Барабашка

               



   Николай Савельевич проснулся от резкого, в самое ухо, шепота:
- Вставай. Ехать пора.
   Думал – приснилось. – Ан нет, шепот сопровождался толчком в бок. На лице осталось ощущение прикосновения чужих, неприятных губ. И дыхание было каким-то нечеловеческим: без тепла, без запаха, как бы из запредельного пространства.
  - Да ну тебя к…- и Николай Савельевич повернулся, уткнулся носом в распаренный бок ничего не слышавшей супруги. Веки его снова сомкнулись, но через мгновение почувствовал он быстрый и обидный тычок в нос.
- Не матерись, я не люблю ругательств. Знаешь ведь. Поехали, говорю.
Николай Савельевич проснулся окончательно, сел на кровати, нашарил тощими, бледными, волосатыми – куриными какими-то,- ногами тапки:
- Ну, куда ехать-то? Ночь на дворе.
- Я скажу.
   Николай с тоскливой надеждой посмотрел на жену. Всегда чутко реагировавшая на любой шорох, она даже не шелохнулась. «Свалить что-нибудь, что ли?» - подумал он, и в ту же секунду услышал:
- Не советую.
   Ночь пролетела, как его «Жигуленок» по улицам города. Николай Савельевич испытывал незнакомые ранее чувства: с момента выезда из гаража был в состоянии полудремы, туманившей мозг, глаза прикрыты, а видели все; казалось, опережали даже свет фар машины. Иногда Николай Савельевич слышал спокойным голосом произносимые советы: «Прибавь газу. Сейчас за светофором – крутой поворот влево. Тут лужа, не гони. Тормозни – впереди колдобина».
   Двигатель жужжал тихо и ровно. Машина превосходно слушалась водителя; гармония работы машины, мозга и рук приносила неописуемое удовольствие.
   А на работу Николай Савельевич все-таки проспал – прилег на часок, уже около шести часов утра было, - хотел вздремнуть только, да уснул мертвым сном. Пушки бы его поднять не смогли, что там какой-то будильник?
               
   Ночные поездки участились. Что самое обидное – противиться требованиям ночного визитера Николаю Савельевичу удавалось се меньше. Поначалу он убеждал жену не засыпать, вместе с ним дождаться гостя, дать ему решительный отпор, отбрыкаться любыми способами, откупиться, в конце концов. Жена кипятилась, обзывала дураком:
-   Кто тебя заставлял за дешевкой гнаться?
   - Как кто? Ты!
   - Сам, жмот, за дешевизну как черт за грешную душу, ухватился! Вот и хлебай теперь то, что заварил!
   - Ах, сучка! А на шубу ты себе, откуда выкроила? Забыла?
   Аргумент был неопровержимым, жена согласилась молча, сдалась. Не спала до полуночи, рассказала ему все новые сплетни, но после двенадцати, как ее Николай Савельевич не тормошил, щипал даже за отдельные места – широко зевнув, уснула, как в яму скатилась. Николай Савельевич замер, предчувствуя ход событий. Подумал со злорадством: « Не пройдет. Сегодня не пройдет у него номер с катанием под луной».
  - Пройдет. – Голос снова раздался у самого уха. – Пройдет. Зря ты потел, время и силы тратил, колеса снимая. Резина, конечно, не ахти, но я новенькую поставил, с «нуля». Поехали.
  Не единожды Николай Савельевич клял себя и жену за жадность. Жена его под монастырь подвела, торгашка поганая! Конечно, к новой квартире, импортной мебели, цветному телевизору чего не хватает? Правильно – машины. Именно «Жигуленка», недорогого, в хорошем состоянии.  «Запорожец» - это признак деревенщины, «Москвич» для мастеровых, надомников. «Волга» - транспорт номенклатуры, иномарки предназначены для преуспевающих бизнесменов, кооператоров и мафиози, а «Жигуленок» - и престиж, и независимость. То, что надо! Сколько раз он, «Жигуль», Николай Савельичу снился – не счесть.
   Жена и надоумила его к Григорию Павловичу обратиться: мол, тот все может. А Григорий Павлович и машину хорошую нашел, и к владельцу свозил. За магарыч и умеренную плату.
      О машине сговорились удивительно быстро. Треть стоимости – странная, непостижимая цена! Машина – куколка, барышня благородных кровей, а цена – курам на смех. Засомневался, было, Николай Савельевич, но Григорий Павлович с таким вожделением смотрел на машину, кричал, что сам сегодня же ее возьмет, если Николай сглупит и откажется. Николай Савельевич с гибельным восторгом прохрипел: «Беру!».
   После, когда уже все было оформлено, передано, выпито и съедено, прежний владелец, приобняв за плечи Николая Савельевича, отвел его в сторонку:
-  Не велел он молчать-то. Новый хозяин, мол, должен знать, что цена потому такая, что я в машине живу. И цену эту, мол, я установил. Я бы машину ни вжисть не продал: машина-то мечта, тучка небесная. Но уж больно он вредный, спать не дает, донимает поездками!
-  Да о чем ты? – недоумевал Николай, хмельной и восторженный. – Не врублюсь никак!
- Он-то? Да, барабашка. В машине живет моей. То есть, теперь уже в твоей. И страсть как любит по ночам кататься.

   - Может, не надо сегодня, господин Барабашка? Умаялся я, которую ночь не сплю.
   - Надо, Николай. Ты машину хотел? Легкую, как перышко, чистую, красивую? Уходу за ней никакого – все делаю я. А ты вози. Вози, милай. И думай: кто кого купил? Думай крепко. А за машину не бойся: я двигатель сегодня новый поставил, заправлена она всегда, и всегда в полном порядке. Поехали!
   Спать за рулем Николай Савельевич не мог. Барабашка, как только у Николая смежались веки или голова клонилась к рулю, хлопал его по затылку:
- Не спи.
   А за ругательства, вслух ли, мысленные ли, лупил еще сильнее. И ничего Николай Савельевич поделать не мог: как сдачи дать, если обидчик не виден и вездесущ?
   Измочаленный ночной ездой, Николай под утро ставил машину в гараж, торопился домой – поспать часок. И втянулся вроде, хотя похудел крепко: научился спать два часа в сутки. Только начали знакомые замечать, что, заругавшись нечаянно, даже в присутствии мужиков, вдруг втягивал голову в плечи, закрывался руками, приседал и выглядывал испуганно из-под локтя. Мужики диву давались: как это -  русский человек, а ругани боится? Значит, что-то у него с головой. А подтверждением его ненормальности послужили настойчивые слухи и разговоры о том, что он машину продает. За треть цены. Это его-то «ласточку?». За треть? Фигня! Или точно – «крыша поехала».
               
   Думал Николай Савельевич, думал. Старался только днем думать, учил себя ночью этих крамольных мыслей избегать, чтобы Барабашка не выведал. Днем, шатаясь как сомнамбула, Николай поглядывал на сотрудников, прикидывал, кому бы свою «ласточку» предложить. Но все шарахались от его взгляда, как от прокаженного, бежавшего из лепрозория.
   Оставалось одно: либо в машине с Барабашкой в пропасть, либо… Второе либо годилось больше, авось, удастся обмануть «нечистую силу?».
   Григорий Павлович на звонок отозвался сразу, словно ждал приглашения.
   Изобразив улыбку на крысиной физиономии, пригладил жиденькие волосики на темени, удовлетворенно потер руки при виде накрытого стола:
  - Славно! Подзаправимся для тонусу, все проблемы мигом решим.
   Не дожидаясь Николая, скользнул за стол. Насытившись, погладил неожиданно вздувшийся животик, отрыгнул, прищурился, закурил, без предисловия начал разговор, словно мысли Николая Савельевича для него секрета не составляли:
- Есть, Коля, хороший шанс поработать для науки и в свой карман. Ты машину Академии наук предложи. Изложи подробно суть дела. Сейчас ученые у-ух, - как загадки всякие
любят! Бермуды, Лох-Несс, снежные человеки, НЛО…А у тебя явление – первый сорт, высший класс, изюминка для науки! Ни у кого такого нет, а ты владеешь. Что там сообщения студенточек или пэтэушниц московских! Они цены не знали, деньжат не срубили, отдали даром. А ты прикинь, миллиона в три машину оцени, а «явление» - скажем, в четыре. Во как! Я тебе петицию составить помогу, только ты меня не забудь. Короче, процентов тридцать мне за услуги. Не сомневайся. Пиши расписку.
     Этой ночью Барабашка был зол. Долго гонял Николая Савельевича по улицам города и за его пределами, дышал тяжело в шею, а в гараже сказал:
- Ты, приятель, затею с учеными брось: темные они в этом деле люди. И на приятеля не надейся. Он, подлец, со мной тягаться вздумал? Не по зубам орешек. А продаст он любого…
  Утром Николай Савельевич узнал, что Григорий Павлович упал в канализационный колодец около своего дома и захлебнулся нечистотами. Куда смотрят коммунальщики? Вечно люки забывают закрывать, бездельники!
      
   Дальнейшее развитие этой истории мне неизвестно.
   Не знаю я, продолжает ли Николай Савельевич горе мыкать, катая по ночам на прекрасной машине, оснащенной дармовыми запчастями и заправленной бесплатным бензином, нечистого своего благодетеля.
   А может, за рулем сидит сейчас другой, «отстегнувший» за машину всего ничего – треть ее цены, а сзади ему в ухо властно шепчет пустота:
- Я – Барабашка. Поехали.