1.
… И ТЕЛЕВИЗОР СМОГУ, ПОЧИНЮ. Это, правда, сложнее, чем электропроводка. И стиральную машину знаю. Магнитофоны…- парень запнулся и выразительно взглянул на стол. Сглотнул слюну, громко и жадно.
- Хорошо, поможешь ещё! – Леонтий Порфирьевич, военный руководитель школы, плеснул в стакан водки, подвинул ближе к парню тарелку с консервами. – Подкрепись-ка! Да не бойся, я здесь хозяин. Зовут-то тебя как?
Парень торопливо осушил стакан, взялся за вилку, ухватил ломоть хлеба:
- Игорем. Игорем зовите,- и задвигал челюстями, зарумянился прыщеватым лицом. Руки с обломанными ногтями мелькали проворно, набивая рот снедью.
Степан, из кооператоров, ремонтировал одно из помещений этого же учебного заведения. Он повернулся к Игорю размякшим от водки лицом:
- А маг, Игорёк, любой делаешь? Есть у меня…
- Всякий, кроме японского. Те не поддаются пока. Секретов много.
- Добро! Я тебе свой принесу, посмотришь? Не забесплатно, конечно. Может, завтра, а?
- Тащи, покумекаю. – Голос Игоря преисполнился великодушия, тем более что рука Леонтия Порфирьевича начертила бутылкой еще один выверенный круг:
- За нас, хороших людей, которых на свете так мало осталось! Поехали! Х-хух! – Молчание, работают челюсти.
Уходя, Леонтий Порфирьевич вручил Игорю ключ от чёрного хода. Пусть копается парень: видно, любит возню со всякой звукотехникой, а завтра выходной, чего сюда переться? И праздник, хотя и не по советскому календарю, а по церковному. Можно, дома попраздновав, позже наведаться.… Пусть копается Игорёк.
Кооператоры ушли без церемоний и предупреждений. Работают они тут давно, притерлись, в выходные не появлялись – не видели смысла: оплата всё равно такая же, как на любом государственном предприятии, время утрачено, авансы истрачены. Чего уродоваться? Не бобики какие, а достойные, уважаемые в городе люди. При деле и часто при деньгах.
2.
ЛАЗЕЙКУ ИГОРЬ НАМЕТИЛ ЗАРАНЕЕ. Глаз на такие вещи наметан с юности, а условия для «легализации» создала одна из сотрудниц школы: похвасталась, дурра, что он ей бесплатно (выпивка в интимной обстановке – разве это плата?) магнитофон отремонтировал. Почти без инструментов. Совсем без запасных частей. Посыпались предложения: телевизор, музыкальный центр, проигрыватель…
Лиха беда начало.
Директор школы сам себе свинью подложил, попросил тут проводку переделать, там кое-какие звукотехнические приборы проверить. Игорь мялся, хотел вроде бы отказаться, но дал себя уговорить – согласился с экивоками. Потом крутился неприметно и ненавязчиво в коридорах и кабинетах, ничем будто бы особенно не интересовался, не вдавался в расспросы, но – «что за люди!» - образованные, предупредительные, - даже на намеки, брошенные вскользь, давали исчерпывающую информацию. Так же успешно давались ему и обеды в школьной столовой, ведь плиты там электрические, довольно старые и барахлят часто.
Своим человеком Игорь стал через пару дней. Он давал вежливые указания по эксплуатации электрооборудования, советовался непосредственно с шефом, которого с каждым днем всё ближе подталкивал к краю большой неприятности. Ждал момента. И дождался. После ужина «по-купечески», с водкой, он остался в здании один, не считая сидевшего на первом этаже сторожа.
И начал действовать.
3.
НА СЧЕТУ ИГОРЯ числились две подобные «операции», после которых он успешно реализовывал добытые среди сомнительного образа жизни личностей. Товар этот пользовался спросом, с недавнего времени повышенным. Задавленная текучкой и затравленная общественностью, вышестоящими органами, раздираемая внутриструктурными разногласиями и запуганная бандюками милиция в обоих случаях на его след не вышла, и Игорь поверил в благосклонность к своей особе капризной Фортуны. «Дубари!» - подумал. – «Интересно, где меня сейчас ищут? Наверное, в Сургуте. Или в Свердловске. А я ловок! Вот еще Нинку уболтаю, и – уйду. Поближе к югу, у большим городам. Вот только товар сплавить или оставить себе? Жалко отдавать. Может пригодиться – время смутное. Поглядим.
С Нинкой вот что: она в столовке работает, а без жратвы плохо. И живет одна, в посёлке, в стороне от города, ещё и одна – это клёво. Ещё и холод давит, зима настоящая, до сорока. Но что-то Нинка кочевряжится, в руки не идет. Надо бы сегодня попугать, найдется, чем».
Впервые или нет – роли не играет. Всё равно, в коленках мандраж и ладони мокрые. Первую дверь прошел легко, сам удивился: закрыта на простые врезные замки. Это орешки: шёлк, щёлк! Звук, как при выстреле. Или чудится? Шаги гулкие, тяжелые, гнетущие. Прислушался. Тихо, темно, но свет в окна из соседних домов пробивается – фонарика не надо. Маршрут выверен, не оступишься.
Ха! На решётке замка нет! Пилить, потеть не надо. Сейф – игрушка, никакой не сейф, ящик железный, без затей сваренный. Опять – щёлк! «Маслята» ссыпаны в карманы. Тяжеловато, полы к полу тянет. Обратно двигался тише. Сначала прикрыть всё за собой. Не основательно, - нет времени, но хотя бы с видимостью, чтобы не сразу обнаружили. «А Нинку ломану, и – ноги мои, ноги…». Хотелось пить.
4.
- ЧЕГО ПРИПЁРСЯ? Ждали тебя, как же! – Нинка встретила настороженно и неласково, возражений и заверений не принимала. – Мало вас тут шляется, бичей. Сперва дай пожрать, потом спать с собой положи, одень, денег дай и содержи до пенсии!
- Я, Нин, не такой, ты же знаешь, я ведь мастер, всё умею. Ты видела, я…
- Ага, мастер – девок ломастер!
Заведующая столовой Анна Семёновна характером обладала крутым. Отозвав Нинку в сторонку, отчитала её громким шёпотом, от которого у молодой «поварёшки» голова дёргалась, как у норовистого стригунка, после чего направила свои стопы к Игорю:
- Всё. Пороскошевал – и будя. У нас тут не богадельня, а общепит. Будь здоров, не кашляй. До свидания!
- Ну, Семёновна, не бросать же второе? Ведь пропадёт добро. Дай, доем!
- Точно, пропадёт. Дожевывай и убирайся. Через пять минут, - и величаво удалилась в свою каморку, которую называла кабинетом.
Игорь встал, решительно расстегнул пуговицы пальто, правой рукой подхватил свисавший вниз ствол винтовки, а левой зацепил девушку на ворот халата:
- Вот что, подруга. Шутки в сторону. Или в семь после работы мы встречаемся, и ты ведёшь меня к себе, или… Мне терять нечего. Звука почти не слышно, мелкашка это, - да и кто стуканёт? Кому пулю получить охота? – и самодовольно хмыкнул, упиваясь своей властью и испугом на лице у этого безвольного существа.
- Ладно, приду. Убери ружьё, страшно. – Нинка мешком опустилась на стул.
5.
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ УГОЛОВНОГО РОЗЫСКА Фёдор Козырев, несмотря на праздник, был трезв и весел, и на место происшествия прибыл почти через тридцать минут после звонка сторожа в горотдел.
Его сотрудники занимались привычным делом: кто опрашивал работников, находившихся в здании, которых смели найти по домам, а нашли они директора, сторожа, завхоза и полутрезвого Леонтия Порфирьевича. Один опер разыскивал как сквозь землю провалившихся кооператоров и неизвестного по имени Игорь, а может – Гену, то ли вовсе Сергея, который тут что-то делал: устанавливал и ремонтировал.
Эксперт-криминалист Семён Горячев изучал следы, следователь Гримаскин чертил план в протокол осмотра места происшествия и, кривясь, сетовал на отсутствие технических средств, фукал на шариковую ручку, не желавшую с холода писать, набрасывал пункты работы в план мероприятий по раскрытию преступления. А кража оружия и боеприпасов – злодеяние из числа опасных.
Фёдор Козырев думал. Он сидел у двери вскрытой оружейной комнаты и размышлял: кто же мог так дерзко проникнуть во всячески блокированное помещение, отключив предварительно сигнализацию, снять солидные замки, взломать сейф и похитить оружие (один всего ствол хранившихся десяти) и боеприпасы – ориентировочно штук пятьсот патронов?
« Шурка Драга на зоне. Второй год, третья ходка. Побег? Исключено. Ориентировки не было. Егор по кличке «Дуся»? Искупил вину добросовестным трудом, женился, теперь передовик производства уже более десяти лет. В ноябре квартиру получил, однокомнатную. Кто решится свою счастливую жизнь ломать?
Степка «Штука»? У него жена в торговле, стоит хорошо. Она и без оружия достанет всё, что душе угодно. Мне вот перед Новым годом «Птичьего молока» принесла, ветчины и салями – чтобы Степку по ночам не проверял, не тревожил семейство.
Ни одной чёткой мысли! Сдаю, наверное. А до пенсии еще двенадцать лет. Надо думать.
Петька Гусар? Этот больше по части травки. Хотя сейчас нарики тоже вооружаются. Конкуренция вынуждает. Проверим. Впрочем, нужна массовая акция, одним махом бичей и бомжей там, на посёлке, пошерстить. С благоволения начальства и санкции прокурора. Хотя санкции прокурор не даст, не дурак – отвечай потом. Да, горком и исполком предупредить, пусть пока по домам сидят, не болтаются по городу и не ходят в народ. Не ровён час».
- Фёдор! – прервал ход мыслей следователь Гримаскин. – Я тут закончил, Горячева забираю с собой. У нас ещё две квартирные кражи и разбойное нападение за сегодня. Нет, не в твоих краях. А ты не сиди, ты ищи! Волка ноги кормят! Привет! – и ушёл, махнув Горячеву рукой.
«Эх, Фёдор, Фёдор! – упрекнул сам себя Козырев. – «Не сиделось тебе на заводе – был бы уже мастером или начальником смены. Нет, в сыщики, в шерлок-холмсы подался, балда! Кого ищи, где ищи? Ищи-свищи! Это тебе не царская охранка, где каждый дворник в осведомителях состоял. А тут? Один выше, другой ниже, первый чёрный, второй рыжий», - передразнил он традиционный ответ свидетелей. – Ищи-свищи! Эх! Ядрёна вошь!».
- Что, товарищ Козырев? – Проясняется? – это директор. Ему интересно и страшно. Страшно за последствия, за себя, своё благополучие и за своё беспокойное кресло. «Пошёл ты…» - мысленно ответил ему Фёдор. А вслух сказал:
- Вырисовывается. Будем искать. По системе. Находитесь пока дома. Потребуетесь – вызову.
А холодина на дворе, а темень!
6.
СТВОЛ ВИНТОВКИ Игорь обрезал: случайно нашёл в подвале тиски и ножовку по металлу. А то куда такую дуру спрячешь? Торчит, оттопыривается, будто швабру под полой таскаешь. И не выдернуть быстро, если понадобится, хотя выдёргивать её и кому-нибудь в харю направлять большого желания не было. Так лучше, если всё спокойно и меньше хлопот. «Маслята», или «семечки» - патроны с собой тоже не потаскаешь: мешок нужен, чтобы почти тыщу штук с собой тырить, а если на наблюдательного мента нарвешься – заметут.
Место для патронов подыскал отличное – крыша. Снежком припорошил, не видно, и не лазит туда никто. В жилье было бы хуже, пришлось бы в дом пробираться, оглядываться. А так – когда захотел, пришёл и взял. И обрез спрятал удачно и удобно. В столовке, где Нинка работает, набрёл случайно на склад, а в нём всякой тары! Год, видно, не вывозили. Чёрт ногу сломит. Будет туго, можно спичку чиркнуть, за минуту сгорит вся харчевня к едрёной бабушке, следов не сыщешь.
«Фартовый ты парень, Игорёк», - снова похвалил сам себя. –» Нинка никуда стучать не побежит, побоится, а с собой у меня ничего нет – обрезанный кусок ствола просто в снег за помойкой сунул, до весны не обнаружится. Пусть не мылятся мусора, с меня взятки гладки. Вот он я, а вот мои порожние карманы. А руки чистые. В столовке с дефицитным мылом вымыл. Одёжка тоже подходящая, чистая, без пятен – обычная рабочая одежда. Да и кто меня искать будет? Тут, в посёлке, одних бомжей, говорят, тысяч пять наберётся, несчитанных. Иди, перебери этакую кучу! Что иголку в стогу сена искать, потеть устанешь».
Игорь удовлетворённо присвистнул, нахлопал в кармане сигареты и спички, закурил и неторопливо пошагал в сторону магазинов: время убить, пока Нинка грязную посуду перебирает. Придёт, куда денется!
7.
КЛАВДЯ СТЕПАНОВНА нервничала. Она всегда испытывала скрытое беспокойство в конце и в начале года. Финансового. Не то, чтобы цифры вызывали тревогу. С бухгалтерией она уже много лет на «ты», и колонки чисел внушали ей уверенность в завтрашнем дне, не всякий с ними так умело обращаться умеет, как она наловчилась. Дебет-кредит, полный ажур!
На нервы действовал старый шкаф, набитый толстыми папками под самый верх. Они при каждом шаге в коридоре или хлопке двери сам, медленно, с противным скрипом, открывался.
Клавдя Степановна решила положить конец шкафовому произволу. Она осмотрела его скрупулёзно и с бухгалтерской дотошностью наметила план действий: нужна узкая планка, которую следует подсунуть под ножки надоедливого шкафа, и – готово. Но где планку взять? А в столовской подсобке!
«Ох, и кавардак здесь! А ведь тара на балансе, учету и возврату подлежит. Выскажу сегодня толстозадой Аньке, завскладу», - кипятилась Клавдя Степановна, - «врежу ей от всей души. А то уже совсем страх потеряла, не уважает. Мясо даёт с жилами и костями, а масло от лежалого куска отрезает. Ну и попляшет она у меня, корова!».
«Во, ящик подходящий», - разглядела в темноте. – «И на крышке дощечки что надо, товарного вида. Самой оторвать или плотника Григория кликнуть? Ладно, попробую. Фух! Не прибита крышка, целиком поднимается. А что это там блеснуло – эдак тускло, матово? Ой! Никак ружьё! Зачем оно здесь? У сторожа ружья нет, по документам не числится, точно помню. У него только дубина, руками отполированная. Но она не блестит, и стрелять не может. Не, трогать нельзя. Подальше от греха», - Клавдя Степановна тихонько прикрыла крышку ящика, оглянулась – никто не заметил? – и проскользнула к себе в кабинет. «Ни к чему мне лишние заботы», - решила она. Строгим взглядом окинула в стенном зеркале причёску, лицо, весь свой туалет, стряхнула невидимую пыль с костюма – английский, чистая шерсть, без синтетики, из Абердина (Шотландия) привезли, цена – ого! Очень прелести Клавдии костюмчик подчеркивает, - и спокойно уселась за свой стол. Подальше от греха.
Рабочий день продолжается.
8.
ЧТО ЗА ЖИЗНЬ! Одни проблемы. Главная беда – жадность. Она, как известно, фраера губит. Вчера было роскошное застолье: ели, пили, веселились, души отводили в разговорах. И никто никому не мешал, не ссорились, даже драки не было. Потому как – поминки. Нельзя себе ничего такого позволить. Пей – пожалуйста, хоть залейся. Жри – будь добр, хоть лопни. Но чтобы буйство какое – ни-ни. Все чинно, благородно. А бутылку, однако, увели. Для утреннего поминовения. По обычаю, вроде. Ну, хорошо. Три котлетки из газетки, бутылка за поясом, плотно животом прижатая, день целый брюхом согреваемая – выношенная, как дитё матерью, - появляется на свет белый. Чем не праздник? Хлеба нет? Фигня! Стакан есть? Есть! Глотки? Готовы! Сели! Хрясть!
- Ты чего, Петруха?
- Ящик сломался, мать его!
- Ну, Петруха, ну и хват! Два пуда весу, а ящик ломит!
Сконфуженный Петруха перевернулся на бок, встал на четвереньки, затем на ноги и опять присел возле ящика:
- Мужики, а тут вона что! – и за приклад выволок из ящика обрез, как крупную щуку из воды.
- Мля! Мужики! Это ведь та, наверное, винтовка, что по радио говорили. Из школы. Больше неоткуда! – У Петрухи от волнения и жажды сел голос.
Никанорыч уверенно взял в руки обрез:
- Здесь вот номер есть, дай-ка клок бумаги! Ничего, что грязная; запишем номерок. Я военруком в школе работал, вы знаете. Теперь надо действовать по инструкции.
Тимоха-слесарь забастовал:
- А вдруг её нашли до нас? И оставили спецом, я читал где-то, делают так - оставляют, а потом следят. Мы сунемся, а потом неприятности будут: или нас арестуют, или вдруг бандюки придут, что винт оставили, - ухлопают ни за хрен…
- Спокойно, ребята! – Никанорыч снова захватил инициативу. – Я военруком работал, инструкцию знаю. Действуем так: я иду в милицию, Петруха – в школу, откуда винтовку украли. Покажешь записку с номером моему приятелю, Леонтию Порфирьевичу, военруку. Если его винтовка, пусть мухой летит сюда! Ты, Тимоха, сиди поблизости – наблюдай и запоминай, кто сюда зайдет, можешь даже задержать, если оружие брать будет. Награда нам за это будет высокая. Я не раз в газетах читал, что гражданских лиц награждают. Иногда, правда, посмертно.
- Неужто аж после пенсии? – изумился Тимоха. – А раньше что, нельзя? Скажем, при жизни?
- Чёрт их знает, этих наших? – Никанорыч поднялся со своего ящика. – Ладно, допили, покатили! – дожевывая на ходу рассыпчатые комки котлет, Никанорыч и Петруха потащились по определенным маршрутам.
Тимоха - слесарь выждал, пока друзья скроются за домами, посидел, с сожалением отшвырнул пустую бутылку, проворчал:
- Хрена собачьего! Награду посмертно! Как же, орден дадут. Лучше пойду трубу пилить, ещё позавчера мастер велел, - и выбрался из склада на воздух.
Никанорыч простился с Петрухой возле бани, крепко пожал ему руку:
- Ты, если чё, потом правду говори, как ствол мы нашли. Про бутылку молчок, не то навешают за пьянку в рабочее время, усёк? Пока!
В автобусе Петруха пораскинул мозгами: «Ну, найду я этого Леонтия, скажу, что винтовку раскопали. Он же меня с собой обратно на склад потащит – показать, где она лежит. А там милиция. Или, ещё хуже, бандит. Или бандиты. Можно так вляпаться, что век эту кашу не расхлебаешь! Ха! Тимоха - то там! Пусть ждёт. Поеду - ка я лучше к Гоше, он на пельмени приглашал. И выпить будет чего, он грозился».
Петруха сделал вид, что проехал нужную остановку.
9.
НИКАНОРЫЧ В ПОСЛЕДНИЙ МОМЕНТ засомневался в правильности своих намерений. Он вспомнил, как ещё в бытность его военруком чихвостил его дотошный участковый за плохую укрепленность оружейной комнаты, угрожал всеми карами небесными, такими проникновенными русскими словами! Этих слов чувствительная душа Никанорыча принимать не желала: он то бледнел, то краснел, мысленно проклиная язву – участкового, посылал его далеко – далеко, а вслух обещал всё исправить и лебезил перед ним, распалённым властью и правотой, - лишь бы тот не сообщал «куда и кому следует» о выявленных недостатках. Тьфу! И вспомнится же такое! Никанорыч свистнул у жены из кошелька четвертак, купил водки, пригласил сварщика и слесаря, и к двум часам ночи оружейка была укреплена, а «недостатки устранены».
«Ну их к чёрту! Пусть сами эту винтовку и вора ищут. Пойдут допросы да расспросы, вызовы и приглашения. Лучше пересидеть». – Никанорыч направился мимо милиции, к ресторану.
10.
- ТОВАРИЩ КАПИТАН! – на пороге стоял дежурный горотдела. – К тебе женщина пришла. Вот. Говорит, важное что-то у неё.
Фёдор Козырев, оперуполномоченный уголовного розыска, поднял голову от листа бумаги с планом мероприятий по розыску украденного оружия и преступника. В нём было двенадцать пунктов, но выполнен пока всего один: «Создать оперативно – розыскную группу». От недавней беседы с начальником горотдела товарищ Козырев отупел, глаза его осовели, в мозгах пожухли и рассыпались обрывки мыслей, зародившихся было в одиночестве.
Из-за спины дежурного вынырнула Нинка:
- Товарищ начальник, он меня убить хотел…за то, что не дала…да нет, жрать я ему дала, я ему другого не дала…но если вы не поможете, придется дать… и денег тоже. И консервов хороших с собой в дорогу, если он уехать захочет. Ружьё у него – во! Винтовка, кажись, такая есть. Он мне ею угрожал.
Фёдор встрепенулся. Вот она, удача, в образе дуры-бабы (довольно смазливой, следует отметить) посетила его, Козырева!
- Давайте по порядку, гражданка. Заодно запротоколируем. Итак…
- Да времени же нет! – завопила Нинка. – Он же в семь придёт!
Оперуполномоченный ОУР посмотрел на часы. Задумался. Нет, порядок прежде всего:
- Итак, фамилия, имя, отчество, год, место рождения, место работы, должность, домашний адрес? Паспорт с собой?
Протоколы опер писать любил и умел, старательно заполнял разлинованные бланки. Через десять минут подошли к кульминационному пункту:
- Фамилия, имя, отчество, год, место рождения, должность, домашний адрес, семейное положение гражданина, угрожавшего вам стрелковым оружием?
- О, Господи! – взвилась Нинка. – Он же меня в семь ждать будет! Не знаю я о нём ничего! Зовут Игорем. И всё! Уже без двадцати!
- Как вам не стыдно, гражданка! Связались с незнакомым мужчиной, кормите его за государственный счёт, обещаете помощь, а не знаете ни года рождения, ни цвета глаз, ни роста с весом. Нехорошо. Непорядочно. Неразумно.
Козырев снял телефонную трубку:
- Товарищ майор! Козырев докладывает. Есть информация о винтовке. Выезжаю на задержание подозреваемого в преступлении. Прошу усилить группу. Придать ещё две машины, а также приказать старшине выделить ещё одно ведро бензина. На обратный путь выпрошу у водителей по дороге.
- Понятно. Всё будет, - пророкотала трубка. – Действуй, Козырев! Вот видишь, а то не хотел слушать более опытных товарищей, советы отвергал. По прибытию – преступника ко мне!
Под окном сигналила машина. Группа к выезду готова. Вперед, без страха и упрека…
11.
ОПАСАЛСЯ КОЗЫРЕВ, но Нинка не подвела. Зачем ей этот прыщавый хлюпик? Да ещё и с винтовкой. Возле её кормушки и пышной фигуры не такие мужики ошиваются, слюной исходят. А с неё взятки гладки: показала милицейским Игоря, только издалека, а сама в подъезд шмыгнула, потом в квартиру, и – к окну. От милиции ему не уйти. Их вон в машинах полтора десятка понаехало, мигом все дома окружили. Игорь и чихнуть не успел, как руки заломили, и наручники надели – сухо они так на морозе щелкнули. Бр-р-р! Небось, настынут теперь, жечь будут руки.
Нинка видела, как Игоря толкнули в бок, и он в сторону склада показал, куда его двое повели и вернулись и через часок, с триумфом вынося обрез. Народу набежало! Игоря затолкали в машину, вся милиция в другой транспорт попрыгала. Взревели моторы, снег сыпнул из-под колёс – унеслись, оставив клубы снежной пыли да дыма вдоль улицы.
Всё. Можно отдыхать, если никто из женихов не припрётся сегодня.
Никанорыч, Петруха и Тимоха, находясь в разных концах города и будучи, по странному капризу судьбы, в одинаковой степени подпития, клялись своим собутыльникам в том, что им известна страшная тайна, которую, однако, они при всём своём уважении к друзьям, разгласить не могут. Не имеют права. И при этом делали грустные глаза и скрежетали зубами, демонстрируя мужество и стойкость. Им сочувствовали и хвалили за это.
12.
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ ОУР КОЗЫРЕВ отвел арестованного к начальнику, при допросе не присутствовал, так как знал, что тот признается в содеянном преступлении – не сейчас, так через час или два. А завтра, послезавтра будет издан приказ, уведомляющий личный состав о том, что оперативная группа из пяти сотрудников, которой руководил начальник ГОВД лично, поощрена за задержание особо опасного преступника, совершившего тяжкое преступление и оказавшего вооруженное сопротивление. Копия приказа направляется в Управление внутренних дел области и округа. В составе группы будет упомянута и его фамилия.
«Сейчас в ванную, потом ужин, газетки почитаю, телек посмотрю, давно не глядел. В кои веки домой рано ворочусь. Эх, жена-то в ночной смене нынче. Жаль…».