Казусы службы

    

      В достоверность данной истории верится, конечно, слабо, но подполковник Капусткин клялся своей зеленой фуражкой за ее полную историческую правдивость.
      Произошла она в те славные времена, когда флот плавал, а разгильдяйства хватало во всех структурах, которые сегодня принято называть силовыми.
      Те, кто,  когда-либо жил на Курилах,  знают – главный Курильский вопрос это транспорт.  Аэропортов, в нормальном понимании этого слова, практически не было. Были военные аэродромы, да и те ужасного качества. Корабли и суда, конечно, мимо Курил проходили, но попасть на их борт, было сродни чуду. 
      Эта вечная проблема островных территорий, так красиво решенная  в соседней Японии, и до сего дня оставшаяся сплошным кошмаром  у нас.
     Какие только способы и уловки не применялись, что бы попасть на материк, особенно в летнюю пору. Начиная от дружбы с «нужными» людьми,  проходившей под бурные возлияния вечного жидкого эквивалента любой валюты, и заканчивая прямыми взятками им же.
    Этот короткий рассказ как раз и посвящен этой тяжкой для  курильчан теме и последствиям некоторых способов ее решения.
      На одну из застав Курильской гряды прибыл служить, скажем, так лейтенант Иванов. По прошествии года, как и положено, лейтенанту вышел причитающейся  отпуск.  Но появилась одна большая проблема - как добраться до материка. Решали ее всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Но учитывая, что лейтенант птица не большая, а платить деньги на взятку, скажем прямо, летеха отказался из принципа, то шансы его попасть в ближайшее время на материк, равнялись нулю. Вообще он был парень тихий, принципиальный  и ужас, как дисциплинированный. И на этой почве был у него «пунктик» в отношении того, что раз Родина его сюда направила, то пусть и до дома найдет способ как отправить.
      И вот, после нескольких недель ожидания, в момент наивысшего отчаянья, когда лейтенант уже и не надеялся увидеть старушку маму в ближайшее время, его вызвал командир заставы.  Он сказал, что пусть тот молиться морскому богу, в лице оперативного дежурного по Краснознаменному Тихоокеанскому флоту, давшему погрануправлению информацию о том, что завтра мимо острова в надводном положении будет проходить подводная лодка, идущая в Приморье с Камчатки к новому месту базирования. Так же командир объяснил, что подводники готовы принять лейтенантское тело на борт и доставить его в целостности и сохранности до приморской земли.  Радости Иванова не было предела. Во-первых, домой, а во-вторых, впервые в жизни, на подводной лодке, просто красота. Напившись по этому поводу до изумления, лейтенант сладко заснул.
     На следующий день моторка с  заставы с не протрезвевшим еще лейтенантом на борту подошла к застопорившей ход лодке и перегрузила счастливого отпускника. Оставшиеся грустно помахали ему в след и убыли на заставу. Пограничные будни пошли своим чередом.
     Через два месяца Иванов не объявился, и командир заставы стал нервничать по поводу загулявшего лейтенанта. Прошло еще дней 40-50, и он был вынужден доложить в отряд, что из очередного отпуска не прибыл лейтенант Иванов, и попросил начать поиски пропавшего.
      Домой родителям была послана телеграмма с целью выяснить, когда сынуля порадовал своим присутствием стариков. Ответ обескуражил. Лейтенант до родителей не доехал.
      Делом занялась военная прокуратура и Иванова объявили во всесоюзный розыск.
      Прошел почти год или около этого.  Все забыли про лейтенанта и розыском его уже ни кто, конечно же, не занимался. Вдруг с одним из вертолетов, привозивших метеорологам продукты, прилетел сам пропащий. Был он загорел дочерна, а на груди зеленой пограничной формы светился значок «За дальний поход» с изображением подводной лодки. Опешившие офицеры заставы уже сидя за столом, по случаю объявившегося из небытия Иванова, выслушали почти фантастическую историю.
      Попав на лодку, лейтенант первым делом, на правах гостя, стал отсыпаться за весь прошедший год. К тому же вечернее возлияние давало о себе знать. Сколько он спал, было не ясно, но корабельная беготня команды и сигналы тревоги его сильно не раздражали. Когда спать уже не хотелось в принципе, Иванов вылез из каюты размять ноги. Прошелся по отсекам туда – сюда пока не попался на глаза командиру. Тот вытаращился на него, как на чумного, и, заорав не своим голосом, потребовал к себе старпома. Тут и выяснилось, что пока он спал, лодка получила задание следовать вместо Приморья во Вьетнам на базу Кам Рань, для несения боевой службы в составе одного из оперативных соединений ТОФ. В начавшейся по такому случаю суете про подсаженного на Курилах лейтенанта- погранца все забыли, благо он и сам о своем существовании не напоминал.
      На главном командном пункте собрался военный совет из командования лодки. Всеобщим мнением было решено, о лейтенанте не докладывать, переодеть его и пристроить, для начала, на каких ни будь работах при докторе, что бы не сильно мешал. Самому же Иванову было сказано, что он временно поступает в распоряжение командования ТОФ.
     Напомним, что лейтенант был тихим и дисциплинированным, и мудро рассудив, что приказ есть приказ, он ответил «есть» и стал перво-наперво изучать устройство подводной лодки, чтобы не выглядеть полным идиотом в глазах моряков. Кстати сказать, к тому времени корабельная жизнь Иванову начала нравиться  – кормят превосходно он и дома в деревне  у мамки так не ел. Тепло, бегать ни куда не надо, прошел по отсекам метров сто и все, не то, что на заставе по 10 км ежедневно носился. А главное коллектив большой, веселый не то, что у них на границе. Одно угнетало лейтенанта, это постоянное чувство, ущербности и ненужности которое, он ощущал в постоянном общении с экипажем.   Презрительное прозвище «пассажир» не давало ему спать спокойно. Но все вскоре круто поменялось.
   
     По прибытию в Кам Рань, командир вызвал к себе лейтенанта. В доходчивых формах он объяснил, что в этой жаре, при отсутствии кондиционеров, экипаж на лодке жить не сможет, для этого предусмотрены береговые казармы.  Лодка же, будет находиться под охраной дежурно-вахтенной службы. Однако, учитывая нестабильность в мире, а так же возможную активную деятельность диверсантов вероятного противника, да и просто всяких козлов, предположительно способных помешать нормальной службе экипажа, ему Иванову необходимо наладить охрану и оборону корабля с целью недопущения провокаций и всевозможных инцидентов. А для доходчивости, командир пояснил, что пирс, к которому пришвартована лодка, является чем-то вроде государственной границы, а охранять ее лучше Иванова, ни кто не обучен.
     Лейтенант уже попривыкший к морской службе, ответил – «есть», и приступил к делу, да так, что командование эскадры скоро стало их лодку ставить в пример другим по качеству несения караульной службы.
     Автоматы у бойцов блестели, да сами матросы под руководством лейтенанта регулярно стали посещать стрельбище и добились значительных результатов в стрельбе и гранатометании. Рукопашный бой, был введен в ранг обязательного, а не декларируемого атрибута физподготовки, и через полгода экипажных матросов вся база обходила стороной.
     Была еще масса, не свойственных флоту, но эффективных на практике нововведений, позволивших улучшить систему охраны и обороны лодки, а заодно и всего сводного дивизиона подплава. Что не говори, а погранцов при советской власти учили добротно.
     Одиннадцать месяцев прошли быстро, и Иванов попал обратно в Союз, где был отпущен с богом на все четыре стороны. За это время он сумел сдать зачеты на несение дежурства по кораблю. Командир был им очень доволен и предлагал перевестись во флот, хотя понимал, что из КГБ в МО так просто не отпустят.
     Лейтенант, счастливый убыл сразу к месту прохождения службы, сожалея об одном, что так и не получил инвалютных рублей, положенных за пребывание за границей, так как официально в составе экипажа не числился и финансисты на него не рассчитывали.
     Вот так  в Курильском погранотряде появился лейтенант, ходивший на боевую службу на подводной лодке. Он долго еще служил в пограничных войсках, но очень дорожил, и никогда не снимал заслуженного значка  «За дальний поход», и при дружеских застольях третий тост поднимал всегда за тех, кто в море, объясняя попутно присутствующим прелести и сложности неведомой для них, «береговых крыс», флотской службы.