Уставший, и даже где-то злой, не понятно на кого, после работы, а было уже довольно поздно, я приехал домой. Работа достала, а вечный аврал задолбал. Хотелось по-быстрому перекусить, принять душ, и нырнуть в постель. Завтра выходной, и это радует. Этот выходной для меня, как луч света в тёмном царстве.
В холодильнике своей холостяцкой квартиры я не нашёл даже дежурных пельменей. Вообще ничего не нашёл. Я стал открывать все дверцы и ящички кухонного гарнитура в поисках чего-нибудь. Наконец, мои поиски увенчались успехом. Это был маленький пакетик ярко-зелёной окраски, на котором было написано: «Грибной суп с сухариками». На мой голодный желудок, название было аппетитным. Я не стал копаться в недрах памяти, откуда у меня этот пакетик, а внимательно прочёл, как приготовить то, что находилось внутри: содержимое пакета высыпать в чашку, добавить кипяток – 200 мл, тщательно перемешать и подождать 2-3 минуты. Я так и сделал. Но эти 2-3 минуты для меня длились почему-то уж очень долго, как будто время растянулось в пространстве.
Наконец, беру дымящуюся чашку в руку и, в блаженном предвкушении делаю первый обжигающий глоток. То ли я был такой голодный, то ли суп был действительно таким вкусным, но он мне показался божественным. Как только я пришёл в себя от первого глотка, и собрался сделать следующий, зазвонил телефон.
Телефонные звонки бывают долгожданные, неожиданные, нежелательные, к месту, не к месту и т. д. Этот звонок прозвучал для меня неожиданно и не к месту.
Звонил сосед Толик, который живёт этажом ниже. Толик мне не друг. Так, иногда выпиваем вместе. Он меня уважает, потому что я окончил институт, а он только ПТУ. Толику скучно и он звонит мне просто потрепаться, ни о чём. Мне не до него, у меня стынет суп, но я изображаю интеллигента и вежливо говорю в трубку:
-- Привет, Толик! Как дела?
Толик начинает подробно рассказывать о своих делах. Пока он говорит, я потихоньку отхлёбываю суп из чашки.
-- Что ты там всё время без перерыва сёрбаешь? – неожиданно, так же как и позвонил, с обидой в голосе возмутился Толик.
-- Суп пью.
-- Как это – суп пью?
-- Из пакетика порошок высыпается в чашку и заваривается кипятком, как чай. Потом пьёшь.
-- И что, вкусно?
-- Очень!
-- Ну, ты блин даёшь! С твоей зарплатой и вдруг суп из пакетика. Как в том анекдоте.
Толик в захлёб начал рассказывать анекдот, даже не спрашивая, интересно мне слушать или нет.
-- Разбогатевший мужик приглашает друга к себе в гости. Водит по комнатам, демонстрирует богатство и евроремонт. «Ну, как?», -- спрашивает он. «Супер! Только я не понял, почему в туалете у тебя вместо туалетной бумаги – газета?», -- интересуется друг. А тот отвечает: «Ностальгия замучила!», -- и Толик громко расхохотался.
Закончив хохотать, он сказал «Пока!» и, не дождавшись ответа, отключил телефон.
Выпив до капли суп, я принял душ и лёг в постель. Не спалось. Почему-то в памяти всплыли события годичной давности.
В течение года я основательно готовился к отпуску. Отпуск решил взять в июле, чтобы свои тридцать лет отметить вдали от цивилизации. Через Интернет проштудировал предложения турфирм, и выбрал для отдыха маленький заброшенный остров в океане. Мне удалось объяснить своей девушке, почему я поеду без неё: иногда в жизни мужчины наступает момент, когда ему надо побыть в полном одиночестве от всех и вся. Кажется, она поняла, или сделала вид, что поняла.
Пять часов лёта на самолёте – и ты в раю! Океан, природа, небольшой отель, но со всеми наворотами пятизвёздночного. Всё в твоём распоряжении. Людей мало. Русской речи не слышно вообще. Целых три дня я наслаждался одиночеством.
На четвёртый день, лёжа на берегу океана так, что его волны ласково омывали мои ноги, я неожиданно услышал родную речь. Да ещё какую! Казалось, что на весь остров, который до сих пор я считал почти необитаемым, звучал отборный русский мат.
Инстинктивно я приподнялся и посмотрел в сторону, откуда доносилась брань. Это была моя ошибка. Мужик, лет пятидесяти, заметил меня и направился в мою сторону. Он был среднего роста. Круглое красное лицо, то ли от высокого давления из-за постоянных инъекций алкоголя в организм, то ли от загара, который бывает у рыжих. Нос картошкой. Большой живот на тоненьких ножках. В общем, стандартная фигура для мужиков его возраста. За ним покорно семенила молодая девушка. Девушка была молода и хороша собой.
-- Русский? -- спросил мужик, подойдя ближе и глядя на меня маленькими глазками-буравчиками.
-- Да, -- ответил я растеряно, не понимая, как он определил, что я – русский.
На мне были только плавки. Не по ним же?
Мужик несказанно обрадовался встрече:
-- На этом острове ни одной русской рожи, не с кем ни выпить, ни поговорить по-человечески.
За пять минут он максимально рассказал о себе, из чего я понял, что он очень крутой и на столько богат, что может купить этот остров со всеми его потрохами и ещё несколько островов в придачу. Меня так и подмывало спросить: «А часть океана, омывающего эти острова, купить – слабо?», но промолчал, изобразив на всякий случай воспитанного. Он пригласил меня отужинать вместе с ними, так сказать, за встречу в самом шикарном ресторане на острове.
-- Не напрягайся парень, за всё буду платить я. В девять вечера ждём тебя, -- сказал мужик напоследок, ничуть не сомневаясь, что я приду.
Меня разозлил его напор и бесцеремонность. Дать бы ему в рожу. Его фраза «за всё буду платить я» оскорбила меня. Я, что – напрашивался? Он грубо влез своими ногами в мой уединённый отдых, даже не спрашивая меня об этом. Я понял, что лафа для меня на острове с появлением мужика закончилась. Настроение испортилось.
Они ушли, а я с остервенением окунулся в пучину волн океана. Холодная вода и сказочная природа острова немного привели меня в равновесие. Я лежал на горячем песке и, как Гамлет, мучился над вопросом: идти или не идти на встречу?
Вечер. Щебет райских птичек и аромат экзотических растений будоражили мне душу, звёзды-бриллианты подмигивали мне с чёрно-бархатного неба. Я всё ещё продолжал сомневаться: идти или нет.
Стрелки часов приближались к девяти. И, вдруг как молния, блеснуло в голове: а ведь у меня сегодня день рождения. Как я об этом забыл? Со скоростью света я привёл себя в порядок: принял душ, тщательно побрился, сбрызнулся одеколоном и надел на себя светлый летний костюм. Между прочим, костюмчик фирменный, купленный в Италии. Во внутренний карман пиджака на всякий случай положил почти все свои «евры».
Молодой и красивый, ровно в девять я вошёл в ресторан. Мужик и его девушка уже сидели за столиком. Кроме них, никого в ресторане не было. Мужик был в шортах и майке, на босую ногу надеты шлёпанцы. Хорошо, что девушка была одета под стать мне: шикарное шёлковое платье персикового цвета, на стройных ножках – босоножки на высокой шпильке. Мы сочетались с ней загаром и цветом волос – оба брюнеты.
Мужик сильно обрадовался, увидев меня. Наверное, всё-таки сомневался, приду ли я? Он стал делать заказ по своему вкусу, не спрашивая ни у меня, ни у девушки, хотим ли мы это. Блюда, которые нам приносили, были изысканными и экзотическими. Мы с девушкой наслаждались вкуснятиной, запивая французским шампанским, а мужик без перерыва опрокидывал в себя виски, ничем не закусывая. С каждой выпитой порцией он становился не то, чтобы злой, а какой-то неудовлетворённый. И трезвый. Как будто он пил не виски, а воду.
-- Как вы эту гадость едите? Меня сейчас вытошнит прямо на стол от одного только вида всех этих улиток и червей, -- говорил он, скорчив противную гримасу, и издавая утробные звуки, как будто сдерживал рвотные спазмы.
У меня опять появилось острое желание врезать ему по морде. Большим усилием воли я подавил это желание. Заиграла музыка. Я посмотрел на мужика: можно ли пригласить его девушку на танец? Он не возражал, типа не жадный. Мы закружились в медленном танце. Никаких чувств к этой красивой девушке я не испытывал, кроме жалости. Вечер прошёл скучно. Девушка весь вечер покорно молчала, а мужик всё больше хмурился. Я про свой день рождения решил не говорить, хотя мысль такая меня посещала. Мужик достал золотую карточку, чтобы рассчитаться. Я тоже достал свои «евры» из и предложил рассчитаться поровну. Но он сразу отмёл мой благородный порыв:
-- Парень, не парься. Здесь плачу я.
Ну, он меня уже достал! Конкретно, достал! Особенно, как он это сказал: «Здесь плачу я». Сейчас всё-таки врежу ему по жирной красной харе! Но в последнее мгновение большим усилием воли в который раз я подавил этот опрометчивый порыв. Мы вышли из ресторана, и пошли вдоль берега к отелю. Шёл первый час ночи. Мне хотелось быстрее добраться до своего номера и забуриться в постель.
Совсем немного не доходя до отеля, мужик остановился и предложил посидеть на берегу, послушать шум океана. Мы сели. Через некоторое время он наклонился к своей девушке и тихо сказал:
-- Быстренько смотайся в номер и принеси мою собойку.
Девушка беспрекословно поднялась и пошла в отель. Пока её не было, мужик начал уже более подробно рассказывать мне про себя, как попутчику, с которым ехал в одном купе, и с которым никогда потом не встретится.
Я закурил и стал смотреть на океан, мощный и величественный, и не мог объяснить сам себе, почему сижу здесь на берегу, и слушаю душераздирающие извержения чужого мужика. Когда он успел так незаметно подмять меня и подчинить себе, как ту девчонку? Внутренне я сопротивлялся, как мог, но он заглатывал меня постепенно, как удав кролика.
Появилась девушка. В руке она держала мятый полиэтиленовый пакет. Присев на корточки, она стала доставать содержимое пакета: обыкновенная бутылка русской водки, полбуханки чёрного хлеба, кусок сала, завернутый в газету и три пластмассовых стаканчика.
Мужик встрепенулся. Он развернул газету, и сам нарезал крупными неровными кусочками сало перочинным ножиком, который достал из кармана шорт. Затем руками разломил буханку хлеба на несколько ломтей. Всё это он проделывал не спеша, и с каким-то благоговением. Слегка дрожавшими пальцами, открыл бутылку и разлил водку в пластмассовые стаканчики. Молча, каждому в руки всунул стаканчик. Произнеся какой-то примитивный тост, типа «За Россию!» или «Чтоб не последняя!», с понтом чокнулся пластмассой с каждым. Затем смачно крякнул и опрокинул содержимое в рот. Я и девушка, не сговариваясь, вылили содержимое стаканчиков в песок. Мужик с удовольствием стал закусывать. Не переставая чавкать, он удивился:
-- А вы, почему не закусываете?
Я ответил за себя и за девушку:
-- Так мы в ресторане наелись.
-- Разве то была еда?
Не спрашивая у нас, хотим ли мы «продолжения банкета», мужик снова наполнил стаканчики. Второй дубль ничем не отличался от первого: тост, чоканье, он – в рот, мы – в песок, чавканье закуской. И так несколько раз, пока в бутылке ничего не осталось. Мужик заметно повеселел. Его глаза заблестели. Он лично сам положил в пакет пустую бутылку, стаканчики и газету, в которую были завёрнуты остатки закуски. Затем протянул этот пакет мне и безапелляционным голосом сказал:
-- Слышь, пацан, возьми и выбрось в урну. Что мы, лохи какие-нибудь? После себя всегда надо убирать.
«Блин! Он меня, типа, учит культуре! Сам деревня-деревней! Козёл! Хряк недорезанный!» тихо про себя заводился я. И, тем не менее, я взял пакет и пошёл искать урну. Мужик продолжал меня заглатывать, как удав кролика.
Пока в кромешной темноте я искал урну, то немного поостыл. Вернулся притихший, подавленный и злой. Зато у мужика было приподнятое настроение. Он начал рассказывать, пошлые анекдоты и примитивные байки, вставляя к месту и не к месту отборный мат, и сам же роготал. Он оттягивался по полной. Это был спектакль одного актёра. Мне было не смешно. У меня даже пропало желание врезать ему по лоснящейся от сала харе. Я курил сигарету за сигаретой, глядя на океан, и думал о его величии и вечности. И ещё думал о нас троих, таких разных, которых судьба собрала вместе здесь на берегу. Зачем?... И не находил ответа.
Мужика постепенно развезло от выпитой водки. От анекдотов он перешёл на сентиментальные и слезливые воспоминания о босоногом, но счастливом детстве в деревне, в которой он родился. О маме, которой уже нет в живых, но которая любила его так, как может любить только мать. И эту любовь он до сих пор хранит в своей душе. Он рассказывал, уже рыдая в полный голос, о своей первой и чистой любви. Что, встречаясь со своей девушкой за околицей, они сидели под цветущей липой и пели в два голоса шлягер тех годов: «…в каждой строчке только точки после буквы «Л»…
Из кармана шорт он достал носовой платок. Долго в него сморкался и вытирал слезы. Затем, глядя в темноту океана, с надрывом в голосе, как бы ища там ответы, он выкрикивал:
-- Куда всё это пропало? Исчезло? Мне никогда уже не испытать этой любви! Нежной, чистой и бескорыстной любви! Этого безмятежного и счастливого состояния, которое испытываешь только в детстве! Всё продажное, искусственное! Ничего не хочу!!!
Океан молчал. Мы с девушкой тоже молчали. Вдруг, в этой ночной тишине, мужик запел. Он пел так проникновенно и так нежно, что у меня на глазах навернулись слёзы, а к горлу подкатил ком. Мне даже стало жалко его. Появилось странное желание подойти к нему, обнять и погладить по голове. Так, наверное, в детстве делала его мама. Казалось, что он пел океану: «…в каждой строчке только точки после буквы «Л»…