Старый черный кот Тимофей Иванович лежал, свесив правую лапу, хвост и голову, на своем любимом месте - на книжных полках - и горестно размышлял о превратностях судьбы и о женском коварстве. Совсем еще недавно соседская кошка Дианка нежно поглаживала его по ушам и клялась в вечной верности. А вчера он видел, как она гуляла на балконе, счастливая и гордая, со своим последним выводком котят. Котята действительно заслуживали материнской гордости, потому что были они пушисты, тщательно вымыты кошкиным язычком и отменно воспитанны; но один из них был полосатый, другой - пестро-дымчатый, а третий и вовсе рыжий, так что ни одного из них Тимофей Иванович не мог прижать к сердцу и назвать своим сыном. «Ах, Дианка, Дианка! — размышлял он с горечью в желто—зеленых прищуренных глазах. — Когда я был молод и хорош собой, вы любили меня, а теперь, когда я состарился, когда в черном бархате моей шубы появились серые волоски, вы предпочли мне этих омерзительно орущих и вечно дерущихся, живущих за помойкой котов - полосатых, пестро-дымчатых и даже рыжих! Как жестоко вы оскорбили меня, прекрасная, но неверная Дианка! Прощайте, ибо теперь я даже не взгляну в вашу сторону! Можете сколько угодно изгибать свою нежную спинку и роскошный хвост — я буду равнодушен». Подумав так, Тимофей Иванович почувствовал некоторое облегчение, словно действительно произнес эту речь перед смущенной Дианкой, поднялся, сладко потянулся, зевнул, а потом с опаской глянул вниз. Дело в том, что вспрыгивал он на полки так же легко, как и в молодости, а вот вниз ему с недавних пор опускаться стало труднее - лапы болели после прыжка. Поэтому он звал хозяина Ивана Петровича, и тот снимал кота с полок, бережно ставил на пол и обязательно гладил по спине. Со временем кот привык считать такую помощь одной из хозяйских обязанностей по отношению к себе и возмущался, если хозяин не исполнял ее.
— Что-то Иван Петрович задерживается, — недовольно сказал он,глядя сверху вниз на песика Тобика, деликатно лежащего на краешке ковра. Тобик поднял маленькую аккуратную головку, посмотрел умными янтарно-жёлтыми глазами и ответил укоризненно:
- Я тебе об этом второй час твержу, а ты - ноль внимания. Валяешься на полках, решаешь мировые проблемы, а о хозяине не вспоминаешь. Лучше бы мышей ловил, а то шуршат по ночам...
- Молод еще меня учить, щенок, - сказал кот, лениво потягиваясь.
Упрек насчет мышей был и справедлив, и несправедлив одновременно. Попав в дом еще юным котенком, Тимофей Иванович, которого тогда еще звали просто Тимкой, с молодым задором принялся за охоту на мышей и вскоре всех их истребил, чем весьма гордился. Но потом он услышал однажды, как соседка сказала хозяину:
- И зачем вам, Иван Петрович, этот противный черный кот, такой прожорливый и ленивый? Гоните его в шею. Пусть живет за помойкой с такими же бездельниками и лодырями, как он сам. Ведь мышей-то у нас давно уже нет!
Тимоша, как звали тогда повзрослевшего кота, с ужасом подумал, что хозяин может послушаться и прогнать его, так преданно ему служившего. И тогда прощай, свежая рыбка, прощай, блюдечко с молоком! Страшно огорченный кот помчался в подвал дома, где мыши еще не перевелись, поймал маленькую мышку и бережно, чтобы не повредить ее бархатную серую шубку, принес в квартиру Ивана Петровича.
- Живи здесь, - сказал он полумертвой от страха мыши. - Я буду приносить тебе за холодильник крошки хлеба и кусочки сыра. Обещаю, что не съем тебя, но и ты мне помоги: побегай иногда ночью, пошурши за обоями, попищи — словом, напомни о своем существовании.
Мышь оказалась понятливой, и кот с тех пор зажил спокойно. Иногда ночами он устраивал шумную охоту за воображаемой мышью, носился по комнате, заглядывал в углы, а потом хрустел заранее припасенной косточкой, чтобы хозяин не сомневался, что кот поймал и съел мышь. На время серая заговорщица стихала, а потом снова начинала напоминать о своем существовании, и начиналась новая «охота». Хозяин ни о чем не догадывался (так, по крайней мере, коту казалось), а Тобик если и догадывался, то помалкивал. Мышь с начала знакомства с Тимошей состарилась, как и он, ее серая шубка потускнела, и ее соплеменники, в подвал к которым она изредка добиралась, называли ее Серебряной мышью. Жилось ей сытно и спокойно, хотя и одиноко. И она часто с благодарностью думала о человеке, не ставящем мышеловок, о коте, охотящемся для видимости, и о псе, который предпочитал ничего не замечать.
- Хозяину давно пора вернуться, - вздохнул Тобик, у которого с возвращением хозяина связывалась надежда на вечернюю прогулку. — Он никогда так не задерживался с рыбалки.
Кот тоже вздохнул - он рассчитывал, что сытно поужинает хозяйским уловом. А Серебряная мышка высунула розовый носик из норки и жалобно пискнула - ей очень хотелось корочек от сыра, которым обычно ужинал хозяин; корочки потом лежали на столе и аппетитно пахли.
Тут в двери заскрипел замок, и Тобик, забыв о своем воспитании, со счастливым лаем бросился в переднюю. Собственно, звали пса важно - сэр Тобиас; но имя это явно с ним не вязалось. Был он, конечно, благородных кровей, но крови-то эти были, к сожалению, от разных собачьих пород. Его пушистый хвост напоминал болонку, нежная розовато-каштановая окраска - абрикосового пуделя, а в милой мордочке было нечто от мопса или даже пекинеса; словом, Тобик был дворняжкой, но дворняжкой воспитанной и обаятельной. Именно такой породы собаки летали в космос, и одна из знаменитых космических собачек, то ли Белка, то ли Стрелка, приходилась Тобику весьма отдаленной родственницей - пра-пра-прабабчатой теткой. Несмотря на малый рост и трогательную внешность, Тобик был отважен, предан и верен.
Хозяин с трудом снял мокрые сапоги, и Тобик подсунул к его ногам согретые у батареи тапочки.
- Спасибо, сэр Тобнас, - сказал хозяин и закашлялся. - Погода - ужас, да и клев слабоват, но тебе, Тимофей Иванович, на ужин будет.
Он стряхнул воду со старого плаща и вошел в комнату. Кот жалобно мяукнул с книжных полок; хозяин протянул руки, взял его под бархатное брюшко и поставил на пол. Но не погладил, как обычно, а схватился рукой за спину и с трудом разогнулся.
- Простыл я, видно, ребята, - сказал Иван Петрович. - Поясницу ломит, да и сердце пошаливает. Прилягу-ка я - вы уж простите...
Он лег на свой диван, не разбирая постели, и отвернулся к стене. Кот и пес встревоженно переглянулись.
- А ужин? — сказал кот. — Неужели он не накормит нас?
- Эгоисты вы, кошки! - возмутился Тобик. - Кто о чем, а вы - только бы брюхо набить. У нас хозяин заболел, а ты - ужин!
На самом деле и он был разочарован: хозяин так и не сводил его на вечернюю прогулку. Но преданная собачья душа приказывала думать сначала о хозяине, а потом - о себе.
- Попробую его полечить, - решил кот. - Все кошки, как известно, не только эгоисты, но и экстрасенсы, и некоторые болезни мы запросто вылечиваем.
Он по спинке дивана подошел к Ивану Петровичу и заглянул ему в лицо. Хозяин не спал, но глаза у него были полузакрыты, и он тяжело, со свистом дышал. Кот спустился к хозяину и прижался теплым телом к его груди. Иван Петрович слабо улыбнулся и погладил кота.
- Спасибо, зверюга, - прошептал он, - но тут твоя кошачья медицина бессильна. Боюсь, это что-то посерьезнее.
Тобик тоже приблизился и лег у хозяйских ног. Лечить болезни он не умел, но всем своим маленьким собачьим сердцем желал хозяину здоровья. Серебряная мышь почти вся, за исключением только хвостика, вылезла из норки и страшно жалела, что не может быть вместе со всеми.
http://www.proza.ru/2009/03/18/315