Из книги Контрреволюция духа. Введение
/Многочисленные примечания и ссылки, имеющиеся в книге, на данном сайте не воспроизводятся/
( Полный текст см. на сайте: vozrozhdenie-rossii.narod.ru )
ВВЕДЕНИЕ
…Великая Россия не может навсегда остаться
домом умалишенных; ей уготованы другие судьбы.
Их надо предвидеть и понимать.
Н. Тальберг
Не будет преувеличением сказать, что все мы ныне — от миллиардера-олигарха до последнего нищенствующего «бомжа» — живем, по сути, в непонятно какой стране… Вернее даже не живем, а лишь существуем — причем настолько же эфемерно и неопределенно, насколько эфемерна и вопиюще неопределенна степень нынешней подлинной самоидентичности нашей российской государственности.
Старая власть — прежняя «парт-номенклатура» — объявивши себя ушедшей, продолжает, однако, (всё в том же качестве пост-советского госчиновничества) «рулить» нами под легким флёром «общечеловеческих ценностей» и «европейской демократии», «капитализировав» при этом — естественно, для себя! — львиную долю общенародного хозяйственного и природного достояния…
Никакого полноценного развития общественных институтов за прошедшее после распада СССР время так и не произошло, и сколько-нибудь сознательная самоорганизация нации практически отсутствует напрочь.
Основная часть народа как жила ранее преимущественно природно-растительным образом — точно так же пытается жить (или, точнее, теперь уже — выживать) и сегодня.
И тем не менее у нас — вроде бы «капитализм» и вроде бы «демократия».
Положение весьма двусмысленное и, безусловно, крайне нездоровое… Нация всё еще продолжает болеть глубоко застарелой болезнью безынициативного и во многом бездуховного советизма.
А потому и все те, кто после «перестроечного» трагического (вполне, впрочем, закономерного) крушения СССР стремятся хоть как-то уяснить сложившуюся в нашей стране жизненную ситуацию и наконец определиться в своем — абсолютно пока неопределимом! — бытии, внутренне ощущают себя как бы живущими на чемоданах — в ожидании непонятно еще куда намеревающегося отправиться эшелона…
Прежняя жизнь кончилась; новая — всё как-то не начинается…
Оттого и к нынешнему нашему положению оказываются вполне приложимы слова, которыми острейший политический публицист 1930—1940-х гг., патриот-антикоммунист Иван Солоневич в свое время так характеризовал душевное состояние русских людей, спасшихся от большевизма в эмиграции: сейчас «господствует… психология вокзала. Революционный поезд ушел. Контрреволюционный еще не пришел» .
По сути, на таком, постепенно все более разрушающемся вокзале живем сегодня и мы.
И, увы, как мало еще тех, кто действительно чувствуют и вполне осознанно понимают, что с крушением коммунистической системы в СССР и мгновенной гибелью его самого мы вступили в совершенно новый для нас жизненный период: постепенного воссоздания на обломках изначально фальшивого (и духовно, и политически) Союза — нашей подлинной российской государственности, с превращением так называемой «Российской Федерации» в традиционно-православную Россию, в Русскую землю.
Однако тысячелетнее наше прошлое, еще недавно казавшееся все более и более уходящим в историческую даль, напротив, теперь все решительней начинает вновь довлеть над народной памятью, ставя перед всеми нами основной, мучительный и во многом еще безответный вопрос: как соотнести с благими сторонами досоветской, российской жизни наше тяжелое, духовно всё ещё чрезвычайно аморфное, всё ещё полусоветское настоящее — и что же нам делать дальше?
Что значит сегодня для нас, православных русских людей, великий нравственный идеал Святой Руси — этого истинного сердца подлинной России? В каком состоянии духа пребывает ныне русская нация? И почему мы пришли к тому, к чему пришли? Что думает Церковь о приведших всех нас в такое трагическое положение революционных переворотах 1917 года и о всех их страшных последствиях? Что делать нам с висящими на нас — как многопудовые гири — обломками коммуно-советизма: с почти вековым наследием большевизма в душах современных граждан нашей страны? Куда зовет Православная Церковь их — сегодняшних, в значительной части своей ставших теперь в духовном отношении безродными люмпенами, порой даже не знающими и не понимающими: в каком собственно государстве они живут, почему и зачем?
И понять это, действительно, бывает весьма нелегко: даже делая скидку на переходный период всего бытия современной России, нельзя не видеть местами абсолютной бессмыслицы, внутренней алогичности и юридической нелепицы даже в важнейших статьях нашего Основного Закона — нынешней Конституции: и в самом осмыслении и определении государственного строя, и в правовой неясности утвержденных законом руководящих структур, и в вопросе о правопреемстве по отношению как к изначально фактически нелегитимному, незаконному государственному образованию, возникшему в результате преступного переворота 1917 года на территории Российской Империи, — к СССР, так и, что не менее важно, к добольшевицкой законной России.
Подобные юридические несуразности теперешней нашей Конституции никак не позволяют ей обеспечить законные права нормального бытия непосредственно сам;й русской нации!
Так, в Основном Законе полностью отсутствует, например, какая-либо логика и в определении внешних границ так называемой «РФ» (неясен и самый принцип этого определения); нет здесь и юридически бесспорной подосновы, исходного принципа существующего ныне административного (в первую очередь — федеративного) государственного устройства, что приводит лишь к фундаментализации местного потенциального сепаратизма (показательно, что именно усилиями подспудных сепаратистов мы лишены сегодня даже исторического названия собственной страны: вместо того, чтобы жить в России, мы живем сегодня в некой «РФ»).
Конституцией же утверждается и известная дискриминация русских в области управления собственной страной: так, например, совершенно непропорционально численности национальных меньшинств (около 12 % населения РФ) их представительство в Совете Федерации, где они представлены примерно 36 % от общего числа членов этой верхней парламентской палаты.
Все эти проблемы — вопиющи, и несть им числа.
Однако для деятельности «постпартийных» олигархически-лоббистских структур, правящих ныне на руинах (вот уже почти столетних!) исторической российской государственности, все эти «конституционные сумерки», все эти юридические нелепости, правовые неувязки и умолчания Основного Закона представляют собой замечательное подспорье, как бы юридически-легитимное и как бы ответственно-правовое, но в действительности создающее — под сенью такой, граждански как бы ответственной законности — самое широчайшее поле для проявления полнейшей государственной безответственности и дальнейшего поддержания прежнего, вполне «советского», бесправия гражданина (в том числе, как это ни парадоксально, и бизнесменов) перед чиновником .
Конституция эта, конечно же, не российская (тем более — не русская), а все еще полусоветская, представляющая собой невнятную смесь из остатков большевицких людоедских «понятий» о государстве и из якобы демократических, по сути же, антигосударственных — во всей их внутренней направленности — представлений о законности и свободе (увы, как известно из исторического опыта, демократия в России всегда имеет тенденцию к анархии).
За всеми этими, вкратце упомянутыми здесь, нелепостями Основного Закона стоит, прежде всего, полная невыясненность самой сути (в том числе — сути духовной!) нашей сегодняшней государственности.
И вот, в связи с этим фундаментальнейшим пробелом в современной российской правовой базе, изначально и «конституирующим» полную внутреннюю алогичность и глубинную правовую несостоятельность Конституции «РФ», позволительно задать первостепенной важности вопрос: а имеется ли в государственном существовании теперешней России вообще хоть какой-то духовный, тем более — сколько-нибудь религиозно-положительный (важнейший для любого нормально существующего социума) смысл, причем не только на сегодняшний день, но и на дальнейшую историческую перспективу (!), и в чем этот смысл вообще должен состоять?
Подобные вопросы, естественные для каждого здравомыслящего православного русского человека, требуют ныне — с особой настоятельностью! — по-христиански осмысленных и стратегически выверенных оценок и ответов.
Именно выяснению того, что же говорит обо всем этом Российская Церковь, и посвящена эта книга.
Попытаемся далее хотя бы вкратце определить — какова в целом позиция Церкви по основным духовным проблемам нашей государственности и нашей народной жизни, выражаемая рядом наиболее трезво и точно мыслящих ее представителей (как членов клира, так и мирян — церковных историков, писателей, православных богословов).
Указанной задачей и объясняется самый характер текста, предлагаемого ныне вниманию читателей, представляющего собой в значительной мере антологию высказываний тех наших соотечественников, которым оказались не безразличны судьбы христианской России и пути ее возрождения.
Именно поэтому автор настоящей книги довольно часто вполне сознательно уходит в ней в тень, предоставляя слово или известнейшим в русской истории представителям православной государственности (и церковным, и светским), или же нашим современникам — преимущественно тем, кто идентифицирует себя в качестве членов Русской Православной Церкви. И именно потому здесь так много цитат: пусть сама подлинная Россия — через своих верных чад, «людей Церкви», их живым и правдивым словом — скажет, как нам быть ныне и что нам с нею, некогда великой христианской страной, сегодня делать.
Таким образом, этот текст оказывается и своеобразной «церковно-политической» «хрестоматией», способной, быть может, хотя бы в будущем послужить первостепенному грядущему общему делу — возрождению и утверждению христианской общественно-политической идеологии в новой России.
Разумеется (и это следует подчеркнуть), всё изложенное автором на последующих страницах отнюдь не является официальным выражением позиции Русской Православной Церкви по рассматриваемым здесь проблемам.
Высказать эту позицию наиболее откровенным и подробным образом ей придется, по-видимому, лишь в дальнейшем, когда все затронутые в настоящем тексте вопросы встанут перед обществом с окончательной, предельно трагической своей остротой и когда Церковь наконец решится возвысить свой — должный стать наконец твердым и ясным, а потому и полностью общественно-авторитетным — голос в защиту самой России.
Впрочем, как увидит читатель из ряда приводимых автором фрагментов официальных церковных документов и выступлений наших высших иерархов, на многое Церковь самым определенным и однозначным образом откликается и теперь.
И всё-таки основную часть текста занимает не изложение общей официальной церковной позиции в отношении прошлой и нынешней жизни России, а зачастую гораздо более конкретные личные высказывания и оценки, принадлежащие многим известным «людям Церкви» (в том числе — архиереям, священникам, православным богословам, религиозным философам и политологам).
Привлечение того или иного мнения, того или иного прогноза, естественно, определялось волей автора этих строк — со стремлением дать по возможности наиболее адекватную картину существующих в церковной среде взглядов на духовную и историческую судьбу нашей страны.
Всё сказанное здесь автором тем более соответствует и соприродно внутрицерковным взглядам на христианскую историософию России хотя бы в силу того, что сам он практически «живет в Церкви» и хорошо знаком с основным спектром мнений такого рода, присущих самым различным ее слоям, — в том числе и по важнейшим вопросам нашего государственного бытия. Из всего этого, как можно надеяться, в итоге складывается достаточно целостное изложение как главенствующей общецерковной позиции в отношении последующего сохранения и возрождения Российской государственности, так и сегодняшних ответов Церкви на самые острые вопросы нашей современной общественной жизни.
Как свидетельствовал в своем выступлении на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви, проходившем в Москве 13—16 августа 2000 года, Святейший Патриарх Алексий II: «Русская Церковь пережила беспрецедентные гонения, воздвигнутые богоборцами на веру Христову. Многие тысячи иерархов, священнослужителей, монашествующих, мирян прославили Господа мученической кончиной, безропотным перенесением страданий и лишений в лагерях, тюрьмах, ссылках. Удар, последствия которого ощущаются и поныне, был нанесен по храмам и святыням, по системе церковного образования, миссионерства, благотворительности, издательского дела. Политика государственного атеизма была направлена на то, чтобы отторгнуть Церковь от жизни народа, возвести средостение между верой и всеми сферами общественной жизни: наукой, культурой, образованием, воспитанием молодежи и воинства.
Однако «Бог поругаем не бывает» (Гал. 6, 7). Подвиг мучеников и исповедников укрепил Церковь, став ее твердым основанием. Огонь репрессий не только не смог уничтожить Православие, но, наоборот, стал тем горнилом, в котором Церковь Русская очистилась от греховной расслабленности, закалились сердца верных ее чад, непоколебимым и твердым стало их упование на Единого Бога, победившего смерть и даровавшего всем надежду Воскресения» .
Церковь, живя всегда в обществе, страдая вместе с ним, принимая от него то поддержку, то предательские удары, точно так же и сегодня является неотъемлемой его частью, стремясь внести в него дух примирения и положительные нравственные евангельские начала.
Но и поныне совершается это ею с великим трудом и нередко в условиях встречного непонимания, порой — отвержения, хулы и неприкрытой ненависти. Мир, как и прежде, «во зле лежит», и для него церковное слово правды и духовного обличения бывает тяжко, «неудобоносимо», а порой — и ненавистно. Ибо в духовном смысле слишком немногое еще изменилось в современной России: наследие большевизма и до сих пор затемняет своими ядовитыми испарениями самосознание русской нации. Ведь, увы, революция у нас, судя по всё ещё повсеместно сохраняющимся в нашей жизни её страшным плодам — и открыто, и исподволь разрушающим Россию — продолжается! Смертельное дыхание Октября и поныне во многом еще отравляет страну, пакостит русскую душу.
И потому даже сегодня остаются, к общероссийскому нашему несчастью, не только совершенно справедливыми, но и столь же животрепещущими, слова уже упоминавшегося политолога-публициста И. Солоневича о большевицкой революции, которыми он завершил (обращаясь и к России, и к «левацкому» Западу) одну из своих книг и которыми, пожалуй, стоит сегодня начать эту: «Она (революция) вечной угрозой висит над всеми нами. Она требует от нас вечной бдительности, и она требует от нас вечной честности — простой общечеловеческой честности, не стоящей по ту сторону добра и зла и не пытающейся заменить “реакционные” десять заповедей революционными суррогатами философии… не флиртуйте ни с какой революцией. Не щеголяйте ни в каких гостиных никакими фейерверками революционного красноречия. Сгорит ваша гостиная — это бы еще полбеды. Но сгорит и ваша детская. Во имя вас самих, ваших жен и мужей, во имя ваших детей и ваших внуков — забудьте о Платоне, Конте и Марксе. Не забудьте о Робеспьере, Сталине и Гитлере. И постарайтесь вспомнить тихого и забытого Автора: берегитесь волков в овечьих шкурах: по делам их узнаете их » .
Кто-нибудь в духовной своей наивности, пожалуй, скажет, что «евангельская мораль», вовсе не приемлющая нигде и никогда какую бы то ни было революцию, — это одно, а историческая жизнь общества — совсем другое, и что последняя обычно самим своим ходом отвергает любые, для внерелигиозного сознания — более или менее временные, относительные формы «морали прошлого». К чему, впрочем, это приводит, мы можем наблюдать и на опыте революции в России, и на опыте нынешнего кризиса российской государственности, и на вопиющем уже факте того социально-политического тупика, в который забрело ныне, по сути, всё человечество.
Однако христианская мораль есть мораль высшего рода, неподвластная ни времени, ни истории, ни греховной человеческой воле, — это та мораль и та Истина, которую принес человечеству Сам его Творец. И неподчинение законам этой морали и этой Истины приводит нас к полному крушению общественного бытия: без следования Божественным законам, всегда дарующим нам Божественную благодать, или, иначе говоря, творческую энергию Духа Божия, укрепляющую нас на путях жизни, любые дальнейшие попытки нашего земного устроения обречены на провал — будь то на уровне существования личности, существования ли человеческих сообществ и даже всего мира. В истории это всегда завершалось и всегда будет завершаться полным крахом — и идеологий, и государств, и каждого отдельного человека, но более того — закончится столь же последовательным крахом и на последнем Суде Божием, от которого (не будем наивны и слепы) не уйти никому…
Вот уже двухтысячелетнее знание Церковью этих аксиом самой возможности и сущности человеческого существования и заставляет её неукоснительно призывать мир к следованию путям Господним, возвещая всем слово Правды Божией, — вне зависимости от того, слушает ли её мир или же временно утратил свой духовный слух и остается равнодушен к её увещаниям. Соответственно, и автор этой книги руководствовался при ее написании лишь одной задачей: ознакомить граждан России с церковной оценкой нашего общего тяжелейшего положения, оценкой, вновь утверждающей и ныне, в XXI веке, христианские нравственные ценности, кажущиеся многим теперь столь несовременными. Первостепенная цель автора — ясно и однозначно сказать сегодняшнему русскому человеку, что без веры, без Православия, без жизни в Церкви и Церковью, то есть в конечном итоге — без помощи Божией, у России, у всех нас, нет и не будет никакого достойного будущего, и только своими силами никакого благого и подлинно человечного общества (равно и государства) мы никогда не построим!
В современных условиях нарастающей вселенской глобализации — с одной стороны — и разрастающегося противостояния основных мировых цивилизаций — с другой — единственное, что поможет нам выстоять перед лицом всего, так или иначе стремящегося поглотить нас мира, это вера и традиция! Только они созидают и поддерживают любые нации на всех их исторических — чаще всего, к сожалению, трагических — жизненных путях.
Нация же есть в первую очередь то, что объединено одной верой, одним понятием о добре и зле, одной духовно-культурной традиционной парадигмой: нация — это прежде всего полное духовное единство.
Но вот это-то всё — и определяющее самый феномен конкретной нации, глубоко чуждо и ненавистно нынешним нашим либералам всех мастей, любым либертариям, ставящим во главу угла своих системных ценностей последовательно эгоистичный и весьма воинствующий индивидуализм — то есть не единение, а разъединение, не нацию, а гражданство, не общий, единый для всех «Символ веры», а единую для всех казенную отметку в паспорте, которой, по сути, и начинается, и кончается их лицо гражданина (где уж тут говорить о сыновнем чувстве к Отечеству) . И в этом своем шкурном неприятии самого понятия нации все российские либертарии-«демократы» — суть вполне западники-«марксисты»; ведь как раз по фантастическому учению последних, например, «самый передовой класс» человечества — «пролетарии» — никакого отечества не имеют вовсе, а отсюда и основной тезис такого «отечестволюбия»— что «марксистов» прошлого, что современных «демократов» «РФ»: где хорошо — там и отечество!
Поэтому-то нашим либертарианцам, при полном их признании именно этого тезиса и в силу их природного космополитизма, всегда так ненавистен патриотизм и — чаще всего — ненавистны неизменно требующие общественной ответственности вера и Церковь (тем более — Православная!): ведь никаких духовных обязанностей и никакого «долга» (кроме как перед самими собой) они ни перед кем и ни перед чем иметь не хотят.
Изредка «демократы», правда, могут что-то пролукавить об «обязанностях перед обществом». Однако поскольку само это общество, по их понятиям, состоит (и должно состоять) из полностью автономных индивидуумов, «объединенных» в первую очередь — и преимущественно! — не любовью и совестью (а значит, и ответственностью всех перед всеми и за всех), но лишь параграфами «прав», охраняющих человеческую особь в узаконенном ими ее эгоизме, то всерьез о какой-либо гражданской ответственной позиции и отечестволюбии либертарианского типа говорить не приходится. В «прогрессивном» обществе подобного рода подавляющему большинству «друг на друга» полностью наплевать. Для того же, чтобы плевки эти были распределены более или менее равномерно и «политкорректно», как раз и существует либертарианская система «прав и свобод», опирающихся в первую очередь не на совесть и честь, а на полицейские участки. В таком понимании права воплощен не живой дух национальной жизни, а дух разделения, порождающий псевдообщественый правовой рационализм, исподволь омертвляющий всё вокруг.
Это тот, всё более глупеющий и оскотинивающийся, поверхностно «цивилизованный» мир, о котором известнейший европейский поэт прошлого века произнес такие простые и скорбные слова:
Мужчины! Чистите зубы с утра и на ночь;
Женщины! Делайте маникюр:
Вы чистите зубы пса и кошачие когти.
За что людям любить Церковь и ее законы?
Она твердит о Жизни и Смерти: они бы охотно
о них забыли.
Она нежная там, где им хочется твердости,
и твердая там, где им хочется мягкости.
Она твердит о Зле и Грехе и других неприятных
вещах.
Они же все время стараются убежать
От мрака внутреннего и внешнего,
Изобретая системы столь совершенные, что при
них никому не надо быть добрым…
В итоге же (совсем недавний пример!) — расцерковлённые, духовно расслабленные, давно уже забывшие о Боге и о своей Жанне д’Арк парижане, с выпученными от удивления глазами и жалкой растерянностью разбуженных вдруг лунатиков, бессильно наблюдают, как наглая арабо-африканская шпана, наплевав на всяческие там «права», столь «негуманно» и недемократично жжет тысячами их автомобили: ах, конечно же, им, бедным детям окраин, следует сказать, что это — совсем «нехорошо»…
И ведь здесь это уже не впервой: разве не с таким же точно выражением духовного бессилия, со слезами скорби и стыда предстают перед нами те же парижане в кинохронике 1940 года, запечатлевшей несчастные безвольные лица тех, кто наблюдал тогда за торжественным входом во французскую столицу оккупантов-гитлеровцев — у ее былой Триумфальной арки?
Но именно к подобным печальным результатам — с неизменной закономерностью — всегда будет приводить либертарианская идея сугубо индивидуалистичного, безрелигиозного, безверного и безнационального, то есть почти полностью утратившего свой духовный становой хребет, общества. И тысячу раз был прав К. Леонтьев, еще более века назад настаивавший на заповедной для него мысли о том, что «дальнейшее развитие всемирной истории» требует «какого-то славянского или неславянского — всё равно, но во всяком случае нового, не либерально-европейского культурного типа» !
Или же и мы хотим вот так же в будущем оплакивать нашу Россию — у нашей собственной, некогда, действительно, Триумфальной арки?
Возможно, кто-то из нынешних «просвещенцев», либерал-«демократов» назовет эту книгу образцом воинствующего мракобесия, кому-то она покажется преисполненной излишнего русофильства, едва ли не граничащего с агрессивным национализмом, кто-то посчитает ее всего лишь эссеистской фантазией чуть ли не свалившегося с луны замшелого православного христианина, ортодокса-романтика…
Впрочем, чт; взять с наших полуграмотных, духовно-кастрированных, постоянно хлестаковствующих «западников», для которых религиозные основы национального бытия — темный лес, фантом, явление почти что-то мифически, сказочно потустороннее. Иного, пожалуй, и быть не может, поскольку народной жизни они не знают, никогда в реальной ее гуще сами не жили и общее представление о «русских» и «русскости» — как таковой — имеют преимущественно лишь по бритоголовым «новым русским», которые в основной жуликоватой массе своей, по сути, всем духом своим пока (дай Бог, конечно, и им покаяния и желания приобщиться к вере своих предков) не более «русские», чем наблюдающие за ними — с опаской и брезгливостью — «демократы».
Более того — в силу как полной своей оторванности от религиозной составляющей нашего природного, народного бытия (вполне сохранившейся в самой его сердцевине), так и от какого бы то ни было практического знания о ней, большинство ныне активно действующих политиков подобного «прогрессивно-демократического» рода, конечно же, вовсе не учитывают ни реальной роли церковного начала в сегодняшней российской жизни, ни колоссального, таящегося в этой системе религиозно-национальных духовных ценностей, творческого, созидательного потенциала.
Священный «белый» огонь православной России, огонь «Третьего Рима» (понимаемого не в примитивно-экспансионистском аспекте внешней только «государственности», а как духовного организма, хранителя Вселенского Православия) и сегодня неугасимо сохраняется в народной душе, — пусть она, в своей временной ослабленности былым большевизмом, еще с недостаточной полнотой и ясностью порой осознает это сама.
Однако любопытно, что даже западные идеологи-историки прекрасно понимают, какой мощный духовный потенциал сохраняется в сердце России, хранимый ее тысячелетней православной традицией.
Так, известный британский историк А. Тойнби, связывая эту традицию православного универсализма (в русле которой собственно и создалась, и возросла Россия) непосредственно с понятием унаследованной ею «византийской цивилизации», утверждал (еще в 1961 году!), что эта «византийская цивилизация всё ещё жива в душе России и что лежащая под спудом структура византийского государства может всплыть из-под напластований успешно импортированных западных режимов: сперва просвещенной автократии, заимствованной с Запада Петром Великим, а затем коммунистического режима, импортированного Лениным и его соратниками. <…> опыт государства, оставшегося к 1461 году [подразумевается — после окончательного угасания в период 1453—1461 годов Восточной Византийской Империи. — Г. М.] единственным независимым поборником Православия, вселил в русских убеждение, что Россия — святая страна с уникальной судьбой, и Россия действительно стала такой, превратившись в сердце и цитадель православного христианства вместо отдаленной провинции, какой она была изначально. <…> что бы ни случилось, кажется очевидным, что и в далеком будущем российские дух и взгляды останутся мессианскими» .
Слава Богу, ведущие представители современных наших «демократствующих» властных и «околовластных» структур не понимают, по-видимому, — в силу их восприятия подспудной православной составляющей российского национального менталитета как чего-то маргинального, как некоего средневекового реликта, давно якобы изжитого «культурными, современными людьми», — не понимают всей опасности, таящейся для них в этой, и поныне остающейся незыблемой, исторической основе национального русского самосознания: и вполне вероятно, что именно она в конечном счете и окажется их духовным могильщиком.
Наши записные «демократы» (все эти Гайдары—Чубайсы—Хакамады—Зюгановы и им подобные) вполне искренне считают, что вера, Церковь — это всего лишь редкие, дежурные телевизионные сюжеты с помпезными архиерейскими службами, нечто вроде «культурно-природного заповедника» — с березками, золотыми куполами, пасхальными яичками и веселым трезвоном. Но так ведь — на уровне и в качестве неких странных гетто «не от мира сего» — их и приучали рассматривать и воспринимать религиозные сообщества на протяжении как их нежного пионерского возраста, так и всей их комсомольской молодежной поры. С такими «духовно» убогими представлениями о христианской Церкви (не говоря уж о знании религиозной конкретики) они живут и сейчас…
К сожалению, и немалое число из взращенной тогда же плеяды сов-управленцев, которых можно порой видеть теперь со свечками в руках на клиросах праздничных храмов, хотя и воспринимают положительно православную российскую традицию и саму Церковь, то пока всё-таки зачастую — лишь как дополнительную, полезную сервировку их политического стола. Бог им судья… Но таковые — и это следует подчеркнуть — хотя бы потенциально открыты и способны к диалогу с Церковью в лице ее наиболее адекватно (подлинно евангельски, канонически-традиционно, но притом и творчески-современно) мыслящих представителей. И, безусловно, немалая уже часть «госаппаратчиков», промышленников и предпринимателей вполне искренне религиозно вменяемы и хотя бы инстинктивно тянутся к национальной религиозной доминанте — и благодать Божия, конечно же, не проходит и мимо них, обращающихся вновь к тысячелетней вере предков и пытающихся соотнести себя с христианским образом подлинно русского человека.
Ведь и им, и всем нам следует хотя бы попытаться понять, что все наши исторические перспективы, в том числе и религиозно-«реставрационные», представляют собой еще огромное поле российской жизни в ее грядущем. Судьба нашей страны вовсе не кончается трагическими итогами XX века, и в дальнейшем — во всё ещё пишущейся книге русского бытия — «большевицкая» ее страница будет восприниматься потомками лишь как свидетельство временного страшного помрачения изначально христианской души России.
С недоумением и отвращением будут смотреть они на эту страницу из своего «далёка» — как на ужасное и (в лице многих своих сограждан XX века) позорное и страшное предупреждение всему творению Божию о неизбежных самоубийственных последствиях Богоотступничества.
И, действительно, какое еще другое чувство, кроме естественного чувства духовного неприятия, может вызывать в каждом нормальном человеке предательство тех вечных задач, что поставлены перед нами Самим нашим Творцом?
Однако подобное доброе душевное устроение Россия обретет только в том случае, если в конце концов поймет две весьма простые истины: что подлинная гражданственность всегда выше любых форм рабства (в том числе — и коммунистического) и что подлинно духовная, христианская жизнь всегда выше любых форм гражданственности, единственно и определяя собой положительный смысл последней.
На пути к такому просветлению русской души и к прояснению общенационального русского разума немало еще придется перенести нам «вразумлений» Божиих, немало — вызванных косностью и падшестью нашей же воли — бед, спасение от которых может принести лишь общенациональное, общерусское возвращение на путь веры, в лоно Церкви Христовой, которой, по евангельскому слову, «вратам адовым» — сколько бы ни пытались — не одолеть никогда!
В этом спасительном церковном лоне — наш вечный дом, наша вечная духовная родина, наша необоримая защита; в нем — единственное разрешение всех наших мучительных жизненных проблем, и только в нем — наше чаемое грядущее возрождение.
Пора уже нам начать понимать всю смертельную для нас — пошлую и банальнейшую — лживость атеизма и практически самое важное: что нынешней, вот уже почти столетие пишущейся нами, отвратительной страницы российской истории мы не сможем перечеркнуть и перевернуть без Божией помощи, не сможем без этой помощи возродить и самой России, ибо духовные болезни и лечатся только духовными средствами…
Еще в годы революционного развала С. Булгаков, уже отошедший ранее от марксизма религиозный философ и будущий священник, видел единственное спасение русского народа в его возвращении к отеческим церковным истокам. Тогда он призывал (и слова его вполне соотносятся с нашим нынешним развалом — закономерным наследием всё той же, так до конца еще нами не завершенной и не изжитой революции): «Надо возрождать церковную жизнь, — это сейчас самая важная патриотическая, культурная, даже политическая задача в России… В России имеет культурную будущность только то, что церковно, конечно, в самом обширном смысле этого понятия. И с оцерковлением русской жизни только и могут быть связаны надежды на культурное возрождение России. Ведь вот теперь производится в грандиозных размерах эксперимент безбожной, “социалистической” культуры. И посмотрите, как бессильна и бесплодна оказывается она по всей линии, и прежде всего в самом жизненном для нее вопросе — дисциплины труда. Всё развалилось, рабочая “годность” упала, и для восстановления ее не остается ничего, кроме социалистических скорпионов. Без воспитания церковного нам не восстановить ни народного хозяйства, ни государственности. Но мои-то пожелания идут дальше: мне мечтается духовное завоевание русской школы, ее внутренняя, так сказать, “клерикализация”, чтобы была, наконец, засыпана эта пропасть между церковью и светским просвещением» .
Прошел вот уже почти век со времени написания этих слов, а мечты Булгакова все еще остаются мечтами…
Более того, даже те, еще явно недостаточные, ростки возрождения христианской духовности в российском обществе встречаются либеральными кругами в штыки, а сама Церковь всячески обвиняется в попытке клерикализации России.
Однако о какой клерикализации может идти речь, если Церковь и по сию пору остается, по сути, гонимой — фактически остающейся лишенной и прежнего своего имущества, и даже реальной свободы слова, ибо почти все ведущие СМИ находятся от нее за семью печатями?
Как пишет известный протоиерей, член Союза писателей России Михаил Ходанов: «…о какой клерикализации может идти речь, если в обществе сегодня в плане нравственном царит совершенный ш;баш?! Эзотерика, оккультизм, шаманство, ясновидение, “третий глаз”… Православные программы по телевидению составляют по сравнению с ними ничтожный процент и уже совершенно тонут в массмедийном океане “новых ценностей”: эстетизации зла, половой переориентации и нравственной вседозволенности, безудержной развлекаловки, пофигизма, карьеризма, экстрима и эротического разгула» . В результате религиозное чувство «в народе и особенно в молодежной среде стремительно падает… Ведь ничто так не убивает религию, как культ плоти, силы и мамоны. А все эти три слагаемых в жизни общества налицо. Их постоянное и навязчивое присутствие в качестве духовной альтернативы прежней “архаике” зашкаливает. А если что-то все время без конца повторяется, то это — идеология, не так ли?... Долго ли протянет молодежь при такой идеологии? Страшно представить, что произойдет уже в ближайшем будущем с ее психикой после такой обработки» . Именно поэтому о. Михаил (думается, с глубочайшей внутренней скорбью) и оказывается вынужденным воскликнуть: «Клерикализация — миф!»
Да! Скажем прямо: Церковь существует для предельно всеобщего воцерковления мира, то есть именно для того самого, что либералы, ненавистники ответственного христианского отношения к смыслу человеческой жизни, и называют «клерикализацией». Однако «клерикализация» в церковном понимании есть не охват (или даже абсолютный «захват») всех сторон общественной жизни священнослужителями и Церковью в целом, а освящение всего человечества благодатью Христовой.
К сожалению, такое освящение «многих званных» (Ср. Мф 20, 16), стремящихся стать «участниками в небесном звании» (Ср. Евр. 3, 1) сможет с наибольшей всеохватностью осуществиться только после Второго пришествия Господня и Страшного Суда Его — то есть в «будущем веке». Но стремление просветить и освятить Животворящим Духом Святым как можно большее число своих сограждан, помогать им становиться не только «званными», но и «избранными» (Ср. Мф. 20, 16) чадами Божиими, и есть самая прямая и самая первостепенная задача Русской Православной Церкви (как равно и любой другой национальной Поместной Церкви).
И потому недаром о. Михаил свою отповедь либералам-атеистам продолжает следующими словами: «…общественные пороки, как показывает многовековой опыт, не вытравливаются ничем — ни нотациями, ни атеистическим “просвещением”, ни дубиной с электрическим стулом. Они преодолеваются только помощью свыше и личным свободным волевым усилием человека. Иными словами, тем же христианством» .
И вот когда всё общество, весь народ с покаянием устремляется своей волей к правде Божией и с помощью Его Церкви старается искоренить все свои личные и общенародные грехи, а Церковь наконец становится Матерью большинства нации, — вот это-то и есть тогда настоящая клерикализация!
К сожалению, ничего этого в России пока еще что-то не видно…
По поводу же того, к чему может привести доселе процветающая у нас «антиклерикализация», тот же о. Михаил пишет так: «Когда читаешь дореволюционных церковных писателей, узнаёшь: в стране в период так называемой реакции (после поражения революции 1905 года) начались беспорядки, упала нравственность среди деревенских жителей, особенно среди молодежи. Повсюду — густой мат, жестокие игры, в которых зачастую кого-то убивают. К Церкви — полное охлаждение, в семье — отсутствие элементарного уважения к родителям. Среди населения активно распространяется порнография, чтобы окончательно добить нравственность.
Знакомый сценарий, не так ли? Кстати, вполне атеистический. То есть происходило всё то, что происходит и сейчас. Чем это закончилось, — тоже известно — реками крови.
Так что нет у нас никакой клерикализации. Утверждение о ее “существовании” — просто миф» .
Но, несмотря на все преграды, Церковь совершала и будет совершать свой труднический подвиг христианского просвещения нации ради вечного спасения всех воцерковляющихся, то есть всех тех граждан России, что искренне хотят стать чадами Божиими и подлинно русскими людьми.
Просвещение же это, естественно, лучше всего начинать с раннего возраста, влагая веру Христову в еще не слишком затронутые грехом детские сердца. И потому не пора ли, убедившись за это время в кошмаре нашей обезбоженной жизни, постараться, например, убрать, засыпать наконец пропасть между верой и наукой, между религией и образованием — особенно школьным?
Об этом в который раз шла вновь речь и в марте 2005 года на Всемирном Русском Соборе в Москве, на заседании которого Владыка Кирилл (Гундяев) — ныне Святейший Патриарх Московский и всея Руси — озвучил принципиально-важную позицию Церкви, заявив о преподавании основ религии в школе следующим образом: «Речь должна идти не о «теплохладном» религиоведении, сводящем сведения о разных религиях в один учебник и развивающем у детей скептически-релятивистское отношение к религии. Такое религиоведческое преподавание, усиленно предлагаемое некоторыми представителями власти, полностью исключает достижение воспитательных целей. Более того, в случае реализации этих планов мы, скорее всего, получим в школах уроки, весьма напоминающие преподавание научного атеизма в советское время, со всеми вытекающими из этого хорошо известными последствиями» . И воплощение в жизнь этого чрезвычайно разумного утверждения Владыки есть самая насущная задача подлинного духовно-нравственного и национально-культурного воспитания наших детей. Но кто, кроме самого общества, может поддержать это доброе и мудрое предложение Церкви? А наше русское общество пока всё еще полуспит…
Но есть здесь, соответственно, и другая сторона медали — а именно: ведь в первую очередь именно Церковь, как никто иной, и обязана прервать этот сон нации, если она желает помочь и народу, и самой себе — в получении возможности делании добра. Ответная же благодарная помощь народа стократно усилит эту возможность.
Именно теперь, в тяжкую годину российской жизни, Церковь должна самым окончательным и бесповоротным образом — реально весомо, всей возможной активизацией своих практических действий — не только на уровне душепопечительства прихожан, но и в государственно-общественной сфере — выйти наконец из давнего своего социального «затвора», из архиерейских «мерседесов», на страшный сегодня простор во многом обезбоженной и почти повсюду обездоленной русской жизни.
…Из истории Церкви мы знаем о миссионерском подвиге непосредственных учеников Христа — Апостолов, шедших с проповедью Его божественного учения по землям Европы, Африки, Азии, из города в город, из села в село, к рыбакам и крестьянам, торговцам и ремесленникам, к царям и нищим… Благодаря их подвигу, ценой их жизней, положенных, вослед Христу, за Жизнь всего мира — человечество узнало о Правде Божией, встало на путь духовного спасения в вечности, на Небесах, и в то же время создало великую христианскую цивилизацию здесь, на земле. Но кто сегодня призван непосредственно продолжить их учительское евангельское дело христианского просвещения мира? Нынешние пастыри и, в первую очередь, архипастыри: епископы, архиепископы, митрополиты, патриархи — вот кто должны являться сегодня и по рангу, и по самым прямым своим обязанностям всё теми же Апостолами, просветителями человечества!
Разумеется, все они ныне зачастую весьма заняты делами епархий — исполняя теперь, увы, функции не только молитвенников и предстоятелей за свою паству перед Богом, но, наряду с этим, обязанности и высших церковных администраторов, и духовных судей, и хозяйственников и, Бог знает, кого еще… И тем не менее и сегодня для них главным, конечно же, должен оставаться сам народ Божий, а также и те, кто им еще только может стать…
Апостолы, не затворяясь в кругу своих — уже просвещенных Светом Христовым — единоверцев, шли и шли к язычникам, чтобы поделиться с ними явленной им Спасителем вечной жизнью! Ныне же стало самым обычным и естественным, что архиерей в собственно духовной сфере своей деятельности является преимущественно возглавителем торжественных богослужений и «вещателем» христианских истин с высоты церковной кафедры — причем, главным образом, для уже воцерковленной паствы.
Разве видит кто-нибудь — как самое обычное дело! — из пусть зачастую даже и нецерковных пока, «внешних» пока для Церкви, но потенциально русских (не по крови, а в духовном смысле) людей, — у себя в заводских цехах, на фабрике, в поле, в больнице, в научном институте, в порту, в шахте, в военной казарме — «живого» архиерея, обязанного быть современным апостолом, пришедшего, но, главное, нередко (а не в виде какого-то «экзотического» исключения) приходящего туда без какого-либо официального повода и без пышной свиты, причем с действительно живой, доходчивой, современной по мысли и слову, православной проповедью — не на темы «христианской духовности», «христианского патриотизма» и «христианства вообще», а о Сам;м Живом Христе?
Увы, ведь всё еще нет этого — или почти нет!
И разве много среди наших нынешних «наследников апостолов» тех подлинных глашатаев Правды Божией, способных — хотя бы на время сходящих со своих позолоченных кафедр — смиренно идти в лежащий во зле мир, дабы обратиться к миллионам еще непросвещенных соотечественников, евангельски образумить и «просветить» их, и поныне всё ещё остающихся без Христа, во «тьме и тени смертной» (Лк. 1, 79)?
Но разве нужны Христу и Его Церкви архипастыри — не апостолы?
И снова — «увы», ибо, если и есть у нас сегодня такого, подлинно апостольского типа, архиереи, то их буквально единицы… А ведь первейшее повеление Самого Господа требует от них не замыкания в среде уже Богопросвещенной паствы, а христианизации всего окружающего, продолжающего пребывать во грехе, мира: «идите, научите все народы» (Мф. 28, 19), — что, естественно, подразумевает и самые широкие круги своего собственного народа.
Однако, несмотря на, казалось бы, огромное число крещеных православных христиан, каковыми (в известной степени, к сожалению, только формально) считает себя значительная, если не основная часть граждан России, — подобные пассивно «верующие» по большому счету остаются совершенно не «воцерковленными», не соотносящими свою повседневную жизнь с евангельскими принципами! И именно этой основной частью «полухристиан», а не только теми фактически примерно 5-6 % православных, которые уже сейчас живут относительно активной, сознательной христианской жизнью, и должны заниматься сегодня наши архипастыри и пастыри!
Ведь именно к ним и обращено слово Господне, требующее от них идти к своим соотечественникам, не только «крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа», но обязательно и «уча их соблюдать всё, что Я повелел вам» (Мф. 28, 20).
Но идут — мало, мало, преимущественно вращаясь в кругу лишь традиционной епархиальной и приходской жизни, оставляя остальные, потенциально христианские, души, весь окружающий внутрироссийский «мир» (чуть ли не 90—95 % населения) без отеческого церковного просвещения!
Столь необходимая ныне — как никогда, быть может, прежде (и для спасения душ, и для спасения самой России!) — миссионерская деятельность Церкви почти что и не начиналась…
Та же, по сути, картина в отношении весьма робкого участия Церкви в государственной и общественной жизни России, а ведь и эта сторона нашего бытия также требует максимально возможного воцерковления.
Недаром сетует на всё еще продолжающуюся определенную (и явно болезненную) отстраненность, отчужденность Церкви от глубочайших социально-политических процессов, происходящих в России, известный политолог-журналист: «Нам надо создавать общественные структуры, которые смогут стать нравственной силой. Здесь важна роль Православной церкви. Мой единственный упрек ей — она действует в этом плане недостаточно. Она боится общественной жизни» .
О том же самом говорит в своей статье и преподаватель Российского государственного социального университета Е. Калинин, с прискорбием отмечая, что «миссионерская пассивность РПЦ за последние годы, особенно на фоне активности, скажем, протестантских проповедников, сформировала в обществе образ Церкви, отделенной от государства, причем высокой и глухой стеной. Безусловно, любые несоответствия этому стереотипу воспринимаются как аномалия. Хотя аномальными стоило бы считать скорее вялость и пассивность Православной Церкви в области миссионерства» .
Неизжитый до сих пор и столь характерный для многих представителей Церкви (в том числе — и довольно «высокого» ранга) страх деятельности за ее стенами до некоторой степени понятен: ведь «выход» их в жизнь «мира» и поныне преимущественно ассоциируется у большинства ведущих церковных деятелей не только с неизбежностью сотрудничества с порой совершенно атеистически настроенными представителями власти (прагматически — важной частью постсоветского «мира»), но и с необходимостью порой твердого противопоставления принципиально христианской позиции, занимаемой иерархией Церкви, — позиции той или иной «мирской» администрации: ведь с политическим опытом и «ресурсами» последней нашим современным «апостолам» бывает порой заведомо тягаться и трудно, и непривычно, да вроде бы как-то и «не к лицу»…
Однако истинный «выход» христианства и конкретно российской Церкви в этот по большей части «лежащий во зле мир», духовное соприкосновение, а иногда и вынужденно-неизбежное, ради правды дела Христова, столкновение с ним (даже и с «миром государственным»!) — есть не явление «меж-административного» характера, не более или менее удачные попытки заключения каких-либо церковных конкордатов с «властями предержащими» (хотя нужно и это), а самое настоящее поле духовной битвы ради спасения души каждого человека (в том числе и человека «государственного»), активное творческое преображение бытия, совершаемое Церковью Духом Божиим., «вся немощн;я врачующим».
Притом совершенно ясно, — особенно если мы вспомним слова Спасителя, цитировавшего в Назаретской синагоге поговорку: «врач, исцели самого себя» (ср: Лк. 4, 23), — что при действительно трезвом подходе к делу христианского возрождения пасомых чад (тем более — нации!) любой архипастырь должен быть врачом, который прежде всего постоянно старается исцелиться сам: именно тогда он и будет иметь благодатные силы для духовного оздоровления всей своей богоспасаемой паствы и (лишь во вторую очередь!) станет, возможно, и добросовестным епархиальным «администратором».
Главное же ныне, как, впрочем, и всегда, — евангельское слово в его же евангельской простоте, осуществляемое нашими церковными учителями-архипастырями в жизни. Особенно при нынешней искушенности и недоверчивости общества, нередко граничащими с известным цинизмом, уже мало кого могут привести в умиление одни только сверкающие митры, пышные позолоченные ризы и торжественные хоры на архиерейских богослужениях — этим духовную коросту многих никак не пробьешь…
Народу нужна искренняя, открытая архипастырская любовь, доброе чувство и мудрое слово, а отнюдь не те — нередко казенно-однотипные — проповеди и официозные послания «по случаю», что порой вообще составляются, чего греха таить, штатными, весьма оглядчивыми на застарелые штампы, «спичрайтерами») — вполне в духе почти средневекового «плетения словес». А ведь подобные «послания» и поныне встречаются у нас постоянно, хотя, по сути, мало что говорят сердцу современного христианина…
Это — на церовных «службах»…
В каждодневной же жизни архиерей тем более может завоевать общенародное уважение, авторитет и любовь вовсе не митрами, а только своей «нищетой духа», то есть — в церковном понимании этих слов — смирением перед своим архипастырским долгом, неподдельной любовью к пастве и к каждому человеку, сознанием того, что всё, что он имеет, есть только дар Божий, а лишь потом — благодаря указам Патриархии; и всё это он должен передать, отдать своей пастве — не которая обязана служить ему, а которой обязан служить он сам!
И показательно, что об этом всё чаще раздаются голоса уже и в самой Церкви.
Так, на состоявшейся в ноябре 2005 года в Москве Международной Богословской конференции, посвященной проблемам эсхатологии, весьма знаменательные слова произнес архиепископ Львовский и Галицкий Августин (Маркевич), с абсолютно обоснованной тревогой заявивший: «Мало научить священников и мирян, поднять их духовный и культурный уровень. Иерархия Церкви должна сегодня, пока еще не поздно, также позаботиться о том, как возродить свой авторитет, возвратить себе, в первую очередь, образ Литургического предстоятеля и духовного руководителя, а уже затем — администратора. Иначе, когда мы будем уделять слишком много внимания и времени чиновникам и заниматься бумагами, то нашей паствой, душами верующих займутся сектанты и лжестарцы.
Церковная жизнь сегодня с очевидностью требует исцеления и возвращения именно к семейности, соборности, церковности, как таковой. Подумаем также о том, что “время начаться Суду с Дома Божия” (1 Петр. 4, 17). Паства часто хочет видеть лицом к лицу своих иерархов, которые сегодня иногда слишком далеки от своего церковного народа. Нам, епископам, нужно всегда помнить, что мы хоть и “архи”, но всё же “пастыри”, а не администраторы, которые обязаны лишь изредка, по большим праздникам, нисходить до своей паствы, да и то не дальше амвона. Народ нуждается в живом и простом слове, обращенном к нему, в слове Жизни, причем не торжественным слогом, излагаемом и с высоты кафедры преподаваемом, а в слове, которое проповедуется всегда, “во время и не во время” (2 Тим. 4, 2), в слове, отвечающем на живые и трепещущие вопросы современности. И главное, в слове, которое не расходится с делом, а значит — с житием того, кто его произносит. Очевидно, тогда-то и прислушаются… к слову истинного пастыря, а не какого-нибудь самопровозглашенного духовного лидера…
Церкви сегодня необходимо учиться не только защищаться от духа мира, но и переходить в наступление, ибо “оружия воинствования нашего не плотские, но сильные Богом на разрушение твердынь” (2 Кор. 10, 4)» .
Ныне именно на Церковь ложится священная, но и тяжкая обязанность осуществлять духовное руководство нацией (больше ведь и некому!) — причем не путем тех или иных официозных (не слишком, к тому же, частых) встреч архиереев с отдельными представителями власти, не преимущественно благолепно-репрезентативно, но осуществляя постоянное практическое сотрудничество — участливым советом, трезвой критикой, помощью в разработке общенациональных планов нашего бытия, наконец, своим благословением на все добрые дела — со всеми важнейшими государствообразующими и государствосохраняющими структурами.
Ведь Вселенская Церковь (пусть даже многие члены ее — порой и весьма «облечённые» — бывают весьма далеки от христианского идеала) есть, по евангельскому учению, Само Тело Христово, призванное соединить в Любви Божией всех православных чад, а потому и Церковь в России, как и века назад, неизменно выражает собой самую духовно опытную, житейски мудрую и любовно-добрую сторону души православных (или же потенциально православных) граждан России — то есть, по сути, не менее трех четвертей всего нашего населения! Отсюда вполне естественным является ее право на духовное сотрудничество в общегосударственном деле укрепления и дальнейшего развития многонародного российского сообщества, сердцевину которого составляет русская державообразующая нация.
При этом следует подчеркнуть, что сама Церковь не нуждается ни в соучастии в «мирской власти», ни в каких-либо политического характера «выгодах», ибо стремясь максимально христианизировать, воцерковить «мир», то есть, попросту говоря, человеческое сообщество, сама она не преследует никаких «мирских» целей.
Как весьма определенно заявил по этому поводу в свое время Святейший Патриарх Алексий II: «…пребывая в мире и выполняя свое призвание освящения и свидетельства, Церковь и каждый отдельный христианин должны духовно пребывать в состоянии “не от мира сего” (Ин. 18, 36). “Неотмирность” в данном случае означает причастность Царству Божию — духовной реальности, которая уже явлена в мире благодаря действию Духа Святого, но во всей полноте откроется в “будущем веке”. Зн;мением и таинством этой реальности и является Церковь, пребывающая “в веке сем”.
Как социальный же институт Церковь существует для того, чтобы служить восхождению от дольнего к горнему.
Церковь не имеет в этом мире «земных» интересов. Она объемлет весь мир, всё творение, ибо Ее Главой является Иисус Христос, Господь и Промыслитель всей твари. Мир — это объект миссии и заботы Церікви. А ее миссия заключается в том, чтобы являть, то есть делать присутствующим в “этом мире” Царство, которое “не от мира сего”» . «Сейчас, — не уставал раз за разом повторять Святейший Патриарх Алексий, — когда атеистические убеждения стали содержанием веры немногочисленной социальной группы, Церковь должна стремиться к более активному влиянию на общество, ибо ей принадлежит исключительное свойство жизни в Духе истины (ср.: Ин. 16, 13) [выделено мной. — Г. М.] — никакое иное учение не может приобщить человека к познанию истины и даровать ему праведность и мир и радость во Святом Духе (Рим. 14, 17)» .
Но в чем же конкретно должно заключаться такое «служение», такая «миссия», такое «делание» Церкви и такое «активное влияние» ее на общество — в качестве непосредственно, так сказать, «социального института»?
В чём состоит сегодня ее основная задача в приложении к конкретной, поистине трагической ныне жизни России — как христианской по ее историческому (и даже метаисторическому!) призванию страны, то есть как страны непосредственно, «практически» православных верующих (или же, как сейчас, русских людей, во всяком случае идентифицирующих себя с православной духовно-культурной традицией) — без чего Россия как государство долго не протянет? Понимает ли, наконец, конкретно сама ведущая церковная среда и высшая церковная власть, всю, — как утверждал еще в самом начале 1990-х гг. известный, искреннейший наш литературный критик и публицист Валентин Курбатов, — «страшную меру ответственности Церкви, которая одна теперь еще может удержать Россию на краю пропасти» ?
И здесь ответные высказывания многих активных православных российских граждан — представителей как пастырей, так и их паствы, — сводятся к одной простой и вполне однозначной мысли церковно-общественного характера. Суть ее достаточно традиционна, и именно этой мыслью всегда старались руководствоваться все живые силы Православия на Руси, которые и созидали веками ее духовное сердце — «Святую Русь».
Вкратце эту духовно-практическую, вполне «святорусскую» идею можно определить следующим образом: не принимая участия в откровенно политических играх дня, Церковь, однако, может и даже обязана через свою паству, просвещаемую, воспитываемую и направляемую ею в духе евангельских заветов Христовых, через миллионы православных граждан России непременно ясно и четко выражать свою социально-нравственную, христиански императивную позицию — в том числе и по вопросам степени соотношения задач и форм государственного строительства с христианскими идеалами. При этом важнейшая собственная задача Церкви: правильно ориентировать верующих среди существующего спектра идеологий и общественно-политических программ — в единственно для нее приемлемом направлении, — в направлении, по выражению одного из наших архипастырей, осуществления «программы» Святого Духа.
Именно эта «программа» и есть единственная основа для воссоздания былого духовного единства Святой Руси на сегодняшней Русской земле, для возрождения в России единящей всех и единственно мощной ее народно-государственной скрепы — религиозно-общинного евангельского начала. И перед лицом ожидающих нас ныне беспрецедентных трагических вызовов мирового бытия мы — без восстановления у нас в стране этого христианского «веро-общинного» принципа жизни — обречены на полное поражение. Только заново осуществляемый всенародной жизнью евангельский императив: «будьте единодушны и единомысленны» (Фил. 2, 2), только исполняемый всеми нами, всею Россией завет и вечный призыв Христа: «Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино» (Иоанн. 17, 21) могут остановить нас на самом краю последнего, уже смертельного крушения!
Но давно уже этот единящий призыв стал звучать в России как «глас вопиющего в пустыне» (Мф. 3, 3)… Скреплявший прежде русский народ и Русскую государственность общинный, именно религиозный, христианский дух сначала исподволь, а затем всё решительней и решительней покидал страну на протяжении всего XIX века, что, по сути, и привело нас к Богоборческой революции.
В чисто же внешне-гражданском, внешне «общественном», «мирском» измерении крестьянская, например, община была во многом уже разрушена в начале XX века, а насильственно насаждавшаяся в дальнейшем сельская «общинность» большевицких колхозов была откровенно рабской и профанирующей — и потому неспособной к какому-либо реальному единению народа. Безбожный же в основной своей массе город постепенно и вовсе подвергся практически полной атомизации (в лучшем случае сохранив только отдельные ячейки чисто семейных связей), лишь изображая — по условиям всеобщей коммуно-советской политической игры — «единство масс» на основе фальшивой и столь же «изображаемой» коммунистической идеологии.
В итоге российское «общество» разобщено сегодня — как никогда прежде, и русский народ является ныне одним, быть может, из самых во всем мире индивидуалистически распавшихся народов — когда у большинства «дорогих россиян» почти уже нет «ближних», но все вокруг стали, так сказать (используя компьютерную терминологию), «по умолчанию» — чуждыми «дальними», т. е. изначально, заранее всегда подозрительными и таящими в себе ту или иную степень угрозы. И такое положение — давно уже не только в городе, но точно так же и в ранее более «общинной» по своему характеру деревне, которой, впрочем, почти и не осталось теперь на Русской земле…
Ядовитый же корень всего этого — апостасия, Богоотступничество: ибо без веры никакая подлинная общинность и подлинное единство нации невозможны. И именно поэтому духовно-объединяющая роль Церкви ныне столь огромна и, можно утверждать, всеопределяюща!
От воссоздания и укрепления подлинно общинного евангельского духа в приходах (как призванных быть воистину сердечными, христианскими, литургически утверждаемыми «семьями», а не просто центрами религиозных требосовершений, как это, увы, бывает порой) к постепенному превращению в единую христианскую семью всего общества, всего русского народа (ради спасения во Христе Иисусе каждой отдельной человеческой личности и потому — всей страны!) — вот единственная ныне великая цель и оттого единственная огромная задача Православной Церкви России.
Именно в этом, в первую очередь, и должны проявиться как собственно христианская миссия, всеобщая евангелизация общества, так и церковное «служение и делание» в сфере непосредственно социальных отношений — как практическая духовная поддержка всех положительных сил в общенародном деле возрождения христианской России, обязанной (для своего же выживания!) восстановить всю систему прежних ее многовековых, исконно православных, религиозно-национальных традиционных духовных ценностей.
В противном случае — если всё останется по-старому, если Церковь, прежде всего в лице ее архипастырей и «просто» пастырей, не обратится к действительно активному «деланию», ко всеобщему христианскому просвещению нации (и государственных «мужей», и самых «простых» российских граждан, особенно — молодежи), то, действительно, оправдаются горькие слова одного из наиболее известных сегодня православных миссионеров — диакона Андрея Кураева, который в своей статье, посвященной проблеме вымирания русского народа, с болью сердца буквально прокричал: в Церкви так жить больше нельзя, и если пастыри не выйдут наконец на всероссийскую проповедь Христову, «то будущие авторы “Заката и падения Российской империи” будут иметь право сказать о преступлении русской церкви перед русским народом. ”Не поняли русские священники боли своего умирающего народа. Не заметили его умирания. Не смогли найти ни слов, ни аргументов. Не пожелали выйти из привычных и потому комфортных образцов и клише”.
И немногочисленные русские священники той поры (ещё и нерождённые ныне), читая такие слова историков (тоже ещё ныне нерождённых), будут недоумевать: “А что, разве могло быть иначе?” Да, могло. Было время, когда у русских ещё были дети. Было время, когда хотя бы некоторые священники пробовали говорить с детьми не на “церковно-китайском” языке. Было время, когда патриарх Русской Церкви призывал к тому, чтобы Церковь стала многоязыкой и могла находить общий язык и с бабушками, и с их внуками. Но что-то не сработало… Государство отошло в сторонку. Организационные и финансовые ресурсы Церкви обошли своими потоками те делянки, где работали миссионеры. Епископы не прикрикнули на сплетников, косящихся на миссионеров… В итоге всё осталось по-прежнему. Парус не поменяли. И прямой курс привёл к рифам, которые нельзя было не заметить, но лень было обходить…»
Безусловно, по существу диакон Андрей совершенно прав: одно из самых великих и важных церковных дел — духовное просвещение, а значит, и потенциальное христианское спасение каждого русского человека, всей нации (в основной своей массе всё ещё продолжающей оставаться невоцерковлённой),— увы, толком так до сих пор и не ведётся. Разве можно и сегодня назвать частичные, спорадические, осуществляемые отдельными энтузиастами (и преимущественно в собственной же церковной среде) попытки духовно-углубленной и подлинно неформальной проповеди — всеобщим христианским просвещением нации? Где же это горящее живым Духом Божиим евангельское просвещение, которое должно вестись со всероссийской всеохватностью, от младенца до старца, — сеянием Правды Христовой в каждом сердце: и при дороге, и на камнях, и на доброй почве, и на «злой» особенно?
Большая часть церковной проповеди звучит, как правило, только под сводами храмов; не менее же великое дело христианской миссии в окружающей нас языческой среде, по сути, зачастую оказывается пущенным на самотёк, и редко-редко, когда Христу позволяют выйти за церковные стены, когда воскрешающее душу слово Его вдруг звучит и на «стогнах мира» — среди всё усиливающихся слепоты и глухоты, а зачастую и полностью обезбоженного маразма современной жизни…
Единственно, что необходимо поправить в словах диакона Андрея о прискорбном современном состоянии православной миссии, православного свидетельства в России, так это то, что умозрительно возможное (не дай Бог в реальности!) духовное преступление перед русским народом позволительно будет, однако, вменить не собственно самой Церкви (ибо она есть «столп и утверждение истины», воздвигнутый Самим Христом, и свята всегда), а лишь её, так сказать, духовно-административному «генералитету», то есть тем из архипастырей и наиболее официально-ответственных «просто» пастырей, что или сознательно (в своем брезгливо-надменном фарисействе) поныне отгораживаются от окружающего их несчастного языческого мира, или просто равнодушны к нему, или же (что чаще всего) до сих пор попросту толком так и не пробудились от прежнего всеобщего коммуно-советского обморока — в частности, и в отношении возможности и самой безотлагательной необходимости всенародной проповеди на всём огромном, столь ответственном и порой столь страшном просторе нынешней российской жизни.
Но если они и теперь не оправдают ожиданий трех четвертей жителей России, считающих себя духовно-генетически связанных с Православием, если и теперь не найдут в себе сил и воли обратиться к ним в самое ближайшее время с подлинно живым современным словом о Правде Божией, прожигающим душу (а не почти механически списанным с проповедей двухсотлетней давности), — со словом, говорящим истину не только о жизни будущей, Небесной, но и о жизни сегодняшней, о ее изменах, падениях, проблемах, скорбях и бедах, — вот тогда это преступление, действительно, совершится, и будет оно преступлением, в первую очередь, против самой Церкви, и затем уже и против русского народа, брошенного пастырями на полный произвол стихий «мира сего»!
…Впрочем, не одни только пастыри обязаны, наконец, проснуться от застарелого нашего общероссийского сна. Сегодня православные верующие России и сами уже должны переходить к повсеместному и активному противостоянию антирелигиозным и антирусским силам. Не оборона от вовсе, по сути, незначительного в нашем обществе числа сознательных атеистов, демагогически прикрывающихся демократическими правами и фактически захватившими ныне власть над СМИ (отнюдь поэтому не выражающими подлинного российского общественного мнения), а самое решительное и последовательное наступление на атеизм, равно на любые безбожные и любые сектантские группировки, наступление на всю их, подрывную по отношению к общенародному духовному развитию, антинациональную политику — вот наша первостепенная задача!
И в этом смысле хорошим примером религиозного активизма для нас может служить деятельность, например, христиан в США. Сейчас, несмотря на все имеющие там место назойливые разговоры о «политкорректности» — необходимой, мол, и в области верований, в Штатах действует более 1300 религиозных радиостанций и порядка 170 телестанций, в 7 тысячах магазинов религиозной книги за год продаётся 17 миллионов книг, построены 600 огромных церквей — до 20 тысяч человек вместительностью каждая. А, например, протестантская «Христианская коалиция» самым непосредственным образом влияет на американскую политику: тот же Дж. Буш на выборах 2000 года получил 84 % голосов протестантов-евангелистов, централизованно выразивших тем самым свою гражданскую позицию, причем их голоса составили не менее 40 % всех тех, кто за него проголосовал!
В критические моменты национальной истории и мы, христиане России, должны столь же единодушно выражать свою гражданскую, религиозно осмысленную, волю — в том числе и на выборах, спрашивая при этом мнения своих духовных пастырей. Наша религиозно-политическая линия, линия (нравится это кому-либо или нет) исторически-объективно являющаяся православно-русской, должна четко выражать наше же неприятие и политико-экономического развала в стране, и самого содержания — по большей части антихристианского — которое вкладывают в свою политику правящие сейчас у нас антинациональные на поверку (по всей своей глубинной идеологии), с житейской же, практической точки зрения абсолютно антинародные и хищнические силы, притом всячески пытающиеся изо дня в день прикрываться абсолютно лживой ура-патриотической фразеологией.
Сам православный русский народ, чтобы сохранить самого же себя — и в духовном, и в буквально физическом смысле — среди охватившей нас всех разрухи, должен начать более последовательно и решительно пресекать все антирелигиозные, антицерковные выступления и провокации как со стороны безбожников, так и порой фальшиво «христианствующих» некоторых «демократов», прямо изменяющих Христу самим фактом плюралистического признания ими не первоосновности и не всеобщности евангельской Истины.
Втайне сидящая в их душах заноза эгоистичной «самости» и вовсе не христианского понимания личности постоянно заставляет их требовать религиозности только на уровне индивидуалистичном, а потому и полностью религиозно-безответственном по отношению к обществу. Отсюда и их, по сути, вполне обывательский анархизм, и нелюбовь к церковности (то есть к религиозности сугубо «общественного» типа — как общецерковного дела спасения каждого христианина), вообще к Церкви как к единому организму веры; отсюда же и их пресловутый безответственный «плюрализм» в вероисповедных делах, отсюда же и их постоянное требование неучастия как отдельных верующих, так и Церкви в целом, в реальной повседневной жизни всего нашего общества.
Пусть мусульмане, иудаисты и прочие занимают свои, преимущественно этнические, религиозные «ниши» и свободно исповедуют то, что для них традиционно и что им дорого — и в духовном, и в культурном отношениях.
Более того — Церковь, стремясь к миру и установлению духа общего благочестия в России, никогда не откажет им в своей разумной, человеколюбивой и государственнически осознанной поддержке, если только они будут проявлять полную лояльность по отношению к общей для всех нас Русской державе и если самой Церкви не придется поступаться при этом своими истинами и святынями.
Но безбожники должны почувствовать (не будучи, впрочем, ныне никак ущемляемы в своих гражданских правах!) моральное осуждение их позиции со стороны нации.
Тем более, всякое сопротивление общенациональному духовному просвещению — со стороны отдельных ли лиц, общественных ли организаций или тех СМИ, что ангажированы либертарианскими, на поверку псевдодемократическими и почти всегда антирусски настроенными (и, чаще всего, безбожными) силами, — должно встречать неукоснительный и самый жесткий отпор со стороны самых широких слоев патриотической общественности, со стороны всего подлинно русского народа, русского «мира».
Любые антицерковные выступления, любые попытки ущемления духовного права Церкви на традиционно-религиозное просвещение русского человека и на ее активное, самое всестороннее участие в русской общественной жизни должны восприниматься каждым православным, любящим Россию, — о христианском спасении которой в Господе и заботится Русская Православная Церковь, — как преступление против нации, против общенародной нравственности и как плевок в себя лично, в свою собственную душу!
Мы обязаны защищать нашу Церковь как сердце России — и за нас это не сделает никто.
Случающимся же ныне выступлениям отдельных «миротворцев»-плюралистов (некоторые из которых порой смеют называть себя христианами и даже пребывают в церковной среде) — с осуждением твердой православной позиции в отношении Богоборцев (как якобы нарушающей «демократические нормы» общественной жизни) можно противопоставить совершенно ясные в своей бескомпромиссности призывные слова великого святителя Иоанна Златоуста: «Если ты услышишь, что кто-нибудь на распутьи или на площади хулит Бога, подойди, сделай ему внушение. И если нужно будет ударить его, не отказывайся, ударь его по лицу, сокруши уста, освяти руку твою ударом; и если обвинят тебя, повлекут в суд, иди. И если судья пред судилищем потребует ответа, смело скажи, что он похулил Царя ангелов, ибо если следует наказывать хулящих земного царя, то гораздо больше оскорбляющего Того (Царя)… Пусть узнают и иудеи и эллины [т. е. противники Христа и язычники. — Г. М ], что христиане — хранители, защитники, правители и учители города; и пусть то же самое узнают распутники и развратники, что — именно — им следует бояться рабов Божиих, дабы, если и захотят когда сказать что-либо подобное, оглядывались всюду кругом и трепетали даже теней, опасаясь, как бы христианин не услышал, не напал и сильно не побил… исправляй по крайней мере хоть сораба, хоть равного себе, и если даже надо будет умереть, не переставай вразумлять… это будет для тебя мученичеством… до смерти борись за истину» .
Отвечает он здесь же и тем, кто пытается утверждать, что демократический «цивилизованный» плюрализм требует, мол, равнодушия (ныне его называют толерантностью!) даже к чужим заблуждениям и что нам, верующим, нужно заниматься только самими собой, своими проблемами и в своей лишь «социально-культурной нише».
Ответ святителя на подобную позицию звучит следующим образом: «И не говори мне таких бессердечных слов: что мне заботиться? У меня нет с ним ничего общего. У нас нет ничего общего только с диаволом, со всеми же людьми мы имеем много общего. Они имеют одну и ту же с нами природу, населяют одну и ту же землю, питаются одной и той же пищей, имеют одного и того же Владыку, получили одни и те же законы, призываются к тому же самому добру, что и мы. Не будем поэтому говорить, что у нас с ними нет ничего общего, потому что это голос сатанинский, диавольское бесчеловечие» .
И потому христианин не должен безразлично проходить мимо заблудшего и даже закосневшего в свой Богопротивности человека, ибо как можно пройти мимо гибнущего? Ведь, — продолжает святитель Иоанн, — даже «если увидим, что упал осел, то все спешим протянуть руку и поставить его на ноги; а о гибнущих братьях не заботимся? Богохульник — тот же осел, не вынесший тяжести гнева и упавший. Подойди же и подними его и словом и делом, и кротостью и силой; пусть разнообразно будет лекарство. И если мы устроим так свои дела, будем искать спасения и ближних, то вскоре станем желанными и любимыми и для самих тех, кто получает исправление…»
Слова эти были сказаны более тысячи шестисот лет назад, но остаются точно так же жизненно актуальными и евангельски справедливыми и сегодня. Православный человек не имеет права и не может быть равнодушным к духовному состоянию окружающего его мира. И только православная традиция — веры, мирочувствия, норм человеческого общения, культуры — лишь только она и способна являться определяющей доминантой всей духовной жизни общества, стремящегося к обретению и сохранению своего положительного бытия.
Именно поэтому все те, кто стремятся ныне вновь стать из «постсоветских» подлинно русскими людьми, должны вновь занять религиозно-ответственную и религиозно-осмысленную позицию, столь свойственную во многом прежним, дореволюционным поколениям российских граждан.
Народ, если только он хочет продолжить своё историческое существование, не превратившись при этом в «Иванов, не помнящих родства» и дебиллизированных — до степени скотства — охотников за фальшивыми «радостями жизни» (сколько таких среди сегодняшних «новых» — якобы «русских»!), должен вновь почувствовать такую сердечную нужду в Боге (без Чьей помощи вообще нельзя добиться ничего подлинного), должен проявить такую преданность Его Церкви и так ее выражать, чтобы само по себе, самым естественным образом, в нашем обществе стало бы попросту неудобным, неприличным и даже небезопасным бесстыдно и нагло противопоставлять общенациональной системе духовных ценностей, русской христианской культурной традиции, — иные, чуждые ей и нам, ее носителям (тем более — враждебные), жизненные установки и понятия.
Однако для последовательного возвращения к этой традиции и твердого укоренения в ней — ее нужно хорошо знать. Именно поэтому на сегодня одной из важнейших для русского общества фундаментальных наук становится история и духовно-историческая политология. Причем важно подчеркнуть, что Церковь должна и здесь стать в первых рядах учителей — в стремлении помочь своим чадам, всем русским людям, узнать, понять и покаянно осознать темные духовные истоки многих наших прежних исторических грехов, в том числе российского соблазна атеизма и сатанинского большевизма, дьявольской фальши коммунистической идеологии и продолжающегося даже доныне общественного равнодушия к их ядовитым реликтовым обломкам в окружающей нас сегодняшней жизни.
К сожалению, до сих пор Церковь как раз относительно этого своего духовного долга перед нацией и, добавим, — перед памятью миллионов замученных православных своих чад и, особенно, мучеников за веру, пребывает в явно уже излишне затянувшейся молчаливой задумчивости, если даже не опасной для страны нерешительности…
Да, Русская Церковь прославила и прославляет сотни и сотни (переходя уже ныне на тысячи) мучеников и исповедников, палачами которых были ленинско-троцкистская, а затем и сталинская свора безбожников-коммунистов. На крови Христовой созидалась Его Церковь, на крови Его святых мучеников она стояла в веках, на их же крови она устояла и бесовском коммунистическом шабаше XX века, вновь начав свое возрождение ныне.
Но кровь их продолжает вопиять к Небесам и сегодня — когда бессмертные их души видят неубранными с площадей и из скверов российских городов памятники-истуканы их главнейшего палача — Ленина, видят, что главная площадь нашей столицы осквернена прахом растлителей и убийц России, но — главное! — мученики наши и до сих пор не слышат, по сути, ни слова от нынешних представителей Церкви, из верности которой и погибли, — не слышат ни с амвонов, ни в миру — ни суровой церковной отповеди сегодняшним последышам палаческого «ленинского дела», ни мудрых разъяснений богоборческой сущности большевизма своей же пастве, ни совместного с нею же справедливого — отнюдь не политического, а последовательно духовного! — требования очистить нашу страну от всей этой прежней, откровенно бесовской скверны.
Вряд ли на подобную «чистку» пойдут нынешние государственные властные структуры, чей «патриотизм» остается в глубине своей коммуно-советским и абсолютно безбожным, совершенно лишенным подлинной религиозно-исторической перспективы христианского в;дения России: сегодня и у них, и у нас буквально «под носом» стоят всевозможные каменно-гипсовые болваны — «дедушки Ленины», но завтра, если это станет политически почему-либо «выгодным» и если Россия в целом так и не проснется от своего векового безбожного сна, то такая власть окажется вполне способной попытаться вновь поставить рядом с мавзолейным «дедушкой» не менее кровавого (и вполне при том живого) «отца народов» — нового Сталина!
И тогда, в ответ на продолжающуюся нашу измену Богу, Он — самым справедливым Промыслом Своим — вновь позволит получить нам то, чего мы в таком случае и окажемся в очередной раз достойны: еще одного сатанински кровавого Хозяина...
Однако, вся эта остаточная гранитно-бетонная коммунистическая пропаганда ничуть не вызывает у современных «хозяев» России ни нравственной тошноты, ни обиды за нашу распятую этими «дедушками» и «отцами» Родину. И это ничуть не удивительно, поскольку и для большинства представителей современной власти их «отечество наше свободное» — вовсе не Россия русских людей, но «великий» СССР некоего «советского населения»… Ибо воспитанные такой — в самой основе своей нерусской — родиной, никогда не требовавшей от подданных ни подлинной гражданской правды, ни христианской любви и совестливости, ни верности духовным традициям наших предков, родиной, лишь временами притворявшейся Россией, — нынешние представители всех уровней власти в «Эрэфии» (а как еще можно именовать страну с таким диким канцелярским названием: «РФ»?) и поныне остаются реликтовыми «совками»… И именно поэтому, как правило, предел их счастья, оплот их душевного комфорта и их любимая «родина» — всего лишь «родная» нефтяная или газовая труба, втихую и втемную утащенная ими у народа. Именно потому, что и страна наша, и народ наш, по большому счету, глубоко им безразличны, они и могут более-менее спокойно спать на своих псевдо-капиталистических виллах, якобы «заработанных непосильным трудом» (а не откровенным воровством) — причем спать без всяких там «угрызений»! Нет, никогда не решатся они на духовное очищение России — и не нужно оно их сердцам, и, к тому же, не выгодно, и страшно…
Такова ныне — увы, банальнейшая, но оттого не менее жестокая «правда жизни»…
И получается, что сегодня призвать всю эту публику к хотя бы относительному духовному «порядку», кроме Церкви, — пожалуй, что и некому!
Однако, как видим, пока что привычно молчит и она — а с нею молчим и мы.
Да, конечно, мы прославляем наших мучеников за Христа (это еще нам пока позволяют), но станет ли помогать нам Он Сам — при такой нашей духовной раздвоенности и нерешительности, — остается, увы, под большим и большим вопросом.
Не развязав же этого, отнюдь не политического, а напрямую духовного, религиозного, самого жизненного узла, не уяснив всех прежних путей падения страны в коммунистическую пропасть и не найдя в тысячелетней отечественной истории благой точки опоры для восстановления подлинной России, мы ни на шаг не продвинемся вперед в попытках ее доброго устроения в будущем.
И именно поэтому разделам настоящей книги, посвященной в целом церковной оценке развития и кровавого осуществления в России революционно-коммунистической идеологии (продолжающейся в ней теплиться и поныне), предшествуют страницы о нашем прошлом — как времени христианского созидания и христианского же спасения русской нации, постепенно образовывавшейся и собиравшейся вокруг своей единственно подлинной и единственно необходимой духовной сердцевины, — той, что вот уже много веков определяется всеохватывающим религиозно-нравственным понятием: Святая Русь.
Значительная часть книги посвящена также истории постепенного падения и разложения исторической России — с началом принятия частью высшего ведущего ее слоя (еще на рубеже XVII—XVIII столетий) идей западного «прогрессизма», с постепенной изменой многих из этих «прогрессистов» отеческой вере, с усвоением частью дворянства и разночинцами ядовитых плодов псевдо-«Просвещения» и сложения у нас специфического слоя «интеллигенции», склонной, как правило, к политической демагогии либерализма, болезненному индивидуализму и слепотствующей безрелигиозности.
Именно подобные разрушительные личностные качества и стали со временем чрезвычайно типичными для этой, по большей части полуобразованной публики, всегда легко и бездумно увлекавшейся духовно-мертвящим соблазном «революционерства» и недалёким, а потому и особенно опасным, антигосударственным политиканством — с той убогой и примитивной в социально-экономическом отношении общественной теорией, предельным выражением которой стал пресловутый и вопиюще циничный «марксизм-ленинизм».
Следует подчеркнуть, что церковная оценка феномена революции в России и последующего почти векового духовного разрушения страны псевдо-религиозной идеологией коммунизма, всегда и везде остававшегося лишь кровавой фантазией и дикой социально-искусительной ложью, занимает в книге особо важное место, так как именно от правильного восприятия коммунистической идеологии и практики — как прямых источников всех наших исторических бед и нынешнего очередного обвала страны — и зависит наше будущее возрождение.
Именно для того, чтобы до конца понять, как нам вернее и основательнее построить крепкое здание современной России, мы должны как можно яснее представлять себе то, почему мы рухнули в нашу нынешнюю бездну, какими духовными ядами самоотравлялась целое столетие страна, соблазненная бесами революции, и от чего мы — как от огня — должны бежать сегодня, если хотим, наконец, вновь стать подобными прежней великой тысячелетней России. Именно об этом и говорят многие люди Церкви, чьи духовные оценки различных сторон нашей жизни широко представлены на страницах предлагаемой вниманию читателей книги.
Вообще оценочные ретроспективы нашей истории (особенно с религиозной, православной точки зрения) ныне весьма важны для выработки противоядия по отношению как к идеологии коммуно-советского типа, десятилетиями вбивавшейся в головы миллионов граждан СССР, так и к современным влияниям антидуховной и не менее разрушительной идеологии Запада.
Как замечает в одной из своих книг известный наш публицист-политолог и теоретик-математик, академик И. Шафаревич: «В нашем катастрофическом положении — когда реальным является гибель народа — стоит ли тратить силы на размышления об истории, о том, что всё равно уже в прошлом? Мне кажется это необходимым», ибо, продолжает он, «из образов прошлого, из исторического материала создаются идеологические концепции, являющиеся орудиями современной идеологической борьбы и влияющие на наше будущее» .
Образ подлинной России — тот, что встаёт перед нами на страницах подлинной истории и каким его всегда видел и видит православный человек, особенно важен для нас теперь, когда мы ищем реальных (и религиозно-культурных, и социально-политических) ориентиров на нашем будущем пути. А путь этот всё еще завален горами фальшивых идеологем и обломками прежней, деструктивной в самой своей основе и антирусской в своей глубинной сути, советской псевдо-государственности прежних десятилетий. И сейчас мы — в своем длительном распаде — всего лишь испытываем вполне закономерные последствия духовно разрушительной большевицкой революции, и даже прежняя бесконечная Гражданская война, перешедшая постепенно в социальную, — между самими гражданами и государством, между разными слоями населения, между представителями различных национальностей, между противостоящими финансовыми группами и мафиозными кланами, — война, в масштабах страны, слава Богу, пока остающаяся «холодной», — всё еще продолжается в России вот уже почти девять десятилетий; продолжается она и сегодня!
И не на пустом месте рождаются те скорбные строки о сохраняющемся у нас вопиющем общенациональном расколе, какие мы читаем в одном из писем упомянутого выше критика В. Курбатова к замечательному нашему писателю В. Астафьеву — и хотя пишет он в данном случае о духовном разладе между писателями России, это в точно такой же мере приложимо и ко всему российскому обществу: «…у всех у нас теперь свои заботы — все врассыпную. И так по всему народу и даже порой по семье через всю державу — бескровная, но оттого едва ли не более смертельная гражданская война. Души пошли в расход при здоровых телах — этого матушка Россия еще не знала. Боюсь, что виноваты мы в этом все поровну своим безлюбовным, не знающим снисхождения ожесточением. Виноваты не тем, что сейчас пошл; (теперь уже не склеишь, да и не надо — понаделано уже много неизвиняемого), а тем, что позволили втянуть себя в это, что не были достаточно крепки душой, чтобы не поддаться общему безумию… Глупо и горько. Только и утешения, что это говорит о молодости русского народа и вполне отроческой его глупости» .
Но как же быстрей и всеохватней закончить эту войну, особенно учитывая, что в противном случае вполне возможен переход ее в новую фазу, гораздо более «горячую»? Ведь если всё будет идти в стране и далее — как идет сегодня — то это вовсе не исключено! Однако даже и на нынешних заржавевших, но всё еще острых и колючих обломках советизма мы всё так же по-прежнему продолжаем пребывать в неопределенной политической дрёме. Революция всё ещё продолжается — пусть и в новом, теперь якобы «капиталистическом» обличье…
Как высказался по этому поводу директор Института политического и военного анализа, академик Академии военных наук, полковник Александр Шаравин: «Революция — это не всегда бунт. Революция — это коренная ломка каких-то социальных устоев. Так у нас в принципе эта революция идет с конца 80-х годов…. У нас это всё-таки революция, а не реформы. Беда как раз в том, что в начале 90-х понятие “строить новую Россию” было заменено понятием “реформировать”. Это абсолютно неверно. Реформировать можно то, что подлежит неким изменениям. А мы начали ломать прежнюю социально-экономическую и политическую системы. Однако из того государства автоматически взяли государственные институты в новое. Наши так называемые реформаторы не поняли, что этого делать было нельзя. Надо было строить совершенно новую Россию (выделено мной. — Г. М.)… В тот момент нам был дан исторический шанс — запрос «снизу» на создание нового общества. А наши друзья демократы создали правительство на базе ЦК КПСС, даже “поселились” в том же здании. Гайдар и его правительство сидели сверху и думали, что они управляют страной. На самом деле аппарат оказался сильнее их. Даже в сегодняшнем правительстве сотрудников не оправдавшего себя ЦК КПСС остаётся предостаточно. И живут и правят они по тем же советским законам. Хотя делают вид, что подчиняются воле премьер-министра и президента. Поэтому машина и пробуксовывает… Вот чего не поняли наши реформаторы — что нужно было создавать новую систему (выделено мной. — Г. М.)» .
…Что же в такой ситуации может ожидать нас в дальнейшем, учитывая повсеместно царящую у нас ныне «антисистему» полного смешения, двойственности всех основ современного российского бытия — этой невообразимой смеси «коммуно-советского капитализма» с всеподавляющим тоталитаризмом изворовавшегося и непомерно разбухшего чиновничества (чиновников сегодня раза в два, если не в три, больше, чем при Брежневе), с во многом еще шкурной, получастнической и продолжающей быть, по большому счету, всё так же антирусской внешнеполитической «программой»-однодневкой и «прогрессистскими сказками» политиканов-«нефтяников», политиканов-«газовиков» и политиканов-«электриков»?
Что будет дальше с Россией в нынешней нашей атмосфере всеобщего идеологического обмана и экономического грабежа всех и вся, тем более, когда и по сию пору продолжается ограбление сам;й русской души — то под изуверские истерические вопли «верных ленинцев», с их дьявольским шабашем вокруг полимерной куклы «Ильича», то под откровенно антирусские лозунги бывших комсомольских трибунов и вожаков, ставших вдруг необыкновенно принципиальными «демократами», то под липовые «суверенные» лозунги новоявленных постсоветских «патриотов»?
Тот же И. Шафаревич так, например, отвечает на этот вопрос: в дальнейшем у нас «произойдет одно из двух: либо “язык” коммунистических понятий и символов будет заменен и осознан как требование социальной справедливости, стремление возродить великую страну, а марксистская “нерусскость” — как тенденция слоя, чуждого основной части народа (ничем не лучшего вэ том смысле, чем “новые русские”), — это и был бы конец эпохи революции гражданской войны, тогда можно будет сказать, что “Россия переварила коммунизм” (по выражению В.Г. Распутина); либо русские надолго останутся расколотыми, большая их часть останется в стороне от борьбы за Россию.
Конечно, надежду сулит только первый выход» .
Здесь же И. Шафаревич дает и один из возможных ответов (отличающийся весьма прагматичной простотой) на вековечный для нас вопрос — «что делать?»: «Кто сомневается в том, что необходимо прекратить воровство в общенациональном масштабе и судить главных воров; что нужно остановить выкачку последних ценностей из разграбленной страны; что нужно всеми оставшимися силами противостоять хищнику, пытающемуся поработить весь мир? Нужна власть, которая на деле показала бы, что она народу — не враг, что ее главный интерес не снабжение Запада дешевым газом и нефтью, не тщательная охрана американского посольства в Москве, не заседания в Совете Европы, не квартиры в Москве и особняки под Москвой — а обеспечение народу хоть самого скромного прожиточного уровня и хоть надежды на устойчивую жизнь» . (Кстати, относительно уровня жизни в той же Москве заметим попутно, что, например, еще в 2006 году наша столица находилась не на 1-м и не на 10-м, а на 170-м месте в мире, а по уровню личной безопасности — на 198-м . Сейчас, естественно, лучше не стало…) «И, — продолжает И. Шафаревич по поводу обеспечения нормальной жизни народа, — для этого сейчас никаких открытий не нужно. Нужны самая обычная честность и (это, вероятно, нужнее всего) политическая воля. Она же дается широкой народной поддержкой, доверием… А чтобы была народная поддержка, нужен народ, ощущающий себя единым организмом» .
Для ощущения же подобного рода нужна общая мысль и общее живое чувство нации — нужна русская идеология, не философски отстраненная, а реально-жизненная и понятная всему народу. Сердце этой многовековой общенародной идеологии есть религиозно-национальная., традиционалистская идея устроения нашего бытия на православно-русских началах: свободного честного труда, русского хозяйствования, русской власти и государственной ответственности, русской крепкой, обеспеченной семьи и всеобщего единения на основе единой веры и единой русской культурной традиции.
Уже упоминавшийся выше острейший и разумнейший русский публицист И. Солоневич совершенно верно отмечал, что:
«1. Ни одна великая культура не строилась на основах философии — все они строились на основе религии.
2. Ни одна государственность, кроме якобинской, большевицкой и нацистской, не строилась на основах философии — она строилась на основах традиции.
3. Ни одна из тысяч попыток построить любое человеческое общежитие на любых философских началах не кончилось ничем — кроме уголовных скандалов… от платоновских коммун до толстовских общежитий… Всё это — от Платона до Толстого — кончилось с истинно унылой закономерностью: скандалы, уголовщина, террор и “иностранная интервенция”: приходила просто полиция и разгоняла банду философски настроенных импотентов, психопатов, утопистов и просто жуликов. Точно так же кончились и две попытки философски обоснованной государственности: якобинская и нацистская. Так же, — предрек Солоневич в этой цитируемой статье еще 1949 года, — кончится и третья — большевицкая» !
И вот теперь, на пути к неизбежному в будущем окончательному уничтожению у нас в России любых фантомов коммуно-советской идеологии, вновь становятся предельным образом необходимы две отмеченные выше составляющие любой нормальной государственности, ее созидающие и укрепляющие, — религия, то есть православная вера, и национальная культурная традиция.
«Русская идея», вбирающая в себя эти две основные, потенциально мощнейшие духовные скрепы той российской государственности, что должна быть построена в дальнейшем на руинах СССР, — есть единственное, что может действительно стать реальным двигателем будущего возрождения Русской земли: только эта идея и есть та реально-творческая идея общенационального масштаба, что способна вытянуть нас из нынешнего нашего постсоветского болота. Только национальное русское единение, с призывом включиться в него и всем живущим с нами малым коренным народам (как и вообще всем подлинным гражданам России — безотносительно к их национальности) — вот что может положить конец вековой антирусской смуте!
О необходимости такой «русской идеи» и ее главных чертах давно уже было сказано одним из выдающихся представителей отечественной религиозной общественной мысли первой половины XX века — философом и политологом Ив. А. Ильиным, предельно ясно и четко заявившим, что России нужна «ответственная идея, — на десятилетия, на века… Идея не отрицательная, а положительная; государственная созидательная; но не формальная, т. е. не ограничивающаяся простым указанием на голую форму правления, т. е., например, на “монархию” или “республику”, так, как если бы этим разрешались важнейшие и глубочайшие проблемы… Эта идея должна быть государственно-историческая, государственно-национальная, государственно-патриотическая, государственно-религиозная» .
Силы, которые должны воплотить в нашей политической реальности идею русского национального всеобщего объединения, пока еще только формируются, но становящаяся всё более страшной и внутренне бесперспективной наша жизнь в конце концов своё возьмет: эти национальные силы на нашей политической арене скоро будут просто вынуждены появиться — и они появятся… Ибо к чему еще могут привести липовые «реформы» и копеечные «национальные проекты» — при реальной годовой инфляции по отдельным показателям от 30 до 40 % , вместо 10—12 % объявляемых во всеуслышание?
Без этой «русской идеи» и этих «русских сил» мы не сможем ни создать собственного мирного, духовно и материально процветающего дома, ни устоять на политических «стогнах мира», ибо, как точно выразилась уже цитировавшаяся выше историк Н. Нарочницкая, «без положительного идеала невозможно ощутить ни целей, ни ценностей исторического бытия, и без духовного задания нация не может быть державотворящим субъектом мировой истории» . Нам поэтому сегодня нужны даже не столько демократические свободы, самодостаточное применение которых зачастую оказывается лишь выражением разрушительных — и для государства, и в целом для общества — тенденций индивидуализма, сколько гражданская ответственность и любовь к нашей несчастной стране, которой давно уже пора избрать иную участь, вернувшись наконец к алтарям своих православных предков и к подлинным святыням национального русского духа.
Главное же — нужно ясно наконец понять, что ни на принципах прогнившего коммуно-советизма (повсеместные и пока никак не умирающие рецидивы которого составляют, по сути, основную атмосферу существования всех властных структур РФ и значительной части общества), ни на принципах «западно-демократического» капитализма нам Россию не возродить: её путь, хотим мы этого или не хотим, — совершенно особый…
Когда, как и насколько быстро вся нация придет наконец к осознанию необходимости кардинальных перемен в России — как единственного средства спасения страны не только от внутренних предателей (самых разнообразных политических мастей), но и от удесятеряемых ими внешних угроз для нее — сегодня сказать нельзя. Однако, в чем уж совершенно твердо можно быть уверенным, так это в том, что для нашего всеобщего пробуждения окажутся необходимыми немалые скорби и немалые потрясения, которые, к несчастью, уже не за горами.
К сожалению, русский народ, издавна уже отученный — особенно десятилетиями большевизма! — от всякой собственной инициативы, ныне еще более ослаблен в своем национальном самосознании. От этой его душевной (соответственно — и политической) вялости процесс, так сказать, накопления критической массы, всегда предшествующий взрыву, самым непозволительным образом растягивается.
И тем не менее, учитывая складывающуюся и вполне возможную реализоваться в будущем смертоубийственную (а для иных — и самоубийственную) ситуацию в России — при условии, что и в ближайшем будущем власть не пойдет на решительное изменение ситуации в стране, можно с достаточным основанием утверждать: вряд ли этот самоохранительный взрыв всей страны можно будет предотвратить, ибо сама нация в конце концов просто не даст уничтожить себя. Вероятно, многие социально-экономические противоречия и можно было бы со временем как-то утрясти и разрешить более или менее мирным путем — если бы у нас было это время. Но его у нас, и дальнейшее промедление — смерти подобно.
Если же власть не образумится и среди нее не найдется никого, кто мог бы с ясной и трезвой головой в самое ближайшее время полностью увидеть разверзающуюся перед нами геополитическую и экономически-финансовую пропасть и сделать соответствующие «оргвыводы», произойдет самое худшее (причем внешний повод может оказаться самым ничтожным и достаточно неожиданным — как в теории домино)…
В этом случае, однако, окажется единственно важным — на что будет направлен взрыв: только лишь на окончательное разрушение того (всё еще остающегося по существу своему «старым», реликтово-постсоветским) государства, что оказалось ныне, в повседневной реальности, чуждым собственному народу (с какой политической платформы на это ни посмотреть) и во многом предательским — сколько бы оно ни пыталось строить «хорошие мины» при своей весьма «плохой игре»?
Или же этот взрыв окажется в итоге направленным на воссоздание подлинно российского государства — как формы существования действительно ответственно-свободной и процветающей русской нации, объединенной общей верой и общей жизненной традицией нашей тысячелетней религиозно-национальной православной цивилизации.
Способен ли сегодня на это второе — творческое и духовно осмысленное — деяние сам русский народ?
Несмотря на общие наши нравственные падения за последний век, несмотря на утрату многими из нас ясных религиозно-национальных ориентиров, надежда на такое радикальнейшее действие (в случае возникшей его необходимости) — несмотря ни на что! — всё-таки остается. На глубинном генетическом уровне «русская традиция» и — как выражение ее на уровне программном — «русская идея», безусловно, продолжают и поныне жить в душе народа, как внутреннее (порой почти что в подсознании) знание его о себе самом. И сегодня, как никогда прежде, нужно лишь чтобы знание это вновь пробудилось в народной душе, укрепив ее новой энергией и новой волей!
И тут стоит вспомнить обнадеживающие и весьма знаменательные слова мудрого нашего сердцеведца и весьма трезвого исследователя народной души — Ф. Достоевского — о неистребимом духовном потенциале («великодушии», то есть, по сути, сокровенной «великой душе») русского народа: «Чтобы судить о нравственной силе народа и о том, к чему он способен в будущем, надо брать в соображение не ту степень безобразия, до которого он временно и даже хотя бы и в большинстве своем может унизиться, а надо брать в соображение лишь ту высоту духа, на которую он может подняться, когда придет тому срок. Ибо безобразие есть несчастье временное, всегда почти зависящее от рабства, от векового гнета, от загрубелости, а дар великодушия есть дар вечный, стихийный дар, родившийся вместе с народом и тем более чтимый, если и в продолжение веков рабства, тяготы и нищеты он всё-таки уцелеет неповрежденный, в сердце этого народа…народ наш любит… правду для правды, а не для красы. И пусть он груб, и безграмотен, и грешен, и неприметен, но приди его срок и начнись дело всеобщей всенародной пользы, и вас изумит та степень свободы духа, которую он проявит перед гнетом материализма, страстей, денежной и имущественной похоти и даже перед страхом самой жесточайшей мученической смерти. И всё это он сделает и проявит просто, твердо, не требуя ни наград, ни похвал, собою не красуясь: “Во что верую, то и исповедую”» .
«Вера» прежнего государства фальшивой «диктатуры пролетариата» — той политической системы, что незаконно существовала долгое время на территории России, заключалась в коммунистических химерах, в насаждении классовой ненависти, всеобщего страха и в создании постоянной атмосферы столь же всеобщего лицемерия и предательства. Именно это и есть внутренняя суть и злобесная «вера» революции — а отнюдь не та справедливость, правда, законность и честь, о которой старались из десятилетия в десятилетия лгать русскому человеку коммунистические «проповедники» этой «веры».
И именно поэтому самая насущнейшая и самая для всех нас спасительная задача, стоящая ныне перед Россией, — это бесповоротно и окончательно противопоставить непозволительно затянувшейся у нас большевицкой революции всенародную духовную контрреволюцию, — как выступающую против убогого и обманного революционного «материализма» контрреволюцию духа Православной Святой Руси, контрреволюцию, которую и должна — по возможности в исторически самое ближайшее время — осуществить русская нация для своего выживания и последующего истинного возрождения!
Скорее всего, подобно революции, которая фактически продолжается у нас в стране вот уже целое столетие, лишь сегодня постепенно переходя в предлетальную, но все еще неистово цепляющуюся за жизнь и весьма еще заразную для окружающих стадию, — точно так же и проведение столь необходимой для спасения России «духовной котрреволюции» займет еще немало исторического времени.
Как предупреждал незадолго до своей кончины псково-печерский, блаженной памяти старец, архимандрит Иоанн (Крестьянкин): «если, по милости Божией, Россия, все мы, и станем подлинной Русской землей, то только очень постепенно, и полное выздоровление сможет наступить лишь через три поколения».
Однако за дело духовного своего возрождения приниматься нам нужно — и самым скорейшим образом — уже теперь, ибо каждый упущенный ныне час лишь усиливает возможность расчленения и окончательной нашей гибели в будущем. Именно поэтому все мы — Церковь, Государство, всё Общество — должны начать становиться всё более духовно точными в наших сегодняшних действиях и всё острее ощущать грозящее нам дуновение смерти в грядущем!
Именно поэтому и предлагаемая вниманию читателей книга — суть книга не только для сегодняшнего дня, но, быть может, в еще большей степени — для дня завтрашнего (и даже послезавтрашнего?).
Сама жизнь покажет, как быстро пойдет дальнейшая деградация нынешней России (которую — по ее нынешней, духовно всё еще аморфной сущности — вполне позволительно называть пока еще «псевдо-Россией») и, соответственно, насколько быстро возникнет необходимость глобального всенародного отклика на эту деградацию и — как итог — жажда возрождения России подлинной и полноценной.
В любом случае цель настоящего текста: по возможности способствовать прежде всего верной общей религиозно-государственной ориентации на ожидающих всех нас в дальнейшем трагических путях грядущей российской духовной и политической истории.
Чтобы не быть захваченными окончательно врасплох, нам уже сегодня необходимо готовить свое сознание, свою душу, свое сердце к будущим колоссальным катастрофам и сдвигам на всём политическом и экономическом пространстве не только России, но и всей Евразии. Ибо, как всё чаще говорят ныне православные духовные наставники об общем, «вселенском» состоянии окружающего, прежде христианского, но для многих теперь (особенно для либертарианцев, представителей «европейской цивилизации») — уже «постхристианского» мира: «сегодня гораздо позже, чем кажется»…
Именно сугубо человеческий аспект — личного духовно-нравственного выбора: «за» или «против» Христа, «за» или «против» национальной религиозно-культурной традиции — окажется всего важнее в процессе будущего решения нации о судьбе России, то есть о своей собственной грядущей судьбе — и в земной истории и в небесной вечности. Ибо, наряду с волей Божией о нас, при дальнейшем определении нашей исторической и сверх-исторической судьбы безусловно потребуются активнейшие проявления таких человеческих начал, как твердые дух и воля, сознательно выбирающие подлинное «добро»: единственно это и способно явиться внутренней основой для решения тех грандиозных общенациональных задач спасения нашего Отечества, что скоро встанут и уже встают сегодня перед всеми нами.
К полному и ответственному осознанию столь, казалось бы, вековечной и столь простой истины и призывает эта книга.
Вглядываясь в наш внешний исторический путь и, в то же время, явно улавливая (и принимая во внимание) подспудный, пусть нами пока и едва-едва еще ощутимый путь нашей внутренней метаистории, можно уже сегодня утверждать: на былом вр;менном и уже канувшем в Лету якобы «российском» советизме и всей его системе коммуно-советских ценностей реальная жизнь уже поставила жирный черный крест!
Нужны ли поэтому книги, подобные этой, столь бередящие совсем еще недавние наши раны?
Кто-то может сказать: ну, уйдут одно-два поколения бывших «советских людей» — и со всероссийским соблазном большевизма будет, надеемся, полностью уже покончено…
Однако повседневная наша жизнь продолжается, и немало еще среди нас тех, кто готов и далее приносить свои души (чужие — тем более) в очередные жертвы этому трупу.
И именно для того, чтобы предостеречь от этого некрофильства еще значительное число не до конца прозревших наших сограждан, ускорить духовное самоочищение нации, предостеречь лишний раз русского человека также и от всей пошлости, убожества и внутренней конечной бессмысленности дешевых соблазнов «Запада», в итоге же — помочь строительству нового по форме, но традиционного по духу, Российского государства, — книги такого рода остаются все еще настоятельно необходимы.
Ведь, увы, пока еще не слишком многим понятен тот важнейший вывод, который можно сделать, оглядываясь на всю нашу недавнюю — по большей части или преступную, или довольно бездарную — коммуно-советскую государственность, — вывод о том, что на уровне общенародной идеологии русскому человеку, всей России сегодня необходимо и полезно только национально-консервативное мировоззрение! Ибо, взяв, естественно, с собой в дальнейший путь всё лучшее, всё душевно чистое и честное, что было сотворено нашим народом даже в годы большевицкого ига и советского безвременья, мы сможем выстроить подлинную — будущую! — Россию, только если полноценно восстановим ее прежнюю, досоветскую духовно-культурную традицию.
Право каждого: прислушаться к этим словам, восприняв их как ничем неотменяемую и единственно полезную истину Церкви о грядущем пути Русской земли, или же отвергнуть, посчитав их лишь данью «пресловутому» православному патриотизму и архаической традиции морализма — абсолютно, мол, теперь несовременным. Впрочем, и здесь всё та же жизнь еще покажет нам: что является однодневным, наносным в нашем духовном опыте, а что — на века…
Автор же, написав эту книгу, надеется, что как непосредственно свой общецерковный нравственный долг, так и гражданский долг православного русского человека он, насколько мог, до конца исполнил.
Единственный же ныне всеобщий долг каждого из нас — если мы только хотим быть верными Богу и Отечеству и тем спасти от гибели и себя, и нашу страну — это постараться исполнить известный завет уже упоминавшегося здесь мудрейшего старца Иоанна Псково-Печерского: «Россия, будь такой, какой ты нужна Христу…»