Золотая долина. Глава первая

 
                Дело не в дороге, которую мы выбираем;
                то, что внутри нас, заставляет нас выбирать дорогу…   
                О,Генри. Дороги, которые мы выбираем.

                ПРОЛОГ 
       …Тяжко вздохнула и застонала Земля. Стон ее прокатился раскатами рвущейся земной плоти на сотни километров. Огромное, промерзшее до дна озеро, окруженное цепью заснеженных горных пиков, вспучилось волнами ожившего льда. Тысячи тонн снежной пыли окутали округу непроницаемой белой пеленой. В непрестанном грохоте каменных глыб озеро медленно проседало вниз…

                * * * * * *
         
          Ночь. Огромным бархатным одеялом тьма окутала деревню. Неведомый сеятель щедро усыпал небо зернышками звезд. Густая, вязкая тишина стекается с окрестных гор на одинокий писк комара. В непроглядной мгле  образы и события плывут перед его взором нескончаемой чередой, накладываясь друг на друга. Одна за другой всплывают из глубин памяти картины недавнего прошлого. Они не исчезают, не сменяют предыдущих картин, живут в нем, словно зависнув на разных уровнях сознания.
         
      Вот они – его ребята. Они так и стоят перед ним – как там, у входа в Долину. Толик и Иришка. Вадик и Аленка. Коля и Света. Виктор и Люся. Лена. Внимательны и по-взрослому сосредоточены лица их, и – как по-детски  чисты их  распахнутые глаза. Он не пытается обелить себя, снять, переложить на других вину за случившееся. Не терзает себя, искусственно вызывая их образы. Он – с ними. Теперь он всегда с ними. Или это они – с ним? Он стремится понять, найти ту таинственную грань, шаг через которую поделил жизнь надвое. До, и – После.

                Глава  первая.  ТРОПОЙ  ЛЕГЕНДЫ.


        .... Сосна была. Одинокая и несокрушимая в своем величии, она стояла могучим одиноким утесом, верхушкой упираясь в низко плывущие облака. Была и надпись, вилась, огибая змеей, толстенный ствол - все как в легенде:
 - Туды зайдешь - оттеля не выйдешь - она была врублена в ствол в незапамятные времена. Буквы густо затекли смолой, но все еще читалась. Слишком уж точное соответствие легенде заставляло задуматься. Не снимая рюкзаков стояли они перед исполином, разглядывая полускрытую годами надпись.

       - Ух ты-ы-ы! Когда же это написано? Лет двести назад? –
Иринка уставилась на Лену, словно это она, лет этак триста назад, врубалась топором в неподатливую древесину сосны.
- Давайте прикинем – Лена, весело улыбаясь, смотрела на ребят
 - Кто больше? – как на аукционе. - Только, чур, ответы мотивировать! - Веселый галдеж ребят обрушился на нее. Поначалу никто не мог предложить приемлемых критериев оценки возраста надписи.

       Коля первым попытался высказать нечто связное:
- Во первых, судя по буквам, надпись не очень старая. Все буквы достаточно современные по виду. Скажем, максимум лет семьдесят. Минималку тоже примерно определить можно – судя по натекам смолы, по глубине наплывов и наростов, я бы сказал – лет сорок, пятьдесят. Еще одно – даже очень старые сосны имеют возраст не более трехсот – четырехсот лет. Надпись, судя по размерам, сделана уже на достаточно большом дереве, значит – не больше ста лет назад.

      Спор мог затянуться, и Павел Матвеевич решительно прервал начавшуюся дискуссию:
- Сначала с лагерем определимся, потом за исторические изыски приниматься можно.
- Ну во-от! Всегда так! Душа рвется в неизведанное, праздника требует, а ей – суровую прозу жизни…  Палатки ставить, дрова таскать, суп варить… Аленкина тирада прозвучала наболевшей исповедью замученного жизнью человека.
- Потом детишки пойдут, пеленки-распашонки…  Павел Матвеевич!!!  Жизнь то уходит! Страдальческий взгляд ее уткнулся в учителя волной вселенской скорби, но из глубины ее глаз уже неслась веселая ватага неугомонных чертеняток.

       - Вот, пока детишек нет, мы и займемся палатками. Потом не до этого будет – он решительно зашагал к намеченному месту.
Лагерь решили разбить подальше от скальных щек, не ровен час скатится сверху камень – беды не оберешься. Оглядев поляну, словно и не решал еще ничего, Павел Матвеевич предложил разбить палатки у дальнего, западного края поляны. Через пять минут они уже скидывали рюкзаки у намеченного места, притаптывали траву под палатки и костровище.

      Ленивым движением скинув рюкзак на землю, Вадик расположился рядом.
- Чего разлегся, Купидоша? Палатки ставить, дрова на костер таскать надо. - Коля требовательно смотрел на Вадика. Прозвище  Вадик получил давненько, и оно довольно точно характеризовало его. На удивление красивый, сложенный как греческий бог, паренек был демонстративно высокомерен и считал себя чуть ли не Самым-Пресамым.

       - Не барское это дело, товарищи крестьяне и прочий трудовой люд! Вам за счастье рядом со мной быть! А вот тебе, Кулачок, оченно даже к лицу капли трудового пота на лице. Будешь в образе. Трудовые будни – праздники для вас…  Да не забудь коновязь приспособить – я к ней сидорок свой на ночь привязывать буду. Картинным жестом извлек из кармана нарядной курточки пачку сигарет, прикурил, так же артистично чиркнув зажигалкой.

          - С тебя, Купидоша, толку все одно никакого, даже палатку поставить не сможешь, так хоть яму вон под отходы выкопай!  Коля просто терпеть не мог праздности и безделья. Выросший в большой, многодетной семье он с раннего детства привык к постоянной работе. Его постоянное «надо» приклеилось к нему кличкой еще с первых классов и теперь даже учителя иногда называли его так.

     Вадик, лениво развалившись на рюкзаках, повторил вызывающе:
- Не барское это дело, лопатой ковырять. Я человек утонченный и низменным плебейским трудом заниматься не намерен. Высокомерие Вадика Павлу Матвеевичу не нравилось конкретно. Не одернуть его было просто нельзя, он уже давно жалел, что вообще взял его с собой в этот поход.

       - Ну, кто плебейским трудом заниматься не будет, тот все отходы домой на себе потащит. Это я вам, как гегемон, гарантирую.
Деланно покряхтывая, встал Вадик, фальшиво пропел:
- Замучен тяжелой неволей… Отстегнул лопатку и направился к деревьям на краю поляны. А минут через десять он шел к ребятам, держа в вытянутых вперед руках непонятный предмет. Лицо парня кривилось в гримасе сложного сплава страха и брезгливости.
- Вот… Нашел там…  В яме. – Павел Матвеевич, обернувшись на испуганный голос, уткнулся взглядом в человеческий череп, который Вадик держал перед ним на вытянутых вперед руках.

      - Откуда это? Павел Матвеевич ни на миг не усомнился, что это не глупая шутка. Череп настоящий, тем более, он достаточно долго пролежал в земле и сейчас был густо облеплен подсохшей грязью.
- Там. - Вадик мотнул головой назад - Яму под отходы копал. Вон – Кулачок  показал, где копать, я и копал. А там яма была, так я в ней копать начал, чтоб меньше копать…
- Пошли, показывай – он забрал череп у Вадика, оглядев мельком, не нашел повреждений. Через несколько шагов они стояли на краю неглубокой ямы. Вокруг свежевыбранной земли четко прослеживалось заросшее травой вытянутое углубление.

        - Как могила – прикинул Павел Матвеевич размеры. Присел рядом, внимательно разглядывая неглубокую ямку, выкопанную Вадиком. Из рыхлой, разрытой лопатой земли виднелись несколько костей, клочки истлевшей в труху одежды. Понимая, что захоронению не один десяток лет, да и действия его не нарушат общей картины, Павел Матвеевич осторожно разгреб землю. Пальцы нашарили в земле нечто необычное, потянув это, он вытянул из земли полуистлевший кожаный пояс с ножнами. Лезвие ножа истлело полностью, хорошо сохранившаяся костяная рукоять ножа держалась в ножнах, закрепленная петелькой.
 
          Из сотен узнал бы он этот нож. Второго такого в деревне не было, и быть не могло. Самоковочное тяжелое лезвие и рукоять из рога марала. Дядька Игнат…   

        …Иногда впечатления детства бывают более яркими и четкими, чем события вчерашних дней. Он вспомнил дядьку Игната - родного брата матери. Охотник из охотников, всю жизнь проведший в скитаниях по тайге, не боявшийся никого и ничего на свете, не вернулся из тайги в пятьдесят седьмом... Ему тогда было лет десять, и он прекрасно помнил, как они ждали его. И когда ждать уже было нечего, он часто глядел в окошко, на тропинку, по которой дядька уходил на охоту. Догадка его подтверждалась и тем, что как раз в этих местах были его охотничьи угодья, и первый раз о заветной долине он услышал от него.

         - Вот и встретились…  Павел Матвеевич задумчиво сидел на краю могилы, нисколько уже не сомневаясь – обнаруженные останки – это его дядька Игнат.
- Не будем трогать здесь ничего. - Он осторожно уложил череп в раскоп, руками привалил землей.
- Лагерь в другом месте разобьем.          

          Через полчаса палатки были установлены. Весело трещали дрова в костре, пламя жадно облизывало ведра с варевом, а они все еще не подходили к расселине - только все время поглядывали в ту сторону, словно нечто неведомое притягивало их взгляды.
            - Пока светло, загляну в пещеру, гляну, как и что - Павел Матвеевич решительно встал от костра, достал из рюкзака припасенные мотки шпагата и направился к пещере, бросив на ходу:
            - Пройдемся немного и назад - оглядев ребят, кивнул Толику: - Пошли, фонари прихвати и шпагата пару бобин - остановил он вскочившего паренька. Сопровождаемые взглядами притихших ребят они неторопливо подались к расселине. Группа опасливо подалась   следом

        - Дядь Паш! - может, не надо? - раздался в тишине приглушенный девичий голосок. Жутковато что-то, ведь совпадает все, как есть... Павел Матвеевич, обернувшись, улыбнулся
- Ты, Света, вроде бы больше всех храбрилась, как будто в бой рвалась. Так что ж, теперь дошли и обратно, что ли? - засмеют ведь дома - и он решительно направился дальше, кивнув Толику
- Шпагатину вон к камню привяжи. Включив фонарь, шагнул внутрь.
      
        Поначалу узкая, трещина в скале расширялась, уже можно было идти рядом, и Толик тут же воспользовался этим. Он откровенно жался к учителю, не забывая суетливо разматывать клубок. В нем пока необходимости, правда, не было, трещина шла внутрь горы без ответвлений, словно прорезая ее поперек. Вверх она уходила метров на десять, если не более. Пол был усыпан какой то странной смесью песка и пыли, они долго не могли понять, что это, пока Толик не сказал:

        - Как по дну речки идем... Павел Матвеевич остановился, присел, разглядывая основание пещеры.
Действительно, оно походило на песчаное дно речки, местами припорошенное илом. Кое-где четко отпечатывались следы копытных. Скорее всего, коз и маралов. Что-то странное было в них, и Толик опять догадался первый:
- В одну сторону все идут, назад ни одного еще не видел.  В самом деле, все следы вели вперед, обратных им не попалось ни одного. Вот только следы эти были очень уж старые. Им попался следок кабарги, а их здесь не было уже лет пятьдесят, да и пылью они были засыпаны основательно.

        - Н-да-а, странно - подумалось Павлу Матвеевичу и он, остановившись, произнес, рассуждая:
- Ведь что-то же их там задержало? - в сверхъестественные силы учитель, воспитанный в духе непререкаемого атеизма, как то не верил. Продолжая размышлять, вновь и вновь разглядывал он отпечатанные в иле следы.
      
        Понемногу стало складываться мнение - если все животные ушли в одну сторону и не вернулись - следовательно, они не могли вернуться, либо не захотели. Павел Матвеевич в раздумье присел около стены. 
- Что могло задержать их там? - по всей вероятности, только смерть, либо внезапно возникшее, непреодолимое препятствие. Взглянув на часы, он с удивлением отметил, что они в пещере уже больше часа.

       - Ребята уже, наверное, беспокоиться начали - подумал он, и в глухой тишине пещеры услышал отзвук далеких криков.
 - Давай, Толик, назад подаваться, ищут нас уже.  Обмотнув шпагат вокруг камня, он встал, собираясь возвращаться. Вновь, уже гораздо ближе, прозвучал крик, до неузнаваемости искаженный эхом. На стенах бликом сверкнул свет мощного фонаря и к ним выбежали двое парней. Вид у них был довольно растерянный и возбужденный.

        - А мы вас ищем уже, кричали, кричали - никакого толку, вот, пошли за вами… - как то растерянно произнес Вадик. Всегда уверенный в себе, державшийся с постоянным высокомерием, на редкость красивый паренек, сейчас выглядел пришибленным и потерянным.
      
        - Ладно, давайте-ка двигать, а то поздно уже. Наверное - на километр, полтора зашли - прикинул Павел Матвеевич, и, подтолкнув ребят, направился следом, все также пытаясь отыскать хотя бы один след, идущий из пещеры наружу. Следов таких не было. Зато нашлось другое - около стены с каменным выступом, похожим на стул, валялся окурок. Учитель поднял его и, внимательно осмотрев высохший до деревянной твердости бычок, определил:
- Прима. Еще доперестроечная, лет пятнадцать, наверное, пролежал - заключил он и бросил окурок на то же место.

        - Пошли, ребята - он вновь поторопил парней и минут через двадцать они уже выходили из расселины.
  Ярко и гостеприимно полыхал костер, на перекладине, сдвинутые в сторонку, дымились ведра с супом и чаем, а чуть в сторонке, сбившись в тесную кучку, сидели остальные ребята. Робко примолкшие, нахохлившиеся, как будто чем-то напуганные.
- Мы тут сидим, а вас все нет и нет - обиженный голосок Иринки, в котором явно хлюпали слезы, всколыхнул всех и обрушился шквалом укоризненных жалоб.

          Павел Матвеевич ободряюще улыбнулся ребятам и, хотя сам бодрости не испытывал, весело крикнул :
- А пожрать первопроходцам оставили? -  жалобный голосок Иринки укоризненно прозвучал вновь, словно обвиняя их во всех смертных грехах:
- Да мы не садились без вас! - думали, минут через двадцать вернетесь, и, уже гораздо веселее:
 - Чашки давайте - жеманно поклонившись, провозгласила:
- Кушать подано! - садитесь жрать, пожалуйста!

      Под веселое бряцание посуды улетучилось плохое настроение. Через пять минут поляну оглашал веселый смех уплетающих похлебку ребят.
 Еще через час все уже расползлись по палаткам и, даже без обычного в это время вечернего трепа, спали. Утро свалилось на поляну поздно. Выкатившееся из-за горы солнце стояло уже высоко и заливало поляну зноем, как то сразу прогнав ночную хмарь.

          Истошное улюлюканье полчищ взбесившихся команчей обрушилось на спящее царство, мигом вытряхнув ребят из ласковых объятий сна. Они вылетали из палаток всклокоченные, растрепанные, озираясь еще не проснувшимися глазами, постепенно приходя в себя, и уже вовсю хохотали над спящими царевнами.
Девочки выскочили из палатки позже парней, но вид имели столь же растрепанный и предосудительный. Иринка вообще умудрилась выскочить в одних трусиках и теперь, осовело озираясь, блистала красотой юного тела. Вдруг, очнувшись, взвизгнула пронзительно и исчезла в палатке под дружный хохот ребят.

         Перекусили наскоро остатками вчерашнего варева, быстро свернули лагерь и, внезапно присмирев, остановились кто где, понимая, что теперь нужно идти. Идти туда, в сумрачную ждущую тьму расщелины.

        Как-то обреченно взявшись за лямки рюкзака, Света собралась вскинуть его на плечи, но Павел Матвеевич жестом остановил ее:
 - Внимание ребята! - краткий инструктаж, он кивнул им:
  - Присядьте пока - прохаживаясь перед притихшими ребятами, медленно произнес:
- У меня, сейчас, только одно - прошу вас быть предельно собранными и осторожными! Ни в коем случае не отставать и не задерживаться. А теперь - с Богом! - Он направился к расщелине, коротко бросив уже на ходу:
- Я иду первым. Замыкающим Толик. - тесной колонной они втягивались в устье пещеры, молчаливо оглядываясь на последние отблески света, исчезающие за спиной.      

          До конца провешенного маршрута дошли на удивление быстро. Павел Матвеевич закрепил следующий моток шпагата и, не снижая темпа, пошел дальше, временами делая короткие остановки, чтобы закрепить шпагат к стене.
- Чтобы ветром не унесло, или зверюшки не растащили - коротко пояснил он и опять они шагали дальше. Привал сделали через час, отшагав к этому времени почти три километра - он определил это по расходу шнура. Его оставалось в запасе около двух километров и, скрепя сердце, он решил не провешивать участки пещеры в тех местах, где не было ответвлений - все равно сворачивать некуда. Они опять поднялись и в том же темпе продолжили путь. И еще был привал. По его прикидкам они прошли уже более пяти километров.
      
          Все так же идущий впереди Павел Матвеевич остановился, поднял руку. Впереди, наткнувшись на стену, ход разветвлялся, отклоняясь в стороны:
 - Постараемся идти уступом - он обернулся к ребятам
- Вправо - влево, вправо- влево - так мы сохраним направление хотя бы условно. Он вновь закрепил шнур за выступ скалы и решительно шагнул вправо. Теперь пещера разветвлялась каждые пятьдесят - сто метров, а затем, где-то далеко вверху, они увидели слабый отсвет. Да и в пещере стало явно потягивать сквозняком.
 
        Внимательно оглядевшись у очередной развилки, Павел Матвеевич понял, что идут они уже не по пещере, а среди огромных скальных обломков. Пол пещеры тоже изменился - он стал неровным и сплошь состоял из каменного крошева. Полом его можно было назвать только с большой натяжкой - они шли по камням.      

        Все чаще сверху прорывался солнечный свет. Почти везде уже можно было идти без фонарей, как будто в сумерках. Через несколько минут он велел выключить фонари. Шпагат кончился, последний раз он закрепил его к камню и достал мел. Уже немного осталось, да и светло уже - он опять повернулся к группе:
 - Я ставлю метки слева. Коля, ты будешь метить правую сторону, да мел не жалей, ставь чаще. Он пошел вперед, метил камни через каждые пять- шесть шагов...