Проклятье Звёздного Тигра - глава 4

Марк Шейдон
(Примечание: в имени Лили ударение на первом слоге)
 
               
                ПУТЬ И ВОСПОМИНАНИЯ


     Разбудил его голод. Мысли текли медленно, сонно: вчера без обеда, ужина тоже не было, и почему Энтис... Ой, да он ведь ходить не может! Привык, удивлённо понял Вил: Энтис и охотится, и готовит, всё сделает, а ты только играйся с минелой. Ничего себе! Вот мама бы ему не дала так разлениться!
     Он переждал опасное воспоминание, открыл глаза и привстал. Энтис знакомым жестом отбрасывает волосы со щеки и улыбается. Всегда такой тёплый! Ни разу по-настоящему не гневался, не мрачнел. Тёплый и ясный, как солнышко. Золотистый, светлый... вот кому зваться Рыцарем Света - в самый раз!
     А видок-то у Рыцаря Света... не очень. От голода, небось. Вил со вздохом встал и пошёл на охоту.
     Вернулся он хоть и с добычей - двумя жирными голубями, - но чувствуя себя на редкость паршиво: три часа убиты впустую на попытки добыть еду честным путём, а потом пришлось свистеть приманку. Трясины! Звери доверяют Дару, а использовать доверие для убийства - самая последняя подлость. Лучше уж голодать или просить подаяние! Он охотился с помощью Дара очень редко, и всякий раз ощущал себя вымазанным в грязи. Но без Дара ничего бы он не поймал. А там Энтис. Вдруг заболеет...
     Энтис встретил его просветлевшим взором. Почему-то угрызения совести немножко потускнели.
     - Я суп сварю. Ещё часик потерпишь?
     - А куда ж я денусь? - Энтис слабо усмехнулся. - Я их сырыми есть не умею.
     - Ничего, научишься. В дороге бывает всякое.
     - Ну нет, - встревожился Энтис. - Сырое мясо я уж точно есть не стану!
     - Ты обещал слушаться, Рыцарь, - промурлыкал Вил. - А если я велю? Выполняешь свои обещания?
     Энтис растерянно молчал. А Вил хотел выждать минутку (пусть поволнуется, гадая, шутит он или всерьёз) и язвительно усмехнуться - будто бы про себя, но чтобы Рыцарь заметил. А вместо этого вдруг улыбнулся. Когда ж ему стало нравиться, что Энтис делается таким радостным от его улыбки?
     А может, всё это глупости. Может, Рыцарь вовсе не улыбкам, а бедолагам-голубям радуется. Ну не мерзко ли мир устроен: хочешь выжить - убивай кого-то, ни в чём перед тобой не виноватого...
     - Вкусно ты готовишь. - Энтис с сожалением взглянул на опустевший котелок. - Кстати... посмотри.
     Вил посмотрел. Сандалии из полосок мягкой коричневой кожи на тонкой подошве. И кожа дорогая, самого высшего качества, но сплетены они довольно грубо.
     - Откуда?
     - Это я сделал, утром. Жутко выглядит, правда? - вид у него был очень довольный. - Зато ноги в них почти не болят, я проверял. Теперь могу идти когда угодно, хоть сейчас.
     Вил провёл пальцем по узкому ремешку.
     - Ты сапоги свои разрезал, да?
     Лучшая телячья кожа, и сапоги из неё дорогущие. Продать - можно бы и струны купить, и куртку...
     - Здорово придумал. Мне вот и в голову не пришло. А сапог тебе не жалко?
     Энтис явно удивился.
     - А что их жалеть? Они ведь неживые. - Он рассмеялся: - Им больно не было. Ну ты и спросишь!
     Вил задумчиво посмотрел ему в лицо. Никакой тут иронии - просто не понимает, не может понять...
     - А когда будут звёзды, - мечтательно сказал Энтис, - и лес станет волшебным, ты споёшь о Ливиэн?
     - Да... да, конечно. - Вил небрежно взлохматил волосы и улыбнулся: - А на флейте ты сыграешь?
     - Да, - серые глаза искрились тёплым весельем, - да, конечно, Вил!
     ___

     И он пел всю ночь, и вторую, а потом Энтис решительно заявил: всё, хватит, он вполне здоров, но от бездельного лежанья скоро вправду заболеет! Вил с усмешкой пожал плечами и согласился. И пожалел почти сразу: Рыцарь пошёл так быстро, что ему стоило немалых усилий не отставать. Выставляется, мрачно думал Вил. Ладно. Поглядим, сколько он эдак протопает в своей смешной самодельной обувке!
     Но ему, похоже, и впрямь не больно: не бледнеет, не морщится... и скорости не сбавляет. Трясины!
     Вил остановился и упал лицом вниз в густую траву. Лили съехала с плеча, ухитрившись треснуть его грифом по затылку; он отпихнул её в сторону и плавно перекатился на спину.
     - Эй, ты что? - Энтис с обеспокоенным видом присел на корточки рядом. - Вил? Что случилось?
     - Отдыхай, - бросил Вил.
     - Я не устал, - запротестовал Энтис.
     - Поздравляю. Зато я устал. Знаешь, я-то не Рыцарь. И хватит мною любоваться, лучше поспи.
     - Лучше я тебе помогу. Лежи, лежи. - Вил замер: сильные пальцы ощупывали его ногу, безошибочно находя места, где нажатия были болезненными, как ожоги. - Ну, расслабься, - Энтис говорил негромко и ласково, будто успокаивал раненую зверюшку: - Не напрягай мышцы, я же их массирую.
     - Я заметил, - сквозь зубы выдавил Вил. - Не надо.
     - Ну да, не надо. Они у тебя прямо как камень. Если не размять, ты дальше идти не сможешь.
     Вил со свистом втянул воздух и едва не всхлипнул.
     - Да ты попробуй расслабиться! Тебе сразу легче станет.
     - Попробуй оставить меня в покое, тогда мне и станет легче! Ну зачем ты об меня руки пачкаешь?!
     Энтис глянул на него исподлобья. Золотистый локон спиралькой завился на влажной от пота щеке.
     - Недавно ты делал для меня кое-что, куда более неприятное.
     Вил приподнялся на локте, непонимающе хмурясь.
     - Но ты же Рыцарь. Высокий сьер. Я должен тебе прислуживать.
     - Должен? - серые глаза потемнели от волнения. - Глупости, откуда ты взял?! Орден был создан для служения. «Во имя служения людям Тефриана», так начинается Книга Ордена! И ты мой друг, а не слуга!
     Вил перевёл дыхание, зажмурился на миг и встал.
     - Дай минелу, - скомандовал он. - О-ой! Ничего себе «легче»! Ты хотел, чтоб я даже и стоять не мог?
     - Стоишь ведь. - Энтис сощурился на ослепительно-синее безоблачное небо и вздохнул. - Вил, нам непременно надо идти конными тропами? Лучше бы через чащу. И короче, и ветви солнце заслоняют.
     - А на ветвях биры, - сухо отозвался Вил. - И змеи-багрянки. Тебе, может, с ними и лучше. А мне, извини уж, без них как-то спокойнее. Солнце на голову не свалится, не задушит и не загрызёт.
     Энтис опустил глаза. Он выглядел таким смущённым, что Вил пожалел и мягко растолковал:
     - Людям не всюду можно лазить. Лойрен - лес опасный. Ты мне поверь: с теми, кто бродит в чаще, лучше не встречаться, даже с мечом. Сам же говорил: у леса свои законы, и терпит он нас до поры до времени. Ты чего больше боишься: головную боль от жары заработать или совсем без головы остаться?
     - Если я без головы останусь, - печально сказал Энтис, - ты разницы не заметишь...
     - Почему? Ты правильно спросил. И всегда спрашивай, коли не понимаешь. А то хорони тебя потом.
     Энтис хмуро кивнул. А Вил огорчённо думал: «Ну вот, нахохлился. А я-то хотел, чтоб он улыбнулся!»
     От повторений массажа Вил пытался отвертеться, но скоро смирился: Рыцаря не переупрямить. Зато время от времени мрачно заявлял: во-первых, от таких «забот» он уже еле дышит и дальше не пойдёт, а во-вторых - ладно, он будет терпеть это издевательство, и будет идти, а потом упадёт и сломает Лили. И вот тогда!.. Но Энтис не пугался. С невозмутимым видом помалкивал, только посмеивался иногда.
     Два невыносимых года без мамы - и вдруг... всё переменилось! И лучше не гадать, надолго или нет: спугнёшь чудо и потеряешь навсегда. Орден создан для служения? И как это понимать?! Размышляя, Вил весь ушёл в молчание; лишь изредка выдавал тирады насчёт массажа, да вечерами пел песни...
     Могучие вязы в королевских мантиях из мха склонялись к ним ветвями - то ли изучали, то ли просто вели меж собой беседы, а путники занимали их не более, чем крохотные глупые букашки? Вязы жили своей загадочной жизнью, вокруг шуршали, суетились, щебетали другие жизни, и среди них молчанье друга казалось Энтису естественным и не тяготило его. Да и ничто не было ему в тягость: ни тяжёлая сумка, ни скудная пища, ни илистая вода с запахом болота, часто хрустящая на зубах (спокойней было считать, что хрустит песок, а не мелкие водяные жители, по неосторожности угодившие во флягу), ни кусачая мошкара, тоненько зудящая в уши и днём, и ночью. Энтис был счастлив. И он-то не боялся мечтами разрушить счастье: оно было слишком реальным, чтоб спугнуть его игрой бестелесной мысли. Он уже почти не сомневался: главное на его Пути Круга - Вил, и две их судьбы причудливо сплелись, перепутались сотнями незримых нитей, и связь вышла крепче стали, твёрже гранита Великих Гор...
     Одно лишь его смущало: иногда взгляд Вила становился мимолётным, непроницаемым, холодным. Взгляд с недосягаемой надменной вершины. А он - внизу. Маленький и ничтожный из тех заоблачных высот... От этих сравнений ему делалось чуточку грустно, и он, как за иву в бурю, хватался за флейту.
     ___

     Я лежал в траве и смотрел, как Вил разделывает второго кролика. Сегодня мы их не съедим, а впрок не запасёшь: в жару мясо быстро портится. Зачем нам столько? Он же ест мало. И я, когда болел... Мне стало зябко, как от сырого зимнего ветра: вдруг он сказал неправду, что его раны зажили и не мешают ему идти? Из гордости он мог солгать. И его забавные жалобы - я-то думал, он шутит, я смеялся...
     Правда, если это всё фантазии, я буду выглядеть нелепо. Но лучше показаться другу смешным, чем бесчувственным камнем!
     А чтобы узнать, надо спросить прямо. «Извини, Вил, но я снова подозреваю тебя в бессмысленном обмане». Вот спасибо! Я уже спрашивал - насчёт его рук и струн минелы. И вышло очень бестактно, и он, конечно, обиделся. Тут я его понимаю. На его месте я бы здорово разозлился, если б ко мне полезли с подобными подозрениями! Кер именно так и лез. И нарывался на грубые слова, а потом я сердился на нас обоих и старался его избегать. А однажды, два года назад...
     - О чём ты думаешь?
     Вечно у него такие вопросы - вроде ледяной воды за шиворот.
     - О моём друге из Замка... и о тебе.
     Мерцанье, Вил, ну пожалуйста, не продолжай!
     - Что обо мне? - небрежно осведомился он. Ну вот, дождался. И не ответить нельзя. Трясины Тьмы!
     - Ну... что, может, тебе трудно было идти так быстро... из-за эллина. Мне казалось, ты шутил...
     У меня сжалось горло. Я видел, как наяву, зелёные глаза Кера: расширились в испуге и уткнулись в землю. Кер лепетал извинения, а я молча отвернулся и ушёл, дрожа от гнева. А потом он пришёл, он всегда приходил. Ведь я забыл - отчего же сейчас вспомнил? Как взял у него пояс, как нехотя (не мне же, а ему это надо!) замахивался и опускал. А когда он, очень бледный, тихонько спросил: «Ты больше не сердишься?» - я пробормотал «всё в порядке», и попросил оставить меня одного. Трясины, мне и в голову не пришло, что далеко не всё в порядке у него! Нет, я бил не сильно, я не хотел причинять ему настоящей боли, но ведь он... а теперь я и Вил... Давиат, и я мог быть таким слепым, таким жестоким?!
     - Два года назад... плохой был день, я даже с лошади падал... я проиграл Керу три танца, а он сказал, что я заболел, и мне надо не хвататься за меч, а лечь в постель... так оскорбительно. Будто пощёчина. Так высокомерно. Я сразу ушёл, не хотел его видеть, говорить с ним, но он просил, чтобы я позволил заплатить... я его ударил не много раз, но всё равно... Он просто заботился обо мне, а я не понял тогда.
     Я не знал, зачем рассказываю. Я понятия не имел, чего ожидал от Вила в ответ.
     - А потом? - он на меня не глядел. Похоже, кролик его интересовал куда больше. - Помирились?
     - Я его простил, он же заплатил. И вообще он мой лучший друг... Но я был неправ. Не за что было сердиться. Несправедливо. Он за меня волновался... это ведь нельзя считать оскорблением, правда?
     - Не знаю. После маминой смерти обо мне никто не волновался. Я в таких вещах не разбираюсь. - Он помолчал. Далёкий и непроницаемый, как вязы. - С чего ты взял - насчёт меня?
     - Два кролика, - неловко попытался объяснить я, - а ты прежде ел совсем мало, и я подумал...
     - Я болел, а теперь решил за ночь слопать всё, что в меня не влезло за две недели? - он даже не улыбнулся. Мне стало совсем мерзко. - Просто я не люблю убивать. Ну да, птиц и зверюшек полно, но мы ж с голоду не помираем, и им тоже хочется жить. А завтра мы в степь выходим. Много-много таров одной травы, и никакой живности крупней полевой мыши.
     - На солнце мясо портится, - пробормотал я, живо ощущая себя маленьким и глупым.
     - Не испортится, если в дыму прокоптить.
     - Это же долго. На дорогах есть трактиры.
     - А мы по дороге не пойдём. Зачем она нам? Вокруг степь, жарища, пыль столбом от всадников, и в каждом трактире злющий и мокрый от пота хозяин грызётся со злющими, мокрыми от пота и грязными клиентами за каждый грош и каждый глоток воды. И менестрель им всем нужен, как репей в заднице.
     - Никто не станет грызться с Рыцарем! Ну ты что, совсем глупый? Почему до тебя никак не дойдёт?!
     - Уже дошло, - кротко заверил он. - А всё равно на тракте сейчас плохо. И до реки через степь два шага, а берегом в столицу идти короче. И красивее. И Яджанну поглядишь, и праздник не пропустим.
     Вот таким тоном успокаивают капризных детей... я отвёл глаза, краснея. Он вроде бы улыбнулся. Я вскинул голову: ни тени улыбки и взгляд с вершины. «Ледяной огонь». Как это понять? Пламя или лёд, но вместе?.. странная мысль! Глаза Вила были черны и непроницаемы, как Тьма Предвечная, но огонь был там тоже. Таинственный, невидимый ледяной огонь трепетал в глубине тьмы, и пугал меня, и звал...
     - Прости, - тихо сказал я, чувствуя себя совершенно беспомощным. - Я тебя обидел?
     Он опустился на колени и принялся сооружать что-то из палочек, которые перед тем обстругивал.
     - Менестреля так легко не обидишь. Говори что угодно, мне всё равно.
     «У Кера дрожали губы... и глаза были такие потерянные...»
     - Пожалуйста, - прохладным тоном попросил Вил, - сходи, наполни фляги. И ещё мне веточки сухие нужны, ты набери на обратном пути; а солнце-то садится, ты поскорее там, с ветками...
     ___

     Я обхватил колени руками и уткнулся в них лицом. Всё куда сложнее, чем казалось вначале... Зачем я ввязался в эту историю?! Косой лучик заходящего солнца пробрался меж ветвей и жарко припекал спину, а мне было холодно, ужасно холодно глубоко внутри... будто меня обманули или отняли что-то очень дорогое. Я думал, почему он рассказал... и каковы же законы, по которым живёт Орден, которые с детства кажутся правильными и бесспорными Энтису Крис-Талену... Рыцарю, называющему меня другом. «Друг!» Мы разные, совсем разные, вот в чём дело! А я не понимал. Вообразил, что произошло чудо, и этот красивый решительный мальчик из Замка увидел во мне не забавную дешёвую игрушку, а человека, равного себе. И слово «друг», с которым я носился, как дитя с любимым плюшевым мишкой... вообще ничего не значит? Хуже: значит для лорда Крис-Талена вовсе не то, что для Вила Тиина. Ой, ну я и дурак. Влетел в такое болото - упряжкой лошадей не вытащить! Как положено в Ордене обращаться с друзьями? Как с тем мальчиком, о котором Энтис говорил? «Лучший мой друг», он сказал. Или опять я чего-то не понял, или невеликое это счастье - быть Энтису лучшим другом!
     А мне уж поздно каяться. Я, дурак набитый, по уши увяз, дальше некуда! Только и остаётся каждый шажочек рассчитывать, тщательно выбирать слова да гадать: за какой дерзкий вопрос или неудачную фразу меня снова ударят, а то и не раз... И утешаться тем, что потом меня тоже, наверно, «простят». Как того мальчика, Кера, которому тоже не повезло оказаться другом Энтиса!


                ДЖИССИАНА

     Джис уютно устроилась в кресле с книгой и шоколадкой и слушала, как родители говорят о Лаисе в кабинете отца. Её не очень интересовал разговор (тем более, ничего нового пока не сказали), но не слушать было весьма затруднительно: беседовали громко. О ней, расположившейся в спальне сестры за стеной, они, разумеется, не знали. Они никогда не знают, где она и чем занята. Она об этом тщательно заботится. Часто о ней попросту забывают. Другое дело - Лэйси. О ней поди-ка позабудь!
     - Преподаватели от неё в восторге. Не совсем понятно, отчего её интересы так изменились, правда...
     (Ей было понятно, само собой. Все «загадки» Лаисы были для неё открытой книгой. Ни сообщать об этом, ни вдаваться в объяснения по поводу «непредсказуемости» сестры, она, конечно, не собиралась).
     - Они все говорят: у неё настоящий дар врача, и не развивать его - просто преступление! - голос отца делается вкрадчивым: - И наконец-то она бросила болтаться по улицам со своей дикой компанией. Она эмоциональная, порывистая... неопытный доверчивый ребёнок, легко поддаётся влиянию, а тут вечно крутится этот мальчишка и таскает её на руках. Парень красивый, старше на три года, он к чему угодно мог её склонить. Счастье, что она вовремя увлеклась медициной и тратит на неё всё свободное время!
      «Это Лэй легко поддаётся влиянию? Интересно. Никогда такого не замечала. Эмоциональная? Да - когда хочет. Неопытный доверчивый ребёнок, ха! Да они совсем её не знают. А Ник может склонить её только на выдумывание новых шуточек, бедняжка...»
     - Ей надо закончить школу, - сухо произнёс голос матери. - За два года интересы могут измениться.
     - А лучше бы не менялись. Отличная профессия, и весьма доходная.
     - Если у тебя диплом по психосенсорике. Или - разгуливать по больнице в сексапильном одеянии и приятно улыбаться пациентам, дабы они видели внимание и заботу. И получать за эти улыбки гроши.
     - Я не думал об Академии, - неуверенно солгал отец. - Наш колледж...
     - Ничего ей не даст, - жёстко отрезала мать. - Ты знаешь не хуже меня, не надо притворяться! У неё проявился Потенциал во время практики, верно? Поэтому тебя и вызывали в школу?
     Молчание. Джис замерла от восторга. Значит, Лэйси тоже? Здорово! И как она раньше не поняла? Всё в сестре говорило о Потенциале: такая яркая, удачливая, и вовсе не прилагала усилий, чтобы всегда быть фейерверком, пламенем, - просто была, и всё. Но прежде, стоило с ней заговорить о сенсах, она не слушала или смеялась, а теперь - теперь смеяться она не станет! Последнее, что разделяло их, исчезло. Она и Лэйси, обе... Вот потеха-то будет, когда бедненькая мамочка узнает и о ней!
     - Мы не сможем оплатить Академию, если содержание не прибавится. А оно давно не прибавлялось.
     - Я тут посчитал: на один курс мы выкроим, если будем более аккуратны в расходах. Не разоримся.
     - Более аккуратны?! - женский голос негодующе взлетел: - Ты это мне говоришь?! Не мне требуется каждый месяц обновлять весь гардероб, менять всю обстановку в комнате и выкидывать на фан-моды столько денег, сколько мы с тобой не тратим и за три месяца! И не мне недавно позарез понадобился личный скиммер... а ты его зачем-то купил, между прочим! Говори об аккуратности в расходах с нею!
     - С нею, само собой, я тоже поговорю, - примиряюще заверил отец. - Золотко моё, уж тебя-то нельзя упрекнуть в недостатке бережливости! Лучшей хозяйки на всём свете не сыщешь.
     - Терпеть не могу лести, - очень довольным тоном заявила Магда Тай. - Милый, а всё же Академия - неожиданный расход. Какова вероятность, что человек проявит Потенциал? Три процента. Вряд ли он их учитывал. Тебе надо связаться с ним, Жерар. Столь важный вопрос нельзя решать без его ведома.
     - Я не могу, Мад, - ворчливо отозвался отец. - Ты отлично знаешь, у меня нет с ним связи. Может, он узнает сам и примет соответствующие меры. А нет - обойдёмся и так. Она девочка умная. Увидишь, она сама предложит уменьшить сумму, которая отводится на её расходы. Она ещё тебя удивит!
     - Она с первого дня меня удивляет, - и тихонько стукнула дверь: родители отправились на вечернюю прогулку, и конец диалога безнадёжно от неё ускользнул. Интересно, часто ли ведутся такие разговоры в кабинете, смежном со спальней Лаисы? Много ли таких разговоров слышала её сестричка?
     Очень интересно - о каком денежном содержании шла речь? И кто таинственный «он», от которого это непонятное содержание, похоже, зависит, и без переговоров с которым почему-то нельзя решить, будет Лэйси учиться в Академии Психосенсорики или нет? Очень-очень интересно...


                КУМБРЕЙН

     Вил сплёл нам шляпы из листьев, и с рассветом мы вышли из леса. А там была степь. Безграничие сухих ароматных трав, тихонько шуршащих на ветру, и безоблачное синее небо, и на нём - солнце.
     Если б не ветер, думал я спустя пару часов, мы бы умерли. Человек не в силах пережить такое, если нет даже слабой, призрачной прохлады, что приносит тёплый ветерок!
     Вскоре ветер прекратился.
     Заплечный мешок и меч стали громоздкими и неудобными и тяжелели с каждым шагом; высокая - до пояса, а кое-где и по плечи - трава была острой и ранила даже сквозь ткань. А вокруг, не смолкая, звенели мошки, лезли в лицо, застилали тёмным облаком глаза... Я глядел на минелу на спине Вила и гадал: через сколько таров я упаду? И он обернётся... и сверху вниз посмотрит на Рыцаря, всё мужество которого сгорело дотла под летним солнцем! С презрением? Он не презирает слабых. Равнодушно - да. Далёкий, чужой, равнодушный взор... А я чего хотел? Я сам навязался ему в спутники, он меня с собой не звал. Сам выбрал Путь, и если не хватит сил - это моя слабость, моя самонадеянная глупость. Не его.
      «Но если он уйдёт и оставит меня здесь одного?!»
     И, холодея от этой мысли, я думал: лучше ещё много дней в степи, и солнце, и головная боль, и в кровь стёртые ноги... всё лучше, чем валяться в колючей траве и смотреть, как он уходит. Даже смерть.
     Фляга давно опустела. Зеленовато-рыжие волны переливались повсюду, в мире не осталось ничего, кроме степи, а на горизонте золото и зелень смыкались с вызывающе-яркой синевой, не разбавленной и намёком на облачко. А в синеве неистово пылало солнце. «Глянешь вверх, и оно оборачивается хищной пламенной птицей, мчится вниз... на меня». Я изо всех сил пытался поднять глаза, но вздрагивал и сразу их опускал... А вскоре и солнце, и постыдный страх, и взгляд Вила - всё сделалось мне безразлично. Осталась лишь золотисто-зелёная травяная бесконечность и мои шаги. Шаг, и ещё шаг, и ещё один...
     ___

     Метёлочки с острыми усиками хлестали Вила по щекам, роняли за ворот колючие семена, царапали подбородок. Полдень. Трудный час даже для бывалых путников, а Энтис... Он обернулся: Рыцарь стоял на коленях, склонив голову, шляпа слетела, светлые пряди перемешались с травой - словно сказочный Заклинатель Полей задумал пленить его навеки, превратив в часть своего зелёного царства.
     - Эй, что с тобой? Энтис!
     Бледное лицо и измученные глаза. Такой маленький и беззащитный! Рыцарь? Нет, это в прошлом, в мрачном Замке из лилового гранита Великих Гор: и кнут остался там, и надменные Лорды, и он не Рыцарь, а обычный мальчишка-бродяга. Волосы спутались в нечёсаную жёлтую кудельку, губы потрескались, руки, плечи и грудь в кровоточащих царапинах, грязных потёках пота и красных пятнах ожогов. Скоро кожа вздуется пузырями и облезет. Да ему и сейчас несладко: всё горит, как от того кнута...
     - Прости, - едва разлепляя губы, пробормотал он незнакомым хриплым голосом, - я... встану...
     Вилу отчего-то захотелось плакать.
     - Не надо, - он постарался изобразить улыбку. - Идти слишком жарко, отдохнём немножко, место подходящее. Трава высокая. Я сделаю навес, вроде шалаша, - его руки уже поспешно обрывали вокруг Энтиса стебли. - Я быстро. Пить хочешь?
      «Идиотский вопрос. Я бы на его месте нашёл, что ответить!» Он протянул другу отощавшую флягу:
     - Допивай.
     - Нет. - Рыцарь с явным усилием мотнул головой. - Это твоя. Нечестно.
     Вил выдернул зубами пробку и выплюнул её в ладонь.
     - Пей. Или я её вылью тебе на волосы. И будешь слизывать капельки.
     Он сплетал травинки, вспоминая мамины уроки, а Энтис допил воду и заснул. И хорошо: в хлипком шалашике надо лежать неподвижно, чтоб не обвалить сооружение себе на голову... Вил вытер о штаны изрезанные травой ладони и заполз под навес. И - снова в эллин. Камни и цепи были раскалёнными, солнце стояло в зените, а ему ни шляпы, ни единой тряпочки не оставили. Он умирал от жажды, а воду подносили, касались чашкой губ и со смехом убирали, не давая сделать ни глотка, он молил и плакал... и проснулся. Щёки были мокрые от слёз. Он невесело усмехнулся: даже во сне не вышло притвориться храбрым и мужественным! Ещё хуже, чем в жизни: тут не только тело было обнажённым, как в эллине давеча, но и душа - беспомощная, слабая. Гордость вместо силы; а гордость - тот же страх: боишься презрительных насмешек больше, чем боли. А ради спасения Лили полез под кнут - тоже из страха: за последнюю ниточку, связывающую с мамой. Отчаяние, а не храбрость! А когда боль становится очень сильной, даже гордости не остаётся. Одна беспомощность и слёзы.
     - Видишь? - тихонько сказал он. Энтис, словно в ответ, застонал во сне. - Вот тебе Путь Круга: жара, жажда, боль и грязная одежда. А я всегда в таком кругу, как в ловушке, и у меня нет Замка, куда можно воротиться, отмыться и всё позабыть. А у меня ещё люди. Хуже всего остального. Но ты на своём Пути ничего не узнаешь о людях. И хорошо, хватит с тебя и степи! Жизнь не в Замке жестокая, Рыцарь.
     - Что? - сонно отозвался юноша, приподнимаясь. - Я не... - шалаш обрушился, и он испуганно охнул. Весь в траве, золотоволосый - вылитый Заклинатель Полей, если бы не растерянный вид, совсем не подходящий для волшебного существа! Вил не утерпел и расхохотался.
     - Не смейся, - огорчённо попросил Энтис, отряхиваясь от остатков навеса. - Заново делать придётся?
     Его новый товарищ встал и повесил на плечо чехол с минелой, и он, не тратя слов, взялся за мешок - отдых закончился. Когда выбрались, наконец, из высоченной травы на узкую тропинку, он спросил:
     - О чём ты говорил перед тем, как посыпались стебли? Что-то о жестокости... и Замке?
     - Просто думал вслух. - Вил погрыз травинку. - Жизнь за Чертой жестокая, вроде того. Не для тебя.
     - О-о? - в замешательстве протянул Энтис. - Но я... Почему?
     - Глупости это всё, - вздохнул Вил. - От жары и не то подумается.
     ___

     Тропа расширилась, и идти стало легче, и солнце чуток присмирело: близился вечер. Правда, пустые фляги... ну, ничего не поделаешь - иди и терпи. Энтис молчал, и Вила это радовало: болтовня отнимала слишком много сил. Он свистел и на ходу плёл шляпу с широкими неровными полями: чтоб получше спасали от жгучих лучей, Рыцарь-то к солнцу не привык... и лучше уж думать о шляпе, чем о воде!
     Ярко-синее небо бледнело, приобретая особую предзакатную прозрачность.
     - Вил, почему нет ветра? Ведь был... в лесу, всё время...
     - Мы ж в Кумбрейне. В дикой земле.
     - Не понимаю.
     - Поля Чар тут нету. В лесу, помнишь, на рассвете дождик шёл - точнёхонько, как по часам! Где есть Поле, там Магистры погоду делают. А в диких землях какая придёт погода, та и будет. Гляди - дерево!
     Дерево, низенькое и чахлое, почти не давало тени. Зато под ним был колодец! Несколько секунд Энтис молча смотрел, потом с тихим счастливым стоном лёг на сруб и свесился над квадратной дырой: внизу, далеко-далеко, слабо блестела вода. И пахло там необычно: затхло, влажно, таинственно. Вода в прохладной глубине была чёрной, как зимняя беззвёздная ночь... как глаза Вила... но в ней вспыхивали загадочные искры, разноцветные причудливые осколки света... Он лежал на краю сруба, не замечая, что наклоняется всё ниже. Голова сладко кружилась. Блики на чернильной жидкой тьме притягивали его с неодолимой силой. Он стал совсем лёгким, бёдра заскользили по мшистым брёвнам...

     ... Я вцепился в его пояс, рванул на себя, и мы полетели на землю. Он вскрикнул - кажется, гневно. А я здорово приложился локтем о камень. Энтис, конечно, оказался сверху! Я спихнул его и поднялся, скрипя зубами: во время дурацкого падения ещё ногу ухитрился подвернуть, стоять-то больно, а идти... Я мысленно отправил корень, солнце и Рыцаря в самые глубокие трясины Тьмы и похромал к ведру.
     Он смотрел на меня из-под дерева, и его взгляд вовсе не светился нежностью.
     - Зачем ты так сделал?
     Я расправлял кожаное ведро. Ну и голос у него. Вода в колодце и то, небось, теплее!
     - Упал? Нечаянно. А ты думал, специально постарался? Тоже мне удовольствие.
     Он нахмурился. Настоящий Рыцарь. Значит, принимаемся показывать норов? Самое время.
     - Сделай одолжение, не устраивай больше таких шуток. Терпеть не могу, когда меня дёргают сзади!
      «Белый круг и столбы с цепями. Рыцарь с холодным презрительным взором, который предложил мне смерть так же легко, как я раздавил бы комара. Его учитель».
     - А шуток и не было. Или ты нарочно падал? Знаешь, колодцев в степи мало. Не стоит их засорять.
     Серые глаза расширились.
     - Я не падал!
     - Конечно, нет. Тебе просто в Мерцание не терпится. Понимаю. Прости, что помешал. В следующий раз предупреди заранее, ладно? Если человек решил шею себе свернуть - его право. И нечего кому-то вмешиваться и насильно его спасать. Тут я с тобой согласен. Только ты место выбрал неудачно.
     Он стиснул кулаки, с корнями вырывая траву возле себя.
     - Почему тогда я не заметил?
     Я пожал плечами и принялся проверять на прочность верёвку и узел, которым она крепилась к краю сруба. Голос моего Рыцаря оттаял окончательно и сделался растерянным и виноватым:
     - Но, Вил! Я только смотрел вниз... Я говорил грубо? Ты сердишься? Пожалуйста, прости.
     Надо же, какие мы теперь смирные! Простить? Обойдёшься. Смотри, смотри на меня несчастными глазами! В другой раз не осмелишься делать мне выговоры с надменным рыцарским видом!
     - Ты наклонился и сознание потерял, - сухо сказал я. - От солнца и жажды рассудок замирает, а тело стремится к воде. Конечно, не заметил. Обычно замечают, когда уже поздно.
     Ведро с предусмотрительно засунутым внутрь камушком полетело в воду и с плеском утонуло.
     - Завидно? - ядовито бросил я. Но ему уже было не до меня: он вжался щекой в ствол и закрыл глаза. Зеленовато-бледный, на губах кровь... Ну какого чёрта я на него напустился? Из-за кого он здесь?!
     Я вытянул ведро, намочил чистый лоскуток старой рубахи, легонько провёл по его подбородку. Он облизнулся, как кошка, не открывая глаз. Я решил, что разводить церемонии сейчас не время, и дальше попросту набирал воду в пригоршни и плескал ему в лицо, а он откинул голову назад и слабо улыбался. Я и напоил его прямо из ладоней, и только потом вспомнил: у нас же есть кружки...
     А когда вытаскивал второе ведро, пальцы вдруг разжались, и оно полетело вниз, содрав мне всю кожу с ладоней грубой верёвкой. Несколько жутких секунд я не дышал: уверен был, верёвка оборвётся. Не оборвалась... Я чуть не заплакал от облегчения и снова принялся тянуть. Как в деревне я буду этими руками играть на минеле, я старался не думать.


                * * *

     - Они собираются отправить меня в Академию. - Лаиса хмурилась и казалась почти смущённой, что бывало очень-очень редко. - Они хотят, чтобы я стала сенсом, Джис.
     - А ты - не хочешь?
     - Не знаю. - Она передёрнула плечом: - Я сенс? Ты - да, но я... Странно.
     - Ты им про меня сказала, Лэй?
     Сестра проницательно глянула на неё и тряхнула роскошными рыжевато-каштановыми локонами:
     - Я вообще почти ничего не сказала. Почему ты делаешь из этого тайну?
     Джиссиана подобрала ноги на кресло и обняла их руками.
     - Не люблю, когда все всё знают. Да и чего трепаться попусту? Мне до Академии ещё далеко.
     Лэйси прошлась по комнате, шурша белым с серебряной отделкой платьем. Моде многовековой давности, начала Дозвёздной Эры, сейчас следовали и дети, и взрослые. У Лаисы Тай это получалось хорошо. Она словно носила такие платья всю жизнь: длинная, до пят, юбка изящно струилась вокруг её ног, не доставляя ей ни малейшего неудобства. Маленькой Джиссе плевать было на моду: ей нравились джинсы, кожа и чёрный цвет. Закутанная в чёрный плед (из-за открытого окна тут было прохладно), с чёрной лентой на коротких светло-русых волосах, она казалась живым символом ночи, тайны и самого удивительного волшебства. А Лэйси в облаке снежно-белой ткани была воплощением красоты и Света.
     - Ты одета, как принцесса в твоих фан-модах, - высказалась Джис. - Вот такая там ходишь?
     - Там я платьев не ношу. Я же парень. С мечом, кинжалом, луком и стрелами.
     - А предки думают, что ты бросила играть, - с невинным видом поведала Джиссиана.
     - Я и бросила. А фан-мод - не игра. Просто ещё одна жизнь. Мне нравится быть мальчишкой, уметь драться, скакать верхом, делать что-то важное. А здесь слишком много болтовни и ничего настоящего. Ничего стремительного, кроме скиммеров. И можешь знать парня с пелёнок, учиться вместе, работать, заниматься любовью, нарожать кучу детишек и успешно впасть в маразм от старости - и не понять, любил ли он тебя всерьёз. Мы ведь живём так благоустроенно, размеренно и безопасно! И никогда не будет на карту поставлено всё, и жизнь на волоске, и ты потеряешь свою любовь или собой закроешь от отравленной стрелы. Так проверяются верность, мужество... настоящие чувства. А у нас, - девочка в платье принцессы древних времён презрительно скривила губы: - домик для Барби. Кукольный мир.
     - А в фан-модах? - задумчиво спросила Джис.
     - Там другие законы. Тот мир не прилажен к самым скучным и ленивым людям, как перчатка к руке. Опасности, и приключения, и битвы... Там интересно. Всё живое, понимаешь?
     - А почему ты там мальчик, Лэй? Твой мир не для девушек?
     - Мне быть мужчиной больше подходит. - Она усмехнулась. - Я рыцарь и сражаюсь со злом, я у нас лучший мечник, лучший наездник, лучший во всём, за что возьмусь... и лучший друг. Здесь это никому не нужно. Здесь даже это не очень нужно, - она с пренебрежительной гримасой вытянула ножку. - Не имеет значения, красив ли ты, есть ли у тебя честь, отвага, чувство юмора - вообще всё неважно, кроме того, чем забита твоя голова. Оценки, баллы, тесты, зачёты, экзамены... А в моём королевстве людей судят по поступкам. По сути.
     - Лэй, а почему маги там злые?
     Девушка с зелёными глазами по-кошачьи сощурилась.
     - Магия отравляет души всевластием. Есть предание: однажды придёт герой с сердцем твёрдым, как сталь, и полным огня. Он устоит перед соблазном могущества, станет Светлым магом и победит Тьму.
     - Ты собираешься им стать, Лэй? - спокойно поинтересовалась Джиссиана.
     - Да это просто легенда. В любом мире есть такие. Нет, я бы в маги не пошла. Рыцарем куда лучше.
     - В Академию ты поэтому не хочешь? - уточнила Джис.
     - Кто сказал, что я не хочу? Лечить-то мне нравится. Значит, нужна степень и диплом Академии. - Она усмехнулась: - У нас магия попроще, чем в фан-моде. Врач должен разбираться в психосенсорике.
     - Всё-таки придётся тебе стать героем с пламенеющим сердцем, - заключила Джис. - Лэй, а может кто-то из твоих партнёров в игре быть настоящим сенсом?
     - Мы все гадаем, кто у нас сенс в жизни. Маги - слишком банально. Конечно, никто не признаётся.
     - Представь: твой лучший друг - на самом деле маг.
     - Жуть, - поморщилась Лаиса. - Нет. Если б не он, тот урод меня бы прикончил, а на кой чёрт магу рыцаря спасать? Разве что в доверие хотел втереться... Ха! Интересно. Надо будет лучшего друга ещё разок проверить. Спасибо, сестрёнчик.
     - Ты никому не веришь безоглядно, Лэй?
     - Я хочу выжить, ребёнок. Чужие души мне неведомы.
     Джис рассмеялась:
     - И с такими взглядами на вещи ты рыцарь Света?
     - С такими взглядами я живой рыцарь Света, - насмешливо объяснила Лэйси, вставая. - Пошли на балкон, Джис. Не могу долго быть запертой среди стен, мне необходим ветер и звёзды... Пойдём!
     Джиссиана, ворча, как недовольный котёнок, неохотно выбралась из уютного гнёздышка в кресле.
     - Ты в этом платье замёрзнешь.
     - Я никогда не мёрзну. А сейчас такая жара... невыносимо. Я задохнусь, если не выйду на волю!
     Ничего себе жара, мрачно думала Джис. Холодно и ветер! Они стояли на балконе, глядя на звёзды.
     - Почти свобода, - сказала Лэйси. - Всё и всегда «почти». Часть меня - в королевстве, часть тут скоро сдохнет от скуки... Мне надо найти живое здесь, в реальности. Кажется, я знаю, что.
     - Секс? - деловито предположила Джис. - Тебе уже можно влюбляться. Даже папочка волнуется.
     - Волнуется? - рассеянно повторила Лэйси. - О, да, из-за Ника. Глупости. Ник - мальчик, домашняя куколка, как все. Он даже удержать и поцеловать меня не умеет. Тут не в кого влюбиться: одни дети и ходячие компьютеры. А я хочу живого мужчину, настоящего мужчину, решительного, романтичного...
     - И сумасшедшего, - подсказала Джиссиана.
     - Точно. Дерзкий сумасшедший авантюрист. Красивые руки, тонкие запястья и длинные пальцы. И язвительная усмешка, а за нею - нежность. И пламя, не бешеное, а чтобы он умел им управлять. Он был бы хрупким на вид, но в сердце - сила, благородство и бесстрашие... и ледяной огонь - и только я могу растопить лёд. И он должен знать цену жертвам и быть самоотверженным. И очень-очень щедрым.
     - А нимб вокруг головы? - поинтересовалась Джис. - И как насчёт крылышек?
     - Чёрных, как ночь! - Лаиса расширила глаза: - Крылья из полночи, с ароматом диких трав и песней инструмента, которого я никогда не слышала. Я буду любить его, Джисса. Я буду безумно его любить! Вечно. До самой смерти. И его я закрыла бы грудью от стрелы. Без колебаний.
     - Даже если стрела отравлена?
     - Тем более, если отравлена. - Она вздохнула. - Никогда такого не будет. Он может найтись только в фан-моде. В реальности - нет. А секса без любви мне пока не надо. Нет, другое...
     Младшая сестра без удивления кивнула.
     - Пси. Магия. Твой Потенциал, Лэйси.
     Лаиса рассмеялась слишком громко и беспокойно.
     - Как просто ты говоришь! Мне придётся отправиться в Академию, верно? Выхода нет?
     «Выхода нет», эхом прозвучал в сознании Джиссианы глухой недобрый голос. «Нет... Нет!»
     - Лэй! - она схватила сестру за руку: - Пошли домой? Здесь... холодный ветер. Пойдём! Пожалуйста!
     Лаиса удивлённо вгляделась ей в лицо: сестрёнка редко волнуется... а ведь и ей тревожно. Очень.
     - Я хочу пройтись по улице, - медленно произнесла она. - Мы слишком далеко от земли.
     - Ты всегда любила высоту!
     - А сейчас не люблю. - Лаиса взглянула на индикатор на запястье и досадливо нахмурилась: - Чёрт, папа запер скиммер! Джисса... а давай спрыгнем.
     - Ты свихнулась?!
     - Джисса, - ласково промурлыкала Лэйси, присев на корточки. - Солнышко. Ты ведь сенс, Джисса.
     - Я... - Джис ошеломлённо задохнулась. - Я левитирую совсем чуточку! И я тебя не удержу! Очнись, Лэй, это ж не со стола на пол прыгнуть!
     Лэйси блеснула изумрудными глазами ведьмы.
     - Я тоже сенс, детка. Я вижу болезни, я слышу правду и ложь, я знаю, как люди ко мне относятся. Расстояние не имеет значения. И вес не имеет значения. Мы сумеем полететь. Веришь?
     Джис молча кивала. Вот вам и Лэйси, легкомысленный фан-модер! Лэйси, которая не любит магии!
     - Я буду держать тебя за руку, крепко-крепко! - голос Лаисы стал почти умоляющим: - Пожалуйста.
     Джис глотнула и беззвучно шепнула: «да». Лэйси просияла и вскочила. Длинные пряди каштановых волос летели по ветру, захлёстывая бледное счастливое лицо, делая её похожей на настоящую ведьму... нет - на фею, добрую фею из сказки. По её губам бродила нежная ликующая улыбка.
     - Раз, два, три, - твёрдым голосом сосчитала она. И они прыгнули.
     ... и полетели. Ветер нёс их, точно две пушинки, а затем они мягко встали на ноги. Полёт занял всего пару секунд. Или намного больше? Ощущение времени Джис в воздухе потеряла...
     - Вот видишь! - Лэйси торжествующе усмехнулась. - Ну, погуляем немножко или домой?
     Они взглянули на трёхэтажный дом, мирно спящий в десятке метров от беглянок, и тут он вспыхнул бесшумным оранжевым пламенем - весь целиком, как вспыхнул бы домик из тонкой бумаги. Они не успели моргнуть, вздохнуть, двинуться с места; а он уже погас. И осыпался серыми мягкими клочьями. На месте дома, где они провели всю свою сознательную жизнь, лежала горстка пепла, и ветер, играя, разносил её по тротуарам, газонам, деревьям, стенам и крышам соседних домов.
     - Мама? - шепнула Джис, глядя то на сестру, то туда. Её голос стал хрупким, как хрусталь: - Мама?!
     Лаиса, свинцово-серая, с лихорадочным блеском в глазах, стремительно зажала ей рот ладонью, а потом обняла и крепко притиснула лицом к белому с серебром, тихонько шуршащему платью.