9. Покаянная вышиванка

Игорь Судак
Карпуха едва лишь проснулся – тут же прямо в трусах сел к компьютеру проверять почту. Он ждал ответное письмо по поводу своей конструкторской разработки новой парусной крейсерской яхты. Письмо пришло, но - от кого-то непонятного. Карпуха хотел было его убить как потенциальный вирус, но что-то остановило, и он открыл.  Это оказалось письмо от его товарища детства.

«Добрые сутки, Карпуха!

Мы не общались с тобой так давно, что страшно сказать – аж с прошлого тысячелетия и даже - с прошлой страны. Ты меня, может, сразу и не вспомнишь. Но я, когда прочитал о тебе  в Интернете,  то практически не раздумывал - ты не ты?  Сразу узнал тебя – ты всегда был поведен на справедливости. Ты тогда был в нашем дворе самым маленьким – и по росту и по возрасту. И ты, как и все мы, обожал футбол. 

Но если мы хотели забивать голы или, как минимум, стоять на воротах, то ты всегда выбегал во двор со свистком и с набором желтых и красных карточек.  Мы поражались, как пацаненку может нравиться бегать без мяча и следить за тем, чтобы игра была правильной. Как же ты мешал нам и раздражал нас! Что мы с тобой только ни делали: и били, и связывали, и даже закрывали в трансформаторной будке или на пыльном чердаке. Но не проходило и получаса, как ты выбирался и - снова появлялся на поле. И свистел, поднимая руку, требуя равных правил и честной игры.

И, в конце концов, мы смирились, - хрен с тобой! – бегай, а потом, со временем,  и сами поняли, что играть по правилам лучше и удобнее, чем бесконечно собачиться друг с другом по любому спорному моменту. Тебя начали уважать.  А потом вдруг ты с родителями куда-то переехал. Но еще много раз я вспоминал и удивлялся, как маленький Карпуха, смог совладать с матерой дворовой шпаной? Наверно потому, что сила, брат, она  в справедливости.

А теперь я хочу кое-чем с тобой поделиться, а точнее, просто рассказать немного о себе и о своих предках. Надеюсь, ты поймешь меня и не посчитаешь это пустым спамом из прошлого.

Мой прадед - участвовал в бою под Крутами на стороне большевистской армии Муравьева и стрелял в защитников новорождённой Вильной Украины. В нашем семейном альбоме есть пожелтевшая фотография, где он стоит возле убитого им юнкера. Я старался на нее не смотреть - мне всегда было жаль его жертву.

Мой дед - после войны добивал прятавшихся в лесах бандеровцев-самостийников и получил за это пять наград. Я слушал его рассказы и невольно сочувствовал лесным братьям, сражавшимся на своей земле за свою свободу.

Мой отец - во время срочной службы стоял на вышке и охранял украинских диссидентов-националистов, отбывавших срок в лагере за свое вольнодумство. А я - читал Стуса и Сверстюка, восхищался стойкостью Чорновила и Хмары. И не понимал, зачем нужно с ними так расправляться?

Мои предки воевали практически со всеми, кому сегодня воздвигли новые памятники.

А я - в 1991-м голосовал за независимую Украину и в 2004-м стоял за неё же  - свободную и равноправную - на Майдане, впервые надев вышиванку – как вызов и как протест. Я всегда был с теми, кто был против любой диктатуры,  чьи права и достоинства попирались. Я еще думал – наверняка где-то здесь стоит и Карпуха.

Прошло несколько лет национальной украинской власти. И я словно оказался в машине времени - вся история человечества вдруг развернулась вокруг меня – сразу всеми  эпохами. Как человек 21-го века, я собственными глазами увидел век пещерный  с дремучим сознанием – свой-чужой. Как научный работник, я вдруг понял, что такое средневековье с его охотой на ведьм и расправой над здравым смыслом. Как русскоязычный, я почувствовал, что значит подвергаться дискриминации, как когда-то подвергались чернокожие. И как гражданин страны, я вдруг осознал, что значит оккупация ее инородцами и каково оно - быть человеком второго сорта.

И я понял, что то, что Украина не состоялась сто лет назад -  было естественно и неизбежно. И что бандеровцы, может, и герои пока они воевали возле своих домов, но в Донбассе, Крыму и в Киеве они - захватчики. И что националисты-диссиденты выступали, на самом деле, не за защиту своих прав и свобод, а за то, чтоб иметь возможность душить права и свободы других.

И я вдруг впервые в жизни стал понимать своих предков. Не то чтобы целиком и полностью, но уже в достаточной степени, чтобы попросить у них прощения и продолжить их дело. Как именно? Я еще не решил… Но знаю точно, что по настоящему свободной Украина станет не тогда, когда в ней все заговорят по-украински, а когда в ней не будет во власти людей с такими идеями, против которых боролись мои деды и прадеды…

И еще, когда в ней будет как можно больше таких людей, как ты - Карпуха.

Твой товарищ детства – Гриша Гаркушин.»


***
Карпуха прочитал письмо и задумался. Во-первых, его очень впечатлила человеческая эволюция почти забытого им товарища – так вот уже какие мысли появляются у тех, кто недавно был на Майдане! А во-вторых, детские воспоминания наложились на теперешнюю жизнь. Ведь и правда – не может быть хорошей команда, если  футболистов отбирать в нее по знанию мовы, а тренера - по любви  к вышиванкам. И не может быть нормальной игра, если игроки в ней наделены разными правами, поле не имеет границ, а правила для всех разные... 

Карпуха выдвинул нижний ящик стола, пошарил в глубине рукой, достал свой старый запылившийся свисток и усмехнулся: «А может, ну их, нафиг, эти яхты?! Может,   вспомнить  детство и -  заняться страной?»