Старой деве подарили кактус. Она несла его домой, крепко прижав к плоской груди. Тихая старушка с розовым бантиком в жесткой паутине крашеных волос и пыльное угрюмое страшилище со стальными колючками.
Она мечтательно улыбалась, а кактус мрачно усмехался и не ждал ничего хорошего. Но в одном они были очень похожи: их давно никто не любил. Многочисленные племянники вспоминали о старушке только раз в году – 1 января, в день, когда даже самые жестокосердные люди становились по-язычески щедрыми, стремясь притянуть к себе птицу удачи. Вот тогда старушка получала такие подарки, из того, что пылилось на антресолях, тлело в комодах, ветшало в шкафах ее родни.
Кактус много лет простоял в темном углу, зажатый между неисправным магнитофоном и вполне целой детской гармошкой. Иногда, при мытье окон, и на него проливались капли воды. Никто давно не надеялся, что этот зеленый урод с корявыми отростками, торчащими как пальцы, когда-нибудь зацветет.
Старушка поставила его на узенький столик возле телевизора в своей маленькой, вычищенной до блеска квартирке и, отойдя на два шага, залюбовалась. Кактус ощетинился, как бродячий пес, на которого замахнулись палкой. Она отступила, волоча за собой длинные шлепанцы, но вскоре вернулась и стала подкрадываться к нему, пряча что-то за спиной. В приятную тишину дома ворвалось ровное ожесточенное гудение, это «что-то» оказалось феном и принялось обдувать кактус со всех сторон. Потом старушка взяла детский совок для песочницы и стала выкорчевывать его из пластиковой коробки от маргарина, где кактус когда-то пустил корни и обрел жизнь. Он, как мог, сопротивлялся, вонзая свои острые иглы в резиновую старушечью плоть.
Очнулся он уже далеко за полночь. Чистый, пересаженный в розовый горшочек с золотистым орнаментом и живой. С дивана доносилось тихое посвистывание. Утомленная дневными заботами старушка мирно спала, из приоткрытого рта тянулась полоска слюны.
Наутро оказалось, что в доме есть и другие обитатели. Два толстых кота, черный и белый, которых кактус сначала принял за огромные подушки, валявшиеся на диване, с трудом влезли на узенький столик, и тот покачнулся. Кактус почувствовал опасность. Коты, сохраняя в глазах сонное выражение, неожиданно атаковали его с двух сторон. И с воплями скатились со стола, выдергивая зубами из лап стальные колючки.
Избалованные, разжиревшие от лени коты решили расправиться с неожиданным соперником. Они жалели для него даже одного ласкового взгляда хозяйки.
Старушка обедала. Она разделяла ложкой длинные макаронины на кусочки и поливала их томатным соусом. Пластмассовые челюсти, закрепленные во рту стальными скобками, мерно двигались, верхняя часто соскальзывала в томатно-макаронное месиво.
Объевшиеся коты рядком лежали животами вверх, хвостами в разные стороны. Черным – налево, а белым –направо. Кактус внимательно смотрел и слушал. Впервые после своего темного угла он почувствовал вдохновение. Челюсть, ныряющая в тарелку, выглядела непостижимо прекрасной, ведь эта пластмассовая штучка принадлежала его богине.
- Как восхитительны железные бигуди, запутавшиеся в ее волосах, - расчувствовался кактус. – Как чудесны эти необъятные хвостатые подушки! Мы обязательно будем друзьями, и я никогда не подниму против них свои иголки.
Но коты думали иначе.
У старушки была одна маленькая слабость: понукаемая телерекламой, она пристрастилась к картофельным чипсам. Отмечала этим лакомством все праздники, заедала хрустящими дольками все огорчения.
Когда она после обеда, расположившись на диване, стала тихо посвистывать, коты, до этого успешно притворявшиеся спящими, отправились на кухню. Там, в беленьком шкафчике, они нашли заветный пакетик чипсов. Надорвали его и, вернувшись назад, с лукавыми физиономиями, стали нанизывать тонкие ломтики на острые иглы нового жильца. Кактус воспринял это как знак дружбы и с удовольствием подставлял свои корявые пальцы, вдыхая остро-перечный аромат.
Старушка поднялась с дивана посвежевшая, с разгладившимися морщинками. Взглянула на своего нового питомца и, слабо вскрикнув, опять повалилась на мягкое ложе. Коты довольно переглянулись и лизнули друг друга в нос. Но хозяйка быстро догадалась, чьи это проделки.
Толстякам запретили появляться на кухне, отныне белая дверь, из-за которой всегда доносились аппетитные запахи, для них была закрыта. Кактус огорчился за своих, как он теперь считал, приятелей и старательно посылал им волны любви и поддержки.
Но коты не угомонились. Ведь для дружбы часто не находится достаточных причин, а для вражды их всегда слишком много.
Вечером старушка вынимала изо рта свои пластмассовые штучки и помещала их в стакан с водой. Коварные толстяки выудили оттуда нежно-розовые протезы, словно рыбку из аквариума. Утром хозяйку ждал новый удар. Кактус смотрел на нее, приветливо улыбаясь ее же собственными челюстями. Они довольно прочно держались на его крепких колючках.
Теперь котов не пускали дальше порога. Они спали в коридоре, на коврике. Из щелей неутепленной двери дуло, они ежились и с досады вонзали друг в друга когти.
Однажды кактус почувствовал, что с ним происходит что-то странное. Его просто распирало изнутри. Может быть, это рвалась из него любовь, которой скопилось так много за годы, проведенные в темном углу?
Злобно фыркающие коты вызывали у него прилив сладкой нежности. Шаркающая походка его богини наполняла кактус восторженным томлением.
Наконец, он уже не мог сдерживать неистового напора своих чувств: что-то лопнуло, разорвалось на самой его верхушке, и через образовавшиеся трещины наружу выпорхнул прекрасный цветок. Легкий, как крылья бабочки, и нежный, как румянец зари.
- Какой чудесный подарок мне сделали племянники, они так меня любят, - подумала старушка.