Примечание: работа публикуется с целью защиты авторских прав
Впрочем, надеюсь кому-то будет интересна тема и то, как она рассмотрена в работе. В будущем планирую проанализировать влияние творчества Ницше на ряд авторов (на данный момент предполагается анализ произведений Г. Гессе и Дж. Лондона).
Содержание
Введение
Глава I. Основная идея «Антихристианина». Ее начала в «Так говорил Заратустра»
Глава II. Концепция вечного возвращения как выбора уходящего в вечность
Глава III. Ницше и современность
Заключение
Список используемой литературы
Введение
Фридрих Ницше – без сомнения самый спорный философ XIX века. Никто из его современников не смог уделить внимание такому числу проблем, среди которых: религия, мораль и ее происхождение, феномен стада в человеческом обществе и, конечно же, освобождение людей от оков рабства, рабства, которое было навязано двухтысячелетним христианским гнетом с его первородным грехом и загробным воздаянием.
В своих трудах, начиная с «Заратустры», он противопоставляет каждому заблуждению разбивающее его рациональное объяснение и, стоит заметить, что он начал всматриваться в бездну бессознательного за полвека до Фрейда и Юнга.
Начав с критики морали в первых работах, философ развивает генеалогию ошибок человеческого, слишком человеческого и подводит промежуточный итог, которому суждено было стать заключительным: он так и не успел написать свою квадрологию, в которой хотел посвятить целый том проблемам морали и религии.
Этот вопрос актуален и по сей день, возможно, он еще более актуален, чем в начале ХХ века: тогда еще имелись надежды на исправление человека, на его возвращение к развитию, к становлению на новый путь эволюции. Но… человечество сделало свой выбор и перед нами результат этого выбора – полная стагнация и, говоря словами самого Ницше, сегодняшние люди «способны только разрушать, отравлять, губить, пить чужие соки, кровь…». Пожалуй, появление сверхчеловека еще дальше, чем когда-либо было.
Единственное, что сейчас процветает это церковь с ее проповедью повиновения и спокойствия, однако, процитирую Д. С. Мережковского, сказавшего в романе «Юлиан Отступник» от лица своего главного героя: «Хорошо сказал про вас собственный Учитель ваш. Галилеянин: горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что уподобляетесь выбеленным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты». Последние скандалы, связанные с поведением и образом жизни священников только усиливают это впечатление.
Так какое же решение предлагает нам Ницше? Как понять и связать антирелигиозные мотивы в его творчестве с остальными знаменательными концепциями его учения, а именно с вечным возвращением, одна из трактовок которого звучит как «делай выбор, уходящий в вечность» и имморализмом природы?.. Получить ответы на эти вопросы я и попытался в ходе своего исследования.
Основной целью моей работы - рассмотрение антихристианских мотивов в наиболее значимых произведения Ницше, анализ отношения к ним более поздних мыслителей, включая современных авторов. Соответственно данной цели можно обозначить следующие задачи: систематизация методов, которыми пользовался философ, критикуя религию; сравнение ценностей, пропагандируемых церковью, с их воплощением ее служителями; изучение критических работ последователей и противников Ницше; обзор спорных мест в его творчестве.
В ходе работы я основывался на логических методах, таких как анализ, аналогия, сравнительный анализ, метод обобщения и синтез. Причем больший упор на логику мне кажется вполне оправданным, так как она позволяет не потеряться среди бесчисленных догм и теорий, которые, в свою очередь, оказываются зачастую абстрактными и двусмысленными. Научной базой, помимо трудов самого Ницше послужили произведения крупнейших критиков его творчества (причем оценивали они его по-разному), а именно М. Хайдеггера, Ф. Юнгера, К. Свасьяна и К. Ясперса, также были приведены мнения таких авторов как З. Фрейд, Э. Фромм, А. Борцова и Б. Рассел.
По моему мнению, данное исследование представляет определенный теоретический и практический интерес в свете последних событий в нашей стране (множественные попытки ввести «основы православной культуры» в школах, повсеместное восстановление церквей промышленными предприятиями и, в тоже время, скандалы, связанные с высшими церковными иерархами), как попытка определить необходимость и последствия подобных преобразований.
Работа разделена на три части, в первой я проанализировал и обобщил идеи Ницше относительно христианских догм, их происхождения и воплощения в церкви. Вторая часть посвящена рассмотрению концепции «вечного возвращения» и ее связи с темой работы. Последняя часть представляет собой ряд аналогий и сравнений: современность и конец девятнадцатого века, есть ли между ними существенные различия в культурной жизни общества. При всем при этом, такое деление может оказаться условным, так как все части тесно взаимосвязаны и должны рассматриваться как единое целое.
Глава I. Основная идея «Антихристианина». Ее начала в «Так говорил Заратустра».
Пожалуй, основная книга Ницше, которая впитала квинтэссенцию его антирелигиозной мысли это «Антихристианин». Дело в том, что эта книга была написана одной из последних (работа над книгой началась в августе 1888 года, параллельно с написанием «Сумерек Идолов», уже в январе 1889 его настигло безумие), Ницше не планировал, что она будет последней, но болезнь не дала ему завершить намеченное. Перевод названия книги на русский язык несколько затруднителен, по той причине, что немецкое “Antichrist” может переводиться и как «Антихрист», и как Антихристианин», однако, если принять во внимание основную мысль произведения, более предпочтительным кажется второй вариант.
Кратко, эту мысль данного произведения можно выразить словами Заратустры: «Свободный, от чего? Какое дело до этого Заратустре! Но твой ясный взор должен поведать мне: свободный для чего?» . Даже предисловие начинается, фактически, так же как и «Заратустра»: книга для всех и ни для кого. Вот они его читатели те, кто имеет «новые уши», «новые глаза» и «новую совесть», «остальные - всего лишь человечество... Нужно превзойти человечество силой, высотой души - превзойти его презрением...» .
Здесь Ницше уже не нуждается в пророке своих мыслей, каким был Заратустра по словам М. Хайдеггера, одного из крупнейших комментаторов философии Ницше, хоть и не со всеми его комментариями можно согласиться, они бесспорно представляют интерес, хотя бы потому, что сложно было найти человека, который знал бы философскую систему Ницше лучше. Во всей книге имя Заратустры встречается лишь в начале, автор пишет «Антихристианина» целиком от себя, он углубляет то, что было создано, расширяя и объясняя в тоже время.
В основном, Ницше показывает несостоятельность христианства, просто открывая на него глаза, тем не менее, подходя к нему со всей серьезностью, даже серьезнее чем большинство современных христиан, пожалуй, здесь и дает знать о себе «родственность крови»: «Вот - священники; и хотя они также мои враги, но вы проходите мимо них молча, с опущенными мечами! Также и между ними есть герои; многие из них слишком страдали; поэтому они хотят заставить других страдать. Они - злые враги: нет ничего мстительнее смирения их. И легко оскверняется тот, кто нападает на них. Но моя кровь родственна их крови, и я хочу, чтобы моя кровь была почтена в их крови».
Наиболее вероятно, что в этом отрывке Ницше подразумевает то, что его отец был протестантским священником, возможно, этим объясняется и некоторая благосклонность, и, одновременно большая ненависть к протестантской церкви, по сравнению с католической, и некоторая жалость к этим священникам, которая видна далее по тексту: «Жаль мне этих священников. Они мне противны; но для меня они еще наименьшее зло, с тех пор как живу я среди людей. Я страдаю и страдал с ними: для меня они - пленники и клейменые. Тот, кого называют они избавителем, заковал их в оковы…» .
Он проводит границу между теми, кто закрепощает людей и теми, кто был закрепощен (косвенно об этом говорит наличие в «Так говорил Заратустра» разнообразных глав, описывающих «разных» христиан: «О сострадательных», «О священниках», «О тарантулах», «О проповедниках смерти», «О презирающих тело»). Создается впечатление, что его отношение к протестантству схоже с отношением к человеку (может быть своему отцу?): он и любит и ненавидит одновременно. С одной стороны, протестантство поколебало основы церкви, но с другой привело к заклеймению еще большего числа людей: «Вот определение протестантизма: односторонний паралич христианства — и разума...».
Фридрих Юнгер приводит ряд методов, использованных Ницше для раскрытия роли христианства церкви в истории человека и человечества, опираясь на его выводы, можно установить следующее: во-первых: он отделяет Христа от Евангелий, Павла, христианства и церквей. Он разводит христианство и Христа, уничтожая надуманную связь между тем, кто создавал и тем, что он, якобы, создал. Здесь им развивается учение об искажениях. Учение Христа было искажено, поскольку на место практики жизни были установлены догмы, формулы и ритуалы. Царство Божие, которое было для Христа Небесным Царством в сердцах, было воспринято в материалистическом смысле. Из жизни Христа было изъято все живое, она была персонализирована и выстроена в иерархию. Уже евангелисты, а затем и Павел исказили учение Христа. Христос устранил священников и богословов, а Павел ввел их опять. Павел - великий губитель и фальсификатор христианства. По сути своей, эта критика Павла очень схожа с критикой папства Лютером, сам способ – возвращение к текстам, только Ницше пошел еще дальше, в его случае - это возвращение от текстов к самому Христу.
Здесь, однако, стоит упомянуть о проблеме существования Христа, единственное, где описывается этот человек, это Евангелие, но Ницше же и говорит о том, что истинное христианство было искажено в Евангелиях. Скорее всего, здесь имеет место, своего рода подсознательное понимание личности Христа, не важно, имел ли место в истории этот человек или нет, гораздо важнее его сущность, которая слишком уж кристаллизована в Библии. Получается, что Ницше становиться «пятым евангелистом», проявляя подлинное учение Христа, разъединяя его с тем, что ранее скрывало эту подлинность. "Мы восстановили христианский идеал", - объясняет он.
Во-вторых, философ нападает на мораль христианства, нападает на христианство как на мораль. Это исходная точка его критики, сам по себе этот метод уже отработан автором ранее во многих работах, практически в каждом заметном своем произведении, он задевает моральность как таковую с той или иной стороны. «Разрушителем морали называют меня добрые и праведные: мой рассказ не морален» . Сама суть этого метода рождается из идеи имморализма природы и жизни. Это один из столпов философии Ницше, о котором, впрочем, будет рассказано подробнее.
В-третьих, идет то, что Ф. Юнгер назвал «принижением Христа», здесь подразумевается незрелость Христа как человека: «Поистине, слишком рано умер тот иудей, которого чтят проповедники медленной смерти; и для многих стало с тех пор роковым, что умер он слишком рано. Он знал только слезы и скорбь иудея, вместе с ненавистью добрых и праведных - этот иудей Иисус; тогда напала на него тоска по смерти. Зачем не остался он в пустыне и вдали от добрых и праведных! Быть может, он научился бы жить и научился бы любить землю - и вместе с тем смеяться. Верьте мне, братья мои! Он умер слишком рано; он сам отрекся бы от своего учения, если бы он достиг моего возраста! Достаточно благороден был он, чтобы отречься!».
Заратустре к этому времени минуло сорок лет, Христу не хватило всего лишь семи лет. Действительно, он захотел умереть рано, не потому ли, что боялся ошибиться в своем учении, доказав тем самым его неправоту: «Знаками крови писали они на пути, по которому они шли, и их безумие учило, что кровью свидетельствуется истина. Но кровь - самый худший свидетель истины; кровь отравляет самое чистое учение до степени безумия и ненависти сердец». Отрицание правоты Христа подразумевает и отрицание правоты его последователей, тех, чьими именами пользуется церковь, ставя в пример пастве, как идеальных носителей христианской идеи – мучеников. «Что мученичество доказывает истинность чего-либо - это столь ложно, что мне не хотелось бы, чтобы мученики когда-либо якшались с истиной». В этой цитате мы видим своего рода объяснение «Заратустры», вообще, философия Ницше после написания «Так говорил Заратустра» во многом сводится к объяснению приведенных там символов и идей в этих символах выраженных, так и здесь явно видна связь с кровью, которая «самый худший свидетель истины». Несмотря на сказанное, подчеркивается благородность самого Христа по сравнению с тем «отребьем», которое называет и называло себя «христианами», «в сущности, был только один христианин, и он умер на кресте». Без комментариев, понятно, что христианство стало религией отребья и тех, кто, в сущности хочет на нем наживаться, тех, у кого в сердце нет и не может быть ни божьего, ни какого другого царствия.
Называя себя «философом Диониса», Ницше показывает свою альтернативу христианству, причем, понять это можно двояко: с одной стороны, он предлагает религию, с другой, скорее философию, соединив все вместе, мы получим мировоззрение, основанное на понятиях, совершенно отличных от христианских. Здесь же и становиться понятно, что Ницше выступает не против христианства как целого, но против морали как «слишком человеческого» явления, против внесения морали в область божественного. Ницше не всегда удается разделить область религии и морали так четко, как в одной заметке из наследия: "То, что делается из любви, является не моральным, а религиозным". Однако это различение определяет полемику. Не любящие, а моралисты становятся объектом нападения, не христианство как религия любви, а мораль. Здесь уместно разобрать, что же философ понимает под моралью. В основе своей, его понятие морали – классическое, то есть под моралью (однако следует заметить, что немецкое «Moral» переводиться также и как «нравственность») подразумевается вообще система норм, определяющих деятельность человека; в этих нормах предъявляются известные требования к человеческим чувствам, отношениям и поступкам, и ценность последних обусловливается выполнением этих требований. Добровольное согласие с такими нормами, в мысли, настроении и деле, составляет нравственность в субъективном смысле (нем. «Moralitat»). Можно согласиться с В.П. Преображенским, чей очерк «Фридрих Ницше, критика морали альтруизма» положил начало дискуссии о философии Ницше: «…возникает вопрос: в чем состоит различие содержания и чем определяется сравнительное достоинство нравственных норм и идеалов? Различия содержания нравственности заключаются в различии высших целей, которые сознательно или безотчетно ставятся для человека в таких нравственных системах, а относительная ценность последних определяется ценностью как высших целей этих систем, так и действительных их тенденций». Вопрос о «высшей, абсолютной морали» решается Ницше в сторону отсутствия таковой. Разные системы моральных ценностей потому и нельзя мерить нравственными категориями, ввиду отсутствия абсолютной шкалы моральных ценностей. Выход – мерить эти системы с точки зрения пользы (или вреда), наносимого ими человеку и человечеству. Тогда и христианство предстает не как религия непротивления, а скорее как религия подчинения (хотя это две стороны медали: паства подчиняется, высшее духовенство повелевает).
Сквозь всю мысль Ницше проходит борьба против морализации идеи Бога, против превращения религии в этику, против внесения моральной понятийности в божественное. Если мы вернемся к Дионису, то станет понятно, что другой альтернативы и быть не может, становиться понятным, что это, на самом деле, два полюса: мораль с ее четким регламентом и Дионис, как абсолютный хаос, прославление жизни в лучших ее проявлениях: «Преизбыточествующий жизнью дионисический бог и человек может позволить себе не только созерцание страшного и проблематичного, но даже и страшное деяние и всякую роскошь разрушения, разложения, отрицания; у него злое, бессмысленное и безобразное предстает как бы дозволенным, вследствие избытка порождающих, оплодотворяющих сил, который может создать из всякой пустыни цветущий плодоносный край. Напротив, самому страждущему, самому бедному жизнью больше всего понадобилась бы кротость, миролюбие и доброта, как в мыслях, так и в поступках, - понадобился бы, по возможности, Бог, который был бы исключительно Богом для больных, "спасителем"…» Именно в этом пункте, по-моему мнению, происходит личное столкновение Ницше и Христа, здесь Христос определяется как бог исключительно для тех, в ком уже умерла всякая жизнь, всякая воля к превосходству, к власти. Это одна из немногих областей, в которых предъявляться претензии к Христу лично, а не к воплощению его учения церковью.
Отношение Ницше к «больной» жизни, ярко проявляется в его интерпретации аскетизма: «Больными и умирающими были те, кто презирали тело и землю и изобрели небо и искупительные капли крови; но даже и эти сладкие и мрачные яды брали они у тела и земли!» По сути, Ницше ставит знак равенства между аскезой и враждебностью жизни, подразумевая ее как одну из самых жестких форм такой враждебности. «Ваше Само хочет погибнуть, и потому вы стали презирающими тело! Ибо вы уже больше не в силах созидать дальше себя». Высказанное, таким образом, мысль опровергает христианский идеал аскета, как высшего человека, напротив, автор говорит нам о том, что аскетизм – путь, ведущий в тупик, к стагнации, не к развитию. Аскетизм, является сопротивлением, причем вполне осознанным, плодородию, сопротивлением самому Дионису, Пану, что Ницше никак не может обойти стороной. Окончательный вывод делается в «Антихристианине»: «Христианство нуждается в болезни - примерно так, как греки нуждались в преизбытке здоровья: задняя мысль всей системы спасения - сделать человека больным».
Данная цитата служит и подтверждением того, что именно античная философия служит отправной точкой для философии Ницше, этот идеал античности был пронесен философом через всю жизнь. Тем не менее, он был в замешательстве относительно аскетизма, в том плане, что и сам был, некоторого рода, аскетом. По словам Юнгера, из черновиков Ницше становиться ясно, что он возвращался к фигуре аскета всю свою жизнь, он колеблется относительно того, отвергать ли аскетику с самого начала или встраивать ее в свое учение. Собственно аскетизм все же проявляется в «Так говорил Заратустра», как некое самоограничение, самодисциплина. Тем не менее, это не аскетизм, отвергающий жизнь, это скорее дополнительный барьер между высшим человеком и «маленьким человеком», который не в состоянии произвести что-либо, в отличии от Заратустры, как примера высшего, если не самого сверхчеловека. «Маленький человек» и сегодня и тогда мыслил себя центром мира и конечной целью своего существования, Заратустра же говорит совершенно о другой цели – о сверхчеловеке, заявляя, что «человек есть то, что нужно превзойти». Именно здесь и возникает противоречие: с одной стороны дионисический человек ставит Жизнь в центр всего, но он должен отвергать свою жизнь как нечто еще не достаточно высоко. Однако, если постараться понять смысл фигуры Диониса полнее, противоречие сглаживается, в том отношении, что хаос это всегда движение, «маленькие люди» всего лишь еще один тип человека, стоящего на «мосту» неподвижно, и, на самом деле, еще не далеко ушедшего от обезьяны. Противоречие рождается скорее из не совсем классической интерпретации Диониса: применяя разделение на аполлоническое и дионисическое, Дионис выступает скорее разрушителем, а Аполлон напротив, покровителем созидающих, здесь появляется некая недосказанность, как писал Хайдеггер , у Ницше вместо «Incipit comedia» следует читать «Incipit tragoedia». Понимание трагического у Ницше не обычно, «оно глубже Трагическое, по Ницше, не имеет ничего общего с мрачностью саморазрушительного пессимизма, но также и со слепой восторженностью погрязшего в пустых желаниях оптимизма». Вместо слов «трагедия» и «комедия», в этом отношении, правильнее говорить «Заратустра». Потому что «Заратустра» и представляет собой синтез двух начал в едином образе, Ницше отказывается разделять свое учение, определяя его даже не как среднее, а как единое.
Однако, говоря именно об антихристианстве Ницше, М. Хайдеггер сообщает в своих лекциях: «Атеизм Ницше - дело особое, его никак нельзя отнести к сомнительному обществу поверхностных атеистов, отвергающих Бога на том основании, что его не удается обнаружить в пробирке, и вместо отвергнутого превращающих в «Бога» свой «прогресс». Недопустимо путать Ницше с теми «безбожниками», которые никак не могли стать без-божными (букв.: "освободившимися, отступившими от Бога"), поскольку никогда не искали, да и не в состоянии искать никакого Бога. Ницше, безусловно, не был "атеистом" в обычном понимании, однако нельзя представлять его и сентиментальным, романтическим, полухристианским богоискателем». Как мне кажется, это весьма спорный вопрос, что именно подразумевал Ницше под словами «Бог умер», имелась ли ввиду смерть «морального Бога», то есть «выход за пределы добра и зла», освобождение от всех навязанных моральных догм или абсолютный отказ от бога, как сущности. Хайдеггер трактует Ницше как пантеиста, ставящего знак равенства между миром и богом, что на мой взгляд не совсем верно: по приведенным в лекции ссылкам на «По ту сторону добра и зла», нельзя судить абсолютно точно: вопрос о боге как мире не ставиться в других произведениях, что весьма не характерно. Если рассматривать другие мысли, то они, как правило, повторяться в нескольких произведениях в слегка измененной форме. Конкретно в «Антихристианине» он всегда рассматривает слово «бог», как «мораль». В этом случае, бог будет всегда христианским, как самым «моральным». На то и направлена критика христианства, как учения, оскорбившего понятие о боге, по сравнению, скажем, с античной философией, где сама мудрость – София, восстанавливалась в ранг божества.
Создавая контраст, выявляя христианство, как единственную в своем роде религию всецело основанную на морали, Ницше проводит сравнение с буддизмом: «Осудив христианство, я не хотел бы совершить несправедливость в отношении родственной религии, превосходящей его числом приверженцев,- это буддизм ". Обе нигилистические религии, обе религии decadence'а и близки, и самым замечательным образом разделены». Однако, осуждения не получается, напротив, буддизм проявляется как более древняя и потому более мудрая религия, более мирская. Там и правда отсутствует такие всеобъемлющее христианские (или, еще раньше, иудейские) понятия как «бог» и «грех». Эта религия ставит в центре «страдание», но отказывается от «сострадания», если следовать за ходом мысли автора, это религия эгоизма. И все же, это религия «decadence», мне кажется, он относит ее к упадку по той причине, что, попытки избежать страдания носят сверхпассивный характер: в буддизме есть выражение «если долго сидеть на берегу реки, то увидишь как по ней плывут трупы твоих врагов», по Ницше, скорее стоит самим сбросить врагов в реку. Decadence потому так и определен, что ведет к упадку воли к власти, к умерщвлению воли к жизни, в то время как учение Ницше ею наполнено.
Рассмотрим теперь сострадание, почему его наличие считается автором как признаком упадка. Фактически, сострадание приравнивается им к низкопробному эгоизму: «Исполняя дело сострадания, мы избавляемся только от того страдания, которое испытывается исключительно нами. Однако не один только этот мотив руководит нами: мы стараемся избавиться от страдания, и в то же время мы ищем удовольствия - того удовольствия, которое ощущается нами при виде противоположности нашего положения…» Можно провести здесь параллель с тем, что позднее высказывал Фрейд, что нами всегда руководит эгоизм, часто завуалированный как альтруизм. И плох здесь не эгоизм как таковой, он-то как раз вполне приемлем, а самообман, как, фактически, и религиозный самообман. Сострадание презирает страдающего во всех отношениях, проблема в том, что сострадание не постоянно, оно судит только в конкретный момент, в тот момент, когда человек испытывает страдание, а сострадающий, соответственно, испытывает страдание от возникшего в нем отвращения. Честный к себе человек, постарается избежать такого чувства хотя бы из своей честности. Помимо этого, «Сострадание, если оно, действительно, порождает страдание (пусть эта точка зрения будет у нас единственной), есть слабость, оно увеличивает страдание в мире» . Далее проводиться весьма неожиданная параллель с буддизмом, что его последователи пользуются состраданием как способом против страдания, познавая страдание в прошлом, они через сострадание испытывают превосходство, некоторого рода возвышенность, победу над страданием. Тем не менее, остается вопрос о пользе такого рода чувства. Не есть ли это пресловутый самообман, ведь практически всегда можно обнаружить, как в прошлом страдали больше, но реально, такое обнаружение лишь мысленно освободит от страдания, не выводя из самой ситуации, в которой приходиться страдать. «Сострадание презирается и считается недостойным сильной и грозной души». Если оценивать контекст этого выражения, то можно сказать «богоподобной души». Милость, но не сострадание, вот тезис Ницше. Вероятно, здесь и берет начало мысль, через два года воплощенная в «Заратустре»: «Так говорил однажды мне дьявол: «Даже у Бога есть свой ад - это любовь его к людям». И недавно я слышал, как говорил он такие слова: «Бог мертв; из-за сострадания своего к людям умер Бог». Умереть от сострадания? Но не относиться ли это так же ко всем, кто сострадает… Это так же показывает, что путь сострадания, каким его полагает Ницше ведет в тупик. Здесь следует вернуться к христианству, которое мыслиться, помимо всего прочего, и как религия сострадания: «Только сострадательный может быть хорошим человеком; следовательно, надобно быть постоянно сострадательным" - вот что говорит теперь мораль! Откуда ведет свое начало это учение морали? - Только тот человек может быть назван и чувствоваться моральным, чьи поступки лишены личного интереса и направлены на общую пользу, - этот переворот в умах был произведен в Европе христианством». Как предшествующая христианской рассматривается античная философия, в которой было совершенно другое, более материалистическое, более практическое отношение к состраданию. Именно, что упадок античности наступил с приходом христианства, то есть, с приходом морали сострадания, ранее было процитирована мысль, что сострадание не уважает страдающего, по-моему мнению отношения между людьми в античное время были такими, что человеку предоставлялась возможность самостоятельно преодолеть свое страдание, без просьбы о помощи, которая выглядела неблагородно в глазах окружающих. Можно сказать, что та эпоха была жестче, с точки зрения христианства, как и философия Ницше (а точнее, этот ее аспект). На самом же деле, здесь речь идет не о жестокости, а о справедливости по отношению к страдающему, и в какой-то степени об ответственности за содеянное, если страдание стало результатом проступка. Примером может служить христианская пропаганда в тюрьмах и забота о заключенных, как же пошло это выглядит, когда сострадают людям, которые знали, что результатом их действий будут те условия, в которых они оказались.
Однако, оказывается парадоксом мысль, что «страдание облагораживает», хотя, на деле никакого парадокса нет, известно, что Ницше мучили ужасные хронические головные боли, а к ним примешивалась и эмоциональная чувствительность философа, таким образом, часть своих произведений он писал в периоды болезни, другую часть в периоды выздоровления. Этот жизненный контраст и переноситься на страницы книг, сама идея благородного страдания в том и заключается, чтобы преодолеть его самому, без чьей-либо помощи и взглянуть на мир по-новому, и так снова и снова, очищать свой взгляд на мир, обучаясь его независимой оценке, которая только и возможна на столкновении болезни и выздоровление. И все же, большую цену имеет как раз выздоровление, которое, в свою очередь не возможно без страдания, являющегося, фактически, средством для выздоровления. Ярче всего эта мысль заметна в «Веселой науке»: «Наконец, чтобы не умолчать о самом существенном: из таких пропастей, из такой тяжкой хвори, также из хвори тяжкого подозрения, возвращаешься новорожденным, со сброшенной кожей, более чувствительным к щекотке, более злобным, с более истонченным вкусом к радости, с более нежным языком для всех хороших вещей, с более веселыми чувствами, со второй, более опасной невинностью в радости, одновременно более ребячливым и во сто крат более рафинированным, чем был когда-нибудь до этого».
Такого рода дуализм часто встречается у Ницше, когда разные трактовки одного и того же события или действия могут оказать положительное или отрицательное воздействие на личность, действительно, понимая это, по-новому начинаешь оценивать все, что однажды уже было оценено. Этого он и хотел – переоценки ценностей, в соответствии с новым мировоззрением. Не слишком ли много проблем у людей как раз из-за их консерватизма… который порой просто излишен. Не желание, а иногда и не возможность переоценить этот мир рождают зависть к тем, кто уже освободился от морального гнета веков.
Противопоставление «божественного» и «мирского» так же занимает существенно место в критике христианства, причем это противопоставления впервые применено самими христианами. «Религия типа христианской, ни в одной точке не соприкасающаяся с действительностью и немедленно гибнущая, как только мы признаем правоту действительности хотя бы в одной точке, такая религия не может не враждовать с "мудростью мира сего", сиречь с наукой…». Без этого разделения сам факт религиозности просто не имел бы смысла, как уже не имеет смысла понятие «бога», скажем, в протестантстве, где он оказывается лишь никому не нужным наследием, которое, впрочем, несут только по привычке. «Божественное» и вправду не стоит смешивать с «мирским», так как на деле оно оказывается слишком лживым, чтобы быть «от мира сего». «То, что хорошо для жрецов, хорошо и для бога» этот принцип использовался с незапамятных времен, так что иудаизм не принес здесь ничего нового, и христианство, приняв этот принцип «по наследству» прекрасно использует его. «Понят ли, собственно говоря, знаменитый рассказ начала Библии - рассказ о боге, который испытывает адский страх перед знанием?.. Нет, не понят» . Наука разрушительна для бога: «Там где наука делает шаг вперед, бог делает шаг назад». Знание оставляет во вселенной меньше места для бога, отсюда и страх – фактически, жречество кормилось богом (и всем, что с ним связано), нет бога – нет жречества. Это было еще одной причиной упадка средневековья, по сравнению с античностью, правда церковь поступила несколько хитрее, предоставив суррогат науки - теологию, которая вместе с инквизицией весьма успешно боролись с инакомыслием: первая в верхах, отвлекая их от реальной науки, вторая – в низах, внушая страх перед богом и церковью. Сам крах античной науки (а нам известно, что «львиная доля» современной науки, особенно математики и, практически вся, логика выросла как раз на том, что дошло до нас из античности) воспринимается Ницше как глубочайшая трагедия: «Весь труд античного мира - все напрасно: не нахожу слов, чтобы выразить чувство ужаса, какое охватывает меня... А ведь то была лишь предварительная работа, гранитным самосознанием был заложен лишь самый фундамент для труда тысячелетий,- и весь смысл античного мира напрасен?!.. Для чего жили греки! Для чего жили римляне?.. Уже были созданы все предпосылки ученой культуры, все научные методы, уже сложилось великое, несравненное искусство хорошего чтения, - без этого немыслима традиция культуры, единство науки; естествознание в союзе с математикой и механикой развивались наилучшим образом; чувство факта, самое главное и ценное из чувств, создало целые школы и имело за собой века традиции!» Действительно, стоит проявиться где-либо античной культуре как начинается «Возрождение», но и оно подавляется христианством, видоизмененным, но все же христианством, на протяжении истории человечества сложно найти другую систему взглядов, основанную на письменном источнике, которая менялась бы так часто как христианство. Первоначально оно было всего лишь «Царствием Божьим внутри», затем, стало организацией людей, хотя, по-моему убеждению, когда носители такого рода идей начинают собираться в группы, идея начинает умирать, упрощаться, так как сами трактовки для каждого уникальна, хотя они и объединены общим источником. Собравшись в группу, неизбежно появляется основная трактовка (как и происходило в христианстве, начиная со времен Константина Великого: бесконечные споры вокруг не принципиальных вопросов – споры ради споров, а вследствие этого борьба между самими же христианами), которая навязывается всем остальным. После установления авторитета единой церкви (этот факт, по сути своей является следствием уничтожения оппозиционных учений в христианстве, крупнейшими из которых были арианство, несторианство и гностицизм ), начинается эпоха диктатуры одной точки зрения на Христа (которая, однако, могла меняться в ходе бесчисленных соборов), переросшая в стагнацию средневековья. С приходом Нового времени религия, как вера в бога, отодвигается на второй план, и христиане вынуждены подстраиваться под изменчивый мир, чтобы не потерять своих позиций – теряется стержень в вероучении, церковь слишком начинает прежде всего заботиться о материальной выгоде, ставя на второе место духовные проблемы, таким и застал христианство Ницше.
Из сказанного следует, что Ницше фактически являл собой наследника греческой философии, какой он ее понимал, а именно глубокой, вдумчивой, никуда не спешащей, как отмечено в приведенной выше цитате: у греков были века для развития, для медленного, но основательного развития. «Прежде всего, будем говорить медленно... С такой книгой, с такой проблемой нет надобности торопиться; кроме того, мы оба - я и моя книга - друзья медлительности. Не напрасно мы были филологами, не напрасно мы были учителями медленного чтения, - наконец, мы и пишем тоже медленно» . Научив человека медленному чтению, а следовательно и искусству глубоко мыслить, греки как никто до них поспособствовали интеллектуальному развитию человека. А что же христианство – оно не просто ничему не научило людей, но напротив заставило их разучиться думать. Причем, если становиться на позицию Ницше, реформация, как событие, принесла мало положительного, так как проводилась она для тех, кто по своему уровню был гораздо ниже, пусть и поглощенного коррупцией и пороками, духовенства, в то время, как сам Лютер был невинен, «ибо не ведал, что творил»: «Лютеровская Реформация во всем ее размахе была возмущением самой ограниченности против чего-то "многогранного", говоря осторожно, грубым, обывательским непониманием, которому многое надо простить, - не понимали знамения торжествующей церкви и видели только коррупцию, превратно толковали аристократический скепсис, ту роскошь скепсиса и терпимости, которую позволяет себе всякая торжествующая, самоуверенная власть...» . Однако, помимо того, что христианство «заморозило» греческие достижения, оно еще и опошлило их: существует множество примеров этому, скажем «логос», введенный Гераклитом, и расширенный неоплатониками до понятия «идеи», совершенно по-другому трактуется христианами, первоначальный смысл намеренно забывается, несмотря на то, что нигде у языческих авторов «логос» не связывается с «единым богом», и в Библии вовсе нет явной связи «слова» с богом-сыном (единственное, что могло послужить причиной такой трактовки, на мой взгляд – несколько не точный перевод, то есть тот факт, что греческое «;;;;;» может означать и «слово» в бытовом смысле и «логос» в философском). Аналогичный пример – «ассимиляция» отцами церкви Софии – богини мудрости, низведение ее до мудрости конкретного иудео-христианского бога. Кроме античных авторов, христиане «позаимствовали» саму концепцию монотеизма в зороастризме и часть мифов у народов Междуречья. Таким образом, иудаизм, а за ним и христианство на деле являются не самобытными религиями, но весьма неумелым синтезом более древних и терпимых друг к другу языческих учений, однако, они отказываются от язычества, как вздорные дети делают все наперекор родителям. Именно, что отличает классические языческие мировоззрения, это отсутствие фанатизма (исключая отдельные культы) и ортодоксии. В языческих пантеонах, боги могли переходить от одного народа к другому, сохраняя свое «звание», в этом смысле язычество является реально единой религией, в отличие от современных монотеистических религий, так как общее число одних только христианских течений и сект достигает тысячи. Читая Ницше создается ощущение, что чем ближе мировоззрение к языческому, тем лучше он к этому мировоззрению относится (как в рассмотренном ранее пример с буддизмом) «"Немцы" (die "Deuttschen"): первоначально это означало "язычники (die "Heiden") <…> Можно было бы все еще допустить, что немцы задним числом сделают себе из своей оскорбительной клички почетное имя, став первым нехристианским народом Европы…»
Подводя итог всему сказанному в этой части моей работы нужно заметить, что здесь были рассмотрены только основные аспекты антирелигиозной философии Ницше, такие как фигура Христа, рассмотренная с позиции человеческой, но не религиозной; мораль и религиозность, а именно их связь в христианстве через бога, являющего собой персонификацию всех заветов, бога как надсмотрщика; аскетизм как деградация и аскетизм как, своего рода, дисциплина духа, полезная для мыслителя; противопоставление античности и христианства (а также Диониса и Христа), в вопросах морали и религии; язычество как альтернатива христианству; сострадание и страдание, связанные с аскетизмом, как также имеющие положительные и отрицательные трактовки. Конечно, такая книга как «Антихристианин» сама по себе полемическая, но в ней достаточно убедительно и, что самое главное, логично (в отличие от христианских сочинений, где логика зачастую отсутствует) доказывается, что такая религия как христианство фактически ведет в тупик на всех уровнях общества. Ницше в основном рассматривает личностный уровень, но, как будет показано далее, применение христианства в качестве государственной идеологии также не несет ничего хорошего для данного государства.
В качестве второго рассматриваемого источника было взято произведение «Так говорил Заратустра», взято потому, что оно фактически являет собой квинтэссенцию философии Ницше, это, своего рода, узел в котором переплетаются большая часть рассмотренных им проблем, граница, на которой встречаются то что было «до Заратустры» и после него. Из «Заратустры» можно проследить многое, что было впоследствии разобрано философом. В «Ecce Homo» написано (вообще, писать выводы по философии Ницше несколько затруднительно без его мнения о самом себе, которое прекрасно, хотя и несколько обрывисто, выражено в этом произведении) «Среди моих сочинений мой Заратустра занимает особое место. Им сделал я человечеству величайший дар из всех сделанных ему до сих пор. Эта книга с голосом, звучащим над тысячелетиями, есть не только самая высокая книга, которая когда-либо существовала, настоящая книга горного воздуха - самый факт человека лежит в чудовищной дали ниже её - она также книга самая глубокая, рождённая из самых сокровенных недр истины, неисчерпаемый колодец, откуда всякое погрузившееся ведро возвращается на поверхность полным золота и доброты» .
Конечно, представленная точка зрения далеко не единственная (взять хотя бы точку зрения христиан на самих себя), может быть, она не самая верная или не верна вовсе, тем не менее, как писал Фрейд в отношении христиан в «Будущем одной иллюзии»: «Вы обязаны всеми своими силами защищать религиозную иллюзию; когда она обесценится, - а ей поистине достаточно многое угрожает, - то ваш мир рухнет, Вам ничего не останется, как усомниться во всем, в культуре и в будущем человечества. От этой крепостной зависимости я, все наши свободны». Фактически, критика христианства идет с самого его зарождения, но, на мой взгляд, никто до Ницше не собирал ее воедино, не добавлял к ней столько нового, когда уже казалось, что добавить к сказанному нечего.
Глава II. Концепция вечного возвращения как выбора уходящего в вечность.
Стоит отдельно рассмотреть идею Ницше о вечном возвращении, фактически она нитью проходит через большую часть его произведений, начиная с «Веселой науки» (издана в 1882 году), и достигая своего апогея в «Заратустре». Сама же мысль мыслей (как называл ее сам Ницше) пришла к нему в 1881 году. 14 августа 1881 года он пишет из Сильс-Марии своему другу и помощнику Петеру Гасту: "Дорогой мой друг! Сияет августовское солнце, лето на исходе. Тише и безмятежнее становится в горах и лесах. На моем горизонте взошла мысль, подобной которой я еще не знал... но о том не хочу говорить и стараюсь сохранять непоколебимое спокойствие. Наверное, я должен прожить еще несколько лет!". В чистом виде это одна из самых спорных мыслей в творчестве Ницше. Он не объяснил, ни даже не намекнул на возможное объяснение ни в одном из известных произведений. Таким образом, появляется множество возможных трактовок этой мысли.
По-моему мнению, наиболее успешная попытка объяснить эту идею дана у Хайдеггера, хотя и ее можно оспорить по многим пунктам. Тем не менее, в его лекции посвященной этой проблеме прослеживается то, каким образом эта идея возникла у философа, как она развивалась, и приводится несколько вариантов объяснения (хотя эти объяснения и остаются личным мнением Хайдеггера) ее смысла. Примечательно, что он рассматривает описания «мысли мыслей» в «Так говорил Заратустра» и «Веселой науке» отдельно, хотя они и не отменяют, и не противоречат друг другу.
Я же постараюсь рассмотреть данную мысль в свете основной темы моей работы, то есть так, как ее мог представлять Ницше-антихристианин. Возможно, именно с этой точки зрения дано первое описание вечного возвращения в «Веселой науке»: «Что, если бы днем или ночью подкрался к тебе в твое уединеннейшее одиночество некий демон и сказал бы тебе: "Эту жизнь, как ты ее теперь живешь и жил, должен будешь ты прожить еще раз и еще бесчисленное количество раз; и ничего в ней не будет нового, но каждая боль и каждое удовольствие, каждая мысль и каждый вздох и все несказанно малое и великое в твоей жизни должно будет наново вернуться к тебе, и все в том же порядке и в той же последовательности, - также и этот паук и этот лунный свет между деревьями, также и это вот мгновение и я сам. Вечные песочные часы бытия переворачиваются все снова и снова - и ты вместе с ними, песчинка из песка!"<…> Или насколько хорошо должен был бы ты относиться к самому себе и к жизни, чтобы не жаждать больше ничего, кроме этого последнего вечного удостоверения и скрепления печатью?» .
Во-первых: на лицо противопоставления самого понятия «вечности», точнее будет сказать не противопоставление, а утверждение «вечности», какой ее понимает Ницше. Вполне естественно, что в его философии, вечность не безмятежный, спокойный рай, а жизнь, какая она есть (а раз она есть, значит она уже была и будет бесконечное, вечное число раз). Следует напомнить, что Ницше покровительствовал жизни, что было подробнее рассмотрено в первой части этой работы. И, как становится понятно, для него не могло быть ничего лучше этой же жизни с ее борьбой, ее движением, развитием самого себя. Что же нам предлагает христианство: абсолютный, вечный покой. Стагнацию после смерти, жизнь перед которой была падением или стоянием на месте (ранее был рассмотрен аскетизм в христианском понимании, аскетизм, который возводится в идеал). Здесь и заключается ключ в «отсутствии смерти» для христиан: они фактически уже мертвы, по той причине, что если движение это жизнь, то покой всегда смерть (под движением подразумевается развитие – движение вперед).
Во-вторых: стоит рассмотреть подробнее то, как понимается «ответственность» в христианстве и у Ницше. За всю историю существования христианства рай ни разу не был описан реалистично, рай всегда абстрактен. Причем, в то же время, ад был описан весьма подробно, возможно в этом и заключается ключ популярности христианства, - неясный рай подходит всем (всем христианам естественно), каждый может найти свое. Однако это становится еще одним обвинением, вынесенным христианству: оно подрывает понятие об ответственности, в то время, как Ницше напротив провозглашает вечную ответственность за каждый поступок: «вопрос, сопровождающий все и вся: "хочешь ли ты этого еще раз, и еще бесчисленное количество раз?" - величайшей тяжестью лег бы на твои поступки!» . Людям свойственно стремится к наиболее простому пути, а что может быть проще, чем отказ от ответственности и, вместо нее, надежда на вечную жизнь, не уверенность в будущем, независимо от того, что будет после смерти, а именно надежда на спасение, которое должно прийти от некоего опять же абстрактного божества. Кроме того, каждый христианин должен иметь внутри подсознательное знание, что он попадет в рай, иначе было бы абсурдно оставаться христианином, молиться, приносить богу жертвы, зная (или хотя бы догадываясь), что ты попадешь в ад. Отсюда становится ясно истинное желание христиан – избежать ответственности, так как они, в большинстве своем позиционируют себя как праведников (даже если человек назвал себя грешником, можно быть уверенным, что в глубине души он считает себя праведным), они надеются попасть в рай, не давая независимой оценки своей жизни (бог рассудит). Фактически, большая часть христиан, точнее людей, которые себя так называют, считает, что чтобы попасть в рай достаточно ходить в церковь и выполнять некоторые из десяти заповедей. Однако учение Ницше «скидывает их с небес на землю». «Вечное возвращение» служит символом вечной ответственности, которую может вынести только познающий, судящий сам себя. В то время как христиане ожидают милосердного суда, совершаемого богом, познающий вершит справедливый суд, над каждым своим поступком, каждой своей мыслью, каждой вещью: «Человек сперва вкладывал ценности в вещи, чтобы сохранить себя, - он создал сперва смысл вещам, человеческий смысл! Поэтому называет он себя "человеком", т. е. оценивающим. Оценивать - значит созидать: слушайте, вы, созидающие! Оценивать - это драгоценность и жемчужина всех оцененных вещей. Через оценку впервые является ценность; и без оценки был бы пуст орех бытия. Слушайте, вы, созидающие!» . Следует также заметить, что бог, каким он представлен в библии обычно жестокий, реже милосердный, и, наконец, очень сложно найти место, где он предстал бы справедливым: «И пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь от Господа с неба, и ниспроверг города сии, и всю окрестность сию, и всех жителей городов сих, и [все] произрастания земли. Жена же Лотова оглянулась позади его, и стала соляным столпом». «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку - домашние его» , можно привести еще массу примеров, Библия предлагает их достаточно, значит ждать справедливого суда от бога абсурдно. В то же время, становится понятно, что Ницше для нас и предстает «неким демоном», который заставляет оценивать все будущие поступки с точки зрения вечности. В несколько другом ключе это несоответствие вечного возвращения религии замечено Юнгером: «Учение о возвращении неуютно, его глубина зловеща; реакция на него спонтанна. Тот, кто отвергает его, не имеет обыкновения давать себе в этом отчет; он отодвигает его в сторону как нечто неприятное, потешается над ним и объявляет его абсурдным с начала до конца. В особенности это применимо к тем, кто прошел школу иудаизма, христианства или ислама. Ибо очевидно, что учение о вечном возвращении несовместимо с религиями откровения, его трудно объединить с верой в единого творца мира и творение мира, с верой в конечную цель и задачу этого творения и создаваемого в нем человека».
Третья сторона учения – на деле оно оказывается неким фильтром: своей тяжестью оно отпугивает от Ницше тех, кто смог добраться до его философии, но так и не смог понять. Конечно, легче объявить нечто абсурдным или слишком простым, чем осознать его истинную сущность. О двух возможных трактовках, как о «маленькой пропасти» в понимании говорит и Хайдеггер, сам Ницше в «Заратустре» предостерегает от ложного, упрощенного трактования. Эта концепция позволяет сохранить своего рода чистоту учения от черни, от толпы, от отребья, - если говорить словами самого Ницше.
Сделав небольшое отступление, можно представить, что и христианство первоначально было, или лучше сказать предполагалось не таким ужасным для развития общества, каким стало через две тысячи лет своего господства (на мой взгляд, очень хорошо это различие христианства «материалистического» и «духовного» представлено в романе Д.С. Мережковского «Смерть Богов», автор в художественной форме романа показывает, что на деле между античным язычеством и ранним христианством не такая большая пропасть, как кажется на первый взгляд, особенно, если рассматривать эти религии с чисто духовной стороны). Возможно, что «порча» христианства и началась с того, что оно было адаптировано для массы, а Христос заблуждался, считая всех людей a priori хорошими (в христианском смысле). Философия Ницше тем и отличается, что она принципиально не может быть раскрыта толпе и, хотя, и принимались попытки «упростить» учение Ницше все они не выдерживают критики.
Часто неверная трактовка говорит нам о том, что если все уже когда-то было и не может измениться, и будет повторяться в том же виде, то от самого человека ничто не зависит. Об этом же говорит и карлик «Все прямое лжет, - презрительно пробормотал карлик. - Всякая истина крива, само время есть круг» . Хайдеггер прекрасно опровергает такое понимание вечного возвращения: «Карлик видит только две уходящие в бесконечность дороги, размышляя приблизительно так: поскольку обе дороги уходят в бесконечность ("вечность"), там они и встречаются; поскольку же в бесконечности — где-то очень далеко от меня — круг замыкается, все возвращающееся в своем упорядоченном разнообразии следует друг за другом и проходит через ворота. Карлик не обращает внимания на несколько отчужденное замечание Заратустры, что дороги "сталкиваются лбами" в воротах. Название ворот написано вверху: "Мгновенье".<…> Самое трудное в учении о вечном возвращении, подлинная его глубина — присутствие вечности в мгновении, причем мгновение — вовсе не преходящее сейчас, не проносящийся перед наблюдателем мимолетный миг, но столкновение будущего с прошлым. В мгновении вечность становится самой собой и определяет, как именно все возвращается». Было бы естественно подумать, что все уже предопределено, если бы это было написано в священной книге очередной религии спасения, однако Ницше никогда не был простым для понимания и мы фактически вынуждены всматриваться в глубину, не ограничиваясь тем, что видно на поверхности.
Из всего вышесказанного, мы можем заключить, что идея вечного возвращения фактически заставляет человека тысячу раз обдумать свое решение, прежде чем совершить решенное. При этом принятие решения зависит только от одного человека, отрицается все «духовное», что могло бы повлиять на его решение, будь это бог или дьявол. Вместе с тем отрицается и какая-либо возможность загробного существования: все возвращается так, как было свершено, а значит и человек возвратится в самого себя и так же будет должен решить в каждый момент как ему поступить и будет принимать одно и то же решение всегда, каждый раз испытывая перед ним одни и те же сомнения и страхи. Помимо этого, отрицается и наличие цели существования мира (не просто отсутствие императивного смысла жизни у человека), а вместе с ней и наличие творца, который бы создал этот мир с определенной целью, в случае христианства эта цель – судный день, когда все сущее перейдет либо в стагнацию рая, либо в покой ада, ведь если пытать человека вечность, то рано или поздно он будет уже невосприимчив к пыткам. Поскольку если бы у мира была цель, то она вследствие своей необходимости (заложенной творцом) была бы уже достигнута, и движение мира прекратилось. То, что Ницше не доказывает свое вечно возвращение, может быть поставлено ему в вину, но стоит отметить, что он, во-первых: не объявляет свое учении данным свыше и обязательным для следования ему всеми, ему не нужно, чтобы как можно большее число людей (любого качества и развития) «уверовали» в него, а во-вторых: концепция может быть принята человеком для более здравой оценки себя и своих поступков. Те, кто желает развиваться могут взять эту идею за основу совершенно без доказательства (в конце концов, она не хуже других мыслей о том, что будет после смерти).
Отвергая воздаяние или другую жизнь после смерти, тем, кто жил, «не совершив ни шага вперед», выносится ужасающий вердикт: вместо рая они будут переживать свою никчемную жизнь снова и снова, нет разделения на рай и ад, все получат то, что они заслужили, а именно - собственную жизнь, сложно придумать нечто более справедливое. Однако люди не уходят из христианства, осознавая свою беспомощность и неопределенность, они уже не пытаются изменить что-либо, а принимают все как есть, становясь лишь частью механизма.
Стоит упомянуть и о конкретном случае того, о чем было сказано ранее, а именно отвержение вечного возвращения, под предлогом его абсурдности, на примере Карла Ясперса: «Однако ни в вечное возвращение, ни в ницшевского Диониса, ни в сверхчеловека никто никогда по-настоящему не верил» . Вполне достаточно рассмотреть одно слово «верил», чтобы сказать с какой позиции трактуется Ницше в данном случае, не есть ли это отребье, которое пьет из нашего родника?..
«Что с того, что всякая почти мысль его уходит в пустоту; что с того проявляется во всех суждениях Ницше. Словно Ницше вышел из христианства и остановился, что читатель, вначале захваченный восторгом, каждый раз снова оказывается в бесплодной пустыне, - в это постоянном преодолении, в этой жажде большего, в этом стремлении все выше и выше все же что-то живет и действует на нас. Нас прогоняют с каждой занятой нами позиции, то есть из каждой конечности; нас захватывает и несет вихрь. Если мы попытаемся нагляднее представить главный, последний мотив, побуждающий Ницше двинуться прочь от нигилизма, нам придется искать его как раз там, где несутся самые бурные потоки этого вихря - в противном случае у нас не останется от Ницше ничего, кроме кучи пустых нелепостей и абсурдных выкриков». Естественно, что подобная «всезнающая» статья не может обойтись без предупреждения о том, что многие мысли были написаны Ницше под влиянием болезни, хотя это и несколько не стыкуется с тем, что философ всегда описывает свое состояние, в котором он писал то или иное произведение. Проблема подобных переосмыслений состоит именно в том, что они даются зачастую с позиции «добра», то есть критерия, который не может быть применен вследствие собственной неопределенности, о чем и говорил Ницше. Однако, понимание этого приходит только вместе с желанием понять, в случае же если имеют целью доказать несостоятельность чего-либо - понять не стремятся.
Учение о вечном возвращении по сути своей утверждает только один суд – суд человека над самим собой. Конечно, все зависит от искренности и честности конкретного человека, но, как уже было сказано ранее, эта «мысль мыслей», как и вся философия Ницше, для всех и не для кого. Принятие данной концепции помимо того, что заставляет избежать ошибок в будущем, приводит и к переоценке уже установившихся в сознании ценностей, и если сущность вечного возвращения понята правильно, то сформируются вполне определенные новые ценности, причем в этом случае человек сам осознает созданную систему, в отличие от факта религии, где все уже давно закреплено в догме и не остается ничего, кроме как принять эту догму на веру. «Можешь ли ты дать себе свое добро и свое зло и навесить на себя свою волю, как закон? Можешь ли ты быть сам своим судьею и мстителем своего закона? Ужасно быть лицом к лицу с судьею и мстителем собственного закона. Так бывает брошена звезда в пустое пространство и в ледяное дыхание одиночества» .
Достаточно часто вечное возвращение рассматривается вместе с таким понятием как становление, которое в свою очередь является выражением воли к власти. Следует, однако, заметить, что слово «macht» скорее переводится как мощь, то есть власть понимается не как чисто человеческое, а как нечто присущее, в том числе и животному миру. «Основная черта сущего как воли к власти определяется, поэтому еще и как «вечное возвращение того же самого». Тем самым мы называем еще одну главную рубрику метафизики Ницше и сверх того обозначаем, нечто существенное: только из достаточно понятого существа воли к власти становится видно, почему бытие сущего в целом должно быть вечным возвращением того же самого; и наоборот: только из существа вечного возвращения того же самого можно схватить средоточие, сущностное ядро воли к власти и ее необходимость. Обозначение “воля к власти” показывает, что есть сущее в своем «существе» (конституции). Обозначение «вечное возвращение того же самого» показывает, как должно существовать сущее такой природы в целом». Фактически, каждая воля желает видеть саму себя многократно возвращенной и повторенной, так как она полагает то, что она совершила лучшим и не нуждающимся в изменении, воля не должна раскаиваться в содеянном, а значит и совершить нечто нужно так, чтобы потом не сожалеть. «Воля - так называется освободитель и вестник радости; так учил я вас, друзья мои! А теперь научитесь еще: сама воля еще пленница. "Хотеть" освобождает - но как называется то, что и освободителя заковывает еще в цепи? "Было" - так называется скрежет зубовный и сокровенное горе воли. Бессильная против того, что уже сделано, она - злобная зрительница всего прошлого. Обратно не может воля хотеть; что не может она победить время и остановить движение времени, - в этом сокровенное горе воли <…> Всякое "было" есть обломок, загадка, ужасная случайность, пока созидающая воля не добавит: "Но так хотела я!" - Пока созидающая воля не добавит: "Но так хочу я! Так захочу я!" Но говорила ли она уже так?..». Приведенный отрывок вполне доказывает наличие связи между «волей к власти» и «вечным возвращением», тем не менее, Ницше лишь намекает на вечное возвращение как таковое в этом отрывке, не раскрывая его полностью вплоть до отдельной главы.
Завершая рассмотрение вечного возвращения, можно вывести то, что, наверное, хотел нам передать философ через эту мысль: выбор есть всегда и он не зависит ни от чего, ни от возможного наказания или поощрения, воздаянием будут служить сами последствия поступка в этой жизни, но не за ее пределами.
Глава III. Ницше и современность.
Апофеозом всей критики религии у Ницше становятся слова «Бог мертв», они звучат во многих его произведениях, при этом каждый раз их смысл расширяется. В одном из черновых отрывков мы можем встретить историю безумца, провозгласившего смерть бога: «Безумный человек. Слышали ли вы о том безумном человек, который в светлый полдень зажег фонарь, выбежал на рынок и все время кричал: Я ищу Бога! Я ищу Бога! <…>Где Бог? - воскликнул он. - Я хочу сказать вам это! Мы его убили - вы и я! Мы все его убийцы!». Осмыслить, эту смерть можно несколькими путями, причем Ницше предоставляет в этом выборе полную свободу, ему не важно от чего нас освободил факт смерти бога, важен результат, то есть, что нам позволит сделать эта смерть. «Свободным называешь ты себя? Твою господствующую мысль хочу я слышать, а не то, что ты сбросил ярмо с себя. <…> Свободный от чего? Какое дело до этого Заратустре! Но твой ясный взор должен поведать мне: свободный для чего?». «Свобода для», вместо «свободы от». Смерть бога (а значит и всего того, что он олицетворял) по сути своей является свершившимся фактом, поэтому не имеет смысла останавливаться на нем, но нужно двигаться дальше, развивая в себе ранее запрещенное. Примечательным является тот факт, что даже явно описанная у Ницше мысль может быть понята в неверном ключе: «Ницше возражает против христианства, потому что оно принимает, как он выражается, "рабскую мораль". Интересно проследить резкое различие между его аргументами и аргументами французских философов, предшественников революции. Они считают, что догмы христианства ложны, что христианство учит покорности тому, что представляется волей Бога, тогда как уважающее себя человеческое существо не должно склоняться ни перед какой высшей властью. <…> Он согласен с французскими философами в их протесте против подчинения предполагаемой божьей воле, но он заменяет её волей земных "художников-тиранов". Покорность хороша (для всех, кроме этих сверхчеловеков), но не покорность христианскому Богу». Здесь Рассел при своем несогласии с догмами христианства, тем не менее, соглашается с одной из них, а именно с всеобщим равенством. Отсюда следует гуманистическая критика, оправдывающая тех, кто не способен к творению, производству и установлению новых ценностей. Такие люди, к сожалению, будут существовать всегда, и оправдать их существование невозможно, пресловутое «общества потребления», которого боялся Фромм: «Современный капитализм нуждается в людях, которые кооперированы в большие массы и слаженно трудятся сообща которые хотят потреблять все больше и больше, чьи вкусы стандартизированы, легко могут быть направляемы извне и предвосхищены». Из приведенной цитаты, становится ясно, что проблема, поставленная Ницше, не менее актуальна и сейчас. Причем она все более разрастается. Наше общество не оправдывает надежд философа на будущее, предполагавшего движение человека «вперед по мосту к сверхчеловеку». Что еще хуже, христианская догма о равенстве проявилась и в учениях, отрицавших христианство (социализм, современный гуманизм), однако попытки воплотить это равенства в жизнь все время терпят крах, а в худшем случае извращают общество еще больше. Примером могут стать случаи, когда к власти и ресурсам пробиваются люди, не заслужившие этого и совершенно не способные управлять, как скажем, произошло, по моему мнению, в ходе путча 1991 года. «Свобода, равенство, братство. Причем свобода понимается именно в простейшем смысле - воротить, что в голову взбредет, "свобода от", между тем как высшая форма свободы, свобода творчества, является "свободой для". И вот ее в революции как-то незаметно - все, в сущности, сводится к тогда еще ненаписанной фразе "А чего тут думать? Все отнять и поделить!" Полиграф Полиграфыча».
Рассматривая эту грань философии Ницше с точки зрения современности, появляются глубокие сомнения, а мертв ли бог?.. Взглянув на религию в сегодняшней России, сомнения приобретают под собой почву. В конституции Российской Федерации, в статьях 13, 14 и 19 декларируется свобода совести и религиозных убеждений, а также равенство перед законом всех религиозных учреждений. На самом же деле мы можем наблюдать совершенно другую картину: на Пасху и Рождество президент (являясь гарантом конституции) присутствует на службах в православных храмах, его не видно ни в синагоге, ни в мечети. Однако эти факты еще можно списать на личную жизнь президента, но когда правительство принимает закон, противоречащий конституции, появляется повод задуматься: а светское ли у нас государство. Скажем, федеральный закон от 26 сентября 1997 г. № 125-ФЗ «О свободе совести и о религиозных объединениях» еще в преамбуле указывает на особую роль православия «...признавая особую роль православия в истории России, в становлении и развитии
ее духовности и культуры, уважая христианство, ислам, буддизм, иудаизм и другие
религии, составляющие неотъемлемую часть исторического наследия народов России,
...принимает настоящий Федеральный закон». При этом в законе нет и упоминания об атеизме и не религиозных мировоззрениях, которые оказываются абсолютно бесправны, по сравнению с религиозными организациями. В законе о налогообложении закреплено право церкви вести бизнес (то есть заниматься деятельностью, приносящей доход) не платя налог. Вообще, подобных уступок и льгот de jure очень много, de facto их еще больше (один из наиболее известных примеров: введение основ православной культуры в школах, хотя федеральный закон еще не разработан, причем вводятся эти занятия не как факультатив, а как обязательный к изучению предмет). При этом правительство совершенно не реагирует на редкие замечания со стороны общества: власть вообще не уделила внимания письму десяти российских нобелевских лауреатов, обеспокоенных «всё возрастающей клерикализацией». Из всего вышесказанного мы можем заключить, что бог жив, вопреки тезису Ницше, однако возникшее противоречие пропадает, если рассмотреть проблему с точки зрения не искаженной христианской морали.
Начать можно с концепции нестяжательства. В мире, где проповедовал Иисус Христос (если допустить что он реально существовал) иудейская церковь являлась символом могущества, власти и богатства вторым по величине после римского императора, однако император находился в Риме, в провинции же церковь могла править практически ни чем не ограниченная (наместники Рима такие как Понтий Пилат редко вмешивались во внутренние дела провинций). Создавая противоположную иудаизму доктрину, Иисус провозглашал бедность как способ спасения, прогонял торговцев из храма (причем в храме, а точнее рядом с ним, по свидетельствам римских историков находились только те, кто торговал предметами культа, например животными для жертвоприношений), которые имели должны были иметь довольно большую прибыль. И что мы видим сейчас: не существует храмов, в которых не было бы церковной лавки, которая отпускает необходимые для богослужения предметы по ценам которые нельзя назвать скромными. Падение морали среди церковных служителей также нельзя не заметить. Взять хотя бы известные случаи гомосексуализма священников, однако высшие чины церкви и государства практически никак не отреагировали на подобные факты, которые во многих случаях подпадают под статью уголовного кодекса. Теперь стоит задаться вопросом, а есть ли в этой церкви бог? Или быть может это всего лишь пустая оболочка с выбеленным фасадом, но прогнившая внутри: «Рассказывают еще, что в тот же день безумный человек ходил по различным церквам и пел в них свой Requiem aeternam deo. Его выгоняли и призывали к ответу, а он ладил все одно и то же: Чем же еще являются эти церкви, если не могилами и надгробиями Бога?».
Взглянув с несколько другой точки зрения, мы можем увидеть и обратную связь, при помощи которой церковь поддерживает власть, которая поддерживает церковь. « Смешение языков в добре и зле: это знамение даю я вам как знамение государства. Поистине, волю к смерти означает это знамение! Поистине, оно подмигивает проповедникам смерти! Рождается слишком много людей: для лишних изобретено
государство!». Этим лишним людям государство может придумать любого бога, лишь бы они продлевали существование высших чинов этого самого государства. Убийство бога не засчитывается, если человек вновь начинает поклоняться, не важно чему, тот, кто нуждается в поклонении, выказывает лишь свою слабость. Смерть одного Бога не предполагает поиски другого Бога. Оборотная сторона провозглашаемой смерти Бога, оказывается, принадлежит только Жизни, и попытка Ницше обратить наше внимание на исчезновение Бога есть лишь стремление указать на тот горизонт жизни, который раскрывается с его Смертью. «Кое-где существуют еще народы и стада, но не у нас, братья мои; у нас есть государства». Из этой цитаты видно, что современное общество (между обществом начала ХХ и начала ХХI веков не большая разница, если рассматривать его организацию), которое немыслимо без государств, является одним из возможных вариантов организации людей. Мы можем только догадываться, что понимал Ницше под народами и стадами, причем первое звучит гордо (вполне вероятно, что одним из «народов» были греки), второе приниженно, а государство располагается где-то посредине, куда ведут обе дороги, ведь мы не можем увидеть никакой принципиальной разницы между государствами, которые в прошлом являли собой могущественные империи и небольшие страны. И все же, как мне кажется, государство является более олицетворением стада, чем, в прошлом гордого, народа. Вместе с церковью, государство навязывает себя всем, при этом, не замечая индивидуальностей, оно подобно, что уже замечалось выше, огромной машине, где отдельный человек, не зависимо от своего потенциала и способностей, всего лишь без труда заменяемый винтик. «Там, где кончается государство, и начинается человек, не являющийся лишним: там начинается песнь необходимых, мелодия, единожды существующая и невозвратная. Туда, где кончается государство, - туда смотрите, братья мои! Разве вы не видите радугу и мосты, ведущие к сверхчеловеку?». Само существование государств говорит о том, что человек - более стадное животное, чем «венец творения». «Государство в руках военной власти пытается, как и эгоизм приобретателей, собственными силами организовать все снова и служить связью и давлением для всех этих враждебных сил; т. е. оно хочет, чтобы люди идолопоклонствовали перед ним так же, как они это делали прежде в отношении церкви».
Ницше немного касался нехристианских (или точнее будет сказать несемитских) религий, поэтому фраза «бог мертв» должна пониматься с некоторой оговоркой, Ницше не берется за доказательство отсутствия бога (вообще доказательство отсутствия чего-либо вещь абсурдная), он констатирует факт. При этом он не имеет в виду наличия бога как материальной субстанции, но его наличие в людях, которого и не видно, внутри христианской церкви, собственно, откуда бы мог взяться бог в обычных людях, если его нет даже в священниках. Однако, большинство людей продолжает хвататься за изжившую себя христианскую мораль. Возникает вопрос: а возможно ли в наше время общество, основанное на философии Ницше, и будет ли оно вообще возможно. Я не думаю что такое общество возможно сейчас, но стоит надеяться и посильно приближать лучшее будущее. Но есть ли люди, способные его приблизить. Возможно, это прозвучит слишком тщеславно, но далеко не все люди способны на развитие, каким понимал его Ницше: «Вы совершили путь от червя к человеку, но многое в вас еще осталось от червя, Некогда были вы обезьяной, и даже теперь еще человек больше обезьяны, чем иная из обезьян» . Человек как Homo Sapiens, но в свете сказанного возникает вопрос, а настолько ли большинство людей sapiens, создается впечатление, что нет. В качестве доказательства можно привести цитату достаточно известного современного критика религии Андрея Борцова: «Подавляющее большинство представителей людского рода эксплуатируют накопленный опыт (т.е. пользуются вещественными категориями, прекрасно обходясь тем, что было «пощупано или рассказано»), не внося в него ничего нового. В массе своей люди не являются сапиенсами. Сапиенсы среди них встречаются, но довольно редко. Основой обучения для человека, как и для высших животных, является подражание себе подобным. Конечно, человек способен подражать очень сложным действиям, недоступным другим животным, но по сути - это все равно подражание. Человек, подражая, учится читать; подражая, водит машину; подражая, ведет себя в обществе. Подражая, человек создает себе напуск разумности, на самом деле использует лишь арсенал с детства отпечатанных в сознании и подсознании клише». К сожалению, люди порой подражают и совершенно абсурдным бездоказательным теориям, принимая их для обоснования своих действий, жертвами же такого подражания зачастую становятся великие мыслители, на которых был приклеен ярлык «враг рода человеческого». В отношении Ницше подобным примером может послужить то, что многие до сих пор характеризуют его как одного из первых идеологов нацизма. Еще Лорд Кромер, бывший генеральный консул и организатор Египта (в английской “Spectator”) заявил в связи с началом первой мировой войны: «Одна из причин, вынудивших нас принять участие в этой войне, заключается в том, что мы должны защитить мир, прогресс и культуру от того, чтобы они не пали жертвой философии Ницше». Вероятно, что такого рода обвинения могли стать результатом элитарности учения Ницше, как уже было сказано, людям свойственно объявлять «злом» все, чего они не могут понять. Значит и идеальное общество «для всех» на основе его учения не возможна, тем более, что в его трудах общество практически нигде не оценивается, как нечто положительное: есть лучшие, худшие, но нет идеальных. И, может быть, сверхчеловек – это задача отдельных представителей вида, но не всех людей.
После рассмотрения перспектив (или их отсутствия) создания общества на основе философии Ницше, становится понятно, что большинство мало изменилось, хотя и прошло чуть более ста лет, слова Ницше все еще не для всех. Интересно сравнение черновика первой главы «Так говорил Заратустра» и окончательного варианта: «Бог умер! (Gott ist tot!) Бог не воскреснет! (Gott bleibt tot!) И мы его убили! Как утешимся мы, убийцы из убийц! Самое святое и могущественное Существо, какое только было в мире, истекло кровью под нашими ножами - кто смоет с нас эту кровь? Какой водой мы очистимся? Какие искупительные празднества, какие священные игры нужно будет придумать? Разве величие этого дела не слишком велико для нас? Не должны ли мы сами обратиться в богов, чтобы оказаться достойными его? Никогда не было совершено дела более великого, и кто родится после нас, будет, благодаря этому деянию, принадлежать к истории высшей, чем вся прежняя история! - Здесь замолчал безумный человек и снова стал глядеть на своих слушателей; молчали и они, удивленно глядя на него. Наконец, он бросил свой фонарь на землю, так что тот разбился вдребезги и погас. Я пришел слишком рано, - сказал он тогда, - мой час еще не пробил». Здесь в убийстве бога «обвиняется» все человечество. Но убит ли бог даже теми, кто верил в него без сомнения (а значит, и давал ему жизнь), или же сомневался, но продолжал следовать правилам и догмам, которые объявлялись данными богом, или теми, кто верил, но нарушал заповеди. В окончательном варианте книги, сначала заявляется: «Но когда Заратустра остался один, говорил он так в сердце своем: Возможно ли это! Этот святой старец в своем лесу еще не слыхал о том, что Бог мертв» . Далее говорится: «Так говорил однажды мне дьявол: Даже у Бога есть свой ад - это любовь его к людям. И недавно я слышал, как говорил он такие слова: Бог
мертв; из-за сострадания своего к людям умер Бог» . Но уже не упоминается о том, что бога был убит людьми. Не потому ли, что, как уже было сказано, люди в большинстве своем не могут убить его. В первом случае, Заратустра говорит, что пришел слишком рано, но в конце концов, Ницше остановился на том, что слова Заратустры вообще не подходят для людей на базарной площади, для большинства: «Произнесши эти слова, Заратустра снова посмотрел на народ и умолк. Вот стоят они, говорил он в сердце своем, - вот смеются они: они не понимают меня, мои речи не для этих ушей. Неужели нужно сперва разодрать им уши, чтобы научились они слушать глазами? Неужели надо греметь, как литавры и как проповедники покаяния? Или верят они только заикающемуся?» . Не значит ли это, что Ницше был окончательно разочарован в людях, мы можем только предполагать, во всяком случае, он уже не объявляет всех людей убийцами.
Я уверен, что каждый человек вправе сам назвать себя убийцей бога, решившись сделать это. И время, в котором живет этот человек, не играет роли, во все времена находились такие «убийцы», но все люди никогда такими не станут, возможно, это и к лучшему, так как не все могут вынести и правильно понять это. Убийство бога означает, что «все дозволено», но для тех, кто сдерживался от совершения преступлений единственной мыслью о последующем возмездии, такое убийство может быть опасно. Те же, у кого хватило воли признать и выдержать отсутствие бога, увидят в этом новые горизонты, новые возможности, новые горя, ждущие покорения. «В самом деле, мы, философы и свободные умы, чувствуем себя при вести о том, что старый Бог умер, как бы осиянными новой утренней зарею; наше сердце преисполняется при этом благодарности, удивления, предчувствия, ожидания, - наконец, нам снова открыт горизонт, даже если он и затуманен; наконец, наши корабли снова могут пуститься в плавание, готовые ко всякой опасности; снова дозволен всякий риск познающего; море, наше море снова лежит перед нами открытым; быть может, никогда еще не было столь открытого моря».
Заключение
Я считаю, что цель моей работы была достигнута: представлен анализ наиболее значимых мест в творчестве Ницше. Поставленные задачи также решены. Подробно рассмотрена критика церкви в «Антихристианине», проанализированы главы «Так говорил Заратустра», посвященные религии, кроме того, приведены различные точки зрения на данную критику. В работе имеется сравнение христианских и ницшеанских ценностей и разобрано важное, на мой взгляд, противопоставление Христа и Диониса. Помимо этого, идея о вечном возвращении была явно противопоставлена христианству и связана с остальной критикой. Причем по ходу рассмотрения «вечного возвращения» приведены две возможные трактовки и доказана несостоятельность одной из них.
Так как тема достаточно актуальна, я попытался предположить то, каким образом может философия Ницше помочь выйти из морального и религиозного кризиса если не обществу, то хотя бы разумным личностям. Философия жизни и постоянного развития против религии стагнации и страха перед знанием, качество против количества, именно таким представляется мне противостояние, однако, чем оно закончиться, не в силах предсказать никто. Еще остается вопрос: умер ли бог окончательно или он снова вернется в души людей после новых потрясений. Впрочем, вслед за Ницше и Заратустрой мы будем встречать великий полдень: «Это мое утро, брезжит мой день: вставай же, вставай, великий полдень! - Так говорил Заратустра и покинул пещеру свою, сияющий и сильный, как утреннее солнце, подымающееся из-за темных гор».
Список используемой литературы.
1. Ницше Ф. «Так говорил Заратустра» - М. Эксмо, 2006г.
2. Ницше Ф. сочинения в 3-х т., т 2. – «Антихрист» - М. Мысль, 1990г.
3. Ницше Ф. «Веселая наука» - М. Эксмо, 2006г.
4. Ницше Ф. «Ecce Homo, как становятся самим собой» М. Мысль, 1991г.
5. Ницше Ф. Сочинения в 2-х томах. Том 1, М., 1990,
6. Ницше Ф. сочинения в 2-х т., т 2. – «Несвоевременные размышления: Шопенгауэр как воспитатель» - М. Мысль, 1990г.
7. Ницше Ф. сочинения в 2-х т., т 2. – «Утренняя заря или мысли о моральных предрассудках» - М. Мысль, 1990г.
8. Ф.Г. Юнгер «Ницше» - М. Праксис, 2001г.
9. журнал "Онтология времени", №3, 2000 г.
10. Журнал «Вопросы философии и психологии» - 1892г. № 15.
11. М. Хайдеггер «Европейский нигилизм» - М. Мысль, 1992г.
12. К. Ясперс «Ницше и христианство». http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000311/
13. Фромм Э. «Искусство любить» - М. Педагогика, 1990.
14. Рассел Б. «История западной философии» книга 3 – Новосибирск. Сиб. унив. изд-во, 2001г.
15. Свасьян К. «Фридрих Ницше: мученик познания» - М. Эксмо, 2006г.
16. Борцов А. «Критика Ницше Расселом». http://www.warrax.net/Satan/xians/nietzhe_russel.htm
17. Борцов А. «Гомогенез» http://www.warrax.net/gomogenez/start.html
18. Библия, русский синодальный перевод – М., 1994г.