Халхин-гол. к 70-летию разгрома японской армии

               
       В 2009 года исполнится  70 лет со дня победы Красной Армии в войне с Японией , разгрома их войск на озере Хасан и реке Халхин-Гол. Об этой победе в своих воспоминаниях легендарный маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков, а в то время комдив,   напишет так: « Халхин-Гол, река, протекающая по территории МНР и Китая, в нижнем течении которой в мае — сентябре 1939 г. советско-монгольские войска нанесли крупное поражение вторгшимся на территорию МНР японским захватчикам. Правящие круги Японии, проводившие агрессивную внешнюю политику, в мае 1939 г. начали провокации на границе с МНР восточнее Халхин-Гола. 28 мая японские войска (до 2,5 тыс. солдат и офицеров) нарушили границу МНР и при поддержке артиллерии, бронемашин и авиации стали продвигаться к Халхин-Голу. Монгольские и советские войска (находившиеся на территории МНР в соответствии с Протоколом о взаимной помощи 1936 г.) остановили наступление японских захватчиков и к исходу 29 мая отбросили их за пределы монгольско-китайской границы». И далее он подчеркнул, что «…  Поражение Японии оказало серьёзное влияние на внешнеполитическую. позицию её правительства и было одной из причин, удержавших её от выступления против СССР в годы 2-й мировой войны».  То есть, защищая братский монгольский народ в., советский солдат уже тогда обеспечивал победу СССР в борьбе с немецким фашизмом.
       Кто же воевал на озере Хасан и реке Халхин-Гол? В редакцию журнала пришло письмо от москвички Октябрины Ильиничны Алексеенко, которая писала:  «С каждым днём остаётся всё меньше  участников боёв 41 года, к тому же меняется мировоззрение и оценки событий 41 года современными историками ( Точнее псевдоисториками. –Т.Л.) . Но неизменной остаётся память в семьях погибших на фронте; их дети ещё могут хоть- что-то рассказать, а следующее поколение – вряд ли. Я написала небольшие воспоминания о своих родителях, которые Вам и высылаю вместе с биографией отца и фото.».

     Читаю биографию Ильи Прокофьевича Алексеенко и сразу же думаю о том, как шли где-то рядом, порой пересекаясь, а порой расходясь на некоторое время,  дороги войны Алексеенко и моего дяди – старшего брата отца – Дмитрия Александровича Лестева. Как  ни банальна фраза о том, что мир тесен, но он действительно тесен. И даже если Алексеенко с Лестевым не встретились ни в Монголии, ни в Белоруссии, ни под Москвой в суровом сорок первом, то они всё равно были рядом. А семьдесят лет спустя  его дочь написала письмо, которое  попало мне в руки. Итак, две судьбы героев, очень похожие и, я бы сказала, даже близкие.  Оба родились в деревне в сердце России – в центральном Черноземье, правда, в разное время. Илья Прокофьевич участвовал в гражданской войне командиром пулемётного взвода, а Дмитрий Александрович, родившийся на пять лет позже,  лишь в 1926 году был призван в армию, став красноармейцем 2-го сапёрного батальона МВО. Оба профессиональных военных продолжали учиться, повышая свою военно-политическую квалификацию, оба приняли участие в разгроме японской армии  в 1939 году на Халхин-Голе: Алексеенко  комбригом 11 танковой бригады, Лестев – полковым комиссаром. Оба получили правительственные награды за Халхин – Гол: Илья Прокофьевич был награждён орденом Ленина и Монгольским орденом Боевого Красного знамени, а Дмитрий Александрович – орденом Красной Звезды. В 1940 году И.П.  Алексеенко присваивают звание генерала, и он принимает командование  17 танковой дивизией Забайкальского военного округа, а Д.А. Лестев становится начальником Политуправления 8-ой армии в этом же округе.  Далее пути героев на некоторое время разошлись: Алексеенко служил на востоке, в Чите, а Лестев был направлен на финскую войну, за участие в которой так же был награжден орденом Ленина. В 1941 году танковую бригаду Алексеенко переводят на Украину,  а Лестева назначают Начальником управления политической пропаганды Западного объединённого военного округа. И далее – оба героя Халхин-Гола обороняют Москву: Алексеенко в районе Смоленска, Лестев, с июля 1941 года  - член Военного Совета  -  на Клинском направлении. И снова одинаковые судьбы в роковом 1941 году: Илья Прокофьевич Алексеенко был тяжело ранен при минометном обстреле и умер от ран 2 августа, а Дмитрий Александрович Лестев  был ранен в голову  осколком при артобстреле18 ноября и умер, когда его вывозили в  госпиталь в Москву. Посмертно награждён Орденом «Отечественная война I-ой степени».

     Вот таким людям, беззаветно преданным Родине, деревенским  русским мальчишкам, шагнувшим до высот военной карьеры ( карьеры в боевом смысле) мы, их наследники, и обязаны Победой в Великой отечественной войне. И  победный Халхин-Гол, как написал Г.К. Жуков, был первой военной школой этой тяжёлой, кровавой, но героической и Великой ПОБЕДЫ.  В приказе Наркома Обороны СССР 7 ноября 1939 года Климент Ефремович Ворошилов отметил: «… Подлинной славой покрыли  себя бойцы и командиры – участники боёв в районе реки Халхин-Гол. За доблесть и геройство, за блестящее выполнение приказов командования  войска, участвующие  в боях у реки Халхин-Гол, заслужили воинскую благодарность». Да, несомненно, заслужили, но не только воинскую, но и благодарность всего советского народа, не только благодарность, но вечную память.

     Не могу согласиться в полной мере с Октябриной Ильиничной в том, что мало воспоминаний о тех годах. Немало. Начиная с книги А.А. Попова «Операция на реке Халхин-Гол. Май-сентябрь 1939», изданной в 1943 году, и кончая книгой «Победа на реке Халхин-Гол», вышедшей в издательстве «Наука» в 1981 году, можно перечислить в этот период десятки изданий, как военно-исторического, так и чисто мемуарного плана. Конечно, неумолимое время  вырывает из жизни участников военных событий. Много ли осталось в живых непосредственных свидетелей боёв на Халхин-Голе? Но память остаётся. И тем ценнее становятся воспоминания детей и внуков, которым  что-то рассказывали о выполненном воинском долге отцы и деды. И эти воспоминания представляют уже непосредственный исторический интерес.
      Звоню в Москву дочери Алексеенко Октябрине Ильиничне, чтобы  поблагодарить за присланные  материалы, уточнить какие-то детали. И снова  всплывает близость жизненной позиции и уже не воинского, а сыновнего долга Алексеенко и Лестева. Оба выслали машины, чтобы вывезти своих родителей и семьи в эвакуацию, так как судьба родственников командиров Советской Армии на оккупированных немцами территориях была однозначной – смерть.  Говорю, что семья Дмитрия Александровича после войны жила  в Москве. И снова переплетение судеб, жена Алексеенко с детьми также «жили по соседству», как поётся в песне. И более того, Октябрина Ильинична была близко знакома с женой Дмитрия Александровича. Вот таким тесным  оказывается наш мир. А детские воспоминания О.И. Алексеенко  я  с благодарностью привожу  в полном виде, так как это фрагмент  незабываемой, но уже  ушедшей эпохи в жизни страны.

               
               



                О.И.Алексеенко

                ИЗ ЖИЗНИ НАШЕЙ СЕМЬИ.     ЗАПИСКИ ДОЧЕРИ


Я родилась на Украине в г. Новоград-Вылынск Житомирской области, где слуил мой отец. Этот небольшой городок на старинных картах обозначался как «Звягель» (ключ). Из века в век он своими укреплениями защищал с запада дорогу на Киев. В наше время был известен как Новоград-Волынский укрепрайон, и там, вблизи польской границы, всегда стояли войска.В 30-е годы мой отец Илья командовал стрелковым батальоном, а мать – Галина - работала бухгалтером в местном леспромхозе.
 Она рассказывала историю своего замужества. Однажды по дороге домой с работы на тропинке ей встретился молодой красивый командир, который и ранее бывал у них на работе и был с ней знаком. Он попросил разрешения провожать её с работы домой. Они встречались две недели, затем Илья пришёл к ним в дом с большим букетом роз и сделал ей предложение – выйти за него замуж. Собралась вся семья: бабушка, брат и сёстры. Илья объяснил, что он разведён, с ним живёт его шестилетний сын Володя, за ним присматривает няня. Илья сообщил также, что у него, к сожалению, нет времени ухаживать за девушкой, так как ему скоро предстоят командировки и манёвры. Бабушка сказала, что дочери самой решать, как ей дальше жить. Галина же ответила согласием, так как  не понаслышке знала о жизни военных семей. Её отец был артиллеристом, в русско-японскую войну воевал в Порт-Артуре, а во время Первой Мировой войны – на Западном фронте. В декабре 1914 года он был тяжело ранен и умер от ран в госпитале в Варшаве. Осиротели семеро детей. Но при всех властях бабушке выплачивали на детей пенсию до их совершеннолетия, все они получили образование. Галина вышла замуж, а в 1932 году родилась я, которую назвали Октябриной. Моей матери было 20 лет, а отцу – 33 года.
Отец после окончания Ленинградских бронетанковых курсов (ЛБТ КУКС «Выстрел») приступил к формированию на Украине танковых батальонов в г. Житомире, Чернигове, Проскурове. Многие командиры-танкисты прошли его школу. Где бы ни служил Илья, за ним на каждое новое место службы переезжала вся семья: жена, брат Володя и я.
К 1939 г. И.Алексеенко командовал танковым полком в г. Каменец-Подольск. В июле 1939 г. ему пришёл срочный вызов в Москву в Наркомат Обороны. Куда он уехал, мы не знали. Лишь однажды услышала разговор посторонних людей: «А наш полковник уехал воевать в Монголию».
 В Монголии отец вступил в командование II-ой танковой бригадой и Северной советско-монгольской ударной группой войск, которая обеспечила успешное проведение операции по разгрому японских войск у реки Халхин-Гол, уничтожила неприступный японский укрепрайон, склады горючего и боеприпасов (на высоте де Фуи).
После окончания военных действий в октябре 1939 года наша семья поехала к отцу в Монголию. Нам очень трудно было расставаться с г. Каменец-Подольском, с домом, друзьями, налаженным бытом. Почти неделю мы ехали экспрессом Москва-Владивосток до станции Борзя. Там уже была зима. Нас встретили военные, закутали в меховые бекеши и унты, и дальше почти тысячу километров мы ехали на легковой машине: по солончакам по бездорожью, от одной остановки заправки бензином до другой, а ночью двигались по огонькам, от одного к другому. И везде военные встречали нас радушно. Там они давно не видели детей, радовались каждой весточке из далёкой Родины, угощали нас сгущенным молоком.
Наконец мы обосновались в Монголии в военном городке – в городе Ундэр-Хан. Соседями нашими были в дальнейшем известные люди: журналист Ставский, врач Мандрыка. Когда мама заболела, Мандрыка прописал ей лечение и полный покой. Все хозяйственные заботы легли на нас с братом Володей: мы научились с ним даже готовить монгольское мясное блюдо «махан». Отцу понравилось, а это для нас была самая большая награда.
Иногда в военном городке мы с братом встречали девушку-монголку в нашей военной форме. Отец объяснил, что монгольский шаман отказался её лечить (когда она заболела), сказал, что она должна умереть. Её родственники должны были отнести её, ещё живую, умирать в Долину Смерти. Но ей каким-то образом удалось сбежать. Наши врачи её вылечили, но к родным она уже не могла вернуться, она осталась работать в военном городке (кажется, в госпитале).
Летом 1940 года отцу присвоили вновь введённое воинское звание генерал-майор танковых войск, и он вступил в командование 17-ой танковой дивизией 16-ой армии в Забайкалье, на 77-ом разъезде Забайкальской железной дороги около г. Чита. Последовал переезд всей семьи – из Монголии в Забайкалье, обживание на новом месте, а для нас – привыкание к новой школе.
Запомнилось несколько событий. Пожары под Читой: на сопках горел сухой ковыль, пламя надвигалось на жилые посёлки. Илья мобилизовал всю технику, приказал рыть защитные рвы. Я никогда не забуду тот ужас, какой мы испытали при виде надвигающегося вала пламени и едкого дыма. Но вскоре пошли спасительные дожди, огонь погас и дышать стало легче.
Ещё одно событие, которое потрясло нашу семью. На танкодром дивизии прибыли новые тогда танки Т-34, которые тщательно охранялись. Одновременно в дивизию пришло пополнение из новобранцев, которые решили отметь своё прибытие «подвигом»: напились где-то добытой рисовой водкой до бессознательного состояния (в стельку), и двое из них полезли на ограждение танкодрома. На окрик часового: «Стой, стрелять буду»! – никакого внимания. Тогда часовой стал действовать по уставу: сначала дал предупредительный выстрел в воздух, а второй – на поражение. Отец тяжело переживал эту бессмысленную гибель восемнадцатилетних мальчишек в мирное время. Утром он проснулся с седыми висками, а ему не было и сорока лет!
В марте 1941 года Алексеенко назначают  командующим 5-ым механизированным корпусом там же в Забайкалье на 76-ом разъезде Забайкальской железной дороги и он получил приказ: в мае 1941 года скрытно передислоцироваться на Украину. Первый из 200 эшелонов корпуса из Читы на Украину отправился 25 мая 1941 года. Эшелоны шли только ночью, соблюдая все правила маскировки, и через месяц прибыли на станцию Шепетовка, когда уже началась война. Один из танковых корпусов немедленно вступил в бой с противником; 4 июля 1941 года корпус был передан в 20-ю  армию, которая уже вела тяжёлые бои на главном Московском направлении под Смоленском—Витебском—Оршей.
Мама в ожидании уточнения нового места службы отца 16 июня 1941 года привезла нас с братом на лето к бабушке в г. Новоград-Волынск.  В это время Галина ждала ребёнка. 22 июня 1941 года в дом вбежал брат Володя, бледный как полотно, и, заикаясь, сообщил нам, что самолёты разбомбили вокзал г. Новоград-Волынского. Галина, как большинство советских людей, не поверила, что началась война. Она считала, что это провокация и что всё скоро выяснится. Когда начались ежедневные бомбёжки всей семьёй мы укрылась у родственников за городом, чтобы переждать какое-то время. Но когда стало известно о приближении наступающих немецких войск, Галина решила, что нужно уходить. В летней одежде, в тапочках, с узелком с хлебом и водой мама с нами пошла на шоссе через поле ржи, которая в тот год выросла выше человеческого роста. Вдруг мы услышали немецкую речь. Это немцы-связисты уже тянули кабель через это поле. Какое-то время мы прятались, пока, наконец, не вышли на шоссе, по которому на восток двигался нескончаемый поток беженцев: женщины, старики, дети, ученики ремесленных училищ в чёрной форме. Немецкие самолёты безжалостно расстреливали беженцев на бреющем полёте. И не было никакой защиты от них!
 На одном перекрёстке Галину окликнули из санитарной машины, которая от военкомата вывозила раненых из Новоград-Волынска. Нас посадили в эту машину, и к ночи мы были в Киеве. Отвезли раненых и остановились под аркой большого дома на Красноармейской улице в центре города. Измученные всем пережитым по дороге, голодные, мы задремали. Вдруг кто-то постучал в дверь машины. Старческий голос спросил: «Може, пани хочет пить?» У машины стояла древняя старушка-еврейка с кувшином воды. Она пригласила нас к себе в дом, где жила вдвоём с внучкой Ребеккой, восемнадцатилетней очень красивой девушкой. Старушка умоляла маму взять с собой  её внучку. Но в документах у нас было только двое детей  (брат –15 лет и я – 8 лет), а с третьим – взрослым человеком нас никуда бы не пропустили. Галина посоветовала Ребекке срочно обратиться в военкомат и поступить на службу в госпиталь или санитарный поезд. Очень жаль было покидать этих беззащитных людей!
Уже после войны я - студентка на практике в Киеве -разыскала тот дом под аркой, где мы укрывались ночью в сорок первом году. Но никто ничего не мог мне рассказать о Ребекке. Ведь был Бабий Яр! И в эту квартиру после войны никто из прежних жильцов не вернулся.
В начале июля 1941 года немцы заняли Новоград-Волынск. Наши родственники успели скрыться в другом городе среди толп беженцев, где их никто не знал. Они вернулись домой только через два года после освобождения города. Дом бабушки был разграблен.  Погибла военная библиотека моего отца с трудами Клаузевица, которой он очень дорожил. Её сожгли.  На двери дома немцы нарисовали белый крест, что означало «Любого, кто придет в этот дом, расстреливать на месте как семью советского командира».
Мы с большим трудом на киевском вокзале сели в полуразбитый поезд Киев-Москва, который шёл в Москву кружным путём через Харьков: прямой путь на Москву  уже был перерезан. По дороге в Москву мы пережили ещё одно потрясение. Когда поезд подошёл к перрону небольшой станции, кажется, Лозовая, мы увидели, как местные жители после налёта вражеской авиации собирали и укладывали в ряд тела погибших маленьких детдомовских детей, которых вывозили в тыл на санитарном поезде. Фашисты разбомбили его как раз перед приходом нашего поезда. Мама запретила нам с братом смотреть на это (чему никогда не может быть оправдания!), но детская память сохранила охвативший нас ужас.
Через несколько дней пути в Туле служба НКВД начала проверку документов пассажиров, так как  только что были введёны пропуска для  въезда в Москву. Их у нас не было, и нас высадили на перрон. Никаких объяснений никто не хотел слушать. Вдруг к нашей группе задержанных измученных дорогой людей подошёл от соседнего вагона человек с депутатским значком на пиджаке. Он выяснил, в чём дело и сказал, что он депутат от Забайкалья и готов, под свою ответственность, вывезти нас в Москву в Наркомат Обороны, так как он лично знает  Илью Алексеенко, командира корпуса, воюющего сейчас на Западном фронте. Только благодаря ему, мы доехали до Москвы. Сколько людей тогда в сорок первом году выручали нас в трудные минуты!
На следующий день мама взяла меня с собой в Наркомат Обороны, находившийся  на Красной площади. Меня, конечно, в здание не пропустили, и я  ждала  её у входа на улице, как раз напротив Спасской башни.  Всего лишь год назад отец приводил нас на Красную площадь и рассказывал, как он был кремлёвским курсантом, а потом в 1920 году , когда ему было всего 20 лет, молодым командиром пулемётного взвода отсюда уходил на фронт гражданской войны. Часы на Спасской башне отсчитывали время, а я, как солдатик на посту, простояла на солнцепёке несколько часов. Наконец, вышла мама и сказала, что от отца есть письмо и денежный аттестат. Отец горевал, что ничем не смог нам помочь. Ведь у нас не осталось ничего: ни денег, ни одежды, ни крова над головой. Военные, которых он посылал за нами, вернулись и доложили ему, что мы уже ушли из Новоград-Волынска и пробираемся в Москву. Нереально тогда было кого-либо отыскать в толпах беженцев на простреливаемых немцами дорогах!
Весь июль 41 года 5-ый корпус, которым командовал Илья Алексееенко, вёл в составе 20-щй армии ожесточенные бои под Смоленском, Витебском, Оршей на главном Московском направлении. Ставкой Верховного командования была поставлена задача обескровить силы противника и не допустить по немецкому плану «Барбаросса» захвата Москвы к 7 августа 1941 года. Враг, измотанный боями под Смоленском, был вынужден перейти к обороне с 30 июля 1941 года и смог начать новое наступление только через два месяца, а наши войска тем временем подвели резервы; в тылу была организована бесперебойная работа заводов для фронта.
В начале августа 1941 года, когда в нашей  Смоленской группировке войск (16А и 20А) уже на исходе были боеприпасы и горючее, по приказу командования войска под прикрытием подразделений 5-го корпуса начали выход из-под Смоленска на левый берег Днепра. При сильном миномётном обстреле на КП в районе Соловьёвской переправы Илья был тяжело ранен осколками мины, потерял много крови. Танкисты на танке вывезли его в госпиталь Западного фронта в г. Вязьма, где, не приходя в сознание, он уме от ран 2 августа 1941 года. Похоронен в г. Вязьма Смоленской области.
Указом Президиума верховного Совета СССР от 9 августа 1041 года командир 5-го механизированного корпуса генерал-майор Алексенко Илья Прокофьевич посмертно награждён Орденом Ленина за проявленные мужество и героизм при проведении боевых действий на Западном фронте – выполнении контрудара 5-го корпуса 6—1 июля под Витебском на Лепельском направлении (Указ опубликован в газетах 10 августа 1941 года).
Осенью 41-го года через Воронеж и Тамбов Галина с детьми и несколькими семьями военных (Коломиец, Москаленко, Киселёва и др.) Наркоматом Обороны были эвакуированы на Урал. Мы попали в Челябинскую область Шадринский район д.Затечье. Местные жители, чем могли, помогали приезжим. Но, как известно, уже тогда деньги в торговле не использовались, действовал закон натурального обмена: вещи – на продукты! За пару кирзовых сапог можно было выменять пуд муки. Когда же вещи иссякли (а это в основном была военная форма мужей), то встал вопрос, как дальше кормить семьи: лакомством были мёрзлая картошка и лук.
Шла лютая зима 42-го года. Положение ещё больше осложнилось, когда в деревне произошла трагедия. В дом на окраине деревни, где жила эвакуированная семья политрука (жена – бывшая балерина Большого театра и двое малолетних детей), пришла похоронка. Нервы у женщины сдали, от горя и безысходности она задушила своих детей, а сама – повесилась! После их похорон эвакуированные женщины решили отправить ходоков-депутацию в Свердловск в Уральский военный округ (УВО) с просьбой вывезти их в другое место. Поехала Галина и Надежда Ивановна Алексеева. Из Шадринска все эшелоны уходили на фронт, а пассажирского сообщения со Свердловском не было. Старичок-железнодорожник подсказал женщинам, что скоро на ремонт в Свердловск должен отправиться бронепоезд, который пока стоит в тупике. «Попросите, может Вас довезут!» С большим трудом Галина доилась, чтобы их посадили в бронепоезд. Её спутница рассказала, что Галина, хватаясь за карман кожанки, кричала: «Я вас всех здесь перестреляю, если не повезёте в Свердловск, у нас дети мрут от голода, а мужья воюют на фронте!» Конечно, у неё в кармане не было никакого пистолета, но угроза подействовала, их повезли.
В Свердловске их принял командующий УВО (генерал Гапанович), который по совместной службе ещё в Забайкалье знал всех военных-мужей из этих эвакуированных семей. Он распорядился перевезти их на дачи УВО в с. Балтым в 20 километрах от Свердловска. Там начала другая жизнь: все женщины пошли работать в открытую швейную мастерскую (шили для фронта), организовали детский сад, учёбу школьников начальных классов а старшеклассники учились и жили в интернате при коле в г. Нижний Тагил. С помощью родителей была создана своего рода школьная коммуна. Родители поочерёдно по неделям дежурили там, помогали ребятам решать возникавшие проблемы. Никто не мог позволить себе роскошь плохо учиться, так как знал, что об этом могут написать отцу на фронт, и это был позор! Ребята оканчивали старшие классы, поступала в военные школы и училища, а потом – уходили на фронт. А, кроме того, они ещё в школе  проходили начальную военную подготовку. Разговоров о том, чтобы не служить в армии (под прикрытием высоких воинских званий отцов) не было и быть не могло! Каждый знал, что нужно быть Котовым ко всему. Многие мальчишки тех лет впоследствии и стали профессиональными военными специалистами.
Мой брат Володя вместе с другом поехал поступать в лётное училище. Друга приняли, а брата забраковали медики: мал ещё! Через год пришло горестное известие, что друг стрелок-радист Гусев погиб в воздушном бою. Но мой брат всё равно, уже в Москве, поступил в радиолокационную школу ВМФ и потом воевал радистом на Балтике на крейсере «Максим Горький». Также на фронт рвались многие подростки и погибли в первые годы войны. По статистике, только 3 процента военного призыва граждан 1924 года рождения вернулись с фронта.
Ну а те, кто ещё не дорос, продолжали учёбу в школе. Большой неожиданной радостью было для ребят из интерната, когда они увидели в Свердловске спектакль «Давным-давно», созвучный их настроениям. Немедленно были разучены все куплеты и отдельные сцены. Это был их концерт самодеятельности, почти каждому досталась роль. Как после войны рассказывала дочь комиссара 5-го корпуса Галя Киселёва (потом историк, жена журналиста-международника И. П. Беляева), тогда, в 42—42 года. В интернате был сплочённый коллектив. Их всех объединяло настоящее братство, чувство долга и ответственности за порученное дело, которые всегда с детства воспитывались в военных семьях и переходили из поколения в поколение. В конце 70-х годов она сама до последней минуты находилась с мужем в Бейруте и умерла там во время бомбёжки. А её отец, тогда в 1941 году по Смоленском, до конца был рядом с моим тяжело раненым отцом Ильёй.
Зиму 42—43 года мы пережили без потерь. Летом 43-го года, когда кончились воздушные тревоги в Москве и прогремели первые праздничные салюты, все стали возвращаться домой; уехала в Москву и наша семья.
А дальше – каждый пошёл своей дорогой. На всю оставшуюся жизнь мы все сохранили то братство, чувство локтя и поддержки друг друга, которые помогли нам выжить в трудные военные годы.