(рассказ)
Провожая мужа на работу, а Люсю с Геной в школу, я стояла у открытой калитки. Неожиданно на улице показалась большая черная собака. Устремив вперед безумный взгляд, она мчалась прямо на нас. Дети шарахнулись в сторону, муж отпрянул назад.
— Берегись, бешеная! — закричал муж.
Я бросилась в открытый сарай и быстро забралась на кучу угля. Собака — за мной. Тощая, страшная, с тусклой, всклокоченной шерстью, она тяжело дышала и дрожала всем телом. Из груди ее вырвался неистовый храп, с языка стекала обильная слюна. Я испугалась.
— Пошла вон! Прочь отсюда! Пошла! — кричала я, размахивая руками. Голос мой дрожал. А что если она, в самом деле, бешеная? Собака виновато смотрела на меня. Поджав голову, она мостилась в углу, пытаясь прилечь. Схватив попавший под руки кусок угля, я запустила его в собаку. Дико завизжав, она отпрянула к двери. На миг я поймала, скорее, почувствовала, на себе ее взгляд. Черные, полные слез, глаза глянули мне в самую душу безмолвным укором. Сердце мое дрогнуло от внезапно нахлынувшей жалости. Много бы я сейчас отдала, чтобы исправить содеянное. Но было уже поздно. Обезумевшая от боли, поджав хвост, бежала собака прочь; тяжело, грузно переваливаясь из стороны в сторону, едва касаясь земли набухшими красными сосками.
Вечером соседка рассказала мне о том, как она выгнала какую-то бродячую собаку, забежавшую к ней во двор и спрятавшуюся под крыльцом. Значит, и там она не нашла человеческого сочувствия, и оттуда ее прогнали.
На другой день Люся с Геной обнаружили собаку в яме, за мусорным ящиком. Там, среди зарослей полыни, нашла себе она пристанище. Люся, плача, рассказывала мне о том, как ласкала, облизывала собака своих мертвых щенят.
Снова предстал предо мной её, полный укора и страдания, взгляд. Дети целый день ухаживали за собакой, носили ей косточки, хлеб и молоко.
Целый день она не вылезала из своего укрытия, а к вечеру куда-то исчезла. Люся с Геной взяли щенков и закопали.
В воскресенье дети прибежали домой с ошеломляющей новостью:
— Мама, она их выкопала! Щенята живы! Ожили! — кричали они наперебой.
— Как выкопала? Как ожили? Такого быть не может.
— Посмотри сама, если не веришь, — обиделись дети.
Заинтересованная, я пошла с ними. Собака лежала, вытянув шею. Худая, высохшая, она лениво помахивала хвостом, отгоняя назойливых мух. Около неё, действительно, копошилось что-то живое. Увидев меня, собака вздрогнула, подняла голову и сердито зарычала, настороженно следя за каждым моим движением. Я не знала, что и подумать.
— Это же котята! — радостно закричали Люся с Геной. Я рискнула подойти поближе, чувствуя на себе тяжелый, недоверчивый взгляд. Крошечные котята неумело тыкались мордочками в теплый собачий живот, отыскивая непомерно большие для них соски. Собака облизывала их большим горячим языком. Глаза ее светились каким-то особенным теплом и нежностью.
Теперь все стало понятным. Вчера сосед выкинул четверых, только что родившихся, котят. А эта бездомная собака подобрала их, беспомощных, никому не нужных.
На другой день не было на улице человека, который бы не знал о собаке, подобравшей слепых котят. Особенно поступок собаки тронул ребят. Они приносили ей пищу, ухаживали за котятами. Каждому хотелось сделать собаку своей. Придумывали ей разные клички, но никак не могли прийти к общему согласию.
— Давайте, раз она ничейная, — предложила Люся, — назовем ее Бездомкой.
Кличка понравилась всем, а особенно — собаке. Она стала охотно откликаться на нее.
К Бездомке привыкли, уже никто ее больше не обижал на улице. Ребятишки очень полюбили общительную собаку. Она сопровождала их всюду, участвовала во всех играх и забавах. Играют мальчишки в догоняшки — Бездомка несется впереди всех, загорают на песке — она рядом лежит, растянувшись во всю свою длину. Купаются в речке - она тоже с ними. А смеху-то сколько было, когда мокрая собака, отряхиваясь, лезла под теплый бочок к кому-нибудь из загорающих!
К Люсе с Геной Бездомка привязалась со всей своей собачьей преданностью. Она ходила за ними по пятам. Стоило кому-нибудь из чужих приблизиться к ним, как она начинала угрожающе рычать. Бездомка провожала их в школу и терпеливо ждала у школьной ограды, когда они пойдут обратно. Дети хотели ее сделать своей, домашней, но никакими хитростями им не удавалось заманить ее в дом. Стоило мне появиться, как она моментально забивалась под крыльцо: не могла простить нанесенной обиды.
Так и жила на улице.