Время и место

Ли-Инн
- Спокойно, спокойно, Аметист… - привычное ласковое поглаживание по мощной шее успокаивало коня, но бархатистая от хорошего ухода шкура на его крупе нервно подрагивала. Конь потеряно тыкался изящной сухой мордой в плечо хозяйки и косил аметистовым выразительным глазом на мокрые кусты обочь дороги.
За эти-то аметистовые глаза и назвали жеребёнка Аметистом. Анна приняла Аметиста долговязым и нескладным полугодовалым малышом, с этого и началась их трогательная дружба. Анна отдавала жеребёнку всё своё время, не гнушаясь наведаться в денник и в выходной, Аметист платил ей такою же привязанностью. Пожалуй, он один на всём конезаводе ходил за своим наездником безо всякой узды, словно влюблённая в хозяина собачонка. А, когда подрос, то под седлом не нуждался даже в шенкелях, каким-то чудом понимая Анну без специфических лошадиных «команд». Превратившись со временем в гордого белоснежного красавца с тонкими высокими ногами и сухой породистой головой, Аметист гордо носил на своей спине лёгкую любимую ношу, более никого к себе не подпуская. Когда Анне пришлось лечь в больницу с пустяковым аппендицитом, Аметист две недели проторчал в деннике без выездок, гневно отвергая любую попытку постороннего наездника набросить на него седло.
Он был гордостью конезавода, своего рода жеребячьей примадонной, поэтому ему прощался и строптивый норов. Тем более, что Анна прекрасно ладила с жеребцом, и с её стороны никаких жалоб на его вздорность не поступало.
- Вон за тем поворотом уже должен быть виден конезавод, - успокаивающе сказала Анна, словно конь мог её понять.
Бесконечный сумрачный лес неохотно расступался перед идущими по заросшей бурьяном дороге девушкой и конём, шумел неодобрительно устремляющимися в бездонное небо кронами. Откуда в изъезженном вдоль и поперёк Калиновском лесу взялись такие дебри, Анна понять не могла. Но – что есть, то есть. Ещё вечером, решив прогуляться с Аметистом по лесу, она попала под дождь, перешедший в оглушающую грозу, и заплутала. Прекрасно чуявший дорогу домой Аметист беспомощно остановился, сделав несколько чавкающих по грязи шагов, и Анне пришлось взять инициативу в свои руки. Ночь они пробродили по мокрому лесу, а, когда забрезжил тусклый и невыразительный какой-то рассвет, набрели на эту заброшенную дорогу. Энтропическое шоссе – вспомнилось Анне из любимых Стругацких. Но, у Стругацких хоть асфальт был, а здесь – сплошная липкая глина да мёртвая многолетняя хвоя, в смешении с раскисшей глиной создающая ужасающую по своей вязкости смесь. Короткие жокейские сапоги Анны были мокры, дождевая вода натекла в них по бриджам. С козырька мокрой же жокейки капала вода. Как бы Аметиста не простудить - подумала Анна, поёживаясь от зябкой утренней свежести. Его бы сейчас обтереть насухо, накрыть попоной, да где всё это взять? Даже пучка сухой травы в этом раскисшем лесу не найти.
За долгожданным поворотом взору представилась полускрытая в туманной дымке долина и, опять же, без малейших признаков конезавода. Анна озадаченно остановилась, и Аметист, нервно переступив ногами, ткнулся нежными губами в её шею, словно поцеловал. Очевидно, незнакомые места вызывали у него неуверенность в себе, он не отставал от Анны ни на шаг, следуя за нею, как на коротком недоуздке. На самом деле поводья свободно лежали на седле, и освобождённые от удил сизые губы коня вполне могли бы подбирать на ходу сочную тёмно-зелёную траву, которой зарастала заброшенная дорога. Но Аметисту было не до травы, жеребец тревожно косился по сторонам, как приклеенный, шаг в шаг, следуя за наездницей.
За поворотом дорога выбегала на холм, пологий со стороны леса и крутой к долине. Анна постояла, пытаясь с высоты разглядеть что-либо в тумане, но ничего, кроме унылой пустоши, поросшей редким кустарником, не разглядела. Вздохнув, она направилась к очередному повороту, к которому прибегли создатели дороги, ища наиболее пологий спуск с холма. Дорога вилась и петляла, Ноги Анны и копыта Аметиста скользили по раскисшей глине, но должна же эта дорога привести куда-нибудь? Не бывает дорог, идущих в никуда, это Анна знала совершенно точно. И убеждённость её была вознаграждена. За очередным изгибом неуверенного пути показалось длинное серое строение, не то лошадиный денник, не то сеновал. К нему и направилась Анна в надежде передохнуть в сухом месте, да обтереть Аметиста хоть клочком старого сена, что ли.
Пустырь перед длинным дощатым сараем, сколоченным из грубых, неструганых досок, порос сизыми какими-то лопухами, под дождём опустившими свои огромные листья. Похоже, что сараем этим дано никто не пользовался, и двор потихоньку зарастал. Что за место такое странное – подумалось Анне, - пусто, будто все неожиданно снялись и ушли куда-то…
У самых дверей из зарослей неведомых лопухов выглядывало что-то, белое, непонятно-знакомое. Аметист всхрапнул и попятился, но Анна погладила его по мощной шее и шагнула вперёд. Ножка. Крошечная детская ножка выглядывала из груды смятых переломанных лопухов. Холод пробежал по спине Анны. Может ли живой ребёнок так тихо лежать? Да ещё и под кучей бурьяна. Тихое тревожное ржание предостерегло Анну, но она уже наклонилась и осторожно потянула ножку. Холодную, как лёд. То, что случилось дальше, можно увидеть только в страшном сне: детская маленькая ножка легко подалась и выскользнула из-под увядших лопухов. Никакого тела при ней не было, только нежная младенческая стопа да часть чуть выше, грубо оторванная какою-то силой посреди голени.
Шок перехватил горло Анны, только поэтому она не закричала. Так и стояла, окаменев от ужаса, над своей жуткой находкой. Аметист, почуяв что-то, всхрапывая, двинулся к хозяйке, ткнулся недоумевающей мордой в шею. Анна машинально повернулась к коню и положила руку на его вздрагивающую шею. Потом, поддавшись неосознанному ужасу, бросилась на спину коня. Аметисту для старта не нужно было даже шенкелей, он резко взял с места, легко перемахнув ещё одну груду уже побуревшего бурьяна у самого входа во двор, вылетел на расквашенную дорогу.
Стараясь не вспоминать об увиденном в заброшенном дворе, Анна думала о простых вещах. О том, что хорошо, что Аметиста всё- же подковали на передние ноги, что по такой грязи он легко может потянуть сухожилия, или даже сломать ногу при падении. Но на задворках сознания неотступно билась мысль – что же там могло случиться, близ этого заброшенного сарая? Бродячие собаки загрызли ребёнка? Но – почему так пусто кругом? Разве могла она за ночь так далеко уйти от густозаселённой местности близ Октябрьского конезавода?
У Аметиста «длинное» дыхание, поэтому, перейдя с галопа на размашистую рысь, он довольно долго шёл по глинистой дороге в хорошем темпе. И только у странного, какого-то чахлого ржаного поля сбавил ход. Во время сумасшедшей скачки по грязной дороге из под копыт лошади летят комья грязи, и Аннины бриджи и лёгкие жокейские сапожки превратились в нечто невообразимое. Но не это сейчас тревожило Анну, а полное отсутствие малейших признаков жилья или хоть какой-то цивилизации. Ну, хоть бы самолёт в небе пролетел, что ли.
Спрыгнув с седла, Анна проверила – сухо ли под потником Аметиста, расслабила подпругу и пошла вперёд. Грязные бриджи – не самое страшное. Хуже то, что коня необходимо напоить, а воды поблизости не предвидится. Да и самой попить бы не мешало. Голодные спазмы желудка вытерпеть ещё можно, а вот жажду – нет. Но делать было нечего, оглядывая долину ещё оттуда, с холма, Анна нигде не видела ни реки, ни даже ручейка. Оставалось шагать вперёд, старясь не думать об увиденном во дворе заброшенного сарая, и надеяться на то, что за одним из поворотов извилистой дороги появится, наконец-то, какая-нибудь деревня…

Продолжение следует