Монолог

КИНОПОВЕСТЬ
(трагифарс)

МОНОЛОГ

Персонажи и действующие исполнители те же
Место действия тоже, все то же
Жанр – все тот же, избитый

Автор Борис Джоджиашвили

Открывается входная, дубовая, массивная дверь. В учреждение вбегает наш главный герой с дипломатом в руке. Он несется разными коридорами, лестничными маршами, отбрасывая на ходу промокшее пальто. Забежав в театральную гримерку, Иван Иванович (так звали героя) громко поприветствовал присутствующих: «Всем, добрый вечер. Фу … думал, что опоздаю».
Коллега (гримируясь): - Да, уж, слегка припозднились. Клавдия Тимофеевна уже наведывалась по вашу душу, но вам и по рангу положено слегка, кхе-кхе … припоздниться.
Входит гример Валя: - Ну, наконец-то, Иван Иванович, все готово, вы последний остались. Готовьтесь, несу грим и парик.
Другой коллега: - А ваш монолог просто блистателен, можно сказать, стержень спектакля.
Иван Иванович: - Да-да, Валечка, каюсь, айн момент.
Коллега: - Народ табуном валит, лишний билетик за квартал спрашивают.
Другой коллега: - Особенно барышни.
Коллега: - Успех колоссальный!
Рядом судачили две актрисы в костюмах: - Ты представляешь, - жадно затягиваясь сигаретой щебетала одна из них, - Я ему делаю все удовольствия, прямо там в кабинете, а он мне: «К сожалению, милочка, Ваши пробы не прошли».
Подруга: – Каков подлец!
Она: – Ну … а я ему: «В таком случае компенсируйте мне затраченное на Вас время».
Подруга: – А, он?
За это время Иван Иванович загримировался, облачился в костюм, вооружившись мечом и со щитом, и довольный собой вышел в коридор.
- Иван Иванович, а про копье забыли, как же вы без копья-то?
- Спасибо, - отозвался Иван Иванович, поймав на лету брошенное копье. Мимо пробежали, весело хихикая, балерины в белоснежных пачках. Иван Иванович проследовал за ними и оказался за кулисами сцены.
Рядом стоял актер, раскачивающийся на носках и читая по бумажке роль:
  - Да, я Король Эдуард!
Ужель язык мой, осудивший брата,
Отважится помиловать раба?
Мой брат не убивал; он согрешил
Лишь в мыслях, а наказан лютой смертью …
- Иван Иванович, распишитесь за путевку, уж целую неделю поймать Вас не могу, – сурово проговорила секретарь директора театра.
Иван Иванович: - Не может быть, где оставить автограф? К нему подбегает балеринка с листочком бумаги: – И мне тоже, мне тоже, будьте любезны!
 Иван Иванович: (игриво) - Пожалуйста (расписывается). Тут появился  коллега Ивана Ивановича с фляжкой коньяка – Давай, Иваныч, по пару капель (шепотом).
Иван Иванович: - Нет, что вы, спасибо.
Коллега: - Коньячок отборных сортов, для полета фантазии.
Иван Иванович: - Здесь не место.
Коллега: - Конечно, углубимся во внутрь (отходят от занавеса и переходят в глубь кулис).
- Ну, разве что для полета мысли, - оглядываясь на занавес, откуда доносился шум зала и настраивающегося оркестра, сказал Иван Иванович.
Коллега: (отхлебнув) - За монолог!
Иван Иванович: (спрятавшись еще за одной кулисой, сделал пару глотков) - Благодарствую. Выпивая коньяк, он увидел в кулисах напротив балеринку. Она загадочно улыбалась, пожирая его глазами, затем артистично нагнулась, повернувшись к Ивану Ивановичу спиной и обнажив все свои прелести.
-  Вассисуарий Федорович, - раздался из кулис голос секретарши, - Вас директор вызывает.
Коллега: - А че такое?
Секретарша: – По поводу вазы – разбитой на банкете.
Коллега: – Так я ж, ей уже объяснял (уходит).
Во время этого диалога балерина испепеляла взглядом Ивана Ивановича, с вожделением засунув большой палец себе в рот, и опять наклонилась роскошным задом.
 Иван Иванович вновь посмотрел в сторону зала, потом на задницу и, прислонив копье к стенке, направился вглубь задника сцены. Подойдя, он грубо взял всей пятерней ее за ягодицу. Балерина со стоном выпрямилась.
- О, нимфа, меня давно очаровали ваши формы, сама гармония природы – фауны, особенно вот это место, – сладострастно шептал Иван Иванович балерине на ухо.
- Да, ладно вам, - хмыкнула балерина. Раздался второй звонок.
- Жду после спектакля в костюмерной, - Иван Иванович, взяв копье, направился в сторону занавеса, отодвигая кулисы. Доносился предспектакальный шум. Минуя очередную кулису Иван Иванович опешил, за отдернутой кулисой он обнаружил незнакомую декоративную дверь.
Он раздвинул еще одну кулису на своем пути  - шум из зала усилился. За кулисой оказались (висели плотной стеной) несколько больших, тяжелых тканей из разных спектаклей. Огорошенный Иван Иванович откинул ближайшую кулису и обнаружил за ней входную массивную дверь.
– Ни хрена себе, коньячок. Что за декорация, с какого спектакля? – растерянно бормотал Иван Иванович, ощупывая дверь. Шум из-за нее доносился все громче и громче. После некоторых колебаний он осторожно потянул за ручку – дверь со скрипом открылась. За ней оказался длинный серый коридор со ступеньками. Из полутьмы отчетливо доносились аплодисменты, гул зрителей, хлопанье сиденьями кресел и звуки шумно настраивающегося оркестра.
- Бред какой-то, - растерянно произнес Иван Иванович. Раздался третий звонок. Шум в зале начал стихать, донеслась музыка.
- Увертюра пошла уже! - с досадой выдавил он и ринулся по коридору.
Когда он добежал до конца коридора, то обнаружил, что данный объект расходится на два других. Иван Иванович растерялся – куда бежать? Ибо музыка одинаково громко раздавалась из каждой из сторон. Глаза забегали из стороны в сторону, он сильно тряхнул головой, пытаясь придти в себя, но тщетно.
- Наваждение какое-то, - пробормотал он и съехал по стене на корточки. Вдруг раздались резкие звонки.
- Все, конец, - подумал Иван Иванович.
Неожиданно над его головой опять прозвенел третий звонок. Артист вскочил на ноги, как старый полковой конь при звуках трубы. Оглядевшись по сторонам, он принял решение и, выставив наперевес копье, закрыв глаза, раскрутился вокруг своей оси. Сделав несколько оборотов, Иван Иванович резко остановился и раскрыл глаза – копье в руках указывало на один из коридоров. Переводя дыхание, он издал гортанный, боевой клич и размахивая копьем устремился по выбранному коридору.
Маршрут его бега был хаотичным: то лестничные пролеты, то слабо освещенные, явно подвальные помещения. Двери в коридорах заколочены досками крест накрест. Музыка постепенно стихала, было слышно лишь прерывистое дыхание обескураженного Ивана Ивановича и топот его сапог.
Проносясь мимо очередной заколоченной двери, он услышал чей-то разговор и отдельные возгласы. Не веря самому себе, Иванович возвратился к двери и приставил к ней ухо. До него донеслись невнятные обрывки фраз, смех, бряцанье посуды, голос диктора теленовостей.
Неожиданно заколоченная дверь распахнулась, больно ударив Ивана Ивановича по уху. Доски оказались бутафорскими, из пенопласта и от столкновения с ним осыпались на пол. Из дверей вывалился пьяный мужчина:
- Ну, все, я пошел мухой за бутылкой сгоняю, - и наткнувшись на нашего ничего не понимающего героя, заорал дурным голосом, – О, какие люди! Иван Иванович собственной персоной!
Из комнаты раздались крики:
- Сюда, сюда Иван Иванович!
- А мы вас ждем.
- Ну, что же вы так долго …
- Штрафную, уважаемому гостю, – надрывался басовитый голос.
- Да проходите вы … мать вашу, – процедил сквозь зубы посыльный и, подтолкнув одуревшего героя в комнату, закрыл за ним дверь.
В комнате с плохо отштукатуренными серыми стенами гуляла пьяная компания. Ивану Ивановичу кинулись наливать, готовить место у стола, сметая рукой чешую от воблы. Ставят бывшую в употреблении тарелку, протягивают малосольный огурец на вилке и половину граненого, залапанного стакана водки.
- Вы наш любимчик, дорогуша, - мурлыкала, фривольно одетая женщина, скрестив руки на шее Ивана Ивановича и усаживая его на табурет.
- А что, собственно говоря, здесь происходит? – обратился он к соседу по столу.
- А что, собственно говоря, вы имеете в виду … а, Иван Иванович?
- Как же, во время спектакля … вы тут прямо в театре …
- Вся жизнь - театр, Иван Иванович, смею вас заверить, и не надо тут … не надо!
- Лучше выпейте, - больно ударил в бок, мило улыбаясь, сосед с другой стороны. - Вы пейте и закусывайте. Главное не забывать закусывать! – чокается стаканом с ошарашенным Иваном Ивановичем.
Двое сидящих напротив, перешептывались: - Самому-то на сцене надо быть, главную роль играть, а он тут мораль собрался нам читать, козел!
- Мне, пожалуйста, как кормящей матери, налейте хорошего сухого вина, - прогнусавила соседка. - Мне еще детей грудью кормить. (Хотя к концу вечера она здорово напилась).
Воспаленный мозг Ивана Ивановича отказывался воспринимать абсурдную реальность и, с отчаяния, он осушил стакан до дна, в скромной надежде, что наваждение пройдет. Попойка, набирая обороты, продолжалась. С каждым вливанием в себя спиртного все звуки как бы теряли резкость, становились ватными и превратились в шумный фон: гул голосов невнятной артикуляции, отдельных реплик, звона стаканов и посуды, звука работающего телевизора, смеха и матов. Перед Иваном Ивановичем мелькали картинки наливающихся через край рюмок и стаканов, чавкающие жирные рты, пепел в тарелках с погашенными окурками, мутные глаза собеседника. Одним словом, все прелести классической пьянки.
Желая снять стресс и придти в себя, он подналег на спиртное, но хмель брал его мало; наш герой то и дело отключался от происходящего кошмара, впадая в прострацию. Несколько раз он все же попытался уточнить:
- Так где мы, все-таки, находимся?
На что следовали ответы следующего рода:
- Да, в жопе батенька, в жопе.
- А ты, что, Иваныч, притворяешься, будто сам не знаешь.
- А хрен его знает, сидим да сидим, что вы все грузитесь, Иван Иванович, давайте лучше выпьем!
Буйное застолье подошло к своему логическому завершению: часть гостей расползлась восвояси, часть вздремнула, кто на продавленном диване, кто на полу, кто прямо у стола лицом в тарелку. Оглядев эту грустную панораму, Иван Иванович явно затосковал – ему захотелось домой.
- Ну, я пошел, – выдавил он из себя.
- Куда, куда вы собрались, на ночь глядя, - бормотал сосед, очнувшись ото сна.
- Домой, отдохнуть надо. 
- Ну, что ж, тогда на посошок, - пьяный в дрова собутыльник пытался налить в стакан Ивану Ивановичу. - Мать вашу, - добавил он, явно ничего не соображая.
- Давай на посошок, - герой хотел было чокнуться, но сосед уже сладко всхрапывал, выпятив животик.
До слуха Ивана Ивановича доносились стон, чавканье во сне, бормотание, хрипящие глотки, звуки телевизионного шоу. Он опрокинул в одиночестве дозу спиртного, и, собрав амуницию: копье, щит и меч, вышел из комнаты, устало запнувшись о порог.
Выйдя, герой оказался не в подвальном коридоре, а в некоем недостроенном помещении с плохо оштукатуренными стенами. Под ногами хрустел битый кирпич. Оглядевшись, он со стоном размял ладонями лицо и слегка шатающейся походкой поковылял прочь. За поворотом он увидел нищего, сидящего на деревянном ящике с протянутой перед собой шапкой.
- О, интересно, еще один живой организм, - обратился он к дедку. – А вы не подскажите, что это все значит, и как отсюда выбраться?
- Не знаю, господин хороший, сам уже не первый год здесь коротаю. Лучше подайте денежку, уж целые сутки не жравши …
- Не знаешь …, - хмыкнул Иван Иванович… - Ладно разберемся. На, держи, - кинул монету в шапку.
Дальше, по пути ему встретились торгующие бабушки и женщины. Они расположились вдоль стены, выставив на деревянных ящиках свой незамысловатый товар: сигареты, жвачку, леденцы, семечки, соленые огурцы, вязаные носки и прочее. Каждая из них наперебой расхваливала свой товар. Здоровый жлоб, подойдя поближе, шепнул Ивану Ивановичу: - Водки надо?
- Водки?
- Да, по дешевке, детям на хлеб не хватает.
- Да, вроде бы хватило, - промямлил Иван Иваныч. Но оглянувшись по сторонам, сует верзиле деньги: - Хотя, пожалуй, будь любезен одну бутылочку.
Тут он замешкался - куда ее деть, ибо карманы в костюме маленькие, а в открытую нести неудобно, но нашел выход, пристроив поллитровку за рамкой щита. Удостоверившись, что она хорошо держится, он продолжил свой путь.
Вдруг его окликнул женский голос: – Иван Иванович, где же вы потерялись?!
Иван Иванович вздрогнул, не сообразив, откуда доносится голос, так как никого рядом не было.
- Я прождала вас после спектакля, как и договаривались, и все напрасно…, - зарыдал женский голос откуда-то сверху.
Он поднял голову и увидел стоящую на бетонной лестнице балерину, одетую в короткую юбку и обтягивающую блузку.
- Как, спектакль закончился!? – заплетающимся языком осведомился Иван Иванович.
- Я больше не могу так. Вы мучаете меня, - расплакалась балерина, демонстрируя ему прелести трусиков.
- Не стоит так расстраиваться! – наш герой устремился успокоить балерину.
- Нет, это так жестоко с вашей стороны! – рыдала она.
Иван Иванович, гладя ее по голове, приговаривал: - Зачем же так плакать, все будет хорошо.
Она бормоча, что-то по-детски невнятно, прижалась к нему. В результате чего руки Ивана Ивановича соскользнули на бедра балерины.
- Проводите меня домой, пожалуйста, мне плохо …, - страстно шептала балерина.
- Конечно, конечно.
- Мне холодно.
Он, попросив подержать копье, с усердием укутал ее в свой плащ.
- Ах, какое у вас длинное копье, - восхитилась балерина. - Спасибо вам! И поцеловала в щеку Ивана Ивановича, страстно прижимаясь к нему: - О, какое длинное.
- Да, неплохое, пока не жаловался.
- А вы умеете им фехтовать?
- Разумеется, и довольно лихо.
- Неужели, научите и меня?
- Да к чему тебе это … .
- Ну, пожалуйста!
- К тому же поздно уже … .
-   Хотя бы чуть-чуть, мне так хочется, - страстно прошептав, балерина втолкнула его в квартиру.
-  Ну, если только чуть-чуть, - сдался Иван Иванович и зажег спичку, ибо в прихожей темно, - А где у тебя свет зажигается?
- Веерные отключения, - она задула спичку и прижалась к Ивану Ивановичу.
- Да и зачем нам свет? Мы и в темноте разберемся, что к чему, не правда ли?
- Естественно, - промычал он.
- Ну-ка, что у нас здесь. О! Какой вы горячий!
- О, моя нимфа!
В темноте раздавались звуки поцелуев.
- Какое у вас роскошное копье, - постанывала балерина - Пойдемте, дайте мне первый урок, - и провела его в комнату.
- Может быть по рюмашке, - предложил он, доставая бутылку.
- Разумеется, - скидывая с себя блузочку, она поставила на стол посуду и пару яблок,  - За первый урок! Я буду старательной ученицей.
Выпив, Иван Иванович начал похабно лапать, раздевая свою спутницу, она, постанывая, помогла ему снять брюки. Разгорячившись, он грубо завалил ее на продавленный диванчик и приступил к процессу. Ее задранная кверху нога шаркала ступней о стену, раскачивая висящие натюрморты. От вибрации диванчика копье упало на пол. Падение его сопровождалось звуком удара по двери. В дверь настойчиво стучали. С каждым ударом в комнате становилось светлей – наступил жидкий, липкий рассвет, высветивший два голых тела на постели. В дверь  отчаянно тарабанили.
Балерина, проснувшись, накинула рубашку и пробежала в прихожую. Дверь со скрипом открылась. От шума проснулся и Иван Иванович. Озираясь по сторонам, пытался понять, где он.
- Ну, чё, выручку гони, - басил грубый мужской голос.
- Сейчас, - балерина возвратилась в комнату и застала Ивана Ивановича, надевающего трусы. Он неловко прыгал на одной ноге, никак не попадая другой в штанину. 
- Деньги давай, - прошептала балерина.
- Какие деньги? – удивился Иван Иванович.
- Ну, началось – как вы все мне надоели, - кричит в прихожую, - Тут проблема с гонораром!
На крик в комнату ввалился коротко стриженный детина в строгом костюме и темных очках: - Какие проблемы? - и, скрестив руки на груди, басил, - Ну что, дядя, оттянулся?
- Так ведь … . Не понимаю…, - невнятно бормотал Иван Иванович.
- А ты, сука, на работе больше не пей! – детина закатил оплеуху балерине и повернулся к нашему герою, едва успевшему надеть трусы, - Ну, так чё, оттянулся?
- Оттянулся, - согласился Иван Иванович, пытаясь поднять брюки.
- Ну, так гони бабки и вали отсюдова, покуда трамваи ходят.
- Извините, но у меня сейчас некоторые финансовые затруднения, - мямлил Иван Иванович.
- Ах, ты пенек обосанный, дай сюда, - и вырвав брюки у Иваныча, порылся в карманах, и не найдя ничего швырнул их ему в лицо. Ошалев от наглости герой ткнул его кулаком в лицо, но всего лишь сбил очки с детины. Возмущенный нахальством Ивана Ивановича, мужик разбил ему нос. Из носа потек ручеек крови. Балерина сидела на полу и рыдая тряслась: - Я не хотела … .
Неудовлетворившись, мужик бил героя между ног. Тот корчился от боли. Детина сгреб его в охапку и вытолкнул пинком из квартиры. Иван Иванович оказался в одних трусах в коридоре какой-то гостиницы. Из распахнутой двери в него полетела одежда, щит, меч и плащ. А вот с копьем не повезло: детина поломал его об колено и кинул обломки вслед подбирающему свой костюм и убегающему Ивану Ивановичу. Утерев окровавленный нос, Иван Иванович накинул плащ, и, пригнувшись, стал пробираться по стеночке, то и дело озираясь по сторонам. Из дальнего, по коридору, номера вышла уборщица с ведром и веником: - Петровна, в 115-м опять туалет засорился!
Из соседнего номера раздался кокетливый женский смех: - Не надо, не надо, – и мужское ржание. Проходя мимо нищего гитариста, сидевшего на полу, Иван Иванович наткнулся на дверь с надписью «Запасный выход». Он быстро проскользнул за нее и оказался на лестничной площадке. Здесь Иваныч начал одеваться, но в это время снизу раздались голоса и  топот поднимающихся людей. Он посмотрел в пролет между перилами – наверх быстро поднималась съемочная телевизионная группа.
Голоса: - Так, в каком номере это произошло?
- Да уже где-то рядом, 120-й номер.
- А вы точно уверены, что это был именно он и, что их голыми застукали.
- Конечно, это был именно он, кто же его в городе не знает. Вот только согласится ли на интервью, не знаю.
- Куда денется, мы же за это платим.
Иван Иванович заметался по лестничной клетке. Ткнулся в небольшую железную дверь, она отворилась. Он заскочил за нее, потеряв на площадке обломки копья, по которым уже неслись ноги телевизионщиков.
Иван Иванович опять оказался в недостроенном здании. Оглядевшись, он увидел темную комнату без дверей, откуда доносился звук капающей воды, и побежал туда. В комнате стояла лужа, так как из нагромождения труб и вентилей капала вода. Иваныч начал одеваться. Мимо проходили два милиционера и заметили его: - Кто это там? Пойдем, посмотрим? – обратился молодой к пожилому.
- Да, бомж, наверное, с него ничего не стрясешь, только вшей подцепишь, - уходят.
Одевшись, Иван Иванович помыл свой окровавленный нос и, утерев плащом  лицо, выдвинулся из комнаты дальше.

Возвращение домой

Пройдя несколькими коридорами и, надевая меч на бедро, Иван Иванович уперся в свою комнату. Робко постучался, жена открыла дверь.
- Добрый вечер, - промямлил он.
- Ну, здорово, - испепеляя его глазами, ответила супруга.
- Прости меня, я  не хотел, все как-то странно получилось…, - он прячет взгляд, заходя за порог.
Она молчит. Пауза. Жена выходит в другую комнату.
Он: - Ну, хочешь, я на колени встану? Только не молчи.
Она: - Не пачкай зря пол. Звонили из театра – тебя искали. И из киностудии.
Он: - Да, пробы прошли? Надо позвонить, а который час?
Она: - Уже поздно, где так ты первый, а где-то постоянно опаздываешь.
Он: - Нет, я все равно позвоню. Пал Палыч свой человек, - набирает номер,        - Алло, а это Иван Иванович.
- Да пошел ты! – раздалось в трубке.
Она: - Ну, и что?
Он: - Говорит, что находится в неудобной позе для серьезного разговора.
Она: - И предложил бы ты ему секс по телефону втроем. Ты же у нас гигантский прыщик по этому делу.
Он: - Милая, что ты имеешь ввиду ?
Она: - Да пошел ты! Весь театр смеется, посмотри на себя, клоун!
Выходит сын, мальчуган лет восьми, из ванной, проходит мимо отца.
Иван Иванович: - О, сынок, здравствуй, сынок, здра …, - он пытался обнять сына за плечо, но тот хмуро уворачивался, проходя в комнату. Повисла пауза.
- Ну, что мне делать?
- Да ты никого не любишь: ни ребенка, ни меня, ни даже себя.
- Ну, что ты говоришь! – возмутился Иваныч.
- Я уже похожа на старую клячу, из последних сил тянущую семейный воз. Ребенок тебя вообще не видит, родили его, а дальше? Что ты ему даешь? Только обездоливаешь и делаешь таким же эгоистом, как и ты! А у меня, кроме сына никого нет.
- Поверь, у меня то же… - дотронулся, было до плеча жены.
- Уйди от меня, предатель, - с плачем, жена закрылась в ванной комнате.
- Предатель, дешевка, проститутка, все вокруг предатели! – она с грохотом швыряла вещи, - И ты первый, козел, предатель! … у …, - рыдая, она села на унитаз и стала громко мочиться. Иван Иванович присел у дверей, обхватив голову руками. Раздался звонок в дверь. Иван Иванович нехотя встал и открыл дверь – на пороге сосед, живущий этажом ниже, плешивый с животиком мужчина.
- О, приветик, может покурим, - предложил Юра, - у меня новость для тебя интересная есть.
- Нет, не сейчас (шепотом).
Оглянувшись на закрытую дверь ванной, он принял предложение, и они вышли на лестничную площадку.
- Что ж, угощай табачком, - потирая руки, попросил сосед.
- Юра, ты что-то припаздываешь! – грозно окликнула его жена.
- Да только что вышли, еще не закурили даже.
- Ну, смотри у меня, - грозно сверкнув глазами, она зашла к себе.
Сосед, прикуривая: -  Конфуз, конечно, порядочный. Я все никак не пойму как тебя у этой актрисочки–то, застукали?
- Сутенер за деньгами пришел, а у меня мелочь какая-то… .
- Ух, ты, так он днем в театре, а по ночам подрабатывает на дому!
- Выходит так.
- И что, сильно побили?
Вышла жена Юры: - Я долго еще буду ждать?! Что, уже соображаете, иди лепить вареники, придурок, - уходит, громко хлопнув дверью.
- Да иду я, иду! Отвали! – отвертелся сосед. - Говорят копье в анус тебе хотели вставить, или вставили?
- Ты что, просто поломали.
- А жаль, - заржал сосед. - Это я пошутил.
Подошедшая его жена, гром-баба, хватает Юру за шкирку.
- А ну-ка, пошли, я кому сказала?!
- (Вырываясь) Да, что ты, дай хоть с человеком поговорить!
- С человеком? – гневалась баба, спуская мужа по лестницам. – А я, что не человек что ли, я что скотина? А ну пошел, прохиндей!  - заталкивает его в квартиру. Иван Иванович зашел домой. Одетая жена лежит на кровати лицом к стене. Он взял ее за плечо. – Милая, моя, я не виноват.
- Может быть, но мне все равно больно. Уйди от меня, кобель грязный, - шмыгнула носом. Иван Иванович пересаживается к рабочему столу. На столе полный кавардак, все покрыто пылью. Взгляд его натыкается на Библию. Он смахивает с нее пыль. Раскрывает наугад и читает: - Ибо всех Бог заключил в непослушание, чтобы всех помиловать (к римлянам, глава одиннадцатая). Прикрыв книгу, он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Он вспомнил случай из детства: старый дворик, солнечный день, чирикают воробьи, под легким ветром колышется куст роз и развевается тюль занавесок. Мальчик бегал по двору и пинал мячик. Удар – мяч отлетел и остановился. Он подходит к нему, размахивает палкой и ударяет по мячику. Мяч разбил стекло в окошке. Выходит из дома отец и лупит мальчика по заднице палкой. Палка ломается. Мальчик при этом причитает: - Я не хотел, я больше так не буду.
Шлепки ударов переходят в стук в дверь. Жена будит Ивана Ивановича:             - Просыпайся, к тебе пришли.
- Кто?
- Говорит, коллега.
Иван Иванович открывает дверь. На пороге стоит неряшливо одетый мужичек с растрепанными волосами и синяком под глазом.
- Доброе утро, Иван Иванович, не разбудил? – любезно поинтересовался гость.
- Да вроде бы нет.
- Вот и ладненько. Я к Вам с просьбой – рассудите нас с Гаврил Петровичем. Он в конец обнаглел: деньги за Дедов Морозов нечестно делит. Вы все-таки у нас в театре человек авторитетный, он Вас послушает, а то всю ночь напролет делим, а он все под себя подминает, к тому же там и ваши денежки зарыты.
- Ладно, пошли, - он надевает меч, берет щит.
 - Кстати, Иван Иванович, Ваше исполнение роли, ваш монолог, это просто бесподобно. Только вот, почему в последний раз Вас не было. Ваш выход, а Вас нет. Театр на ушах стоял. Уже третий звонок дали и,  главное гримерша с костюмершей говорят, что одели и загримировали Вас.
- Бывает … , – буркнул Иван Иванович.
- Да, конечно, пришлось дублера вызывать.
- Как дублера!? Этого качка с одной извилиной!?
- Иван Иванович, Вы сами понимаете, свято место пусто не бывает.
- Да он осквернил эту роль. С его низменными страстями, ему нельзя играть такие роли.
- Конечно, Вы оделись?
- Да, пошли, - обернувшись  к жене, - Любимая, я пошел. Прости меня.
Жена, грустно: - Пожалуйста, будь осторожней, - целуются в щечку.
- Хорошо. Должны со студии позвонить на счет кинопроб, после обеда будь, пожалуйста, дома, - уходят.
Они пошли коридорами, лестничными переходами замызганного общежития. Из-за одной двери донеслись пение и пьяный мужской голос: - Бери в руки, а теперь в рот, дура, приказываю как командир морской пехоты! Давай: раз – два.
- Так вы, что подрались? - показал на синяк Иван Иванович.
- Нет, это я позавчера узнал, что в театре номера всем присваивают, а кореш  мой говорит, что эти номера нельзя принимать, там штрих-коды какие-то. Грешно. А без номера зарплату хрен дадут. Вот я и задумался, что делать: то ли брать, то ли не брать номер, а без денег, сами понимаете, ни поесть, ни попить. Задумался я, да и с горя в гримерке напился. Иду домой, вдруг кто-то как даст мне в лицо из темноты, а потом и по затылку. Прихожу в себя: шапки нет и бланш под глазом. А Вы, что скажите по этому поводу?
Иван Иванович был озабочен своими мыслями: - Надо же … отдать мою роль этому бездарю … лучше уж спектакль отменить, - бормотал он. - А, по этому поводу? Сволочи они и интриганы, каждый сам под себя гребет.
- И еще, мой дружок говорит, что в писании сказано о номерах – начертаниях на лоб или правую руку, а без этого ты не сможешь ни продать, ни купить, и душу свою погубишь.
- Да, они все там, в дирекции с ума посходили, произвол творят. Я этого так  не оставлю! – не унимался Иван Иванович.
Подходят к нужной двери: - Вот и пришли, только Вы, Иван Иванович, по справедливости – честно и мужественно. Он существо наглое и альтернативное, так что смелее.
Заходят они в небольшое помещение с плохо оштукатуренными серыми стенами и дощатым полом. В комнате стоял деревянный примитивный стол, на нем ворох бумаг, которые с интересом разглядывал молодой человек, сидевший на простом табурете. Над столом тускло светила висящая на длинном проводе лампочка. Мужчина резко встал из-за стола им на встречу с восхищенными глазами идиота: - Я же говорил, мне, мне положено на четверть больше. Все сошлось, - голосом победителя объявил он.
- Как это сошлось? - лепетал обескураженный коллега.
Мужчина: - Добрый день, Иван Иванович! Вы за своим процентом?
Иван Иванович: - Не помешало бы.
- Понятно, - открывая сейф, глаголил партнер по сцене, - не понятно другое, как вы могли настолько низко пасть, чуть не сорвали общее дело – спектакль! Мне, как члену худсовета, небезразлична жизнь этого театра.
- Я все объясню директору, он все поймет, вышло недоразумение …, -  оправдывался Иван Иванович.
- Не знаю, какие оправдательные аргументы и мотивы Вы найдете, - сверлил глазами худсоветчик, - это Ваши проблемы, а это /дает деньги Иван Ивановичу/ Ваши проценты. И я думаю, что за данный проступок с вас можно удержать штрафных, этак в размере 25 %.
- Позвольте, но данные деньги - наше частное дело месячной давности.
- Дирекция была очень недовольна, - напирал, переходя на крик,  собеседник. - А справедливость, Иван Иванович, не делится на частную и общественную. Либо она есть, либо ее нет, и она не имеет срока давности! Так что, я изымаю с Вас, в фонд общего дела, 25 %, - выдернув из пачки несколько купюр, пересчитал, - ты смотри,  ровно 25 %.
- Это несправедливо! – возопил коллега.
- Что именно? – немедленно поинтересовался худсоветчик.
- Деньги мы должны делить поровну, - взрывался коллега.
- Ну, вот опять началось.
- Что началось?! – кипятился коллега. - Нет, вы посмотрите на эту примитивную наглость, на этот гипертрофированный инстинкт самосохранения данного насекомого.
- Но-но, попрошу без личностей!
- Погодите, мы же люди, существа разумные, - не унимался коллега.
- Ладно, хватит абстрактных демагогий. Объясняю все заново, но это в последний раз.  Сколько у нас было новогодних представлений?
- Двадцать семь.
- Отлично! Берем цифру 27 и умножаем на 29, так?
- Так.
Иван Иванович, взяв свои деньги, тихонько направился к выходу.
- Иван Иванович, не уходите, - воскликнул коллега.
- Я сейчас к директору схожу, улажу проблему и вернусь.
- Ну, хорошо, - поник последний.
- И так, берем цифру двадцать семь за изначальную …
Дверь за Иваном Ивановичем закрывается, он пошел по коридору, где стояла стайка обдолбленной молодежи. В адрес Ивана Ивановича посыпались реплики: - Опа-на, ты гляди, что клоун!
- Во, вковался!
- Дядя, дай ножик поносить!
- Ножик у тебя на кухне, которым бабуля винегрет крошит, а это меч, ясно?! – отрезал актер.
- Твоим мечом и консервной банки не откроешь, только бегемоту мошонку чесать, - в него полетела пустая банка из-под пива. Иван Иванович гневно оглянулся, но продолжил свой путь. Ему встречаются пожилые бомжи с бутылками, целующиеся парочки и старый вахтер:
- Здравствуй, Иваныч, дорогой, далеко разбежался?
- О, привет, Петрович, привет! Да, вот к властям нашим на ковер.
- Однако, накуролесил ты, Ванечка, скажу я тебе.
- Сам не понимаю, все как в хреновом сне произошло.
- Что ж ты, голубчик, так жидко обделался?
- Говорю тебе – наваждение какое-то, рассказать не поверишь.
- Трезвый был?
- Да, трезвый, трезвый … , - к ним подходит нищий.
- Подайте, пожалуйста, на пропитание.
- Самим бы кто подал, - ответил Петрович.
- Нет, я, пожалуй, помогу, только у меня купюры, - роясь в карманах, пробормотал Иван Иванович.
- У Вас большого значения купюры? – поинтересовался нищий.
- Не очень, но на данный момент для меня весьма значимые.
- Пустяки, давайте я вам разменяю.
- Как это?
- Сколько Вы мне хотели дать?
- Десятину.
- Понятно – десять процентов, - считает на калькуляторе, берет купюру, возвращает сдачу. - Тут и без калькулятора можно было обойтись, но я люблю точность, что поделать, - бывший бухгалтер, - снимает шляпу, - Пожалуйста, Ваша сдача.
- Спасибо, - опешил Иван Иванович.
- Пожалуйста, приходите еще, - нищий удалился.
Вахтер: - Ну, ладно, ступай, разбирайся, а дублера-то твоего, в первый состав поставили.
- В первый?!
- Да, а тебя во второй, с предупреждением.
- Чушь полнейшая! Из-за одного моего промаха они губят общее дело! Ну какой он артист?
- Не знаю, Ванечка, не знаю, разбирайся сам, - уходит.
- Вот гад, подсидел все-таки, -  возмутился Иван Иванович, - нашел слабину и подсидел в нужный момент, кукушонок сраный. Нет сначала с ним разобраться надо! – и он развернулся в другую сторону, - Да, они все там, в дирекции, только и ждали – когда же Иван Иванович проколется. А я, идиот, скотина, казанова хренов, жену обидел, ребенка. И как меня угораздило, никак не пойму, бред какой-то! Ну, ничего, сожрать меня у них желудочного сока не хватит.
Он подошел к нужной двери и постучал.
- Заходи, гость незванный! - раздался  поставленный бас - баритон.
- Добрый день, - поприветствовал Иван Иванович.
- А я вас ждал, я знал, что вы придете ко мне, - мило улыбаясь, дублер качался штангой. Перед ним на пюпитре раскрытая роль.
- Конечно, было бы смешным обойти вас вниманием во всей этой ситуации.
- Согласен, в данной ситуации меня обойти невозможно.
- Что вы имеете ввиду?
- Что имею, то и введу.
- Только без пошлостей, Альберт.
- Иван Иванович, давайте короче, а то мне еще роль как следует заучить надо.
- Как, а разве Вы не знаете свою роль?
- Как же Вы играли?
- Как надо, так и играл, а Вам, собственно говоря, какое дело?
- Но я тоже имею какое-то отношение к этой роли.
- Какое-то, согласен, но не больше.
- Как Вас понять?
- Как хотите, и давайте покороче – зачем пришли? Сражаться за свою роль под солнцем?
- К чему сражаться? Я вообще против насилия. Я просто хочу справедливости.
- Да, ошибся, но кто из нас без греха?
- Иван Иванович, Вы не на исповеди. Что Вам от меня надо?
- От Вас? – задумался Иван Иванович.
- Да, от меня, я то в чем виноват перед Вами? Лично перед Вами?
Иван Иванович задумчиво: - В принципе, Вы не виновны.
- Спасибо, кто же виноват в Вашем бедственном положении?
- Скорее всего, дирекция театра, - подумав, - да, конечно, и я.
- Вот к себе или к дирекции и обращайтесь.
- Безобразие.
- И поверьте, нам не стоит есть друг друга, а то смотрите, лично я люблю мясо куском, - двигая штангой продолжал Альберт.
Иван Иванович был огорошен: - Спасибо, благодарю за аудиенцию и не прощаюсь.
- До встречи, - раздавленный разговором он пошел дальше.
В коридоре женщина: - Эй, паренек, не желаешь тонну секса?
- Нет, спасибо.
- Пожалеешь, я минет классно исполняю.
- Нет.
- Дай хоть копейку детишкам.
- Пожалуйста, - отдает и уходит.
На одной из лестничных площадок он заметил двери лифта и сидящего на стуле прикорнувшего и тоненько похрапывающего лифтера. Иван Иванович вызвал кабину лифта.
- Ну, быстрее, что ж ты так долго! - В ожидании сокрушался он. - Ты должен домчать меня на поле битвы, к этим бюрократам в дирекции, где я окажусь победителем!
Открывается дверь лифта, в кабине сидит юноша за компьютером и играет в «убивалки». Иван Иванович зашел и нажал кнопку. Лифт поехал.
- Слушай, старина, а тебе-то, что здесь надо? – поинтересовался юноша.
- Как это что, мне нужно воспользоваться лифтом на общих основаниях, - растерянно произнес герой.
- Короче, тебе в какую сторону?
- Мне вверх.
- Ну вот, а мне в другую. Так что, вываливайся из файла.
Юноша продолжает стрелять из компьютерного пистолета по экрану монитора. Иван Иванович растерялся от такого хамства.
- Ты что, не понял, это не твоя кабина, ты что, завис, выдавливайся из программы, или оптимизацию провести? – с этими словами он наводит пистолет на Ивана Ивановича. Кабина остановилась, двери открылись.
- Прошу освободить наше пространство от твоего присутствия.
Иван Иванович, в замешательстве: Но это не мой этаж!
- Три, два, один, - начал отсчет юноша. Иван Иванович в растерянности выскакивает из кабины, двери закрываются.
- Вот тебе раз, молокосос сраный! Нет, ну надо же, какая наглость.
Двери лифта вновь открылись, в кабине стоят разномастные люди от бомжа до директора банка, чем-то они показались странными, особенно бабушка, вяжущая носки, и мужчина, сидевший в позе лотоса. Иван Иванович засомневался: садится ли в эту кабину.
- О, Ваня, сколько лет, сколько зим! - заорал из кабины толстячок в кожаной куртке. - Заходи, быстрей. Здравствуй, дорогой.
- Здравствуй! Действительно, давно не виделись.
- Ты куда? – громко спросил толстяк.
- Я вверх, а ты?
- Мы вниз! – рассмеялся знакомый.
- Тогда нам не по пути, - дернулся к выходу.
- Да погоди ты! – толстяк ухватил его за плечо, кабина закрылась и поехала.
- Пойми, я иду по очень важному делу, - Иван Иванович попытался остановить лифт, но толстяк загородил панель с кнопками.
- Что, крутой стал? – укорил толстяк, - Слышал, блистаешь на первых ролях. Ну, молодец! Поклонницы, наверное, табуном ходят, -  заржал он. - Ты мужик видный, жеребец.
Иван Иванович разнервничался: - Нет, дело не в этом, я как раз иду сейчас по поводу своих проблем в дирекцию театра, на ковер.
-  Сочувствую. Ты что-то набедокурил, в газетах писали. Однако на данный момент полета – перерыв на обед. А к голодному директору на разборки ходить – напрасное дело, - убеждал толстяк.
- Ничего, в приемной подожду.
- И это он говорит своему лучшему другу. Хорошо, если не другу, то собрату по несчастью, - наседал толстяк.
- Арчибальд, извини, но дело действительно очень важное.
- Да, погоди ты, давай забежим на полчасика в кафе, перекусим, вспомним боевое прошлое. Ты, я смотрю, все такой же остался, -  ха-ха, ха-ха и разбежимся.
Во время их диалога в кабину заходили и выходили какие-то странные люди.
- Нет, дело, прежде всего. - Дело, прежде всего, - решил Иван Иванович.
- Ну, Вань, чего ты как не родной, вспомни как по бабам бегали, - настаивал толстяк.
- Нет, только пить я не буду.
- Как скажешь.
Открылась дверь лифта. Иван Иванович, стоявший спиной к двери чуть не выпал наружу: - «Аккуратней!» - поддержал его толстяк. Они оказались в кафе с приятной интимной атмосферой. Подошла официантка в очень коротком одеянии:       - Добрый вечер, пожалуйста, меню.
- Как вечер, сейчас же обед, - встрепенулся Иван Иванович.
- Не волнуйтесь, это фирменное приветствие нашего заведения.
Толстяк, взяв меню: - Спасибо, милая, у нашего героя обостренное чувство времени. Мы заказывали столик на двоих.
- Минуточку, да, для Ивана Ивановича и его друга?
- Совершенно верно, куда падать? – нетерпелось толстяку.
- Проходите к тому столику. А Вас, Иван Иванович, ждал представительный мужчина, но не дождался и оставил записку, - подает ее.
«Ваши шансы на главную роль весьма велики. С уважением, продюсер. Жаль, что не встретились. Позвоню позже». Иван Иванович прочитал записку и спрятал в карман.
- Что пишут? – поинтересовался толстяк.
- Пока все хорошо.
- Это хорошо, что хорошо, а тебе здесь хорошо, уютно?
- Уютно, только я лучше бы в приемной подождал.
- Да, что ты сидишь, как на иголках?
- Объясняю – дело у меня большой важности.
- Так, телефон дирекции знаешь? Звони, - подает сотовый телефон.
Наш герой нервно набирает номер: - Алло, здравствуйте, Вас беспокоит Иван Иванович, соедините меня, пожалуйста, с директором.
Голос в трубке: - Директор сейчас на совещании, как раз по Вашему вопросу Иван Иванович, а затем срочно уезжает в командировку на два дня. До свидания.
- Ну, что? – толстый застыл от любопытства.
- Ничего, хозяйка уезжает в командировку … .
- Вот и чудненько, расслабимся без отдышки. Наливай!
Далее следует музыкально-шумовая смена кадров. Проезд крупным планом по застолью, из которого явствует, что трапеза идет к завершению.
Иван Иванович: - Ты пойми, они хотят меня сожрать!
Толстяк: - Ну, во-первых, есть за что, а во-вторых, что в этом плохого – сожрать? Сожрать значить съесть, поесть, насытится. Вот ты, Ванечка, сейчас бифштекс с кровью поедаешь и не кашляешь. Ну как, вкусно?
Иван Иванович отложил приборы с обиженным выражением на лице.
- Что обиделся? Ешь, что уж тут целку из себя строить, после …го аборта.  Я вот спаржу сейчас разжую и съем, и не потому, что я голодный, а дабы усладить вкусовую палитру.  Всего лишь. А ведь она росла, солнцу радовалась.
- Естественно, но одно дело трава, другое дело человек, - парировал Иван Иванович.
- Ты думаешь? А может у каждой травинки своя душа, своя жизнь, хотя бы и одноклеточная? И если разобраться дальше, то и вегетарианцем-то быть в падлу.
- Что ж, сказано: каждому свое.
- Да, вот тебе, Ваня, свое не забывай и так же не забывай, что сказано, почитай начальников своих. А ты тут бунт устраиваешь против директора. Нелогично.
- Это как посмотреть … .
- Ладно, только не надо теорий относительности. Ты мне лучше ответь, Ванек, ты себя считаешь сильным человеком?
Иван Иванович ставит локоть на стол, готовый померяться силами.
- Да нет, на руках с барменом поборись, я тебе о другом: есть ли в тебе какая-нибудь черта, привычка, которая жить мешает?
- Ну … как сказать …
- Привычка-то греховная, и на том свете жизнь портит и на этом неизвестно как аукнется. Короче, одни минусы, Иван Иванович. Ты это понимаешь, осознаешь, но сделать с собой ничего не можешь, разрушаешься.
- Ну.
- И почему?
- Наверное, притуплен инстинкт самосохранения, что в этом миру, что для иного. И гипертрофирован  инстинкт получения удовольствия от благ земных. Просто одни убивают себя быстро, так сказать спринтеры, а другие – марафонцы, они растягивают этот процесс, кому на сколько повезет.
- А ты считаешь себя счастливым человеком?
- Как сказать, не знаю, пока особо не жаловался.
- Ну, например, в рулетку выигрывал?
- Вообще ни разу не играл.
- Да тебе же цены нет, ну–ка  пошли.
- Куда?
- Быстрей! (Они выходят) Сейчас увидишь. Я покупаю тебе фишки, а ты делаешь ставки, если все пойдет как надо, выигрыш пополам. По рукам?
- По рукам.
Обстановка роскошного игрового зала. За столом рулетки сидят солидные, важные люди. Покрутившись, шарик выпадает на цифру. Иван Иванович возликовал, общество разочарованно загудело.
Иван Иванович: - Здорово! – сгребая  фишки выигрыша, уже пьяненький, сортировал их по цвету.
- Слушай, ты асс! – толстяк наливает шампанского.
Крупье: - Прошу делать ставки!
Иван Иванович начал расставлять фишки: - Главное, не сомневаться: захотелось на эту цифру – ставь, решил направо идти – иди направо, - отпивает из бокала, - ибо, положил руки на соху - не оглядывайся, борозда кривая выйдет! – и, насыпав фишки горкой на поле, азартно ударил толстяка по плечу.
Крупье: - Мсье, у нас так не ставят.
Иван Иванович: -  Извините, а что Вас не устраивает?
Крупье: - Делайте ставки поточнее.
Иван Иванович: - А Вы эстет, батенька, пожалуйста, - и из горы фишек выстраивает высокий столбик на одну цифру.
Толстяк: - Ты уже гонишь, так не бывает.
Крупье: - Игра сделана, ставок больше нет! – раскручивает рулетку.
Толстяк: - Тебе пить уже пора подвязывать, крышу срывает: такую сумму коту под хвост.
Все напряженно следят за шариком. Иван Иванович пьет вино.
Крупье: - Номер семь!
Толстяк: - Да, да, конечно! Семь и только семь! Ваня, ты гений! За тебя! Да пей ты уже, - загребая гору фишек, ликовал  толстяк.
Иван Иванович: - Валяй, и за тебя (игроки делают ставки).
Толстяк: - Ты не ставишь?
Иван Иванович: - Столбики готовлю, крупье просил делать ставку конкретно.
Крупье: - Игра сделана, ставок … (тут Иван Иванович выкатывает заготовленные фишки и ставит все на «зеро») … - больше нет! – с сарказмом объявил крупье и раскрутил шарик.
Толстяк: - Ты, что, скотина, делаешь! Все хочешь спустить! По миру меня хочешь пустить! Нажрался уже! – трепал он за грудки Ивана Ивановича.
Крупье: - «Зеро»!
Толстяк: - А? «Зеро»? Нет, как Вы сказали, «зеро»?! – целует край стола. Нам, пожалуйста, через сто тысяч! Ваня, у меня нет слов! – падает на колени, - Я на тебя молиться буду!
Иван Иванович: - Ты, что, вставай, - поднимает толстяка, тот замешкался, и Иван Иванович случайно выбивает сигарету у мордоворота. Завистливые игроки сверлили глазами нашего героя. На заднем плане появились охранники, администратор кивнул им на Ивана Ивановича.
Охранник: - Мсье, пройдемте.
Иван Иванович: - Что, а вы откуда такие красивые упали? Арчибальд, а что это за пингвины? Может им дать по фишке и они свалят.
Охранник: - Этот мсье с вами?
Толстяк заюлил, взял охранника под локоть и доверительно прошептал: - Как Вам сказать, он просто играл на мои деньги, да и напился.
Охранник: - Понятно.
Общество продолжало игру. Иван Иванович с бокалом в рука расхорохорился: - Ну что, пингвины, выбирайте – кому красную фишку, кому желтую? Давайте … ну, смелее … Ладно, вот тебе красная - лепит фишку на лоб охраннику, а тебе – желтая!
Тут его махом скрутили, подняли и понесли через зал.
Иван Иванович, вырываясь: - Вы что делаете, сволочи! Куда меня тащите! У меня там выигрыш остался! Толстый! Арчибальд, скажи им! – орал благим матом герой.
- Сейчас, дай с фишками разобраться, - пробормотал толстый, и неопределенно помахал рукой уходящей троице. Уже из конца зала надрывался Иван Иванович: - Толстый, они меня в участок ведут! Выручай!
Крупье: - Вы снимаете банк?
Толстый: - Да, вот на эту карточку.
Ивана Ивановича ведут по коридорам: - Что ж вы делаете? Давайте моего друга, Арчибальда, подождем. В чем я виноват? Нет, без толстого я не пойду! – упирался он.
Охранник: - Не рыпайся, дядя, а то хуже будет, - и больно ткнул Ивановича в бок.
В казино милая девушка отдавала его карточку: - Поздравляю Вас!
Толстяк: - Спасибо, и на сколько потянул выигрыш?
Девушка: - Без малого, двадцать миллионов.
Толстяк: - Эх, хорошо чувствовать себя генералом, хотя бы раз в жизни, - и грубо схватил девицу за ягодицу.
- Ой, - вскрикнула она развернувшись. Толстяк вытащил банкноту и засунул ее девушке в декольте: - Спасибо за обслуживание!

В участке

Ивана Ивановича с шумом закинули за решетку.
- Кусается еще, собака бешеная, - разглядывая ладонь, проворчал охранник и вышел. Иван Иванович подбежал к решетке и начал ее трясти: - Эй, вы куда? Вы что делаете? Это беспредел! Там остался мой выигрыш! Сейчас Арчибальд придет, он вам покажет! Где он?!
Охранники в каптерке пили чай при свете настольной лампы: - Что, сильно укусил?
- Да, не так что бы, но йодом помазать не помешает, пес.
Иван Иванович подавленный садится на койку. В камере сидели три пацана - бомжата и шмыгали носами. На полу, полусидя, спал наркоман, а на койке, спал пьяница, с расстегнутой ширинкой.
Иван Иванович: - Мальчик, куда я попал, где я?
Мальчик внимательно посмотрен на бедолагу: - В заднице.
Иван Иванович нервно захохотал: - Где, где?
- В полной жопе, дядя, - уточнил тот, что постарше. Иван Иванович прекратил смех и осененный, внимательно посмотрел на пацана: - Устами младенца глаголет истина. Так что ли понимать прикажете, весь этот бред. Я отказываюсь понимать! Как так – пять минут назад на вершине Олимпа, а сейчас тут … ха-ха. Нет, так не пойдет! - Иван Иванович запрыгнул на решетку дверей и стал бешено трясти ее. - Эй, люди добрые, выпустите меня! Позовите толстого, мы вас с потрохами купим! – с ним началась истерика, он поднялся по решетке под потолок и стал раскачивать ее,  - Я этого не допущу! Это произвол!
Охранники играют в карты: - Что-то шумный попался, - лениво проговорил старший, - сейчас всех переполошит. Бери катушку  и выключатель, надо успокоить героя.
- Понял, - икнув, ответил младший, и они подошли с веревкой и дубинкой к решетке.
- Ха, глянь, во зоопарк, ты бабуина видел? Как он нас называл – пингвинами? Сейчас мы из него ласточку в полете сделаем. Дай – ка, - берет дубинку, - хватит орать придурок и слезь с двери!
- Нет, отпустите меня!
- Ну, держи! – охранник ударят по пальцам героя. Иван Иванович падает на пол: Так не честно! Суки!
Охранники в борьбе вяжут Ивановича «на ласточку», выволакивают в коридор, бросают на живот, и уходят, ударив дубинкой по затылку. Иван Иванович плюхнулся щекой об пол.
Нижний ракурс: желтый, грязный линолеум коридора и уходящие охранники. Кадр наплывает, переходит на чистый деревянный пол. Камера поднимается вверх по бревенчатому углу избы. Слева светит солнечный луч. Все в светло-коричневой гамме. В солнечном луче появляются тени на стене: в кадр заходит пожилая женщина в фартуке и косынке. Женщина садится на табурет, стоящий в углу. Поправляет косынку на голове, кладет руки на колени – это загорелые руки доярки в протоках вен. Она внимательно смотрит вниз на камеру. Ее благостное выражение лица меняется на озабоченное. Затем она загадочно улыбается, а после недовольная грозит пальцем. Раздается детский голос: - Мама, мама, смотри как я умею!
Она поворачивается в сторону света, мальчик лет двенадцати подпрыгивает на животе, обхватив ноги руками за спиной. Раздается голос другого пацана: - А давай кто больше! – и они начали состязаться, отталкиваясь животами от речного песка.
Крупный план подпрыгивающего живота переходит наплывом в участок. Иван Иванович, связанный по рукам и ногам, лежа на животе, спазматически блевал на пол перед собой, издавая истошный хрип.
Охранники в каптерке переполошились.
- Пойди, глянь, что с этой скотиной.
- Да он, что-то блевать начал, - подходят к Ивану Ивановичу.
- Ну, что, ежика рожаем?
- Развяжите – сердце - прохрипел Иванович, тыкаясь лицом в блевотину.
- Развязывай, смотри - совсем плохой стал.
- Погоди, - осадил старшой. - Так кто ты у нас – ласточка?
- Нет.
- А если так, - тыкает героя лицом в блевотину, - Ну?!
- Да …
- Развязывай, - помощник перерезает веревки, Иван Иванович наконец-то вытянулся.
- Да, нет, я не ласточка, я орел, - прохрипел он.
- Ладно, орел сраный,  понял теперь, что всего дороже?
- Да, спасибо.
- Вставай, пошли, - поддерживая Ивана Ивановича уводят по коридору.
- А сейчас, чеши домой и больше так не бузи. Понял?
- Да. Так точно.
- Повтори.
- Чесать домой и больше не бузить.
Подходя к двери, наш герой изловчился и, выхватив меч, ударил по голове старшого: - Тварь!
- Ах, ты падаль! Старшой вырывает меч, ломает его об колено и подзатыльником выталкивает в коридор, бросив в след щит и остатки меча.
  Выпав из участка, Иван Иванович побрел, наткнувшись на дверь лифта, нажал кнопку, вытирая лицо. Спящий у лифта человек проснулся: - А, это Вы, здравствуйте! - и снова захрапел.
Дверь лифта открылась. В кабине оказалось два пьяных мужчины. На полу стоит недопитая бутылка водки и минералки. Один из них блюет, другой подставляет ему одноразовые стаканчики, тщетно пытаясь уловить струю жидкости. Увидев Ивана Ивановича, он пьяным голосом сказал: - Ну что Вы смотрите, не видите человеку плохо? Помогли бы!
Иван Иванович отмахнулся неопределенным жестом.
Мужик: - Что слабо ближнему помочь. Осуждаем? А ведь это грех! В геене огненной гореть все будете.
Дверь закрывается. Подъезжает кабина соседнего лифта. Второй дремлющий тоже приветствует Ивана Ивановича. Тот кивком отвечает, заходит в кабину, пытается нажать нужную кнопку. Но тут врывается женщина сочных лет, дверь закрывается, кабина поехала. Иван Иванович оглянулся.
Женщина: - Я Вас со спины узнала, думаю, успею, не успею автограф взять, вот распишитесь пожалуйста. Ой, а что это у Вас с руками, да и с лицом? Вам плохо? Дайте я Вас протру!
- Не надо, не надо, - гаснет свет, лифт останавливается. - Что это?
Женщина: -  Веерные отключения.
- У-у-у, - с досадой зарычал Иван Иванович.
- Не волнуйтесь, это не надолго. Пойдемте ко мне, я вас отмою …
- Нет, что Вы.
Женщина (сексуально): - Как вы в таком виде дома покажитесь?
- Не надо.
- Что жена подумает? – женщина засюсюкала Ивану Ивановичу, как маленькому мальчику.
- Вы слишком агрессивны! – сопротивлялся он.
Включается свет, они стоят в прихожей коммунальной квартиры.
- Ну вот, тут я живу!
- По-моему, мы, что-то не то делаем …
- Хватит сомневаться, терзаться, - и женщина подталкивает его к своей двери. За стенкой слышен визг собаки.
Пьяный голос: - Что, опять насрал кобелина. Вот тебе.
Из-за ближайших дверей донесся старческий голос: - Да угомоните вы вашего зверя! Сколько все это можно терпеть!
В коридоре пробегает детвора восьми - десяти лет. Один из мальчиков укусил Ивана Ивановича за ногу со словами: - Папа! Остальные заржали. Иван Иванович ойкнул от боли, а пацаны окружили его и женщину хороводом, напевая: - Тили-тили тесто, жених и невеста!
Женщина: - Ну-ка пошли отсюда, сукины дети! – отогнала от двери кошелками. Толпа кривляясь убегает. Она им в след: - Недоноски!
Иван Иванович трет ляжку.
Женщина: - Что, больно?
- Как сказать, - отвечает Иван Иванович, - Впрочем, это обычное мое состояние, что-то я делаю видимо не так… .
- Вот гаденыши, понаплодили нищету, - открывая дверь ворчала женщина.
- Ну ничего, ничего, успокойтесь,  Иван Иванович, сейчас чайку попьем.
Из-за двери ее квартиры раздается телефонный звонок. Кошелки в руках явно мешают отрыть ей дверь.
Женщина: - Подержите, пожалуйста, это межгород.
Иван Иванович: - Да, конечно.
Женщина врывается к комнату, Иван Иванович стоит на пороге в растерянности. В коридоре появляется сосед Шариков, с кровавыми руками, слегка на веселе.
Шариков: - О-ба-на! Опять новенький!
Иван Иванович: - Извините, я Вас не понял?
Шариков: - Ой, ой, ой, а это, - показывая на кошелки, - Племяннице варенье?
Появляется женщина: - Иван Иванович, Вас к телефону. Он забегает в комнату.
Женщина: - Чё пристал к человеку, скотина?!
- Да я ничего, лишь бы Вам кучеряво было. А кто, он?
- Да это же Иван Иванович!
- Да ну, не узнал!
- Тогда я сейчас подтянусь, мы тут кабанчика зарезали, со своей закуской.
- Нафиг ты нам нужен?
- Да ладно тебе, сейчас руки сполосну, хотя бы автограф взять.
Иван Иванович: - Ало, я вас слушаю?
Голос по телефону: - Иван Иванович?
- Да, это я.
- Вас беспокоит продюссер небезызвестного  Вам фильма.
- Да, да.
- Хочу Вас обрадовать, Вы утверждены на главную роль.
- Не может быть!
- В жизни, Иван Иванович, может быть все. Одним словом завтра в девять утра Вас будет ждать киносъемочный автобус на центральной площади, возле памятника.
- Не верю, не верю!
- Ну, что ж Вы, веру терять нельзя никогда. Да, и просьба не опаздывать, Иван Иванович. Автобус будет ждать 15 минут. До встречи!
- Да что Вы! – гудки в трубке.
Ошалевший Иван Иванович остолбенел с трубкой в руке. Вбегает женщина:
 - Ну и кто Вас искал по моему телефону?
- Свершилось! - возликовал Иван Иванович.
- Что-то произошло?
- Да, космический закон гармонии восторжествовал. Меня утвердили на главную роль в фильме!
- Я так и знала, я всегда верила в Вас, подумать только!
- Да, вот так.
- Поздравляю! Это необходимо отметить.
- Спасибо, но завтрашний день я должен встреть достойно, по-ангельски.
- У меня с Нового Года бутылочка шампанского стоит.
- Кстати, а у вас будильник есть? Я не имею права проспать.
- Я обычно пользуюсь таймером на телевизоре.
- Да, давайте сейчас же установим на восемь, нет на полвосьмого, и громкость побольше. Женщина устанавливает таймер на телевизоре. За это время Иван Иванович успел открыть бутылку шампанского и разлить по бокалам.
Женщина:
- За победу! – поднимая бокал.
Иван Иванович:
- Виват! Ура, ура, ура! – тут же за победу выпивает.
Входит сосед:
- Оп-па-на! Я как раз в тему, да еще и со своей закусочкой. В руках у него была большая, черная сковорода, - Свеженинки нажарил.
Женщина:
- Да проходи, у нас праздник, так что наливай!
Сосед:
- Без проблем, - достает бутылку из кармана.
Женщина:
- Для начала не плохо!
- Наконец-то,  услышаны мои молитвы, - бубнил Иван Иванович под аккомпанемент разливающейся по рюмкам водки.
Сосед:
- Ну, что, за удачу!
- Нет, за справедливость, ибо только она является главным мерилом всех ценностей на земле.
Сосед, восхищенно:
- Во, как!
Компания выпивает, женщина ухаживает за Иваном Ивановичем, - Закусывайте, пожалуйста, на здоровье.
- Ну, милочка, спасибо – королевская трапеза. Да, должен заметить, что в съемках фильма участвуют актеры только звездного масштаба.
Сосед:
- Во как!
Иван Иванович:
- В отличии от Вашего покорного слуги.
Сосед:
- Иван Иванович, дайте автограф!
- С удовольствием, на чем расписаться?
- О, вот на салфетке.
Иван Иванович размашисто даёт автограф.
- И мне – вот сюда, она принесла белый бюстгальтер.
Сосед:
- Ну, ты даешь.
Иван Иванович:
- А где писать-то?
- На левой, внутри, чтоб поближе к сердцу. Я его и стирать-то не буду.
- Прошу Вас, - возвращает лифчик радостной женщине.
Она тут же одела его прямо поверх кофточки и по-цыгански затрясла грудью.
– Спасибо, - чмокает его в больную щеку.
Иван Иванович ойкнул, потирая щеку: - Носите на здоровье.
- Еще по одной? – сосед разливает водку.
- Нет, мне еще себя в порядок привести надо.
- Успеешь, вся ночь впереди. Давайте за сердечный автограф.
Иван Иванович: - Ну, за такой тост как не выпить. Выпивают.
Женщина:
- Вы закусывайте, хорошо закусывайте, - ухаживает за Иваном Ивановичем.
Иван Иванович:
- Да, да, спасибо. Моя милая, где бы я смог смыть с себя грязь сегодняшнего дня?
- Пойдемте, я Вам все покажу - встают.
Иван Иванович:
- Какой чудесный вечер - в это время гасни свет. - Что это, опять?
- Веерные отключения, к утру дадут, - зажигая свечу, сказала женщина и они вышли в коридор.
Проходя по коридору мимо открытой двери, до них донесся истошный вопль:
- О, горе Вам, твари дрожащие, раболепствующие! Опомнитесь неразумные! Мрак скоро опять настанет и застанет вас каждого в позорном положении. Сколько нам это можно терпеть?! А? Молчите?
Иван Иванович:
- Что это?
Женщина:
- Это наш сосед протестует против отключения электричества. Когда отключают свет, он надевает на пальцы ног провода из розетки.
Иван Иванович:
- А зачем?
Женщина:
- В знак протеста, вот, мол, он подключен к электричеству, а когда дадут свет, он погибнет, его убьет.
Иван Иванович:
- Так надо его остановить!
Женщина:
- Нет, каждый раз он заводит будильник за пять минут до включения и снимает провода с ног.
Голос:
- Что, молчите, насекомые? Стыдно вам? Вы как мотыльки погибнете от света, который вовремя не включат. Долой этих зажравшихся тварей, у них-то свет всегда. Цените свободу выбора. Будьте сильней, присоединяйтесь ко мне. Подключайтесь. Люди вы или звери? Совсем оскотинились! Подключайтесь!
Женщина:
- Пойдемте, Иван Иванович, вот сюда, - они подошли к двери ванной комнаты.
- Вам помочь?
- Спасибо, я сам справлюсь.
- А жаль, у меня это хорошо получается. Что ж, держите свечку, - и покидает Ивана Ивановича.
Несколько расстроенная она входит к себе в комнату. Сосед при свете свечи угрюмо грыз огурец: - Ну, что, потерла спинку?
- Нет, он отказался.
- Во, дурак, а где ты его подцепила?
- Цепляют триппер в подворотне, а я его поклонница!
- Во как! Готова значит ему кланяться.
- Ну, если попросит, то и поклонюсь, у него такой большой талант.
- Талант может быть у него и большой, да только у тебя ж свадьба на днях? Вон фата на стене пылится?
- Ой, не надо путать прозу с поэзией.
- А как же: не создай себе кумира?
- Да что ты понимаешь, кобелина, в любви высокой?
Коридор. Иван Иванович, возбужденный и порядком опьяневший, от досады  отчаянно стучал в дверь ванной комнаты, так как она занята уже долгое время:
- Что за блажь, есть там кто-нибудь?
Из-за двери раздался испуганный голос: - Нет здесь никого.
- Как это нет? Что это вы из меня дурака делаете? – и разъяренный Иван Иванович сильно дернул за ручку двери, повалился на пол, вместе с отломанной железякой. Падая, он сильно ударился затылком о стенку: - Мама! - отчаянно воскликнул Иван Иванович. Положение его усугубилось еще и тем, что при падении свеча фитилем ткнулась в подбородок и он оказался в полной темноте.
За дверью ванной ехидно захихикали: - Ой, больно, больно.
- О, Боже мой, что со мною происходит?! – колотил от досады он оторванной ручкой. - За что?! – за дверью продолжался идиотский смех.
- Ничего не понимаю!
- Ах, не понимаете, - раздался над ухом Ивана Ивановича мужской голос, - И я вот не понимаю. Давайте подумаем вместе! – вспыхнула зажигалка.
Перед Иваном Ивановичем стоял респектабельный мужчина в очках, с пухлыми, покрасневшими щеками: - Одна голова - хорошо, а две - лучше. Одна свеча хорошо, а две - лучше. Не так ли? – поджигает свечу Ивану Ивановичу. На пальцах у мужчины были нанизаны массивные золотые перстни.
- Спасибо, благодарю, - сказал Иван Иванович, и вставая стучит в дверь, - Что за издевательство?
Испуганный голос из-за двери: - Занято, идите отсюда, ступайте. Вам уже пора отсюда выбираться.
Мужчина: - Объясните, пожалуйста, я вот никак не пойму, как это - тебя ударили по одной щеке, а ты должен подставить другую?
Иван Иванович: - Извините, я Вас не понимаю?
Мужчина: - Да ну! Вот я и себя не понимаю в этой жизни. Как это: тебя ударили по одной, ты: подставляешь другую, - при этом бьет себя по щекам, - Это что получается, они мне в морду кулаками лезут, а я им должен руки целовать? Не надо из меня дурака делать. Вот тебе, морда твоя непутевая. Комар на щеку сядет и начнет кровь пить, а понимаешь – твою кровь! Так вот, по инструкции, все они знают, надо отпустить с щеки комара насосавшегося, если что, подставить другую щеку. А ведь мы их хлопаем. Так что у нас до сих пор - око за око, зуб за зуб. Какие мы ветхие. Тебя же били - да? А отвечал им тем же, или лицо подставлял.
Иван Иванович: - Нет.
Мужчина: - Не может быть, молодец, похвально.
- Нет, у меня просто руки были связаны.
- А, вот так вот … Понятно, - и уходит, бормоча про себя и шлепая по щекам.
Потрясенный Иван Иванович побрел в поисках нужной ему комнаты: - Действительно, что это я, все хорошо – меня выбрали первым, главное дождаться утра.
Но он забыл номер комнаты и с паникой в глазах высвечивал номера на дверях коммуналки. Проходя мимо комнаты забастовщика Иван Иванович заглянул туда, так как дверь была открыта. Человек в трусах лежал на четырех табуретах ногами к двери при свете свечи и громко храпел. На полу будильник. Из розетки торчал провод прикрученный к пальцам ног.
- Каждому свое, надо идти, - Иван Иванович быстро зашагал по коридору. Около одной из комнаты его облаял жуткий пес. На стук в другую дверь вышел заспанный детина в трусах, расчесывая волосатую грудь и мошонку. Оценив пьяным взглядом Ивана Ивановича с ног до головы, он огорошил его вопросом:
- Что сука, не спиться что ли? Замерз? На вот погрейся, - и, достав пенис, сильной струей облил Ивана Ивановича.
У следующей двери, когда он пытался постучать, Ивана Ивановича ударили дверью в лоб. Дверь открылась, в проеме стояла мощная баба в наряде садомазохистки, постукивая кнутом по ляжке.
- Проходите, пожалуйста, и мы возлюбим друг друга, - за ее спиной возникла еще одна женщина в таком же наряде, только тощая.
- Ах ты, шлюха, - накинулась на первую, - Гони этого козла отсюда. И они стали хлестать Ивана Ивановича плетками. Тот увернулся, оберегая пламя свечи и побежал дальше. В след ему улюлюкали.
Очередная дверь, вроде, показалась знакомой, за ней раздавались чувственные стоны и ритмический скрип кровати. Он с робкой надеждой постучался. Стоны прекратились,  слышна была возня. Дверь распахнулась, опять больно ударив его по уху.
- Ну, где вас носит нелегкая, Иван Иванович, так долго, мы уже Вас потеряли, - с яростью упрекнула женщина.
Нижний свет свечи зловеще освещал ее лицо. Иван Иванович оробел, засомневался, в него вселился страх, он чувствовал что-то неладное исходящее от хозяйки комнаты.
- Да проходите же, смотрите, я даже Ваш лифчик одела – так греет, надо сказать, - женщина, вцепившись за руку и мошонку Ивана Ивановича, затащила его в комнату. Иван Иванович испугался ее внешне растрепанного, потного вида. Выкручивая руку Ивана Ивановича, она злобно прошептала ему на ухо: - Попались, голубчик? 
- Ну, что артист, подмылся! - воскликнул сосед, вставая голый с железной продавленной кровати, подпоясавшись простыней.  - Штрафную гостю!
- Нет, ленивец, лгунишка, на нем теперь еще больше стало крови, - она смачно облизала его щеку.
Иван Иванович пытался вырваться, но тщетно, она сплюнула слюну на пол.
- Да вот, что-то ванная комната занята постоянно.
Сосед: - Это Эдик засел, он темноты боится. Если на горшке его прихватит отключение, пока свет не дадут, не выйдет. Во как.
- Ну ничего, мы его сами умоем, - взяв за грудки Ивана Ивановича, женщина принялась смачно его облизывать.
Ярко накрашенный, темно-синий макияж поплым по потным щекам, смешиваясь с кровью Ивана Ивановича. Хозяйка урчала как кошка: 
- Смотрите мне в глаза.
Иван Иванович робко уворачивался, но тщетно. Она выплюнула на пол слюну, и плевок растерла ногой, - Какая гадостная мерзость, - и по-мужицки громко, отрыгнула.
Сосед:
- Нет, так не пойдет. Его надо спиртом продезинфицировать. Усадив Ивана Ивановича на табурет, он налил стакан мутной жидкости из большой засаленной, залапанной бутылки и, отхлебнув глоток, с шумом выбрызнул ему в лицо.
- Ой, больно, - захныкал Иван Иванович, растирая глаза.
Женщина:
- Что, в  глазки попала? Так ты  потерпи, нам же всем терпеть велено, не так ли?
- Да, безусловно, - обреченно закивал головой Иван Иванович.
- Молодец, хороший мальчик, да и с таким рылом корявым, продюссер не возьмет тебя в кино сниматься, ведь так? – грозно напирала хозяйка.
- Да, да, - заблеял Иван Иванович, - Меня же выбрали первым, я должен соответствовать.
Сосед:
- А у нас всегда козлов первыми выбирают. Что время терять – держи ему голову. А может для храбрости?
- Да, разумеется, - согласился Иван Иванович.
- Держи, - протягивая залапанный стакан, сосед пнул нагой щит Ивана Ивановича. - Давай смелей, рыцарь, ты наш.
Желая скрасить тяжесть своего положения, Иван Иванович залпом осушил стакан, клацая зубами по стеклу.
Женщина: - Только до дна, по-гусарски. У … трусишка, это для анабиоза.
От выпитой жидкости Ивану Ивановичу сделалось дурно, его скрючило, глаза полезли на лоб и, закашлявшись, он выронил стакан.
- Хороший спирт, сам варил, - довольно заметил сосед, глядя на мучения Ивана Ивановича, и налив еще стакан отхлебнул и быстро, но с усердием обрызнул лицо Ивана Ивановича.
- Это за маму, это за папу, хоть он и подлец кинул вас, это за жену, а это за сына, - приговаривала детским голосом женщина, держась за уши Ивана Ивановича, и вращая его голову.
- Так то лучше будет, - и напоследок сосед выплеснул стакан в лицо Ивана Ивановича. – Ну вот, другое дело, - восхитился он, как художник перед шедевром.
- Красавчик, - елейным голосом, нараспев, проговорила женщина, теребя его по щекам, - Фотогеничная фактура все-таки, ничего не скажешь.
- Мне больно, - прохрипел Иван Иванович, хватая воздух ртом.
- Больно? Терпите, Вам сказали, - пригрозил сосед, вытирая губы салфеткой с автографом, - сейчас мы Вас быстренько оформим. О, узнаете свой автограф?
- Да, - прокашлял Иван Иванович.
- Красивый почерк, а я-то всегда крестики ставлю, балбес, - завидовал сосед, разворачивая салфетку.
Иван Иванович:
- Вы спиртик развели?
Сосед:
- Успокойтесь, развели.
Иван Иванович:
- А будильник завели? Нельзя опаздывать на съемки, я пробы прошел!
- И развели и завели, - успокоила хозяйка. - Ну, а теперь в люлю.
Иван Иванович:
- Нет, сегодня спать я не буду, я буду ждать рассвета.
Женщина:
- Наивный.
Сосед:
- Да, дурак он просто набитый.
- Я пошел в угол, я плохой мальчик, я наказан, я буду ждать рассвета, - с этими словами Иван Иванович подошел к стене и уткнулся в нее носом.
 Сосед:
- Хозяин барин, - а мы тут еще по репетируем, так что затыкай уши.
Иван Иванович послушно прикрыл уши.
Сосед:
- Ну че, мадмуазель, готовьте жопу к осмотру.
- Как это?
- Раком становись, дура!
Она послушно исполнила приказ, встав на кровати головой к стене. Аппосионата, - промурлыкал сосед и, задрав юбку, приступил к процессу совокупления. - У них свои пробы, у нас свои. Кровать издавала жуткий скрип, а хозяйка ударялась головой об стенку.
Из-за стены раздался голос:
- Да хватит вам долбить, утро уже скоро, скоты, собаки!
- Сами знаем, - гаркнул сосед.
Каждый удар хозяйки головой об стенку раздавался в ушах Ивана Ивановича:
- Боже мой, Боже мой, помоги.
- Ага, щас, - заржал сосед и задул свечку.
Воцарилась темнота и тишина, которую прорезал луч солнца, и привиделась Ивану Ивановичу изумрудная поляна. Два голых тела лежало на траве. Красные коготки впились в ягодицы. На листик травы закапала кровь.
- Еще, быстрей любимый, я хочу детей только от тебя. Тут Иван Иванович убыстрил фрикции, и, кончив, заорал не от удовольствия, а от боли.
Открыв глаза он увидел дергающегося обезглавленного петуха в руках партнерши. Она швырнула в него петуха, ударившись в грудь, петух стал соскальзывать по животу героя, обрызгивая его кровью, хлопая крыльями, и раздирая когтистыми лапами пах.
- Прочь отсюда, прочь!
- Ой, как грубо, а еще и интеллигент.
- Который час? - заметался Иван Иванович по комнате в поисках щита.
- Не знаю, ясно одно, если так светло это дело ближе к обеду.
- Нет! О, - застонал Иван Иванович, -  Что я наделал! – Проспал, как сурок вонючий, амеба. - Почему не разбудила?
- Так электричество до сих пор не дали, а будильник от сети работает.
-  Вот так, всего лишь!
Вся сцена проходила под храп соседа, разметавшегося по кровати.
Иван Иванович взорвался: - Пошли вы все вон гады. Как я мог?! Как я посмел?!
- Прости, я ведь люблю тебя, - и женщина встала на колени.
- Не надо, как все до тошноты нелепо! - Иван Иванович поднял свой щит
- Простите меня если, что не так, - обратился он к хозяйке, и обреченно махнув рукой, Иван Иванович пошел прочь. Удаляясь по коридору, он услышал голос забастовщика: - Эй, вы все спите? Электричества до сих пор нет, а ведь меня могло шарахнуть. В этот раз я не завел будильник, - размахивая проводами, стоял одинокий мужик в кальсонах.   
Иван Иванович: - Да знаю, что света нет, а тебе везунчику подфартило, - и развернувшись продолжил путь. Повернув за угол, удрученный, задумавшийся Иван Иванович чуть не попал под колеса роскошного фаэтона:
- Куда прешь, придурок, жить надоело, - натягивая поводья заорал бородатый кучер. Лошадь встала на дыбы.
- Нет, нет, я просто задумался, простите и вы меня уважаемые пассажиры я не хотел. В фаэтоне сидел его корешок по казино с шампанским в руках и с ним две девицы.
Арчибальд:
- О, Иван Иванович, сколько лет, сколько зим? Ну все, девочки, спасибо, вот Вам гонорар. Поднимайся, дорогой. Недовольные красотки взяв деньги, стали выходить, застревая каблучками в подножках  фаэтона.
Арчибальд:
- Адью, мадам, трогай! Ну давай рассказывай свой монолог.
- Эх, какой там монолог, одни реплики.
- А, что так?
- Длинная история – проспал я все.
- Да, вид у тебя неважный.
- Есть немного.
- Что, жадность фраера сгубила?
- Да какой там. Кстати, что с выигрышем в прошлый раз стало?
Арчибальд замялся:
- Арестовали все сумму, батенька. Ты же тогда такой дебош исполнил, - смеется он. - Ну просто виртуоз, пади-па.
Кучеру: – Тормози, приехали.
- Давай, Артист, выходи, пойдем покормлю тебя. Они расположились в кафе за столиком при свечах. Иван Иванович жадно поедал антрекот.
Арчибальд, затянувшись сигарой, смотрел на Ивана Ивановича: - Да, быстро ты кушаешь.
- Так жрать охота, - раздраженно ответил Иван Иванович, - Только я не понимаю, как ты мог упустить нашу добычу, это не справедливо.
- Справедливость, добыча, какие громкие понятия. А теперь послушай пример из жизни: В погоне за добычей гепард  развивает скорость 120 километров в час, согласись, нечеловеческие усилия. Задрать-то он косулю задрал, а вот есть - не может, устал бедолага. Им по физиологии после такого забега надо отдышаться перед употреблением пищи минут этак 8-10. И вот на сцену выходит гиена, то же голодная. Увидев беспомощного гепарда, она грозным рыком отгоняет дикую кошку с высунутым языком от добычи, и через эти 8-10 минут от косули остаются лишь рожки да ножки. Вот тебе и вся справедливость.
- Да, жестоко.
- Жестоко, - подтвердит Арчибальд, - особенно когда тебя начинают пожирать за заднюю ляжку, а до горла еще далеко. И вообще, все мы друг для друга бифштексы на ножках. Просто кому как повезет, кто для кого антрекот, а кто котлета.
- Тебе сейчас повезло больше. А чем ты сейчас занимаешься?
- Я занимаюсь всем, что приносит бабки. Могу за отдельную плату и врезать, если нужны проблемы.
- Послушай, а ты сам себя кем считаешь, красавцем гепардом или паршивой гиеной, на этом празднике жизни?
- Ха-ха, вот ты как загнул. Кем надо, тем и считаю. Конечно же, гепардом. Что, разве не похож, а? – Арчибальд встал в манерную позу, откинув полы фрака. На нем была шелковая жилетка и золотые часы на цепочке.
- Ой, ля-ля, ну чем не гепард? Собственной персоной.
- Да какой ты там гепард, шакал ты паршивый, даже не гиена.
- А с чего ты это взял? – осекся Арчибальд, садясь в кресло. - Зоолог ты наш ненаглядный.
- С чего? А с того, что это ты отогнал меня от добычи и сейчас угощаешь козлячьими копытами, - Иван Иванович нервно ударил по своей тарелке, - весь выигрыш-то ты себе забрал, никто его не арестовывал.
- Браво! – хлопая в ладоши, усмехался Арчибальд. - А с чего ты решил?
- Потому, что смотреть на твой фешенебельный вид во фритюре противно. Хорошо, я скажу. Когда ты расплачивался у барной стойки за коньяк, то выронил фишку с той игры с моей меткой. Узнаешь? Что, помогает талисман?
- А, да у меня дела пошли в гору, суечусь, землю рою, если надо пасти рву, да я могу трахнуть эту жизнь,  а ты мотаешь сопли на кулак, суслик. Фишку эту, оставь себе на память, а это – твоя козлячья доля, - бросил на стол пачку банкнот.
- Сказано: тебя  ударили по одной щеке, а ты подставь другую.
- Ты знаешь, я сам пока ударяю, хоть в левую, хоть в правую, понял? Так что давай, удачной охоты, - Арчибальд развернулся и вышел из заведения.
Иван Иванович схватил деньги и погнался за ним в след. Выбравшись из подвала, Иван Иванович оказался в зале заседаний. С трибуны оратор вещал в мегафон разношерстной публике с транспарантами и знаменами. На стягах у них было изображено черно-белое поле шахматной доски.
- Товарищи, хватить позволять им делать из нас козлов отпущения! Они обездолили нас и наших детей и нет им за это прощения. Надо отогнать этих падальщиков, пока не поздно, пока все не разложилось.
Из толпы донеслись одновременно одобрительные возгласы и свист с улюлюканьем. Завязалась потасовка. Бились древками знамен, молча, только и было слышно клацание зубов и гулкие удары палок.
Из толпы дерущихся выбросили тщедушное тело вахтера театра прямо под ноги Ивана Ивановича.
- Петрович, а тебя как занесло на этот турнир? – помогая встать спросил Иван Иванович.
- Мы бьемся за свое, пока все дотла не разворовали.
- Странно, но все под одними и теми же знаменами.
- Э, брат, не скажи. У нас знамена черно-белые, а у них бело-черные. Вот они постоянно белыми и ходят. Где справедливость? Ответь, ты же умный.
- Не знаю, сам потерялся.
В это время из-за спины Петровича возник детина и древком знамени попытался было ударить его по голове, с возгласом: - Бей черновцев! Но Иван Иванович вовремя отвел удар своим щитом, палка отскочила в сторону, а щит упал под ноги. Детина, схватил щит и пробив его о голову Ивана Ивановича, надел ему на плечи: - Вот тебе жабо и бабочка с галстуком, гад ползучий.
Но тут же получил палкой в ухо от Петровича. Детина рухнул как подкошенный.
- Ну, как я его? Главное в этом деле слабую точку знать, я вот так кабанчиков в деревне оглоушиваю, брык и в дамках. Спасибо, Ванечка, от верной гибели спас.
- Да не за что?
- А сам-то как. Сколько уже не виделись? - оглядываясь на дерущихся, поинтересовался Петрович. - Как жена, как ребенок?
- Да я еще так дома и не был.
- Ну, а с дирекцией как? Решил свою проблему?  Вернули тебе роль?
- Пока нет.
- Досадно, а ведь как ты исполнял монолог.
- Пойду, буду разбираться с директоратом.
- Погоди, я знаю как надо. Иди прямо к мэру города и объясни ему всю ситуацию. Он человек хоть и сердитый, но справедливый. Он их, ****ей, на планерках только так застраивает.
- Так к нему на прием в кабинет хрен прорвешься.
- Не спеши. Такие вопросы надо решать в неофициальной обстановке. На презентации, например, да под рюмочку, в ухо ему лейку вставить и все объяснить. Выпить он любит. Раздобрится и решит все положительно, к тому же я с ним на короткой ноге.
- Согласен. Только как на презентацию попасть?
- Повезло тебе. Презентация завтра, держи билет, там все указано – где и когда. По рукам?
- Ну, Петрович, спасибище. Ты как добрый Эльф принес на крыльях кусочек надежды – воодушевил.
- Короче, там наших одолевают, мне пора, а ты иди домой наводи марафет и завтра на презентации встретимся, я то же там буду, - и с криком: Бей беловцев, - ринулся к толпе дерущихся, с древком на перевес.
- Фу - выдохнул Иваныч, - все, теперь домой и снял надетый на голову щит.
Проходя по коридорам мимо открытой двери он услышал крики спорящих, заглянув в двери, увидел ту же картину, что и раньше: они так же сидели за столом, только добавилось больше порванных бумаг на полу.
- Прошу на меня не орать, - вспылил один из них.
Другой соскакивая, заметался по комнате: - Да как же тут не будешь орать, когда вы наглым образом обделили меня. Я уже сто раз говорил, что в тот период в театре приняли новый финансовый законодательный принцип и мы стали получать деньги исходя из коэффициента 0,1- понятно?
- Нет, не понял. Я в дробях не разбираюсь.
- У, какой он трудный. У Вас, что детство было тяжелое?
- Не Ваше дело, - заорал обидчику в ухо.
- Попрошу на меня не орать Вашим командным голосом.
- Да, я служил в армии прапорщиком, старшим.
- Товарищ, старший прапорщик …
- Я тебе не прапорщик, а актер четвертой категории.
- Хорошо товарищ актер третье.
- Я сказал четвертой, значить четвертой.
- Хорошо. Ну не знаю я. Я Вам столько раз объяснял. Так что, по Вашей милости, натер мозоль на языке, - показал, высунув язык. - И на пальцах, от этого дурацкого калькулятора.
- Я же вам говорю, вот реальный расклад, - протягивает собеседнику бумагу. - Ознакомьтесь.
- Не буду, - психанул тот, и в клочья разорвал ее. - Ты аферист, жулик.
- О, это невозможно. Так, предлагаю: чаек уже заварился, попейте, пожалуйста, остыньте и продолжим нашу беседу.
- Чайку говоришь? Пожалуй. Берет со стола дымящуюся кружку и демонстративно опрокидывает себе на голову. Заварка запарилась на темечке, стекая по лысине на лицо.
- Да бросьте Вы свои шутовские фортеля! Нет, ну, сколько можно, сколько можно.
Иван Иванович отошел от двери и продолжил свой путь в приподнятом настроении. Он шел, размахивая билетом на презентацию и бодро орал:
- Все на презентацию.
Прохожие, хихикая, с недоумением смотрели на Ивана Ивановича. Иван Иванович, поцеловав билет:
– Вот мое спасение.
Тут к нему подбегает Петрович:
- Ну, где ты, Ванька, опять чуть не опоздал.
- Так мы же на завтра договаривались!
- Ты что, завтра то уже наступило, видишь, я переоделся по статусу и ситуации. До утра смокинг наглаживал. Ну не получаются у меня стрелочки ровные на брюках, хоть убей. Да ладно, банкет только начался и набирает обороты. Быстрей! - Входят в вестибюль.
Презентация проходила в роскошном зале с колоннами и лакированным паркетом. После официальных выступлений быстро раздали подарки ветеранам и все кинулись к богато накрытому столу.
Вахтер, пробираясь, подталкивал Ивана Ивановича:
 – Все хорошо, я ему уже выдал диспозицию, рассказал о твоей ситуации. Так что бери бокал за рога и пошли к мэру знакомить. Эх, хорошо если бы Вы на брудершафт выпили. Он это дело любит.
Подойдя к мэру:
- Вот прошу любить и жаловать – Иван Иванович, собственной персоной, Илья Константинович.
- А, здравствуйте, здравствуйте, наконец-то познакомились.
- Я очень рад.
- Я вот как ни приду на спектакль, на твоем монологе сердце кровью обливается, думаю, уж лучше бы они его вырезали или сократили, - смахивает слезу. Он был уже под хмельком. - Так, Петрович рассказал про твою обструкцию, надо разобраться - как же так, такой талант и пропадает?
- Совершенно верно, Илья Константинович, только сейчас талант попал извиняюсь, в полное дерьмо.
- Золотые слова, я вот как-то пригляделся, так мы все там сидим, единственное, что утешает. Ну, а холода начнутся, что делать будем? Вымерзнем как мамонты. Правильно, этого безобразия допустить нельзя, я как мэр, поставлю данный вопрос на ближайшем собрании. Хватит ждать пока дерьмо остынет. А народ разленился, работать не хочет, ему лишь бы  своровать, где что плохо лежит, да и напиться.
- Ой, Констатиныч, сейчас воруют даже и то, что хорошо лежит.
- Истину глаголешь, и с этой астролябией будем разбираться. Как и по твоему вопросу. Держи визитку, завтра же звони, там дого… .
Подбегает секретарша и шепчет на ухо мэру:
- Илья Константинович, телевизионщики уже приехали, надо интервью дать.
- Да, конечно, пока не поздно, пусть настраиваются.
Секретарша убегает.
- Вы меня извините, телевидение, а ты завтра же звони и мы дого….
Подбегает жена:
- Что эта сучка шептала тебе?
- Во-первых, не сучка, а секретарша, и, во-вторых, ты моя жена, а жен на секретарш не обмениваем.
Подбегает вертлявый мужчина с бокалом в руке:
- Илья Константинович, позвольте мне в контексте вышесказанного предложить тост за константу нашего бытия – на брудершафт.
Подбежавшие телевизионщики оттеснили Ивана Ивановича и вахтера от мэра.
- Думаешь поможет?
- Конечно, только жалко ты с ним на брудершафт не выпил.
- А что?
- Да он ситуацию так лучше фиксирует. Ну да ладно, теперь тебе и карты в руки, - указывая на визитку.
- Спасибо, Петрович, пойду жену обрадую.

Квартира

Жена собирает чемодан, - Хватит, больше я не могу находиться в этом перманентном кризисе. Еду с сыном на юг, к родителям.
-Это полная чушь, - возразил Иван Иванович. - На встрече с мэром я все решу положительно – он обещал.
- Перестань, кому ты нужен, кроме меня, сына и старенькой матушки. Пойми, осознай, пожалуйста, всю абсурдность этой ситуации.
- Не понимаю, удивился Иван Иванович.
- Что ж тут непонятного: ты каждодневно в суете, забыл обо всем, а в итоге забываешь о более главном, говоришь, что добьешься этого во что бы то ни стало, а это опасно - любым путем, потом придется с процентами долги отдавать, и с большими процентами.
Сын:
-    Пап, давай поехали вместе.
- Сынок, я должен поставить точку в этом деле.
- Хочешь точку, а получится жидкое многоточие.
- Женская логика, - сокрушался Иван Иванович.
- Мне опротивел этот гнет пространства, постоянно причиняющий боль, - сорвалась жена на крик.
Раздается звонок в дверь. Жена открывает, на пороге стоит сосед Шариков в кожанке и с транспарантом в руках:
- Здравия желаю, Вы чем-то не довольны?
- Нет, у нас все есть.
- Позвольте представиться, я агитатор от партии среднего крыла.
- Спасибо, мы не голосуем.
- Тогда я ставлю на вас нолик.
- Как угодно, хоть крестик, -  захлопывает дверь.
Сын:
- Пап, а, правда, мы с тобой и мамой одной крови?
- Конечно, сынок, ты же наша кровинушка. И нам будет легче, если мы все будем вместе. Да, конечно.
- Кто там был?
- Конь в пальто, тоже мне ловец человеческих душ.
- А что ему нужно было.
- Пустое, Ваня, все это пустое. Итак, чемоданы собраны, все краны закрыты, за квартиру проплачено, пока, а дальше как сам знаешь. Я на всякий случай взяла три билета, держи, надумаешь, приезжай на вокзал.
- Любимая моя, я понимаю, что каждый из нас влачит жизнь, исполненную  тихого отчаяния, но не до такой же степени все драматизировать.
- Да, все мы одиноки, а когда вместе и душа поет.
Сын:
-    И крылья вырастают.
- Да, сынок, согласен. В этой круговерти забываешь про самое главное.
- Мой хороший, ну поехали сейчас все вместе.
- Нет, я должен забежать к мэру, и догоню вас на вокзале. 
Хорошо, только когда будешь делать выбор, помни – главное, чтобы мы сами выбирали колею, а не колея нас.
- Я все понял, не будем терять время, я в мэрию - и на вокзале встретимся, – поцеловал жену и сына.
- Что, уже начал прощаться?
- Перестань, ни юродствуй.
- Бог – помощь, - и закрыла за ним дверь.

Приемная

Приемная. Открылась дверь. Вбежал Иван Иванович и наткнулся на толпу в очереди к мэру. Все галдят, нервничают.
- Боже мой, как много нас, жаждущих, - почувствовал Иван Иванович что-то недоброе. Из посетителей кто-то сидел, кто-то метался по приемной, кто-то спал, кто-то разговаривал по телефону. Иван Иванович направился к двери кабинета.
- Эй, дорогой, ты куда без очереди, - остановил его здоровяк.
- Какая очередь, мне назначена аудиенция с господином мэром именно на этот час.
- Ха, мы тут с утра жопы протираем, а он как вошел в кабинет с секретаршей факс давать с утра, так до сих пор и не освободился. Наверное после вчерашнего.
- Нет, должно быть, факс длинный принимают.
Все заржали. Мужик, говоривший по сотовому:
- Народ, потише! Неслышно кто родился, мальчик или девочка.
Посмотрев на часы, Иван Иванович сказал:
- Очень мило. Кто последний?
- Я, милок, последний. Все без очереди прут, навроде вон того!
- Дед, ты меня извини, ну уже как неделю дожди льют и у всей общаги крыша потекла, а ничего не решается.
- Это что, у нас все яйца протухли, на птицефабрике свет отключили.
- Эй, кто тут Иван Иванович, - ему передают трубку телефона.
- Спасибо. Алло, сетричка, как вы там?
- Спасибо господу, живем. А где остальные?
- Остальных раскидало кого куда.
- Ну, а живется то как?
- После тех событий по разному. Есть деньги – живешь, нет денег  - существуешь.
- Целую, у меня уже тариф заканчивается. Привет семье, жене и сыну.
- Мужики, вы хоть стучались? – спросил Иван Иванович.
- Нет, - промямлили в очереди.
- Ягнята, у меня поезд через 15 минут и я пошел на амбразуру.
Подходит к двери, стучит, дергает за ручку, дверь открывается.  Большой кабинет был пуст. А из соседнего, выбежала взлохмаченная секретарша, за ней мэр, заправляющий штаны.
- Я тебе сколько раз говорил, закрывай на ключ, курица!
- Я не хотела, - оправдывалась секретарша и выбежала вон.
- Илья Константинович, здравствуйте, как и договаривались, я по расписанию.
- Рад видеть, только разговора сейчас не получится.
- А что так?
- А Вы оглянитесь, - в кабинет ввалилась вся очередь, - Они или Вас сожрут, если Вы первый будете, или в порядке живой очереди. А лучше всего приходите завтра.
Иван Иванович остолбенел, толпа начала шуметь.
- Идите, - подталкивал Ивана Ивановича мэр, - В порядке живой очереди.
Иван Иванович выбежал в коридор к дверям лифта. Растормошил спящего лифтера.
- Который из этих на южное направление?
- А кто его знает. Тот вроде на север.
Так чего же ты тут задницу просиживаешь зря? – хватает в гневе Иван Иванович лифтера.
Лифтер засвистел в свисток. Как из-под земли появилась милиция. Иван Иванович обратился к человеку с чемоданом, проходившему мимо, -  Не подскажите, где на южное направление?
- Да, Вы знаете, я сам запутался.
Охранники порядка приближались. Одна из дверей лифта открылась и Иван Иванович запрыгнул, оказавшись в тамбуре вагона.

Вагон
В тамбуре стоял угрюмый мужичек, куривший нервными затяжками.
- Добрый день, попутчик! – с надеждой в голосе обратился к нему Иван Иванович.
- Не знаю, - буркнул тот.
- А, что, разве поезд идет не на юг?
- Спросите у проводницы,  она знает все.
Иван Иванович прошмыгнул в вагон, проводница мыла полы.
- А, что так долго едем без остановок? - обратился он к ней.
- А, Вы, что хотели, чай не на юга едем, вот и перегоны длинные.
- Как, а куда же мы едем?
- На север, куда же еще.
- Зачем мне Ваш север, когда у меня билеты на юг?
- Не знаю, не знаю. Единственно чем могу утешить Ваш конфуз, так это тем, что мы едем на северо-восток.
Иван Иванович кинулся обратно в тамбур: - Дайте сигаретку, - обратился он к Угрюмому, - А, Вы знаете, что мы едем на север? – как будто военную тайну выдал Иван Иванович.
- Да, знаю, - безразлично ответил Угрюмый.
- Так что ж Вы не сойдете с этого поезда? Вам ведь тоже на юг? Давайте сойдем вместе.
- Поздно, поздно.
- Почему?
В тамбур заглянула жена угрюмого: - Когда ты гад накуришься, чтоб ты сдох.
- Почему? Жена, дети, квартира, машина, - со  слезой в голосе вышел из тамбура Угрюмый.
Тут же вплывает проводница:
- Кто у нас на подсадку, тому лежачих мест нет, так что спрашивайте про купе сами, может, кто и пустит. Белье и чаек возьмете у меня.
Иван Иванович проследовал за ней и, открыв первую дверь купе, обнаружил многодетную семью. Тощий отец нарезал на столе хлеб, а дети дрались из-за горбушки. За дверью второго купе, сидело семейство угрюмого пассажира. Его толстая жена с тещей аппетитно поедали копченый окорок. Дети наелись и, веселясь, кидались в друг друга продуктами.
- Сколько можно жрать, вы меня угробите, - простонал угрюмый.
- Да, тебя, пожалуй, угробишь, - отрывая мясо от кости, ответила жена.
- Доченька, - попросила теща, - Пусть лучше маринованных шампиньончиков с верхней полки достанет.
В третьем купе гроб с покойником. На столе горела свеча, вдова в черном причитала:
- Ты же у меня не пил, не курил. Как же это, за что?
В следующем купе гуляла свадьба, сосед Шариков целовал взасос хозяйку комнаты в фате. Компания считала время поцелуя: - Сто тридцать девять! Чемпион, – посыпались поздравления от гостей.
- Иван Иванович, заходи, мы тут Зильку замуж выдаем, давай помощником будешь, а то жених притомился, - под столом спал молодой человек в свадебном костюме.
- Эх, гастроль свадебная, - проорал сосед.
За следующей дверью купе сидели спорящие друг с другом, на столе ворох документов. Один из спорщиков пытался что-то  сказать, но у него вдруг горлом пошла кровь, забрызгивая квитанции. У прапорщика кровь текла из ушей, он сидел как истукан, гипнотизируя взглядом: - Что, боком выходит? – прошипел он.
В очередном купе сидели ученые мужи в мантиях.
- Присаживайтесь, молодой человек, - обратился один из них к Ивану Ивановичу, - Так вот, - продолжал он, - если размер ядра атома водорода, представить размером с горошину, то электрон будет вращаться вокруг него на расстоянии пяти километров.
- Поразительно! – восхитились присутствующие.
- Параллельный мир, - продолжал ученый, - кажется нам таким же невидимым и неощутимым, как и окружающий нас воздух. Мир значительно сложнее, чем мы думаем; можно предположить, что существует не только трехмерная Земля, но и четырехмерная, пятимерная и шестимерная Земля, сосуществующие  вместе, - к этому привели наши расчеты, связанные с анализом… .
Речь ученого прервал крик Угрюмого: - Все, с меня хватит, я так больше не могу! – он быстро пробежал в пассажирский тамбур. - Вы скоро и меня сожрете.
За ним вышла жена с тещей: - Доченька, ты скажи этому поганцу, что мы говна не едим.
Тут вагон резко дернулся, затрясся и со скрипом остановился, женщины попадали – это Угрюмый сорвал стоп-кран.
Выбежала возмущенная проводница со связкой ключей: - Кто посмел?! – заорала она.
Угрюмый ловко выхватил у нее ключи и так же ловко открыл дверь тамбура. В предбанник тамбура к нему протискивались жена, проводница и теща.
- Вы мне всю жизнь отравили, - пытаясь опустить ступеньки, сказал Угрюмый.
- Мы тебя кормим, поим …, - удивилась жена.
- Отдай ключи, - потребовала проводница.
- Нет, опустите ступеньки – отдам.
- Ну-ка к ноге, домой! – теща ухватилась за его руку. - Тварь, неблагодарная.
- Я сейчас выпрыгну, лучше откройте, - сопротивлялся он.
- Да, куда ты прыгнешь, выше хрена все равно не прыгнешь.
- Пусть прыгает, - разрешила теща.
Тут раздался звон разбитого стекла, в тамбуре  выбили окно. Все оглянулись на звук.
- Неужели опять, - проговорила проводница.
- А, что это было? – поинтересовалась жена Угрюмого.
- Это местные лиходеи, бродяги, тормозят и подаяния просят.
Снизу донеслись жалкие голоса: - Подайте на пропитание.
Женщины выглянули на голоса и увидели прыгающего вниз Угрюмого. Они наблюдали как он скатывался по глубокому карьеру, а снизу, наоборот, лезли оборванные люди с воплями: - Спасите, помогите!
- Да, напрасно он это сделал, оттуда еще никто не возвращался. И главное с ключами сиганул, сволочь.
На звон разбитого стекла в тамбур вбежал и Иван Иванович, тем более, что поезд остановился. Взглянув в окно, он обомлел. Напротив стоял поезд, в вагоне которого напротив высвечивалось окно, он увидел своего сына и жену, играющих надувным шариком. Мальчик заливался от смеха.
 - Нашел, - прошептал Иван Иванович и перешел на крик, - Эй, вы слышите меня, мои любимые!
- Как же они через стекло услышат, соображать надо, - резонно заметила проводница.
- А этот поезд, напротив, на юг?
- На юг, на самый, что ни на есть настоящий юг, - подтвердила проводница.
- Тогда откройте мне эту дверь.
- Да, я бы открыла, только этот псих с ключами выпрыгнул.
Иван Иванович заметил в углу висящий огнетушитель. Он сорвал его и высадил стекло, обрезая пальцы, вытащил осколки из рамы и выпрыгнул в полученное отверстие.

Стрелочник – будка

Спрыгнув вниз, Иван Иванович, что есть мочи, побежал к вагону, споткнулся о булыжник, поднялся, побежал дальше,  с вытянутыми вперед, окровавленными пальцами. Добежав до вагона, Иван Иванович начал колотить холодное железо под светлым окном купе, где находилась его семья.
- Услышьте меня, мои хорошие, мои родные, любимые мои!
- Ты что инвентари ломаешь, - донеслось до него.
Он, оглянулся и побежал на крик, кричала проводница вагона:
- Вы, что, спятили? Мы сейчас отправляемся, а Вы …
- Этот поезд на юг? – перебивает ее Иван Иванович.
- Да, на юг, - закрывая ступеньки тамбура, обрадовалась проводница.
- Пустите меня, - взмолился Иван Иванович, - У меня там семья моя родная едет, мне нужно к ним.
- Извини, милок, у нас в вагоне начальник поезда с проверяющим – зайцев не берем.
- Да я не заяц, не заяц, мне бы к семье попасть, и билет есть.
- Беги в соседний вагон, поезд тронулся, - там ребята удалые, может пустят.
Тамбур с молодыми проводниками поровнялся с Иваном Ивановичем. Поезд набирал ход. Иван Иванович вцепился в поручни и, поджав ноги, оперся о лестницу. Перед ним стояли два проводника – жлоба. Грызли семечки:
- Ты глянь, а говорят с карьера никто не возвращается.
- Пустите меня, я вас прошу.
- Ты, дядя, с какого круга поднялся, совсем нюх потерял, - плюя шелухой на Ивана Ивановича, загоготал жлоб, что побольше.
- Нет, мне нужно к своим любимым родным, умоляю вас.
- Да пошел ты, - и с этими словами он стал бить ногой по рукам Ивана Ивановича, но тот держался цепко и бубнил одно и то же.
- Во, клещ присосался, - удивился проводник, - Ну-ка тащи сюда освежающие шарики, обратился он к напарнику, что помоложе.
- Может не надо, - засомневался тот.
- Не понял, ну-ка быстро сдриснул.
Поезд набрал ход, и ветер завывал в тамбуре. Жлоб наклонился к Ивану Ивановичу: - Тебе, что любовь дорога? - поинтересовался он.
- Да, конечно, что же еще.
- Тогда получай, - и высыпал в лицо Ивану Ивановичу совок горящих  углей.
Многие угли сдуло, но некоторые застряли в волосах и под глазом, тот, что попал в рот, он выплюнул.
- Ты смотри, скотина, как держится? – жлоб начал бить его совком по голове, но тщетно, Иван Иванович врос в вагон.
- Тащи кочергу, - крикнул жлоб помощнику.
- Ишь  ты, любви ему захотелось, а кто же ее не хочет?
С раскаленной кочергой подбежал помощник: - Давай быстрей, - взяв кочергу, сплюнул на нее и со всей жестокостью прижал раскаленное железо к запястью Ивана Ивановича.
- Больно! - взвыл Иван Иванович.
- Это от нас, с большой любовью, - заржал жлоб, и прижег ему вторую руку, - Опять держится? – удивился он. - Ну, держи, - и,  с разгона, сильно ударил Ивана Ивановича ногой по голове.
Тело Ивана Ивановича отлетело от вагона.
Иван Иванович очнулся от дикого холода, лежа на боку. Тело начинало сводить судорогами.
 - Надо вставать, - сам себе приказал Иван Иванович, но оперевшись руками о землю, рухнул от боли. Перекатившись на спину, с помощью локтей он с трудом встал на ноги. Его морозило. Поднял голову – над ним были мириады звезд больших и маленьких, мерцающих и светящихся постоянно.
- О, Боже мой! - вознес руки к небу. - Помоги мне, Господи!
Опустив голову, он увидел, что стоит рядом со сторожкой. От нее  веяло теплом и уютом.
Дымилась труба. Иван Иванович постучался в окошко.
- Да, - послышалось ему.
Наш замерзший герой подковылял к дверям и ввалился в сторожку. Здесь тепло и еще уютнее, чем казалось снаружи. Под потолком светил керосиновый фонарь. На простом деревянном столе - горящая свечка, иконка и книга. Все пространство светилось от свечки желтым цветом. Иван Иванович подошел к столу. Книгой оказалась Библия. Он раскрыл страницы и первое, что прочитал: все суета сует и томление духа.
В сторожку вошел стрелочник, напоминающий доброго гномика. Стряхнув со своего черного одеяния снег и положив инструмент в угол, промолвил:    
- Заждался я тебя, братец.
Иван Иванович от удивления только и проговорил:
- Добрый вечер.
- Добрый, конечно, добрый, каким же ему еще быть, а я вот стрелки передвигал – чуть палец не отморозил, - засмеялся он детским голосом.
- Ты присядь, Иванушка, сейчас чайку попьем, согреемся. В ногах правды нету. И он чудесным образом достал из тумбочки два железнодорожных стакана с дымящимся, ароматным чаем. Поставив их на стол, он перекрестился на свечу и с поклоном произнес:
- Боже милостив, буди мне грешному. Ты пей чаек-то. Чаек силу дает, - угощал старик, аппетитно отхлебнув из своего стакана.
Иван Иванович сидел как в благостном сне.
- Вот и ладно, вот и хорошо, - начал стрелочник, раскладывая и перебирая свой диковинный инструмент, - И нет мира тому, Ванечка, кто много заботится о своем будущем: он несчастен прежде несчастья. Желая обладать предметами, в которых полагает свое счастье и не находя полного удовлетворения, он чувствует, что ходит словно по трясине, готовый провалиться каждую минуту. А при этом, какой покой? Не уверенный в постоянстве радости и каждоминутно боясь беды, не имеет он возможности и насладиться настоящим счастьем. Страх потери в будущем,  как скорбь о потере уже совершившейся,  одинаково, болезненны и тревожны для души. Так, что, никогда не бойся. Ну, а мне, уже пора стрелки переводить. Бог в помощь, - и с этими словами старец вышел. 
Очарованный словами стрелочника, Иван Иванович наконец-то прозрел:
- Трус, - от досады он топнул ногой, и тут … вся сторожка задвигалась, фонарь под потолком начал раскачиваться. Библию с иконой Иван Иванович едва успел поймать. Потянулся, было, к свече, но сторожку так тряхнуло, что свеча упала и погасла. Светила лишь керосиновая лампа, раскачивающаяся на потолке.  У Ивана Ивановича было ощущение, что его несут куда-то в большой коробке. Он падал и ударялся об углы комнатенки.
- Иван Иванович, Иван Иванович, - резанул слух голос помрежа.
Артист насторожился.

Сцена
Четыре здоровых рабочих сцены, кряхтя, ставили с плечей сторожку на пол в кулисах театра.
-Тяжелый что-то сегодня домик.
- Ну.
- Это, наверно, с бодуна.
- Говорил, похмелиться надо.
Вбегает помощник режиссера: - Ивана Ивановича не видели?
- Нет, - хором ответили рабочие.
- Куда же он мог подеваться? - оглядываясь по сторонам, проронил помощник и заметил свет в сторожке.
- Это, что за безобразие? – наскочил он на монтировщиков. - Кто позволил раньше времени зажечь лампу?
- Она сама горела, - оправдывался рабочий.
- Это не мы, - подтвердил другой.
- Пожар хотите устроить, театр спалить! Уволю! – с этими словами он оттолкнул монтировщика, зашел в сторожку и увидел перед собой Ивана Ивановича.
- Ах, вот Вы где прячетесь? – подпрыгнул от радости помреж. - Скоро Ваш выход.
- Я никуда не пойду, - отчеканил Иван Иванович.
- Ага, повторяется как в прошлый раз. Вы, что, боитесь? – ехидно спросил помреж.
- Нет,  - подумав, ответил Иван Иванович и решительно вышел из декорации.
На сцене шел спектакль. Две тучные актрисы голосили навзрыд:
О, не мешайте мне рыдать, вопить,
Терзать себя и проклинать судьбу!
Вступив в союз с отчаяньем, воюю
С душой своей, сама себе я враг!
В кулисах как обычно происходила рабочая суета. Раздался удар колокола.
- Пора, ложитесь в носилки, - суетился помреж.
- Какие, позвольте, носилки, - гневался Иван Иванович. - Это не моя роль.
- Как это не Ваша? Погодите, Вы свой реквизит в руках держите: свечка, иконка и книга?
- Да, - ответил Иван Иванович.
- Ну, так ложитесь, Вас пора выносить.
- Как это, выносить? – удивился Иван Иванович.
- Кончайте валять дурака, Вы нам спектакль сорвете.
- Нет, это не моя роль.
- Как это не ваша, Вы, что тут из себя корчите? По приказу директора теперь это Ваша роль.
- Плевал я на директора, - невозмутимо ответил Иван Иванович.
- Какой храбрец, - раздался за спиной Ивана Ивановича низкий женский голос. И в ягодицу ему впилась холеная, ногтистая рука.
- Вы, что, роль забыли?
- Нет.
- Тогда чего же вы боитесь? Ложитесь в носилки и вперед на сцену, живо, быстренько!
 Иван Иванович торжественно встал на носилки и совершил глубокий поклон.
- Не затягивайте церемонию, зажгите ему свечу, - раздавался голос директора, - Помогите ему, придурки, лечь на реквизит. Ибо Иван Иванович продолжал стоять в глубоком поклоне, но уже на коленях. Все кинулись исполнять волю директора.
- Не надо, я сам, - строго отрезал Иван Иванович и уверенно лег на носилки.
На грудь ему положили книгу, иконку, в руки вставили свечу. Зажигая ее помреж прошептал на ухо:
- Все, замрите, Вас больше нет.
Статисты взвалили носилки на плечи и вышли на сцену. Там продолжали голосить актрисы:
Он о трагедии оповещает:
Эдуард, мой муж, твой сын, король наш – мертв!
Как жить ветвям, когда подрублен корень?
Как зеленеть листве, коль высох ствол,
Кто хочет жить – давайте плакать вместе,
Кто хочет умереть - поторопитесь,
Чтоб души быстрокрылые, настигнув
Дух короля,  ему служили верно
Там, в королевстве вечного покоя.
На сцене его положили на помост, раздался удар колокола. Это напомнило Ивану Ивановичу сцену из детства, когда после службы возле деревянной церкви руки матери нежно ласкали его по голове.
- Мам, ну я побежал?
- Беги сынок, только поосторожней.
- Хорошо.
И вот он, маленький Иван Иванович, радостно скачет по солнечной полянке одуванчиков. Его золотистые волосы нимбом светились на контражуре. Звучали щебетание птиц и его смех. Как вдруг раздался грозный удар колокола. Мальчик обернулся на бегу, подвернул себе ногу и упал.
Ивана Ивановича от воспоминаний переполняли чувства, на душе было больно, он привстал на носилках, по лицу текли слезы. Перекрестившись, Иван Иванович благоговейно начал читать «Отче наш» вразрез с действиями на сцене. В кулисах паника, актрисы убежали со сцены. Ему шикали, топали гневно ногами, но он  шел, продолжая свой монолог, приближаясь к зрителям: «Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим;  и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого».
Из-за кулис в него бросали огрызки яблок, банановые корки и даже сапог. Но, выйдя на авансцену, и, закончив молитву, Иван Иванович упал на колени. Зал взорвался от восторга. Публика ликовала. На него посыпались цветы.
- Браво, браво, на бис, рипитэ! – доносилось из зала.
Иван Иванович, сгорбившись на коленях, заплакал. Срочно дали занавес. К нему подбежало полтруппы, и начали жестоко избивать. Аплодисменты и крики стихли. Насытившись расправой, коллеги разошлись по кулисам. На сцене выключили свет, осталась гореть только дежурная лампочка.
Вышла уборщица:
- Иван Иванович, вы бы шли отсюда. Этот спектакль уже закончился, вон монтировщики на завтра декорацию городят, - на сцене шла суета по монтировочной работе.
- Спасибо, - поблагодарил Иван Иванович.
Тут открыли занавес, обнажив черный провал портера, и лишь только из входной двери в зал пробивался свет. Перекрестившись, Иван Иванович продолжил молитву и пошел на свет:
- Пресвятая Владычице моя Богородице, святыми Твоими и всесильными мольбами отжени от мене смереннаго и окаяннаго раба Твоего, уныние, забвение, неразумение, нерадение, и вся скверная, лукавая и хульная помышления от окаяннаго моего сердца и от помраченнаго ума моего; и погаси пламень страстей моих, яко нищ есмь и окаянен. И избави мя от многих и лютых воспоминаний и предприятий, и от всех действ злых свободи мя. Яко благословена еси от всех родов, и славится пречестное имя Твое во веки веков, Аминь.
Силуэт Ивана Ивановича идущего по проходу зала к выходной двери, растворился в сиянии. Все стало белой картинкой, которая, сужаясь, превратилась в одну из мерцающих звездочек в космосе неба.


В киноповести использованы фрагменты из трагедии В. Шекспира «Ричард III».