Подробнее об авторе и его работах http://www.lebedko.su/nedavnie-stati
(отрывок из моей книги "Василиск: странная повесть о сексе и Dasein" - повесть есть на моей странице целиком)
Мои сны…
Мои сны конца восьмидесятых начала девяностых… я вижу свое имя, записанное на могильной плите, разлагающиеся части своего тела, судью, зачитывающего приговор, священника, завершающего соборование, рушатся здания, черви копошатся в гниющих телах,… поле битвы, древнее, усеянное трупами лошадей, людей… топоры, копья, мечи, прах и тлен… потом еще здания, охваченные пламенем, обрубки тел, конечности, валяющиеся на земле, обугленный, искаженный до неузнаваемости обрубок, бывший лишь минуту назад старшим лейтенантом Абдуллаевым, колонна машин, застрявшая в ущелье, и даже не страх, а ярость с которой я, подобно другим бойцам, матерясь и бессвязно крича, поливаю во все стороны свинцом, потому что никто не знает, где притаились снайперы моджахеды… пьянящая ярость, одержимость Аресом - страх подступит уже гораздо позже, страх и отвращение… вот лежит младший сержант Онищенко, Димка Онищенко, со снесенным черепом и вытекающей оттуда кровавой слизью и мозгами смешавшимися с грязью… еще вчера мы вместе курили травку и мечтали о счастье которое ждало нас, и мы это непременно знали - меня в далеком Питере, его в деревне под Полтавой, обкуренный я обнимал его тогда, шептал что-то невнятное про Катьку, а он улыбался, кивал… и вот его расплющенное тело грузят в БМП, моя одержимость Аресом проходит, тело начинает трястись, меня колотит, летеха Фомичев подносит к моим губам флягу со спиртом, я жадно глотаю, но не чувствую обжигающей горечи, для меня сейчас спирт как вода, лишь минут через десять я начну что-то чувствовать… о чем я? – о снах?.. да, сны той поры перемешались с видениями нескольких – да всего-то трех боевых операций, с тех пор Смерть прочно поселилась в моих снах: упавшая птица лежит на спине, со всех сторон ко мне тянутся когтистые лапы, гробы, еще гробы, закутанные в саваны фигуры, зачем-то я приоткрываю один из саванов и чье-то лицо, состоящее из сухих струпьев, осыпается прямо под моими руками… мне отчего-то кажется, что это лицо женщины, которая была молода и красива, она неистово кричала, переживая оргазмы, ее глаза светились нежностью и полнотой любви и желания, ее глаза сейчас - тлен в провалившихся глазницах, а вокруг снова пляшут гримасничающие маски с оскаленными зубами, косы, змеи, собаки, кости, черные лошади, воронье и вот еще один образ, который испугал меня в детстве, когда бабушка читала мне сон Татьяны из «Евгения Онегина»: «вот череп на гусиной шее вертится в красном колпаке», упавшие деревья, бурелом, предметы, исчезающие в клубах дыма, подозрительная женщина ведет меня куда-то вниз по винтовой лестнице, и во мраке возникают глаза, вырванные из глазниц, пальцы, крылья, летучие мыши, бессвязные голоса, какой-то причудливый танец… я чувствую сырость, как в склепе, внезапные порывы ледяного ветра… смерть витает в воздухе, в огне, воде и на погосте; в то время, погружаясь в сон, я не содрогался уже, я привык к этим образам… лишь когда рядом была Катя, она вытаскивала меня из их цепких объятий в какие-то причудливые дымчатые переливчатые абстракции, соединенные с острым желанием, от которого я и просыпался, жадно устремляясь во всегда гостеприимное Катино лоно; однако мы редко спали вместе, и моими ночными спутниками были образы разложения, тления и гниения – Нигредо, мой мальчик, первая неизбежная стадия алхимической трансформации души, - говорила Толковательница, она признавалась мне, что мои сны были для нее своего рода пиршеством: - Вам чертовски повезло, - повторяла она часто, - многим так и не удается вступить в стадию нигредо до конца жизни, удивительно, что ваше «я» сумело созреть и накопить силы, чтобы выдержать эту схватку с силами гниения, разложения и тления, я считаю, что вашей опорой была Катя, вы спроецировали на нее как разрушительную, так и созидательную стороны своей Анимы: разрушительная толкала вас в объятья смерти в прямом и переносном смыслах, созидательная вытаскивала и продолжает вытаскивать из ее цепких лап; - Толковательница не раз говорила мне что я – редчайший экземпляр в ее практике, а образ Кати и подавно, ибо не встречается ни одного клинического описания, в котором одна женщина являлась бы объектом, на который проецировались бы все, какие только возможно, аспекты Анимы; еще тогда на Песочной набережной, разрушив все опоры, на которых держалась моя личность маменькиного сынка, вслед за чем могла бы последовать неминуемая гибель, она не отпустила меня и несколько дней создавала новые хоть и шаткие опоры в моем помутненном разуме; мы оказывались на каких-то квартирах, где пили, танцевали, где она отдавалась мне снова и снова, а потом приглашала для меня других женщин, конечно ни одна из них не могла сравниться с ней, и эти опыты любви втроем обрушивали очередные жесткие структуры во мне, но я уже не сопротивлялся, я чувствовал себя подобно начинающему байдарочнику, которого вынесло в бурный поток: его первая реакция - закрыть глаза и съежиться от страха, потом пытаться управлять движением байдарки при помощи весел, неумело налетая на камни, чтобы затем постичь искусство отдаться потоку; мне повезло или же это моя учительница была настолько искусна, что я умудрился обойти стороной все водовороты и смертельные пороги: взорвавшийся лавинообразно инстинкт не убил меня сразу, хотя и подставил меня в борьбу за выживание во всех сферах моего бытия – борьбу, длившуюся почти десять лет, направляемую богом похоти и жизненной силы, богом, разрушающим все моральные ценности и запреты: Василиском, о нем мы тоже много говорили с Толковательницей, позже я нашел его описание в литературе: в большинстве книг по мифологии он предстает как вымышленный зверь с головой петуха, туловищем жабы, хвостом змеи и короной на голове; он считался злым духом, убивавшим одним своим взглядом – Толковательница поясняла, что его взгляд убивает жесткие структуры души, навязанную мораль, социальные ценности… он опасен, загадочен и непонятен, как, впрочем, и сама сексуальность.
Эмма Роберторовна говорила, что, несмотря на то, что со времен Фрейда создано огромное количество теорий сексуальности, еще не пришло время для понимания этого явления, а быть может Василиск не будет понят и взят под контроль никогда, ну а если так, то к сексуальности неприложимы никакие нормы: сексуальность не может быть нормальной или ненормальной, она прекрасна и ужасна, демонична и возвышенна - предъявлять ей моральные требования бессмысленно… впрочем в восемьдесят втором году, отдавшись этому потоку, думал я иначе – в ту пору мне казалось, что я пал на самое дно, а отчисление из института и Афган лишь подтверждали эти мысли, хотя, признаюсь, после начала общения с Катей мыслительная функция перестала определять мою жизнь и влиять на поступки, хотя внутренних борений и терзаний предстояло еще очень и очень много, и я много раз задавал себе вопрос - какой же черт подтолкнул меня по наклонной, сделав меня одним из тех, кого называют моральным уродом, отребьем человеческим… лишь с середины девяностых я могу улыбаться, вспоминая свои незатейливые мучения и угрызения совести и присоединяю свой голос к голосу Фридриха Ницше, сказавшего однажды: «я ученик Диониса, я предпочел бы скорее быть сатиром чем святым»…