Среди захоронений на Братском кладбище во Всехсвятской роще, помимо могил военных, убитых на фронтах первой мировой войны, особое значение имеют безвестные ныне могилы тех офицеров, юнкеров, студентов, курсисток и сестер милосердия, которые погибли в Москве в октябре-ноябре 1917 г., — во время событий, положивших начало Гражданской войне.
"Московская бойня была кошмарным кровавым избиением младенцев, — писал М.Горький. — С одной стороны, мальчики-рабочие, не умеющие держать оружие в руках, не понимающие, за что они сражаются, с другой стороны — горстка других мальчиков... К счастью, в России в октябре 1917 года нашлись честные люди — офицеры, юнкера и студенты, которые противопоставили себя безумию масс. Они были в меньшинстве, они были в огненном кольце. Большевики говорят: "Это дети буржуев и они подлежат истреблению". Это ложь бешеных догматиков, таких как Ульянов и Троцкий, которым безразлична судьба России. Они выбрали русский народ в качестве материала для своих социальных опытов."
За несколько часов до начала Октябрьских событий московские власти в лице городского головы В.В.Руднева и командующего военным округом полковника К.И.Рябцева проявляли беспечность и спокойствие. 24 октября Рябцев издал успокоительный приказ, заявив, что слухи о том, что Москве грозят "темные силы" — ложь. Такая позиция Рябцева во многом определила успех последующих действий большевиков.
В тот же самый день газета "Социал-демократ" свою передовую статью озаглавила "Гражданская война началась". Это соответствовало общей тактике большевиков превратить войну "империалистическую", т.е. защищающую национальные интересы России и ее союзников, в войну гражданскую, т.е. в войну со своим народом. 25 октября большевики начали наступательные действия. Был создан Московский военно-революционный комитет (ВРК), первым приказом которого было отстранение Рябцева от командования военным округом, который переходил в подчинение ВРК. После этого большевики начали разгром неугодных им газет.
Штаб округа по-прежнему пребывал в бездействии, пока там не появилась группа решительно настроенных офицеров и юнкеров. Под их нажимом 26 октября на заседании Московской городской думы был сформирован Комитет общественной безопасности (КОБ) и Москва была объявлена на военном положении. Необходимость решительных боевых действий пока не допускалась. Наивно предполагалось, что происходит что-то вроде конституционного кризиса — фракционная распря двух крыльев Совета и что надлежит защитить крыло, поддерживающее Временное правительство. На деле же разжигалась гражданская война, прокладывающая дорогу большевистской диктатуре. Вскоре игнорировать это стало невозможным.
Первое настоящее столкновение произошло 27 октября между юнкерами, патрулирующими в районе Манежа, и солдат-"двинцев" из числа тех, кто был арестован на фронте за большевистскую пропаганду и посажен в тюрьму в Двинске, но потом их дело было пересмотрено тем же Рябцевым и они были освобождены. Узнав, что погибло 11 юнкеров и 46 солдат, Рябцев впал в депрессию и самоустранился от командования. Тогда был создан импровизированный штаб в Александровском военном училище на Знаменке, куда начали стекаться добровольцы: офицеры, бывшие в Москве в отпусках и на излечении, студенты (большинство московского студенчества было на стороне КОБ), гимназисты. В противовес Красной гвардии создавалась Белая.
История дальнейших событий в Москве достаточно известна и нет нужды подробно ее пересказывать. На стороне большевиков было не только многократное численное превосходство, но и артиллерия.
Когда в Кремль вошли юнкера, большевики предприняли артобстрел, приведший к чудовищным разрушениям. По словам епископа Нестора Камчатского: "Со стороны Красной площади и Замоскворечья внешний облик Кремля резко изменился. Верх угловой Беклемишевской башни — одной из красивейших — снесен до второго пролета. На Спасской башне ударом снаряда разбиты часы. Сама башня пробита в двух местах. Снаряд попал и в икону Св. Николая. Она разбита и снесена. Серьезные повреждения имеют Троицкие ворота. Еще сильнее повреждения в самом Кремле. Разбита средняя глава Успенского собора. Разрушен Чудов монастырь, верхний угол Благовещенского собора сорван. Женский монастырь поврежден в нескольких местах. Разрушена колокольня Ивана Великого..."
Комитет общественной безопасности 2 ноября выступил с заявлением: "Артобстрел Кремля и всей Москвы не наносит никакого вреда войскам, разрушает лишь памятники и святыни и приводит к избиению мирных жителей. Уже возникают пожары и начинается голод. Поэтому в интересах населения Комитет общественной безопасности ставит Военно-революционному комитету вопрос: на каких условиях ВРК считает возможным немедленно прекратить военные действия. Со своей стороны, КОБ заявляет, что при данных условиях он считает необходимым ликвидировать вооруженную борьбу против политической системы, осуществляемой ВРК, перейдя к методам борьбы политическим."
Но надежда представителей КОБ на честность и порядочность большевиков после роспуска Белой гвардии оказались напрасными.
"Дело в том, — пишет А.Кондратьева, — что первой в Кремль большевики запустили отряд Красной гвардии, известный в Москве как "золотая рота" и состоявший исключительно из шпаны и уголовников с Ходынки. И эти скоты, совершенно пьяные, учинили разгром храмов Кремля. Повсеместно они разрушали и гадили. Так, в церкви Двенадцати Апостолов прикладами было изуродовано Св. Распятие Спасителя. Колоссальный погром был учинен в Петровских палатах, в Николаевском дворце, Митрополичьих покоях в Чудовом монастыре, в Патриаршей ризнице. Повсюду здесь валялись на полу изорванные священные книги. Характерно, что попутно разбивались сосуды с заспиртованными святыми мощами, мощи выбрасывались, спирт выпивался. Под конец славные красногвардейцы перепились до того, что "пошли в ход" и заспиртованные мозги и желудки, хранившиеся в здании судебных установлений."
Говоря об октябрьских боях в Москве, нужно отметить подвиг сестер милосердия, которые под градом пуль выносили раненых офицеров и юнкеров с поля боя. Красные часто останавливали санитарные автомобили, избивали медицинский персонал за помощь "юнкерью".
Один характерный эпизод описала сестра милосердия М.Нестерович-Берг: "В Охотном ряду, на мостовой лежал раненый юнкер с простреленной грудью и желудком. Я нагнулась над ним, хотела сделать перевязку. Но тут как из-под земли возникли 2 красногвардейца. Закричали:
— Что, эту сволочь перевязывать?
И штыками винтовок прокололи мальчику грудь. Я плакала и кричала, что раненых не добивали даже немцы на фронте. На что один из молодчиков ответил мне:
— Нынче, мамзеля, мода другая. Это буржуй, враг народа!"
У Зинаиды Гиппиус есть замечательное стихотворение "Если", датированное февралем 1918 года:
"Если гаснет свет — я ничего не вижу.
Если человек зверь — я его ненавижу.
Если человек хуже зверя — я его убиваю.
Если кончена моя Россия — я умираю."
Так или примерно так, наверное, думали юнкера, студенты, курсистки, защищавшие город от тех, кто поистине "хуже зверя" — тех, кто добивает раненых. Раненых не добивали даже немцы, известные своими зверствами на фронтах мировой войны. Беда в том, что те бывшие крестьяне в солдатских шинелях, с крестьянской же основательностью заколовшие того раненого юнкера, над которым склонилась медсестра, — несчастные без царя в голове и, в сущности, невменяемые жертвы, послушные орудия тех безудержных демагогов, которые действительно "хуже зверя" и кто их подставил сыграть столь грязную и бесславную роль, прикрываясь нагло узурпированными идеалами революции и мертвящей схемой классовой борьбы.
Один из главных уроков истории уходящего века состоит, наверное, в том, что пошло, жестоко и цинично обобщение людей — по классовому ли, национальному ли признаку, — бесчеловечно всякое экспериментирование на обществе, основанное на разжигании низменных страстей: жажде наживы, ксенофобии... Это противно природе человека и всегда приводит к насилию. Ведь человек — это вовсе не "совокупность общественных отношений", как полагали Маркс и Ленин, и вовсе не расово-национальная субъективация воли, как полагали Гитлер и его последователи. По Бердяеву человек — это микрокосм, в нем — целый мир, вся Вселенная, все классы и нации, и вся мировая история... Вот почему всякое убийство — это катастрофа космогонического масштаба.
Защитники Москвы отпевались 13 ноября в церкви большого Вознесения у Никитских ворот.
Вокруг церкви собралась многотысячная толпа. "И самое удивительное, — пишет А.Кондратьева, — что среди этих людей были простые женщины, рабочие и солдаты. Они плакали! Они пришли сюда почтить память тех, кто боролся за гражданский мир." Похоронная процессия направилась по Тверскому бульвару к Петроградскому шоссе, ведущему на Братское кладбище. Во всех церквях по пути ее следования проходили панихиды. Большую часть гробов несли на руках. К вечеру, в темноте, процессия вступила на кладбище: в свете мигающих факелов, под снегом и ветром гробы стали опускать в могилу...
Поименный список некоторых жертв октябрьских боев 1917 года в Москве можно найти в журнале "Военная быль" (N1, 1993). Братское кладбище — не единственное место их захоронения. Не все места захоронения установлены.
"Они — дети России, — писал М.Горький. — Они отступили только тогда, когда кровавое безумие стало угрожать всей Москве. Они не мечтали о социальной революции, они верили в свободный разум русского народа. Они верили в Россию..."
Те, кто посещает в наши дни то, что осталось от Братского кладбища во Всехсвятской роще, наверное в той или иной степени ощущает духовную связь с этим Градом-Китежем, с легендарной и овеянной славой Россией, "безвозвратно ушедшей далекой страной", и воздают дань памяти героям, пытавшимся в те далекие судьбоносные дни отстоять ее для потомков.
Китеж открывается посвященным — тем, кто любит и чтит свою историю, кто заботится о восстановлении исторической памяти своего края.
При подготовке статьи использованы материалы статьи М.Катагощиной "Памятники великой войны", опубликованные в журнале "Военная быль" N3, 1993 г.
1999