Сказка в мечтах

 
Было это со мной, или приснилось, но ощущения остались реальные и я это пережил. Счастье всегда спешит и может проскочить мимо и даже насквозь раскрытых объятий, но сохраняет впечатление и может оставить след боли и растерянности. Но я до сих пор остаюсь под гипнотическим впечатлением, приобретя желание страсти вечно впереди себя, но не постигая его.
       Моральное одиночество  давно живёт со мной. В состоянии душевной пустоты я пребывал уже вторую неделю в гостиничном номере второго класса, но может и раньше, но гостиничная обстановка, и ощущение  чужой жизни, выявляют это состояние и усиливают чувство  одиночества.
       Вечером в номере, я как всегда лежал в полутьме на тахте, и вроде думал. Мысли были неопределенные, бесцветные, прозрачные – сквозь них проступала серая реальность, кем-то задуманной пустой жизни, которую мы хотим ли, можем ли, украсить, озвучить своим воображением. У нас только две реальности – это то, что выдумаем и - боль.
Вдруг в комнату ввалился высокий, весёлый, кудрявый, смуглый мужчина средних лет с кучей  коробок, которые свалил посреди комнаты и сходу протянул свою лапу-руку, через пожатие я ощутил здоровую жизнь этого человека. Комната наполнилась не только коробками, но и жизнями, оказывается он был дрессировщик змей и перевозил их с собой вот так вот в обыкновенных коробках. Меня это вначале удивило,  затем появился страх, но природа моей жизни не умела  себя беречь для пустого существования, а потому вскоре я принял это как обыденность и уже продолжал беспечное существование. Валентин, как назвался змееукротитель, сходу оценил мое состояние, сознавшись, что люди как правило паникуют, узнав о змеях. И, видимо, у змееповелителя, благодаря работе с бесхитростной, но молчаливой природой, сохранилась способность понимать и слышать и видеть природу, а не приспосабливаться под неё, он не фальшивил, как заведено среди людей, которые создали общества, у которых свои законы, и отношения строились политически, т.е. в выживании друг у друга природного чутья, и создание псевдоощущений, а потому, наверное, и змеи чувствовали в нем своего – природного, и соответственно - он и во мне уловил душу не загубленную, но одинокую.
И, видимо, посочувствовал он мне, и решил поделиться со мной местечком на “островке свободы”, куда не ступает цивилизация и не в силах вступить, а лишь может загубить его вместе с собой, но себя-то навсегда, а природа лишь трансформируется в новое условие. И он рассказал, что есть у него удивительная змея, при контакте с которой возможно мистическое погружение в тайны жизни. И заверил, что я не пострадаю от змеи, потому как наша природа это два конца диполя,  мы близки друг к другу по состоянию, хотя и находимся на противоположных концах степеней свободы.
Валентин подтащил один короб и, стал с напевом произносить слова как заклинания, напоминающие арабскую речь. Из короба стала вырастать змея ослепительно белая, но с полосами зебры. Её  тело чувствовалось упругим, мускулистым, сильным. На меня смотрели большие синие внимательные глаза. Это был взгляд мира, который был порожден вечным безостановочным познанием снаружи. Миру тоже хочется знать - что у него внутри?
Змея росла, и надвигалась как ночь. Любопытство и страх сковали меня.  Мгновение - мышцы вздулись, дыхание остановилось, и ощущение остановленной вечности казались застекленелыми, мир стал просматриваться легко – даль не убегала, как раньше. Нет, это был не страх безумия, а желание до безумия, в такие моменты и смерть становится ненужной, вот она - любовь, когда познание телом перевешивает познание душой. Это высшее знание о любви, но она чаще бесплодна в жизни, так как ранит и заражает душу бесконечным желанием в будущем повторить, но, никогда это уже не повториться. Это познание равно смерти, и организм его испытывает единожды. И вот почему этим качеством ощущений, возможно воспользоваться только однажды. И тот, кто пытался опередить события и испытание проводил не вовремя, то такой обречен на вечные и совсем бесплодные скитания, которые чаще доходят до великого самообмана, тоска уныния и скандалы будут сопутствовать до конца жизни.
Валентин сказал, что пока мы тут по развлекаемся, он сходит в ресторан. Я хотел просить остаться, но  её взгляд уже поглотил меня, или меня не стало, я был в ней, я стал её желанием. Чувство было сродни ощущению погруженного тела в прорубь после жаркой парной. Тысячи иголок вонзились в тело, эффект гильотины – тела нет, а мозг как будто только испытал осознание своего назначения, но было поздно. Я был в игре. Я был нигде, вместе с телом исчезли проблемы, тяготы, страдания. Бесконечная пустота внутри меня превратилась в чёрную дыру вселенной, которая ненасытно поглощала все вокруг, или растворяла как кислотой. Мир стал искривляться, деформироваться.
И вдруг, змея резко обвила меня,  постепенно сжимая, глубоко в подсознании  мелькнуло – ну все, это конец. Но это звучало без страха, как попить воды, и даже наоборот появилось ощущение, что я в дыхании вообще не нуждаюсь, а воздух просто втекал в меня сам, не переполняя меня, хотя он врывался в организм  со свистом, и тут же “съедался” и это увеличивало желание, перетекающее в реальность. Я растворялся в пространстве и чувствовал себя вечным подростком, впервые обнимающим девушку, я не знал что делать, но мне достаточно было обнимать и, ни о чем не думать, просто обнимать, такого удовольствия редко можно удостоиться, и один раз в жизни. И у меня получилось это со змеёй. Наверное, с людьми нельзя, они спешат всегда, и  о чём-то думают и придумывают. И испытав раз это экстремальное состояние, но в тысячной доле, не ожидая его прорастания в жизнь, спешат использовать неокрепший и не созревший плод акта воображения и тела. И потом до конца жизни мучает жажда повторить, но плод давно погиб, он был выкидышем.
Я уже не брезговал змеей, обеими руками держал ее тонкую талию, через    скользкую, прохладную кожу я  чувствовал её интимные судороги, которые переходили в глубины меня. Змея обвив мою шею, нежно терлась и шипела, ещё больше одурманивая моё сознание, которое теряло своё тело как ненужность, взамен приобретая тело змеи в ощущениях. Сознание переполнялось, переливаясь через края, а она стала ещё сильнее сжимать меня.  Я готов был лопнуть, брызнуть, зафонтанировать через множество образующихся отверстий и захотелось нестерпимо застонать, но зашипел как змея. Я терял мир привычный и надоевший, но приобретал вечно ускользающее. И может стать, что я бы не вернулся, и ушёл бы в мир блаженства и грёз, но, вдруг почувствовал сильный толчок, и стоял как саксофонист, у которого вдруг отняли инструмент в заключительный и важный момент, без которого произведение теряет смысл, а доиграть-то его надо … и услышал громовой возглас:
       - Ну, хватит! Хватит. Хва-тит, вам говорю! Достаточно. Ишь, до чего доигрались. Не надо переходить границ.
Змеелов грубо откинул змею на пол.
Я стоял опьяневший и осоловело смотрел вниз, а снизу на меня смотрели печально-грустные растерянные глаза как у щенка, у которого только что прорезались глаза и которые говорили, что они не хотят расставаться.
Что я мог поделать, когда события не укладывались в правовые нормы реального и пережитого и где проходит граница возможного и непостижимого, через чего может происходить счастье – от удовлетворения распалённого воображения, или от насильственного смешивании различных природ для достижения ритуальной завершённости. 
Змея при разрыве со мной приобретает сильную человеческую грусть, а я лишившись змеи обретаю притягательную тайну незавершенных переживаний. У животных страх - для других, у человека страх - для себя. И устойчивая змеиная природа вдруг теряет равновесие, она получила человека на свою голую философию, а человеческая природа благодаря “змеиному яду”, очищается от шлаков и осознание устремляется мощными насосами неустойчивой природы по трубам хладнокровного познания, и наделяется неизбежной жаждой увидеть конец тоннеля.
       Змееповелитель в эту же ночь покинул номер, забрав с собой все коробки.
Я в бессилии рухнул на постель.
Утром, когда я проснулся, то подумал, что за странный сон мне приснился? Да, но я проснулся с иным чувством, обновленным, со мной давно такого не было. У меня появилась надежда оправдать свою жизнь. И я вскочил бодрый, стал разминаться, и когда отжимался от пола, внимание было привлечено странным белым чулком, лежащим под кроватью. Когда я его достал, то это оказалась змеиная кожа. 

Конец первой части.