Последнее желание.
Часть 1.
Этой зимой сильно вьюжило. Шел 2040 год, юбилейный – ровно полста лет прошло с начала перестройки. Город лежал в сугробах и ледовых надолбах. Сильные морозы добавляли свою долю негатива во всеобщую картину хаоса. Невооруженным глазом видно было, что улицы уже давно никем не убирались. Ночь – темно хоть глаз выколи. По набережной плёлся мужик в неприглядной одежде – чистый оборванец. Кутая голову от колючего ветра в поднятый воротник худенького полушубка, спотыкаясь то и дело на перемётах, он и не заметил, как его перегнала шумная компания лицейских – стражей порядка, или лицаев, как говорят в народе, это название пошло то ли от слова лицо, ибо именно этой части тела чаще всего касается их дубинка при встрече с обычными людьми, либо по официальной версии, от слова личность, так как именно её они начинают выяснять, остановив простого прохожего – они опрометью за кем-то гнались. Светодиоды красного цвета, перемигиваясь, ярко светились на их кокардах и погонах – по их наличию и их количеству можно было не только издалека узнать, что данный человек наделён почти безграничной властью, но и определить чин лицая, а значит, и величину этой самой власти. Группа лицаев пронеслась мимо, только слегка толкнув в плечё прохожего, чтобы не мешался на пути. «Странно! - подумал оборванец – не за мной!». И только повернув голову к речке, заметил на льду того, за кем гнались стражи порядка. Они знали, что тому некуда деться со льда – скользко, кругом крутые бетонные берега, много перемётов – сильно не побежишь. А впереди стремнина – большая промоина, там верная погибель. Поэтому они и бежали по набережной – тут удобнее, а жертва от них всё равно не уйдёт. И, вдруг, не добегая метров пять до промоины, преследуемый вмиг исчез, при этом раздался хруст льда и послышался всплеск воды. Через секунду над водной поверхностью показалась его голова и затем снова исчезла. Преследователи остановились. «Эх, ушел всё-таки! Ну, туда ему и дорога, всё равно неблагонадёжный был – теперь хоть проблем с его «утилизацией» меньше будет!» - кто-то из лицаев подвёл итог преследованию. Они ещё немного потоптались на набережной, разглядывая водную промоину посреди речки – так, на всякий случай, а вдруг свершится чудо и преследуемый выплывет, но, как известно, чудес не бывает – махнули рукой, развернулись все вдруг, как будто по команде, и дружно в ногу зашагали прочь. Оборванец поёжился от холода, представив себя на месте того мужика, потом подумал: «Не повезло бедняге!» - и поплёлся дальше. Проходя промоину, он внимательнее вгляделся в то место, где провалился преследуемый – а может, чего осталось от него из одежонки. И, вдруг, услышал, что кто-то плещется в воде. Из-за небольшого снежного бруствера у края промоины показалась человеческая голова. «Помогите!» - прохрипела она. Оборванец медленно приблизился к промоине. Лёд под ногами стал слегка потрескивать. Пришлось лечь и остальной путь до промоины проделать плашмя. Не доползая метра два до воды, оборванец снял с шеи длиннющий шарф и кинул один его конец барахтающемуся в воде человеку. Тот ухватился за шарф, оборванец напряг все силы и потянул его на себя. Тонущий медленно выполз на лёд. Не отпуская шарфа, он несколько раз перекатился подальше от промоины. Затем оба медленно отползли в сторону берега. «Как зовут тебя, спаситель мой?» - спросил он отдышавшись. «Георгий!» - послышалось хрипло в ответ. «Быть тебе Георгием-победоносцем!» – продолжил спасённый. «Вообще-то, родные и близкие меня Гришей кличут, но по паспорту – Георгий. А ты кто?» - спросил в свою очередь оборванец. «Имя моё …, в общем, это не важно! Я … агент … службы исполнения последних желаний. В благодарность за моё спасение, я тебе дарую …, вообщем, я сам лично исполню твоё последнее желание. Только помни – желание должно быть именно последним, причём … любым! Вот тебе сотовый телефон – и он протянул оборванцу руку, на ладони лежал обыкновенный мобильник – когда прижмёт тебя жизнь, когда окажешься на самом её краю – нажми на любую из кнопок и произнеси твоё последнее желание вслух, оно тут же исполнится, причём немедленно! Ну а теперь мне надо идти!». «Подожди!» – сказал оборванец. Он медленно снял со своего плеча худой тулуп и накинул его на плечи спасённого: «Простынешь ещё!». «А ты?» - поинтересовался тот. «Я не в первой, обойдусь как-нибудь, да и в проруби не побывал как ты, добегу до «берлоги» по быстрому!» - пояснил собеседник. «Ну, будь!» - сказал спасённый и тут же, как будто растворился, исчез в темноте ночи.
Оборванец съёжился от холода, и как-будто на полусогнутых вприпрыжку помчался, … нет, не домой, дома его, наверняка ждала засада - он уже почти три недели числился в розыске как неблагонадёжный, а в гетто для отверженных. Этот район широким кольцом охватывал весь город, его общая площадь уже давно в несколько раз превысила сам город. Когда-то, давным-давно – ещё при загнивающем социализме, в этом районе располагался дачный сектор. Но это было очень давно, так давно, что уже редко кто помнил об этом. Теперь здесь кипела своя обособленная жизнь. Поначалу здесь селились обыкновенные гостарбайтеры. У них не было денег на покупку полноценного жилья, поэтому они скупали летние, относительно дешевые, дачные домики. И хотя в них очень тяжело приходилось людям, особенно зимой, в сильные морозы, но, всё-таки это было уже кое-то. Не на улице же, в самом деле? Какая-никакая, а всё ж крыша над головой! Постепенно настоящие дачники ушли из этих районов, так как воровство на дачных участках достигло таких масштабов, что был потерян сам смысл в выращивании чего-либо на предмет поесть. Овощам и фруктам не давали даже созреть – всё выращенное доставалось кому угодно, но только не тому, кто это выращивал. Да и бороться с толпами полуголодных работяг и их семействами было бесполезно! Не будешь же наказывать полуголодного ребёнка за украденную с грядки морковку. Сейчас это была рабочая трущоба, здесь скрывались все отверженные, потому что в огромной массе обездоленных людей их почти невозможно было найти. На этой территории действие официально принятых законов прекращалось, и начинали действовать свои законы. Это прекрасно знали и лицаи, поэтому они сюда предпочитали не соваться, а если быть более точным – боялись. Они ограничивались лишь проверкой документов и досмотром по утрам на многочисленных пропускных пунктах, когда из этих районов рабочая сила полноводными реками тянулась к центру мегаполиса - направлялась к своим рабочим местам. По вечерам досмотры отсутствовали – лицаи молча, но пристально, вглядывались в лица возвращавшихся, но не досматривали – это было разрешено. Внешне всё выглядело так, как будто лицаи бездействовали. И только их редкие вылазки с использованием бронетехники и других спецсредств иногда тревожили эти районы. Но, как всегда, дело кончалось тем, что большая часть бронемашин оставалась догорать на этой территории – их обгоревшие остовы, как исторические памятники, напоминали людям о прошедших социальных боях, а сами лицаи, принимавшие участие в карательной акции, просто-напросто бесследно исчезали. Причём, через некоторое время потихоньку куда-то исчезали и их многочисленные родственники, хотя они и проживали в престижных, хорошо охраняемых районах. В результате лицаи и предпочитали обходить эти районы стороной. Вот такие вот порядки установились на этой территории, и именно такие законы действовали здесь, как говорили некоторые – неписанные! Но в городе существовали и другие законы – официальные.
Собственно, сами законы, действовавшие, в основном, в центральной части мегаполиса, были весьма демократичны по своему содержанию. Они включали в себя много положительных моментов, в них было очень мало запретов, разрешено было многое и никак нельзя было сказать, что эти законы – драконовские. Они очень сильно напоминали собой законы уже такой далёкой социалистической действительности, только из их текстов поудаляли некоторые положения и кое-что дополнительно разрешили – и только. Но в том то и была их суть – они позволяли очень многое! Но даже и они исполнялись не всегда. Эти законы были в основном для рабочих масс. Их цель – заставить народ работать на новоиспечённых господ любыми средствами. Причём, их действие было явно избирательным. Так, в части, касающейся наказаний, они работали для всех неимущих без исключения, а для богатых, только начиная с определённой планки. Этой планкой была цена … украденного. Если ты украл меньше вагона, то - под суд, а если больше, например завод, то закон не действовал, но требовалось заплатить чиновнику, ответственному за исполнение закона, определённую мзду, чтобы было включена «тормозная» функция. В плане же разрешения законы действовали для всех граждан одинаково, но ореол распространения этого действия также зависел от некоторой суммы. Расценки были известны всем и, естественно, далеко не всем были по карману. И ничего с этим поделать не могли даже сами власти – рынок есть рынок, он сам устанавливает «цены на спрос». Конечно же, велась и интенсивная борьба с широко распространившейся коррупцией, но только в рамках принятых крайне демократических законов. Так, например, безжалостно уничтожались взяточники и мздоимцы, причём так рьяно, что последние несколько лет уже не было ни одного суда с обвинением в этом преступлении. Ни кто никому больше не давал взяток, просто … чиновникам дарили подарки … из-за наличия особой к ним признательности. Ведь ни в одном законе не сказано, что подарить подарок - есть преступление. И даже если, в некоторых статьях закона и было сказано, что чиновник, если сумма подарка превышает определённую, должен отдать его государству, то в этом случае поступали следующим образом: дарили подарки близким родственникам чиновников – жене, детям, тёщам, тестям, сёстрам, братьям, тётям, дядям, а то и племянникам. В результате – закон не был нарушен, он торжествовал! Его торжество очень отчётливо можно было проследить и по материалам доступной для общественности информации. И не был в этом исключением ни один информационный канал, будь то телевидение, радио, пресса или Интернет. Всё в государстве было правильно, мелкие нарушения тут же выявлялись и устранялись, повышался общий национальный доход, падал процент безработицы, среднестатистическая зарплата отдельного индивидуума, определявшаяся при помощи простейшего арифметического действия: сложить всю полученную сумму и разделить на количество получающих, давно уже превысила непередаваемую на словах величину, все были всем довольны, хвалили правительство и остальных, кого надо было хвалить, за заботу о народе, называя их слугами народа, что приравнивалось к статусу … примерно … героя соцтруда, вообщем – торжество закона было на лицо, а у некоторых даже и на лицах!
Шел пятидесятый год после перестройки – юбилейный год торжества провозглашённой демократии. Именно провозглашённой, так как на самом деле от истинного значения этого слова она отличалась так же, как небо от земли, или низ от верха, или правда ото лжи.
Потихоньку, по щепотке, день ото дня, превращалась провозглашенная перестройкой демократия в то, чем она стала сейчас. Общество с каждым днём уходило от принципов равенства, справедливости, братства. Народившаяся на остатках социализма буржуазия, семимильными шагами набирала силу. С каждым днём усиливалась эксплуатация человека человеком, часто превращаясь в извращённые, уродливые формы. «Мы заработали!» - гордо заявляли богатые, беззастенчиво обкрадывая народные массы. «Они бедно живут, потому что плохо работают – лентяи и тунеядцы!» - объясняли жалкое положение дел у трудящихся другие обеспеченные всевозможными благами. И никто при этом не вспоминал о формуле прибавочной стоимости. Похоже, что они вполне искренне даже не подозревают, что присваивают себе большую её часть! Постепенно появились различные формы рабства. Сначала всё начиналось с насаждения клановости, семейственности, возвеличивании одних групп людей над другими по различным признакам – национальным, этническим, религиозным и прочим. Новоиспечённые богатые не могли стать более богатыми путём создания каких-либо ценностей, им даже не мог в этом помочь бессовестно украденный ими, так называемый, первичный капитал, ибо нахапавшись его под самую завязку, они, не зная, что с ним делать дальше, просто-напросто, сгноили его большую часть – ну не отдавать же его, в самом деле, другим (?), поэтому они пошли более лёгким путём – путём отбора этих ценностей у масс, что привело последних почти к полному обнищанию. Ведь богатый – это не тогда, когда у тебя очень много денег, а тогда, когда у тебя их больше, чем у других. И если сделать других более бедными, то ты на их фоне станешь богатым. Чего только не выдумывали чиновники - Остап Бендер со своими четырёхстами честными способами отъёма денег у населения был уже далеко в аутсайдерах. Периодически организовывались кризисы, дефолты, устаивались девальвации, организовывались финансовые пирамиды, придумывались ваучеры для реализации населению по ценам ниже рыночных, «честно» отнимались денежные накопления со счетов граждан, периодически возникала острая необходимость в смене паспортов и других гражданских документов, выдумывались новые регистрационные процедуры с оплатой каждой в отдельности, многое, что раньше было доступным становилось платным для простых граждан, в том числе и туалеты, стоянки, парковки, подъезды на территории предприятий, организаций и учреждений. Естественно, для определённой категории граждан были и льготы, а как же без этого? Тем, у кого было больше в наличии денег, полагалось и больше льгот. Например, к вокзалам и аэропортам общественный транспорт мог приблизиться только на удалении одного километра, как объяснялось – в целях обеспечения большей безопасности самих же приезжающих, а вот VIP-персон или тех, кто пожелает дополнительно оплатить, например, такси, был организован подвоз тел непосредственно к дверям транспортного средства, например, к трапу самолёта или дверям вагона. Постепенно росла социальная напряженность. Куда это вело, все знали или, в крайнем случае, догадывались. Ведь напряжение между двумя клеммами с противоположным по знаку зарядом, не может расти бесконечно, рано или поздно, но наступит момент, когда между ними проскочит искра и тогда … из искры возгорится пламя! И чем дальше удалялись друг от друга полюса - больше увеличивалась пропасть между имущественным положением различных слоёв населения, чем больше увеличивалась разность их потенциалов – росло социальное напряжение, тем и к большим последствиям должна была привести та самая искра. Поэтому особое внимание в обществе уделялось безопасности граждан, причем, в первую очередь, достопочтенных. Собственно, само слово безопасность, как таковое без прилагательного национальная, не употреблялось. Это придавало ему какой-то особый статус, сильно повышало его значимость для страны! Росли как на дрожжах многочисленные структуры поддержания общественного порядка, лицаи – были одним из основных его силовых крыльев.
А в центре мегаполиса «гудела» совсем другая жизнь. Его кварталы были излишне освещены – фонари не выключались даже днём. Это было заметно хотя бы по тому, что яркий свет сильно слепил глаза прохожим. Но и здесь город был разбит на районы. Это сразу бросалось в глаза. Целые кварталы были обнесены высоченными металлическими заборами с несколькими проходными по периметру – в каждой по вооруженному охраннику. А в особо элитных районах в качестве заборов использовались мощные кирпичные стены, очень напоминавшие собой крепостные защитные сооружения. Отличие заключалось лишь в том, что по всему периметру защитных средневековых стен были установлены камеры наружного наблюдения. Картина очень напоминала город для спасённых, о котором рассказано в одной из книг Старого Завета (для тех, кто не в курсе - Библии) под названием «Армагедонт» (конец света). Там тоже, после наступления апокалипсиса, богом были сооружены массивные стены вокруг города для приюта спасённых с воротами, через которые могли проходить только избранные. Это очень было похоже на ныне существующую действительность. Как тут не вспомнить и не отдать дань уважения, как должное, тем чиновникам, что жили ещё при социализме и обещали построить в скором будущем коммунизм? И ведь построили! Правда не в отдельно взятой стране, и даже не в отдельно взятом городе, а только в его части, и пусть не для всех, а только для некоторых, избранных, так сказать, но всё же построили!!! И их нельзя ни в чём винить, а тем более, упрекнуть – они же, когда обещали, даже словом не обмолвились, что построят его не для всех! Так то!
Но как бы там ни было, какой бы строй ни диктовал свои правила жизни, мороз всё же брал своё – его холодящие «законы» были одинаковы при любом общественном строе. «Добраться бы до места дислокации без происшествий! Не привлечь бы своим полураздетым видом лицаев!» - лихорадочно проносились мысли в замёрзшей голове оборванца-победоносца. «Не дай бог попасться! – думал он – Ведь тогда точно расколют его, кто он, откуда, где был, кого агитировал, на предмет чего?». А делать это они умеют – ещё никто не смог вырваться из их объятий не сознавшись, или, хотя бы … живым! Но, оборванца после допроса с пристрастием они, конечно же, оставят в живых и отправят его к … хозяину, а это ещё хуже. И это оборванец знал точно. Когда он произносил слово хозяин, то имел в виду, конечно же, директора государственного предприятия, на котором сам раньше, … до побега, работал, и от которого скрывался уж почти три недели. Дело в том, что с этого предприятия нельзя было просто так уйти – только убежать. Так думал, по своей скудости ума, голодранец. Но на самом деле, не только с этого, но и с других предприятий, так же почти невозможно было уволиться по собственному желанию. Таковы были законы этого времени, таковы были реалии, а оборванец всё ещё пытался жить воспоминаниями далёкой социалистической бытности, потому иногда и посещали его голову такие глуповато-опрометчивые мысли.
А дело было так: кабала, а если по официальной версии, то работа на госпредприятии, начиналась у него, как и у других, по уже ставшему давно привычным, сценарию. Георгий ещё при госсоциализме работал на этом предприятии. Потом началась перестройка. Госучреждение, как и раньше, делало деньги из воздуха – что-то перепродавало, на что-то переоформляло документы, с кем-то постоянно судилось, то, выигрывая, то, проигрывая определённые денежные суммы, куда-то постоянно переводило их крупными партиями, вообщем, крутилось как все и как могло, но всегда было на «плаву», потому, что было государственным. А, как известно, пока существует государство – будет существовать и господдержка государственных предприятий, оно не прогорит до тех пор, пока не захочет этого само государство. А оно не захочет этого никогда, потому что, … но ... об этом чуть позже! Периодически учреждение переходило из одних рук в другие, но при этом всегда оставалось государственным, хотя уже и многократно меняло названия. Периодически менялись директора. Однако, как говорится, «корабли» приходят и уходят, а «грузчики» остаются! Так и Георгий оставался на своём рабочем месте, делая исправно уже много лет одну и ту же свою работу, хотя названия его должности менялось за это время уже не единожды. Ему периодически приносили бумажки с угрозой увольнения, но каждый раз, как бы сжалившись, принимали на то же самое рабочее место обратно, но под другим названием должности, однако, как правило, каждый раз урезая его зарплату. При этом закон ни коим образом не нарушался – этот способ обхода закона был достаточно хорошо продуман ещё при его редактировании. Георгий неоднократно, и, как всегда, в строго обязательном порядке, подписывал различные обязывающие бумаги: о не разглашении, о строгом соблюдении, о проявлении особой бдительности при …, и о прочем. Георгий, а по простому просто – Гриша, а если быть более точным, то Григорий Михайлович, уже стал привыкать к этому и не сильно огорчался при виде таких бумаг, принимая это как должное при новом строе, или, хотя бы, как вынужденные издержки капиталистической действительности. Так незаметно он и «приплыл» во времена развитой демократии. До пенсии ему было уже недалеко – каких-нибудь несколько лет, но государство, в связи с постоянно улучшавшимися условиями жизни и, особенно, труда, постоянно отодвигало эти сроки. Поэтому Гриша честно трудился и трудился, не покладая рук, и краю этому пока не видно было конца.
30.01.2009г. Рубцов В.П. UN7BV. Астана. Казахстан.
Последнее желание.
Часть 2.
Гриша многое видел на своём веку, многое замечал, особенно когда творилась несправедливость, а её вокруг становилось всё больше и больше, но он всегда был немногословен – вот это то качество и позволило ему так долго оставаться неуволенным. И это несмотря на то, что в среду трудового коллектива уже так много было внедрено родственников директора предприятия, да и не только родственников – немало было и просто блатных – протеже, от так называемой, «крыши». Многие из них не работали на предприятии – только числились и появлялись в производственных стенах лишь во время выдачи получки, а когда зарплату стали перечислять на электронные карточки, то они вообще пропали из виду. Но не все! Часть из них, те, что по статусу пониже, всё же ошивались на работе, и, надо отдать должное, честью и правдой служили директору – они были его глазами и ушами. Подсматривали, подслушивали, кто, где, что и про кого сказал, записывали, а потом исправно докладывали шефу об услышанном. Они, своим присутствием, тянули производственный процесс назад, не принося никакой прибыли, и даже были огромным минусом в общем платёжном балансе, но в то же время они создавали необходимые условия для безраздельного господства директора над работниками, являлись неким гарантом благополучия властной элиты, а потому были просто необходимы. Компрометирующие факты исправно заносились в досье, которые были заведены на каждого работника и хранились до поры до времени в сейфе, чтобы всплыть, когда в этом появлялась необходимость. Да и даже те «мёртвые души», которые вообще не появлялись на производстве, тоже были весьма необходимы – оплата их, как бы так называемого невидимого труда, очень ублажала «держателей крыши», а потому тоже немало способствовала укреплению установленных негласных порядков на производстве, была своего рода гарантом социального спокойствия.
Интересными были и некие новшества для вновь принимаемых на работу – администрация придумала для этого своеобразную церемонию, своего рода – ритуал: вновь принимаемый работник должен был, зайдя в кабинет директора, встать перед ним на колени, произнести клятву верности предприятию и лично директору, и только после того, когда тот коснётся своей рукой чела присягаемого, расписаться в договоре о приёме на работу. При этом звучал гимн предприятия, а многочисленные замы вполголоса произносили здравницы в честь директора. И только после этого ставилась гербовая печать на трудовом договоре. Считалось, что это дисциплинирует вновь принимаемого работника, подвигает его к более ответственному отношению к исполнению своих должностных обязанностей.
Не менее интересной была и материальная поддержка нижестоящими по должности работниками вышестоящих, своеобразная материально-иерархическая субординация, чем-то очень напоминающая финансовую пирамиду времён начала перестройки, но отличающуюся от неё тем, что участвовать в ней должен был каждый работник в обязательном порядке, независимо от его собственного желания, и ещё тем, что ещё не было ни одного случая финансового «обвала» пирамид данного типа, да и в обозримом будущем подобного развития сценария последних не просматривалось. Каждый нижестоящий должен был после очередной получки отдавать вышестоящему 13 процентов от полученной суммы, тот, в свою очередь, должен оставить себе 13 процентов от полученного, а остальное отдать наверх, и так далее по иерархической лестнице. Вот такая вот круговая денежная порука – все либо дают, либо берут, а значит, каждый нарушает закон, а потому все об этом помалкивают. Такое финансовое «образование», похожее на опухоль, получилось весьма устойчивым и саморегулирующимся, из за чего очень смахивало на доброкачественное. Я тебе, ты мне, … извиняюсь за некоторую неточность, ты … далее по цепочке, ну а те, что стоят в самом низу финансовой цепочки: чуть что – досье на них уже готово, можно ему и ход дать! У некоторых, не в меру любопытных, иногда возникал вопрос: «А почему именно тринадцать, процентов, естественно?». - А кто его знает! Говорят, что эта цифра «вырисовалась» еще из времён налоговой практики самого Чингисхана, правителя Золотой Орды. Правда, были и другие эпизодические денежные «пожертвования», то на подарок ко дню рождения чьего-нибудь, то к свадьбе кого-нибудь, а то и просто к празднику какому-нибудь или в поддержку голодающих детей и тоже чьих-нибудь, но подобное случалось не регулярно, а потому не так больно било по карману.
Постепенно, как-то незаметно для сотрудников, на КПП появились охранники, потом – чуть позже, у них появилось оружие, сначала карабины, а следом и автоматы, и уже затем, как бы обозначая следующий этап, у охранников появились собаки, чистокровные немецкие овчарки. Ну а самыми первыми всё же были заборы – непременный атрибут этого неспокойного времени, как бы его визитная карточка или, не побоюсь этого слова – логотип. Гриша сначала недоумевал – зачем такая охрана? Ведь на производстве ровным счётом за много лет ничего не изменилось, ничего стратегического не выпускалось и даже не ввозилось, тем более - не вывозилось, и только гораздо позже он понял, что охрана нужна была «производству» от него самого и от таких же, как он, то есть от сотрудников. Именно они стали представлять немалую опасность для руководящих работников. А, поняв это, Гриша, однажды, даже чуть не загордился этим, это ж надо – как «ценить и уважать» стали народ, что охрану приставили! Гриша понимал, что всё это организованное коленопреклонение «укоренено» в его голове и если «расшевелить» его мозги и придать его мыслям другое «направление» мышления, то он станет весьма опасен. Потому меры безопасности, принятые на таком высоком уровне были весьма актуальны на данный момент развития общественных отношений.
Гриша слыл очень дисциплинированным работником, потому что был воспитан при социализме, поэтому, несмотря на всё вышесказанное, исправно исполнял все установленные на предприятии правила, процедуры, да и просто причуды. И при этом хорошо держал язык за зубами – никогда не позволял себе высказываться плохо о начальстве, от того и держался так долго на своём рабочем месте. Он жил-жил, и как-то сам не заметил, как очутился в совершенно другом государстве, хотя никогда и никуда не переезжал, но, поняв это, понял уже и другое, что дороги назад больше нет! Поэтому так и продолжал хоть кое-как держаться за жизнь. А ведь и правда, хоть в законе о труде и имелось упоминание, что трудящийся имеет право уволиться по собственному желанию, однако, всё было обставлено так, что напрочь отбивало это самое собственное желание! Так, при увольнении работник должен был вернуть предприятию ведомственную квартиру, а именно в таковых жило большинство работников, так как купить своё собственное жильё мало кто мог. И ещё при увольнении работник должен был вернуть все суммы, потраченные когда-либо предприятием за его обучение, мало того, в договоре на предмет обучения в графе «сумма» никогда ничего не ставили – эту сумму обычно вписывали при увольнении работника, а её величина могла зависеть от многих факторов, очень многих! А ещё увольняющийся работник должен был вернуть кругленькую сумму за выдаваемую ему периодически спецодежду. А ещё …, в общем, если сложить всё вместе, то получится такая сумма, что рядовому работнику, чтобы собрать эту сумму, нужно трудиться, не покладая рук лет эдак триста, причёт по 24 часа в сутки. Но и даже если кто-либо из отчаянных трудяг всё же решался уволиться с производства по собственному желанию, то через некоторое время он куда-то бесследно исчезал. Его, обычно, объявляли в розыск, но как всегда и тоже обычно, не находили. Поэтому слова директора предприятия «Пиши заявление по собственному желанию», звучали так же, как и смертный приговор. В результате, народ хоть иногда и роптал, но делал это в тряпочку и на кухне, да так, чтобы не дай бог, никто не услышал, скрипел зубами, но работал дальше на благо и процветание своего начальства.
03.02.2009г. Рубцов В.П. UN7BV. Астана. Казахстан.
Последнее желание.
Часть 3.
Но вот однажды наступил час пик - его час пик. Он не сдержался, не стерпел и … сорвался! Дело было так: Приспичило как-то Грише под конец рабочего дня сходить в туалет по маленькому – ну прямо невмоготу. Дёрг за ручку двери – занято! Ждал Гриша, ждал, уже сотрудники на рабочее место зовут – дел накопилось невпроворот, а там всё занято и занято. Туалет как заколдованный – закрыт! А так хочется, что уже писк стал слышен! Ну и решил Гриша по быстрому сбегать в другой туалет, тот, что для начальства предназначен. Ах, да, совсем забыл! Разделение общества и в этой области к этому времени тоже уже почти сформировалось и исполнялось всеми почти неукоснительно! И только иногда случались исключения. Ну, допустим, при стихийных бедствиях, непредвиденных обстоятельствах и прочем, из ряда вон выходящем. Вот Гриша и подумал, что когда уже «там» пищит, то это как раз уже и наступил тот самый … из ряда вон выходящий, случай, ну в том смысле, что б … на пол не нагадить! И он рысцой, почти вприпрыжку поскакал к «высокопоставленной» двери. Озираясь, открыл дверь в «народное» помещение, заглянул для начала внутрь – никого нет, украдкой проскользнул. Сделал по быстрому своё дело и тут, …о (!), надо же, открывается дверь одной из кабинок и из нё выходит … сам директор! Ну, как же так? Как могло так случиться, что Гриша, обычно всегда такой осторожный, и вдруг не заметил такого?! Но это было ещё не самое худшее. Самое худшее ещё было впереди. «Здрасьте!» - заметно дрожащим голосом, поздоровался Гриша. «Что тут?» - своеобразно в ответ поздоровался директор. «Да у нас там занято! - пояснил Гриша – И уже давно!». И только после этих слов он заметил, что у директора приспущены штаны. «Почему нет ни салфеток, ни туалетной бумаги?» - строго спросил директор. Гриша с опаской оглянулся вокруг – рядом никого не было, значит, вопрос был адресован ему. «Да, наверное, закончились!» - нашелся в ответ Гриша. «Безобразие! - прорычал в ответ директор – Ответишь по всей строгости!». И тут Гриша допустил глупейшую нелепость, он попытался оправдываться: «Так я же согласно своей должности никакого отношения к данной проблеме не имею!». Это уже была не оплошность, это было – преступление. «Что?!!!» - взревел директор. Штаны с его ног съехали окончательно и опустились до самого пола. Он в ярости сделал шаг навстречу Грише, но запутался в штанинах, споткнулся и опустился перед ним на колени. Неслыханно! Гриша застыл от страха. Его артериальное давление подскочило до неимоверных вершин, организм работника не справился с перегрузкой, и его качнуло вперёд. Чтобы не упасть, Гриша вытянул свою руку вперёд, его ладонь коснулась чела директора – точь в точь, как во время присяги, не хватало только гимна. На зычное рычание директора откликнулись сразу несколько уборщиц. Кто с ведёрком, кто с тряпкой, а одна даже с метлой, разом заскочили в элитный туалет и с застывшими словами на губах: «Что случилось?» - замерли на месте от увиденного. Следом на шум ворвались ещё и несколько заместителей директора. «Ну, ты у меня ответишь! – рычал на Гришу директор – Ну, ты у меня получишь! Снимай рубашку!». «Зачем?» - поинтересовался Гриша, но всё же снял свою белоснежную рубашку и протянул директору. Тот поднялся с колен, разорвал рубашку надвое, одной её половиной подтёр своё отхожее место, скомкал и бросил в лицо Грише, а второй половиной рубашки вытер свои руки, после того, как их тщательно и с мылом помыл в умывальнике. «Всё! – подытожил директор, застегнув, наконец, штаны – ты мне за это заплатишь … своими премиальными! До конца лет своих ты их больше не увидишь! Но ждать тебе этого придётся не очень долго! Пиши заявление на увольнение … по собственному желанию!». Всё – это был приговор! И ничто уже не могло его изменить! Гриша это понял сразу, а потому, с силой пнул входную дверь ногой, и так, в чём был, помчался наружу из производственного здания. Он даже не заметил, как минул проходную. Охранник удивился, но даже не успел ойкнуть, как бегущий оказался за воротами – вне территории предприятия. Но, так как, работник был почти раздет, и это зимой то, а в руках у него ничего не было, то охранник не стал поднимать тревогу, тем более, что от начальства на сей счёт никаких указаний ещё не поступало. Гриша галопом добежал до автобусной остановки, на его счастье как раз один из автобусов уже оправлялся. Гриша успел заскочить в уже закрывавшуюся дверь, и покатил … куда подальше! «Домой ехать опасно! – лихорадочно думал Гриша – Директор скоро «очухается» и, наверняка, устроит погоню за беглецом!». А пока Гриша доберётся до дому, то там уже, скорее всего, его будет ждать засада. Что же делать? Куда ехать? Гриша попросил у попутного пассажира сотовый телефон, чтобы позвонить домой и выяснить, нет ли там еще «гостей». Домашний телефон подозрительно молчал, хотя там обязательно кто-то должен был бы быть из родных. Но получилось совсем не так, как предполагал Гриша. Да, погоня за ним действительно было организована, так как досье на него уже было передано туда, куда следовало, и беглец подлежал немедленному аресту. Но дело в том, что автобус по своему маршруту следования должен был пересечь ту самую злополучную зону, в которой проживало обнищавшее городское население. А так как начальство требовало, и требовало поскорее закончить операцию, то решено было брать беглеца именно в этой зоне. И вот, на очередной остановке к автобусу подкатило сразу четыре бронетранспортёра. Десятка три вооружённых до зубов лицаев окружили автобус. Водитель от испугу открыл все двери в салоне и с криком «Атас!» кинулся наутёк. Вокруг прогремели взрывы. Всё сразу заволокло дымом. Началась паника. Пассажиры бросились кто куда. Гриша не стал долго ждать, он последовал примеру водителя. Так Гриша оказался в гетто. Его приютили какие-то люди, накормили, обогрели и … ничего не спрашивали. А через несколько дней они повели беглеца на место его задержания. Там было настоящее пепелище. Вокруг сгоревшего остова автобуса стояло ещё четыре обгоревших остова поменьше. Похоже, что это были бронетранспортёры. По валявшимся вокруг многочисленным трупам и обгоревшей форме лицаев на них, можно было догадаться, что здесь произошло ужасающее побоище. Здесь прошёл очередной, самый настоящий, классовый бой. Дорога назад у Гриши, похоже, уже окончательно была отрезана, навсегда и бесповоротно!
А в гетто, несмотря на случавшиеся время от времени потрясения, кипела своя жизнь. Вокруг суетилось много различных людей, но, похоже, у всех была единая цель – добиться для себя более достойной доли. Пообжившись немного в гетто и притёршись к этой отшельной жизни, Гриша стал замечать, что в этом всеобщем хаосе просматривается некоторая организованность. Многие действия толпы были явно кем-то скоординированы и явно управляемы. Целенаправленно проводились организационные и агитационные мероприятия. Гриша пришёл к выводу, что в этом обществе нет места личным дружеским отношениям, здесь присутствуют узы привязанности гораздо более крепкие – здесь живут единомышленники. Если среди друзей, хотя и очень редко, бывают случаи предательства, то предать свою идею ещё не решался ни кто. Грише очень многие порядки, существующие в этой среде, были по душе, потому, что они давали надежду на лучшее будущее, в отличие от бывшего существования на госпредприятии, где аналогичные перспективы отсутствовали напрочь. И Гриша сначала с опаской, потихоньку, а потом более активно стал принимать участие в этих мероприятиях, пока, наконец, не ушел в них с головой.
Вот и теперь он возвращался с подпольного собрания трудящихся одного из государственных предприятий – там Гриша читал собравшимся одну из глав книги Карла Маркса «Капитал», объясняя людям смысл формулы прибавочной стоимости, пытаясь разъяснить саму суть механизма отъёма денег у эксплуатируемых классом эксплуататоров. И сам не желая того, ибо всё получилось как-то само собой – по воле случая, спас утопающего, но остался без тулупа. Поэтому, чтобы окончательно не замёрзнуть, ему пришлось поспешать. До гетто оставалось почти ничего – дойти до моста, пересечь его и он – дома. Но, дойдя до самого входа на мост, Гриша, вдруг, поскользнулся на ледовой колдобине и грохнулся на мостовую. Резкая боль пронзила его правую ногу, он ощупал конечность – похоже, что перелома не было, обычное растяжение, но идти дальше уже было невозможно, а лежать на снегу почти раздетым, без тулупа, тоже не «сахар». Гриша хотел было позвать на помощь, но не успел, рядом, откуда ни возьмись, как будто из под земли выросли две грузные фигуры в форменном обмундировании. «Лицаи!» - успел подумать про себя Гриша, как тут же был оглушен ударом дубинки по голове. Очнулся Гриша через полчаса – он лежал на кушетке в пункте лицайской дислокации. Его нога была туго перебинтована и уже почти не ныла в отличие от головы. Через некоторое время ему стало получше, и он поднялся с кушетки. Сидевший рядом на стуле лицай, заметил это. Он налил Грише стакан горячего чая: «На, а то ещё воспаление схватишь!». Гриша быстро опустошил стакан. Лицай кивком головы указал Грише на дверь: «Иди, тебя ждут». Гриша отворил дверь и переступил порог. Это был кабинет лицейского начальника. «Не бедствуют!» - подумал Григорий, оглядевшись вокруг. Лицейский начальник, неизвестного чина, так как был одет в штатском, любезно пригласил Гришу к столу. Гриша повиновался. Начальник задал несколько ни к чему не обязывающих вопросов. Гриша немногословно ответил. «Я не буду выяснять кто ты, откуда, почему в таком виде – продолжил начальник – я вижу, что ты пострадал, раздет. Похоже, что на тебя напали и ограбили. Я отпущу тебя. Иди в свою трущобу. Я тебе даже кое-что дам». И он пододвинул к Грише целлофановый пакет, полный жареных сухариков: «Угощайся!». Гриша взглянул на содержимое. Пакет почти до краёв был заполнен кубиками аппетитно пахнущих сухариков. Гриша обратил внимание, что сухарики были трёх цветов – светлого, тёмно-желтого и тёмно-коричневого. Он очень хотел есть, но подавил в себе это желание и не взял ни одного кусочка из пакета. Лицай улыбнулся: «Не бойся, не отравлено!». И сам взял несколько кусочков светлого цвета, положил их в рот и с удовольствием стал жевать. Гриша последовал его примеру – тоже съел несколько сухариков светлого цвета. «Умный!» - подумал лицай. Затем он подошел к шкафу, стоявшему у стены, открыл массивную дверцу, вытащил из него несколько предметов и разложил их на столе перед Гришей. Это были: кусок лейкопластыря, бируши, обрывок верёвки, кусок мыла и перевёрнутая изображением вниз фотография. На неё лицай положил остро заточенную палку, чем-то похожую на дубинку, а затем очень внимательно посмотрел Грише в глаза. Гриша всё понял. Он взял кусок пластыря и заклеил себе рот, затем надел на уши беруши и только после этого стал натирать верёвку мылом. «Молодец! - Похвалил лицейский – соображаешь!». «А это что?» - спросил Гриша отодрав ото рта пластырь и указав пальцем на деревянный кол и фото. «Посмотри!» - улыбнулся в ответ лицейский начальник. Гриша взял в руки остро заточенный кол и перевернул фотографию изображением к себе – на него зловеще глядел директор. Гриша недоумённо перевёл взгляд сначала на деревянный кол, а затем на лицейского. «Если не будешь слушаться и будешь плохо себя вести, то отдам тебя в руки твоего директора – пояснил лицейский – а кол, это то, что тебя ждёт, если попадёшь к нему в руки, вспомни, как раньше непослушных сажали на кол и тебе окончательно станет ясно, что это такое! А теперь у меня к тебе просьба – угости своих друзей этими жареными сухариками, когда вернёшься к себе … домой». Гриша молча кивнул головой. А что ему ещё было делать в этой ситуации. Ему выдали чей-то старенький, уже видавший виды и от того, наверное, тяжеленный, тулуп и отпустили восвояси. Гриша, прихрамывая, поплёлся в гетто. И что самое интересное – он, как ни старался, так и не заметил за собой никакой слежки.
09.02.2009г. Рубцов В.П. UN7BV. Астана. Казахстан.
Последнее желание.
Часть 4.
Кое-как, доковыляв до своего теперешнего жилища, Гриша не стал заходить в свою лачугу, а сразу же направился к своему руководству. Немедленно по тревоге собрался почти весь актив. Гриша подробно рассказал о своих приключениях и о таком лёгком, почти фантастическом, своём освобождении. «Давайте-ка пакет с сухариками в целях безопасности выбросим подальше, чтобы он никому не попался на глаза, и, не дай бог, послужил кому-нибудь пищей, а тулуп сожжем … наверняка он напичкан жучками, а то, может, еще, чем и похлеще!» - предложил кто-то из собравшихся. «Да и место нашей дислокации придётся сменить – наверняка нас уже засекли!» - предложил другой. Все согласились и тут же приступили к реализации предложенного. Были значительно усилены периферийная охрана и наблюдение, а так же оповещены все жители зоны о возможной провокации со стороны лицаев. Пакет с сухариками зарыли в одной из многочисленных ям мусорного поля - никто не видел, как позже его отрыли одичавшие собаки, но заметили, что несколько из них сразу после трапезы сухариками сдохли. Ну а место дислокации руководящего штаба сменили немедленно и не зря – ночью в гетто прогремел мощный взрыв, а утром на месте проведения их вечернего сбора обнаружили огромную воронку.
Гриша понимал, что теперь за ним будет организована уже настоящая охота. Он стал более осторожен, более внимателен и даже более подозрителен. Шло время. В обществе явно назревали перемены – росло напряжение между бедными и богатыми. И только глупый или сильно ленивый не могли замечать этого. Лицаи видели это тоже и старались держать ситуацию под контролем. А потому развили бурную деятельность в этом направлении с целью предотвратить назревающий социальный взрыв. Отслеживали они и место нахождения Гриши. И не только место – прослушивали они и все его разговоры. Тому причиной был встроенный в подошву Гришиного ботинка электронный жучёк - лицаи не теряли даром время, пока Гриша был без сознания в их «конторе».
И вот однажды, когда Гриша доставлял пакет одной из повстанческих групп с инструкциями о проведении акции по освобождению недавно арестованных товарищей, лицаи решили его взять. Сам Гриша, как таковой не сильно интересовал их, но вот содержание пакета – ещё как! Всё выглядело очень даже обычно: Гриша спокойно шёл по тротуару, когда его окликнул неброско, и можно даже сказать – бедно, одетый мужчина. Он, слегка покачиваясь, небрежно подошёл к Григорию, но очень вежливо, так обычно просят бездомные, чтобы не отказали, попросил закурить. Гриша ещё не успел сообразить, что бы такое сказать в ответ и при этом не обидеть человека, ведь он не курит, как тот резко и сильно ударил его по голове резиновой дубинкой.
Очнулся Гриша уже в кутузке – комнате для задержанных. Пакета при нём, конечно же, уже не было. Шло время. В кутузку периодически привозили новых «гостей». Гришу никто не тревожил, причём уже несколько дней подряд. Но никто их и не кормил, только разрешали пить из оцинкованного бачка. Других вызывали на допросы, чаще всего ночью, а возвращались «от туда» люди битыми, а многие и пропадали после этого вообще. Гриша постоянно ждал своей очереди, но – напрасно, он был не интересен лицаям. Что он мог им сообщить новенького? Содержимое пакета? Лицаи и без Гриши читать умеют! Ну а всё то, что Гриша слышал, посещая различные собрания повстанцев, они и сами знали через жучка, установленного в его ботинке. Да и здесь, в кутузке, жучёк исправно поставлял лицаям нужную информацию. Так что, находясь в кутузке, Гриша приносил большую пользу, чем, если бы его таскали на допросы. Иногда вновь прибывшие арестованные приносили с собой чего-нибудь поесть, тогда случалось подкрепиться и Грише. Люди, попавшие в неволю всегда делились едой и одеждой с подобными себе – то было проявлением обычной солидарности борцов за свободу, выработанной в человеке многими веками борьбы.
Но вот, ровно через неделю, появившийся на пороге лицай, назвал и Гришину фамилию. Приказ прозвучал громко и однозначно: «С вещами на выход!». «На утилизацию!» - тихо прошептал кто-то из заключённых. Гриша понял, что это самое настоящее «приглашение» в последний путь. Сначала его завели в комнатку без окон и оставили на некоторое время одного. Через несколько минут вошёл поп в длинной рясе. «Какой Вы веры? Не желаете ли исповедаться?» - обратился с порога церковнослужитель. «Атеист я!» - ответил Гриша. «А…а…а…! Коммунист, значит?» - подытожил батюшка. «Ну, почему же сразу коммунист?» - спросил его Гриша. «Ну, так … раз у вас дома икона с господином Ульяновым висит, значит, Вы - непременно коммунист!» - показал свою осведомлённость батюшка. «А что! – согласился с ним Гриша – в чём-то Вы и правы – коммунизм, пожалуй, тоже религия, молодая только, но она в корне отличается от той, которой служите Вы, уважаемый!». «И чем же это?» - заинтересовался богослужитель. «Видите ли – продолжил Гриша – Вы исповедуете христианство, другие ислам, третьи индуизм, четвёртые католичество, да и много там ещё чего такого есть. И у каждого из вас есть свой бог. И ваш бог для Вас самый правильный, самый … самый, но у каждой веры он свой, а потому вы вечно обречены на вражду между собой и тому подтверждением стала сама история развития человечества, думаю, мне не стоит для Вас, батюшка, приводить многочисленные примеры, хотя, обратите внимание, все, абсолютно все ваши боги желают своим верующим только благо, а результат – именно разделение людей по вероисповеданию и приводило к самым жестоким войнам на земле. Вы всем желаете добра на словах, но на деле печётесь только о богатых, или я совсем слеп и не способен видеть этого? Либо боги ваши слепы и глухи или, в принципе, несправедливы! Если они существуют на самом деле, а не в вашем воображении, если они всесильны и всевидящи, как утверждаете Вы, так почему же они допускают такую вопиющую несправедливость? Ну а коммунизм, или как Вы изволили выразиться – наша новая религия, в принципе желает всем народам того же самого, что и ваши религии, но заметьте – именно всем … без разбора и деления народов на причастность к различным вероисповеданиям и конфессиям. Будь ты хоть католик, хоть мусульманин, хоть христианин – «бог» для всех один – мир, братство, равенство, справедливость, торжество труда, блага для всего человечества, а не только для его части - богатых, одним словом – коммунизм». «Значит, не желаете … исповедаться … в последний раз! – подытожил батюшка – Ну, тогда прощайте и … в добрый путь!». Открылась дверь, священнослужитель медленно удалился, а Гришу лицай вывел тёмным коридором во внутренний двор. Затем его погрузили в лицайский фургончик и куда-то повезли. Везли долго. Когда открыли дверь, то Гриша увидел набережную реки, как раз у того самого места, где он когда-то спас тонущего человека. Правда, промоины в этом месте уже не было – крепкие морозы давно уже сковали это место толстым ледяным панцирем. Светало. У берега стояли три чёрных лимузина. Дверь одного из них открылась – в проёме двери показалась голова Гришиного … директора. О, какая неприятная неожиданность! «Ну, вот и свиделись!» - криво улыбнулся директор. Из других машин вышли четверо мордоворотов с короткоствольными автоматами наперевес, а у одного из них в руках ещё был и ломик. Окно ближайшей автомашины приоткрылось, и из него показался объектив электронной кинокамеры – «живое кино» снимали для истории с целью пополнения банка компромата. Гришу вывели на середину реки, аккурат в то место, где раньше была промоина – там лёд потоньше, и, почти торжественно, вручили ломик. Директор вытащил из кармана пистолет, передёрнул затвор, загнав патрон в патронник, и стволом указал Грише на место его последней работы: «Долби здесь! Поработай напоследок немного на себя самого – не мне же для тебя лунку долбить!». Гриша стал медленно колоть лёд, он был не очень толстый и быстро подавался. На берегу за парапетом появилось несколько голов «несанкционированных» наблюдателей. Охранники заметили это тоже и слегка забеспокоились. А тем временем уже занимался рассвет. Небо светлело на глазах. «Быстрей!» - поторопил Гришу директор. «Да я, вроде, уже всё закончил!» - сказал Гриша. «Стань у края проруби!» - дал новый приказ директор. Гриша повиновался. «Читай молитву!» - произнёс снова директор. «Так я ж того – неверующий!» - возразил Гриша. «Ну, тогда …!» - и рука с пистолетом стала медленно подниматься. «А, последнее желание!» - перебил его обречённый.
На берегу, тем временем, всё прибавлялись и прибавлялись «несанкционированные» свидетели. «Говори, но побыстрей!» - грубо разрешил директор, с тревогой поглядывая по сторонам. «Последний звонок!» - попросил Гриша. «Чего?» - попытался уточнить директор. «Позвонить хочу в последний раз!» - попросил Гриша. «Ещё чего не хватало! – возмутился директор – Я не дам тебе свой мобильник! Непрестало мне оплачивать звонки всякой …!». И он громко высморкался. Видно сказались на его здоровье неблагоприятные погодные условия в период интенсивного поиска своего беглого подчинённого. «Так у меня свой есть!» - облегчил решение возникшей проблемы Гриша. «Ну, тогда валяй!» - великодушно разрешил директор, вытирая нос белоснежным платком. Гриша медленно достал спрятанный за голяшкой ботинка мобильник, и, нажав первую, попавшуюся кнопу, тихо попросил: «Разрешите мне огласить своё последнее желание?». «Слушаю Вас!» - донеслось из мобильника. Гриша помолчал немного, а потом глянул из подлобья в упор на директора и громко выдал: «Что б ты провалился в преисподнюю вместе со своим родом до седьмого колена!». «Будет исполнено немедленно!» - ответил, как будто в насмешку, мобильник … и тут же у одного из охранников громко зазвонил телефон. Мордоворот выслушал сообщение и быстро подбежал к директору: «Господин директор, мужайтесь – ваша семья попала в автомобильную аварию, никто не выжил!». А тем временем, по обоим берегам реки на набережных уже собралась огромная толпа народа. Охранники не без основания стали сильно нервничать, крутя по сторонам своими бычьими головами. И тут снова, зазвонил телефон, но уже у другого охранника, а следом и ещё у нескольких. Они по очереди подбегали к директору и докладывали о скоропостижной гибели его ближайших родственников. Директор побелел и сжал зубы от нахлынувшей злости. Он медленно, словно по причине гнёта большой тяжести, поднял ствол пистолета и направил прямо в грудь Грише. Но тут, вдруг, его внимание отвлёк громкий окрик с берега: «Эй, палач, глянь-ка сюда!». Директор повернул голову на голос. На берегу среди толпы показалось несколько человек в камуфляжной форме и с «Калашниковыми» в руках. «Брось пистолет!» - громко прозвучало снова. Директор рассвирепел и хотел, было нажать на курок, но не успел – сразу несколько автоматных очередей полосонули с обоих берегов. Лёд вздыбился под ногами директора из-за напора большого количества пуль. Масса колючих ледяных осколков впилась Грише в кожу лица и рук. Директор неестественно несколько раз дёрнулся, взмахнул руками, выронил пистолет и с шумом, похожим на тот, который издаёт фонтан, ушёл под воду. Прошло несколько минут в полной тишине, но голова его так и не показалась над водой в образовавшейся полынье. «Бросить оружие!» - прозвучала новая команда с берега. Охранники побросали автоматы и подняли вверх руки. И тут, как будто это было задумано специально, небо на востоке окрасилось ярко алым цветом, а затем первый луч света озарил огромную толпу собравшихся на берегу. Люди замахали руками и в воздухе понеслись возгласы радости и призывы к восстанию. Занималась заря новой эры – эры торжества свободы, равенства, братства, труда и справедливости!
17.02.2009г. Рубцов В.П. UN7BV. Астана. Казахстан.
Всё, конец! А Гриша жив и здоров, и мало того - готов к другим приключениям!