«Надежда – глупое чувство».
Макс Фрай. «Путешествие в Кеттари».
Обращение к читателям, впервые заглянувшим в мои креативы.
Данный «эпизод» является главой книги, именуемой «Несколько эпизодов из жизни людей и демонов». Описываемая ситуация будет более объяснима в контексте всей книги. Все предыдущие главы размещены на моей странице на сайте.
«…Выходя с лестницы, я чуть не столкнулась с Виктором, куда-то спешащим. Он резко остановился возле меня.
- О, Натанаэль, тебя-то мне и надо.
- Ага, - тупо кивнула я, всё ещё заторможенная после прогулки в подземелье.
- Где мальчишки?
- Пошли пить пиво, - заложила я послушников без зазрения совести.
- Какое пиво? Причём тут пиво? Какое ещё пиво! Опять твои штучки?!
Я привычно открыла рот, чтобы выложить очередную порцию оправданий. Но Виктор лишь рукой махнул:
- Ну ладно, что теперь. Куда пошли – туда и пошли. Я ведь не ругаться собирался, а наоборот: хотел всех поблагодарить. Вы такую большую работу проделали! Молодцы!
- А то! – я самодовольно задрала нос.
- Удивительно, как вы быстро справились. Стёкла прямо сверкают! Даже дышится теперь как-то легче!
Виктор обвёл зал широким жестом. Я проследила взглядом за движением его руки. Разноцветные витражные вставки в окнах сияли радостной мозаикой. На улице, определённо, было солнечно.
- Устала?
- Да не особо, - пожала я плечами. – Сегодня рано закончили. Вчера тяжелей было.
- Натанаэль… Неловко просить, но ситуация безвыходная. У тебя сейчас ещё время есть?
- Ну, так… В принципе, есть… Смотря на что.
- На доброе дело!
Я неопределённо пожала плечами. На самом деле, у меня не было ровным счётом никаких планов и имелась целая куча свободного времени.
- В общем, у меня тут ещё несколько срочных дел, - сказал Виктор. – До вечера точно не вырвусь. А дома – есть совершенно нечего. Боюсь, я сам не успею сегодня ничего купить: когда освобожусь, все лавки уже позакрываются. В связи с этим просьба: ты не могла бы сходить на рынок, а? Купить что-нибудь съестное? Я деньги дам.
- На рынок – так на рынок. Я и так уже туда собираюсь.
- Вот и славно!
Он вложил в мою протянутую руку мешочек с монетами.
- Особо много не набирай, чтоб тебе не тащить. Так – хлеба, овощей…
Виктор вытащил из кармана ключ на верёвочке.
- И вот ещё что. Ты всё, что купишь, мне домой закинь. Это всё равно по пути получится. Возьми ключ. Ты ведь знаешь, где я живу?
Последний вопрос, по форме совершенно невинный, прозвучал так… хм… Впрочем, мне, конечно же, только показалось, что он прозвучал слишком провокационно. Естественно, я знала, где он живёт. Слишком хорошо знала.
Ключ опустился в мою ладонь. Длинный, железный, тёплый: уже успевший вобрать в себя тепло другой ладони.
…Я с облегчением бухнула на крыльцо увесистую ношу: два ведра, заполненных всякой всячиной. Вёдра и часть «всячины» предназначались для церковного хозяйства, остальное составляли продукты.
Старая дверь в облупившейся краске на этот раз прикинулась абсолютно не одушевлённым предметом. Ни она, ни подёрнутый ржавчиной замок не проявили ровным счётом никаких эмоций по поводу моего визита – как и положено нормальной мебели.
Ужель я могла когда-то столкнуться с их ощутимым сопротивлением? Ерунда, шутки взбудораженного воображения…
Сперва я хотела просто закинуть продукты на кухню и быстро уйти. Но привычка последних дней взяла своё. И вот уже руки выполняют отработанные, доведённые до автоматизма действия – строгают картошку, чистят рыбу, льют масло на раскалённую сковороду, - покуда мысли витают в лабиринтах воспоминаний прошлого и грёз о будущем.
…Ключ от ЕГО дома – в моих руках? Имеет ли данное событие хоть какое-то символическое значение, или это - всего лишь очередная случайность в цепочке бессмысленного нагромождения повседневных происшествий?
Я спешила закончить всю возню с приготовлением пищи до появления хозяина дома. Я понимала, что должна исчезнуть прежде, чем он вернётся. Иначе… Иначе, возможно, я снова перестану отвечать за свои действия и натворю глупостей, за которые впоследствии будет мучительно стыдно.
…Я настораживалась на каждый шорох, который, как казалось порой, доносился со стороны прихожей. Я замирала, прислушиваясь. Но это всякий раз оказывался либо шум с улицы, либо шуршание моих собственных юбок по полу.
Когда и рыба, и картошка были полностью готовы, и огонь в жаровне – погашен, у меня не осталось больше благовидных предлогов, чтобы задерживаться в этих стенах. Всё правильно: так и должно быть. Незачем смущать душевный покой человека, посвятившего себя высшему служению. Богу – Богово, демону – демоново.
Последняя надежда, сокрытая во мне до сей поры глубже мыслей, выпорхнула из своего тайника – словно дикая утка, прятавшаяся в камыше от охотничьей облавы. В отчаянном порыве взмыла она ввысь – к уму, к свету сознания, как бы стремясь удержать меня в доме, остановить мою ногу, собравшуюся шагнуть за порог. «Стой! Дождись!» - возопила она, надежда, дурочка, во весь голос, напрочь отринув всякую осторожность. И, конечно, поплатилась сполна: несгибаемые стрелы здравого смысла, чувства долга и вины, моментально самонаводящиеся на цель, изрешетили её насквозь. Сбитая влёт, надежда, бездыханная, рухнула в зыбкие бездны душевных топей… Сколько их там уже упокоено, таких трупиков?...
Я аккуратно заперла за собой дверь. Гораздо дольше, чем было нужно, провозилась, поворачивая ключ в замке. Замешкалась на крыльце. Узкая улочка в предзакатный час была тиха и пустынна. Ну вот и всё, как говаривал наш штатный психолог из Научного Отдела: «Гештальт закрыт». От себя теперь могу добавить: «Как запертый замок». Можно и развить мысль:
«Гештальт закрыт, как запертый замок.
Как хлопнувшая дверь.
Как выброшенный мусор.
Источник музыки в душе замолк….».
Дальше рифма не пошла.
Дальше шла только я: зловещая баба с вёдрами, одно из которых было абсолютно пустым, а другое гулко погромыхивало содержимым (гвозди, молоток, моток бечёвки, кусок мыла и новенькое огниво – в самый раз набор для того, чтобы таскать в ведре).
Пожалуй, с такой ношей я олицетворяла саму Фортуну, способную свести с ума любого из нас чередованием моментов чистого, ничем не предуготованного везения (полное ведро) и жестоких разочарований, лишений, нежданных крушений надежд и планов (ведро, соответственно, пустое). Я могла бы сейчас повернуться к любому случайному встречному любой из своих сторон просто так, по мимолётной прихоти, и этим малым движением определить всю его дальнейшую судьбу. Хоп! Вот вам полное ведро! Вот вам счастье, любовь, достаток, благополучие до самой гробовой доски! Хоп! А теперь встречайте ведро пустое: на все ваши чаяния – один кукиш, да и тот без масла.
…Вот я сейчас просто придуриваюсь на безлюдной улице, выделывая пируэты. А где-то пляшет танец с вёдрами моя собственная судьба…
Чушь. Судьбы в природе не бывает. Это выдумка для слабаков, не желающих принимать на себя ответственность за последствия собственных поступков. Мы сами для себя – источник и бед, и наград.
'Anagkh.
Перед порталом храма – ведь нужно же было вернуть ключ хозяину, да и убрать в подсобку новый инвентарь – я решила отказаться от безответственного манипулирования чужим везением. И вставила заполненное ведро в пустое. Теперь формально оба ведра являлись полными. Не хочу нести кому-то несчастье! Пусть всем будет хорошо, пусть меж людьми воцарится мир и благоволение. Будем любить друг друга чистой, беззаветной христианской любовью!
В конце концов, у меня есть почти всё, чего я желаю. Я беспрепятственно могу встречаться с НИМ каждый день, общаюсь с ним почти на равных, имею массу предлогов, чтобы претендовать на его время и внимание. И он не гонит меня больше, не попрекает моим происхождением и даже не гнушается высказать благодарность, если есть к тому повод.
«Меня не любят – это минус.
Но и не гонят – это плюс!».
Да, он твёрд в своих убеждениях, а эти убеждения таковы, что в них нет места инфернальной любовнице.
Но ведь можно же оставаться просто друзьями? А? Ведь возможна же простая, чистая, не омрачённая сексуальной подоплекой дружба между мужчиной и женщиной?
…А личные чувства можно засунуть себе куда-нибудь поглубже и постараться не вспоминать о них по мере сил. Все люди так делают. Значит, буду делать и я, чтобы стать настоящим человеком на время своего земного заключения.
И тогда наверняка вдруг запляшут облака… И окажется совсем просто возлюбить ближнего своего, и не убить, и не украсть, и пройти верблюду через игольное ушко…
Или нет?
Я с усилием потянула на себя тяжёлую дверную створку. Солнце клонилось на запад прямо за моей спиной, от чего открывшийся дверной проём сначала показался тёмным. Я бы шагнула в него, не раздумывая, если бы не острый укол интуиции. Привыкшая доверять чутью, я быстро отпрыгнула вбок, в сторону от входа.
Потом глаза привыкли к контрасту света и тени. И я увидела, что пол за порогом шевелится. Густая вязкая чёрная масса, глянцево поблёскивающая в закатных лучах, похожая на разлитую нефть, тяжело поколыхиваясь, медленно наползала на то место, откуда я только что успела убрать свои ноги. Ещё как следует проморгавшись, я обнаружила, что масса состоит не из жидкости, а из множества отдельных мелких существ.
…Они шли. Ровными колоннами. Штук по двадцать в каждой шеренге. Кажется, даже в ногу, насколько это возможно для шестиногих существ. Медлительные, чёрные. Как древние рыцари тайного ордена – в своих жёстких хитиновых латах. Молчаливо, степенно, исполненные нечеловеческого достоинства, они покидали своё бывшее жилище. Не моля о пощаде. Не посылая проклятий. Они сосредоточенно выполняли приказ. Мой.
Впереди выступали самые крупные из тараканов. Отцы семейств? Или матери? Возможно, у них самки крупнее самцов…
Чёрный глянцевый ручей тел стёк с церковного крыльца, словно застывающая лава – с подножия вулкана, и синхронно, не утрачивая единения, повернул куда-то вправо, в сторону ближайших жилых домов.
Слава всем богам всех времён и народов, площадь в этот час была абсолютно пуста. Окажись здесь хоть один обыватель – и сплетен бы хватило не то, что на год, а на десятки лет вперёд!
Кое-как оправившись от потрясения, я подпёрла дверь вёдрами – чтобы случайно не захлопнулась – и, подобрав юбки, длинным скачком сиганула через тараканью процессию внутрь здания, на свободное пространство пола. Аккуратно, вдоль стеночки, я пробралась вглубь нефа (так по-научному называется центральная часть храма). Замыкающие шествие мелкие тараканчики семенили через центральный проход где-то на уровне последних рядов скамеек. Они ещё не могли шагать так размеренно, как старшие, и постоянно сбивались с ноги (или с ног?).
Там, меж скамеек, на почтительном расстоянии от насекомых, застыл в виде вопросительного знака один из двух священников храма, отец Клод Лессанж. Он явно не желал близко подходить к тварям, но любопытство толкало его получше рассмотреть происходящее, и он весь изогнулся вперёд, вытянув длинную тощую шею.
При моём появлении он поднял глаза и изобразил саркастическую усмешку одной половиной рта. Вторая половина его лица при этом осталась каменно-неподвижной.
- И Вам добрый вечер, отец Лессанж, - поприветствовала его я вежливым наклоном головы.
- Ты, - бросил он как-то неопределённо.
У меня не было оснований отрицать, что я – это я, хотя я и не была уверена, что речь идёт именно об этом.
- Я, - согласилась я, на всякий случай. С лицами, облечёнными властью, лучше не спорить.
- Колдовство, - полувопросительно – полу-утвердительно произнёс Лессанж.
«Не дождёшься», - злорадно ухмыльнулась я в мыслях. И соврала, не моргнув глазом:
- Химия.
- Какая ещё химия? Ал-химия?
- Просто химия. Как Вы знаете, святой отец, мой кузен – Фламмель – известный учёный. В том числе, ставит он и химические опыты. Я, как Вы тоже знаете, ежедневно бываю в кладовой. И там мне частенько приходиться сталкиваться с этими неприятными насекомыми. Думаю, Вы их тоже встречали… Так вот, я попросила кузена придумать что-нибудь, чтобы избавиться от тараканов. Можно было бы их просто потравить. Но использовать яд в храме Божьем я считаю кощунственным. Кузен со мной согласился. И предложил иной способ.
Лессанж весь превратился во внимание. Я вдохновилась.
- Как Вы знаете, святой отец, эти насекомые очень чувствительны к запахам…
- С чего бы?! – перебил он. – У них даже носа нет!
- А как иначе, по-Вашему, они находят себе пищу в темноте, среди которой живут? На ощупь?!
- Продолжай.
- Мой кузен изготовил состав, обладающий запахом, не воспринимаемым человеком, но весьма притягательным для тараканов. Уходя на рынок сегодня днём, я промазала этим составом дорогу от кладовки до выхода. И дальше, до ближайшей помойки. Туда они теперь и идут. По запаху.
- И в ногу, - в тон мне произнес Лессанж.
- Так Вы тоже заметили?! – я выкатила глаза в притворном удивлении. Даже руками всплеснула для убедительности. – А я-то решила, что мне показалось…
Мы в молчании проводили взглядами последних маленьких, но гордых эмигрантов.
- Впечатляет, - мрачно буркнул Лессанж. Он всегда был мрачен.
- А где отец Виктор? Он этого не видел?
- У него дела. Он уехал к епископу. Возможно, вернётся поздно вечером.
- А как же…
«А как же я верну ему ключ?» - хотела спросить я. Но не спросила. На всякий случай.
- Как же – что?
- Жаль, что он пропустил такое зрелище.
- Зрелище развлекательного характера не есть благо для души, - назидательно сообщил Лессанж. – А уж тем более, такое отвратительное зрелище. Возможно, отцу Готье повезло больше, чем нам, что он всего этого не видел. А вообще, в преддверии светлого Христова Воскресения нам всем больше бы стоило позаботиться о своей душе, чем ставить химические опыты на тараканах…
По пути домой я окончательно согласилась с Лессанжем, что мне стоило бы позаботиться о душе. Загвоздка заключалась лишь в том, что никакой души у меня не было. На ум сам собой пришёл Эликсир Фламмеля… Я поняла, что обязана раздобыть порцию, чтобы хоть как-то снять напряжение после сегодняшнего бесконечного дня, наполненного волнительными событиями. Конечно, Фламмель сидит сейчас у себя в гостиной – как всегда, склонившись над бумагами, с пером в скрюченных пальцах, с блуждающим взором, обозревающим картины нездешних миров… Миров, населённых рыцарями, драконами и прекрасными дамами, хранящими верность своим возлюбленным, покуда те подвизаются в подвигах… Фламмель очень не любит, когда я вхожу в его кабинет в такие минуты. И прилагает все старания, чтобы побыстрее выставить меня вон. Но, к сожалению, его кабинет и его гостиная являются одним и тем же помещением, и именно там он имеет обыкновение хранить свой живительный напиток. Так что ему же будет лучше, если он сразу отдаст бутылку: я быстренько уйду и не стану докучать. И он, разумеется, отдаст, ибо не дано человеческой воле оказаться сильнее желания демона… Но сначала, всё равно, рассердится».