Встречи на высшем уровне

         
             Встречи „на высшем уровне”



    Тамбов. 1955 год. У власти новый глава страны Н.С. Хрущёв. Ведёт себя необычно, в чём-то непривычно демократично. Уже началось робкое осуждение репрессий сталинских времён. Появились некоторые прозрачные намёки на коренные перемены в жизни страны, в которые как-то пока не верилось – ещё не „оттепель”. Хрущёв ездит по стране, общается с народом. Такого раньше  никогда ещё не было. Прежний „хозяин” и его соратники были небожителями, на грешную землю не спускались. Видели их только  на трибунах, в президиумах, в основном, в выпусках кинохроники , на страницах газет да на портретах, развешанных везде и всюду.. И вдруг такое... Похоже, что-то меняется, но поверить в это трудно.

     Вот в это время  у нас прошел слух, что в Тамбов приедет Хрущёв и проведёт совещание по сельскому хозяйству  Чернозёмного центра страны. Именно слух.   Нкакой информации по поводу таких событий, даже самого понятия „СМИ” - в теперешнем его понимании -  ещё и в помине не было. Слух  косвенно подтверждался тем, что власти Тамбова стали лихорадочно ремонтировать дороги, заново прокладывать асфальт от железнодорожного вокзала   до стадиона „Динамо”- в другом конце города,  где будто бы должно было проходить какое-то мероприятие. Ну, естественно, и дома и заборы на этом пути марафетили – ремонтировали, красили. Вобщем, привычный  набор мероприятий в стиле российских потёмкинских деревень.

     Наступил день”Х”. Привокзальная площадь  оцеплена войсками и милицией с вкраплением сотрудников КГБ в штатском. На перрон никого не пускают. Нам, троим выпускникам Харьковского Юридического института, доверено вместе с работниками КГБ ( в то время  их число уже сильно сократилось в сравнении с недавними, прежними временами) встречать поезд, в котором должен прибыть  Хрущёв. На перроне избранное местное руководство во главе с первым секретарём обкома партии А.М. Школьниковым ( впоследствии он – первый секретарь Волгоградского обкома, потом  председатель Совмина РСФСР, председатель народного контроля СССР).

     Прибывает поезд из Москвы, останавливается. Быстро  организовали высадку  и посадку обычных пассажиров и полностью очистили от посторонних  платформу. Хрущёв прибыл в отдельном  вагоне, прицепленном к  скорому пассажирскому составу, следующему из Москвы. К этому вагону и устремилось высокое областное начальство - встречать вождя. Я находился поблизости от места встречи, и мне  всё было хорошо видно. Никита Сергеевич вышел из вагона в светлом  габардиновом плаще –„макинтоше” свободного покроя. На голове - широкополая шляпа, низко надвинутая, аж до ушей, на его лысую голову.  Лицо  мрачное.  Сухо поздоровался со встречающими, что-то  буркнул и, оставив и их, и свою собственную свиту, пошел в одиночестве прогуливаться по опустевшему перрону, заложив руки за спину.

    Все и всё замерло  в ожидании. 
   Тишина. И вдруг... Как из под земли, на перроне появляется фигура пьяненького мужика, в грязноватой одежде  (явно где-то „отдыхал”). До сих пор для меня загадка, как он сюда попал, как проник сквозь многочисленную охрану и заграждения. Но факт тот, что как-то просочился...
   Увидев Хрущёва,  сразу узнал его (портреты же везде , и на улицах, и в газетах), радостно  заулыбался и, раскрыв объятья, громко закричал:

   -Никита Сергеевич, здоров, дорогой ты наш!
    А тот в ответ:
   -А ты какого хрена здесь делаешь?!

   Радость от встречи на лице пьяндылы сразу померкла. И, как водится у пьяного русского человека,  мгновенно перешла в  агрессию:

   -Я рабочий человек, выпил за свои, а домой не могу попасть -  вокзал окружили, на перрон не пускают, поезда не ходят из-за тебя, мудака!
 
  И всё это, как водится,  перемежая: „...мать-перемать”
 
   А вождь в ответ:

  - Да какой ты, нахрен, рабочий! Ты пьянь. Настоящий советский рабочий так себя не ведёт. Из-за таких, как ты, все неприятности в стране!

  -Это из-за меня-то?! Да я вкалываю день и ночь. Ты спроси моё начальство!

  -Нечего мне спрашивать. И начальство у тебя говённое, раз ты такой!

  -А от тебя какой толк?! Вишь, вырядился, гладкий какой  под шляпой. Да пошел ты на х...! Я хоть на свои пью! И семью сам кормлю. А ты...

   Они сошлись совсем близко. Оба размахивают руками.

   Всё начальство на перроне, кагэбэшники во главе с начальником областного управления, полковником В.И. Дмитриенко, многочисленная милиция. Все замерли, не зная, что делать, готовые к прыжку по первому сигналу.
 
    Но Хрущёв, почуяв это, сделал знак, чтобы не мешали, не лезли, стояли на месте. И он, и пьяный работяга вошли в раж, орут друг на друга, матерятся без всякой тематики, так, отводят душу по классическому образцу: „а ты кто такой!”.

   Мне, тогда молодому юристу, следователю, никогда до того не видевшему воочию „вождей”, стало ясно, что встретились два совершенно  одинаковых по духу, по культурному , да и по интеллектуальному уровню мужика, один пьяненький, а другой трезвый и  почему-то начальник.  А так, вполне равные и по поведению, и по  лексике, и по привычному хамству.  Если бы я не знал, что один из них глава государства, Хрущёв, то проходя мимо и увидев такую сцену, даже не обратил бы внимания: обычная разборка двух мужиков!...
   А тогда эта картина и этот мой вывод меня  потрясли. Но, как я понял, или мне так показалось, только меня...

   Хрущёву вскоре его собеседник надоел, он всердцах плюнул себе под ноги, окончательно послал мужика  на ту же, часто употребляемую букву, подошел к своему вагону и, едва кивнув всем, скрылся в нём.

   Поезд тронулся. На работягу тут же накинулось человек десять, скрутили его и  - „в кутузку”.

   Оказалось,  ещё в пути Хрущёв передумал совещаться в Тамбове. Сообщать об этом встречавшим – много  чести. И так поняли. Обычный стиль отношений на таком „высоком” уровне.

   (Вскоре после этого приезда в Тамбов задуманное  совещание провели в центре Черноземья, в Воронеже. Сейчас  мало кто помнит, но на том совещании  было приято „историческое” решение: „догнать и перегнать Америку по производству мяса и молока на 100 га пашни”. С такой инициативой, исходившей, якобы, от всего советского колхозного крестьянства, выступила председатель колхоза им. Коминтерна Мичуринского района Тамбовской области Андреева. Вскоре я стал свидетелем большой  трагедии, разразившейся в деревнях Тамбовской области в связи с реализацией этого предложения...)
 
   Ну, а  что же произошло с героем  (вторым) моего повествования?

   Схватить-то этого „собеседника” первого лица в государстве схватили, а что с ним делать дальше?  Непростой для органов госбезопасности вопрос. Запросто сделать из него террориста, покусившегося на  вождя,  как это делалось раньше? Не получалось.  Не те времена,  и КГБ уже не то... Тогда они сами все были в напряжении, сидели и  боялись возможных перемен. Грехов  было много. И как оно дальше будет, никто не знал.

   Поэтому мужик  сидел, а вокруг  кипели страсти. Комитету ГБ в Москве да и в Тамбове, не хотелось раздувать дело, потому что в этом случае, как ни крути, все виноваты: проглядели, не досмотрели...  Непонятно, как  отреагирует „дорогой” Никита Сергеевич, когда вернётся в Москву. Бедный Василий Иванович Дмитриенко, начальник Тамбовского КГБ, ну прямо испереживался весь, ведь могли же уволить с работы! (Так случилось, что мы с   женой  были близко знакомы с Василием Ивановичем  и его семьёй:  наш сосед по квартире в Харькове Алексей Иванович Дмитриенко, простой рабочий завода им. Малышева,    родной брат Василия Ивановича познакомил нас с ним). 

   Вскоре из Москвы сообщили, что „Сам”  вернувшись из этой поездки, ничего не вспоминает о тамбовском происшествии  и пребывает в хорошем настроении. Так что, разбирайтесь, мол, сами. Но ведь разбираться-то не в чем! Не заведёшь же дело о хулиганстве,  где потерпевшим оказался Хрущёв!

   Вышли из положения так: вызвали главврача психиатрической больницы Писарницкую ( в нашем кругу у неё была кличка „Психарницкая”. Как многие работники  этой специфической профессии, она  была слегка „с приветом”) . С „органами”  всегда состояла в хорошем контакте. И без проблем установила, что обидевший руководителя страны гражданин находился в состоянии патологического опьянения и был невменяем. Привлекать его при таких обстоятельствах  по закону нельзя. Можно сказать, повезло мужику фантастически.

  Ну, а работники, проявившие халатность по службе,  проморгавшие его нежелательное появление, где не положено, понесли символическое наказание. О чём и доложили в обком партии и в Москву вышестоящему начальству.
 



   А вот ещё одна история, когда мой путь неожиданно   ещё раз пересёкся с  тем же Н.С Хрущёвым.  И, что удивительно, опять на железнодорожном вокзале!

    1963 год.  Я уже в Харькове, начальник уголовного розыска Краснозаводского района. Работа собачья. День и ночь, без выходных, без праздников. Каждый день преступления, которые нужно раскрывать, раскрывать... Это не в фильмах, где одно преступление раскрывают десятки сотрудников, весь город, чуть ли не вся страна...

  В один из дней заходит ко мне в кабинет начальник райотдела. Сразу настораживаюсь. Раз не вызывал к себе, а  пожаловал сам,  значит  какая-то гадость и, скорее всего, не по делу. Ехидно улыбается:

     - Заработались вы тут, сыщики-алкоголики! (Это - чтобы сразу лишить сопротивляемости) – Ну, ничего, завтра отдохнёте. Завтра прибывает Главный!
 Выразительно посмотрел наверх, как в небеса, хотя  там был лишь давно не белёный, насквозь прокуренный потолок моего кабинета. И продолжил:

     - Во главе всех своих сыщиков  завтра  к девяти ноль ноль быть в линейном отделе милиции Южной железной дороги!

     По его мнению, участие в этой акции для нас будет отдыхом.
С моей стороны последовала длинная очередь русских слов, так облегчающих душу...

    Назавтра была намечена масса мероприятий: разбираться с сидящими в камере задержанными – собирать доказательства их виновности или, наоборот, отпускать из-под стражи; встречи с агентурой и т.п.. Обычная текучка, всякие  неотложные дела, перечислять которые  можно  до бесконечности. Да ещё, чтобы выполнить  команду начальника, надо собрать сыщиков, которые, как всегда, „на территории”, а  значит, нигде, растворились, попробуй их всех найди...

   Мобильников тогда не было... Да и вообще, один телефон на весь  уголовный розыск райотдела. Одна легковая машина, и та - моя частно-личная „Победа”, которая нещадно эксплуатировалась, в основном,  для борьбы с преступностью.

    Но, как всегда, как-то всё образовалось. Собрал я своих сыщиков. Готовы выполнять задание. Поскольку операция намечалась в районе  железнодорожного вокзала, мои ребята настоятельно посоветовали мне связаться с начальником  уголовного розыска линейного отдела, обслуживающего  железную дорогу Малеевым Виктором. Мы с ним симпатизировали друг другу, были даже в дружеских отношениях. Умница, живой, подвижный,  цыганистого типа, всегда искрящиеся юмором глаза. Чем-то очень напоминал мне известного киноактёра  Петра Глебова в роли Григория Мелехова из „Тихого Дона”.   С Малеевым у нас  была не только личная взаимная симпатия, но и  деловой контакт, хотя  по службе особенно  связаны не были. Он дорожил важной оперативной информацией, которой я иногда снабжал его, имея агентуру среди железнодорожных „гастролёров”.

 В таких нудных мероприятиях, как эта предстоящая встреча высокого лица, по-существу,  никакой оперативной работы не было. Так, чистая  потеря времени. Мои сотрудники не раз участвовали в них и хорошо ориентировались в том, что хоть как-то  могло скрасить эту нудоту. Зная  о  моих отношениях с Малеевым,  хотели их использовать, поскольку от него зависело, кто и где будет располагаться во время встречи „Главного”. Основной же их интерес был в том, чтобы Малеев, как „принимающая сторона”,  по негласно существующим у нас правилам, после благополучного завершения мероприятия накрыл  „круглый стол”, то есть организовал  для всех нас пьянку. Вот они и нацеливали меня...

    На следующий день ровно к 9-ти мы прибыли в линейный отдел. Набился полный зал оперативников. До 10-ти кого-то ждали. Наконец, прибыл важный чекист и сообщил, что в Харьков прибывает Пассажир № 1. Под таким грифом проходил Хрущёв, которого в то время уже все,  без всякого пиетета, называли просто „Никита”. Чекист долго и нудно  разъяснял, какая выпала нам честь встречать и охранять, и тому подобное, что уже никто  всерьёз не воспринимал.  Другой  из этой же „конторы” рассказывал о международной обстановке, об американском империализме, о всяческих происках и ещё о чём-то в том же духе. Третий  из их команды просил обратить внимание, чтобы, не дай Бог, не появились какие-либо плакаты, листовки, выкрики. Милицейский начальник требовал обращать внимание на пьяных, пресекать  хулиганские выходки.

 В общем, весь этот кошмар – инструктаж – продолжался до 2-х часов дня. В перерывах я договорился с Малеевым, чтобы он расставил нас  на платформе, куда подадут правительственный поезд. Такую дислокацию подсказали мне мои сотрудники.  Хотели   увидеть  правительственный  состав, обслугу, особенно, девушек из её числа.  Говорили, что они там „отборные”. Раз уж попали на это ответственное мероприятие,  так хоть поглазеть на другую, недосягаемую для нас грешных, и потому такую таинственную и такую красивую, жизнь!

    Я спросил у Малеева:

   -А что  Никита будет делать в Харькове?

   –Да ничего – ответил он. – Поезд остановится, в него загрузят  ряженку, которую  специально привезли из Полтавы. Он водочку закусывает ряженкой, и только Полтавской.

  Я ошалело посмотрел на него:

   -Врёшь
 
   Он подвёл меня к охраняемой комнате, приоткрыл дверь. Там стояли  ящики с ряженкой!

     3 часа дня. Пассажир №1 должен  прибыть к 16-00. Вокзал уже  полностью оцеплён, на перрон никого не пускают, большая Привокзальная площадь  запружена тысячной толпой недовольных людей, стремящихся в конце рабочего дня попасть на пригородные электрички, ехать домой. Тщетно! Мы все  голодные, кроме пирожков и бутербродов с засохшим сыром и подозрительной на вид колбасой „второй свежести”, поесть нечего. К тому же, на дворе отвратительный, неприятный, холодный зимний день. Снега нет, мороз градусов 20, да с ледяным ветром, который  поднимает пыль, неубранный мусор с безснежных дорог и тротуаров. Оосбенно он ярился и сквозил на платформе, где мы находились, и на которую должен был прибыть этот чёртов поезд. Это - не 1-я платформа  перед зданием вокзала, у стен которого можно было бы укрыться от ветра, а  зажатая – в целях безопасности! – с обеих сторон пустыми составами, вагонами прикрытия, платформа. с каждой стороны её, по-моему,   было по два таких состава. В них  находились лишь сотрудники „органов”. Станция вымерла. Ничего не двигалось. Одеты мы „ по-городскому”, в обычных демисезонных пальто, в туфельках и отчаянно мёрзнем. Тогда зимние мужские сапоги ещё  в моду не вошли. 

   На всякий случай я приставил к Малееву двух своих оперативников, чтобы он никуда от нас "не слинял" (не смылся!) после  убытия Пассажира №1. Забегая вперёд, скажу, что мои орлы с этой задачей успешно справились.  Поползновения незаметно улизнуть у Вити были. И не мудрено: ведь  число „отмороженных”, жаждущих согреться питухов  было внушительное!
 
    Поезд запоздал более, чем на час.

   Наконец красавец - состав медленно, я бы даже сказал,  величаво  вполз на перрон, как будто нарочно, чтобы мы и другие ожидающие могли полюбоваться видом этого сверкающего огнями поезда и свиты Главного Пассажира страны.

    Действительно, было на что посмотреть:  лощёные лейтенанты  из охраны в новенькой, щегольской форме, юные красавицы - официантки в белых фартучках и кокетливых, туго накрахмаленных кружевных кокошничках на пышных причёсках – все они  красовались в окнах медленно ползущих по перрону вагонов, давая возможность желающим внимательно рассмотреть себя. Соотоял состав из дюжины вагонов, последний - с откидным трапом, в нём находился автомобиль – „членовоз”.
 
    Как же всё изменилось! В 1955 году  Хрущёв  ездил в отдельном вагоне, прицепленном к обычному пассажирскому составу.  А в 1963 году он следовал уже  в персональном составе из 10-12 вагонов...
 
    На перроне, кроме нас,  главу государства ожидало высокое харьковское начальство во главе с 1-м секретарём обкома партии Григорием Ивановичем Ващенко. Когда поезд остановился, все они подошли к вагону, где находился  Хрущёв. Долго вообще никто не выходил, и эти важные представители власти униженно топтались на месте, на морозе. Затем, через некоторое время вышел какой-то молодой человек, пожал всем им руки,  постоял  с ними, пока ... погрузили ряженку!

   После чего электровоз пронзительно загудел, поезд тронулся и...   был таков!
 
   Витя Малеев оказался прав! Ни Хрущёв, ни кто-либо из его известных помощников не вышел хотя бы на минуту  пообщаться с встречавшими их руководителями области и города.    По-прежнему господствовал этот хамски-пренебрежительный стиль отношений вышестоящих представителей власти с нижестоящими!

   Ну, а мы, вздохнув с облегчением и произнося про себя всё, что думалось в этот момент,  бегом рванули к Малееву и вместе с ним - в красивейший в то время в Харькове ресторан вокзала „Харьков-Пассажирский”. Ели и пили  много и долго. На душе было мерзко и гадко от бездарно проведенного дня, испытанного  голода и холода. А таеже разбирал   стыд за людей, которые мёрзли на площади у вокзала, за тысячи других пассажиров, которые по всей железной дороге от Москвы до Харькова сидели в стоящих на запасных путях вагонах.
И за такое пренебрежение к уважаемым людям  города.

    Мы пили и обсуждали эти свои впечатления и ощущения. К тому времени Никиту уже откровенно презирали и не боялись говорить об этом вслух.
 
     Но! В том, что мы могли вот так открыто, никого не боясь,  чертыхаться по его адресу, что у людей исчез с т р а х , господствовавший над всеми  долгие годы сталинского режима (не  то, что в 1955 году в Тамбове!) была  великая заслуга этого неоднозначного по своей исторической роли государственного деятеля.

    Тогда, сидя в ресторане, об этом наверняка никто не задумывался, а сейчас стоит об этом напомнить и по-справедливости  оценить.

   Ну, и последнее,  по теме всего этого эпизода. Обманул я читателя: вторая-то встреча с вождём не состоялась: не вышел ко мне Хрущёв!