Пьяный ангел

Владимир Вейс
Те, кто живет в районе трамвайного парка на  Безымянке, знает эту забегаловку. Называется она «Морской прибой». Насчет моря здесь явное  преувеличение. До ближайшего Жигулевского моря часа  три езды на электричке. Да и какое там море, запруда  перед плотиной гидроэлектростанции! Насчет прибоя  можно пофантазировать, приняв шум созданного здесь  рынка за постоянный фон. Ну а чайками кричат две  торговки из среднего ряда, когда у них воруют  замороженную кильку коты или беспризорные мальчишки.

Так вот, в этом кафе, а по-нашему, забегаловке, с  четырех до семи часов вечера собирается удивительная  публика: мужики с окрестных предприятий,возвращающиеся домой. В основном они отпочковываются  от ветки спешащих с электрички граждан. Черте знает, что тянет их сюда, но регулярность захода завидная, даже в дни сильнейшего кризиса их кошельков перед  авансом или зарплатой они находят скомканные десятки  на сто граммов «Таежной» водки, кружочек колбасы на
 ломтике зачерствевшей булки. Есть среди них любители  брать еще кружку разливного жигулевского пива. Тогда  в виде закуски фигурируют кусочки ставриды холодного  копчения.

Разливом, раздачей скудного питания и поддержанием  порядка занимается Толстая Марья. Она стоит за  стойкой как памятник советской буфетчице. Она помнит  нормы выпивки всех своих клиентов, называет их по  именам и кличкам и мгновенно из памятника  превращается в Голема, вышвыривая случайно  забредшего сюда забияку, пробующего свои силы   потоком ненормативной лексики. Поэтому сюда приходят  отдохнуть и женщины, слегка помятые, но вполне  интеллигентного вида. Сядут в уголок и смотрят на  нас, мужиков, тоскливым призывным взглядом. Да куда
там, когда у нас семьи, и мы выходим из этого  джентльменского клуба точно по часам, иначе дома  наши жены надают нам по мордам! Да и возраст у нас  предпенсионный!

Бочкарев Женька отвратительно относится к пиву «Бочкарев». Вопреки фамилии он высокий, сутулый и  сверх язвительный мужик. С нами-то ничего, но когда  разговор заходит о губернаторе, мэре, да и о  правительстве, то выдает такое, что Марья обводит  свои владения тревожным взглядом: не поставил ли ей  кто «жучок»? Женька замечает ее взгляд и смеется:
- Маш, не дрейфь, их для этого и выбрали, чтобы  народ матерился!
Потом он будет, противореча собственным взглядам, говорить о системе политических выборов, которые  все-таки нужны народу.
Бочкарев классный токарь, работает на  автоматизированных станках, неплохо зарабатывает.

А чертежник Василий Жженов постоянно прячет свои  грустные глаза. До тех пор, пока не опрокинет первые  пятьдесят граммов «Таежной». А после поднимет их, и  все равно хочется сразу же повеситься от тоски в его  взгляде. А ведь дома у него все нормально: и жена  есть, и две дочки подрастают, и кальку накладывает
он профессионально.
Только что Василий заявил, что он представитель  вымирающей профессии, и вообще он не тот, за кого мы  его принимаем.
И спустя полчаса Жженов вернулся к тому, что он нам  не пара, а самый что ни на есть Ангел Провидения.

Провокатором подобного заявления стала Толстая  Марья. Это она спросила со своего высокого насеста:
- Ну, ангелы, что пить будем? «Таежная» у меня  кончилась!
- Давай «Думскую», - откликнулся Женька, - посмотрим, что в ней гадостного, раз названия лучше  не придумали.
- Ты ж пил ее неделю назад, - напомнила Марья.
- Это была первого созыва… Тьфу ты, розлива!
Я собрал пластмассовые стаканчики и пошел к стойке. А когда возвращался, то и услышал, как Василий еще  раз повторил, что он ангел.
Обычно саркастичный Женька отреагировал вяло:
- Известное дело, и я, когда выпью, чувствую себя на  седьмом небе. Это место, где как раз и обитают  ангелы. Как ты сказал: Провидения?
- Он не верит, - сказал Василий, подняв на меня свои  глаза.
В это время я аккуратно расставлял стаканчики  на наш круглый пластмассовый столик. – Жора, ты  слышал, что я ангел?
- О чем разговор, - подтвердил я, не зная, как  дальше реагировать на такое заявление. И чуть пролил «Думской» из стаканчиков. Это меня расстроило. Да  такое любого расстроит. Ведь всегда, кажется, что  именно эти капли должны ввести в полное блаженство.
- Разговор о том, - усмехнулся Женька, - что с нами  в компании пьющий ангел.
- Да ну вас, я забыл, с кем разговариваю, - обиделся, было, Василий. Но, вспомнив о своей небесной миссии, улыбнулся. – Мне пришла пора  сказать, что я ангел! И домой я, наверное, уже не  вернусь.
- Ладно, давай вздрогнем, небеснокрылый, - поднял  стаканчик Женька, - а после расскажешь.
- Нет, я не буду пить, пока не докажу, что я оттуда!
И Василий ткнул большим пальцем в потолок.
- Во, Блаженный!
Женька отложил свою тару.
- Даю две минуты! На старт, внимание, марш!

Жженов как-то странно посмотрел на него, и я впервые  увидел в его взгляде чувство собственного  достоинства. Он повернулся ко мне и стал рассказывать…
Он рассказывал о своей жизни, расцвет которой, по  его мнению, пришелся на последние годы жизни  Брежнева. Он рассказывал о себе, а мне слышался  рассказ о моей жизни. Он говорил о том, что думал, какие мысли одолевали его в это странное время, когда наше сознание, зомбированное заклинаниями о  главенствующей роли партии во всем, что нас  окружает, постоянно атаковал Запад, навязывая свои  ценности. Молодым хотелось жить без вранья, потому  что были воспитаны на примерах Николая Островского, Александра Матросова, Зои Космодемьянской, которые  всячески отстаивали идеалы, даже ценой своей жизни.
Все время крутилась в голове лермонтовское: «А он мятежный ищет бури, как будто в буре есть покой»

- Я думал о том, что нельзя так жить и думал, что  надо изменить этот мир! И вот он изменился!
Василий обвел рукой. Он даже ради этого жеста встал.
- Партии нет, рынок диктует свои условия, мы говорим  обо всем, о чем только хотим. Но счастливы ли мы?
- Постой! - Дернул Женька оратора за край пиджака  так, что Василий плюхнулся на стул. – Ты хочешь сказать о том, что все изменилось по твоей воле? Оказывается, это ты думал, думал за всех нас, и  вывел страну на этот путь?
- Да, так и было. Это по моей воле все так и  произошло. И теперь я вижу, что был неправ, что-то  не додумал! Убиваем друг друга на глазах, дети  колются шприцами, а девочки думают только о панели.
- И ты хочешь сказать, что ты все изменил, но, оказывается, ошибся?
Теперь Женька вскочил на ноги, да так резко, что  столик тряхнуло, все наши стаканы повалились, и  водка потекла. Но никто из нас не стал суетиться  вокруг лужиц на столе.
- У моих родителей были, на смерть, хорошие деньги  на сберкнижке и они превратились в ничто!
Женька схватил Василия за грудки.
- Ты знаешь, что мой отец из-за этого повесился? А  мать вскоре ушла следом за ним! И ты, нагло придумал  сказку о своей исключительности, а теперь жалеешь,
что даже тебе, Всемогущему, не удалось избежать  ошибки! Моя старшая сестра все бросила в  Таджикистане и приехала жить сюда, что бы ее не убил  кто-нибудь из вовчиков или юрчиков! А брат спился! Он работал на сахарном заводе, зарплату выдавали  спиртом.  Вместе с ним пропойцей стала и его  жена-учительница!
Женька замолчал, отпустил рубашку Василию. И сел.
Рядом уже стояла Толстая Марья с тряпкой в руках:
- Вам лучше уйти, чего тут митинги устраивать?
- Но я изменю все!
Василий не видел Марью, он смотрел на Женьку с  состраданием. А тот заорал Толстой Марье:
- Налей ему что-нибудь покрепче! Заткни его хлебало! Ангельское!
Я никогда не видел Женьку в таком состоянии гнева.
Он  был готов убить Василия.

Мне тоже досталось в жизни. Пока я горбатился на  Каракумском канале, расширяя и углубляя его за  полторы тысячи рублей в месяц, половину которой  отдавал бригадиру (а тот, по эстафете - до самого  министра мелиорации в Москве), в самом пекле  Советского Союза, моя благоверная путалась с кем  попало! Ребятишки, прекрасные, наивные тоже пошли по  кривой. Вон сейчас мой старший не вылазит из тюрем. Он мне еще в школе так и заявил: «Вы дураки, прожили  свою жизнь на одну зарплату! Я буду иметь все!» Вот  и имеет, только за решеткой! А младший бросил  институт и стал перекупщиком всякого дерьма, безвылазно живя в долгах и угрозах.
Но я не думаю, чтобы во всех моих бедах виноват  Василий. Он, тихий страдалец с вымученным взглядом, не причем.
Толстая Марья принесла выпивки. Василий взялся за  стакан, как за спасательный круг. Он залпом выпил и  выдохнул:
- Я виноват во всем! Но я все и исправлю! Вы будете  жить при коммунизме!
- Хрущев долбанный!
Женька уже отошел и слегка потрепал Василия по  плечу. И отдернул руку.
- Вот черт! Что это ты за барахло на себя натянул?!
- Я же сказал: это крылья!

Василия развезло. Он, шатаясь, поднялся и стал  раздеваться. Сбросил свой пиджак, рванул рубаху так, как это делает насильник в американском фильме (наши киношники только учатся) и она обвисла клочьями. Майки на нем не было. Но сзади выпирали крылья. И  то, что случилось дальше, было невероятным!
Василий взмахнул этими крыльями и слегка приподнялся  над полом. Сзади него раздался визг. Это одна из полупьяных дамочек, мечтавшая выйти отсюда под ручку  с мужиком, свалилась в глубокий обморок. Но эту же  участь постигла и Толстую Марью. Та просто   плюхнулась за свой стойкой со звуком упавшей бочки с
 пивом. Женька застыл на стуле с отвалившейся  челюстью. Лишь я, воспринимая все происходящее за  розыгрыш, встал, чтобы дотронуться до крыльев  Василия. Из чего они?

Василий же, не обращая ни на кого внимания, сильнее  захлопал своими крыльями, они подняли его над  столиком, и он по касательной полетел к двери.
В это время в кафе заходил знакомый нам сержант  милиции Непробудко. Увидев надвигавшуюся на него  сверху массу непонятного очертания, он схватился за  кобуру. Но что-то у него там заело, а Василий двинул  ему ногой по скуле так, что доступ к открытой двери  стал свободным. Он сложил крылья, выскочил за дверь  и снова взлетел.
Я бросился за ним, перескочив через милиционера.
Василий летел, на первый взгляд, неуверенно, его  шарахало из стороны в сторону. Но он ловко увернулся  от проводов трамвайной линии и был уже на высоте  крыши четырехэтажного дома.
Непробудко  оклемался и стал стрелять в улетающего  ангела. Попал он или не попал, неизвестно, потому  что солнце висело как раз над крышей дома, и вмиг  все потемнело.

…Проснулся я в своей квартире. Было светло и  радостно на душе. Я вернулся из командировки. Привез  большие деньги. Рядом лежала моя Лизка. Она сонно сказала:
- Георгий, отведи пацанов в школу. Я посплю. Я не  буду вставать. Ты после приходи сразу ко мне в  кровать.
Я поплелся на кухню. «Маяк» передавал последние  новости. Главная из них - визит Брежнева в Америку.
В ванной я посмотрелся в зеркало. На меня смотрело  отражение молодого загоревшего мужчины, но с  посветлевшей кожей на подбородке и скулах: вечером я
 сбрил «фидельку», так мы на канале называли бороду в  честь подобной у Фиделя Кастро.

От воды, выходящей из смесителя, быстро запотело  зеркало. Я рукой, словно щеткой автомобиля, протер  его. Мне показалось, что я вижу уже себя сильно постаревшего, с обрюзгшим лицом и каким-то вопросом  во взгляде. Чуть сдвинулся и увидел длинный ряд  изображений от второго зеркала, что висело напротив.
Но этих людей я не знал. У второго или третьего из  них мне показались крылья. Тогда я вспомнил странный  сон. И Василия, который обещал изменить все вокруг и  взлетел над крышей дома. Странно…
Я разделся и полез под душ. Там, в Туркмении, привык каждое утро прыгать в быструю мутную воду  канала. На другом берегу за мной наблюдала одна  молодая туркменочка. И я подумал, что, вернувшись на  работу, я познакомлюсь с ней. Какой может быть  любовь с восточной женщиной?
Но это будет тогда, когда узнаю, что моя Лизка  путается с соседом по лестничной площадке.
 

Афганистан

 Ночью в нашем общежитии, что в поселке Ничка, где находился  прорабский участок эксплуатации Каракумского канала, поднялся шум. Везде зажгли свет, послышались громкие голоса и топот ног.
«Неужели где-то на канале ЧП, - подумал я. -  Ну что может быть? Экскаватор упал в воду или провалился в зыбучие пески? Просочилась вода  до противоположной стороны Земли?»
К нам в комнату с напарником постучали и тут же (дверь не закрывалась на ночь) вошли. Зажегся свет.

В дверях стоял начальник участка Умаров и офицер с общевойсковыми погонами.
- Георгий, – обратился ко мне Умаров, - тебе повезло - вместо работы пойдешь служить.
- Да я же отбарабанил на Дальнем Востоке!
- Вы, Комаров Георгий Александрович? – выступил вперед офицер.
- Да, товарищ капитан!
- Вы сержант запаса, служили в авиации механиком, – читал по бумажке капитан. – На основании Закона о воинской службе вы  срочно призываетесь в армию. Берите личные вещи и идите на вертолётную  площадку. Она находилась за мостом через  канал в метрах ста от воды.

Мог бы и не говорить, знаем…
Вскоре я оказался в Афганистане.
Перед этим нас привезли в Керки, погрузили  в  крытые тентом машины, ну а мы, «партизаны», так зовут тех, кого взяли из  запаса, успели сбегать в местный магазин за  водкой. На каждую машину получилось по ящику в рюкзаках.
Вертолетный полк расположился недалеко от Кабула. Амина уже сбросили, точнее его застрелил майор-десантник из ВДВ. За жизнь в стране взялся Бабрак Кармаль. Он был  воодушевлен переменами и стремился быть полезным.
… Только что закончился бой под Гератом. Командир поставил задачу поднять в  воздух два вертолета с пробоинами. Мы прилетели чинить машины. У одной пробило  топливный шланг.
- Во, блин, как его не разорвало?
Я повернулся на голос. Это был Василий Жженов, прапорщик, которого недавно  перевели в полк.
- Тоже удивляюсь…
Василия до этого не знал. Только сегодня познакомились.
- Возьми шланг, остался от одной машины…
- А че, нового нет?
- Будет, - флегматично отозвался Жженов, - так берешь?
- Давай…

К вечеру обе машины подняли в воздух. Мы сидели с Жженовым как старые знакомые.
А когда приземлились командир перед строем поблагодарил нас за машины. В большой  палатке набралось много народу. Спирт во фляжках разливали бережно, пока не  оказались за пятым тостом. Дальше как-то поделились на группы, летчики пили за  своих боевых друзей, которых отправили отсюда в цинковых гробах, мы,
ремонтники, рассказывали о неправдоподобных случаях, когда вертолеты, прошитые  насквозь, возвращались домой. А когда зашел разговор о «стелсах», притихли все.
- Говнюки, американцы, - совсем не пьяно сказал подполковник Соколов, у которого  на груди была звезда Героя Советского Союза. Мы знали: и награда, и высокое  воинское звание  – за Вьетнам. – Не те, кто воюет, а кто продает каждой дряни серьезные бухалки. Стоит дух внизу и целится мне в под брюшье с плеча. И ведь, не уйдешь, двигатель-то не заглушишь…
Хорошо мой стрелок врезал вниз очередью. Вот так, кто кого. Какая сволочь придумала эту войну!?
- Товарищ подполковник, вы же знаете, кто… - Тотчас же подал голос замполит полка  Свиристенко. - Давайте расходиться, поздно уже…
Мы знали, замполит отзовет героя и начнет ему читать мораль про линию партии, про уши подчиненных. А тот пошлет моралиста на три буквы.
Афган много забирал людей, в основном молодых, еще не поживших. Наверное, было уже за десять тысяч погибших, когда пришла пора драться впрямую за жизнь и нам.
Однажды ночью полк подняли и мы, обслуга, проводив вертолеты, начали ждать. За горами стало светлеть, порадовались, что летчикам будет лучше ориентироваться в бою.

Но бой оказался рядом – неожиданно на аэродроме раздались разрывы гранат и мин.
Пулеметные и автоматные очереди полоскали все пространство базы.
Неужели духи осмелились подойти так близко к Кабулу? До конца не верили в их нападение, но оно случилось.
Взрывались вертолеты в ангарах, где шел ремонт, автомашины, склады с бомбами… Конечно, в таком аду нельзя метаться, и мы с Жженовым и двумя-тремя ребятами оказались в яме авто гаража. Вскоре от самого гаража ничего не осталось, на яму упала  какая-то большая железяка, но из нас никто не пострадал. Напротив, так было больше шансов не быть убитым.
Где-то полчаса стоял грохот. Наступила тишина, прерываемая короткими автоматными  очередями и одиночными выстрелами.

- Это зачистка, - сказал я. – Духи расстреливают все, что может двигаться.
В ответ лишь шуршание – мои товарищи еще больше прилегли к дну траншеи.
Но душманы нас нашли и радостно галдели. Нам повезло, что с ними оказался какой-то полевой командир и нас сразу не расстреляли, а погрузили в какой-то транспорт и  увезли.

…В Афгане так часто было. Духи воевали хорошо, слаженно и старались отсекать от воинских частей кусками людей и технику. Людей не жалели. Мы в их глазах были  неверными, а это почти что скот.
Через несколько часов мы оказались далеко за Кабулом в глухом кишлаке. Был уже вечер и жара спала, хотя суховей крутился над глинобитными домами. Кроме Жженова в плену оказался узбек Одрисов, он был водителем Камаза, Ширшов из роты охраны, санитар Конев из медсанчасти. Мы молчали. Вероятно, полк уже вернулся на искалеченный аэродром. Несутся встречные телеграммы в штабы. Нас, неприметных на войне людей, искать вряд ли будут.
Ну что с вами, братцы делать, - подошел к нам тот, которого мы приняли за полевого командира. На нем была американская форма десантника. – Командир Амир  требует вас расстрелять. А зачем тогда везли так долго?
Мы переглянулись. Американец говорил на чистейшем русском языке.
- Зачем? – спросил Ширшов.
- Вот я так и говорю Амиру. Еще говорю, как хорошо, что мы нашли, тех, кто умеет  ремонтировать технику. А у нас есть одна ваша машина, которую надо поставить на  крыло.
- Какой борт? – спросил я.

Американец назвал.  Он молча походил вокруг нас и сказал:
- У вас хорошие машины, надежные. Если бы не Сикорский, у нас были бы хуже…
- За что вы нас так ненавидите, янки? – вдруг спросил Василий Жженов.
- Ох ты, сленг наш знаешь, - удивился американец.
- Я читал Марка Твена, - сказал Василий…
- Ну что ж, приятно поговорить.

Американец достал фляжку и дал нам выпить.
Я глотнул, лучше сдохнуть под градусом. Остальные, кроме узбека, тоже глотнули. И лишь Василий просто присосался к фляжке под любопытный взгляд американца.
Вздохнув сказал:
- Хорошие виски…
- Вы господа пьете бурбон, любимое пойло нашего президента.
- Что вы, американец, здесь делаете? – неожиданно для самого себя спросил я.
- Работаю, - с удивлением ответил американец.
- Против нас?
- Против коммунистов.
- Вон тот узбек – не член партии, - сказал Жженов. - Да и я не партийный. Нам не  положены партбилеты.
- Кому вам? – усмехнулся американец. – Кстати, зовите меня Джоном.
- Нам, ангелам, - ответил Василий.
- А вы ангел? – усмехнулся Джон. – А военный билет, а форма? Ангелам положены?
- Это камуфляж. А так я пытаюсь разобраться в жизни людей…
Василий явно опьянел.
- Разобрались?

Я отвернулся, мне этот треп не интересен. Да и ясно, что Джон   цэрэушник, доставивший духам партию какого-нибудь оружия, которые американцы рады проверить в боевых условиях. А нас обязательно расстреляют. Я откажусь восстанавливать наш вертолет.

- Разобрался, - с явным вызовом ответил Жженов. – США соперничает с СССР,
напрямую – все исчезнет, так ищут предлог, чтобы побольнее укусить друг друга.
Как псы… Даже здесь… Ясно, что Георгий не будет вам чинить вертолет. Другие  этого не могут. Мне все равно, могу и починить… Так что нас расстреляют. Вас  поймают русские и отправят в Сибирь. А потом обменяют на своего шпиона.
- Точно, обменяют? – с издевкой спросил Джон.
Но было ясно, что ему не нравится Василий. Однако Джон протянул тому фляжку:
- Бурбон еще остался, господин ангел.
Жженов выпил. Глаза его еще больше заблестели.
- Мне пора смываться.
Наверное, вовремя. Ночь в этих местах наступает резко. Раз – и темнота.
- Хотите бежать? – спросил Джон. – Но за всеми нами следят. Пока я здесь, вас не  тронут.
- А мне все равно, - потянулся Василий. – Я все изменю, вас всех разбросаю по  домам. На годик раньше, может политбюро одумается, не станет послушно идти за  Устиновым. Повод ввода в Афганистан все равно надуманный. Антивьетнам здесь не  получится…

Вот так все просто у него, по пьяни.
Дальше произошло невообразимое. Василий сорвал с себя рубашку и за его спиной  расправились крылья. При свете дальнего костра они показались вместе с тенью  огромными. И они ожили. Ангел, шарахаясь из стороны в сторону,  стал медленно подниматься.
Мы все окосели. Джон с изумлением смотрел на Василия, протирая глаза.
- Шайтан…
- Азраиль…
- О Аллах…

Послышались крики афганцев, раздался выстрел, но тот час же наступила тишина.
Очертания человека, поднимающегося ввысь стали размываться во тьме.
Мне казалось, что я уже видел подобное, но никак не мог понять, где.

…Проснулся я в своей квартире, но так, словно избавился от кошмара. Было темно  и луна светила в окно. Я встал, стараясь не разбудить жену, и широко раздвинул шторы. Огромная луна излучала белый свет, и на фоне ночного светила мне показался силуэт человека с крыльями. Мелькнула картина из сна, но тотчас же пропала.
- Ложись, мне холодно без тебя, - сказала в темноту Лизка.
Но она встала и пошла в соседнюю комнату, там спали наши ребята – мальчик и девочка. Потом вернулась, оставляя за собой шум воды из бачка туалета.
Подошла сзади и обняла меня. Я был голым и повернулся к ней. Надо спешить наверстывать упущенное, почти три месяца я работаю на Каракумском канале. Это
 выгодная работа благодаря командировочным и всяким суточным.
Утром включил радио. В мире было спокойно.

Самара,  2005 - 2013 г.г.