Из цикла «Байки от П.И.Хвостокрута»
Живем мы с Петром Ивановичем недалеко друг от друга. На одной станции метро выходим – на «Черной речке».
В этот раз я ехал один. Впереди предстояли выходные. Дай, думаю, заеду к старому другу. Тут кто-то меня по плечу хлоп: «Привет!». Я поморщился – не люблю внезапностей. Тем более голос узнал сразу.
Не скажу, что испытал прилив радости, услышав его. Валька Гриценко – кандидат каких-то наук, лет двадцать как кандидат, дальше не пошел, наука-то дело темное. Но труд когда-то накрапал. «Этика семейных отношений флотского офицера» называется, что не мешает ему, тем не менее, регулярно поколачивать свою жену. Но не как все мужики, а уже по-научному.
- О, а ты как здесь очутился? – это он мне.
- Да живу невдалеке. – отвечаю.
- Зайдем в «Закусочную», по рюмке примем. Слушай, ты не можешь пристроить меня поработать на какого-нибудь из кандидатов в депутаты в период выборов в муниципальные советы? Деньги позарез нужны! Тысячи две. Долларов. Сыну на сосиски - и Валька красноречиво чиркнул широченной ладонью по своему горлу.
Сыну его, кстати сказать, годков двадцать два стукнуло. В таком возрасте без сосисок трудно, конечно.
- Нет, не могу. – благоразумно отклонил я предложение, а заодно, и от ответа на Валькин вопрос уклонился. – Мне к Петру Хвостокруту надо зайти обязательно.
- Вот и отлично. Захватим фуфырь «Флагмана» и – к нему. Мы же с Петром соседи.
Такого поворота событий я не мог предвидеть. Но делать нечего, понуро бреду за Валькой. Бутылку пришлось покупать самому. У Гриценки, как и следовало ожидать, денег не водилось.
Хлебосольная супруга Петра Ивановича даже виду не подала, что приход гостей ее не обрадовал. Вальку-то она знала не понаслышке. А по-соседски. Однако стол накрыла по-хохлацки щедро, а Петр Иванович достал свою любимую «Путинку».
Четвертую рюмку Валька опрокинул не в рот, а почему-то прямо на скатерть и уснул, рухнув головой на стол. Съестное, правда, не задел бровями.
Петр же Иваныч только оживился после выпитого, глаза его озорно и мечтательно заблестели. Стало ясно, что рюмка, оказавшаяся не под силу Вальке, всколыхнула в памяти друга воспоминания молодости и я приготовился выслушать очередную байку из его флотской жизни. К собственному удовольствию не ошибся.
История оказалась из тех еще времен, когда Петр Иванович проходил становление по службе на должности замполита тральщика в Полярном. Кораблик, проболтавшись месяца два у о. Кильдин, недели за две до Нового года прибыл в родную базу. В темной полярной ночи на черной воде залива золотом переливались огни причалов, маняще светились окна домов приютившегося на склонах сопок города.
Все офицеры и мичманы, свободные от вахты, завершив корабельные дела, исполнив ритуал занудливого инструктажа подчиненных, ринулись домой.
Ни с чем несравнимое все-таки чувство возвращения с моря. Состояние души, приподнятость настроения, которые испытывает каждый моряк от предстоящей близости встречи с родными и близкими описать невозможно. И я не берусь. Это, как любовь, пережить надо.
Дома Петра Ивановича, кроме внимания молодой жены, ждала и другая приятная весть – от мамы к новогодним праздникам пришла посылка из самих Бендер в виде двадцатилитровой канистры с молдавским вином.
И как же не разделить эту радость с другом и командиром тральщика Толей Кичко? Решили не откладывать визит, а идти немедленно. Созвонились с семьей Кичко, там сообщение о приходе Хвостокрутов восприняли с нескрываемым энтузиазмом.
Петр Иванович отлил содержимого канистры в трехлитровую стеклянную банку и аккуратно накрыл ее капроновой крышкой, чтобы не расплескать по дороге.
Путь к командиру пролегал через широкий ручей, меж обрывистыми скалистыми берегами которого переброшен мост, носивший название Чертового.
Наряду с циркульным зданием, что ближе к месту базирования подводных лодок, мост этот являлся главной достопримечательностью бывшей столицы Северного флота. Сложное деревянное сооружение простиралось от сопки к сопке крутыми уступами трапов. Их насчитывалось по пять-шесть с одной и с другой стороны, чтобы подъемы легче преодолевать. Красивая конструкция, но зимой – объект потенциально опасный, так как обледенелое дерево становилось скользким подобно стеклу.
Молодая чета приблизилась к нему. Петр Иванович бережно, прижимая к широкой суконной груди, точно младенца, банку с драгоценным напитком, бодро печатал шаг по скрипящему снегу. Жена, уцепившись за локоть мужа, еле поспевала за ним.
Тридцатиградусный мороз обжигал лица, дыхание серебристым инеем накапливалось на воротниках и шапках. Яркими разноцветными сполохами северного сияния озарялось полярное небо. Впервые оказавшись в условиях заполярной зимы, супруга Петра Ивановича не смогла молча сдержать распиравший ее восторг, воскликнула:
- Ой, боже ж, Петя! Ты погляди, шо то за красота!
Тут Петр Иванович допустил непростительную промашку. Он открыл рот на небесные переливы аномального явления северных широт настолько свободно, что чуть не застудил гланды. Задохнулся морозным воздухом и потерял твердость правой ноги, ступившей на первую ступеньку деревянного трапа.
Жена непостижимым образом успела схватиться за перила Чертового моста.
А Петр Иванович вошел в штопор. Вращался он долго и всесторонне, пересекая все плоскости трехмерного бесконечного пространства над ручьем, как космонавт на центрифуге. Соприкасался со ступенями и перилами, стойками и настилом моста. Как показалось, мелькнула вечность. Нельзя сказать, чтобы без последствий.
Болела спина, ребра, локти и, почему-то, живот.
Хлястик от шинели нашли, но под мостом. Пришлось лезть на лед ручья вниз метров четыре.
Но банка с вином была цела, крышка и та не слетела. Надежно укрыл телом Петр Иванович свою ношу.
Дома у Кичко усилиями двух семей «зализали» Петру Ивановичу раны. Только по стаканчику молдавского виноградного приняли, как телефонный звонок взорвал благодушную межсемейную идиллию. Все присутствующие невольно вздрогнули, даже рыжая, зеленоглазая кошка подпрыгнула от неожиданности.
Раньше ведь не приходилось военно-морскому офицеру ожидать чего-то хорошего от телефона. Обязательно какая-нибудь очередная «чепУшка» вылезет: то матрос сбежал в самоволку, то мичман напился, то офицер опоздал на вахту.
Или вот, пожалуйста, сегодня – старший лейтенант Волотьков устроил дома дебош. Хорошо хоть до комендатуры дело не дошло. Звонила командиру соседка, жена механика с их же тральщика.
Петр Иванович, поохивая и покряхтывая (напоминает ушибами полет на Чертовом мосту), напялил шинель, нахлобучил шапку и зашагал на улицу Душенова, 21. Работа с личным составом – его удел, пусть уж командир передохнет. Редко ему это удается, что на берегу, что в море.
И что там могло случиться? Жена у старшего лейтенанта – красавица, он в ней души не чает, любит до беспамятства со всей юношеской непосредственностью.
Над разгадкой случившегося не пришлось долго биться, через десять минут Петр Иванович был на месте. Полярный - город небольшой.
Картина предстала удручающая. На полу изодранная в клочья шинель валяется. Дамские трусики, штук пять или шесть, тоже изорванные, маечки, колготки и прочая мелочь из женского туалета. На всем этом хламе сидит Волотьков, всхлипывает и время от времени срывается на хриплый вой, как волк, отбившийся от стаи.
Рыдая, старший лейтенант открылся замполиту, ничего не утаил. Назвал и виновника. По его мнению им был майор медицинской службы с эскадры подводных лодок Кавзанович – смуглолицый статный красавец с густой кудрявой шевелюрой и тоненькой полоской черных усов над красным сочным ртом. В гарнизоне он слыл, как неутомимый укротитель женских сердец.
Домой Волотьков явился без предупреждения, чего не следовало делать. Забежал в сырой, парящий подъезд, поднялся на второй этаж и нажал кнопку звонка. После затянувшейся, томительной паузы, когда муж красноречиво, громко и с определенной долей нетерпения застучал фирменными ботинками в дверь, жена открыла дверь. Пока он пристраивал шинель на вешалку, она не отходила от него ни на секунду.
И так жалобно:
- Дорогой, кажется, я заболеваю. Чувствую жар, голова болит. Пожалуйста, сбегай в аптеку – купи что-нибудь от простуды.
Сердобольный муж, слегка раздосадованный тем, что вожделенные ласки, в ожидании которых он пребывал все дни в море, отодвигаются на неопределенное время, зашнуровывает ботинки, стаскивает с крючка свинцовой тяжести шинель и, не застегнув ее, выбегает в студеную темень полярной ночи добывать лекарство для жены.
В аптеке встретили его не очень приветливо. Полная, краснощекая тетка, возвышаясь снеговиком в своем белом халате над прилавком, даже головы не повернула в его сторону:
- Слушаю вас.
- Мне что-нибудь от простуды.
- Конкретно, какое лекарство?
- Конкретно не могу, жена простыла.
- С погонами майора медицинской службы должны бы знать, – ехидно замечает аптекарша и идет к стеллажу с медикаментами. – как вы только людей лечите?
Офицер глянул на свое левое плечо, потом на правое и не поверил собственным глазам – шинель его украшали новенькие погоны с двумя малиновыми просветами и золотой звездой между ними.
Совершенно издевательски рядом со звездой красовалась змея с наглыми неподвижными глазами, бесстыже обвившая своим золотистым похотливым телом чашу на тоненькой ножке. На мгновенье даже показалось, что она подмигнула. «Хитер, как змий и выпить - не дурак» - некстати вспомнилось, как моряки говорили о военных медиках.
Офицер зажмурил глаза и встряхнул головой. Снова посмотрел на плечи: наваждение не прошло. Не дождавшись лекарств, он помчался домой и устроил настоящий погром. Жена, небезосновательно рассудив, что расплата за адюльтер может наступить с мгновенья на мгновенье, спешно укрылась у соседей по лестничной площадке.
...В этом месте рассказа Валентин приподнял голову, на которой свободное от огромной лысины пространство занимали давно нестриженные волосы. Непонятно, как его такого лохматого держат на военной службе.
Открыв шальные, налитые кровью глаза, очумело посмотрел на нас и заканючил:
- Мужики, помогите заработать на предвыборном пиаре. Сыну без сосисок не выжить.
- Нет проблем, Валя. Ложись. – успокоил его хозяин дома.
Тот, немедля вернул научно-мыслительный аппарат на прежнее место и мирно засопел.
Петр Иванович продолжил повествование, из которого следовало, что проведенный им сеанс индивидуальной работы с Волотьковым принес свои плоды.
Главным доводом явилось утверждение о мимолетности связи майора-ловеласа с женой Волотькова. Ему же, Волотькову, красавица по праву будет принадлежать всю жизнь. Довод подействовал на офицера.
Он не убил доктора Кавзановича.
Не бросил жену, простил ее.
Более того, Петр Иванович уверяет, что в семье Волотьковых родились двое детей, девочка и мальчик, как две капли воды похожие на папу.
Но на рюмку офицер с тех пор смотреть не мог. Все ему чудится над ней змея, ехидно подмигивающая глазом.
Хотя всем известно, что змеи мигать не могут, при всем желании.
Потому, как отсутствуют у них ресницы.