Грибы
- Деда! Ты где?! Д-е-е-д-а-а!
Сережка ураганом ворвался в мою тихую комнату. Он всегда так. Ветер в голове!
- Деда! Вот ты где! А я тебя по всему дому ищу!!! Деда, ты только глянь, глянь, что я нашел!
Я оторвался от какой-то занудной газетной статейки и поднял взгляд поверх очков на внука.
- Ну, что случилось? Что ты так кричишь, словно пожар? И где ты был всё это время?
В стареньком свитере, в моих резиновых сапогах Серёжка, покрытый испариной, красный от беготни, стоял на пороге комнаты, держа в руках наше старое лукошко, такое старое, что его можно было бы назвать семейным.
Игнорируя мой вопрос, он рванул к столу и гордо водрузил лукошко на стол.
– Вот! – к возбуждению в голосе, с которым он всё никак не мог совладать, теперь прибавилась гордость. Любопытство заставило меня встать.
"Щенок? Котёнок? Что ещё на этот раз?" – думал я, молча заглядывая в лукошко. На дне лукошка лежали грибы, четыре крепыша боровика и три больших красноголовика. Тугие, крепкие, без единой червоточинки, красавцы писаные!
- Представляешь, мы с Лёхой два часа по лесу гоняли, и – ничего! Уже из леса выходить стали, и я эти красненькие прямо у выхода в ложбинке и нашёл! А беленькие - в сосняке, где ты показывал, ну, ... где Белый Бор! Спрятались там, просто целая семейка! Правда, здорово, деда?! – Серёжка тарахтел без умолку, время от времени смешно выставив нижнюю челюсть, дул себе на лоб, видимо, тем самым пытаясь остудить испарину. - А Лёха-то, хоть и хвалился передо мной, что он старше меня на полгода и настоящий грибник, не то что, мол, мы, городские, нашёл-то меньше, чем я!
Серёжка что-то ещё долго и возбужденно говорил, но я его не слышал……
Я вдруг вспомнил детство. Как с отцом ходили вместе по грибы. Давно это было… Ещё до войны… Я тогда мальцом был, вот как Серёжка сейчас, а отец... Отец был такой молодой... Впрочем, он так и остался молодым... Я всю округу оббегу, бывало, и ничего, кроме поганок, не найду. А отец, мне казалось, топчется на месте, поднимает лапы у елей своей палкой, где-то наклоняется, заглядывает под некоторые деревья, мох раздвигает. И было мистикой, что его корзинка опять полная, а у меня… Отец мне тогда объяснял, что не надо, как заяц, носиться по лесу, а внимательно оглядывать округу, искать грибы там, где они чаще всего растут – опята – на пеньках, подосиновики – во влажных ложбинках, где мох сырой и мягкий, как подушка, ну, а боровики – на бору… Да, давно это было…
… - Деда, а бабуля где? Она ведь не видела ещё! Деда, а бабуля меня не заругает, что я вот так, в сапогах? Правда, здорово, деда, что я их нашёл!? И-их, жарёха будет!... И, главное, Лёшка-то, Лёшка! Даже обиделся на меня, как будто я виноват, что они мне попались! - Серёжка вдруг поднял на меня свои зелёные глазищи и притих.
– Деда, ты чего?… - Меньше всего мне сейчас хотелось, чтобы Серёжка молчал. Как объяснить ему, почему дед смотрит куда-то вдаль, мимо лукошка, и у него в глазах стоят слёзы?
– Дедушка, – тихим голосом робко спросил Серёжка, - у тебя что-то болит? Опять сердце? Хочешь, я бабушку позову? - Не дожидаясь моего ответа, Серёжка исчез. - Ба-а-ба-а!
…А сердце, и правда, щемило, но как-то по-другому. В тихой комнате, где на столе стояло старое лукошко, пахло приближением осени и свежими грибами, а я думал о своем таком далёком и таком близком детстве...
1987 г.