Вадик не помнил, когда он стал толстым. Мама говорила ему, что на первом году жизни он был худеньким и его “подкармливали”. Он тосковал об этой своей прошлой "худобе”, которая, как ему казалось, сделала бы его жизнь счастливой. В третьем “a” Вадик Семин сидел один за партой, и одноклассники, подчеркивая фигуру мальчика, награждали его разными эпитетами, из которых “толстяк” и “колобок” были, пожалуй, самыми безобидными. Учитель физкультуры Николай Федорович два года терпел неуклюжего ученика в роли отвеса на перекладине, но потом “махнул на него рукой”, переведя Вадика в ранг “малоподвижного” и на зачетах и соревнованиях, когда весь класс бегал, прыгал, отжимался и подтягивался, строго говорил: ”Семин, будешь фиксировать результаты. Это важно.” Внутри себя Вадик протестовал против сложившегося в отношении него такого поведения. Но внешне – боялся и молчал, хотя ему хотелось не только стоять на футбольных воротах, но и забивать в них голы, и не подавать мяч из-за боковой линии баскетбольной площадки, а бросать самому его в кольцо с “пятачка”, частой “дробью” пройдя сквозь защиту противника.
Во дворе и в классе друзей не было, и школу он не любил. Но в конце двора, где начинался выход на соседнюю улицу их городка, жил маленький Сережа, который только осенью собирался “разменять” школьную декаду. Когда мама звала его домой со двора, она кричала в открытую форточку нараспев: «Се-р-ежик, о-бедать». Ветер часто как-то по-своему разносил эти звуки, и во дворе чаще слышалось – Ежик. Да и сам Сережа, когда называл свое имя, как-то слегка проглатывал первый слог. И получалось похоже на «Ежик». Вот так за мальчиком закрепилось это имя.
Ежик любил проводить время в обществе Вадика: мальчики часто убегали со двора на побережье бескрайнего озера. Там Вадик умел подобрать ключи к замку в цепи какой-нибудь лодки и показывал Ежику далеко от пристани свои места необычного клева. Эта внешкольная дружба и увела приятелей в тот весенний разлив далеко от побережья их бескрайнего озера. Вадика давно привлекал ряд далеких островков, на которые он один прежде не совался даже в те дни, когда сбегал с нелюбимых уроков физкультуры.
Островок, к которому, ища отлогий склон, хотели пришвартовать ребята лодку, Вадик для себя называл Крестовым, то ли из-за формы прибрежной полосы, то ли из-за того скального выступа, что крестом нависал над его западной частью. Пытаясь подтянуться к неприступному берегу, ребята уцепились за ветки ивы, “дикобразом” торчащие из-под воды. То ли “дикобраз”, разворачиваясь, упруго хлестнул своими иглами Ежика, то ли лодка ударилась о ствол затопленного дерева, но борта ее зашатались, и мальчик оказался в воде. Он не умел плавать, а от растерянности не мог зацепиться и за конец протянутого Вадиком весла и потому стал “пускать пузыри “. Семин бросился в воду и, ухватив Сережу левой рукой, правой стал грести к берегу, решив, что “ивовый дикобраз” не поможет. Скоро он нащупал ногами дно и подтянул к берегу приятеля, который отчаянно молотил по воде руками и сильно напомнил Вадику самого себя, когда он первоклассником в бассейне впервые пытался освоить “баттерфляй”.“Ну что, Ежик, почти научился плавать?”- первое, что сказал Вадик Сереже, когда ребята пришли в себя, - “Раздевайся, будем сушиться”. О лодке вспомнили, когда одежда уже колыхалась на ветках деревьев. “Да, не догнать,” – мрачно промолвил Семин, заметив вдали от берега уносимую ветром лодку. Ребята еще какое-то время понуро брели вдоль берега, устремив взоры на уменьшающееся в размерах пятно их средства связи с домом. “Ладно, Ежик”, - буркнул Вадик, - “Продержимся. Нас скоро найдут”. Ежик молча подавил слезу, взглянув на внешне бодрого Вадика. Потом ребята сняли с затопленной ивы школьный рюкзачок, и съели котлеты и бутерброды с сыром, что совсем не пострадали при “кораблекрушении” - мама Вадика всегда заботливо заворачивала в несколько полиэтиленовых пакетов завтраки и полдники сыну. Яблоки и пряники Вадик убрал обратно, объяснив Сереже: “Съедим потом, на завтрак. А послезавтра за нами придет катер.” Вадик не знал, почему он сказал про катер и про два дня его ожидания. Конечно, ему надо было успокоить маленького Ежика, но еще важнее было не растеряться самому в той ситуации, в которой они оказались. Хотя и про Вадика можно было сказать, что это был обычный мальчуган младшего школьного возраста, более того, третьеклассник -“увалень”, но на фоне маленького Сережи он как-то вдруг стал старше своих десяти лет и “вытянулся” из “колобка” вверх почти в первый же вечер их “робинзонады” на этом не слишком далеком от материка, но таком неприметном оттуда островке. В первый день ребята осваивали территорию острова и с интересом обосновывались в крошечной пещерке, что обнаружилась за Крестовой скалой. Пока они еще играли в покорителей новых земель и первопроходцев, и Ежик радовался, глядя на спокойно все объясняющего Семина. Вадик не показывал виду, но у него внутри нарастало беспокойство. Он словно предчувствовал, что завтра он отдаст свою половину яблок и пряников Ежику, послезавтра начнет учить его варить пойманную рыбу, а через полторы недели почти потеряет надежду на приход катера. Через две недели обострится слух, и мальчикам будет казаться, что они слышат голоса с материка, среди которых высокими нотами явственно проступал мамин голос. “Мама, не ругайся, мы скоро вернемся домой. А Ежик со мной, и с ним все в порядке”, - будут шептать потом губы Вадика, когда надежды попасть когда-нибудь снова в свой двор и нелюбимую школу уже не останется. И, в очередной раз провожая взглядом пролетающий над их “малой землей” случайный самолет, Вадик вновь будет терзаться вопросом “Почему нас не могут найти? Разве возможно вот так в век “Лаптопов” и сотовой связи оказаться в таком “зазеркалье”, что не видно для всего остального мира. Их искали, но совсем в другой части прибрежной полосы, там где была выброшена на берег их пустая лодка. Никто не представлял, что ребята могли уплыть на далекие островки к западу от материка – они лежали в стороне от основных cудоходных путей. На семнадцатый день “робинзонады” к Крестовому острову причалил случайный катер.
Первую неделю материковой жизни ребята провели в больнице, потом были дома, и в школу Вадик попал только к концу учебного года. Это уже был совсем ”другой” Вадик, хотя на завтраки он снова приносил в школу мамины котлеты. Но от прежнего “толстяка” ничего не осталось. Николай Федорович не мог нарадоваться его результатам на стометровке и “склепке” на турнике и включил бывшего “малоподвижного” во все возможные сборные школьные команды. После лета Вадик придет на “ первый звонок” Ежика взглянуть, как тот с букетом цветов разрежет алую ленту и начнет свой первый школьный сезон. Потом ритм жизни изменится, Вадик реже будет встречаться с Ежиком, но всегда будет знать, что тот равняется на него, как и тогда в их «школьно»-внешкольных уроках на Крестовом. В дни “робинзонады” Вадик читал и пересказывал свои учебники Ежику, и именно тогда будущий первоклассник научился читать. К окончанию школы Вадик уже выступал за молодежную сборную России по гандболу и дошел до “синего пояса” в каратэ. Потом он стал штурманом и водил корабли по широкому проливу Кука между Северным и Южным островами Новой Зеландии, открытых голландцами еще в середине 17-го века. Еще со школы Семин хорошо знал английский язык и по характеру работы часто бывал в столице Велингтоне – он полюбил удивительную своим богатством природу Новой Зеландии с ее так непохожими друг на друга Северным и Южным островами. На Северном более сотни раз в год случались землетрясения, и Семин во время своего пребывания в долинах между вулканами любил подолгу наблюдать извержение гейзеров – этих фонтанов водяного пара и кипящей воды. Где-то среди множества горячих минеральных источников, один или два, пробивающиеся между скалистыми выступами Вулканического плато, напоминали ему тот самый ручей пресной воды, что поил их с Ежиком на Крестовом. Когда Семин бывал в России, он заезжал к Ежику, двойняшки которого уже бегали в школу и мечтали о своих будущих странствиях. Когда приезжал Вадик, Сергей разгребал стол, всегда заваленный книгами, журналами, статьями и заметками о Ричарде, том самом короле, потомке северных французов и южных провансальцев, что был рожден в Оксфорде, короновался в Лондоне и пересек Ла-Манш в конце двенадцатого века. Сергей был историком и по крупицам собирал материал о Ричарде Львиное Сердце, о всех его войнах в Палестине и битвах за Иерусалим в желании заполучить Святой Город в арабских землях. При встречах с Вадиком Ежик забывал о своих исследованиях роли Ричарда в укреплении английской монархии и с восхищением слушал Вадика о его Новой Зеландии и ее Южном острове c горным хребтом, один из пиков которого маори (полинезийский народ, что переселился на остров еще с десятого столетия) называют Проткнутое Облако. В последний приезд Вадик подарил Ежику камень с одной из скал Проткнутого Облака, и Сергей хранил полинезийский камень, внешне ничем не отличающийся от тех булыжников, что покрывали “их” Крестовую скалу.Вадик верил в легенду маори, что камни с той скалы таят в себе скрытую силу, накопленную еще со времен первых переселений на остров.
Семин попал в аварию, когда его корабль был вблизи острова Кука. В отделении реанимации портового госпиталя он иногда приходил в себя и сквозь бинты на обожженном лице все пытался разглядеть на гребне волны “уходящий от Крестового острова катер”. Он не терял надежды выжить даже после приговора врачей (с такими травмами долго не живут…) и, уже не видя совсем ничего, все еще твердил иногда в бреду: “Ежик, мы продержимся… Еще немного… За нами скоро придет катер…”
Сережа узнал о смерти Семина на банкете, после защиты диссертации о личности Ричарда Львиное Сердце, и его собственное сердце остановилось. Не выдержало то самое сердце, что любило жену и детей, и всегда помнило, что на далеком Крестовом острове Вадик спас ему жизнь. Ежик “выкарабкался”, но сердечный клапан постоянно давал сбои, и на Крестовый остров он уже не поехал. Любимый камень Семина с Проткнутого Облака отвезли на остров сыновья Сергея, и он занял место среди груды других похожих российских камней. Тем летом ветры часто гуляли на Крестовом, и камень Вадика слегка шевелился у входа в пещеру, словно “поеживался”, вспоминая озябшими боками совсем другой климат своего далекого детства, проведенного в народе маори.
****************
1 место в литературном конкурсе "А у нас во дворе"
рассказ публиковался в литературном альманахе "АВС-студия", Санкт-Петербург, гл.редактор - писатель Вера Скоробогатова (2016)