Передо мной лежит маленький сборник стихов Александра Блока «Избранные стихотворения», посмертное издание, подготовленное автором для издательства «Петроград» (Ленинград, 1924г.) Книга, доставшаяся мне в наследство от отца.
Творчество Блока стало мне особенно близким в 90-х, когда Россия уходила из-под ног как Антлантида; тогда я почувствовал тягу к русским стихам. Читая указанный сборник я неожиданно натолкнулся на раздел «Пузыри земли», написанный в период 1905 – 1906 гг. Перед ним стоит эпиграф из «Макбета»: «Земля, как и вода, содержит газы/И это были пузыри земли». Эпиграф меня заинтриговал и я внимательно начал читать стихи. После прочтения нескольких стихов, никаких сомнений не оставалось: это стихи язычника. Поразительно, насколько они совпадают с современным «зеленым» мировоззрением. Первый же стих, вызвал у меня восторг. Назывался он «Болотный попик». Привожу его полностью:
На весенней проталинке
За вечерней молитвою – маленький
Попик болотный виднеется .
Ветхая ряска над кочкой
Чернеется
Чуть незаметною точкою.
И в безбурности зорь красноватых
Не видать чертенят бесноватых,
Но вечерняя прелесть
Увила вкруг него свои тонкие руки…
Предзакатные звуки,
Легкий шелест.
Тихонько он молится,
Улыбается, клонится,
Приподняв свою шляпу.
И лягушке хромой, ковыляющей,
Травой исцеляющей
Перевяжет болящую лапу.
Перекрестит и пустит гулять:
– Вот, ступай в родимую гать
– Душа моя рада
– Всякому гаду
– И всякому зверю
– И о всякой вере.
И тихонько он молится,
Приподняв свою шляпу,
За стебель, что клонится,
За больную звериную лапу,
И за римского папу. –
Не бойся пучины тряской –
Спасет тебя черная ряска.
17 апреля 1905
Пасха
Про такого Блока нам в школе не рассказывали. Более того, он не вписывается ни в одну литературоведческую парадигму. В советское время Блока представляли как «реакционного символиста», и приветствовали его переход на сторону революции. Друзья-символисты и религиозно-настроенная интеллигенция, напротив, отвернулись от Блока, когда он опустился на грешную землю и поставил Христа (или Антихриста, он сам не знал) во главе революции (поэма «Двенадцать»).
Блока пленила «Вечная женственность» философа Вл. Соловьева, но он опускает ее на землю.
Вечная женственность ныне
В теле нетленном на землю идёт.
В свете немеркнущем Новой Богини
Небо слилося с пучиною вод.
Это хорошо понял такой проницательный и тонкий философ как Бердяев («Мутные лики»).
На самом деле, Блок не принадлежит ни красным, ни белым. Эстетическое начало у него намного сильнее религиозного. В прекрасных эссе, написанных незадолго до смерти, Блок раскрывает смысл своей поэзии. Это служение Земной Красоте и только.
Мир давно устал от насилия и грубости. Во многом эта грубость идет от мужского начала, санкционированного иудео-христианской религией. Такая грубость странным образом уживается с «потусторонним миром», с мечтой о загробном царстве.
Действительно, зачем заботиться о земной красоте, если настоящее красота только там, на небе?
Блок отворачивает взгляд от неба и направляет его на «грешную» землю – именно, здесь, на земле, он ищет Прекрасную Даму:
Ты в поля отошла без возврата.
Да святится Имя Твое!
Снова красные копья заката
Протянули ко мне острие.
Лишь к твоей золотой свирели
В черный день устами прильну.
Если все мольбы отзвенели,
Угнетенный в поле усну.
Ты пройдешь в золотой порфире
Уж не мне глаза разомкнуть.
Дай вздохнуть в этом сонном мире,
Целовать излученный путь…
Миром подспудно правит женское начало. И Блок угадывает это начало не только в любимой женщине, но прежде всего в Природе. Эта любовь, со временем, вытесняет все религиозные и классовые мотивы. Он видит Вечность – не мнимую, умозрительную – а живую, близкую, осязаемую.
Полюби эту вечность болот
Никогда не иссякнет их мощь.
Этот злак, что сгорел, - не умрет.
Этот куст – без истленья – тощ.
Эти ржавые кочки и пни
Знают твой отдыхающий плен.
Неизменно предвечны они, -
Ты пред Вечностью полон измен.
Одинокая участь светла.
Безначальная доля свята.
Это Вечность Сама снизошла
И навеки замкнула уста.
Не случайно увлечение Блока живописью Врубеля. Врубель - такой же «просветленный язычник», как и Блок. Это язычество очень не нравилось блюстителям христианской чистоты (и продолжает не нравиться).
На заре 20-века в России рождалось очень здоровое, по сути, экологическое, направление в искусстве и философии, которое было задавлено, с одной стороны, марксизмом (не осознавшим его), а с другой стороны - не замечено ушедшими в мистику многими философами и поэтами.
Блок, один из немногих, кто остался на грешной земле. Он принял революцию, не потому, что разделял ее идеалы (хотя, возможно, вначале и разделял), но потому, что видел в ней проявление природной стихии перед которой бессильна религия. Время для гуманизма отдельной личности прошло (об этом известил Ницше), наступила пора массовой безликости и Антихриста. Обладая интуицией художника, Блок замечательно написал об этом в одном из своих последних эссе («Конец гуманизма»).
Перед угрозой апокалипсиса – теперь уже экологического – стихи Блока кажутся гениальным пророчеством.
Но что же делать художнику? Блок дает ответ: продолжать оставаться самим собой:
Жизнь - без начала и конца.
Нас всех подстерегает случай.
Над нами - сумрак неминучий,
Иль ясность божьего лица.
Но ты, художник, твердо веруй
В начала и концы. Ты знай,
Где стерегут нас ад и рай.
Тебе дано бесстрастной мерой
Измерить всё, что видишь ты.
Твой взгляд - да будет тверд и ясен.
Сотри случайные черты -
И ты увидишь: мир прекрасен.
Кто меч скует? - Не знавший страха.
А я беспомощен и слаб,
Как все, как вы - лишь умный раб,
Из глины созданный и праха.
И мир - он страшен для меня.
Герой уж не разит свободно -
Его рука - в руке народной.
Стоит над миром столб огня,
И в каждом сердце, в мысли каждой -
Свой произвол и свой закон...
Над всей Европою дракон,
Разинув пасть, томится жаждой,
Кто нанесет ему удар?...
Не ведаем: над нашим станом,
Как встарь, повита даль туманом,
И пахнет гарью. Там - пожар.
Но песня - песнью все пребудет,
В толпе все кто-нибудь поет.
Вот - голову его на блюде
Царю плясунья подает;
Там - он на эшафоте черном
Слагает голову свою;
Здесь - именем клеймят позорным
Его стихи... И я пою, -
Но не за вами суд последний,
Не вам замкнуть мои уста, -
Пусть церковь темная пуста,
Пусть пастырь спит; я до обедни
Пройду росистую межу,
Ключ ржавый поверну в затворе
И в алом от зари притворе
Свою обедню отслужу.
Ты, поразившая денницу,
Благослови на здешний путь!
Позволь хоть малую страницу
Из книги жизни повернуть.
Дай мне неспешно и нелживо
Поведать пред лицом твоим
О том, что мы в себе таим,
О том, что в здешнем мире живо,
О том, как зреет гнев в сердцах,
И с гневом - юность и свобода,
Как в каждом дышит дух народа,
Сыны отражены в отцах:
Коротенький обрывок рода -
Два-три звена, - и уж ясны
Заветы темной старины:
Созрела новая порода, -
Угль превращается в алмаз,
Он под киркой трудолюбивой,
Предстанет миру напоказ!
Так бей, не знай отдохновенья,
Пусть жила жизни глубока:
Алмаз горит издалека -
Дроби, мой гневный ямб, каменья!
"Свою обедню..." У художника своя религия и идеалы красоты, не подвластные ни народной стихии, ни ее пастырям. Эти идеалы вынашивались веками и передавались от отца к сыну, от поэта к поэту. Это Та Красота, что движет умами и вызывает жар сердец. Только ей подчинена его жизнь, только за нее он сражается.
21 апр. 2009