Папа Димы выругался, разбил тарелку и вышел за дверь. Несмотря на зимний холод без пальто. Так уже бывало, мама зарыдала, Диму это не удивило, нормально пока папы нет дома никто не даст по жопе и не заснет бухим в слюни посередине его комнаты. Это было даже хорошо. Пока мама воет на кухне можно спрятаться в бабушкиной комнате под столом и дошить платье кукле.
Завтра мама нажрется или уйдет на работу. Можно будет порисовать, можно будет померить шмотки из бабушкиного шкафа...
Мама продолжала нажираться, папа больше не вернулся, он отбывал пожизненное, Дима этого не знал. Он любил сидеть дома один, рисовать, писать, ковырять папин мотоцикл Ковровец, листать журналы и играть на папиной гитаре. Дима не любил школу, дружбу и двор.
Его там все чмырили и старались отмудохать. Хрупкий мальчик находившийся в отрешенно-отсутствующем состоянии напрягал и соседей по двору и однокласников. Постепенно мама из жизни Димы тоже пропала, она убила себя передозировкой. Дима остался с бабушкой, по мере взросления ему становилось одиноко и завидно, потому что у других детей были родители, игрушки, друзья и много других жизненных радостей. Дима ходил по пустому разрушенному коммунальному дворику центра москвы, лазил по крышам, рисовал и писал стихи, вечером он часами сидел на краю поржавевшей кровли, наблюдал за потоками людей и машин на моросейке и мечтал.
Он был принцессой в волшебном царстве, вопросом почему не принцем, а принцессой он никогда не задавался, по крайней мере пока был ребенком. Еще часто он рисовал на кусках ржавого кровельного железа и покосившихся дверях счастливую семью: папу, маму и деток, но всегда представлял себя мамой...
В школе Диму вероятно могли бы и убить. Но училка литературы опекала хрупкого бледного ботаника, писавшего трогательные сочинения. К тому же Дима нашел таки тусовку не отторгавшую его. Хмурые и невеселые ребята из бедных интилигентских семей так же не приживались в среднестатистическом коллективе, и сбивались в кучку изгоев. Диме с ними понравилось, во-первых потому что он стал кортироваться благодаря умению играть на гитаре и чинить мотоцикл, во-вторых потому что никто не проявлял интереса к его странностям, в-третьих потому что его защищали. Кучка изгоев все-таки была силой.
Со временем он заметил еще одну особенность этой тусовки: они были безумно красивые и нравились ему. Его тянуло к этим черным таскливым и озлобленным парням и перло тусоваться с ними и с такими же как они. Его манеру общаться и одеваться считали очень готичной и антиобщественной, за что он заслуживал особое восхищение...
Годы пролетали на кладбищах, стройках и в грязных гаражах. Там было мерзко. Но друзья. Они такие красивые и холодные. Они не от мира сего. Он очень любил этих молчаливых и романтичных алкоголиков и наркоманов и радовался каждой возможности провести время с ними.
Школа кончилась. Лица и времена менялись, круг общения таял и мутировал. Менялись интересы, Диме очень хотелось машину, но не такую попсовую как у большинства окружающих, а такую чтобы она отражала его внутренний мир. И чтоб вызывала уважение и интерес у подобных ему. Эта тема заняла его воображение на полгодика. Наконец был куплен длинный и декадентский Ольдсмобиль 1981 года, и на секунду показалась что жизнь удалась, это ощущение угасло на первой же пьянке, посвященной покупке, когда ольдс просто тупо не завелся не возжелав прокатить пьяную компанию отморозков по бульварному кольцу. Потом еще три года машина иногда занимала Диму, пока не была доведена до состояния, близкого к идеальному. И тогда он к ней интерес практически утратил и жизнь заполнилась вакуумом. Точно так же дело происходила и со всеми его мотоциклами, рисунками, песнями и прочими идеями. Они все приводили к абсолютному нулю...
Дима продолжал пользоваться уважением среди себе подобных, потому что натаскался на бюджетном ремонте старых машин и в особенности мотоциклов. По мере того как его "постоянные клиенты" пересаживались на более дорогие иностранные мотоциклы он стал обладателем занятной коллекции раритетов, занимавшей два гаража, не ездящей но вызывающей всеобщее уважение. По крайней мере в рамках круга посвященных.
У Димы было много друзей и знакомых, которые его привлекали, особенно он запал на одного, Славу, худого черноволосого бас-гитариста одной московской металлической группы. Дима подсадил его на мотоциклы и на ганжубас, Славик отвисал у него в гараже сутками, Дима восторгался его красотой и остроумием...Проблема была разве что в том что Славик был женат, и жена его была тоже запредельно красива. Дима изо всех сил старался быть не хуже. Он и раньше был прекрасен как сказочный эльф, а со временем это превратилось в фетиш и основное занятие в свободное от гаража и алкоголизма время. Дико убивали измученные гаражным железом совсем не женственные руки, а вот лицо и фигура удались неплохо... Но за 5 лет дружбы Славик так ни разу и не вопринял его иначе как халявного мастера, дормовый источник наркотиков и просто собутыльника...
Было невыносимо грустно. Дима сидел у ворот гаража и рисовал. Глядя на картинку из иностранного журнала. Там была совсем другая счастливая и запредельная жизнь. Экспресс бытия проносился мимо, контингент пенсионеров и доходяг вокруг сменялся на новых модных и респектабельных людей неизвестного типа. Друзья захаживали редко. Кого-то скосило, кто-то исчез или изменился.
Вообще все утратило смысл. Слава из генератора идей превратился в скучного кухонного алкоголика. Новые компакт-диски покупать не хотелось, все любимые группы вот уже какой год играли отстой. От старых дисков он устал, просто знал их наизусть.
На работу устроиться не получалось, спокойный и осторожный мальчик, похожий на девочку, рисующий непонятные картинки и разбирающий доисторические мотоциклы был в общем то никому не нужен. Уже давно было очень пусто и бессмысленно. Сегодня он в тридесятый раз чувствовал свою тупиковую неопределенность. Да еще ко всему в добавок возник финансовый кризис, смятые неоплаченные квитанции занимали уже полный бурдачек, денег в призрачном будущем не предвиделось. Кредитка ситибанка была исчерпана и на следующей неделе маячил очередной априори неоплаченный взнос...
А ведь уже порядочно за тридцать. И пути назад уже нет, его жизнь билетик в один конец. Соскочить уже поздно да и некуда.
Лето кончилось, пошел дождь, значит уже не покататься. Встал на затекшие ноги смахнул капли воды с бумаги, размазав рисунок и вяло поплелся в свою пустую, холодную и грязную квартиру.
Он выпил залпом пол-бутылки апсента и уткнулся лицом в колени. Было невыносимо одиноко и мерзко. Все кружилось. Он зарыдал и завыл. Сейчас самое время. Все так быстро. Не знал что будет так легко. Дима шагнул на подоконник, вздохнул и обнял пустоту.
Я был понятым. Влажное прохладное осеннее утро, листья на асфальте, невысохшие лужи и небо в застывших глазах. Он был такой же как всегда, почти живой. Только не дышал. Вокруг его бледного лица и рассыпавшихся черных волос в луже растекался странный лучезарно аморфный нимб из полу-свернувшейся крови. В луже тоже плыли облака. Он был безумно красив. Тонкие губы, ресницы, раскиданные в беспорядке волосы, легкая счастливая ухмылка. Его нежные и хрупкие черты портил только запекшийся кровоподтек с
уголка рта. Вот он и нашел свое место в жизни.
В гаражах разместился джихад-сервис. Мотики разбрелись по малоизвестным знакомым. На ольдсмобиле ездит капитан милиции, который сторонится тех кто проявляет интерес к этой машине. В квартире на пятом этаже вставлены стеклопакеты, капают водой кондиционеры, теперь там живет борзый молодой менеджер из ростовской области. Иногда я прохожу с пивом через этот двор. На проржавевшей двери котельной в уголке осталась картинка и стихи. Почти не читаемы. Так и не смог вспомнить о чем там.