За свининкой ч. 3

    Польша, начало 80-х гг

    Время незаметно перевалило за полдень, понеслось под откос и вот уже трое советских, опрятных и голодных мужиков прошивали пространство на переходе от офиса-страдальца до стойки регистрации.
    Справа от них, за стеклянной стеной, развернулся во всю ширь погожий, сияющий и несколько иной - забугорный - день, привнеся свои коррективы в общее морально-политическое разложение. Картина слева также потворствовала: на яркой и веселенькой, многорядной пластмассе мирно ожидали своего часа послеобеденные инограждане - слушали объявления, читали местную прессу, поедали мороженное, воспитывали немногочисленных детей и, просто, паслись по соседству с чемоданами.
    Не взирая на тлетворную праздность окружающей среды, стремительные советские мужики, чуждые мимикрии, блюли строгую субординацию следования в затылок: Виктор Аэрофлотыч вёл, Григорий Фёдорович поспешал. Мы с "терминатором" снова катились в почётном хвосте, но, плюс ко всему прочему, отставали и слаженность строя ни шагом, ни отмашкой не поддерживали. Спешить, в принципе, было некуда.
    Легкого жужжания мозговых биотоков, вызванного процессом урегулирования межведомственного конфликта, уже не наблюдалось. Как ни странно и с грехом пополам, но восторжествовала истина: в обмен на расписку Григорию Фёдоровичу пришлось-таки раскошелиться и со вселенской грустью во взгляде расстаться с частью золото-валютного, свободноконвертируемого запаса Родины, какими-то шутниками метко нареченного "командирюмочными".
    Но, безотносительно к внутреннему миру, давеча пошатнувшийся внешний облик страдальца, поистине радовал: полуоторванный рукав рубашки скрывал пиджак, разбитые очки покоились в портфеле, а синяк на лбу умело заретушировала Мила.
    К сожалению, долго наслаждаться вольно-переходным времяпрепровождением не довелось. Притормаживая рысь, Григорий Фёдорович обернулся, подождал и продолжил шествование уже рядом, застрочив в самое ухо.
    -- Можар, из-за нервотрепки я не провел инструктаж по прохождению погранконтроля. Так что, вкратце...
    Запыхавшись, помедлил, собрался с мыслями. Ну и:
    -- Как вы понимаете, оперативная обстановка изменилась. Теперь мы - граждане Венгерской Народной Республики. Поэтому, необходимо вести себя более по-венгерски, что ли. Народ соц.лагеря сильно отличается от нашего. Чем-то, но отличается. Надеюсь, вы меня поняли.
    -- Да-да, Григорий Фёдорович. Опыт есть. Всё будет в порядке.
    Кивнув, Григорий Фёдорович быстренько попрекнул: "Не отставайте," - затем резво прибавил шаг, дабы "не нарушать" на маршруте.
    Я же, в свою очередь, призадумался и попытался уловить в обстановке некую оперативность, но ничего, кроме вражьих купюр и безупречных бумажек во внутреннем кармане не обнаружил. Обстановка, как обстановка. Другое дело, что рекомендация "вести себя по-венгерски" несколько смутила. Наш внешний облик, на данный момент, соответствовал общепринятым международным нормам беспрепятственного нахождения в местах массового скопления венгерских научных работников. Не кричать же о том, что мы - археологи-мадьяры, затем брататься и предъявлять паспорта нале-направо. К тому же, мы в Польше, а не в Венгрии, о чем Григорий Федорович, вероятно, догадывался.
    Да и насчёт прохождения погранконтроля возникли сомнения. Еще упокойный Николай Августович Монкевиц журил своих птенцов: "Будьте самими собой, голубчики. А уж мы вас нарядим пелопонесскими провинциалами или парижанами с La Avenue Fosch". Но это, так сказать, ретро-ракурс. Современность унифицирована. И память с этюдами наскального творчества ассов-наставников четко выдала на гора: "Взгляд на переносицу субъекта, с поволокой. Не говоришь, а пережевываешь. Ну и, само собой, руками не шурудить, сохранять непринужденную ленность. Представь, что с минуту назад ты отымел Мерлин Монро".
    С ленностью был полный ажур, хотя и голодный, оттого злой и поэтому, всей мощью мысленного посыла, отправил я умудренного советчика вместе с его инструктажами к Николаю Августовичу, после чего размечтался о недосягаемой, несбыточной и уже давно запрещенной сигаретке посреди шелков и подушек с еще теплым штатным местом из-под Мерлин. А там и стойка регистрации подоспела.
    Виктор Аэрофлотыч, изъявший наши паспорта c билетами еще в офисе, сунул их клерку авиакомпании KLM и что-то запшекал. Судя по знакомым словам - про пожелание Григория Фёдоровича "к окошку и чтоб не курили". От меня никаких пожеланий не исходило. Заранее приговоренный сидеть в самолете рядом с Гриней, я уже вынашивал коварные планы нарушения инструкций по перемещению личного состава на следующий многочасовой перелет - из Амстердама - что грело.

    Ангола, конец 70-х гг

    Cчитать, даже в обратку - уже не резон. Всё оказалось проще и случится значительно быстрее: через взгляд, миг, вздох. "Фронтальные" рядом. Здесь. Сейчас вон тот куст шелохнется и...
    Только и оставалось, что молиться потихоньку на Политбюро всех ЦК и всем Богам, вместе взятым, за крупицу "везухи" в этой долбанной, проклятой, но такой желанной жизни.
    Чего делать-то? Встать, поднять руки и идти к "ним" с дрожащей гримасой на лице, громко выпрашивая-умоляя не стрелять???... В какой-то запрещенной, немецкой кинохронике 41-го года уже видел таких наших. Но имел ли кто-то право обвинять их за плен?... Не знаю... Тогда за спиной была Родина. Здесь её нет. Это не мои пацаны, не моя семья, не мои друзья. Здесь вообще ничего моего нет. Только жизнь... Но, если... То как жить после?... А помирать не хотелось. Совсем. Не за что было помирать. Не за кого. Я ж молодой еще, ребята. Зачем? Меня дома ждут...
    Нутро сжималось всё сильнее, щемило болью, но глаза работали, а руки, в спешке, кое-как загибали усы на запалах.
    Запихивая гранату в вещмешок, заодно тыкал кулаком в землю - звал Вторника. Снова гнул усы. "Какого черта их разгибал?..."
    Осталось всего две гранаты. Нет, оставалось целых две гранаты. Вторник не слышал, а обязан был слушать через загнанный в землю штык-нож. "Должен слушать. Учили же".
    Услышал или нет, но он показался над травой, поймал взгляд и сразу начал отползать - понял, еще до отмашки на отход.
    "Почему у меня кровь на руках?..."
    Все пальцы и обе ладони были в крови.
    "С носа не могло накапать. С носа и не текло сроду, разве что по соседству мешок с кулаками развязался или еще там... С носа не могло... Руки ж впереди, а голова у самой травы - на одном уровне. Не могло..."
    Взял гранату, загнул усы, сунул в вещмешок. На удивление медленно. Как во сне, когда хочется сделать что-то быстро, намного быстрее, а получалось наоборот. Не в силах что-либо изменить, просто, смотрел через руки вперед. Ждал.
    Сейчас оттуда покажется один из "этих"...
    Что-то переключилось в голове и вдруг понял: пока гнул эти чертовы усы - просто, рвал пальцы. Концы у них, у усов, не очень, но острые. Вот и порвал в кровь.
    Оставалась одна граната.
    "Как всё просто. Почему так тянется время? Просто тянется, тянется, тянется, тянется..."
    Уже сунул гранату в мешок. Подгрёб его к себе вместе с Калашом и заваленным набок РПК. Без разворота, отталкиваясь локтями, пополз к прорехе, неуклюже, задом, не выпуская из виду "это" - впереди.
    Вот сейчас...
    Снова подгребал и отталкивался. "Не успею. Это ж не кино, а я - не Штирлиц. Хотя, кто-то успел, наверное. Один из миллиона... Или из двух... Успевшие, может, расскажут. А кто-то подумает, что тоже бы успел - захочет попробовать. Он, просто, не знает сколько нас - не успевших... Ведь похожее про дельфинов бают. Мол, они публику после кораблекрушения в сторону берега подталкивают. Дык, сколько от берега, в другую сторону натолкали не узнает никто. Слава Богу, что в буше нет дельфинов. Нету и всё. Просто и хорошо..." - выдавило странную ухмылку.
    Одна сошка РПК, прямо за мешком, задорно торчала вверх и повиливала, как хвост. "Приплюснутая старуха-такса. Уже зеленая, а хвост-то вон каким пистолетом," - и абсолютно четко понял, что схожу с ума.
    Сознание существовало безотносительно Времени, задвигало неизбежное, пытаясь укрыться в банальной шизе. Безнаказанно проживать вечность за мизерный миг - не удел разума. Безумие забирало, а сторож - "зверь" - был отторгнут простой и понятной жаждой жизни, поскольку край слишком близок.
    Было ли это ложным или истинным восприятием, но явь пока еще удерживалась в голове каким-то непостижимым образом. Внезапно мысли отпустили. Всё ухнуло в пустоту с гулом пульсирующей крови. Слух привычно отстроился от звуков собственного нутра и приник к тишине вокруг. Но тишина... Тишина ли? Она перестала давить, уступив место иному: холодному, разумному и хищному, - присутствие которого ощущалось почти физически.
    Сейчас...
    Я еще трепыхался, когда правый локоть ткнул во что-то мягкое. Замер. Тоннель, сковавший зрение, заметно расширился. Доселе невидимая периферия оказалась близкой затененной листвой. Повернул голову. Рядом напряженное лицо одного из Воскредельников - зеленоватый шоколад с вытаращенными белками глаз. Он смотрел заворожено и отчужденно, закусив нижнюю губу. Смотрел в "ту" же сторону, но будто бы в никуда.
    Чернющую пустоту мозгов прошил трассер: "Ты-то куд... Ёп, неужто дополз?!"
    Не верилось. Хотя, какая там, на хрен, вера. Лежал бревном внутри прорехи, в метре от её внешнего края. Вторник копошился слева и уже оттянул вещмешок с РПК в сторону, затем взялся за Калаш, начал дергать, вырывать ремень из рук. Я не понял в начале. Затем дошло, отпустил и, как от огня, перекатился к нему. А там и бытие сподобилось - вновь упрятало ужас в тикающую и скромную, заводную железяку со стрелками.
    Уже давно пора было валить отсюда.

    -2-

    Шустрики притащили-таки пустой цинк, но оно на руку - лишь бы не наследить. Вот об этом, как раз, голова и болела. Еще забодали слипаться пальцы, наповал пересохло горло. Ну, хоть нижнюю лётку не сорвало от переживаний. Это я так... Ныл по секрету... Про воду забыл вообще и пока не до нее было.
    Снялись мы с места перспективной братской "кандыбы" споро, тихо и резво.
    Параллельно, я пытался хоть что-то уразуметь в происходящем, но возможность представилась только спустя некоторое время. Пока же, обретал минимальные черты соответствия человеку разумному, то есть без доминирующей ментальной и поведенческой манерности загнанного волка. Кстати, на волчару вряд ли походил. Скорее, на зайца, который не оказался дырявым объектом осмотра на предмет документов и личных вещей лишь благодаря всё той же местной специфике.
    Глубинные "ржавые" не выдвинули головной дозор. Хитрые, мобильные, несокрушимые - они всегда охотились наверняка. Одновременно выполняя этап смены точки базирования, экономили время и решили не усложнять переход на коротком плече до засады, грамотно оценивая собственные силы и возможности. Получалось, что, на момент, их маршрутная тактика рассчитана на позиционирование фланговых дозоров не в линию с основной группой, а с выдвижением во фронт. Тем самым, "фланговым" вверялись и функции "головного": наблюдение-предупреждение, а по ситуации - огневой контакт, с последующим разрывом на маневре "отход-манок". Безотказно срабатывая против подразделений от взвода, такая тактика уже позволила "мелюзге", то есть нам, с грехом пополам отойти и забиться в кустарник на левой подошве высотки.
    Образуя снаружи плотную, почти сферическую стену, кусты с крупными продолговатыми листьями представляли собой разреженный частокол голых палко-ветвей внутри. К тому же, они не были испещрены таким количеством колючек, как мелколистные. И еще один немаловажный фактор: без скрип-хрусть-тресь при беспокойстве. Природа смилостивилась, предоставив надежное убежище от взглядов и ушей.
    Про пресловутое чутье оппонентов ходили легенды, но наш мизер и так - без "хозяек". "Боржоми" уже не поможет: "Карты к орденам, товарищи офицеры. Играем втёмную". Благо, что необходимого кустистого добра вокруг было в достатке. Кое-как определив туда вновь пополневший вещмешок с пулеметом, присел пониже, "на предохранитель" и распрямился-шагнул вперед-вверх-боком, прижимая Калаш вдоль тела. Втиснулся-таки внутрь, балансируя на грани шумового фола из-за спешки. Тут, правда, экипировка подкачала. "Полевуха", кабура, штык-нож с подсумками цеплялись, "кубышка" норовила слететь с головы и, по завершению процесса, чуть было не приключился инцидент. Разглядел уже после, когда глаза адаптировались к сумраку внизу.
    Рядом с башмаком, свернувшись, кемарила коричневая, с красноватыми подпалинами, здоровая, пресмыкающаяся сволочь. В такое время вся порядочная родня по норам, а тут... Слава Богу, не наступил и не мамба - эта бы сразу: "Кого-кого ты на акуралью послал?!". Словно понимала, что кроме как хвост ей отдавить, я ничего сделать не смог бы - спеленало ветками так, что ни согнуться, ни разогнуться. Потом недовольно уползла, вместе с мурашками.
    "Одни напасти, ё...". Вздохнул. Пот лез в глаза, немного разъедая сажей. Терпимо. Страх куда-то подевался. Так что, обнаружил, по месту, лишь изысканную постмандражную придурь с трясущимися руками.
    Шустрики, охочие со страху до лазанья по кустам, уже втиснулись рядом. Вроде, тихо. Не до проверок маскировки, потому надеялся, что ярковыраженное внутреннее состояние заставит их самих позаботиться надлежащим образом.
    Стена зелени оказалась на удивление взглядопроницаемой изнутри. Невдалеке виднелся "остывающий" след "полевых". Трава не сухая и начала распрямляться - ноги они задирали аккуратно.
    А ведь, действительно, всё выглядело бы ну очень аккуратно: и культурный арьергард армады тевтонских рыцарей в ржавых латах, и засада из троих перепуганных camaradas с зайцем породы "беляк", и взаимообразное несказанное удивление при виде друг друга. Словом, развернулась бы искрометная и поучительная мелодрама из репертуара маститого, хотя и ржавого похоронного бюро под названием "Просто и быстро".
    В понятной тоске я уже смотрел на снайпера, который покинул втягивающийся в подъем общий строй и остановился на затененной кромке той стороны. Уложив "винта" на локоть, он любовался на травку с кустиками и деревцами, яркую солнечную удаль и сумрачные закутки, причем, скрупулёзно, словно просеивал игру тени и света через оптический прицел.
    Явное ощущение обнаженности оказалось незнакомым. "Ёоооо... Иди к своим, хлопчик. На маршрут, на маршрут. Пора тебе..."
    Будто услышав, от проходящих мимо отделилось нечто танкоподобное и закатило подзатыльник. С романтического "интересанта" упала панама. Он поднял её, отряхнул незнамо от чего и пошел дальше. А я медленно-медленно выдохнул. Щека почти не дергалась. Уже устала дергаться.
    Пестрая, тобишь, многонациональная вереница насчитывала двадцать восемь человек. С трудом, но пришлось заставить себя соответствовать "духу и букве" - раздельно считать и запоминать "единицы" при АКМ-ах, FN-ах с "оптикой", MAG-ах и прочем разнообразии видов, калибров и форм. Глаз "порадовали" родимые РПГ и раритетные "Снотнусы" (гранатомет М79), "восемьдесят первые" минометы, противотанковые "англичанки" и "южанки" (мины MK7 и "номер 8"). Несколько пар несли ящики. Объявилась еще одна КВ-станция.
    "Надо было "семеру" забрать. Нахрена в "Газоне" оставил?...." - хотя, чего-то особо не жалелось. - "Ну-ну. И ротный миномет. Стволов пять. С плитами. Сам бы и пер".
    Комсостав при "лифчиках". Остальные - без, но с парой мин под "восемьдесят первые" на грудных лямках. Щетину не опознал из-за камуфлы. Лица выглядели свежо и упитанно, как и спец.сидоры, которые БЫЛИ, то есть битком. Головы ворочались в охотку, многие что-то жевали и по общему впечатлению - в буше они недавно, меньше недели.
    Всего, с дозорами, 40 человек, а до границы далековато - не по сроку пребывания. Значит, "пешкодрал" исключался. Самолетом? Один "Дуглас" не потянул бы. Два - недобор. За ради полуторного взвода "Геркулес" погнали? Уж коли так, то, прежде чем с "крылатого" такую ораву десантировать, потребовалась бы "профилактика" - БУ (бомбовый удар) по нескольким ложным и одному истинному квадрату выброски. Вот только уже второй месяц "тихо".
    Выходило, что на "винтокрылых" приехали, но... нестыковка. Если "Дакота" плюс "Алуэт" или даже два "Алуэта" - 40 человек не влезало. Две "Дакоты" - снова недобор получался, даже учитывая "аховую" амуницию и снаряжение. Не в привычках у них недоборы. Удивила такая математика, но из головы выпала. Мелочь.
    Мелочи начали теряться с месяц назад, а всё потому, что давно пора было домой.
    Секундная стрелка держала обычный ритм и вскоре обнаружил, что считать, хохлиться с прищуром и грызть бороду ни к чему. "Ритуальные услуги" исчезли также внезапно как и появились, ничего не побеспокоив в этом монолитном, но, всё-таки, достаточно хрупком мире безмолвия. Что уж там дальше происходило - не знаю, потому как вид на бывшую нашу высотку перекрыли кусты.
    Тишина обретала естество, навалившись всей массой, и позволила услышать чужое дыхание по левую руку. Там же, в полутора метрах, сквозь частокол и легкий сумрак разглядел шустриков. Залитые гормонами, немигающие взгляды уставились на меня и чего-то ждали. Вместо ободряющей улыбки судорожно рванулась щека, но оскалы забелели тут же. В общем, удостоверившись в наличии у личного состава каких-никаких, но жизненных проявлений, отвернулся.
    Сам - как обмякший и потный "рефлекс". Мудрых и правильных решений в ближайшем будущем не предвиделось. Курил бамбук и глушил адреналин. "Откуда его столько берется-то, Господи?"

    -3-

    Как обычно, бухгалтерия Госпожи щелкала на счетах с миллиардами костяшек по заранее заданной схеме и в полном соответствии с планом мероприятий. По неисповедимой прихоти Провидения, в этом секторе учета предусматривался повышенный температурный режим, сезонные кондиционеры не справлялись, хотя, как ни странно, "щщщёлк"-работа кипела ударными темпами. Откуда-то от истоков задорно напирали всё новые и новые костяшки, радовались солнцу и свеженьким направляющим, поплотнее усаживались, притирались и утрамбовывались, иногда превращая соседей в труху. Постепенно, сие занятие перерастало в привычку, и им уже не было дела до движения, как такового, а, тем более, вопросов: "Куда и Зачем?" Обыденная суматоха и толчея не позволяли отвлекаться по мелочам.
    Cэр Вильям нарек данный процесс бесшумным и молчаливым ходом Времени. Мы же пошли дальше и назвали плановым ведением хозяйства.
    Темп задан, обороты стабильны и вдруг счетовод угомонился. Вероятно, подоспел срок производственной гимнастики. Застиранные нарукавники прошуршали куда-то, миновав плотносбитую, микроскопическую четверку, которая притулилась, по собственному разумению её старшОго, "не по месту - не ко времени", хотя и согласно штатному расписанию.
    Так уж вышло, что недоумевающей четверке улыбнулась редкая возможность попереминаться с ноги на ногу и перевести дух, не забывая о насущном. Крестик в этом "Спортлото" всего один-одинешенек и раз уж довелось прочувствовать "направление" в ареале обитания тех самых нарукавников с пятнами извечных чернил, то это не баснословная халява, а скромный презент. Маскировать его нужно, в первую очередь, от самого себя, чуть было не сброшенного со счетов в соответствии с калькуляцией вероятных потерь.
    Плановое хозяйство - это вам не капитализм какой-нибудь. "Даешь!" - и всё тут. Но производственная гимнастика - святое, пусть и непродолжительное. Жарко же. Духота. Тихо, как в... "Да пошел ты!!!...
    Я не один, пока я с вами:
    Деревья, птицы...
    Поскольку фронт уже отсутствовал, то всё случилось "спереди-напротив". И вот оттуда - от зеленеющего монолита - отделился небольшой шмат радуги. Пернатое замолотило крыльями по солнечной лавине, стремглав пошло на нас и затем ввысь, унося тишину.
    Еще ничего не произошло.
    До РПК добраться и не пробовал, а сложенный приклад Калаша раздосадовал не на шутку. По тесноте "с обстановкой" громыхать железом не стоило, потому утешился: сойдет и так, среди палок-то.
    Не спеша и обстоятельно накрыл переводчик ладонью и двинул вниз. Он мягко поддался, неслышно трыкнул, усевшись на положенное место - на одиночный. Вывел ствол вперед.
    Еще ничего не происходило.
    Затыльник приклада закрывал часть цевья, лег на край ладони, немного - самую малость - мешая. Мизинцем ухватился за ветку потолще. Так цевье держать не очень удобно, зато "машина сидит" - не гуляет. Разгоряченная, она пахла маслом с неуловимым, въевшимся душком. Безвкусный и неодушевленный, жаркий сумрак безмолвия подернулся опостылевшим "ароматом" сгоревшего пороха, по которому иногда скучал. "Парадокс..."
    Ничего не произошло.
    Шпенек мушки прижился в прорези прицельной планки. Отчетливые и резкие, "прицел-железки" контрастировали с округой из-за перепада освещенности, прям, образцово - по "наставе". Закоптил их с неделю назад и пока не блестели. "Да тут и блестеть не от чего, по сумраку-то... Заботливый... Приехали мы, похоже. С концами..."
    Стена листвы на той стороне хранила непотревоженность. Страх тоже не подавал признаков жизни - видать, весь вышел. Состояние, как под плотным дымом, ненавязчиво-спокойное и обманывать себя бестолку: "Птица не зверья напугалась. Зверье уже попряталось давно. Ему чутье дано забесплатно, которого твоему крокодилу во век не заработать... Хотя, может, змеюка? Ну, помечтай-помечтай - невредно".
    Какая-то робкая тишина. "Переизбыток жизни" напротив продолжал спокойно зеленеть. За ним, пока невидимые, были люди.
    "Приклад не помешало бы откинуть, ёкарный бабай..." Кроме - ничего толкового в голове не крутилось, разве что понял: прямо на нас теперь выходила потерянная "мелочь " - "их" тыловое охранение.
    Странно, но даже не чертыхнулся, а стена впереди ожила.
    Под плотно надвинутой панамой его глаз видно не было - измятые поля затеняли. Вроде, что-то поблескивало, но в подробности не вдавался. Про желания и стремления, обычно, рассказывали руки. Левая раздвинула листву. АКМ, в правой, висел на ремне, "безыдейно" уткнувшись чуть вниз.
    Шагая на открытое, хлопец крутнул головой сначала налево, потом направо, как-то походя. Лукаво не мудрствовал - пошел дальше. "Машина" свисала всё также "безыдейно" и взгляд не сопровождала. Пока полсотни метров до него. Через ту же прореху - еще один. Еще. Пятеро. Поляну "не побежали" - "тыловые" всё же. Без опаски и в меру расслабленные. Кореша-то гвардейские уже навещали-протралили и этих сейчас, перво-наперво, не фронт и не фланги, а забота о тыле мурыжила. То есть не было нас здесь. Не было, нет и быть не могло, потому как неоткуда нам взяться.
    Наискосок бы шли - можно рискнуть. Но пока получалось "в лоб" - в паре метров слева от меня проходили, рядом с шустрыми. Кто их знает, как отреагируют? Риск неоправданный. Потому, табель о рангах по спец.ранжиру: первый - "безыдейному", второй - радисту, третий - пулеметчику. С командиром не успевал. На всё-про всё - полторы секунды. На большее рассчитывать - смело начинай копать.
    Сразу сформировав клин, они всё также спокойно шагали. В затылок не тянулись, потому как святое: на одну пулю с братом не садись.
    "Безыдейный" по сторонам не глазел. Метров тридцать до него было. С радистом - ясно. Пулеметчик начал медленно поворачиваться назад всем корпусом. Метров 25. Пулеметчик еще "вертел". "Безыдейный" - прямо. Радист - норма. Пулеметчик - отвернулся, по максимуму. "Безыдейный"...
    Я уже засек время и плавно выдохнул, наживив спуск. Простой, свободный и вольный дурман накрыл остатки человека. Нутро застывало аморфной массой, доукомплектовывая нужное, пружинистое существо, породненное с куском железа.
    Грохот, но небо не рухнуло, лишь терпимо ударило по перепонкам. Поддернулась близкая листва впереди. С "безыдейного" сорвало панаму. Его немного расплывчатый силуэт что-то потерял в движении и только-только собрался валиться под прицельную планку, но не до того уже.
    Слегка подправлено поддел снизу - от живота под грудь - второго. Удар-листва и снова исчезло э т о - неприметное.
    Третий. Расплывчатый профиль, плечи. Чуть ниже. Панама осталась на месте и не "ловил" даже - некогда.
    Доля секунды. "Магазин: 37".
    Выпадая из кустов наружу, проорал в землю: "Voltar! A direita! Para borda!" (Отход! Назад-вправо! На кромку!)
    Первый выстрел от "этих".
    Шустриков подставлял, но так надо. Пусть на них внимание переключат. Надо так.
    Моё войско стремительно и шумно покидало кустарник. Сбитой кучкой, в начале на карачках, потом поднимаясь, они куда-то унеслись на полусогнутых. Надеялся, что к "полю". С поляны - пронзительный то ли вой, то ли крик. Зачастили выстрелы.
    На фоне пальбы и звенящих ушей запальных щелчков не услышал. Гранаты легли в районе прежней нашей обители. Я уже перебрался оттуда поближе к высотке, откинул приклад, вжимался в землю, ждал. Почти одновременно, дважды ахнуло молотом, залихватски присвистнуло над головой, обдав ледком.
    Припозднились они с гранатами и теперь долбили беспорядочно по чью-то душу. На ухо - позицию не меняли, а травы там - по колено. Лежа в ней вести мало-мальски прицельный огонь вряд ли возможно и несолидно как-то.
    Только леший знал БР (боевое расписание) этих "пяток" по взаимодействию с "хребтиной", но в одном я был уверен: командир сейчас уразумеет, что ответного огня нет. Потом они доберутся до рации и пойдут вперед. Как? - Их дело.
    "Хребет" же занял круговую оборону, не тронется с места, и уж тем более не поддержит огнем, потому как доклада-то по обстановке не было и - спаси мя, Господи - не будет. А заваруха в собственной корме и черте-каком далеке от границы без намека на определенность - это не есть уверенность в светлом капиталистическом завтра.
    Хотя, еще и не исключалась возможность, что прямо сейчас от высотки скакала тревожная группа "Всадник без головы", дабы пасть в объятия или под пулями оставшейся пары братишек. Мимоходом, "растревоженные" пренепременно наковыряли бы дуршлаг из кое-кого - "тепленького", по месту, прям здесь и тогда уж точно - голове больше не болеть и домой не проситься.
    Рядом упала ветка, срезанная осколком. Следующая секунда нехотя наползала, и я вдруг отстраненно взглянул на происходящее, будто бы видел себя извне. Вот моё распластанное, недвижимое тело, тяжесть дыхания, широко открытый, перекошенный рот и глаза - тусклые, забитые мглой. В них была иная вечность - примитивная, щадящая, но нечеловеческая по сути.
    Я ли?... Скорее - человекоподобное существо. И оно жило своей жизнью, думало, боролось. Его беспокоило наличие вторых "тыловых" и, как следствие - запрет действия. Почему? Ждать же нельзя... Но я не мог им управлять.
    Абсолют покоя. Он не коробил, а дури, казалось, и не было, и стало проще б ы т ь. Мозги на удивление справно ворочались в границах озадаченности, не более. Папаша Дарвин? Новый, не крокодилий, этап? "Хомо калькулятурус, ёлы".
    Наваждение также внезапно исчезло, но что-то изменилось. Я оказался на колене у кромки поляны, со стороны разглядывая "этих" - оставшихся под разливанным солнцем. Смотрел через прорезь.
    Один уже подбегал к нашей зелени. Время вздрогнуло и ударило пулей, скручивая его тело на пути в никуда. Второй стоял поодаль. Возился с радистом. Усадил к ногам и, наверное, снимал гарнитуру. Голова радиста болталась над травой.
    Я увидел торопливые руки - неопасные, в алом и очень ярком. Здешнее солнце почему-то любило выставлять на показ именно этот, игнорируя остальные цвета.
    Он смотрел на меня. Еще не мог понять. Без панамы. Короткий ёжик светлых волос. Редкие мазки камуфляжа. Ясный, будто бы Жорин взгляд со знакомым, недоуменным удивлением.
    Внутри ёкнуло, но я уже выстрелил, затем еще раз и отпрянул вглубь. "Магазин: 34... Чертовщина..." Мельком глянул на часы. С "насечки" прошло девятнадцать секунд. Ноги понесли в очередную задницу.
    4-й закон Ньютона, в соответствии с которым текла удивительная жизнь отдельных индивидуумов Н-ского Управления большого ГеШи, из задорной шутки переродился в реальность. Скромная формулировка гласила: "В интернациональных системах отсчета бытие находится в состоянии покоя, если череп едет прямолинейно и равномерно". Был еще и 5-й закон, для тех же систем, но при угомонившемся черепе, когда бытие прямолинейно и равномерно ехало домой. Хотя, законы-законами, а череп никогда не поздно...

    -4-

    Понимание "финиша" пришло ненавязчиво и покорно. Совсем нестранным казалось то, что переживать по этому поводу ни мозги, ни поджилки, ни сердце не удосужились. Что-то надломилось внутри. Что-то не сдюжило.
    Происходящее же - очевидная явь, оттого проста и понятна. На момент они должны были выдвигаться тремя-четырьмя группами, затем выжать нас из буша и уничтожить. Наше время, отведенное на маневр и обозначение себя, как крупного подразделения, истекло.
    Уходить в "чисто поле" или же героически переть в лоб на прорыв - не есть хорошо и предоставит ржавым хлопцам массу забав и развлечений. Следовало идти по кромке, а затем через "открытое", вглубь... Но "открытое" - это и есть "финиш".
    Пока же пришлось обозревать окружающее - наш недавний "схрон", который выглядел теперь несколько иначе. Едкая, тротиловая вонь вместе с пылью еще висели в воздухе, перехватив горло. Разреженный кустарник кое-где торчал из красной, взрытой земли, но основная часть расположилась по соседству, мешаясь под ногами.
    Подрывы пришлись на сторону - РПК не повредили. Целехонький, привычный к местному стилю обращения, он лежал на своем прежнем месте. Гранаты не сдетонировали, лишь рассыпались. Вещмешок распахнуло осколками, исполосовав возле горловины, по центру и перерезав лямку. Листва присыпала печальное зрелище.
    Поодаль валялся АКМ "ржавого". Сам он, раскинув руки, вцепился в землю и полусидел-полулежал на своем спецсидоре. Пустой взгляд. Голова откинулась назад, вбок. "Алое" уже не рвалось наружу из открытого рта, лишь оставило широкую полосу на щеке, ухе и волосах. На раскрасневшейся земле - мокрое пятно. Особо не дергался. Отошел быстро.
    Я попытался перевернуть его на грудь, но руки крепко держались за корни, в изобилии торчащие из земли. Отбил ногой правую, перевернул.
    Настырный звон в ушах приутих, впустив тишину. В ней вдруг отчетливо, утробно хлюпнуло и заклокотало. Странные звуки, присущие мертвому телу. Еще совсем недавно оно двигалось к четко обозначенной цели, думало, надеялось, мечтало, а теперь... Но я не испытывал к нему ни жалости, ни омерзения, ни ненависти, ни любопытства. Ни-че-го. Нужны лишь две его зеленых "пивных банки" SG12M с желтой опояской. Их обычно "сажали" по бокам спецсидора, с внешней стороны, над флягами. Они были необходимы, и они там оказались. Вот и всё.
    Ни микроскопического удовлетворения от находки, ни пресса отчаянья, ни тупого страха, ни боли, ни проблеска мысли. Пусто. Что-то надломилось.
    Перед глазами - быстро работающие руки, тело, земля, листва, поваленные кусты в заливающем всё вокруг, пропитавшем воздух, лютом солнце. Времени мало. Надо забрать этот "дым", РПК, часть гранат. Потом бежать к кромке. Найти, приказать и бежать дальше.
    Захотелось воды. Язык, словно наждак, пытался найти хоть какую-то влагу в пересохшем рту. В его фляге забултыхалось. Вот и всё. Теплая и вкусная вода. Больше ничего.
    Снова бежал, продираясь через кусты. Гранаты за пазухой драли пузо, подпрыгивая в такт.
    Кромка - совсем рядом. Присевший на колено Вторник. Он испуганно повел головой, вместе с "машиной", но признал.
    А впереди лежал заваленный солнцем простор, безмолвный, спасительный и такой манящий. На нем, метрах в ста, во весь опор уносимые страхом в неведомую даль были видны Воскредельники. Потом сухо хрястнуло откуда-то слева, еще раз и простор оказался привычным - безжизненным и пустым. Уже никто никуда не бежал.
    Вторник посмотрел на меня мятущимися глазенками, залопотал непонятное, по-бабьи всплеснул рукой, но - времени мало.
    --Depois. Vamos ir (После. Пошли), - вывалилось не зло, хрипло и мы двинули по кромке к поляне. Жались к кустам. До поляны метров тридцать было.
    А их "двенадцатая" - просто, хорошая дымовая граната. "Стенку" ставит быстро - в течение шести-семи секунд. Две "двенадцатых" - еще быстрее. Без ветра маскируют плотно, вот только сильно дымят и шипят громко, тем самым демаскируя постановщиков. Рассчитать их возможные места пребывания на момент совсем несложно. Но тут уж ничего не поделаешь.
    Гранаты ушли на поляну - в "открытое" - и я отвернулся, считал секунды, сторожил кромку. "Воскредельников вальнули - кровушку почуяли. Азарт с куражем прет," - мимолетно пронеслось в голове. Вторник следил за поляной. Те, кто добирал нас через кусты, появятся чуть позже. Мы ждали других - от высотки, с края или же с неба. Вязкая тягучая масса секунды таяла, но "ржавых" пока не было даже слышно, также как и "дунц-дунц" - знакомого, басовитого голоса миномета с высотки.
    Желтоватый дым шустро клубился, шел чуть вверх, неохотно расползаясь в стороны. Словно издевался, понимал: "финиш" в глаза смотрит.
    А своих они берегли. Да и с неба удобнее нас кроить было. Хотя, если бы в низинке "дунцнули" - не услыхать. Один лишь последующий шелест с направлением движения "на голову" и это уж точно "финиш". Но били с высотки. Она "сдала" - надо бежать.
    Плотная стена дыма почти закупорила прореху между "чистым полем" и поляной. Почти. "Дыра" осталась, нас приняли. Дым - рукой подать - был сбоку и выбросил две зудящих иглы впереди. Мы уже налетели на них, когда послышалось торопливое, угрюмое токанье пулемета. Попал он малёха не в такт, или мы бежали "не в тему". Поди, теперь, разбери.
    Сзади зудело, шелест сверху не доносился, но время подошло. Я вытянул вперед РПК, пригнул голову еще ниже и полетел в кусты на той стороне, наплевав на гранаты за пазухой. Они бы порвали всё брюхо, если бы где-то позади, совсем рядом, по полной минометной 81-миллиметровой программе не упало небо.

    Польша, начало 80-х гг

    Очередная драма развивалась исключительно быстро. Григорий Фёдорович приближался к будке с польским пограничником. В его облике и даже со спины наблюдалась какая-то нездоровая уверенность венгерских археологов в безоблачном "сейчас". По непонятной причине он заложил свободную левую руку с паспортом, билетом и бумажками за спину. Склонился. Пер, как бык. Расстояние от красной линии до будки не сказать, чтобы очень большое, но есть. Поэтому "будка", наблюдающая за перемещением Григория Фёдоровича, тоже заинтересовалась. Мне отчего-то подумалось: "Попали". А вот это уже было совсем ни к чему. Я потихоньку сплюнул через плечо три раза и посмотрел на Виктора Аэрофлотыча. Тот переминался с ноги на ногу по соседству, не удосужившись даже взглянуть на происходящее. Устал, по-видимому.
    А пшек уже начал о чем-то спрашивать у Григория Фёдоровича, на что получил своеобразный ответ, после которого Виктор Аэрофлотыч наконец-то вспомнил о своих должностных обязанностях, пробормотал: "Мудак," - и поспешил туда же - к будке. Столь быстротечному изменению направления потока мысли Виктора Аэрофлотыча послужила та самая своеобразность Григория Фёдоровича, прозвучавшая в адрес пограничника довольно громко: "Нихт ферштейн!"
    Это выражение знакомо пограничникам всей Европы и не только, но воспринимают они его по-разному. Пшек, наверное, сразу вспомнил о своих папе, маме, дедушке с бабушкой и прочих родственниках, перенесших все прелести оккупации "ферштейнов". Но венгры-то здесь причем?
    В это же самое время Виктор Аэрофлотыч пытался войти в погран.будку. Запор оказался надежным. А пшек, недолго думая, решил каким-то потаённым образом обратиться за помощью к сослуживцам, которые не заставили себя долго ждать. Офицер и еще трое ребятушек обступили образовавшийся конфуз и вскоре всех, кроме "будки", куда-то повели. Я провожал их взглядом до двери в стене посреди нейтральной полосы. Они вскоре исчезли за ней. Я перевел взгляд. Место возле будки для "следующего" освободилось и туда зазывали непроницаемыми, похоже, где-то в Союзе натасканными глазами.
    Надо прямо сказать, идти не стоило. Но и на попятную, тем самым вызывая определенный интерес - противопоказано. Поэтому я пошел быстрым шагом, но в несколько ином направлении. А именно, к той самой двери на "нейтралке". За ней оказалась просторная, светлая комната без окон. Григорий Федорович, прижимая к груди портфель, уже расположился посередине ряда стульев вдоль стены, стиснутый с боков ребятушками, вероятно, местной срочной пограничной службы. Слава Богу, безмолвствовал. Виктор Аэрофлотыч склонился над внушительным канцелярским столом, за которым сидел и кивал главный пшек, уткнувшись взглядом в бумаги.
    Все дружно посмотрели на меня. Первым отреагировал Виктор Аэрофлотыч, указав на место рядом с "группой поддержки" Григория Федоровича. Я быстренько переместился туда. Виктор Аэрофлотыч продолжил склоняться, а главный поднял трубку телефона и начал набирать номер. Виктор Аэрофлотыч отступил и присел рядом. Воцарилась тишина.
    Всё разрешилось через некоторое время. Диалоги происходили на польском языке, поэтому мало что было понятно. В течение этого времени Виктор Аэрофлотыч с главным пшеком уходили куда-то через загадочную дверь в глубине комнаты, потом вернулись. Снова ушли и вернулись. Затем наши с Григорием Федоровичем документы тоже вышли куда-то и объявились вновь. Так и текло всё: туда-обратно и снова туда, но неприятно. Очень нудно и непонятно.
    А "крыша" валилась. Бесконечный день, вперемешку с голодом и нервотрепкой. Обрыдшее состояние подвешенности в воздухе. Легкий шарм социалистической заграницы, придушенный бестолковым человечком с заретушированной, большущей шишкой на лбу и не меньшим удивлением в глазах, через которое продолжал светиться неугасимый транспарант: "Это не я виноват! Я же - Старший!"
    Чуть позже всё окружающее оказалось увитым электрическими проводами, пахло сырой плесенью. Нас вели какими-то мрачными, полутемными закоулками и, в конце-концов, указали не на гильотину, а на обшарпанную дверь. Виктор Аэрофлотыч неотступно следовал рядом, говорил, что отметки о пересечении границы в паспортах и приглашениях проставлены, а посадочные талоны находятся в билетах. Он покинул нас перед "секретной" дверью и даже не попрощался. Я его понимал. Добили.
    За дверью, после узкого коридора со щетками, швабрами и ведрами, в ярком свете, белом кафеле и зеркалах засиял туалет. Наличие писсуаров указывало на гендерную принадлежность. Мы устремились на выход и по истечению некоторого времени определили, что находимся в зале для транзитных пассажиров - за границей Польши.
    Григорий Федорович восстановился через минуту после обретения свободы.
    -- Ну что, Можар. Вот и хорошо, что всё так благополучно завершилось. Теперь нам надо узнать куда пройти на вылет. Там, наверное, перед посадкой тоже проверять будут. Надеюсь, вы инструкции помните, - прозвучало нравоучительно и бодро.
    -- Лишь бы вы не забыли.
    -- Что?
    -- Голову... Молчи, ****ь, - шипяще и совсем негромко плюхнулось на Григория Фёдоровича.
    Мы продолжали идти, как ни в чем не бывало. Григорий Федорович притих, Гриня тоже. Думаю, что они перерабатывали только что полученный объем компрометирующей информации и подготавливали ответную реакцию. А мне стало посвободнее, полегче. Настолько, насколько приятно избавиться от железобетонной конструкции, припасенной за пазухой. И даже голод куда-то задевался.
   
    Ангола, конец 70-х гг

    Воздух внезапно обратился в ощутимую, плотную, вездесущую, неуправляемую массу боли. Она мгновенно раздавила, прицельно ударив в пах, живот, всюду. Сплющила, задушила, лишив слуха и зрения. Затем отпустила, свалив наземь. Сжалась, выбросила откуда-то изнутри непереносимо-пульсирующее. Скрутила.
    Поджав ноги, я схватился за голову, пытаясь не дать ей расколоться. Но голова, казалось, проникала сквозь пальцы, с зубовным скрежетом вырываясь наружу. Не в силах выдержать, завыл громко, отчаяно.
    Продолжалось это недолго. Пара огромных секунд без конца и без края. Боль вдруг съёжилась, отпустила на мгновение, лишь позволив забрезжить некоему подобию сознания, в котором: "Жить..." Больше ничего. Ничего человеческого.
    Я попытался подняться на ноги. Шатало, но ноги слушались. Размазанная зелень, в пятнах радужного света, дрожащей мутью. Красного не было. Силы возвращались, не подчиняясь боли. Словно поделенный пополам: человек, раздавленный непереносимым, и единственное, оставшееся у затравленного зверя.
    Сквозь тугую пелену от гула в ушах - тяжелый хрип сзади. Я обернулся слишко резко и упал на колени. Рядом - Вторник, спиной. На плече, у пояса, на ногах - яркое, кровавое. "С ним не уйдешь..."
    Он оказался позади. Забрал моё железо. Зачем? Язык ворочался туго. Слова тянулись нараспев.
    -- Зааачем, парееень?...
    Опять рвануло, но уже впереди. Осколки тяжело прошили листву. Снова. Они вели нас, будто живых и здоровых, по пятам, перестраховываясь. Зачем? Мы же здесь и никуда не бежим.
    РПК с "Калашом" оказались рядом. Гранаты вывалились из-за пазухи. Не стал их искать, хотя муть перед глазами принимала всё более четкие очертания.
    Уже не рвалось. А Вторник оказался совсем не тяжелым. И кровь не хлестала. Зверь понимал, что не выйти, но нутро не принимало. В этом пацане было моё железо. Зверю наплевать, а человек до своего железа жадный.
    Взвалил его на плечо. Понес, пытаясь бежать.
    След оставался, безусловно. И кровь. И они должны были добрать нас: охватом, опережая, с выходом на вероятный контакт именно у кромки поля. Я побежал от неё, параллельно поляне, по чащобе, забирая влево - ближе к дороге, к Нукопе
    А "кубышка" где-то потерялась. Колючки цеплялись, царапали лысину, лицо, руки. Солнце спряталось за зеленью над головой, но воздуха не хватало. К уже терпимой боли прибавилось удушье жары, переполнив тошнотой и дрожью. Мутноватая зелень в сияющих, разноцветных кругах и гул, откуда-то изнутри мозга - пронзительный, давящий. Но надо бежать. Зверь должен бежать.

    -2-

    "ЗАП... РЕТ...", - напевало странное создание, проснувшееся и удивленно созерцающее сквозь частокол забитых в голову гвоздей. Увидеть и понять что-либо оказалось непросто. Он попытался думать.
    Вот тебе и дуга охвата. Радость-то... Мечтал, прям... И их - целый табун - полный блок. Но цепью - вряд ли. Не на курорте.
    Кто-то ж придумал-завернул: "блокирующий охват - дуга сектора радиусом в полтора-два раза большим расстояния, преодолеваемого физически подготовленным человеком в течение предполагаемого периода времени из точки установленного местонахождения противника между направлениями... между направлениями..." Забыл. Такие дела.
    Не уйти нам. Точно так... Нет надежды на удачу...
    Потому как на удачу... и надежду есть завет:...
    ЗАП... РЕТ...
    "ЗАП... РЕТ...", - подсказывали башмаки, заплетаясь. "ЗАП... РЕТ...", - вторил им РПК, тыкая в ребра.
    Через полсотни метров кое-как разглядел след их "хребтины", повернул влево на 90. Бежал по следу, к "ним" спиной, без оглядки. Затылок мирился - не до того. Основательно потяжелевший Вторник тянул к земле, за компанию с надеждой и удачей.
    ЗАП... РЕТ...
    Зрение постепенно уходило в ноль. Радужные круги сменила зелень в красноватом тумане. Мелочей не разглядеть, а как правило "глубинка закрывала за собой" - минировала тропу. Пусть с большими интервалами, но этого хватит. "Променад на минном поле. ДОСААФ, ёо..."
    Глухо. Тяжко. Воздух душил, потом пропал куда-то. Голова задребезжала-закипела. Пытался увидеть хоть что-то под ногами. Сердечный галоп лез наружу. Желудок взбрыкнул и горлом пошла вонючая жижа. Вяло сплевывал, а все оставалось на бороде. Пока еще бежал, но уже можно брать теплым.
    ЗАП...
    Вот и повело, стреножило, не удержаться. Мы повалились в сторону от тропы. В какие-то колючки. Застряли. Вторник так и остался на плече.
    Шумнул, похоже, лихо. Не слышал - в ушах бурлило. По всей видимости, выпотрошен самодостаточно. На этом завершим. Животное погрязло в глубине прошедших секунд, выместивших желания и стремления к чему-либо иному, кроме как лежать мордой в этих колючках и не шевелиться.
    КИР... ДЫК...
    "Сколько ж времени-то прошло?" - не унималось странное создание. Часы были на левой руке, рядом, сбоку, на уровне виска, где-то на заднице Вторника. Но выяснять передумал - порядок телодвижений предполагался слишком сложный и утомительный. Хотя, полегче стало. Уже и воздух в наличии. Он рвался в легкие, возвращая из страны дураков с кипящими головами в страну вцепившихся в бороду, лицо и лысину колючек. Зрение почти восстановилось.
    Я попытался сдать назад, оттолкнувшись свободным правым локтем. Что-то держало. Что? Вторника надо бы отпустить. Ну и? Продвинулся на полметра назад. Подтянул РПК. "Калаш" ощущался на спине. Он, значит, и долбанул по затылку, когда приземлялись. "Друг... Спасибо". Теперь не помешало бы развернуться. Время?... "И тебе спасибо".
    С "насечки" кое-как пришкондыбали три минуты и восемь секунд, а не две жизни. Никто ж никуда не торопился. Так всегда: Время отмеряет по скоростям, включенным Этой, а ты распоряжаешься пайкой. Вот-вот, правильно матушка советовала на экономиста учиться. Сидел бы сейчас где-нибудь посреди комнатной температуры, догоняя и обгоняя "потенциального противника" по темпам промышленного роста. Тяжелее, чем возле писсуара, поднимать ни-ни. День, а не неделя, при трехразовом питании. Водочка вместо вони "кокосняка". Жена под боком. Шашлычки-кабачки-скандалы. Потом очки, пузо. Хорошо. Нормальная жизнь. И было б чего вспомнить. Флюс с гипертонией, к примеру. Профсоюзные путевки. Кислородные коктейли с бодуна. "А в парке Чаир распускаются розы...". Вроде, ничего так. Свет потушат, и в следующий раз, как очередь подойдет, на экономиста пойдем учиться. Товарищ сверху, внесите коррективы, пожалуйста. Не крайнее, а ПОСЛЕДНЕЕ пожелание, едрить. И никаких осечек!...
    Вдруг допёрло, что затвор РПК не проверил. С виду-то: целый, - крышка и трубка без вмятин, но черт его знает. Поддернул. Тот расхоженно подался. Вот и ладно. Всё-одно сейчас припрутся, разорутся, гранатами завалят, обходить даже не надо, потому как уже вылетим в сторону экономистов. Всё-одно...
    У Вторника в подсумках - гранаты. Я и забыл про них. Просто вышибло. Вообще-то, был ли смысл существовать в этом несказанном удовольствии лишний десяток секунд?
    В голове продолжала роиться какофония звуков, но громкость слегка убавили, тем самым подпустив округу. Она снова куталась в тишине.
    Рядом умирал Вторник. Я не слышал его дыхания, но есть какая-то непонятная, немедицинская сумма факторов, по которым определяешь - жив человек или нет и выживет ли.
    Вторник умирал. Вроде как и мне пришла пора "перепрофилироваться". Жаль, не поделился с кем-нибудь мыслишкой одной. Страх-то, как оказалось - дохлятура и долго не тянет. А кирдык без Страха куда как приятнее. Или ошибался...
    Яркий, оглушающий день в глянце неподвижной, безмятежной листвы, заполонившей всё вокруг. Придурковатая радость хлорофилла даже растрогала. Будто одарили его извечным. Невдомек, что жизнь на Земле строго отмеряна кем-то, известным одному Богу. И ведь получается не жить, а радоваться надо, как хлорофилл. Чего грустить-то? Кондратий лишь один, но пока до него доберешься - испереживаешься. ЗАЧЕМ?... Любите радость. Пусть жизнь сама разбирается "когда", "сколько" и "почём". Радуйтесь и любите... На кой существовать с качественной расстановочкой? Разве ж это жизнь - ни ёка ни упрека? Ладно, согласен, с хлорофиллом перегнул. И всё-таки...
    Ну чего вы крадетесь-то, аккуратисты? На полусогнутых, небось. Взгляд в стволе по синхрону. Глаза с пятиалтынный. Уши на ширине плеч.
    ...Вот только друг друга мы так и не увидели. Лишь на пышном заступе зелени, метрах в пятнадцати, тень загустела. "Не порядок..." Чрезвычайно теплый знак моей признательности, от всего братского сердца ушел в кусты незамедлительно, потом завеерил низом, до половины магазина, штопая с плотными интервалами по соседству и в отдалении. Считать никак не получалось. Мозги вообще сморщились, звенели. Надоело уже.
    Дымок-чернушка. Листва посыпалась. Колокольчики жалобно так переливались. Еще "короткую" добавил - ну, огрызнулся по поводу отсутствия обоюдной конкретики. И разрешается ждать. Они уже моё приблизительное местоположение оглашали во всю глотку. Не долбили. Пока определялись. И, вроде, что-то из звериного репертуара послышалось. "Проняло, хлопцы? А как же без этого? Вот в следующий раз и лезли бы. На экономиста".
    Заревут сейчас: "Grenada!" Расчекуют-метнут-огоньку добавят и мордой в землю-стволы по направлению. Подождем, только на этот раз все вместе. Рэпэтэ с выдвижением вряд ли увижу. Хотя, их власть... Но вот он - ор и получай гранаты. Две. "Странно. И куда?..." Высоковато они шли. Перечеркнули белый, слепящий клок над головой и дальше - куда-то в тылы, за длинную прореху в кустарнике, слева. "Это стресс, хлопчики. А кому "молчим"? Так, глядишь, и полюбуемся на дубль с выдвижением. Ничего-ничего, разберетесь, а я пока поработаю".
    Секунда аж скрипела на зубах. От злобы, что ли? "Она-то откуда?..." Дослал остаток магазина "по заявкам" - траектории гранат указали - и прижался к земле. На ощупь перезаряжался, из-под ложе разглядывал подошвы Вторника. Без дыр, но сношенные уж больно. А каблуки досмотреть не получилось.
    Подрывы въехали в ухо обвально-резко, прям в охапку нервов, по живому. Еще и рот забыл открыть. Округа беспокойно колыхнулась: то ли в мозгах, то ли от "ветерка". Сразу даже не сообразил, что под лопатку тюкнуло.
    Рука и та половина спины ворочались, не в иголках. Плечо занемело немного. Если б серьезно зацепило легкое, то пожар с кашлем - первые симптомы. И боль не торопилась. Значит, время ей надо - разобраться с мелочью. Тут и без того хватает.
    Что-то вы уж больно общительный становитесь. Отставить. Полная концентрация. С гранатами у них туго идёт, значит уделите максимум внимания легкому стрелковому вооружению. Зафиксируйте контакт с пулей. Желательно лбом. И сразу доложить. Отставить. Только фиксировать. Прекратить разговорчики! Вам Партия доверие оказала! Коммунист, или где??!! Вот и поступайте как подобает: на амбразуру или под танк. Коль нет в наличии - найдите...
    Но искать передумал. Плечо - в норме. Все агрегаты в строю, а голова - потерпим. Вторник?... Он мешал. И я скурвился. Легко. Без напряга. Еще успокаивал себя: вернусь, заберу. Себе же врал. Да и не узнает никто и никогда. Моё личное это. Как с Васькой. Переживем. Скурвился и всё. Зачем?... Ведь и помирать совсем не страшно было. Но такой азарт-кураж попер. "Прошлое" аж копытом забило, норов свой демонстрируя. Не могло оно позволить "настоящему" диктовать условия, потому как "шанец" объявился. Да еще какой. Получалось, что слишком правильные они. И хитрые, и смелые, и храбрые, и опытные, и изворотливые, а работали по стандарту - не "на износ". В буше закон - линию сформировали, противника обозначили, сектор знаете, так и шуруйте. С головой, конечно. Экономно. Тут же хрен чего увидишь, пока носом не упрешься. После броска гранаты есть запас секунд и его положено огнем дорабатывать, а они береглись. И если заорут снова, то эти секунды - мои. Не ваши, Гражданка.
    Напомнил им "коротоко", что живой - ДА-ДА-ДА. Ну, прощай старичек РПК. Завязнешь с тобой в этом... слова-то культурного не подобрать. Магазин тебе не нужен. Спасибо и пошли меня к черту.
    Неспеша выгребал "машину" со спины под грамотный ответ их пулемета и долбёжку "Калашей". Грохотало почти рядом, но кустарник приглушал, а визуального контакта у нас не случилось. Это на руку. С дистанцией и направлением они пока не разобрались. Попробуй тут разберись. Время надобно.
    Зелень трещала под боком - через тропу, слева и дальше. Я, видимо, в чужом секторе разлегся, а может и в "обходном". Но тропа - явно, ограничение. Подвезло, чего уж тут распинаться.
    Сыпало ветками, листвой, влажной зеленой пылью под визгливый зуд стаи дурёх и фырьканье рикошета о землю. Покосили справно, потом донесся ор и стихло. Мои секунды пошли. И секунд этих стало чуть больше, потому как "ржавьё" не только атаковало гранатами, но и выдвигалось. Мне же пора было продвигаться, аки коню или задвигать... кони. Третьего, увы, в этом дурдоме не предусматривалось.

    -3-

    Еще никогда так не бегал. Под Её вожжами, похоже, несло. И мышца при кураже, отдохнувшая, отдышавшаяся, и с одним "Калашом" куда как посноровистей.
    Бошка достала, но всё, вроде, посчитал. Их выдвижение тремя секундами наградит. Четыре сопру у запалов. А сотню метров в такой экипюре за "тринадцать и две" по колено в кустах делал легко. Стало быть, за РП выбегаю.
    Шанец-то был в том, что несло меня не от "них", а вдоль их линии огня - по странной прорехе, к дороге. Лишь бы гранаты легли по-"ржавому" - не по-нашему.
    "Странная" прореха оказалась узкой просекой c едва заросшей колеей, между кустов-стен под два метра. "Кубаши", небось, местных духариков-ополченцев на танке гоняли, ускоряя процесс эволюции. Весело. Уже давно весело. Даже позабыл про завет-запрет. Надеялся. Вот же она - Удача. Выход. Рядом. Руку протяни. А секунды тут же напомнили, что еще веселее будет поторопиться. "Антилопа-гну, эдрит твою...!"
    Солнышко улыбчиво светило-жмурило. Пот лил-охлаждал. Под рукой воздух свистел. Ноги молотили с выносом бедра, резко - кости бы не поломать. "Сороки" в подсумке - как молотком под зад. Бинокль с "полевухой" аж взлетали. Кабура по яйцам норовила. Фляга скромничала сбоку.
    Шумел, конечно же, но мясо хорошо несло, и Его Величество случай вмешиваться не собирался. Проще всё оказалось.
    "Странная" и весьма прямая просека упиралась в дорогу. Другой конец - в "чисто поле". Не понял я, что с поля - по просеке - уже обходить начали, потому тропа и ограничивала сектор "этих". А секунды подстегивали. Не до оглядки. И выход - вот он.
    Простенькая человеческая психология - если кирдык обложил, то придерживайся середины. Так что, бежал в полном соответствии - по внутреннему краю колеи, рядом с этой самой серединой. Слева - сейчас рванет. Справа - "ржавые" прилегли на секундочку. А ударило - откуда и не ожидал. Сзади, опять в спину. Красным плюнуло из-под ключицы под удивленное: "Разваливаюсь, что ли...?" - и выстрел услышал. Падать пора, не то добавят. Зарылся, по привычке, со всего лета, рожей в кустики эти низенькие. Слева-вверху груди - мартен и сразу вырубать её начало вместе с рукой - как чужие. Кашель сучий-трясучий- не остановить. Живая рука с "Калашом" вперед тянулась, уж больно туда хотел. Ну, а потом - подрывы.
    Устроено так кем-то в жизни: раз в спину намекнули - дубль неизбежен. Или что-то меняй кардинально. Но "что"? То-то и оно, что менять, вроде бы, было нечего.
    Взрывы почти слились. Обошлось. Да и прилег в колее, рот нараспашку. Осколки на излете прошуршали, рядышком один упал. С просеки еще пару раз хрястнули после подрывов, дуры об землю визганули, а "по месту" меня уж не было.
    До зелени - с метр. Юркнул, то есть вкорячился туда с грехом пополам. Как беременная лягушка, толкался ногами, чтобы вверх ничего не торчало. Рукой помогал. Вторая волочилась, шевелиться боялась. Кашель умяло слегка и поколачивал несильно, но в грудь постоянно подбрасывали дровишек, крепили-пробовали внутренние струны боли, готовились лысину дыбить. Хотя, не спешили, потому как кровищи во рту пока не ощущал. По мелочи. Видать, самую верхушку легкого зацепило.
    С просеки разорались - слов не разберешь. Справа, поближе, откликнулись. "Грибнички..."
    А сам-то чах, силенки утекали, что водица. Тут больше психика срабатывала. И не страх это. Собственная целостная оболочка накрылась. Всё нутро аж - вниз. У девченок, небось, такая же беда. Себя жалко стало. Только тут отымели куда-то не туда.
    Дырка в жизненно важных органах - знамо дело, не баран чихал. Скоро сдохну значит, а не хотелось. Головой-то почти "вышел". Видел даже. Не хотелось помирать. Теперь уже не хотелось.
    Кусты здесь пореже росли. Попробовал встать. Без особого труда получилось, хотя коленки подрагивали. Пот холодный пробил. По жаре. Чудно.
    До дороги не так уж далеко. Побежал.
    Без фонтана, но кровянило сильно. Кусок груди обузой чугунной калился. И ёжики там, откуда не возьмись - где-то в самой середине - зашевелились, расползаться начали.
    А "эти" уже и не кричали, и не палили. Понятное дело - есть контакт. Посмотреть треба. Сейчас обнаружат пропажу добычи. Куда делась-то?... Кровушка на травке, да на листиках - яркая, свежая, горяченькая - всё и расскажет. Дозрел, мол. Сок пустил. Пора в кузов. Чего уж тут. Я - не против. Но. Партейные мы. Вам - не чета. И перезрелые прем. Правда, хреновато.
    Бежал и впрямь никудышно, как-то боком, развернувшись вперед и припадая на чугунную, разбухшую половину.
    Нечто желеобразное объявилось в брюхе, забултыхалось в ногах, вязало мышцы, стопорило ход. Колючий, плотный, раздирающий воздух ритмично подстегивал под шаг семейство грудных ёжиков, заставляя их нервничать, шевелиться и попрыгивать всё быстрее и быстрее. Уже не было сил терпеть.
    Через десяток метров зелень оборвалась, уткнувшись в дорогу. Небольшой уклон бросил её красную ленту к ногам, будто бы пересекая все надежды, затем увел влево, в заросли. За дорогой лежал просторный косогор с высокой, ржавой травой и разбросанным кустарником. Полоса буша справа уходила куда-то вдаль по краю косогора. Ниже, далеко впереди, виднелась высокая стена деревьев. За ними - река
    Всё было подчинено солнцу. Монолитный, ярчайший свет держал в оцепенении природу, придавливал, играясь в капельках пота на бровях. Добавил жары, но перед глазами не поплыло. Просто, сил терпеть не осталось совсем.
    Упал прямо за дорогой, в траву. Кое-как развернувшись, чтобы не врубиться Болью в землю, но это мало помогло. Боль ухнула вниз, затем набросилась. Ёжики ошалело подпрыгнули и впились в каждую клетку, выворачивая мозг с остатками души. Подумал еще, вот бы сознание потерять - и всё в прошлом. Тихо и пусто. Далеко.
    Зубы заскрежетали. На Неё ругались, видать. Ну, не любила Она расставаться без прощания. Упивалась до последнего. Напилась.
    Боль внезапно схлынула, вернула за терпимый порог. Я лежал на спине под уклон косогора, смотрел вверх, но неба не видел. "Живой же..." Хотелось увидеть. И еще бы птицу, что ли. Ну хоть какую-то Жизнь в этой бездонной пустоши, прокаленной светом. Искал.
    К гулу в ушах прибавился новый звук. Глухой и, казалось, очень далекий.
    Приподнял голову, но там - лишь верхушки кустов, трава и "яркое", живое, пропитавшее ткань на пол груди.
    Пора уж. Откинулся. Подышал. Снова смотрел.
    Через пару секунд увидел. Там. На дороге. Панама, плечи. Взгляд. Не поймешь. Муть. "Машина" была под рукой. Собрался было подтянуть, но... Зачем?
    Он еще смотрел, затем повернулся и исчез. Откуда-то справа нарастал звук. "ГАЗон. Их же сейчас..."
   
    Польша, начало 80-х гг

    Наше воображение рисует справно. Некое наследие из детства, из-за любознательности. Тогда мир казался большущим, ярким и невероятно интересным, как на картинках такого же огроменного журнала "Америка" образца трехсотлетней давности. Небезопасный раритет по тем временам, он удивлял добротным глянцем на буйстве красок природы, городов и обитателей, как планеты Земля, так и космических окрестностей. Иногда поприсутствовав пару-тройку дней на трюмо в родительской спальне, "диво" куда-то исчезало от греха подальше - с концами. Но память оставалась, формируя примитивные кирпичики жизненных целей и задач. Плюс к непреодолимой тяге повсеместно крошить фашистов, объявился интерес посмотреть на загадочные вулканы, водопады, океаны, снежные вершины, лунные кратеры, а также чистенькие, блестящие вражьи небоскребы и дружественное халупообразное пожилье той-самой разноцветной и веселой шатии-братии, которую приносило на фестиваль летом 56-го.
    В жизни же главное - мотивация. Иначе, зачем жить? С течением времени на смену детским мечтаниям и интересам, запароленным родителями на "хорошо-плохо", приходят взрослые желания и стремления на базисе "Добро-Зло". Переход малозаметен. Также, как и на описываемый момент. Вроде бы, лет тридцать назад обожал, потом нравилось сидеть в самолете возле "окошка". А уже и неинтересно возле "окошка" - до стюардесс далековато. Хотя, на международных линиях "Аэрофлота" можно и в иллюминатор поглазеть. Там, почему-то, в те времена и в основной массе "кривизна" с бабушками, натянув улыбки, поскрипывала в микрофон на весь салон: "Мы рады...".
    У капиталистов - совсем другое дело. Пройдет, бывало, такая, как по подиуму. Спасжилет продемонстрирует, в трубку заманчиво дыхнёт. Высокая, стройная. Бровью подведенной поведет, глазом накрашенным стрельнёт и мир перевернулся...
    -- Можар, необходимо объясниться. Откуда в вас столько хамства, наглости, неуважения? - прошептали сбоку в самое ухо и мир перевернулся вновь.
    -- Григорий Фёдорович, забудьте о родном языке на время. Услышат.
    Нет-нет, вы зря подумали, что Григорий Фёдорович тут же зашептал на венгерском или, в лучшем случае, на монгольском. Всё оказалось куда как прозаичнее.
    -- Плохой у меня. Немецкий. Ладно...
    Привстал немного в кресле. Посмотрел вбок, вперед, обернулся назад. Понятное дело, вокруг кишели элементы враждебных шпионских сетей, адаптированные к воздушным судам. Но давеча врученные "павой" наушники Григорий Фёдорович оставил без внимания, демонстрируя безобразный уровень оперативных качеств.
    Что касается Вашего покорного слуги, то... ДА. Потряхивало. Давился. Слегка. Хотя и не случилось пока далекого грядущего, когда мы с Мишаней Васильчем - два Ганса - расслабимся по дороге к дому в битком набитом иногражданами 747-м "Бритиш Эйрвэйз" и отгорланим пару куплетов "Из-за острова на стрежень".
    Григорий Фёдорович внезапно изменил положение в кресле, показывая всем видом, что пытается куда-то выбраться от "окошка", и вновь ему мешаю жить именно я.
    Надо прямо сказать, то ли "Фоккер", то ли еще какое-то европейское детище, но самолет был тесноват. Узкий проход с парой шеренг кресел по сторонам. Благо, что стюардессы шмыгали в непосредственной близости и хватит уже о них, коварных.
    Встав и выпустив в проход Григория Фёдоровича, я обнаружил, что он не собирался посетить отхожее место или потрындеть с девченками, а полез в багажный ящик над головой и ухватился за свой одиозный портфель. Затем, прижав его к груди, вернулся в кресло. Открыв портфель и порывшись в напиханном, Григорий Фёдорович извлек на свет божий раздолбанные очки, лист бумаги и рыжий компромат-карандаш "Стеклолит". Пойти по этому поводу "на добивание" было бы не совсем корректно. Достаточно.
    Григорий Федорович отправил портфель в ноги, откинул столик и начал увлеченно писать. Во первых строках, набросанных на бумагу скорым почерком оказалось следующее: "Я не понимаю, почему вы так ведете себя. Объясните. Нам с вами предстоит провести вместе еще какое-то время и такие натянутые отношения нельзя поддерживать. Вы всё время пытаетесь вывести меня из себя. Так же нельзя делать".
    Григорий Фёдорович сложил лист пополам и сунул его мне, вместе с карандашом, а сам отвернулся к иллюминатору, дымчатый, полупрозрачный пластик которого доносил сияние солнца.
   
    Ангола, конец 70-х гг
   
    Солнце...
    "Все... оборзели..." Птицы не летали. Живая рука размякла, не желала слушаться. Даже "ржавьё" потеряло всякий интерес. А самодовольный ГАЗон-идиот пофыркивал еще призывнее и веселее, неумолимо приближаясь к точке завершения своих технических и климатических мучений.
    Всё и вся ошалело под этим солнцем. Нужно было что-то менять.
    "Калаш" тягомотничал, отказывался выбираться из травы, цеплялся, потом прилёг на бедро и тоже уставился вверх - таращился в белизну пустоши над вершинами кустов за дорогой. "Как же больно, зараза". Переводчик под пальцем нехотя полез вниз с привычно-пожизненного "одиночного", уселся. Спуск не капризничал, но загремев, родимая железяка упрямо и непослушно билась в руке, демонстрируя негаданный норов. Среди скрытно упорхнувших шести-семи дурынд оказался красный огонек трассера - "птичка-невеличка". Быстро... Далеко... Живо... "Видел..."
    ГАЗон сразу примолк - жиче притормозила и пока раздумывала на развилке очередных неисповедимых путей. А я скорчил некое подобие улыбки и закрыл глаза. Захватывающее дух ощущение полета куда-то по кривой, вниз, до тошноты, навалилось ненавязчиво. Ёжики перестали колобродничать, притихли, раздувая топку в груди. "Ох и хреново ж..."
    В азарте, "ржавым" следовало бы сразу наказать за "салют" - одарить гранаткой, пренепременно. Но они, похоже, не подгоняли развитие событий. Вполне возможно, что их устраивал вялотекущий процесс. Было время подумать, сгруппироваться, передать целеуказания минометчикам. Словом, заботы наличиствовали. А куда спешить? Всему своё время. Нукопу эту они изучили лучше, чем грязь под ногтями. Сержанта с Жорой при ГАЗоне наблюдали. Смело можно было планировать. Им же живые нужны или почти живые, но, отнюдь, не аборигены из этого... из деревни. Обстановка спокойная, никто в затылок не пыхтит. Обложат от и до.
    Ткань у плеча покрылась коростой. Индпакеты остались в мешке, да и как тут... А под местным солнышком высыхало быстро. Дыркам пора уже было задраиться, но вот что там внутри творилось - одному Богу известно. Дренаж, вроде, нужен, если легкое зацепило. Обычно, сразу. А если не сразу? Чёрт его знает... Ты чего, дальше переводить кислород собрался?... Забудь... Кооператив - медным тазом. За "Жигуль" еще отдавать... Бедная моя, Незабудка. Во дела... Вдова. С такими ногами. Ничего, по кабинетам ураганом пройдешь. Приказ на пенсию в миг подпишут, в виде исключения, лишь бы отвязалась. Это мы умеем.
    "Больно-то как, Господи..."

    -2-

    Ситуация продолжала скользить по накатанной плоскости куда-то не туда - в хлам. Судя по воплям Пиреша: "Sempre em frente!... A direita!" - он воевать собирался. Сколько там в ГАЗон поместится? Значит, вдесятером. Ну, может, человек двенадцать, от силы. Остальные добредут неизвестно когда. Если вообще добредут.
    Покричать им не получилось. Хлебнул побольше воздуха и подпалил что-то внутри. Кашлем изошелся - колючками-крючьями раскаленными насквозь, в темень завернуло. Кровища во рту: "Тьфу... Ох..."
    Если они до поворота встали, то хоть какая-то надежда была... Наверное, до поворота. Иначе, уже бы "нас извлекут из-под обломков" началось. А пока не глушили. Один чёрт, сейчас всё будет. Хоть не на "открытом".
    Минометов не слышал. Ни РПГ, ни "Снотнусов", но шарахнуло в соответствии. Сильно. Полетело чего-то, высоко и много. Потом дымина вверх поползла и завизжали там - у Пиреша. Началось.
    Я лежал, как кусок никчемного дерьма - дожаривался, засыхал, жевал усы и щурился, бесцельно уставившись в небо. Слушал. Зачастили гранаты, пальба велась безостановочно, доносились какие-то команды. Разобрать что-либо не представлялось возможным. Потом их минометы заработали. Бой пока не перемещался - долбили друг друга по месту. Через секунд пятнадцать-двадцать всё двинулось от дороги вглубь буша и, естественно, в сторону Нукопе.
    Плавить дерьмо надоело. Боль прижилась. Попробовал двинуть живым плечом и снова разбередил этих ежей-сталеваров. Колотило сильно. Чернота пуще прежнего, саваном, где-то у края, но не пускало туда, как ни просил... Чуть погодя успокоилось. Лежал, ждал. Всё, вроде. Решил ногами толкаться потихоньку, вцепился рукой в траву. Кое-как развернулся и дальше. Терпимо, на грани. Вздохнуть страшно. А дорога - вот она. Так на спине и дополз. Подождал немного. Потом осторожно вывернул шею. Глянул.
    Дымина с пылью еще не улеглись. Метрах в тридцати, за поворотом дороги, из-за кустов торчала развороченная морда ГАЗона. Рядом с ней на земле сидел человек и смотрел на меня. Скрюченный, склонил голову набок. Пылища застишь - не разобрать, то ли улыбался, то ли Боль это. "Живой, вроде..." Бороденка, волосы. "Жора..."
    - ..., - хотел позвать, но звук увяз в кашле.
    Зашелся - трясло, не отпускало. Долго... Но у всего же на свете есть край. Вот и пелена мути рассеялась. Жоры не увидел. Лишь чужой взгляд. Глаза - бельмами на черном лице, из-под панамы. Рука в обрезанной перчатке с узором из дырок. "Калаш". "Лифчик" - родной "китаец". Жарко в нем. Пять газырей. В среднем у них всегда родезийский "заград". В остальных - магазины РПК или "бутеры".
    "Ржавый" приближался и мозг рассуждал спокойно, неторопливо, будто все происходило в отсеченном, потустороннем мире. Ведь что-то сейчас должно было случиться. Не понимал, что именно, но покоя это не нарушало.
    Мертвое безмолвие. В нем различим каждый шорох, а я абсолютно ничего не слышал, словно укутанный пронзительной тишиной.
    Жара обернулась стылой, знобкой тяжестью. "Откуда здесь холод?..." Я уже не чувствовал ног, но мозг четко, последовательно анализировал происходящее. Ощущение чего-то нового, неопределенного, но высвобождающего из цепкой анестезирующей хватки пришло ненадолго, затем обернулось прикосновением прохлады где-то у сердца. Разум не противился - безропотно ждал.
    Совсем рядом - рифление толстой подошвы с налипшим муравьем. Большущий, черный, он еще шевелил лапками, словно прощался. Потом не стало ни муравья, ни неба. "Но должен быть Свет!... Обещали..." Лишь абсолютный холод, неподвижность и безмолвие, парализующие тело во имя сохранения тайны разума, познавшего Страх величиной с целую Жизнь.
    А затем твердеющая тишина вросла в лед и накрыла тьмой...

    -3-

    И была тьма... И был свет... И снова удушливая жара, запах. А между краями рыжей, "чужой" брезентухи - небо, но уже подернутое разводами синевы из-за усталости солнца, покинувшего извечный зенит. Хотелось пить и очень трудно было дышать. Глаз и пол лица здорово припухли.
    Что позади?... Вроде бы там не осталось ничего познавательно-нравоучительного и, тем более, интересного... Или запамятовал? Какая-то здоровенная прореха в жизни, забитая черным. Мозги не записали, и это их право. Бог с ними. Что у нас на момент?
    Воняло. Я перемещался в пространстве как спеленатый куль в некоей горизонтали и болтался - мерно покачивался в ритм шагу четверых. Два взмыленных лица под панамами были видны, но обмениваться с ними взглядами - никакого желания. О чем они думали представлял дословно. Так что решил заняться изучением собственных проблем.
    Под нежной зеленью бинта на плече со спины и груди примостились медицинские глыбы. Дохлую конечность туго примотали туда же, ближе к животу. Сбоку, на брезентухе висел пластиковый пакет, наверное, с физраствором и от него, в живую руку, убегал тоненький прозрачный шланг. В небольшом цилиндре под пакетом всё время капало - монотонно, завораживающе и покойно. Грузная боль свернулась калачиком на груди. По-людски, щадяще выпускала когти, как сонная кошка. А недочеловеки-сталевары подохли вместе с ежами. Ими и пованивало, вероятно... Ищите дурака, который признает собственную вину. Вообще-то, натекло - будь здоров. Выдавало с потрохами.
    Всё к лучшему, наверное. Живой же. Пока... Я бы убил. Было за что. Точно так, хлопчики?... Понятное дело. Раздулись, как мыши на крупу.
    Судя по тени, топали они куда-то на запад и, видимо, на удалении от реки - по краю буша перед косогором. Не помнил, что там на карте нарисовали про эту сторону здешних мест, но в данный момент мы не приближались ни к "кубашам", ни к базе. Допрашивать меня сейчас бестолку - добивать только. Значит, нацелились на удобную точку приема вертолетов с последующей эвакуацией. Приятного мало. С большой натяжкой можно было глухонемого "кубика" изображать, хотя тут они, в основном, гудронного окраса. И ведь наколят чёрте-чем. Заговоришь без вопросов. Так что накрылась наша пенсия, дорогая Незабудка... Всё накрылось. Верить в то, что кто-нибудь из нашей "гвардии" остался в живых? Лечить себя надеждами не умел никогда. Да и надо ли? Просто, сам, своими руками поставил крест на пяти вверенных жизнях. Знал-то толком одного Жорку. Шустриков, так, сбоку-припёку. Всё недосуг. И сколько еще полегло "самообороны"... Странная штука жизнь. Получается, всё что натворил - за ради сохранения собственной шкуры. А вроде нет. Пойми тут. Но в ответе теперь за всё. И снова никто не спросит, кроме самого себя. Как просто - хоть в петлю. Стоп-стоп-стоп. Многочисленные и животрепещущие вопросы уже готовы и ждут на "юге". По полной программе. Еще удивишься, ёлы.
    Так, наверное, заведено на Земле. Дело и Спрос. Ответ самому ли себе, людям или товарищу Верховному Главнокомандующему, упрятанному в этой синеве на головой. Есть лишь сотворенное в прошлом и ожидание расплаты в будущем, когда и то и другое живет в мыслительных процессах. А посередке - миг реалий, быстротечное деяние, изменяющее баланс весов, прибавляя дополнительную порцию груза на перспективную чашу Горя или чашу Радости. Интересное предназначение у этой планеты. Похоже, нас - весовщиков - собрали здесь, чтобы понаблюдать. Заодно и наказать. А как иначе? Ведь пока не довелось увидеть абсолютно счастливого строителя Светлого будущего при условии здравости этого-самого мышления. Хотя, у жены большинство друзей и подруг довольны жизнью. Так наверное и надо - влачить существование при незамысловатых стремлениях к карьерному росту, посещением модных премьер, знанием современных литературных костей, брошенных "Иностранкой", и наличием в кошельке "березкинских" чеков. При четко обозначенных приоритетах и целях живется в радость... Вообще-то, вряд ли. Тоже, наверное, что-нибудь мучает. Эмилия из Охренеловки наряжена в импорт и изничтожила невероятными трудами "хгэканье", а боится собственной родословной - прошлого. Мало того, что недобитый, так еще и непризнанный дворянин Алик из Козломордовска страшится будущего - как бы не уронить лицо. Денег всегда не хватает и тем и другим, но всё туда же - над моими сапогами издеваются. Тюрьма какая-то, а не планета...
    Попить бы и, алё, неужели поосторожнее нести нельзя? Ценный же фрукт. На медальки потяну с фотографией на вечную, а годков через пять и добрую память. В дохлятине-то какой прок? Еще и башмаком по роже заехали. Надо бы на вид поставить. Может добьют...
    Уже почти минуту мой брезентовый писсуар основательно трясло и раскачивало. Всё потому, что откуда-то из дальнего далека подкрался рокот с присвистом - едва слышные сигналы присутствия винтокрылого "нечто". Поведение обеих голов подтверждало, что никакого родственного отношения к житию-бытию этого коллектива данные шумы не имели. Причем, никто никуда не ховался и, похоже, не собирался, что странно. Лишь подрос и без того высоченный темп движения, колонна прижалась к бушу, доходчиво поясняющему свою близость появлением кустарника в поле зрения.
    На разудалое зеленое бесчинство, бегущее по соседству, любовался недолго. Прошла непонятная команда и удар о землю обернулся ватным, глухим мраком. Взрезало по-живому, слева, изнутри, до оторопелого понимания абсолюта безволия и бессилия. Аж слеза навернулась. Потом тряхнули снова, потянув вверх. "Сколько ж можно-то?"... Чуть позже углядел, что всё не так уж и прискорбно. Просто, хлопчики поменялись. Две новых головы "по корме" рассматривали с интересом. Переглядывались. В диковинку, видать. Не наелись еще. Это бывает. По молодости. Скоро пройдет. Когда "четко обозначенные жизненные приоритеты и цели" внезапно претерпят видоизменения. Треснут, словом.

    -4-

    И без того далекий звук "вертушки" совсем притих, задавленный тяжестью человеческого дыхания, шорохами брезента, приглушенным фоном извне, в котором перемещалось ни много ни мало, а около сорока человек, доверха забитых "предметами" ратного ремесла. Тянули они, при всём при этом, по нормативам мобильности и шумности на "отлично", из-за чего вдруг слегка позавидовал, что, в свою очередь, удивило. Но уже давно "пришла пора печальной мысли", и удивление не изумило, а раздосадовало. Посерьезней бы надо.
    Это ж... полный... хана... Будущего нет. Пару недель полечат и уже в "тряпку" можно обращать. Но тряпки разные бывают. Одной и рассказать-то нечего. А другая будет говорить, говорить и говорить. Обо всем, про всех и про вся. Это твоя гребаная романтика, вместе с "залетами" подвели к черте. И кой черт тебя дернул родиться и расти среди людей, о которых ты помнишь и знаешь практически всё, включая привычки, повадки, любовниц, хобби. Тогда на плечах катали и не догадывались, что кабинеты самого секретного военного ведомства страны заслужат. Уже десяток лет секреты этого ведомства, да и многое другое от тебя никто не скрывал, потому что ты - "свой". А "эти" - чужие - мешать не будут. Водички дадут попить. Потом придет пора и им поудивляться. С заокияна соколов кликнут. Те - посноровистей. Без спешки, поправят немного, подвернут на нужные разговоры, дадут отдохнуть - повспоминать "нетематическое" - и снова завернут на "интересное". Так может продолжаться до бесконечности. Чего им тебя жалеть? Неделя, две и "медицина" вытащит наружу всю память, заодно прикончив разум. Кое как доживешь своё - одуваном - даже не удосужившись понять, что произошло. В общем, посерьезней бы надо. Чего ж ты таким раздолбаем уродился?...
    За дебрями безысходности продолжало плестись неторопливое время. Лихорадило, но уже давно и, по всей видимости, тому потворствовали не только мысли. Со здоровьем был явный и прогрессирующий напряг. Плюс ко всему жажда изнасиловала. Дела обстояли до того никудышно, что даже не заметил, как желания определенного рода, причем явно несбыточные, понесло материализовываться.
    Оказалось, что окружающее, а точнее окружавшие изменили направление движения и, продравшись сквозь передние кусты, достаточно гуманно приземлили. Брезентовые стенки улеглись рядом, но капельница не успела, подхваченная кем-то, бесцеремонно усевшимся, определив спецсидор чуть ли не на мою голову и поджав живую руку к земле. Остальные расположились по соседству.
    Обволакивающий, душноватый тенек лишь сбил зрение, а с "полегчало" в виде неожиданной и покойной горизонтали не получилось из-за общетелесной трясучки. Ну хоть родную песню вертолетных турбин в разудалом подсвисте винта послушал. Она приближалась.
    Облет зоны, наверное. Признаки боестолкновения они вряд ли обнаружат. Уйма времени прошла. Да и чего там углядишь сверху в этом буше? Тем более, хлопчики подчистили по мере возможностей. А Нукопа, небось, теперь замерла до второго пришествия. Ушли в себя. Страшно селянам и...
    Хреново. Даже голова дрожала, но "ржавый" с капельницей, примостившийся рядом, отчего-то заинтересовал. Он сидел ко мне боком, наклонившись вперед. Пришлось судорожно, по-сухому сглотнуть, увидев флягу. Кроме, ничего желанного на спецсидоре не обнаружил. Туго набитые карманы были "правильно" закрыты во избежание "по мордасам". И что у нас на ремне? Чуть повернул голову, повел глазом и увидел гранатный подсумок. Его, вместе с содержимым, подпирало моё плечо и плотно застегнутый клапан слегка топорщился. Сбоку наружу выглядывала небольшая дужка в новенькой зеленой краске. Сантиметрах в пятнадцати от глаз.
    "Тёщино колечко-невеличко"...
    Подумал еще, что грудина опять восстанет. Надо бы на опережение двинуть, а как? И действительно, Боль снова принялась кромсать, но не сразу, и я всё-таки успел. Зубы душевно вцепились в это ново-зеленое, оказавшееся сравнительно послушным и податливым на рывок. Не по-нашему. Хотя, может, дюже хотелось и какие-то неведомые резервы подмогли? Не знаю.
    А "ржавый" среагировал чересчур опрометчиво. Подскочил, отбросив капельницу. Прозрачная трубочка потянула за собой иглу и выдрала из вены, но по-божески - из-за мясорубки в грудине даже не почувствовал.
    Вообще, поспокойнее бы хлопцу надо было. Ничего экстраординарного еще не произошло. Предохранительную скобу надежно держал подсумок. Куда все вечно торопятся? Подумали бы сначала, а потом уж...
    Тяжко. Еще не хватало чеку проглотить. Зажал её в зубах. А "чеканутый ржавый" пока суетно занимался чем-то не тем - вместо того, чтобы зажать подсумок рукой, принялся сидор стаскивать. Остальные тоже закипишились. "Шараш-монтаж. Теперь добьют. Эт-точно". Даже неинтересно и не до того вовсе. Болело наповал, и я закрыл глаза. Мычал потихоньку.
    Тем временем, легкоузнаваемый, винтокрылый "Гена"-земляк подходил всё ближе, уже сотрясая округу своим "пламенеющим мотором".

    Польша-Голландия, начало 80-х гг

    А вот у Григория Федоровича с "мотором" не всё в порядке. Давеча кулаком себя в грудь колотил, намекая на стенокардию. Стыда в тебе нету. Надо бы поаккуратнее, помягче, а то, не ровен час... Товарищей-то в беде оставлять нельзя. Придется заботиться-сопровождать, задвигая тем самым молниеносно-оперативные этапы реализации, то есть насущно-ошпаренные сроки выполнения задач командования. За это по головке не погладят - ея снимут, просто-напросто.
    Так что, вместо объективной реальности в виде последовательного изложения несоответствий положениям "Инструкции по размещению и пребыванию на территории стран Варшавского договора', а также "Инструкции по перемещению с использованием воздушного, морского и железнодорожного транспорта в странах НАТО", я написал крупными, печатными буквами: "ПРОШУ У ВАС ПРОЩЕНИЯ ЗА ВСЁ СОДЕЯННОЕ, ГРИГОРИЙ ФЁДОРОВИЧ. Я БОЛЬШЕ ТАК - НИ-НИ. ЧЕС.СЛОВО", - и под раскаянием принялся рисовать иногражданку с соседнего кресла.
    Худенькая блондинка лет двадцати пяти, приятной внешности, с пышными, длинными волосами являла собой образ Голубя мира. Хотя была, как показалось, погружена в глубину собственной мысли, чем немного омрачена. Но это ж сама суть шарма.
    Григорий Фёдорович забирать бумагу с карандашом-компроматом не порывался. Лишь в тайне подглядывал и уже удовлетворенно. Подумалось мне, что извинений - даже в такой извращенной форме - ему не приходилось слышать, а уж тем более читать лет эдак с двести.
    Облик иногражданки проявлялся всё отчетливее и Григорий Фёдорович, подрастеряв гневные мысли, решил заняться сравнением с оригиналом, изменяя местоположение и вытягивая шею - присматривался к соседке. Затем даже взгромоздил на мой столик кулак, но с оттопыренным большим пальцем. Много ли надо, кхм-кхм, "живописцу"? Любая похвала - прям, элей на душу.
    Вскоре ситуцию окончательно разрядила суета стюардесс с последующем предоставлением "перекусить-выпить". Григорий Фёдорович немного стеснялся и пришлось подтолкнуть - попросить джин-тоник. Чуть погодя повторили, потом еще раз и потеплело. Враги-империалисты потихоньку сместились куда-то в небытие. Молчание уже тяготило кое-кого и сквозь наушники с Осборном донесся неслабый конспиративный шепот:
    -- Вы знаете, я никогда не был в Америке. Сильно отличается от Европы?
    -- США - эт-да. У них тяга к гигантизму. Машины огроменные. Небоскребы. Тетки тоже здоровые. И березки растут. ЧуднО... А в Никарагуа никогда не был. Думаю, ничего хорошего. Война. Криминогенная обстановка, стрельба спародическая, заразы полно, и вообще. Хотя, природа, должно быть, интересная. Горы-джунгли-мины-банды. Посмотрим.
    -- Что значит "банды"? Там же народно-освободительный процесс развернулся, вооруженные отряды рабочих и крестьян действуют.
    -- А это одно и тоже, товарищ Шандор.
    -- Ну уж тут, Мож... э-э-э-э, товарищ Иштван, я с вами не соглашусь.
    -- А и не надо.
    -- Но вы же там не были.
    -- Знаю, просто. Везде одна и та же канитель.
    Григорий Фёдорович явно помрачнел, а Оззи - хоть бы что. Я тоже не скучал. Как представишь перспективку, так только и остаётся, что радоваться жизни.

    Ангола, конец 70-х гг

    Родимый "крокодил Гена" ехал, насвистывал и грохотал совсем неподалеку, когда стали происходить некие странные события, которые пришлось упустить из внимания по причине наличия отсутствия какого-либо визуального восприятия окружающей действительности вообще. Тещино колечко постепенно и неизбежно перегрызалось, о чем также не имел ни малейшего представления и всё по той же самой причине сконцентрированности на происходящем внутри. Острота ощущений держалась на должном уровне - возле "краешка" - пытаясь в полной мере дать прочувствовать то, что, казалось, вряд ли придется испытать, а скорее выдержать когда-либо еще. И уж если такое приключится - в гробу я видал эту жизнь и всё остальное со всеми остальными, вместе взятыми. Дали бы "Макара" или, на худой конец, аркебузу - стрельнулся бы не задумываясь. Вот только ни прицелиться, ни удержать не смог бы ни то ни другое. Оставалось пилить вены, но под рукой не было ничего подходящего. Да и сама освобожденная, живая правая рука вела себя как-то неестественно - подгребла брезент, рвала и раскидывала траву вокруг, затем начала рыть. Может быть, уйти в землю - это здоровая реакция выталкиваемого Болью из жизни, жалкого, трясущегося подобия человека, издающего звериные звуки?...
    А Земля была теплой, податливой, родной и словно живой, но не слышала или не хотела. Я никак не мог избавиться от невыносимых пут, оттого просил помочь и принять. Неужели Ей не дано распоряжаться "своим"? Разве это "своё" уже принадлежит кому-то или чему-то "иному"? Пойми тут разбери.
    Приступ Боли внезапно стих, отпустил. Дозволено осторожно, но безнаказанно подышать и даже трясти перестало. Теперь слева в груди тлели терпимые угли. Плеваться - огонек раздувать - незачем, потому вытолкнул обгрызанную чеку языком. Приоткрыл глаз в попытке "развеяться". С бездумной завистью уставился в небо. Там легко и спокойно томился день, еще даже не собираясь помирать. Умиротворенно.
    А по соседству продолжало происходить нечто невообразимое. "Эти" пока не угомонились. С моими мозгами произошла полная ахово-нутряная "катаклизма" и не сразу дошло, что внезапный всплеск событийной насыщенности этого тесного мирка приобретает новые формы. Дружный коллектив спасателей-единомышленников внезапно распался. На лицо свидетельства того, что к копошению вокруг "чеканутого" стремительно подкрадывался апогей. То есть уже подкрался. Вскоре рвануло, но не "по месту" - видать, гранату успели отбросить. Рвануло негромко - винтокрылый "Гена" проходил в непосредственной близости над полем, заглушая всех и вся. Его свистящее "громоподобие" тут же отыграло нотой виража при удалении. Получалось, что с борта подрыв наблюдали. В авиации - не на флоте, под шум винтов не расслабишься.
    Обнаружены, значит. Но с земли никакой реакции "ржавых" не последовало, а ведь в ящиках у них, по логике, "Блоупайпы" находились и надо бы заранее озадачиваться - перво-наперво боеготовность по отражению воздушной атаки и уж потом "по обстановке". Но, всё же, 99 процентов на "подвезет" приходилось, а "не подвезет" - это срыв всей операции, однозначно. Да и об инциденте с гранатой вряд ли кто докладывал. Себе дороже. Ну, а ты попробуй угляди в этом буше, чего личный состав вытворяет.
    Свои были совсем рядом. И снова разонравилось помирать. Только вот придётся. После "крокодила", грамотно отработавшего в буше, даже "Гринписы" курят, потому как беречь уже нечего.
    "Ржавые", тем временем, одномоментно выдвинулись к кромке. Обо мне, в свете событий, очень правильно забыли и, похоже, "на всю оставшуюся жизнь". Нутро жарило, температура в зашкале, ненавязчивая прострация откуда-то объявилась, но общее плачевно-бедовое состояние относительно стабилизировалось. Попробовал двинуть ногой и особых изменений в ощущениях не прочувствовал. Каблуком пошурудил, вмял в землю через брезент, толкнулся. Потихоньку поехал на спине, рукой помог, да и "крокодил Гена", слыхать, не спешил - лез выше для свободы маневра и уж пренепременно и обстоятельно докладывался "земле". Потом подберется, подождет, вызывая на противодействие, чтобы накрыть с предельной точностью, наверняка. И вот тут ошибка возможна. Бояться-то, вроде как, незачем. Откуда ж ему - "винтонутому" - знать, что не по его душу "бурнули", а всего лишь нежданно-негаданная граната случилась. И никто ж не поведает сколько здесь этих "бурых", хотя и "ржавых", попряталось. Однако, не мои это заботы и хлопоты.
    Метров на шесть-семь отполз без приключений. Под спиной ровнехонько - ни кочек, ни деревяшек, ни камней. Трава, да землица мягкая. Кусты пока неплотно торчали. Но вот уже листва у лица, ветки. В общем, уперся, как в стену. Повернуть бы. Изогнулся немного и таки разбередил - до категорической печали и горести в полном коматозе нежелания. Даже чего-то с предохранителями случилось и вместо прострации - "поехал", но не отключился пока. Уши еще присутствовали, когда противоборствующие стороны уж больно обвально-громко законтактировали неподалеку.
    Старт "Блоупайпа" раньше слыхивать не доводилось. А "Стрелу" - да. Потому и не понял, когда слишком знакомый визг донесся откуда-то из головы "ржавой" колонны. "Стрела", что ли?... Это вряд ли... А какая разница?... Хотя..." Но с другой стороны, цель-то не поразили. Потому как, если бы Гену поразили, то в таком духе он уже никого и ничего не давил бы. То есть внезапно, а главное беспрерывно его НУРСы не завопили бы и сотрясающе-оглушительно не раскалывали, как мою голову, так и головы в упомянутой "голове". Вот такие умозаключения подоспели на момент по данному вопросу.
    А потом, почему-то единственный глаз обнаружил расплескавшийся по соседству очень яркий и чудесный, безветренный, теплый день. Веселый такой, радостный. Ну и дурак же, что спрятался от него в теньке. Даже зелень подрагивала, насмехаясь. Хотя, дрожала не только зелень, а также земля и в такт с ней кто-то невидимый бил по моей голове кувалдой. Надо прямо сказать, было больно, но больнее было в другом месте - где-то неподалеку от сердца. Там устроился второй "невидимый" - друг этого, с кувалдой - долго и упорно пытаясь отпилить половину груди. Дело явно не спорилось, оттого пилили и долбали по голове не переставая. Я терпел. Знал, что нужно терпеть, потому что это нор-маль-но. Живые же люди постоянно что-то терпят. Только у неживых - ничего и никогда. А я - живой и терплю, так как заняться больше нечем. Только жить. Эти же - с пилой и кувалдой - не отпустят и ничего делать не разрешат. Но они не знали, что я-то всё уже понял. И когда им надоест, они устанут и поступит команда "Отбой!" - вот тогда я сразу же выйду в поиск. Потому что кто-то украл у меня изнутри всю воду, до последней капельки. А вернуть её просто необходимо и уже затем наказать виновных по всей строгости. Я знал, где искать. Надо идти по солнцу, всё время на юг. Негодяи и жулики живут только в Сочи. Все хорошие люди - на севере, в нечерноземной полосе. Так почему-то устроено на земле, но об это мало кто догадывается. А казалось бы - проще простого. Без очков видно, что бессердечные, загорающие "южные" - очень хитро-жадные и хотят заиметь всю воду, поэтому постоянно оббирают беззащитных, мерзнущих "северных". Вот тогда мы берем в руки оружие, потому что должны вернуть воду назад... Странно... Воды полно и на всех хватит. Зачем этим придуркам вся вода? И вообще, всю её не утащишь. У меня вот только сперли. Зря, кстати. Еще жена, помню, говорила: "Тебя всё время где-то носит, и поэтому у нас в семье вода течет, как деньги". Или наоборот? Нелогично как-то... Денег-то у меня с собой не было. Точно, похищена вода. Пора планировать поиск.
    Но гениальную водяную операцию-многоходовку продумать не дали. Второй пуск "Блоупайпа" или "Стрелы" случился совсем рядом. Под шумок окончательно выбило "защиту", и я "отъехал"

    -2-

    Темнело здесь быстро. Седьмой час и привет. Снова несли куда-то. Не сразу и уразумел, что темень снизошла не по милости солнца. И дышалось тяжело не только по причине дополнительной дырявости. А всего-то навсего, хламья тряпишного сверху навалили. Вони и без него хватало, но вот пОтом - сильно, а изобилием чужой свежей крови тонюсенько так несло.
    Я уже основательно материализовался и даже думал, что соображал. По всей видимости, без медицины не обошлось. Чего-то уж больно похорошело.
    А "наши" проиграли. Как ни странно, но меня по этому поводу не били. Проверил всё. Точно, не били... Зеленое обмундирование из бинтов и заплывший глаз с синячиной на пол морды при общем доходяжном виде вряд ли жалость вызвал. Значит, добивать резона не было. Их перспективная "работа2 явно накрылась. Пора домой. Теперь беречь будут, чтобы хоть что-то на хвосте принести. Ну уж тут "бабулька натрое сказала". Еще успеть вам надобно.
    Ишь, обо мне-то как позаботились - даже хламьем укрыли. Чтобы не замерз, едрит. А ведь с тройку месяцев назад довелось лицезреть тела голых, оттого непонятных белых мужиков. Двое их было. В тот раз блокировали, потом совместно прочесывали стык нашей и "кубашиной" зон. Какой-то невразумительный "боестолк" у них еще приключился. И вот эти тряпки, наваленные на мне. Кровью от них конкретно тянуло. Теперь прояснилось. Выходило так, что своих они бросали нагишом, поскольку в землю определять некогда. Эвона куда "собаку-то зарыли". "Ржавый" почерк. С одной стороны - разумно. Но не по-человечьи... Не понял... Чего?! Осади-и-и-и, моя черешня! О человеческом рассуждать вздумал! Чего-то душновато даже стало.
    Замерзнуть - ну никак, но вот задохнуться под кучей тряпья на жаре - без вопросов. Кашель уже подбирался. Попробовал правой рукой двинуть и не вышло. Понятное дело. Зафиксировали её от греха подальше. Пришлось сигнализировать, в связи с полной беспомощностью. Засвистел потихоньку. Реакции никакой. Только на мелодию гимна ЮАР откликнулись. Свет появился. Воздух. Очень много света. А уже потом рожу злую разглядел. Но вначале услышал шипящее: "Shut up, fucking bastard!"
    Весь завал слов не разобрал. Лишь одно оказалось знакомым - с Жорой недавно проходили. Вот только не пройдем уже ничего больше. А "этот" грубил. С виду интеллигентный такой, хотя и без очков. "Ничего-ничего. Поругайся. Недолго осталось-то. Скоро обложат и положат вас всех". Не верил я в это и не надеялся, но чуял. Просто, чуял. Обреченность вокруг царила-праздновала. В шорохах, в мерном покачивании, в поступи, в ритме самой жизни. Не моя безнадега полная, а извне исходящая. Расселась тут, как дома и ждала.
    - I... want... water, - получилось несколько неубедительно, потому что одно дело свистеть и совсем другое - говорить. Внутренние емкости с воздухом и без того вовлечены в процесс полумертвого дыхания. Посему дополнительные нагрузки сопряжены с определенными последствиями... Но обошлось, а пить уж больно сильно хотелось и пришлось чем-то пожертвовать...
    - I... want... water...
    То есть решил погромче объявить и на этот раз не обошлось. Точнее, воду-то получил чуть позже, но не в радость. Не кромсало, только подожгло и кашлем захлебнулся. Расхотелось воды, словом.
    Округа тоже умаялась от присутствия насверкавшегося и насиявшегося Властелина, который наконец-то собрался восвояси. Он должен был покинуть через пару-тройку часов, но челядь уже вспомнила, что в его отсутствие она тоже что-то из себя представляет. Едва подернутое синевой небо набирало цвет, почти незаметно, но всё смелее и увереннее. Какие-то птицы появились высоко-высоко и неторопливо проплывали подле облачка, одинокого, невесть откуда взявшегося, белесого и стыдливого. Подсолнечный мир оживал. Так уж устроено на этой планете. Правила простейшие, но они обрастают следствиями, которые путают нас всех. Становится очень трудно и даже невозможно понять ЗАЧЕМ.
    Действительно, зачем? Это уже по другому поводу вопросом задался, поскольку с минуту назад направление движения изменилось влево. Близкие верхушки кустов и деревьев скрылись из виду, громче зашуршала трава. "По "открытому", что ли, топали?" На сухостое след и слепой разглядел бы. А до темноты было еще далековато, "вертухи" рано принимать. Да и темп теряли. Стопориться им сейчас никак нельзя. Понимали же - борт доложился и тревога по району прошла. Все на ушах при охотничьем азарте. Истомилось командование без дела. Затишье по месту который месяц.
    Но "МиГов" ждать не стоило - не те задачи и до их аэродрома далековато. Подлетное время наших "винтокрылых" с Севера, в лучшем случае, выходило после захода солнца ввиду местных сроков согласований и утверждений. Даже если они Гену свалили, то спасательные операции в зоне планировались и на данный момент проводились исключительно наземные. А также... Уверенность в наличии присутствовала - процентов на 95 - что "ржавье" обо всём об этом прекрасно знало.
    Трава продолжала громогласно скрести брезент, и дальнейшее перемещение явно шло под уклон. Наверное, в низину к реке уходили. Но это догадки. Ничего я не видел в этом брезентовом мешке. Перед лицом - наваленная куча изодранного, окровавленного тряпья. На неё любоваться как-то сразу расхотелось. Небо тоже остохренело. Закрыл глаза. Дерьмо всякое в голову полезло. Только подумал о вражьих чудодейственных медицинских препаратах, которые пока прятали Боль и вот, пожалуйста...
    Аж Время скомкалось. Мозг отказался его терпеть, снабдил какими-то урывками памяти по поводу неожиданных хлопков "Снотнусов", суеты, далекого треска горящей травы и запаха дыма. Промелькнуло в голове насчет того, что они на "запятую" шли, то есть возвращались по направлению к Нукопе вдоль реки и подтирали огоньком за собой. Пытались выбить со следа. Ну уж это - как получится. Хотя, чем ближе к середине периметра охвата окажешься, тем запас по времени для эвакуации больше... Иногда и наоборот выходило. Как Судьба костяшки бросит.
    А потом провалился в тишину. Там было невероятно жутко и одиноко. Наползало что-то бесформенное, живое, оттого страшное донельзя. Но и оно куда-то подевалось. И уже тенек или сумерки - не поймешь. Плотные кроны на кривых стволах деревьев. Запах близкой воды, чавканье трясины, близкие голоса и долбанули головой о нечто твердое. Хотелось покоя...

    -3-

    "Зачем так громко? Больно ж, мать вашу"...
    Звук исторгала вся левая половина небес за моим носом. Там, в видимой, удивительно синей части монолита едва проклюнулась пара дырочек-звезд. Дальше правым глазом не видел, а повернуть голову никак не моглось.
    Справа совсем недавно зашло солнце и еще подсвечивало приличный кусок неба со стайкой перистых, раскрасневшихся облаков. Было бы тихо и спокойно, если бы не рев, свист и ветер.
    Я лежал на земле, по неизвестной причине промокший насквозь. Неужели по собственной инициативе?... Но на голову "воды" не нальешь, а борода, усы, брови, бинты, штаны - мокрые. Тряпья на мне уже не было. И капельницы тоже. Даже трава c брезентом куда-то подевались. Лишь вкус горелого и прохладная сырость в хлестко бьющем по телу, залетающем в глаз ветре с пеплом. Вокруг кто-то мельтешил, кричали, пытаясь перекрыть этот грохочущий вой, но ничего у них не получалось.
    Вскоре из-за моего носа вылезла темная и тупая, неказистая морда горбатой 'Дакоты'. За ней еще одна. Далековато до них было. Осторожно подкрадываясь, вертолеты синхронно завернули над краем усов. Пошли на меня, а что произошло дальше - не совсем понял. Даже совсем не понял.
    Звук внезапно изменился, стал глуше. К нему прибавились отрывистые, высокие ноты. Передний борт просел на хвост, нехотя накренился, исчез за усами и дальше, куда-то под бороду. Прорывая общий ревущий фон, донесся скрежет, треск, глухой удар. Ни взрыва, ни огня. Ввысь и в стороны полетели куски. Потом падали. Некоторые сразу, другие еще парили-вертелись, но с 'полетать' никак не срасталось, и туда же - к земле. Рядом закричали, пытаясь переорать живую, зависшую вертушку. Всё - чересчур динамично и не для убитого понимания на момент.
    Перевернутым конусом правильной формы, тускло сверкнув, к небу вырвалась земля, разразившись очень болезненным, резким громом. Совсем не там, где упала 'Дакота'. Конусы вырастали снова и с неба полетела земля. Не мог укрыться, а она падала будто бы прямо на меня. Не попадала и плюхалась рядом, иногда осыпая. Я щурился, осторожно подглядывал. В воздухе оказались яркие огоньки. Красные и зеленые. Бесконечные цепочки огоньков, летящих откуда-то справа. Некоторые жались к земле, ускользая из поля зрения, и, наверное, ударялись о нее, потому что подлетали высоко-высоко вверх. Удивительно быстро.
    Сегодняшний день странным образом изменил восприятие. Окружающее больше походило на безумную игру, участия в которой не избежать, и приходилось безропотно подчиняться её правилам. Но в то же время у безумия нет логики, а значит - правил, то есть сути. Есть ли она вообще, эта суть? Почему мириады забавных и жизнерадостных огоньков отождествляются с грохотом, лязгом, содроганиями в клубах вонючего дыма, разлетающейся земли и железа? Почему созидаемое Светом несет Тьму, будто бы у них единое предназначение?... Чёрте-чего.
    А где-то там - люди, хотя и чужие. С минуту назад они мельтешили неподалеку, а теперь их не было видно. Наверное, пытались укрыться и что-то противопоставить случившемуся светопреставлению. Второй вертолет тоже пропал куда-то, лишь звуком обозначая присутствие и существование.
    Землю рыли всё чаще. Огонь велся орудийный - не минометный. Отличаются они шибко по подрыву. Пушечный снаряд летит намного быстрее и зарывается глубже, оттого сам звук глуше, не такой звонкий, как у мины. Да и разлет осколков относительно щадящий. БМПэхина 73-миллиметровая била, вроде. Надо ж, вышли-таки. Броню какую-никакую пригнали. Теперь не упустят.
    "Ржавье" отошло куда-то влево. Пыталось огрызаться, судя по некоторым вкраплениям в общий фон. Я не видел их. Я вообще уже ничего не видел, основательно присыпанный землей. Лишь ощущал её периодическое падение. Потом ударило чуть выше колена. Потеплело. Особой боли оттуда не ощущал. Хватало. Уже давно ни до чего...
    Мысли, как чумовые метались. Бред какой-то. Время постепенно сморщилось, законсервировало, помариновало и внезапно выбросило - чем-то обжигающим ткнули в лоб. Уже не рвалось. Только редкие одиночные выстрелы. Неподалеку ворчал мощный дизель, а совсем рядом громко общались по-испански, и в лоб, значит, стволом. Пора было признаки жизни подавать, но помогли - в пах заехали. Чья выучка-то? Вот и получай согласно наставлению по досмотру. Как раз этого не хватало. Захлюпал. Дыхалка "нулевая", а тут перехватило совсем. Пасть распахнул, как рыба. Землицей закусил. Сухая уж больно, пыльная на вкус. Бормотать даже не пытался. Яркий-яркий свет сквозь веки - небось, прожектор с БМПэхи навели и пока бездействовали. Проку с "дров" никакого - это понятно, но не добивали. Штаны-то и башмаки на мне ихние - кубашиные. Смутило, похоже.
    Отдышался нескоро. Потом вода на лицо полилась. ВОДА. Глотал её. Вместе с землей. Вкусная штука - эта вода. Очень. ВОДА.
    В ухо заорал кто-то. Непонятно, на испанском. Глаз приоткрыл, но уж больно свет сильный. Забурчал: "Информэ у "Вулкан"... Иштоу... "Вулкан-дощь"... Фериду... Гравмэнтэ... Пердиду... "Вулкан-дощь"... (Сообщите "Вулкану". Я - "Вулкан-2". Ранен. Тяжело. Заплутал. "Вулкан-2")". Не поняли они ни хрена, но про "Вулкан", знамо дело, слыхали. Дошло и пошло-поехало.
    Так что, давай "на пердоху" (на предохранитель) и отбой. Отбой, Можар!...



                (с) Можаров С.Б. 2005-2006 гг