На море шторм. Коричневатая гладь Финского залива удивительно похожа на огромное свежевспаханное поле, по которому неторопливо, толчками, ползут редкие барашки холодной морской пены. Тонкая полоса чистого неба на границе с водой синеет глубокой матовой пастелью, прямо над нею – светло-серые кучевые облака распушили свои мохнатые брюшки.… Еще выше торопливо плывут их суровые братья, темно-серые грозовые тучи с рваными краями, заслоняя собой все оставшееся небо.
На земле, куда ни кинешь взгляд, тоже бушует море, только неровное, колышущееся, переливающееся всеми оттенками зеленого. Темными островками выделяются высокие разлапистые ели, нежным салатовым цветом трепещут тонкие верхушки осин и берез. Ветер запутался в толстых ветках и матовых, шероховатых кронах величавых корабельных сосен, он гудит в проводах и пронзительно воет в балконных перекрытиях….
На улице никого. Только чайки с резкими криками скользят в воздухе, расправив узкие крылья. Одна, две, десять, пятнадцать…. Много. То слетаясь вместе, то разлетаясь, то опускаясь с нисходящими воздушными потоками, то, неторопливо взмахивая крыльями, поднимаясь наверх, они исполняют диковинный танец под музыку вечернего шторма. Издали они напоминают стайку ночных мотыльков над светлым кругом настольной лампы, мягко горящей в темноте теплыми летними ночами…
Неожиданно одна из чаек, видимо, самая смелая, села на деревянные перила балкона перед моим окном. Крылья у нее оказались серые; а голова, с толстеньким, немного похожим на карандаш, загнутым клювом, и кончик хвоста – черные. Блестящие глаза в светлом ободке внимательно смотрят на меня. Постепенно на перилах собирается целая компания и долго неподвижно сидит, только резкий ветер взъерошивает перья. У меня затекла нога. Приподнимаюсь. Одно мгновение – и чайки уже снова в полете, рассекают собой темное грозовое небо, как белые маячки в царстве разбушевавшейся стихии…
Шторм утихнет только под утро, уступив место прозрачности небес и ярким бликам солнца на водной глади Финского залива…
5-9.06.09