Вряд ли Фалес Милетский – первый в истории философ, – начиная осмысливать видимый мир, представлял, до каких масштабов разовьется философии. В его времена (640/624 – 548/545 гг. до н. э.) и слова-то такого не было, как «философия», хотя, разумеется, как-то обозначались мудрые начинания и начинатели.
По сообщениям Диогена Лаэртского (III в. до н. э.) термин «философ» впервые употребил Пифагор, которому было 25 лет, когда умер Фалес Милетский. И хотя установить документально автора термина «философ», как и более позднего «философия», не возможно, самое раннее сочинение, в котором встречается слово «философ» принадлежит Гераклиту, жившему примерно в то же время, что и Пифагор.
Неизвестны так же и предшественники Фалеса Милетского, но довольно и того, что одна маленькая Ионийская Школа мудрости, основанная им развилась за 26 столетий до тысячи крупных и сотни тысячи мелких Школ философии. В свою очередь право-позитивными результатами деятельности этих Школ является возникновение целого содружества филологических наук (несколько десятков дисциплин), психология (десятки специализаций), социология, экономика, политическая экономика, политология, культурология, методологика науки и, как совокупное выражение прикладного аспекта теоретической философии, каковым является постиндустриализм – сциентизм и антисциентизм.
Тем не менее, не смотря на всю свою безальтернативность и самую фундаментальную продуктивность, философия регрессирует в формах сознания абсолютного большинства людей. Это видно из пренебрежительного отношения к философии и философам...
Итак. Если мы пришли к пониманию, что этимологическая сущность философии (любовь к мудрости) не прихоть первых философов, не дань уважения абстрактной мудрости, не традиция, охраняемая из благородных соображений, а объективная закономерность человеческой природы, как совокупного развития мыслящего духа в любых целесообразных сферах деятельности, то дальнейшее движение по восходящему дискурсу будет значительно облегчено. Слово «философия» и любое другое слово на любом другом языке – является результатом психосоциальной эволюции, выражающейся процессом языковой формализации, то есть продуктом интерпретационных моделей, речемыслительной физики, наконец. За бортом мыслительных щупалец автора и, естественно, читателя остается только тайна географической точки философии... Почему она возникла только и именно в Древней Греции? Этому есть только одно эксплицитное объяснение – древнегреческие нравы акциденто получили эстетическую форму развития, а это уже действительно может переадресовывать мысль от продуктов мистического (многобожье, мифы и т. д.) к продуктам действительного. То есть понимание прекрасного расшатывали языческие догмы древних греков, а высвобожденная от оков доксизма мысль уже естественным образом стала обращаться к природе и духу, к действительности.
Собственно, чего мы ожидаем найти на самой высокой вершине ОБЩЕФИЛОСОФСКОГО дискурса?
Альпинист, покоряющий горную вершину, понятно, чего.
Лучше нет красоты, чем смотреть с высоты...
Простите за шутку. Но право дело, надо знать, что альпинизм помимо достижения спортивных целей и состязательных результатов направлен еще и на научную работу в области геологии, картографии и некоторых других дисциплинах естествознания. Факт покорения самой высокой точки Земли – Джомолунгма (Эверест) 8848 м. – помимо научно-спортивных целей, имеет еще и рефлективное значение, то есть позволяет лучше осознавать людям свои эвристические (победные) возможности.
Исходя из выше сказанного, представим себе пирамиду познания или гору, куда более высокую и сложную для прохождения, чем Эверест и любая другая физическая вершина. Ясно, что покорят вершину познания, возьмутся только те, кто любит философию, так сказать: испытывают чувство любви к любви, любящей мудрость. И это не абракадабра, как может кому-то показаться, а самая что ни на есть строго выверенная логическая конструкция.
Убежден, что в мире не мало преданно любящих философию, но как ни странно приходиться с горечью констатировать, что до сих пор не определены «права и обязанности философов», а это значит, что есть проблемы и в стандартизации научных интересов, поисков и исследований философских предметов. Да и вряд ли возможно их определить путем традиционного аргументирования. Они – «права и обязанности философа» - лежат на вершине мыслящего духа, иными словами: на Четвертом полюсе Земли – мегаэпистемологии...
Три предшествующие полюса это – Арктика (Север), Антарктида (Юг) и гора Джамалунгма уже покорены человеком. Но для нового этапа развития мыслящего духа не хватает Четвертого полюса, образующего кубическую устойчивость общечеловеческого порядка – мышления и поведения...
Если и это понято, а так же и принято, то остается все лишь условиться в выборе когнитивных средств восхождения на вершину мегаэпистемологии, что ни в коем случае не означает его попутного усвоения, но право-позитивную эвристику – да. Ведь поднявшиеся на Эверест не просвечивали как рентгеном недра горы. Так и в познании необходимо констатировать только то, что достигнуто, усвоено, совершено или может быть усвоено и совершено в перспективе. Совершенно точно установлено нечто аналогичное дискретным функциям кванта в человеческом познании, то есть философ может, минуя определенные объемы конкретных научных знаний, достигать результаты, логически ожидаемые лишь после усвоения «обойденных» стороной знаний. Разумеется, это говорит в пользу интуитивизма, что вступает логический диссонанс со строгой научностью автора в деле познания мира и духа. Но диссонанс сродни логическому противоречию и даже прямой ошибке возникает лишь в том случае, если признать интуицию – источником знаний, как делал это А. Бергсон, Н. Лосский и мн. др., в том числе Жиль Делез. Даже на примерах выше названых и весьма крупных фигур в современной философии отчетливо видно, что всякое оперирование интуицией приносит познавательные плоды в виде большей или меньшей информативности только тогда, когда носитель интуиции опирается на богатейшие базовые знания.
Так и здесь, Четвертого полюса Земли не видать, точнее на него не взобраться тому, кто не обладает достаточной богатой знаниевой базой. И если уж кому-то из дагестанцев удастся взобраться на вершину мегаэпистемологии, где лежать аккуратными списками ПРАВА И ОБЯЗАННОСТИ ФИЛОСОФА, то его я смогу смело причислить к кругу своих абсолютных единомышленников. А поиск и развитие единомыслия для философа есть непреложная и критериальная обязанность.