«Я очень надеюсь, что это письмо когда-нибудь прочтет моя дочь. Мой ненаглядный, любимый и самый-самый лучший человечек на свете. Моя драгоценная Екатерина, Катя, Катенька и просто Котеночек, цветочек мой лазоревый. Тебе сейчас всего лишь четыре годика, ты сидишь на руках у своей мамы и она, наверняка рассказывает тебе какую-нибудь сказку. Возможно, к тому моменту, когда тебе передадут мое письмо, ты уже сама научишься читать. Если же нет, то тебе, прочтет его мама. Прости, кстати, Стелла - жена моя любимая и единственная! - что не уделяю тебе в письме должного внимания, но это мое последнее письмо, и чтобы сказать слова прощания всем тем, кто их заслуживает, у меня уже не остается времени. К тому же, все те слова любви, что я обращаю к дочери, я в полной мере обращаю и к тебе. Ведь Катенька – плод нашей любви! Любви безмерной и незапятнанной изменами. Ты поймешь меня, любимая, поймешь и простишь. В том нет сомнений у меня.
Знай же, дочь моя единственная, что твой отец, у которого никогда не будет могилы, был почтальоном. Когда-то, в далеком уже веке двадцатом, данная профессия была довольно распространенной. Почтальоны доставляли письма, бандероли, телеграммы, то есть – являлись связующим звеном между людьми, желающими общения, но разделенными многими и многими километрами. А во времена Величайшей Войны в истории человечества – ты будешь, несомненно, изучать ее в школе, Катенька, - почтальона ждали как Бога. Казалось, что именно от человека с неказистой сумкой на плече (в основном это были молоденькие девушки или же женщины в годах) зависит и судьба того, кто получает письмо. В крохотном треугольном конвертике могло скрываться и сообщение о гибели дорогого человека и о его счастливом избавлении от безжалостных лап смерти, что так разнообразны и так изощренны на полях сражений. Профессия почтальона не была тогда престижной и хорошо оплачиваемой. Как часто мы порой обыденные вещи оцениваем непростительно низко!
Но вечно спешащий куда-то прогресс, постоянно толкающий человечество то ли в бездну беспомощности от своих творений, то ли к вершине всевластия над силами природы, практически убил старинную профессию. Не сразу, конечно, постепенно, но очень уверенно и безоговорочно. Действительно, зачем нужен человек, если письмо в одно мгновение будет доставлено адресату по электронной почте, факсу или Интернету? И само понятие письма исчезло из человеческого обихода. Вымерло, как вымерло огромное количество животных, которые не смогли пережить уверенную поступь «царя природы» по доставшейся ему планете. И мы не переживали боль от этих пропаж, не уживались с нею. Мы просто не заметили того, что исчезло! Это сейчас, дочка, ты вновь можешь наслаждаться шелестом травы и ароматом цветов на бескрайних лугах, блеском чистых озер и грандиозным великолепием джунглей Амазонки. А ведь еще почти тысячу лет назад в океанах нашей голубой когда-то планеты плескались лишь нечистоты; Сибирская тайга была похожа на степь, утыканную пнями от срубленных деревьев и орошаемую лишь кислотными дождями; ледниковые шапки Гималаев были черны от сажи; пресная вода стала дороже золота. Бесконечные ураганы и землетрясения разрушительной силы терзали человечество. Невиданная жара быстро сменялась таким же невиданным холодом. Непременная гибель, очень похожая на изощренное самоубийство – вот каков был людской удел на пороге двадцать первого и двадцать второго тысячелетия. Но, видимо, запас жажды жизни человека не исчерпаем, Катя. Мы сумели преодолеть национальную и религиозную ненависть, глупые территориальные притязания, бессмысленный ад социального неравенства. Лишь объединив усилия, мы смогли выжить. И вновь на планете забили ключи ледяной и чистой воды; гордо вознесли к небу могучие ветви густые леса, но… Ни одна ошибка, дочка, не проходит бесследно для человека! Никогда уже в морях не раздастся крик дельфина, милого и добродушного существа; не выпустит с шумом вверх фонтан брызг гигантский кит; никогда на берегу тихой речки не раздастся чарующая трель соловья. Однако я отвлекся, а время между тем неумолимо уходит.
Итак, человечество разучилось писать письма. Модный в незапамятные времена эпистолярный жанр, представлявший собой целый культурный пласт, зачах и умер, как неизлечимый больной. Человеку обленился! Ссылаясь на неизмеримо выросшую скорость жизни, он перестал садиться за письменный стол, как когда-то незабвенный Пушкин, чтобы написать от руки несколько строчек другу, матери или любимой девушке. Да и зачем было утруждать себя?! Нажал кнопочку на компьютере или телефоне и связался с кем угодно, пусть он даже находится на другом конце земного шара. Техника сокращала фактическое расстояние между людьми, но до бесконечности увеличивала духовное отдаление между ними, умерщвляла сентиментальность.
Никто и представить себе не мог, Катенька, что в нашем двадцать третьем тысячелетии – твоем тысячелетии, дочка, - профессия почтальона возродится, а писать письма станет душевной потребностью многих и многих людей. И толчком к этому послужило осуществление давнишней мечты человечества – выход в глубокий космос. Технический прогресс, чуть было не сбросивший людей в бездну небытия, позволил, наконец-то, вырваться за пределы Солнечной системы, исследовать миры, о существовании которых мы и не подозревали ранее, обживать их. Парадокс! Технический прогресс, когда-то убивший письмо, его же и возродил.
Экспедиции в глубокий космос требуют долгой оторванности от родного дома. А ни где человек не чувствует себя так одиноко и так неуютно, как в космосе – среде суровой и враждебной к нему изначально. Сильнейшая тоска и ностальгия охватывает порой даже самых мужественных людей, когда свою родную планету ты не можешь разглядеть и в телескоп. В такие моменты как бы рвется невидимая, но очень прочная нить, связывающая тебя с родными и близкими, с твоим родным миром. Это страшное чувство, дочка! Я не один раз испытывал его на себе. Конечно, люди брали с собой фотографии близких, даже их голограммы, общались по электронным средствам связи, но все это было не то, как-то сухо и безжизненно. А в некоторые уголки Вселенной радиосообщение шло куда дольше, чем космический корабль.
И тогда один умный человек вспомнил вдруг про письмо; он синтезировал бумагу, восстановил древний рецепт чернил, изобрел абсолютно герметичный конверт. И оказалось, что письмо – одно из величайших изобретений человечества! Когда вдали от дома кто-нибудь получал письмо от друга, родственников или просто близкого человека, умиротворение и тихая радость поселялись в его тоскующей душе. При виде столь дорогого почерка, - а он ведь у каждого исключительно индивидуален, дочка! – будто сокращались миллиарды километров, парсеки свертывались в точку, и воображение перемещало человека к автору письма. Он словно беседовал с ним с глазу на глаз. Ведь в каждую строчку пишущий вкладывает свою душу, частичку сердца и совершенно мистическим образом это ощущает тот, кому адресовано письмо. А причудливые закорючки милого сердцу человека куда милее, чем четкость печатных букв. Герметичный конверт же позволял сохранить запах дома или аромат духов любимой женщины. Письма перечитывали по многу-многу раз и люди легче переносили разлуку с домом.
Второе рождение письма повлекло за собой и появление почтальонов. Теперь эту роль взяли на себя мужчины. Исключительно здоровые, крепкие и обученные действовать в самых неожиданных ситуациях. Ведь доставлять письма им приходилось не в жилой дом на соседней улице, а в места, где на каждом шагу могла подстерегать опасность, порой неведомая и необратимая. Многие фирмы стали доставлять почту по Галактике. В одной из них работал и твой отец – Глеб Артурович Назаров, тридцати лет от роду. Безусловно, строить специальные почтовые звездолеты было очень дорого. Поэтому почтальоны летали на плановых, так сказать кораблях. Кораблях, доставляющих пищу, научное оборудование, на кораблях разведчиков и так далее.
Именно на разведывательном звездолете я и ушел в свой последний полет. Двадцать пять косморазведчиков направлялись к Спиральной галактике, что находится в созвездии Цефея. В той галактике совсем недавно была обнаружена загадочная планетная система, из которой исходило любопытное радиоизлучение. В нем отслеживался весьма устойчивый ритм. Быть может, это было всего лишь природное явление, а может кто-то подавал нам непонятные сигналы. Конечная цель моего путешествия была несколько ближе. Наш корабль должен был остановиться для пополнения продовольствия и создания резервных запасов топлива на одной из планет, вращающихся вокруг звезды Каф, что является бетой созвездия Кассиопеи. Там живет небольшая геологоразведочная партия. Дело в том, что на этой планете богатейшие залежи редкоземельных минералов. Именно геологам я и вез письма от родных и близких. Всего лишь два дня я должен был пробыть у них и отправиться обратно с космическим тягачом. Не самое сложное задание, между прочим. Но в космосе, Катенька, не бывает ничего простого. Ни-че-го!
Необходимо заметить, дочь, что с того самого момента, как человек осознанным взглядом посмотрел на звезды, он уверовал в то, что где-то там, в немыслимой дали, обязательно должны существовать братья по разуму. Им приписывались разные свойства, разные качества. То людям казалось, что неведомые инопланетяне должны быть похожи на нас, то во много раз превосходить нас по уровню развития; то они мнились нам в абсолютно ином виде – от пауков и насекомых, до мыслящих океанов. Мы почитали их как богов, верили в них как в друзей, боялись их как изощренных и безжалостных врагов.
Но вот мы уже добротно изучили и даже обжили многие уголки нашей галактики, и – увы! Разумные существа никак не проявили себя. Даже следов их пребывания обнаружено не было. Хотя космос не оказался безжизненным. Отнюдь! Многие и многие виды растений, животных, насекомых обнаружил человек вне Земли. Одни из них были похожи на земных собратьев, а другие были столь диковинны, что ученым предстоит еще долго биться над их классификацией. Ты многих из них увидишь, доченька, в различных зоопарках, как на Земле, так и вне ее. Жалею очень, что никогда уже не смогу провести тебя за ручку по аллеям зоопарка, постоять у клетки с интересным существом, посадив тебя на плечи…
Итак, в прекрасную лунную ночь – такие ночи поэты издревле предназначают для встреч влюбленных сердец – наш корабль под символическим названием «Странник» стартовал с древнего космодрома «Байконур». Взревели двигатели, корпус корабля мелко задрожал, вырываясь из петли земного притяжения, и мгновение я завис посреди своей крохотной каюты в состоянии невесомости. Тут же включилось гравитационное поле, и я плавно опустился на ноги. В черной пустоте иллюминатора голубой шар Земли становился все меньше и меньше, пока не превратился в крохотную точку, словно булавочный прокол на бархатном мраке космоса. Вскоре и она исчезла из вида. Как много раз наблюдал я подобную картину! И каждый раз в сердце поселялся холодок отчуждения. Отчуждения от такого родного и привычного мира…
«Странник», как ему и положено, уверенно бороздил космическую бездну, будто по заказу избегая внештатных ситуаций. Полет проходил нормально, можно даже сказать – скучновато. В таких полетах начинаешь жалеть о том, что человечество не смогло пока овладеть техникой анабиоза. Почтальон, не смотря на свою должность, никогда не является балластом на комическом корабле. Он был полноценным членом экипажа, а не туристом. Мне приходилось заниматься и такелажем, и не сложной профилактикой приборов связи, и входить в состав вахты, управляющей звездолетом. Да много чего приходилось мне делать, дочка! Но перед сном я всегда пересматривал письма, что вез с собой. Нет-нет, я не перечитывал их. Ни в коем случае! Вскрывать чужие письма не только должностное преступление, но и человеческая низость. Представь, Катенька, человек изливал на бумагу свою душу, быть может, оголяя самые ее затаенные и болезненные уголки. Изливал для того, чтобы за многие миллионы и миллиарды километров от него другой человек прочитал эти строчки и обрадовался. И прочитать их должен был он и никто другой! Понимаешь, дочка? Никто чужой не имеет права влезать в твою душу без разрешения, не имеет права подглядывать твои мысли! Потому-то я рассматривал лишь конверты с адресами.
Какие разные они были, эти десять конвертов! Да, всего десять – услуги почты пока не дешевы. Цветастые, переливающиеся, светящиеся в темноте, с нарисованными на них розочками, птичками и поцелуями. Особенно мое внимание привлек нежно-розовый конверт. На нем, в правом верхнем углу, были нарисованы неумелой детской ручкой три человечка – большой, средний и совсем маленький. Маленький был посередине. Средний и маленький держались за руки, а большой стоял как-то поодаль, словно был вместе с ними, но держался отчужденно. Адресовано письмо было некому Дэннису Карлову, геологу. Я знать не знал этого Дэнниса, но маленькая приписка старательным почерком внизу конверта – такой почерк бывает у маленьких детей, когда они только-только начинают изучать прописи – поразила меня до глубины души. На конверте в одну строчку было написано: «Единственная моя мечта - чтобы ты тоже взял меня за руку». Обычно на конвертах не пишут ничего подобного. Так почему же ребенок, - а в том, что надпись и рисунок были сделаны именно ребенком, я не сомневался, - не удовлетворился письмом, а сделал надпись еще и на конверте, ничуть не стесняясь, что ее кто-то прочтет? Что заставило его пойти на столь нестандартный шаг?
Долгими ночами, всматриваясь в бездонный мрак космоса, я размышлял над этой надписью и находил лишь один-единственный ответ. По какой-то причине Денис Карлов расстался со своей женой, матерью ребенка, и тот безмерно страдал без отца. Так бывает, дочка, мужчина и женщина надоедают, исчерпывают друг друга и разбегаются в разные стороны. И в такой ситуации нет ничего трагичного, за исключением одного «но». При расставании больше всего страдают дети, тем более, когда они уже не в грудном возрасте и своим еще неопытным умишком могут давать детскую оценку происходящему. Как же так?! Папа, такой сильный и добрый, легко берущий тебя на руки, катающийся с тобой на захватывающих дух аттракционах, вдруг уходит куда-то и не рассказывает больше тебе на ночь сказки. Тяжело это понять маленькому человечку, очень тяжело… Так и этот мальчуган – почему-то я решил, что это был именно мальчик – в отчаянии написал письмо своему далекому и любимому папе, указав прямо на конверте свою заветную мечту. И спасибо его матери, что не поскупилась на услуги почты! Значит, не все еще там потеряно. Неизвестный мне Дэннис Карлов просто обязан получить это письмо! Я уверен: он возьмет-таки за ручку своего ребенка, и когда-нибудь я доставлю ему конверт, на котором все три человеческие фигурки будут держаться за руки. Мечты, мечты… Как бесконечно долог и труден порой путь к их осуществлению!
Полгода уже длился наш полет, до нужной планеты оставался всего месяц пути. В ту ночь я, еще раз просмотрев розовый конверт и убрав его в почтальонскую сумку, изготовленную из сверхпрочного и легкого материала, удобно устроился на койке, расположенной как раз напротив иллюминатора. Медленно проплывали за бортом голубые, красные и желтые точки звезд, уносились по бесконечной орбите кометы, несущие за собой длиннющие хвосты, проносились темные шары неведомых планет… Мои веки уже стали смыкаться, а сознание улетать в объятья сна, когда мощный толчок буквально вышвырнул меня со своего ложа. Корабль затрясло, взревели двигатели торможения, и в тот же миг вспыхнула в моей каюте красная лампочка тревоги, а в воздухе повис непрерывный, режущий слух писк. Быстро одевшись, я выскочил в коридор. По нему уже бежали люди.
Не прошло и тридцати секунд с момента подачи тревоги, как весь экипаж собрался в рубке управления. Здесь уже распоряжался наш командир, Кай Юханссон – высокий и широкоплечий мужчина слегка за сорок с мощной копной густых волос пшеничного цвета и твердым подбородком, символизирующим упорство. Он был то ли финн, то ли швед, то ли русский – так перемешались теперь национальности, что почти невозможно найти истинные корни человека, - и представлял Международную Службу Дальней Разведки. Ее эмблема в виде красной морской звезды красовалась на его иссеня черном комбинезоне.
- Друзья мои, - произнес он ровным и спокойным голосом, - мы подверглись внезапной и неопознанной атаке.
- То есть? – удивленно воззрился на шефа его первый помощник Леонид Алкснис, человек с рано поседевшей головой и слегка раскосыми глазами, что предавало его взгляду некоторое ехидство.
- Дай экран, Пит, - кивнул Кай дежурному бортинженеру.
Тут же огромный иллюминатор сменился экраном, на котором развернула свои красные щупальца Крабовидная туманность.
- Сейчас мы находимся прямо у созвездия Тельца, - продолжал командир. – Точнее говоря, в полутора астрономических единицах от звезды Айн, где находится ближняя граница Крабовидной туманности. Всем известно, что где-то в недрах этой загадочной туманности находится мощнейший источник радио и рентгеновского излучения. Так вот, на пути этого излучения встало нечто, что полностью поглотило его.
- Нечто вроде черной дыры? – выдвинул предположение Леонид.
- Не совсем, но очень похоже.
- Такого не может быть! – категорично высказался Айван Иванов, наш молодой и очень амбициозный астрофизик. – В данном районе не было отмечено никаких черных дыр. Там имеется нейтронная звезда, но…
- Я знаю, что такого быть не может! – строго сказал Кай. – Но взгляни на экран.
На экране появился курсор, который безапелляционно указывал в самый центр Крабовидной туманности. Там, на фоне звезд, окруженных едва просматриваемой дымкой, находилось нечто непрозрачное, словно точка на сетчатке глаза, мешающая воспринимать окружающий мир в полной мере.
- Из области пространства, указанной курсором, не исходит никакого излучения, не прорывается свет. Посланные туда сигналы исчезают, будто поглощаются чем-то. Похоже на черную дыру? – улыбнулся лишь уголками губ Юханссон.
- Похоже, - согласился Айван. – Но откуда?!
- Я еще не закончил. Насколько мы знаем, с поверхности черной дыры ни что не может вырваться. Ничто! Но случилось невероятное! Именно оттуда произошел выброс неизвестной нам энергии, который словно невидимое ядро торпедировал наш корабль. Скажу сразу, никаких поломок у нас нет. Мы будто подверглись удару из воздушной пушки; мощному, но не способному причинить нам ни малейшего вреда.
Все как-то сразу зашептались, заспорили, стали обсуждать странное происшествие, а командир стоял, широко расставив ноги и сложив руки на груди, будто наслаждался созданным впечатлением.
- Тогда из-за чего тревога? – прищурившись, спросил Алкснис, который, пожалуй, знал своего шефа как никто другой.
- Удар, друзья мои, был направленным. С полной уверенностью можно сказать, что в нас кто-то или что-то целилось. Потому-то нам и пришлось затормозиться и замереть на месте для детального выяснения обстоятельств.
В полукруглом и белоснежном пространстве рубки управления повисла звенящая тишина. Сказать, что мы были в шоке, значит не сказать ничего! Еще бы – целенаправленный удар! Никакие животные и уж тем более растения его произвести не могли. Такой выстрел мог быть осуществлен лишь с помощью техники, а технику делают люди. Или…
- В этой зоне есть какие-нибудь наши базы? – спросил Леонид.
Юханссон вновь улыбнулся лишь уголками губ. Вопрос был риторическим.
- Командир, - подал голос Пит, сидевший сейчас за панелью приборов. Обычно этот смуглый парень был жизнерадостен и улыбчив, любил похохмить, но сейчас в его темных уголках светилась нешуточная тревога.
- Да? - повернулся к нему Кай.
- Я не знаю природное происхождение той энергии, что накрыла нас во время удара, но… - он покачал головой.
- Не тяни, Пит! – поторопил его Алкснис.
- Непостижимым образом она проникла во все наши приборы и оставила метки - продолжил Пит. – Вот, смотрите!
Он нажал какую-то кнопку у себя на пульте, и Крабовидная туманность сменилась белым полотном, на котором чернело бесформенное пятно. Приглядевшись, в сюрреалистичном пятне можно было разглядеть изображение то ли десятиногого паука, то ли спрута, конечности которого причудливым образом переплелись между собой. «Паук» оставался неподвижным, лишь две его лапки постоянно совершали судорожные движения. Движения постоянно были одними и теми же, будто «паук» пытался подать какой-то знак. Мне, Катенька, манипуляции его лапок напомнили движения земных пауков, когда они подтягивают к себе жертву, запутавшуюся в их тенетах.
- И что это? – спросил Юханссон, обращаясь не конкретно к Питу, а ко всем присутствующим, но ответил все-таки Пит:
- Пока сказать не возможно, но такая штука появилась во всех приборах, на всех дисплеях, в левом нижнем углу. Ее не возможно увидеть невооруженным глазом. Перед вами изображение, увеличенное в десять тысяч раз.
- Это как-нибудь влияет на аппаратуру? – с тревогой спросил командир.
- Сложно сказать… - Пит неопределенно пожал плечами.
- А что, если попробовать пропустить изображение через дешифратор, - довольно робко подал голос Алексей Шехтов, невысокий, но крепко сбитый парень с жестким ежиком черных, как вороново крыло, волос. Это был его первый вылет в глубокий космос.
- Что ты хочешь сказать, Алеша, - повернулся к нему командир и посмотрел на него так, будто не расслышал его слов.
- Я хочу сказать, - слегка хриплым от волнения голосом продолжил Алексей, - что данный знак вполне может быть посланием.
Юханссон пристально посмотрел на молоденького косморазведчика. Трудно сказать, о чем думал в тот момент опытный покоритель космоса. Но мне кажется о том, что молодость, именно в силу своей неопытности, частенько может принимать довольно нестандартные решения. Порой – единственно правильные.
- Включить дешифратор! – коротко бросил Юханссон после пятисекундной паузы.
Пит незамедлительно подчинился.
Экран тут же стал непроглядно черным и огромный электронный мозг нашего корабля начал свою работу. Мне почему-то подумалось, что если бы слышали сейчас, как скрипят триллионы его извилин, то скрежет раздался бы на всю галактику. Через пять минут – довольно продолжительный срок для машины такого уровня – на черном экране вспыхнули пожарным цветом всего три слова: МЫ ЖДЕМ ВАС
Гул удивления, перемешанный с робким восторгом и ощущением причастности к чему-то невероятному и вместе с тем – долгожданному, прокатился по рубке управления. И я был горд в тот момент, дочка! Ведь эти три слова могли означать лишь одно: мы наконец-то столкнулись с соседями по Вселенной и они пытаются наладить с нами контакт.
Но радость, как не редко бывает в человеческой жизни, длилась отнюдь не долго. Слова, казавшиеся радушным приветствием братьев по разуму, мелко задрожали и растворились в черноте экрана, будто искры от костра в непроглядной ночи. И тут же на их месте появились другие, полные тревоги и притаившейся опасности: НЕМЕДЛЕННО УХОДИТЕ.
Как могли мы воспринять подобные противоречивые заявления? Не знаю, не знаю… Лично я подумал, что произошел какой-то сбой в нашем компьютере, и он запутался в таинственном знаке. А, быть может, это никакой и не знак вовсе? Так думал я тогда, но не теперь!
Первым начал действовать наш командир, как ему и положено по статусу и по опыту.
- Включить двигатели на полную мощность! – отдал он четкую команду. И хотя ни один мускул не дрогнул на его лице, мне почудились нотки отчаяния в его голосе.
Двигатели взревели, как на старте, корабль напрягся, завибрировал, словно хотел оторваться от земного притяжения. Но никакого земного притяжения не могло быть и в помине! Нас держало невидимым арканом нечто неведомое, но в бесчисленное количество раз более сильное, чем могучие двигатели нашего красавца звездолета. Теперь и невооруженным взглядом было видно, что нас тянет к тому подобию черной дыры, что неожиданно встретилось нам на пути. Обзорный экран вдруг вспыхнул и на нем возник тот самый загадочный «паук». Теперь он был огромен и занимал всю площадь экрана. Мы отчетливо увидели, что у него имеется пасть! Большущая пасть, очень напоминающая раскрытые во всю ширь челюсти акулы. Быть может эта была игра воображения, но мне показалось, что я слышу дикий и зловещий хохот какого-то плотоядного чудовища.
- Боевая тревога! – продолжал отдавать команды Юханссон. – Всем занять места согласно тревожному расписанию! Корабль перевести на ручное пилотирование!
Выбегая вместе с остальными членами экипажа из рубки управления, я, сам не знаю почему, обернулся. Наш командир, красный от напряжения, но по-прежнему со спокойным лицом, пытался вытащить «Странник» из невидимой петли. Тогда я еще и не подозревал, что его попытки окажутся тщетными…
Все дальнейшее происходило как в страшном и абсолютно нереальном сне. Я вбежал в свою каюту, быстро надел скафандр и прикрепил к правому боку свою почтальонскую сумку. Меня повлекло куда-то в сторону и я упал на пол. Становилось ясно, что звездолет начинает вращаться вокруг своей оси. Неожиданно свет погас и меня окружил беспроглядный мрак. Я попытался нашарить глазами иллюминатор, но так и не обнаружил его. Корабль стал сильно трястись. Так сильно, что у меня зубы застучали друг о друга, и не было никакой возможности остановить противную дрожь. Как долго продолжалась непонятная болтанка я определить не мог. Мне показалось, что целую вечность. Затем раздался громкий хлопок. Скорее всего, обшивка корабля не выдержала, лопнула и наш «Странник» стал распадаться на куски. Меня вынесло в непроглядную тьму открытого космоса и мысль о скорой смерти ярко вспыхнула в моем мозгу, еще до конца не осознавшем всю трагичность момента. Тут же что-то мощно и чрезвычайно больно ударило меня в правый бок, тот самый, на котором висела почтальонская сумка. От силы удара и вспыхнувшей боли я потерял сознание…
Сколько часов, а может быть и дней, я находился во мраке отключившегося разума, не известно, но, придя в себя, я не увидел ничего. Перед моими глазами стоял непроглядный мрак! Вернувшаяся вместе с сознанием боль говорила о том, что я все еще живой. Я попытался пошевелить сначала ногой, потом рукой и пришедшие ощущения поразили меня. Я лежал на какой-то поверхности! Скафандр не позволял определить степень твердости этой поверхности, но то, что я лежу, а не лечу в безвоздушном пространстве, было совершенно очевидно. Саднящая боль в правом боку обжигающе расползалась по всему телу. Страшный удар, по всей видимости нанесенный мне обломком корабля, не повредил гибкий скафандр, но несколько ребер мне сломал точно. Машинально проведя рукой по защитному стеклу шлема, я вдруг увидел тусклый свет. Счастливая догадка пронзила меня: мое «забрало» покрывает лишь плотный слой неведомой грязи или пыли. Я принялся яростно счищать ее.
Уже через полминуты я стоял на ногах и рассматривал мир, в котором я неведомо как оказался. И мир этот виделся мне абсолютно безжизненным. В тот миг я и не догадывался, насколько верными окажутся мои ощущения! Доколь хватало глаза во все стороны - от горизонта, до горизонта – простиралась пустыня, покрытая то ли белым песком, то ли белесой пылью. В неверном, мертвенно-бледном свете, это невозможно было определить. Откуда лился свет, было непонятно: над моей головой раскинулся абсолютно черный небосвод. Небосвод, на котором не было ни единой звезды! «Такого не может быть!» - мелькнуло в моей голове. Но это была данность, опровергнуть которую я не мог.
Вспомнив о почтальонской сумке, я схватился за нее. Красный, наипрочнейший материал сумки не выдержал удара и передний ее край был полностью разорван. Письма, которые я должен был доставить адресатам, бесследно разлетелись в открытом космосе! Превозмогая жгучую боль в боку, я снял сумку с плеча и стал ее вытряхивать. Зачем я это сделал? Не знаю! Ведь сумка была повреждена так, что в ней вряд ли мог сохраниться хоть клочок бумаги. Но бывают моменты в нашей жизни, дочка, особенно в минуты опасности или отчаяния, когда мы действуем как бы не по своей воле, а по едва ощутимой подсказке, пришедшей откуда-то свыше. Такие вещи не объяснимы, но они реально существуют… Я не поверил своим глазам, но из разорванных недр непременного атрибута почтальона выпал конверт. Секунда – и он уже лежал в пыли, тут же начавшей неспешно скрывать его. Отбросив в сторону сумку, я торопливо подобрал конверт. Это был тот самый конверт, про который я рассказывал тебе дочка! Совершенно непостижимым образом он оказался неповрежденным, и на нем прекрасно сохранились и бесхитростный детский рисунок и откровенная строчка под ним.
Я убрал конверт в нагрудный карман скафандра. В тот момент я и не думал, что мне представится возможность доставить его по назначению. Я знал лишь одно: необходимо как-то выбираться из безжизненной пустыни, окутывавшей меня, словно саван. Но для того, чтобы хоть куда-то выбраться, необходимо знать, хотя бы приблизительно, где ты находишься. А об этом я и не догадывался. Притяжение здесь было похоже на земное. Во всяком случае, движения мои были не тяжелей, но и не легче, чем на Земле. Так где я?
На левом рукаве скафандра любого космонавта существует шкала приборов, показывающая состояние среды, в которой он находится и его месторасположение относительно ближайшей, самой яркой звезды. Глянув на нее, я похолодел и даже на миг перестал чувствовать саднящую боль в правом боку. Все показатели обозначались одной единственной цифрой – нулем! Получалось, что я нахожусь… НИГДЕ! Здесь нет ни атмосферы, ни пространства, ни самого времени. Ничего! Абсолютная пустота и нежить. Но как же пыль у меня под ногами?.. Я отказывался понимать что либо.
В правом углу стекла моего скафандра замигал ненавязчивый огонек канареечного цвета. Это означало лишь одно – воздушной смеси в баллонах скафандра осталось не более, чем на десять часов. Десять часов! Именно такой короткий срок мне отпущен на жизнь и на попытку выбраться к людям. Начинавшие было пробуждаться чувства голода и жажды мгновенно куда-то исчезли, словно не хотели мешать рассудку в последние отпущенные часы.
Я принял решение идти, идти куда-нибудь, так как здесь не было направлений, а оставаться на месте я не мог. Уж лучше умереть в пути, чем безвольно ждать кончины, сидя или лежа на спине. Шаги мне давались нелегко: сломанные ребра делали болезненным каждое движение. Время шло, а мрачный пейзаж совершенно не менялся: все та же плоская, будто теннисный корт пустыня и беззвездное небо над головой. Мне казалось, что я просто топчусь на месте. Я иногда оборачивался, чтобы убедиться в том, что я иду, но и за моей спиной ничего не менялось, а следы, оставляемые мной в мертвой пыли, тут же затягивались, будто неведомый мне мир старался тут же уничтожить любые изменения, вносимые в него. Я и не подозревал в тот миг, что данное сравнение очень близко к истине.
Время, которое я потратил на путь, неизвестно, как и неизвестно расстояние, преодоленное мною. Потому как нет тут ни того, ни другого! Могу предположить только, что шел я около восьми часов – лампочка, возвещающая о том, что воздушная смесь заканчивается, сначала перестала мигать, потом ее желтый цвет стал более насыщенным; вскоре в нем появился розовый оттенок, и вот теперь лампочка горела ярким алым цветом. Дышать, а значит и идти становилось все труднее и труднее. Я как рыба, выкинутая из воды, широко открытым ртом заглатывал остатки воздуха; ноги стали ватными и непослушными. Я опустился на колени, понимая, что часы мои сочтены. Говорят, что перед смертью, вся жизнь человека пролетает перед его мысленным взором. Ничего подобного! Я видел лишь свою маленькую дочку, мою Катеньку. И чудовищная боль оттого, что я больше никогда не увижу ее, рвала на куски мое сердце.
Теряя силы, я лег на спину. Все-таки придется умереть на спине! Проклятая пыль тут же начала засыпать стекло скафандра. Мертвенный свет готов уже был навсегда закрыться для меня, как вдруг кто-то резким движением смахнул всепоглощающую пыль. Перед моим затухающим взором предстало нечто: на меня смотрели два огромных миндалевидных глаза, антрацитового цвета. Глаза были так близко к стеклу скафандра, что я не видел ничего, кроме них. Внезапно я почувствовал, что в моем мозгу кто-то пытается копошиться. Очень аккуратно и ненавязчиво, как умелый, желающий не навредить, гипнотизер.
- Не бойся, - вдруг раздалось у меня в голове. – Я не враг тебе.
Собрав остатки сил, я поднялся на колени. Глаза неизвестного существа отпрянули от меня, и я расплывающимся взглядом смог разглядеть их владельца. Яйцевидная голова, направленная острым концом вниз, на которой, кроме непропорционально больших глаз, ничего не было. Ни волос, ни носа, ни рта, ни ушей. Совершенно голый череп. Тельце существа было бледно-голубого цвета и казалось тщедушным; длинные трехпалые руки опускались ниже колен. Ноги были тонкими и ровными, а на широких ступнях отсутствовали пальцы. Я сразу же подумал, что неизвестный одет в скафандр, только более совершенный и гибкий, чем у меня. Существо стояло во весь рост, и я решил тоже подняться с колен. Не пристало разговаривать с собеседником, стоя перед ним на коленях: от такой позы неизменно веет унижением. Я стоял, пошатываясь от непреодолимого бессилья, и неотрывно глядел в глаза существа. Мы были с ним одного роста. Я уже догадывался, кто передо мной, но измученный кислородным голоданием мозг отказывался постичь всю торжественность момента. Ярко красное горение лампочки в правом углу стекла скафандра теперь сопровождалось звуковым сигналом. Комариный писк возвещал о том, что жить мне оставалось не более часа.
- Кто ты? – с трудом разлепил я пересохшие губы.
- Я не враг тебе, - вновь прозвучало у меня в мозгу. – Так же как и вы, мы искали встречи с братьями по разуму. Искали тысячи лет и все безуспешно. Никогда не думал, что мне доведется встретиться с представителем иной цивилизации подобным образом.
- Я – тоже, - я попытался состроить подобие улыбки. - Давай все-таки сядем, а то силы покидают меня.
Ничего не ответив, он первым уселся в пыль.
- Где мы? – спросил я, устраиваясь напротив него.
- Это – мир смерти, - прозвучал бесстрастный ответ.
- Что это значит?
- Это значит, что тут отсутствует жизнь.
- А как же мы? – задал я законный вопрос.
- Ты и сам знаешь, что скоро умрешь. Мне тоже осталось совсем не много.
- Так здесь не твой мир?
- Нет!
- Что с моими спутниками?
- Все погибли, как и мои…
- Мы в черной дыре? – спросил я неуверенно.
- Нет! – последовал резкий отрицательный ответ. - Ваш звездолет погиб бы еще на подходе к черной дыре. Здесь же просто мир смерти – и все! Потусторонняя Вселенная, если хочешь. В эту Вселенную можно попасть лишь одним единственным способом – через «черный вход». Время от времени такие входы появляются в разных углах всех известных нам галактик. Никогда не возможно предугадать – где именно. Они похожи на черные дыры, но гораздо меньше их по размеру и свободно пропускают в себя живую материю, которую потом пожирает прах и все превращается в пыль, что лежит у нас под ногами. «Черный вход» посылает как бы сигнал приветствия, а потом затягивает в себя живые организмы.
- Так мир смерти, - поразила меня чудовищная догадка, - разумен?!
- До конца этот факт не выяснен, - ответил собрат по разуму. – Мы посылали вам предупреждение, но вы, видимо, не поняли нас.
- Поняли, - с грустью ответил я, вспоминая последние действия нашего командира, - но было уже поздно. А как ты оказался здесь?
- Наш звездолет совершал разведывательный полет. Нам казалось, что мы обнаружили разумную жизнь, неподалеку от звезды желтого карлика…
- Вы летели из созвездия Цефея?! – выкрикнул я, не смотря на уходящие силы.
Последовала довольно долгая пауза, в течении которой я почти физически ощущал, как он изучает мой мозг.
- Да, - наконец прозвучал ответ. – В вашей классификации звездной системы именно оттуда.
- Боже мой! – от волнения мое и без того тяжелое дыхание стало еще более спертым. – Мы летели на встречу друг другу…
Великая встреча, думалось мне, встреча, которой ожидали мы на протяжении всей своей истории. Как много мы могли бы узнать друг о друге, многое почерпнуть друг у друга, но… Сама судьба отменила нашу встречу! А, быть может, лишь отсрочила?..
- У нас очень мало времени, - прозвучал в моей голове уже знакомый голос.
- Нас могут спасти? – попытался я ухватиться за соломинку, но…
- Никогда! – услышал я безапелляционный ответ. – Ты плохо понял меня. Ничто живое не может покинуть мир смерти. Мы обречены! Вот, - в его руке, словно у заправского фокусника, появился вдруг небольшой предмет кубической формы. Зеленоватый кубик легко умещался на его трехпалой ладони. – Это пространственный переместитель. Он может перемещать лишь неживую материю. Заряда аккумулятора хватит только на одно отправление. Ты можешь послать в свой мир нечто, что даст весть о тебе.
Что же, дочка, человек должен не только достойно прожить отпущенную ему жизнь, но и достойно принять свою кончину. Что я мог послать на землю? Мой затухающий мозг лихорадочно искал варианты. Письмо! Словно подсказка это слово прозвучало у меня в мозгу. Я выхватил из нагрудного кармана письмо неизвестного мне мальчика.
- Вот! – протянул я его инопланетянину. – Это все, что я могу послать.
- Ты уверен? – недоверчиво спросил он.
И тут еще одна мысль осветила мой мозг, словно вспышка молнии. В том же нагрудном кармане, из которого я извлек письмо, каждый почтальон носил ручку и несколько листков обычной бумаги. Нельзя допустить, чтобы гибель экипажа «Странника» была бессмысленной! Ни Юханссон, ни Алкснис, ни Пит, ни молоденький Алеша Шехтов, ушедший в свой первый и последний полет не заслужили этого…
- Подожди! – воскликнул я. – Я попробую написать письмо.
И я начал писать. Не знаю, откуда взялись у меня силы, быть может Господь даровал мне их, но я выложил на бумаге все, что хотел сказать. По крайней мере, самое главное. Конечно, я писал сумбурно и непоследовательно, но тому виной обстоятельства. Теперь ты будешь знать, Катенька, что произошло с твоим отцом! Что именно Глеб Назаров встретился с представителем инопланетной цивилизации и первым, как и положено почтальону, донес эту весть остальному миру. Мы не одни во Вселенной! Я впервые нарушу служебную инструкцию и вскрою чужой конверт, чтобы вложить туда это письмо. Да простит меня геолог Карлов! Я люблю тебя, дочь…»
Геолог Дэннис Карлов прочел последние строки письма, которое он извлек из конверта, невесть как оказавшегося у него на письменном столе. Почерк был неровным и расплывчатым, но он дочитал до конца. Письмо от сына Карлов даже не стал читать: он ненавидел свою бывшую жену и считал, что ребенка она родила не от него. Глотнув изрядную порцию виски прямо из бутылки, Дэннис поморщился и попытался осознать то, что прочитал.
- Бред сумасшедшего! – раздраженно сплюнул геолог. – «Странник» погиб год назад от столкновения с метеоритом. И зачем только держат этих почтальонов?..
Через секунду он бросил письмо вместе с конвертом в мусороуничтожитель…