашли прогрессирующее окостенение позвоночника… Думая, что она непременно умрет, и жалея Машу, сотрудники дельфинария, единодушно, решили отпустить ее обратно, в море… Вот такая трагедия приключилась однажды, можно сказать на ровном месте и в мирной среде…

     А через года два примерно после того, в один из очень жарких и очень спокойных июльских дней, но уже ближе к вечеру, ближе к закату, мы шли на научной шхуне «Нептун», с отработки тех самых глубинных погружений, о которых я уже, кажется, упоминал, и вдруг увидели стаю дельфинов, и среди них одного... с характерной меткой...  Ну, точно такая же, будто бы, как и у Маши, метка на плавнике (!). Да, скорее всего, то и была наша Маша, но только вот как она излечилась, остается загадкой. Может, нашла какую-то морскую траву?..