Цветущая долина в самом сердце Андалузии в начале 17 века. По каменистой дороге налегке едет верхом благородный сеньор кавальеро, еще не старый, хотя и не очень молодой. Имя этого сеньора - Франциско Пачеко. Он - художник и родился здесь в Андалузии, добился известности, и даже славы в родной Севилье. Он решил посмотреть на других живописцев и на их творения. Для этого ранним июльским утром 1611 года Пачеко отправился в путь на север в сторону Мадрида, молодой столицы Империи, где были сосредоточены основные художественные ценности испанских королей. Через несколько дней путешествия, его взору открылся величественный вид на город Толедо, древнюю столицу Кастилии, с ее роскошным Королевским Алькасаром и грандиозным Кафедральным собором. С высокого берега реки Тахо путник увидел великолепную картину. В лучах восходящего солнца город светился желтыми стенами домов, древних крепостей и монастырей, построенных в мавританском стиле. Еще совсем недавно, во времена правления Карла V, Толедо можно было бы назвать «столицей мира», ибо в нем находился престол самой Могущественной империи Старого и Нового Света. Но теперь эта империя начала неуклонно разваливаться, теряя, вместе со своими владениями славу и блеск центра мира. Пачеко направил коня по узким средневековым улицам вниз к берегу реки Тахо, где рядом с еврейским кварталом, стоял дом, ради посещения которого, он приехал в Толедо. Это был большой дом знаменитого художника, грека, родом с Крита Доменикуса Теотокопулюса, известного здесь под именем Эль Греко или Доменико Греко. Пачеко увидел большой двухэтажный дом, из тех, что часто встречаются в Кастилии, с внушительным патио, окруженным деревянными галереями. Дверь открыл Хорхе Мануэль, сын художника, который представил Пачеко высокому худому старику. Внешность его была примечательна. Высоко поднятая голова с правильным греческим профилем. Высокий лоб, обрамленный редкими седыми волосами, седые же усы и остроконечная борода, которые носили тогда в Испании. И главное,- взгляд, полный ума и страсти. Франциско понял, что возраст не коснулся ясности и остроты разума этого человека, о разносторонних познаниях которого ходили легенды. По возвращению в Севилью, он попытался увековечить это удивительное лицо на холсте, но, к сожалению, портрет не сохранился. Слегка прихрамывая, Эль Греко пригласил гостя в дом. Все, что увидел там Пачеко, поразило его. Огромные пустые апартаменты, со следами былой роскоши, где когда-то шумели пиры, звучала музыка, велись философские беседы. Теперь дом был пуст. Всюду были видны следы запустения и упадка. Сохранилось лишь несколько старых стульев, два золоченых канделябра, да жаровня, около которой старик грел свои замерзающие ноги. Гость и хозяин вошли в огромную парадную залу, где когда-то принимались знатные заказчики. К потолку были подвешены удивительные восковые фигуры, для того, чтобы удобнее было изображать их с разных сторон.
И, наконец, заповедная комната – мастерская. В этой комнате нет следов запустения, в ней еще кипит активная творческая жизнь старого мастера. Все стены завешаны картинами – это уменьшенные копии всего, что хозяин создал за многие годы напряженного творческого труда. Хозяин и гость ходят от картины к картине. Эль Греко смотрит на свои картины и рассказывает о них. К сожалению, в своих воспоминаниях, Пачеко не сохранил точного рассказа Эль Греко, и сейчас, через 4 века, мы можем лишь предполагать, что сказал мастер, показывая гостю свои творения. «Да, - сделано много, я не сидел сложа руки и работал всегда с полной самоотдачей. Его голос звучит глухо. «Это одно из лучших моих творений «Погребение графа Оргаса»- Я писал его с 1586 года для местной церкви Сан-Томе. Здесь портреты многих местных идальго, мой автопортрет и портрет Хорхе Мануэля. А это портрет Великого инквизитора Нинье де Гевары» Он был здесь с его Величеством Филиппом III в 1600 году и совершал казни еретиков. Умный человек, как видите. Когда он смотрел на меня, казалось, взгляд его проникал в самую душу, ища там следы ереси. Мне кажется, удалось поймать этот взгляд. Мы вели с ним длительные беседы и мне удалось убедить его в моем видении истинной веры в искусстве. После этих бесед меня не трогали с обвинениями в нарушении принципов иконографии» . Они двинулись дальше.
А это – «Эсполио», одна из моих первых работ в Толедо. Я написал её давно, еще в 1578 году для местного собора Сан Доминго. Она тогда очень понравилась Его Величеству Филиппу II. Да, - это было славное время! Старик горько улыбнулся. Я очень хотел творить для Эскориала и вообще быть ближе ко двору. Казалось, судьба мне благоприятствовала. После бесплодного сидения в Мадриде, я прибыл в Толедо, полный самых радужных надежд и грандиозных планов. Рекомендации меня, как одного из самых талантливых учеников Тициана Вечеллио, которого очень почитали и Карл V и Филипп II, открывали мне все двери. И я сразу получил этот большой заказ от капитула Собора. Хотя некоторым мои вещи казались странными, но дух Высокой Веры, который исходил из них, и моя живопись, которая завораживала и вызывала религиозный восторг, делала их весьма популярными.
Когда мне заказали «Эсполио», я задался целью, с помощью колорита выделить Христа и поставить его так, чтобы Он доминировал над всеми. Я поместил Его фигуру в винно-красном хитоне самом центре. В его прекрасном лице мне удалось добиться спокойной просветленности и неземной отстраненности. Для улучшения восприятия я расположил композицию почти отвесно, при чем фигуры словно соскальзывают вниз и толпа, что позади Христа оказывается над ним. Этим я добился своей цели. Полубезумные лица разбойников, равнодушные стражи, темная злобно-враждебная толпа, оттенили светлый лик Спасителя. И здесь я показал всем, что можно сделать, используя возможности колорита. С помощью цвета я усилил все основные фигуры. Видишь, внизу фигуры трех Марий, при этом выделяется фигура Магдалины в золотистой мантии, а с другой стороны для равновесия я расположил грубую фигуру солдата, который деловито готовит крест для казни. Он являет полный контраст к неземной красоте и Божественной отстраненности Христа. На фоне общей сумрачно- сизой тональности горят крупные пятна красного, синего, зеленого, золотисто – желтого. При этом яркие звучные краски сочетаются с изысканными полутонами, которые особенно мне удались в золотистом плаще и серо- пурпурном платье Марии Магдалины. Посмотри на удивительную игру красок, мерцающих рефлексами на доспехах стоящего рядом с Христом военачальника. В этих доспехах яркие краски хитона Христа угасают в холодном сиянии металла. Теперь ты видишь, как высокую Божественную идею можно оттенить с помощью колорита!
Когда я закончил работу капитул монастыря оценил её только в 227 дукатов из-за якобы иконографической вольности. Что они – эти ограниченные монахи понимали в иконографии? Люди при взгляде на моё произведение застывали в благоговении, ибо глубоко проникались его высоким религиозным духом, мгновенно почувствовав все величие жертвы Спасителя. Я выиграл тогда суд, и, мою правоту подтвердило то, что глубоко религиозный и, при этом тонко чувствующий искусство император Филипп II, увидев мою роспись во время своего визита в Толедо в 1579 году, воскликнул: «Какая прекрасная живопись! Здесь есть тонкое чувство цвета - как имя художника?» Молодой человек, я понимаю, что все мы великие жрецы искусства, в душе должны быть чужды мирской славы. Но, я грешен,- ибо, когда все эти знатные вельможи, гранды и грандессы, эти напыщенные кавальеро, окружавшие короля вдруг расступились и повернулись ко мне.… Когда в наступившей тишине только мои шаги гулко раздавались по каменным плитам пола.… Когда под завистливыми взорами я склонился перед Властителем полумира, я решил, что пришел час моей славы и моего возвышения и моего бессмертия! Но я ошибся. Бессмертие совсем не в эфемерном внимании королей. Короли тоже смертны, а бессмертие - в искусстве, если оно дано от Господа.
Его Величество заказал «Мученичество св. Маврикия» для Эскориала, где хранились мощи этого святого.. Многие пришли советовать мне как её написать, чтобы Филипп остался доволен. Но я стал писать, как хотел, как я видел эту тему. Я трудился весело и вдохновенно, но Его Величество остался очень недоволен картиной, и предназначенное её место в соборе Эскориала - было отдано другому полотну.
Для меня – это было ударом, но я не потерял веры в себя и в свой Высокий дар.
Эсполио было для меня важной вехой в создании образа Христа. Я еще много раз возвращался к этому светлому и высокому Божественному образу. Пять лет назад я написал его для Толедского собора, но, несмотря на всеобщее восхищение, я остался внутренне неудовлетворен этой работой. Ведь Христос всегда многогранен, и для живописца – это самый привлекательный и самый сложный образ. Теперь я снова поглощен этим образом. Я работаю сейчас над апостольской серией, но я поместил в неё и Христа- Спасителя, одновременно Господа и Человека безгрешного, сосредоточие мудрости и наивысшей нравственности». Они подошли к еще незаконченному полотну с изображением Христа, стоявшему на подрамнике. «Посмотри на лик Спасителя. Разве в этом взгляде ты не чувствуешь всю глубину познания мира, всю нравственную полноту Высокого Прощения? А в живописном решении полутонов одежд Христа, в этих крупных световых пятнах розовых, малиновых, сине-голубых, очерченных на темном фоне тающей линией контура, разве ты не видишь подчеркивание и оттенение непостижимой красоты этого образа? Я специально выбрал темный цвет фона, чтобы осветить как бы изнутри этот лик, окружить его ярким золотым сиянием нимба. Чтобы этот глубокий всезнающий взгляд навсегда проник тебе в душу и укрепил в ней дух высокой Веры».
Франсиско Пачеко и Эль Греко еще долго беседовали, переходя от картины к картине. Сторонник более гладкого классического рисунка, учитель и будущий тесть великого Веласкеса, Пачеко не мог принять свободного и дерзкого взгляда Эль Греко о превосходстве колорита над рисунком. Однако величие личности этого мастера, его вдохновенная вера, острый философский ум и энциклопедическая образованность оказали сильное впечатление на севильского художника. Поэтому, он и написал об Эль Греко: «Хотя мы и писали в некоторых местах против его мнений и парадоксов, но мы не можем исключить его из числа великих живописцев, потому что имеются некоторые произведения его работы, столь яркие и такие живые, что равны произведениям самых лучших художников». Воспоминания Франциско Пачеко - это, пожалуй, единственное подробное свидетельство современника о Великом живописце.
Эль Греко умер через три года, и довольно скоро о нем стали забывать.
Масштаб и своеобразие его таланта были таковы, что он практически не оставил после себя достойных последователей его гения. Лишь сын художника Хорхе Мануэль, да ученик Луис Тристан пытались подражать живописной манере Эль Греко, но – тщетно. Они заимствовали лишь внешние аспекты его художественного стиля, не имея достаточно мастерства и таланта, чтобы проникнуть в глубину его духовного видения. Как написал во второй половине 17 века Хосе Мартинес: «У него было мало учеников: поскольку редко кто принимал его манеру, столь необычную и странную, что она была хороша только для него одного». Об этом неистовом мастере напоминали лишь его грандиозные полотна в Прадо, в Эскориале, его росписи в монастырях и соборах Толедо.
Через много лет, копаясь в покрытых пылью страницах книги записей умерших в приходской церкви Сан Томе, исследователи наткнулись на скупую запись: « 7 апреля 1614 года Доменико Греко, получившего последнее соборование в церкви Сан Доминго эль Антигуо. Оплачена свеча».
И только на рубеже XIX и XX столетий Эль Греко был открыт заново. О нем не только вспомнили, его, казалось, только тогда поняли по-настоящему. Многое, что не воспринимали современники, пройдя через века стало понятно дальним потомкам, увидевшим в полотнах мастера настоящее пророчество. Высокая одухотворенность образов этого необычного художника, его смелый колорит, которые создавали глубину и единство восприятия его религиозной живописи, было высочайшим образом оценено живописцами и зрителями. Его мастерством восхищались Поль Сезанн, Эдвард Мунк, Пабло Пикассо и Амедео Модильяни. Его великолепную живопись, приняло человечество нового времени. Как написал об Эль Греко в 1973 году критик Хосе Гудиол: «Его новаторские решения таковы, что никто ни в его время, ни после него не осмелился их повторить» Великий мастер вернулся из забвения, чтобы донести до нас всю глубину своего духовного прозрения и чтобы уже никогда не уйти из памяти потомков.
Сейчас Толедо – это важнейший туристический центр Испании. Но, кроме дворцов и монастырей, величественных соборов, миллионы людей снова и снова влечет в древнюю столицу Кастилии одно имя, неразрывно связанное с культурой этого города. Имя, в котором гордость, богатство и слава Толедо, имя великого одухотворенного Высшим светом мастера мировой живописи. И одним из лучших шедевров Эль Греко является его « Эль Эсполио» в Сакристии Толедского Собора.
Если Вы приедете в Толедо и войдете в прохладу этого грандиозного древнего собора, сочетающего в себе блеск мавританской и христианской Испании, созерцая " Эль Эсполио", Вы, может быть, вспомните вдохновенные слова сонета, написанного в 1609 году поэтом Фра Ортенсио Паравасино:
Божественный Греко, нас поражает не то,
что твое искусство умеет правдиво передать природу,
а то, что Небо, чтобы облегчить твой труд,
не поставило никаких преград твоей кисти.
Солнце не вращает свои лучи в небесной сфере так,
как ты в своих полотнах;…