География слова

Зорин Иван Васильевич
ГЕОГРАФИЯ СЛОВА

Когда на изнеженном Юге проповедовал Назаретянин, на суровом, как правда, Севере объявился Бурляй Тунгус. Он потеснил засиженных слизняками идолов и был проклят за то, что нарушил их поросшие мхом законы. Одни сравнивали его с северным сиянием, а другие - с водяным. Он был старше воздуха и обжигал, как лед, ходил по болотам, как и по мерзлоте, а клюквой питался с такой же жадностью, как и слухами.
«Плоть не может кланяться плоти, - учил он, взобравшись на холм, запорошенный жухлой травой, - у всех один отец – Великий Дух, и чтить родителей, значит грешить…» Тунгус был плешив, и снежинки шипели на его лысине, как на сковородке. «А разве на свете есть блуд? – надув щеки, выл он, как северный ветер. – Плотью нельзя согрешить, земле не осквернить неба… Воздай же земле земное, а небу – небесное…» После таких слов Бурляя часто мазали тюленьем жиром и валяли в перьях, соединяя на его теле небесное и земное. Но он оставался неукротим. Его яловые сапоги топтали северное бездорожье, а в жилах закипала кровь, от которой пьянели комары. «Кабан дерет березу, волк – кабана, а охотник – волка… - косился он поверх косматых голов уже в другом месте. - Так устроил Великий Дух, а быть милосердным, значит бунтовать…» Бурляй говорил медленно, жуя слова, но они разлетались по округе гагачьим пухом. «Любовь делает слабым и немощным, - доносилось в ледяной синеве, - глупый лосось нерестится в верховьях рек, где кормит медведей и орлов… Любовь, как стрела, отвлекает свистом, а несет смерть…»
Короткими северными днями Тунгус кочевал по пропахшим кострами чумам, меняя свое слово на мех выдры и заворачивая его в шкуру росомахи, а полярной ночью, длиной в жизнь, гадал, воткнув палку в помет. Он считал звезды по их отражению в белесом ягеле и видел линии судьбы также отчетливо, как оленьи тропы. Его окружал холодный, неприветливый мир, от которого глаза заволакивала ряска. К нему приходили немыми, а уходили глухими. «Любовь - это ненависть, - распинался он в натопленном чуме, кашляя от дыма, - Великий Дух ждет от тебя не любви, а правды…» «А разве похвала создавшему этот кусок мяса не ложь?» - здесь Бурляй бил себя в грудь, и кулак проваливался в его густую шерсть. «Вот мои заповеди, - перечислял он, загибая пальцы и вынув тину из глаз. - Возненавидь ближнего своего, как самого себя, и возненавидь себя, как своего ближнего… - Бурляй повторял это семь раз, и от частого моргания его глаза зеленели. – А главное, возненавидь Великого Духа всем сердцем твоим, и всей душой, и всем неразумением… Отрекись от Него, как от самого себя, и перестань быть солью, которую лижут лоси…»
Постепенно Бурляй входил в раж, и тогда его за версту обходили звери, а птицы избегали пролетать над его головой.
Но ему все было нипочем. «А молитесь так, - бесновался он, - о, Великий Дух, видим волю Твою на земле и находим ее злой, а на небе – не ведаем… Моржей и пушнину забери Себе, ибо не хотим быть обязанными телом, но хотим – духом. Не прощай Себе грехов Своих, как не прощаем Тебе и мы их, и не введи нас в слепоту, но избави от лицемерия…»
У этого странного учения нашлись последователи, один из которых за бусы из тридцати моржовых клыков выдал Бурляя собранию шаманов. «Любишь ли ты Великого Духа?» – спросили его. «Есть не могу – так ненавижу…» Его колесовали. Он увидел в этом успех своих проповедей. Во время казни море вдруг заходило буграми, вздыбилось, буйно шлепая о берег, стало выносить на снег клубки водорослей. «Видно, он и вправду был великим пророком…» - зашептались вокруг. С тех пор сторонники Тунгуса стали обносить лицо сложенной в горсть ладонью, будто утирали. «Учителя больше не встретишь ни среди рыб, ни среди поедающих рыбу, - гордились они, - он попрал презрением земное пребывание, искупив его ненавистью…»

Герда Салтуп. «Не библейские пророки» (1879)