А вот тебе и второй случай. Трагичный и бесчеловечный, с нашей теплой и сытой точки зрения. Но когда вникнешь в обычаи людей, которые живут в этих краях, то и многое становится если уж не оправданным, то понятным. Они такие, какие есть. Не буду я называть место, где это видел, потому как и сейчас там живут люди, которых я знал. А мне не хотелось бы обижать их. Суровые и мужественные люди, надежные как скала и дикие, как северный ветер. Вся их жизнь – это борьба за жизнь, cвою и жены. А детей можно нарожать еще. Дико? Еще как! А что может ребенок? Ничего. Потому и кормят первого и досыта – мужчину. Потом жену, потом уж детей. А старики сами уходят умирать в тундру, чтоб не быть обузой. Страшно это слышать. А видеть – поверь, еще страшней. Ты мне ответь сначала, хочешь ли ты послушать то, что я хочу тебе рассказать? Не все тебе будет понятно, не всему ты сможешь найти объяснение, но это - жизнь, и она не нуждается в наших оправданиях. Готов? Тогда слушай.
...Собрались мы на рыбалку, не знаю, чего поймали бы, но выпить и закусить с собой было. Завели мы катерок-казанку и зачихали на Нептуне к выходу в океан. Нас трое, как раз компания – старшина местной точки, да мы с Володькой – штурманом, значит. Лагуна большая, спокойная, идти – сплошное удовольствие, только холодно до одури и мерзко-мокро. Идем ходко, и где-то посредине догоняем шаланду местных – народу на ней человек десять. Кто с ружьем, кто с пикой – на моржа, стало быть, в океан идут. И на корме, рядом с рулевым – пацан, совсем малой. У них вообще народ мелкий, пацан лет двенадцати-тринадцати, как наш шестилеток. Вот и этот такой же. Ну, значит, догоняем мы их, и пацан неудачно так обернулся и свалился за борт. Вода, я тебе скажу, где-то около минус трех. Нормальному человеку хана придет секунд через двадцать – холодовой шок и все такое. А тут пацан!
Мы вираж заложили, аккуратненько так подошли, и вытащили мальчишку из воды. Глаза перепуганные, мокрый весь, мы его обтирать да успокаивать. А он нам, мол, дяди, не отдавайте меня обратно, они теперь сами выкинут меня с лодки! Мы переглянулись – чушь пацан несет, да и только! Опять догоняем шаланду, передаем пацана и говорим, мол, мужики, давай на берег, не то пацан замерзнет. Ну, накостыляли мы им матерком с ветерком, чтоб без дураков, они нам, мол, спасибо – а сами чешут своим курсом.
Только мы отошли, они этого пацана за шиворот схватили и снова за борт. Ё-моё, утопят малого! Мы развернулись и, нещадно матерясь, снова вытащили пацана. Подходим к шаланде передать, а они нам, мол, не нужен он нам, если его Мать-моржиха к себе не принимает, не жилец он. Мол, прОклятый пацан, и от него всем удачи не будет. Понял как?! Ну, Володька веслом достал самого ретивого, остальные малость и поутихли. Смотрим, а рожи у них гнусные и злые, карабины вроде как в нашу сторону поглядывают.
Я Володьку-то притормозил, и, пока он успокаивался, мы со старшиной передали пацана на борт шаланды. Наш катерок пошел своим курсом и уж далековато были, как Володька встрепенулся, аж в лице изменился. Никогда не видел его таким! Поворачивай, - кричит, - старшина, поубиваю всех! Снова пацана в воду выбросили, сволочи!
А расстояние уже приличное, идти минут десять, не спасти паренька, замерзнет. Пока подошли, шаланда уж совсем далеко ушла. Выловили мы мальчишку, все руки поморозили, и по-быстрому на берег. Оттерли, растерли - жив остался пацаненок, только замерз здорово. Плюнули мы на неудачную рыбалку и пошли отмечать свой подвиг – спасение на воде. С пацаном что, говоришь? Да ничего, не чихнул даже.
А вот шаланда с охоты не вернулась. Никто так и не знает, куда пропали десять здоровых мужиков. Недели две десять жен с детьми стояли на берегу лагуны, ждали шаланду. И вертолетом искали, и Ан-2 летал на поиски, все бесполезно. Как в воду канули… Вот и думай, что хочешь - от кого отказалась Мать-моржиха, а кого приняла взамен….