Рудник

Заякин Борис Николаевич
Заякин Б. Н.

                Криминальная повесть.

                “Рудник”.

                Пролог.

Не позавидуешь тем, кто работает на таежном урановом руднике под надзором вооруженных головорезов, действующих под крышей службы безопасности.
Любое отступление от порядка карается жестоко и незамедлительно: людей подвешивают на дыбе, сжигают заживо - нет предела жестокости бандитов.
Штатный охранник Борис Аренин, обозленный гибелью лучшего друга, вынужден бросить вызов этой страшной системе. Но одно дело - карать других, и совсем другое - рисковать собственной жизнью.
   
                Глава 1. Секретный рудник.
    
Ночь выдалась звездной, словно кто-то изрешетил черный бархатный купол беспорядочными автоматными очередями, и теперь в образовавшиеся пробоины сочился загадочный мерцающий свет.
Невидимые глазу лучи серебрили хвою, колыхавшуюся на ветру наподобие морской пучины. Этот природный световой занавес был бы совершенно непроницаем для оптики самолетов-разведчиков, если кому-нибудь вздумалось проводить аэрофотосъемку площади, простиравшейся на триста километров с юга на север и на двести - с запада на восток и обозначенной на всех картографических реестрах, как неосвоенной.
Территория, куда не вели автомагистрали, но куда изредка летали вертолеты без опознавательных знаков, поднимавшиеся с засекреченных взлетных площадок, могла бы вызвать интерес у всех криминальных полиций мира, и, чтобы получить сведения о ее местонахождении, многие не постояли бы за ценой.
Поселок с населением в две тысячи человек, не подлежавших переписи и не участвовавших в голосовании, притаился в таежной глухомани. Из секретных документов страны он исчез в 1992 году, когда на месте бывших карьеров и рудников остались терриконы из пустой породы, когда торговые отношения со всем миром были разорваны, а страна катилась к бездне нищеты.
Ни демпинговые цены, ни дефицит урана в СССР, возникший в конце восьмидесятых, не могли изменить степени рентабельности Кеми, как назывался этот фантом когда-то.
Ныне те немногие, кто был посвящен в его существование, именовали его базой, будто речь шла об овощехранилище, или товарных складах.      Окутанная матовым ореолом, словно опухшая, луна заливала синевой брошенные корпуса горно-обогатительного комбината, оружейные мастерские, приземистую лабораторию и больницу, бывшую когда-то полигоном  МВД, да несколько жилых бараков.
Но жить, как выяснилось, можно и в условиях длительного воздействия радиации. Криминальный гений собрал под замшелыми сводами мастерских и лабораторий талантливые кадры, не нашедшие применения в государственных структурах.
Запыхтели заводики, засветились окошки в брошенных бараках, тоненькой струйкой потекла нерентабельная руда, застрекотали над тайгой стрекозы вертушек, доставляя туда продукты и сырье, оттуда - товар.
Нужный, добротно сработанный, ходовой и дорогостоящий товар, а главное - не облагаемый налогами, неучтенный, ибо производился нигде не числящимися людьми в несуществующем поселке: стволы различных калибров и разной скорострельности, которым могла бы позавидовать российская армия; золото, которое намывали старатели на речке Каре; редкоземельные материалы, счет которым шел на граммы, но цена им была, как тонне алмазов.
Химики синтезировали порошок, по своим качествам не уступавший героину; текстильщики изобрели ионообменные ткани, способные отфильтровывать драгметаллы из растворов.
Не было недостатка в неквалифицированных кадрах и для черных работ. Агенты вербовали отчаявшихся выжить и найти себя. Тем, кто колебался, создавали условия, при которых они охотно шли на подписание контракта, не интересуясь средней продолжительностью жизни на базе.
Черной звездной ночью с базы ушли три уркагана. За каждым из них числился вышак, терять им было нечего. Прошив заточкой сердце охранника возле барака, замаскировали его под спящего; проползли по самому невыгодному - и потому плохо-охраняемому - маршруту за отвалом, отрыли заранее упакованные мешки с наркотой, провиантом и бесшумными скорострельными стволами, изготовленными тут же, на базе, и двинулись к ограждению.
Судя по найденному впоследствии прорезу в нижней сигнальной ветке из сверхпрочной проволоки, дело свое урки знали железно: прежде чем щелкнуть кусачками, бросили на сигнал два конца, и сирены не нарушили тишины, и прожектора не пронзили густой ночи.
Через полчаса охранник из наемных головорезов увидел силуэт последнего из беглецов - уже там, далеко на залитом мертвым лунным светом терриконике, на полпути к вершине; поддавшись охотничьему чутью, устремился к ограде за складским пакгаузом, выхватил фонарь из подсумка, но включить его не успел: с быстротой молнии из темноты вылетел нож, и лезвие в три пальца шириной вошло ему под лопатку.
Мягкий шлепок мертвого тела заглушил крик ночной птицы, и снова воцарилась тишина. Сообщник беглецов, подойдя к убитому, выдернул клинок и, хладнокровно вытерев его о траву, сунул в ножны.
Сирены взвыли только на рассвете. Двумя днями раньше за границей арестовали несколько килограммов нового синтетического наркотика. Дело было не в деньгах; если бы эта партия утонула в море.
Серов пожалел бы о ней не больше, чем о партии коммунистов, но от нее зависел контракт с фирмой - организацией, контролировавшей бизнес за границей, основанной русско-еврейскими эмигрантскими кругами.
С ними Серов встречался за границей. Если бы наркотик удовлетворил экспертов фирмы, был бы подписан контракт на целую тонну, и Серов рассчитывал, что через полгода наркобизнес в Европе будет подконтролен ему.
Но вот в Кемь, где он обосновался, прибыла правительственная комиссия. Каждая тонна подлежала строгому учету, и база простаивала без сырья.
Нужные бумаги на вывоз цветмета можно было раздобыть через Миноборонпром - некоторые высокопоставленные чиновники из этой конторы поддерживали наместника в регионе, а взамен пользовались услугами его рабов.
Их интересовали редкоземельные металлы, которые водились вблизи урановых отвалов, главным образом - скандий. Лучшие умы базы разработали уникальную технологию добычи чистого осмия-187; если бы не темная сторона бизнеса, она стала бы открытием мирового значения.
Дельцов от оборонки скандий интересовал, как способ накопления денежной массы в зарубежных банках, их партнеров, как нейтронный фильтр в ядерной технике.
От секретных разработок перепадало кое-что и Серову: его люди припасли более десяти кило по цене сто пятьдесят баксов за грамм и доставили вертушкой в Кемь.
Отсюда он собирался переправить чемоданчик в Европу, а деньги из банка перевести на счет посреднической фирмы, созданной им в Москве специально для операций по закупке сырья.
В случае разоблачения фирма должна была немедленно самоликвидироваться. Доставку скандия в северный порт взялся обеспечить Вырин - глава районной администрации и по совместительству председатель Совета директоров АО "Кемьцветмет", которому Серов помог выбраться на эти должности своими деньгами из зачуханных инженеров-технологов.
Но скандий не дошел. Его тормознули неподалеку от Киева банальные украинские рэкетиры, обезоружили хваленую охрану Седого и были таковы: медь и никель в фургоне их не заинтересовали.
О транспортировке знали Седой, пара охранников, сам Серов и старик Вадим Исакович, этот последний фамилии не имел: если человека долго разыскивает военный трибунал, не поверивший в инсценировку его смерти, ему лучше существовать без фамилии, что он и делал, благополучно справляясь с должностью заместителя коменданта базы по режиму.
Скандий вернули после того, как в Киев наведался Федя Махлай по кличке Шило со своими ребятами и пообещал сжечь живьем тамошнего авторитета на главной городской площади и вырезать семьи местной братвы.
Трудно сказать, чего киевские братки испугались больше, но через три дня Шило в гостиницу позвонил неизвестный и назвал номер ячейки в камере хранения на вокзале, где и оказался чемодан со скандием на полтора лимона баксов.
Серова акция не удовлетворила. Не то чтобы он жаждал большой крови, кровь была как раз по части наркомана и психопата Махлая и его головорезов, но схема засветки канала так и не была установлена.
Связь с рэкетирами держал кто-то из таможенников, но вот и предстояло выяснить, от кого он получал информацию. Очередной караван с медью готовился к уходу.
- С тобой поедет мой крестник, - напутствуя Седого, сказал Серов. - Хочу посмотреть его в деле. Место Вахи вакантно, а дел предстоит невпроворот.
Карательную экспедицию готовил лично Седой: подозреваемые в измене получили ложную информацию о том, что в грузовике, взятом в аренду фирмой в Подмосковье, поедет пресловутый чемоданчик.
В Смоленске Седой присоединился к колонне из двух машин, следовавших из Кеми в Прибалтику с лицензированным металлом. О том, что в чемоданчике, кроме дохлого таракана, никто не живет, знали двое - Седой и Серов: скандий давным-давно отфильтровывал нейтроны в одном из ядерных реакторов Европы.
    
                Глава 2. Разборка.
    
Борис бежал вдоль шоссе в фуре. Бежал, в чем был - в камуфляже, в ботинках с высоким берцем; "Стечкин" в новой замшевой кобуре тяжелел с каждым километром, ремни растирали кожу.
Поток встречных машин становился плотнее. Изредка водители игриво сигналили одинокому бегуну на шоссе, что-то кричали вслед солдатики из кузовов.
Борис Аренин на них не реагировал - у них другая жизнь, другая работа, не зависящая от крепости мышц и выносливости. Километров через тридцать второе дыхание сменилось третьим, дышать стало легче, но одежда промокла насквозь, а к ногам будто привязали по гире.
Мысли улетучились, как после сеанса медитации. Ритмично отталкивая обочину рифлеными подошвами, он сосредоточился на облаках. Они плыли домой, на восток - чистые, не подбитые еще газом домен и пылью руды.
Высоко в небе парил аист. Красиво парил, спокойно, с достоинством.      Длинный вонючий хвост транспортной колонны начинался за километр до пункта таможенного контроля.
Здесь Борис перешел на шаг, пошел не спеша, с интересом разглядывая незнакомые иномарки. Его "девятка" стояла где-то в середине. Узкоглазый напарник Ташкент дремал за рулем; шипела включенная рация. Впереди попыхивал сизым дымком дальнобой.
- Ну что там, Ташкент? - Тот пожал плечами:
- Пока по плану, - пробасил он. - Таможенник наживку заглотил. Бригада где-то впереди.
Борис взял с заднего сиденья пакет с полотенцем, пошел к колодцу. Ледяная вода взбадривала, возвращала в реальность. Реальность была однообразной, изрядно надоевшей за те четыре года, что он сопровождал караваны с металлом.
Раньше было проще: караваны доводили до Подмосковья, въезжали на аэродром, сбрасывали груз в брюхо транспортника. Пара "КамАЗов" - два рейса под охраной военлетов, по девятьсот баксов за рейс.
Седой закладывал две штуки, так что пара сотен оставалась на карман, а если поторговаться - армия соглашалась за полторы. Никакого риска - через час металл в Прибалтике.
Теперь все по-другому - нужно прикрывать груз до границы, там его забирают прибалты. Вывели армию на свою голову, а что изменилось-то? Металл как шел, так и идет, только охрана срывает вдвойне, на таможне по пятьсот баксов за транспорт берут, а их, машин, никак не меньше сотни в день.
Участились случаи разбойных нападений на трассе, люди гибли за металл. Не те, что выписывали фальшивки на продажу, тем все побоку: двести тонн какого-нибудь никеля через границу в день - четыреста процентов навара, есть на что охрану нанимать.
Обычно действовали так: в конверт клали штуку, на конверте писали номера машин, которые нужно пропустить без досмотра. Срабатывало без сбоев, но потом рэкетиры положили троих в Белоруссии, затем грабанули фуру с каким-то редкоземом.
Чудом уцелевшие парни из охраны усмотрели наводку: кто-то из таможенников передавал своим рэкетирам номера недосмотренных машин. Седой приказал разобраться.
Борис растерся жестким холщовым полотенцем, переоделся в сухое. Вернувшись в машину, связался по рации с Седым.
- "Девятка" обошла, жмет под сто сорок, - отозвался тот.
- Ну и что?
- В третий раз обходит.
- Проверяют, нет ли сопровождения.
- Так у меня ведь нет, Боб? Я один на дороге - бери меня, кушай! - хрипло рассмеялся Седой.
Борис мельком глянул на себя в зеркальце. За пару суток отросла щетина. Маленькие черные очки скрывали глаза. Неизменная лыжная шапочка, обветренное лицо с острыми скулами, шрам поперек правой щеки.
Всего шрамов было четыре: два ножевых, два - рассечения на поединках. Поединкам на татами и в подворотнях не было счета. Десятки раз на Бориса ставили на тотализаторах, он всегда уходил с честью, противников выносили.
Иногда ему казалось, вся жизнь была сплошным поединком, начиная с того первого, классе, кажется, в седьмом. Не помнил уж, как звали ту девчонку, все дразнили ее Мышкой, дергали за косички, доводили до слез.
Из-за нее он подрался со старшеклассником. Избил того в кровь, с недетской жестокостью, и угодил в комнату милиции. А потом пошло-поехало. Вспомнить нечего - сплошной поединок.
Ташкент продернул за большегрузом метров на пятьдесят, заглушил мотор. Если все будет благополучно и Седой пройдет Беларусь вчистую, можно будет пускать груженый транспорт.
 Борис достал из сумки копченое сало, балык, колу, но связь неожиданно возобновилась.
- Боб, - послышался встревоженный голос Седого. - Кажется, началось. На тридцатом километре две "девятки" заперли, шестеро лезут.
Седой не договорил. Шестеро, облокотившись на капоты "Жигулей", пялились в лобовое стекло "КамАЗа" с прицепом, затянутым синим пластиковым тентом.
- Давануть бы их, - сцепив зубы, проговорил Лом, сидевший за рулем.
Седой спрятал рацию под сиденье, усмехнулся и вышел налетчикам навстречу. Понимающе оценил оттопыренные кожанки и цепи в руках.
- Что везем? - спросил здоровенный качок, облокотившись на капот.
- Дипломатическую почту, - с напускной таинственностью ответил Седой, остановившись в двух метрах. - Так что давай лыжню, хозяин, не путайся.
Шестеро загоготали, звякнули цепями.
- Крутой! - констатировал коротышка. - Сколько тонн, дядя?
- Че?
- Платить собираешься? - рассердился бугай с карикатурными баками.
Седой заметил: двое заходили со спины.
- За что платить-то? - удивился притворно. - Порожняком еду. Могу ваши "девятки" прихватить. По пять штук дадут, как считаете?
Цепь со звоном вылетела из руки стоявшего сзади, дзинькнула об асфальт. Седой на испуг не поддался - двенадцать годов отсидки по у хозяина сделали его привычным к подобным выходкам.
- Ты до Калининграда живым хочешь дойти, дядя? Или как? - приблизился вплотную здоровяк.
- А с чего ты, сынок, взял, что я на Калининград иду? - удивился Седой. - Вроде документов не проверял?
Мимо прошла колонна из пяти грузовиков. Рэкетиры разбрелись по обочине, старательно делая вид, что их вынудила остановиться аварийная ситуация. Один даже по скатам постучал ногой - для вящей убедительности.
Когда шоссе опустело, Седому заломили руки и втолкнули в одну из машин. В ту же секунду бугай рванул дверцу "КамАЗа"; оказавшись в кабине рядом с Ломом, ткнул ему в бок ствол:
- Заводи!
Лом поспешно завел мотор.
- Вон тот лесок видишь?
- Конечно, - залепетал Лом притворно, поворачивая в указанном направлении. - Я че? Я - ниче, всегда пожалуйста.
Легковые зажали "КамАЗ" в клещи - одна впереди, другая сзади. В салоне ведущей причитал Седой:
- Да что надо-то? Нет у меня ни хрена, говорю же.
- Заткнись! - не выпуская его заведенной за спину руки, приказал бугай. - Сейчас проверим, есть или нет.
- Найдем редкозем - отстегнешь по двойному тарифу, несговорчивый! - грозно пообещал малой, направляя машину в чащу.
По слегка примятой колее проехали метров двести, остановились на полянке. Здесь налетчиков поджидал старый "Урал", крытый брезентом. Двое курили, сидя на мощном бампере. Седого и Лома вытолкнули из машин, пинками подогнали к кузову:
- Открывай! Быстро!
- Да вы что, пацаны? - упирался Седой. - Там же пломба! У нас бумаги на опасный груз, менты и те права на досмотр не имеют!
Здоровяк оказался доморощенным каратистом с расшатанными нервами - круто развернувшись, приложил подошву промеж лопаток Седого:
- Подотрись своими бумагами.
Седой успел подставить руки, но грудью все же впечатался в борт, издав короткий мык. Лом подбежал к прицепу, сорвал пломбу, проворно расшнуровал тент. Налетчики открыли замки, борт с лязгом упал, и в ту же секунду Лом с Седым, как по команде, нырнули под кузов.
- На землю всем! - раздалась душераздирающая команда из фургона.
- Лечь! Мордами вниз!
Несколько длинных автоматных очередей разорвали лесную тишину; из фургона, крича и матерясь, высыпало восемь человек в масках:
- Бросай оружие! Стволы на землю, твари!
Средств не выбирали - кого-то достали пули, на головы, плечи, спины посыпался град ударов прикладами и ногами, месили до конца, без пощады, тут и там слышались голоса:
- Кто навел, сволочь? Говори, кто у вас на таможне?
Глаза Седого налились кровью, хрипя туберкулезными легкими, он осатанело избивал бугая, уже не сопротивлявшегося, лежавшего без движения, но так ничего и не сказавшего.
Двое подхватили живучего коротышку, поволокли к "девятке", бросили под горловину бака. Седой отвинтил пробку, швырнул в кусты; Лом заученно сунул в бак шланг, прозрачная желтоватая струя полилась на одежду, лицо, волосы коротышки.
Он пробовал кричать, но пробегавший мимо каратель ударил его каблуком в челюсть. Семерых окровавленных, бездыханных, раскачав за руки, за ноги, на счет три побросали в кузов "Урала", тела с грохотом падали на деревянный пол.
Седой присел на корточки, щелкнул зажигалкой:
- Считаю до одного. Кто навел?
Коротышка, булькая кровью из раздробленного рта, рванулся, залепетал, таращась на Седого готовыми вылезти из орбит глазами:
- Не надо. Все скажу.
- Ну?
- Таможенник Харев сообщал.
- В мае про скандий тоже он сообщил?
- Он.
- А ему об этом, откуда известно?
- Не знаю, честно.
Коротышку бросили в кузов "Урала" последним. Закрыли борт. Седой вскочил в кабину, вырулил на лесную дорогу, и помчал к реке. Две толстых доски во всю длину камазовского прицепа пандусом легли на поляну, по ним из-под тента выкатились джип и "восьмерка".
- Уходим! Быстро! - скомандовал кто-то из карателей.
Факелами вспыхнули "девятки" рэкетиров - им они больше не были нужны. До узкой горловины пункта таможенного досмотра было метров пятьсот. Засунув руки в карманы, Борис, не спеша, направился к шлагбауму.
Грузовики стояли в два ряда. Россию перекачивали на Запад. Россия Аренина не волновала, для него она давно перестала существовать. Пустое пространство, на котором выживают сильнейшие.
Тонны сырья, люди, березки - все было давно просчитано, оценено и продано. Все повязаны единым тарифом - те, что не продавались, ходили под прицелом.
Лично о нем, Борисе, Россия не заботилась: тридцать рублей материной пенсии на троих, баланда в колонии, одни штаны на два года в детдоме. Мерз и голодал, пока не научился заколачивать на пропитание кулаками.
Минут сорок он покрутился у шлагбаума, наблюдая за суетой таможенников. Инспектор Харев выходил из помещения редко - только когда пахло солидным наваром от "Алок" с прицепами, или возникали конфликты с иностранцами.
Все больше шустрила какая-то баба в таможенном мундире с каменным лицом - кричала на всех, отбирала документы, сопровождала выборочно на личный досмотр. Очередь продвигалась медленно. Концентрация выхлопных газов вышибала слезу.
Главным было выяснить, кто поставлял Хареву сведения о грузе. Борис должен был пригласить таможенника в машину и потолковать с ним с пристрастием, или без этого, это как получится.
Планы изменились, когда Харев вдруг обошел приземистую контору и углубился во двор к каменному гальюну. Тучи стянуло, сумерки уплотнились, никого во дворе не оказалось - такое вот стечение обстоятельств, не воспользоваться которым Борис не мог.
Перемахнув через кусты, он стал под навес курилки. На ходу застегивая ширинку, Харев спешил по тропинке к КПП.
- Харев, - негромко окликнул его Борис.
Тот остановился.
- Покурим? Потолковать надо.
Таможенник торопливо огляделся, шагнул под навес. Конфиденциальность сулила наживу. Был, конечно, риск нарваться на проверку, но кто не рискует, тот не работает на таможне.
- Ты взял деньги за недосмотр транспорта с металлом, а сам навел на нас рэкетиров. Или ты добровольно сдаешь своего информатора, или выпадаешь из обоймы, как отстрелянный патрон - по инвалидности тебе никто отстегивать не будет.
Харев сделал круглые глаза и стал похож на министра, потерявшего портфель:
- Какого информатора? Каких рэкетиров?
Борис мертвой хваткой вцепился в воротник его кителя, притянул продажного таможенника к себе:
- Мы пустышку гнали. Первый раз на лапу берешь? - проговорил, дыша угрозой в раскрасневшееся лицо. - Кто тебе про скандий нашептал, сволочь?
Харев рванулся было, попытался обеими руками сверху отбить захват, но Борис опередил его - встретил нырок ударом колена.
Голова инспектора откинулась, каркас под шиферным навесом гулко вздрогнул. Можно было исправить положение, пригрозив разборкой по месту жительства.
Но двуличный инспектор выхватил вдруг табельный пистолет, и теперь уже ничего, кроме радикальных мер, не оставалось: упредив выстрел, Борис рубанул инспектора пяткой в грудь, а когда тот упал, провел серию добивающих ударов по печени.
"ПМ" он подбирать не стал, рванул через кусты вдоль пакгауза - туда, в хвост колонны, пригибаясь и стараясь не попадать в перекрестья включенных фар.

                Глава 3. Серов.

В пять утра из Москвы прилетел доверенный человек Серова. Как и ожидалось - с дурными новостями: в Главной военной инспекции сменилось руководство, и незнакомый генерал затребовал акты ревизий финансовой деятельности управления торговли Минобороны за последний год.
Спешно заменили районный гарнизон, ревизовали транзитную базу, задержали два самолета, в которых лишь по счастливой случайности не оказалось неподотчетной продукции из Кеми. Кольцо сужалось.
- Вчера звонил посредник, - докладывал прибывший. - Фирма грозится закрыть счета. Она недовольна положением дел на руднике.
Серов, раздетый догола, лежал на жесткой деревянной лавке посреди виллы. Молчаливый вьетнамец бесшумно заходил то справа, то слева, накладывая ему на поясницу маленькие сгустки черной мази, пахнувшей травой и дегтем.
- Удалось что-нибудь узнать по поводу наркоты?
- Информация поступила из ФСБ. Похоже, у них за границей работает агент, хотя фирма такой вариант исключает.
- Исключает, - рассердился Серов. - Исключает - это как? На нас кивает, что ли?
Мысль о том, что кто-то из своих работает против него, давно не давала Серову покоя. Он проигрывал вариант за вариантом, стараясь безошибочно вычислить источник утечки, понимая, что для фирмы на Кеми свет клином не сошелся, есть и другие регионы, не менее, а может быть, и более богатые дешевым металлом.
Но в других регионах были другие хозяева, а здесь хозяин он, Серов, здесь у него схвачено все - рудники и заводы, силовые структуры и торговля, коммунальное хозяйство и транспорт.
Самым же большим достоинством он по праву считал свою анонимность: повсюду подставные люди, его люди - завербованные, купленные, пригретые.
- Во всяком случае, пока причин для беспокойства нет, - попытался успокоить босса посыльный. - Ну, взяли немцы наркоту, однако технология им неизвестна, аналогов не существует.
- Твоими бы устами, - проворчал Серов и из-под руки посмотрел на вьетнамца: - Скоро ты там?
- Карашо будит, - закивал тот, бездумно улыбаясь, - весь мазь тело ушел, кости питает, кровь носит.
Телефонный звонок оборвал его болтовню, Серов протянул руку к сотовому аппарату:
- Да, я. - Лицо его тотчас же приняло озабоченное выражение. - Нет, я сказал.
Все остаются на руднике. Борис встретит проводника на базе, - он посмотрел на часы. - Вертушку к семи. Остальное узнаете от моего человека, я его проинструктирую. И без паники.
Вьетнамец закончил, затянул на нем пояс из собачьей шерсти на липучках и удалился. Серов тяжело сел на лавке, надел тонкий свитер на голое тело, долго возился с пуговицами на брюках.
- Есть причина для беспокойства, - он внимательно посмотрел на гостя. - Неделю тому с рудника ушли трое. При них стволы, несколько кило самородного золота, а главное - наркота. Некрасиво ушли - с кровью, двух охранников - наповал. Хватились поздно, теперь никак не догонят. А главное - кто-то им помог уйти. Такое вот у меня подозрение.
Подробности можно было не объяснять - непонятливых Серов при себе не держал.



                Глава 4. Борис.

Утро Борис провел на реке. Наловил рыбы, к полудню, когда прекратился клев, побродил по лесу. Как никогда прежде, он испытывал удовольствие от общения с природой, жалел, что с ним не смог поехать Егора.
Друг работал в личной охране Серова, куда в свое время сватали и Бориса. А вообще их было три друга - не разлей вода с самого детдома. Служили только порознь, Борис и Аркадий - в десанте, Егор - на границе.
Вместе начинали тренироваться, разом втюрились в одну девчонку Соню, и Борис искренне радовался за Егора, когда Соня отдала тому предпочтение.  Одно не нравилось Борису в Егоре, его жадность к деньгам. Он сел в груженную добычей моторку и помчал домой.
Сливались сине-зеленые кроны, окрашенные солнечной позолотой, нависали над водой скалы. Отдохнув за день в тайге, Борис подумал, что в следующий раз нужно непременно взять с собой друга.
К мосткам неподалеку от дома Егора он причалил, когда солнце уже перевалило на западную сторону. Прытко выскочив из лодки, снял мотор. Обветренный, загоревший до цвета окисшей руды, надышавшийся кислородом, водрузил на плечи тяжелый рюкзак, подхватил весла и зашагал по тропинке.
Во дворе скрипел качелями сын Егора Ефим. Борис, толкнув ногой калитку.
- Отец дома?
Разбежались, кудахча, куры. На крыльцо вышла жена Егора Соня.
- Борис, за тобой посыльный приезжал, велел срочно с начальником связаться.
Борис положил на траву весла, достал связку рыбы из мешка.
- Эх, черт! - вздохнул с сожалением, сразу поняв, что случилось что-то неординарное и выходной скорее всего накрылся. - Ладно. Приятного вам аппетита. Вернусь к вечеру.- Он осекся на полуслове, сообразив, что при его ремесле такие разговоры неуместны: не ровен час, можно накаркать. - Ладно,  Хозяину привет.
Он сел за руль своей машины, чиркнул стартером, надел маленькие солнцезащитные очки, взъерошил выгоревшие волосы на голове крестника и рванул прочь со двора.
После смерти матери никого роднее Аркадия и Егора, а потом и их  семей, в жизни Бориса не нашлось. Был еще брат где-то в Москве, но с ним они не ладили и связь в последние годы не поддерживали.
В девяностых годах брат появился в Кеми вместе с женой, расфуфыренной и высокомерной, два дня ходил по гостям, возвращался навеселе, а на третий день стала понятна цель его визита: он потребовал на правах наследника половину стоимости материного дома.
Продавать дом Борис не стал, отдал ему деньги сполна - одолжил у начальника Папы. Потом пришлось отрабатывать на боях и рискованном сопровождении левых грузов.
Где-то брат сейчас? Поди, подраздел свою женушку и прибрал к рукам ее квартиру в Москве. Проскальзывая между машинами с дерзким, уверенным спокойствием, Борис вспомнил урок знаменитого авторитета Папы, который тот преподал ему, впервые заставив сесть за руль:
- Ты вот что, Боб, - сказал тогда Папа, немигающим взглядом уставившись на оробевшего питомца, - когда на тебя замахиваются ножом, нужно не нож выбивать и не бить, а убивать - понял? Только так ты победишь. Если ты будешь думать, что за тобой - женщины и дети, что ты обязан кого-то защищать, спасти - ты труп.
- Так пускай коммунисты думают - они гуманные и их много. Всех не перебьют. Убить, вот твоя цель. И когда на тебя летит здоровенная собака, не думай спастись бегством, или упасть - разорвет. Думай о том, что каких бы размеров она ни была, она всего лишь маленькое бессильное существо, у которого только то и есть, что два клыка. А больше у нее нет ничего.
- Всякая собака слабее человека, оттого она рычит и скалится. Все это - установки, понял? Когда ты за рулем, тебе плевать на этот страшный поток машин, на это движение, на  регулировщиков и на то, что у тебя творится сзади: красный - стоп, зеленый - поехали. И все.
- Ты здесь главный, ты едешь в своей машине туда, куда тебе нужно. На все случаи жизни твоя установка: "Собака лает, а караван идет". Караван - это ты, остальные пускай лают. Форма на них, оружие при них, крутые они, или всмятку - плевать. Поехали.
Говорил он уверенно, и уверенность его передалась Борису на всю жизнь. Так с тех пор он и ездил, и дрался - выбивал ножи, зубы, деньги у должников и очки на татами, водил караван за караваном. Собак, правда, не трогал. Собак ему почему-то было жалко.

                Глава 5. Серов.

Вьетнамец накрыл стол во дворе. Жареный таймень, ледяная водка "Кристалл", грибочки в сметанном соусе заставили на время забыть о неприятностях и предаться воспоминаниям о благих, безоблачных временах, когда они тянули срок в одном ИТУ на нарах по соседству и не помышляли ни о банковских счетах, ни о собственном городе, ни о том времени, когда им будут прислуживать мусора.
В шестом часу вечера послышался сигнал, и всегда подтянутый, аккуратно выбритый Слон, в прошлом капитан милиции, перекупленный Серовым у знакомого депутата, поспешил к воротам.
- Пойди-ка, Клык, отдохни, - сказал Серов охраннику, - мне с моим крестником с глазу на глаз потолковать нужно.
Машина Бориса вкатила во двор и остановилась у сарая. Первым из салона вышел подхваченный по пути Егор, с чувством исполненного долга направился к столу, но, словно споткнувшись о строгий взгляд босса, остановился посреди двора, не дойдя нескольких шагов.
Вьетнамец торопливо заменил посуду; напряглись оба телохранителя, вперили неприязненные взгляды во вчерашнего чемпиона.
- Ну, здравствуй, крестничек, - улыбнулся Серов васильковыми глазами, - рад тебя видеть. Садись за стол, откушай со стариком.
Борис предложение принял, при виде закуски сразу ощутил голод и положил на тарелку жирный кусок тайменя.
- Это сколько ж тебе было, когда ты на кармане засыпался, а я тебя выкупил у ментов? Тринадцать? - наливая водку в рюмки, спросил Серов.
- Четырнадцать, - уточнил Борис.
- Ага, ну да. Много воды с тех пор наша речка унесла, много, - он поднял рюмку и замер, уставившись на гостя. - Ты когда у меня в последний раз был-то?
- В прошлом году.
- Еще наставничек твой был жив, царствие ему небесное. Ладненько, крестник, давай-ка выпьем. За то, чтобы нам с ним подольше не встречаться. Будь!
Борис пил редко и нехотя, но старику отказать не мог. Отставив рюмку, навалился на еду. Серов отправил в рот маслину, разжевал, не сводя с гостя пристального изучающего взгляда.
- Вкусно? - спросил, обсасывая косточку.
- Нормально.
- Нормально? - Хозяин вдруг рассмеялся, да так заразительно, что даже у Егора, не допущенного к трапезе, растянулись губы в улыбке. - Нет, брат, это не нормально. Вот вчера шел я по улице, а из мусорного бака вылез бомж. Радостный такой, сияет, как надраенный пятак, а в руке у него - пакет с плесневелым хлебом. Вот это нормально!
Борис улыбнулся для порядка, пытаясь разгадать, куда клонит старик. Отсмеявшись, тот снова наполнил рюмки.
- Нравится тебе твоя работа? - спросил неожиданно.
- Не хуже других.
Серов взял из коробки тонкую сигару с пластмассовым мундштуком, закурил и, откинувшись на спинку плетеного соломенного кресла, скосил взгляд на Егора:
- Оставь нас вдвоем.
Егор удалился, присел на скамью у ворот. Налетел ветер, набежали облака; солнце скрылось, но тут же появилось снова, отразилось в стеклышках Борисовых очков.
- Ты зачем очки носишь? - спросил Серов. - С глазами что, или так, по привычке?
- По привычке, - ответил Борис, проглотив кусок.
- Правильно, - выпустил струю дыма Серов, - глаза беречь нужно. Стрелять-то не разучился еще?
- Замочить кого-то понадобилось старику, - понял Борис.
- Вроде нет.
- Ну, тогда слушай меня внимательно, крестник. Дело у меня к тебе серьезное, такое не всякому доверишь. Есть у меня одна точка, где работают толковые ребята. Придумали они рецепт одного порошка, который со временем должен принести солидный навар - и мне, и тебе хватит, и внукам твоим.
- По договоренности с одной европейской организацией - какой, не скажу для твоей же пользы - забросил я пробную партию этого порошка в Европу, да на лайнер кто-то навел Интерпол. Оно бы и черт с ним, да вот неделю тому из этой самой точки ушли три урки - с таким же порошком, изготовленным на основе синтетического морфина по уникальной рецептуре.
- При них золотишко, так что если их возьмут органы - сразу вычислят, откуда они путь держат и где, стало быть, этот порошок изготавливают. А потом сам понимаешь: обе партии идентифицируют и точку накроют.
- Раньше у меня в  гарнизоне свои ребята были, могли блокировать входы-выходы, но гарнизон заменили, а дать уркам выйти из тайги живыми да еще с грузом никак нельзя. Не буду скрывать: в погоню за ними вышли пятеро, остался один. У них прицельные стволы с оптикой, а сами они смертники, им все равно каюк.
- Почему только пятеро? - удивился Борис.
- А какой толк от большого числа? Базу охраняют жиганы да бывшие спецназовцы, их снимать - только класть почем зря. Там ура кричать ни к чему, там тайгу понимать надо, экспедиция навыков требует. Папа тебя в свое время по тайге поводил, стреляешь ты, судя по моим данным, неплохо, а с глазу на глаз встретишься - не испугаешься. Решай, крестник. Только быстро - человек ждет.
Борис понимал, чем чревата такая экспедиция, но понимал также и то, что пробил его звездный час: сам старик Серов, на которого работали высокопоставленные чиновники, у которого в зарубежных банках были миллионные счета, которого охраняли профессионалы из элитных подразделений, посвящал его в тайну своего бизнеса.
- Когда ехать? - выдержав минутную паузу, спросил он.
Серов улыбнулся, погасил сигару и поднял рюмку:
- Сейчас, - ответил коротко. - У базы тебя заберет вертушка. По пути тебе все растолкуют, с местным проводником пойдешь. А чтобы не скучно было по тайге бродить, сразу скажу: плачу по пять штук за каждого.
Борис посмотрел на часы и, кивнув в знак благодарности за прием, молча направился к машине. Егор пошел было за ним, но Серов остановил его жестом. Когда машина выехала со двора, подозвал к себе:
- Что скажешь, Егор?
Недавний милиционер, всю жизнь проработавший в угро и повидавший виды, Егор опустился на табуретку, разминая в желтых пальцах "Беломорканал", покачал головой:
- Не охотник он, начальник. Там другие законы, это не кулаками махать. Убьют его.
 Серов взял радиотелефон, набрал номер. Пережидая гудки, насмешливо посмотрел на Егора:
- Он не охотник, - согласился, - а охранник. Убьют - значит, судьба у него такая. Вот тебе за него пятьдесят тысяч зеленых, чтобы было все тихо.

                Глава 6. Борис.

За удивительную красоту уральскую тайгу часто называют Уральской Швейцарией, но она неповторима. Она не поражает головокружительной высотой горных пиков и опасной стремительностью рек.
Ее красота не подавляет величием. Природа тайги завораживает плавными очертаниями покрытых тайгой гор, над которыми каменными чудо богатырями поднимаются седоглавые гольцы.
Она очаровывает прозрачными до дна горными реками, названия которых звучат как отголоски старинных преданий. Она околдовывает таинственными глубинами пещер с удивительно красивыми залами, галереями, извилистыми ходами.
Ее воздух - целебный настой хвои и таежного разнотравья. Ее леса  настоящая кладовая ценных лекарственных растений, грибов и ягод, уникального по своим питательным свойствам кедрового ореха.
Для одних - это великолепные горнолыжные трассы, захватывающий полет на лыжах по заснеженному склону, для других - бездонное небо и огромные звезды, какие бывают в горах, а для кого-то нежданная награда - небольшая поляна, возникающая для путника среди тайги.
Животный мир уральской тайги также богат и разнообразен, как фауна широколиственных лесов. Из млекопитающих здесь водятся лось, кабарга, белка, белка-летяга, бурундук, заяц-беляк, бурый медведь, рысь, колонок, горностай, ласка.
Типичные таежные птицы - это глухарь, уральская неясыть, ястребиная сова, мохноногий сыч, трехпалый дятел, кедровка, снегирь, белокрылый клест и клест-еловик.
Есть в тайге и пресмыкающиеся - обыкновенная гадюка, живородящая ящерица, а на южных окраинах тайги встречается змея щитомордник. Из земноводных широко распространен четырехпалый тритон, встречаются остромордая и травяная лягушки.
Из-за суровости климата условия жизни в тайге сложны. Но таежные животные хорошо приспособлены к ним. У многих зверей зимой отрастает густой и длинный мех.
А снежный покров для некоторых животных служит хорошим убежищем, в нем они устраивают временные жилища. Например, заяц-беляк и тетерев ночуют, зарывшись в снег, а в сильные морозы, метели остаются там и на день.
Глубокий и рыхлый снежный покров в тайге затрудняет передвижение животных. Однако многие звери и к этому приспособились. У зайца-беляка, рыси и росомахи широкие лапы.
Кроме того, зимой на лапах у них вырастают длинные жесткие волосы, и они ходят по снегу не проваливаясь. Своеобразны приспособления к жизни в тайге и у некоторых птиц.
Например, у глухаря и рябчика пальцы оторочены роговидной бахромой. На зиму эта бахрома отрастает и помогает птицам удерживаться на обледенелых ветвях деревьев.
Тайга богата запасами корма не только в летнее, но и в зимнее время. Северные олени раскапывают снег и достают из-под него лишайник ягель. Зайцы-беляки питаются корой деревьев и кустарников.
Основной же корм многих таежных животных - семена хвойных деревьев, в особенности кедровые орехи. Их едят не только птицы, белки, бурундуки и другие грызуны, но и некоторые хищники: медведи, соболи, а иногда даже лисы и росомахи.
Хотя и богата тайга кормом, но добывать его в зимнее время не так-то легко. Поэтому у таежных обитателей развились разнообразные приспособления, позволяющие им переживать это суровое время года.
Так, белки и птички кедровки собирают на зиму запасы корма, а медведи и барсуки впадают в спячку. Бурундук осенью запасает корм, зимой спит. Свои запасы он поедает весной после пробуждения.
Летом в питании таежных животных большую роль играют грибы и ягоды; мелкие и средние хищники охотятся на грызунов.
Один из самых характерных представителей таежной фауны - лось для своего поселения выбирает низменные места с молодой порослью лиственных пород. Особенно любит он старые гари, лесосеки, побережья лесных рек и озер, болотистые топи.
Питаются лоси молодой хвоей, древесной листвой, побегами, корой деревьев и кустарников и околоводными растениями. Поражает способность этих больших зверей жить в болотах, нередко в настоящих трясинах, где не пройдет ни лошадь, ни человек.
Ходить по болотам им помогает особое устройство копыт. На каждый квадратный сантиметр поверхности широкого копыта лося приходится всего около 400 грамм веса животного, что и дает лосю возможность передвигаться по заболоченным участкам тайги.
Кроме того, огромная сила лося позволяет ему быстро и легко вытягивать ноги из топкой и вязкой почвы. Сила животного проявляется и в его прыжках: он свободно перепрыгивает четырехметровые канавы и двухметровые изгороди.
Благодаря своей силе взрослый лось не боится волков. Он становится спиной к дереву, и волк в одиночку не рискнет приблизиться к его передним ногам.
В северных частях тайги обитают северные олени. Зиму они проводят в лесу, а летом перекочевывают на открытые места, на моховые болота, на берега рек и озер. В горных районах олени поднимаются выше леса, где находят обильные корма и спасаются от гнуса - кровососущих насекомых.
Самое мелкое лесное копытное животное - кабарга из группы оленей. У кабарги нет рогов, но сильно развиты верхние клыки. У самцов они выдаются далеко наружу.
Питается кабарга преимущественно древесными лишайниками. У самца на брюшной стороне есть мешочек, содержащий мускус - особое вещество с сильным запахом, которое используется в парфюмерии.
Наиболее ценный пушной зверь - соболь обитает в самых глухих частях тайги, чаще всего на участках, поросших высокими деревьями, заваленных буреломом и валежником, пересеченных ручьями и речками.
Любит соболь также непролазные заросли кедрового стланика на каменистых осыпях горных отрогов. После того как эти заросли покроет толстый слой снега, соболь находит в них прекрасное убежище от своих врагов, и добыть его там почти невозможно.
Соболь неохотно лазает по деревьям и свои гнезда устраивает под древесными корнями, в дуплах, расположенных невысоко от земли, или в расселинах скал. Соболь отличается привязанностью к однажды избранному им для жизни участку таежного леса.
Другой мелкий таежный хищник - колонок распространен почти по всей тайге. Колонок устраивает норы под пнями, валежником и камнями. Питается он мелкими грызунами, птицами, лягушками, рыбой, разоряет птичьи гнезда, поедая яйца.
К таежным хищникам относится и рысь. В тайге это единственный вид дикой кошки. Как и большинство кошачьих, она ведет наземный образ жизни, но прекрасно лазает по деревьям.
Питается рысь в основном грызунами, зайцами, а иногда нападает даже на крупных зверей. Опасен и другой своеобразный таежный хищник - росомаха.
Это неуклюжее, внешне напоминающее медведя животное принадлежит к семейству куньих. В основном оно питается падалью, но охотится иногда на таких крупных животных, как косули и северные олени.
Быстро бегать за ними росомаха не может, но обладает такой поразительной выносливостью, что способна загнать до полного изнеможения этих великолепных бегунов.
Большую часть года росомаха ведет бродячий образ жизни и поэтому постоянного убежища не имеет. Отдыхает она, где придется: между камнями, в пещерах, дуплах деревьев, в густой чаще.
Интересен характернейший зверек таежных лесов - белка-летяга, обитающая в самых глухих уголках тайги среди высокоствольного леса. Внешне она напоминает обыкновенную белку, но по бокам тела кожа у нее образует покрытую мехом складку.
Во время прыжка эта складка растягивается и позволяет зверьку совершать планирующий полет на значительные расстояния. Свои гнезда этот зверек устраивает в дуплах.
В болотистые районы юга уральской тайги завезли из Северной Америки ценного пушного зверя - крупного грызуна ондатру. Ондатра питается водяными растениями, а норы роет на берегах водоемов либо строит над водной поверхностью из стеблей растений так называемые хатки. Большую часть времени хорошо акклиматизировавшийся в тайге зверек проводит в воде в поисках корма.
Птицы, обитающие в тайге, по-своему приспособлены к таежным условиям. Особенно интересны клесты. Питаются они почти исключительно семенами хвойных деревьев.
О пристрастии к такому корму свидетельствует строение клюва клеста. Концы надклювья и подклювья этой птицы перекрещиваются и образуют своеобразный инструмент, позволяющий легко извлекать семена из шишек ели, лиственницы и даже сосны.
Клесты выкармливают своих птенцов не насекомыми, как это делает большинство мелких птиц, в том числе и зерноядных, а измельченными семенами. В отличие от всех других северных птиц, клесты выводят птенцов зимой, когда на хвойных деревьях много шишек со зрелыми семенами.
Важную роль в жизни многих таежных птиц играют дятлы. Тайга бедна естественными дуплами, и некоторые птицы устраивают гнезда в дуплах, выдолбленных ранее дятлами.
Самые характерные дятлы тайги - это желна, или черный дятел самый крупный из дятлов нашей страны, и трехпалый дятел, имеющий на лапке не четыре, как у всех других дятлов, а только три пальца.
В тайге обитают различные виды сов. Среди них особенно интересна ястребиная сова. Другие совы - ночные птицы, а ястребиная сова охотится и в дневное время.
Питаются все таежные совы мелкими и средними млекопитающими и птицами. Богата тайга и водоплавающими птицами. Наиболее тесно связана с тайгой утка-гоголь.
Большинство водоплавающих птиц устраивают гнезда вблизи водоемов на земле. Однако половодье на северных реках, как правило, позднее. Полая вода в период гнездования заливает огромные пространства, поэтому у гоголя выработалось особое приспособление. Эта утка устраивает свои гнёзда высоко над землей - в дуплах деревьев, до которых не достает вода при разливах рек.
В тайге живут два вида пресмыкающихся - гадюка и ящерица, и оба они отличаются тем, что рождают живых детенышей, а не откладывают яйца, как другие представители этой группы. Такая особенность таежных гадюк и ящериц - приспособление к холодному климату.
В тайге очень много различных комаров и других кровососущих двукрылых насекомых - так называемого гнуса. Для их развития условия там благоприятны: личинки выводятся и развиваются в многочисленных болотах, озерах и других водоемах.
Обычное в тайге безветрие способствует их развитию. Очень много в тайге клещей. Некоторые виды клещей очень вредны и даже опасны, так как переносят заразные болезни.
Тайга изобилует ценными промысловыми зверями и птицами. Поэтому там сильно развит охотничий промысел. На первом месте в пушном промысле стоит белка.
Ее мех теплый, легкий и красивый. Второе место принадлежит зайцу-беляку. Таежная лисица также отличается хорошим мехом, но здесь этот зверь редок.
Большое значение в пушном промысле имеют колонок и горностай. Мех соболя - один из лучших видов пушнины. Прежде этого зверька в тайге хищнически истребляли неумеренной охотой.
В настоящее время у нас в стране проведена большая работа по восстановлению былого распространения соболя и увеличению его численности.
Немалое значение для охотничьего промысла в тайге имеют птицы: рябчики, глухари, белые куропатки, утки, гуси. В пределах таежной зоны широко развито и рыболовство. Наибольшее промысловое значение тут имеют сиги - муксун, ряпушка, нельма, налим, щука, омуль, окунь.
К востоку хвойные леса сменили болота. Осоково-моховые, заросшие пушицей и багульником, они все чаще попадались на пути, дышали угрозой. Когда бы не резкие окрики попутчика, Борис мог уже дважды увязнуть.
Болота потянулись сразу за выселками и затрудняли движение. Предстояло восхождение на седловину горы.
- Умный в гору не пойдет, - подумалось Борису о беглецах, но преследование велось по кратчайшему маршруту.
Борис и проводник шли уверенно, ни разу не поколебавшись и почти не совещаясь, как будто маршрут был известен заранее. Перед горой лес стал ниже и разреженней, зато загустела трава, пошли кустарниковые заросли - хотелось сбросить то и дело цеплявшийся рюкзак.
Борис догадывался, что призрачный поселок, который Серов называл точкой, а Борис - базой, затерялся где-то в глухом незаселенном районе к северу от верховьев реки, но в подробности его никто не посвящал и в гости не приглашали.
Старая зеленая вертушка без опознавательных знаков забрала его в поселке и перебросила в тайгу, где он и присоединился к проводнику.      Догнать беглецов планировалось на десятые сутки пути. Шли напролом, не отдыхая, не обходя заломы и речушки.
В рюкзаке Борис нес плотик, сшитый из двух сетчатых мешков с баскетбольными камерами, привязанными к петлям мотками шпагата. Первым, гребя ладонями, водные преграды преодолевал проводник, Борис подтягивал освободившийся плотик за шпагат, греб сам. У проводника и Бориса имелись "Стечкины", не забыл Борис прихватить и "ТТ".
Он на минуту остановился, залюбовавшись панорамой гор, открывавшейся с перевала.
- Река, - перехватил направление его взгляда бесшумно подошедший сзади проводник.
- Что?
- Гора, река. А вот там чисто, - проводник улыбнулся, поцокал языком: - Мы туда не пойдем. Туда пойдем! - махнул он рукой в сторону исчезавшей в тумане долины и, подбросив на спине рюкзак, зашагал дальше.
Спуск в долину оказался круче, чем подъем. Приходилось идти, неуклюже балансируя под тяжестью рюкзаков, из-под ног то и дело скатывались камни, километра через три Борис, несмотря на свою тренированность, почувствовал, что сдает.
В последний раз они останавливались на дневку в домишке охотников в пятнадцати километрах от устья реки. Внизу снова начинались заболоченные участки. Затем потянулся кустарник и, наконец, стеной выросла еловая тайга.
Показалась спина проводника с мокрым пятном между лопаток. Не оборачиваясь, он поднял над головой руку. Борис остановился, хруст валежника под ногами смолк.
- Слышишь? - вполголоса спросил проводник.
Борис замер. Было безветренно. Ели молчали.
- Я слышу, - сообщил проводник. И звучно втянул носом воздух: - Давно горел.
Еще через несколько секунд запах горелых головешек почувствовал и Борис.
- Сколько до реки?
- Верст двадцать, наверно, - улыбнулся проводник.
- А короче?
- Короче не надо, начальник. Мы и так у нее раньше окажемся. Болота кругом, бурелома по тайге много.
Борис с трудом представлял, как он сможет пройти еще двадцать километров по бурелому, но проводник словно услышал:
- По затесам - скоро заимка. Там заночуем, - пообещал хмуро.
Прошли еще верст десять.
- Силок, однако, - послышался впереди голос проводника. - Силок не хитер, да заяц дурак.
К небольшому деревцу у звериной тропы был привязан свободный конец капроновой петли, окрашенной соком травы. Согнутая верхушка березки была заряжена в зарубку на пихте по другую сторону тропы.
- Недавно поставили, - определил подошедший проводник. - Но зачем?
- Охотники?
- Зачем? Здешние охотники стреляют в глаз.
Борис недоверчиво покачал головой, но ничего не сказал и быстро пошел параллельно тропе. Причину его беспокойства проводник понял версты через три.
Вечерело, с реки тянуло сыростью. Лес редел, все чаще попадались полянки. На одной из таких полянок Борис остановился, присел у пятачка с примятой травой, провел пальцем по земле, потом поднес палец к языку.
- Наркота? - шепотом спросил проводник.
Пролысина в невысокой траве искрилась кристаллической россыпью.
- Разделились, - уверенно сказал Борис.
Проводник сбросил полупустой рюкзак, положил ружье и повалился в траву. Борис тут же последовал его примеру. Быстро скинув ботинки, положил босые затекшие ноги на свою ношу - выше головы, чтобы обеспечить отток крови. Закрыл глаза.
Земля лениво, по широкой амплитуде раскачивала его на своей спине. Радужные круги, словно окрашенные волны, уходили в черную сферу. Борис чувствовал, что сейчас провалится в бездну сна.
- Думаешь, силки они поставили? - послышался негромкий голос проводника.
- А то кто еще? Один остался там. Двое разошлись здесь, - как всегда без тени сомнения, отвечал Борис.
Тишина. Токовал глухарь в глубине. Стремительно опадало солнце.
- Эй, проводник, - потрогал Борис его босую ногу, - не спи, замерзнешь. Место, где мы засекли силок на звериной тропе, помнишь?
- Да.
- Вернешься туда. Дождешься его. Если мешка при нем не будет - стрелять не спеши, проследи, где он его спрятал. Потом иди на восток за вторым, а я - к воде. Рации рассчитаны на десять километров, так что действуем автономно. Их трое и нас двое - это не много.
Уверенный тенор с хрипотцой, взгляд, направленный вглубь, в себя, впитанная из земли, от рождения сила однозначно выводили Бориса в лидеры.
- Если не встретимся на реке, через пять суток - в Кеми. Вперед!
Через час Борис вернулся на тропу. Отсюда до места, на котором проголодавшийся урка оставил силок, было верст семь ходу. Легкого ходу - плотик забрал проводник, и хотя он весил всего пять кило, лямки рюкзака с парусиновым тентом, ветровыми спичками, сухой одеждой, парой магазинов от "АПС" и пайком НЗ уже не врезались в плечи.
Болот и водоемов на отрезке не предвиделось. Борис остановился, сменил сапоги на кеды, щедро ополоснул заросшее лицо дибутилфталатом. Велико было искушение расстаться с кевларовым бронежилетом, но, предвидя возможную засаду, сделать этого не рискнул.
Теперь, когда он больше не был ведомым и мог сам выбирать скорость хода и ритм, усталость стала отступать, мысль заработала четче, зорче стал взгляд, простреливавший каждый куст.
Единственным, что удерживало от привала и заставляло торопить шаг, была быстро наступающая темнота. Бороться со сном оказалось много трудней, чем с усталостью. На усталость можно не обращать внимания, сон же действует помимо воли.
На то, что урка пойдет проверять силки ночью, расчета не было - не с фонарем же, в самом деле. А вот рассвет мог преподнести сюрприз. Ото сна отвлекали совы и белки-полуночницы.
Где-то неподалеку трещал валежник под лосями, раздавались вдруг вскрики воронов. Мерно раскачиваясь на ветру, терлись со скрипом стволы друг о друга, падал в мох сухостой.
К рассвету, когда Борис стал засыпать, короткий крик, похожий на человеческий, раздался совсем рядом, а следом - удар деревянной палкой о сук. Вспорхнула ночная птица, дремавшая на ветке над головой; вдалеке протрещал хворостом не то медведь, не то лось, и снова наступила напряженная тишина.
 Вскоре зарумянилось небо, вытесняя короткую ночь, стала видна тропа, а потом и сработавший силок, мертвый заяц, и ствол полусогнутой под его тяжестью березки.
Стало зябко от предутренней сырости. Борис попытался вызвать проводника на связь, но расстояние превышало зону действия передатчика.      Прошел еще час, окончательно рассвело. Он доел тушенку, остававшуюся с вечера.
Допил чифирь во фляжке. В мешке оставалась подтаявшая плитка шоколада, но неизвестно было, сколько еще предстоит дожидаться урку. До встречи с ним ни стрелять, ни разводить костер нельзя.
И еще час прошел. Ярко-желтое солнце пробивалось сквозь смесь листвы и хвои, серебрило мох, подбиралось к зениту. Рация молчала. Так можно было сидеть и сутки, и двое - за зайцем никто не приходил.
- Неужели почувствовал засаду? - думал Борис. - Если он решил отстать от остальных здесь, то собирался продолжить путь утром, иначе зачем же было ставить силок? Двое пошли на юг в сторону городка. Значит, этот - на запад, к началу шоссе?
Борис решил обследовать местность: должен был оставаться либо еще один силок на тропе, либо кострище, возможно, и шалаш - бежали урки налегке, а ночи холодные.
Стараясь не хрустеть ветками, осторожно ступая по мшистым кочкам, он медленно продвигался к реке. Дойдя до сосняка с примесью низкорослой березы, свернул на запад в направлении болотистой гряды, поросшей толстым слоем мха и клюквой, свернул в ельник и остановился на краю сухой, правильной округлой формы опушки.
В низине перед подъемом на бугор был сооружен навес из лапника. С этого места хорошо просматривался каменистый левый берег, справа же подступ к укрытию преграждало топкое болото.
Борис сунул обойму на двадцать патронов в "АПС", взвел курок и, пригибаясь, пошел по окружности опушки. Перевалившее на запад солнце, кустарник в полроста и отсутствие ветра надежно прикрывали его немудреный маневр.
Понаблюдав минут десять за навесом, никаких признаков присутствия человека он не засек. Бревна таежного костра наполовину сгорели. Внимательно оглядевшись по сторонам, Борис поправил рюкзак на спине и бросился к навесу, рассчитывая на внезапность.
Худой человек в брезентовой робе лежал на ватнике. Неожиданное появление Бориса не произвело на него никакого впечатления: он молча смотрел на незваного гостя широко раскрытыми глазами, и не было никакой необходимости приказывать ему не двигаться с места, или поднимать руки вверх.
Человек был мертв. Карманы его робы были вывернуты - ничего, что могло бы хоть как-то прояснить его личность, на глаза не попадалось. Борис вынырнул из-под навеса, сдерживая тошноту, разбросал лапник. Ухватившись за полу влажного ватника, рванул его из-под трупа.
Роба на спине, ватник и даже листья ольхи и березы, уложенные на дно укрытия, были окрашены ржавчиной. Бориса чуть не вывернуло наизнанку. С трудом отдышавшись, он заставил себя обыскать карманы мертвеца.
Нашел пустую жестяную коробочку из-под ментоловых таблеток со следами белого порошка.
- Наркотик, - догадался сразу. - Значит, он один из них.
Кто и за что убил его? Возможно, сообщники - когда он по каким-то соображениям отказался идти с ними дальше. За золото, или за долю порошка, тянувшую тысяч на семьсот.
Что-то во всем этом Борису не нравилось, что-то безотчетно беспокоило его - вынужденное ли отсутствие общения со спутниками, недостаток ли информации, а может быть, странные манеры проводника Кеши, то отстававшего, то заходившего вперед, действовавшего по какой-то своей схеме и не считавшегося с Борисом.
Не нравилось, как его вернул Кеха - отшил почти, а то и бросил, оставив без связи и ориентиров. Иногда возникало ощущение, будто кто-то четвертый, невидимый и неведомый, неотступно следует по пятам, где ножом, а где выстрелом убивая сначала преследователей, а теперь вот и беглецов.
Борис завалил ветками тело, подхватил рюкзак и быстро пошел назад по знакомой тропе, на ходу выстраивая цепочку предстоящих действий.      До сих пор он был уверен, что тайгу знает хорошо и не пропадет, но даже при своих навыках мог лишь подивиться умению ориентироваться и чутью проводника, способного в траве на неизвестной местности разглядеть щепотку просыпавшегося при дележе порошка, понять, что беглецы разделились, выбрать решение.
Казалось, долине не будет конца, но беспокойство подхлестывало, и к закату Борис вышел на берег таежной реки.

                Глава 7. Проводник Кеша.

За полночь Борис поймал на жерлицу большую нельму, подвялил ее на ветерке и, напихав в выпотрошенное брюхо осоки, положил в рюкзак. Есть он не хотел, но пробираться берегом в темноте оказалось занятием малоэффективным - за шесть часов он преодолел километров десять.
Приток впадал в основное русло, устремляющее воды на юг. В черноте противоположного берега коротко пыхнули искры, взметнулись и тут же погасли. Ночлег откладывался.
Спустившись к воде, Борис побрел по мелкому перекату; оступившись, провалился по грудь. У скалы он заметил пришвартованную плоскодонку с фартуком на носу для прохождения высоких порогов.
Такого челна ни у Кеши, ни у беглецов быть не могло. У самой палатки дотлевал костер из толстых бревен, уложенных веером. Судя по тому, что бревна давно не сдвигали, человек в палатке уснул.
Недолго думая, Борис положил в плоскодонку рюкзак и перерезал веревку. По порожистым рекам ему хаживать случалось - знал: ночной сплав сродни самоубийству. Нужно было отогнать челн к устью реки и там заночевать.
Идти приходилось, внимательно вглядываясь в берега: те, кого он преследовал, тоже могли остановиться на ночлег. За скалами, куда ударялся мощный водяной поток, он становился удобной мишенью.
Правый берег изобиловал подводными камнями, учащавшимися с каждым километром. Дважды челн приходилось перетаскивать, несколько раз его подбрасывало, течение убыстрялось.
Вымотавшийся, промокший до нитки, Борис прошел километров пять, дальше путь вслепую становился опасным. Он разложил небольшой костерок, развесил на рогулинах одежду, облачившись в тонкий свитер и штаны из непромокаемого мешка.
Соль все же растаяла, хотя на рыбину хватило, обжарив ее на угольях, он поел и погрузился в сон. Разбудил его холод. Уже развиднелось, и можно было отправляться в путь.
Заставив себя встать и собраться, Борис долго не решался войти в воду, но не подыхать же неизвестно где и неизвестно зачем. До конца пути оставалось километров пятьдесят. Русло реки резко сузилось.
Река потекла меж высоких скал, несколько раз приходилось разбирать заломы. Отсутствие сплавного опыта едва не обернулось трагедией. Склон, поросший лесом, вплотную подошел к урезу воды, лодка развила высокую скорость, и Борис, не справившись с управлением, налетел на завал и перевернулся.
Его вынесло на бревна, больно припечатало спиной к выступу подводного камня, и, пока он барахтался, спасая рюкзак, плоскодонка развернулась и ушла по течению.
Снова он остался на берегу, стоял меж небом и землею - мокрый, жалкий, злой на весь свет. Беглецы могли и не добираться до устья реки - оружие при них, а значит, есть и еда. Ничто не мешало им подняться вверх на Печору, или дойти до Суры, где брала начало дорога на городок, а там сесть на поезд, или даже взлететь с аэродрома.
Но проводник Кеша назначил встречу в устье - следовало идти туда.      После полудня, на подходе к маленькому поселку в несколько домов, видневшемуся на пологом берегу, Борис различил выстрел.
Охота в это время суток была маловероятна. Он остановился, прислушался. Стрельба больше не повторялась. Не строя никаких предположений, он решил дойти до поселка и узнать, не появлялся ли здесь кто-либо из посторонних в последние сутки, а заодно одолжиться сплавным средством, или соорудить плот.
Неожиданно неподалеку затрещали сучья. Борис отпрянул за разлапистую ель, вынул из-за ремня "Стечкин" и замер. Хруст валежника приближался. За густыми деревьями промелькнула тень человека.
Дойдя до поляны, он свернул к реке и дал себя разглядеть. К спине его был приторочен брезентовый мешок, лица на таком расстоянии видно не было, но, во всяком случае, это был не проводник.
Позволив ему отойти подальше, Борис бросился в чащу, откуда доносились выстрелы - навьюченный урка далеко не уйдет. В кровь разодрав лицо и руки о ветки кустов, он побежал по короткой просеке, свернул к болотцу в низине, вернулся на мшистый пригорок.
Задыхаясь, рванул обратно - как знать, может, это всего лишь охотник, и то, что он принял за перестрелку, было пальбой по белке, или подвернувшемуся на пути косому?
Но желтая гильза неизвестного образца, блеснувшая на кочке возле куста малины, вылетела из ствола крупного калибра и никак не походила на ружейную охотничью.
- Эй! - осторожно позвал Борис.
Он метнулся к болотцу назад, налетел на можжевеловый кустик, чертыхнувшись, встал. Странные разновеликие ягоды обратили на себя его внимание, похоже на бруснику, но почему-то в траве и на стебельках самой травы, и на пеньке.
   - Кровь! - электрическим ударом пронзила его запоздалая догадка, когда он уже проскочил опушку. - Точно, кровь.
Не просохшие еще алые крапинки повели его вдоль оврага.
- Эй.
В траве на склоне вниз лицом лежал человек. Скатившись к нему, Борис встал на колени, приподнял голову.
- Кеша, это я, Борис. Слышишь меня?
Проводник был жив, на шее его пульсировала жилка. Из простреленной груди вырывалось сипение, выходила, пузырясь, темная кровь.
- Кеша. Кто тебя?
Проводник глаз не открывал, по губам видно было, что сознание еще не угасло в нем, что он жив и, похоже, силится что-то сказать.
- Борис, - прошептал он едва слышно.
- Это я, Борис. Ты узнал его, Кеша? Ты знал его раньше? - Борис развязал тесемки на рюкзаке, вынул парусиновый тент, расстелил и потащил умирающего туда, где, по его расчету, должна была находиться крайняя изба.
- Ну что, Кеша, что, говори! - остановился на секунду, заметив вялый жест раненого.
- Воды.
До реки было далеко - метров триста. Счет шел на минуты. Борис встал на четвереньки, стал срывать чернику и голубику вместе с травой, и еще какую-то ягоду, названия которой не знал, - все равно, лишь бы сок, лишь бы влага.
Набрав пригоршню, бросился к Кеше, разжал ему рот и раздавил ягоды в кулаке. В рот попало несколько капель, остальное сочилось меж пальцев, брызгало на лицо, но все было бесполезно.
Кеша не дышал, кровь из раны больше не выходила. Красные струйки сока стекали с уголков губ, отчего казалось, что мертвый Кеха улыбается.      Рюкзак проводника отыскался быстро, на поиск ружья времени ушло больше, но оно теперь измерялось жизнью и не дробилось на часы, сутки, месяцы.
Снова близился закат, солнце розовело, плавно опускаясь за скалы на противоположном берегу. Ружье лежало в цветах пушицы на дне оврага. На прикладе Борис рассмотрел шесть зарубок. Что отмечал Кеша? Медведей, или людей?
Он вышел на пригорок, выбрал открытое место меж тремя кедрами, наметил контур могилы. Песок поддавался легко, корни деревьев лежали ниже, вскоре пришлось спрыгнуть в яму, чтобы углубить ее хотя бы по пояс.
Помогая себе ножом, он вычерпывал землю пригоршню за пригоршней, выкладывая бруствер со стороны заката. Когда могила была готова, подтащил тело проводника, опустил его на дно и, засыпав, уложил сверху дерн.
На церемонии погребения присутствовали любопытная белка на ветке да глухарь.
- К поселку он не пойдет, - думал Борис, стараясь не проглядеть следы урки на берегу. - Обходить его лесом тоже не станет - шел-то к реке. И на север не повернет - зачем же было топать сто верст вниз? Получается, путь у него один: через реку в скалы, а там - на юг. Пройдет еще километров десять, заночует, а на рассвете станет сплавляться. Кеша был прав, урки - во всяком случае, этот убийца Кеши - держат путь в город.
На берегу он подобрал толстую жердь, нащупывая ею дно, стал перебираться по отшлифованным течением камням на левый берег. От усталости не осталось следа, мозг работал с исключительной четкостью, тело не чувствовало боли, словно принадлежало не ему, он словно парил над бескрайней тайгой и видел себя с высоты своего полета - маленького, исполненного решимости человека, преодолевающего реку, карабкающегося по камням, уверенно идущего по невидимому следу того, кому суждено умереть от его руки.
- Темнота урку остановит. Заморенный рудниками и неволей, чахлый наркоман долго не протянет, остановится перед поселком и попытается сбыть среди поселковых золотишко, - тешил себя надеждой Борис.
Тьма собиралась постепенно, на небосклоне вырисовывался месяц. Глаза Бориса различали острые выступы камней, сплавные бревна, сердце стучало ритмично, как мотор его "девятки", и сам он ощущал себя отлаженным механизмом, питавшимся от земли и космоса.
Верст через десять на краю леса замаячил костерок.
- Ну, вот я тебя и достал, - с торжествующим злорадством подумал Борис.
Он остановился, зарядил оба ствола Кешиного ружья и, не сводя с огня цепкого взгляда, осторожно пошел на сближение. Для ночлега беглец выбрал не лучшее место - открытое с трех сторон и не очень сухое, в десяти метрах поблескивало болотце, от него к реке сочилась протока.
Видимо, силы покинули урку, он спал, не обустроив даже навеса, положив под голову драгоценный мешок, в котором теперь была вся его жизнь.
Борис ползком обогнул стоянку с подветренной стороны. Дымок догоравшего костра щекотал ноздри, в свете пламени поблескивал ствол крупнокалиберного карабина в руках спящего.
Борис поймал приклад в прицел, намереваясь пулей обезоружить беглеца, а дробью из второго ствола - обездвижить, выстрелив по ногам. Несколько секунд, которые он прицеливался, удобно пристроив стволы на валуне, решили исход операции, более того - спасли ему жизнь: неподалеку хрустнул сучок, затем другой, чавкнула грязь, шумы превратились в приближающиеся шаги.
Урка услышал их первым, встрепенулся. Палец Бориса на курке замер. Ветки кустарника шевельнулись, и на берег вышел Егор.
Урка вскинул карабин.
- Не стреляй, - спокойно сказал ему Егор. - Это я.

                Глава 8. Егор.

Ветер внезапно изменил направление и усилился, зашелестели деревья и кусты, заглушая слова и прочие звуки. Егор подошел к костру, подбросил веток и устало опустился на траву.
- Где Кеха? - спросил урка.
- Спит вечным сном.
- Достал?
- Достал, - долетали до Бориса обрывки фраз.
Он растерялся. Кровь прилила к голове, гулко застучало в висках. Он боялся пошевелиться, но еще больше боялся признать происходящее реальностью - хотелось ущипнуть себя и проснуться.
Егор поднес к губам рацию.
- Борис, ответь, слышишь меня? - отозвался его голос в рации Бориса.
- Он охотник?
- Из него охотник, как из говна пуля. Старик не доверяет ему. Нашел мертвого чечена возле силков.
Борис отказывался что-либо понимать. Один из беглецов оказался приятелем Егора? Но зачем же тогда все? Столько жертв. Чего они хотят?
- Проводник чуть не завалил в овраге, за просекой.
- Где образцы?
- Вначале золото.
Егор полез в карман, вынул предмет, завернутый в тряпицу, и протянул урке. В свете костра блеснул самородок.
- Куда столько?
- Не твоя печаль, - урка завернул золото, опустил за пазуху.
Новый порыв северного ветра вышиб сноп искр из костра, преклонил траву, зарябило болотце, со стороны протоки послышался плеск волн о камни. Егор с неожиданным проворством вскочил, схватил урку за отвороты штормовки и оторвал от земли:
- Сука. В цацки играть?
- Пусти! - вырвался тот и, отступив на шаг, вдруг засмеялся: - Ищи дурнее себя. Зазря спину подставлять?
Некоторое время они стояли друг против друга, потом успокоились, подсели к костру. Егор вытряхнул из мешка содержимое, положил перед уркой два плотных и, очевидно, тяжелых целлофановых пакета.
- Давай сюда!
Урка достал из мешка точно такой же, положил рядом.
- Старик велел нас кончить?
- А ты думал - наградить? - сложил Егор пакеты, предварительно взвесив каждый на ладони. - Здесь все?
- Сделаем так, - сказал урка твердо, как о деле, давно и бесповоротно решенном. - На рассвете я уйду. На какой волне рация?
Егор ответил что-то, в руке урки появилась рация - очевидно, принадлежавшая одному из убитых им преследователей, перевел шкалу.
- Я отхожу на расстояние связи и говорю тебе, где банка с образцами.
- Смотри, Филя, если что, то каюк.
- Все сказал. Я пуганый.
Егор вел свою игру, не предусмотренную заданием Серова. Возможно, даже направленную против старика. Борис предположил, что может быть еще один вариант, просто старик не счел нужным посвящать его во все подробности, о которых было известно заму базы по режиму Егору.
Но ведь он приказал убить всех троих, Егор же, судя по всему, собирался отпустить Филю, забрав пакет с порошком, как доказательство его смерти.
Затекли ноги, и пальцы рук, сжимавшие ружье, свело судорогой. Между тем нужно было уходить: с рассветом Борис станет виден, как на ладони, и тогда неизвестно, чья возьмет - погранец бил бекаса влет, на слух, и метал десантный нож в еловую шишку.
Двое у костра закурили и надолго замолчали. Борис дождался мощного порыва ветра, отполз в кустарник, затем, сгруппировавшись, броском преодолел открытое пространство.
Выбрав удобную позицию в траве между ольшаником, он положил перед собой "АПС" и "ТТ", снова прильнул к прикладу Кешиного ружья. До рассвета оставалось, может быть, час-полтора.
За это время предстояло принять решение: либо идти за Филей и выполнить приказ Серова, отправив его на тот свет, а там, по возвращении, доложить обо всем старику, и пусть он сам разбирается с Егором, либо следить за Егором до получения им сведений от Фили по рации.
- О каких образцах они вели речь? - силился сообразить Борис, чувствуя, что слабеет с каждой минутой.
Веки смеживались, руки и ноги перестали повиноваться. Огонек костра стал потихоньку затухать; промельки звезд между быстрыми облаками отражались в беспокойной воде; вдалеке надрывалась выпь и ухал филин.
Борис прикрыл глаза - думал, на минуту, но многодневная усталость и нервное напряжение сделали свое дело. Снилось ему, что он летит, а над ним светит ослепительно яркое солнце, внизу простирается море без берегов.
Руки его раскинуты, будто крылья, они тяжелеют, тянут вниз, и он из последних сил придерживается середины между морем и солнцем, но ничего не может с собой поделать: крылья складываются, он кренится, пикирует, падает.
Внезапно проснувшись, Борис обнаружил, что лежит на спине. На просветлевшем небе звезд почти не осталось, и рваные синие облака проносятся над ним совсем низко, предвещая непогожий день.
Он перевернулся на бок, увидел рядом рюкзак и покрывшееся влагой оружие, посмотрел на берег. Егор, сбросив штормовку, стоял у протоки и делал дыхательную гимнастику.
Мешок его лежал у потухшего костра, с оружием он не расставался - справа на ремне висел широкий длинный нож в ножнах, пистолет покоился в наплечной кобуре. Урки рядом не было.
 - Ушел, - понял Борис.
Теперь ничего не оставалось, как ждать и следить за Егором. То напрягая, то расслабляя окоченевшее тело, выбивая зубами дробь, Борис старался отогнать недобрые мысли, боролся с искушением выскочить из укрытия и решить все вопросы разом, уложив старшего поисковой группы мордой вниз.
- Отхожу на расстояние связи и говорю тебе, где банка с образцами, - вспомнил он Фили. - Рация работает на дистанции десять километров. Значит, часа через два, не меньше? Если он вообще выйдет на связь.
Если бы знать, в каком диапазоне они договорились связываться, можно было бы выбрать убежище подальше и понадежнее, дождаться эфира и, получив координаты, опередить Егора. Но его рация, настроенная на волну экспедиции, молчала. Покончив с гимнастикой, Егор вернулся к кострищу.
Килограммовая банка тушенки, которую он извлек из вещмешка, заставила Бориса отвернуться, но рот тут же заполнился слюной. Ел Егор не спеша, тщательно пережевывая, как ест человек, не обремененный заботами.
Сидел он в профиль, и Борис видел его лицо - ничего не выражающее лицо человека со стальными нервами. Так прошел час. Затем еще сорок минут. За это время Егор сходил до ветру, почистил оружие, подремал, положив под голову рюкзак: к засадам ему не привыкать - ледяное спокойствие, никакой суеты в движениях.
Наконец он вскочил, схватил рацию. Отсюда, с расстояния семидесяти метров, Борису не было слышно ни единого слова, но разговор был коротким.
Егор выключил рацию, действия его стали решительными и быстрыми. Водрузив рюкзак на плечи, он направился на восток. Перейдя вброд протоку, зашагал по гряде - прямо, все время прямо, преодолевая расщелины и скалистые выступы, следовал по какому-то хорошо известному ему маршруту, цепко всматриваясь в кусты и еловые заросли.
Дважды Борис едва не потерял его, один раз едва не обнаружил себя - высунулся из-за старой, в три обхвата ели, собираясь пересечь поляну, когда Егор резко обернулся и замер.
Борис сжал рукоятку "ТТ". Больше всего он боялся, что из-за ели торчит двустволка Кеши. С минуту царила тишина, затем под ногами Егора снова захрустели сухие ветки. От сердца отлегло.
Выждав, когда шаги стихли, Борис снял со спины ружье и с сожалением сунул его под зеленый мох. Километра три они шли друг за другом краем просеки, затем Егор неожиданно резко свернул.
Борис притаился за кустом орешника. Распогодилось, солнце стояло высоко над головой, освещая густо поросшую лесными цветами опушку и старый, полусгнивший остов охотничьего сруба.
Черные бруски огнеупорной глины возвышались посередине обуглившегося квадрата. Судя по трухе, пылью вздымавшейся под ботинками Егора, изба сгорела много десятилетий назад.
Он остановился, провел внимательным взглядом по нижнему бревну, утопавшему в седом мхе, сделал пять приставных шагов к углу сруба и присел, обнаружив какую-то метку.
Егор опустился на колени и, помогая себе ножом, вырыл ямку. Наконец он извлек что-то и повернулся так, что Борис смог разглядеть в его руках предмет цилиндрической формы, похожий на фильтр от противогаза.
Егор расстелил перед собой штормовку, откупорил цилиндр и осторожно высыпал из него не то песок, не то опилки. В руках его появились две узкие высокие бутылочки, которые он поочередно разглядывал на просвет.
Борис прицелился в опустевший цилиндрический контейнер и нажал на спуск. Короткая очередь "АПС" подбросила контейнер вверх, Егор отскочил метра на два, умело откатился по земле, не выпустив из рук неизвестные Борису предметы, по-видимому, представлявшие для него большую ценность.
- Положи на землю! - приказал Борис, появившись на опушке с двумя стволами наперевес.
Егор повиновался не сразу, встал, сжимая ампулы в кулаках и прикидывая варианты спасения. Вариантов не было. Он наклонился и положил ампулы.
- Теперь - оружие. Очень медленно. Я не промахнусь.
Егор вынул свой "АПС" из кобуры, бросил на мох.
- Нож!
Нож был коньком спецназовца, Борис об этом знал и приготовился отскочить за дерево, но тот, опытным глазом опередив его реакцию, решил не искушать судьбу - демонстрируя полную покорность, апатично расстегнул пряжку ремня. Нож вместе с ножнами упал к его ногам.
- Пять шагов назад!
- Не по себе дерево рубишь, - усмехнувшись, покачал головой Егор.
- Тогда - десять, - увеличил Борис дистанцию и выстрелил ему под ноги.
Дождавшись выполнения команды, он подошел к вещмешку Егора и вытряхнул его содержимое. Кроме пакетов с наркотой, здесь оказался длинноствольный револьвер с глушителем, сделанный из того же металла, что и "ТТ" Бориса, но оснащенный диоптрическим прицелом.
Из кармашка выкатилась граната "Ф-1", две обоймы для "АПС" и десяток крупнокалиберных патронов россыпью, моток капронового шнура, две пачки сигарет, фляга, пузырек и прочая мелочь, не представлявшая интереса.
- Что это за дрянь? - указал Влад стволом на ампулы.
- Это тебе Серов расскажет, - хмыкнул Егор.
Всем обликом он демонстрировал спокойствие и равнодушие к происходящему.
- Опусти ствол и не дури, - он сделал было шаг, но был остановлен выстрелом.
- Стой там, где стоишь! - зло крикнул Борис.
Сунув руку в карман штормовки, Егор достал пачку сигарет, вынул зажигалку и закурил, не отводя насмешливого взгляда.
Борис поднял запаянные ампулы из толстого стекла с темно-серыми кристаллами; на одной из них стояла пометка стеклографом: "Серая балка", на другой: "Ледяной отвал".
- Собери все в мешок, - сказал Борис, положив ампулы на мох.
Егор затоптал окурок, поднял простреленную банку и покачал головой.
- Дурак ты, братец! Обязательно скажу Серову, чтобы больше таких не посылал.
Егор присел возле кучи песка, поставил банку и стал заполнять ее пригоршнями. Борису оставалось одно из двух - либо поверить ему, либо пристрелить.
 - Ты меня Серовым не пугай, - сказал Борис, - Серов велел прикончить урок. Ты Филю отпустил.
Егор аккуратно уложил ампулы в контейнер, досыпал песок доверху и завинтил крышку.
- А ты? - насмешливо посмотрел на Бориса. - Или тебя сюда на экскурсию прислали?
- Я тебя вместо него прикончу, - пообещал Борис.
Егор не счел нужным вступать в пререкания, не торопясь сложил вещи в мешок и потянулся к гранате, опрометчиво оставленной Борисом среди прочих вещей.
- Оставь! - скомандовал тот. - В сторону!
Егор посторонился. Борис подошел и наклонился за гранатой.
Секунды хватило спецназовцу на то, чтобы выхватить из кармана пистолет, о котором Борис не подозревал, и выстрелить почти в упор. Пуля небольшого калибра ударила в подвздошную область и застряла в бронежилете, причинив неимоверную боль, "Стечкин" выпал из руки, Борис упал.
- Ты меня утомил, щенок! - зло произнес Егор.
Он вразвалочку подошел к лежащему, поднял пистолет, целясь в голову. Собрав все силы, Борис выбросил вперед обе ноги, как в последнем своем поединке на татами.
Выстрел пришелся мимо. Егор отлетел на несколько шагов и ударился головой о бревно сруба. Не давая ему опомниться, Борис ударил ребром стопы по руке, потянувшейся к пистолету. Хрустнула кость.
Егор вскрикнул, но в ту же секунду провел мощную подсечку, опрокинув противника навзничь, и оказался на ногах. Оба понимали, что нельзя позволить друг другу поднять оружие - как только у одного из них окажется пистолет или нож, другой умрет.
Они обменялись увесистыми ударами, но стойко держались на ногах. Борис подпрыгнул, собираясь нанести удар ногой в голову, но нога его была блокирована, резкий залом стопы заставил его перевернуться в воздухе и упасть.
Секунд тридцать они продолжали поединок лежа, Егору удалось схватить Бориса за горло. Жарко дыша ему в лицо и капая кровью из сломанного носа, он сомкнул пальцы, но Борис отбил захват и нанес тому удар лбом в лицо.
После этого Егор был уже не опасен. Изловчившись, Борис ударил его пяткой по ключице и, когда тот оказался на спине, принялся месить его ногами, срывая лютую злобу за вероломство, за бессонные ночи и всю свою непутевую подневольную жизнь.
Очнулся Егор от того, что Борис лил ему на голову воду из фляги. Он хотел пошевелиться, но не смог: капроновый шнур, обвивая шею, вплотную прижимал голову к срубу, руки и ноги были туго связаны, а к сломанному запястью приторочена скоба лимонки - если даже удастся ослабить шнур, граната без предохранительной чеки выпадет.
- В каком диапазоне связь с базой? - отшвырнув пустую флягу, спросил Борис.
Егор отвернулся, сплюнул.
- Вертушку вызовешь?
- Пешком дойдешь, пацан, - ответил Егор и закрыл глаза, давая понять, что разговор не будет иметь продолжения.
- Ладно, дойду, - сказал Борис и, водрузив на плечи рюкзак, пополнившийся трофеями, зашагал к лесу.
Он ждал, что Егор окликнет его, пообещает вызвать вертолет в обмен на жизнь, попросит пощады, проклянет, наконец. Но тот молчал, очевидно, пожелав остаться один на один с Господом. Шансов на спасение у него не было.

                Глава 9. Борис.
    
На обратную дорогу у Бориса ушло двое суток. Можно было из таежного поселка связаться с Серовым и запросить поисково-спасательный вертолет, который доставит его на базу, такое предусматривалось изначально, но, поразмыслив, он решил добираться по импровизированному маршруту круговым путем до Морвы, и только оттуда домой на перекладных: с таким багажом путь самолетом был заказан.
Попутка привезла его в город после полуночи, и визит к Серову он решил отложить до утра. Вымывшись, выпил стакан водки, закусил завалявшимися в холодильнике шпротами и рухнул на кровать.
Перед глазами долго качались деревья, за каждым из которых мерещилась засада. Он подумал:
- Неужели так теперь будет всегда?
В восьмом часу его разбудил звонок в дверь. В прихожую ввалился охранник Риф.
- Ты один? - спросил с порога вместо приветствия.
- А ты что, полиция нравов? - усмехнулся Борис.
Риф вошел в комнату, плюхнулся на стул.
- Ты где обретался-то? - спросил почему-то вполголоса.
- На курорте был.
- Там газеты продают, на курорте?
- Продают. Только я читать разучился. А что?
Риф хлопнул о стол сложенной вчетверо газетой, вытер потные ладони платком.
- Курить есть?
Борис достал сигареты.
- Вчера пожаловал следователь из Москвы. Наемники, которые в фуре с Седым шли, в Беларуси трупов понаделали - семь человек пришили.
- Как это пришили? - опешил Борис.
- Отметелили, потом погрузили в машину и сбросили в реку. Один, падла, выплыл и раскололся. Пытали их, оказывается, бензином поливали.
Борис машинально взял сигарету, присел на краешек неубранной постели.
- Это еще не все, - жадно затянувшись несколько раз, продолжал Риф. - Таможенник Харев, которого ты наказал, концы отдал. В кармане у него нашли конверт с номером машины. Номер оказался подставным, такой же был записан на пачке в кармане рэкетира. По времени вычислили, что кто-то оставался на таможне, держал связь по рации с "КамАЗом".
-  И что же? - спросил Влад, помолчав.
- А то! Газетчики на политику тянут - назавтра президенты встречались, таможню и границу отменили совсем. А разборка эта по-ихнему вроде, как политическая акция получается - мол, рот заткнуть тем, кто против отмены. Вот, мол, что получается от этой таможни, не нужна она. Так что разбираются на самом верхнем уровне, генеральные прокуратуры работают - белорусы вместе с Москвой.
- Ты чего икру мечешь? - спокойно спросил Борис. - Ты по пути ментам попадался?
- Нет, вместе же ехали.
- Кто с тобой ехал-то, придурок? - хитро прищурился Борис. - Лично я никуда не ездил. Границу не пересекал, и о грузе мне ничего не известно.
- Зачем их убивать-то было всех? - недоумевал Риф. - Седой что сказал? Выяснить, кто наводит, и наказать, так?
Борис погасил сигарету, пристально посмотрел в маленькие глазки Рифа, давшие ему это прозвище:
- Все, Седой. Разговора между нами не было. Тебя это вообще не касается, ты ездил на моей тачке, в командировку тебя никто не посылал и документов не выписывал. Забудь, как страшный сон.
- Да я что, я ничего, предупредить хотел.
- Спасибо. Свободен, как мышь в амбаре.
Риф ушел. Заперев за ним дверь, Борис достал из холодильника водку, плеснул в стакан чуть-чуть, чтобы восстановить душевное равновесие.
- Ну, сволочь! - подумал он о Махлае. - Подставил! Набрал  беспредельщиков. Мог бы и без меня обойтись. Специально ведь подставил, гад.
Он хорошо помнил минутный разговор с таможенником, помнил, как и куда бил. Башкой Харев ударился крепко, и в грудь удар прошел, что надо, после такого долго не встают. Но ведь и не умирают? Что-то тут было не так.
Он вынул из рюкзака тяжелую банку с ампулами в песке, подстелил газету, оставленную Рифом, и осторожно высыпал содержимое.
Старик принял его сдержанно. Брови его удивленно приподнялись, но лицо тут же приняло обычное выражение.
- А я тебя, крестничек, чуть было не потерял, - уголки его тонких губ раздвинулись, чем-то напомнив Борису улыбку мертвого Кеши.
Борис выложил три килограммовых пакета с наркотой, решив ничего не рассказывать, а только отвечать на вопросы.
- Всех замочили? - в упор посмотрел на него Серов.
Борис выдержал взгляд, достал ампулу с землистыми кристаллами и маркировкой "Серая балка", поставил перед ним. Серов нахмурился. Пауза затянулась. Борис только сейчас понял, насколько опасную игру затеял, если старику известно о существовании второй ампулы. Впрочем, он может узнать об этом в любой момент.
- Что это?
Борис рассказал о том, как Филя перехитрил Егора, о переговорах по рации на закрытой волне, и о том, как ему пришлось пойти вначале за уркой, а потом драться с напавшим на него Егором.
Серов молчал. В пальцах его тлела, потрескивая, сигарета. Во взгляде прищуренных глаз угадывалось подозрение.
- А где же их золотишко, крестник? - неожиданно спросил он. - Золота при них было много.
- Золото утопил Кеша. Он стрелял в зека, когда тот сплавлялся по реке.
- А ты откуда об этом знаешь?
И к этому вопросу Борис был готов.
- Когда я нашел проводника в овраге, он был еще жив.
- Неужели? Что же тот, кто стрелял, не добил его?
Старик не скрывал своего сомнения, был хитер и недоверчив. Борис едва нашел в себе силы улыбнуться:
- Насколько я понял, им хотелось поскорее унести ноги.
Серов не отводил от него испытующего взгляда:
- Почему вертушку не вызвал?
- Тот, что инструктировал меня по пути в поселок, приказал подчиняться проводнику. Я подумал, вдруг они заодно?
Ответ старика устроил. Он собрал со стола трофеи и удалился в соседнюю комнату. Борис слышал, как лязгнула дверь сейфа. Минут через пять Серов вернулся.
- Ты неплохо поработал, крестник, - выложил перед Борисом увесистую пачку стодолларовых банкнот. - Это тебе обещанное. Не скрою, проводнику я не доверял, потому и послал тебя. А теперь слушай: о том, где ты был, что видел и делал, никогда больше не вспоминай. Все, что тебе нужно будет знать, узнаешь от меня. Деньгами не сори. Погуляй, отдохни, остальные припрячь на черный день. Хотя, пока ты будешь со мной, он для тебя не наступит. А пойдешь против - деньги тебе не понадобятся.
Проводив Бориса, Серов уединился в своем кабинете на втором этаже.
- Значит, все-таки Егор, - прикурив сигару от свечи и глядя на пламя, размышлял он. - Но для кого? Москвичи нашли платиновые руды на Ледяной балке и, кажется, на Серой. Филя работал на обогатительной, ограниченный доступ к разработкам имел, но спер ампулу ценой в миллион? Зачем образцы экспериментального осмия понадобились замкоменданта по режиму?
Он набрал номер зама.
- Я слушаю, - отозвался бывший мент.
- Здравствуй. Извини, что оторвал от заплечных дел. Соскучился, а приехать не могу - радикулит свалил. Не хочешь навестить больного старика?

                Глава 10. Проводник.

Теперь Борис понял, почему так уверенно шел по тайге Кеша и зачем отослал его к силку, бывшим не чем иным, как условным знаком; понял, почему он сумел разглядеть в траве нечаянно просыпанный порошок, как долго, должно быть, и тщательно разрабатывали этот маршрут Филя и его преследователь.
Свобода была обещана урке взамен на образцы осмия - не было другого способа похитить дорогостоящие, строго подотчетные ампулы, а так - списать на беглеца, да и дело с концом, они мертвы, а куда девался осмий - ищи-свищи в тайге.
Так было или иначе, не имело уже значения. От Серова Борис уехал в подавленном настроении: о том, что инцидент на таможне получил огласку и службу безопасности шерстила прокуратура, старик не обмолвился ни словом.
И это утвердило Бориса в правильности его решения оставить ампулу из Ледяного отвала про запас: коль скоро Филя купил на нее свою жизнь, не ровен час, она станет козырной картой и в его руках.
Деньги никогда не были для Бориса предметом вожделения, хотя и придавали уверенности. Он подумал, что неплохо было бы купить новую тачку, оборудовать ее, как учил инструктор в маске, инструктировавший братву на базе, сиреной с ножным включателем, усиленным передним бампером, пуленепробиваемым ветровым и затемненными боковыми стеклами, покрышками, допускающими движение в случае прокола.
А может, махнуть куда-нибудь за кордон - искупаться в Средиземном море? Припарковавшись возле супермаркета, он купил мяса, икры, устриц в банках, салями, пару бутылок виски, сыров, блок сигарет, торт, шоколадный набор и плюшевого мишку.
Усадил медведя на пассажирское сиденье рядом с собой, пристегнул ремнем и поехал к семье Егора. В кои-то веки жена и сын Егора оказались дома. Сын складывал под навесом доски - давно собирался с отцом менять прогнившую обшивку дома. Борис въехал во двор, вышел из машины.
- Ефим. Погляди, какого я тебе друга привез.
Мальчик опасливо подошел к машине и остановился, переводя взгляд с медведя на крестного.
- Это мне? Балуешь, - упрекнул он Бориса.
- Ладно, не бухти. Возьми коробку в багажнике и тащи в дом. У меня такое чувство, что я дней десять не ел.
Ефим заглянул в коробку:
- В Америке побывал?
- Почти.
Из дома вышла Соня в кухонном фартуке.
- Явился - не запылился! - улыбнулась приветливо. - Ты когда ребенка на моторке покатаешь? Обещал ведь. Господи, это еще что такое? - увидела медведя, которого Ефим пытался вытащить из салона.
- Не пугайся, Соня, - поцеловал ее в щеку Борис, - он много не ест. Но отдельную комнату выделить придется.
Из кухни вкусно пахло жареной рыбой, луком и чем-то еще - может быть, просто домом. Борису этот запах был знаком только по раннему детству, когда они жили втроем - мать, брат и он. Отца своего он не помнил - ему было два года, когда часовой застрелил его отца при попытке бегства из ИТУ.
Заливаясь счастливым смехом, Соня с Ефимом втащили медведя в дом. Пока Соня накрывала на стол, Борис с Ефимом сложили доски, накрыли их целлофановой пленкой.
- Говорят, ты чемпионом стал? - спросил Ефим.
- Легкий соперник попался. Его в спортзалах обучали, а не на улице, как меня с твоим отцом.
Подошла Соня.
- Копают под начальничка?
Борис кивнул.
- Ты в мае в Беларусь с караваном ходил? - спросила вдруг она.
Это было против раз и навсегда заведенного меж ними правила - о работе не говорить, и Борис почувствовал, что дело неладно.
- Ну.
- Сегодня следователь из Москвы вызывал к себе Серова. Кто-то убил белорусского таможенника. На дороге под Минском была крупная разборка со стрельбой и трупами.
Борис понял, что заставило ее заговорить о делах.
- Не бери в голову, Соня. Я границу не пересекал. Все как всегда: довел пару "КамАЗов" и отвалил. Маршрутка и путевки в порядке, а больше меня ничего не касается.
Соня помолчала, докурила сигарету и отшвырнула окурок в огород.
- Набери пацанов, Борис, и обучай, - посоветовала она хмуро. - Чтобы их чемпионами воспитывать.
Борису чертовски хотелось рассказать ей о том, что тяжким грузом лежало на душе, но он сдержался:
- Сам вляпался, сам и расхлебывай, - сказал себе. - Что толку жаловаться? Только ее втягивать.
- Рано мне на тренерскую работу, - произнес вслух.
Соня вздохнул.
- Как бы поздно не оказалось. Не сегодня-завтра Серова подвинут, если вообще не упрячут за решетку. Придет другой, и услуги отдела безопасности во главе с Седым ему не понадобятся. А хвост за ним тянется длинный, добром это не кончится. Мой тебе совет, Борис, линяй. Я ухожу с понедельника в отпуск, хочу Егора с Ефимом к морю свозить. Думаю, возвращаться Егору на эту работу уже не придется.
За столом они сидели до самого вечера, ели, пили понемногу, пели. Соня знала много песен от матери, Ефим подпевал ей. Борис с удивлением заметил, что их сын изменился за эти годы семейной жизни.
 - Уехать хочу! - сказал вдруг Борис, когда допели про ямщика. - Куда-нибудь в теплые края, где пальмы и баобабы. Грязно здесь. Раньше не замечал, а теперь давит что-то. Дым этот, ну и все такое прочее.
- Там хорошо, где нас нет, - легкомысленно заметил Ефим, не разделяя его тоски.
Он совал конфету медведю, сидевшему тут же, за столом, на стуле. Резко зазвонил телефон. Соня поднялась было, но Ефим опередил:
- Сиди, я возьму там, в спальне.
Он вышел, притворил за собой дверь.
- Борис, а тебе эта жизнь не надоела? - наливая чай из самовара, вдруг спросила Соня.
- А разве есть другая? - засмеялся Борис. - Одна ведь она у нас.
- Я серьезно.
Возникла пауза, смех Бориса в ответ на серьезно заданный вопрос прозвучал нелепо.
- Если ты о работе, так я привык. Делать я ни черта не умею, учиться поздно, а платят мне хорошо. Что еще надо-то? А если о семье, так все в прошлом. Ты ведь замуж за меня не пошла? И другие не хотят.
- Тю! А ты меня звал, что ли?
- Я не успел. Егор меня опередил ровно на пять минут. Он меня всегда опережал.
Раньше на три месяца родился, раньше демобилизовался; мне место в охране Махлая предлагали - он его занял, пока я думал.
- Что ж ты такой задумчивый, Борис?
За окошком послышался шум подъехавшего автомобиля, шофер посигналил.
- Шеф дежурку прислал. Понадобилось съездить куда-то, на ночь глядя.
- Небось к бабе своей, - сердито предположила Соня. - А ты будешь свечку держать.
- Может, и так, - сдержанно ответил Борис, поцеловал Соню и вышел.
Нехорошее, тягостное молчание заполнило комнату. Вскоре мотор дежурного "РАФа" заглох вдалеке.
- Что есть муж, что нет, - вздохнула Соня. - Ни дня, ни ночи. Выбрал работу - чье-то тело своим прикрывать. Может, он мне дороже этого Серова в сто раз.
В голосе ее угадывались нотки обреченности, никогда прежде таких разговоров она не вела.
    
                Глава 11. Серов.

К дому Серова на набережной подкатила иномарка. Водителя глава местной администрации Вырин с собой не взял, телохранителя попросил остаться с семьей не столько из-за опасения за нее, сколько из недоверия к бывшему сотруднику оперотдела УФСБ.
Чем меньше людей знает о его связи с Серовым, тем лучше. С Седым Вырин чувствовал себя спокойнее, хотя Папа, передававший просьбу Серова о встрече, велел никого с собой не брать.
Водителя блокировали сразу, как только он вышел из машины: люди старика проворно обыскали его, забрали "ПМ" и детектор прослушивающих устройств.
- Покури в машине, - приказал охранник.
Спорить было бесполезно, Вырин взглядом показал на дом хозяина. Прошло пять тягостных минут, прежде чем хозяин вышел навстречу гостю.
- Здравствуй, братан, - запахнув махровый халат, протянул жесткую ладонь, - давно не навещал меня. Не обижаешься, что потревожил? Как дела?
- Дела у прокурора, - серьезно ответил Вырин. - А навестить вас я собирался давно, да ваши люди не давали.
- Мне передавали. Только вот не вовремя, понимаешь. Приболел я. Климат. И уехать сейчас не могу. Ты извини, что я в халате, у меня на пояснице целое сооружение из грелок и компрессов. Садись, потолкуем.
К фарисейству старика Вырин так и не смог привыкнуть, но понимал, что следует принимать, как откровение, а что как ловушку, прикрытую шутливой интонацией.
Но всякий раз во время свидания с Серовым Вырин сжимался, как боксер перед атакой противника, мозг и сердце его начинали работать в скоростном режиме.
- Ты отправил металл на базу? - спросил Серов, хотя прекрасно знал, что Вырин этого сделать не мог.
- Вы сказали, что поедете в Москву и уладите вопрос с правительственной комиссией. На время ее работы вся продукция горнообогатительного комбината под контролем, склады опечатаны, отпуск заказчикам приостановлен, - выпалил Вырин, опасаясь, что старик не даст ему договорить. И тут же пожаловался: - Меня обложили со всех сторон. Партнеры отзывают счета из банка, комиссия проверяет все контракты. Утром прибыл следователь Генпрокуратуры, допрашивал охрану. Завтра собирается беседовать со мной. Нужно что-то делать. Я не в состоянии объяснить, куда ушли двести тридцать тысяч тонн металла. Они запрашивают факсы всех получателей.
- Хватит! - заиграл Серов желваками на скулах. - Что ты ноешь, как беременная баба, которая никак не разродится? Мало я тебе денег дал? Или не знаешь, за какие ниточки дергать? Ты хозяин территории "Цветмета", у тебя деньги - ты что, не в состоянии решить проблему с какой-то вонючей комиссией? Узнай их оклады, умножь на сто и действуй. О чем следователь спрашивал Папу?
- На белорусской границе произошел инцидент. В результате разборки между преступными группировками.
Серов вдруг захохотал, запрокинул голову и захлопал в ладоши:
- Ай, брат, ну, молодца. По лексикону вижу, с кем ты в последнее время общаешься. Скоро сам заговоришь как прокурор.
Вырин грустно улыбнулся:
- Скоро я заговорю как подследственный, - сказал он упавшим голосом.
Серов резко оборвал смех и четко проговорил:
- А вот за это ты не переживай. Под следствием оказаться мы тебе не позволим.
Его слова можно было истолковать как обещание помощи, если бы не сжатые губы и ледяной взгляд: это была угроза. Вырин собрался с мыслями.
- Слушай Серов, - заговорил он, как только почувствовал, что к нему вернулся дар речи, - днем мне показали стопку жалоб и заявлений акционеров, недовольных моим избранием. В них говорится об угрозах какой-то шпаны, о подкупе директоров предприятий, о нарушении устава акционерного общества.
- А зачем же ты шпану с угрозами посылал? - сузив глаза, грозно спросил Серов. - А директоров подкупал зачем?
- Надо было.
- Так какого черта ты опасаешься? Какое тебе дело до инсинуаций вокруг твоего честного имени, Вырин?
- Но документы на продажу металла прибалтам подписывал я! А на сопровождение - Папа.
Серов болезненно поморщился, почесал поясницу.
- Вот с прибалтами, брат, разбирайся сам - я в эти игры не играю. Прибалты твои, рудник мой. Так, кажется, мы договаривались? На базу металл по себестоимости, заказчикам - по договоренности. Надо было рассчитать цены, чтобы разница покрыла недостающие тонны.
Из сказанного Вырин понял одно: помощи от Серова не будет. Попросту его сдавали. Не исключено, на его место уже была кандидатура, согласованная с покровителями старика в Москве. Был и другой вариант: Серову стало известно, что попытки спасти положение обречены, и он, Вырин, больше не представлял интереса.
- Вместо меня придет другой, - решил он пойти в наступление. - Хорошо, если он согласится сесть с вами за стол переговоров.
В комнату, толкая перед собой столик на колесиках, вошел улыбающийся вьетнамец.
- Дорогой мой, - махнул рукой Серов, - если вместо тебя придет другой, то он сочтет за честь сесть со мной за стол переговоров. Ты меня понял? - Снисходительная интонация сменилась железными нотками: - Ты понял меня, я тебя спрашиваю?
- Да.
Пока вьетнамец расставлял посуду, Серов вымерял маленькими шажками расстояние от окна до двери, очевидно, таким образом успокаивая себя. Вырин увидел, что чайная чашка поставлена только перед хозяином.
Вьетнамц плеснул в нее черной дымящейся жидкости из заварного чайника и все с той же, словно приклеенной, улыбкой удалился.
- Ты не забыл, брат, как рассыпался бывший трест, когда каждому вшивому отделу захотелось экономической самостоятельности? И кто организовал на базе этих ремесленных мастерских акционерное производственное объединение, теперь одно из самых мощных в России? Я. Это я целенаправленно распределил свои личные доходы, я профинансировал фонд, оформил нужные документы в министерстве. И тебя, инженера из КБ, поставил во главе района.
Ты себе дачу отгрохал, машины каждый год меняешь, на Канары жену с детишками возишь, а клюнул в жопу жареный петух - к кому бежишь? Да ко мне же, ко мне! А на хрена, извини, ты мне нужен, если тебя, у которого работает двадцать пять тысяч человек, да полторы тысячи в управлении, может раздавить какая-то комиссия? Я тебе сказал: брат, вот тебе все, а мне нужно немного: сырье для базы, транспорт, охрану взять под крышу и кое-что по мелочам. А ты производство завалил, а теперь мое дело под угрозу поставил?
В комнате запахло травами. Серов сел за стол, положил в чашку мед из вазочки.
- Другим на его месте он меня пугать вздумал. Ишь. Да если бы я захотел бы, этот другой уже давно заправлял бы всеми делами, а ты бы рылся в урановых отвалах на базе. Понял? Не слышу, ты понял меня или нет?
Вырин кивнул. Он сидел, опустив голову, как ученик в кабинете директора, и это положение половой тряпки, о которую каждый может вытереть ноги, угнетало его.
Он мог возразить Серову, мог напомнить, что деньги, на которые был создан фонд, были заработаны не им, а зеками, бомжами, нелегальными эмигрантами, беженцами-рабами, не на его, а на чужих предприятиях, которыми владел Консорциум.
Получены они были от продажи наркотиков, оружия, остатков урана; это были те самые грязные деньги, которые отмывались в созданном международным криминалом фонде с целью захвата региона.
Но ничего этого не сказал, потому что сам был одним из ставленников уголовного авторитета, добровольно согласившись представлять его интересы, он, Вырин, а не частное лицо Серов, подписал с подачи крестного отца назначения Папе - милицейскому полковнику, погрязшему в коррупции и уволенному из МВД, Сидору, контролировавшему каждый доллар наряду с бандитами из службы безопасности.
Но сам он ничего собою не представлял, и вовсе не совесть, а страх перед расплатой заставлял его не спать ночами и искать спасения у бандита.
- Да, кстати, - сказал вдруг Серов, - хочу спросить тебя как специалиста, - он достал из кармана халата ампулу с осмием и, положив на блюдце, придвинул к Вырину: - Что это такое?
Вырин сразу все понял. Это был один из образцов, которые должен был доставить ему Кеша. Значит они перехватили его? Или Кеша предал?      Прессинг со стороны Серова, обвинения в бездеятельности, угрозы с одной стороны, допросы представителей властных структур - с другой, выбили Вырина из колеи, подавили способность к сопротивлению.
Теперь рушилась последняя надежда - на союз с мощными американскими партнерами. Знал ли Серов о его связи с Кехой? Вырин побелел, губы его задрожали, горло перехватил спазм; он сжался под пристальным, колючим взглядом Серова.
- Что молчишь? - услышал Вырин его голос, донесшийся откуда-то издалека. - Тебе что, нехорошо?
- Здесь написано: осмий, - промямлил Вырин. - Осмий-187.
- А откуда он у меня? Знаешь?
- Из Ледяной балки, здесь написано.
- Правильно. Ты был там, кажется, весной?
- Был.
- Интересовался платиновыми рудами?
- Зачем мне? - насилу поднял глаза Вырин. - Я не геолог.
Серов повертел ампулу в пальцах, посмотрел на просвет, поднеся к торшеру у дивана.
- Хочешь, я тебе ее подарю? - спросил неожиданно.
- Не нужно. Что мне с ней делать?
- Как это - что? Найдешь покупателя. За нее дорого дадут - тысяч восемьсот зелеными. А расскажешь, где взял - и на лимон потянет. Правда, лицензия у государства, но, если солидная фирма за разработку возьмется, оно возражать не будет - у него денег нет.
- Мне моего хватает, - как мог искреннее сказал Вырин. Но и сам услышал в своем голосе фальшь.
- Конечно, ему доложили - в балку меня возил Кеша, они перехватили его с образцами. Во время последнего телефонного разговора он намекал на Ледяной отвал, и на то, что пришлет пару сувениров. Значит, должна быть еще одна ампула? - роились мысли в голове Вырина.
Воспринимавший все сквозь мутную пелену, он боялся произнести все это вслух.
- Зачем Серов вызвал меня? Чего хочет? Отчитать? Или причина все-таки в осмии?
Серов допил свой отвар, спрятал ампулу в карман халата и улыбнулся:
- Хватает, значит? Я пошутил. Все образуется, брат, не переживай. Поезжай домой, выспись, как следует. А насчет комиссии и прокуратуры я позабочусь, больше они тебя таскать не будут.
Вырин не поверил ни единому его слову, но продолжать разговор не было сил. Он встал, помялся, не зная, стоит ли подавать руку на прощанье.
- Ты зачем этого охранника с собой притащил? - спросил Серов, развалившись на диване.
- Выпил, - соврал Вырин. - Пьяным за руль не сажусь.
- А, ну-ну, - прикрыл Серов глаза, словно собирался вздремнуть, и махнул рукой, что, должно быть, означало: "Свободен".
Во дворе Вырин сразу почувствовал холод - рубаха на нем взмокла и неприятно приклеилась к телу. Он спустился с крыльца и с видом побитой собаки побрел к машине.
Охранник вернул водителю изъятые предметы и оружие. Тот брал их поочередно, с достоинством, тщательно проверял наличие патронов в магазине, батареек в детекторе - так прислуга пересчитывает столовое серебро после ухода сомнительных гостей.
- Поехали домой, - едва слышно выговорил Вырин. - И печку включи, что-то меня знобит.
Машина выехала со двора, покатила по набережной в сторону подвесного моста.
- Тебя в последнее время Папа ни о чем не спрашивал? - посмотрел Вырин на телохранителя.
- Спрашивал.
- О чем?
- Который час, спрашивал. У него часы остановились.
В другое время Выринов не простил бы подобной дерзости. С подчиненными он был строг.
- Я ваш телохранитель, а не стукач Седого, - сказал водитель, сосредоточенно глядя на дорогу. - Если вы этого еще не поняли, то мне очень жаль.
Взгляды их встретились в зеркальце. Вырин тут же отвел глаза.
- Извини. Достали, сволочи. Обложили со всех сторон. Нервы.
Телохранитель промолчал. Все объединение знало, что у главы администрации крупные неприятности. Они промчали вдоль набережной до речного вокзала, водитель перестроился в крайний левый ряд, свернул на площадь и обогнул клумбу, но на указатель проспект не свернул, завершил круг и оказался на той же дороге.
- Ты что-то забыл? - не понял Вырин.
- Поедем здесь. Черная кошка дорогу перебежала.
Через два квартала он сбросил газ и поехал медленнее, затем свернул, но не в проезд, а в частный сектор. У выезда на перекресток прижал машину к бордюру, остановился и вышел.
Поднятая крышка капота должна была свидетельствовать о неполадках, хотя бортовой компьютер не сигналил и мотор работал исправно.
- Что-то не так? - спросил Вырин, когда водитель вернулся в салон.
- Показалось.
Он выехал на улицу, набрал скорость сто двадцать и проскочил нужный поворот; метров через двести будто опомнился, притормозил. Заложив крутой вираж, пересек сплошную осевую линию.
- В чем дело?
- Едут за нами.
- Кто?
- Не знаю. Как нитка за иголкой.
Выринов оглянулся. Позади действительно следовала машина.
- Так остановись, узнай, что им нужно?
- Я ведь останавливался. Они тоже остановились. И фары погасили. Так что вряд ли они скажут, что им нужно.
Водитель проделал старый маневр, известный с тех пор, как существует автослежка: на перекрестке показал поворот, принял вправо, а на разрешающий сигнал резко свернул налево - подсек старый "Урал", водитель которого едва успел затормозить.
Преследователи на уловку не клюнули - чувствовалось: опыта в подобных операциях им не занимать. Водитель старался выглядеть спокойным и уверенным, чтобы его волнение не передалось шефу, но Вырин не паниковал и даже не оглядывался, лишь изредка косился на зеркало.
Он снял трубку радиотелефона.
- Не надо никуда звонить, - упредил звонок водитель.
- Почему?
- Потому что они держат нас на расстоянии радиоперехвата.
Он свернул на широкую улицу и снова разогнался. В свете неона стала видна машина преследователей, которая не уступала им в скорости, но и не обгоняла.
- Вам не следует возвращаться домой. Во всяком случае, пока я не выясню, что им нужно. Есть у вас поблизости кто-нибудь из знакомых, у кого можно было бы переночевать?
- Есть.
- Дайте мне адрес и телефон.
Вырин понимал: водитель сейчас единственный, кому он может довериться.
- Я запомнил. Сейчас я въеду в арку торгового двора, вы забежите в ближайший подъезд, потом возьмете такси и поедете по этому адресу. До моего звонка никому не звонить и никуда не выходить. Ваш домашний телефон может быть у них на контроле.
Он резко затормозил, пересек широкий газон перед массивным зданием  и нырнул под арку, над которой висел запрещающий знак. Двор был сквозным, по обе стороны тянулись витрины респектабельных салонов и магазинов, движение транспорта по брусчатке запрещалось.
Как и ожидал водитель, "БМВ" преследователей проскочил мимо.      Он протянул Вырину свой "Макаров":
- Если что - нажмете вот на эту штучку. Думать будете потом.
- А ты?
- Выходите, быстро! - крикнул водитель, прекращая неуместную дискуссию.
Выринов выскочил и скрылся в подъезде жилого дома. Машина тут же рванула с места, выехала в узкий переулок. На перекрестке уже показался "БМВ". Дав себя разглядеть, водитель выскочил на середину мостовой, круто повернул направо в направлении заводской окраины.
У самой городской черты его попытались остановить, не скрывая намерений: сократили расстояние и выстрелили - раз, другой; пули чиркнули по кузову, по заднему бронестеклу.
На крутом повороте в лучи галогенов попал черный микроавтобус, вытянувшийся поперек дороги. Оставался небольшой зазор между бампером и ограничительной полосой, но на такой скорости проскочить в него не представлялось возможным - машина непременно вылетела бы за шоссе, проходившее в этом месте по высокой насыпи; луг простирался метра на три ниже.
Водитель ударил по тормозам. Машина взвизгнула, развернулась на сто восемьдесят градусов и, врезавшись багажником в металлическое ограждение, заглохла. Из подоспевшего "БМВ" и микроавтобуса выбежали люди, кто-то рванул дверцу:
- Он один.
- Вырин где?
- Где Вырин, сволочь?
О том, чтобы убежать в лес, не было речи. Водителя схватили, выволокли наружу. Он броском опрокинул на спину одного из нападавших, ответил ударом на удар.
Широкоплечий крепыш в кожанке выхватил пистолет, но водитель упредил его выстрел своим - незарегистрированный револьвер всегда лежал под сиденьем, о нем знали Вырин и он. Вскрикнув, нападавший упал на спину.
- Не стрелять! - крикнул кто-то из автобуса.
Слепили включенные фары "БМВ", мелькали тени, их было много; Водитель бил и держал удары, падал и вставал, не чувствуя боли даже тогда, когда кто-то меткий прострелил ему ногу.
Резиновая палка со стальным сердечником выбила из его руки револьвер; на него навалились, подмяли, осыпая градом беспощадных ударов, заволокли в автобус и там пристегнули к стойке браслетами.
Кровь заливала глаза. Сквозь помутившееся сознание он слышал, как заурчал мотор, пол под ним закачался. Крик, мат, команды, стоны смолкли вдруг разом, и наступила глухая тишина.

                Глава 12. Борис.

Сонин совет перейти на тренерскую работу заставил Бориса задуматься. Соня вообще избегала советов, а уж если давала, то дельные. А еще этот странный Сонин вопрос - не надоела ли такая жизнь.
Утром Борис пробежал свои десять километров и поехал во Дворец спорта. Залы были еще пусты, только сэнсэй Химич, лет десять тому получивший третий дан из рук самого Оямы и с тех пор не выходивший на татами, возился с поломанным замком в двери тренерской комнаты.
- Давно не заходил, - почувствовав Бориса спиной, заговорил Химич. - Времени нет?
Борис сел рядом на пол, скрестил ноги, прикрыл глаза.
- Желания, - признался честно.
Химич пощелкал замком, подковырнул его отверткой и снова принялся разбирать. Возился долго, молча, терпеливо - не потому, что этой работы не мог сделать кто-нибудь другой, а просто все привык делать сам.
Химич был ходячей легендой, он отдал карате четверть века, это увлечение отняло у него жену и пять лет свободы.
- Однажды один боец победил своего учителя, - заговорил он, точно в продолжение своих мыслей. - Ты победил меня, - сказал учитель. - Это значит, что ты овладел всем, чему я тебя учил. Иди по миру и ищи того, кто сильнее. Проси его взять тебя в ученики. И тот пошел. Много деревень он обошел, много городов. Находились мастера сильнее, но очень скоро он овладевал их наукой, шел дальше, пока не обошел всю страну и не победил всех.
- И вот когда он, убежденный в своей непревзойденности, шел по тайге домой, ему повстречался тигр. Тигр защищал свой дом, своих детенышей, и правда была на его стороне. Это удваивало силы. Долго они сражались, но мастер одолел и его. Знаешь, что было потом?
- Нет, - ответил Борис.
- Потом он сел на пенек у трупа поверженного зверя и подумал: "Я убил тигра в его доме. А дальше что?".
Химич собрал замок, вставил его в паз. Привинтив его шурупами, он запер тренерскую на ключ.
- Это ты к чему? - спросил Борис.
- А ты подумай, - сказал Химич, - и ушел.
Думать Борис не стал - и так ясно было, что на татами жизнь не прожить, а если и прожить, то зачем? Придет критический возраст, как пришел к Химичу и к Ояме, кончившему жизнь в инвалидной коляске. Во всем должен быть смысл.
В зале собрались пацаны, смотрели как завороженные на тренировку чемпиона, дивились легкости, с которой давались ему удары и блоки - пацанам было невдомек, что чемпиону уже двадцать семь, что половину жизни он провел в этом зале и давно уже делал машинально то, что приводило их в такой восторг.
- Что вы стоите? - повернулся он, окончив ката. - А ну, бегом. Бегом, я сказал. - Он посмотрел на улыбающегося инструктора, опоясанного зеленым поясом: - А ты? Давай с ними! Мастером стал? Бегом!
Он прогнал учеников гусиным шагом, заставил сделать три круга приставными, таскать друг друга на плечах, показал несколько эффективных и легких в исполнении приемов и заставил отрабатывать их в кумитэ.
Удивительная радость созидания вдруг снизошла на него, острая потребность отдачи того, что было накоплено за годы занятий; желание освободиться от тягостного плена обязанностей, подавлявших инициативу, хотя и щедро оплачиваемых, сулило обновление.
  - Соня права, - решил он. - Бросить все к чертовой матери, пока не поздно, и попросить у Химича группу пацанов. Может, в этом и есть смысл моей жизни?
В разгар тренировки в зале появился Ташкент, помялся у двери, поигрывая ключами от машины.
- Боб, поехали. Там водилу нашего убили.

                Глава 13. Вырин.

Вырин посмотрел на себя в зеркало. Красные маслянистые глаза едва проглядывались из-под отекших век. Рыжая щетина делала лицо неузнаваемым.
Всю ночь и весь день он пил: на кухне возле мусорного ведра стояла батарея коньячных бутылок. Больше всего его мучила неизвестность. Водитель не звонил, хотя знал, что день босса расписан поминутно.
Нужно было присутствовать на совещании Совета директоров, в двенадцать встретиться со спецкором местной газеты, в четыре он обещал быть на горно-обогатительном комбинате, акционеры требовали его присутствия при решении наболевших бытовых вопросов.
Наконец, он не предупредил жену о длительной отлучке. Номер телефона водитель забыть не мог - он знал его жену, еще работавшую секретаршей на руднике.
Минута шла за минутой, час за часом. Как только ожидание становилось невыносимым, Выринов тянулся к бутылке, выпивал стакан коньяку, и тревога на время отступала.
Жена приходу его была рада, но очень скоро ее радость омрачилась: ночной гость ни о чем не рассказывал, но, если звонил телефон, хватал ее за руку и умоляюще шептал:
- Не бери трубку.
Утром, проснувшись, уговорил не ходить на работу, обещал все уладить с ее нынешним начальством - боялся оставаться один. Потом посылал за коньяком и закуской, опять уснул, а когда она решила погладить его одежду, то в кармане пиджака нашла пистолет и онемела, подумав, что он кого-то убил и теперь скрывается.
Вырину пришлось врать о вымогателях и мафии, о преследовании его автомобиля бандой наемных убийц, о телохранителе, который-де обещал связаться с РУОПом и позвонить, когда все уладится.
В доме оказалась электробритва бывшего мужа жены. Пока она возилась с ужином на кухне, Выринов пытался привести себя в порядок: так, чего доброго, и до сумасшествия недолго.
Безвольно опустившись в потертое велюровое кресло, он водил бритвой по подбородку и тупо глядел в экран работающего телевизора.      Закончилась трансляция концерта из ДК профсоюзов, на экране появилась знакомая заставка городских новостей, и размалеванная дикторша принялась зачитывать сводку.
Показывали какие-то погрузочно-разгрузочные работы: автокран грузил на платформу легковой автомобиль с огромной вмятиной на багажнике. Что-то кольнуло Вырина прямо в сердце. Он выключил бритву.
- Обнаружили автомашину, принадлежавшую, как выяснилось, Главе района Вырину.
Он обомлел.
- Не слышит ли жена?
Она не слышала, что-то громко шипело на сковородке, дверь на кухню была заперта.
- В десять часов в одном из демонтированных корпусов старого завода железобетонных конструкций сторож обнаружил труп мужчины со следами побоев и двумя огнестрельными ранениями - в бедро и голову.
Картинка на экране сменилась. Люди в белых халатах несли носилки, накрытые простыней, из-под которой торчали босые ноги. Было много милиции, машин, плотным кольцом обступила скорую толпа.
 - Благодаря четким оперативным действиям сотрудников уголовного розыска была установлена личность убитого. Им оказался сотрудник охраны Главы района Вырина Сосин. Накануне в восемь часов вечера Вырин вместе с телохранителем выехал на служебном автомобиле в неизвестном направлении. По заявлению старшего следователя прокуратуры, которому поручено вести это дело, есть основания полагать, что Вырин похищен боевиками одной из организованных преступных группировок с целью вымогательства. Отрабатываются также и другие версии. УВД города просит всех, кому что-либо известно о местонахождении Вырина, позвонить по телефону милиции.
В комнату вошла Полина:
- Ужин на столе. Как ты себя чувствуешь?
Более нелепого вопроса Выринов не слышал за всю жизнь.
- Прекрасно! - повернул к ней побелевшее лицо. - У нас еще остался коньяк?
- У вас еще остался коньяк, - улыбнулась она, - а меня увольте. В жизни столько не пила.
Он бросил в кресло бритву, поплелся на кухню, не садясь за стол, налил стакан до краев и залпом выпил. Жена смотрела на него расширенными глазами: таким она его не знала. Он вернулся в комнату и стал одеваться. Коньяк оказал желаемое действие, движения стали уверенней, удалось даже завязать галстук.
- Ты уходишь?
Он взял ее за руку, благодарно посмотрел в глаза.
- А как же я.
Он понял, что она хотела сказать, но не ответил, а только махнул рукой и вышел.
- Хочешь, я поеду с тобой? - услышал он, спускаясь по лестнице.
- Не нужно, - крикнул. - Спасибо тебе!
Ошутив в кармане непривычную тяжесть, Выринов задержался в подъезде, вынул пистолет и передернул затвор. Сейчас ему даже хотелось, чтобы на него совершили нападение боевики одной из организованных преступных группировок, или всех сразу - в его положении такой исход выглядел бы достойно.
Он шел по улице в направлении высотного здания управы, шел открыто, не таясь и ни на кого не глядя. Вечерело. До улицы, где находилась управа, было минут сорок ходьбы, можно было поймать такси; но Вырин не спешил - работа, семья, Серов с его головорезами, министерские комиссии - все, все, что составляло его жизнь, когда-то казавшуюся самоценной, было теперь позади.
Перейдя улицу, как полагалось, на зеленый свет, он свернул в проезд, сократив таким образом несколько кварталов, миновал обезлюдевший ввиду позднего времени вещевой рынок, припоминая, когда в последний раз ходил вот так, пешком, налегке и без охраны, но не припомнил.
Чувства притупило коньяком, думать ни о чем не хотелось, только когда уже на подходе к управе он обнаружил, что забыл дома часы, мелькнула мысль:
- Все правильно, все так и должно быть: остановилось время.
На работе его явно никто не ждал. Он вошел в кабинет и остановился на пороге, пораженный увиденным: сквозь плотную дымовую завесу проглядывали лица Седого, генерала - начальника УВД, за столом главного инженера сидел районный гэбист, были здесь еще какие-то люди, среди которых он узнал руководителя министерской комиссии, рядом с подполковником милиции сидел большой седой человек в массивных очках.
- Здравствуйте, господа, - сказал Вырин.
Немая сцена завершилась бурной многоголосицей, в которой ничего нельзя было разобрать. Первым членораздельно заговорил генерал милиции:
- С вами все в порядке?
- Как видите.
- Где вы были?
- У любовницы.
Снова наступила короткая тишина. Кто-то смущенно кашлянул в кулак.
- Вы знаете о том, что убит ваш телохранитель? - спросил милицейский чин. - И что вас повсюду ищут?
- Да. Час назад я услышал об этом в теленовостях.
И снова пауза.
- Судя по вашему тону, вы не отдаете себе отчета в происшедшем! - мрачно пророкотал незнакомец в очках.
Вырин прошел в глубь кабинета, остановился у торца крайнего стола:
- А судя по вашему тону, вы - Верховный Судия?
Все возмущенно загомонили.
- Да он же пьян! - воскликнул руководитель министерской комиссии.
Человек в очках выдержал вызывающий взгляд Вырина и, дождавшись тишины, спокойно ответил:
- Нет. Я старший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре Российской Федерации. Хотя встреча с Верховным судом вам тоже, возможно, предстоит.
Выринов покачнулся, придержался за спинку стула, на котором сидел Папа.
- Ввиду срочности дела, по которому я прилетел из Москвы, мне необходимо побеседовать с вами. Полагаю, это будет удобнее сделать в прокуратуре, - тоном, не предусматривающим возражений, отчеканил следователь.
- У вас есть ордер? - спросил Вырин.
- Ордер на что?
- На мой арест.
Следователь сдвинул очки на нос и исподлобья посмотрел на Вырина. Походило, министерский чиновник прав: директор был явно нетрезв.
- Нет, - покачал головой и насмешливо добавил: - Пока нет.
- В таком случае, я могу позвонить из своего кабинета домой?
- Разумеется.
В приемной уже никого не было. Вырин достал из кармана ключ, открыл кабинет. Кондиционер оставался включенным - пахнуло свежестью. Запершись, он опустил на окнах жалюзи и подошел к телефону, но как только снял трубку, вспомнил о предостережении водителя: телефон наверняка прослушивался - и этот, служебный, тоже. Звонок  американскому банкиру отпадал.
Он набрал домашний номер.
- Алло.
- Где ты? Господи, что происходит? Что с тобой? - Жена говорила, давясь слезами.
- Не плачь, - тихо сказал Вырин. - Со мной все в порядке.
В дверь кто-то постучал. Дверная ручка дернулась.
- Продай все. Оставь часть денег себе, остальное положи на счета сыновей.
- Ты арестован?
Стук повторился. На сей раз сильнее, настойчивей.
- Нет, я не арестован.
- Тогда что происходит? - истерично кричала жена. - Зачем продавать все, зачем нам эти деньги?
Прыгала дверная ручка.
- Вырин, откройте дверь.
За дверью слышались еще чьи-то голоса, потом по ней стали стучать кулаками. Вырин прижал к груди пистолет и выстрелил до того, как замок сломался, и в распахнувшуюся дверь ворвались люди.

                Глава 14. Борис.

Искромсанное экспертами тело водителя Сосина из морга забирал Борис. Было утро похоронного дня. Глупо светило солнце, ветер метался по земле, как зверь, потерявший след.
Лицо Аркадия было словно покрыто воском - ссадины и кровоподтеки, которые Борис видел на опознании, исчезли. Он сам платил за бальзамирование и грим, жена и дети должны были запомнить его красивым.
Пока полупьяный санитар одевал покойника, Борис разыскал патологоанатома.
- Я хотел бы посмотреть заключение, которое вы готовили для следователя, - сказал он, войдя в провонявший формалином кабинет.
- А ты кто? - не поднимая глаз, спросил специалист по разделке трупов.
- Я его друг.
- Зачем тебе заключение? Я и так расскажу. Сядь.
Борис повиновался, присел на кушетку, накрытую белой простыней.
- Били его. Долго и нудно. Потом застрелили. Устраивает?
- Нет, не устраивает, - на стол легла приготовленная двадцатка баксов.
Патологоанатом сгреб купюру в карман халата.
- Разрывы сухожилий в локтевых суставах, растяжение мышц, глубокие шрамы от наручников. Полагаю, заломили руки назад и подвесили на дыбе. В таком положении он провисел часов пять. Два пулевых ранения - в бедро и голову. Большая кровопотеря из раны на бедре. Из той, что в голове, крови почти не было.
- Почему?
- Потому что стреляли в мертвого.
- То есть?
- Он умер от разрыва сердца. Выстрел в голову - контрольный, из девятого калибра с близкого расстояния. Есть следы ожогов и внутренние повреждения, какие бывают при воздействии электротока. Сердце не выдержало. На лице - следы медицинского пластыря, видимо, залепляли рот.
В предыдущие два дня Борис думал, что причина смерти Аркадия яснее ясного - была крупная драка, просто так парня было не взять, потом застрелили и спрятали труп.
Теперь все нарисовалось по-другому.
- Пытали?
- Факт. Вымогали деньги.
- Денег у него было больше, чем стоило затраченное на пытку электричество, - сказал Борис и вышел.
Гроб стоял в холодном бетонном кубе - преддверии морга. Старики родители прийти сюда были не в состоянии, им и его семье Борис приходить запретил. Во дворе больницы ждали друзья водители. Один не поднимал на людей глаз.
- Что им было нужно? - думал Борис, сидя у изголовья гроба в пропитанном смертью катафалке. - Как он оказался за городом?
Накануне к жене приходил опер. Расшаркивался перед ней, просил прощения, ругал свою собачью службу. Потом задавал вопросы: когда ушел муж? что говорил? когда обещал вернуться?
И еще - не брала ли она в руки его пистолет? Та ответила: "Нет, не брала". На все остальные вопросы ответил Борис - при нем уходил на задание Аркадий. В последний путь уходил.
Вопросы опер задавал странные - какая, к черту, разница, брала она его пистолет или не брала. Измученный, невыспавшийся, за ночь дважды приезжала скорая к его старикам, пришибленный горем Борис очнулся от раздумий, когда в распахнутую Ташкентом заднюю дверь катафалка хлынул солнечный свет.
- Выносим, Борис, - тронул его за плечо водитель.
Слышался вой. Излишне громко грянули трубы. Жена Сосина оркестра не хотела, Борис настоял, а теперь и сам думал, что зря. Он сам купил дубовый полированный гроб и сам выбрал место на кладбище - рядом со своей матерью, чтобы приходить к двоим.
До кладбища было километра три. Гроб несли на руках. Народу собралось много - вся окраина, весь берег: он прожил здесь двадцать семь лет и никому не сделал худа.
Борис шел за гробом и думал:
- Скорей бы все кончилось.
Речей никто не хотел, но распорядитель предоставил слово Седому, тот путался в словах, Борис его не слушал.
- Только бы скорей все кончилось.
И все кончилось. Остались только холм, цветы и память. Поминали Сосина во дворе, за длиннющим столом из тех самых досок, которыми он собирался обшить дом.
Борис налил в стакан водки - первый стакан за три дня:
- Вот и уехал ты, Аркаша.

                Глава 15. Поминки.

Накануне Серов позвонил в ресторан и попросил организовать поминки по безвременно усопшему Вырину для небольшой группы лиц. Ресторан был построен на его деньги и находился в семи километрах от города на загородном шоссе.
Столы накрыли на террасе, выходившей на живописный берег реки. Первым приехал Серов с двумя телохранителями и вьетнамцем, которого сразу же отправил на кухню - проследить, чтобы повара приготовили несколько заказанных заранее блюд по его вкусу.
За ним подтянулись все остальные. Дымились мангалы, звенела посуда на столах, сновали подобранные по росту официанты в косоворотках. Девушек на сей раз не приглашали - дел накопилось множество, решать их нужно было без постороннего присутствия.
- Грязно работают, сволочи, - сдавив граненую стопку в кулаке, предложил версию Седой. - Вначале заграбастали банк, потом прислали комиссию, организовали провокацию в Беларуси и вывели дело на международный уровень. Теперь поняли, что регион им не захомутать - освободили место для своего представителя. Дальше найдут нарушения в акционировании и попытаются заграбастать все в свои лапы.
- Все не заграбастают, - спокойно возразил Серов. - Всем они подавятся.
Он имел в виду рудник. Никто, кроме него и Седого, не знал ни о попытке вынести наркотики, ни об аресте транспорта за границей, ни, тем более, об осмии: старик надеялся, что все вскоре уладится, и опасался посеять панику до времени.
- Выпьем, - сказал он, чтобы прекратить этот разговор.
Потянулись к закускам - рыбе с икрой, анчоусам, крабам, копченой утке, форели, мидиям, фаршированной муссом индейке, поросятам в хрене и прочему, - словно ели в последний раз, или, по крайней мере, допускали, что в последний.
- Кажется, там определился этот самый представитель, только вот кого он представлять будет, пока не знаю, - неуверенно проговорил мэр города, промокнув салфеткой сальные губы.
Его информированность насчет нового главы района ни у кого не вызывала сомнений.
- Ну, так не томи, брат, - дожевав ломтик камчатской сельди в винном соусе, попросил Серов. Вчера он узнал о предполагаемой кандидатуре на место Вырина и теперь хотел знать, совпадает ли его информация с той, которой располагает мэр.
- Угадайте, кто мне вчера звонил? - спросил мэр.
- Если я угадаю, вы решите, что ваш телефон прослушивается, - пошутил Серов.
Шутку оценили взрывом смеха.
- Хорошо поминают покойника, - подумали официанты.

                Глава 16. Борис.

Резкий рывок шнура - движок чихнул, пыхнул сизоватым дымком и забился, рассыпался по прибрежным камням мелкой дробью. Моторка присела на корму, гордо задрала нос, заложив вираж, пошла вниз по течению.
За скальными отрогами река расширялась, плавным кругом очерчивала мшистые, расцвеченные ягодником берега. Невелик проброс - триста метров, а совсем другой пейзаж: и лес гуще, и к сосне примешались ель с кедром, а по окраинам - кривые, неказистые березки в рост человека, под ними грибы - с середины русла видать.
Туман уже ушел. Справа ярко-желтой полосой выделялась дорога, обочь которой стоял автомобиль. Борис приблизился к берегу, сбросив ход, чтобы не зацепить винтом порога, продернул параллельно береговой линии, заглушил послушный новенький движок и прошел по отмели наплывом.
Были бы колеса - так и выскочил бы на грунтовку, и помчал бы навстречу ветру на восток, до самой Кеми. Но моторка - не вездеход, пришлось застопорить ход, уцепиться за каменный навес, служивший причалом.
Место и время встречи назначил Серов, и хотя Борис прибыл раньше, старик уже поджидал его, сидя на бревнышке и попивая из крышки термоса горячий чай.
- Доброе утро, крестничек, - поздоровался, как всегда приветливо. - Не ожидал, что водой придешь. Хорошая у тебя моторка.
Борис привязал шнур за выступ бревна, подошел.
- Это моторка Аркаши Сосина, - сказал угрюмо.
Серов помолчал, допил чай мелкими глотками и, выплеснув осадок на берег, завинтил крышку. Борис опустился на траву у его ног.
- Хочешь знать, кто убил твоего друга, - посмотрел Серов в туманную даль противоположного берега. - Как говорят менты, ищи того, кому это выгодно.
- А кому это было выгодно?
Серов улыбнулся, покачал головой:
- Не суетись понапрасну, крестник. Одиночки в этой игре не участвуют. Даже если ты узнаешь - все равно не найдешь. Ни черта не сможешь сделать. Если бы не Седой, я бы ни за что не поверил, что Вырин застрелился сам. Хочу, чтобы ты знал, крестник: здесь, в этом городе, лежат мои миллионы.
- Кто я такой? Никто! Пожелай я выдвинуться - меня бы моментально задвинули. Но я не тщеславный, мне о славе думать поздно. Вырин был моим вторым я. Мои деньги по всем бумагам были его деньгами, моя власть - его властью. Кроме того, за ним были люди, они его выбрали и поставили над собой. Меня бы они не выбрали.
- Кое-кому эта его власть встала поперек горла. Они думали, что без них здесь все развалится. Так поначалу и было - город бросили. Но я его подобрал, вложил в него кучу денег, поднял из руин. И когда они увидели, что здесь справляются без них, то пожелали вернуться.
- Вырин им мешал. Копали под него, настраивали против него народ, организовывали подметные письма, присылали комиссии, пугали тюрьмой. Потом убили твоего друга, дали понять: никуда он не денется, не уйдет сам - уберут. Уйти сам он не мог, знал, что за ним много людей, которые на него делают ставку.
- Ушел ведь, - хмыкнул Борис.
- Ты не знаешь, что такое нет выхода, крестник. И не дай Бог тебе об этом узнать. Концы, которые были у него в руках, вели к очень большим чинам. Он их спас - не дал себя арестовать, обрубил эти концы выстрелом.
- Совсем как те, на кладбище, поет, - неприязненно подумал Борис.
Вырина он не жалел, тот был где-то на недосягаемой для него высоте, их пути не пересекались. Он бы отдал десять таких начальников, чьими бы ставленниками они ни были, за одного Аркашу Сосина.
Вырин избежал конфискации - оставил наворованное детям, которые выучатся за границей и вернутся доворовывать то, что не успел прибрать к рукам их отец. А кто поможет Аркашиным дочерям? И как быть теперь его жене, как жить?
- Седой уволил меня с работы, - сказал Борис, переводя тему.
- И правильно сделал, - кивнул Серов. - Ты ведь давно видел, что служба охраны несостоятельна - разворовывается казенное имущество, гибнут люди, маленькая зарплата заставляет охранников с риском для жизни сопровождать машины с левым металлом. Седой организовать работу не в состоянии, его уровень не соответствует требованиям. И ты решил посвятить себя спорту. Да?
- Не понял, - посмотрел на него Борис. - Это я такое говорил?
- Нет, дорогой. Это ты так скажешь. Если спросят. Ты успел уйти сам. Остальных он уволил, ими сейчас следователь интересуется. Очень ему хочется знать, кто убил таможенника. - В голосе Серова послышалась ирония.
Борис впервые услышал от него об этом.
- Я не убивал, - уверенно сказал он.
- Конечно! - согласился Серов. - Он сам умер. От побоев, - и засмеялся.
- Я не убивал таможенника, - упрямо повторил Борис. - И про трупы на дороге мне ничего не известно.
- Вот и очень хорошо! Больше от тебя ничего не требуется. Бабки свои ты получил? - прозвучал явный намек. - Теперь слушай и запоминай. Третьего дня в "Кемьцветмет" прибыл новый директор. Думаю, ненадолго - уедет, как только переведет акционерные денежки на государственный счет. На самом деле за ним стоит не государство, а шайка халявщиков во главе с премьером.
- Выждали, когда мы наладим дело, а теперь норовят засунуть лапу в чужой карман. Точнее говоря, в мой карман. Сейчас заместитель Вырина по указке сверху убирает людей Вырина и окружает себя своими. Вместо вас в охране теперь будут местные менты, а службу безопасности возглавит некто, приглашенный из Москвы. Мне нужно, крестник, чтобы ты попал в окружение нового директора Трубина. В ближайшее окружение - желательно, в личную охрану.
- Я? - изумился Борис. - Почему я?
- Потому что у тебя есть реальный шанс. Его дочь Лера, оказывается, старая твоя знакомая. Неплохо бы восстановить это знакомство, ты парень видный, холостой. И она разведена.
- Это ошибка, я не знаю ее! - заверил Борис.
- Знаешь, крестник, знаешь. Увидишь - вспомнишь.
Говорил Серов высокомерно, хозяйским тоном человека, который оплачивал услуги и теперь вправе требовать. Борису это не нравилось. Еще больше не нравилось шпионить за новым главой, пришедшим к власти через труп своего друга.
- Есть какие-то проблемы? - двусмысленно спросил Серов.
- Нет.
- Не слышу.
- Нет никаких проблем.
Ранним утром Борис бежал по улицам родного города. Старые, полуразваленные дома, которые, должно, стояли еще во времена детства его бабушки, кое-где оставшиеся деревянные тротуары, бесформенная водонапорная башня, в которой не было воды уже в ту пору, когда он родился, вызывали в нем жалость - и к безвозвратно ушедшей безмятежности детства, и к себе нынешнему.
Постоянная нужда, недоедание, болезнь матери, безотцовщина сделали за него выбор жизненного пути, но вдруг теперь, когда стало много денег и можно было жить вольготно, они утратили для него ценность.
Угасли мечты о чемпионских медалях - возраст, уже не было Аркадия и Егора, и не на кого было опереться. Когда Аркаша был жив, Борис ни о чем не думал, работал на того, кто больше платит, кто способен защитить, но запас его душевной прочности болезненно иссякал.
Теперь ему казалось, что, если он отыщет и накажет Аркашиных убийц, справедливость восторжествует. Не та, за которую ратуют проповедники, - на ту ему было наплевать.
Восстановится равновесие в нем самом и придет долгожданный момент личного выбора, тогда он непременно уедет к дельфинам, забыл вот только спросить у Аркаши, что это за звери такие, - все равно, лишь бы подальше отсюда, потому что, не ровен час, все здесь рассыплется по камушкам, и серые, убогие, перепачканные рудой, прокалившиеся у домен людишки перестреляют друг друга за право дышать.
Борис добежал до аптеки, свернул в проезд, срезал угол по двору частного дома и оказался на рыночной площади. Его черные лавсановые брюки с иероглифами, фирменная футболка уже примелькались в квартале, изредка ему приветливо махали знакомые, провожали взглядами пацаны, но он не замечал никого вокруг - бег позволял побыть в одиночестве.
В тихом пешеходном переулке неподалеку от базара Борис догнал женщину.
- Доброе утро, Полина Сергеевна, - забрал у нее сумки. - Давайте, я вам помогу.
- Спасибо.
Лет ей было тридцать пять, еще совсем недавно она была красивой и претендовала на одну из первых леди города. Сейчас же лицо ее осунулось, глаза затуманила скорбь, ранние морщины придавали лицу выражение обиды.
- Аренин моя фамилия, я друг Аркадия Сосина, телохранителя вашего мужа, - торопливо объяснил он. - Разве у вас нет машины?
- Есть, но я никогда на ней не ездила.
- Не умеете?
- Не хочу. Подрастут сыновья, будут меня возить. А вас я помню. В прошлом году муж водил меня на соревнования во Дворец спорта. Вы там победили. Вы всегда побеждаете?
Он усмехнулся:
- Не во всем. Полина Сергеевна, можно у вас спросить о том дне, когда ваш муж уехал.
Женщина тяжело вздохнула и попыталась забрать сумки у Бориса:
- Знаете, меня уже столько раз об этом спрашивали в прокуратуре ФСБ.
- Постойте, Полина Сергеевна. - Борис остановился, но сумки не отдал. - Я не из прокуратуры. Мой друг Аркадий Сосин, вы же его знали?
- Знала. И что же?
- Бог простит его убийц. Он у нас добрый, всех любит одинаково, всех прощает. За то, что Аркадия подвесили на дыбе, ломали ему пальцы, избивали ногами и металлическими прутьями, потом подключили в электросеть - пока у него не лопнуло сердце. А потом ему выстрелили в голову - на всякий случай, чтобы не воскрес, как Иисус Христос. Он Христом не был, страдал не за все человечество, а только чтобы не выдать вашего мужа. И не выдал. Оставил жену и малолетних дочерей. По-дурацки, получается, погиб - шеф-то его назавтра все равно застрелился. Да?
- О чем вы хотели меня спросить? - остановившись у скамейки в проходном дворе, все-таки решилась она на разговор.
- Директор службы безопасности рассказывал, что перед самоубийством он говорил с вами по телефону.
- Да. Сказал, чтобы я продала дачу и машину, и что доверенности на мое имя лежат у него на столе. И все.
- А каким числом оформлены эти доверенности?
- Пятым июня.
- Вы просили его об этом?
- Нет, я ничего не знала.
- Полина Сергеевна, у него были враги?
- Все спрашивают об этом в первую очередь, - скривила она губы в горькой усмешке. - В последнее время он старался не выходить из дома без особой необходимости. Но необходимость такая возникала каждый день, работала московская комиссия - все пытались доказать, что дела в районе из ряда вон плохи, а избрание Вырина незаконно.
- Подключили местную прокуратуру, все пересчитывали, потом прогорел банк, без конца звонили по телефону из Прибалтики, из Москвы, все требовали металл, или возврата денег, а на продукцию наложили арест; банк отказывал в перечислениях - председатель уже пошел на альянс с Минфином.
- Не очень я понимаю, что там происходило, я окончила театральное училище, а в последние пять лет не работала вообще, - она устало опустилась на скамейку, сцепила руки; на безымянном пальце правой руки желтело обручальное кольцо. - У меня сложилось такое впечатление, что в последнее время у него не было друзей. Он все время ссорился с Серовым, избегал встреч и телефонных разговоров с Седым.
- А в тот последний вечер? - осторожно спросил Борис. - За Аркадием  пришла дежурная машина из гаража. Потом ему опять позвонили, он сказал, что никуда не поедет, и бросил трубку.
- Наверно. Выезжать муж предпочитал с Сосиным. Прежний водитель раньше работал в милиции, муж говорил, что его приставили к нему. А Аркадия он подобрал сам.
  - Пятым оформлена доверенность, - напряженно думал Борис, понимая, что все вопросы с Полиной нужно выяснять сейчас, на повторную встречу она не согласится. - Я тогда пришел из тайги, это была пятница. Аркаши дома не оказалось, дочь сказала: "Папа поехал в город с Выриным". И после поездки - в ближайший понедельник! - он посылает кого-то в нотариальную контору оформить доверенности на машину и дачу.
- Из города он не выезжал?
- По-моему, только один раз. Да, в начале июня он ездил в контору. Вернулся с работы, переоделся и поехал, сказал, что ждет машина. С ним был Аркадий. Муж сделал бутерброд с сыром для Аркадия, тот никогда не отходит от машины, еду берет с собой, а тогда он, видимо, не успел заехать домой.
- А зачем он ездил туда, не говорил?
- По-моему, должен был с кем-то встретиться. Сказал: "Там нас покормят". С кем - не знаю, у него много друзей, он там учился и практиковался на заводе.
- То есть это была частная поездка?
- Я была занята сыновьями. Старший сдавал экзамены, младший собирался в лагерь.
Борис почувствовал, что его вопросы начинают раздражать Вырину.
- Спасибо, Полина Сергеевна, - он встал, подхватил сумки и резко переменил тему разговора: - Хотите, я научу вас водить машину?
- Спасибо, Борис, - оттаяла она. - Мне некуда ездить.
Вернувшись домой, Борис позвонил Ташкенту:
- Привет, узбек. Ребята не очень на меня обижаются?
- Привет, - буркнул тот. - Одному ты ребро сломал, а другому зад  отбил, он теперь сесть не может, третий на работу не вышел - глаз заплыл. А так ничего. Я видел, красиво получилось.
- Ничего, за такие бабки потерпят. Слышь, Ташкент, ты сегодня со своей диспетчершей виделся?
- Зачем тебе? - недоуменно спросил приятель.
- Будешь у нее, полистай путевки: куда Аркадий ездил с Выриным в последнее время.
- Когда?
Борис хотел сказать пятого, но передумал:
- В июне. За пределы города, понял? Только втихаря.
- Ты че, сам не можешь узнать, куда он ездил?
- Начальник автоколонны мне не кум, а я не следователь, - ответил Борис. - Убудет от тебя?
Он положил трубку и отправился под душ, зная, что добрый малый Ташкент хоть и ворчлив, но отзывчив, к тому же по натуре аферист и непременно сделает все, о чем его просят.

                Глава 17. Отель.

Отель "Гиацинт" Борис искал минут сорок - кружил по городу, несколько раз справлялся у прохожих, пока, наконец, не увидел вензель рекламной вывески над пятиэтажным домом.
От проспекта в глубь квартала вела узкая побитая дорога; справа виднелось какое-то сооружение казарменного типа, слева серели проталинами облупившейся штукатурки стены хрущоб, и по этому унылому окраинному пейзажу Борис определил, что отель далеко не пятизвездочный.
Несколько дешевых иномарок стояло у фасада, но он туда подъезжать не стал, обогнул здание и остановился во дворе. Дверь была заперта. Борис обошел вокруг, примечая решетки на окнах первого этажа, кондиционеры в окнах второго.
В холле пахло мастикой. За стойкой с кассетным ящиком для ключей, оснащенных брелоками величиной с бейсбольные биты, дремала администраторша с лицом вдовы сельского дьчка.
- Добрый день, - поздоровался Борис. - Я ищу своего друга, который проживает в вашей гостинице. Он приехал на курсы повышения и оставил мне записку - меня не было в городе.
- Фамилия, - зевнув украдкой, придвинула к себе гроссбух администраторша.
- Вырин.
Она долго искала нужную страницу, водила по ней пальцем, украшенным кольцом из алюминия, качала вороньим гнездом на голове.
- Какого числа он приехал?
- Пятого июня.
Она выдвинула ящик, профессионально быстро пролистала замусоленные гостевые карты.
- Нет у нас такого, - посмотрела на Бориса. - Ни в мае, ни в июне не было. Вы ничего не путаете?
- А Сосина тоже нет?
- Вы что, не знаете, как зовут вашего друга? - выговорила она для порядка, но все же проверила и журнал, и картотеку еще раз. - Нет.
- Все правильно, - подумал он. - Потому и входили они через запасной выход, чтобы не регистрироваться. Значит, приезжали к тому, кто здесь уже поселился, и тот проводил их в свой номер.
- У вас двухкомнатные люксы есть? - спросил Борис, подумав, что в одном номере можно переночевать одному, может быть - вдвоем, но два номера без регистрации - это уже слишком, тем более что Аркадий говорил о наличии дивана.
- Есть два таких, но в них не живут.
- Как это?
- Ну, как. Не сдаются они.
- Не сдаются только настоящие солдаты, - грустно проговорил Борис, не рассчитывая быть услышанным.
- Не только, - неожиданно улыбнулась вдова. - Еще - российско-американская фирма, которая арендует эти люксы.
- Фирма? - обрадовался он. - Я могу туда обратиться?
- Сколько угодно, если вас впустит их охрана. Второй этаж, по лестнице направо.
Борис опрометью бросился по коридору, уже твердо зная, что разгадка близка, и сейчас главное - действовать осторожно, помня о своем сомнительном статусе друга покойника и птичьих правах.
Второй этаж начинался с блестящей металлической двери, справа от которой была прикреплена зеркальная вывеска. "Лимитед ЛТД", - прочитал Борис и на секунду остановился.
- Редкие металлы, что ли? То, чем в городе занимался Вырин, а значит - Серов? Что, если это - контора старика, и ему станет известно о моем визите сюда?
Вспомнилась пошлая поговорка о риске и шампанском, и хотя шампанского он терпеть не мог, рискнуть все же решил - утопил в никелированной панели кнопку звонка.
Дверь отворил молоденький охранник в униформе с двухцветным шевроном службы безопасности.
- Я могу поговорить с вашим директором?
- Вы договорились с ним о встрече?
- Ему звонил наш общий знакомый Вырин, - соврал Борис, запоздало сообразив, что о смерти Вырина здесь наверняка знают.
Охранник исчез и появился через минуту.
- Проходите. Приемная вон там, вторая дверь от окна.
Борис вошел в уютный, отделанный темным деревом коридор; ноги утопали в дорогом ковре, изысканная отделка офиса действовала на него угнетающе.
Он дошел до приемной, толкнул дверь, успев прочитать "Генеральный директор". За металлическим, окрашенным в белый цвет офисным столом сидела молодая секретарша в очках и набирала что-то на компьютере.
- Здравствуйте, - кивнул Борис.
Одетый в джинсовый костюм и обутый в кроссовки, он почувствовал неловкость, представив, как выглядит на фоне роскошной обстановки и этой дивы, но тут же успокоил себя тем, что оазис мирового бизнеса выглядит на фоне занюханного окраинного отеля точно так же. - Мне нужно поговорить с господином директором - странная фамилия директора вылетела из головы.
Дива закончила очередную манипуляцию с компьютером, подняла на него красивые глаза:
- Господин Рой сейчас освободится. Как ваша фамилия?
- Аринин Борис.
Она записала фамилию в папке, кивнула на стул:
- Посидите, пожалуйста. Кофе?
- Нет, спасибо, - Борис взял с журнального столика какой-то рекламный проспект.
- Черт возьми, что я должен ему сказать? Что разыскиваю убийц своего друга? Маразм. Может, убийца - он сам и есть? А если нет, то какое ему до всего этого дело - солидный директор, работает с америкашками, английский знает, - лихорадочно соображал он, перелистывая брошюру о производстве не то кадмия, не то тантала, текст был английским. - Может, и полковник, о котором говорил Аркадий, уже побывал здесь?
Додумался до того, что хотел встать и уйти, но дверь отворилась, из кабинета вышла женщина, за нею показался невысокого роста мужчина с округлым лицом и узкими глазами.
Проводив посетительницу до двери приемной, он пожелал ей успехов и выразил надежду на сотрудничество.
- Готово? - подойдя к секретарше, посмотрел на экран компьютера. - Через полчаса мне уезжать.
- Еще пять минут. К вам посетитель, - она бросила мимолетный взгляд на листок в раскрытой папке: - Аринин.
Рой тут только обратил на него внимание, машинально улыбнулся:
- Прошу!
При всей роскошной отделке его кабинета в нем не было ничего лишнего: стол, диван, кресла, компьютер, переговорное устройство, кондиционер в окне.
- Садитесь, пожалуйста, - указал Рой на стул и сел напротив. - Слушаю вас, господин Аринин.
- Скажите, вы знали Вырина? - спросил Борис.
Рой явно не ожидал этого вопроса, удивленно приподнял редкие белесые брови.
- Некоторым образом. Он учился на параллельном курсе. Трагическая смерть, я читал в газетах.
- А по работе вы с ним сталкивались?
Рой выдержал паузу.
- Вы следователь? - спросил с явной целью продлить ее.
- Я частное лицо. Раньше я работал в службе безопасности "Кемьцветмета".
- Нет. Не сталкивался. Почему это вас интересует?
- Врет! - понял Борис. - Врет. Значит, я на правильном пути - собака зарыта именно здесь.
- Потому что Кожухов был у вас в ночь с пятого на шестое июня вместе со своим телохранителем Аркадием Сосиным, - заговорил он жестко против своего желания. - А спустя два выходных оформил доверенности на право распоряжаться дачей и автомобилем на свою жену Вырину Полину Сергеевну, но ей об этом не сказал, а держал доверенности до поры - в рабочем столе.
- Пора пришла: за минуту до смерти он позвонил жене и сказал о том, что имущество переходит ей, его надо продать. И все. У него были крупные неприятности, шли повальные проверки. И в это время, когда его таскала министерская комиссия, а потом - Генпрокуратура, он выехал из города один-единственный раз - к вам! - Борис обострения не хотел, выпалив все это, вдруг сник.
- Потом добавил просто и доверительно: - За день до его смерти нашли труп Сосина. Об этом писали, но не писали о том, что он умер под страшными пытками. И теперь все занимаются перераспределением ролей и капиталов в объединении, но никого не интересуют убийцы телохранителя. Он был моим другом.
- Сочувствую.
- Да не нужно мне вашего сочувствия! Мне нужно знать, кто скрывается под организованной преступной группировкой, о которой все время пишут газеты. Я еще ни разу не читал о том, что приговор в отношении наемных убийц приведен в исполнение.
- Думаете, я могу вам в чем-то помочь?
- Думаю, могли бы. Только едва ли захотите. У вас-то все хорошо - зачем вам какой-то телохранитель, положивший жизнь за человека, который назавтра застрелился. Глупо, правда?
К удивлению Бориса, хозяин кабинета не выпроводил его за дверь; положив ногу на ногу, побарабанил пальцами по столу.
- Хотите выпить? - спросил вдруг.
- Я не пью. К тому же я за рулем.
- Вы специально приехали сюда из Кеми?
- Такие дела мимоходом не выясняют.
Рой встал, выглянул в приемную и что-то сказал секретарше.
- Моя фирма занимается добычей, обогащением и поставками редкоземельных металлов иностранным партнерам в соответствии с квотами и международными договоренностями, по мировым ценам. Мы работаем совместно с американской компанией.
Вошла секретарша, положила на стол несколько листков с принтерным текстом.
- Спасибо. Позвони и пусть он посидит в приемной, - вполголоса сказал он и, когда секретарша вышла, продолжил: - У Вырина и его объединения, как вам известно, другая продукция и другие задачи. Правда, два предприятия занимаются обогащением, но они находятся в ведении Миноборонпрома, поэтому наши с Выриным деловые интересы не пересекались.
- А с Серовым? - пошел Борис ва-банк.
Рой замер и покраснел, но мгновенно справился с собой и, чуть подавшись вперед, сделал вид, что не расслышал:
- Простите, с кем?
- С Серовым?
- Я не знаю такого. Никогда не слышал.
- Псих, - думал Рой. - Определенно ненормальный! Решил заняться частным расследованием и посчитаться с убийцами друга? Средневековое какое-то мышление. Мститель-одиночка. Бред. Откровенен, как сердце на ладони. Или все-таки играет? На кого? Серова упомянул, решил пойти в одиночку против Серова? Далеко пойдет.
- Значит, вы не скажете мне, зачем приезжал Вырин? - спросил Борис.
- Скажу. Разумеется, не только затем, чтобы рассказать о своих неприятностях. Разорился банк, куда были вложены немалые деньги партнеров "Кемьцветмета". Вырина донимали кредиторы, заканчивался квартал, и предстояло выплачивать дивиденды акционерам.
- Он был неплохим технологом, но по части экономики до руководителя такого масштаба не дотянул, к тому же понадеялся на сомнительных специалистов, и этим воспользовались. - Рой достал чашки, неторопливо - так же, как говорил, - стал насыпать сахар, наливать кофе.
- “Кемьцветмет” безнадежно погряз в долгах, нужны были кредиты. И с этим он решил обратиться ко мне. Точнее, через меня - к американцам, фирме всемирно известной и, как он полагал, богатой. Но на оформление подобного контракта требовалось время, кроме того, американцы, как известно, по пятницам не подают - нужны гарантии. Права закладывать под залог собственность акционерного предприятия у Вырина не было, он обещал собрать Совет директоров.
- Я же, прежде чем связаться с партнером, ждал его решения. Но, как видите, не дождался. Теперь обязанности генерального директора исполняет Серов, насколько мне известно. Серьезный человек, и стоят за ним серьезные силы - правительство и государственный банк. Думаю, теперь дела пойдут на лад, - Рой поставил перед Борисом глиняную чашку. - Прошу. Могу предложить печенье.
На кофе Борис не взглянул.
- Значит, кредиты просить приезжал? - посмотрел на Роя с прищуром. - Накануне выходного, на ночь глядя, и попросил водителя подъехать со двора?
Рой был само спокойствие. Сел в кресло, неторопливо размешал сахар.
- Я не знаю, по какой причине он не хотел афишировать свой визит.
- А дверь черного хода в отеле закрыта, - усмехнулся Борис. - Тем не менее его встречали там двое ваших сотрудников. Значит, ждали? Он вам предварительно звонил и просил о конфиденциальной встрече?
На это Рой отвечать не счел нужным, полагая, что рассказал более чем достаточно.
- Это все, что вы хотели от меня узнать? - спросил он жестко.
Борис отодвинул чашку и встал.
- Не совсем, - негромко произнес он, оценивающе глядя на визави. - Еще я хотел предложить вам образец осмия-187. С указанием места производства.
Как бы ни отреагировал на это предложение Рой, другого способа продлить с ним знакомство Борис не видел. Ложечка в руках хозяина кабинета застыла на мгновение, он встал и, опершись о столешницу, четко ответил:
- Подобными сделками с частными лицами наша фирма не занимается.
Борис подошел к его столу, взял ручку и нахально написал на листке настольного календаря номер своего телефона.
- Если ваша фирма передумает, - произнес, подражая интонации Роя, - позвоните. Через три дня я найду другого покупателя.
До двери он дошел медленным, размеренным шагом. Он надеялся, что Рой окликнет его, но тот промолчал. Дождавшись, когда хлопнет дверь в приемной, Рой нажал на клавишу аппарата громкоговорящей связи:
- Валя, он пришел?
- Да.
- Пусть войдет.
Через несколько секунд в кабинет вошел директор службы безопасности фирмы Ираклий Асадзе - неприметный внешне мужчина лет тридцати, один из тех, кто встречал Вырина и Сосина пятого июня.
- Только что у меня был некто Аринин, в прошлом - сотрудник СБ  "Кемьцветмета". Во всяком случае, так он мне представился. Но мне этого недостаточно. Нужно узнать о нем все возможное: кто такой, чем занимается, с кем связан, ну, и так далее, не мне тебя учить. Все ясно?
Асадзе кивнул, подошел к окну и проводил взглядом машину Бориса, стремительно выехавшую со двора.

                Глава 18. Борис.

Весь следующий день Борис провел во Дворце спорта, неприязненно наблюдая за инструкторами, которых Химич приблизил к себе по одному ему известным критериям:
- Тоже мне, выискались наставники. Самих еще учить да учить.
Химич за всю тренировку не произнес ни слова - ходил, смотрел, подолгу стоял возле каждого, и ребята в его присутствии работали как черти, откуда только силы брались.
Доброжелательный и строгий взгляд мастера Борис ощущал на себе десять лет: теперь Химич глядел на него иначе. Вроде и кошка между ними не пробегала, а чувствовал: для Химича он - отрезанный ломоть.
Гордость не позволяла подойти и выяснить отношения, да сэнсэй и не сказал бы ничего - выдал бы очередную притчу, которых у него в запасе было на все случаи жизни.
Вернувшись домой, он поставил в духовку ужин, включил автоответчик. Запись оставила Лера:
- Борис, здравствуй, это я, Лера. Звонила тебе весь вечер. Говорят, в лесу полно ягод и начинаются грибы. Мы с отцом собираемся поехать в лес, если не возражаешь - присоединяйся. Жду звонка.
Сообщение он прослушал дважды и дважды брался за телефонную трубку, но так и не позвонил: утро вечера мудренее.  Пошел дождь. Крупный, обложной, с громом и молнией - такой, при каком люди без крайней надобности не выходят из дома.
Борис лежал на диване и ждал звонка Роя, словно тот обещал ему позвонить. В шестом часу приехал Ташкент, мокрый и заполошенный; сообщил, что взяли Лома - из каталажки вышел друган, загремевший туда за пьяную драку, он и рассказал.
- И что? - сохраняя невозмутимость, спросил Борис.
- А то, что он расколется - и нам с тобой кранты! С кем связь держал по рации.    
Борис поглядел на часы и пошел, как ни в чем не бывало в ванную, почистил зубы, стал бриться.
- Бригадир Седой наркоман, его сдадут, или пришьют, вот увидишь. Он в баре похвалялся, будто сунул таможеннику куклу, - торопливо излагал Ташкент, стоя в дверях.
Борис едва не порезался:
- Повтори-ка?
- Между двумя купюрами - отпечатанные на цветном ксероксе фальшивые баксы, - расшифровал Ташкент. - Потому тот и сообщил рэкетирам о грузе.
Борис посмотрел на него в упор:
- Кому он об этом говорил?
- Угощал двух братьев с железнодорожного, жить учил. Денег у него были, много. Младший об этом доложил Седому, а вечером его прижучили возле "Малахита" и крепко побили. В больнице теперь. Братан его по городу рыскает, Седой мне звонил.
Борис вытер мыльную пену с лица, вернулся в комнату.
- Что же получается, на таможне этот Харев был прав? Накололи его.
- Его не накололи, Борис, его спровоцировали. И он своей команде про куклу сказал. А Бригадиру только того и надо было - зацепить всех сразу.
- Выходит, зря я его отметелил?
- Да не отметелил ты его, получается, а убил. Подставили нас с тобой.
- Тебя там не было, понял? Смотайся куда-нибудь на время, только чтобы я знал. Дело тут одно намечается, можешь понадобиться. А с Бригадой я разберусь сам.
Отправив Ташкента домой, он набрал номер Леры. Трубку взяла она.
- Оденься понаряднее, возьми зонтик и жди меня на углу - там, где я тебя в прошлый раз высадил.
- Хорошо, Борис.
Он положил трубку и стал одеваться. В кои-то веки хотел повязать галстук, но в доме галстука не оказалось, не считая пионерского в материном комоде. Надел водолазку и черный костюм, вылил на себя полфлакона французской туалетной воды, сунув револьвер за пояс, пошел в гараж.
В "Малахит" они приехали в восьмом часу. Воскресенье да еще непогода загнали в ресторан полгорода. Отсутствие свободных мест Бориса не касалось - зеленые в том количестве, в каком они у него были, вполне могли заменить пропуск в рай.
Чувствовал он себя скованно, слегка подрагивали руки и урчало в животе. Рыжая отличалась от всех, кого он водил сюда раньше. Больше всего ему сейчас хотелось забыть о Серове, приказавшем стать для Трубина своим.
- Столик на двоих, - сказал Борис метрдотелю, когда они поднялись в зал. - Все самое вкусное и дорогое.
С этими словами он опустил в карман метрдотеля пятидесятидолларовую бумажку, преобразив его лицо до неузнаваемости в одну минуту - пока Лера расчесывала перед зеркалом пышные волосы.
На ней было длинное темно-красное платье и бордовые туфли на высоком каблуке, и очки вовсе не портили ее лица. Столик нашелся тут же, в углу, у полуовального окна в декоративной решетке, накрытый скатертью под цвет ее платья.
Они прошли по проходу в паузу между музыкальными номерами не самого плохого в городе джаза, привлекая внимание посетителей, многие из которых Бориса знали, но не рискнули обеспокоить приветствием, увидев рядом с такой дамой.
- Здесь хорошо, - улыбнулась Лера, удобно устроившись за столом. - Никогда бы сама не выбралась.
- Выбралась бы с известным молодым человеком, - сказал Борис.
- Почему с ним?
- Думаю, он меня зарежет из ревности. Зря, что ли, обретается в вашем доме? Вот и по грибы тебя приглашал.
- Глупости! - зарделась Лена. - Он очень милый человек. Когда отец был еще директором треста, он пришел на завод медного литья по распределению после института. Я помню - застенчивый такой, смешной. Словно извиняющийся за то, что живет на свете.
- Знала бы ты, подружка, сколько стоит теперь этот твой застенчивый, - подумал Борис.
- Кстати, он тебя знает. Ты у нас, оказывается, всероссийская знаменитость.
Появились сразу два официанта с подносами. Шампанское, коньяк, розетки с икрой, судки с горячими грибами, соус, вино, заливной осетр заполняли стол.
- Борис, - улучив момент, растерянно прошептала Лера, - это же с ума можно сойти. Зачем?
Он улыбнулся:
- Я ведь знаменитость? Это делает им честь. Да ничего необычного, я всегда здесь так питаюсь. Три раза в день.
Официанты наполнили фужеры шампанским, откланявшись, удалились. Зазвучала музыка, подвыпившие посетители стали танцевать.
- Три раза в день так питаются только бандиты, - предположила она.
- Ты недалека от истины, детка, - подумал Борис. - Надраться бы поскорей.
Танцевал он плохо, приглашения на танец боялся и не хотел, но в то же время понимал, что избежать этого едва ли удастся, иначе придется о чем-то говорить, а с этим было еще хуже.
- За нашу встречу? - поднял бокал Борис.
Лера рассмеялась:
- Давай, за нашу счастливую встречу. Особенно для меня.
Они выпили. Опасаясь расспросов, Борис сделал первый ход:
- И чем же ты занимаешься в Москве, красавица? - последним словом он заменил готовое сорваться с языка школьное прозвище Леры.
- В Москве я работаю детским врачом в районной поликлинике, воспитываю сына, иногда хожу к подругам на девичники, реже - в театры и музеи. Туда в основном из-за сына. Еще подрабатываю на четверть ставки в школьном медпункте.
- Недостаток денег?
- Избыток времени.
Борис предложил выпить за нее - за ту, рыжую, смешную.
За ту она выпила. Стало веселее, разговор зашел о нем.
- Свободен, как птица. От друзей, врагов, родни, семьи и работы. Парю между солнцем и морем.
- Почему - морем?
- В детстве мать рассказывала такую сказку. Он пересказал. Лера рассмеялась.
- Это не сказка, это античный миф. А ты живешь в реальном мире.
- Я живу в лабиринте, - философски изрек Борис, вспомнив о пахане, и почувствовал, что на этом запас его интеллекта иссяк.
- В лабиринте жил Минотавр. Страшный зверюга, который питался теми, кто заблудился. А ты ведь не заблудился, Борис?
- Откуда я знаю!
- Очень просто. Если у тебя есть мечта, значит, ты не заблудился. А если мечты нет, то тебя непременно сожрет Минотавр.
Продолжение материнской сказки ничего хорошего не сулило: мечты у Бориса не было. Говорить больше было не о чем, и он чертыхался про себя, проклиная Серова, Трубина и все на свете, что стояло за их случайной встречей.
Вдруг в голову пришла бредовая идея рассказать ей обо всем, он подумал даже, что это было бы для него выходом из лабиринта. И словно в подтверждение последнего, в зал вошел телохранитель Серова Клык.
Борис настолько привык видеть его рядом с шефом, что ему показалось, будто в зале находится и Серов, и он стал внимательно, столик за столиком, изучать зал.
Но Серова не было и не могло быть - старик предпочитал построенный на его деньги придорожный ресторан "Избушка". Клык прошелся по залу, увидел Бориса, но тут же отвернулся, словно не узнал. Поговорив о чем-то с метрдотелем, он вышел.
- И еще помню, как я пришла первого сентября в восьмой класс и все искала тебя. Я ведь тебя почти не знала. Но ты больше в школу не ходил. Потом мне рассказала Сара, ты помнишь такую красивую евреечку с косой?
- Она рассказала, что умерла твоя мама, и что ты учишься в интернате, или ПТУ. Борис, ты слушаешь меня?
Борис проводил взглядом Клыка и вернулся к ней, ухватив последнюю фразу:
- Да, да, конечно! Давай выпьем?
- Я уже совсем пьяная.
- А ты ешь, не стесняйся, - он положил ей в тарелку рыбы, полил белым соусом, придвинул судок с грибами. - Вот, очень хорошее вино, как его, "Черные глаза". Вот жулики! Я же заказывал "Карие глаза", - специально для тебя.
Лера смеялась, подкладывала еду ему, пробовала вино и стреляла глазами по сторонам, потому что все ей было интересно; в ресторане она была всего два раза в жизни - один раз с отцом и матерью незадолго до ее кончины, когда родители решили отметить двадцатилетие своего супружества, другой - с мужем, в день защиты его кандидатской.
Она смотрела на все глазами матери-одиночки, работающей на ставку с четвертью для того, чтобы скрыть за работой свое горе.
- У меня был друг, - неожиданно заговорил Борис. - Один друг, другого не было и уже не будет. Мы с ним в детдоме были вместе, куда я попал еще в школе. Потом на улице зарабатывал, где придется, подворовывал иногда. Потом два года армии. Затем вместе работали, тренировались. А недавно он умер. Больше у меня никого нет, понимаешь? Брат был, уехал в Москву. Приезжал тут как-то, требовал деньги за материн дом. Был и нет. Он, Аркадий, роднее был, понимаешь?
- Понимаю, - проговорила Лера растерянно, не ожидая такого откровения.
- Да нет, это я так, - посмотрел он ей в глаза, и она вдруг увидела, как теплые угольки в них потухли, сменились безжизненным, злым холодом. - У него осталась жена вдова, две маленькие дочки. Давай мы с ними за ягодами поедем? Ну, его, этого Серова.
- Конечно, ну его! При чем тут вообще Серов? У них с отцом свои дела.
- А у меня с ним - свои. Я ему внимательно расскажу еще, где его место.
Лера улыбнулась:
- Как это внимательно расскажу? Так не говорят, но мне нравится. Раз можно внимательно слушать, значит, можно и внимательно рассказывать.
Борис не слышал.
- Помянем моего друга Аркашу Сосина. Извини. Я теперь за каждым застольем его поминать буду. На всех праздниках и на собственной свадьбе. Мне без него паршиво на свете.
Он выпил залпом, она выпила тоже, даже не почувствовав вкуса вина: фамилия Сосин, которую часто упоминали газеты, заставила ее по-другому посмотреть и на Бориса, и на его жизнь, и на их встречу.
- Борис, - сказала она, - я, правда, понимаю. У тебя не могло быть плохого друга. Ты надежный, с тобой спокойно. Я тебя не знаю совсем, а будто знаю всю жизнь. Во всяком случае, я тебе верю.
Если ему случалось когда-нибудь анализировать свои поступки, свою жизнь, сейчас он ничего подобного за собой не припоминал, то никогда прежде он не чувствовал себя таким дерьмом.
- Не надо, - махнул он рукой.
- Пойдем потанцуем? - предложила она.
- Пойдем! - то, чего он боялся, теперь превратилось в спасительную соломинку. - Правда, я не умею.
- А я тоже, - засмеялась Лера. - Я никогда на танцах не была.
Играли что-то медленное. От Леры пахло хорошими духами. Лица посетителей растворялись в табачном тумане. Мягкий свет напоминал Борису таежную ночь - со звездами и луной.
Вспомнился заяц, удушенный петлей силка, и стало сейчас этого зайца нестерпимо жаль, как бывает жаль всякое живое существо. Он висел в петле на ветке березки, пропавший ни за что ни про что. Про Егора он не думал.
Борис подумал, что его судьба похожа на Аркадия: претерпеть муки и умереть за человека, который назавтра наложил на себя руки. И еще Борису стало жаль себя, своих двадцати семи, тоже прожитых ни за что ни про что.
- Если у тебя нет мечты, значит, тебя непременно сожрет Минотавр, - сказала Лера.
Танец кончился.
- Я сейчас вернусь, - подмигнула она ему.
Нащупав в кармане сигареты и зажигалку, Борис вышел вслед за ней. Появление Клыка беспокоило его: телохранитель Серова едва ли оказался здесь случайно.
За время танца его приметная фигура мелькала в зале еще дважды. В холле Клыка не оказалось. Борис закурил и быстро спустился в бар. После ремонта он здесь еще не был.
На стенах висели какие-то глиняные тарелки с нарисованными оленьими головами; тлели мудреные светильники, утопленные в навесной потолок настолько, что от них почти не было света.
Посетителям мест не хватало, жаждущие выпить толпились за стойкой, но Клыка не было и среди них. Зато в дальнем углу в полутьме Борис разглядел несколько лиц, одно их которых показалось ему знакомым. Трое мужиков синхронно повернулись к нему, с ними была парочка разбитных девиц с сигаретами, но внимание Бориса привлекли вовсе не они: у окна, не поднимая головы, сидел бригадир Седой.
Борис подошел. Игнорируя протянутые для приветствия руки, ткнул пьяного подельника в плечо:
- Что ты зажмурился? Не узнал?
Седой держал мазу, не отдавал былого приоритета; подняв голову, сверкнул злыми глазками:
- Ну, садись, чемпион, чего колом торчишь? Налью стопарь, - он потянулся к квадратной бутылке с виски, долго отвинчивал пробку.
- Последнюю, что ли? - спросил Борис.
- А ты что, больше пить не будешь?
- Ты больше наливать не будешь, - твердо пообещал Борис и, сопровождаемый недоуменным молчанием собутыльников Седого, пошел к выходу.
- Что, телок, мычать научился? - донеслось выстрелом в спину.
Борис быстро поднялся наверх, вошел в зал и увидел Леру, взволнованно оглядывавшуюся по сторонам.
- Я здесь, Лера. Мы еще потанцуем? Мне понравилось.
Теперь уже оба чувствовали, что между ними возникает доверие друг к другу. Обо всем остальном Борис старался не думать. Потом он отвез ее домой. Ехал медленно, выбирая окольный путь.
Она говорила, что вот ей уже двадцать семь, а отец волнуется за нее и не спит; а когда будет сорок, а потом и пятьдесят, он все так же будет волноваться, и она в свое время не будет смыкать глаз по ночам, ожидая возвращения своего сына.
Он ничего не отвечал и ничего почти не слышал из ее слов: всю дорогу от самого ресторана он видел в зеркальце желтоватые огни автомобильных фар. И дальнюю дорогу выбирал вовсе не потому, что хотел покататься с Лерой - напротив, сейчас он думал только о том, чтобы поскорее высадить ее,  но, петляя, хотел удостовериться в наличии хвоста. В конце концов, решил, что преследовать его некому и незачем.
- Ты позвонишь? - спросила она, когда подъехали к ее дому.
В окне кухни горел свет.
- Я позвоню.
- Спасибо тебе, Борис, - она вдруг наклонилась к нему и поцеловала в щеку.
- Где твой зонтик?
- Ой, забыла, - запоздало спохватилась она. - Ну да все равно дождь кончился.
Он постоял до тех пор, пока она вошла в дом, развернулся и помчал по мостовой, никого не опасаясь. У забора его дома стоял автомобиль с выключенными фарами. Кто-то курил в салоне - огонек сигареты был единственной светящейся точкой на темной улице.
Борис знал, что сколько-нибудь серьезные злоумышленники на такой дешевке не прокалываются, значит, оставалось одно из двух: либо машина оказалась здесь случайно и не имела к нему отношения, либо тот, кто находился внутри, не пытался скрыть своего присутствия.
Остановившись, он пошел к воротам, желтоватые фары метнули в его сторону сноп света и тут же погасли. Из машины вышел Клык.
- Долго же ты ее катал, - произнес он недовольно, поравнявшись с Борисом.
- Чего надо?
- Старик прислал. Велел, чтобы послезавтра ты девчонку вместе с ее пацаном вывез куда-нибудь за город.
- Зачем?
- Хочет встретиться с Трубиным. Выяснить, кто в доме хозяин. Может, придется их припрятать на время, чтобы папаша живее соображал. Мы тебе об этом скажем, кто-то из наших будет неподалеку.
Он замолчал, выпустил в сторону Бориса дым и отщелкнул окурок через забор.
- Все? - спросил Борис.
- Это тебе от старика, - Клык сунул ему пачку денег в нагрудный карман пиджака. - Поиздержался небось в кабаке? - И, усмехнувшись, пошел к машине.
Это был "БМВ", приобретенный некогда службой безопасности Папы, а потом списанный, или проданный за бесценок в результате какой-то хитрой махинации не то в милицию, не то в ФСБ.
- Минотавр, - зло подумал Борис, когда машина, ослепив его огненными глазами фар, с ревом пронеслась мимо и исчезла во тьме.

                Глава 19. Седой.

Бойцов, точивших на Седого зубы, в городе хватало, так что вычислить, где обретается этот живоглот, особого труда не составило. Грешок за собой он знал, потому и хазы менял, как валюту - дешево, но часто.
При всей его ничтожности, былой авторитет в определенного сорта среде работал - его прикрывали какие-то лохи, стоявшие с ним под крышей у базарного рэкетира по кличке Вошь. Держал Седого на поводке и Клык, но к нему Борис обращаться не хотел, с ним у него разговор был особый, к тому же за Клыком стоял Серов.
Чаще всего в последнее время Седого видели в нумерах гостиницы "Центральная" на Разгуляе, как назывался этот район рынка. По месту, так сказать, рэкета.
Прихватив "ТТ", Борис отправился к нему на встречу.
- Могу я узнать, в каком номере проживает ваш постоялец Седов? - спросил он у администратора, задремавшего в кресле у давно потухшего голубого экрана.
Толстый красномордый дядька лет пятидесяти, вскормленный сырым мясом с базара, вылупил на него красные рачьи глазки:
- Хто?
Пришлось повторить, в точности воспроизведя тот же текст и ту же интонацию.
- Не знаю такого!
Времени терять не хотелось, да и вестибюль нужно было пробить, пока туда не нагрянул кто-нибудь из быков, поэтому Борис решил видоизменить текст, хотя интонацию оставил прежней:
- Слушай, ты, падло жирное! Ты о последних ценах на мед-обслуживание что-нибудь слышал? А то ведь я сейчас сам в журнале найду, а нет - все нумера проверю.
Администратор уже достаточно проснулся, чтобы отличить настоящий юмор от будущей трагедии.
- В двести пятом, - проговорил он обиженным голосом, и Борис готов был биться об заклад, что сегодня он уже больше не уснет.
По парадной лестнице он не пошел, решив, что в холле на втором этаже обязательно оставлен филин - отрабатывать дозу наркоты. Но в этом-то он и ошибся: об угрозе с фасада, очевидно, должен был сообщить сам администратор, а крутой качок, отсидевший в общей сложности суток двое за переход улицы на красный сигнал светофора, перекрывал грязную вонючую лестницу, под которой заезжие крестьяне оставляли до утра не проданные за день куриные тушки.
Увидев Бориса, обкурившийся качок расставил руки и приблатненным голосом поинтересовался:
- Куда это мы так торопимся?
Борис хотел популярно объяснить ему все с самого начала, но потом решил слов не тратить. Когда горе охранник, стоявший на три ступеньки выше, склонился перед ним в шутовском поклоне, ударом кулака в рыхлое пузо Борис перебросил его через перила на ящики с курами и продолжил путь.
За дверью двести пятого слышались скрип немазаных пружин кровати и женские страдания. Не дожидаясь, пока Седой удовлетворит физиологические потребности базарной мадонны, Борис легонько ударил пяткой по двери, и та вылетела вместе с замком и ржавыми петлями.
Два обнаженных тела, красных от переедания и неонового света, попадавшего в незашторенное окно, упали с кровати; послышался женский писк, мат отставного бригадира и шлепанье босых ног, но длилось это не дольше двух секунд, потому что на третью Борис вынул "ТТ" и приставил ко лбу торговки натуральным товаром:
- Боевая тревога, - объяснил ей как можно доходчивее. - Сорок пять секунд на окончательное и бесповоротное исчезновение. Время пошло. Седой, ты обещал заплатить этой вумен три рубля? Отдай, не скупись. Если не хватает - скажи, я добавлю.
Сорока пяти секунд не понадобилось - привыкшая жить в постоянной боевой готовности, блудная дочь деревни оделась за двадцать.
- Даже не думай, - усевшись на кровать, перехватил направленный на подушку взгляд Седого.
Под подушкой оказался "ТТ". В обойме не хватало трех патронов, пять остальных Борис выбросил на пол. Рассовав по карманам стволы, он поднял Седого за взмокшие от напряжения мысли сальные волосы и первым же ударом сломал ему челюсть.
Двести граммов недопитой водки из бутылки на столе вылились в приоткрытый рот упавшего в глубокий обморок Седого, но тот пришел в себя прежде, чем захлебнуться.
- Вставай, поехали в банк! - приказал Борис.
Седой пошевелился, нащупал босой ногой пол, встал, придерживаясь за спинку расшатанной донельзя кровати, и промычал:
- В какой еще банк?
- В тот, где деньги лежат. Которые были даны тебе на подкуп таможенника. И еще столько же штрафа. Кажется, ты просил, чтобы я скачал с него штраф? За что, за конверт с куклой?
Мы же не беспредельщики, бригада. Это мусора могут отбирать то, что им не принадлежит по закону. А мы свой закон нарушать не имеем права, и когда-то на зоне тебя этому учили. Просто ты забыл, да? Вот я и пришел тебе напомнить.
Седогой рычал от злости, шевелил сломанной челюстью, и Борису потребовалось замахнуться, чтобы он начал, наконец, просовывать в брючины худые, татуированные русалками ноги.
- Куды ты меня? - застегивая ширинку, прошепелявил он.
- Найдем. Рубашку-то не забудь, а то Ленина с Марксом простудишь, - кивнул Борис на наколки на его впалой груди.
Вышли спокойно, чтобы не привлекать внимания администратора и не беспокоить заблудших в ночи прохожих, но Борис слишком хорошо знал Седого, чтобы поверить в его покорность, поэтому перед тем, как усадить на заднее сиденье "девятки", стукнул рукояткой "ТТ" по макушке, вторично за последние десять минут отправив в нокаут.
За город он его не повез - и городской парк ночью был безлюдным, шпана и менты сюда не наведывались - боялись друг друга. Остановившись на полянке, он вытащил бригадира из салона, привязал брючным ремнем к дереву, после чего полил бензином из заранее припасенной бутылки и присел на пенек покурить.
Седой пришел в себя, неожиданно быстро все понял, рванулся.
- Не дергайся, - посоветовал Борис. - Времени у тебя на то, чтобы дергаться, нет. Вот сейчас я докурю, а в какую сторону выброшу окурок - будет зависеть от тебя.
- Сука, - скривился бригадир.
- И не сучи, плесень. Действую по твоему же методу. Задаю вопрос: кто убил таможенника?
Седой извивался ужом, тряс головой, но привязан был намертво; поняв, что сопротивление бесполезно, сник и обвис.
- Ты убил. Разве нет? - крикнул с вызовом. - Времени все меньше, бригадир, затяжки три-четыре осталось.
- Лады. Была за тобой подстраховка. Ты ему по чердаку съездил и слинял, как заяц. Оклемайся он - всех бы давно сдал, и тебя в том числе.
- Ты мне зубы не заговаривай. Кто?
- Да Клык его.
Такого Борис не ожидал.
- Как Клык? Он что, был там?
- Он в "восьмерке" с ребятами шел, потом остался на таможне, чтобы границу не пересекать. Серов ему велел подстраховать тебя. Брось окурок-то, дурак.
Борис затянулся, стряхнул пепел. Точнее было не подстраховать, а проверить. Это было в характере старика - никому не верить, даже себе.
- Аркаша Сосин - твоя работа? Говори быстро.
- Нет! Правда, нет! Мне Серов велел Вырина разыскать уже после того, как Аркашу кокнули.
Борис чувствовал, что развязка близка, но, если не дожать бригадира сейчас - потом будет поздно.
- Кто?
- Не знаю, сказал.
- Знаешь, Седой. И покрывать их тебе - никакого резона: скажешь - они тебя убьют, нет - убью я. Но в первом случае ты выиграешь время и сможешь слинять, бабки у тебя есть, об этом полгорода знает.
Борис был само спокойствие, и это нагнетало страх: сожжет - не задумается.
- Серов приказал, - истерично выкрикнул Седой, не сводя глаз с окурка в его пальцах.
- Не надрывайся. Серов не мог: Вырин был его человеком.
- Дурак ты, телок, - Седой выругался. - Да Вырин твой Серову и на хрен не нужен, и весь его комбинат - дешевка, просто контора для отмыва денег. Все операции с цветметом были даны Вырину на откуп, они Серова не интересовали. У него свое дело, за которым стоят москвичи, Вырин на него позарился, а Серов узнал и приказал убрать.
- Аркадия кто убил, пес? Кто? - чувствуя, что Седой на сей раз не врет, сорвался Борис.
- Не знаю!
- Ну, не знаешь - гори синим пламенем, - затянулся в последний раз Борис.
- Стой! - взмолился Седой. - Серов король, но и он не сам по себе. Самого его давно бы накрыли. Мы с тобой - так, мелочь, замочить кого, или должок выбить, да брось ты свою сигарету, черт. Скажу, что знаю.
- Говори. Пять секунд осталось - огонь пальцы жжет.
- Менты убрали Сосина. Они и Вырина должны были, но он смотался. Серов думал, что Вырин пойдет с повинной, приказал Клыку ментов бросить всех на его поиск, а тот меня подключил, людей дал.
- Значит, Клык знал, что Вырину крышка?
- Знал. Только он тоже исполнитель, у него менты свои есть, на крючке целая команда.
- В Беларусь они ездили?
- Они. Только этого никто доказывать не будет, менты решат, что таможенника ты кончал.
Борис отшвырнул окурок, полоснул ножом по веревкам. Не устояв на ногах, Седой упал на колени и завыл.
- Куда ни плюнь - тебе кранты, - сказал Борис. - Менты взяли Лома и раскрутили его на всю катушку. А если и уйдешь - наркота тебя доконает. Считай, сегодня повезло.
Седой вдруг затрясся - Борис думал, его бьет кумар, но через несколько секунд парк огласился животным хохотом:
- Так ведь тебе тоже кранты, телок, - выкрикнул он, давясь словами. - Я-то хоть покуролесил по самое не хочу, а ты? Тебя проще кончить, чем ментам сдавать.
Борис конца истерики дожидаться не стал, сел в машину и газанул через кустарник, все равно - куда. В первый попавшийся на глаза просвет.

                Глава 20. Рой.

Все, что Борису удалось вытащить из Седого, ему и самому уже не раз приходило в голову; он понимал: игра, в которой фигурировала загадочная база, приносившая миллионные доходы, где на кон запросто ставился крупнейший комбинат и даже целый город, такими, как он да бригадир, не делалась.
Таких использовали, чтобы позже подставить, списать на их разборки трупы им подобных и материальные убытки. Даже в смерти Вырина не было ничего сверхъестественного, и семь загубленных рэкетирских душ должны были отвести подозрение от какой-то политической аферы.
Но очень уж не хотелось признаваться самому себе в том, что оказался в одном стане с убийцами друга, и Борис подсознательно выискивал факты, способные опровергнуть его подозрения.
Было два пути: продолжать работать на Серова, платившего столько, сколько едва ли заплатит кто-нибудь другой, или дождаться очередной сходки да перестрелять всех без разбора, кто прямо, или косвенно причастен к Аркашкиной смерти. Оба пути сулили гибель ему самому. Среднего пути, которым он хотел пройти по жизни, не было.
В половине восьмого утра шум дождя заглушил телефонный звонок.
- Борис Аренин? - произнес мягкий, чуть насмешливый голос.
- Слушаю.
- Фирма передумала.
Сон, начавший было одолевать его, смело как рукой.
- Мы можем встретиться?
Борис рывком сел на постели. Что-то подсказывало не торопить события и не соглашаться на встречу сразу.
- Ваша фирма меня не интересует, господин Рой, - с достоинством ответил он. - Но я готов разговаривать с вами, как с частным лицом.
В трубке молчали.
- Советуется, - догадался Борис. - Ему хорошо, у него там небось целая кодла советчиков. А мне с кем посоветоваться?
И все же шаг, сделанный Роем, возрождал едва не угасшую надежду.
- То есть?
- То есть вы придете один. Вашу безопасность я гарантирую.
Снова наступила тишина.
- Хорошо, - почему-то весело ответил Рой. - Когда и где?
- На полпути, в молодежном кафе. В одиннадцать.
Он положил трубку и стал собираться: опустил в карман брюк старый "Стечкин", в наплечную кобуру под куртку сунул "ТТ". Тяжелую ампулу из толстого стекла брать не хотелось, как не хочется игроку до времени выкладывать козырный туз, но по всему выходило, что это - тот самый случай, когда возможно переломить ход игры и заставить партнера забрать битые карты.
Уложив образец осмия в коробку, он спрятал его в тайничок, оборудованный в салоне машины для оружия на случай ментовских облав - найти не мудрено, но не сразу.
Кафе, которое содержали кавказцы, давало такую незначительную прибыль, что авторитеты из местных группировок не считали нужным облагать его данью.
Находилось оно в полутора часах быстрой езды. Борис выехал чуть раньше, заправился на окраинной АЗС и промчал по утренней, не слишком перегруженной дороге.
Нетрудно было сообразить, что российско-американскую фирму, занимавшуюся редкоземом, охраняют профи, а значит, необходимость в рекогносцировке отпадала: эти если захотят - оснастят прослушивающими устройствами все столики и мангалы.
Солнце заиграло в черных очках Бориса и снова скрылось за набрякшими водой тучами, мотор дышал озоном и работал отменно, хотелось разогнаться до взлетной скорости и хоть ненамного оторваться от земли. Готовность к любому исходу придавала легкость и позволяла ни о чем не думать.
Кафе являло собой обыкновенный шиферный навес, буфетную стойку и двенадцать столов с электромангалами - шашлыки подавались сырыми, каждый из посетителей мог жарить их до излюбленной кондиции.
Съезд с двухполосного проселка вел к заасфальтированной стоянке на берегу живописного пруда. Борис бывал здесь не раз, был знаком с благодушным хозяином Бадри, хотя практической пользы из этого знакомства не извлекал - платил сполна и в долг не брал.
Оставив машину на стоянке, он заказал пару шашлыков и бутылку сухого красного вина, сел за столик возле кряжистой ели в смоляных потеках и закурил, разглядывая посетителей.
Их было четверо: водитель автопоезда, владелец черного "Вольво", на каких ездят мелкие лавочники, одетый в растянутый на толстом пузе тренировочный костюм, да немолодая уже пара в одинаковых брезентовых штормовках, не иначе, дописывавшая курортный роман в близлежащем желудочном санатории "Соска".
Вкусно пахло мясом, дымом, стояла блаженная тишина. Буфетчик грузин осваивал новенькую кассу, двое в белых куртках разделывали свиную тушу в стороне.
Рой приехал точно в назначенный час. Отогнав машину на стоянку, подошел к столику в тот момент, когда Бадри собственноручно заряжал в мангал два увесистых шампура.
- Доброе утро, - он протянул Борису руку.
- Играем в пунктуальность? - глянув на часы, неловко пошутил Борис.
- Я не игрок, - не принял шутки Рой. - Всякая игра предполагает поправку на удачу, на русское авось. Печально известное, потому что, как правило, приводит к проигрышу. Я сын американца и турчанки, во мне русского ничего нет, поэтому расчетлив и рационален во всем - от цены до времени.
Он опустился на резную деревянную лавку и, надев очки, стал рассматривать этикетку на бутылке. В бизнесмены Борис не годился, рациональной жилки в себе не чувствовал и по той уверенности, с которой держался Рой, догадался, что возможная сделка просчитана им основательно.
- Значит, свинину вы не едите? - разочарованно спросил Борис, учуяв запах, исходивший от шашлыков в мангале.
Рой рассмеялся:
- Нет, ем. Но дела предпочитаю решать до трапезы. У вас действительно есть образец осмия?
Борис повернул шашлыки, усмехнулся.
- Действительно, - ответил серьезно. - Теперь вы спросите откуда, да?
- Меня интересует перспектива стабильных промышленных разработок, а не контрабандный товар в экспериментальных количествах. Поэтому знать происхождение хотелось бы. В противном случае наша встреча не имеет смысла: хотя по вашему условию я здесь, как частное лицо, платить мне придется не из собственного кармана.
Борис понял, что коммерческие тайны здесь неуместны: перед ним сидел искушенный, хорошо подготовленный человек.
- Допустим, из Ледяного отвала. Вам это название о чем-то говорит?
Рой достал американские сигареты.
- Говорит, - ответил уверенно, щелкнув золотой зажигалкой. - Если окажется, что вещество действительно осмий-187, как я могу проверить месторождение? Оно ведь находится под крышей Миноборонпрома, если я не ошибаюсь?
Разговор выходил за рамки компетентности Бориса. Он понимал, что именно степень его компетентности Рой и проверяет, задав этот вопрос, но что ответить - решительно не знал. И Рой это почувствовал.
- Ну, хорошо, - сказал, подавив улыбку. - Сколько же вы хотите получить за грамм?
- А я еще не уверен, что хочу продать, - посмотрел Борис ему в глаза.
- Не понимаю?
- Объясню. Если вы расскажете, зачем к вам приезжал Вырин.
- Это интересует лично вас, или того, на кого вы работаете?
- Ну и на кого же я работаю? - поинтересовался Борис.
- Вы работаете на Серова, который контролирует территорию Ледяного отвала, - неожиданно прямо ответил Рой. - Серов представляет интересы тех, кто скоро сойдет со сцены: такие водевили длятся не более одного акта. И вам об этом известно.
Так смело открыть карты мог только человек, не чувствующий опасности.
- А вы что, решили протянуть утопающему Серову руку? Или выйти на поклон вместе с ним?
- Борис, я не имею дел с криминалитетом. Тем более что Серов - персона "нон грата": по документам и официальному статусу он пенсионер, хотя и это липа. Неужели вы думаете, что я под него лягу? Так, кажется, говорят у вас в карате?
- Зачем же вам иметь дело со мной? Если Серов для вас никто, то уж я и подавно?
- Меня интересует перспектива добычи и производства осмия. Меня и моих партнеров.
- Что, деньги не пахнут, да?
Рой несколько раз затянулся, погасил сигарету и встал:
- Не будем продолжать беседу - это ни к чему не приведет. Думаю, вы осилите оба шашлыка? Физически сильный человек, чемпион, а в мясе содержится около двадцати аминокислот, необходимых для формирования мышц. Так что вам это на пользу, а я не голоден.
Борис не сомневался, что он сейчас сядет в свой "Мерс" и отвалит, и прикажет своим быкам не пускать его на порог впредь и по телефону не связывать. С уходом Роя терялось какое-то очень важное звено в цепочке событий, предшествовавших Аркашиной смерти.
- Погодите, Рой, - дождавшись, когда "Мерс" выедет со стоянки, встал на его пути Борис. - Давайте поговорим.
Рой помедлил, но все же съехал на обочину и заглушил мотор.
Борис сел к нему в машину.
- Ситуация очень несложная, - поняв, что Борис не искушен в вопросах бизнеса и ведения деловых переговоров, объяснил Рой. - Вы продаете, а я покупаю. Я должен проверить качество товара и найти валюту в том количестве, о котором мы с вами договоримся. Вы же не приехали на встречу со мной, не зная реальной цены, правда?
Говорил Рой так, словно знал: именно приехал, не зная реальной стоимости, именно - олух, которого можно надуть, уговорить на треть, или попросту кинуть.
- Зачем к вам приезжал Вырин? - жестко, чувствуя, что вот-вот сорвется, задал вопрос Борис. - Погодите! Выдумки ваши я уже слышал. Теперь послушайте вы. В пятницу после работы он, никому не говоря ни слова, не отмечая в гараже выезда, берет телохранителя, договаривается с шофером и едет к вам.
- Заметьте: он мог бы попросить Сосина сесть за руль и не посвящать водителя в то, куда едет. И даже поехать на своей машине. Но он берет и того, и другого. Он кого-то боялся, у телохранителя должны были быть свободные руки, он должен был выполнять свою работу.
- Это говорит о том, что поездка для него была очень важной. И вам он, безусловно, звонил. И наверняка просил о том, чтобы о его визите знало, как можно меньше лиц. Именно поэтому ваши охранники встретили его у черного входа и проводили в офис. Утром в субботу Вырин уехал.
- Его водителя уже поджидал полковник милиции и заставил рассказать, куда он возил шефа и с кем тот встречался. Имейте в виду, что ваша контора - точнее, отель - под колпаком спецслужб. В понедельник Вырин оформил доверенности на машину и дачу на имя жены - на всякий случай. Он еще надеется, вдруг пронесет и доверенность не понадобится. А еще через неделю понимает: все. Понимает, когда на него уже объявлена охота, когда нанятая кем-то бригада убийц - я уже наверняка знаю, кем, но это мое дело - объявляет на него охоту.
- Когда Сосин - мой друг Аркадий, - спасая его, погибает, оказывается, нет никого, кто мог бы его защитить. Человек стреляется тогда, когда его жизнь будет хуже смерти. Ни в милицию, ни в прокуратуру, ни в ФСБ он не обращается: они пытаются пришить ему дело, возможно, даже расправиться с ним.
- У вас, наверно, классная служба безопасности - не чета той, где работал я. Обо мне вы все знаете. Только в одном ошиблись ваши ребята: я ничьих интересов не представляю. Я один. Частное лицо, понимаете?
Рой выслушал его, глядя перед собой в пространство, и по его взгляду нельзя было понять, верит ли он Борису, или дает выговориться из вежливости.
- В чем состоит ваш интерес? Отомстить за друга? - спросил он.
- Не угадали. В день его смерти я действительно поклялся найти его убийц и посчитаться с ними. Но я сам очень много грешил. Мне не простятся мои грехи. Вчера кинули Аркадия, завтра таким же образом подставят меня. А может, сегодня. Я всю жизнь дрался, другой профессии у меня нет. Но и драка кое-чему учит.
- Тому, что после нее кулаками не машут, - заметил Рой.
- После - да. Только она еще не началась. Мой сэнсэй Химич учил меня никогда не бить первым и всегда бить первым. Я теперь понимаю, что это означает: никогда не развязывай драку, но, когда ты видишь, что ее развязали другие, не зевай, наноси превентивный удар. Драка развязана. Я должен упредить свою смерть. И мой упреждающий удар будет расплатой за друга. - Борис поймал себя на том, что не апеллирует к Рою, а рассуждает вслух, и замолчал.
Потом посмотрел на Роя и добавил: - Еще осмий есть на Серой балке. Но этого образца у меня нет. Вы правильно поняли, я действительно не знаю, сколько это дерьмо стоит, мне на это наплевать. Денег у меня достаточно, а не хватит - заработаю на тотализаторе, на торговле наркотиками, могу кого-нибудь замочить по сходной цене.
- Деньги не пахнут? - улыбнулся Рой. - Пойдем за стол, шашлыки сгорят.
Он первым вышел из машины. Они молча дошли до стола, Борис откупорил вино и наполнил стаканы. Выпил, ни слова не говоря, хотя Рой к своему стакану не притрагивался.
- Ладно, - чувствуя отчаянность его положения, сказал Рой. - Я расскажу то, что  знаю. Выринов соблазнился большими деньгами и властью. Он смолоду был талантливым инженером, но хотел большего, чем мог добиться своим трудом и талантом. Покажите мне инженера, который откажется от предложения стать во главе многотысячного коллектива, от зарплаты в несколько тысяч долларов, от реальной власти над людьми.
- Серов, опытный мафиози, вычислил его. Поставил на него, как на лошадь. Поначалу все складывалось - деньги, заграничные поездки по своему усмотрению, дача, дорогая машина. Мой деловой партнер - босс крупнейшей корпорации по редким металлам в США - не позволяет себе иметь такую машину. И его дом в Лос-Анджелесе не тянет на дачу Вырина. Так что доверенности на жену - это передача ей миллиона долларов, как минимум.
- Он не говорил, но, думаю, на его счетах, которые он не смог бы передать ей, даже если бы хотел, не меньше. Короче говоря, Серов дал ему увязнуть по самые уши, но при всем при этом он был человеком-подписью, человеком-функцией, никем.
- Все, что с подачи Серова он наобещал людям, оказалось фикцией. Избран он был липово, акции "Кемьцветмета" ничего на самом деле не стоили. Голодные люди злы, обманутые - еще злее. Писали, жаловались, требовали. Прислали комиссию, стали его проверять с пристрастием. И, конечно, докопались до фактов, за которые его можно было сажать в тюрьму с полной конфискацией.
- Он висел на волоске, понимал, что нужен какой-то смелый, неординарный ход, который избавит его от Серова, или хотя бы отвлечет подозрение от его сотрудничества с мафией. Серов не рядовой бандит, за ним крупные теневики Европы, не говоря уж о столице-матушке.
- Им он нужен, как управляющий нелегальным бизнесом, наместник - с одной стороны, и как козел отпущения в случае провала - с другой. Все его дела строго учитываются, отслеживаются и продажными чиновниками, и прокуратурами всех мастей, и госбезопасностью, но он их всех кормит, и пока его не спешат убирать. Но уберут очень просто и быстро, как только запахнет жареным в кабинетах тех, кто на самом деле держит регион в подчинении.
- Уверен - его палач повсюду ходит за ним, не вынимая руки из кармана: курок уже взведен. Вы правы, у меня солидная служба безопасности, моей разведке известно, что жареным уже запахло. Серова уберут и на него спишут все, что он и его люди не успели списать на Вырина - чудовищные хищения металла, использование рабов, незаконные сделки, убийства, подлоги и так далее.
- Опять будут говорить о мафии, о происках организованных преступных группировок, о проникновении криминала в промышленность - о чем угодно и о ком угодно, но только не о тех, кого Серов на самом деле кормил, не о тех, кому делал огромные состояния, открывал счета в зарубежных банках. Вы, Борис, не обижайтесь, но вы для Серова просто никто; настолько никто, что вас могут попросту забыть в этой переделке.
- Но запах жареного вы почувствовали вовремя. Серов, как и все бандиты его ранга, держится на вероломстве, для него нет ни своих, ни чужих, нет людей вообще. Надо - убьет, надо - сдаст органам, пообещает заботу о семье, долю из общака, райские условия отсидки, а захочет - организует несчастный случай в пенитенциарном учреждении любого режима.
- Видите, даже мне, бизнесмену, живущему в другой стране, дела которого не пересекаются с его интересами, известно о нем почти все. А уж компетентным органам и подавно. Но все не так просто. Во-первых, работают большие деньги. Во-вторых, большие люди. В-третьих, кто он такой? Живет себе старичок, пенсионер, никого не трогает. Таких Серовых по России, как грязи. Они очень удобны, ими прикрываются, их руками убирают неугодных.
Рой говорил неторопливо, зная, что Борис причастен к Серову, что каждое слово бьет и по нему, говорил, воздвигая стену между собою и Серовым, а стало быть, и Борисом, и Борису все время хотелось оглянуться - не стоит ли кто-нибудь за его спиной, кто придает ему уверенности и оправдывает его дерзость.
- И наступил момент, - продолжал Рой, - когда Вырин понял: его дача - замок на песке, его деньги - миф, он не успеет ими воспользоваться. О сыновьях и жене тоже никто не станет заботиться - с его информированностью ему не позволят дожить до первого допроса. Он приехал ко мне с интересным предложением.
- В верховьях реки, в глухой тайге, в брошенном урановом поселке база нашли осмий и, более того, научились производить осмий-187 по уникальной технологии. Кто стоял за этими разработками, не знаю, думаю, люди серьезные, располагавшие данными о россыпных месторождениях платиновых руд задолго до того, как было принято решение свернуть разработки урана в этом районе по соображениям экономической целесообразности.
- Вырина посвятил в свой бизнес Серов. За время общения с ним Вырин оброс связями и знакомствами. Когда его приперли к стенке, он не испугался, потому что знал: его отстранение - не говоря о заключении, или смерти - это крах Серова, шеф-покровитель не даст его в обиду. Но он ошибся. К власти пришла новая генерация, начиная с Минобороны и кончая правительством.
- На награбленное криминалитетом в первое десятилетие рынка государство решило наложить лапу. Благими намерениями, знаете, что вымощено? Не будем касаться внутри- и внешнеполитических мотивов. В конечном итоге эти мотивы им же и моделируются.
- Но факт, что ситуация стала выходить из-под контроля и грозить социальным взрывом - не все же имеют возможность торговать наркотиками, или стать киллерами, - Рой усмехнулся. - Одним словом, после того как Минфин прибрал к рукам банк, созданный на грязные деньги Серова, на очереди стал "Кемьцветмет", и Вырин понял, что его попросту сдают. Возникла ситуация, при которой выигрывает тот, кто наносит превентивный удар, но при этом сохраняя хорошую мину.
- Руками того же государства, которое уже развязало драку. Мне сорок, я дитя Первого международного фестиваля в Москве. Волею судьбы, мой отец разыскал меня, будучи главой американской фирмы - очень мощной, способной организовать производство и сбыт редких металлов, но главное - очистить зараженные земли этого района. Это очень дорого. Когда нечем платить зарплату, государство на это не пойдет - оно с этим не справится.
- Но при почти шестидесятипроцентной поддержке инофирмы - это шанс. Это выгодно. Вырин изложил мне свой план. Мне он понравился, там хватит всем - и нам и вам, и "Кемьцветмету". Но для того, чтобы выйти на высокий уровень с таким проектом, нужно доказать, что территория, которую предлагается рекультивировать, стоит затрат.
- Тогда эксперты моей  фирмы смогут обратиться в конгресс, или в торговое представительство России в Америке. Вырин все продумал, в районе рудника у него был кто-то, кто взялся выкрасть и доставить образцы осмия. Он обещал мне через пару недель их представить. Трудно вообразить, чего это стоило и как рисковали те, кто помогал Вырину, - каждый грамм на строжайшем учете: речь идет о сотнях тысяч долларов. На этом мы расстались.
Как ни старался Борис сохранить спокойствие, ему это не удалось: лицо его стало бледным, руки так задрожали, что пришлось спрятать их под стол, уши заложило, как будто он попал в разреженное пространство, и стало жарко.
Наверно, выражение его глаз испугало бы Роя, если бы не черные очки.
- Серов убил, - все, что понял из его рассказа Борис. - Серов убил. Кеша собирался доставить эти ампулы Вырину, они были для него единственным шансом спастись, выжить. Он и я виновны в смерти Аркадия, - ведь я отдал ампулу Серову, а он сразу вычислил Вырина и понял, что тот играет против него. И тогда он приказал его убить.
- Я рассказал, зачем приезжал Вырин. Вы удовлетворены?
Борис не знал, что ответить, что делать дальше. Ведь хитрый турок-полукровка, это фестивальное дитя, мог просто стравливать их с Серовым, руководствуясь своим интересом.
Борис чувствовал, что это не все, что знает Рой, но что, что еще? Отдать ему ампулу, избавиться от нее раз и навсегда, но что делать дальше?
- Я убью тигра в его доме, а что дальше?
Но тигр еще был жив.
- А почему я должен верить во все это? - спросил он упавшим голосом.
- Резонно, - пожал плечами Рой. - Можете не верить.
- Теперь, если вы получите доказательство, что осмий в руднике есть и там производится, обойдетесь без Вырина? Вам даже выгодно, что его не стало - не нужно делиться!
Рой посмотрел на него снисходительно:
- Глупо, Борис. Вы ничего не поняли. Представьте, что я - глава маленького района областного значения. Если меня убрать, этого никто не заметит, кроме моей жены. Никто не станет разворачивать производство там, где нет дорог, где нельзя жить из-за радиоактивного фона. А рекультивация обойдется приблизительно в пять миллиардов долларов, вы это можете понять? Такие вопросы решаются на уровне стран - потенциальных партнеров. При чем здесь Вырин, или Рой?
- И тогда Серова сметут?
- Его сметут раньше. Как известно, шила в мешке нельзя утаить.
Борис достал сигарету и закурил.
- А вы не думаете, что я расскажу Серову о нашей беседе? Что, если никакого образца у меня вовсе нет? Откуда он у меня, в самом деле?
Рой помолчал.
- Неужели я так глупо выгляжу, Борис? - спросил он, наконец. - Приходит в офис человек и предлагает купить у него осмий-187, называя себя частным лицом. Значит, или его ищут все спецслужбы России, или он сумасшедший, или осмий оказался у него случайно, и он сам не знает, что с ним делать. Во всяком случае, не проверив, как минимум, эти три версии, встречаться с ним было бы верхом несерьезности.
- Ну и что же вы выяснили? Что я бандит, да? Раз действую в интересах пахана Серова? У вас что здесь, охрана? Может быть, я под снайперским прицелом? А если осмий - уловка, повод выманить вас, взять в заложники и потребовать выкуп? Серов бы не поскупился?
Рой невозмутимо смотрел на Бориса.
- Богач, который лопухнулся, нередко озлобляется на весь свет и начинает стяжать еще больше. Паренек, которого дама приятной наружности завлекла за угол, где поджидали крепкие парни, чтобы отнять у него первую зарплату, больше не поверит в любовь, - усыпляющим говорком пустился в философию он. - Зло порождает зло.
- Да на хера мне ваши проповеди? - вскричал Борис. - Можно подумать, вы, или Вырин заботитесь о процветании государства. Это Серов заботится. Это он подобрал брошенный участок тайги и наладил производство. Это он подобрал комбинат, основал банк, фонд, вкладывал деньги в мэрию и город, построил рестораны, отремонтировал Дворец спорта, организовал акционерное общество.
- Рассказывайте мне про любовь. Конкурента хотите устранить, да? А вот тебе хрен, фестивальный мальчик. Нашел свободные уши лапшу развешивать. Государство. Оно меня и моего брата бросило на больную мать со смехотворной пенсией, в колонию меня упрятало в четырнадцать лет.
- И когда бы Серов не подобрал, я бы сдох с голода. Я четыре года металл гонял за бугор, думаете, сам бумаги на вывоз рисовал? Их государственные чиновники выдавали. По двести процентов прибыли наваривали. А попробовали бы они из общака украсть - их четвертовали бы.
- Да ваше государство - первый враг человека, вся эта чиновничья братия только и рыскает, где бы поживиться, кого бы заложить и продать, с кого налоги содрать. Мне в тюрьме было бы жить проще, чем в государстве, там хоть закон есть.
- Вы выяснили, кто я такой? Я - один из тех крепких парней, которые поджидают влюбленных пареньков за углами. Кошка - это кошка, господин Рой. А мышка - это мышка. Я бандит, а вы - генеральный директор. Я сын вора, а вы - сын миллионера. Между нами нет ничего общего.
Рой слушал, как слушают гинекологи, когда им рассказывают, откуда берутся дети. Дождавшись, когда Борис выпустит пар, заговорил негромко:
- Четверть века тому назад один человек украл цистерну с бензином. Красиво украл, как в детективном романе: на полном ходу сумел отцепить и перевести на стрелку, а там уже поджидали бензовозы.
- Прибыль была по тем временам баснословная, двести семьдесят рублей. Влепили ему десятку - за хищение в особо крупных. Дело, конечно, не в той цистерне, а в том железнодорожном составе, который к ней подцепили - раз уж все равно загремел.
- Адвокаты продолжали сражение, и правда должна была восторжествовать, и тогда проворовавшиеся деятели решили утопить концы: нет человека - нет проблемы. Подговорил его один бывалый уйти в побег.
- Человек уже разуверился в правде, понимал, что десять лет не протянет, и согласился - хоть детишек напоследок повидать. Рецидивист его спровоцировал, вывел на запретку, а сам не пошел. Часовой того человека застрелил, а рецидивиста, как было обещано, выпустили за хорошее поведение.
- Это вы к чему? - насторожился Борис.
- Это я о кошках и мышках, господин Аринин. За четверть века эта кошка столько мышек съела, что впору подавиться. И тех, кто к углу подводил, и тех, что за углом стояли - никем не брезговала.
- Кто рецидивист-то? - не унимался Борис.
- Серов. А человек, укравший цистерну с бензином, ваш отец. Вместе они сидели.
- Не понял.
- Это можно легко проверить. У меня в службе безопасности, как вы верно уже подметили, не сброд, а бывшие сотрудники МВД. И уж о таких-то китах, как Серов, им известно все. Вы хотели узнать, кто убил вашего друга? Это не по моей части. Прокуратура разберется, если, конечно, захочет. Но знать, с кем мне предстоит иметь дело, я должен был, правило у меня такое. Нравится вам с Серовым - я не переманиваю, к себе не возьму, несмотря на ваш чемпионский титул.
- Вырин был главой района, правая рука и особо доверенное лицо Серова, на их альянсе город да еще сотня человек держались. А убрал, как пылинку сдул с рукава. Друг ваш Сосин не в счет, с такими, как он, Серов вообще не считается - подумаешь, телохранитель. Он и фамилии его, уверен, не запомнил.
- А если вы думаете, что он вас подобрал, чтобы покормить и обогреть, ошибаетесь. Серов уголовный авторитет, правда? И учил он вас явно не сапоги тачать. Вы инструмент, Борис. Если бы не ваша мать, Серов бы вас раньше крестил - она ему цену знала и оберегала вас от него. Зато когда она умерла, никого рядом с вами не оказалось, и Серов проявил участие - это ему ничего не стоило.
Борису показалось, будто он вышел на площадь перед народом, чтобы что-то сказать, и забыл - что.
- Хорошо поработали, - вымолвил едва слышно. - А кого, по-вашему, представляет Трубин? - спросил он.
- Поживем - увидим. Как сказал один философ: "Время обнажает историю".
- А если его нет, времени? Трубин не меньше Вырина нуждается в средствах. Я читал, он назначен решением самого премьера? Значит, ему проще, чем Вырину, решить вопрос об этой культивации?
Впервые за все время беседы Рой посмотрел на него, как на равного.
- И все-таки я бы предпочел подождать.
- Завтра с Трубиным собираются встретиться Серов и его компаньоны, - выложил Борис. - Я человек маленький, ни черта в политике не понимаю, но и козе понятно, о чем предстоит разговор: Трубмну попытаются втолковать, на чьи деньги он собирается тут строить новые рыночные отношения. А мытьем, или катаньем - это уж как получится.
- То есть?
- Это я о превентивном ударе. Драка-то уже развязана? Предложение, с которым к вам приезжал Вырин, может оказаться козырной картой Трубина. Да и вам с ним будет проще решить вопрос - при его-то связях в министерствах?
Рой уже не пытался удерживать положение ведущего, позабыл о менторском тоне человека, сознающего свое превосходство.
- То есть вы хотите предложить все сообщить ему.
- Я хочу сказать, что для вас это будет более короткий путь, чем через представительство России в Америке.

                Глава 21. Лера Трубина.

Ранним утром пахнуло холодом, разорвало в клочья низкий молочный туман в верховье реки, потащило вдоль берега, редко поросшего сосной. Солнечный луч отразился от дюралевого борта моторки, испуганно сверкнул таймень под плавнями, протрещал побудку дятел-непоседа, и хариус, как по тревоге, ушел на подскальную глубину.
Борис сбросил скорость, подрулил к старой деревянной пристани. Лера, одетая в яркую красную куртку, в по-деревенски повязанном платке, уже ждала в условленном месте, с нею был сын Иван, его оранжевый пуховик и защитная панамка виднелись издалека.
- Привет, Ваня, - протянул руку Борис. - Не зевай - кто рано встает, тому Бог подает. Прыгай.
Он усадил Ивана рядом с собою за руль, помог Лере.
Город еще спал; в эфире блуждали сонные голоса:
- Забрал женщину и мальчика возле старой пристани, - комментировал происходящее на берегу охранник Серова.
- Трубиных? - уточнил другой.
- А то кого же, от самого дома вели. Продолжать наблюдение?
- Проводите их до третьего поста, дальше шоссейной дороги нет. Сколько у него бензина?
- Полный бак и канистра с собой. До пятого поста и обратно хватит.
Борис пообещал Серову, что задержит их настолько, насколько понадобится, но полной уверенности, что старик выпустит его из-под контроля, не было. На том этот пахан стоял всю жизнь, соблюдал старинную лагерную заповедь: "Не верь, не бойся, не проси".
Серов послал за ним Клыка в Беларусь, потому что не верил Борису; послал Егора в тайгу, потому что не верил Борису. Теперь Борис больше не верил ему.
- Ты не волнуйся, - весело подмигнув Лере, перекричал он треск мотора. - Ты же веришь мне?
Лера кивнула, раскинула руки навстречу ветру.
- Жаль, что раньше не катались! - крикнула в ответ.
Ванька смотрел по сторонам округлившимися от восторга глазами. Перед поворотом Борис нарочно разогнался и заложил крутой вираж, лодка накренилась.
- Ой, - вцепившись в руль, закричал мальчик.
Они засмеялись. Дальше русло расширялось, берега становились все более пологими, город остался позади. Дорога, шедшая все время параллельно руслу, теперь сворачивала, и здесь уже наблюдения можно было не опасаться.
Борис глянул на часы: в намеченный график укладывались точно.      На пятом километре они пристали к берегу, Борис спрыгнул в воду, подтащил лодку и помог Лере с сыном выйти.
- Ну, пойдем, грибы поищем? - протянул он Ивану корзину. - Не заблудись.
Предстояло вернуться пешком на полкилометра; за осинником начиналась лесная дорога, на ней поджидала "девятка". Ташкент, воспользовавшись паузой, протирал замшей стекла. Неподалеку вертелись жена и старшая дочь Аркадия.
- Привет! - крикнул Борис издалека. - Знакомьтесь. Лера, это Ташкент, он вас доставит в аэропорт в лучшем виде.
- Очень приятно, - осклабился Ташкент.
- А это семья Аркадия Сосина.
Женщины поздоровались, дети смущенно остановились друг против друга. Ташкент достал из багажника Лерину сумку.
- Переодевайтесь! Быстренько, два часа до вылета! - распорядился Борис. - Ташкент, билеты у тебя? Давай сюда.
Лера сняла яркую куртку, протянула ее Сосиной.
- Спасибо вам. Приезжайте в Москву, будем ждать.
- Счастливо добраться. - Куртка была чуть великовата, но как только она повязала белый Лерин платок - стала походить на нее даже на близком расстоянии.
Ванькина куртка пришлась девочке впору.
- Ну вот, кажется, порядок, - сказала Лера, сменив резиновые сапожки на туфли.
- Паспорт, свидетельство о рождении?
- В сумке. - Лера посмотрела Борису в глаза: - Отца береги.
- Сели на дорожку! - приказал Борис и первым присел.
Все последовали за ним. Наступила тишина. Покачивались голубые верхушки елей на ветру. - Заводи, Ташкент. Как только взлетят, звони Трубину.
- Да понял я, понял, сколько раз можно повторять! - проворчал по своему обыкновению Ташкент.
Машина стала удаляться и вскоре скрылась в лесной чаще. Борис осмотрел женщину и девочку, довольно улыбнулся:
- Под микроскопом не отличишь. Ну, дочка, теперь я тебя, наконец, покатаю. Держись.
Он подхватил крестницу на руки, понес. Жена Аркадия шла с корзинкой сзади, изредка наклоняясь за ягодой, потом остановилась вдруг:
- Борис.
- Ну?
- А что, если они поймут?
- Если поймут - постараются перехватить Леру в аэропорту. А вам в любом случае ничего не грозит.
- Да я не о том.
Он понял, что она имела в виду последствия для него. Но ничего не сказал.
- Сейчас мы покатаемся полчасика, побродим по берегу - дадим им улететь. А потом я отвезу вас.
- А сам?
- А у меня дела, - уклончиво ответил Борис и пошел, не оглядываясь, к берегу.
Они пронеслись на моторке сквозь скальные ворота - в обратном направлении, Борис виражировал, увеличивал скорость до предельной, а потом резко сбрасывал и опять рвал с места, разворачивался, где позволяла ширина реки, веселя девочку и демонстрируя возможному наблюдению, что все идет по плану - пленники в его руках.
- Все нормально, - докладывал тем временем один из наблюдателей, - катаются.
- Где катаются?
- Доплыли до третьего поста и повернули назад, думаю, поехали на пятый пост, туда, где скит.
- Все, возвращайся. Я тебе говорил - он деньги любит.
- Кто же их не любит! - рассмеялся человек в "БМВ", проводив исчезнувшую за поворотом реки моторку. - Только не всем дают в таком количестве.

                Глава 22. Борис.

Небо было ясным - самолет должен был вылететь без задержки - в полдень. Борис подумал, что к продавшемуся мэру города теперь Трубин не пойдет, а как только узнает, что Лера с Иваном благополучно добрались до Москвы, поднимет на ноги всю милицию и ФСБ.
На ментов Борис никогда не работал - не верил им; пока суд да дело - глядишь, половина откупится, остальным припаяют годик-другой условно.      Покатавшись еще полчаса для верности, он прижался к берегу, чтобы легче преодолевалось течение, и помчал в город.
Слежки он теперь уже не опасался, если его неурочное возвращение засекут, будет даже неплохо. Причалив к мосткам неподалеку от дома Сосиных, он подхватил на плечо мотор и зашагал по знакомой тропинке.
- Борис, - снова осторожно заговорила женщина, - ну, может, не стоит, а? Останься с нами?
Как раз этого делать было никак нельзя: теперь он был магнитом, способным притягивать беду.
- Вас никто не тронет. Что с вас взять. Вы вне игры. Вот тебе деньги, хватит надолго, здесь много. - С этими словами Борис передал вдове Аркадия большую пачку баксов, замотанную скочем.
Расставаться с ними Борису не хотелось. Он знал, что для ментов он теперь - один из приспешников Серова, для Серова - отступник. Рано, или поздно все должно было прийти к такому финалу.
Лучше раньше - жить под угрозой разоблачения надоело. Даже если бы не было Аркашиной смерти, нужно было что-то делать с собой. В том, что Серов бы его сдал, как сдавал всех, даже самых близких и преданных, он уже не сомневался.
- Я позвоню, - сказал Борис, садясь в машину. Хотел сказать: "В воскресенье приду плотничать", но передумал - лжи на свете и так достаточно.
Уезжать было, как пуповину рвать. Так уехал к морю Аркадий. Машина медленно выползла за ворота, и женщина долго смотрела ему вслед. На Трубине не было лица.
- Что теперь?
- Теперь мы уже ничего не можем, - объяснил прокурор, - на все дальнейшие действия нужна санкция.
- А где Борис? - неожиданно спросил Трубин.
За оградой промелькнула "девятка" Бориса. Нельзя было терять ни секунды. И Серов, и Клык наверняка попытаются улизнуть, хотя Клыка скорее всего уберут подручные старика до ареста.
Но ни их аресты, ни взаимные расчеты Бориса не устраивали. Узнав, семьи Трубина нет, Серов догадался о мышеловке. Вряд ли он теперь станет вызывать вертущку: Борис знал о площадке возле рудника, да и логово в тайге едва ли устроит подпольного миллионера.
Тем более что там вскоре объявятся спецназовцы МВД. Борис проскочил по центральной улице, свернул в старый район - к набережной, на противоположном конце сквозного проезда успел заметить знакомый "БМВ" и увязался за ним, стараясь удерживать дистанцию в сотню метров, чтобы не попадать в поле зрения.
"БМВ" направлялся к его дому - это он понял, руководствуясь простой логикой: машина была в распоряжении кого-то из подручных старика, и если он отпустил их в такой момент - не иначе как по его душу. Наверняка распорядился доставить к нему, или прикончить.
Это последнее успело уже утвердиться в его сознании и стать привычным, неотъемлемым мотивом существования в последние дни; жизнь в постоянной готовности к худшему была его жизнью, смерть - закономерностью.
Поэтому, когда Борис увидел выходящими из машины Клыка и Седого, ничто не шевельнулось в его душе. Двое ворвались во двор, стали барабанить в дверь и заглядывать в окна.
Клык просунул руку в открытую форточку, отодвинул шпингалеты и проник вовнутрь, Седой стоял у входа, воровато озираясь и держа руку за пазухой. Вскоре дверь отворилась, и он вошел.
     Оставив машину у подъезда девятиэтажки напротив, Борис сиганул в огород через забор. С тыльной стороны его дома было всего два окошка да зеленая рассохшаяся дверь черного хода окошки были маленькими, световыми, находились под потолком в сенях - ни пролезть в них, ни даже что-либо увидеть без подставки нельзя было.
В несколько секунд прошмыгнув к двери, он замер, прижавшись к стене, отдышался. Шаги, говор, грохот выдвигаемых ящиков комода доносились из глубины - Клык с охранником рыскали по комнатам.
Борис просунул в щель лезвие ножа, приподнял щеколду и, стараясь не скрипнуть, медленно приоткрыл дверь - настолько, чтобы можно было проникнуть в сени.
Здесь была деревянная лестница со скрипучими ступенями и почерневшими от времени перилами. Борис достал "ТТ", улучил момент и проскочил мимо проема за дверь. В щель ему виден был охранник, копавшийся в навесном кухонном шкафчике.
Ничего не найдя, он пошел к лестнице на чердак, вероятно, рассчитывая найти там золото. Оказавшись за его спиной, Борис резко ударил его по затылку, охранник рухнул на пол.
- Руки вверх, - крикнул Борис, ворвавшись в комнату с пистолетом в вытянутой руке. - Спиной ко мне. Выгребай из карманов все, что украл, ну?
Клык выронил из рук крышку супницы, стоявшей в буфете. Там у Бориса были деньги, отложенные на жизнь - немного, долларов сто пятьдесят. Остальные хранились в тайнике, найти который было непросто.
Вместе с прикарманенными деньгами на стол легли "ТТ" с глушителем, нож, наручники.
- Ты не понял, Борис, - трясясь от испуга, причитал Клык. - Лом на допросе раскололся, тебя назвал. С минуты на минуту сюда нагрянут, обыск устроят. Серов прислал нас тебя предупредить.
- Заткнись, гнида! - Борис торопливо обыскал его, нашел маленький "Браунинг" и "Кольт".
Рассовав деньги по карманам, ударил Клыка по подколенным связкам стопой, и тот, взмахнув руками, упал навзничь. Упершись коленом ему в грудь, Борис ткнул ствол ему в подбородок:
- Это ты меня предупреждать пришел с глушилкой на стволе, крыса? Кто убил Аркадия Сосина? И не вздумай врать! Ты?
- Нет, Борис, - просипел Клык, тараща глаза. - Я не убивал. Серов приказал доставить к нему Вырина.
- Ты знаешь! Ты за Аркадием дежурку послал, - издалека послышались звуки милицейской сирены.
Борис бросил взгляд на окно.
- Я выстрелю.  Мне терять нечего.
- Не надо. Вадим Исакович его, зам по режиму базы с командой.
- С какой?
- Есть у него спецкоманда, профессиональные зеки. Киллеры, работают на Серова.
- Ты один из них?
- Да ты что, Борис.
- А таможенника добил ты.
- Если бы он попал в руки белорусских ментов, всем каюк.
- Кто ему давал сведения о прохождении редкозема через границу?
- Вырин. Серов каким-то образом узнал об этом и приказал.
- Где эта команда скрывается?
- На базе в тайге.
Сирены удалились, их включала проезжавшая скорая. Если Клык не врал и менты действительно собираются его арестовать - подъедут втихаря. Так или иначе, нужно было спешить. Борис метнулся в сени, подтащил к лестнице охранника и пристегнул его наручниками к перилам.
- Выходи! - рванул за шиворот Клыка и сильно ткнул стволом в спину. - Вперед, быстро. Мне терять нечего.
Он вывел его во двор, дверь на ключ запирать не стал - не хотел, чтобы ломали материн дом. Держа руку с пистолетом в кармане, вышел вслед за Клыком на улицу к "БМВ".
- Садись за руль! - приказал. Сам сел сзади, для острастки взвел курок: - Любой неожиданный маневр будет для тебя последним! Поехали к Серову.
Близился час пик. На зеленый свет они явно не попали - приходилось останавливаться на каждом перекрестке. Зато когда вырвались на окраину, Борис приказал гнать на всю катушку: на их пути повстречались три оперативные "Волги", заставив его лечь на сиденье.
Клык въехал на пригорок, заглушил мотор и накатом спустился к воротам.
- Посигналь, - сказал Борис.
Ворота никто не отпирал. На повторный сигнал тоже не откликнулись. Бориса охватило недоброе предчувствие: Серов удрал. Он выключил двигатель, забрал ключи.
- Шагай!
Прикрываясь Клыком, дошел до калитки, ударил по ней ногой. Запор вырвало с куском дерева. Двор был пуст. Между дровяником и гаражом стоял надраенный до зеркального блеска "Мерседес" Серова.
- Значит, не успел уехать, - с облегчением подумал Борис, направляясь к дому, но не успел сделать и трех шагов, как в проеме распахнувшейся двери возник двухметровый телохранитель с "Макаровым".
- Брось ствол! - скомандовал зычно.
Реакции их рознились на четверть секунды - ровно столько потребовалось Борису, чтобы рвануть за плечо Клыка и, прикрывшись им, выстрелить в телохранителя из-под его руки.
Тот нажал на курок почти одновременно с ним, пуля угодила Клыку в голову. Раньше, чем они упали, Борис ворвался в дом:
- Лежать, - заорал он, неизвестно кому адресуя команду.
В сенях, в комнатах первого этажа, на кухне, в чулане никого не оказалось. Он бросился вверх по лестнице на второй этаж, где находился кабинет Серова, толкнул дверь.
Серов сидел в глубоком кожаном кресле; половина лица его была залита запекшейся кровью из простреленного виска. Оружия в руке не было - значит, старик не последовал примеру Вырина, а кто-то его убил.
Что-то было зажато в его кулаке, Борис спрятал пистолет, разжал пальцы Серова. На пол упали ключи с фирменным "мерседесовским" брелком. Внизу тихонько скрипнула дверь.
Забрав ключи, он скатился по лестнице. Бледный, как поганка, вьетнамец стоял посреди комнаты. Увидев Бориса, он высоко поднял руки и опустился на колени:
- Стреляй не нада, - залепетал. - Моя не виновата. Моя хозяина не убивала.
Борис поднял его за волосы:
- Кто его? Говори, быстро!
- Много люди приезжала, три люди приезжала, - выбросил вьетнамец пятерню. - Долго Вадим говорила, потом стреляй из кабинета. Моя погребе прятался.
Борис отшвырнул его в угол, как кутенка, но до двери дойти не успел: за забором взвизгнули тормоза, захлопали дверцы, топот бегущих ног рассыпался по периметру.
- Аринин, Борис, - зычно крикнул кто-то в мегафон. - Подними руки вверх и выходи. Ты окружен, сопротивление бесполезно.
- Ловушка, - понял Борис. Что-либо предпринимать было поздно: двор наверняка контролировали снайперы - каждое окно и дверь. Однако во двор почему-то никто не входил.
- Борис. Даю пять минут на размышление. Гарантирую жизнь.
- А еще "белий булька, шнапс и много руссишен баба", - мысленно закончил Борис тираду. - Зарекалась свинья дрянь жрать. Менты Серова покрывают, там сидит его человек.
Время пошло. Шаги, моторы, голоса смолкли, наступило пятиминутное затишье. За всеми окнами было не углядеть: не исключено, спецназовцы перемахнули через забор с обратной стороны и поджидали у гаража.
Через пять минут они бросят в окно газовую шашку и возьмут его тепленьким, в слезах и соплях. Знакомые варианты, проигранные.
Борис сорвал с себя куртку, швырнул вьетнамцу:
- Одеваться быстро. Как там тебя?
Вьетнамец попятился, замотал головой:
- Нет одеваться.
- Ну? - направленный ствол возымел действие.
Путаясь в рукавах, вьетнамец надел-таки куртку, Борис собственноручно напялил ему на нос свои очки: - Добежишь до машины, понял? Быстро беги! Заведешь, подгонишь к крыльцу и откроешь дверцу.
- Поняла, поняла, - закивал головой вьетнамец.
Борис схватил его за воротник, подтащил к двери. На машину он, конечно, не рассчитывал – вьетнамец, скорее всего, и водить-то не умел: маневр должен был отвлечь внимание снайперов секунд на пятьдесят, и тогда уйти.
- Пригнись - и бегом! Бегом, ходя, слышь? - прошипел он вьетнамцу на ухо и, не дожидаясь ответа, толкнул ногой дверь.
Как он и ожидал, вьетнамец понимал больше, чем хотел показать: почему-то положив ладони на затылок, пригнулся и опрометью бросился к "Мерседесу". Результатов эксперимента Борис дожидаться не стал, рванул створы окна, выходившего на реку.
С улицы что-то кричали, но разбирать было недосуг. Он поставил ногу на подоконник и, с силой оттолкнувшись, прыгнул на траву головой вперед. Двух кувырков хватило, чтобы оказаться возле густого кустарника вдоль забора.
Здесь его и настиг взрыв - сильный взрыв, от которого вздрогнула земля и горячая тугая волна ударила по перепонкам. Еще не сообразив, в чем дело, Борис упал, перекатился и втиснулся между кустами и изгородью.
Из укрытия видел: на том месте, где стоял "Мерседес", вздыбилась земля, и обломки машины, падая с небес, грохотали о дворовые постройки. Еще через несколько секунд отовсюду послышались команды, крик, с забора посыпались, хлынули в ворота люди в камуфляже и бронежилетах.
- Сволочь, - понял Борис замысел Вадима Исаковича. - Чисто “гэбэшная” работа. Покатался бы я на “Мерседесе”. Никто бы тогда не доказал, что это не я убил пахана.
Не оглядываясь, он пополз на четвереньках вниз, к реке. У самого берега, где дощатая изгородь заканчивалась и к столбам была приколочена металлическая сетка, выбил ногой широкую доску, вылез наружу.
Позади на пригорке стояла “Волга”, возле нее никого не было, однако возвращаться Борис не стал - спустился к реке и, войдя в воду, поплыл на противоположный берег, отделенный от города лесным массивом.
Борис понял, что ничего не  сможет доказать в свое оправдание, да это и было уже бессмысленно. Теперь его задержат, как особо опасного преступника, предъявят обвинение в целом ряде убийств, и если даже не расстреляют, свободы он уже не увидит никогда.
Но последнее - он должен успеть. Только бы добраться до конторы рудника. “Волга” стремительно приближалась к базе. Короткими очередями из “Стечкина” Борис уложил шестерых охранников.
Стремительно вломился в кабинет Серова, в прыжке уложил ударом ноги Вадима Исаковича на пол. Его пистолет отлетел в угол кабинета. Стол был завален различными бумагами и огромными пачками баксов.
Борис схватил чистый лист бумаги. Быстро написал координаты схрона спецбанды Вадима Исаковича в тайге и подписался. Связал главу банды, выволок старика во двор, втолкнул в машину и погнал ее к мосту через каменное ущелье. Вадим Исакович пришел в себя, зачмокал разбитыми в кровь губами.
- У меня много денег, парень, слышь, вместе сумеем уйти, заживем богачами.
- Долго же ты, гадина, морочил всех, сколько людей погубил своим ядом. Не дергайся, старик, недолго тебе жить осталось.

                Эпилог.

Стрелка спидометра стремительно поднималась, скорость росла. Перед Борисом стремительно проносилась вся его недолгая, непутевая жизнь. Он  подался всем корпусом вперед, и, ухватившись обеими руками за руль, изо всех сил повернул его вправо.
“Волга” проломила деревянные перила моста и на несколько секунд зависла между звездным небом и каменной пропастью. Потом со дна ущелья донеслось эхо далекого взрыва, поднялись языки пламени и опали. Вот и все.