Билет в один конец

Валерий Шум 12
Стала сниться бывшая жена. После развода никогда не снилась, а теперь в лучшем виде. По три раза за неделю. Причём всякий раз в постельных тонах. Повернуться бы на бок и забыть. И вдруг явилась словно ливень за шиворот, подарив бежевые вельветовые штаны и зажигалку, поставила на стол бутылку греческого коньяка и выдохнула: "Все немцы сволочи!"
Когда выпили по две рюмки поведала, что жизнь с неправильным немцем не сложилась. Да и вообще этот Фархат – какой-то нервный тип, терзаемый бесконечными эдиповыми комплексами. Так и сказала: «эдиповыми»…

«Фархат похож на меня, вот и бесится. Только, какой он немец, если Фархат? У немцев другие имена, всё больше: Рихард, Фридрих, Карл…»
Стала показывать фотографии.
Дрезденская галерея, Бранденбургские ворота, виды Мюнхена – не произвели впечатления. Они в швейцарских Альпах, а через мгновение уже на Елисейских полях.

Он спросил:
- А почему  Фархат оказался «сомнительным немцем»? Вполне сложившийся Зигфрид. Какая у него сейчас фамилия?
- Его имя: Хаджи Юсеф Фархат Бахрейба!
- Выходит, не совсем Зигфрид, а ещё и Карломаркс.
- Нюрнбергский мейстерзингер!
- Вот бы не подумал.
- Что?
- Что твоим следующим мужем снова буду я.

Сейчас одна. Работает не по профессии, а патронажной сестрой. Имеет счёт в банке и аусвайсс. Максимка? Надо же! Наконец-то о сыне вспомнил. Макс, естественно, учится. Да, приехал вместе с ней. Сейчас он у мамы в Отрадном…

Греческий коньяк или гипноз? Как она ушла в ванную, и, выйдя в его махровом халате, нашла в шкафу чистые простыни, тщательно всё расстелила, включила торшер и уложила его рядом с собой?

Не исключено, что он сам прыгнул в эту бездну-лагуну.
Как и не было пяти лет. К близости всегда относилась с пафосом. И ведь никогда не умирала в оргазме. А тогда разыгралась трагедия Шекспира. Со стороны наверное можно было подумать, что он её убивает. В момент кульминации в мозгу неожиданно пронеслось: «Фархат и охнуть не успел, как на него Абдель Насер».

- И много баб у тебя здесь было? – вроде без всякого интереса, слезая с члена, спросила, когда начался антракт.
- Изрядно, – ответил он. – Только ты первая.
- Что значит «первая»?!
- А то и значит, что ты первая задаёшь такой вопрос. Все остальные, надевая мой халат, никогда ни о чём не спрашивали. Даже обидно. Не поверишь – выходит из ванной, снимает с себя всё, встаёт в нужную позу, и ни о чём не спрашивает!

- Почему?
- Уста заняты поцелуем.
- Ты стал другим.
- Вряд ли.
- Ты стал каким-то скорлупочным.
- Вроде грецкого ореха с турецким паспортом?
- Здесь теперь всё иначе. Люди улыбаются даже в магазинах и метро.
- Ты не видела изнанки.
- Возможно…но я пытаюсь понять.

«Поймёшь ли ты, если я сейчас скажу, что сменщицей этого халата является твоя школьная подруга – Неля Астаховская»?
Она вдруг заявила:
- Аугенталлер ужасно ревнив…
- Какой ужас...
- Аугенталлер – мой шеф, начальник отдела социальной службы.
- Социальной службы Абвера… чего мне всегда не хватало, так это формы. Зато содержания, хоть отбавляй!
- Однажды он меня ущипнул.
- Было бы справедливее, если бы он тебя покусал.

При свете дня одна подруга в сравнении с другой – почти ничего общего. А в полумраке их силуэты удивительно похожи. Как-то Неля Астаховская проснулась среди ночи и стала нежно требовать от него известной состоятельности.
- «Подожди… - гладя её по голове, сказал он. - Я ещё не совсем готов…»

- Как, говоришь, фамилия абверовца?
- Аугенталлер…
- Ау-у! Ау-у, герр Талер, ты ужасно ленив, вернее, ревнив…А я уже готов!
- Негодяй, – она засмеялась, оценивая степень его боеготовности, а он подумал, что все её движения остались такими же, как прежде. «Значит, делает всё искренно, не притворяется…»

- А с Нелей встречаетесь? – снова, вроде бы между делом, спросила она. Он задумался: "Неля принимала нужную позу позавчера. Мысли мои она читает, что ли?»
Он громко чихнул, и только после того как вытерся носовым платком, ответил:
- Неля? Это худенькая такая… шатенка? Да виделись как-то.
- Надо же, как всё здесь изменилось. Пять лет назад Неля была брюнеткой, несколько расположенной к полноте, «худощавая, но с полными ногами. А ведь ты с ней спал ещё…» Вероника ткнула его локтем в бок и рассмеялась. - Половой гигант …

На следующее утро, сославшись на простуду, он не пошёл на работу и они продолжали заниматься тем же, что и вчера. Он никогда не считал себя суперстаером – это когда в несколько этапов бегут очень длинную дистанцию. А ещё есть такой вид спортивного издевательства, который называется «триатлон» - сперва плывут, затем бегут, потом едут на велосипеде. В тот день творилось нечто невероятное, пожалуй, был триатлон с барьерами. Вечером у него закралось подозрение: «А может, она мне что-нибудь подсыпала?

Эти сомнительные немки знают толк в таких вещах». Дважды бегал за вином, но почему-то не хмелел. Ночью, во время любовной утехи, сорвалась со стены книжная полка, которая висела над диваном, и на них посыпалась медицинская энциклопедия, все двадцать восемь томов. У Вероники оказалось ушибленным плечо, а ему корешком одной книги попало прямо по носу и пошла кровь. Было больно, непроизвольно текли слёзы, в стенку стучали соседи. Ну не мистика ли? Ведь книга открылась на том самом месте, где описывались симптомы носового кровотечения.

- Интересно, а если бы книга открылась, к примеру, там, где рассказывают о мужских болезнях?
- Видимо, мы сделали что-то не так.
- Значит в следующий раз заглянем в камасутру.

Она пробыла в Питере только неделю, и виделись они ежедневно. Три раза он встречался с Максимкой. Первое, что потрясло, - это жуткий акцент, с которым говорил по-русски его сын. Да и не говорил даже, а больше объяснялся: «Папа, что есть «закусочная»? Вас ист дас – «крьепкие напитки»?
- Представляешь, у него чистейший баварский диалект! – хвалилась она.
- Слава богу, меня называет пока ещё папой, а не каким-нибудь хером!

Он не был в Отрадном лет семь, и был уверен, что никогда уже сюда не вернётся. Чувство глухой тоски хотелось задавить водкой, она угощала мозельским. Потом они, как бы семьёй, ходили в Эрмитаж и Русский музей, и даже забирались на колоннаду Исаакиевского Собора. По небу неслись тёмные тучи, в лицо летели пригоршни дождя, а площадка колоннады ходила ходуном от ветра. Максимка пытался подойти к самому краю, чтобы бросить вниз бумажный самолётик. Она заглядывала в глаза, а он вытирал платком её влажную щёку.

- Странно, ты плачешь, а тушь не размазывается.
- Я не плачу. Это от дождя и ветра.
И через два дня уже прощались в Пулково. Накануне он не спал всю ночь, придумывая очень важные слова, которые должен был сказать Максиму. Однако толком так ничего и не сказал, лишь поцеловал, и, вздохнув, родил:
- Звони, сынок, не забывай… И я тебе буду звонить.
Максиму было одиннадцать лет и он уже многое понимал. Стоял рядом, молчал. И вдруг бросился к отцу на руки. Точно так же, как и тогда, пять лет назад. Даже Вероника не выдержала и прослезилась. И вроде бы несколько раз повторила: «Я дура, я дура…»
- Ядура? Вроде бы есть такое имя? Кажется, это где-то в Польше?
- В Польше – Ядвига. Я тебе вызов пришлю. Сразу же, как приедем…

Она действительно прислала этот свой «вызов». Словно на дуэль. И началось. Все события последующей жизни стали происходить под каким-то дивным углом зрения.
- Что-то ты сегодня какой-то…рассеянный с улицы Бассейной, – пожав плечами, сказал  отставной военный хирург Стрелков, когда они курили на лестнице. - Третий раз предлагаю ему пропустить сегодня по маленькой, а он – ноль внимания…

- Вы стали неадекватным и неопрятным! – ругалась зав отделением Сидоренко, смазливая 40 летняя тётка с умопомрачительными ножками и задницей. - Посмотрите, что вы написали в амбулаторной карте?!
Он прочёл, и волосы на его голове встали дыбом: «Она не ведает о том, что творит…поскольку, высказывая суицидные мысли, пытается свести счёты не с жизнью, как таковой, но с совершёнными ею проступками двадцатилетней давности, ибо они являются как бы иллюстрацией неискуплённого греха…»

- Мы принимали вас на работу врачом неотложной помощи… - напомнила Сидоренко, и зачем-то посмотрела на секретаршу Людочку, которая в этот момент с видом Анки-пулемётчицы терзала раздолбанную клавиатуру старого компьютера.

- Ведь это – не запись врача, - продолжала Сидоренко. - Ведь это… какое-то зашифрованное обращение к братьям по разуму… ни температуры, ни давления! Я уже не говорю о прививках, но где подпись и число, в конце-то концов?!
"Взять бы тебя сзади... - подумалось вдруг, - прямо здесь... интересно, понравится ей сзади?"

Когда закрылась дверь, Сидоренко так и застыла в недумении:
- Что значит сзади?!
"Не хотите сзади, можно и спереди!"

- Тебе надо продавать хату и валить в фатерлянд, – сказал фельдшер Тихомиров, когда они сидели в какой-то пивной.
- Моя земля отцов здесь! У меня старая мать… да и кем я там буду работать? Патронажным братом?!
- Ну и что? Зато будешь всегда с патронами!
- У меня нет охотничьего ружья.
- Купишь себе шмайссер.
- И каску с рогами.

Питер всегда считался изысканным, но каким-то тесным, что ли, городом. Если судить по количеству жителей, то он – мегаполис. Но если рассматривать его через призму распространения слухов – немногим больше райцентра. Короче, город- побратим посёлку Отрадное. Откуда, спрашивается, могла узнать Неля Астаховская о его реминисценциях? Но узнала и звонит:

- Нам надо встретиться!
- Не думаю, что это было бы правильным решением.
- Твой цинизм не знает границ!
- Послушай, я живу, вроде бы, сам по себе, и если во что-то и вляпался, то это – моё личное дело!
 
- Ты пьёшь?
- А разве я могу воспринимать тебя трезвым? Ведь даже по телефону ты звучишь, как сирена скорой помощи в симфоническом оркестре!
- Псих ненормальный…
- Хорошее, нужное слово для выяснения отношений.
- Я беру такси.
- И что это даст? Я закроюсь на все замки, умру, и убью соседей.
- Я вызову слесаря из жилконторы и он выломает твою дверь.
- Слесаря? Красивая фамилия. Хм… Неля Слесаря! А я выброшусь в окно!
- С первого этажа.
- Не забывай, я выброшусь в окно уже мёртвым!

Неля работает администратором в медицинском центре по прерыванию то ли беременности, то ли запоев. И не совсем понятно: то ли у животных, то ли у людей. Такой вот современный высокотехнологичный парадокс. В общем, в том самом заведении, где в любое время дня и ночи готовы всех котов кастрировать, а мужиков «подшить» от пьянства при рождении. Впрочем, не будем о грустном… да и вообще, что она может понимать в тонкой мужской организации ума?!

Через час она приехала, испуганная и взволнованная. Тонкие пальцы не в состоянии удержать сигаретку. В конце концов Неля успокоилась, достала из пакета "Лыхны», и, усевшись на кухне рядом с ним, устало вытянула стройные ноги.
- "Лыжное"? - удивился, вертя в руках бутылку с вином.
А потом, разглядывая Нелю, вдруг подумал:
«Действительно, бёдра слегка полноваты, а на пальцах этот… нижний маникюр».
Затем  снял с неё самое верхнее, потом нижнее.
- Это то, что сейчас нам надо?
- Скажешь тоже...

- Представляешь, я сегодня буквально запарилась. Столько было больных, столько больных! У кого-то диагностика, у кого-то прерывание, у кого-то «подшивание», у кого-то «подтяжка»… Одна женщина была с угрожающим выкидышем…

- Выкидыш?! Это - я.
- Успокойся.
- Всё так.
- Что так, что так?
- Всё нормально.
-Ты на мне теперь женишься?
- Только не надо меня подтягивать! Но и прерывать меня не надо! Ни в коем случае, не надо прерывать! Хотя…если, конечно, вам очень хочется, то давайте ложитесь, и мы снова прервёмся. Но только медленно и, как говорится, с пафосом печали … потому что важна каждая доля секунды, а мне нужно разглядеть ещё весь ваш макияж и другие нюансы косметического мастерства…

Затем случился конфуз, потому что внезапно вернулся из магазина фельдшер Тихомиров, с водкой и закуской, - у него оказались ключи, а они в этот момент занимались тем, чем обычно занимаются вдвоём. По крайней мере, в этой ситуации, Тихомиров уж точно был бы лишним. Он это сразу понял.
А как тут не понять, если Тихомиров считался алкоголиком-женоненавистником? Всё, должно быть, выглядело нелепо, поскольку сопровождалось вознёй и смехом, да и входная дверь находилась прямо напротив дивана, поэтому любовники предстали перед Тихомировым в виде скульптурной группы: «Обнажённые махом».

- Закрой дверь, развратник! Разве не видишь, что люди сливаются в припадке отчаянной тоски и печали?

- Ну, не идиот ли?– покрасневшая, то ли от страсти, то ли от стыда, громким шёпотом говорила потом Неля, застёгивая штрипку на чулке.

На следующий день он отправился оформлять загранпаспорт. В душном помещении очереди у него закружилась голова. «Не хватало ещё крякнуть прямо здесь. Вот смеху-то было бы…»

Бывшая жена звонила каждую неделю и интересовалась, когда же он приедет. Он врал, что задерживают разные, непредвиденные  обстоятельства.
- Да какие могут быть обстоятельства?! Если денег нет, то я могу дать в долг… мы для тебя работу нашли в магазине. У одной моей пациентки есть маленький магазин, и им, на время, нужен грузчик.

- Эта Германия – удивительная страна! – делился он впечатлениями с Тихомировым и  отставным военным хирургом Стрелковым. - Даже у сумасшедших там магазины имеются!
- Ты у неё спроси, может, и я на что сгожусь? – оживлялся Тихомиров. - Ну, там консультантом каким, или ещё кем? Я слышал, что Германия сейчас остро нуждается в специалистах по мужской линии…

- Ну, конечно, – рассудительно говорил Стрелков. - Особенно в таких, как ты…слушай, то-то, я понять не могу: чего это у Ангелы Меркель вид такой… задумчивый? Как не покажут её по телику, вроде как будто кого-то глазами ищет.
- Путина она ищет.
- Да нужен ей Путин? Переживает она: время идёт, со специалистами по мужской линии вообще уже просто полный облом, а Тихомиров всё не едет и не едет!
               
- Жениться, что ли на Нельке? Будет мне рассказывать сказки. На золотом крыльце сидели: царь, королевич, Алёша Попович… этого «подшили» при рождении, того – ещё до зачатия…А что касается кота, то, сами понимаете, всё было выполнено в лучших традициях…отрезали яйца на хрен и выбросили! Вы что-нибудь понимаете в этих бабах? Я в них, вообще, словно в двух соснах плутаю…

- Я в молодости тоже знал одну, а когда в армию ушёл, она меня бросила, – грустно сказал Тихомиров.
- Наверное ты что-то делал не так?
- А какое это имеет значение?

- Значения никакого, но поэтому ты теперь дружишь только с мужиками?
- Вообще-то, я об этом никому никогда не говорил, стеснялся… – пожал плечами Тихомиров. -  Ранило меня в армии. Ключ-балонник со ската соскочил, когда у тягача меняли колесо, и прямо по промежности. Много крови потерял, а во время операции повредили нужный нерв. Теперь уж и не стоит.

- И всё? – Стрелков отхлебнул из кружки.
- И всё.
- Ерунда. Такие вещи бывают крайне редко. Этот рефлекс – самый, что ни на есть, безусловный. А всему виной – психологические причины. Какой-то грамотей навешал тебе лапши на уши про «нужный» нерв, а ты и поверил.
- Так ты считаешь, что всё поправимо?!
- Не то слово.
         
Потом бывшая жена перестала его тормошить. Пожалуй, ей всё надоело.
- Как бы ты отнеслась к тому, если бы мне железякой отрубило гениталии?
- Ты пьяный?
- Ни в одном глазу.
- Тогда чего тебе? – ответила она таким тоном, словно он только что вышел из дома, но, что-то забыв, неожиданно вернулся.

- Да так, ничего. Соскучился.
- Раньше надо было соскучиваться.
- Не понял. Как ты сказала? «Окучиваться»?
- Не паясничай. Я сказала достаточно ясно.
- И всё же, я спрашиваю: если бы мне отрубило на войне яйца, ты бы меня так же ждала у себя в своей Германии?
 - Насколько я знаю, боевые действия на Кавказе у вас уже закончились, и мужское достоинство можно теперь повредить только в общественной бане, ошпарив его кипятком. Хотя, пожалуй, даже и это тебе не грозит.

- Почему это?!
- Потому что ты не ходишь в баню.
- Позови Максимку.
- Макс уехал на каникулы в Женеву.
- Надолго?
- На три дня.

- Послушай, почему ты со мной так разговариваешь? Можно подумать, что я занял у тебя сотню и делаю вид, что об этом забыл?!
- Потому что я тороплюсь.

Когда Неля Астаховская ему сказала, что ждёт ребёнка, а детей у неё не было, несмотря на неполные тридцать шесть лет, он даже не удивился.
«Тихомиром его назову!» - он обрадовался, а затем подумал, что это уже перебор.

Свадьба проходила в кафе «Альпинист», что недалеко от его дома. Неля была румяна и несколько взволнована. Сказывались переживания второго замужества и ранние сроки третьей беременности. В свидетелях торжества - фельдшер Тихомиров и секретарша Людочка – та, что напоминала Анку-пулемётчицу. Когда грянули про «настоящего полковника», зав Сидоренко жахнула фужер коньяку, раскраснелась и потащила в танцевальный круг отставного военного хирурга Стрелкова, впрочем, не особенно-то и упиравшегося.

- Вот тебе и голубоватый алкоголик! – восхищённо прошептала Неля, когда Тихомиров пригласил побледневшую незамужнюю Людочку и увлёк её в глубину медленного танца.
Говорят, что они даже целовались.

 У бывшей жены Вероники тоже вроде бы со временем всё наладилось. Общие знакомые говорили, что она вышла замуж за своего начальника, господина с трудно выговариваемой фамилией – Ау… ау! Аун…аунгерталлер!!!