***
Ребенком он верил всему, о чем нашептывала его издерганная жизнью бабушка Клава. Он представлял себя гонящим стадо коров туда, к высоченному холму, имевшему странное имя - Лисийгор. Он верил согнувшейся от прожитых лет учительнице, которая умерла в их сельской школе, произнеся свою последнюю фразу: Итак детки, откроем букварь. Он помнит военные годы, когда он, бравый курсант летного училища, в первый раз вступил в бой. Многое он видел, многое пережил. Сейчас он, Егор Петрович Недряга, сидя на крыльце своего дома, штопает последние в своей жизни носки и знает: там за Лисийгор, затаилась беда. Там, лязгая гусеницами трактора, роют новое, громадное водохранилище. Скоро, очень скоро откроют шлюзы и вода, сметая все на своем пути, ринется к ним. Люди, все те, кто жил рядом, ушли. Многие уехали сами, но многие- под крики солдат, под лязг и грохот ревущих моторов машин, собравшись ушли, и только он, и его жена Зинаида остались здесь. Здесь, где расположено кладбище, где спят вечным сном его родители, его брат, погибший в конце войны и их дочь Рита.
Взгляд тускнеет от воспоминаний, а иголка больно ранит палец. Он сам виноват: мог купить, когда был в городе пять пар носков, но обычная в его годы бережливость сработала. Говорят, что старики сварливы, скупы. Да, это все о нем. Он сварлив, когда его не понимают, а еще больше, делают так, как будто руки у некоторых растут из другого места. Он скуп, потому что те копейки, которые ему отдала в качестве пенсии родная власть, не только ничтожны, но они -это все, что сберегли они на кончину. Как можно оценить скупость, когда всю жизнь они вдвоем, только и жили в надежде на твердую старость, в которой есть и хлеб, молоко и кусок масла и мяса. А в доме, их доме, который они строили, не покладая рук, должен стоять и телевизор, хотя света теперь нет. Проживи с наше! Постой на лютом морозе, обдирая кожу о металл самолета. А плен, который вышел ему боком: десять лет колымских лагерей. А там, среди пустошей колымских, он умывался слезами, кляня не только родную власть, но и Вершителя судеб. А гибель дочери, разве это не повод, чтобы слеза, застыв, оставалась на щеке долгие годы?
Как трудно им вдвоем было принять решение. Но неопределенность больше не висит над ними, не давит.
-Пойду, пройдусь, - тяжело, с потаенным смыслом произнес Егор, и, не дождавшись ответа, уходит.
Багряный закат. Во дворе пусто. Все их пернатое хозяйство расположилось на ночь в курятнике, а кот Васька, спит, скрутившись в бублик. В сарае поросенок, ерзая на пахнущем сене, тихо хрюкает, не предполагая свою дальнейшую судьбу.
Егор Петрович, вышел на околицу брошенной людьми деревни, и взглянул туда, где еще осенью сеяли рожь. Но некому будет ее убирать летом, как не будет и самой ржи. Даль тает в дымке вечерних сумерек, а он, все стоит, смотрит, и размышляет.
Вон там, за оврагом, было поле, где он мальчишкой играл в лапту. А вот там, где притаилась, отсвечивая подслеповатыми оконными рамами, стоит хатенка Потапа Мешкова, там, он впервые поцеловал свою будущую жену Зину. Теперь, на поле гуляет ветер вперемежку с мусором, а в хатенке никто не живет. Утонул Потап прошлым летом. Хотя, может это и к лучшему, он бы никогда не согласился уехать. Подростком он обегал всю округу от Лисийгор до окраины бывшей птицефабрики. Вот там, за ивой, он провалился в огромную яму, вырытую с осени дядей Степаном. Мокрый, с оторванной подошвой сапога, он возвращался домой. Он помнит взгляд мамы, направленный на него, как и то, что она произнесла, прижав его голову к себе. Вот тогда он впервые ощутил ее запах: кислого молока, духмяного хлеба и жареной рыбы.
Неожиданно мысли повернули в сторону воспоминаний об отце и маме. Его отец был знатный кузнец, умел делать все. А мама была как сияющее на небе солнышко, всегда с ним. Всегда рядом неразлучно впрочем, как и он со своей женой. Но кто бы подумал, что там, где они покоятся навсегда, придет вода, а бороздящие по поверхности лодки и катера будут плавать по тем, останкам, что похоронены на дне...По судьбам, по душам...
Едва ступил шаг, как увидел свет подфарников приближающейся машины. Через две минуты тяжело скрипя возле него, остановился темно-зеленого цвета «Уазик» и оттуда выбрался знакомый ему капитан Оленкин.
Капитан хмур и озабочен. Целый день он ездит по району затопления, осматривая окрестности, заезжая к таким вот, несговорчивым старикам. Он не верит, что, такие как этот вот Егор Петрович, останутся. Нет, такого не может быть, потому что не глупцы они, в самом деле, чтобы погибнуть.
-Завтра вы должны не позднее восьми утра выехать. Подвода ваша готова, я видел, так что...Егор Петрович, не глупите, - наконец-то нарушает молчание капитан. Ему нечего больше добавить, он и так много сил потратил на него, на его увещание. А сколько еще других не менее упрямых он видел. Ничего, уедут, они не самоубийцы.
-Завтра, говоришь, - задумчиво отвечает Егор Петрович, и, качая седой головой неожиданно, рассмеялся. Он смеется, но его смех капитану напоминает всхлип старого, измученного жизнью человека. Потерявшегося в вихре проблем пожилого мужчину. - Да никуда мы капитан не двинемся. Слышишь - никуда. Здесь, - он обвел рукой погруженные в темноту брошенные дома. - Наш дом. Наша земля, за которую я, кстати, воевал. А если уж партии так приспичило…Что же. Пусть топит, раз ей надо.
-Ладно вам Егор Петрович, о партии. Есть приказ, есть постановление правительства…
Егор Петрович, его грубо обрывает, не давая сказать больше ни слова.
-Да пошла она твоя партия, знаешь, куда! Партия, правительство… А для кого это все делается, для народа? Нет, не для меня, не для моих односельчан, а для того, чтобы извести таких как я.
Он умолкает. В его груди клокочет гнев, обида и, как ни странно, растерянность. Он знает, что капитан прав, так надо, но не может смириться с этим. Как ветер не в ладах с лесом, так и он, не в ладах со своим обожженным властью внутренним миром.
Капитан опускает взгляд книзу, как будто хочет увидеть свои грязные, от засохшей грязи ботинки. Спустя мгновение, прокашлявшись, произносит единственное слово: хорошо.
Что хорошо, ему Егору Петровичу неясно, как, впрочем, и произнесшему это капитану.
Капитан, через минуту повернувшись, молча, не сказав слова будоражащие его душу, уходит. Он не хочет, не имеет права спорить со стариком. У них своя, правда, у него своя. Но кроме правды еще есть боль в сердце. Где-то там, где садиться солнце, живут его старики. Они такие, как и эти двое. Не забылись, не ушли воспоминания, так и не ушло понимание их решения. Пусть так будет, а там…
«Уазик», утробно рыча, освещая себе путь, уезжает, увозя в своем чреве капитана. Завтра на его столе среди сотен расписок появиться еще одна подписанная им, но с инициалами Егора Петровича Недряги. Совесть спокойна, он сделал все, что мог, а бумажка- это его страховка.
Зинаида стелет постель, но на душе ох как неспокойно. Уже темно, а Егора все нет.
-Наверняка стоит на околице, всматриваясь в темноту, туда, куда ушло солнце. Тяжело вздохнув, она присела на стул и, скрестив руки, задумалась.
Сейчас, она как никогда вспоминает яркие, и не очень, картинки прожитых лет. Она отчетливо помнит их первый поцелуй, а потом как, украдкой прячась от деревенских, бродили до утра. А потом война и вслед, наголо остриженный Егор, растерянно стоит посреди утрамбованного двора, перед сельским советом, а председатель произносит пламенную речь. Потом, пошли письма, много, писем, почти каждую неделю. А иногда, приходили и фотографии. Ее Егор, летчик настоящий ас воздушного боя. Так было. А еще она помнит, как пришла похоронка, и вслед за ней приехали незнакомые ей военные, которые хмуро расспрашивали о Егоре. Он в плену! Как было тяжело жить, зная, что твоя судьба, далеко от тебя, за тысячи верст, гребет лопатой каменную воркутинскую землю. Наконец-то он пришел. Она отчетливо помнит тот день, как и то, каким вернулся Егор после войны, то есть не после, а много позже ее, спустя десять лет. Как косо смотрели на него деревенские, а его отец, кузнец не выдержав «позора» поджег кузню и сам сгорел в ней. Так было.
Егор Петрович, вернувшись, притронувшись к бачку с водой, открыл кран. Он пьет, горло пересохло, а мыслей, как и разумных объяснений нет. Все усохло, как будто ничего и не было. Потушив керосиновую лампу, они молчат, каждый, думая о своем. Хотя нет. У Зинаиды тоже мыслей нет, она просто тихо плачет, украдкой вытирая слезу. Егор Петрович это слышит, он ее понимает, но молчит.
Следующий день проходит, как и предыдущий. Куры, зерно, кот Васька и конечно Егора Петровича «поход» на околицу деревни. Но когда легли спать, он произнес едва слышно, но Зинаида это услышала.
-Скоро. Нынешней ночью все и случиться.
На дом надвигается что-то мрачное и невыносимо обреченное. Затаив дыхание, они, прижавшись друг другу, вслушиваются в грохот, понимают- это смерть. Тонны, миллионы тонн воды хлынув мимо холма, несутся в низину и через минуту они утонут. Он и она, растерянным взглядом ищут спасение. Но его нет, ведь они сами выбрали свое решение. Последний вздох, последнее прикосновение рук, и…все.
Раннее утро следующего дня. Чуть мутная вода, тихо плещется там, где когда-то была деревня, а в глубине нового водохранилища спят двое, выбравших свою смерть стариков. Может, они правы? Им было из чего выбирать.
2008г.