У телефона

Станислав Шуляк
У телефона (Приговоренный)

монодрама


Свет понемногу возникает отовсюду, и как будто теплеет пространство, и вот понемногу появляются  О н, небольшой стол, стул и на столе телефон. Взгляд человека прикован к телефонному аппарату. Наконец человек снимает трубку, быстро отстукивает пальцами на кнопках семизначный номер, и вот в трубку начинает литься его речь, вдохновенная и безудержная.

О н. Итак, продолжаем. Вот вы возвращаетесь вечером домой, с работы или с прогулки. Уже темно, вы входите в свой подъезд, видите, что в нем совершенно нет света, и тревога охватывает вас. Вы понимаете, что это давно подспудно вас беспокоило. Почему это нет света? Вам нужно пройти девятнадцать шагов в кромешной темноте, потом повернуть налево, дальше начинаются ступени, числом ровно десять, весь этот путь нужно проделать на ощупь, затаив дыхание, а времена сейчас сами знаете какие. Вы вспоминаете, что давно думали об этом: вот вы ночью возвращаетесь домой, нигде нет света, а в подъезде вас уже поджидают. Когда-то, раньше или позже, это должно было произойти. На этот случай у вас в кармане припасен нож, такой небольшой нож, зато с фиксатором – он не сложится сам собой, даже если изо всех сил ударить им человека. Вот ваша нога беззвучно скользит над поверхностью пола, и нож вы уже вынули из кармана, вы зажали его в кулаке лезвием назад. Возможно, на вас нападут в темноте, думаете вы, но, если даже вас ударят чем-нибудь в висок или в грудь, вы, падая, все же успеете нанести и свой удар. Если нападавших будет несколько, вас это, разумеется, не спасет, но тут уж ничего не поделаешь. Во всяком случае, одного из них вы уложите тоже. Вы напряженно прислушиваетесь. Возможно, вы сможете угадать дыхание нападающего, если он даже появится сзади или сбоку; возможно, вы услышите его короткие, стремительные шаги. Вы должны поразить его первым, думаете вы, даже если у того человека и нет намерения на вас нападать, и вся эта история лишь плод ваших воспаленных нервов. Зато вы не ударите лицом в грязь, думаете вы. Вот, наконец, и первая из ступеней, вы нащупываете ее своим ботинком. Вы задерживаете дыхание, и слышите свое сердце. Один шаг, другой... Вот уже и площадка, и вы живы. Черт побери, вы живы! Теперь уже откуда-то сверху брезжит свет, лампочка двумя этажами выше все-таки цела, но нож вы пока не прячете. Зато идете свободнее, вы уже легко различаете дорогу. Вот вы поднимаетесь на свой четвертый этаж, вы никого не встретили на лестнице по причине позднего времени. Странно, но нет на лестнице и ни одного курильщика из соседних квартир. Вот вы достаете ключ, наконец, прячете нож, открываете дверь, входите в свою квартиру, дверь как-то подозрительно легко открывается, на мгновение вас это удивляет. Потом вы зажигаете везде свет, снимаете пальто, моете руки, ставите чайник на плиту и, пока он греется, решаете разложить постель. Вот вы открываете шкаф, где у вас хранится белье, но вместо аккуратно сложенных стопок вы вдруг видите ворох смятых простыней и наволочек. Вы вытаскиваете весь это ворох, и сердце ваше вдруг останавливается. Белье густо вымазано запекшейся кровью. Вы кричите от ужаса и оборачиваетесь... Алло, алло!..

Бьет пальцем по рычажкам телефона и снова
стремительно набирает номер. Ждет.

Да. Не вешайте трубку. Вам не понравилась моя сегодняшняя история? Странно, прежде вас это забавляло. Вы раздражены, у вас настроение ни к черту? Ну так скажите мне как в первый раз – помните? – скажите же. «Ты достал меня уже, кретин!» – сказали мне вы и швырнули трубку. И это была естественная человеческая реакция, в этом было ваше достоинство. После этого я даже стал вас уважать, и мне захотелось позвонить вам еще раз. Но я выдержал характер, не стал звонить тотчас же, не позвонил и на следующий день, а позвонил только через неделю, когда вы уже почти забыли о моем существовании. Так и началась наша заочная дружба. Не сочтите меня, пожалуйста, самонадеянным. Да. Но сейчас вы мне тоже надоели, я с удовольствием послал бы вас даже куда подальше, но не стану этого делать. Позвоню ли я вам еще когда-нибудь, или не позвоню никогда – это я решу позже, и мне наплевать, что вы обо мне думаете. Так вот.

Бьет по рычажкам, раздумывает, набирает номер. Ждет.

Алло. Это семь-один-два-семь-четыре-один-ноль? Здрав-ствуйте. Бюро ремонта. У вас приятный и мужественный голос. Да. Что? Неважно. Телефон как работает? Да-да, телефон. Хорошо? Нормально? Что такое «нормально»? Может, все-таки хорошо? Не знаете? Так значит все-таки хорошо? Или отлично? Ну вот и замечательно. А будет еще лучше. Нашими молитвами. И привет от меня Александру Алексеевичу. Что? И я не знаю, кто такой Александр Алексеевич. И он сам не знает, кто он такой. Может, его и не существует. Да. Вот именно. Хотя, может, вы все-таки знаете какого-то Александра Алексеевича? Ну хоть какого-нибудь, хоть одного? Не можете вспомнить? Ну, ничего, если вспомните, вот и передайте ему привет. Да. И больше мне ничего не надо. Совершенно верно.

Вешает трубку. Набирает номер. Ждет.

Алло. Да. Алло. (Небольшая пауза.) Я просто не знаю, что мне сказать. Но это ничего. Я сейчас соберусь с духом... А иногда вот так привидится... вообразится... я беру трубку, набираю номер... И вдруг там, на другом конце... трубку возьмет... отец. Я не ошибся? Вы – мой отец? Что? Я ошибся номером, или я ошибся смыслом? Как вы думаете?

Внезапно кладет трубку. Но снова набирает какой-то номер; возможно, тот же самый.

Я немного не договорил. Так вы отец или нет? Я хотел сказать... я никуда не выхожу. Вообще не выхожу. Я не могу. Причина? Она серьезна. Причина серьезна. Есть одна женщина. Имени не скажу. Нина, Наташа – неважно. Так вот: она сказала... нет, что сказала – тоже неважно. Как сказала – еще менее важно. Но я теперь не выхожу. Нет, я пожалуй, не стану рассказывать. Были б вы моим отцом, тогда, возможно... Хотя нет, тем более не стал бы говорить. А почему вы тогда ушли? Вы откупались машинками. Дешевыми пластмассовыми машинками. Вы приносили машинки и уходили. А я потом нарочно ломал их, я топтал их ногами. А мать била меня. Но это тоже неважно. Ничего важного вообще не существует. Конечно.

Вешает трубку. Почти сразу, без размышлений набирает еще какой-то номер.

Здравствуйте. Метеоцентр? Нет? Не может быть. Мне дали ваш номер, и я уже шесть раз вам звонил. (Снова набирает номер.) Алло. Не вешайте трубку. Я снова туда же попал? Вот видите, значит я не ошибся номером. Нет-нет, ничего. Меня просто интересует погода на завтра. Не знаете? Хорош метеоцентр!.. Не метеоцентр? Ах перестаньте, не разыгрывайте меня. Не на простачка напали. Или на простачка, но не до такой же степени. А вот представьте себе, что я робкий молодой человек, который назавтра пригласил девушку погулять в Летний сад или, положим, в Сокольники, и неожиданно она дала согласие. Я волнуюсь, у меня участился пульс, и в голове приливы. Брать мне завтра с собой зонтик или нет? Если возьму, а дождя не будет, я буду нелеп и смешон. А если не возьму, и пойдет проливной дождь, мы попросту оба вымокнем. И, не начавшись, разрушится то, что могло бы состояться. Вам этого не жаль? Или – наоборот: я уже почти старик, вчера мы с женой отпраздновали серебряную свадьбу и вот решили завтра съездить на электричке в пригород, где гуляли когда-то, когда были молоды. Ну, не кричите, пожалуйста, не знаете, так не знаете, я спрошу еще у кого-нибудь. Я просто подумал, что, раз я звоню в метеоцентр, так вы можете мне сказать, какая будет завтра погода. А больше мне ничего от вас не нужно, и я с легким сердцем могу пожелать вам долгой и счастливой жизни с вашим мужем или женихом, как он там у вас считается.

Вешает трубку. Раздумывает. Набирает номер. Ждет.

Здравствуйте. Вы меня не знаете, но это ничего не значит, узнаем друг друга в деле. Главное, не вешайте трубку и не задавайте наивных вопросов. У меня к вам выгодное коммерческое предложение. Какое? Героин на пряники. Не поняли? Ваш героин, мои пряники, целый вагон пряников. Бартер. Натуральный обмен. Ну как, согласны? Если вам нужно время для размышления, я предоставлю его вам. А вы за это не спрашивайте меня, что я стану делать с такой большой партией героина. Возможно, я его уничтожу. Что поделаешь, это такие большие издержки для меня, пряники тоже стоят недешево... Впрочем, если угодно, так и быть, я готов прибавить еще две с половиной тонны сушек с маком. Подумайте, с маком... Это для того, чтобы вас не слишком ругали ваши криминальные компаньоны. А я зато буду знать, что я избавил мир от малой толики скверны. Что? Вы хотите еще и сахар в придачу? Послушайте, это уже слишком!.. (Снова набирает номер.) Да. Я вам только что звонил по поводу пряников. Вы правы. Я отменяю свое коммерческое предложение. Я понял, что с вами совершенно невозможно вести дела. И на прощание хочу лишь сказать вам: все люди – трусы, они совершенно теряются во всякой непредвиденной ситуации и делаются похожи на домашнюю скотину – на козочек, на барашков, на коровок: блеют, мычат, пищат, а это ведь скучно. И хотя я совершенно не желаю оскорбить вас, заявляю вам со всей ответственностью, что вы просто дурак, и я бы даже сказал, чтобы быть более точным, – набитый дурак. При этом, заметьте, я всего лишь стремлюсь к точности, именно она – моя цель. Так что спите спокойно, дорогой товарищ. Не будет вам никаких пряников. Адьё.

Вешает трубку. Но тут же набирает новый номер.

Алло. Это четыре – девять – два сорок шесть – семьдесят семь? Великолепно. Так я и думал. Из ГУВД беспокоят. Отдел несчастных случаев. Назовите себя, пожалуйста. Геннадий Анатольевич? Григорьев? Этого не может быть!.. Черт, какой неожиданный оборот. Что такое? Приготовьтесь к неприятному известию, Геннадий Анатольевич. Весьма неприятному. Сегодня утром обнаружен ваш труп. Да-да, Геннадий Анатольевич, это совершенно не смешно. Сбит машиной. На Фермском шоссе. На большой скорости. У трупа ваши документы, труп опознан. Машина скрылась с места происшествия, вас отбросило с проезжей части в сторону, и вы пролежали несколько часов, пока, наконец, не были обнаружены. Примите мои соболезнования. Дополнительные подробности вы можете получить у дежурного по городу. Или просто позвоните по телефону ноль-два. Как это говорится – вечная память. Совершенно верно. Пока.

Вешает трубку. Пауза. Снова набирает номер.

Здравствуйте. Я говорю: «здравствуйте», что в этом удивительного. Я могу сказать вам «здравствуйте» еще раз, чтобы вам было приятно. Я решил придать нашему с вами общению более систематический характер. Не находите ли, что эта идея хороша? Кто я такой? Предположим, я всего лишь великий абонент, так чтобы было понятнее. Вы спрашиваете, звонил ли я вам прежде? А вы разве этого не помните? Впрочем, я не помню тоже. Вы не представляете, как много у меня собеседников, все они на одно лицо, вернее, у них вовсе нет лиц, есть одни голоса, высокие и низкие, мелодичные и шепелявые. Хотя я, конечно же, не вправе выдавать вам, случайному собеседнику, своих диагнозов. У меня тоже есть свои тайны, они сродни врачебным тайнам. И даже не просите меня, не уговаривайте меня, чтобы я вам их раскрыл. Вот видите, вы слушаете меня уже целых двадцать секунд. И не вешаете трубку, и не повесите, пока я вам не позволю это сделать, не правда ли? Вы правы, конечно, я никогда вам не звонил прежде, вас не было в моей коллекции, хотя, возможно, вы достаточно любопытный экземпляр. И вместе с тем мы с вами знакомы давно. Возможно, я являлся вам в снах, в предутренних снах, когда вползают в ваш взбудораженный мозг всякие глупости и кошмары, или хотя бы обрывки их. И вас выводит из этого тягостного дремотного состояния только пронзительный и бестактный звонок будильника, который для вас все же является спасением. А возможно, я еще когда-нибудь явлюсь вам во сне, но вы уже сейчас знаете об этом, вы уже сейчас это предчувствуете, и потому вам кажется, что мы знакомы давно. Итак, я чудо из чудес, которое неожиданно вторглось в вашу жизнь посредством случайного набора номера. Однако же, пора и честь знать. Впрочем, остаюсь в непреклонной уверенности, что вы запомните меня навсегда. Не правда ли?

Вешает трубку. Снова набирает номер.

Да. Здравствуйте. Мне кажется, я здесь уже был. Нет? У меня ощущение, будто я в незнакомом доме, где бесконечные коридоры и комнаты, комнаты, комнаты... Вот я открываю какую-то дверь и оказываюсь в чьем-то кабинете. В служебном кабинете. Я начинаю рассказывать, я пытаюсь объяснить свое дело. И вдруг понимаю... с ужасом понимаю, что ошибся дверью. А я уже почти успел рассказать о своем деле. Я был уже в этом кабинете? Я открывал уже эту дверь? Помните, я рассказывал вам о своем знакомом? Как его зовут? Предположим... да, пускай будет так: Георгий... да, Георгий Львович. Чем занимается? Послушайте, вы действительно тот, с кем я уже говорил? Или нет? Впрочем, неважно. Да, Георгий Львович. Пожалуй, отчасти мой коллега. Что? Ах да... история... Живет он на последнем этаже и каждый день ходит пешком на свой пятый этаж. Ходил... Нет, снова ходит. А некоторое время жил в другом доме, неподалеку. Ну, частные подробности опустим. Почему он там жил, у кого он там жил... Так вот, в этом – в другом  – доме была собака, огромная собака. Овчарка. Нет, дог. Словом, не знаю: какая-то большая собака. Георгий Львович как-то выгуливал эту собаку. Он – творческий человек, наш Георгий Львович, и вот он прохаживался по парку с собакой и мучился очередным своим замыслом. А собака дернула, а Георгий Львович держался за поводок, и вот он упал. Нет, он на сей раз ничего себе не сломал... к счастью. Но зато из кармана у него выпал ключ от его квартиры на пятом этаже. А там, в парке, был газон, и такая высокая трава... Потом, когда ключа наконец хватились, найти его уже было невозможно. Ключ пропал. Я встречал Георгия Львовича. Он жил в другом доме. В том, который неподалеку. Другого ключа от квартиры не было, или он был заперт в самой квартире, документы тоже были заперты там. И все личные вещи, книги, одежда, записные книжки с номерами телефонов. А в квартире была крепкая железная дверь. Представляете: собака дернула, человек упал, ключ затерялся, и вот уж человек лишился всего, своего положения, своего статуса, привычного самоощущения. Вот ведь как бывает... Как много теперь стало людей, потерявших себя!.. А у вас такого не было? Что? Не знаю, не помню. Как-то разрешилось. Какое это имеет значение? Все! Будьте здоровы! Вы меня разозлили! Невозможно же! Нет, это просто невозможно! Всегда и во всем требовать каких-то немыслимых, несущественных подробностей!.. Черт побери!..

Бросает трубку. Мгновенно набирает номер.

Внимание! Это снова я! Потрясающее известие! Вы даже не поверите, но это факт! Вы сочтете, что я вас разыгрываю, но я серьезен. И, пожалуйста, не считайте меня телефонным экстремистом, я не таков. Да, я настойчив, но моя настойчивость объясняется моим волнением, вы этого еще не поняли? Да-да. А так я более всего ценю сосредоточенность. Дело в том, что мы с вами братья. Нет, не в том смысле, что «все люди братья», но мы братья натуральные, я даже не побоюсь слова – «единоутробные». У вас нет никаких братьев? Полноте, все ли вы знаете о своей матери? Все ли вы знаете о нашей дорогой мамочке? Умерла? Мне это известно. Но не кажется ли вам, что сомневаясь в наличии у вас брата, то есть меня, вы бросаете тень на память и репутацию нашей мамы?! Я, когда узнал, что мы с вами братья, даже похолодел. Потом побледнел. Потом у меня поднялось давление. К тому же у меня есть доказательство. Доказательство родства. Какое? Вы хотите знать – какое? У нас с вами одинаковые родимые пятна под мышкой в форме жука-скарабея. У вас есть родимое пятно под мышкой в форме жука-скарабея? Да вы просто забыли. Проверьте сейчас же! У вас должно быть родимое пятно в форме жука-скарабея. Срочно снимите рубашку! Быстрее! Быстрее! Пуговица не расстегивается? Да оторвите ее к чертовой матери! Скорее же! Снимайте рубашку! Майку! Да что вы там копаетесь?! Боже, как вы медлительны!.. Как вы медлительны!..

Бросает трубку. Раздумывает. Тянется к телефону. Удерживает себя. Раздумывает. Звонит телефон, О н  смотрит на аппарат с отвращением. Хватает трубку.

Здравствуйте. Вы набрали телефон службы спасения, но в результате неустранимой технической ошибки попали в квазикатолический комитет «Сестренки Христовы». К сожалению, старшая сестренка нашего комитета находится сейчас в декретном отпуске, я лишь временно ее замещаю. (Слушает.) Да. Возможно, узнал. Хотя у меня отвратительная память на голоса. Они все для меня одинаковы. Да. Разумеется, я слышал, что у вас стоит определитель номера. Я рад тому, что технические новшества прочно входят в наш быт. (Слушает.) Что с вами? Минуточку!.. Зачем же так нервничать? (Слушает.) Да. Кстати, позвольте вас проинформировать, что все ваши угрозы записываются на диктофон. А также в режиме он-лайн поступают на сайт пресс-службы прокурора района по адресу: три дабл-ю-точка-прокурор-слэш-район-точка-ру. Итак, до встречи в федеральном суде. Через два года. Сам ты козел!..

Кладет трубку. По лицу его блуждает кривая усмешка.
Набирает номер. Долго ждет ответа.

Алло. Здравствуйте. Я не ожидал, что снова вас услышу. Что? Вы меня узнали? Да мне ведь, собственно, все равно – метеоцентр вы или нет. Даже если вы метеоцентр, вы вправе в этом не признаваться. Женщина вправе скрывать то, что на самом деле она метеоцентр. Тем более, возможно, вы какой-нибудь особенный метеоцентр. Предположим, для избранных. А я даже и не званый. Так чего ради вам тогда говорить правду? Я вас прекрасно понимаю. Я бы и сам так поступил. Кроме того я обманул вас. Я люблю дождь. Я обожаю дождь. Я люблю грозу, особенно, когда громыхает совсем рядом, когда вспышка и грохот являются практически одновременно. Душу тогда охватывает ощущение нечеловеческой жути, но какой-то самодовольный червячок внутри тебя убеждает, что в тебя-то, конечно, не может ударить молния. Хотя – совершенно еще не известно. И обычно себя удается уговорить. Опасности обостряют ощущение согласия с самим собой. Вот так. А вы говорите – метеоцентр. Какой еще метеоцентр?! Призываю вас: любите все непогоды! Умоляю вас: не бойтесь неполадок и неустройств! Ибо они хлеб насущный нашего неизбывного содрогания. А кто умножает содрогание, тот умножает смысл. Что? Кто я такой? Возможно, я неизвестный гений, не нашедший своего пути. Впрочем, это неважно. Итак, я прощаюсь. У меня столько еще дел, а скоро объявят воздушную тревогу, должно быть. Планета наша невелика: стреляют в одной ее части, а падаем замертво мы в другой. Увы!..

Кладет трубку. Набирает номер.

Здравствуйте. Вы меня не знаете, но зато вы хорошо слышите, что мой голос полон скорби. Могу ли я продолжать? Ничего. Очень жаль.

Бьет пальцем по рычажкам. Набирает новый номер.

Здравствуйте. Вы меня не знаете, но зато вы слышите, что в моем голосе скорбь пополам с радостью. И это вас, возможно, не разочаровывает. Могу ли я продолжать? Кто я такой? К сожалению, не смогу назвать вам своего имени, и вы вскоре поймете почему. Я оказался в очень сложном положении. Хотя, спешу вас успокоить, мне от вас ничего не нужно, если вы, конечно, не тот человек, о котором я думаю. Думаю днем и ночью. Дело в том, что я шпион, пришедший с холода. Не шутка. Куда я пришел? В еще больший холод. В этом холоде я с недавних пор на нелегальном положении, я на грани провала, меня со всех сторон обложили, я замечаю слежку за собой. О, вы не должны ни о чем беспокоиться. Я не то, что бы профессиональный шпион... хотя я, конечно, получаю деньги за свою работу. Я шпион по внутреннему побуждению, я шпион по сокровенной идее. По некоторым признакам, я определил, что они сегодня будут меня брать. Они уже возле моего дома, кое-кто из них уже на лестнице. Они не станут звонить в дверь и не станут дожидаться, пока я выйду из дома (они знают, что этого им придется ждать очень долго), они просто высадят дверь и набросятся на меня. И поэтому я тороплюсь. Почему я вам звоню? Я думал, вы догадаетесь. Мне уже нечего скрывать, у них слишком много доказательств моего шпионажа и моей враждебности. Но не это главное. Где-то городе есть человек... он мой союзник, он мой связной. Но у меня прервалась с ним связь; я не знаю его имени, я не знаю его адреса, я не знаю его номера телефона. Есть только пароль и отзыв. В моем сообщении есть несколько слов, которые представляют собой пароль. Поэтому я сижу у телефона и наугад набираю разные номера. Тот человек, услышав эти заветные слова, должен немедленно произнести известную мне фразу, и мы оба сразу поймем, что мы союзники. К сожалению, вам не повезло. Вы могли бы спасти меня и мое дело, вы могли бы передать дальше мое скрытное сообщение. Но вы не тот человек. Только и всего. И в вашей жизни ничего интересного больше уже не состоится. Да, это так. Увы!..

Кладет трубку. Мгновение. Быстро набирает номер.

Здравствуйте. Вы знаете, что там, откуда я звоню, небо другое и земля топкая? Да. Кроме того – воздух тягучий и вода твердая. И вообще картина мира на дыбы встала. Вы знаете, как бывает в лесу... Есть большие деревья, могучие, они – гении леса. И есть всякая мелочь – кустарники, травка, мелкие деревца. Это подлесок. Итак, вам звонит повелитель подлеска, хозяин мелочи. Перед богатырями я и сам подлесок. Впрочем, ничего этого вы, конечно, не знаете и знать не хотите. Отчего со всем возможным в таком случае пренебрежением к вам откланиваюсь. Пока.

Кладет трубку. Набирает номер.

Здравствуйте. Социологический опрос. Вопрос номер один. Что вы делали вчера во время воздушной тревоги? Что? Вы не слышали ни о какой воздушной тревоге? Может, вы глухи, как тетерев? Во всяком случае, именно такое предположение напрашивается в первую очередь. Вам не кажется? В любом случае, мое разочарование не знает границ.

Кладет трубку. Набирает номер.

Здравствуйте. Социологический опрос. Что вы делали вчера во время воздушной тревоги? Не помните? Спали весь день? Я всегда говорил, что найдутся люди, которые умудрятся проспать даже конец света. Видно, вы тоже из этого числа. Пришли с ночной? Но это же не значит, что нужно спать весь остаток дней своих!.. Я что делал? Вам, правда, это интересно? Представляете, у меня вчера болела голова, и я решил дописать сонет. Какой сонет? Одиннадцатый. Еще немного, и будет закончен венок. Впрочем, избави Бог, у меня и в мыслях нет ставить себя в пример. Минуточку!..

Кладет трубку. Набирает номер.

Здравствуйте. Социологический опрос... Впрочем, какой, к черту, социологический опрос?! Зачем социологический опрос? Нет, не надо социологического опроса!.. Скорее уж психологический. Да нет, всего-навсего один вопрос, только один... Скажите, вы не боитесь самого себя? Своего голоса? Своего дыхания? Своего лица? Своих жестов? Своих привычек? Вам говорят «привет», и вы тут же машинально отвечаете «привет», легко, непринужденно, бездумно. Именно «привет», а не другое какое-нибудь слово или фразу. Не страшно? Нет? Замечательно. Так я и думал. Нет больше вопросов. Все!

Бросает трубку. Набирает номер.


Здравствуйте. С вами говорит коллекционер криков. Запомните и осознайте разницу: именно криков, а не коротких гудков. Я обожаю, когда на меня орут по телефону, я без этого буквально сам не свой. Но я не наркоман, а коллекционер. Совершенно другое качество собственного достоинства. Итак, заорите на меня! Затопайте ногами! Ну что же вы робеете?! Давайте, давайте же! Закричите! Закричите: «Черт побери, кто вы такой?! Как вы смеете звонить попусту порядочным людям?!» Ну же!.. Может, мне нужно вас оскорбить? Сказать, что вы идиот и недоносок? Откуда только у нас берутся такие омерзительно-робкие граждане?! Что?

Одушевление  Е г о внезапно гаснет, становится понятно, что на другом конце провода повесили трубку. О н  отнимает трубку от уха и с досадой произносит одно слово, вернее – пытается его произнести, выдавливая из себя отдельные звуки, которые так почти и не собираются в слово. Мучения его длятся долго, не менее полуминуты.

Ч... ч... е-о-о... е-о-о... р-р-р... т... т... ч... ч...

Быстро набирает номер.

Алло. Лаборатория? Здравствуйте. Нину Жрудеву, пожалуйста. Жру-де-ва. Вышла? Скоро вернется? Ничего не надо передавать. Она знает, что я должен позвонить. Что я не могу не позвонить. Спасибо. Я перезвоню попозже.

Кладет трубку. Тут же набирает новый номер.

Алло. Бабушка. Здравствуйте. Плохо слышите? Ох ты, Господи!.. Здравствуйте, говорю. Здравствуйте. Да. А больше дома никого нет? Да не бойтесь, я не жулик. Я приговоренный. Приговоренный. Да разные бывают приговоренные. Дочка с работы придет? Вечером? А сейчас что, утро? Во-во, когда придет и ей скажите, что приговоренный звонил. И зять вернется – ему скажите: звонил, мол, приговоренный. Дети есть у них? Вот и им скажите: дядя приговоренный звонил. Они малые еще, не поймут, поди, так пусть хоть запомнят. Каждый день приговоренные звонят, что ли?.. А если станут спрашивать, что это, мол, за приговоренный, так отвечайте всем, что не объяснил, но, может, еще позвонит. А может, и нет. Пока, бабушка. Пока, говорю!..

Кладет трубку. Смотрит на телефон с отвращением. Набирает номер.

Это пять – пять – два – одиннадцать – восемнадцать? Игоря Даниловича, пожалуйста. Поменялся и переехал? Я знаю, что поменялся и переехал. Знаю даже, куда переехал. Чего тогда звоню? Да потому что вовсе мне и не нужен никакой Игорь Данилович. Смешные вы там все, ей Богу, зачем мне может быть нужен Игорь Данилович? Совершенно не нужен. Да может, и нет вовсе никакого Игоря Даниловича, а так – миф один. Он вообще любит мифы, такой вот человек. У него еще фамилия такая своеобразная, но я не стану ее называть. А вы тоже хороши. Живете там и не думаете, что вот жил раньше в вашей квартире Игорь Данилович, а после поменялся и переехал и живет теперь совсем в другом месте. И думать о вас не думает. И вы о нем не думаете. Живете своей отдельной жизнью. Вы и он. Стыдно, знаете ли, честное слово, стыдно.

Кладет трубку. Быстро набирает номер.

Алло. Снова я. Ну как, вы обдумали мою историю? Вернее, вашу историю. Вы достаете из шкафа белье – простыни, наволочки – и все они в крови. Вы знаете уже, чья это кровь? Да или нет? Я спрашиваю – да или нет? И как только вы догадываетесь, чья это кровь, вы догадываетесь и о том, кто у вас теперь стоит за спиной. Вы оборачиваетесь... Минуточку!.. Извините, мне нужно срочно позвонить одному человеку. Кажется, он в беде. Думайте дальше. Пока.

Бьет пальцем по рычажкам. Снова набирает номер.

Четыре – девять – два сорок шесть – семьдесят семь? Геннадий Анатольевич? Рад слышать. Снова из ГУВД беспокоят. Вы не поверите: непредвиденные обстоятельства. Опять, знаете ли, найден ваш труп. Но уже в другом месте. Опознан. И документы ваши. Паспорт на имя Григорьева Геннадия Анатольевича. Так точно. Но это еще не все. Найден еще ваш труп. И еще, и еще. Каждую минуту находят ваш новый труп. Практически все опознаны. Наши сотрудники уже сбились с ног. Представляете: две тысячи трупов за один день. И у всех документы на имя Григорьева Геннадия Анатольевича. А поскольку в нашем ведомстве чертовщину благоразумно в расчет не принимают, подозревают некую новую шайку. Да, мафия. Уникальный почерк. Потрясающая дерзость исполнения. И ведь всюду, мерзавцы, маскируют очевидное убийство под несчастный случай. Ну ладно бы только трупы, но откуда у них столько одинаковых паспортов?! Вот вопрос!.. Когда уж кончится этот сумасшедший день? Да. Будем держать вас в курсе. Желаю здравствовать. Вернее – вечная память!.. Пока.

Кладет трубку. Набирает номер.

Здравствуйте. Все предыдущее было только разбегом, и отныне ваша жизнь обретет новое наполнение. Невиданное наполнение. Будьте достойны такого наполнения. Я сюрреалист ваших ощущений, верьте мне, я вас не обману, или уж, если обману, так только красиво, что само по себе есть благо. Все. Кладу трубку.

Кладет трубку. Раздумывает. Набирает номер.

Доброе... что-то. Что сейчас – утро или вечер? Я не смотрю в окно и утратил ориентацию во временах суток. Ну да ладно. Вам мой голос ни о чем не говорит? То есть, вы его не узнаете? Значит я вам не звонил? Уверены? Хорошо. Значит, возможно, вы – свежий собеседник. Сейчас так мало осталось свежих собеседников. Сегодня утром я проснулся и вдруг вспомнил, что я подкидыш из космоса. Очень грустное ощущение. Это не моя планета, это не моя земля. Во мне масса всевозможных сведений, я знаю множество языков, в том числе шумерский и санскрит, но все это не приносит мне удовлетворения, потому что существует во мне в форме обрывков, из которых не составляется ничего целостного. Мои товарищи улетели без меня, они нарочно оставили меня здесь. И мне суждено состариться здесь и умереть. На этой чужой земле. Я сейчас положу трубку и буду сам с собой говорить на том языке, на котором говорят на моей планете. А вы будете заниматься своими делами и лишь изредка вспоминать обо мне. И этого для меня достаточно. Благодарю за терпение.

Кладет трубку. Раздумывает. Снова тянется к трубке. Удерживает себя. Тянется к трубке. Борется с самим собой. О н произносит два-три слова, вернее снова лишь пытается их произнести, отдельные звуки, выдавленные им из себя, так и не собираются в слова.

Н... н... нэ-э... е... не... м... я... н... е... м... мэ... о... г... у... я... у... гу... я... не... гу... 

Стонет, мычит, в ярости бьет кулаками по столу. Наконец, будто сдавшись, снимает трубку и быстро набирает номер.

Лаборатория? Вы удивлены, должно быть, тем, что я безошибочно всегда узнаю, что я правильно набрал номер и попал туда, куда мне было нужно?.. Ничего удивительного. У вас всегда особенная тишина, так сказать, за кадром, особенная сосредоточенность. Сразу слышно, что здесь работают люди, любящие свою работу и дорожащие той удивительной пьянящей творческой атмосферой, которая сложилась благодаря усилиям вашего дружного коллектива. Нина Жрудева не подошла еще? Ага. Будьте любезны. (Ждет. Говорит «не своим» голосом и с отчетливым «акцентом».) Госпожа Жру-дефф... Радость есть приветствоват ваш замечательний научний достижений... Ваш работи по психофизиологий мозговой деятелност... были высоко отмечен руководство наш уважаемий инститьют... (Нормальным голосом.) Не сомневался, что ты меня узнаешь. Мне никогда не удавалось тебя провести. (Слушает.) Нет, ничего особенного. Собственно, я даже не был уверен, что смогу позвонить тебе. В последнее время в таком цейтноте!.. Да и ты, если звонила, вряд ли могла застать меня дома. (Короткая пауза.) Позавчера из Цюриха. А завтра-послезавтра снова улетаю. В Копенгаген. Приглашают еще в Штаты, но думаю отказаться. Такой утомительный перелет!.. а я уже не в том возрасте... (Короткая пауза.) Да. Успех ошеломляющий. Отличная пресса. Да что мы все обо мне да обо мне? Ты-то как? У вас там все эти... ваши исследования? Платить-то не забывают? Да. У нас это обычная история. Что? Копенгаген? Да так, Ларс фон Триер, ты не знаешь, наверное. И еще их Академия. Да. На две недели. А ты так все без отпуска? На юг? Ну, в такое время года нечего делать даже на юге. Не одна? Да, кажется, ты мне что-то рассказывала о нем. Вместе работаете? Как? В ресторане? Я не ослышался? Ты стала ходить по ресторанам? Прогресс. Можно догадаться, что он твой новый... о, пардон, пардон, чуть не задал бестактный вопрос. Нет, правда, юг это замечательно. В конце концов, можно просто лазить по горам и дышать воздухом. Лишь бы не было дождя. Да. Не забудьте взять фотоаппарат. Великолепно. Можешь и мне прислать пару фотографий. Получу, когда вернусь, ничего страшного. Сегодня я только вошел и, стоя на пороге, подумал, хорошо бы позвонить тебе. (Короткая пауза.) На студии. Потом пообедали. Потом ненадолго съездили за город, в лес. Без природы я не чувствую себя человеком. И вот я дома. Звоню тебе. Ну ладно. Все прекрасно. Рад был поболтать с тобой. Созвонимся. Целую.

Кладет трубку. Кривая усмешка. Мучительная гримаса. Набирает номер.

Здравствуйте. Вы меня не знаете, но это неважно. Сказать мне вам абсолютно нечего, поэтому я кладу трубку. И вы положите.

Кладет трубку. Снова набирает номер.

Здравствуйте. Вы меня не знаете, и я вас не знаю. Мне абсолютно нечего вам сказать, я ничего не хочу вам говорить, кроме того, что я не люблю слово, что оно вызывает у меня отвращение. Оно вызывает у меня ужас. Я не понимаю, для чего вообще люди говорят. Я не понимаю, почему они не молчат, как рыбы. Как медузы. Как моллюски. Я не понимаю, для чего они встречаются, дружат, разговаривают по телефону... И поэтому я кладу трубку, а вы забудьте все, что я вам сказал.

Кладет трубку. Набирает номер.

Здравствуйте. С вами говорит робот с человеческим интеллектом и потерянной душой. Не удивляйтесь. Мне нечего вам сказать, кроме того, что я не люблю эту страну и не понимаю ее. Я не люблю наш народ, не понимаю его и боюсь. Душа его в конвульсиях, он имеет природную склонность к любым социальным потрясениям. Он может подцепить любое безумие, любую мерзость с такой же легкостью, с какой ребенок – ветряную оспу. Если хотите, передайте это нашему народу. Лично мне наплевать, передадите вы или нет. Все. Вешайте трубку.

Кладет трубку. Снова набирает номер.

Здравствуйте. Или не здравствуйте. Тогда хотя бы будьте. Впрочем, можете и не быть. Вы вольны в своем выборе. Во всяком случае, так утверждают некоторые. Хотя, с другой стороны, это недоказуемо. Равно как и неопровержимо. Вы вот не знаете меня, а после минутного разговора со мной в вашей жизни чье-то чужое присутствие приумножилось. Или хотя бы только наметилось. Равно как и ваше присутствие в моей жизни. А этого с нас – с вас и меня – довольно. Довольно, говорю.

Кладет трубку. Набирает номер.

Алло. Геннадий Анатольевич? Узнали? Совершенно верно. Так вот, Геннадий Анатольевич, мне надоело вас опекать. Вы труп, Геннадий Анатольевич, труп, и этим все сказано. Вы можете выдумывать о себе что угодно, вы можете как угодно кичиться своими надуманными достоинствами, но это не затмевает единственной, исключительной реальности: труп. Вы хорошо запомнили, Геннадий Анатольевич? Труп. Примите мои соболезнования. Так-то.

Кладет трубку. Снова набирает номер.

Здравствуйте. Да, вы угадали. Это опять я. Но если вы сейчас скажете хоть слово о погоде, я рассержусь и тут же повешу трубку. Да, вы правы, это я первый начал. Но, может, я просто немного волновался или не знал, что сказать. Странно, что вы все еще дома, и тут же берете трубку. Такое ощущение, что вы даже ждете, что я вам позвоню снова. Нет? Между тем, я, возможно, оторвал вас от каких-то важных дел. Может быть, вы перечитывали «Подростка» Достоевского, или разучивали третью сонату Скрябина, первую часть. И не успели вы еще выйти на коду, как вдруг – мой звонок. А может, вы слушали «Просветленную ночь» Шёнберга в исполнении Лондонского Королевского симфонического оркестра? Или, предположим, вы сочиняли акростих, в котором по странному капризу автора нет ни слова про любовь. Не то? Все не то? А может, вы всего-навсего варили манную кашу своему малолетнему сынишке. Я угадал? Почти? Значит, одно из пяти моих предположений не слишком далеко от истины? Но при всем при том вы не вешаете трубку и значит, наверное, можете уделить мне несколько минут вашего времени. Не так ли? Что я хочу сказать? Я хочу сказать вам одну очень важную вещь. Я хочу сказать вам... нет, лучше я расскажу вам сказку. Хотите я расскажу вам сказку? Не беспокойтесь, она не будет длинной. Да? Итак... жил-был... как это положено в сказке: жил-был принц. Он любил сочинять разные истории и рассказывать их. Он любил снимать кино, которое смотрели другие люди и радовались выдумкам принца. Принц был женат. Разумеется, на принцессе. На ком же еще? А принцесса работала... Представляете, сейчас времена нелегкие даже для принцев и принцесс. И принцесса работала в институте мозга. Принцесса была вообще очень сильная женщина. И кроме того – колдунья. И вот однажды принцесса вернулась домой, то есть... во дворец... и вдруг услышала, что принц болтает по телефону с девушкой. Возможно, это был достаточно вольный разговор. И принцесса, то есть – колдунья – рассердилась, она подумала, что принц изменяет ей. И тогда сказала, так спокойно-спокойно: я приговариваю тебя быть прикованным к телефонной трубке. Только с нею ты и будешь человеком. И вышла, прикрыв за собой дверь. Она ушла от принца, вернулась в свой институт мозга. Принц хотел было посмеяться над всей этой историей, но... не вышло. Принц и теперь по-прежнему красноречив и изобретателен, но только тогда, когда он говорит в телефонную трубку. А стоит ему положить трубку – он не может произнести ни единого слова. С невероятными усилиями он выдавливает из себя отдельные буквы, но они не собираются в слова. Это смешно, скажете вы, так не бывает. Конечно, смешно. Конечно, не бывает. Это всего лишь сказка, и она очень нравится детям. Принц вообще полон сказок, грустных и веселых. И вот он теперь умирает. Он не может выйти из дома, то есть из дворца, и медленно умирает. От голода, от горя. От того, что он вырван из привычной среды. От того, что он теперь не может свободно говорить с другими людьми, с его товарищами... С другими принцами. Бедный принц... Кстати, как вам моя сказка? Понравилась? Нет? Ну, это всего лишь сказка, чего ж не бывает в сказках?! Кроме того вы не сказали, как вас зовут. Да, не спрашивал, верно. Спрашиваю сейчас. Зачем мне? Зачем мне ваше имя? Что я могу ответить на этот вопрос? Предположим, надо. Черт побери – не то. Я хочу знать ваше имя, и мне не надо больше ничего. Надеюсь, в такой малости мне не будет отказано? Слышите? Не хотите отвечать? Что, собственно, имя? Звук пустой. Но я этот звук пустой мог бы передать нашему принцу, и, возможно, он еще хотя бы раз улыбнется перед смертью. Разве вам это все равно? Так! Стоп! Внимание на мой голос! Сейчас я сосчитаю до трех, и на счет «три» вы мне тут же, легко и свободно назовете свое имя, легко и свободно, я услышу его, услышу имя, и оно теплом и радостью растечется по моим жилам. Ваше имя будет повторять мой пульс, мои ресницы, мои веки, мои щиколотки. Итак!.. Раз! Два! Три! Ну!.. Марина? Марина!.. (Откидывается на стуле с блаженною улыбкой; видно, что он несколько раз беззвучно повторяет имя. Пауза.) Марина!.. Марина, я сейчас положу трубку. Мне нужно срочно позвонить в два места, это очень важно. Жизненно важно. И потом я, наверное, снова позвоню вам. Нет, я обязательно позвоню вам. Вы только, пожалуйста, ждите моего звонка. Ладно? Пожалуйста, хоть немного ждите моего звонка. Хорошо? Согласны? Да? Может, у меня получится? Может, у меня получится? Да?..


Кладет трубку. Сидит обессиленный. Пытается прошептать,
беззвучно произнести недавно услышанное имя.

М... а... а... р... м... ма... р... и... мар... и... н... мар... и... н... н... а... а... м... р... на...

Стремительно набирает номер.

Алло. Вы подумали? Вы успели подумать? Да. Что? Вы так ничего и не поняли. Записывайте! Возьмите карандаш и бумагу! Срочно! Готовы? Что? Карандаш не пишет? Ручка? Черт побери вас с вашей ручкой! Итак, вы вернулись домой. Сегодня. Час назад. Уже темно. Вы опасаетесь, что на вас нападут в подъезде, но ничего такого не происходит. Вы поднимаетесь к себе. Зажигаете свет. Ставите чайник. Достаете из шкафа белье. И вдруг с ужасом видите, что оно не только смято, но также испачкано кровью. Чья это кровь? Ну? Вы оборачиваетесь, и что вы видите? Не знаете? Ну так слушайте меня! Вы оборачиваетесь... и видите самого себя. В зеркале. Сзади у вас большое зеркало. Вы о нем совершенно забыли. И в руке у вас нож. И вы тут же все вспоминаете. Вспоминаете, как сорок минут ехали на электричке. Вспоминаете, что с вами был большой мешок и лопата. Вы вздрагивали на полустанках. Вы нервничали от чужих взглядов. Вы думали, что похожи на садовода и одеты, как садовод. Но разве вы садовод, ответьте честно. Ответьте хотя бы самому себе: вы садовод? И потом вы вспоминаете, как копали в лесу яму. Как опустили туда расчлененный труп вашей жены. Которую сами же убили за три часа до того в результате нелепой ссоры. Вспоминаете, как повалили ее на постельное белье, как пытались разрезать ее своим перочинным ножом. Какое счастье для вас, что она всегда была такой миниатюрной женщиной!.. Вы понимаете, что страдаете опасным раздвоением личности. И одна часть вашего существа не может отвечать за другую, и даже не помнит толком, что та успела натворить. Левая рука не помнит, что сотворила правая. Можете ли вы отвечать за свою правую руку, думаете вы? И может ли ваша правая рука погубить все ваше существо, думаете вы? Вы поражены этой мыслью будто молнией. И тогда вы кричите от ужаса и горя. Что вы кричите? Что? Я спрашиваю, что вы кричите, черт вас побери?! Слышите?! Отвечайте немедленно! Что?! Я должен это знать! Я – тот, кто призван снова собрать вас воедино! Собрать из останков! Собрать из руин! Я – великий строитель бессмыслицы и организатор радости!.. Понятно вам? Слышите вы? Слышите?! Отвечайте же!.. Отвечайте!.. Вы не должны молчать! Отвечайте мне!..

Бьет пальцем по рычажкам. Быстро набирает новый номер.

Алло!.. Лаборатория? Мне Нину Жрудеву, пожалуйста. Алло. Нина? Да. Снова я. Нет, ничего не случилось. Что, собственно, могло случиться? Ты не поверишь: в последние несколько недель или даже месяцев... ну, после того, как мы с тобой... ты знаешь, у меня такое ощущение покоя!.. Я чувствую себя, как будто я лет на десять моложе. Мне хочется петь, пить, веселиться, дурачиться... Может, поехать путешествовать?.. Или просто забраться в лес подальше от людей и жить там месяца два в палатке, не видя ни одной души?.. У меня теперь столько планов!.. И я уверен, что все они могут реализоваться. Почему звоню?.. Ах да... Я, когда положил трубку, вдруг подумал... что, если я тебе забыл что-нибудь сказать или... спросить о чем-нибудь. Может быть, ты забыла меня спросить о чем-нибудь? Ведь мы так давно уже не встречались. Нет? Сколько уже прошло?.. Ну да, я, собственно, так просто звоню... Ничего мне не надо. И, если что, ты ведь можешь и сама мне позвонить. Не правда ли?.. Ну ладно, я, наверное, оторвал тебя от работы. Да? Тогда пока. Пока, говорю... (Кричит.) Нина! Подожди, Нина! Только не вешай трубку! Я забыл тебе сказать!.. Нина! Послушай! Это очень важно! Ты сильная женщина. Ты сильнее меня. Но я ни в чем перед тобой не виновен. Прошу тебя!.. Я прошу тебя!.. Нина!.. Освободи меня!.. Слышишь? Я больше не могу! Освободи меня! Освободи! Нина! Прошу тебя! Я больше не могу быть приговоренным! Нина!.. Нина!.. Освободи меня! Нина!.. Освободи! Нина! Освободи!.. Освободи меня! Освободи!.. Нина!.. Нина!.. 

О н  обхватывает руками голову с прижатой к уху телефонной трубкой, стонет мучительно и нечеловечески. Крик Е г о постепенно сбивается на хрипенье, на шепот, на беззвучное бормотание. Слышны негромкие звуки сирены, звуки нарастают; быть может, то – воздушная тревога, а быть может, какая-то причудливая, необъяснимая иллюзия  Е г о  воспаленного, нездорового мозга.               



К о н е ц