Красота убивает

                Вред красоты.
   
   Красота, безусловно, вредна. Почему? Не потому, конечно, что знаменитое «Красота спасёт мир» сказал рупор русского национализма и ренегат-социалист Фёдор Достоевский (приговорённый к расстрелу за участие в обществе последователей французского социал-утописта Шарля Фурье, возглавляемом Михаилом Буташевичем-Петрашевским – правда, прямо на эшафоте всем приговорённым казнь заменили каторгой). Достоевский, конечно, любим националистами, но сам себя так не позиционировал, а знаменитые пассажи об «административном восторге» и критика тоталитарного мышления на примере Родиона Раскольникова – тоже ведь его рук дело. Тут дело в другом.
   Вы никогда не задумывались, что красота – эффективное оружие тоталитарной идеологии? Не думали, сколько людей покончили с собой, сочтя себя некрасивыми? Не сопоставляли понятия «красоты» и «дресс-кода»? Это и есть опасность красоты – выглядящая естественно диктатура внешности и поведения, не всегда связанная с оптимальным сосуществованием в обществе.
   Но всегда существовали те, кто пересматривал эти рамки – ситуационисты, футуристы, панки, трансгуманисты... Можно по-разному относиться к их деятельности, то отвергающей иллюзии, связанные с красотой, то логично доводящей её до абсурда вызывающими нарядами и гримом. Значит, красота – понятие не бесспорное.
   Да, тут мельком пробежало «иллюзии». Ведь красота – это стимулятор лжи. Сколько способов скрыть так называемые «недостатки внешности» выдумывал человеческий ум! И как жестоко расплачиваются люди за это теперь. Красота – это мёртвая схема, оставшаяся от куда более рациональных методов магии и религии, став развлечением мещан и нуворишей. Она порождает эксплуатацию и дискриминацию, происходящую из национальной и расовой селекции – то есть, направлена против личности, которая привязывается к каким-то общественным установкам.
   Красота нужна не самому человеку – она является инструментом общественного влияния (индивидуальные установки не образуют некоего единого понятия, которое стало бы общепринятым, как это имеет место быть в случае с красотой). Красота нужна самому человеку, чтобы быть признанным в обществе, соответствующим его «правильным» параметрам – то есть она в любом случае больше нужна обществу, чем индивидууму. Не случайно нонконформистов называют уродами (пока их нонконформизм не превращается в объект подражания масс). Следовательно, красота – это ещё одна форма общественного престижа и вовлечённости в игры социума. Те, кого мнение социума не интересует, равнодушны к его игрушкам – и красота в их числе. Им даже протест против красоты не нужен, поскольку они не живут фантомами общественного сознания.
   Ниже мы поговорим подробнее о том, откуда всё это взялось, почему оно всё так получилось, и что делать, чтобы красота причинила вам минимальный вред.
               
                Дресс-коды. 
   
   Как уже было сказано выше, красота – это мёртвая схема, берущая начало в более рационалистических (если иметь в виду оккультный рационализм, характерный для магии и религии) явлениях, связанных – что только что было упомянуто, - с такими вещами, как магия и религия, а также с общественным мироустройством.
   Истоки этого явления проследить, на первый взгляд, достаточно нелегко – в разные исторические эпохи это было, и у разных народов выражалось по-разному. Здесь важным моментом является то, что первоначальным моментом красоты был дресс-код: во что можно одеваться простолюдину, а во что аристократу, сколько может стоить одежда того или иного человека, какого она цвета должна была быть в каком случае.
   В Древней Греции на празднике в честь богини плодородия Деметры женщина могла появиться только босиком, в белом, непросвечивающем платье, без косметики и сложных причёсок с лентами. Цена платья для любого из сословий была строго регламентирована. И это был только частный случай. Например, всем знакомы греческие причёски тех лет – узлы волос, заплетённые самыми интересными образами. Так вот, это было привилегией состоятельных женщин. Рабыни носили короткие стрижки. Греки были редкостными эстетами – например, мужчина с волосатой грудью считался, чуть ли не уродом (и мужчины шли на болезненную операцию по удалению волос, чтобы соответствовать стандарту). В Спарте дети не могли носить обувь, пока не повзрослеют. В Греции было невероятно развито мирское искусство, не связанное с религией или магией.
   Древний Рим намного отставал от Греции в области искусства, но там гораздо сильнее работал дресс-код. Если кто-нибудь из сенаторов появлялся на заседании не в тоге, это было не слишком поощряемо. Римляне не приветствовали пёструю одежду, а увлечённые искусствами императоры Калигула и Нерон были предметом порицания и считались одними из наихудших императоров в истории Рима (конечно, там была и масса других, куда более страшных причин так считать, но именно этого стремления петь и плясать им не простили ничуть не меньше, чем жуткой тирании – в Риме это порицалось). Если римлянка была известна разгульным образом жизни, и ей хотели показать, что так нельзя, ей высылали тогу, чтобы она ходила в ней (римская гражданка должна была носить не тогу, а столу, а тога кроме мужчин-аристократов «полагалась»... проституткам). Римское искусство, если оно вообще имело место быть, и было хоть как-то признанным, ещё больше, чем в Греции, носило утилитарный характер, а актёры и танцовщицы имели популярность, но большого уважения к ним исторически всё же не было.
   Средневековая Европа не блистала поначалу таким же ярким дресс-кодом, как Рим или Греция (а по преемственности – Византия, где были «партии амфитеатра», чьи козни вызвали даже запрет на ношение одежды цветов этих «партий»), хотя нечто подобное всё же было. Например, простолюдину не разрешалось носить обувь с носком длиннее вершка (около 5 сантиметров) – обувь с более длинным носком была привилегией аристократов, а за нарушение этого правила полагался приличный штраф. Своего рода «цветовая градация» тоже была (чёрный цвет был цветом привилегированных сословий, как и красный, а коричневый или серый больше были свойственны всем остальным). Но в раннем Средневековье это как-то не было выражено – больше значения имела геральдика, - а вот ближе к эпохе Возрождения, когда меньше стало влияния религии, а светская власть (монархия, если быть точным) получила огромные права. Именно период абсолютной монархии стал периодом наибольшего эстетства, когда одежда аристократов стала невероятно сложной и не слишком удобной, а мебель обросла излишними украшениями, став не более удобной, чем одежда (на украшенное бронзовыми цветами и завитками кресло вольготно не сядешь – тебе вся эта красота больно в спину упрётся). Именно в эти годы одежда сословий стала резко различаться, а «идеал красоты» стал чрезмерно искусственным – невероятные парики (в которые нередко вставляли волосы с трупов), узкие туфли, которые вряд ли были так уж удобны на ноге, пара комплектов белья под сложным костюмом, полным завязок и крючков (даже у мужчин, а что говорить о женщинах!). Уже в Новое Время (в XVIII веке) французские «галантные кавалеры», желая блеснуть изысканной походкой... прихрамывали.
   Несмотря на своё несходство с куртуазной этикой и дресс-кодом, правила, характерные для кальвинистов (это направление протестантизма является очень влиятельным не только в истории, но и сейчас), тоже были жёсткими. Здесь преобладали тёмные тона, короткие стрижки у мужчин и чепчики у женщин, а «нескромная» одежда была не просто предметом осуждения. В Женеве, когда там правил Жан Кальвин собственной персоной, был показательный случай: однажды на свадьбе в этом городе на невесте оказалось слишком нарядное платье. В тюрьму отправилась не только невеста, но и портниха, сшившая такое «дьявольское» платье.
   Первый император Руссланда Пётр I (Романов), известный своей агрессивной реформаторской деятельностью, тоже вводил дресс-код (европейская одежда вместо длинных старорусских кафтанов, бритьё бороды), что вызвало бунты (Тарский бунт 1722 года – тому пример). О том, как Пётр Великий внедрял те или иные новшества, рассказано немало, и хорошо известно, как их принимали (очень часто – в штыки). Кстати, во время наказания виновников легендарного стрелецкого бунта Пётр чуть ли не сам головы рубил виновным. А другой «самодержец всея Руси» Павел I вёл борьбу с одеждой французского покроя – однажды он приказал нарядить в такую одежду булочников, и всякого модника, одетого во французский наряд принято было дружно (чуть не хором) сравнивать с булочником. Модник, если замысел Павла работал правильно, должен был на месте сгореть со стыда. Этот же император ввёл в армии неудобную немецкую форму, в которой присутствовали белые парики из пакли с буклями и косой, и Павлу же принадлежит введение в русскую армию такого жуткого наказания, как «зелёная улица» - провинившегося привязывали к ружьям и вели через строй солдат, которые изо всех сил били его тонкими розгами-шпицрутенами (ударишь слабее – получишь в зубы или сам пойдёшь через строй). Учитывая силу и количество ударов, а также то, что осуждённый на такое наказание проходил через «зелёную улицу» раз десять иногда (а в строю стоит около сотни солдат), нетрудно понять, что это смертельно опасно.
   В СССР борьба с «неправильным» внешним видом была не только развлечением правоохранительных органов, но и группировок люберов, которые просто выслеживали одетых «не по форме» и били, портя им одежду  и состригая длинные волосы или «неподобающие» причёски. Милиция часто была на стороне «правильных» ребят, борющихся с «тлетворным влиянием запада». Из среды люберов выдвинулось немало современных великоросских фашистов (Василий Якименко, Алексей Пиманов – и пусть он не сочиняет, что он не фашист: он поддерживал Ридигера и его нацистскую церковь), а многие исследователи склонны считать люберов прообразом современного русского неофашизма. И вообще в СССР был очень важен дресс-код (шофёры дальних рейсов в костюмах с галстуками – типичный случай). Я сейчас не задеваю борьбу со стилягами в период 1953 – 1957 годов, поскольку об этом не писал только ленивый или несведущий. Говорить о том, каков был дресс-код тогда, и как тебя в стильном костюме (сами понимаете, что речь не о стильности вообще) в общественном транспорте громко и беспардонно обсуждали, тоже не особо нужно.
   Разумеется, дресс-коды не являются принадлежностью только тоталитарных систем, и причины их появления лежат не в поиске идеала красоты (каковая в этом случае является производной). А спецодежда далеко не всегда сделана «для красоты», и как раз её применение оправдано тем, для чего она нужна.
               
                Строго по назначению.
   
   Здесь дресс-коды были и остаются необходимыми. Ведь при работе на высоте лучше всего иметь монтёрский пояс, которым ты можешь закрепиться, чтобы не упасть – а это чревато не только травмами, но и смертельным исходом. Пневмокостюмы на производстве, связанном с радиацией (мы не говорим сейчас об экологическом аспекте проблемы – это тема другого разговора) – защита от опасного излучения, пребывание в котором может стать причиной тяжёлых болезней. Камуфляжная форма солдата – это необходимость, чтобы тебя не убили в первом же бою. Каска на голове строителя убережёт от черепно-мозговой травмы. Яркие костюмы рыбаков помогут разглядеть в море случайно упавшего за борт и подобрать (а вы представьте себе падение в достаточно холодную воду где-нибудь в Норвежском море).
   Кстати, есть тут один не совсем профессиональный момент. Любители автостопа (хитч-хайкеры) носят во время выходов на трассу жёлтые куртки, а в их арсенале не для вида находятся уголковые отражатели (катафоты) – ночью надетый на руку катафот может привлечь внимание шофёра, который вас подбросит до места.
   Униформа обслуживающего персонала в ресторанах или кафе часто стилизована под нужный вид – например, русские или японские мотивы (если речь идёт о «тематическом» заведении). То есть ты сразу понимаешь, что за место ты посещаешь, и насколько здесь всё близко к тому, о чём говорит вывеска. Так же и одежда участников рекламных акций.
   Козьма Прутков некогда сказал: «Не будь портных, как бы ты различил служебные ведомства?» Это помогает понять, с кем ты имеешь дело – пришла к тебе милиция, налоговая служба, или это судебные приставы. Так же и с армией – без знаков различия сложно соблюдать субординацию, необходимую в данном ведомстве. В Российской империи вообще было строго регламентировано, как должен быть одет чиновник каждого ведомства, и каков его чин в табели о рангах – чтобы ты знал, к кому обращаешься.
   Врач должен работать в одежде, которая предполагает стерильную чистоту – он ведь должен лечить, а не заносить инфекцию пациенту. Здесь важен не дресс-код, а именно подход к чистоте, без которого медицина немыслима. Здесь подвергать строгое отношение к одежде сомнению ни в коем случае нельзя: это не для красоты, а для пользы дела. Комбинезон с большим нагрудным карманом необходим для монтажника – чтобы «дежурный» инструмент всегда был под рукой. А если он помечен названием ведомства – службы теплосетей, например, или водоканала, то это очень важно – ты точно знаешь, что за служба к тебе прибыла, и вызывал ты водопроводчика или электрика, условно говоря. Выход  электросварщика на работу без специального щитка – это риск сильных ожогов лица, а на газовой сварке нужны, как минимум, защитные очки, если ты не хочешь ненароком получить в глаз кусок раскалённого металла и остаться инвалидом (так чуть не лишился глаза прославленный мастер реггей Боб Марли – он в своё время велосипеды чинил). Здесь никаких вопросов по «дресс-коду» быть не может.
   Спортивная форма тоже не нуждается в пересмотре – зачастую она очень рациональна, а отличать одну команду на футбольном поле от другой необходимо (это я к примеру). Здесь не всегда вопрос красоты главный – даже в художественной гимнастике (спортивная в этом плане жёстче) тугие причёски и отсутствие украшений необходимы – есть риск просто зацепиться этим за что-нибудь и травмироваться. Футы и перчатки в жёстких боевых дисциплинах – необходимость: иначе спортсмен рискует остаться на всю жизнь инвалидом (удар ногой в каратэ оценивается примерно в тонну). Это, опять-таки, не связано с красотой.
   Знаменитые шотландские пледы и килты несут на себе характерный клетчатый рисунок – тартан. Тартан даже считается символом Шотландии – ничуть не меньше волынки, чертополоха и собственно килта. Почему? А потому, что цвета клеток килта или пледа совпадают с цветами флага того или иного клана. Сейчас, конечно, существуют тартаны, не имеющие никакого отношения к кланам (клановых тартанов всего 55), но изначально всё идёт от флага.
   Впрочем, примеров можно приводить сотни тысяч, если покопаться, но это не является необходимым для нашего разговора. И потом, дело далеко не в одном дресс-коде – есть более важные обстоятельства, формирующие то, что впоследствии стало первоосновой обсуждаемого нами явления.
               
                Магический фактор.
   
   Пожалуй, вот это и является первоосновой того же дресс-кода, как явления. Ведь магия появилась в незапамятные времена, и уже тогда стали складываться строгие правила, многие из которых и сейчас считаются важными для соответствующей работы. Важно всё – цвет, слово, звук, жест. Иначе всё пойдёт не так, как требовалось. Опытные маги могут обходиться без лишнего инструментария, но они просто научены работать без лишних «ходунков».
   Красный цвет ритуалов Марса (или сексуальных ритуалов – тоже часто используется такой цвет), зелёный цвет Венеры, синий цвет Юпитера – это инструменты работы с Мирозданием, точно так же, как светлый (а часто и серпообразный) нож-боллин,  используемый викканами в технических целях, имеет иное предназначение, чем атэма (тёмный кинжал, используемый, как «жезл власти» - часто его лезвие не заточено). Минимум завязок и отсутствие пояса на ритуальной одежде многих магов – это не дань моде, а необходимость: лишние крючки и узлы только мешают нормальному для обряда энергообмену. По той же причине многие маги (например, виккане или индуистские жрецы) проводят обряды босиком – связь с Землёй. Каждому обряду присущи свои заклинания и движения – это связь с силами, которые должны быть задействованы в нём.
   Греко-ортодоксальные монахи ходят в запахнутой одежде, полной узлов. Их голова покрыта клобуком (если это обычный монах) или куколем (остроконечный головной убор схимников – монахов самой жёсткой аскезы). Это – закрытость от мира, полного соблазнов и бесовщины. Обычный же человек, входя в храм, снимает головной убор, демонстрируя доверие богу, на чью силу он полагается во время молитвы (впрочем, женщинам это не позволено – таков канон). Католический монах нередко носит грубую рясу и сандалии, как знак обета бедности, который он даёт при пострижении. Протестант приходит на службу в строгом, но аккуратном костюме (по идее, хотя так делают далеко не все) – а многие и в жизни так одеты. Этим достигается усреднённость паствы (многие протестантские церкви не считают нужным, чтобы священник одевался в особую одежду – как раз этим подчёркивается, что он «просто брат»).
   Храм строится по строгим канонам – и его архитектура тоже является привлечением силы божества, которому он посвящён. Храмы богов часто ставились на возвышениях, а храмы богинь – во впадинах («место силы Бога» - холм, а «место силы Богини» - впадина). Христиане-«никейцы» заимствовали этот принцип: если один берег реки был крутой, а другой пологий, то на крутом берегу возводили мужской монастырь, а на пологом – женский.
   Известный исследователь модификаций тела, идеолог психософии и поэт-авангардист Роман Егоров (Porfiriy Ra Stone) в своём «Дао татуировки» рассказывает о хекс-знаках (магические символы Северной Европы, используемые для сугубо практических целей). Хекс-знаки заключаются в круг (или два-три концентрических круга) – разная степень магического воздействия на Мироздание. Геометрия (или её отсутствие – что, конечно, весьма условно) способствует проекции или делает хекс-знак магически «сконцентрированным в одну точку». Конкретно очерченные символы (растения, животные, камни, явления природы) – конкретное направление магической силы знака. Хекс-знаки могут, конечно, быть и двухцветными (с таких Егоров советует начинать работу с хекс-магией вообще), но многоцветная раскраска (правда, так считают не все браухеры – маги, работающие в этом искусстве) несёт более чёткую информацию. То есть это сделано не для красоты. Я не буду здесь приводить таблицы значений цветов – лучше поискать для этой цели соответствующие книги («Тайны славянских ведьм» Людмилы Дьяченко, «Викку для начинающих» Скотта Каннингэма, «Дао татуировки», «Северную магию» Э.Торссона), где всё это расписано намного подробнее.
   Хорошо выраженная система цвета свойственна философии одного из пионеров абстрактной живописи Василия Кандинского. Абстракционизм (и многие другие виды авангардной живописи) подошли к вопросу этой самой живописи намного серьёзнее, чем часто работающие на заказ художники-реалисты, чьи работы дают исключительно эстетическое удовольствие или удовлетворение собственного эгоцентризма заказчика – не случайно «Чёрный квадрат» Казимира Малевича и «заумь» поэтов-футуристов (таков, к примеру, Алексей Кручёных, да и Велимир Хлебников этого не избежал) приводили в дикое исступление журналиста-шизофреника Максима Калашникова (и массу значительно более вменяемых персонажей националистического и коммунистического толка): кто-кто, а они прекрасно понимали значимость искусства и несостоятельность его утилитарных суррогатов в плане философии и религии.
               
                Агитпроп.
   
   Вы когда-нибудь изучали наглядную агитацию коммунистов и фашистов? Советую это сделать: много интересного найдёте. К нашей беседе это подходит очень сильно – работа с искусством вообще важна для идеологии.
   Эстетика коммунистических плакатов (и фашистских тоже) часто является броской, запоминающейся, в ней нет лишнего эстетства, но в достатке информативного начала. Красный и белый цвета, нередко предельно простые рисунки, броские надписи, легко читаемые даже на расстоянии или заставляющие тебя подойти к плакату и прочесть его – сильное оружие. Помните роман Рэя Брэдбери «451 градус по Фаренгейту»? Там Кларисса Мак-Леллан в разговоре с героем романа, пожарным Гаем Монтэгом говорит о рекламных щитах, которые были длиной в 20  футов, а их сделали длиной в 200, чтобы их можно было прочитать на очень большой скорости? Не надо далеко ходить за примерами – рекламный щит на дороге в вашем городе находится по отношению к дороге так, чтобы его было хорошо видно из движущегося транспорта, и люди ловились на это дело. Кстати, на этих щитах сейчас можно без труда встретить агитпроп – как те же портреты ВВП, например: дескать, вот наша защита и оборона («Ощипанная ворона», - заявляют ярые сторонники Империи-Сверхкорпорации).
   А памятники Ленину и портреты в кабинетах (сейчас тот же дядя Вова Путин на этом месте прописался) – как икона в храме. Идеология государства, часто являющаяся ещё и религией (или сопряжённая с ней) нуждается в средствах проталкивания в мозги несознательных граждан. Вот и стоит на Мамаевом кургане статуя кровожадной «Родины-88», воздевшая к небесам меч (в магии – символ активной борьбы, конфронтации), словно повторяя клич индийской богини Кали: «Я голодна!» Говорить о принесённом этому нацистскому божеству количестве человеческих жертв можно долго. Или плакат времён войны: одетая в красное суровая женщина далеко за 50 (красный в магии – цвет чистой жизненной энергии, а она часто освобождает себе дорогу разрушением, почему этот цвет часто проецируется в магии на Люцифера или Асмодея), держащая текст присяги: «Родина-мать зовёт!» И пошли на зов, и выбили врага (вспоминается в этом случае одетый в красную форму солдат с винтовкой, тычущий в тебя пальцем, спрашивая, записался ли ты добровольцем в Красную армию – этот плакат Дмитрия Моора стал объектом работы постмодернистов всех мастей).
   Картины художника-фашиста Николая Рериха (по совместительству он был одним из создателей Агни-йоги и уважаемым в Индии духовным наставником) не всегда блещут подробным реализмом – как и картины его сына Святослава. Но они ярки и убедительны, и ты с первого раза понимаешь, зачем художник их нарисовал. Это важно для агитпропа.
   А как боролись греко-ортодоксы и Пётр I с новгородскими иконами, где бог-отец лежал на печке опосля сотворения мира! Босой Христос в древнегреческих одеждах, написанный по византийским канонам, как считали борцы с «неправильными» иконами (нету в раю печки, и не ходит господь в валенках), был каноном, а иконописцы, не придерживающиеся такового, считались ересью похуже стригольников или «жидовствующих». Греко-ортодоксия часто обвиняет католиков и протестантов в нарушении канонов – и такой подход к иконам для подобных «ретроградов и обскурантистов» как никакой другой логичен.
   Вообще (раз уж мы затронули тему фашизма), если говорить об эстетическом начале, то все мало-мальски значимые фашисты придавали этому громадное значение. Броскую символику и эстетику НСДАП (именно партии немецких фашистов, руководимой Гитлером, а не их греко-ортодоксальных коллег-великороссов) до сих пор в том или ином виде используют или копируют неофашистские группировки. Очень серьёзно подходил к этому вопросу Константин Родзаевский. Вряд ли есть люди, не знакомые с агитационными листовками и плакатами РНЕ – по Омску до сих пор можно встретить даже новые плакаты этой партии. Идеологи Русского Национального Союза (такие, как Константин Касимовский) рекомендуют наносить клей на плакаты в виде свастики, символов СС или нацистских лозунгов (если получится) – чтобы в случае срыва плаката наци-пропаганда осталась хотя бы в таком виде. Серьёзно относящиеся к вопросам своей идеологии партии фашистов и национал-коммунистов (РНС, РНЕ, Народная Национальная Партия, Национал-Большевистская Партия) очень серьёзно подходят к вопросу формы, в которой проходят акции «соратников» - Александр Баркашов ещё в бытность главой РНЕ сказал: «Военизированная форма деморализует врага». Возможно, именно этот подход и помог (хотя он один ничего не значит, в принципе) фашистам закрепиться на политическом пространстве Руссланда в 1993 – 1996 годах.
   Едва ли случаен в этом плане интерес левых и анархистов к панкам и скинхедам, что в последнее время тало сильной тенденцией (от немалой части это является причиной того, что «бело-сине-красные» умеренно фашистского лагеря – «Наши», «Единая Россия» и прочие «патриоты-антифашисты», - делают всё возможное для дискредитации скинхедов, представляемых исключительно фашистами и бандитами). И именно вопрос формы «помог» демократам эпохи Ельцина потерять свои позиции на идеологическом фронте (показателен в этом плане 1996 год, когда на волне выборов был пущен в ход мощный арсенал пропаганды и агитации, который не в последнюю очередь помог сравнять ставки в борьбе с коммунистами). И по этой причине власти сейчас побаиваются ярких акций оппозиции, сворачивая их до маленьких «посиделок» на отшибе больших городов, а в Белоруссии местная оппозиция вынуждена теперь прибегать к помощи «флеш-мобов» - коротких демонстраций, легко разворачиваемых и сворачиваемых в случае необходимости, а концерты панк-групп в этой стране часто срываются на половине или просто запрещаются (речь не идёт о сомнительных командах типа НЕЙРО-ДЮБЕЛЯ или КРАСНЫХ ЗВЁЗД, а о политически сознательной сцене).
   Противники коммунизма и фашизма часто говорят, если уж мы об этом, ещё и об использовании оккультных моментов в той же символике, массе ритуалов и пересмотре сетки праздников государственного значения, характерных для этих учений. Против фактов возражать глупо. Да и плотная работа на религиозном фронте (склонение к сотрудничеству «традиционных» религий или введение общей религии или идеологии) тоже имеет к этому отношение. А это предполагает символику, иконографию, ритуалы – что является темой нашего разговора. И дресс-коды здесь исключительно важны – иначе не стригли бы в послевоенной Москве стиляг, не задерживали по малейшему поводу хиппи и панков в более позднее время, не создавали бы мифов о фашизме в среде тех же панков или «металлистов» (чья деятельность на оккультном фронте заслуживает отдельного разговора – и он непременно будет, но не в этой книге).
   «Ну, раз уж ты про панков заговорил, - заметит кто-нибудь из вдумчивых читателей, - то не худо было бы помимо рассказа о доминирующих дресс-кодах рассказать и об альтернативных». Согласен на все сто процентов и более того. Ведь третий закон Ньютона и «принцип маятника» до сих пор никто не отменил.
               
                Альтернативная эстетика.
   
   Любой крен, как я уже не раз говорил (и не один я), всегда рождает исправление по «принципу математического маятника». Следовательно, дресс-код доминирующей общественной группировки по этому принципу порождает антитезу, тем более выраженную, чем сильнее «основной» дресс-код. Как, впрочем, и всё, что относимо к эстетике.
   Лидер движения «Riot Grrrls» и группы BIKINI KILL Кэтлин Ханна и её последовательницы в современных гендерных движениях с неодобрением отзываются о женщинах, которые одеваются так, чтобы понравиться мужчинам – таких называют «бимбо». Конечно, с точки зрения апологетов «Красоты» BIKINI KILL и им подобные часто страшноваты – Ханна, к слову, не выглядит ярко выраженной секс-бомбой (как и большинство панк-феминисток, подобных ей). Но это – альтернатива «бимбо»: выглядеть естественно и быть такой, какой тебе самой удобно: с зелёными «дредами» и в напульсниках с шипами или в майке-«алкоголичке» и застиранных джинсах, если тебе так нравится, да и секс-бомбой в классическом образе, если ты себя так удобнее чувствуешь. Вообще, кстати, сейчас среди панков большей популярностью пользуются простые спортивные вещи, джинсы и функциональная обувь в сочетании с непритязательной причёской или тем же «ирокезом» в более функциональном виде.
   Вообще все подобные вещи часто рождались, как протест против унификации эстетических принципов. Например, футуристы раскрашивали лица на манер индейцев, носили в петлицах деревянные ложки, на шею вешали морковку или пучок редиски или ещё какую-нибудь штуку выкидывали. Например, московский «футурист жизни» Владимир Гольдшмидт ходил в любое время года полуголым – а у него была весьма спортивная фигура, замечу. Велимир Хлебников (Председатель Земного Шара) ходил в мешке с дырками для рук и головы – так как дело было в Баку, а потом и в Иране, то за Хлебниковым закрепилось прозвище Урус-Дервиш, которым он даже сам пользовался в своём фундаментальном (не особо поэтическом) труде «Законы Времени». Художник Михаил Ларионов («дальний родственник» Дмитрия Шагина на поздних этапах и ярый футурист – на ранних) предлагал в качестве альтернативы «мещанскому» дресс-коду тех лет ходить в лохмотьях и босиком, женщинам же предлагалось обнажать грудь, которую раскрашивали или татуировали (на ноги тоже предлагалось наносить татуировку).
   Леттристы (радикальное авангардное течение 1946 – 1957 годов) помимо отвержения традиционной литературы и вызывающих акций (провозглашение «смерти бога» в Соборе Парижской Богоматери в 1950 году, нападение на Чарли Чаплина в 1952 году, «психогеография») прославились тем, что они ходили в одежде, исписанной провокационными лозунгами, а их журнал «Потлач» был сделан в эстетике «клея и ножниц». Позже эту эстетику с воодушевлением подхватят ситуационисты (их лидер Гай Деборд изначально был леттристом), а уже из этой среды многое возьмут панки (чего стоят логотипы и картинки, сделанные из кусков журналов, криво обрезанных фотографий и корявых надписей, что потом копировалось на ксероксе). Лидер группы СОЛОМЕННЫЕ ЕНОТЫ Борис Усов (Белокуров) в настоящее время активно использует этот метод в создании своего «печатного органа» - журнала «Мiръ искусства», который кое-кто сравнивает с «Потлачом». Надо сказать, что сейчас эстетика панка и постмодернизма достаточно далеко ушла от этого, но связь не потеряна – и она тем крепче, чем больше панк-эстетика (это в большей степени касается её) близка к тем образцам, которые знают практически все.
   Хиппи активно использовали яркий грим и пёстрые одежды, в которых смешивалась эстетика экзотических культур и авангардная мода, они ввели в рок-мире моду на многоцветные татуировки, далеко ушедшие от популярных тогда образцов в виде простеньких надписей и портретов. Концерты психоделических групп содержали не только достижения в области звукоизвлечения, но и невероятные световые эффекты (что и сейчас с успехом используют «кислотники» и музыканты «прогрессивного» рока, а также устроители новых психоделических мистерий). Легендарные изобретатели «индустриального рока» Дженезис Пи-Орридж и З’эв (и московский коллега последнего Алексей Тегин) прославились использованием такой методики (словно предназначенная для магического ритуала обстановка сцены у Тегина, полная темнота у З’эва), а Пи-Орридж прославился интересом к модификациям тела (например, пирсингу), а в 2000 году даже вживил себе имплантанты в грудь, чтобы стать «двуполым».
   Панки не только одевались в вызывающие наряды и делали себе жуткие причёски – многие из них не хуже хиппи использовали в шоу такие элементы, как видеопроекция (как это делали поздние CRASS, а за ними – огромная масса современных команд с сильной идеологией). Литератор и один из пионеров хардкора Генри Роллинз, напротив, поставил на минимализм шоу – только белый свет, а группа выходит на сцену без обуви и лишней одежды (как в Москве, в 1995 году): на сцене только группа и её музыка (и ничего лишнего). Многие поздние панки и пост-панки (CRASS, ОГОНЬ) сделали ставку на «обычную» внешность (строгие костюмы или вполне «нормальная» одежда) – в антитезу панкам, поставившим на форму больше, чем на содержание. Из этой среды в массы пошли жёсткий пирсинг и обильные (вплоть до лицевых) татуировки. Это тоже стало противопоставлением «нормальной» внешности, превратившись в дресс-код, альтернативный обывательскому (и нередко даже более жёсткий).
   Ещё дальше пошли трансгуманисты, которые вживляют в тело имплантанты, делают раздвоенные языки или приделывают себе рога, кошачьи усы (лично видел такой сюжет по телевизору – Деннис Авнер, называющий себя Охотящимся Котом, сделал себе вставки в губы, на которых закреплялись нейлоновые усы, на лице у него была татуировка, напоминающая окраску кота, а на одной руке был искусственный коготь). Легендой стал уроженец Кипра Стеллиос Аркадиу, который вживил себе механическую руку в дополнение к двум своим, а также вырастил из клеток своего организма третье ухо, которое хотел видеть на своей руке, но ни один хирург этого делать не стал. Пока трансгуманизм не стал популярным в широких массах, и на его представителей смотрят, как на сумасшедших, но страх перед толпами «трансформеров» уже прошибает многих до костей. Разумеется, трансгуманизм (как и пропагандируемый Тимоти Лири трансперсонализм) намного шире внешних черт, но альтернативу апологетам красоты в её общепринятом понимании составляет не меньшую альтернативу, чем панки или хиппи.
   Куда менее радикален в своих книгах поэт и идеолог психософии Роман Егоров (о нём мы уже говорили выше), но и он сделал себе несколько татуировок, а также подвергся пирсингу и скарту (искусственному нанесению шрамов). Скарт и татуировки находятся на теле известного актёра и режиссёра Андрея И (современному поколению «простых людей» он известен, как главный злодей из сериала «Боец»). Обильный пирсинг собственного «производства» в сочетании с татуировками украшает бельгийца Алекса Ламбрехта. В Руссланде прославился своими лицевыми татуировками панк из Москвы Максим Семенко (Макс Чирик), игравший на басу в таких панковских и металлических командах, как 33, МАФИЯ и ЧУДО-ЮДО. А упоминать рекордсмена среди татуированных людей Тома Леппарда из Шотландии в этом списке, наверное, даже излишне – его знают все: этот обладатель леопардового окраса и сточенных «под звериные» клыков, несмотря на любовь к жизни на отшибе, прогремел своим внешним видом на весь мир. Здесь я не веду речь о людях, просто носящих татуировки и пирсинг в скромном масштабе, а также тех, для кого такое «украшение» - знак принадлежности к клану или магический метод (к тому же, мы уже об этом говорили выше). Точнее, об этом стоит поговорить отдельно (разумеется, в контексте нашего разговора).
               
                «Синька», «моко» и «тату».
   
   Если уж говорить о таких сложных аспектах внешнего вида, как татуировка или пирсинг (а также о скарте), то нужно сразу отметить, что на самом деле это очень непростая тема, выходящая за пределы разговора о том, что такое красота. Поэтому мы не будем слишком растекаться мыслью по древу и поговорим об этом именно в данном контексте.
   Существуют два вектора, по которым движется человек на пути к нанесению татуировки: личное устремление (магия, стремление выделиться или обозначить жизненно важные позиции через символику на теле) и общественная значимость (принадлежность к клану, опять же магия, долговременный статус). Остальные аспекты являются производными от этих двух векторов.
   Начнём с клановых моментов. Говорить в Руссланде про тюрьму и её «синьки» не перестало быть «модным». Противники татуирования часто ссылаются на это применение  татуировки (впрочем, лет десять назад ещё выжившие в годы Перестройки «почвенники» и национал-коммунисты двигали тезис о том, что «сленг – это “феня”, тюремный жаргон», наивно полагая, что так они справятся с феноменом сленга). И плевать на то, что уголовники взяли эту моду у моряков (ну, это чуть позже обсудим). Здесь всё регламентировано (если ты набьёшь себе символ «авторитета», не будучи им, то тебе дадут три часа на устранение или снимут этот участок кожи, а тебе крепко достанется), а один и тот же рисунок может иметь разные значения (паук в паутине – значок наркомана, без таковой – перед тобой карманный вор, а амур с луком, обычно связанный с любовными перипетиями носящей его заключённой, будучи нанесённым на живот, означает, что сидит бедняжка за то, что кому-то сифилис «подарила»).
   Моряки поначалу использовали татуировки именно в обереговом значении, поэтому у них часто можно было увидеть мифических существ, змей или надписи, содержащие пожелания удачи или подобные тому. Но позже это стало «знаком принадлежности», характерным для данного контингента (как в романе «Капитан Дикштейн» матрос, назвавшийся таким именем после подавления Кронштадтского бунта, не смог скрыть морского прошлого именно по этой причине). Примерно в таком же статусе находятся и армейские татуировки (особенно распространённые в «элитных» войсках – у десантников, морских пехотинцев, в ряде подразделений спецназа). Исключение – это распространённая в том же спецназе татуировка с группой крови, имеющая функциональное значение (ранили тебя в бою, а чтоб зря время не терять, посмотрели, какая группа крови – и перелили нужную). Сейчас татуировки в армии не просто не редкость, а частое явление, и тигр на плече совсем не обязательно означает, что перед тобой уголовник-«отрицала»: вполне может быть, что этот человек проходил службу где-нибудь в «горячих точках» или просто в ВДВ.
   Магическое значение не в последнюю очередь имеют японские татуировки «ирэдзуми», ставшие своеобразным символом местной мафии «якудза». Хотя во многом это клановые татуировки (правда, в давние времена их также использовали гейши, чтобы их не заподозрили в появлении голыми перед клиентом, что не позволял закон), но с буддийскими, конфуцианскими или синтоистскими практиками это очень связано. И само нанесение «ирэдзуми» напоминает ритуал, а мастера этой школы и по сию пору не прибегают к «механизации» процесса. И попасть к мастеру «ирэдзуми» можно только по рекомендации. Да, такое татуирование очень болезненно, но в этом и состоит философия, которую взяли на вооружение самураи, а за ними – «якудза»: боль необходима для проверки, чего ты стоишь. Примерно так же «работают» аналогичные татуировки китайских «триад». Кстати, в отличие от русских «синек» эти татуировки за века их нанесения не претерпели изменений (в книге про китайского судью Ди – их очень много, - рассказывалось, как Ди увидел человека, с расследованием смерти которого было связано повествование, и судью удивила татуировка на спине: тигриная морда не имела красных баков, что должно было её завершить, и татуировщик, с которым разговаривал Ди, сказал, что он этого балбеса предупреждал, что надо было доделать, и был прав – без одной детали татуировка не смогла выполнить своего предназначения).
   Если мы переходим к клановым татуировкам магического свойства, то перенесёмся сначала на остров Хоккайдо, что на севере Японии. Там живёт народ, у которого японцы этот остров пытались отобрать – айны. Так вот, у женщин айнов около губ вытатуированы «усы» (есть такая штука и у мужчин, но она меньше). Сама по себе эта татуировка – защита от злых духов, но в клане её значение – совершеннолетие. А у некоторых племён детей, рождённых нетатуированными женщинами, попросту убивали.
   Полинезийская татуировка (как новозеландская «моко») была не только магической, но и клановой: её не было у рабов и простонародья, а татуировка состоятельного и уважаемого маори была красочнее и изощрённее таковой у бедного. Татуировка на груди и плечах была приметой воина, на боках и спине – смелого воина, щёки татуировали тем, кто отличался особой храбростью. Лоб могли татуировать только вождю. В целом подобное можно обнаружить и у других народов Полинезии.
   В средневековой Европе татуировки часто обозначали принадлежность к цеху (топоры и бычья голова – мясник, виноградная гроздь – винодел, мастерок – строитель). Правда, это не поощрялось церковью (в Ветхом Завете есть на этот счёт строгий запрет – прочтите Книгу Левит, 19: 28, если мне не верите), но имело место быть.
   В принципе, клановыми в целом являются татуировки байкеров, скинхедов, панков (не всегда, но есть «общие моменты») и прочих подобных группировок. Здесь они – «знак принадлежности», и статусной роли не играют: просто ты видишь татуировку и понимаешь, что этот человек – скинхед. Впрочем, здесь немалую роль играют ещё и личные аспекты: по «общей картине» ты сразу понимаешь, что человек хотел сказать (если тебе понятны эти символы).
   Вот здесь-то мы и переходим к личному аспекту татуирования. А он чаще всего связан с тем, что татуировки (часто скрытые под одеждой и ближе прилегающие к телу, чем последняя) являются личным моментом, и в них отражается то, кто ты есть. Агрессивные символы часто выдают не слишком доброго и общительного человека, абстракции свойственны тем, кто не стремится придавать рисунку «именно такое значение» - ориентация на динамику жизни, - часто встречающиеся выдают «человека толпы», более редкие свойственны индивидуалистам, желающим показать, что они знают то, чего не знают другие. Так же можно трактовать и оккультную символику, если она на самом деле не связана с магическим аспектом или желанием сказать, что ты этим интересуешься. Татуировки на малозаметных местах – «себе и богу», на более бросающихся в глазах – «граду и миру».
   В принципе, личный момент присутствует в нанесении себе клановых татуировок (или согласии, чтобы тебе это сделали) – это желание стать частью клана, идеи которого тебе близки более остальных. Различие состоит в том, что в случае сугубо личном всё зависит от тебя, а здесь очень многое зависит от решения клана или его руководства. И нанесение на тело любого «неположенного» значка на тело будет восприниматься, как  недопустимое, следовательно, влекущее за собой серьёзное наказание или неприязненное отношение.
   Такова же ситуация и с пирсингом (хотя здесь меньше статусных моментов). Например, серьга моряка в Северной Европе – это не украшение: золото всегда в цене, и такая серьга вполне могла быть продана для уплаты карточного долга или достойных похорон её бывшего владельца (погиб в чужих краях, похоронить некому и не на что). Не случайно этот обычай был свойственен пиратам, которые могли сегодня быть богаче короля, а завтра продуть это богатство в портовой таверне. Пирсинг у «примитивных» народов был «знаковым»: чаще всего это обозначало совершеннолетие, а в ряде случаев «серьга» (кусок бамбука или деревянный диск) с возрастом расширялась. У казаков (особенно, на Дону) идущему на войну казаку мать иногда прокалывала ухо и вешала серьгу (если единственный кормилец в семье) или две (если он последний в роду мужчина). Из таких казаков очень осторожно отбирали добровольцев на опасные дела. Снять серьгу могла только мать казака – нарушившего ждало проклятие.
   Нанесение шрамов аналогично татуировке в социальном значении, так же, как и клеймение.
   Иногда татуировка или клеймо означали наказание или низкое положение носителя. В Японии преступников метили вытатуированным на внутренней стороне плеча крестом, который «забивали» сложным узором, так что крест было не видно – поэтому самураи никогда не делали татуировку на этом месте (в любом другом, но не здесь), дабы им не предъявляли обвинений в сокрытии преступлений. Иногда преступнику на лоб наносили дуги и линии, которые постепенно образовывали иероглиф «ину» («собака»). Такую татуировку никто не хотел на себе иметь, и при первой же возможности её сводили или закрывали (как русские уголовники, попавшие по тем или иным причинам попавшие в разряд «опущенных», сводили «перстень» с диагональной линией с тремя точками или закрывали его, превращая поле в сплошное, означающее, что обладатель «перстня» отсидел свой срок от и до). Это, а также отношение к татуировке, как к «знаку преступников» привело к негативному отношению к ней у многих людей (пример – автор знаменитых «физиогномических таблиц» Чезаре Ломброзо, считавший татуировки признаком принадлежности к «низам»). Кроме того, в обществе, где людей приводят к единообразной внешности (как раз «территория красоты», как та же Япония), строго соответствующей положению в обществе, татуировка часто объявляется вне закона (так японские власти чуть не убили «ирэдзуми» - только интерес иностранцев к этому искусству спас положение). Та же ситуация и с пирсингом (вспоминаю при этом советское время, когда среди «воспитанных» людей находились те, кто имел хамство хихикать над серьгой у лиц мужского пола – я уж про гопников и тупиц молчу). И как раз в этих обществах усиленно пропагандируется «правильная» внешность (вплоть до методов наглядной агитации и прочих методов искусства), и задержание на улице правоохранительными органами всего лишь за внешний вид – норма жизни. То есть образцы красоты – это то, что тебе навязывает власть или общественное мнение. Это как раз то, о чём мы говорили в начале нашей беседы.
   Общество менее склонное к тоталитаризму («демократическое») избирает более мягкие методы давления – рекламу, массовую культуру и им подобные методы. Человеку со всех сторон твердят, что надо быть вот таким, а этакие – это не то. От соответствия этим образцам зависит большее или меньшее признание социумом. Момент дресс-кода или иных эталонов, ориентация потребительской сферы на людей нужных данных и создание методами искусства мифологии, поддерживающей высокий социальный статус таких людей и выбивающих на обочину жизни «не тех» - неплохой вариант селекции нужных образцов. А селекция позволяет создать требуемый путь генетического развития и должное сознание. Всякое отклонение в сторону индивидуализма здесь является «паллиативом» - с этим мирятся, но социум пытается давить на индивидов, создавая при этом иллюзию свободной воли (на самом деле это «свободное мнение» сформировано средой и методами пропаганды). При минимуме расизма или сексизма создаётся система мифов, которые выгодно выделяют некую «правильную» группировку, чей престиж мягко, но настойчиво вкручивается в мозги основной массы населения. Нонконформисты изолируются в некие резервации (если это «демократия») или уничтожаются (не всегда прямо – достаточно создать отрицательный образ, как в случае с панками или скинхедами). Вот здесь мы уходим от темы татуировок и пирсинга окончательно, возвращаясь к тоталитаризму красоты.
               
                Диктатура красоты.
   
   Таковая действительно есть. И она намного сложнее по структуре, чем любой дресс-код. Здесь ничуть не меньше евгеники или расовой дискриминации. Красота является также мощным рассадником эйджизма – «идеал красоты» имеет чётко выраженные возрастные границы. И это опасно именно тем, что такой эйджизм напрямую связан с тем, что индустрия потребления очень сильно связана с «возрастными границами» и престижем идеала красоты.
   Помимо дресс-кода, связанного с социальным статусом (что ведёт к классизму), и дресс-кода полового (что даёт в итоге сексизм) есть «возрастной» дресс-код: что и в каком возрасте можно носить, как причёсываться и как работать с ногтями, условно говоря. Это и есть начало эйджизма: человек попадает в одну из возрастных социальных группировок, а у каких-то социальных группировок статус ниже, чем у других (дети стараются быстрее повзрослеть, а взрослые панически боятся старости).
   Классовый дресс-код мы обсудили выше, причём, довольно подробно. Так что перейдём к дресс-кодам сексистского и эйджистского характера.
   Сексистский дресс-код – это предписания, какую одежду может носить мужчина, а какую – женщина. В современном обществе, конечно, есть некая «диффузия», когда мужская и женская мода частично пересекаются, когда создаются вещи в стиле «унисекс» или переходят из мужской моды в женскую или обратно (при этом речь не идёт о проявлениях трансвестизма, гомосексуализма или жёсткого нонконформизма). Но общественное мнение этому сопротивляется – как любому нововведению. И сопротивляется очень активно. В тоталитарных государствах половые дресс-коды очень чётко заметны (в США долгое время существовал закон о том, что на мужчине должно быть не менее трёх предметов мужской одежды, и если это было не так, то тебя могли арестовать). В обществе «демократическом» это достаточно стёрто, и давление на «неправильных» людей осуществляется тем, что представители общества всеми силами воспитывают своих детей и друзей в негативном отношении к таким людям и их modus vivendi. И тут вопрос не в том, что таких людей осмеивают на улице или в общественном транспорте, к примеру. Просто на них направлена критика в искусстве (как кто-то в «Самоволке» выражает непонимание по поводу противника главного героя Леона в бою на деньги – тот по шотландской традиции явился на бой в килте) или на «стариковской лавочке», воспринимаемая, как отправная точка для общественного мнения.
   Эйджистский дресс-код оказался более стойким. Не то, чтобы строго регламентируется конкретная манера одеваться, но заметные границы того, как может одеваться ребёнок, взрослый или старик, имеют место быть. Все разговоры про «дамский счёт» (если женщина одевается или красится, как будто ей не больше 30 лет, хотя ей зачастую далеко за 50), аналогичное рассуждение относительно тех, кто одевается в «молодёжную» одежду, будучи старше тех же пятидесяти – речь сейчас о мужчинах, конечно же. Как любят многие изображать девочек, тайно красящихся маминой косметикой, нацепив «взрослые» туфли, что делает её «похожей на цирковую собачку» (так писал советский писатель Алексей Дорохов в книге «Это стоит запомнить»), или мальчишек, пытающихся нацепить отцовскую шляпу. И это делается так, чтобы это выглядело смешнее некуда. А ведь это – следствие эйджистских дресс-кодов (когда манера одеваться тесно увязывается с возрастом, а в эйджизме та или иная возрастная группировка может быть «престижной» или «непрестижной»). Такая дифференциация позволяет создать чёткую систему, сохраняющую тот строй, который задал этот дресс-код, на идеологическом уровне (то есть психологически и этически – а это сильнее любой репрессивной машины). Слишком маленький возраст не даёт участвовать в управлении системой, слишком большой отправляет на менее значимые посты «пассивно управляющих» или «почётных пенсионеров», не так много решающих, как лидирующая возрастная группировка. Дресс-код – следствие такого положения дел, а также метод манипуляции, так как напрямую связан со статусом.
   К примеру, в Лондоне есть улица, на которой находятся мастерские, где делают костюмы для чиновников и бизнесменов. Цены там достаточно высокие, несмотря на медленную работу. Так вот, портной, который будет шить вам костюм, не будет заниматься изысками и учитывать все мелочи, не считая того, что он сделает костюм удобным для вас. Более того, он обязательно узнает, кто вы по должности в своём ведомстве или компании – и это определит цвет костюма. Эта традиция не меняется долгое время, и её никто даже не думает нарушать. Кстати, пошить такой костюм считается чем-то вроде хорошего вкуса. Точной привязки «цвет – статус» я, к сожалению, не помню, но они очень чёткие, и определяют соответствующие дресс-коды не только в Англии.
   Ещё один формирующий фактор в данном случае – это проводящиеся во всём мире конкурсы красоты. Здесь пресловутый эталон отыскивается либо через субъективное мнение жюри, либо через усреднённое «мнение общества» (а говорить о том, насколько условно это «так все считают», уже давно стало банальностью). «Мисс», «миссис» и «мистеры» всех уровней и стран становятся инструментом проекции социумом неких установок и правил, которые формируют человека во всём. Им подражают и завидуют, они рекламируют одежду и товары потребления (создавая «престижный образ»), и это заставляет остальных тянуться к этому идеалу или саморазрушаться, не будучи способными этого достигнуть (речь идёт не только о самоубийствах, но и о медленном отравлении организма алкоголем или наркотиками, а также о постоянном уничтожении нервных клеток, что изрядно сокращает годы жизни). Стоит ли упоминать о том, что многие из-за этого решаются на не всегда необходимую пластическую операцию, которая нередко имеет тяжёлые, а от и смертельные последствия. А уж как запросто такие операции превращают симпатичного для многих человека в «манекен», который безлик и лишён своей «изюминки», уничтоженной пластической операцией. И это – не порождение наших дней: ещё в древние времена правители и аристократия инков накладывали себе искусственные бороды и удлиняли черепа, а также вытягивали мочки ушей, чтобы соответствовать «божественному идеалу» (так же, как французские аристократы правления Бурбонов носили парики и хромали, подражая королю – хромому плешивцу, который это просто скрывал). Это является отголоском всё той же селекции, которая легла в основу телегонии и тому подобных методов расово-национальной генетической формовки.
               
                Селекция породы.
   
   Поборники телегонии нередко ссылаются на пример голубятников и собаководов, которые стараются не допускать спаривания породистого животного с представителем иной породы или «дикарём» - если самка породистого голубя «сошлась» с сизарём, её попросту убивают, так как после этого она будет производить на свет «чиграшей» - потомство, несущее гены, разрушающие породу. Та же история с собаками.
   В нынешней D. I. Y.-панк-среде существует мнение, что подобная селекция – это эксплуатация животных, то есть спишисизм (дискриминация по признаку биологического вида). Спишисизм, соответственно, является первым шагом к аналогичной селекции и эксплуатации человека (в частности, это расизм, классизм и даже эйджизм). Такая селекция не просто считается фашизмом – она и есть неотъемлемая часть данного типа режимов. Именно поэтому Гитлер и компания создавали резервации и концлагеря, где представителей «низших рас» постепенно истребляли во имя господства арийцев. Искусственно заданные браки здесь практиковались сплошь и рядом – так «борцы за чистоту нации» создавали «элиту мира» (что это не связано со здоровьем и интеллектуальными качествами «элиты», никого не волновало).
   Писатель и исследователь Иван Ефремов в свое книге «Лезвие бритвы» (а также в «Таис Афинской») давал объяснение возникновению «эталонов красоты». Скажем, длинные ноги для женщины стали признаком красоты, поскольку с длинными ногами легче бегать (то есть унести ребёнка от опасности), а длинные волосы спасают от холода (опять же это и для ребёнка хорошо). Полная женщина была идеалом для тех, кто видел в ней «рабочую лошадь» или «родильную машину» (например, великороссы, которые считали женскую худобу болезнью и лечили её обильным питьём пива и постельным режимом). Вот и кривили морды «бело-сине-красные» от худощавой женщины – боялись того, что передаст гены «слабой породы». И из этого болота общественного сознания родилась процедура насильственной выдачи замуж (да и женитьбы), когда этот вопрос решали родители молодых (сколько личных трагедий это породило, никто давно уж не считает). Потом уже наслоилось происхождение (опять-таки это был «вопрос крови»), а в эпоху возрастания товарно-денежных отношений – финансовое состояние. Но изначально это была именно «селекция породы». Не поэтому ли некоторые народы, соприкоснувшиеся с «белобрысой расой» подбирали «гулящих» женщин, которые получали площадку на отшибе селения, где они могли заниматься «этим делом» с пришельцами, тем самым, оттягивая их от остальных жительниц этой земли (как сказал один житель Крайнего Севера: «Если в стаде заведётся много белых оленей, это плохо»)?
   Вообще очень хорошим примером «диктатуры красоты» всегда считалась Япония. Там очень ревностно хранят традиции – в частности, связанные с дресс-кодами. Например, японка, сменившая кимоно на европейскую одежду, ещё в начале XX века носила презрительное прозвище «modern girl» - и эта «современность» плохо приживалась. Мощные дресс-коды Раджастана и других индийских штатов, в которых имеет огромный вес кастовая система, вряд ли нуждаются в представлении. Кстати, нечто подобное описывал Владимир Суханов в романе «Аватара», где в Гималаях были два высокоразвитых государства – Друссия и Муссатанг. В Муссатанге были чётко обозначенные касты, имеющие не только чётко размеченный дресс-код, но и столь же чётко выверенные условия проживания (высшие касты имели право на комфортабельные частные дома, низшие часто жили в общежитиях с сильной дисциплиной). Строй Муссатанга – абсолютная монархия, помноженная на жёсткий шовинизм и тоталитарные методы правления (иные страны официально называют «погаными», а с Друссией у обитателей Муссатанга была, чуть ли не война). Это, конечно, не реальность, а художественный вымысел, но Суханов хорошо провёл линию, которая связала подобную регламентацию с фашизмом.
   Вспоминая советский строй, я часто наталкиваюсь на вопросы внешнего вида, когда осуждалось франтовство и «стиляжество». Девочку, нацепившую на платье чуть больше положенного на праздничное платье, в стихах сравнивали то с новогодней ёлкой, то с пугалом. Накрашенные глаза и короткая юбка в глазах «наседок», которых, судя по всему, родила Екатерина Фурцева, регулярно роняя их головой об асфальт, свидетельствовали о том, что перед вами – проститутка. Именно так. В школе можно было услышать инициативы «выдирать серьги и выбрасывать в окно» (автор этой инициативы сейчас работает директором в одной из омских школ, и её очень не любят ученики и учителя за гонор и склонность к созданию дресс-кодов в стенах школы – я лично слышал её рассуждения о «светофорах» и то, как она отчитывала двух моих одноклассниц за высветленные волосы). Или ещё что-нибудь. Это было формовкой. Впрочем, ещё Маяковский в пародии на мещанский романс «Маруся отравилась» рассказывал взятую из жизни историю барышни, которая отравилась из-за того, что у неё не было лакированных туфель, как у подруги. И там же он высмеивал взятого из той же самой жизни «электротехника Жана» (не желающего зваться Ваней) – это же он описал в лице Пьера Скрипкина в пьесе «Клоп». Разница между «электротехником Жаном» и «простым рабочим парнем» тех лет (прадедом какого-нибудь любера или дедом дамочки «Фурцевского Контингента») была в том, что дресс-код «нэпманов» был альтернативным, а таковой «рабочего класса» насаждался «партией и народом», то есть был более тоталитарен.
   Только не пищите, пожалуйста, что этот самый «альтернативный дресс-код» впоследствии стал подминать под себя всё, и отнюдь не косвенным следствием его стало то, что в Большом театре ставят «Детей Розенталя», а всякие извращенцы выезжают на бьеннале в Италию за казённый счёт, пока представители «истинно русской культуры» умирают под забором, поскольку им не на что жить. Во-первых, такие глубокие крены и выправляются соответственно – то есть жёстко. Во-вторых, тоталитаризм гомосексуалистов, которые там, на бьеннале в Италии, или Владимира Сорокина и Виктора Ерофеева («безнравственных» писателей, сочиняющих порнографию) значительно меньше, чем тоталитаризм «нравственных людей»: по крайней мере, эти люди не стремятся к строительству памятника-унитаза, в который спустят книги Александра Проханова или Владимира Жириновского, после чего толпа с портретами Сороса (раз уж он – их царь и бог) ринется на «нравственно чистых» и изрубит их в капусту. Эти люди не орут о том, что надо, чтобы было так. Они делают для себя «так, как надо». А остальные  - для себя. Ссылка на нормы общежития здесь абсурдна, так как общежитие предполагает равные права, а не нравы «Вороньей слободки», где все готовы сожрать тебя заживо, если ты сделал что-то не так. А поборники красоты агрессивно навязывают эту пакость всем вокруг, имея привычку прилюдно обсуждать то, что некто делает что-то не так, а ему это же постоянно ставить на вид. Для них даже передач на телевидении больше, чем для тех, кто занимается изысканиями в области альтернативной эстетики и модификаций тела: «Квартирный вопрос», «Школа ремонта», «Снимите это немедленно» и прочая муть, идущая с завидной регулярностью. И только раз от раза – о том, какие тенденции существуют сейчас в татуировке или пирсинге. Или о том, что надо делать, если ты хочешь обзавестись скартом или сделать брэндинг (выжигание «клейма» на теле). То есть открыто пропагандируется навязывание другим людям того, какими они должны быть, и в какой обстановке им жить. А от этого до тоталитарного дресс-кода – один маленький шажок. И такой же шажок – от тоталитарного дресс-кода до расово-генетической селекции и фашизма. Это кажется незаметным, но как раз этим и опасно, поскольку ты не успеваешь заметить, как данное тобой право на решение за тебя, каким ты должен быть, чтобы все тебя любили, плавно перейдёт в право тебя убить за то, что ты что-то не то сказал. А начиналось всё с того, что тебе сказали: «Слушай, ну, это же тебе не идёт, да оно и не модно в этом сезоне». Далее идёт формовка, которая часто сопряжена с огромным риском для здоровья – вживление силикона в грудь часто становится причиной рака, а онкологические заболевания лечатся с трудом (если вообще лечатся). И это ещё самое страшное! То, что модельная обувь часто портит ноги, а окраска волос их убивает, никто не думает. Надо ведь выглядеть соответствующе!
               
                Модификации тела.
   
   Это не повтор того, о чём мы тут пару глав вели разговор. Речь идёт обо всём спектре – от осуждаемого здесь бездумного эстетизма до последовательных актов трансгуманизма, когда провозглашается, а где возможно, и воплощается концепция свободы формировки тела.
   Ведь это родилось из того самого эстетизма, когда человек недоволен своим телом. А раз оно несовершенно внешне, то ещё не факт, что само строение тела – нечто правильное. Почему бы не иметь три руки, а не две? Или ухо на коленке? Логично. Раз не тот цвет волос мешает жить – аж в речку головой, - или кому-то не хватает ещё одной руки или рогов на голове. Пока это – экзотика, но поскольку всем нравится красота, то в скором времени кто-нибудь, недовольный наличием чётко выраженных полов или ограниченностью человеческих форм, решит сменить это безобразие на нечто более подходящее. И это тоже логично. Сколько людей сменили пол, а Дженезис Пи-Орридж на пару с женой (басисткой PSYCHIC TV Леди Джей - RIP) превратился в андрогина. Или Стеллиос Аркадиу, который приделал себе механическую руку – оба случая были описаны выше. Либо всё перерастает в даосизм, и красота ложится в бархатный гробик, изящно следуя в печь крематория. Это не менее логично и правильно: или ты такой, как есть, и все с этим считаются, или ты имеешь право трансформировать себя, как это нужно, чтобы всё было в лучшем виде – включая вживление имплантантов и разрезание языка (короткая, но яркая вспышка моды на это уже успела пройти, оставшись достоянием тех же трансгуманистов). Здесь не обсуждаются татуировки и пирсинг – они при таком раскладе вполне нормальны. Раз мне не нравится моя «симпатичная» харя – сделаю на ней татуировку. И в нос что-нибудь вставлю, чтобы смотреться не по-мещански. Или оставлю всё, как есть, и буду плевать на то, что обо мне думают другие. Тело моё, принадлежит оно мне, а красота – это разновидность цензуры. Ну, и на фиг её тогда. Либо не на фиг, и тогда стоит быть озабоченным тем, что думают о тебе другие. Здесь порождённое общественной цензурой чудище изживает саму общественную цензуру, становясь инструментом всевозможных эгоцентризмов. Результатом становится «система сдержек-противовесов» в лице демократии, когда общественные дресс-коды насаждаются не впрямую, через установления власти (от главы государства до шефа на работе), а косвенно, методами рекламы и «политической корректности». Но при этом борьба с «дураками» ведётся методами public relation – например, через телевизионные сюжеты, где такие люди показываются экзотами (как Том Леппард, Джулия Гнусе  или, скажем, Алекс Ламбрехт) или отщепенцами (Макс Чирик, трансгуманисты), что в обществе, воспитанном на стадном чувстве и страхе перед врагами (не забывайте, многие идеологи красоты – арийцы или иные националисты и расисты) воспринимается очень враждебно. Их права признаются со скрипом, и они рассматриваются, как некая резервация, которую стараются поменьше рекламировать – чтобы не стало массовым явлением и не пошатнуло устои. Ведь от татуировки или пирсинга от силы два-три шага до более серьёзных преобразований тела (до сих пор не утихают споры вокруг брейн-пирсинга, а опыты того же Стеллиоса Аркадиу остаются примером подражания очень и очень немногих).
   Это только подтверждает то, что так называемая красота – это отголосок дресс-кодов тоталитарного общества, когда внешний вид формировал общество и положение его члена в нём. Ведь там, где есть касты или классы, их дресс-коды хорошо различимы, а в обществе «руки миллионопалой», как выразился Маяковский, дресс-код один для всех – унификация (конечно, она даже в худшие времена не была полной, но попытки были). И всё это считается в данном обществе красотой, а прочее – уродством.
   «Стой, подожди, - запыхаясь, бежит на наш огонёк некто с “Лезвием бритвы” под мышкой, - а разве красота – производная от тоталитарного сознания? А как же производная от здоровья?»
               
                Аргументация профессора Гирина.
   
   Вот, кстати, знаменитый тезис Маяковского: «Нет на свете лучше одёжи, чем бронза мускулов и свежесть кожи». Логично. И здесь мы приступаем к той части нашего разговора, которая связана с рационально обоснованной первообразной пресловутой красоты. Речь, конечно же, о здоровье.
   Вот где никак нельзя поспорить с теми, кто защищает красоту, так это в вопросах логичности культивации здоровья. Но сразу отметём в данном разговоре профессиональных спортсменов – эти люди на самом деле не больше блещут здоровьем, чем мы с вами: травмы, резкие перепады режима, часто ещё и строгая диета, нервы (а это не способствует железному здоровью). Врачи советуют заниматься не профессиональным спортом, а физической культурой – она более сбалансировано развивает человека.
   Фанаты атлетической гимнастики – культуристы, - выглядят очень эффектно, но это просто физиологически не очень хорошо: приходится ограничивать половую жизнь, а применение специальных препаратов вызывает половую холодность, если не что пострашнее. А если бросить занятия, то мышцы очень скоро превратятся в жир. Женщина, занимающаяся бодибилдингом в классическом представлении, часто становится не очень пригодной к деторождению и выкармливанию ребёнка (поэтому со временем многие стали переходить на шейпинг и фитнесс, более подходящие именно для женщины и не «убивающие» её физиологию). А вот правильно подобранные физические упражнения помогут неплохо себя чувствовать и не превратиться в развалину к 40 годам. И при этом не будет проблем с сердцем и работы на износ во имя неизвестных результатов.
   Банальный внешний вид зубов – тоже отсюда (только не «голливудская улыбка», а более естественный цвет). Ведь глупо отрицать, что рассадник микробов в зубах влияет на весь организм, а плохо пережёванная пища так же плохо усваивается, а иногда приводит к гастритам. Правда, можно вставить коронки или обработать зубы, как это делают народы Вьетнама (например, эде), спилив наполовину резцы и покрыв их чёрным лаком – там никакая дурнушка не зашлёт сватов к парню с «лошадиными зубами», - или ещё как-то их обработать (клыки вампирские, например, или серёжку на зуб – видел такую штуку у одной знакомой). Но это очень дорогая процедура, и не всем захочется это делать – и потом, многие такие штуки усложняют уход за зубами. Уже упомянутые по ходу текста Макс Чирик и Дженезис Пи-Орридж ходят с металлическими коронками (Чирику это пришлось сделать – ему в своё время основательно надавали по зубам «народные борцы с тлетворным влиянием Запада» или их преемники). Но давать в этом случае какие-то рекомендации – значит, создавать дресс-код и новую форму красоты, так что не буду пропагандировать или отрекомендовывать данный метод. Каждому своё. Единственное, что это не должно вредить здоровью.
  То же самое, в принципе, можно сказать и об остальном. Сбалансированная фигура и здоровье – это не роскошь красоты, а жизненная необходимость. А вот добавить к этому что-то или нет – это личное дело каждого.
   Хотя вот тут мы снова переходим к критике красоты. Ведь часто те или иные средства её достижения (формирование тела за пределами создания здорового организма, косметика, диеты, пластические операции, манера одеваться) являются следствием желания скрыть недостатки внешности. Это является не чем иным, как обманом. И на этом делают деньги бизнесмены от насаждения красоты.
               
                Индустрия обмана.
   
   Одна из самых прибыльных (и, как вы понимаете, вечно раздираемых всевозможными склоками и разделами сфер влияния) областей бизнеса – это индустрия моды. На этом часто сколачивают огромные состояния, а симбиоз моды и массовой культуры – аксиома: популярные ведущие шоу и телепередач, актёры и певцы активно сотрудничают с дизайнерами одежды, парфюмерами и архитекторами, которые на этой волне продвигают в массы тенденции, формирующие общественное сознание.
   Обман зрения начинается с кроя одежды и косметики, когда таким образом убирают недостатки внешности, которые создают комплекс (Фрида Калло всегда ходила в очень длинных платьях, скрывая искалеченную ногу – как она вообще выжила с такой кошмарной травмой, знает только Мария Гваделупская). Разумеется, есть «тяжёлые случаи», когда никакая косметика не поможет, но это легко убирается методом самоубийства уродов. И такие случаи – не редкость на самом деле. А по большей части это – просто ещё один список ограничений, связанный с тем, что «не пойдёт».
   От невинного искусства драпировать мелкие недостатки посредством одежды и раскраски «табеля» современная индустрия пришла к технологиям, подобным «Wonderbra» или «push up», когда при помощи вставок и «выталкивания» формируется иллюзия красивого тела (это по большей части используется в женской одежде, но есть примеры использования таких методов и для пошива мужской). Такие методы должны были превратить какую-нибудь «гладильную доску», которая вчера из-за этого чуть не повесилась, в полногрудую «богиню любви», перед которой будет ползать на коленках даже «русский домостроевец», который жену плёткой сечёт для ума. Представляете себе, как бедный мужик ложится с ней в кроватку и нащупывает, какая она на самом деле? Морда у него будет, как у пивовара Ивана Таранова, которому мадам Козявкина сказала, что ему лучше пиво варить, а не петь. И хорошо, что у него в руках не будет бутылки с пивом, а то потом пол подтирать. Пошло, конечно, но в этом, как говорил Васисуалий Лоханкин, и заключается великая сермяжная правда. Конечно, можно искусством господина Ватсаяны (автора «Кама-Сутры») восполнить все недостатки внешности, но тогда и «обманки» не нужны. И потом, кажется, Лепорелло (вот тут могу ошибиться) дал способ избавиться от мучительной любви: «В достоинствах ищите недостатки». Это имеет и обратную силу.
   Но навороченную одежду можно ненароком забыть дома. И останешься ты со своим уродством в обществе – хоть сквозь землю провались. И стареет человек. Индустрия производства красоты тут же нашла выход из такого положения, противопоставив эйджизму и эталонам красоты достижения пластической хирургии, когда из «старой перечницы», которой на кладбище прогулов наставили на позорное увольнение без выходного пособия, делают девицу лет семнадцати или нечто вроде, чтобы её нестареющая душа могла себя комфортно чувствовать. Хорошо, если всё удалось, и операция прошла без проблем. А может быть всё, что угодно. Сепсис, онкология, просто неудачный результат, приведший к ещё большему обезображиванию – это вряд ли так уж всё. И это не так страшно, поскольку в любом случае этот порыв имеет основание в виде комплекса неполноценности, связанного с несоответствием престижному статусу. Что не есть хорошо, так как это не снимает проблемы дискриминации, а только стимулирует эту самую дискриминацию.
   Разумеется, модификации тела в лице татуировок, пирсинга, скарта и имплантантов – это тоже во многом следствие некоторого недовольства своим телом (уже упомянутая выше Джулия Гнусе – «женский рекорд татуировки», - вынуждена была пойти на столь радикальный шаг из-за того, что так было бы лучше, чем со следами кошмарных ожогов: Джулия страдает редкой кожной болезнью, когда невинный для кого-то из нас солнечный свет вызывает серьёзные ожоги кожи). Плюс момент статуса. Речь здесь не только о престиже в «большом» обществе, но и о знаках принадлежности к симпатичным кому-либо группировкам или отсутствия принадлежности к кому бы то ни было.
               
                «Синдром Катрин Трэмелл».
   
   Обычно это считается принадлежностью мужчин, но хватает и женщин – как это отражено в фильме «Основной инстинкт», героиня которого демонстрирует свою власть над мужчинами при помощи ножа для колки льда и отсутствия нижнего белья. На самом деле такие особы, как Трэмелл в глубине души не могут пережить некий комплекс, который они упорно преодолевают путём агрессивного секса и прямого насилия. Часто это какие-нибудь дурнушки (или задохлики), которые оказались по каким-то причинам выброшены на обочину жизни.
   Надо сказать, что на деле ситуация «Основного инстинкта», как правило, заканчивается тем, что такие особы, как Трэмелл, уничтожаются общественной машиной, так как они хороши только на киноэкране (вот вам и основание для продолжения фильма), а в жизни попросту опасны, да и не любит социум собственные ошибки признавать. Сто процентов гарантии, что на самом деле Ганнибал Лектер и Катрин Трэмелл были казнены на электрическом стуле или застрелены при попытке к бегству – очень мало находится людей, которые готовы проявить понимание к подобным «врагам народа». Опять-таки, это – брак в создании Системы, как всеобщего блага.
   Не вдаваясь в глубины психологии и криминалистики (не об этом речь), заметим, что в нашем случае («Я некрасив, и меня никто не хочет принимать – все из себя такие, в белом облаке») перед нами – некто, чьи внешние данные (цвет кожи, черты лица, манера одеваться) не делают его привлекательным для общения в любой степени близости. Что формирует как раз тот самый маргинальный modus cogitandi, который поспособствовал появлению на свет Трэмелл, Лектера, Жени Шаден, Светланы «Фифы» Конеген и им подобных. Ими очень долго и основательно помыкали, их статус был безбожно низок, и всякий, кто хотел, плевал в их романтическое и одухотворённое лицо, не подошедшее к эталону красоты. Впрочем, здесь мы видим не только этот контингент, но и «бимбо» и «жиголо» (не столько тех, кого содержит его женщина, сколько людей, которых в силу внешности часто так воспринимают), которые считают, что их недооценивают, считая тупыми манекенами. Был ведь такой фильм «Блондинка в законе», где такую вот дурную «белобрысую» с отрицательным IQ делают влиятельной особой (при этом попытка доказать, что блондинки тоже люди, с жутким треском провалилась) – тоже следствие того, что несколько комплексующих блондинок и толпа дур за их спинами начали бомбардировать всех гневными письмами, что так их воспринимать политически некорректно. Тоже комплекс, связанный с общественным сознанием (что заметно на примере Пэрис Хилтон). С мужской стороны хорошую пару Хилтон составил Арнольд Шварценеггер – туповатый австриец-культурист со снобскими замашками, сейчас борющийся за общественную нравственность в Калифорнии (в России такой же образ иногда демонстрирует Владимир Турчинский – извини, Динамит, но порой ты явно корчишь из себя Дубину Арни). Возможно, им тоже не нравится расхожее мнение, что культурист – это идиот с накачанными мышцами и черепной коробкой толщиной в четыре пальца. Что порождает некоторое презрение к «не тем» людям, которое часто любит демонстрировать Шварценеггер (к счастью, как раз Турчинского этот порок миновал).
   Когда ты видишь автомобиль какого-нибудь исполнителя рэпа, ты сразу замечаешь, как многие из них следуют комплексу тех «духовных братьев», которые ещё помнят гетто и времена, когда словом «ниггер» пользовались политики. Это дети, не наигравшиеся в миллионеров, что выражается в том, что у них всё самое дорогое. И, конечно же, здесь хорошо видны приметы маргинала по духу – теперь уже вряд ли так нужный жаргон Гарлема или Бронкса, сопровождающийся заведомо неправильной грамматикой и натужными голосами блатующих бандитов. Кстати, довольно близко к этому подходят многие панки (quincy punks – более остальных), которые, разумеется, не скупают самые дорогие автомобили и не одеваются в вещи по сотне долларов за пару носок, но гордо выставляют то, что они (это часто бывает с теми, кто вышел из тусовки «нью-йоркского хардкора») – «дети улицы». А уж так называемые «исполнители русского шансона» - бывшие «з/к» или «братки» (хороший пример – это бывший «бригадный» Евгений Кемеровский, запевший после того, как был убит его друг), которые часто сорят деньгами направо и налево, скупая самые дорогие машины и костюмы из престижных бутиков (чем только плодят анекдоты из серии «пальцы веером»)! Всё это – как раз те, кто не вышел мордой, нацией или статусом (после этого странно удивляться тому, как в Латвии или Грузии дают по соплям русским после того, как себя там русские в своё время ставили).
   На первый взгляд, это снова «бег по кочкам». Но это имеет прямое отношение к красоте – именно несоответствие престижному статусу рождает ответную ненависть к «престижному классу», создающую альтернативную эстетику, толкающую на насилие и убийства и рождающую аксиому: «Фазан красив – ума ни унции». Один из постоянных авторов фашистской газеты «Я – Русский» (она же – «Я – Идиот», мягко выражаясь) Алексей Широпаев писал об этом в статье «Кипит их разум возмущённый», становясь на сторону той самой тоталитарной системы, которая породила на свет и эти строки (и дело тут совсем не в комплексе по поводу внешности или одежды). И там он ясно и чётко указал на причины всего этого безобразия, пытаясь показать, «какие жиды твари» («тварями» на деле являлись арийцы и их романские духовные предки, которые вызывали в евреях комплексы, приведшие к тому, из-за чего «белобрысым» не даёт покоя сам факт наличия в мире данной нации). А о том, как насаждали дресс-коды греки и римляне, из которых господин Широпаев делает образчик поведения, мы уже говорили выше. То есть такая поддержка только доказывает, что все вопросы красоты и уродства напрямую связаны с формированием сообществ и тем, какое из них доминирует в данный момент.
   Кстати, те из читающих данную книгу поборников красоты, которые сумели сохранить здравый ум после такой разрушительной критики (остальные всё ещё бьются в истерике, если не устали это делать – это в их духе), наверняка уже приготовили железный аргумент против того, что было сказано об альтернативных эстетиках. Согласен с ними на все сто: как только альтернативная эстетика становится массовой и рушит доминанту «основной» эстетики, она оказывается не менее, а даже более тоталитарной, чем «основная». И пример Перестройки здесь уместен, как нигде, это глупо отрицать. Как раз потому, что создание жёстких дресс-кодов и суровая борьба с отступлениями от них привела к тому, что эти самые отступления, выйдя из-под контроля, стали той самой нормой, с которой они боролись. И именно в силу этого они постепенно агрегировались в несколько основных потоков, а потом были сменены «народной культурой» 1993 – 1995 годов, когда все одевались в то, что купили на рынке и слушали то, что прорекламировали масс-медиа, наивно полагая, что делают самостоятельный выбор. Это как раз то, о чём один из тогдашних властителей дум Богдан Титомир сказал: «Пипл хавает». И новый «пресс» только способствовал тому, что молодёжные движения (панки, «металлисты», скинхеды, байкеры, позднее – готы и новая волна хип-хопа) стали более консервативными и даже тоталитарными, там появился дресс-код, который логично дополнял некий свод этических норм (как «кодекс панка», созданный Черепахом). Это и есть проявление пресловутого «синдрома Катрин Трэмелл» - невостребованность обществом выражается в агрессивном противостоянии последнему (умная, но не слишком симпатичная и не в меру  сексуально агрессивная Трэмелл оказывается из-за этого на отшибе, за что мстит мужчинам, убивая их ножом для колки льда). Так же какой-нибудь непризнанный гений  в книгах (и не только в них) обижается на весь мир и пытается его завоевать или уничтожить. Это же касается людей, чья внешность стала для них барьером в становлении полноценным членом общества.
   С другой стороны, конечно же, существует момент позитивного решения, когда никаких жертв нет. Этим способом являются так называемые «элитные клубы». Например, именно так решили проблему отвержения обществом панки, так поступали гомосексуалисты, садомазохисты, транссексуалы и трансвеститы, создающие свои закрытые сообщества, попасть в которые может только тот, кто подходит по заданным параметрам (не обязательно, чтобы тебе указали на дверь – ты просто сам будешь чувствовать себя не в своей тарелке в данной среде, если ты «чужой»). Здесь мы опять сталкиваемся с чётко очерченными дресс-кодами (они даже чётче, чем в «нормальном» обществе) и даже сленгом, да и какие-то моменты поведения играют роль. Соответственно, здесь свои понятия о красоте, как вы понимаете. И человек, который приходит сюда со своими «нормами красоты» априорно становится чужим для данной группы. То есть красота, создав некую склонную к доминированию систему, порождает и «антисистемы», которые противостоят «основному потоку», да и друг другу тоже нередко противостоят. Чем красота и порочна: пытаясь искусственно объединить людей, вы только плодите лишние расколы, поскольку так называемая «красота» - это плод умственной деятельности человека, и она никоим образом не заменит внутренних связей, которые непонятным образом заставляют «королеву бала» уйти с оного с невзрачным «ботаником» в аляповатом костюме, оставив всех завидных женихов стоять с открытыми ртами, в которые свободно влетает стая ворон.
               
                Настоящее.
   
   «Так что же вы предлагаете? – наверняка уже не раз подумали вы. – Быть панком? Приделать себе руку на коленку или рога на затылок? Или что?» Нет, друзья мои, как раз этого-то делать и не стоит: искусственно выведенные формулы счастья и единства до сих пор были ложными, и эта не решила бы вопроса, который решается с помощью создания красоты или чего-то ещё. Есть нечто более действенное.
   А откуда вдруг появляются книги для обоих полов, в которых пишутся рецепты, как Квазимодо Средней Полосы или Жуть Несусветная, от которой при дневном свете бойцовые пит-були шарахаются, на раз привлекают к себе внимание противоположного пола, оставляя «идеалы красоты» сидеть в луже и чесать репу  в недоумении, как это может быть – это же урод, у которого не в том месте ноги? Каким образом коротышка-еврей из занюханного местечка становится величайшим актёром мирового кинематографа и образцом для подражания (я молчу относительно не одной женщины в его жизни)? Почему нескладный очкарик или плохо одетая скромница на глазах у всех отхватывают себе «первый номер»? Что им помогает такое, чего нет у тех, кто старательно собирает все добрые советы из правильных журналов?
   Разумеется, это те самые «побочные факторы» и «внутренние связи», которые вызывают истерический смех у «нормальных» людей, когда разговор о них идёт в теории, а на практике заставляет мямлить по инерции: «Этого не может быть, потому что не может быть никогда». Лих Хирсиг, одну из самых известных любовниц Алистера Кроули, называли страшилищем, и многих удивляло то, что Хищник сразу на неё запал. Значит, было что-то такое, что «щёлкнуло» в момент этой встречи, создав одну из самых крупных интриг в биографии легендарного мага.
   Именно эти самые внутренние связи, природа которых пока не так хорошо изучена традиционной наукой, дают самые прочные союзы, когда никакие точно отмеренные действия и никакая физиология не становятся причиной их разрыва. И они нередко формируют пресловутые «побочные факторы», которые помогают этой конструкции не развалиться из-за отказа одной из составляющих этого единства. Никакими дресс-кодами, никакой этикой, никакой религией этого искусственно не воссоздать. Это может стать основой религии или философии (даосизм, Викка, древние религиозные традиции) – и делает данную религию или философию жизнеспособной. А «абстракции», оторванные от этой незримой реальности, довольно скоро гибнут или заменяются тем, что с данной реальностью связано. Пример такой трансформации – христианство, начавшее с отрицания того, что принято называть оккультизмом, и пришедшее к вынужденной необходимости включить элементы этого «зла» в свою методику.
   Именно поэтому терпели поражение в борьбе за овладение всем миром тоталитарные системы – а с ними и красота, порождённая ими для более глубокого подчинения масс, чем это сделали бы самые жестокие репрессии. Ведь системы, в основе которых лежит работа с «глубинным» началом и «принцип Гебо» (или «Инь – Ян», в данном случае работающее, как взаимодополнение составляющих), исходят не из трения Личности и Общества, а из их взаимодействия, когда подавление минимально и мягко по воздействию. А красота – это инструмент подавления «порочных» элементов на основе параметров, заданных «повседневным» разумом узкой группировки, создавшей некий режим, навязав его массам, пойманным в ловушку смеси эго - и этноцентризма, в которой первый формально подчинён последнему, но за счёт этого принимает более агрессивные формы, направленные на выживание в мире, где он подавляется. В сочетании с нежеланием перестраиваться в форму, которая кажется странным образом гипертрофированному «эго» неудобной, поскольку требует отказа от части удерживаемых территорий сознания, это делает такое сознание агрессивным по отношению к тому, что разрушает ту систему, которая внушает ему, что здесь безопаснее и стабильнее. Что только укрепляет потребность в примыкании к внутриобщественным группировкам, позволяющим одновременно быть частью коллектива и лелеять своё раздутое «эго», подстроенное под агрессивный коллективизм (что есть предмет отдельного исследования). А уже от этого идут дресс-коды, производной от которых и является красота.
   В философии существует понятие «внутренней красоты», когда в человеке есть нечто притягательное для других, не обязательно связанное с внешними параметрами. Конечно, здесь не всегда есть нечто, что можно объяснить на языке «повседневного» разума, но как раз это нечто, понимаемое «глубинным» сознанием, действует порой так эффективно, что все попытки поборников красоты скопировать это и воссоздать привычными для них методами не доходят до этого на километр.
   Кстати, в искусстве этот момент неплохо отразил легендарный клоун Асисяй – «в миру» Вячеслав Полунин. Его театр «Лицедеи» в поздние годы работы сделал ставку на отказ от техники, когда отработанные приёмы пантомимы заменялись внешним неумением и номерами, которые казались примитивом (номер с гармошками, в котором отметился Роберт Городецкий, или сценка с телефоном, давшая Полунину его прозвище) или были построены на странной на вид «игре в молчанку», как шоу «О», сделанное Леонидом Лейкиным. Итогом стало мнение, что «Лицедеи» ничего не умеют, но при этом непонятным образом держат зал и заставляют его реагировать и включаться в игру. Отказ от техники был осознанным шагом Асисяя, к тому времени достаточно опытного мима. Связан он был с тем, что, по мнению Полунина, техническое совершенство клоуна и мима обезличивает и механизирует, уничтожая необходимые порывы души, человеческую нотку, которая на самом деле делает искусство той силой, которая пробуждает в человеке хоть что-то, будучи не только развлечением.
   То же самое касается вообще взаимоотношений в обществе, которые дают контакт или порождают его видимость в лице дресс-кодов и эталонов красоты, каковая, позвольте напомнить, заключается не только в данных объекта, но и в его «подаче». Есть очевидная этическая система, в маленьких сообществах (том же кругу друзей) работающая, как часы (естественно, речь идёт о «принципе Гебо»). Она предельно проста, но требует некоей «работы изнутри», когда ты не просто принимаешь извне систему взаимоотношений компании, в которой вертишься. Именно поэтому она неочевидна в крупных сообществах, так как требует плотного взаимодействия, что в широких массах достигается с трудом. Отсюда искусственные «склейки» - от прямой диктатуры до «эстетики поведения».
               
                Заключение.
   
   Некто Аркан (лидер группы ИСАЙЯ и бывший президент Омского рок-клуба) как-то раз сказал мне, что при прочтении какой-то советской методички комсомольской он наткнулся на такую фразу: «Критикуя – предлагай, предлагая – выполняй». Наверняка кто-то из вас так же сказал бы и на данный счёт. Что ж, поговорим и об этом.
   Начать с того, что совет, как точно надо поступать в такой ситуации, дать непросто – это очень индивидуальный момент, и есть огромный риск вместо одной модели красоты создать другую (да ещё и более тоталитарную, чем прежняя). Нет смысла всем поголовно вживлять себе имплантанты или делать обильные татуировки – это даст новый тоталитаризм, против чего как раз и направлена данная книга. Незачем изображать из себя аскетов, чтобы показать своё презрение к красоте – это просто одна из крайностей. Индивидуализм (разумеется, здоровый) в том и состоит, чтобы выбирать себе тот внешний облик и ту манеру поведения, которые ближе тебе. Само собой, есть момент общежития, и этого отвергать не стоит – на том уровне, когда идёт взаимодействие равно свободных личностей, свободно образующих союз.
   Абсолютно неправильно принуждать других следовать этому правилу – это как раз то, чем занимаются апологеты красоты и прочих форм подавления личности. Мы ведь боремся за свободу от такого подавления? Вот, выводы очевидны. Следовательно, здесь правильнее всего будет личное соблюдение своих установок, а другие пусть делают свои, лишь бы не происходило столкновения личных свобод, которое привело бы к конфликтам.
   Не имеет смысла лишний раз доказывать всем своё законное право на отказ от красоты – верующие не будут слушать доводов против своей религии, даже самых разумных, особенно, когда они – миссионеры. Напротив, это только подстегнёт их действовать. Защищать свои права, безусловно, надо, но надо также помнить, что эти права есть и у других. Тогда красота потерпит поражение, уступив место вполне разумным вещам – комфорту, эргономичности, свободе.
   На этом я позволю себе завершить данные рассуждения, поскольку сказано многое, и это логически завершено. Позволю себе напомнить, что это – просто разговор на философскую тему, а не руководство к действию.
                2006.
  ИСПРАВЛЕНО В 2009 ГОДУ, ПОСЛЕ ПОЛУЧЕНИЯ НОВОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО РЯДУ УПОМЯНУТЫХ ЗДЕСЬ ЛЮДЕЙ.