Шлюха Дней

Сергей Могилевцев









ШЛЮХА ДНЕЙ










комедия











УЧАСТВУЮТ:

А н д р е й  П а в л о в и ч  В е н с к и й, известный писатель, живущий в уединении в Крыму.
В а с и л и й  О с и п о в и ч  З в е з д о п а д о в, его гость.




Дача  В е н с к о г о  на склоне холма.  Просторный кабинет, похожий на пещеру, заставленный книгами и рукописями, которые стоят в шкафах и громоздятся на антресолях. На одном из шкафов старый глобус,  несколько ваз и икон, сбоку давно остывший камин. На стенах картины и иллюстраций к произведениям  Венского,  внизу какие-то древние редкости:  пифос с отколотым краем, пара греческих амфор, камни со стершимися барельефами. В глубине большой письменный стол с креслом, за которым сидит сам  хозяин, справа от него на стене двуствольное охотничье ружье, в противоположной стороне комнаты диван и несколько стульев. Пол покрыт ковром, в вазе на столе давно увядшие цветы. Одну из стен почти целиком занимает большое окно, сквозь него видны горы и  облака.
Венский  один за письменным столом перед стопкой бумаги и ручкой; сидит, глядя то в стол, то в окно; очевидно, он ожидает кого-то.
Появляется  З в е з д о п а д о в,  входит, с  интересом оглядывается по сторонам, некоторое время привыкает к полумраку кабинета  В е н с к о г о. Наконец замечает в глубине комнаты самого  х о з я и н а.


З в е з д о п а д о в. Здравствуйте, я не опоздал?  К вам  сюда не так-то легко добраться!
В е н с к и й (смотрит на лежащие на столе часы). Нет,  вы как раз вовремя, секунда в секунду.


Встает, подходит к  З в е з д о п а д о в у,  пожимает ему руку.


З в е з д о п а д о в (пожимает в ответ руку В е н с к о г о). Я вообще люблю пунктуальность,  и всегда заранее, особенно в таких сложные случаях, как  сейчас, обследую местность, и даже иногда с хронометром прохожу весь маршрут. Точность - вежливость королей! Этого правила я стараюсь держаться в своей жизни.    Работа с клиентами, знаете-ли, заставляет всегда быть в форме, и учит не расслабляться.  Чуть расслабился - сразу же получил удар ниже пояса, а то и чего-нибудь похуже, о чем даже не хочется сейчас говорить. (Осматривается вокруг, ища, куда можно присесть.) Вы не возражаете, если я здесь приземлюсь? (Показывает на диван в глубине комнаты.)
В е н с к и й (с преувеличенным радушием). Нет, нет, пожалуйста, извините, что сам вам не предложил! (Театрально указывает Звездопадову на диван, и даже помогает ему усесться, поддерживая  под руку и вручая ему поставленный на пол портфель.) Так вы говорите, что профессия научила вас  быть всегда начеку? А кто вы, если не секрет, я, знаете-ли, не очень понял это из нашего телефонного разговора: коммивояжер, адвокат, странствующий проповедник? У меня здесь, в этой пещере (широкий жест по сторонам), бывали за последние годы и те, и  другие,  и третьи!
З в е з д о п а д о в (встает с дивана, протягивает  Венскому  руку). Звездопадов Василий Осипович,  и, как вы проницательно, своим, очевидно, писательским глазом, подметили, одновременно и коммивояжер, и адвокат, и странствующий проповедник, ибо в жизни пришлось заниматься и тем, и другим, и третьим. Но в данном случае я скорее выступаю в роли душеприказчика, так что принимайте меня именно в таком качестве.
В е н с к и й (пожимая протянутую руку З в е з д о п а д о в а, удивленно). Душеприказчика? это интересно, с таким мне, признаться, еще не приходилось сталкиваться. Простите, а чью душу, если не секрет, представляете вы в данном конкретном случае? (Отходит на шаг назад, пристально смотрит на  г о с т я.)
З в е з д о п а д о в (с приветливой улыбкой). Конечно, в этом нет никакого секрета, я представляю душу вашей умершей жены.
В е н с к и й (отступая на шаг назад, проводя рукой по лицу, словно отгоняя давно забытое видение). Моей умершей жены? так она умерла?
З в е з д о п а д о в (чрезвычайно предупредительно, даже радостно). Да, она умерла, и все дела, касающиеся урегулирования ее и ваших запутанных отношений, перешли теперь в мое ведение. (Показывает рукой на пухлый портфель.) Вы не возражаете, если я присяду?
В е н с к и й  (он еще не пришел окончательно в себя). Да, да, конечно, садитесь, мне тоже надо присесть. (Уходит в свой угол, садится за письменный стол,  некоторое время молчит, глядя в окно.)


З в е з д о п а д о в  усаживается на диван, открывает портфель, достает из него бумаги, раскладывает  их у себя на коленях.


В е н с к и й (немного придя в себя, после паузы). И когда это случилось?
З в е з д о п а д о в (очень доброжелательно, подавшись вперед). Простите, что?
В е н с к и й. Когда она умерла?
З в е з д о п а д о в (так же доброжелательно, с любовью глядя на  Венского). Три дня назад, в  прошлую пятницу, после длительной и тяжелой болезни.
В е н с к и й. У нее была длительная и тяжелая болезнь?
З в е з д о п а д о в К сожалению, да, но она, к счастью, не мучилась, потому что врачи сделали все возможное, и даже, если честно сказать, невозможное; она, между нами, страдала, но не настолько, чтобы это помешало нашим с ней длительным разговорам.
В е н с к и й Вы вели с ней длительные разговоры?
З в е з д о п а д о в (очень доброжелательно, с открытой улыбкой). Конечно, ведь это моя профессия, профессия душеприказчика - вести разговоры с умирающим  человеком! Я делал это множество раз, с людьми самого разного социального положения, от, простите, если  выражаться фигурально, королей - до последних нищих, и всегда честно и объективно выполнял поставленные  мне условия. Все, что уходящая в небытие душа желала передать остающимся жить родственникам и знакомым, все, что желала высказать она тем, кого любила и ненавидела при жизни, - вое это я самым скрупулезным образом записывал на бумагу, а потом передавал соответствующему адресату! (Похлопывает рукой по разложенным на коленях бумагам.)
В е н с к и й (с интересом глядя на  З в е з д о п а д о в а). Да, у вас нелегкая работа! И сколько, простите, душ, отправляющихся на тот свет, вы таким образом посетили? скольким клиентам вы оказали такие конфиденциальные услуги?
З в е з д о п а д о в (очень радостно). О, множеству, буквально тысячам, тысячам и тысячам! Быть душеприказчиком и выполнять посмертную волю совершенно безнадежных людей, очень часто людей проклятых и забытых, от которых давно уже все отвернулись - это моя первейшая обязанность, ставшая, можно сказать, первейшей профессией. Меня всегда приглашают к людям, которым никто, кроме меня, уже не сможет помочь. Звездопадов всегда нарасхват, его просят и туда, и сюда, он никогда не сидит без дела, и мотается, как угорелый, от одного умирающего – к другому!
В е н с к и й (внимательно смотрит на г о с т я). Прямо как священник, исповедующий умирающего человека!
З в е з д о п а д о в. Ну что вы, работа душеприказчика гораздо тоньше и сложней, чем работа священника! В работе священника все давно формализовано, он не отходит от давно выработанных канонов, а опытный душеприказчик, вроде меня, вторгается иногда в такие глубины и области, которые никогда не откроются самому проницательному священнику. Некоторые  клиенты, простите меня, иногда бывают так  откровенны с душеприказчиком, что описывают буквально всю свою жизнь, не скрывая ни малейшей подробности. (Обиженно.) Сами уходят, а нам потом, как ломовые  лошадям, тащиться с этим грузом в неизвестные дали!
Венский (странным голосом). Да,  нелегкая у вас работа! Скажите, а она, моя умершая жена, - она многое успела вам рассказать?
З в е з д о п а д о в (с очень приятной улыбкой). Многое - это не то слово, она рассказала практически все!  день за днем она описывала мне вашу с ней совместную жизнь, и в ответ попросила лишь одного - чтобы вы простили ее!
В е н с к и й. Разумеется, прощать умерших - это наша обязанность. Обязанность тех, кто пока еще остается живым. Скажите, а в каких условиях она умерла?
З в е з д о п а д о в (так же доброжелательно). О, условия были самые ужасные! Она давно уже  не жила в Москве, и вернулась в свою деревню,  из которой когда-то и выпорхнула, как беззаботная майская птичка, вскружившая голову вам, да и не только, простите уж меня, вам одному. Она совершенно обнищала, износилась, потратила все деньги, и умерла на руках какой-то странной полубезумной соседки, древней старухи, имеющей, кстати, взрослую идиотку-дочь.
В е н с к и й (задумчиво). Да, я помню эту старуху, и ее идиотку-дочь, они были ее соседями еще во время моего сватовства, когда мы вместе с Мартой приехали к ней в деревню.
З в е з д о п а д о в (с улыбкой). Вот вы и назвали ее имя!
В е н с к и й. Да, я давно уже не называл его вслух. С тех пор, как она меня бросила в очередной раз, и укатила в свои непонятные разгульные дали, а я в очередной раз остался здесь, в Крыму, в этой пещере, в этом чертовом склепе, который, возможно, станет мне в итоге настоящей могилой!
З в е з д о п а д о в (серьезно). Не торопите события!
В е н с к и й (очнувшись). Что?
З в е з д о п а д о в. Не торопите события, и не поминайте всуе имя черта, он еще к вам непременно придет!
В е н с к и й. Вы так считаете?
З в е з д о п а д о в. Помилуйте, я ничего не считаю, я только выполняю волю усопшей! Кстати, раз уж зашел разговор, и если вам действительно понадобится душеприказчик, можете смело рассчитывать на меня!
В е н с к и й. Он мне не понадобится.
З в е з д о п а д о в (он искренне удивлен). Не понадобится, но почему?
В е н с к и й. Я не собираюсь выворачиваться наизнанку, и раскрывать свою жизнь первому встречному. Простите, если чем-то обидел вас!
З в е з д о п а д о в (размахивая руками). О, не беспокойтесь, меня совершенно невозможно обидеть. Можно обидеть кого угодно, хоть бесчувственную каменную скифскую бабу, стоящую у входа в ваше жилище, но только, простите, не меня! Кстати, неплохую коллекцию древних горшков собрали вы, я рассматривал ее, когда шел мимо вашего дома!
В е н с к и й (отмахиваясь). Это пифосы, сосуды для хранения зерна и вина, я купил их у археологов, раскапывающих местную древнюю крепость. Так вы говорите, что она умерла в нищете, всеми забытая, на руках полубезумной соседки, и перед смертью попросила прощения у меня?
З в е з д о п а д ов. Совершенно верно. И прибавила при этом, чтобы, если это вас не очень затруднит, вы хотя бы вкратце вспомнили все с начала и до конца.
В е н с к и й (удивленно). Вспомнил все с начала и до конца?
З в е з д о п а д о в. Да, с начала и до конца, всю вашу совместную жизнь, со всеми ее взлетами и падениями,  со всеми уходами, проклятиями и примирениями. Это было ее непременным условием - вспомнить все, что имело отношение к вам обоим, даже если вам это и не очень приятно, и тогда она наконец-то оставит вас, и вы будете абсолютно свободны!
В е н с к и й (с возмущением, вскакивая из-за стола). Нет, это же надо: она наконец-то оставит меня, и я буду абсолютно свободны!! Да я и так совершенно свободен здесь, в этом чертовом склепе, на краю Ойкумены, а что касается ее, то она оставила меня уже очень давно! мне кажется, что она оставила меня еще с первого     дня нашего знакомства, раздавая по привычке улыбки направо и налево, и выставляя меня дураком перед всеми, в том числе и моими лучшими друзьями!

    
В возмущении ходит по комнате, размахивает руками.


З в е з д о п а д о в (с дивана, очень мягко). Такова воля покойной.
В е н с к и й (останавливаясь посреди комнаты). Воля покойной?
З в е з д о п а д о в. Да, воля покойной: вспомнить все, и разойтись, наконец-то, по-настоящему, так, чтобы  уже никому не мешать. Так, чтобы уже не зависеть от всех этих клятв, ненавистей и проклятий, от всех этих любовей, надежд и вечных обид, которыми была  переполнена ваша совместная жизнь! Ну как, согласны вы на такое условие?
В е н с к и й. Ау меня есть выбор?
З в е з д о п а д о в. По-моему, нет!
В е н с к и й (садясь за стол, покорно). Ну тогда валяйте, выполняйте волю покойной; вспомнить все, став  наконец-то свободным, - это, право, занятно, и хотя бы ненадолго меня развлечет!
З в е з д о п а д о в (суетясь, роясь в бумагах, наконец находя нужную, глядя в нее через очки). Вот и чудненько! воля покойной - это для опытного душеприказчика первейшее дело! Итак, вы - Венский Андрей Павлович, известный писатель, живущий ныне в Крыму, на берегу моря, на склоне холма, в этом, извините, похожем не то на склеп, не то на пещеру, жилище, и некогда вы были женаты на женщине по имени Марта?
В е н с к и й. Все верно; так оно и есть: я тот, о ком вы только что сказали, как о писателе и об отшельнике, не знаю уж точно, известном, или не очень, и я действительно некогда был женат на женщине по имени Марта.
З в е з д о п а д о в (глядя сквозь очки на разложенные вокруг него бумаги). Простите, вы не могли бы вспомнить о времени я месте вашей первой встречи?
В е н с к и й. Это так важно?
З в е з д о п а д о в. Чрезвычайно. От этого зависит все дальнейшее развитие сюжета; вся пьеса, если можно так выразиться, пойдем в другом направлении, если вы что-нибудь напутаете с началом!
В е н с к и й (с интересом посмотрев на него). Вся пьеса? Вы говорите, как драматург, быть может, мы с вами  коллеги?
З в е з д о п а д о в. Упаси Боже, никогда ничего не писал, кроме отчетов; отчеты, отчеты, и еще раз отчеты, - вот основной мой вид письма за последнее время; извините, но быть вашим коллегой я не желаю, поскольку не хочу умереть в одиночестве, отягощенный, к тому же, всевозможными комплексами и фобиями, от которых прямой путь к помешательству!
В е н с к и й. Это вы обо мне?
З в е з д о п а д о в. Это я так, высказываю вслух некоторые потаенные мысли. Итак, если не трудно, вспомните, где вы в первый раз познакомились с  вашей бывшей женой?
В е н с к и й. Это было в коридоре институтского  общежития, куда я поселился всего лишь несколько дней назад, и гулял целыми днями по Москве, слегка пришибленный и придавленный этим огромным  прекрасным городом. Я ведь, знаете, приехал в Москву из глухой крымской провинции, ничего не зная и не разумея,  и был  поначалу очень робок, в том числе и  в общении  с девушками.
З в е з д о п а д о в. Я знаю, она мне говорила об  этом.
В е н с к и й. Она вам говорила об этом?
З в е з д о п а д о в. Да. Лежа на своей  жалкой смятой постели, в низком деревенском бараке, оставшемся  еще с прежних времен, под присмотром вечно стучащей кастрюлями и горшками полубезумной старухи,  она с улыбкой рассказывала мне, каким вы были смешным и неловким. Именно тогда она и решила женить вас на себе.
В е н с к и й (с возмущением вскакивает на ноги, в возбуждении ходит по комнате,  размахивает руками). Нет, вы слыхали когда-нибудь подобную наглость: она решила женить меня на себе! она, пробегающая из  своей комнаты через коридор в сторону туалета, одетая в какую-то полупрозрачную накидку, а проще сказать, практически совсем неодетая, так что проходящие мимо юнцы, вроде меня, дивились на нее, как на  некое чудо, - это она решила женить меня на себе?  Да ей некогда в эти минуть было думать о чем-нибудь,  кроме как о реакции на ее одеяние окружавших,  если она вообще что-либо думала в те баснословно далекие времена! она не могла ни о чем думать, потому что дым от ее разгула поднимался вверх густыми клубами, и затуманивал не только ее глаза, но и мозги; так что, уверяю вас, в то первое мгновение нашей с ней встречи она не думала ни о чем.
З в е з д о п а д о в. А кто думал?
В е н с к и й. Что?
З в е з д о п а д о в. А кто думал, может быть, вы?
В е н с к и й. Я? Не знаю, наверное, думал, но, во всяком случае, не о женитьбе. Я, повторяю, был провинциалом, только что попавшим в Москву, зеленым первокурсником, не знающим абсолютно ничего, и пугающимся любого шороха и любого косого взгляда. Она же была уже третьекурсницей, и опытности ее могла позавидовать любая светская львица.
З в е з д о п а д о в. Вы так плохо тогда к ней относились?
В е н с к и й. Повторяю, я вообще тогда к ней никак не относился. Я увидел ее впервые в коридоре общежития, перебегающую мне дорогу, одетую во что-то невероятно прозрачное, или вообще ни во что не одетую, и подумал, что я схожу с ума, или уже сошел, потому что подобных сцен я в жизни не видел. Еще у меня мелькнула в голове мысль, что мне пора возвращаться в свою родную провинцию, в свой глухой крымский угол,  где, пожалуй, можно отсидеться какое-то  время, или вообще прожить жизнь, не омраченную такими кошмарными сценами.
З в е з д о п а д о в (радостно, перебирая бумаги). Чудесно, чудесно, все совпадает, и начало нашей комедии прописано как нельзя более четко!
В е н с к и й. Вы называете жизнь человека комедией?
З в е з д о п а д о в. Помилуйте, а что же это такое? Уж кому, как не вам, писателю, инженеру человеческих душ, не знать, что жизнь - это комедия, написанная для нас неизвестно кем и когда, еще, возможно, до Сотворения Мира.
В е н с к и й. Позвольте с вами не согласиться, жизнь может быть и трагедией, и драмой с  очень плохим концом,  как, к примеру, в античной пьесе, где герой или женится на собственной матери, или  убивает родного отца, или вообще ослепляет себя, отправляясь затем в вынужденное изгнание. Но, впрочем, не будем вдаваться в дискуссии, вы получили то, что хотели, я рассказал вам о первом мгновении нашей с ней встречи. Что дальше?
З в е з д о п а д о в (радостно). Что  дальше? А дальше, собственно, начинается та самая пьеса, - не важно,  комедия это, или трагедия, - которая и приведет вас в конце в эту пещеру, из которой, по всей видимости, у вас уже нет возврата. Но, разумеется, это случится не сразу, потому что у вас уже все закрутилось самым невероятным и фантастическим  образом, и, не вдаваясь в дискуссии, вы захотели жениться на ней, или она выйти за вас замуж, а ровно через год вы были уже законными мужем и женой, и ничего изменить было уже нельзя!
В е н с к и й (задумчиво). Да, все так, это был фантастический год! Я быстро сбросил налет своей нелепой провинциальности; Марта мне в этом, кстати, очень хорошо помогла, ведь между нами была разница в целых два курса, - она раньше окунулась во взрослую  жизнь, и теперь подтягивала к себе меня, сначала как любовника, а после как мужа.
З в е з д о п а д о в (с сомнением поглядывая на  В е н с к о г о). Не понимаю, что она в вас нашла?
В е н с к и й (в тон ему). Я сам не понимаю, что нашел я в этой продувной деревенской девушке, ведь я был горожанином, пусть и провинциальным, и рассматривал Москву просто как очень большой город, за пределы которого я не собирался выходить никуда. Я уже тогда подумывал о карьере писателя, о тихой затворнической жизни в каком-нибудь окраинном переулке Москвы, мало чем отличающемся от такого же переулка в этом Богом забытом крымском углу. А она вдруг протащила меня по России, по всем этим ничего не значащим для меня городам: Ростову, Ярославлю, Загорску, Переславлю-Залесскому. Я вдруг почувствовал на губах вкус настоящей русской жизни, о которой раньше и понятия не имел, я увидел тысячи заброшенных и разоренных русских церквей, я впервые держал в руках настоящую русскую икону, подаренную мне ее бабкой, я, наконец, отмечал собственную свадьбу в каком-то старинном бараке на краю болота - очевидно, это то самое место, в котором она три дня тому назад умерла, - и все это вылилось на меня благодаря именно ей, разбитной деревенской девушке, пережавшей мне дорогу в коридоре только что  обретенного мной московского общежития.
З в е з д о п а д о в. Можно, очевидно,  сказать, что год, прошедший после вашего с ней знакомства,  полностью изменил вашу жизнь?
В е н с к и й. Не то слово, за этой год  я  стал совершенно другим человеком. В меня вошла Россия,  страна, которой я до этого совершенно не знал, и навсегда похоронила мою провинциальную девственность.
З в е з д о п а д о в. Вашу девственность похоронила Россия?
В е н с к и й. Да, хотя сначала я и не догадывался об этом.


Подходит к камину, пытается зажечь  никогда, очевидно, не зажигавшиеся дрова, с досадой машет  рукой, отходит назад.


З в е з д о п а д о в. Вам холодно?
В е н с к и й. Теперь мне все время холодно; снега России вошли в мою жизнь, и остались в ней навсегда. Этот никогда не пылавший камин есть некий  символ, напоминающий мне о снежной России.


Идет к окну, останавливается напротив него, смотрит  на горы и облака.


З в е з д о п а д о в (перебирая на коленях бумаги,  находя одну из них, поднося к лицу).  Это правда,  что вы поссорились первый раз на следующий день после того, как стали любовниками?
В е н с к и й. Это она вам так сказала?
З в е з д о п а д о в. Боюсь, что она.
В е н с к и й. Да, правда. А стали любовниками мы в тот же день, когда я впервые увидел ее, скачущей в коридоре, в чем мать родила, и подумал, что, пожалуй, эти скачки надо прибрать к рукам, и направить их совсем в новое русло.
З в е з д о п а д о в (иронично). Не таким уж и наивным провинциалам оказались вы, как я погляжу!
В е н с к и й (продолжая глядеть в окно, спиной к  гостю). На ловца и зверь бежит, а я к этому времени прошел уже и армию, и много чего другое. А не говорила она вам, из-за чего мы с ней впервые поссорились?
З в е з д о п а д о в. Она рассказала про каких-то девиц, первокурсниц, с которыми вы крутили любовь, и не захотели расстаться, хоть она настоятельно и просила об этом.
В е н с к и й. Все это вздор. Если у меня и было что-то, то оно не шло ни в какое сравнение с тем легионом любовников, знакомых, и хороших друзей, которые были у нее до меня. Первый год я вообще постоянно дрался, ибо не мог выносить всех тех подмигиваний, намеков, рукопожатий, и даже откровенных поцелуев, которые сыпались на нее с разных сторон, а она их, разумеется, радостно принимала. Как будто меня не было и в помине. Я, разумеется, был парень крепкий,  но меня на всех не хватало, и я постоянно ходил то  с  подбитым глазом, то вообще с переломанным ребром или рукой, как ветеран непрерывной военной кампании.
З в е з д о п а д о в. За настоящую любовь надо бороться, разве вы не знали эту вечную истину?
В е н с к и й (оборачивается к нему, кричит).  За настоящую любовь, черт побери, за  настоящую, а не за страсть, которая возникла неизвестно откуда, и опалила меня, как мотылька, слишком близко подлетевшего к яркому пламени! Это была не любовь,  а  сумасшествие, которое обрушилось на меня, словно беда, словно лавина в горах, которая крутит вас и ломает вам все кости, не оставляя на спасение ни единого шанса! Я не мог передохнуть от этой любови ни  единого дня, я забросил учебу, друзей, и случайных  подруг, - тех, которыми толком не успел даже обзавестись. Меня протащили мордой по ужасным, уже тысячу лет немощеным русским дорогам, и я узнал о таких  вещах,  о которых до этого ни за что не хотел узнавать.  Я, например, узнал, что можно устроить скандальчик только лишь за то, что купил жене на свою первую получку не килограмм колбасы, а дешевые стеклянные бусы. Причем дело было вовсе не в их дешевизне, а в  том, что русская баба, которой, на поверку, как это и должно было быть, оказалась Марта, любит  вовсе не бескорыстные подарки, а реальные денежки, которые надо копить, засовывая их в потайную мошну.  Я, наивный провинциальный влюбленный, неожиданно столкнулся с тем, что моя любовь, у которой до меня  были  тысячи встреч и знакомств, вообще имитировала оргазм,  а на поверку оказалась холодней и расчетливой интриганкой. Вы думаете, что это меня убило? - нисколько!  я только лишь возмужал, я приготовился к другим откровениям, которые посыпались на меня, как из рога изобилия. Я вдруг обнаружил, что русская деревенская женщина не может быть подругой писателя, о которой я мечтал так долго, и что такую подругу надо искать среди кого угодно, хоть эфиопок, хоть негров с  острова Мадагаскар, хоть марсианских красоток, но  только лишь не среди русских баб. Что русская баба обязательно косоглазая, что она тайная ведьма, и самое любимое занятие для нее - это гонять чаи со своими товарками, имя коих - легион, - и перемывать косточки своему только что испеченному мужу. Что если ты до этого был трезвенником, то обязательно начнешь пить горькую, причем твоя благоверная будет прятать твои бутылки внутри русской печки, поставив их  на древний кирпич, который передается в ее роду от бабушки - к внучке, разницы между которыми нет никакой, Что вообще смысл жизни русской женщины – это погибель, по возможности более болезненная и постыдная, русского мужика, и что эта программа навеки, генетически, закреплена внутри русской бабы. Что, наконец, русская баба тотально, стопроцентно шизофренична, и лучше, повторяю, связываться с кем угодно, хоть с чертом из преисподней, или вообще оставаться девственником и неофитом, и писать рассказы о жизни дикой природы.
З в е з д о п а д о в (внимательно глядя на него).  Все это очень трогательно, но мне вас почему-то не жалко. Дело в том, что здесь, в этих бумагах (приподнимает кверху кипу бумаг) собраны некоторые контраргументы, которые начисто перечеркивают все, вами сказанное!
В е н с к и й (иронично, пройдясь по комнате, и остановившись напротив гостя). Контраргументы? Вот здорово, это она вам рассказала?
З в е з д о п а д о в. Да, перед смертью, предвидя все, что вы о ней мне поведаете. Рассказала о скромном  мальчике из провинции, соблазненном безжалостной и циничной девушкой, простой русской бабой, шизофреничной и косоглазой, холодной и бесчувственной интриганкой, абсолютно фригидной, и с кривыми, да к тому же еще и мохнатыми, как у царицы Савской, ногами!
В е н с к и й. Это она вам рассказала про царицу Савскую?
З в е з д о п а д о в (кричит). Нет, это я сам догадался, глядя, как во время агонии она протягивала вперед свои кривые и мохнатые ноги!
В е н с к и й. Она агонизировала?
З в е з д о п а д о в. Она агонизировала множество раз, а рядом стояла безумная старуха, хозяйка вертепа,  и ее идиотка-дочь, пятидесятилетняя женщина с сознанием новорожденного ребенка, пускала слюну и смеялась так отвратительно и так страшно, словно все это происходило в аду!
В е н с к и й. Сочувствую, но, очевидно, вам хорошо заплатили за все ваши старания?!
З в е з д о п а д о в (вскакивая на ноги, разбрасывая по полу свои бумаги, кричит). Кто мог мне заплатить? Я действовал один, на свой страх я риск, я не  мог покинуть больную, которая то отправлялась на тот  свет, то вновь возвращалась назад, и которой отчаянно надо было выговориться. Все ее мысли, все ее чувства вращались лишь вокруг одного: вокруг вас! вы были, как оказалось, единственным предметом, единственным объектом, которому она посвятила всю свою жизнь; она вас ненавидела и любила одновременно, она хрипела в агонии, посылая вам тяжкие и невероятные проклятия, и одновременно в безумии и бреду обнимала  вас и покрывала страстными поцелуями. Она уходила без вас, и не могла это сделать, потому что вы стали частью ее жизни, настолько большой, что ад отказывался принять ее одну. Поэтому она умирала долго и очень болезненно, измучив и меня, и двух идиотов, находящихся рядом со мной, и помогающих ей и мне всем, чем только возможно!
В е н с к и й. Вы выполнили большую работу, и, очевидно, хотите получить необходимую плату?
З в е з д о п а д о в (кричит). Вы что, издеваетесь? Я пришел не за платой, а за покаянием!
В е н с к и й (спокойно). Простите, за чьим покаянием?
З в е з д о п а д о в (кричит опять). За вашим, бесчувственный вы человек!
В е н с к и й (возмущенно). А какое право имеете вы  требовать от меня покаяния? Вы что, были ее мужем  на протяжении двадцати пяти лет? вы жили четверть  века в непрерывном шизофреническом кошмаре, когда не знаешь заранее, какой кунштюк выкинет она в очередной раз, с кем из твоих друзей изменит тебе, и с кем из совершенно случайных знакомых уедет, оставив тебя одного, не знающего, то ли вскрывать себе от отчаяния вены, то ли порвать с ней окончательно, и продолжать жить одному, залечивая раны и стараясь постепенно забыть кошмарное прошлое?! Она оказалась шлюхой, шлюхой по природе своей и по своему образу мысли.  Продажность была у нее в крови, ей нравилось изменять мне по несколько раз на дню, изменять некрасиво и гадко, а потом, после безумных примирений и слез, перевязывать мне разрезанные бритвой вены и целовать окровавленные бинты, уверяя, что любит только меня, и больше ни к кому не уйдет. Но все это были слова, предательство у нее было в крови, стремление к измене было у нее, очевидно, заложено на несколько поколений вперед, она оказалась супер-шлюхой, шлюхой моих несчастных дней и ночей, и я полностью испил  эту чашу отравы, чашу предательства и измены, которую она поднесла мне в нашу первую брачную ночь! Шлюха, шлюха дней, шлюха дней! вот кто была она,  агонизирующая в грязном бараке на краю гнилого болота, кривоногая и косоглазая русская баба, исповедником и душеприказчиком которой вы то ли случайно, то ли намеренно оказалось!
З в е з д о п а д о в. Я пришел по зову отчаявшегося человека!
В е н с к и й. Вы пришли по зову подземного демона, который по какой-то злой насмешке судьбы выбрал меня своей жертвой! Я любил ее безумно, как мало кто кого любит, и она пользовалась этим моим безумием, вытягивая из меня все мои жизненные соки, и саму мою бессмертную душу. Она бросала меня тысячу раз,  понимая, что сам я бросить ее не могу, что, как побитая собачонка, я вновь приползу к ней на коленях, и буду просить прощения за ее же собственную измену. Я давно уже бросил институт, порвал все связи с семьей, старавшейся спасти меня от этой безумной любви, перебивался случайными заработками, работая то репортером в газетах, то правя бездарные пьесы не менее бездарных драматургов, которые после моих правок с успехом шли в московских театрах. Помню, однажды мы пошли на премьеру такой, фактически мной написанной пьесы. Она прекрасно знала всю подноготную этой истории, и блистала среда зрителей в совершенно роскошном вечернем платье, на которое полностью ушел полученный мной гонорар. О, она умела и любила блистать, эта моя любовь на всю жизнь, эта моя роковая Марта, эта шлюха моих безумных и отчаянных дней! Она знала, что, несмотря на косоглазие, кривые и мохнатые ноги, заикание и косноязычие, была безумно, словно царица Савская, восставшая из невероятной дали времен, красива! О, она была безумно красива на этой театральной премьере, на этом моем тайном и никому неведомом бенефисе, я никогда в жизни не видел столь потрясающей красоты! Именно тогда, в этот злополучный для меня вечер, я окончательно понял, что не смогу покинуть ее никогда! Что чем больше она будет изменять мне и смеяться надо мной, тем больше я буду любить ее, и тем скорее приблизится день моей и ее окончательной погибели! Да, я понял, что мы посланы друг другу для того, чтобы мучить один другого, что наши мучения только лишь начались, что все еще впереди, и что все это освящено такой высокой и безумной любовью, которой, очевидно, не было до нас еще ни у кого! Это был настояний садомазохизм, эта шлюшка моих горестных дней, одетая в безумно идущее ей роскошное вечернее платье, стояла посередине театра, где под чужой фамилией шла моя собственная пьеса, с огромным хлыстом в прелестных белых руках, и безжалостно хлестала меня на глазах визжавшей от восторга публики! И я, как ни странно, получал от этого огромное физическое и нравственное удовольствие, я был сломлен и унижен этой вечной и безжалостной потаскушкой, и она издевалась надо мной, как только могла! Ну а потом, конечно, она во время банкета, на котором я скромно сидел где-то в сторонке, изменила мне с драматургом, полнейшей бездарностью и ничтожеством, пьесу которого я так гениально исправил, что она еще несколько сезонов потрясала пресыщенную и повидавшую всякое московскую публику. Она изменила мне совершенно сознательно, желая причинить мне невыносимую боль, к которой примешивалась еще и боль нравственная, она унизила меня и как мужчину, и как писателя, в очередной раз выпоров меня своим безжалостным садомазохистским хлыстом. Помню, я потом в течение несколько месяцев униженно торчал под дверями разных московских квартир и дач, где она, переходя из рук в руки, временно обитала. Драматург, чью пьесу я так гениально исправил, давно уже бросил ее, раскусив, очевидно, в первый же вечер, или, вернее, в первую ночь, и она теперь переходила из рук в руки его случайных друзей и знакомых, пока наконец не оказалась в моих объятиях, исхудалая, износившаяся, лишившаяся давно своего шикарного вечернего платья, на время притихшая и отданная наконец-то мне одному. Я к тому времени опять кому-то что-то исправил, и у меня были приличные деньги, на которые мы планировали купить небольшую квартирку, и зажить, наконец-то, нормальной семейной жизнью. Но, как сами понимаете, все это были одни лишь иллюзии. Отдышавшись немного и промотав все мои деньги, она вновь куда-то исчезла,  оставив меня в дураках посреди всех моих мечтаний и схем. И вы хотите, чтобы я прослезился, слушая ваши рассказы о ее страшной агонии? о муках кающейся грешницы, свидетелем коих вы то ли случайно, то ли намеренно стали?
З в е з д о п а д о в (бросаясь к бумагам, лежащим на диване и на полу, судорожно ища что-то в них). Ага, вот оно, вот оно, она это предвидела, и заставила меня все записать! (Хватает какую-то бумагу и подбегает к Венскому, тыча ему ею в лицо.) Вот оно, вот оно, тут все записано!
В е н с к и й (отмахивается от него). Помилуйте, что вы  там могли записать?
З в е з д о п а д о в (смотрит в бумагу). Скажите, вы приехали в Москву просто так, или вами двигали какие-то высшие идеи?
В е н с к и й (брезгливо и устало). Что вы имеете в виду?
З в е з д о п а д о в. Вы были одержимы поисками красоты, поисками, по существу, философского камня, вы писали бесчисленные трактаты, вы рассказывали ей во время вашей брачной ночи, когда она так жаждала ваших ласк и поцелуев, о некоей всемирной гармонии, которая непременно наступит, стоит лишь вам отыскать свой заветный философский камень?
В е н с к и й (нахмурясь). Я был молод и глуп, и я, кажется, действительно искал тогда свою красоту.
З в е з д о п а д о в. Во время первой брачной ночи, пренебрегая своими прямыми обязанностями?
В е н с к и й (брезгливо). Вы что, любитель копаться в чужом грязном белье?
З в е з д о п а д о в. Нет, я просто требую объективности!
В е н с к и й. Кто вы такой, чтобы требовать ее? Я вас даже не знаю!
З в е з д о п а д о в. Вы боитесь признаться в том, что свели с ума вашими поисками несуществующего идеала молодую деревенскую девушку, жаждущую настоящей любви, и получившую в свою первую брачную ночь развернутую философскую лекцию о пользе всемирной гармонии и грядущих временах абсолютного счастья, которое заменит все былые человеческие эмоции и потребности, в том числе и любовь, ибо красота превыше любви (тычет пальцем в бумагу). Вот, вот, здесь все так и записано! Вы называли Марту фригидной, вы упрекали ее за измены и постоянные отлучки, но вы сами сделали ее такой, потому что нельзя было жить с идиотом, не видящим вокруг ничего, кроме своих сухих формул, и пренебрегающим своими супружескими обязанностями!
В е н с к и й (кричит). Что вы себе позволяете?
З в е з д о п а д о в (кричит в ответ). Я позволяю себе правду! Вы путаете между собой причину и следствие, ибо это вы свели с ума, сделав вечной шлюхой, шлюхой ваших собственных дней, Марту, и вы сами являетесь причиной ваших и ее горестей и несчастий!
В е н с к ий . Это ее версия?
З в е з д о п а д о в. Это версия единственно верная!
В е н с к и й. Мой идеализм длился недолго, я в конце концов стал писателем, а она осталась висеть на моей шее, как бесполезная и тянущая на дно колода!
З в е з д о п а д о в. Ваш идеализм длился ровно столько, чтобы свести ее с ума и поломать всю ее жизнь. Вы  воспользовались ею, чтобы выплыть наверх, чтобы стать во враждебном окружении чужого большого города настоящим писателем; ее уходы, истерики и надрывы давали вам бесценные и невероятные сюжеты, вы были тайным садомазохистом, нуждающемся в ее безжалостном кнуте, полосующем до крови ваше жаждущее физических и нравственных мук тело. Вы были тайным извращенцем, жаждущем кнута и крови, и вы их сполна получили!
В е н с к и й (кричит). Все писатели - тайные или явные извращенцы, и здесь вы не открыли какой-либо истины!
З в е з д о п а д о в (надвигаясь на него). Так вы признаете, что ее измены, ее сумасшествие и косоглазие,  ее родовая шизофрения, ее кривые ноги и потрясающая красота были необходимы вам, как будущему писателю? Вы признаете, что эта шлюха ваших собственных горестных дней сделала из вас человека, что никаким иным способом вы бы не стали тем, кем стали теперь, что это был единственный шанс, подаренный вам судьбой, выбиться, наконец-то, в люди, и вы этим шансом великолепно воспользовались?! И причиной всей вашей нынешней известности, всей вашей славы как писателя, трибуна и публициста, является она, простая русская баба по имени  Марта, которую вы так пренебрежительно называете шлюхой дней! О, как это звучит, - словно удары поминального колокола, словно музыка высших небесных сфер: "Шлюха дней! Шлюха дней! Шлюха дней!"
В е н с к и й (холодно и зловеще). Убирайтесь отсюда, иначе я вышвырну вас собственными руками!
З в е з д о п а д о в (поспешно собирая бумаги в портфель). Хорошо, я уйду, но вы вышвыриваете отсюда  собственную совесть!
В е н с к и й. Вон, вон, и будьте довольны, что я не переломал вам все кости! Я и так терпел вас слишком  долго!
З в е з д о п а д о в (с портфелем, в дверях, оглядываясь на Венского). Прощайте, но не думайте, что  вы отделались от нее навсегда!
В е н с к и й. Идите-идите, она умерла, и мы теперь свободны, как птицы!


З в е з д о п а д о в  уходит.


В е н с к и й (через мгновение, бросаясь за ним следом). Подождите, постойте!.. Марта... Господин ниоткуда... Это действительно выше моих сил!


Бросается за дверь, и возвращает  З в е з д о п а д о в а  назад.


В е н с к и й (отчаянно, извиняясь). Подождите, я действительно не могу так все оставить, это будет преследовать меня и дальше, нам надо довести разговор до конца!
З в е з д о п а д о в (садясь на диван, ставя на пол портфель). Вы действительно этого хотите?
В е н с к и й (кричит, стоя посреди комнаты, размахивает руками). Да, черт побери, да!
З в е з д о п а д о в (мягко). Не упоминайте всуе имя черта!
В е н с к и й. Что?
З в е з д о п а д о в. Не упоминайте всуе имя черта, это не так безопасно, как кажется на первый взгляд. Впрочем, тому не надо искать черта, у кого черт за плечами!
В е н с к и й. А вот это уже цитата из классики, это Гоголь, это уже что-то родственное!
З в е з д о п а д о в. Конечно, это родственное, ведь вы тоже в своем роде классик.
В е н с к и й (отступая назад). Да, я классик, она сделала меня классиком.
З в е з д о п а д о в. Но это стало не сразу?                В е н с к и й. Да, это стало не сразу, за это пришлось заплатить большую цену! (Подозрительно.) Послушайте, кто вы такой? Я вас вернул назад потому, что мне тяжело прерывать разговор на середине, не выговорившись хотя бы перед проходимцем, но все же, - кто вы такой? Литературный критик,  корреспондент  какой-то бульварной газеты, случайно  оказавшийся у постели моей умирающей жены, и теперь пытающий меня больными вопросами? Кто вы на самом деле,  признайтесь мне,  иначе я действительно наступлю на горло собственной  песне, и вышвырну вас отсюда, словно нашкодившего  щенка!
З в е з д о п а д о в (смотрит на В е н с к о г о долго и испытующе). А кем бы вы хотели меня видеть?
В е н с к и й. Ну уж во всяком случае не  душеприказчиком моей несчастной жены, потому что института душеприказчиков, во всяком случае в том виде, как вы мне описали, в природе не существует.
З в е з д о п а д о в (покорно опустив глаза, сидя на диване). Ну хорошо, хорошо, так и быть, я вам признаюсь: я действительно корреспондент одной,  между нами, довольно желтой газеты,  и я действительно таким необычным способом пришел взять у вас интервью. Но все остальное: кончина вашей бывшей  супруги, и мое в ней непосредственное участие, - все это  чистейшая правда! Я действительно случайно оказался  в тех краях, и в течение трех дней записывал  воспоминания жены знаменитого писателя, понимая,  что мне в руки попал бесценный материал, и  что за это я должен теперь достойно довести все до конца.  Я, между прочим, и похоронил ее собственными  руками,  и даже долбил ломом промерзшую осеннюю землю, потому что мужики, подрядившиеся за солидные деньги вырыть могилу, напились, и не сделали это до конца.
В е н с к и й (устало, со странной улыбкой).  Это  были копари.
З в е з д о п а д о в. Что?
В е н с к и й. В тех краях мужиков, подряжающихся рыть могилы, называют копарями.  Такое приятное русское слово, наряду со множеством других совершенно милых     и домашних русских слов, вошедших в мою жизнь после знакомства с Мартой.
З в е з д о п а д о в. Она действительно многое вам дала.
Венский (все с той же странной улыбкой):

     Она пришла, и принесла погосты,
     А на погостах - Божия роса.

З в е з д о п а д о в (не понимая). Что? что  вы говорите?
Венский. Это двустишие, которое привязывается ко мне довольно давно, и от которого я никак не могу  отделаться. (Читает опять.)

     Она пришла, и принесла погосты,
     А на погостах - Божия роса.

Видите ли, после знакомства с Мартой ко  мне, помимо всего другого, пришла огромная страна, о существовании которой я даже не подозревал.  Пришли бесконечные заснеженные пространства, бесконечные разрушенные церкви и бесконечные погосты,  от которых избавиться я больше не мог. Вы  вот тут упомянули, как рыли ломом промерзшую осеннюю землю, и некому было в этом вам помочь. А сверху с полуразрушенной колокольни такой же полуразрушенной церкви слетали черные вороньи стаи и с карканьем кружили над вами,  предвидя близкую поживу. Предвидя крохи поминальной трапезы, которую вы устроили там. Что,  разве было не так?
З в е з д о п а д о в (удивленно). Так, но откуда вы знаете?
В е н с к и й. Я знаю потому, что лично проделывал это уже множество раз! Сразу же после нашей женитьбы  словно бы в придачу к Марте в жизнь мою вошли бесчисленные свадьбы, крестины и похороны, и вместе с ними эти бесконечные русские погосты, которые, несомненно, являются такой же неотъемлемой частью России, как и ее полуразрушенные церкви с заколоченными старыми иконами проемами окон и ее черные поля с тремя тоскующими сестрами-березками, от которых щемит душу не меньше, чем от этих бесконечных погостов. Погосты и похороны, погосты и  поминки, утренняя роса, выпадающая на еще не  осевшую  за ночь землю, и сладкая русская водка, льющаяся в горло стопка за стопкой вместе с льющимися по щекам слезами. Вы думаете, что Россия - это Москва и  другие большие русские города? Вы думаете,  что это  театры,  картинные галереи и концертные залы? Нет, Россия  -   это погосты, и выпавшая на них поутру Божия  роса,  которая похожа на Божие слезы! Кстати, если уж зашла речь: кроме вас и священника кто-нибудь был на похоронах Марты?
З в е з д о п а д о в. Откуда вы знаете про священника?
В е н с к и й. Вы ведь рассказали мне про церковное кладбище, на котором били ломом промерзшую землю, - я  знаю это кладбище как свои пять пальцев,  я выкопал там не одну могилу, и описал его не в одном своем романе. Без священника вам бы никто не позволил  похоронить там человека.
З в е з д о п а д о в. Да, там был священник.  Я, священник и еще эта старуха. Если не считать ворон, кружащихся в небе с мерзкими криками, то больше не было никого.
В е н с к и й (садясь за стол, обхватывая голову руками). Бедная Марта!
З в е з д о п а д о в. Вам действительно жалко ее?
В е н с к и й. Она была моей женой на протяжении двадцати пяти лет. (После небольшой паузы, слегка замявшись.) Скажите, она сохранила хотя бы остатки былой красоты?
З в е з д о п а д о в (надрывно подавшись вперед). Она была необыкновенно красива! Особенно в гробу, когда мы со священником закрывали крышку. Мне все казалось, что она вот-вот встанет, и, отстранив нас рукой, уйдет босиком по первому осеннему снегу.
В е н с к и й. Эта картина достойна гениального романа. Скажите, вы никогда не пробовали писать по-настоящему?
З в е з д о п а д о в. В смысле заниматься литературой? Нет, у меня не хватает для этого таланта. Писать репортажи о других, выискивать для своей желтой газеты скабрезные и пикантные подробности - это одно дело, а писать по-настоящему - это удел таких, как вы. И к тому же, у меня никогда не было своей Марты.
Венский. Вы завидуете мне?
З в е з д о п а д о в. По-моему, да, хотя точно не знаю.
В е н с к и й. Вы сделали то, что должен был сделать я, - похоронили ее. Скажите, а были какие-либо поминки после того, как вы вернулись с деревенского кладбища? Кстати, вы шли оттуда пешком?
З в е з д о п а д о в. Да, я, священник и древняя старуха, которая дорогой все бормотала и причитала, заботясь об оставленной дома дочери. Но, слава Богу, все обошлось, и ее идиотка была там же, где мы ее и оставили: пускала слюни у окошка, и лопотала, словно трехмесячное дитя. Потом мы втроем выпили за упокой вашей жены, и священник тотчас уехал: не то на такие же похороны, не то на крестины, я в точности не успел разобрать. Немного погодя покинул старуху с ее идиоткой и я, собрав свои записи и оставив им немного денег за хлопоты.
В е н с к и й (суетится, роется в ящике стола, вынимает оттуда бумаги и вещи). Я должен вам, безусловно, за все заплатить, ведь вы действительно потратились и хлопотали за совсем чужого вам человека, выполнив работу, которую должен был выполнить я! (Продолжая рыться в столе.) Ну где же они, никогда не найдешь этих денег, если признаться, у меня их теперь столько, что мне их просто некуда девать. Сейчас, сейчас,  найду, куда я их положил!


Закрывает ящик стола, и начинает искать в шкафу.
З в е з д о п а д о в  встает с дивана, и кладет  В е н с к о м у  на плечо руку.


З в е з д о п а д о в (успокаивая его). Успокойтесь, не стоит, вы ровным счетом ничего мне не должны.  Давайте лучше выпьем за упокой вашей супруги!
В е н с к и й (словно опомнившись). Да, да, конечно, я давно уже хотел это сделать, но, знаете, весь этот ваш визит, все эти подробности и сам факт смерти Марты, с которой мы фактически давно уже разошлись в разные стороны, просто сбили меня с толку.


Достает из шкафа бутылку вина и два стакана,  откупоривает, разливает, и подает один из стаканов   г о с т ю.


З в е з д о п а д о в (поднимая кверху стакан). За Марту, не чокаясь, как и положено за покойника!
В е н с к и й (поднимал свой стакан). За Марту, не чокаясь!


О б а  пьют, искоса поглядывая друг на друга.
В е н с к и й ставит стакан на письменный стол, подходит к камину, ворошит старые потемневшие поленья.
З в е з д о п а д о в  отходит к окну.


В е н с к и й (понимая бесполезность своих усилий). Все сгорело дотла, и точно так же дотла сгорела наша с ней жизнь. Знаете, после всех приключений, скандалов, измен и взаимных уходов я вернулся наконец сюда, в Крым, в город своего детства. Вернулся, но никак не мог отвыкнуть от мысли, что снега России по-прежнему окружают меня со всех сторон.  Здесь,  в благодатном климате, мне по-прежнему было холодно,  и  я мысленно продолжал жить там: в маленьких русских городах, до крыш заваленных снегом зимой, когда с завидной регулярностью я убегал от нее, и  которые  живы  во мне до сих пор, словно я никогда и не уезжал из них. Я и камин поэтому завел, хотя и не  пользовался им, кажется никогда.
З в е з д о п а д о в (внимательно глядя на него). Вы говорите, что убегали от нее множество  раз?
В е н с к и й. Да, я наконец-то понял, что эта роковая женщина через колено переломала всю мою  жизнь, что  от прежнего восторженного идиота, ищущего красоту и мечтающего осчастливить все человечество, не осталось и следа, и что в мою жизнь вошла  совершенно новая реальность, гораздо более страшная и  блистательная, чем та, в которой я жил  во времена своей юности. Снега России вместе с ее  погостами  прочно обосновались во мне, и Марта, как безумно я ее ни любил, была на фоне этой новой реальности всего лишь безумно красивой и безумно роковой  женщиной, от которой по возможности надо было держаться подальше. Вернее, у этой новой ипостаси, которая незаметно вошла в меня, было два лица:  одно - Марты, земной русской женщины, и другое - огромной страны под названьем Россия, на которой я тоже странным образом оказался женат. Я сходил с ума от этой мистической раздвоенности, я не мог поверить в ее реальность, я старался убежать от этого двуликого Януса, - но все было тщетно! Я убегал от Марты в какой-нибудь маленький, до крыш и до маковок полуразрушенных церквей заваленный снегом городок, и оказывался в объятиях России, убегал от ее холодных объятий, - и оказывался в постели Марты, в которой было так же одинаково сладостно и до дрожи холодно. И когда наконец я совсем изнемог и отчаялся, когда я подошел к порогу сумасшествия и самоубийства, я вдруг в каком-то мистическом озарении понял, что просто-напросто женат на России. Что Марта, эта роковая потаскушка, эта шлюха моих безумных дней и ночей, и есть Россия, огромная страна, неизвестно кем и с какой тайной целью отданная мне в жены. Косоглазая, кривоногая, с покрытыми шерстью ногами, заикающаяся и постоянно изменявшая мне шлюха, прекрасная и постоянно желанная царица Савская, прибывшая, как драгоценный дар, из неведомых для меня далей, - это и есть Россия, мужем которой я невероятным образом стал. И когда я это наконец-то понял, я остановился на пороге самоубийства и сумасшествия, и не стал пересекать эту роковую черту; я понял, что ничего изменить уже невозможно, что кто-то там, наверху, все уже решил за меня, и что надо просто каким-то образом жить дальше, принимая ту реальность и ту данность, которая теперь жила вместе со мной!
З в е з д о п а д о в (странным голосом). Как хорошо, как чудесно, что вы мне в этом признались!  Как хорошо, что вы мне, совершенно незнакомому вам человеку, рассказали самую страшную и самую заветную тайну, которую любой другой на вашем месте хранил  бы в  строжайшей тайне и за семью печатями!  Знаете,  ведь  я обо всем этом знал, и только лишь ждал  подтверждения из ваших собственных уст, - она перед  смертью рассказала мне то же самое. Умирая, она призналась мне, что тоже всю жизнь страдала от странной двойственности, не понимая, что же с ней, собственно, происходит, пока в некоем мистическом озарении, и некоей вспышке света, ниспосланной свыше, не осознав, что она не просто земная русская женщина, потаскуха, красавица и жена русского литератора, а  странным  образом одновременно и огромная заснеженная страна, имя которой - Россия! Вы знаете, у нее слезы  текли по щекам, когда она мне это рассказывала, она боялась умереть и не выговориться до конца, очистив покаянием свою душу. Ее мучили приступы  кашля и удушья, горловая чахотка высосала из нее последние силы,  вся наволочка вокруг ее головы была алой от  крови, но ее горящие, как уголья, глаза на бледном, словно  мел, лице, светились таким вдохновением  и таким восторгом, что я плакал вместе с ней и тоже готов был умереть, не выдержав тяжести ее ухода.  Знаете, я потом специально справлялся и докапывался до сути: во время ее агонии в разных городах страны произошли многочисленные пожары и даже землетрясения, многие политики, в том числе и высшего ранга, совершили безумные поступки, а потом по всей стране разлилось странное безмолвие, как будто она действительно умерла!
В е н с к и й (глухим голосом). Со смертью каждого человека умирает вселенная!
З в е з д о п а д о в. Вот именно, вот именно, - именно так все и произошло: со смертью Марты Россия на мгновение умерла, а потом вновь возродилась в какой-то иной русской девочке, родившейся, возможно, в тот самый миг, когда ваша жена испустила свой последний вздох. Это мистика, это запредельность, это все решается на небесах, но это реальность, это прекрасная и страшная реальность, прикоснуться к которой  мы оба с вами сподобились!
В е н с к и й (холодно смотрит на него).  Уж слишком много вы знаете, и чересчур до многого сподобились прикоснуться! Не слишком-то вы похожи на корреспондента вашей желтой вымышленной газету, который, безусловно, плевать хотел на все эти тонкости и мистические откровения! Вы успели странным образом побывать у постели моей умирающей жены, вы выведали у нее и  у меня то, что не должен был знать никто, кроме нас, вы навели подробные справки о землетрясениях и пожарах, прокатившихся по России, вы даже знаете о безумии российских политиков, в том числе и самых высших, - и вы уверяете меня, что вы простой корреспондент, пишущий о скабрезных и вздорных вещах?! Вы слишком много узнали, черт побери, и я теперь не могу вас выпустить отсюда, не выяснив до конца всю подноготную вашей странной и ловкой деятельности!  Или признавайтесь во всем откровенно,  или я вам сейчас голову разобью вот этой амфорой (поднимает  с пола античную амфору, угрожающе надвигается на  З в е з д о п а д о в а), а потом все спишу на несчастный  случай, и будьте уверены, мне поверят, я слишком знаменит и известен, как писатель, я давно уже стал чем-то вроде легенды.
З в е з д о п а д о в (закрываясь руками, отшатываясь назад). Да, да, конечно, я вам все расскажу,  поставьте  свой экспонат на место! Я вовсе, разумеется, не корреспондент ни желтой, ни какой иной, газеты, для простого корреспондента моя осведомленность, как вы правильно заметили, слишком велика. На самом деле я литературный критик, и давно уже втайне хожу вокруг вас кругами, восхищаясь как вашим творчеством,  так и вашей жизнью, и собирая материалы для вашей биографии. Я давно уже, в отличие от своих  опоздавших коллег, подметил мистические моменты вашей  непростой жизни, буквально, кстати, разлитые то здесь,  то там, в разных ваших литературных вещах,  и понял, что непременно должен писать о вас. Я собирал сведения о вас совершенно в разных местах, о которых вы, возможно, уже давно забыли, я шел по вашему следу через все те маленькие русские городки, в которых вы жили, спасаясь от безумств своей роковой жены, я листал подшивки тех местных газет,  в которых вы печатали свои очерки и рассказы, я общался с теми местными интеллигентами и простыми русскими мужиками, которые на время становились вашими друзьями; я, наконец, разыскал даже некоторых из ваших бывших любовниц, - у вас, хочу сразу заметить,  был отменный вкус, - что, впрочем, немудрено после знакомства с  Мартой, - и все это, вместе собранное, набиралось на большую книгу о вас.  Мне только не  хватало последнего момента, последнего штриха, некоего мистического нерва, который позволит этой книге родиться; мне не хватало откровений  Марты, за которой я тоже издали следил, не решаясь  наконец-то приблизиться к ней. Но в итоге счастливый случай, как ни прискорбно это звучит, ее страшная и последняя болезнь, дали мне наконец-то право приблизиться к  ней,  и поговорить обо всем, о чем мне хотелось. Сначала,  разумеется, когда она в чахоточном бреду призналась мне, что была мистическим воплощением России, посланной вам то ли как наказание, то ли как бесценный дар, в виде жены, я подумал, что она элементарно свихнулась от своей неизлечимой болезни. Но теперь, услышав то же самое из ваших уст, и сопоставив все известные факты, я понял, что это правда, и что мне в руки попал бесценный по своей значимости материал.  Я непременно должен написать об этом книгу, написать вашу биографию, которая прославит вас еще больше и поставит в  один ряд с самыми выдающимися писателями России!
В е н с к и й (насмешливо глядя  З в е з д о п а д о в у в  глаза). Мне кажется, что от безумств нашей с  Мартой совместной жизни вы сами элементарно свихнулись!  Кто вам поверит, что умершая от чахотки в каком-то сыром и древнем бараке простая русская баба по имени Марта была долгие годы тайным и мистическим воплощением России? Да все вас, батенька, просто на смех поднимут за эти слова! Нет, эта тайна, тайна о тайном предназначении и призвании  Марты, уйдет в могилу вместе со мной, и никто о ней решительно не узнает! Обе они - Россия и Марта, - для меня уже умерли, и я буду тихо и мирно стареть в этой крымской пещере на склоне холма, попивая неплохое местное винцо и вспоминая о былых прошедших денечках!
З в е з д о п а д о в (кричит). Протестую, Россия жива!
В е н с к и й. Что вы так кричите, вы привлечете внимание соседей и всех их злющих собак!
З в е з д о п а д о в (так же). А мне плевать! Россия жива!
В е н с к и й.  Ну вот и живите с ней вместе, а меня оставьте в покое! Какое мне дело до того, что вы литературный критик, и у вас имеются кое-какие амбиции? Возможно, я и был некогда женат на женщине по имени Марта, которая странной прихотью небес была одновременно и мистическим воплощением России, но сейчас я в это уже не верю!  Все ушло в прошлое, в небытие, все поросло травой забвения, и я уже стал совсем другим человеком.  Знаете, после пятидесяти  время начинает течь по-другому, хочется больше тишины и комфорта, и о своих былых подвигах вспоминаешь подчас с очень большим удивлением, поражаясь тому, как же у тебя все это получилось, и как ты не сломал себе шею, выделывая подобные прыжки и кульбиты?! Одним словом, идите вы к черту со своей книгой, а мне оставьте мою старость и мою тайну, которой я ни с кем не собираюсь делиться!
З в е з д о п а д о в. Но почему вы не хотите прибавить к своей славе еще один аппетитный кусочек?
В е н с к и й. Я просто уже не верю, что был некогда женат на России!
З в е з д о п а д о в. Каждый крупный русский писатель был в свое время женат на России!
В е н с к и й. Откуда вам это известно?
З в е з д о п а д о в. Мои многолетние изыскания привели меня к этой мысли!
В е н с к и й. Шизофренички, склочницы, интриганки, шлюхи разного рода, развратницы, дуры, кокотки, кривоногие, косоглазые и заики, - это все вы зовете Россией?
З в е з д о п а д о в. А кого вы хотите считать Россией, какой тип женщины подойдет вам для этого лучше всего: холодные и недоступные красавицы, одетые, как в броню, в непроницаемый ледяной панцирь? ученые дуры, защищающие одна за одной бессмысленнее и никому ненужные диссертации? труженицы полей, прилегшие в жаркий полдень отдохнуть под зеленым кустом, напившись перед тем холодного квасу и съевшие пудовую краюху черного хлеба? летчицы, космонавтки, девушки с веслом, депутаты парламента, еще одни ученые дуры, вещающие с телеэкрана несусветную глупость? Екатерина Великая? боярыня Морозова? ваятельницы, натурщицы, попрошайки на русских вокзалах? Кого из них вы прежде всего назовете Россией? кто лучше других достоин ее представлять в некоем небесном паноптикуме государств? Уверяю вас, жены русских писателей подходят на роль России лучше всего. Неизвестно, почему так произошло, и долго ли это вообще будет продолжаться, но пока это именно так, и закон  этот еще никто не успел отменить. Вы были мужем России на протяжении двадцати пяти лет, вам выпала невероятная честь, вас выбрали среди миллионов других,  и вы  получили за это дары, о которые иные не смеют даже мечтать!
В е н с к и й (устало). Какие дары?
З в е з д о п а д о в. Вы стали настоящим писателем, практически классиком, рядом с которым трудно поставить кого-либо другого. Вы быстро выросли из своих литературных пеленок, ваша работа поденщиком по переработке чужих пьес быстро пришла к концу, вы научились  писать собственные пьесы, и сейчас они с успехом  идут на подмостках разных театров мира. Что, разве  это не так, и разве без помощи Марты это могло бы произойти?
В е н с к и й (вынужденно соглашаясь). Да, это так!
З в е з д о п а д о в. Вот видите, вот вам и дары, посланные в виде компенсации за склочный характер  Марты!
В е н с к и й. Склочный характер России, хотите вы сказать?
З в е з д о п а д о в. А почему бы и нет? почему бы у страны и не быть склочному характеру? почему бы в ином случае ей и не быть вечной шлюхой для своих покорных подданных, последней подзаборной сукой,  бросающей на произвол и на гибель своих беспомощных щенков?! А ведь мы с вами еще не говорили о ваших детях! Я просто боялся касаться этой темы, но ведь не секрет, что некоторых из них ждала именно такая судьба - судьба несчастных щенков, брошенных под  забором своей сукой-матерью!
В е н с к и й (в бешенстве, кричит). Не смейте вторгаться в мою личную жизнь!
З в е з д о п а д о в (кричит в ответ). Я говорю не о вашей личной жизни, а о личной жизни России! Ваши  судьбы отныне переплелись, и уже невозможно отделить одну из них - от другой! Вы слишком много взвалили на себя и слишком многое получили, чтобы просто  так мирно стареть, и отсиживаться в этой мерзкой пещере! (С отвращением оглядывает жилище  х о з я и н а.)
В е н с к и й (внезапно успокаиваясь, садясь за свой  письменный стол, наливая себе еще вина, отпив пару глотков). Все вы врете, господин литературный критик, желающий затмить своей славой и меня, и всех остальных! Россия - великая страна, и представлять  ее может действительно особа, рангом и поведением, а также обликом и манерами не ниже, чем она сама.  Россия - это великая царица, и никакая мелкая шлюшка, оказавшаяся, прости Господи, моей постылой и несчастной женой, не может быть воплощением этой великой страны! Заврались вы, господин фантаст, окончательно заврались, поищите для своих изысканий другой объект, но только не меня! И, кстати, оставьте в покое Марту, о мертвых или хорошо, или ничего!
З в е з д о п а д о в. А вот на это уже не надейтесь – я вас так просто не оставлю! (Подходит к столу  В е н с к о г о  со стаканом в руках, наливает себе вина, пьет, ходит в волнении по комнате). Ну послушайте, неверующий вы человек, послушайте: ведь Марта представала перед вами в разном, и не только разгульном, виде! ведь она была и недоступной, потрясающей красавицей, практически богиней, одетой в роскошное  вечернее платье - вы сама рассказывали мне об этом! она была и юной девушкой в белоснежной прозрачной фате, на которую вы с любовью смотрели во время вашей деревенской свадьбы. Она была и деревенской девушкой, и городской красавицей, она впитала в себя  все стороны этой огромной страны, как светлые, так  и темные, о которых теперь вам совсем не хочется вспоминать. Она была одновременно всем, все женские качества, как хорошие, так и плохие, существующие  у слабой половины населения этой страны, странным и чудесным образом воплотились именно в ней, в ненавидимой и одновременно любимой вами женщине по имени Марта. Она была Россией, заснеженной, страшной и прекрасной страной, положившей на вас случайный взгляд, и выбравшей в качестве своего мужа!  Была, и вы должны это признать!
В е н с к и й (пытаясь возражать). Россия, носящая имя Марта?
З в е з д о п а д о в (в запальчивости). А какое бы имя вам подошло больше? Елена? Но это тоже потаскушка,  только теперь троянская, и никакой разницы между ними, в сущности, нет!Княгиня Ольга, сжигавшая огнем непокорных холопов? страдалица Анастасия? царица Софья? сказочная Василиса Премудрая? Здесь, в этой стране, нет чисто русских имен, здесь все перемешано и заимствовано у других, и, возможно, самое лучшее имя  для России – это действительно весеннее, полное надежд и запаха весенних белых соцветий имя вашей покойной жены: Марта, вечная  Марта, которую вы, к сожалению, взяв от нее все, что могли, трагически потеряли!
В е н с к и й. Вы говорите, как адвокат на процессе!
З в е з д о п а д о в. Я защищаю вас и вашу жену!
В е н с к и й. Мы с ней не нуждаемся в вашей защите!
З в е з д о п а д о в. Я защищаю свою будущую книгу о вас!
В е н с к и й. Я не позволю вам ее написать.
З в е з д о п а д о в. Я и так слишком много о вас узнал, вы мне, в сущности, уже не нужны. Позвольте, однако, уточнить еще кой-какие детали?
В е н с к и й. Валяйте, но живым после этого вы отсюда  не выйдете.
З в е з д о п а д о в. Я согласен на все, лишь бы раскопать весь узор до конца!
В е н с к и й. Я говорю совершенно серьезно - я убью вас независимо от того, раскопаете вы узор до конца, или нет!

   
Встает, снимает со стены ружье, взводит курки и кладет его на письменный стол рядом с собой.


В е н с к и й (зловеще смотрит на  г о с т я).  Итак, о чем еще хотели вы спросить у меня?
З в е з д о п а д о в (откидываясь на диван,  со стаканом в руках, испуганно и одновременно решительно глядя на  В е н с к о г о). Я должен был это предвидеть, я должен был заранее знать, что нельзя так глубоко копаться в этих страшных вещах! нельзя слишком глубоко копаться в судьбах России, - в них  заключено  слишком много энергии, и подчас не только светлой, но и черной, и разрушительной! Мне ли, литературному критику, не знать, как быстро, словно свеча на ветру, истаивают судьбы писателей и поэтов, обручившихся с этой странной, и слишком страстно коснувшейся их губами страной? все это имеет отношение и к вам! не думайте, что у вас будет спокойная старость, ваша близость к России не даст вам этого сделать!
В е н с к и й (холодно). Моя Россия умерла три  дня назад!
З в е з д о п а д о в. Но до этого вы жили с  ней целую четверть века!
В е н с к и й (задумчиво, остраненно). Я встретил ее впервые, когда мне было двадцать два года,  если вы по-прежнему имеете в виду Марту, и женился  на ней спустя ровно год. Мы были мужем и женой двадцать пять лет, и в конце-концов развелись, устав любить и ненавидеть один другого, уходить, а потом вновь бросаться друг другу в объятия; с тех пор прошло ровно семь лет, в течение которых я ни разу не видел  Марту, засев, как крот, в этой пещере на склоне холма. Таким образом, с момента нашей первой встречи прошло ровно тридцать три года, и это все равно, что прошла вся жизнь!
З в е з д о п а д о в. Вы были старше ее?
В е н с к и й. Да, я был старше ее на несколько лет.
З в е з д о п а д о в. На сколько точно?
В е н с к и й. На три с половиной года.
З в е з д о п а д о в. Вы извините, что я задаю эти вопросы, - для меня, как литературного критика,  важна каждая мелочь!
В е н с к и й. Валяйте, валяйте, вытягивайте  любую подробность, вам все равно не уйти отсюда живым!
З в е з д о п а д о в. Вы точно решили убить  меня?
В е н с к и й. Точнее не бывает. Здесь,  под моей дачей,  целый лабиринт древних катакомб и пещер, вырытых  еще во времена тавров и греческой колонизации Крыма; я спрячу ваше тело так хорошо, что  вас найдут не  раньше, чем через две тысячи лет, и примут не то за  одного из скифских вождей, павшего смертью на поле брани, не то греческого хлебопашца, пронзенного безжалостной таврской стрелой; у меня  в коллекции есть  целый набор таких бронзовых стрел,  я специально вложу их наконечники в ваши раны, оставленные от пуль моего охотничьего ружья. (Похлопывает рукой по ружью.)
З в е з д о п а д о в. Тогда мне действительно надо спешить. Не мог ли я прояснить несколько интересных моментов в вашей творческой биографии, и, в частности, один из них: как долго вы были литературным  поденщиком и работали на других, а не на себя?
В е н с к и й. Это продолжалось довольно долго; Марте были нужны деньги на ее безумные наряды и не менее безумные развлечения, и я, как уже говорил,  брался за любую работу, лишь бы только за нее прилично платили; особенно хорошо мне удавалась правка чужих пьес, которые я фактически переписывал заново, и сочинение хвалебных од на юбилеи высокопоставленных лиц. Я, кроме того, написал два-три романа, которые в те времена невозможно было издать, и у меня их купили уже известные литераторы, сделавшие на них имя и деньги, и даже получившие за них литературные премии.
З в е з д о п а д о в. И вы не жалеете об этом?
В е н с к и й. Ничуть. В истинной шкале литературных ценностей, в тайном и страшном послужном списке, который существует на небесах, все эти случаи давно известны, и им давно дана соответствующая оценка; кроме того, для меня все эти первые литературные опыты  были не чем иным, как самой обычной литературной учебой; я просто посещал литературные классы, и, кроме того, получал за это приличные деньги; это было вроде того, как будто я учился в институте или университете, и получал за свое прилежание повышенную стипендию.
З в е з д о п а д о в. Вы уже не мечтали о благе всего человечества, и не пытались вывести ваши страшные формулы счастья и красоты?
В е н с к и й (с улыбкой).  Нет,  этот юношеский наивный период в моей жизни давно прошел, и я понял,  что литература - главное мое призвание в жизни.
З в е з д о п а д о в. Вы сразу осознали, что  способны на многое, или это понимание пришло к вам постепенно?
В е н с к и й. Когда я наконец-то понял, кто такая на самом деле Марта, и какие возможности пришли ко мне вместе с ней, я понял, что способен на все; некоторое время я еще продолжал забавляться экзотическими и одновременно простыми, если не сказать смешными, проектами: писать ремейки к известным литературным произведениям; к этому времени в стране началось то, что многие называли перестройкой, хотя лично я называю это революцией, и мои ремейки можно было наконец-то печатать.
З в е з д о п а д о в. Я знаю, что вы печатали их под чужими фамилиями?
В е н с к и й. Да, они были пухлыми, смешными, а иногда нарочито нелепыми, и мне не хотелось портить свое литературное имя, которое уже  начало появляться на литературном горизонте страны.
З в е з д о п а д о в. К этому времени вы очередной раз ушли от Марты, или, точнее, это она ушла  от вас с кем-то другим, и вы жили в маленьких русских городках, переезжая время от времени из одного в другой. И писали взахлеб, писали все подряд: повести, пьесы, стихи, романы, которые охотно публиковали издательства и журналы?!
В е н с к и й. Да, я вдруг ощутил невероятные,  поистине необъятные силы, которые позволили мне писать все, что угодно, и я окунулся в эту новую для меня реальность с головой, словно в волны теплого и  давно желанного океана, пройдя к нему долгий путь по раскаленной мертвой пустыне. Я вел себя, что называется,  как право имеющий, как Христос в синагогах,  поучающий заслуженных и имеющих неоспоримый авторитет мэтров.
З в е з д о п а д о в. Вы вели себя, как право  имеющий? Но вы, надеюсь, понимали, что это право пришло к вам вместе с Мартой?
В е н с к и й. Да, я понимал это, хотя уже и начал разделять ее, реальную маленькую шлюшку, перебегавшую  мне дорогу в коридоре институтского общежития, и большую страну, супругом которой я странным и фантастическим образом стал; это, кстати, помогало легче переносить продолжающиеся примирения и  разрывы, весь этот набор взаимных измен, обид и упреков, который по-прежнему отравлял нашу с ней жизнь; в конце концов, Марта была одно, а Россия - совершенно  другое; Россия требовала от меня глубины и самоотречения, она заставляла меня посещать церкви и монастыри, идти по стопам Андрея Рублева, отыскивая в отдаленных местах совершенно никому неизвестные фрески и даже иконы, принадлежащие кисти этого гениального живописца, она то кидала меня на огромное, клочковатое, покрытое снегом поле, в  конце  которого меня ждало русское чудо под названием Покров на Нерли, то заставляло участвовать в  поиске легендарной, давно пропавшей библиотеки Ивана Грозного, то писать, а потом бросать это гиблое дело, пьесу об авторе "Слова о полку Игореве"!
З в е з д о п а д о в. Именно к этому времени относится ваша статья, в которой вы утверждаете, что "Слово о полку Игореве" - это гениальная подделка?
В е н с к и й.  Да, я понял это совершенно отчетливо, и попытался обосновать в статье, которая наделала много шума и подарила мне много влиятельных врагов!
З в е з д о п а д о в. И тем не менее вы опубликовали  ее?
В е н с к и й. Повторяю вам, я действовал, как право имеющий; я к тому времени уже жил в мире, о существовании которого раньше даже не подозревал; меня постоянно окружали Музы, диктующие мне из-за плеча тексты моих пьес и стихов; ко мне постоянно прибывали и тут же убывали гонцы, несущие важные и неизвестные непосвященным тайны; я запросто разговаривал с Шекспиром и Пушкиным, прогуливаясь с ними в глубине тихих московских дворов и аллей, называя их своими братьями во литературе, и они в ответ называли меня так же; я вдруг понял, что вокруг существует множество злобных и отвратительных существ, вполне реальных демонов, пытающихся помешать мне писать, и портящих по возможности каждую мою строчку.
З в е з д о п а д о в. Вы не преувеличиваете, говоря об этом?
В е н с к и й. Ничуть, это были самые настоящие демоны, хотя и рядились они в тоги самых разных людей. К примеру, один раз, когда я написал поистине гениальную пьесу, откуда ни возьмись, появились два окололитературных господина, назвавшихся театральными критиками, и буквально разорвали мою пьесу на части, мотивируя это тем, что помогают мне; я не исключаю и того, что вы тоже не кто иной, как один из этого сонмища окололитературных демонов, насылаемых злобными силами на каждого успешного литератора, тем более, что и сами вы называете себя литературным критиком!
З в е з д о п а д о в (успокаивая его, записывая в блокнот все, что говорит хозяин). Успокойтесь, никакой я не демон, я действительно литературный критик!
В е н с к и й (похлопывая ладонью по ружью). Как знать, как знать, все вы рядитесь в овечьи одежды, хоть и  скрываете под ними подлинные волчьи шкуры!
З в е з д о п а д о в (улыбаясь открыто и простодушно). Рядом с вами я действительно простенькая окололитературная овечка, которая, по всей видимости, пойдет на корм заматерелому литературному зубру!
В е н с к и й. Зубры не питаются овцами!
З в е з д о п а д о в. Пусть так, пусть так, не будем вдаваться в детали!  Скажите, вы ведь верующий человек?
В е н с к и й. Русский писатель обязательно верит в Бога, хотя подчас облекает это в довольно экзотические и  экстравагантные формы; атеизм, кстати, это тоже, только оборотная, сторона веры.
З в е з д о п а д о в. А что еще присуще русскому писателю?
В е н с к и й. Конечно, протест; протест и неприятие власти, причем власти любой, как бы она ни называла себя!
З в е з д о п а д о в. И это тоже часто бывает замаскировано какими-то отвлекающими действиями?
В е н с к и й. Совершенно точно, чем больше русский писатель объясняется власти в любви, тем более он тайно  ненавидит ее!
З в е з д о п а д о в. Выходят, что у власти нет вообще  сторонников среди писателей?
В е н с к и й. Разумеется, но только среди писателей,  а не бездарностей; бездарности всегда на стороне власти.
З в е з д о п а д о в. Именно из-за этого, из-за своей оппозиции к власти, причем к власти вообще, вы и  стали писать свои знаменитые статьи?
В е н с к и й. Да, это так; после того, как я понял, что должен действовать как право имеющий, я и стал писать статьи, которые, смею надеяться, сыграли не последнюю роль в жизни этой страны!
З в е з д о п а д о в. Вы были мужем России, и одновременно критиковали ее? более того, обличали самым  жестоким образов, обвиняя в самых подлых и страшных грехах?!
В е н с к и й. Я просто знал ее слишком близко, знал так, как не знал никто, или, по крайней мере, почти никто; я слишком долго был женат на этой подлой шлюшке, я видел, как она бросает, словно сука, под забором своих дочерей и сынов, и я наконец-то должен был высказать ей все, что хотел!
З в е з д о п а д о в. Обвиняя Россию, вы на самом деле  обвиняли и Марту?
В е н с к и й. Возможно, что так,  но только частично.  На каком-то этапе, разумеется, я хотел свести счеты с этой своей шлюхой дней, с этой деревенской шлюхой по имени Марта, но потом наконец осознал, что все гораздо серьезней; Марты уже  не било рядом со мной, а вместо нее была большая страна, которая вела себя точно так же, которая ничем не отличалась от нее, а временами была даже еще хуже и гаже!
З в е з д о п а д о в (взволнованно). Но ведь одновременно и прекрасней, и бесподобней, и возвышенней, чем все другие страны на свете!      
В е н с к и й. Разумеется, что так!  я одновременно и ненавидел, и любил эту страну, я задыхался от  любви к ней, я пылал к ней невероятной, нечеловеческой страстью, я целые ночи проводил в ее страстных объятиях, испытывая оргазм, который нельзя сравнить ни с чем,  и наслаждение, которое возможно получить только на небесах. И к этому еще прибавлялся религиозный оргазм и экстаз, который делал любовника России неким  сверхчеловеком, купающимся в океане любви и блаженства.  Это действительно было высшей, неземной формой извращения, неземной формой садомазохизма, и я испытал его по полной программе, исполосованный вдоль и поперек безжалостным кнутом,  оставившим на моем теле вечные незаживающие раны. Теперь, в преддверии вашей смерти, я могу признаться, что это были раны любви!   
З в е з д о п а д о в (отмахиваясь). Хорошо, хорошо!  Скажите, именно к этому времени относится ваша статья о сущности русского юродства, в которой вы утверждаете, что оно является высшей точкой религиозного садомазохизма, и что русские юродивые все как один были тайными любовниками России?
В е н с к и й. Да, это так, хотя теперь я бы переписал эту статью по-другому!
З в е з д о п а д о в (поспешно). Что сделано, то сделано, по-другому переписать уже нельзя! Скажите, а другие ваши статьи: они тоже были продиктованы ненавистью и любовью к  Марте?
В е н с к и й. Я не копался в себе так глубоко; впрочем,  если хотите, то считайте, что так!
З в е з д о п а д о в. В том числе и ваша статья о том, что Россия пожирает своих дочерей и сынов, бросая их под забором, как последняя шлюха? вы имели в виду ваших с  Мартой детей, как родных, так и приемных, которые по роковой случайности гибли один за другим?!
В е н с к и й (зловеще). Литературный критик, не зарывайтесь слишком глубоко, я вас уже предупреждал об этом!
З в е з д о п а д о в (не обращая внимания). Двое ваших с Мартой детей, мальчик и девочка, погибли один за одним, не дожив и до года?
В е н с ки й (странным голосом, глядя в окно). Да, это так, она бросила их в роддоме, отказавшись даже кормить грудью!
З в е з д о п а д  ов. И вы после этого вновь сошлись с  ней?
В е н с к и й. Я любил ее безумно, я ничего не мог поделать с собой!
З в е з д о п а д о в. Третий ваш ребенок, насколько мне известно, скончался от скарлатины в возрасте шести  с половиной лет?
В е н с к и й. Вам слишком много известно; но, впрочем,  это действительно так!
З в е з д о п а д о в. Вы обвиняете в этой смерти ее?
В е н с к и й. А кого же еще? Если бы мальчик остался со  мной, он бы жил до сих пор! Она таскала его за собой по разным притонам и кабакам, я выискивал их в самых невероятных трущобах, я сходил с ума от любви к ребенку, зная заранее, что его ждет тот же конец;  и, разумеется, я оказался прав в своих предвидениях!
З в е з д о п а д о в. Вы и после этого не бросили ее?
В е н с к и й. Нет, мы, вопреки здравому смыслу, взяли на воспитание еще двух приемных детей; я к тому  времени был уже богат и известен, и мне казалось, что все удастся изменить к лучшему; но, к сожалению, она к этому времени стала уже законченной наркоманкой, и, кроме того, заболела туберкулезом!
З в е з д о п а д о в. Дети умерли, заразившись от нее?
В е н с к и й. Да, хоть я и потратил все деньги на их лечение!
З в е з д о п а д о в. И что было потом?
В е н с к и й. Потом? Потом я попытался убить ее, но она опередила меня, решив покончить жизнь самоубийством.
З в е з д о п а д о в. Она сделала это в первый раз?
В е н с к и й. За кого вы ее принимаете? Она делала это на протяжении всей своей жизни!
З в е з д о п а д о в. И оставалась живой?
В е н с к и й. Россия не может умереть, она или кончает с собой, или умертвляет других, но всегда в итоге чистенькая и блестящая, вся в сиянии золотых куполов своих бесчисленные храмов, увенчанная, как фатой, колокольным звоном и весенним кипением цветущей черемухи,  приходящая к вам в миллион первый раз, предлагая лишить вас невинности. А вы миллион первый раз лишаетесь ее в заросшем цветущей черемухой овраге, понимая, что совершаете страшную глупость, и что лучше бы вас лишила невинности эфиопка или пигмейка из джунглей Борнео!
З в е з д о п а д о в (внимательно глядя на него). А сами вы не пытались покончить с собой?
В е н с ки  й. Нет русского писателя, который хотя бы раз не пытался покончить с собой. Вот (показывает запястья рук), у меня все вены исполосованы бритвой,  как ботва в огороде!
З в е з д о п а д о в (со странной улыбкой). Вы поистине достойны друг друга!
В е н с к и й. Что поделаешь: муж и жена - одна сатана!
З в е з д о п а д о в. Вы считаете ее сатаной?
В е н с к и й. Я же уже говорил: я считаю ее шлюхой дней, по роковой случайности когда-то перебежавшей мне дорогу!
З в е з д о п а д о в. И вы ничего не хотели бы изменить?
В е н с к и й. Я не Господь Бог, и, кроме того, что  было, то было. Нелепо изменять то, что ниспослано свыше!
З в е з д о п а д о в. Вы, следовательно, верите в высшую предопределенность?
В е н с к и й. Да, как и в то, что вы сейчас умрете!  (Поднимает ружье, целится в гостя.) Молитесь,  господин критик, если умеете, молитесь, вам осталось жить всего лишь мгновение!
З в е з д о п а д о в (умоляюще). Пощадите меня, я не могу умереть, не написав своей звездной книги!
В е н с к и й. Я напишу ее вместо вас; я давно уже думал об автобиографическом романе, но, разумеется, без  излишних подробностей, до которых вы докопались!
З в е з д о п а д о в. Я не верю, что вы действительно убьете меня, ведь вы не злодей!
В е н с к и й (продолжая целиться в  З в е з д о п а д о в а). А вот здесь вы ошибаетесь, писатели все  злодеи!
З в е з д о п а д о в. Как хорошо, что вы так сказали,  я напишу об этом в своей книге!
В е н с к и й. Вы уже ничего не напишите!

    
Стреляет в  З в е з д о п а д о в а,  нажимая один за другим оба курка. Звучат два оглушительных выстрела.
З в е з д о п а д о в все так же сидит на месте, потом поднимается, подходит к  х о з я и н у, разгоняет руками дым, улыбается зловеще и угрожающе; облик его кардинально переменился, он стал злым,  жестоким и резким.


З в е з д о п а д о в (рядом с растерянным  В е н с к и м, демонстрируя целостность костюма). Что,  озадачены, господин писатель, все платье в целостности и сохранности, и, заметьте, ни единой дырочки  от пули. Все пули пролетели мимо, и даже в стену  ни  одна не попала!
В е н с к и й (растерянно). Но как это возможно, неужели в ружье были холостые патроны?
З в е з д о п а д о в. Успокойтесь, патроны были нормальные, и стреляли вы тоже нормально, наверняка, как профессиональный убийца, просто я на самом деле не тот, за кого вы меня принимали, вернее, не тот, за кого я сам себя выдавал; я, видите-ли, вовсе не литературный критик, а самый настоящий черт, посланный к вам для одного важного дельца! (Нервно потирает свои руки.)
В е н с к и й (так же нервно и суетливо). Полно, полно, не надо меня разыгрывать, какой к черту черт!  Просто я давно уже не хожу на охоту, с тех самых пор, как занялся экологической деятельностью,  и заменил все настоящие патроны на холостые. К несчастью, я  совсем об этом забыл, и даже, сам не желая этого, разыграл тут перед вами эту комедию, больше смахивающую на фарс!
З в е з д о п а д о в (так же нервно продолжая потирать руки). Не было бы счастья, да несчастье помогло! Надеюсь, вы не будете убивать меня во второй раз?
В е н с к и й (разводя руками). Хотел бы, да не могу, все патроны холостые, не осталось ни одного настоящего! А что это вы сейчас говорили про черта? вы что, опять решили изменить профессию?
З в е з д о п а д о в. К сожалению, или, скорее, к счастью, да. Должен вам признаться, что я действительно  морочил вам голову довольно длительное время, подготовляя к тому предложению, с которым меня к вам, собственно, и послали.
В е н с к и й. Послали кто?
З в е з д о п а д о в. Силы ада, или, если желаете, зла и сомнения, вечно творившие зло, и вечно совершающие благо.
В е н с к и й. Прямо как у Гете. Вы что, начитались "Фауста"?
З в е з д о п а д о в. Гете во многом подобен вам, он тоже был женат на стране, которая, впрочем, называлась немного иначе. А я действительно черт, тот самый, с копытами и рогами, посланный к вам по одному неотложному дельцу,
В е н с к и й (недовольно, вешая ружье на место).  О каком еще дельце вы говорите, хватит меня разыгрывать?!
З в е з д о п а д о в (деловым голосом). Да не разыгрываю я вас, господин писатель, а говорю чистейшую правду! Вы сами только что рассказывали о сонме разных существ, как злых, так и добрых, окружающих вас во время вашего подвижнического служения литературе. Вот я как раз и есть одно из этих существ. Я, собственно, говоря, никогда и не покидал вас,  а  всегда оставался рядом, маскируясь по мере надобности под кого угодно, потому и знаю о вас так много. Я, можно сказать, ваше второе "я", ваше альтер-эго, совсем неравнодушное к вашей судьбе и к тому состоянию, в коем вы сейчас пребываете. И, кстати, пославшие меня тоже к этому состоянию неравнодушны!
В е н с к и й (угрюмо, искоса поглядывая на преобразившегося  З в е з д о п а д о в а).  И что же это  за состояние, если не секрет?
З в е з д о п а д о в (охотно, крутясь  вокруг В е н с к о г о). Это состояние полнейшей  подавленности и  заброшенности; это, господин сочинитель, состояние  полнейшего фиаско, при всем внешнем блеске и успехе вашей литературной карьеры! да, вы достигли в литературе определенных вершин, но в жизни потеряли все, что имели, все, чем в избытки располагают  другие, так называемое нормальные люди; вы потеряли иллюзии молодости, которые помогают жить, и противостоять бедствиям, вы потеряли пятерых детей и жену, множество раз изменившую вам,  и умершую не  у вас на руках, а где-то в глуши, у  приютивших ее случайных людей; вы заброшены в этой  пещере, из которой не выходили в большой мир уже  целых семь лет; вы, наконец, каждый день думаете о самоубийстве,  и только лишь не решаетесь это сделать; вы, кстати, и патроны в ружье из малодушия заменили на холостые, а все настоящие, находящиеся в доме, выбросили  подальше, опасаясь, что действительно можете покончить с собой. На самом деле вы самое несчастное и самое нелепое существо в мире, какое только можно вообразить; вы загнаны в угол, загнаны в тупик, в  эту вашу пещеру на склоне холма, в нелепый и страшный тупик на краю Ойкумены, и жить вам осталось всего ничего. Вы или сопьетесь от страха, или действительно убьете себя, не то найдя где-нибудь настоящие патроны, не то по старой писательской привычке перерезав себе вены. У вас имеете один-единственный шанс все изменить и остаться в живых, и именно этот шанс мы вам сейчас предлагаем!
В е н с к и й (угрюмо). И что же это за шанс?
З в е з д о п а д о в (радостно, подскакивая к нему). Откажитесь от нее!
В е н с к и й. От кого, от Марты?
З в е з д о п а д о в. Нет, от России! Отрекитесь от этой страшной страны, лишившей вас иллюзий детства,  семьи, жены и друзей! Отрекитесь от этой шлюхи ваших собственных дней, лишившей вас невинности посреди своих вечных снегов! Отрекитесь от нее, и сразу же все чудесным образом переменится; и сразу же вновь вы станете молодым и наивным, ищущим счастье и  красоту, и у вас будет совершенно новая биография, которую только вы сами себе пожелаете; разумеется, у вас будет счастливый брак, вам никто не будет никогда изменять, ваши дети не то что не умрут, но даже скарлатиной или коклюшем ни разу не заболеют,  и будут приносить из школы самые хорошие отметки; у вас будет много друзей, вы никогда не станете одиноким отверженным мизантропом, с утра решающим, как вам лучше покончить с собой: не то повеситься, не то, приладив на шею камень, сигануть в море с крутого обрыва? Одним словом, вы будете жить в довольстве и счастье, и умрете на руках своих близких, а рядом не будет многочисленных врагов, радующихся и прыгающих от счастья при виде вашей позорной смерти! Отрекитесь от нее, всего лишь на словах, ничего не подписывая, и не скрепляя собственной кровью, ибо сейчас это никто не делает, и прошлое забудется для вас, словно кошмарный и тяжкий сон!
В е н с к и й. А что будет с ней?
З в е з д о п а д о в. С кем?
В е н с к и . С моей женой!
З в е з д о п а д о в. С Мартой? Но ведь она умерла, с ней уже ничего не будет!
В е н с к и й. Нет, с Россией.
З в е з д о п а д о в. Она тоже умрет.
В е н с к и й. Как умрет?
З в е з д о п а д о в (радостно улыбаясь). А очень просто, как умирают люди и страны. Умрет, а на ее месте будет пустыня, то ли радиоактивная, то ли какая другая, это уже не имеет большого значения; это уже частности, которые не должны вас волновать; какое вам до нее дело, ведь она отняла у вас самое дорогое!
В е н с к и й. Да, это так!
З в е з д о п а д о в. Ведь вы ненавидите ее?!
В е н с к и й. Безусловно!
З в е з д о п а д о в. Называете шлюхой своих вечных дней!
В е н с к и й. Да, называю!
З в е з д о п а д о в. Пишете памфлеты, где на правах бывшего мужа обличаете ее пороки и преступления!
В е н с к и й. И пишу, и собираюсь писать дальше!
З в е з д о п а д о в (радостно, прыгая от счастья).  Ну так и отрекитесь от нее, что вам стоит, ведь  она  вам так досадила!
В е н с к и й (откидываясь на спинку кресла). Не могу.
З в е з д о п а д о в. Почему?
В е н с к и й. Она была моей первой любовью; первую любовь невозможно забыть, и, тем более, от нее  невозможно отречься!
З в е з д о п а д о в. Но ведь это идеализм! вы, насколько я знаю, растеряли его очень давно?
В е н с к и й (пожимая плечами). Не знаю, возможно, капелька его еще осталась в моих жилах!
З в е з д о п а д о в. Каких жилах, безумец, они у вас все перерезаны!
В е н с к и й. Извините, ничем не могу помочь; лучше вновь резать вены, чем отречься от первой любви!
З в е з д о п а д о в (кричит). Безумец, опомнитесь,  не говорите пошлостей, мы с вами не в институте  благородных девиц! вспомните свои безумные статьи  времен перестройки, принесшие вам сонмы врагов, - вы не щадили в них никого: ни обычных мерзавцев, ни первых лиц в государстве! вы были так сильны, что играли судьбами миллионов, не в последнюю очередь став причиной развала великой империи; вам до сих пор этого не простили, и, как итог, вы пережили несколько покушений, спрятавшись в этой пещере  на задворках вселенной; вы по старой привычке стали писать едкие сказочки, высмеивающие вновь всех  и вся, от президентов до последних нищих в метро; вас непременно убьют, вы боитесь каждого шума и шороха, и справедливо опасаетесь случайных гостей,  вроде меня; вы никуда не выезжаете вот уже семь лет, хоть вас и приглашают на всевозможное симпозиумы,  встречи и вручения премий; вы и ружье для того завели,  чтобы спастись от залетного киллера, и вовсе не  холостые в нем патроны, а нормальные, которое вы храните вот в этом ящике, стыдливо заявляя, что  ничего  об этом не знаете! (Показывает на шкаф.)

    
В е н с к и й решительно снимает со стены ружье, подходит к одному из шкафов, открывает ящик,  достает из него два патрона, засовывает их в стволы.


В е н с к и й (взводя курки, направляя ружье в грудь З в е з д о п а д о в а). Ну что же, господин черт,  вот и конец вам, вы сами на него напросились!  Считайте, что, мои патроны заряжены серебряными пулями, убивающими наповал всякую нечисть, вроде вас!

    
З в е з д о п а д о в  некоторое время недоуменно смотрит на  В е н с к о г о,  внешность его опять странным образом преображается:  он светлеет лицом,  становится даже как будто выше и тоньше.


З в е з д о п а д о в (умоляюще протягивая вперед руки). Стойте, остановитесь, прошу вас, не убивайте ангела, посланного той, которая всегда ждала и любила вас!
В е н с к и й (брезгливо оглядывает его с ног до головы). Что еще такое, что еще на этот раз придумали вы, господин хамелеон? какой еще ангел, когда же вы наконец успокоитесь? (Приставляет дуло ружья к груди  З в е з д о п а д о в а.)
З в е з д о п а д о в (отводя двумя пальцами ружье от своей груди). На этот раз все честно, господин сочинитель, и можете считать, что наша комедия действительно подошла к концу. Я действительно ангел-хранитель той, которая была вашей женой на протяжении тридцати трех лет, сколько бы вы ни убегали от нее, ни разводились, и ни отсиживались в этой пещере! Не бойтесь, метаморфоз больше не будет, ибо нет больше смысла испытывать вас и проверять на лояльность тем силам, которые готовы вновь протянуть вам  руку помощи!
В е н с к и й (опуская ружье, отступая на шаг назад). Вы  испытывали меня?
З в е з д о п а д о в. Да, мы испытывали вас, господин сочинитель, и пришли к выводу, что с вами вновь можно иметь дело. Видите-ли: все, что я говорил вам здесь о смерти Марты – это, мягко говоря,  неправда!
В е н с к и й (с дрожью в голосе). Как неправда? Она что, жива?
З в е з д о п а д о в (радостно, очень доброжелательно). Живее не бывает, господин писатель; можно сказать, что она еще более жива, чем в день вашей первой с ней встречи, ждет - не дождется, когда вновь  сможет увидеть вас!
В е н с к и й (отступая еще дальше, кладя ружье на стол). Я не понимаю, объяснитесь, прошу вас!
З в е з д о п а д о в (немного нервно, радостно, делая успокаивавшие движения ладонями). Сейчас,  сейчас, вы только не волнуйтесь, сейчас я вам все  объясню! Видите - ли, мы действительно испытывали вас;  мы - это те силы, которые заинтересованы в жизни Марты, и той страны, которую она представляет. Вы знаете, о какой стране я говорю. Мы опекали и оберегали  ее с самого детства, буквально с первого вздоха   на этой земле, и даже еще раньше, ибо такие вопросы решаются в вечности, и к ним готовятся как можно  более тщательно. Точно так же и будущего супруга той, которая будет мистическим воплощеньем России,  выбирают из миллионов и миллионов задолго до того, как он откроет глаза, впервые взглянув на этот прекрасный мир.
В е н с к и й. И по каким критериям их выбирают?
З в е з д о п а д о в. О, критериев здесь множество,  и перечислить их сейчас нет ни малейшей возможности! критериев здесь миллионы, это, можно сказать,  целый склад, целая таблица критериев, среди  которых  и  слабость, и немощность человека, и его идеализм, и полнейшая неспособность чего-либо добиться в  жизни,  - всего этого у вас, прошу уж прошения за откровенность, было в избытке!
В е н с к и й (с иронией).  Спасибо, вы очень откровенны, господин ангел-хранитель!
З в е з д о п а д о в (радостно). Просто ангел, просто ангел, мне так будет приятней!
В е н с к и й. Хорошо, спасибо, господин ангел, мне тоже приятно, что меня выбрали по таким низким критериям! Ну а Марту, простите уж за настойчивость, по каким критериям вы выбирали?
З в е з д о п а д о в (так же доброжелательно). А вы здесь уже говорили, когда неоднократно ругали ее: это действительно должна быть разгульная девушка, имеющая, помимо всего, массу других отрицательных качеств, которая обязательно должна будет испортить жизнь как себе, так и своему будущему избраннику!
В е н с к и й (недоуменно). И такая девушка будет потом представлять Россию?
З в е з д о п а д о в (с жаром). Да, господин писатель, да, но весь фокус в том, что потом, в итоге, все должно преобразиться и переплавиться, все должно пройти через горнило страданий, и засиять сквозь пепел и черный шлак нестерпимым золотым блеском,  превратившись в чистейший и драгоценнейший самородок, в слиток золота, рядом с которым тускнеют и чахнут все другие драгоценности мира. Смысл России в преображении, в проходе через горнило страданий и слез, в счастливом конце, в свете в конце туннеля, который поначалу кажется бесконечным и никогда не  кончающимся! Вот почему на роль России в этой страшной трагедии, или, если желаете, безумной комении, выбрали именно Марту, а в ее супруга – именно вас! Вы великолепно сыграли свои роли, и мы, ваши доброжелатели, в течение долгого времени взирающие на вашу игру, были от нее просто в восторге!
В е н с к и й (в возмущении). Вы взирали на страдания двух несчастных людей, и были от них просто в восторге? Но кто позволил вам издеваться над нами?
З в е з д о п а д о в. А кто позволил вам родиться на свет, кто позволил вам жить и дышать, кто позволил  вам стать известным писателем и жениться на самой прекрасной женщине в мире? - Судьба, господин сочинитель, небеса, Господь Бог, и множество других сущностей, о праве которых принимать те или иные решения вам, как, впрочем, и мне, судить не дано. Все это решается помимо нашей воли, и все это, к сожалению, подошло к концу! Пьеса сыграна, господин сочинитель, зрители ее посмотрели, все довольны, и пора уже ставить точку.  Вроде бы все прекрасно, и мы можем отпустить вас на покой, оставив в этой сырой пещере, где вы каждый день дрожите от страха, ожидая покушения, и заряжаете ружье то настоящими патронами, то, устыдившись своего малодушия, меняете их на холостые. Мы могли бы вас оставить в этой пещере на краю Ойкумены, где вас или бы действительно убили за ваши былые и нынешние грехи, или бы вы сами вскрыли себе вены от страха и одиночества, но...
В е н с к и й.  Что "но"?
З в е з д о п а д о в. Но возникла одна небольшая проблема.
В е н с к и й.  Какая?
З в е з д о п а д о в. Мы не можем найти новых кандидатов на роль России и ее несчастного мужа. Мы перепробовали множество вариантов, мы перелопатили весь имеющийся в нашем распоряжении архив, мы влезли в мозги и сердца миллионов и миллионов еще не родившихся младенцев, и пришли к выводу, что единственными кандидатами на роли России и ее мужа - писателя являетесь вы и Марта. Только вы и  Марта, и больше никто.
В е н с к и й. Что это значит?
З в е з д о п а д о в. Это значит, что вам вновь предлагается прожить с самого начала свою жизнь, вновь родившись в глухой провинции у моря наивным и мечтательным идеалистом, приехавшим покорить своими смешными идеями Москву, и вновь встретить девушку по имени Марта, случайно перешедшую вам дорогу, которая через год станет вашей женой.
В е н с к и й (глухо). Она вновь перейдет мне дорогу?
З в е з д о п а д о в. Да.
В е н с к и й. В коридоре институтского общежития?
З в е з д о п а д о в. Нет, это будет на одной из московских улиц, после страшней грозы, бушевавшей всю  ночь, когда воздух еще был насыщен озоном, а на земле лежали ветки и поваленные ветром деревья, сплошь покрытые зеленой весенней листвой. Вы встретите ее весной, утром, после грозы, и она вновь перейдет вам дорогу, старательно перепрыгивая на своих каблучках через лужи, и мельком, оценивающе, взглянув на вас, уйдет затем вперед по мокрой московской земле.
В е н с к и й (глухо).  А я?
З в е з д о п а д о в.  А вы побежите ей вслед, бормоча что-то нелепое и смешное, потому что такова ваша судьба - бежать вслед России, пытаясь схватиться за подол ее дешевого ситцевого платья!
В е н с к и й. А потом?
З в е з д о п а д ов.  А потом все начнется сначала, но, разумеется, уже с иными вариациями, и не совсем так, как в предыдущей комедии. Потому что времена на дворе иные, и для них написаны новые пьесы. Вы вновь проживете свою жизнь, господин сочинитель, и она вновь будет совершенно иной, чем та, которую планировали вы на заре своей юности.
В е н с к и й. Я вновь расстанусь со своими иллюзиями, и вновь убегу вслед Марте, этой вечной шлюхе моих земных дней, и она вновь будет хохотать мне в лицо, изменяя налево и направо,  а я буду в отчаянии метаться по огромной стране, не зная, что лучше: вскрыть себе вены, или стать приличным писателем?
З в е з д о п а д о в.  Да, господин сочинитель, да, все так, все будет именно так, и одновременно все будет иначе, потому что  времена  на дворе другие, и для них написана новая пьеса!
В е н с к и й. И вы мне предлагаете вновь сыграть в этой пьесе?
З в е з д о п а д о в.  Да, господин писатель, да!
Венский. А Марте вы уже сделали такое же предложение?
З в е з д о п а д о в. Да, сделали.
В е н с к и й. И что она вам ответила?
З в е з д о п а д о в. Она согласилась.
В е н с к и й. И она уже не мертвая, и не закопана в холодной осенней земле?
З в е з д о п а д о в. Нет, господин сочинитель, побойтесь Бога, при чем здесь мертвая, при чем здесь холодная осенняя земля? Ей сейчас всего лишь семнадцать лет, она идет по мокрой московской улице, старательно перепрыгивая через лужи и обломанные ветви деревьев, и за поворотом надеется встретить вас. Если, конечно, вы согласитесь на это!
В е н с к и й. А я должен согласиться на это?
З в е з д о п а д о в. Не знаю, решайте сами, здесь я ничем не могу вам помочь!
В е н с к и й (в волнении прохаживаясь по комнате, подходит к окну, смотрит в него, глухим голосом). Скажите, а это правда, что кроме меня на роль мужа России вы действительно не можете найти никого?
З в е з д о п а д о в. Правда. Вы единственный человек, способный сыграть эту роль.
В е н с к и й. А если я откажусь, то ничто не вернется?
З в е з д о п а д о в. Нет, и Марта, попрыгав по мокрым московским лужам, за поворотом внезапно исчезнет, оставшись лежать на церковном кладбище в мерзлой осенней земле.
В е н с к и й (в волнении, поворачиваясь к  г о с т ю). Но тогда... тогда я согласен!

К о н е ц.

2009