Женька и гном

Станислав Константинов
Эпизоды с Женькой – не отдельные рассказы, а кусочки из романа «Лето в ожидании дождя».
Автор.


Женька возвращался с «прострела».

Так он называл свои путешествия по Киеву, в поисках идей. Появившиеся деньги надо было куда-то вложить, он знал это точно, но и надо было ещё понять, так же точно – куда. Нет, идеи уже были, и идеи хорошие, он чувствовал это. Но… не было пока внутреннего ощущения: вот! – это – ОНО! То, что нужно! А такое случалось, раньше. В разных ситуациях, когда предстоял выбор. И когда он поступал вот по такому, появившемуся интуитивно ощущению, всё срасталось и всё выгорало.

Служебную «двойку» Женька оставил себе, чтобы не путать бухгалтерию АТП заморочками – по документам она, вдруг и разом, стала беспросветно ветхой до рассыпания в хлам, была оценена по остаточной стоимости и выкуплена Кожевниковым Евгением Николаевичем за 826 рублей 17 копеек. Советских. И теперь, также вдруг обретя отличное состояние, исправно возила узаконенного хозяина по Киеву.

Хочется заметить для тех, кто забыл или не знает вообще: определённое время назад по Киеву можно было ездить! Представляете?! Не стоять, только выехав из двора, в единой, медленно движущейся тянучке-пробке, а ездить! И с Севастопольской площади до, скажем, метро «Комсомольская» можно было спокойно доехать минут за двадцать-двадцать пять. Не напрягаясь. Днём! А ночью – да за двенадцать долететь спокойно! Успев попутно и штраф гаишникам заплатить, за превышение.

Сегодня по Киеву ещё можно проехать ночью, можно! Но это – сегодня.

И Женька носился по городу, внимательно осматривая всё и в развитии. Он ожидал увидеть что-то, может даже совершенно из ненужной ему оперы, от чего вдруг и сразу прозреет и тут же забеременеет той, единственно правильной идеей, какую и ждал. И потом, выносив, родит её. Розовой и упитанной, с уже осмысленным взглядом.

Сегодняшний прострел пока ничего не открыл, хотя… Осознание открытия может прийти позже. Так бывало. Сначала вроде не заметил, а потом, время спустя – бабах!.. – и в мозгах засияло, как лампочка Ильича. Ленина, конечно. Был такой… электрик…

Он подъезжал к въезду в свой двор, включил левый поворотник и оценил обстановку взглядом профессионала – нигде никого. Только на встречной стоял, почти перед самым заездом, несвежий «Запорожец» мерзкого морковного цвета, с косо прилепленным огромным знаком инвалида на лобовом стекле и явно дремлющим самим инвалидом за рулём, и ехать он совершенно не собирался. И Женька, лишь слегка притормозив, вывернул руль в поворот, чуть срезая угол. И добавил газ.

Неожиданно со стороны дома блеснул слепящий «зайчик» – то ли окно кто-то открыл, то ли пацаны зеркалом баловались. Женька на мгновение даже зажмурился от яркой вспышки, а когда открыл глаза, то с ужасом увидел прямо перед капотом левый задний фонарь «Запорожца», с горящим «стопом». Это было настолько неожиданно, настолько дико, что он упустил мгновение и лишь потом вдавил педаль в пол, завизжав колодками тормозов и оставив на асфальте короткие чёрные следы резины.

Но!.. «Гусар был пьян и даже обосрался». Его капот аккуратно и мощно въехал в зад инвалида, кроша задний габарит и сминая тонкий металл. Женька как в замедленном кино наблюдал всё: и сыплющиеся кусочки расколотого вдрызг пластика, и деформацию кузова, со вспухающей и отлетающей краской, и то как с заднего стекла отрывается и медленно падает вниз задний знак инвалида, и само это стекло, вдруг неспешно выскакивающее из машины вместе с резинками, замирающее в воздухе и косо падающее, скользнув по капоту «Запорожца», на асфальт, чтобы брызнуть десятками тысяч мельчайших осколков.

Всё это длилось так долго, что в Женькиной памяти успела всплыть садистская фраза: «Папочка, не бей меня об ас-ФАЛЬТ!..» И всё шло как-то беззвучно, как в немом кино.

А потом, вдруг, время стало нормальным, и вернулись все звуки. И в «Запорожце» стала со скрипом и визгом отворяться дверь, а оттуда – с трудом вылезать водитель.

И когда он вылез таки, невысокий упитанный старичок, Женьке немедленно захотелось увидеть того окулиста, что подписывал этому деду справку для получения прав! Сразу захотелось! Очень захотелось увидеть этого настоящего конченого мерзавца! Эту гниду! Нет, даже – паскуду! Потому что на носу у инвалида красовались очки с таки-и-и-ими линзами – даже в телескопе и меньше, и тоньше! Потому что в толстенной круглой оправе торчали толстенные круглые стёкла, с уменьшающимися концентрическими кругами-ступеньками! А, может, и не ступеньками…

Дедок медленно подошёл к корме своего автомобиля, удивлённо вскинув брови и так же удивлённо выпятив губы. И развёл руками. И замер.

И был он – ну вылитый один из семерых гномов, что в диснеевском мультике про Белоснежку! Нет, восьмой! В мультике, что Женька недавно купил своим пацанам на видеокассете, такого сволочного гнома не было. Может потому, что там на «Запорожцах» не ездили?..

Ещё не придя в себя, Кожевников тоже выбрался из машины.

– Дед!.. – почти прохрипел. – Ты откуда взялся, твою маму и тётку на метле?.. Ты же стоял себе спокойно… с-сука… И – зачем тормозил, двинувшись?!

– Почему стоял?.. – удивился дед мерзким скрипучим голосом, чуть вскинув голову. – Я не стоял, я включал скорость – заело, – и почесал аккуратную седую бороду в районе шеи. – А тормозил… Так, кошка выскочила…

У него было румяное круглое лицо в стриженой бороде с усами, кустистые седые брови, шляпа сельского интеллигента на голове, ковбойка под относительно приличным пиджаком, чуть мятые тёмные брюки и дырчатые сандалеты на ногах. Ну, и очки. И глаза за очками: где-то далеко-далеко, как в бинокле наоборот.

– Плюс пятнадцать? – поинтересовался Женька, ткнув пальцем себе в глаз – эти очки его просто парализовали, как удав мышку.

– Минус двенадцать! – гордо улыбнулся дед железными зубами, пополам с золотыми. – Предельно допустимо!

Кожевникову очень хотелось узнать, сколько сейчас берут за это вот… «предельно допустимо». Но он пересилил себя:

– Ну, и что будем делать, ёбин-бобин-барабек?

– А смотри сам… – снова улыбнулся гном. – Можно вызвать ГАИ… Подождать, пока приедут. Не скоро… Тогда тебе с правами проблем добавится, нарушил ты круто… Ну, и… В трубочку дышать, протоколы там всякие, морока лишняя… Им придётся давать. Я ведь знаю этот… контингент.

– Ладно, – присев, стал изучать Женька результаты тесной дружбы, – что хочешь, старче?..

– Думаю, полторы не будет много… – пожевав свои губы, ещё более скрипуче и мерзко изрёк инвалид. – Ну, и плюс сотка, за моральную травму…

– Сколько?! – мгновенно задеревенел въехавший, отстегнув челюсть. – Ты чё, голову повредил?! Думаешь, что говоришь?.. Вся твоя лайба тянет ровно на триста пятьдесят, плюс твой магарыч, чтобы её порезали автогеном и закопали в разных частях света! Или – сдали на металлолом! Вот там – триста семьдесят получишь, точно! По весу!..

– Нет, ну если не согласен…

– Ты меня что, за барбоса держишь?! – начал звереть Женька. – Я за свою «двойку» отдал вдвое меньше, чем ты мне ставишь, когда выкупал её на предприятии! Я главным инженером в АТП работаю! Я знаю все цены и расценки на ремонт! Мы щас её ко мне загоним, хлопцы за день сделают, ты её хрен узнаешь! Она станет лучше новой! Попутно, переберут тебе всё и везде! А пока они будут делать, мы обмоем нашу… дружбу! Хоть коньяком, хоть кефиром с витаминами, я ж не знаю, что тебе, чаморошному, пить можно!.. Но – будешь пить, что хочешь… чтоб ты не захлебнулся! Ты ж, на шару, получишь завтра практически новую машину, она ж летать будет… чтоб ты пропеллер не поломал! Короче – или что я говорю, или ляпни нормальную цену!

– Тогда – штука семьсот, – разводит дед руками. – Ты меня уже задержал на пятнадцать минут, у меня сделка может сорваться. Важная. Соглашайся, я вниз не спущусь.

– Дед, – вскипает Женька окончательно, стихая почти до шёпота, – тебя по мордам давно били?..

– Тогда – две! За угрозу здоровью, – и гном напрягается, готовый отпрыгнуть. – Ты напрасно кипятишься, для тебя это – не деньги, а мне вот и зубы надо новые, белые чтобы, и бабке сапоги на зиму купить, и внучке помочь, в институте она…

– Да ты понимаешь… – Женька убеждает ещё минут десять, доведя сговорчивого деда до двух девятьсот. Причём, этот зубастый паскудник благоразумно топчется так, чтобы его драндулет был между ними. – Всё!.. – Машет в отчаянии рукой Женька. – Ждём гаишников! Мать его ети, пусть будет хуже, но хрен ты с меня лишнюю копейку получишь за это дерьмо, жлобяка!

– Ладно, уговорил, – скрипит дед, почесав затылок. – Давай восемьсот и – разбежались! Но помни: ты бабушку, ветерана-подпольщицу, оставляешь босиком! Беру чисто на ремонт и для внучки. Знаешь, какая она умная?!

– Я думаю, как Маргарет Тэтчер!.. – вытирает лоб Женька и сплёвывает. – С таким дедом как ты… Минимум – Голда Меир!.. шоб вы все были здоровы, задолбал ты меня! Едь прямо, упрёшься в мой подъезд. Я за тобой, вынесу…

Через десять минут Женька отдаёт деньги, которые гном трижды пересчитывает.

– Дед, слышь, ещё раз тебя тут увижу – въеду так, одна жопа от тебя попрыгает! Гадом буду!.. Чего бы мне это не стоило! Ты меня – достал…

– Я вот чё мыслю… – тянет гном задумчиво, пряча деньги куда-то глубоко внутрь, чуть ли не в кишки. – Тебе бы надо у окулиста провериться, раз ты меня не заметил… Хочешь, подскажу адрес?..

– Слушай, не доводи до плохого! – аж подпрыгивает Кожевников. – Катись отсюда к… ну, ты понял куда!

– Грубая молодёжь пошла… – качает головой дед, забираясь в машину. – Невоспитанная… Помню, мы в молодости…

Женька смачно плюёт в палисадник и рвёт на себя дверь подъезда, думая на ходу: «С такими дедушками можно и курить бросить, деньги кончатся!»