Мы шли по краю светлого августовского леса. Было около двух часов дня, воздух плавился и дрожал от непереносимого зноя, но в тени было даже прохладно. Лес шумел спокойно, будто сознавая свое предвечное превосходство перед нами, смертными.
Он смотрел в сторону, его золотистые ресницы трепетали, пряча отстраненные глаза. Он был далеко. Изредка на лоб набегали морщинки.
Под корнями берез встречались коричневатые шляпки грибов, которые когда-то заставляли меня забывать обо всем на свете. Теперь я смотрела на них с безотчетным удовольствием, но без малейшего интереса.
Когда он впервые сказал: «Так больше не может продолжаться», я поняла, что все действительно кончено. Это было месяц назад, и весь этот месяц мы пытались исправить последствия этой неосторожной, но такой искренней фразы. Исправить не удалось – просто обоим стало понятно – это так.
Идя с ним рядом и смотря на него сбоку, я понимала, что он – почти я. И мне будет больно в тех местах, где швы разойдутся. Это все равно, что разделить сиамских близнецов. Впрочем, он так не думал. Он жалел меня, а сам только и мечтал о свободе.
Страдание – то, что всегда доставляло мне некоторое удовольствие. Он заметил это даже раньше меня. Он знал: когда я плачу, когда я не могу смотреть на мир из-за каменности век, когда каждая травинка в поле и каждый прохожий говорят, что они счастливее меня – мне хорошо. Он ненавидел это во мне. И не только это.
- Опять? – с досадой обратился он ко мне, словно проследив ход моих мыслей.
- Что опять?
- Не притворяйся, что не понимаешь!
- Так объясни.
- Ты идешь и гложешь себя, получая наслаждение от того, что находишься в процессе боли и переживания.
- Отнюдь. Я думаю о том, как проведу на море полсентября! – вызывающе сказала я.
- А еще ты вечно говоришь не то, что у тебя в голове, - мстительно заметил он.
- Прости, но здесь ты не властен. Думаю, что хочу… Ну, и говорю, соответственно, тоже.
- Тогда не говори сейчас себе, что я тебя бросил. Мы расстаемся, ты приложила к этому руку, и существенно.
- По крайней мере, я старалась сделать так, чтобы тебе было хорошо. Ты устал. Я слышала, такое нередко бывает.
- Ну вот, у нас снова зашел разговор о невинной мученице. Я счастлив, что ухожу, понимаешь? И больше всего доволен тем, что ухожу ОТ ТЕБЯ! Я устал от постоянного контроля, скрытого под маской заботы. Меня все в тебе злит.
- Ну ладно, что там говорить, все так все, – как можно спокойнее сказала я. – Я собрала вещи и завтра утром уезжаю. А ты как хочешь. Ты ничем мне не обязан. Если тебе от меня еще что-то нужно, скажи сейчас.
- Мне? Ничего. Хотя… Думаю, в дальнейшем видеться не стоит. Надеюсь, ты не будешь предлагать мне «остаться друзьями»?
- Нет…
- Ну тогда всего хорошего.
Он резко остановился посреди тропинки.
- Иди.
Несколько шагов. Непреодолимое желание оглянуться. Еще несколько. Нет сил идти дальше. Ускоряю шаг. Все тяжелее и тяжелее.
- Постой, - его тихий голос почти за моей спиной.
А я думала, что ушла далеко. Неясная надежда…
- Я заказал такси на сегодняшний вечер.
2.
Странно. Как он все же ненавидел меня… Из окна такси видны поля и перелески. Райская погода. Такая же, как месяц назад, когда ехали сюда. Тогда он то целовал, то отталкивал меня. В его непонятных глазах то скука, то страсть, то темнота. Нет, он никогда не любил, и никогда не врал, что любит. Спасибо хотя бы за это…
Правда, его обвинения в изменах – ложь. Он знал, что я не делала этого. Но ему нужно было рациональное оправдание тому, что он хотел меня убить. За то, что я слишком хорошо понимала его. За то, что я знала, в какой момент он хочет ударить меня, а в какой – обнять. За то, что я знала, когда нужно молчать, а когда – разговаривать. За то, что я уходила из дома, когда он не желал меня видеть.
Все это в конце концов стало похоже на фарс. А на самом деле я просто пыталась отдать свою привязанность тому, кому это совсем не нужно.
Вернувшись в Москву, в первую очередь, пообрываю старые связи. Ни с кем говорить не буду, встречаться… Ни с кем. Это будет время отдыха. А потом… Потом я буду тешить себя какими-нибудь мыслями. Он убил меня, но по моей воле… Забавно.
Перелески… Опять шансон у водителя… До того раздражает! Но говорить об этом не хочу. Какие же холодные у него глаза, как оскорбительно сквозь меня… Не думай об этом, успокойся… А его друзья? Один из них – сочувствующий. Приехать, купить бутылку вина хорошего, любимого… Что-то мешает. Почему-то уверена, что если начать, остановиться будет трудно. Встречи… Расставания… Или, как это называется, версты…
- Не плачьте, пассажирка, все будет хорошо, - говорит водитель.
- Спасибо. У вас можно курить?
- Извольте…
Закуриваем. Версты, версты… Бесконечная трасса. Путь в небо. За спиной – только пепел из окна «реношки». Моя сигарета раскрутилась по ветру… До чего ж чудесная погода… Улыбки солнца. Вот только могилы – через каждые сто метров – кресты, венки поблекшие… Плохая трасса. Кому-то – путь в небо, кому-то – еще куда-нибудь.
- Не поеду я на море…
- И не надо, чего вы там не видали? - водитель говорит это охотно, живо.
- Простите.
Все у меня потерялось, я расслабленная и неуверенная… Выхожу из машины, сажусь у подъезда своего на асфальт у заборчика… Курю опять. Смутно хочется молока, но в магазин идти нет желания…
Захожу в квартиру. По-летнему пусто, светло и прохладно. Надо бы пыль протереть везде. Пью воду из-под крана, бреду в тихую спальню, ложусь на кровать…
Кончено. Теперь точно все. Мягкая кровать обволакивает, напряжение почти спало.
Приходит ясная, холодная мысль: на чужой каравай рот не разевай. Черт возьми, как это верно! Все же, поза мертвых, «сарасана», етить ее, полезная штука. Лежу, раскинув руки. Вокруг меня вьется запах дороги – пыли, бензина и усталости. Чужое – оно не всегда кому-то принадлежит. Достаточно того, что оно не хочет принадлежать тебе. Это не только к людям относится – может быть и вещь «не твоя».
Себе это, разумеется, трудно доказать, но достижимо, при большом-то желании и дружбе с собой. Не твой, не твоя, не твое - ну так откажись, не мучайся. Кстати, как-то легче, когда отказались от тебя. Ответственность снимается с тебя автоматически.
Ловлю себя на странном занятии – кружа взглядом по комнате, ищу вещи, которыми можно убиться. Или на которых повеситься… Окно не прокатит – первый этаж. Крики детей на улице невыносимы. Ветер треплет занавеску.
Вообще, достигнув определенного уровня Просветления (последнее время на нем немного клинит), человек начинает правильнее относиться к происходящему с ним. Кто-то мне говорил, что самое приятное и спокойное ощущение он испытал, когда понял, что некоторых вещей он изменить не может.
Есть Рука Судьбы, пусть она этим и занимается, а я сложу лапки или раскину их в стороны, и отдохну душой.
Услышав, я сразу этому поверила. Потому что телесный сон – это одно, а где взять сил для восстановления несчастной, замученной и порабощенной души? В школе, ясно это вижу, сказали бы: «Ты что? Душа обязана трудиться! Надо работать над собой, не покладая рук!» Ребенком я думала, что нельзя иначе. А на самом деле, нельзя ТАК. Иногда необходимо отрешиться. Слово-то какое прелестное…
И еще поняла, что не всегда работает пословица: «От себя не убежишь». Переезжая с места на место, можно себя чувствовать абсолютно кем угодно и как угодно… Но нелепый и душный Крым, какая-нибудь Турция, лубочно яркие острова – их нельзя делать частью твоего второго «я», потому что это всего лишь отдых – и ты знаешь, что неизбежно вернешься к привычному. К себе, если угодно. Да и не хочется мчаться сломя голову за тридевять земель с чемоданами, чтобы упасть без сил на пляже, и все остальное время пытаться обрести душевный покой. Вот Монголия, Румыния – дело другое. Кочевать – душе и телу только на пользу.
Тоска не ездит за твоими плечами по всем уголкам земли, вцепившись тебе в шею, как ведьма-панночка из «Вия». Тоска – это, скорее, одежда. Ее можно скинуть, поменять, перешить или попросту износить до лохмотьев. Тоска часто принимает разные формы, в зависимости от того, что сидит у тебя внутри, еще глубже, чем она. И частенько она бывает приятна.
Есть Рука Судьбы, а я сложу лапки… Смеюсь и не верю, что смех вовсе не горький, а радостный. Спокойный, по крайней мере, и умиротворенный. Но это так.
Чуть позже, когда я уже сижу за кухонным столом и пью кофе, изредка складывая лапки, поднимая глаза к потолку и призывая блаженное «ни за что не отвечание», ко мне приходит мысль, что я не любила его. И мне от этого сознания слегка неловко, но, опять же, хорошо…
Я поездила по свету, поговорила с людьми. Кочевать оказалось не только полезно, но и приятно. Солнечная, сухая Монголия – кобальтовые небеса… Башкирия – хвойный рай, горы и родники, море кристального воздуха… В Румынию не успела – влюбилась. В Москве. И удивилась – как легко определить истинное и как может быть стыдно за надуманное.
Через два с половиной года, идя по парку с любимым и, главное, любящим мужем, я поняла, что не смогла бы оценить всю искренность и полноту наших чувств, если бы не та тяжелая, грустная и, на первый взгляд, бессмысленная связь.
Весна, 2009.